Сама постановка такого вопроса — чего мы хотим от истории? — глубоко порочна. И не умна, по сути. Да мало ли чего мы «хотим»? Какое дело истории до нашего пигмейского человеческого «хотения»? Смешно, право слово… Но мы же — люди и потому «хотим». А когда мы, люди, становимся служителями государства, то начинаем считать, что наше «хотение» — для блага и могущества государства. Марк Блок писал, что история как наука существует для оправдания ныне господствующей системы. Или еще для каких оправданий, утверждений, убеждений или заблуждений. Отсюда и все яростные споры, проповеди и отповеди.
Мои очерки в течение десяти лет, в процессе работы над книгой, печатались в десятках российских и американских газет и журналов. И даже вызывали отклики. А поскольку в последние годы письма в редакции приходят единичные (в советские времена носили мешками), то можно считать, что мои заметки вызвали некоторый интерес.
Из всех писем-откликов, опубликованных и неопубликованных, выделю три статьи, три имени, трех человек. Это доктор исторических наук Борис Орлов (Москва), дизайнер Рустем Абдуллин (Минск) и доктор исторических наук Владимир Ступишин (Москва). На мой взгляд, они выражают самые типические мнения в споре о средневековой истории Руси, связанной с монгольской империей, с Золотой Ордой. Равно как и Лев Аннинский, книга которого попала в поле моего зрения во время работы над этими полемическими заметками.
Из статьи доктора исторических наук Б. Орлова (Москва):
По своей основной специализации я германист. Несколько лет назад, поставив перед собой задачу сопоставить политическую культуру России и Германии, я, помимо прочего, стал изучать деятельность Ганзы — своего рода торгового государства, просуществовавшего на территории нынешней Германии несколько столетий, которое объединяло несколько десятков городов, торговало, строило, благоустраивало территории… Так я вышел на Новгород Великий… Передо мной предстала своеобразная цивилизация со своими выборными порядками, логичной структурой управления и высокой по тем временам культурой. Именно новгородцы ввели и на протяжении нескольких веков строго придерживались права приглашать князей к себе на службу, заключать с ними договоры, четко оговаривающие права сторон, и если князь артачился, то указывали ему на дверь. Они не делали исключения и для князя Александра, прозванного Невским, и здесь он вовсе не был полновластным хозяином, как это подают литературные и иные источники. Находясь в Новгороде и наблюдая за раскопками (а они продолжаются по сей день), я мог сравнительно легко представить себе, чем и как жили здесь русские люди много веков назад. Дороги, регулярно настилавшиеся бревнами, усадьбы со своим миропорядком, водопровод (Москва узнала о нем столетия спустя). Но прежде всего берестяные грамоты. В них пишут все и обо всем. И стар, и млад. Уже позже, находясь в Кельне, я зашел в городской музей, чтобы специально узнать, как обстояли здесь дела с письменностью в те времена. А никак. Была латынь, которую знали лишь немногие священнослужители. А ведь Кельн — один из стариннейших городов Европы. И вот главный вывод, к которому я пришел в результате собственных изысканий и размышлений. Новгородская городская вечевая цивилизация была устойчивым путем развития, о котором так много пишут нынешние экономисты. Тем великим шансом, который открывался перед страной. И прежде всего — с точки зрения самоутверждения человека как личности — не склонявшего голову перед князем, которого приглашал или прогонял, и уж тем более понятия не имевшего о том, что такое крепостная зависимость. Разумеется, все это сопровождалось социальными издержками — бунтами, потасовками. И об этом забывать не следует. Но важно главное: этот великий шанс был пресечен ордынским нашествием, а затем и деятельностью первых московских князей и царей.
В исторической литературе вторжению из азиатских степей и последующему периоду оккупации, растянувшемуся на два с половиной столетия, давались разные названия: «татарское нашествие», «татаро-монгольское нашествие» и очень редко — «ордынское нашествие»… На наш взгляд, эту систему уместнее всего называть «ордынской», поскольку в основе лежит коренное понятие «орда» — особый способ властвования, с особой иерархией, определявшей, куда, в какую сторону посылать войска, какие порядки заводить, как держать в подчинении покоренные земли… Именно в таких условиях формировалось Московское княжество, а затем и царство. Находясь в конкуренции с соседями (с юга — Рязанское княжество, с севера — Тверское), московские правители проявили чудеса изворотливости, чтобы, в конечном счете, добиться права на первенство среди порабощенных. У ордынских хозяев они многому научились. И не только переписывать население и собирать дань, но, прежде всего, обращаться с собственным народом. Воцарился полный произвол, не ограниченный никаким правом. Это особенно проявилось при Иване III.
