Алеша Джапаридзе

В Кутаиси

Это был небольшой уездный и одновременно губернский город на реке Риони. Все население его составляло немногим больше тридцати трех тысяч человек. Недалеко от города располагались крупные для того времени промышленные предприятия: марганцевые рудники Чиатури и каменноугольные копи Ткибули. Оба предприятия, на которых трудились тысячи рабочих, соединены были с Кутаиси железнодорожными ветками.

В те годы революционной работой в Кутаиси руководили такие видные деятели социал-демократического движения, как Миха Цхакая, Филипп Махарадзе, Саша Цулукидзе.

В 1901 году к ним присоединился еще и Джапаридзе, ставший во главе революционной части учащейся молодежи и приказчиков. Сам он поступил на службу в Управление государственных земель и имуществ Кутаисской губернии. Нелегко было устроиться ему в это казенное заведение. Помог старший брат Павла Пушкарева, с которым Прокофий дружил еще в Учительском институте, а потом вместе сидел в Метехской тюрьме. Тот похлопотал перед начальником учреждения Снегиревым. Прокофию, надо сказать, тут повезло. Снегирев одно время состоял членом организации «Народная воля» и вообще был либерально настроен. Поэтому он и не отказался взять на службу известного революционера, который недавно отбывал наказание в тюрьме.

Так Джапаридзе получил средства для существования. Но, конечно, цель его — не служба чиновником, а продолжение борьбы против самодержавия.

Среди прочих учебных заведений в Кутаиси была женская гимназия святой Нины. Прокофий пришел как-то в эту гимназию. Он хотел узнать, чем живет, чем дышит учащаяся молодежь и нельзя ли кого-нибудь вовлечь в марксистский кружок. Поговорил с одной девушкой, затем — с другой. Выяснил, что база для кружка имеется, и вскоре он был создан. Активной участницей в нем оказалась Варо Ходжашвили, учившаяся тогда в последнем, восьмом классе. Не только внешний, но и душевный ее облик сразу же привлек внимание Джапаридзе. Он познакомился с ней ближе и узнал, что Варо дружила с лучшими представителями передовой молодежи Кутаиси, она много читала, была рассудительной, вдумчивой, внутренне собранной и сдержанной. Эти качества выделяли ее среди других кружковцев.

Жизнь в Кутаиси свела Джапаридзе с приятелем институтских лет Владимиром Чхаидзе. Еще из Тифлиса время от времени приезжал Прокофий в Зестафони, где тот работал учителем. Он сблизился со многими его учениками и не раз беседовал с ними о сложностях жизни, о пути к свободе и счастью.

Возобновил Прокофий и другие старые знакомства. Бывал он, в частности, в семье своего троюродного брата Малакия Джапаридзе, педагога, окончившего тот же институт, из которого изгнали Прокофия. Друзья подолгу сидели за столом, вспоминая о студенческой поре, вели споры на политические темы.

Сын Малакия, Владимир Джапаридзе, свидетельствует: «Прокофий часто уговаривал моего отца поднять голос в защиту учителей, потребовать улучшения их экономического положения». Конечно же это не прошло бесследно. В 1903 году Малакия Джапаридзе выступил в защиту учителей на их съезде в Кавказском учебном округе Тифлиса.

Оказал влияние Прокофий и на Владимира Чхаидзе, которого называл просто Ладо. Чхаидзе печатал в газете «Иверия» статьи по земельному вопросу, направленные против помещиков. Прокофий при встрече сказал ему:

— Ладо, сколько времени печатаешь ты в «Иверии» статьи, а результатов никаких! Тайная пропаганда, агитация и организация кружков среди крестьян— это куда более действенная мера.

Впоследствии вместе они вели революционную пропаганду и агитацию среди крестьян.

Для начала Прокофий один поехал в Гурию, в селение Супса. Поехал под предлогом закупки дров, а в действительности — прощупать почву для нелегальной работы в Гурии и Имеретии. Но дело осложнилось: как раз в ту пору в деревнях свирепствовали карательные отряды. Нужна была особая осторожность. У предусмотрительного Джапаридзе имелись адреса крестьян Павла Вадачкория и Виссариона Матиашвили, которые дал ему Владимир Чхаидзе. Они свели Прокофия с крестьянами Симоном Благидзе, Нестором Цикаридзе, Ананием Андуладзе, Лукой Мегрелидзе. Познакомили и с Кишварди Чхаидзе — братом Владимира.

