Аленка, Настя и математик

Домашнее задание

— Виталий Петрович, я пришла к вам как классная руководительница…

— Может быть, кофе? — спросил В. П. Для начала, типа.

Из ванной высунулась мордочка голой Аленки. Затем что-то зашуршало, потом раздался приглушенный звон — что-то упало; девчонки, как всегда, занимались траханьем, сексом, лизанием и прочими познаниями бытия. И это, разумеется, не ускользнуло от Т.

— Меня беспокоит… несколько беспокоит…

— Что? — В. П. был сама любезность.

— Успеваемость вашей дочери, вот что! Я… э… гм…

Т. стала свидетельницей умопомрачительного действия: Аленка с визгом гналась за голой Настей, стремясь поцеловать ее попу.

Это явно понравилось Труффальдино.

В. П. принмал гостью на кухоньке своей двухкомнатки. Ему было стыдно за бардак. В обеих комнатах постели были не убраны, поскольку там постоянно ебались.

— Видите ли… — он не знал, как ему толковей шаркнуть ножкой.

Т. решила подсказать. И сказала прямо.

— А вы не пиздите?

Он почесал начавшую лысеть голову.

— Нет, ну что вы! Ебаться очень хочется? Ведь за тем вы и пришли. С успеваемостью дочери все в порядке, так что ж вы беспокоитесь?

Т. стала сучить ножками. Из ближней комнаты раздался взрыв девичьего хохота.

— Я…

— Что же, ебаться хотите? С маленькими? Девочками, да? Извращенка! И вам не стыдно? Целовать их нежные безволосые писюрки? И что это такое, педагог?

— Стыдно… Но совокупляться хочу…

— Алена! — крикнул Виктор Петрович. — Заодно и Настю позови. Вас тут поиметь хотят.

Две девчушки, притихнув, вышли в прихожую, затем встали на кухне, голенькие, перед ВАлентиной Владимировной. Последняя залюбовалась ими. Вот Настенька, ее она ебала, с ней все ясно, а вот Ленушка, голая пиздюшка, нежненький лобочек. Поцеловать ее между ног, в эту волшебную безволосую пизденку. И животик погладить, и расставить ножки, и влезть языком в чудесную дырочку…

— Алена! — голос Труффальдино чуть не сорвался.

— Да, Валентина Владимировна?

— Можно… можно…

— Что вы хотите? — близость нагой девчонки сводила педагогиню с ума.

Пауза.

Виктор Петрович нарушил тишину.

— Вы, наверное, Валентина Владимировна, хотите поцеловать этот прекрасный бутон? Этот нераспустившийся цветок? А почему же вы хотите лизать именно мою девочку, а, не например, Настю?

Настя потупилась и сделала попытку прикрыть руками голую писю. Аленка, напротив, пошире расставила ноги. Труффальдино, не в силах больше сдерживаться, послюнила палец с аккуратно обгрызенным ногтем и прикоснулась к полураскрытой вульве Аленки. Девочка чуть присела и раскрыла пальчиками губки пошире. Рука Т. пробежалась по детской вагинке, лаская нежное крохотное естество. Алена ойкнула, когда перст Т. нашарил заветную пуговку и стал ритмично на нее надавливать. Нет, все, конечно, было совсем непросто: длань учительницы не просто шарилась по письке ребенка, а делала максимально приятное девочке.

Настя не удержалась и, глядя на этот разврат, стала себя удовлетворять. В. П. скинул рубаху, расстегнул шорты, вынул могучий волосатый член и стал гонять шкурку, глядя на это непотребство.

— Потрогайте мне груди, — пролепетала Т. — Сами расстегните платье, у меня руки заняты (она уже давно сношала девочку обеими руками, коя воспринимала действо должным образом. А Настенька, кусая губы, вспоминала, какой позор, смешанный странным образом с удовольствием, заставила испытать ее Т. перед классом).

