All You Need Is Kill

Часть 1

— Бля!.. Наступление началось! Соберитесь, пока вам яйца не отстрелили!

Сто пятьдесят девятый бой. Я, как обычно, выскочил вперёд, не отсоединяя кабель. Выкрутил мощность радара на максимум. Ага, вот он. Выстрелил. Залёг. Копьё пролетело над головой.

— Кто там вперёд лезет?! Жить надоело?! — как обычно, крикнул взводный.

Началась оглушительная перестрелка. Я стряхнул песок со шлема. Когда я бросил взгляд на Феррела, тот кивнул мне.

Сегодняшний бой будет последним. Если сегодня я позволю Ёнабару или Феррелу умереть, они уже не воскреснут. Это последняя попытка, следующей не будет. Моё сердце колотилось как бешеное от страха уже не перед смертью, а перед неизвестностью грядущего. Хотелось бросить топор с автоматом и нырнуть под одеяло.

Но это… это правильные чувства. Я улыбался как маньяк. Мир не должен повторяться. Все солдаты испытывают страх, когда рискуют своей единственной жизнью перед лицом врага. Если верить словам Риты, на самом деле я вовсе не путешествовал по временной петле. Все сто пятьдесят восемь битв были настоящими, но в них сражался другой я. Боль, радость, печаль и обоссанные от страха бронекостюмы — всё это события из жизни других Кэйдзи. А для меня — лишь осколки их воспоминаний. Рита рассказывала, что опыт и память об опыте — одно и то же, но её слова были мудрёными, и я ничего не понял. Возможно, она тоже не до конца понимала, что говорит.

В детстве я читал комикс, в котором герой нашёл машину времени и путешествовал в прошлое. Ещё тогда я задумывался: если он что-то изменит в прошлом, то, получается, изменится будущее и исчезнет герой, пытавшийся что-то изменить в прошлом? Но книга не была богата на объяснения.

Сейчас же, по словам Риты, я украдкой смотрел сны мимиков. Во время самой первой битвы я с её помощью случайно убил сервер. Со второго по сто пятьдесят восьмой разы его убивала Рита, однако, поскольку я уже подключился к электронной сети мимиков, по временной петле путешествовал я, а не она.

Мимики умеют переигрывать битвы в попытках выцарапать для себя более выгодное будущее. Вот почему копьё во второй битве полетело в меня вместо Ёнабару, и вот почему мне не удалось благополучно сбежать с базы. Всё это время мимики сознательно охотились на меня. И без Риты я был для них лёгкой добычей.

На поле боя, как обычно, царил хаос. Я вернулся к взводу, пока шквал копий не изрешетил меня. Мы залегли в кратере в сотне метров от берега — одном из следов вчерашней бомбардировки снарядами с GPS-наведением. Вражеский снаряд ударился в землю рядом с ногой, поднимая пыль.

— Вот и на Окинаве так же было, — бросил Феррел, подпирая спиной склон.

— Кошмарное было месиво, — ответил Ёнабару, возвращаясь в кратер после автоматной очереди.

— Точно так же лежали в окружении. Самая жопа наступила, когда патроны кончились.

— Не каркай, сержант.

— Знаешь… — Феррел высунулся из укрытия, выстрелил и снова спрятался. — Моей лысой башке кажется, что эта чёртова операция пройдёт как надо. Интуиция.

— Разрази меня копьё, у сержанта оптимизм! — Ёнабару выстрелил и спрятался.

— Следи за нашим новичком, Ёнабару. Он так сильно рвётся в бой, что может выскочить и джигу станцевать, лишь бы врагов привлечь.

— Но я не умею танцевать джигу, — возразил я.

— Ясен хрен.

— Ну и здоровый топор же ты захватил. Дашь помахать? — спросил Ёнабару.

— Не вздумай, кости себе переломаешь, — ответил Феррел.

— А чё это ему можно, а мне — нет!

— Враг на два часа!

— А вот и го-ости пожаловали.

— Бля, что за мудак пересылает жирные файлы посреди битвы?!

— Курить-курить-курить… Как же, сука, курить охота!

— Заткнись! Огонь! Огонь! Огонь!

Взвод высунулся из укрытия, направляя оружие на группу врагов. Засвистевшие в воздухе пули не остановили натиск мимиков. Я сжал рукоять топора.

Вдруг упала бомба. Снаряд со сверхточным лазерным наведением раздробил скалу, забурился в землю и взорвался. Провалившаяся земля проглотила всю стаю мимиков.

Посреди дождя из грязи сверкал красный бронекостюм. Удар, удар, поворот, удар — и больше ничего не двигалось.

— Извини, задержалась, — раздалось в наушниках.

Обладательница бронекостюма, вооружённая огромным топором, встала прямо посреди нашего взвода. Алая краска ярко блестела на фоне нашего песочного камуфляжа.

— Да ладно, я как раз собирался идти к тебе, — ответил я, махнув рукой.

— Что за… Почему здесь Боевая Сука?.. — Ёнабару во все глаза смотрел на красную броню, забыв даже вернуться в укрытие.

Я хотел напомнить ему, что не стоит упоминать это прозвище в присутствии Риты, но решил сделать скидку на шок. Жаль, не увидел её лица под шлемом.

— Я хочу поговорить с командиром отряда, — сказала Рита Феррелу. — Соедини меня.

Феррел связал её по кабелю со взводным.

— Готово.

— Моё имя Рита Вратаски. Мне нужен командир третьего взвода семнадцатой роты третьего батальона двенадцатого полка триста первой бронепехотной дивизии. Буду краткой: я хочу позаимствовать Кэйдзи Кирию. Разрешите?

Рита не стала называть своё звание и отряд. В армии строгая субординация, и если командир сказал, что ворона бежевая, — значит, бежевая, без разговоров. Только валькирия была свободна от этих условностей. Даже заговорив со мной во время самой первой битвы, она представилась не как прапорщик спецназа США, а просто как Рита Вратаски.

— Кирию?.. — ответил взводный с дрожью в голосе. — Если для дела, я могу предложить кого-нибудь опытнее…

— Это запрос Риты Вратаски. Да или нет?

— Д-да.

— Благодарю за помощь. А ты, сержант, не против?

Феррел пожал плечами, выражая согласие.

— Извини, что забираю его.

— Главное не пляшите свою джигу рядом с нами.

— Джига — это какой-то условный термин?

— Скорее, фигура речи.

— Так… Кэйдзи, какого хрена ты… — начал было Ёнабару.

— Извини, мужик, потом объясню, — перебил я.

— Мы выдвигаемся на двенадцать часов.

— Ага.

— Кэйдзи! Если найдёшь магазин, купи сиги! — крикнул Нидзё.

— Мне нравится твой взвод, — Рита усмехнулась. — Готов?

— Давай понежнее, ладно?

— Это ты не у меня, а у врагов проси.

— Неужели ты сейчас пошутила?

Рита молча кивнула.

Мимики начали вылезать из ямы. Два бронепехотинца кинулись вперёд и уже скоро не видели перед собой ничего, кроме цели. Бежать. Уворачиваться. Стрелять. Перезаряжаться. Снова бежать. Дышать.

Нашли, где спряталась стая, вызвали бомбардировку. Прилетела бомба. Всё утонуло в клубах дыма. Через секунду полетели комья чёрной грязи. Затем тела мимиков. Бросились в эпицентр взрыва, разрубая тех, кто подвернётся. Ещё. Всех.

Изо дня в день я делал одно и то же, но бой так и не стал для меня рутиной. Всего один удар топора под неправильным углом отделял меня от смерти. Упущенный враг через секунду нападёт на моих союзников. Они умрут, враги прорвутся через линию фронта и уничтожат других солдат. Небольшая ошибка могла в корне изменить всю ситуацию.

Надвигалась бесконечная толпа мимиков. Радар показывал сплошное белое пятно. Мимики тяжелее вооружённого до зубов бронепехотинца. Повредить защищённый панцирем скелет способен только бронебойный патрон не ниже пятидесятого калибра. Считается, что для победы над мимиком нужен отряд как минимум из десяти человек. До сих пор основной успешной тактикой войск было выскочить из-за укрытия, окружить с трёх сторон и стрелять, пока не кончатся патроны. Однако Рита Вратаски двигалась без передышек. Почти ленивый взмах топора — и очередной мимик отправляется в полёт. Шаг. Взмах. Полёт. Шаг. Взмах. Полёт. Для меня это было новое, непривычное чувство. Всюду летали смертоносные снаряды, враги находились на расстоянии вытянутой руки, но я был охвачен умиротворением. Рядом был товарищ, на которого я мог положиться, — одной этой мелочи хватило, чтобы я перестал ощущать страх. Его ледяная хватка растаяла от тепла Риты. Я стоял возле смерти, но спиной к спине с девушкой, которой мог доверить свою жизнь.

Я так долго подражал ей, учась выживать и рубить топором, что выучил все её повадки. Я знал, с какой ноги она начинает движение. Как именно выбирает цель. С которого врага будет выходить из окружения. Когда берётся за оружие, а когда бежит. Все эти знания уже стали неотъемлемой частью моей операционной системы. Рита избегала опасности и ловко уничтожала врагов. Помогать ей — значит заниматься теми мимиками, на которых ей совсем некогда отвлекаться. Мы с Ритой прошли через разные тренировки, но спустя бесконечные битвы стали похожи как близнецы.

Четыре мимика напали одновременно. Даже Рите пришлось тяжко. Из-за огромной инерции топора она накренилась, и я подтолкнул её тело свободной рукой. Сперва Рита удивилась, но мигом поняла, что произошло. Всё-таки Рита Вратаски действительно гениальный солдат. Пяти минут не прошло, как она привыкла к моей помощи. Она сразу смекнула, что у меня в любой момент есть свободная конечность, которой я могу оттолкнуть её от вражеского удара. После этого она сражалась, уже не пытаясь уворачиваться. Она даже не моргала, когда вражеские лапы пролетали в сантиметрах от её носа.

Мы действовали как единый организм, с огромной скоростью разрубая врагов и краем глаза присматривая друг за другом. Не нужны были ни слова, ни жесты. Мы обменивались мыслями с помощью выпадов и шагов.

Если величайшее достижение вражеской эволюции — умение отматывать время, то человеческой — разнообразие людских талантов. Кто-то преуспел в ремонте бронекостюмов, кто-то — в планировании операций, кто-то — в поддержке из тыла, а кто-то — сражаясь на передовой. Человечество способно меняться и подстраиваться под различные обстоятельства. Этим мы отличались от мимиков, которые полагались лишь на то, что заранее знали обо всех опасностях. Вот почему люди, родившиеся с талантом воина, властвовали на поле битвы.

Два бронепехотинца двигались вперёд, из-за особенностей ходьбы Риты плавно поворачивая вправо. Я прошёл через этот бой сто пятьдесят восемь раз, временами умирая ужасной смертью, и достиг таких высот, которые не снились ни одному существу на этой планете. Валькирия Рита поднялась ещё выше. Там, где проходили мы, оставались горы дрожащих останков. Позади оставались враги и друзья. Прошло двадцать минут с начала наступления.