Для меня главная характеристика этого режима — целенаправленное подавление личности, создание закрытого общества. Иван III, один из главных творцов этого режима, в 1471 году направляет московские войска для разгрома «новгородской вольницы». Один из первых его шагов — выселение из Новгорода всех немецких купцов, прекращение торговых отношений с европейскими торговыми фирмами… В спертой атмосфере закрытости и просуществовало русское общество, считай, самое меньшее двести лет. Двести пятьдесят лет ордынского ига плюс двести лет самоизоляции — по этим счетам мы платим до сих пор…
Тот, кто сегодня говорит, что, мол, в прошлом отношения Руси и Орды были совсем не плохие, а пагубное влияние ига на судьбы России — выдумки историков, и даже выдвигает концепцию особой исторической роли некоего дуумвирата Русь — Орда, тот, может быть того не желая, оправдывает ордынский подход к обществу и человеку в его обновленном, евразийском виде. И историк Ю. Афанасьев… достаточно точно подметил антидемократическую подоплеку всех этих новомодных трактовок.
Ведь быть европейской страной — это не значит утрачивать духовно-культурные особенности России и противопоставлять ее азиатским культурам. И не значит стоять спиной к странам Азии. В силу своего геополитического положения мы просто обязаны развивать тесные контакты с ними. Но при этом мы должны представать страной с демократическим образом правления и неукоснительным соблюдением прав человека. И демократия — это не просто еще один поворот в истории России. Только при ней мы можем преодолевать опасность размежевания по сугубо этническому признаку.
Мой комментарий:
Я совершенно согласен с доктором исторических наук Борисом Орловым в том, что Орда — антидемократическое политическое устройство, Орда усилила и укрепила жестокую, антидемократическую централизацию Русского государства. (Об этом — глава «Казнь Великого Новгорода».) Однако Б. Орлов немного преувеличивает самостоятельность Новгорода в рамках Руси. С изначальных времен Новгород уже подчинялся киевскому князю. С началом смуты на Руси отдалился и впоследствии вовсе отделился. Затем, вначале с помощью Орды, а потом уже и самостоятельно русские великие князья подавляли Новгород, единственный росток вольностей, западной демократии и западного рынка на Руси.
Но централизация — процесс неизбежный, как показала история человечества. И немецкие вольные города Ганзейского союза также попали под власть государства, разве не так? Но население того государства было немецким, германским, однородным по языку и по вере с населением вольных городов. Вот в чем самое существенное отличие.
А доктор Орлов представляет Новгород как некое лабораторное вещество в пробирке, вне времени и обстоятельств. Не будь Александра Невского и ордынской конницы, немцы бы не притязали на Новгород? И Псков с Изборском немцы занимали для того, чтобы приобщить нас к рынку и демократии? В том-то и суть.
Орда никогда не покушалась на уклад жизни, язык и веру Руси. Церковь не платила налогов Орде. Более того, золотоордынские ханы давали русским православным церквам охранные грамоты, по которым оскорбление веры и посягательство на церковное имущество карались смертной казнью…
Совсем другое дело — Запад. Он нес не просто крест, а — католический крест. Именно поэтому удельные русские князья клялись великому князю в верности борьбе за веру. А тех, кто нарушал, митрополит предавал проклятию.
Диктат чужой веры, чужих обычаев и чужого языка смертелен в изначальные времена, когда нация только складывается. В таких условиях один век — и все потомки новгородцев стали бы говорить по-немецки и город звался бы Нойбург или Нойштадт. Заметила ли история, как славянское поселение Бранный Бор стало немецким Бранденбургом? Многие об этом вообще впервые слышат… То же самое могло произойти и с Новгородом. И мы бы с доктором Орловым сегодня ни о чем не спорили. Действительно, какое нам дело до немецкого Нойбурга и их порядков…
Из письма дизайнера Рустема Абдуллина (Минск):
С пятого класса я заболел историей России. Началось все с урока истории в школе. Было это в Казани, где я родился и вырос. Проходили тему «татаро-монгольское иго». И тут русские одноклассники стали тыкать в татар пальцами и со смешком приговаривать: «Вот, это вы нас завоевывали, жгли и мучили!..» Но хорошо помню — неприязни не было, был какой-то примиряющий юмор. Дети инстинктивно умеют разделять «идеологию» и жизнь. Но осадок все равно остался.