Полные грудки выскочили из выреза ткани, как по команде. В. П. не стал поступать подобно герою типичного порнографического романа; рвя шмотку, а не спеша расстегнул пуговицы учительского платья — тити имели шарообразную форму и выглядели несколько развратно, умеренно, впрочем. В. П. оценил дизайн лишь краем глаза; ему, как и всем, не терпелось кончить. Доблестный мэн тут же прикоснулся головкой своей толстой залупищи к одному из эрегированных сосков на оконечности изрядных размеров одного из полушарий и спустил под вопль дочери. При этом, казалось, головка члена поцеловалась, что ли, с набухшей грудочкой. Сперма пролилась рекой; грудь Т. оказалась запачканной по самое некуда. Живородящая жидкость, сконцетрировавшись большой и увесистой каплей на кончике Труффальдиновой груди, устремилась вниз. «Наконец-то, — подумала Т., — освобождая руку и дроча, нет, терзаяя клитор, — я ведь сейчас кончу, ой, мамочки мои». И учительница в который раз поняла, что такое оргазм практический— нет, не просто оргазм, а мысль; что-то наподобие ноосферы Вернадского.

— Валентина Владимировна, хватит базара, — промолвила Аленка, — предлагаю сделать так. Я ложусь и вы мне лижете. Настька ложится сверху, на вас. Ну а уж папа ебет, кого как получится. В какую дырку попадет — ладно. Справедливо?

Так, да не совсем так. И Аленка, и Труффальдино оказались положенными на животиках. Выебанной-то хотела оказаться каждая. Кто кому, спрашивается, лизал? Алена целовала попку Т. с любовью, то есть, как говорится, из России. «Виталий Петрович, Виталий Петрович…» — бормотала Настена. Затем она взяла член и помогла его вставить в интимно раскрытую розовую дырочку подружки. Вот так получилось, что В. П. в который раз поебал малолетнюю дочь, а Т. осталась без обеда. Скоро это, впрочем, было поправлено и, надо заметить, без особого труда — поршень В. П., подвигавшись ритмично в растяжимой, будто каучоковой вагинке дочери, оказался будто бы ненароком в математичке. «О, — заявила она, — да. До чего ж приятно, когда тебя сношают. Ах…»

Учительская вагина казалась бездонной. Член потерялся в ней, как исследовательская станция в глубинах Вселенной. Но вдруг! Труффальдино вспомнила, чему учила ее бабушка: расслабляйся, напрягаясь; напрягаясь, расслабляйся. Валентина Владимировна поднатужилась и сомкнула вход влагалища в кольцо. Реакция пениса не заставила себя ждать: мощный выброс семенной жидкости просто потряс учительницу. Казалось, что она тонет. Какая там Вселенная!..

Виталий Петрович уже и не знал, кому и куда втыкать. Милые девичьие тела лежали под ним и покряхтывали от наслаждения. Кого поебать, право?

М-да, это были всего лишь тела. Видеть в каждом из них личность казалась каким-то бредом. Все это было просто мясом, и даже родная дочь не являлась исключением.

Отъебанные девочки и женщинка выглядели весьма красивенько, еб твою мать.

Тут, на манер deus ex machina, как это принято у неких, появилась Валька и, слегка наклонившись, вставила в собственный девичий анусок тонкий длинный огурчик как длинное изделие. Оно напоминало ту самую псевдосвязку сосисок, коей математичка тешила естество верной ученицы.

— Тезка! — расплылось в улыбке лицо Труффальдино. — До чего же мне нравится твое имя! Иной раз кажется мне, что я гляжусь в зеркало…

А неутомимый член снова требовал разрядки. Тут как нельзя кстати подвернулся анус младшей дочери, бесстрастно наблюдавшей до сих пор за оргией. Папаша вогнал; девочка лишь ойкнула. Чистая попочка, однако, легко приняла пенис. Поебав дщерь (она спустила, как минимум, четыре раза), отец вынул орган. Вроде хватит… Но, похоже, нет.

— Валентина Владимировна, педагоиня вы моя… Девочки, можно так обращаться к вашей классной даме? Валентина Владимировна, вы, думаю, не будете против, если… м-м… так получится, что я натяну вас в очко?

