Алеша

IX

После пасхальных праздников Георгий Павлович стал мрачным: его расстраивала политика французского правительства. На выборах в мае большинство голосов получили левые. Он говорил, что это был плохой знак для русской эмиграции, всегда опасавшейся сближения Франции с Советами. Президент республики Александр Мильеран вышел в отставку. На его место парламент избрал Гастона Думерга. Кроме того, во главе правительства вместо Раймона Пуанкаре стал Эдуар Эррио. Последнее назначение особенно беспокоило Георгия Павловича. Он считал, что Эдуар Эррио – последователь радикальных идей – начнет склонять страну к социализму. А социализм – в чем убедились на примере России – ведет к беспорядкам и революции. Дома дела шли все хуже и хуже. Количество заказов уменьшалось с каждой неделей. Алексей, видя эту безысходность, не осмеливался больше говорить с родителями о Сен-Жерве. В середине июня растаяли последние надежды. Однажды утром, когда отец ушел на работу, мать сказала ему, что у них осталось очень мало денег, поэтому придется отказаться от каникул у Гозеленов. Алексей ждал этого отказа давно и тем не менее так сильно расстроился, что в ответ не мог сказать ни слова. Виноватый вид матери заставил его овладеть собой. Жалея ее, он тихо сказал:

– Ничего. Проведу лето в Париже!

Она все понимала и ответила расстроенным голосом:

– Я и отец приняли это решение только после того, как все подсчитали… Ах! Если бы мы получили хоть немного денег из Англии, я бы разговаривала с тобой по-другому…

– Знаю, мама. Не беспокойся. Все устроится.

Вернувшись в лицей, он, в то время как ученики строились во дворе, сказал Тьерри:

– Ничего не получилось, старик. Я не могу поехать с тобой в Сен-Жерве.

– Почему?

Алексей замешкался с ответом и наконец уклончиво сказал:

– Семейные проблемы…

Тьерри посмотрел так, как будто бы, несмотря на недомолвку, понял все. Алексей боялся, что друг заставит его назвать настоящую причину отказа.

Но Тьерри не стал настаивать и сказал просто:

– Жаль! Думаешь – это окончательно?

– Да.

– Родители расстроятся…

Они вернулись в класс и до конца уроков ни разу не заговорили о неудавшемся деле. Однако через два дня Елена Федоровна получила от мадам Гозелен записку и прочла ее сыну. Мадам Гозелен приглашала ее как-нибудь прийти на чай, чтобы «поговорить о наших мальчиках». Записка заканчивалась словами: «Мы будем одни». У Крапивиных не было телефона, хотя Георгий Павлович в течение двух лет говорил, что он необходим для облегчения его коммерческой деятельности. Елена Федоровна спустилась звонить в кафе.

Вернувшись из лицея, Алексей заметил, что мать чем-то озабочена.

– Завтра утром я иду к матери твоего друга, – сказала она.

– Как ты оденешься?

– Я об этом не думала… Скорее всего бежевое платье и шляпка с золотистыми лентами…

Алексею не нравилась эта шляпка. Волнистые поля и стягивавшие ее желтые сатиновые ленты казались нелепыми. Однако он не осмелился сказать об этом. Хотелось, чтобы все восхищались его матерью. Особенно французы. Они такие насмешники! Считают, что это одна из характеристик нации. Вот, например, Жизела живет как будто только для того, чтобы критиковать и смеяться. Потом он подумал: о чем эти две матери, у которых нет ничего общего, будут говорить за чаем? Воспитание детей не может быть бесконечной темой. Они принадлежат к таким разным мирам, что разговор между ними станет довольно скоро затруднительным. Алексей боялся этой встречи и ее результата. На следующий день он с нетерпением ожидал возвращения матери. Она пришла в семь часов. Из-под шляпки, чрезмерно украшенной бантами, сияло радостное уверенное лицо.

– Мадам Гозелен очаровательна! – сказала она, снимая шляпу. – Мы разговаривали как две старые подруги. Ты ей очень нравишься. Она считает, что ты оказываешь великолепное влияние на ее сына, что он изменился, стал более веселым с тех пор, как познакомился с тобой, конечно, она настаивала на том, чтобы ты поехал с ними в Сен-Жерве!