Наконец я увидел то, что стало причиной и этой петли, и нашего с Ритой знакомства. Сервер мимиков. Вот из-за кого я плевался кровью, смотрел на выпадающие из меня кишки и каждый раз возвращался на поле боя. Вот из-за кого я познакомился с Ритой Вратаски.

— Это последняя битва, Кэйдзи. Именно ты должен убить сервер.

— Ага, понял.

— Помнишь, что я говорила? Сначала сломай его антенну. Затем найди и лично убей всех резервных мимиков. Только потом добей сервер.

— И всё?

— Дурак ты. Дальше начнётся настоящий бой, уже без повторов. И он будет идти, пока мы не убьём всех врагов.

— А, ну да. Точно.

Наша война — на истребление. Сегодня под полным разгромом армии чаще всего понимают гибель в лучшем случае трети солдат, но мы должны уничтожить всех мимиков до единого. Война не закончится со смертью сервера. Всё, что нам под силу, — вытащить наши войска из вражеской временной петли, а для победы в войне потребуется совсем другое. И если потом погибнем я, Рита, Ёнабару, Феррел, товарищи по взводу и сволочи из четвёртой роты, то время больше не повернётся вспять, и новый день начнётся без нас.

Рита сказала, что битва с сервером похожа на вскрытие консервной банки. Если есть открывашка, то это легко. Трудность в том, что до сих пор единственной такой открывашкой была Рита Вратаски. Что же, президенты и премьер-министры, возрадуйтесь! У человечества появилась новая открывашка, и имя ей Кэйдзи Кирия. Получите её в подарок при покупке открывашки Риты Вратаски! Чтобы успеть воспользоваться этим предложением, до конца передачи позвоните по короткому номеру.

Раздельно не продаёмся — мы с Ритой хитрые торгаши. Никто не уговорит нас разойтись. И думать не хочу о том, чтобы сражаться отдельно от первого на моём пути человека, который пережил то же, что я. Пока эта хурьма не закончится, мы с Ритой будем громить врагов плечом к плечу!

Я уничтожил антенну.

— Готово!

— Теперь резервные копии!

— Сейчас!

Я моментально принял боевую стойку, занёс топор…

…и очнулся на своей койке. В сердцах ударил кулаком по стене. Взял маркер и написал на левой ладони: «160».

Часть 2

Очень неловко говорить, когда знаешь, что собеседник в ответ заплачет. Вдвойне неловко, когда тебя при этом окружают знакомые. Хуже всего, когда рядом Дзин Ёнабару. Тем не менее на прошлом витке я смог произнести те слова. Даже немного по-пижонски. Хотелось бы сказать иначе, но на ум никак не приходило ничего более убедительно доказывающего, что я застрял во временной петле… Видимо, и в этот раз придётся их повторить. Чёрт, вообще ничего в голову не лезет!

Тем более что моя бестолковая голова и так была занята вопросом, почему я не смог вырваться из цикла. Я сделал всё, как говорила Рита, но вдруг опять, в сто шестидесятый раз, очнулся накануне операции.

Небо первой прибрежной площадки было таким же безоблачным, как и все разы до этого. Дополуденное солнце нещадно мучило солдат. Драная физподготовка только что закончилась, и в тени ещё виднелись следы от капель пота.

Передо мной стояла Рита Вратаски, не знавшая, кто я такой. Волосы цвета ржавчины, на удивление бледная для солдата кожа. Карие глаза неотрывно следили за мной.

— Ты сказал, у тебя ко мне дело.

Всё, время вышло. Ничего лучше я так и не придумал. Надо было поговорить с ней до физподготовки. Но что уж теперь!

Я сказал ей те же слова про зелёный чай, что и в прошлый раз, но вроде бы произнёс их получше. С учётом моего обычного красноречия, получилось очень даже… По крайней мере, хотелось бы в это верить… Чёрт!

Слеза скатилась по щеке невозмутимой девушки и упала с подбородка на мою протянутую ладонь. Руки до сих пор горели после тренировки, так что капля показалась бронебойной двадцатимиллиметровой пулей. Я чувствовал себя школьником, встретившим свою первую любовь. Даже перед самым началом боя не было такого мандража.

Рита так сильно сжала край моей рубашки, что на её пальцах проступили капельки крови. Я мог угадать, как она поведёт себя на поле боя, но совсем не знал её привычек в обычной жизни. Здесь и сейчас от моего мозга, способного уворачиваться от атак тысячи мимиков, не было никакого толку. Я стоял истуканом, нервничая из-за каких-то пустяков. Например, старался случайно не коснуться руки Риты потными частями тела.

Кэйдзи Кирия прошлого витка тоже не двигался с места, пока Рита не успокоилась и не заговорила с ним. Наверное, раз на десятый я бы настолько привык к этому разговору, что научился бы приобнимать плачущую Риту и успокаивать её. С другой стороны — как можно обращаться с этим единственным, неповторимым и долгожданным человеком по заученному шаблону? Лучше уж просто стоять и ждать.

Ёнабару смотрел на нас глазами мальчика, заметившего в зоопарке танцующих медведей. Обычно он бы первым что-нибудь ляпнул, но не сейчас. Ветерана Феррела удивить было сложнее: он для приличия отвернулся, хоть и следил за нами краем глаза. Примерно так же поступили и остальные парни. Сука, если честно, я и сам чувствовал себя танцующим медведем! Не пяльтесь. Или хотя бы молчите. Или платите за вход.

Что там у нас в Японии принято делать, когда волнуешься? Рисовать иероглифы на руке? Хотя нет, это только перед выступлениями. Стоп, нас же учили на подготовительных курсах: когда от напряжения сдают нервы, думай о чём-то приятном. Если подумать, это ведь и есть приятный момент, который потом надо вспоминать в бою! Только почему он такой невыносимый, а? Ответьте, кто-нибудь… Хоть Господь: мне уже без разницы.

Я взял Риту за запястье. Она казалась растерянной.

— Я Кэйдзи. Кэйдзи Кирия.

— Рита… Вратаски.

— Приятно познакомиться, что ли.

— Почему ты улыбаешься?

— Не знаю. Наверное, мне весело.

— Ты странный. — Выражение лица Риты немного смягчилось.

— Бежим на два часа. Готова?

Мы умчались подальше от моих изумлённых товарищей. Как только мы оббежали рабицу тренировочной площадки, горячий воздух над бетоном сменился солёным бризом. Мы не остановились. По левую руку простиралось бескрайнее море, отделённое от нас колючей проволокой, которую даже в шутку нельзя было назвать линией обороны. Судя по кобальтово-синему цвету, мы по-прежнему успешно защищали это море от врагов. Воду и небо разделяла идеально ровная линия горизонта, на которой оставляли белые следы разведывательные корабли.

Звуки мужского смеха окончательно стихли. Я слышал только шум моря, топот наших ботинок по бетону, своё бешено стучащее сердце, дыхание Риты…

Я остановился как вкопанный и замер. Рита врезалась в меня, не успев затормозить. Опять моя операционка дала сбой. Пришлось сделать несколько неуклюжих шагов. Рита тоже с трудом удержала равновесие. Мы удерживали друг друга от падения.

Столкновение балансировало на грани правил приличия. Упругие мышцы девушки прилегали к моему телу, словно пружинящая броня. Какой-то очень приятный запах щекотал ноздри. Лишённый своих доспехов, я был совершенно беззащитен перед витающими в воздухе химическими соединениями.

— Ох… Прости, — Рита извинилась первой.

— Нет, что ты… Это ты прости, что я так затормозил.

— Извини, но…

— Всё, проехали уже.

— Я не об этом. Ты не мог бы, наконец, отпустить мою руку?

— Ой!

Я так крепко держал запястье Риты, что оно покраснело.

— Прости, я не хотел!

Мы вместе составляли план действий и вместе сражались на поле боя. Мне казалось, я знаю Риту Вратаски уже лет десять, но для неё Кэйдзи Кирия был всего-навсего незнакомым иностранцем. Пока что она видела во мне лишь серую тень за пределами её реки времени.

Только я знал о том, как спокойно нам было сражаться спиной к спине. Только я помнил, как наши взгляды передавали друг другу сигналы быстрее электрических импульсов. И в конце концов, только она была для меня кумиром. Ещё до армии я как-то смотрел фильм, в котором возлюбленная главного героя потеряла память в результате несчастного случая. Прямо сейчас я ощутил ту же тоску, что и он. Я чувствовал себя как беспомощный ребёнок, у которого ветер вырвал из рук и навсегда уносит с собой сахарную вату.

— A-а… э-э…

— Это у тебя включилась смекалка, и ты помог мне сбежать оттуда?

— Ну, в принципе, да.

— Очень хорошо. Только скажи, что это за огромная площадка. — Рита посмотрела по сторонам.

Пустая площадь, огороженная с одной стороны колючей проволокой и с остальных — рабицей. Десять тысяч квадратных метров старого бетона с сорняками, торчащими из трещин. Морской бриз здесь был настойчивее и пах сильнее по сравнению с первой площадкой.

— Это третья прибрежная тренировочная площадка.

Что творится у меня в голове, если я убежал с одной тренировочной площадки на другую? Неужели я столько времени провёл рядом с Феррелом, что заразился любовью к тренировкам?

— Потрясающе пустынное место.

— Извини.

— Не извиняйся. Мне нравятся свободные пространства.

— Какое… необычное увлечение.

— При чём тут увлечение? Просто там, где я росла, кроме простора, ничего не было. И моря не было тоже.

— Понятно.

— Рядом с морем небо такое ясное и голубое!

— Тебе… нравится небо?

— Мне нравится, какого оно цвета.

— Но ты покрасила свой бронекостюм в красный.

— В Питтсфилде небо было гораздо бледнее, — ответила Рита после небольшой паузы. — Оно было цвета воды, в которой помыли кисть с синей краской. В детстве мне казалось, что вся вода рядом с городом поднялась в небо и размыла его синеву…

Я посмотрел на Риту. Её карие глаза посмотрела в ответ.

— Прости, забудь, что я сказала.

— Почему?

— Рита Вратаски не должна так говорить.

— Ты ошибаешься.

— Не ошибаюсь.

— Ошибаешься. Готов повторить сколько угодно раз.

Рита округлила глаза. Несмотря на умиротворённое выражение лица, в них на секунду появился огонёк Боевой Суки.

— Что ты сказал?

— Что готов повторить сколько угодно раз.

Почему-то Рита выдохнула с облегчением. Затем начала играть с упавшими на лоб прядями рыжих волос. Иногда из-под пальцев были видны глаза, в которых отражались сложные чувства. Казалось, с её сердца только что упал камень или она наконец призналась матери во всём, в чём ей лгала.

— Я что-то не так сделал? — спросил я.

— Да нет.

— Ты не подумай, я не издеваюсь. Я давно хотел это сказать, просто никак не мог выбрать удачный момент…

— Мы с тобой почти так же разговаривали на предыдущих витках, верно? Но об этом помнишь только ты.

— Да… Прости.