Я был последовательным ребенком — стал искать ответы на вопрос, откуда и как пришли татары в Казань, где я жил и родился. Это был долгий путь. Тогда-то я и сделал свое первое открытие — я не татарин, а болгарин. Или булгарин. Ох, как смеялись надо мной мои первые слушатели — мои старшие братья… До сих пор грустно вспоминать. А ведь не за тридевять земель, а под боком у Казани жили развалины столицы Волжско-Камской Булгарии. Именно — жили. Потому что их все время посещали верующие старики татары, тихо и незаметно. Мы этого не знали. Постаралась идеологическая история…
30 лет я говорил про болгар-булгар во всех житейских спорах-разговорах на исторические темы. И почти всегда видел в глазах собеседников иронию, хотя и не злую, больше сочувственную: вот, мол, сочиняет парень! Но времена меняются, и люди тоже. После одной из ваших статей, Сергей, один из моих знакомых прибежал ко мне и сообщил «ошеломительную новость», размахивая газетой: «А ты знаешь, Рустем, а ведь ига-то не было!»
И напоследок. У нас в Беларуси недавно скромно отметили 600-летие первого поселения татар на этой земле. 600 лет назад Витовт, великий князь Литовский, призвал на службу ордынскую конницу…
Мой комментарий:
Вот и зададимся теперь вопросом: почему, зачем, с какой целью надо было с детства обманывать этого парня и всех нас? Почему историю татар-болгар утаивали и утаивают до сих пор?
Болгары, кочевой тюркоязычный народ, жили в Приазовье. Великая Болгария была могущественным государством раннего Средневековья, состязалась даже с Византийской империей.
В VI–VII веках болгары жестоко воевали с хазарами и потому, видимо, вынуждены были уйти.
Но общего мнения и согласия, куда идти, у них не было — и народ разделился. Одну часть хан Аспарух увел на Дунай, где они и обосновались навечно среди дунайских славян, приняли христианство и стали основоположниками письменности. У них хан Аспарух считается основателем Болгарского царства, национальным святым и героем.
Другая часть болгар ушла под предводительством неизвестного хана на Каму и Волгу. Здесь они основали Камско-Волжскую Булгарию, которая довольно быстро по тем временам стала мусульманской. От Аравии, где в VII веке возник ислам, до Камы все-таки далеко, но уже в X веке посланец булгар предлагал киевскому князю Владимиру ислам как государственную религию. Владимир, как известно, не согласился и выбрал христианство византийско-православного толка.
Великий Булгар пал во время похода Батыя. Но если Русь стала вассальным государством, то Булгару монголы не дали никакой самостоятельности, сделали его составной частью Золотой Орды.
С распадом Орды возникли отдельные Крымское, Сибирское, Астраханское и на месте Булгара — Казанское ханство. Подданных этих государств и стали называть татарами. В том числе и подданных Казанского ханства, которые вообще-то болгары или булгары…
Камско-волжские булгары-болгары, в течение веков, смешиваясь с местным угро-финским населением, внесли определенный вклад в этногенез мордвы, мари, удмуртов, чувашей. Нынешние казанские татары — прямые потомки камских болгар и по вере, и по языку.
И вот теперь скажите, зачем все это надо было прятать, утаивать от Рустема? От истории. От всех. Зачем? Глупость идеологической системы общеизвестна. Но ведь — какая-то цель преследовалась? Какая? Разделять и властвовать? Поддерживать образ врага? Нации нужен супостат? Да и вообще, нельзя позволять хоть что-то знать, кроме того, что преподносится кратким курсом официальной истории. Потому что одно знание влечет за собой другое, другое — третье, а там недалеко и до подрыва основ?
И так далее, и тому подобное. Перечень причин может продолжить каждый. И все будут верными. Потому что у истины одна дорога, а у лжи — тысяча.
Еще одно подтверждение тому, связанное непосредственно с письмом Рустема Абдуллина, я получил многие годы спустя, когда вышла книга известного нашего критика и литературоведа…
Из книги Льва Аннинского «Русские плюс…» (М., 2004):
Нет, все-таки это необъяснимо, несовместимо, нестерпимо, чтобы за семьсот лет не зарубцевалось! Но почему? Ведь англичане излечились от синдрома норманнского десанта и даже инсценируют битву при Гастингсе. Попробуйте «инсценировать» взятие Рязани, осаду Козельска или битву на Калке… Думаете, «срок» не вышел? От Гастингса как-никак почти тысячелетие минуло, а от Калки — семьсот семьдесят девять. Много? Мало?