Аленка прыснула в кулак. Ох уж этот папка со своей интеллигентностью. Ну что тут спрашивать? Вставляй, папаня. Не тяни резину. Математика — серьезная наука. Царица.

Труффальдино пыталась было отдохнуть, лежа на животе, но тут-то вышло явно не чаепитие в учительской. Говорят, у лежащей таким образом женщины после бурного соития мышцы ануса сомкнуты. Отнюдь нет. Труфька даже поначалу и не поняла, что к чему. А негомонный пенис Виталия Петровича выглядел то ли саблей, то ли мечом, то ли огнем, разящим. И приносящим благо.

Т. подозревала это.

В который раз Настя восхитилась могуществом пениса отца одноклассницы. Алена же, не теряя времени даром, совершила понятный всем и вся, начиная с допотопных времен, жест, понятный народам и культурам без исключения; культурам, в которых считается глупостью и предрассудками отрицать неуничтожимое сексуальное влечение между отцом и любимой им малолетней дочерью, такой прекрасной, красоту которой может оценить лишь одноклассница, наблюдающая за любовным актом взрослого мужчины и маленькой девочки, приходящейся ей неотъемлемой, родной.

— Что, папа? — губы дочери лишь шевелились, но отец прочитал текст по артикуляции. — Хочешь, чтобы я вставила его? В нее? В Труффальдино? Хочешь, чтобы я помогла? Попа… До чего же прерасна попа моей любимой учительницы!.. Посношай ее нежно. Так… — Аленка чуть не раскололась от смеха, — так, что училка почти и не заметила ничего. До Виталия Петровича дошло, что вот-вот, и серьезность момента — как же, он сношает классную руководительницу дочери на ее же собственных глазах — будет запорота самым глупым образом, — и стал потихоньку входить снова в Труфьку. Анус учительницы, был, пожалуй, пошире дочкиного, Аленкиного, но тоже довольно-таки туговат. Разумеется, натянуть в попку девочку девяти лет куда как заманчивей, особенно когда она, разгоряченная мастурбацией, с удовольствием готова принять толстый пенис отца, поматывая — делая вид, что ей якобы не очень-то приятно, но такова судьба — маленькой головой с голубыми ленточками в хвостиках… Да неизвестно еще, что лучше. Выебать классную даму под бдительным оком дочери и ее малолетней подружки?

А вы попробуйте. И сравните.

— Экий вы греховодник, Виталий Петрович!.. Бесстыдник! — Т. сладко потянулась, затем от души поцеловала мужчину. — Ох и хорошо-о… И девочки у вас — прелесть. Даже не знаю, какая из них лучше.

Труффальдино хотела быть объективной. Легко сделать комплимент отцу, обделив вниманием мастурбирующих октябрят.

— Настя! Иди-ка сюда!

— Ну что, Валентина Владимировна? Вы мешаете мне дрочить.

— Вы слышали, Виталий Петрович? — учительница была в восторге. — Ей мешают дрочить! Я в детстве и не знала, что это такое…

«Ну да, давай, потрещи. Не знала она», — подумала Аленка не без цинизма.

«Зато теперь отрываешься, — не преминул мысленно отметить В. П. — Ах ты, хорошенькая дырочка».

«А я… мне…» — подумала было Настюшка, но на этом мыслишки ее закончились, поскольку начало их являлось же и концом попыток умствования. Она как раз задумалась тем временем, что бы такое подходящее в себя впихнуть. Не так, чтоб толстое, но достаточно длинное, как и подобает маленькой девочке.

— Настя! А подрочи-ка перед нами! Хватит по углам прятаться! Подрочи. Ведь и Виталию Петровичу понравится, правда? — Валентина Владимировна обернулась к В. П. Он не стал возражать. — Ты ведь уже мастурбировала перед всем классом? Я знаю, — предупредила учительница возражающий жест ученицы, — как это делает Алена. Но мне хочется посмотреть, как делаешь это ты.