Как ни опасно было, Джапаридзе заходил вечерами в их дома, сложенные еще дедами и прадедами, задушевно беседовал. Иногда вынимал из кармана, вроде бы между прочим, листовку и при скудном свете керосиновой лампешки тихо, почти полушепотом, читал ее. Крестьяне приходили в восторг и с чисто грузинской экспансивностью вскакивали с мест, воздевали руки и, тоже шепотом, восклицали:

— Ай, как правильно! Какая жизнь нам при такой власти? Ну, теперь мы знаем, что надо делать!..

С той поры Джапаридзе регулярно возил в селение Супса прокламации и воззвания. Затем он стал одним из активных членов Имеретино-Мингрельского комитета социал-демократической организации, созданного Миха Цхакая. Вместе с Прокофием здесь работали Саша Цулукидзе, Сергей Кавтарадзе, Михаил Окуджава, Павле Сакварелидзе.

Вскоре в Гурии и Имеретии вспыхнуло восстание крестьян. Джапаридзе — в гуще этих событий…

То было знаменательное время для России. Во всех уголках империи разрасталось могучее революционное движение. На улицах Петербурга, Москвы, Харькова, Киева и других городов многолюдные демонстрации проходили под лозунгом: «Долой самодержавие!».

Дыхание революционной бури чувствовалось в стране повсюду, в том числе и на Кавказе. В этих условиях с особой остротой и настоятельностью вставала задача создания партии как политического вождя рабочего класса, призванного стать руководителем грядущей революции.

Уже выходила ленинская газета «Искра», под заголовком которой В. И. Ленин поставил знаменитые слова из ответа декабристов Пушкину: «Из искры возгорится пламя». Газета получила быстрое распространение и переводилась на различные языки многонациональной России. В Баку с 1901 года действовала первая искровская типография «Нина».

С каждым днем расширялось революционное движение крестьян, одним из руководителей которого стал Джапаридзе. В сельской местности, даже в самом Кутаиси происходили непрерывные стычки с полицией, жандармами. На подавление восстания власти двинули войска. Начались массовые аресты, облавы. Снова городская тюрьма оказалась переполненной.

Джапаридзе узнал, что заключенных должны отправлять этапом. В полдень их вывели из тюрьмы и в окружении конвоиров погнали по главной улице Кутаиси. Власти хотели этим продемонстрировать: вот, дескать, участь каждого, кто восстанет против царя и властей.

Политзаключенных привели на вокзал. Неподалеку, на пригорке, собралось около ста молодых людей, преимущественно учащихся. Они махали арестованным белыми платками, шапками и кричали:

— Держитесь!

— Не падайте духом!

— Скорее возвращайтесь к нам!

Обрадовавшись, заключенные заволновались. Их тут же стали загонять в вагоны. Но они старались выглядывать в зарешеченные окна. Медленно двинулся поезд. Люди шли рядом и продолжали махать платками. То и дело слышались возгласы: «Да здравствует свобода!», «Возвращайтесь, братья!», «Борьба продолжается!»

Заключенные не знали тогда, что провожавшую их молодежь организовал и привел на вокзал не кто иной, как Прокофий Джапаридзе.

Прокофий постоянно заботился об арестованных, их родственниках. Зная его чуткость и доброту, кутаисские товарищи по нелегальной работе возложили на него заботу о политзаключенных. Прокофий и здесь оправдывал доверие товарищей. Он передавал узникам газеты, литературу, продукты, сам иногда виделся с ними, подбадривал. Когда же заключенных высылали, скажем, в Архангельскую губернию, Прокофий снабжал их одеждой, деньгами, чаем, сахаром — всем, что было необходимо в дальней дороге, в суровых условиях этапа.

Было просто удивительно, как Джапаридзе везде успевал. Он ведь занимался не только нелегальной работой. Любовь к литературе, пробудившаяся еще в школе, не угасала в нем и поныне. Как правило, без него не обходились ни литературные беседы, ни диспуты. Он преподавал и в Народном университете.