Ну, так от Грюнвальда — еще меньше. Однако белорусы, немцы и литовцы способны вспоминать эту мясорубку спокойно. Как хватает юмора англичанам и французам разыгрывать карнавальное Ватерлоо в годовщину битвы…
Но какой рок лежит между Русью и Ордой, что кровоточит их разборка пять, шесть, семь веков спустя?..
Теперешние татары и теперешние русские бьются над теперешними проблемами, и потому вопиют в их памяти рязанские и казанские камни, залитые кровью пятьдесят поколений назад…
[…]
Я допускаю, что коломенский призывник испытывает дополнительную гордость, если ему объяснят, где именно князь Дмитрий собирал полки. А призывник из Казани? Какие чувства испытает он, если в годовщину разгрома «мамаевых полчищ» от него станут ждать патриотического подъема?.. Но битва была — была? Надо ее помнить? Надо. Только не делайте сегодняшних татар соучастниками тогдашней драки. Или уж позвольте и им отпраздновать кое-что в компенсацию. Взятие Рязани, например. Зеркально: мы берем Казань, они — Рязань. Или еще Калку вспомните…
Мой комментарий:
И тут меня стал одолевать смех. Правда, невеселый. Причем многие мысли Аннинского не вызывают у меня протеста, они интересны, я разделяю его тревогу, озабоченность. Но все дело в том, что татары не брали Рязань! И на Калке не «сидели задами на русских князьях». На Калке их вообще не было и не могло быть!
Ведь Аннинский апеллирует именно к казанским татарам. И поводом для его рассуждений стала книга «Евразия: за и против», вышедшая в Казани. Только напрасно он отождествляет Орду и казанских татар. Казанские татары к Золотой Орде имеют весьма опосредованное отношение. Калка находилась от их государства на громадном расстоянии, между Калкой и казанскими татарами лежала вся Русь. Но и под Рязанью их, казанских татар, не было и не могло быть! Хотя бы потому, что их в войске Батыя не было. Рязань брал Батый! А потом тот же Батый точно так же взял штурмом столицу татар — Казань (тогда она называлась Великий Булгар). И нынешние казанские татары, к которым обращается Аннинский, тогда назывались булгарами или болгарами. А татарами они называются лишь по случайности истории и этнонимики, и «произошли» они не «от половцев», как пишет Аннинский. Казанские татары вообще в обозримый нами исторический срок ни от кого не «произошли» — они были и остались болгарами. О чем я и писал в предыдущей главе.
И на Куликовом поле, в «Мамаевом побоище», казанские татары не были и не участвовали. То есть частично участвовали, но исключительно против Мамая, исключительно на стороне законного хана Золотой Орды Тохтамыша и его «младшего брата» Дмитрия Донского…
Теперь вы прощаете мне мой смех? И смеюсь я не над Аннинским, разумеется. То, что он казанских татар уравнял с ордынцами — не его вина, а общая беда.
Но рассуждать об истории, не расставив все по точным местам, это, простите, смешно. И если такой высокообразованный человек, как Аннинский, допускает ошибки, то можно представить, как въелись эти ошибки в сознание и подсознание людей.
При всем при том мысли Аннинского интересны. И общая постановка вопроса интересна: «Но какой рок лежит между Русью и Ордой, что эта рана кровоточит пять, шесть, семь веков спустя?»
А тот самый рок. Называется — искажение истории. Давнее, три века преподносимое как само собой разумеющееся. С детства, со сказок и со школьных уроков вбитая мифология. А если проще говорить — прямая ложь, разжигающая вражду между народами. По ней, по этой лжи, Дмитрий Донской «боролся против татаро-монгольского ига» и на Куликовом поле воевал «против хана Золотой Орды». Никогда Дмитрий Иванович, с детских лет опекаемый ханами Золотой Орды, не боролся против этого самого «ига», а, наоборот, всеми силами поддерживал законную власть законного хана Золотой Орды. Что и доказал на Куликовом поле, выступив против Мамая, который никогда ханом не был и не мог быть, а был смутьяном, мятежником и узурпатором, общим врагом и для Дмитрия, и для Тохтамыша. То есть и для Руси, и для Золотой Орды. Но эта ложь поддерживается веками и живет доныне. Вот вам и корень «рока», уважаемый господин Аннинский.