— Валентина Владимировна, дрочить — интимное занятие. Ну неужели вам не стыдно предлагать мне такое? («Я ведь еще девочка», — хотела было сказать Настюшка и осеклась).

В письке зудело.

— Ладно, Валентина Владимировна, так и быть… Но пусть это все останется между нами, ладно? Я не хочу, чтоб потом мальчишки прикалывались, хоть на вашем уроке я и дала… Смотрите. Так вам нравится?

Правая рука девочки стала медленно гладить слегка приоткрывшийся разрезик детской вагинки. Губки приоткрылись. Третьеклассница послюнила палец, чуть пошире приоткрыла голые ножки. Да, ей было явно мало созерцания полового акта отца ее подружки с классной наставницей.

Валентина Владимировна любовалась двумя крошечными половыми дыренушками ребенка. Сбылась мечта — смотрит на мастурбирующую девчонку, ребенка, готового кончить.

Половые губки девочки уже были широко раскрыты. Уже шире расставив ножки, Настя явно стала получать наслаждение. Дрочить все-таки было приятно.

Крошечный писеныш-клитореныш был привычно обласкан детской рукой. Вспомнив внезапно урок похабной подружки, Настя внезапно остановилась.

— Знаю, знаю, чего ты хочешь. — Голос Труффальдино задрожал. — Знаю. Догадываюсь. Ну сделай это, пожалуйста.

Девочка беспомощно озиралась, глазенки ее сканировали комнату.

— Я хочу… Но даже и не зна-аю!

— На! — сказала молчащая до сих пор Аленка. — Засунь.

Она подала подружке толстый маркер. Виталий Петрович и Труффальдино с любопытством наблюдали за тем, как будут развертываться дальнейшие события.

— Нет, Аленушка, он толст!

Аленка метнулась в прихожую, затем в ванную. Расческа. Флакон из-под лака. Опять не то. О!

С торжествующим видом, помахивая найденной красно-оранжевой штуковиной, как трофеем, Аленка вернулась в комнату и продемонстрировала всем обнаруженное. Это была зубная щетка.

— Твоя? — пролепетала Настенька.

— Папина. Ну, что ножки-то сомкнула? Раздвигай. Давай-ка, давай.

Настенька уже послушно развела в стороны чуть полные малолеточьи ноги. И губки приоткрылись. Стала видна до сих пор стыдливо прикрываемая точечка детского клиторка. Это было по-октябрятски.

«Писька-то влажная, однако, — отметила про себя Аленка. — Хорошо».

Она еще чуть шире развела в стороны ножки ребенка и, пощекотав чуток клитореныш подружки (Настя тихонько взвигнула), стала очень аккуратно вводить рукоятку девайса в девичью дырочку.

— Аленушка! Наоборот!

Алена, соориентировавшись, быстро перевернула изделие на сто восемьдесят градусов. Белая надпись — название известной всем фирмы уже вошло…

— Хорошо, Настя? — поинтересовалась Аленка.

— Чуть странно… Прохладно… Всунь еще немножко… Чуть-чуть.

Глубже, глубже. Хотя чему тут было, скажите на милость, удивляться?

Две трети пути были пройдены. Алена даже тихонько засопела от напряжения, боясь ненароком сделать больно подружке.

Наконец щетка погрузилась почти до конца. Чего-то Насте явно не хватало. И Аленка знала, чего.

Аленькие, попросту крошечные маринованные огурчики были, похоже, в самый раз для крохотной попы ребенка. Ягодка была тщательно обмусолена похабненьким ротиком примерной ученицы. И стала неторопливо проникать в небольшой, аккуратный анусок малолетки.

Вот и он тоже скрылся наполовину, а затем и на три четверти. Настя никогда еще не испытывала такого развратного удовольствия. Что значит дрочить перед классом, когда тебя тут так ласково ебут.

Глядя на это, Виталий Петрович уже не мог сдерживаться. Вид голой Аленкиной попки перед маленькой обнаженной девочкой с широко раздвинутыми ножками побудил его к действию.

— Ну-ка, дочь… — пробормотал он, приподнимая голого ребенка.