— Не извиняйся, я не обижена.

— Тогда о чём ты задумалась?

— Расскажи, какой у тебя план.

— Ситуация очень сложная и запутанная. Многого я и сам не знаю. Мне нужно, чтобы ты заново рассказала мне, как вырваться из временной петли.

— Я спросила: что ты планируешь?

— Ты издеваешься?

— Ни в коем случае.

— Ты серьёзно хочешь знать мои планы на будущее?

— Я ещё никогда в жизни не спрашивала других людей об их планах. А это гораздо интереснее, чем самой крутиться в петле.

— Мне вот ни капли не интересно.

— А мне, Рите Вратаски, — да. Я очень долго работала одна. Видимо, теперь твой черёд.

— Эх, тяжела моя ноша!

— Кэйдзи, не выпендривайся.

— До обеда ещё есть время, но очень скоро тебе захочется японской еды.

Мы выдвинулись в сторону второй столовой, где я уже обедал сто пятьдесят девять раз.

В столовой было шумно. В углу шло соревнование «кто больше отожмётся за три минуты». Ещё несколько маньяков соревновались в том, кто выпьет больше странного напитка, похожего на смесь апельсинового сока и горчицы. В углу зала кто-то играл на банджо, и несколько парней беззаботно горланили не то заглавную тему из какого-то аниме, не то популярную лет семьдесят назад народную песню. На самом деле эта песня была пацифистским гимном верующих в космические сигналы, но люди, которые обращают внимание на такие мелочи, в армию не попадают. Главное, что простая мелодия нравилась солдатам.

Все вступайте в ОАО, в ОАО, в ОАО!

Всё это я уже видел сто пятьдесят девять раз, однако, живя во временной петле, никогда не интересовался происходящим. Я каждый день тренировался, готовясь к грядущим сражениям, и столовая была для меня лишь серым, беззвучным местом, где я молча загружал безвкусную еду в пищеварительную систему. Даже в случае победы не все эти парни вернутся домой, а при поражении таких будет ещё меньше. Как бы очевидно, правда? Бронепехотинцы — это Санта-Клаусы, которые с мешками, полными оружия, уходят дарить врагам смерть. День перед операцией для них — словно канун Рождества и величайший повод оттянуться.

Рита Вратаски села напротив меня. Перед ней стоял её сто шестидесятый обед.

Со сто шестидесятой сушёной сливой. Разумеется, я ей этого не сказал.

— Что это за штука?

— Маринованная сушёная слива.

— Вкусная?

— Тут как с войной — пока сама не попробуешь, не поймёшь.

Пару раз недоверчиво ткнув палочкой, девушка решилась и забросила сушёную сливу в рот. Его тело согнулось, будто она пропустила удар боксёра-тяжеловеса. Спина мелко задрожала.

— Вкусно?

Рита жевала, не поднимая глаз. Затем проглотила сливу, выплюнула косточку на поднос и вытерла рот, продолжая тяжело дышать.

— С-с-совсем не кислая! — соврала она.

— Да, в этой столовой не очень. Тут люди со всей страны, поэтому особенно забористую не подают.

Я поднял сушёную сливу со своего подноса и положил в рот. Жевал нарочито медленно, красуясь перед Ритой. От кислоты губы почти свернулись в трубочку, но я терпел.

— О да, очень вкусно!

После моих слов Рита с самым серьёзным видом встала из-за стола. Пока я пытался сообразить, что это на неё нашло, она уже оставила меня, прошла между мужчинами и направилась прямиком к стойке раздачи.

Возле стойки верзила ростом под потолок общался с загорелой красоткой. Верзилу я знал — тот самый тип из четвёртой роты, который много витков назад двинул мне в челюсть. Кажется, до этого они с Рэйчел как раз обсуждали Риту, поэтому теперь растерянно смотрели, как тема разговора сама приближается к ним.

— Я Рита Вратаски, — звонко представилась Рита. — Можно мне взять ещё маринованных сушёных плодов?

— В смысле, слив?..

— Да, их.

— Конечно. Сейчас…

Рэйчел взяла блюдечко и начала перекладывать в него сушёные сливы из пластиковой бочки.

— Не надо.

— Что?

— Бочка, которая у тебя. Да, эта. Я просто возьму её.

— А… Но это сушёные сливы! Японские. Маринованные. Кислые. Окей?

— Нельзя?

— Можно, но…

— Спасибо.

Рита вернулась, прижимая трофей к себе, и водрузила его на середину стола. Ёмкость была в диаметре сантиметров тридцать. Достаточно, чтобы утопить котёнка. Почти половину объёма плотно занимали ярко-красные сушёные сливы. Армейская норма для кормления двух тысяч мужчин. От одного их вида у меня зачесался язык.

Рита выудила сливу и забросила себе в рот. Прожевала. Проглотила. Выплюнула косточку.

— Совсем не кислая, — заявила она со слезами на глазах.

Подтолкнула бочку ко мне. Настал мой черёд. Я постарался выбрать самую маленькую.

Съел. Выплюнул косточку.

— У меня тоже не кислая.

Берёт меня на «слабо́»? Хорошо, посмотрим, насколько её хватит. Рита запустила дрожащие палочки в бочку. После пары неудачных попыток подобрать сливу она просто проткнула первую попавшуюся и съела. Упавшие капли маринада превратились в розовые кляксы на её подносе.

Вокруг уже раздавались голоса зрителей, предвкушавших что-то интересное. Поначалу другие парни смотрели молча, но с каждой выплюнутой косточкой толпа входила в раж. Мы потели, словно холодное пиво в жару, и продолжали громоздить горы косточек на подносах перед собой.

После каждой заброшенной в рот сливы раздавались мужские возгласы. К зрителям примкнул даже верзила из четвёртой роты. В отличие от того витка, на котором мы подрались, он выглядел не угрюмым, а увлечённым. Рэйчел держалась в стороне и смотрела на происходящее с неловкой улыбкой.

— Жуй быстрее, чё так медленно?! Зассал, что ли? Глотай просто, и всё!

— Если проиграешь бабе, я тебя уважать перестану!

— Ёбу дал? Наша королева никому не проиграет!

— Жри! Жри! Жри!

— Яху! Кто-нибудь, стойте на шухере, не пускайте офицеров!

— Ставлю десять баксов на парня!

— Двадцать на бабу!

— Что за сука стащила мою креветку?!

Атмосфера в столовой царила тёплая, шумная и в целом приятная. Когда я вращался в бесконечной временной петле, со мной такого не происходило. Сегодняшний день стал неповторимым, мимолётная чепуха перед глазами начала казаться важной и родной, а гомон толпы вокруг доставлял необычное удовольствие.

В итоге мы с Ритой добили бочку. Последнюю сливу съела Рита. Я объявил ничью, а Рита возразила, что начала первой, а значит, победила. Я было воспротивился, но Рита предложила продолжить с такой улыбкой, что я даже не понял — то ли она действительно могла съесть ещё, то ли кислота в сливах поплавила ей мозг. Вскоре верзила из четвёртой роты поставил на стол новую бочку, доверху полную дьявольскими красными плодами.

Я к тому моменту был набит сливами от копчика до кадыка, поэтому признал поражение. Затем мы с Ритой говорили обо всяком. Обсудили болтуна Ёнабару, помешанного на физподготовке Феррела, недолюбливающую нас четвёртую роту. Рита рассказала многое из того, что не успела в прошлый раз. Вне поля боя Боевая Сука оказалась приятной девушкой с застенчивой улыбкой. Её пальцы пахли машинным маслом, сушёными сливами и кофейными зёрнами.

Кажется, я нашёл какой-то новый вариант развития событий, потому что за все сто шестьдесят раз наши с Ритой отношения никогда не заходили так далеко. В эту ночь капралу Дзину Ёнабару пришлось спать на полу, а не на своей верхней койке.

Часть 3

Сон для меня — не отдых. Либо меня убьёт мимик, либо меня неожиданно вырубит посреди битвы. А дальше — ничего, сознание просто переключается безо всякого предупреждения. Лежавший на спусковом крючке палец окажется между страницами книги в мягкой обложке. Я буду лежать на койке из стальных труб, слушая прогноз погоды в исполнении жизнерадостного диджея. Он скажет, что сегодня над островами безоблачное небо, а после обеда надо остерегаться ультрафиолетовых лучей. Напомнит, что излишний загар вреден. Каждое из его слов уже навсегда врезалось мне в память.

На слове «сегодня» я беру маркер, на «безоблачном небе» — рисую на левой ладони новое число, а к началу бубнежа про хренолетовые лучи уже иду на склад. Так начинается утро первого дня.

Сон накануне операции — тоже часть тренировки. Усталость не копится, а воспоминания и полученные навыки — да. Ворочаясь в постели, я во сне повторял все освоенные за день движения, добавляя их в мозговую программу. Сделать то, что раньше было невозможным; победить врагов, которые раньше были неубиваемыми; спасти товарищей, которые раньше были обречены. Я постоянно вскакивал от кошмаров.

Как обычно, я проснулся, полностью готовый к битве. Не вставая, я по очереди проверил каждую мышцу тела, словно пилот, по очереди включающий приборы перед вылетом. Я не упустил ничего, даже мизинцев, ведь им тоже придётся управлять машиной с жимом в триста семьдесят килограмм. Наконец я крутанулся на ягодицах на девяносто градусов, прыгнул с койки и открыл глаза.

Я ошибся. Перед глазами было совсем не то, к чему я привык. Не девчонка в купальнике с головой премьер-министра. Но было уже поздно: тело, повинуясь инерции, начало двигаться, ноги не нащупали под ногами ожидаемой тверди, и я грохнулся на пол. Ударившись головой о плитку, я догадался, где нахожусь.

Неприлично большую комнату заливал свет, проходящий через многослойные пуленепробиваемые окна. Воздух из фильтра стелился по полу, обволакивая моё тело. Толстые стены и стёкла не пропускали воздух извне. Офицерский люкс располагался в единственном на всю базу здании, которое не только сделано из стали и огнеупорного бетона, но и обладало каким-никаким оформлением. Первоначально это помещение задумывалось как комната для отдыха и совещаний офицеров, а вид из окна на Утибо был такой, что хоть туристов за деньги пускай.

Но каким бы хорошим ни был вид, для сна это место годилось плохо. В таких апартаментах ночуют разве что горные козлы, известные любители забраться повыше, или люди, с которыми никто не хочет пересекаться. Хотя Ёнабару болтал, что над этим офицерским помещением есть ещё секретный этаж, которым он пользуется, когда уламывает девчонок.

Глядя на роскошный пейзаж, можно было даже заметить кривизну горизонта. Над Утибо стелился утренний туман. Белели треугольники волн, быстро разбивавшихся в пену. Вдали из воды поднимался остров, ставший гнездом мимиков. Мне привиделось зелёное пятно на синем море. Я быстро заморгал. Почудилось — это просто блестели волны.

— Ты спал без задних ног, — сказала Рита.

Я медленно оторвал голову от плиток на полу.

— Такое чувство, будто впервые за год.

— Что впервые?