В 1903 году в Кутаиси приехал Максим Горький. Джапаридзе организовал встречу и обед в честь любимого народом писателя. Знаменитый писатель и революционер быстро сошлись. Прокофий показал дорогому гостю достопримечательности города, посоветовал ему отправиться по Военно-Осетинской дороге во Владикавказ, предложил остановиться в селении Они неподалеку от Боквы и даже дал рекомендательное письмо к своему родственнику, студенту Д. Джапаридзе. Радушный прием оказали Максиму Горькому в Они. Писатель долго потом помнил об этих встречах.

В августе того же года Джапаридзе собрал своих товарищей и рассказал им о состоявшемся II съезде РСДРП. Друзья удивлялись, как он мог так быстро получить сведения о съезде, который закончился совсем недавно! Но никто из них не знал, что Прокофия проинформировали об итогах съезда в Имеретино-Мингрельском комитете.

Джапаридзе теперь чаще стал собирать друзей-подпольщиков. Он разъяснял им решения съезда, принятую Программу партии, где поставлена главная задача: свержение царизма, власти капиталистов и помещиков и установление диктатуры пролетариата.

Стоит ли говорить о том, как вдохновил этот съезд самого Джапаридзе! Беседуя с товарищами, он загорался: впервые в истории России создана революционная марксистская партия рабочего класса!

Профессиональный революционер, он еще энергичнее брался за дело, организовывал и сплачивал массы, звал их на борьбу с царизмом.

В апреле 1904 года в Кутаиси разразилась стачка приказчиков, которую подготовил Джапаридзе вместе с товарищами. Она продолжалась две недели. В городе прекратилась торговля. Все лавки и магазины были закрыты…

Приближался первомайский праздник. Имеретино-Мингрельский партийный комитет поручил Джапаридзе организовать массовую демонстрацию. И это было сделано. Демонстрантов пытались остановить жандармы и полицейские. Но народная колонна смело двигалась вперед с Красным знаменем. Раздались выстрелы. В безоружную толпу врезались казаки и стали рубить шашками. Многие были ранены, несколько человек убито.

Скорбь охватила тогда весь Кутаиси. В день похорон проводить убитых в последний путь вышли тысячи граждан. Власти притаились. Они боялись гнева возмущенных людей.

У братской могилы Джапаридзе произнес речь. В толпе послышались приглушенные рыдания. Оратор призвал к отмщению за тех, кто пал за свободу.

Жандармы, следившие за выходом с кладбища, хотели арестовать Джапаридзе, но люди позаботились о его безопасности и украдкой вывели своего руководителя.

Летом 1904 года власти задумали перевезти политзаключенных из рабочего городка Чиатури в Кутаиси. Здесь их ожидал суд, а затем и сибирская каторга. В связи с этим Имеретино-Мингрельский комитет постановил: сделать все для освобождения товарищей. Организацию побега возложили на Джапаридзе. Был разработан подробный план нападения на охрану и дальнейших действий.

Заключенных конвоировали казаки и солдаты. Арестованные знали, что нападение должно произойти на Тифлисской улице, возле сада, и готовились к этому моменту. И вот этот миг наступил. Одна за другой взорвались несколько бомб. Раздался грохот, воздух заволокло дымом. Началась паника. Охрана пришла в замешательство и разбежалась. Когда казаки и солдаты вспомнили о заключенных и вернулись на место происшествия, было уже поздно. Однако они не знали: чтобы избежать жертв среди прохожих, были использованы небоевые бомбы.

Но в перестрелке раненым оказался Шалва Шавлакадзе, шальная пуля сразила Лежаву. Убитого революционера похоронили с почестями. Комитет выпустил прокламации с портретом погибшего товарища, состоялись митинги в Кутаиси, Хони, Чиатури, Сенаки, Самтредиа.

Наскоро переодетых беглецов по Хонской дороге отправили на станцию Самтредиа. Там для них уже были подготовлены железнодорожные билеты до Тифлиса.

В то время Джапаридзе жил на Балаханской улице с матерью и сестрой. Но он редко ночевал дома, зная, что полиция денно и нощно ищет его.