– Ты объяснила ей, что это невозможно? – сказал присутствовавший при разговоре Георгий Павлович.

– Я пыталась, но у нее свои аргументы. У них там дача, где у Алеши будет отдельная комната. Они поедут туда на машине…

Алексей облегченно вздыхал с каждым новым уточнением.

– Удобны ли такие отношения с людьми, которых мы едва знаем? – возразил Георгий Павлович. – Мы будем в долгу.

– Это они будут в долгу, – воскликнула Елена Федоровна. – Если бы ты знал, как они хотят уговорить Алешу поехать с ними, чтобы порадовать сына… Их очень беспокоит здоровье Тьерри. Они готовы на любые жертвы, чтобы доставить ему хоть немного радости. Как ужасно мальчику в его возрасте быть горбатым! В Сен-Жерве Алеша не только приятно проведет время, но и сделает доброе дело. Думаю, Георгий, мы должны согласиться!

Внешне непреклонный, Георгий Павлович всегда уступал воле своей жены.

– Ты права, – сказал он. – Пусть поедет!

Алексей бросился к матери, обнял отца и, отступив на шаг, громко сказал:

– Это будут самые замечательные каникулы в моей жизни! – Хотелось с силой пнуть ногой мяч, побоксировать подушку… Но он, растерявшись от радости, застыл на месте.

За столом во время обеда Алексей чаще, чем обычно, бросал взгляд на мать и нашел ее еще более красивой, чем всегда. На правильном с тяжеловатым подбородком лице мягко светились голубые глаза. Ее маленькие руки с длинными пальцами легко манипулировали ножом и вилкой. После того, как вымыли посуду, она села за вышивку, которую начала на прошлой неделе. Она не могла сидеть без дела. На черной ткани крестом она вышивала жар-птицу из русской сказки. Елена Федоровна хотела накрыть ею единственное кресло в столовой, обивка которого совсем стерлась. Алексей сел напротив и принялся с восхищением рассматривать разноцветные нитки.

В следующий четверг у Тьерри они увлеченно обсуждали предстоящее путешествие в деревню.

– Я тебе все покажу, – сказал Тьерри. – Я знаю отличные уголки! Слушай, у тебя, наверное, нет обуви для похода в горы…

Алексей признался, что нет. Тьерри тотчас отыскал в шкафу пару тяжелых башмаков, застегивавшихся под самые лодыжки.

– Примерь, – приказал он.

Алексей подчинился, смеясь. И чудо! Ботинки оказались впору! Все сопутствовало успеху дела.

Тьерри продолжал:

– Знаешь, по вечерам там бывает свежо. Тебе нужен еще и жилет. Посмотри-ка вот этот! Мне он мал, а тебе, может быть, подойдет! – Жилет тоже был как будто бы с плеча Алексея.

– Ну вот, ты и готов! – воскликнул Тьерри. – Хотя бы побыстрее поехали! Город начинает мне надоедать! Кстати, ты на чем остановился в романе «Боги жаждут»?

Алексей прочитал половину книги, но мнения о ней еще не составил.

– Интересно. Только слишком много действующих лиц, много событий, политики. Теряешься!

– Читай до конца, и мы еще поговорим об этом, – сказал Тьерри. – Я считаю, что это лучшая книга папаши Анатоля. Потом дам тебе произведения Рембо. Это совсем другое! Но тебе тоже понравится!

И прочитал несколько стихотворений из «Пьяного корабля».

«Он любит природу, прогулки, свежий воздух, поэзию; он любит смеяться и размышлять, – радостно сказал себе Алексей. – Это по-настоящему цельный человек. Нужно во что бы то ни стало стать похожим на него!» Он летел домой как на крыльях. Через плечо висели связанные за шнурки тяжелые ботинки. Под мышкой – завернутый в ткань шерстяной жилет. Всем этим он обязан Тьерри.

Такая дружба, как их, не знает условностей. Вернувшись домой, он потряс ботинками перед матерью и весело сказал:

– Посмотри, что я принес! Настоящие горные ботинки! Они такие удобные!