Ринберг в очередной раз набрал номер Алевтины, и снова, словно в насмешку, механический голос равнодушно сообщил ему, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
От злости и разочарования мужчина, не сдержавшись, резко ударил по двери кулаком, но боли почти не почувствовал. Иван встряхнул рукой и устало прислонился лбом к прохладному дверному полотну. Нужно было успокоиться и основательно подумать.
В ответ на его буйство из квартиры Островских послышалось возмущенное:
— Мя-мяу, — в переводе с кошачьего это, по видимому, должно было означать что-то вроде вали-ка ты отсюда по добру, по здорову. Сегодня даже мохнатая животина, и та мечтала поскорее избавиться от присутствия Ринберга, но, откровенно говоря, его это мало волновало, гораздо больше Ивана интересовал вопрос: куда за те несколько часов, что они не виделись, могла исчезнуть Алевтина, да ещё вместе с сыном.
После того как телефон оказался выключенным, а дверь в квартире никто не открыл, первым предположением Ринберга было, что Островская снова сбежала в неизвестном направлении, пока он, дурак, выжидал до девяти утра, чтобы дать ей время выспаться и прийти в себя, хотя сам он уже давно был на ногах.
Как только первые лучи солнца показались из-за горизонта, Иван открыл глаза и уснуть больше не смог. Несколько часов он метался по квартире, как дикий зверь, пойманный в клетку: изучал, анализировал присланные файлы из досье Островских, пока не принял для себя окончательного решения и не наметил план действий.
В любую минуту Ринберг готов был сорваться с места, чтобы увидеть Алевтину и наконец-то объясниться с девушкой по-человечески: откровенно и без малейших недомолвок- как они оба того заслуживали. Но, когда он это сделал, оказалось, его ожидал лишь кот.
— Мур-мя-мяу! — громко простонал закрытый в квартире Лешек, снова уловив подозрительное движение за дверью.
Ринберг открыл глаза и улыбнулся.
И почему он раньше до этого не додумался?
Как бы там ни было, но бросить своего питомца Островские точно не могли, а значит рано или поздно Алевтина с Арсением вернуться, но дольше ждать Иван не хотел, всё его терпение закончилось ещё вчера.
Почти бегом Ринберг спустился по лестнице со второго этажа и с силой толкнул дверь подъезда. Незачем время напрасно терять, нужно немедленно найти Островских.
К счастью, ему не пришлось долго ждать — буквально через тридцать минут он уже точно знал местонахождение Алевтины и её сына. Благодарить за это стоило обилие гаджетов в современной жизни: телефон Али по-прежнему находился вне сети сотовой связи, но умные часы Арсения всё же удалось засечь одной из вышек недалеко от их дома.
Когда Иван вернулся в машину, Геннадий без труда уловил напряжение в поведении начальника, поэтому не стал задавать лишних вопросов и молча доставил Ринберга прямо к воротам городского парка. Водителю оставалось только догадываться, что или скорее кого Иван Соломонович там забыл. В конце концов у богатых свои причуды!..
***
Иван увидел их издалека.
Островская не только ни от кого не скрывались. Они напротив находились в очень людном месте, предназначенном для семейного отдыха. Алевтина вместе с Сенькой и своей вечной подружкой Евой организовали пикник, расположившись в одной из крытых беседок парка.
Ринберг сразу же обратил внимание, что Островская сидела, укрывшись клетчатым пледом, хотя на улице было тепло, а тёмные солнцезащитные очки только ещё больше подчеркивали неестественную бледность девушки.
Подружка её что-то тараторила, не умолкая ни на секунду, и при этом успевала активно жестикулировать, сама же Алевтина молчала, лишь время от времени, будто нехотя, кивала или отрицательно мотала головой.
Сенька нашёлся здесь же: мальчик резвился неподалёку вместе с девчушкой чуть постарше.
Аля сняла очки и пристально посмотрела на Ивана. И от этого её взгляда мужчину пробрало так, будто она заглянула в самый тёмный закоулок его души.
Он поднял руку для приветствия, Островская кивнула и грустно улыбнулась, будто поняла без слов, что ещё совсем недавно Ринберг подозревал её в побеге.
Иван выдохнул, ведь она даже и не думала оправдывать его худшие ожидания. Просто случилось недоразумение. В жизни и не такое бывает.
Ева настойчиво продолжала разговаривать с Алевтиной, зря только старалась — Ринберг уже прочно завладел вниманием девушки.
Сейчас каждый его шаг, приближал Ивана прямо к желанной цели.
— Привет!
— Привет…
— Не застал вас дома, — Ринберг не стал ходить вокруг да около.
— Я думала, что ты позвонишь, — спокойно ответила Островская.
— А я и звонил тебе.
— Да?.. Странно, я не слышала, — вот теперь Алевтина искренне удивилась, наклонилась за рюкзаком и стала неуклюже в нём рыться в поисках телефона. — Надо же, сети нет… Похоже что мой не убиваемый телефон умер в самый неподходящий момент.
После этих слов Аля замолчала. Иван тоже не спешил продолжать разговор. И даже Ясная на минуту притихла, переводя испытывающий взгляд с одного на другого.
— Ладно, Аль, мы, пожалуй, с Сенькой сходим, купим мороженое, как он хотел. Вы здесь не скучайте, — Ева быстро протиснулась мимо Ринберга, стоявшего на входе в беседку, и унеслась прочь.