И англичане с французами, и немцы с белорусами и литовцами, как пишет Аннинский, спокойно относятся к своему прошлому. Осмелюсь предположить: потому что у них все там ясно, все владеют информацией, как и что было на самом деле. А у нас — увы. У нас — ложь. Потому и «рок». Видимо, правда всегда успокаивает. А ложь имеет свойство возбуждать страсти. Так мне представляется.
Из статьи доктора исторических наук Владимира Ступишина (Москва):
Баймухаметов незаметно подменяет крестоносцев Литвой: «В те века Московская Русь была маленькая, а Литва велика и могуча и при случае могла поглотить Московское княжество…» И предлагает «чаще смотреть на древние карты». Ну, давайте посмотрим на карты. Что же они показывают? А то, что в XIII веке совсем крошечная Литва была меньше Полоцкого княжества… В XIV–XVI веках происходит экспансия Великого княжества Литовского на белорусские и украинские земли, но и в эти времена, собственно, Московию оно было не в состоянии «поглотить»: поперхнулось бы, ибо тогда она, по крайней мере территориально, уже в несколько раз превосходила Литву. Все это хорошо видно на картах, приведенных во втором томе «Истории СССР» (М., 1966).
Мой комментарий:
Литва была «меньше Полоцкого княжества» в самом начале XIII века. Но уже с XIII века Полоцк был под властью Литвы. А затем в Литву вошли также Киев, Чернигов, Минск, Курск, Брянск, Смоленск, границы Литвы подходили к Можайску и Вязьме, великая Литва простиралась от Балтики до Черного моря. Все это можно узнать из любой общедоступной энциклопедии. Может, недоразумение в том, что д-р Ступишин пользовался, как он сам пишет, картами «Истории СССР» 1966 года издания?
Из статьи В. Ступишина:
Баймухаметов утверждает, что даже само слово «иго» попало в Россию только в конце XVII — начале XVIII века. Заглянул хотя бы в словари, например, в «Историко-этимологический словарь современного русского языка» П. Я. Черных. (М., 1994, том 1, с. 334). Там он мог бы прочитать, что старославянское слово «иго» было в евангельских текстах, имевшихся на Руси с XI века. Это слово, конечно, сродни латинскому «югум», но попало-то оно в Киевскую Русь не в XVII веке, а в домонгольские времена, когда у русских уже сложились активные связи не только с Византией, но и с Западной Европой.
Мой комментарий:
Вообще-то я утверждал, прежде всего: «Русские в XIII–XV веках не подозревали, что они живут «под игом». Хотя бы потому, что не знали такого слова». В. Ступишин отбрасывает суть и пытается оспорить частность: было раньше слово «иго» или нет? И доказывает, что оно «было в евангельских текстах, имевшихся на Руси с XI века». Хорошо, было, но я же речь веду не о евангельских текстах, а о том, когда слово «иго» стало общеупотребительным именно в смысле «татаро-монгольского ига». А если о словарях, то есть словенское «иго» в значении «перекладина у саней», и есть латинское — в значении «ярмо». И доктор Ступишин под словом «иго» подразумевает не «перекладину от саней», а как раз латинское значение — «ярмо». Что он тогда доказывает, непонятно.
Ну не знали русские люди в XIII–XV веках, что они живут «под игом»! Не было такого слова в употреблении. А самое главное, понятия не было — «татаро-монгольское иго».