— Выспался. Даже не знал, что спать — это так приятно.

— Ты иногда такой бред несёшь!

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я.

Рита махнула рукой, мол, понимаю. Валькирия выглядела гораздо спокойнее, чем накануне. Утренний свет будто бы топил холод в её глазах, а ржавые волосы на солнце ослепительно блестели оранжевым. Рита глядела на меня, словно достигший просветления и к тому же на редкость красивый монах на безнадёжного болвана. Смотреть на неё стало так же больно, как на солнце, и я прищурился.

— Кстати, чем тут у тебя пахнет?

В потоке фильтрованного воздуха ощущалась какая-то примесь: не то чтобы неприятная, но и приятной я бы её не назвал. Еда не может пахнуть так резко, а духи — так вкусно. Если честно, я вообще не представлял, на что это похоже.

— А ведь я только-только мешочек открыла. У тебя чуткий нюх.

— На курсах нас учили всегда следить за запахами, потому что неизвестная вонь может означать отказ системы фильтрации костюма… Ну, на поле боя, конечно.

— Ты, наверное, первый человек, спутавший аромат еды с запахом химоружия. Разве плохо пахнет?

— Как бы сказать… Я что-то не уверен.

— Ты меня обижаешь, — Рита слегка возмутилась. — Зря я, что ли, решила приготовить тебе кофе в постель?

— Это кофе пахнет?

— Именно.

— Ты надо мной прикалываешься в отместку за сливы?

— Если обжарить зёрна выросшего в земле кофейного дерева, они будут пахнуть именно так. Никогда не пил настоящего кофе?

— Суррогатный пью каждый день.

— Когда сварю, запах будет ещё сильнее.

Я даже не знал, что в этом мире ещё остались зёрна натурального кофе. Вернее, знал, но не думал, что кто-то по-прежнему ими пользуется. Сейчас называем «кофе» порошок из суррогатных бобов с синтетическим ароматизатором. Его запах даже близко не был похож на запах зёрен, перемолотых Ритой, а главное, он не заполнял собой всё окружающее пространство. Можно, конечно, рассуждать о том, что аромат суррогатного кофе слабее воспроизводит запах натурального, но для моего носа разница была как между пистолетом и танковой пушкой.

— Наверное, бешеных денег стоит?

— Я говорила, что перед этим воевала в Северной Африке? Это подарок от жителей деревни, которую мы спасли.

— Здорово!

— Есть определённые плюсы в том, что со мной обращаются как с королевой.

На стеклянном столе стояла ручная кофемолка. Я знал, как выглядят такие кофемолки — их продают в антикварных магазинах в качестве декоративных украшений. Рядом стояла какая-то фарфоровая воронка, накрытая куском ткани с большим коричневым пятном посредине. Я не знал наверняка, что это такое, но предположил, что на эту ткань высыпаются перемолотые зёрна.

Кроме того, на столе стояли армейская полевая горелка, крепкая кастрюлька, в которой закипала вода, одна помятая кружка, одна новая и, наконец, мешочек с застёжкой, полный коричневых зёрен.

К слову, в комнате почти не было вещей Риты. Под столом лежала холщовая сумка в форме боксёрской груши, но и только: другого багажа не наблюдалось, сколько я ни смотрел. Сумка выглядела полупустой, хотя Рита вытащила из неё лишь набор для кофе. Я понимаю, что спецназ могут забросить в любой уголок земли и поэтому не разрешают брать с собой много вещей, но даже с поправкой на это Рита путешествовала налегке. Хотя для кого-то самым странным было бы то, что она постоянно таскает с собой ручную кофемолку.

— Можешь ждать на кровати, если хочешь.

— Лучше посмотрю. Интересно же!

— Я сейчас буду молоть зёрна.

Рита начала вращать ручку кофемолки. Послышался хруст, стеклянный стол задрожал. Рыжие волосы девушки подпрыгивали от вибрации.

— После этой битвы я обязательно угощу тебя лучшим зелёным чаем в благодарность за кофе, — пообещал я.

— Но я слышала, что зелёный чай из Китая.

— Они его открыли, а мы — довели до совершенства. Долгое время его даже не экспортировали, ведь…

— Но в ресторанах его подают бесплатно?

— Да.

— Может быть, после войны… — протянула Рита с тоской в голосе.

— Не волнуйся, война обязательно закончится. Ведь есть мы с тобой.

— Ага. Благодаря тебе, может, и закончится. — Рита высыпала содержимое кофемолки на накрытую тканью воронку. — Самое важное — ошпарить порошок.

— Серьёзно?

— Давным-давно отец научил меня, что это сильно меняет вкус… но он не знал почему.

Рита взяла кастрюлю уже не кипящей воды и плеснула в помол. Выступила кремовая пена, а вокруг стеклянного стола начал распространяться яркий запах, в котором смешались горечь, кислинка и сладость.

— Всё ещё сомневаешься насчёт аромата?

— Уже нет. Мне нравится.

Рита наливала воду медленно и по кругу. Коричневая жидкость постепенно наполняла кружки.

Вдруг мощные стены тряхнуло от удара. Плиточный пол вздрогнул. Раздался грохот: не такой, как стекло разбили, а глухой, будто бы бросили на пол телефонный справочник. На пуленепробиваемом окне появилась паутина трещин, из которых текла тёмно-синяя жидкость. В самом центре паутины торчало копьё. Снаряд мимика.

Мы переглянулись, лёжа на полу. Рефлекторно залегли, едва почувствовал тряску. По всей базе запоздало взвыли сирены. За окном вились три струйки дыма. В море разливалось ярко-зелёное пятно.

— Нас атакуют? Но почему?

Мой голос дрожал. Тело, скорее всего, тоже. За сто пятьдесят девять витков враги ни разу не атаковали базу. Сражение с мимиками начиналось только после переброски Объединённой армии обороны на остров Котоиуси.

Второе копьё, третье. Окно вогнулось внутрь, но пока не разбилось. Всё стекло покрылось трещинами, через которые виднелись мутные вспышки.

Рита Вратаски встала, поставила кастрюлю обратно на горелку и выключила огонь.

— А это стекло и правда крепкое. Не зря его так расхваливали.

— Ответный удар… Нет, сначала связаться с сержантом… Да, точно! Бронекостюмы!

— Первым делом успокойся.

— Но я не могу! Почему они здесь?!

— Мимики пользуются временной петлёй, чтобы побеждать. Ты не единственный, кто помнит прошлые витки.

— Неужели из-за моей неудачи в прошлый раз…

— Видимо, они решили, что это единственный путь к победе.

— Но ведь база… Как они вообще здесь оказались?..

— Мимики как-то прошли по дну против течения реки, чтобы напасть на Иллинойс. Это морские твари, им нетрудно обойти кордоны, выставленные людьми на суше.

— Что есть, то есть.

— Не ломай себе голову, пусть этим занимаются офицеры. Для нас ничего не меняется. Просто будем воевать здесь, а не на Котоиуси, — заметила Рита и протянула мне руку, помогая подняться.

У основания её пальцев нащупывались мозоли от управления бронекостюмом. Ладонь, недавно державшая горячую кастрюлю, была теплее моей, и от этого тепла мой страх постепенно таял.

— Задача бронепехотинца — убивать всех врагов, которых он видит. Я неправа?

— Права…

— Сначала доберёмся до американского ангара, где я надену бронекостюм и возьму оружие на нас двоих. Затем помогу тебе добраться до японского ангара. Как тебе такой план?

— Годится.

— Затем ищем сервер и убиваем. Выйдя из временной петли, добиваем оставшихся врагов.

Тело перестало дрожать. Железная леди бесстрашно улыбнулась.

— Не пить тебе сегодня утром кофе.

— А вдруг мы успеем, пока он не остыл?

— Ты слишком любишь забегать вперёд.

— Прости.

— Но да, если кофе разогреть, он уже будет невкусным. А если забыть натуральный кофе дня на три, он заплесневеет. Со мной так было в Африке, я страшно расстроилась.

— Хоть вкусно было?

— Не тупи.

— Так ты его выпила или нет? Если нет, вдруг он был вкусным?

— Если пьёшь кофе с плесенью, молись, чтобы отделаться только несварением. Пойдём уже. — Рита отошла от стола и кружек с кофе.

Когда мы уже собирались на выход, в комнату ввалился человек. Подпрыгнула и закачалась косичка из чёрных волос. Шаста Рейл, гордый потомок коренного населения Америки.

— На нас напали! На нас напали! Враги, враги, враги! — кричала запыхавшаяся ремонтница. К её волосам были привязаны белые перья, прямо как у индейских вождей в фильмах. Лицо украшали белые и красные линии.

Рита отступила на шаг и окинула взглядом инженера, с отличием окончившего MIT.

— Нас… атакует вражеское племя?

— Нет, конечно! Это враги! В смысле, мимики!

— Ты всегда так украшаешься перед боем?

— Я… странно выгляжу?

— Не моё дело спорить с обычаями и убеждениями других людей, но такое чувство, что ты промахнулась лет этак на двести.

— Нет-нет, ты не поняла! Я не хотела! Меня заставили это сделать на вчерашней вечеринке! И так каждый раз, когда тебя нет!

Похоже, её жизнь — тоже не сахар.

— А здесь ты зачем?

— Точно! Я пришла сообщить, что твоё оружие не в ангаре, а в ремонтной зоне…

— Поняла. Спасибо, что сказала.

— Ага… Будь осторожна.

— Ты куда теперь?

— От меня в бою толку нет, так что я геройствовать не собиралась. Думаю просто спрятаться здесь. Если повезёт — выживу.

— Тогда оставайся у меня в комнате. Похоже, мимики не могут прострелить стены и окна. Они гораздо крепче, чем кажутся.

— Правда можно?

— Конечно. Но при одном условии.

— Что? К-каком?

— Никого не впускай, пока не вернусь я или этот парень.

Судя по реакции Шасты, она только сейчас осознала, что рядом стоит японец. Чёрные глаза заморгали и уставились на меня. В этой петле мы не успели познакомиться.

— A-а… Я, конечно, не знаю, кто вы…

— Кэйдзи Кирия, рад знакомству.

— Знаю, это будет нелегко, но никого, слышала? — повторила Рита. — Даже президента гони, если стучаться будет, поняла?

— Хорошо.

— Не подведи меня. И кстати…

— Что ещё?

— Спасибо за подарок. Я буду его беречь.

Моя пустая солдатская башка не могла сообразить, для чего Рита тратит столько времени на пустую болтовню, когда бой уже начался. Мы поспешили в ангар.

Часть 4

Офицерская башня находилась довольно далеко от ангара, и, пока мы бежали, спецназ успел развернуть вокруг здания линию обороны. Рита за две минуты надела бронекостюм. Ещё за минуту и сорок пять секунд добежала до ремонтной зоны. Дорога до ангара семнадцатой роты заняла шесть минут и пятнадцать секунд, потому что по пути пришлось убить двух мимиков. В общей сложности после выхода из офицерской башни прошло двенадцать с половиной минут.