Все же как-то летней ночью, незаметно для соседей, Прокофий пришел домой и сказал:

— К нам сейчас придут две девушки. Очень прошу, встретьте их поласковее.

Появились Варо Ходжашвили и ее подруга Анета Николайшвили. Варо почему-то все время смущалась и краснела. «Не иначе, как влюблена в Прокофия!..» — подумала Вера. Мгновенно накрыли стол, поставили варенье, чай, фрукты и стали беседовать — тепло, непринужденно. Прокофий счастлив: наконец-то он познакомил свою невесту с матерью, сестрой.

Было уже поздно, когда девушки простились, и Прокофий пошел их провожать. А вскоре раздался стук в дверь. Пожаловали пристав и околоточный.

Мать сразу же догадалась о цели их прихода. Как ни в чем не бывало она спокойным голосом проговорила:

— Дочь у меня больна, не шумите, пожалуйста!

— Что тут у вас происходило? Тайное собрание? — закричал пристав, шаря взглядом по комнате.

— Что вы! Какое собрание? Никто и не думал приходить. Пожалуйста, можете осмотреть хоть всю квартиру! — без тени волнения ответила Анна Григорьевна и открыла дверь во вторую комнату.

Пристав шагнул через порог. Взгляд его остановился на столе, на котором стояло пять стаканов. Ага!.. Он сразу все понял и шагнул к Анне Григорьевне, сверля ее полными злобы глазами.

— Как ваша фамилия? — спросила вдруг Вера, лежавшая уже в постели.

— Зачем тебе моя фамилия? Что, хочешь на память записать? — ухмыльнулся пристав.

— Нет, что вы. Просто вы очень похожи на моего хорошего знакомого.

— Моя фамилия Костава! — с апломбом ответил пристав.

— Ах, какая прекрасная фамилия! — протянула Вера. В голосе ее чувствовалась едва скрытая ирония.

Заложив руки в карманы, пристав остановился около Анны Григорьевны и сказал ей строго:

— Советую, сами приведите к нам вашего сына, не то дела его будут хуже.

Произведя обыск и ничего не найдя, полицейские ушли озлобленные. Они опоздали!

На рассвете, едва занялась заря, Прокофий неслышно вошел в комнату:

— Завтра же поезжайте в Рачу, — сказал он, — не то эти ищейки изведут вас, требуя выдачи меня. Я немедленно скроюсь. Не беспокойтесь, меня им не достать!

— Пакия, эта серьезная, застенчивая девушка твоя невеста?

— Да, Верико! — и Прокофий засмеялся.

Вера обняла брата. А он взглянул в окно:

— По улице идут пристав и околоточный!

Прокофий схватил чемодан, приготовленный матерью еще несколько дней назад, расцеловал родных и вышел с черного хода.

Вот они и расстались. Надолго ли? Кто знает!..

Анна Григорьевна, не мешкая, занялась делом. Она распорола одеяло и вытащила из него шерсть. Быстрые, проворные ее пальцы начали прясть пряжу.

Вошли полицейские. Вновь начался обыск. Они перевернули вверх дном всю квартиру, но и на этот раз ничего не нашли. Пристав был вне себя: опять провели!

— Допустим, ты арестуешь моего брата, чего ты этим достигнешь? — сказала ему Вера. — Поймаешь одного, второго, но ведь их место займут сто и двести других. Убавь лучше усердие, а то свою семью плакать заставишь! — пригрозила она.

— Это и есть твоя больная дочь? Да она хуже, чем сын! — выпалил пристав Анне Григорьевне, а затем обратился к околоточному: — Взгляни на нее — революционерка!..

— Сынок, — смиренно обратилась Анна Григорьевна к приставу, — неужели у тебя нет сестры или брата? Ведь дочь просто горюет о брате, как-никак хочет защитить. Вот вернется мой мальчик, я сама его к вам приведу. Если, конечно, он меня послушает. Подождите еще хотя бы неделю!

Взбешенными уходили полицейские. Столько следили — и впустую.

На другой день мать и сестра Прокофия выехали в Рачу.

Через две недели они получили письмо, написанное Варо. Оно было теплое и ласковое, но без единого упоминания о Прокофии.

Варо стала женой Прокофия, верной спутницей его жизни и, разумеется, единомышленницей.