Из статьи В. Ступишина:
Невежеством отдает и ссылка на фокус Гумилева, который, видите ли, «навскидку» привел список «русских фамилий ордынского происхождения». А не надо такие вещи делать навскидку. Обязательно опростоволосишься, как опростоволосился Гумилев. Даже среди приведенных фамилий немало таких, которые никакого отношения ни к Орде, ни вообще к тюркам не имеют. У многих из них просто русские корни, иногда устаревшие, с подзабытой, но легко проверяемой этимологией (Баранов, Горчаков, Горшков, Державин, Третьяков, Хомяков и др.). У других — греческие (Арсеньев), у третьих иудейские (Вельяминов — от библейского Вениамина)… Навскидку можно приписать какое угодно происхождение очень многим фамилиям, хотя они в большинстве своем идут от прозвищ, в образовании которых могли участвовать любые иноязычные слова, вошедшие в русский язык, что далеко не всегда отражало национальность носителя прозвища. Татариновы совсем необязательно из татар, как Шведовы — из шведов, Чеховы — из чехов…
Мой комментарий:
В. Ступишин спутал значение фамилий и происхождение рода, родословную. Его объяснение происхождения фамилий «по этимологии» не имеет никакого отношения к теме моей статьи. Ордынское, как и любое другое, происхождение людей, носителей данных фамилий, определяется далеко не только по «словарям» и далеко не только по «этимологии». Конечно, легко сказать, что Аксаковы от тюркского «аксак» — хромой, Богатыревы — от «багатура», Барсуковы — от тюркского «барсук», а Вельяминовы, как пишет Ступишин, «от библейского Вениамина». Но эта «этимология» объясняет происхождение фамилий, а не людей. «Аксаком» (хромым) или «багатуром» (богатырем) могли называть и вовсе не выходца из Орды, а самого что ни на есть коренного русака, просто хромого и просто силача. Тюркский язык, многие тюркские слова были тогда в общем употреблении. На самом же деле Н. А. Баскаков свой словарь русских фамилий ордынского происхождения составлял по родословным. Была такая традиция у русских дворян — вести запись своего родословия. И по этим родословным, к примеру, русские дворяне Вердеровские и Апраксины ведут свой род от ордынского воеводы Салахмира, а Зубовы, графы Римской империи — не от «зуба», а от великого владимирского баскака Амырхана. Одни Вельяминовы ведут род от варяжского воеводы Шимона, который в 1027 году пришел в Русь к Ярославу Великому и принял православие, а другие Вельяминовы — от ордынского мурзы Чета, крестившегося в 1330 году с именем Захария и построившего Ипатьевский монастырь в Костроме.
По родословным, а не по «этимологии» проверяется происхождение тех или иных родов!
Из статьи В. Ступишина:
Зря г-н Баймухаметов напоминает о половецких и татарских предках некоторых известных русских людей. Слишком он преувеличивает значение «крови». …Подчеркивание того, например, что все русские — на самом деле татары, глупо.
Мой комментарий:
Согласен — глупо. Но я ничего такого не подчеркивал, никогда не писал, что «все русские — на самом деле татары», и слова «кровь» у меня вообще нет, напрасно Ступишин ставит его в кавычки. Это очень нехороший прием: приписывать оппоненту невесть что, а потом опровергать…
Из статьи В. Ступишина:
Татарщина задержала наше развитие не только тем, что творила во время оно, но и тем, что «азиатское начало» обернулось на Руси крепостным правом и самодержавным деспотизмом, барской дурью.
Мой комментарий:
Это очень удобно: все плохое, что было после XV века, объявлять наследием «азиатского начала». Но, во-первых, очень странно: ни в одной стране послеордынского периода не возникло крепостное право, а только у нас. А во-вторых, основы крепостного права законодательно заложены были еще «Русской правдой» Ярослава Мудрого. Жизнь смерда стоила копейки. А потом и вообще ничего…
Очень популярно и другое утверждение доктора Ступишина: «Татарщина задержала наше развитие…» Но ведь достаточно посмотреть на славянские территории, где не было «ига», где была «Европа», чтобы с изумлением увидеть: да не было там никакого европейского расцвета! Причем это не запредельные, а близкие земли. К примеру, Беларусь. Что, она по сравнению с Московской Русью достигла под крылом Запада каких-то невиданных высот в своем развитии?! Нет, Московская Русь уже с XV века была могучим и уважаемым государством, а славянские народы, населяющие Западную Украину и Беларусь, именовались в польско-литовском государстве холопами и быдлом… Однако ж этого как будто никто не видит, не помнит.
Из статьи В. Ступишина:
Г-н Баймухаметов перечисляет несколько православных святынь, сохранившихся там, где было ордынское «влияние»… Мизерное количество памятников домонгольской архитектуры сохранилось до наших дней. Но главное не это, а то, что, назвав менее десятка святынь, Баймухаметов умалчивает о том, сколько их было разрушено во время набегов, включая старинную, X века, Десятинную церковь в Киеве».
Мой комментарий:
Тут странно все. Да, я перечислил «несколько церквей». Чуть более двадцати, только памятники мирового значения, только XI–XIII веков. Если количество церквей, сохранившихся при власти монголов, Ступишин называет «мизерным», то по сравнению с чем? По логике, по сравнению с теми, что монголы разрушили. Но Ступишин называет только одну, Десятинную церковь. А сколько еще? Молчит. Не называет. Может, называть нечего? Тем более, если быть точным (а иначе нельзя!), то единственную названную им Десятинную церковь в Киеве монголы целенаправленно не разрушали. Она сама рухнула от большого скопления людей на хорах во время штурма Киева. О чем совершенно ясно сказано в Ипатьевской летописи.