На базе царил хаос. Где-то полыхало, на дорогах валялись перевёрнутые машины. Все проходы между казармами затянуло непроницаемым дымом. Иногда слышался стрёкот лёгких автоматов (бесполезных против мимиков), иногда кишки подпрыгивали от выстрела из гранатомёта. Кое-как поднявшийся в воздух боевой вертолёт тут же стал лёгкой мишенью для копий и скоро свалился в штопор со сломанным винтом. Кто-то бежал на север, кто-то на юг. Никто не представлял, где безопаснее. Внезапная атака полностью парализовала штаб. По шкале общего пиздеца это был настолько пиздец, что даже неясно, что делать.

Трупы мимиков нам почти не попадались. На базе вроде как расквартированы десять тысяч бронепехотинцев, но их мы тоже не встречали. Попадались разорванные в клочья тела, по которым было очевидно, что эти люди уже мертвы.

В тридцати метрах перед ангаром валялся труп. Лежащий ничком мужчина, живот которого превратился в фарш, держал в руках журнал. С пыльной обложки улыбалась полуголая светловолосая актриса. Я узнал её огромные сиськи: на них пялился наш с Ёнабару сосед по казарме, когда мы говорили о всякой ерунде. Его звали Нидзё.

— Умер, читая порножурнал?..

— Кэйдзи, надеюсь, ты понимаешь.

— Понимаю. Больше никаких повторений, кто бы ни умер. Понимаю.

— Идём, времени мало.

— Да, идём. Бля! Да тут ёбаная резня!

Двери в ангар были открыты. Судя по вмятинам, кто-то вскрыл их с помощью лома.

Рита поставила один из двух боевых топоров на землю и сняла с пояса автомат.

— У тебя пять минут.

— Мне и трёх хватит.

Я забежал внутрь. Ангар расположился в очень длинном здании. С обеих сторон вдоль стен стояли бронекостюмы. У каждого взвода было по своему ангару с костюмами на пятьдесят человек. Воздух был влажным и затхлым. Настенные лампы нервно мерцали — видимо, не хватало напряжения. Почти все бронекостюмы свисали, нетронутые, с крючьев. Витал густой запах крови.

В центре зала разлилась лужа таких размеров, что в ней могли бы играть дети. Вот только состояла она из побуревшей, отчасти впитавшейся в бетон крови. От неё уходили две ровные, будто нарисованные кистью линии — следы того, что кто-то тащил раненого человека наружу. Линии означали, что для переноски не было ни людей, ни носилок, поэтому ноги раненого волочились по полу. Если вся эта кровь вытекла из одного человека, то либо он уже мёртв, либо ему сделали переливание.

Рядом не было ни людей, ни мимиков. Ничего не двигалось. Некоторые бронекостюмы, как сброшенные шкуры, валялись на полу. Бронекостюмы — это почти кигуруми[9], только стальные. Когда они не используются, то висят на стенах, подвешенные за люк на спине.

Костюмы настраиваются под каждого конкретного бронепехотинца — только так можно надёжно считывать нервные импульсы солдата и усиливать того в несколько раз. Невозможно залезть в чужой бронекостюм и управлять им: машина либо вообще откажется двигаться, либо переломает тебе все кости. Но хотя это знал любой солдат, окончивший курсы, валявшиеся на полу бронекостюмы доказывали, что кто-то в безумном отчаянии всё-таки попробовал влезть в чужие машины. Возможно, это и есть разница между прожжёнными вояками американского спецназа и японскими контрактниками.

Я вздохнул. Щёлкнул тумблером своего бронекостюма. Отменил двадцать шесть из тридцати семи пунктов начальных проверок. Начал снимать одежду. Вдруг там, куда уходили кровавые следы, появилась фигура. Это тоже был вход в ангар, но Рита его не прикрывала. Моя нервная система тут же забила тревогу. Между мной и фигурой меньше двадцати метров. Мимику пробежать такое расстояние — меньше секунды. Копью пролететь — ещё меньше.

Можно убить мимика голыми руками? Нет. А уйти от удара? Можно. Мимик движется гораздо быстрее человека в бронекостюме, но он предсказуемое. Увернуться так, чтобы враг врезался в стену. Выиграв несколько секунд, вернуться к Рите. Да, это реально. Моя правая нога сама сдвинулась по часовой стрелке, а левая — против часовой. Но тут я разглядел очертания фигуры.

Ёнабару. Его ноги были измазаны кровью, а красные кляксы на лбу напоминали картину второсортного художника-авангардиста. На нервном лице Ёнабару зажглась слабая улыбка, и он подбежал ко мне.

— Кэйдзи, ты так вовремя пришёл! Тебя нигде не было, я волновался.

— Я тоже рад, что с тобой всё хорошо, — бросил я, отключая боевую программу.

Одной рукой взял форму пилота костюма, второй швырнул снятую одежду.

— Что ты делаешь? — удивился Ёнабару, не прекращая нервничать.

— Как видишь, сажусь в бронекостюм.

— Ты совсем ебанутый? Сейчас надо другим заниматься!

— Чем сейчас должен заниматься бронепехотинец?

— Мало вариантов, что ли?! Думать над планом тактического отступления, искать место, где нет врагов, просто бежать со всех ног, наконец!

— Американцы уже обороняются. Мы должны присоединиться к ним.

— Нам до них как до луны. Забей! Надо спешить, пока нас тоже не грохнули!

— Кто остановит врагов, если не мы?

— Что ты несёшь? С ума сошёл?

— Мы тренировались именно для этого.

— Уже похуй, база пиздой накрылась!

— Пока есть мы с Ритой, это не так.

Я надел форму пилота. Осталось засунуть в бронекостюм руки-ноги, дальше он натянется сам. Ёнабару схватил меня за руку. Я нахмурился, увидев складки на одежде.

— Кончай тупить. Битва обойдётся без тебя. Может, враги оскорбили твоё чувство справедливости или ещё чего, но это же не повод тупо умирать? Мы с тобой обычные люди. Не путай нас с Феррелом или спецназовцами.

— Я знаю, что битва обойдётся без меня. — Я стряхнул руку Ёнабару. — Но я без битвы не обойдусь.

— Что?.. Кэйдзи… Ты реально спятил?

— Я приспособился.

На поле боя среди дыма меня ждёт Рита Вратаски. Я надел бронекостюм. Изменилось поле зрения. Загудели приводы. Лицо Ёнабару превратилось в изображение на экране. Я потратил четыре минуты.

— Если что — пеняй на себя, — тихо сплюнул Ёнабару.

Пропустив его слова мимо ушей, я выбежал из ангара. Судя по огонькам союзников на дисплее, некоторые тоже добрались до своих костюмов. Они сидели группами по двое-трое, прячась за казармами и брошенными машинами и отстреливаясь от врагов.

Нападение мимиков было крайне эффективным: солдаты до сих пор не могли действовать слаженно. Да, некоторые смогли залезть в бронекостюмы, но по-прежнему оставались толпой, а не боевым подразделением. Обычно бронепехота окружает мимиков и расстреливает с разных сторон. Отряд из пары пехотинцев не сможет убить никого.

Огоньки союзников вспыхивали и гасли, без потерь воевал только американский спецназ. Мимиков тоже не становилось меньше. Из наушников слышалась ругань, всякие отчаянные «fuck, fuck, fuck» и ни одного приказа. Такими темпами прогноз Ёнабару сбудется, и очень скоро.

— Как поступим?

— Как обычно. Всё, что нужно бронепехотинцам, — убивать мимиков.

— Я понимаю, но…

— Иди за мной, я тебя научу.

Мы ворвались в гущу врагов. Ярко-красный бронекостюм Риты Вратаски служил маяком для наших. Мы подбирали потерявшихся союзников и без лишних слов уводили за собой, чтобы собирать в одном месте. Вот наша работа.

Когда она закончится? Когда сдохнет последний мимик, вот когда.

Валькирия летала по базе «Флауэрлайн», даря солдатам надежду. Японские войска никогда в жизни не воевали бок о бок с Ритой, но при виде девушки в красном бронекостюме их отчаянье отступало, и солдаты брались за оружие. Куда бы ни направилась Рита, огонь битвы следовал за ней по пятам.

Пока Рита Вратаски в броне, она неуязвима. И вдобавок рядом с ней Кэйдзи Кирия — пока ещё смертный, но способный прикончить любого мимика. Добро пожаловать, враги человечества. Сейчас мы вам объясним, что вы пришли прямо в ад.

Мы били врагов руками и ногами, забирали патроны и аккумуляторы у павших союзников и танцевали джигу войны. Когда нам мешали здания — мы безжалостно ломали их топорами. Пороховой склад взорвали вместе с мимиками. Сломали радиовышку, превратив в баррикаду. Боевая Сука и её верный рыцарь несли смерть, от которой невозможно было спрятаться.

Рядом с горящим броневиком нам попался мимик и не успевший сбежать мужчина. Я уловил от Риты немой сигнал: этот враг — мой. Напал. Убил. Встал между рассыпающимся мимиком и человеком. Вдыхать их содержимое смертельно опасно.

Рита стояла рядом с лежащим мужчиной и смотрела по сторонам. Из-за чадящего броневика мы почти ничего не видели. В десяти метрах к югу валялся упавший металлический столб. Радар показывал кучу вражеских белых огоньков: уже скоро здесь будет целая толпа.

Нога мужчины застряла под броневиком. Он был на редкость мускулистым, с бычьей шеей, с которой свисал фотоаппарат. Да это же американский репортёр, который пришёл на физподготовку и щёлкал нас, стоя рядом с Ритой!

— Не ожидала тебя здесь встретить, — сказала Рита и нагнулась, чтобы осмотреть его ногу.

— Слишком хороший был ракурс, прапорщик Вратаски. — Грязный от копоти и масла рот репортёра изогнулся в ехидной улыбке. — Успел бы снять, Пулитцер был бы у меня в кармане. А потом меня задело взрывом.

— Ты и счастливчик, и неудачник в одном флаконе…

— Больше счастливчик, раз в аду меня навестила богиня.

— Твою ногу зажало бронепластиной. Невозможно быстро вытащить.

— Какие у меня варианты?

— Один из двух: либо валяйся тут и делай кадры, пока тебя не раздавит мимик, либо мы отрубаем тебе ногу и тащим в госпиталь.

— Погоди-ка, Рита!

— У тебя минута на размышления. Стая мимиков уже близко.

Репортёр задержал дыхание, а потом вновь заговорил:

— Можно спросить?

— Давай.

— Если я выживу… дашь мне себя нормально сфотографировать?

— Да, обещаю.

С этими словами валькирия ударила топором.

Японские войска соединились с американским спецназом спустя два с лишним часа с начала боя. Нечто похожее на линию фронта появилось уже после того, как поднявшееся с востока солнце прошло через зенит. Это, конечно, ужасное побоище, но не разгром. Многие выжили, собрались с силами и вступили в бой.

Мы с Ритой носились по всей базе, вдруг ставшей нашей ареной.