— Папка! — смекнула Аленка. — Ты же знаешь… Ой! Папа… Я ведь говорила тебе, у меня попочка узкая… Ну вот…

Тщедушные полупопия дочери были тем не менее уже раскрыты, не так, конечно, широко, как раздвинуты ножки одноклассницы. Но и этого хватило.

Как Аленка не изивалась и не вертела задиком, очень скоро она ощутила в себе толстую головку отца. Сколько раз они ебались, но это было нечто новое. Девочка зажмурилась, сосредоточившись на новых, немного странных ощущениях.

Виталий Петрович осторожно ввел пенис до конца в мленькую упругую дырочку дочери. Ему очень нравился анальный секс, в особенности же с малолетками. Похоже, Алена тоже начала входить во вкус.

Аленке было почти не больно, скорее приятно. В. П. плавно высунул член наполовину, затем опять-таки медленно (он умел растягивать удовольствие), не торопясь, погрузился в детскую попочку. О, это было незабываемое ощущение. Вот это называется вертеть дочку на хую, подумалось Виталию Петровичу. Класс. Ебя ребенка, старый развратник в который раз погрузился в сладостные воспиминания-фантазии. Вот он устраивается на работу в школу исключительно для девочек. Малолетних, не старше десяти лет. Каждая девочка стремится ему пососать, но не доводит дело до эякуляции, а стремится, лукаво улыбнувшись, прижав пальчик к губкам и хитро подмигнув, нагнуться, задирая подольчик старорежимного гимназического платья. Трусиков, конечно, эти гимназистки не носят — они попросту не знают, что это такое. Каждая крохотная с виду попочка имеет небольшое, упругое, даже почти тугое, но достаточно комфортное отверстие для члена зрелого мужчины. Ах, эти гимназистки. Ножки, смыкающиеся посередине тела в виде прелестных полушарий…

И никакого Эксцеля. Без отчетов.

Взрыкнув, В. П. стал орошать внутренности теплого анального отверстия дочери. Она уже не брыкалась, продолжая машинально вылизывать крохотный Настенькин клитор. Дочкина подружка тоже была уже практически готова к получению пика наслаждения.

Петрович поразился, сколько же из него вытекло живородящей бледно-серой жидкости. Вот еще толчок. Опять. И еще один раз… Девочка неполных десяти лет уже забыла о том, что такое боль, весь мир стал одним фейерверком, апофеозом бытия. Меня папка ебет! Будет о чем рассказать подружкам!

Что же развратная Труффальдино? Разумеется, она не могла оставаться безучастной, но, оставленная в некоторой степени не у дел, вынуждена была обслуживать себя сама. Это, впрочем, нисколько не умаляло ее профессиональной гордости. Оседлав пиздой подушку, педагогиня раскачивалась на ней. Запах останется надолго, любовник — любитель малюток будет вдыхать его не одну неделю… Труффальдино попросту изнасиловала подушку, глядя, как В. П. изливается в дочь, вылизывающую потерявший всякий стыд одноклассницу…

— Папочка, кончаю! — заверещала дочь, делая попуськой полувращательные-полупоступательные движения. — Ты переполнил мою попку малофьей!

— И я спускаю, дядя Виталий! — завизжала Настька. — Вспоминаю, как вы недавно почесали мой задок!.. О-па. Ну все…

Влентина Владимировна умудрилась впихнуть в свое почти необъятное лоно изрядную часть подушки, даже сама поразившись, сколько же туда влезло.

Некоторое время взрослые и дети валялись попросту без сил…

— Папа выебал… — прошептала Аленка. — Выебал меня в попу…

Потом добавила:

— Так-то, Настена… А ты думала, этот член предназначен только для твоего розового колечка?

Труффальдино пребывала в прострации. Ох, никто ее еще так не ебал. Медитируя, Труфька в который раз воображала половой орган Виталия Петровича. Этот девайс сношал ее мысленно; преподавательница отметила, что гадостная фантазия мало чем отличается от яви. Хотя разница какая-то, заметим, есть.