А всего в русских летописях называется три церкви, пострадавшие при монголах. Это уже упомянутая Десятинная церковь в Киеве, церковь в Рязани, выгоревшая изнутри, и храм Рождества Богородицы в Суздале, также пострадавший от пожара. Однако в той же Лаврентьевской и Тверской летописях говорится, что на следующий год князь Ярослав упокоил мощи своего брата Юрия именно в соборе Рождества Богородицы.
На каком же основании доктор Ступишин называет количество церквей, сохранившихся в Киевской и Владимирской Руси, «мизерным»? Наверно, все на том же, на основании словарей-справочников. Как я уже отмечал в очерке «Княжеский крест», о Киеве, Владимире, Суздале и других русских городах, где стоят храмы XI–XIII веков, в этих словарях и справочниках до сих пор пишут: «разрушен татаро-монголами»… К примеру, такая пометка стоит и в словарях-справочниках о Рязани. Самые старые церкви там датированы XVII веком. И никто не может сказать, какой была Рязань в раннем Средневековье. Потому что древнюю Рязань за 29 лет до похода Батыя полностью, камня на камне не оставив, разрушил и спалил дотла великий Владимирский князь Всеволод Большое Гнездо. Разбив рязанскую рать, Всеволод велел оставшимся в живых рязанцам уходить из города, а сам город — уничтожил. А монголы штурмовали то, что рязанцы успели отстроить на пустом месте…
Это вовсе не значит, что церкви не горели, не разрушались. Война есть война. Когда штурм, когда побоища и пожарища… да что тут говорить. Города же были деревянные, и многие церкви — тоже. Я же пишу совсем о другом — о том, что монголы не разрушали церкви целенаправленно. Это широкие массы судят по урокам истории СССР и словарям-справочникам, а ученые, наверно, знают, что ордынцы не могли разрушать церкви, потому что, во-первых, многие из них были христианами, а во-вторых, Чингисхан приказал почитать все религии, а заветы Чингисхана выполнялись неукоснительно, ибо их невыполнение каралось смертью.
Однако постараемся понять и даже оправдать доктора Ступишина. Ведь его общий настрой о монголах как о разрушителях церквей основывается не на пустом месте. Не только на советских словарях-справочниках. А — на летописях. Да-да, на летописях! Правда, там одни лишь общие слова. Что для летописей весьма странно. Потому как они очень конкретны, наполнены именами, фактами, событиями. Например, вот как описывается штурм и разграбление Киева смоленско-черниговско-половецкими войсками в 1203 году: «Подолье взята и пожгоша; ино Гору взята и митрополью святую Софию разграбиша и Десятинную церковь разграбиша…» В двух строчках — четыре конкретных названия! А как только речь заходит о храмах, уничтоженных во времена похода Батыя и трехсотлетнего владычества Золотой Орды, — одни общие слова… Как я уже говорил, упоминаются только три церкви. Причем одна из них сама рухнула от скопления большого количества людей на хорах, а другая, пострадавшая при пожаре, живет и доныне. Но общий настрой, общие слова — апокалиптические. «Много святых церквей предали они огню» — о Рязани. «Церкви святые огню предали» — о Москве. Прямо-таки целенаправленный поход ордынцев против православной веры и православных церквей. Но этого не было. Откуда же тогда такой настрой в летописях?
Мы не имеем ни одного оригинала, ни одного подлинника, ни одной рукописи, современной событиям. Все летописи дошли до нас только в «списках», переписанных вариантах. Самая ранняя, Лаврентьевская — XIV век, Ипатьевская — XV век, остальные — XVI и даже XVIII века. Сколько раз они переписывались за эти века, кем, что там осталось от оригинала, а что вписано и дописано монахами-переписчиками по своему разумению и пониманию — разбирать и разбирать… К тому времени, к XVI веку, Константинополь был занят турками, и уже начались набеги крымских татар на Русь. А за Крымом стояла мусульманская Турция. Два молодых, мощно развивающихся государства — Русь и Османская империя — начали борьбу за прикаспийско-причерноморские пространства. То есть к тому времени уже сложилось религиозное противостояние, которого не было во времена Чингисхана и Батыя. И вполне закономерно, что монахи-переписчики летописей вставляли мотивы сегодняшнего религиозного противостояния в рассказы о давних временах. Норм авторского права тогда не было, более того — рукопись-летопись считалась общим достоянием и чуть ли не исходным материалом для переписчика. Каждый кроил и творил, что хотел. Пример тому — Лаврентьевская летопись, в которой, как доказал Г. М. Прохоров, были вырезаны и заменены другими три страницы, посвященные походу Батыя. О дополнительных, в том числе и идеологических, вставках говорится и в анализе Лаврентьевской летописи, сделанном Л. Н. Гумилевым.