Часть 5

Линия фронта шла полукругом через центр базы «Флауэрлайн» к побережью. Враги наседали сильнее всего на середину дуги, поэтому там сражался американский спецназ. Бесстрашные вояки прятались за мешками с песком и кучами обломков. С их стороны в неприятеля летели плевки, матерная брань и пули.

Если провести воображаемую линию от укреплений спецназа к далёкому острову Котоиуси, она пройдёт через третью прибрежную тренировочную площадку. Здесь мимики вышли из воды и напали на базу. Эти существа действуют как бульдозеры и не прибегают к засадам или другим сложным тактикам, поэтому слабое место их армии наверняка будет в самой гуще мимиков, под надёжной защитой.

Люди превратили оружие массового поражения практически в искусство: ракеты, которые перед взрывом зарываются под землю; кластерные бомбы, разлетающиеся на тысячи гранат; газовые фугасы, способными выжечь всё вокруг себя; и, конечно же, снаряды, распыляющие любую материю силой ядерного распада. Но все эти орудия бессильны против мимиков. Их нужно обезвреживать с аккуратностью сапёра, иначе они просто начнут всё сначала.

Два вооружённых топорами бронекостюма — один красный, другой песочного цвета — сражались спина к спине, прикрывая друг друга. Они уходили от выстрелов, рубили мимиков, дырявили бетон сваебоями и двигались вперёд в поисках главного мимика.

Чтобы не допустить нового витка временной петли, нужно первым делом сломать антенну и убить все резервные серверы. Тогда враги не смогут послать сообщение в прошлое.

На сто пятьдесят девятом витке я всё сделал как надо. Рита тоже не могла ошибиться. И всё-таки новый виток начался. Конечно, на сто шестидесятом повторе наши с Ритой отношения стали ближе, но ценой атаки на базу «Флауэрлайн». Пострадали и солдаты, и гражданские. Вообще много народу погибло. У Риты наверняка есть мысли по этому поводу. Она знакома с временными петлями лучше меня — может, и найдёт ответ. Я, конечно, тоже считаю себя ветераном, но на её фоне я пока что зелёный новичок.

Мы добрались до третьей площадки, пустого пространства, огороженного с одной стороны колючей проволокой и с трёх — рабицей. Вся колючая проволока уже была выдернута из земли, а рабица по центру базы — прорвана. Бетон потрескался, прогнулся и вздыбился от огромной массы мимиков. Медленно заходящее солнце рисовало на нём сложные тени. Дул такой же, как вчера, бриз, однако фильтры бронекостюма убирали из ветерка весь запах соли.

Мы с Ритой быстро и практически одновременно нашли сервер. Каким-то образом мы оба сразу его узнали. Возможно, он рассылал какие-то управляющие сигналы, доступные нам?

— Помнишь, что я говорила?

— Сначала сломать его антенну. Затем найти и лично убить резервных мимиков. И только потом добить сервер. После этого истребить всех оставшихся.

— У меня нет связи с тылом. Поддержки с воздуха не будет.

— У меня её никогда не было.

— Тогда пойдём.

Мы начали прорубаться сквозь толпу мимиков, заполонившую все десять тысяч квадратных метров площади.

Наконец мы добрались до него. Четыре короткие конечности и хвост. Уже привычное сходство со вставшей на задние лапы жабой-утопленницей. Внешне мимик-сервер ничем не отличался от мимиков-клиентов — разницу чувствовали только я и Рита. Эти твари жрут грунт, а гадят уже переработанным и ядовитым для всего живого веществом. На отравленных ими площадях остаются лишь пустыни и зелёные участки моря. Мимиков создали какие-то разумные пришельцы, открывшие межзвёздные полёты и способ передавать сообщения в прошлое. И теперь они хотят переделать под себя Землю, на которой живут деревья, цветы, насекомые, животные и люди. Но на этот раз мы точно прикончим сервер мимиков. Потому что иначе эта чёртова битва никогда не закончится.

Я раскручивал топор до тех пор, пока мне не удалось сломать антенну.

— Готово! — крикнул я…

Я спиной почувствовал опасность. Тело отреагировало раньше головы. В бою им управляла не личность по имени Кэйдзи Кирия, а точно настроенная и невозмутимая операционная система.

Бетон под ногами раскололся надвое. Удар выбросил в воздух облако серой пыли. Моя правая нога автоматически оттолкнулась от земли. Нападавший скрывался в моей слепой зоне. Времени махать топором не было.

Сдвинулись ноги, сдвинулись руки, а следовательно, сдвинулся и центр тяжести. Только сейчас, когда я отошёл от рефлекторного прыжка, по моему телу пробежала дрожь. Будь бронепластина на моей спине подключена к нервной системе, она бы сейчас мелко тряслась.

Я изо всех сил выбросил вперёд конец топорища. Если постараться, удар будет как выстрел из сваебоя. Под тремястами семьюдесятью килограммами усилия, развиваемого бронекостюмом, при фронтальном ударе выдержит разве что лобовая броня танка.

Но я попал по касательной.

Fuck!

На краю поля зрения мелькнула вражеская тень. Уворачиваться поздно. Я вдохнул, готовясь к удару. Сейчас он будет. Удар. Тело оторвалось от земли. Перекатился. Земля, небо, земля, небо, земля. Быстро вскочил и выставил перед собой топор.

Передо мной стоял, опустившись на колено, ярко-красный бронекостюм. Меня ударил не мимик, а Рита Вратаски. Либо она в меня и целилась, либо я просто оказался у неё на пути. Как бы там ни было, это она меня пнула.

— Какого хрена ты…

Красный бронекостюм пригнулся… И побежал на меня. Топор разогнался, превращаясь в светящуюся линию. Она была настроена серьёзно, поэтому я отдал тело во власть битвы. Послушно запустилась машина, откалиброванная за сто пятьдесят девять битв. Сначала удар сбоку — я уклонился в последний миг. Потом сверху вниз — заблокировал древком топора. Блядский мимик, совсем некстати! Пнул. Отпрыгнул, предупредив третий удар, и перевёл дух.

Только тогда я, к своему изумлению, осознал, что сражаюсь против Риты.

— Ты что, ебанулась?!

Рита Вратаски медленно шла ко мне. Топор волочился за ней.

Она остановилась.

— Так нужно, — раздался сквозь шум наушников неуместно звонкий голос девушки.

— Чего? Какого бы это хера?!

— Люди принимают сигналы мимиков и видят вещие сны. Наш мозг принимает их сигналы. Через множество витков он приобретает свойства антенн мимиков. В процессе этой перестройки возникает дикая мигрень. У тебя ведь голова болела?

— Да, но при чём здесь…

— Вот почему после уничтожения всех резервных копий временная петля не закончилась. Пока внутри у тебя резервная антенна, я не покину временную петлю.

— О чём ты, Рита?

— И наоборот. Пока внутри у меня есть резервная антенна, ты не покинешь петлю. Вырваться может только один из нас.

Я перестал понимать, что происходит. Однажды новобранец угодил во временную петлю, но, увидев несокрушимую валькирию, захотел быть как она. Он много раз умирал, но, помня о ней, возвращался к жизни и в конце концов дорос до её уровня. Они сражались плечом к плечу. Смеялись. Шутили за обедом. И теперь грёбаный мир решил разлучить валькирию и сделавшего невозможное новобранца. Я закалился в ста шестидесяти боях, но сейчас я к смерти ближе, чем всё это время.

— Чтобы человечество победило, — продолжила Рита, — кто-то должен разорвать временную петлю мимиков.

— Рита, подожди…

— Пора решить, кто это сделает: я или ты.

Рита вновь бросилась на меня. Я откинул автомат. Если против меня Боевая Сука, у меня точно не будет времени целиться и жать спусковой крючок. Я вцепился в топор обеими руками. Сражаясь, мы перемещались по базе.

Вскоре мы оказались уже не на третьей площадке, а на первой. Растоптали остатки навеса, под которым отдыхал майор. Затем пробежали рядом со сгоревшими казармами семнадцатой роты и ударили топорами перед ангаром. Клинки заскользили друг по другу. Я нагнулся, уворачиваясь. Затем мы снова побежали.

Только тут остальные бронепехотинцы отвлеклись от перестрелки и обратили на нас внимание. Я не видел под шлемами их лиц, но наверняка они были страшно удивлены. Что и говорить, если даже я не верю в происходящее! Однако пока я недоумевал, моё тело реагировало, рефлекторно уворачиваясь от вражеских атак идеально выверенными движениями.

Когда мы приблизились к линии обороны американского спецназа, на дисплее зажёгся зелёный огонёк. Кто-то вышел на связь с Ритой, и я, всё ещё подключённый к ней, тоже услышал разговор.

— Старший Кобель вызывает Псину Бедствия, — сказал мужской голос.

Рита слегка затормозила, а я воспользовался возможностью и слегка отпрыгнул.

— Все враги возле опорной точки успешно подавлены. Кажется, ты сражаешься. Тебе помочь?

— Не вмешивайтесь, — коротко ответила Рита.

— Всё?

— Не позволяйте японцам вмешиваться, или я не отвечаю за их безопасность.

— Старший Кобель принял. Желаю удачи.

Связь прервалась.

— Эй! — крикнул я. — Это что, всё?! Погоди!

Красный бронекостюм молча побежал на меня. Время для разговоров подошло к концу. Я приготовился увернуться от очередной атаки.

Я так и не понял, сражалась Рита всерьёз или просто испытывала меня. В бою я вёл себя как машина, которая не задумывается о посторонних вещах, и мне кажется, Рита тоже ни о чём глубоко не задумывалась. Боевая Сука была такой же машиной для убийства и била меня безо всяких скидок.

Справа показались ворота между американскими и японскими секторами. Именно по этой дороге я заходил в американский сектор, чтобы добыть боевой топор. Но там, где прежде стояли мускулистые постовые, теперь пролегала линия обороны американского спецназа.

Рита размахивала топором, не глядя по сторонам.

Нельзя позволить, чтобы из-за нас пострадали союзники. Нужно сместиться в другую сторону. Впереди в сотне метров виднелась вторая столовая. Копья превратили её стены в решето, но здание до сих пор каким-то чудом стояло. Расстояние от линии обороны меня полностью устраивало. На одном дыхании я добежал до столовой и ворвался внутрь через служебный вход.

Внутри царил полумрак. Возле входных дверей баррикадами возвышались перевёрнутые столы. На полу валялись соусницы, бутылки и мелкая прочая утварь. Не было видно ни трупов, ни выживших.

Столько раз я обедал здесь, любуясь спиной Риты! Даже подрался с одним верзилой из четвёртой роты. Недавно жрал наперегонки сушёные сливы, пытаясь взять Риту на «слабо». А теперь именно здесь мне предстоит защищать свою жизнь с топором в руках.

Через дыры в западной стене сочился багряный свет. Я проверил по дисплею время и слегка опешил. Битва продолжалась уже восемь часов. Наступил вечер. Это объясняло, откуда в теле такая тяжесть! В моём щуплом по солдатским меркам организме почти сели батарейки. Битва обещала быть самой долгой из всех, в которых я когда-либо участвовал.

В помещение ворвался красный бронекостюм.