Иван прошёл внутрь и опустился на скамейку с правой стороны стола, тем самым оказавшись напротив Островской.
— Знаешь, моя бабушка Сима любила стихи и меня заставляла читать. Помню, я даже немного злился, думал, что это просто чушь собачья, а оказалось, сам попался. Некоторые до сих пор помню… Лицом к лицу. Лица не увидать. Большое видится на расстоянье.
Аля пожала плечами, озадаченная неожиданной переменой в его настроении.
— Есенин…кажется.
— Да. Ты по-прежнему ничего не хочешь мне рассказать? — задал Ринберг наводящий вопрос, деликатно подталкивая девушку к разговору.
— А надо? Думаю, ты уже и так всё знаешь, иначе бы вряд ли пришёл.
— Вот сейчас ты не права, я пришёл бы в любом случае.
— Хорошо, если так, — Алевтина совсем не разделяла его уверенности, чтобы придать себе сил она сжала кулаки под столом и решительно продолжила. — С одной стороны, устала от недосказанности, а с другой начать никак не могу. Ты лучше спроси, постараюсь ответить, хотя и не хочу, чтобы всё, что я сейчас скажу, выглядело как оправдание.
Мужчина перевел взгляд на её губы и задал свой первый по-настоящему важный вопрос.
— Почему по документам твой сын Иванович?
— Наверное, потому, что он Иванович и есть! — грустно улыбнулась девушка.
— То есть Арсений…он…мой? Мой сын?
— Да! — тихо выдохнула Островская, даже глядя в сторону, она ощущала на себе его взгляд, то, как внимательно он следит за ней.
— Почему ты мне не сказала?
— А когда, по-твоему, я должна была сказать? Тогда, когда мы не знали друг друга, или сейчас, когда ты меня даже не узнал? — Алевтина закрыла лицо руками, ведь непрошеные слёзы почти выступили из глаз.
— Аля, семь лет… Мы потеряли семь лет… Я могу понять, что ты сбежала из отеля, но потом, когда узнала, что беременна.
— И ты бы поверил женщине, которая провела ночь с первым встречным?
— Чёрт возьми! О чём ты вообще говоришь?! Я никогда так о тебе не думал. И в любом случае не отказался бы от своего ребёнка, — почти сорвался Иван.
Островская встала, обхватила себя руками, повернулась к нему спиной и только после этого снова стала говорить.
— А ты знаешь, я хотела, но как-то не случилось… Не люблю вспоминать об этом, но тебе расскажу, в общем не прошло и недели с моего возвращения из Питера, как меня выкинули с работы.
— Это то, о чём говорил Шабарин? — уточнил Ринберг.
— Нет, ты, конечно можешь мне не верить, но это не я сдала ваш проект конкурентам, у меня даже доступа к нему не было, но после того как вы с отцом навели в банке шороху и потребовали найти виновного, я стала очень удачным козлом отпущения. В общем, никто особо никого и не искал.
— Почему именно ты?
Алевтина посмотрела на него через плечо и немного цинично усмехнулась.
— Шабарин довольно открыто оказывал мне знаки внимания, и в банке об этом знали, мы там и познакомились. Сейчас я даже думаю, что сделал он это специально.
— Я с ним ещё разберусь! — пообещал Иван.
— По большому счету теперь это совсем не важно. Мне четко обрисовали все возможные перспективы, вплоть до уголовного преследования, если я вздумаю артачиться и что-то доказывать. А так всё довольно не плохо закончилось: мне выплатили выходное пособие за два месяца, и я вернулась сюда.
— И?..
— И спустя месяц узнала, что беременна. Честно говоря, я долго думала и далеко не сразу решила рассказать тебе. На пятом месяце приезжала даже в Москву, почти целый день в холе вашего офиса проторчала, всё ждала, пока твоя сопровождающая секретарша спустится, как обещала, но она вместо этого телефон отключила, а других контактов не было. Голова закружилась, и меня на скорой увезли, — Островская говорила вроде спокойно, но между тем невысказанная горечь сквозила в каждом её слове.
— Я не знал…
— Понимаю. После моей выписки ты уже уехал. Потом было как-то не до этого: роды, крошечный Сенька… А после твоей свадьбы я и вовсе решила, что видимо не судьба и нечего в чужую семью лезть. Мы друг другу ничего не обещали, так что всё честно.
— Честно?! — зло усмехнулся Ринберг. — По-твоему столько лет одной тащить на себе ребёнка — это честно? Что тебе мешало сказать про сына, когда мы снова встретились?
— И как же ты себе это представляешь? — не осталась в долгу Алевтина. — Здравствуйте, Иван Соломонович! Как у вас с памятью? Хорошо? А помните, как мы с вами переспали лет семь назад? Так вот у вас сын есть.
— Аля, какая ты у меня всё-таки дурочка, хоть и очень умная.
— У тебя? — Островская даже села на прежнее место от неожиданности.
— Да, у меня, только так и никак иначе, — Иван пересел на сторону девушки, притянул её к себе и поцеловал так жадно и настойчиво, будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. А, может быть, так оно и было.
И пусть прошедших лет не вернуть, но это его женщина, его сын, его семья. Теперь он уж точно их никуда не отпустит, а всё остальное можно решить.