А вообще это отдельная тема — отношения Орды и православной церкви. Об этом, в том числе о православных святых ордынского происхождения, я расскажу в следующей главе. Чтобы не затягивать этот очерк, сугубо полемический.
Из статьи В. Ступишина:
Ну а если, по сути спора, то, на мой взгляд, Русь, оказавшаяся во власти явно чужеродной для нее Орды, знала, конечно, в XIII–XV веках и своих предателей, и своих холуев, лизавших сапоги монгольским ханам… Мы, русские, во всяком случае, очень многие из нас, категорически против подавления национального самосознания любого народа. Гак уж позвольте и нам сознавать себя русскими с русской историей, а не наследниками Орды. Каким бы сильным ни был «туранский элемент», Русь он, слава богу, не смог поглотить, она противостояла ему, освободилась от него и, в свою очередь, покорила его. Потому мы и живем в России, а не в Туране. И уж как-нибудь разберемся с Александром Невским и Дмитрием Донским.
Мой комментарий:
Но никто, и я также, не объявлял русских наследниками Орды. Видимо, Ступишин тут спорит не со мной, а с Трубецким, с его работой «Наследие Чингисхана». Однако там говорится не о «русских», а об империи. А это все-таки разные вещи.
Никто не может позволить или не позволить русским быть русскими. И тогда непонятно, что опровергает, с чем и с кем спорит доктор Ступишин. Тут все тот же прием. Вначале оппоненту, то есть мне, приписывается какая-нибудь глупость, а потом эта глупость с жаром опровергается. Увы, обычный прием.
Так получилось, что спор у нас произошел по частностям. А от обсуждения сути изложенных в «Княжеском кресте» аргументов и фактов доктор Ступишин уклонился. Ничего он не говорит о деятельности Александра Невского, об открытии им в Сарае подворья православного епископа, о его побратимстве с Сартаком, о договоре, по которому ордынская конница ходила аж к Новгороду, чтобы отбить очередной поход немецких рыцарей… Ни слова — о Куликовской битве!
Вот почему я и вынес в заголовок вроде бы неправомерный, по сути, вопрос: «Чего мы хотим от истории?» Действительно, чего? Выяснения, прояснения, как все было? Или же стремимся с ее помощью утвердить свои мнения, свои идеи и опровергнуть чужие? Как в народе говорят, доказать свое…
Вспомним начало главы, фразу Марка Блока о том, что истории как науки нет, что она служит лишь для оправдания ныне существующей системы. А вот что писал по тому же поводу Поль Валери: «История — это самый опасный продукт, вырабатываемый химией интеллекта… Она заставляет мечтать, она опьяняет народы, порождает у них ложные воспоминания… вызывает у них манию величия и манию преследования и делает нации желчными, нетерпимыми и тщеславными. История оправдывает все что угодно. Она не учит абсолютно ничему, ибо содержит в себе все и дает примеры всего».
На первый взгляд, ведь здорово сказано, не так ли? С французской усмешкой и с русским размахом. Наотмашь, это всегда выглядит лихо, но далеко не всегда умно.
В данном случае и Марк Блок, и Поль Валери впали, вольно или невольно, в детскую логическую ошибку. Они приписали истории грехи людей. Люди пишут историю! И это они, люди, совершают все то, что Поль Валери приписал истории: опьяняют народы, вызывают манию преследования или манию величия, делают нации желчными, нетерпимыми, тщеславными… А чем они, люди, при этом руководствуются — своими симпатиями, антипатиями, убеждениями или заблуждениями, подлым холуйством или желанием иметь кабинет и зарплату — в конце концов не имеет значения… Только история тут ни при чем. Не надо, повторю, грехи людей валить на историю.
И вообще, все становится понятно и просто, если мы договоримся об одном — в истории мы ищем и отстаиваем не отдельные интересы государств, наций, этносов, партий, отдельных людей, а только правду, истину, противостоим всяческим умалчиваниям и передергиваниям. К всеобщей пользе и к всеобщему благу. Потому что от всех болезней, названных Полем Валери, существует одно лекарство — правда. Я убежден, что правда всегда лечебна. А когда ее нет, когда она искажена, тогда и начинаются всякие страсти-мордасти, комплексы и т. д.