Я заблокировал удар сбоку, и моя броня заскрежетала. Если я попробую так же заблокировать лобовой удар, мне хана: бронекостюм развалится, не выдержав мощности собственных приводов. Подумав об этом, я в очередной раз поразился таланту Риты. Она, прирождённый солдат, предвидела все мои движения.

В бою я почти не думаю — всё происходит на подсознательном уровне. Поэтому мне тяжело что-то изменить, когда враг заучивает мои шаблоны. Рита вдруг появилась в полушаге передо мной и нанесла мощный удар.

Я пропустил его.

Следует отдать должное моим рефлексам — тело дёрнулось навстречу Рите, чтобы удар не вышел таким мощным. Топор отскочил от брони на левом плече. Перед глазами зажёгся красный индикатор тревоги.

Рита пнула меня. Я не смог увернуться и отлетел назад. Броня заскрежетала о бетонный пол, высекая искры. Меня перевернуло, и я врезался в стойку раздачи. Сверху посыпались палочки для еды.

Рита уже бежала ко мне, готовя новый удар. Времени собраться с силами почти нет. Голова, шея, грудь, живот, правое плечо, правая рука, правая нога, левая рука, левая нога — всё в порядке, травм нет. Можно драться дальше.

Я выпустил топор из рук и вместо этого использовал чудовищную силу бронекостюма, чтобы вонзить пальцы в бетон и перебросить себя назад, за стойку. Удар Риты раздробил её. Бетонные осколки полетели во все стороны. Я приземлился на кухне.

Огромные раковины из нержавеющей стали, мощные газовые плиты, кастрюли, сковороды, в каждую из которых влез бы целый поросёнок, и невообразимые горы пластиковой посуды. На кухонной стойке сиротливо стояли подносы с несъеденным, уже остывшим завтраком.

Я попятился, не обращая внимания на падающие продукты, и запустил в Риту кастрюлей. Попал, но это не помогло. Рита взмахнула топором, разрубив верхнюю половину стойки и железобетонную колонну. Я пятился, пока не упёрся спиной в стену. Встал на четвереньки. Следующий горизонтальный удар приняло на себя лицо красавчика на стене. Попробовал подсечь, но Рита ловко отпрыгнула. Пользуясь инерцией, я перекатился обратно к стойке раздачи, где лежал мой топор.

Подобрав брошенное оружие, я подал недвусмысленный сигнал о том, что готов сражаться. Можно было бросить его на полу, но нельзя убегать вечно. Если Рита настроена всерьёз, уйти от неё всё равно не получится. С каждым ударом у моего бронекостюма падает мощность, так что пора собраться с духом.

Под перчаткой на левой ладони пряталось написанное маркером число «160». Ещё когда вместо него красовалось «5», я твёрдо решил, что буду брать с собой в следующий день лучшие боевые навыки этого мира. Только я знал свой секрет: я не рассказывал о нём ни Рите, ни Ёнабару, ни даже Феррелу на наших ежедневных тренировках. Рита была мне верным другом, поэтому я не боялся смерти. Ну и что, если я погибну от её руки? Я до сих пор жив лишь благодаря ей. Раз уж столько времени жил с помощью валькирии, то и сдохнуть должно быть не так обидно.

Тем не менее…

Я мог опустить руки и завершить временную петлю, в которой харкал кровью и кишками, подбирал с земли собственные оторванные руки и бежал вперёд по перепаханному ракетами острову. Растают, словно пороховой дым, все мои прошлые воплощения. Сто пятьдесят девять битв, память о которых осталась только в моей голове, потеряют весь смысл. Выложиться на все сто и погибнуть в бою — ещё куда ни шло, но просто сдаваться негоже.

Мне кажется… я даже уверен, что мы с Ритой думаем об одном и том же. Я прекрасно понимаю её чувства. Мы единственные во всём этом мире, кто пережил временные петли. Поэтому я понимаю, что не только Кэйдзи Кирия ползал по Котоиуси, но и Рита Вратаски когда-то отчаянно боролась за свою жизнь где-то в Америке.

Если я выживу, погибнет уникальная валькирия. Если выживет она — сдохну я. Можно сколько угодно ломать голову, хрен тут найдёшь решение, которое устроило бы всех. Вот почему Рита предложила сделать выбор не на словах, а с помощью боевого мастерства. Раз так, я должен с достоинством дать ответ на вопрос, преподнесённый на острие клинка.

Я подобрал топор. Добежал до середины столовой, развернулся. По удивительному стечению обстоятельств я стоял на том же самом месте, где мы с Ритой объедались сушёными сливами. Прошёл всего день, а я уже скучал по тем беззаботным временам. В том состязании победила Рита. У неё вообще был талант побеждать во всём, в чём только возможно.

Красный бронекостюм медленно шагал вперёд, оценивая меня. Рита остановилась точно на расстоянии удара топором. Я принял стойку.

На базе продолжался бой людей и мимиков. Внутри столовой звуки издавали только мы с Ритой, но нам подыгрывал назойливый оркестр снаружи. Взрывы были барабанами. Партии духовых исполняли свистящие пули. Стрекочущие автоматы отбивали ритм, а наши карбид-вольфрамовые клинки звенели, словно цимбалы.

Топоры столкнулись в воздухе. В полуразрушенной столовой не было привычных бездельников, которые бы поддержали нас криками. За нашим поединком смотрели лишь баррикады из столов и перевёрнутых стульев. Красный и жёлтый бронекостюмы кружились в смертельном танце под музыку войны.

Из-за особенностей походки Риты мы постоянно поворачивали, следами рисуя на бетонном полу сложную спираль. Несмотря на изящество нашего танца и доспехи, сделанные по последнему слову науки и техники, мы, как варвары тысячи лет назад, пытались зарубить друг друга топорами.

Мой клинок уже весь выщербился, пластины покрылись сетью царапин, аккумулятор показывал последние доли процента, а тело двигалось только усилием воли. Раздался оглушительный грохот, и мы рефлекторно отскочили друг от друга.

Я прекрасно понимал, что следующий удар станет смертельным, потому что никто из нас не сможет увернуться. Я не думал, что делать. Думать о том, как двигаешься, позволительно только во время тренировок. Вместо этого мной управлял опыт ста пятидесяти девяти суровых битв.

Рита занесла топор. Я ответил низким горизонтальным ударом. Два огромных клинка разминулись в воздухе и достигли бронекостюмов.

Разница между мной и Ритой лишь в одном. Рита в одиночку училась сражаться с мимиками. Я учился сражаться, наблюдая за Ритой. Операционная система в голове Кэйдзи Кирии отчётливо знает, в какой миг Рита взмахнёт оружием, а в какой — сделает следующий шаг. Я предугадал, как именно она будет двигаться. Вот почему её удар оставил лишь новую царапину, а мой вскрыл доспехи. Сквозь открывшуюся брешь я видел её тело.

— Рита!

Её топор дрожал — костюм улавливал спазмы хозяина. Древко из карбида вольфрама раздражающе дребезжало о броню на рукавицах. Из щербатого разруба вытекало не то масло, не то кровь. Смутно знакомое зрелище подстегнуло мой страх. Рука красного бронекостюма ощупала моё плечо. Контактная связь.

— Кэйдзи Кирия, ты победил, — раздался ясный голос девушки. — Ты… силён.

Красный бронекостюм опёрся на моё плечо. Рита говорила хрипло, словно сквозь боль.

— Рита! Зачем ты…

— Я поняла это очень давно — с тех самых пор, как начала принимать сигналы мимиков… Битва всегда заканчивается.

— Что? Но ведь…

— Только ты можешь вырваться из этой петли.

Рита зашлась кашлем, который лающим шумом раздавался в моих наушниках.

Вот как было дело… Вчера после нашего знакомства Рита решила умереть. Но я этого не понял и ошибочно решил, что подобрал к ней ключ. В результате я попусту потратил день, который мог посвятить её спасению.

— Прости… Я не знал…

— Не извиняйся. Ты победил.

— И что с того?.. Почему бы нам не остаться в петле? Да, время не будет двигаться, зато мы с тобой всегда будем вместе и проживём рядом хоть целую жизнь, хоть две. Меня устраивает ежедневная война. Пусть на нас нападают тысячи мимиков — вдвоём мы победим целую армию.

— Повторять один день? Каждое утро ты будешь встречать незнакомую Риту.

— Я согласен даже на это.

— У тебя нет выбора, — красный бронекостюм покачал головой. — Ты должен вырваться из этой петли, пока твой мозг не стал таким же, как мой. Пусть этот цикл закончится как можно скорее.

— Я не могу пожертвовать тобой.

— Кэйдзи Кирия, которого я знаю, не позволил бы сиюминутным чувствам стать угрозой всему человечеству.

— Рита…

— Времени почти не осталось. Если тебе есть что сказать — говори сейчас.

Красный бронекостюм быстро терял силы.

— Я люблю тебя, — сказал я. — Поэтому я… останусь здесь, пока ты не умрёшь.

— Спасибо. Одной было бы страшно.

Шлем скрывал её лицо. Хорошо, что я не увидел слёз Риты, потому что иначе не смог бы сдержать обещание и снова запустил бы череду этих кровавых дней.

Её окутал красный свет — блеск бронекостюма, особенно яркий в алых лучах заходящего солнца.

— Как же долго мы сражались… Вот и смеркается уже.

— Сейчас очень красивый закат.

— Какой ты сентиментальный! — По голосу я понял, что Рита улыбается. — Я ненавижу красное небо.

Это были последние слова валькирии.

Часть 6

Небо было ослепительно ярким. После смерти Риты Вратаски, убийства сервера и истребления всех оставшихся мимиков меня посадили на гауптвахту. Сказали, что за нарушение воинского долга: якобы я проигнорировал приказы офицеров и своими необдуманными действиями подверг товарищей угрозе. Я что-то не припоминаю, чтобы там вообще были офицеры, способные отдавать приказы, но ладно уж. Очевидно, в штабе спорили, на кого свалить вину за потерю Риты.

Я сидел взаперти трое суток, потом был военно-полевой суд, который не только оправдал меня, но и постановил наградить. Слова о том, что я совершил великий подвиг, говорил усатый генерал-майор, который выглядел так, будто съел лимон. Именно эта сволочь назначила нашей роте внеочередную физподготовку. Очень хотелось пожелать генерал-майору засунуть эту бесполезную награду себе в жопу, чтобы придать усам ещё больше блеска, но я сдержался. В смерти Риты виноват я, а не он.

Меня наградили орденом доблести валькирии, который даётся тому, кто за одну битву уничтожил больше сотни мимиков. Эту награду придумали для конкретного бронепехотинца, и это высший орден, который можно получить, не погибнув в бою. Так же как это когда-то сделала Рита.

Я и правда победил целую армию мимиков. На этот раз Рита со мной даже рядом не стояла. Я почти не помню, что творилось после убийства сервера, но на «Флауэрлайне» я укокошил как минимум половину мимиков.

Армия бросила все силы на восстановление базы. Половина зданий была разрушена во время атаки, и даже на разбор завалов ушла куча сил. Казармы семнадцатой роты сгорели дотла вместе с так и не дочитанным детективом. Я не знал, куда мне идти. По базе деловито ходили люди, и только я брёл, ни о чём не думая.

— Получил награду и стал героем, которому всё можно? Можно пинать товарищей и не замечать их? — раздался знакомый голос.

Обернувшись, я увидел летящий в меня кулак. Почувствовал, как моя левая нога уже пришла в движение. Не успев подумать, я оказался перед выбором: сражаться или нет? Если я нажму на кнопку где-то в глубине мозга, то включатся натренированные рефлексы, и моё тело начнёт двигаться с точностью робота на фабричном конвейере.

Сместить центр тяжести движением левой ноги, плечом сбить кулак с пути, шагнуть к противнику правой ногой, схватить за локоть, ударить в бок своим локтем. Всё это я мог сделать на одном дыхании. Проработав этот план действий в голове, я понял, что таким ответом сломаю незадачливому противнику ребро, и решил молча пропустить удар. Всё равно он в худшем случае грозил мне фингалом.

Кулак попал в цель. Больно.

Повинуясь инерции, я отступил на шаг и упал на задницу. На этот раз я принял удар по всем правилам. Если уйду из армии — смогу работать боксёрской грушей.

— Может, ты и гений, но нехер зазнаваться. Слышал меня, мудило?!

— Отстань от него.

Я поднял голову. Передо мной стоял Ёнабару с таким видом, словно хотел ударить меня снова, но ему мешала девушка в серой рубашке бронепехоты. Её левая рука была в белоснежной повязке, свисавшей с шеи. Сочетание серого и белого резало глаза. Наверное, это и была подружка Ёнабару, о которой он рассказывал. К счастью, они оба пережили битву.

Никто и никогда не смотрел на меня как эта девушка. Это был взгляд человека, которого заперли в одной клетке с медведем или который увидел сорвавшегося с цепи льва. На людей так не смотрят.

— Ходит тут, будто, сука, самый главный!

— Я сказала, отстань.

— Пойдём уже.

Ёнабару ушёл, оставив меня сидеть. Я встал и отряхнул пыль. Болела челюсть, но несерьёзно. Особенно по сравнению с дырой в сердце, которую оставила смерть Риты.

— Врезал тебе, да? — послышался голос Феррела. Он, как обычно, хмурился так, что на лбу будто бы появлялась бронепластина.

— Ты видел?

— Извини, не успел вмешаться.

— Ничего.

— Не злись на него. Он слегка не в себе из-за смерти товарищей.

— Я видел труп Нидзё.

— В нашем взводе погибло десять. По всей базе, говорят, точно за три тысячи, но официальных цифр пока нет. Знаешь красотку из второй столовой? Забыл, как зовут. Она тоже того.

— Ясно…

— Я тебя не обвиняю. Ну, нельзя спасти всех, что теперь.

Я промолчал.

— Кстати, ты её хахаля тоже пнул. И не только.

— Не только?

— Не только.

Феррел намекал, что в пылу боя я и его успел пнуть. Увы, я этого совершенно не помню. Похоже, в бою Кэйдзи ни с кем особенно не церемонится. Как знать, вдруг это я виноват в переломе у подружки Ёнабару. Пинок в бронекостюме — очень мощный удар, у неподготовленного человека от него даже разрыв селезёнки может быть. Не удивлюсь, если Ёнабару разозлился на меня, испугавшись, что она умрёт.

Я считаю, пусть ценит этот страх. Он поможет ему выживать в будущих сражениях. Вряд ли Ёнабару захочет дальше дружить со мной, но для меня он всё ещё друг…

— Прости.

— Забей. — Феррел не просто не сердился — я видел в его глазах благодарность. — Где ты учился двигаться в бронекостюме?

— У тебя, сержант.

— Шутки шутишь? Во всей Японии нет человека, который мог тебя так натренировать. У нас одни только бестолочи, которые вместо строевой подготовки на сямисэнах бренчат.

Сержант Бартоломеу Феррел — ветеран многих битв. Он повидал на своём веку действительно сильных бойцов и прекрасно понимает, что без моего пинка мог расстаться с жизнью. Ему известно, что молокосос Кэйдзи Кирия достиг невероятных высот боевого мастерства и что в экстремальных боевых условиях на вершине иерархии стоят самые сильные люди. На самом деле Феррел и правда обучил меня основам, но я не стал углубляться в подробности, понимая, что всё равно ничего толком не объясню.

— Кстати, коротышка из американского сектора тебя разыскивает.

Что ещё за коротышка? Шаста Рейл? Но ведь мы с ней виделись только в офицерской комнате, она меня практически не знает. Все Шасты, с которыми я разговаривал ради топоров, исчезли в прошлых витках петли.

— Куда переселили нашу роту? И что с ангаром? Я хочу проверить свой костюм.

— Только вышел с гауптвахты — и уже тянешься к костюму? Ну ты и кремень.

— Да брось.

— Твой бронекостюм утащили к себе американцы. Да, коротышка тоже была, когда его забирали.

— Для чего им мой костюм?

— Наверху на тебя уже строят огромные планы. Может, переведут в американское отделение.

— Серьёзно?

— Кто-то должен заменить Боевую Суку. Я думаю, ты с этим справишься.

Сержант похлопал меня по плечу. На этом мы расстались. В поисках Шасты и своего бронекостюма я направился в американский сектор базы. Дороги и казармы так сильно пострадали от пожаров, что трудно было сказать, где проходила граница. Мускулистых постовых тоже не было.

Я нашёл бронекостюм в ремонтном ангаре. Вместе с Шастой, конечно же. Какая-то сволочь нацарапала на одной из бронепластин: Killer Cage. Видимо, это теперь моё прозвище. Не ожидал, что меня начнут называть другим именем так же быстро, как Риту Вратаски — Боевой Сукой. Значит, буду Киллером Кейджем — прекрасное прозвище для выродка, который убил своего товарища и забрал себе всю славу. Приятно, что нашёлся порядочный человек, который сообщил мне эту радостную новость. Мир не без добрых людей.

— Я следила за ним не отрывая глаз, но стоило на секунду отвлечься… Простите.

Судя по всему, Шасте не впервой присматривать за чужими бронекостюмами. Может, она и за костюмом Риты так следила?

— Не страшно, расслабься. Это ты меня искала, правильно?

— Я должна отдать вам ключ от офицерского люкса.

— Ключ?

— Рита оставила его мне и велела, чтобы я не впускала никого, кроме неё или вас. Держать комнату запертой все три дня было очень сложно… Мне пришлось нарушить несколько правил.

Я забрал ключ-карту из протянутой руки Шасты.

— Сразу скажу, там на входе кое-что есть, но вы не обращайте внимания!

— Спасибо.

— Не за что. Это единственное, что я могла сделать.

— Ответишь мне на один вопрос?

— Да, что?

— Почему Рита выбрала этот цвет бронекостюма? Она не любила красный. У неё была какая-то причина?

— Она говорила, что хотела быть заметной, хотя я никогда не понимала, для чего выделяться на поле боя. Она ведь делала себя идеальной мишенью…

— Ясно. Стать мишенью? Здорово придумала.

— Может быть, мне навинтить на ваш бронекостюм рога?

Судя по тому, как поёжилась Шаста после этих слов, я в ответ скорчил чересчур страшную рожу.

— Я просто шучу! Не злитесь!

— Не злюсь. Извини, что напугал. Спасибо за ключ. Пойду, осмотрю комнату.

— И ещё…

— Что?

— Я не уверена, могу ли к вам обращаться… Можно задать один вопрос?

— Давай, я не против.

— Вы старый знакомый Риты?

Я горько улыбнулся. Шаста опять напряглась.

— Извините, я спросила не подумав!

— Тебе не за что извиняться, вопрос как вопрос. Но нет.

— Нет?

— Мы познакомились вчера.

— Понятно… Да, мы ведь только-только прибыли на базу. Ну и глупости я спрашиваю!

От Шасты я направился в башню офицеров и медленно открыл дверь опустевшей комнаты.

Дверной проём был замотан жёлтой лентой BIOHAZARD. Под ногами валялись огнетушители, пол был засыпан порошком. Видимо, это она и имела в виду под нарушением правил. Сейчас, когда база заражена токопроводящим песком, все силы брошены на очистку основных объектов, а до этой комнаты руки дойдут нескоро. Умно́ придумала!

Я вошёл. В спёртом воздухе уже не осталось запаха Риты Вратаски. Сдувшаяся сумка валялась там же, где её бросили. Кофемолка и походная горелка были немыми свидетелями, что когда-то она здесь жила.

Было видно: она почти не успела пожить в этой комнате. Рита в основном пользовалась казёнными вещами, а из личного у неё был разве что кофейный набор. Разумеется, никаких записок она мне не оставила. Сентиментальность была ей чужда. В кружке на стеклянном столе ещё осталась чёрная жидкость. Сваренный Ритой кофе.

Я прошёл по полу безлюдной комнаты и взял кружку в руку. Чёрный кофе уже застоялся и остыл до комнатной температуры. Я вздрогнул, и по жидкости пробежала рябь. Наверное, это и есть вкус твоего одиночества. Теперь я его понимаю.

Ты была лишь пешкой, а теперь этой пешкой буду я. Мы фальшивые герои, которые нужны этому миру. Вот почему нас так охотно бросают в безнадёжные битвы, в кровь и порох. Но даже это не заставило тебя возненавидеть мир. А значит, и я должен быть не хуже тебя.

Даже если меня забросят в толпу врагов с севшим аккумулятором и одним топором, я всё равно выйду победителем. Кэйдзи Кирия уже пережил больше передряг, чем сильнейшие воины в истории. Моё тело знает, когда выстрел из автомата помогает выжить, а когда всего один неловкий шаг приводит к смерти. Я могу воевать с закрытыми глазами, и всё равно ни один выстрел мимиков даже не поцарапает мой костюм.

Обещаю тебе: пока я здесь, человечество не проиграет. Возможно, война растянется на десятилетия, но победа будет за людьми. Вот только ты этого не увидишь. На пьедестале победителей не будет единственной женщины, которую я хотел защищать.

Я посмотрел через разбитые стёкла на небо, чувствуя, как мои глаза становятся влажными. Я решил не проливать слёз из уважения к товарищам и дорогим мне людям, которым ещё предстоит погибнуть. Я стану оплакивать тебя только после окончания войны. Сквозь пелену влаги и трещины я вдруг увидел облако, окружённое ясным небом. Вот он, долбанный синий цвет, цвет надежды. Моё тело впитывало синеву, словно изголодавшаяся по воде губка.

Ты ненавидела одиночество, но решила ночевать одна, чтобы не видеть лиц идущих на смерть товарищей. Тебе так долго приходилось сражаться в нечеловеческих условиях, что ты начала забывать, сколько добра в тебе было. Ты никому не желала смерти. Красный цвет останется твоим и только твоим. Я сохраню его для тебя, хоть ты уже и не вернёшься. Мой бронекостюм будет синим. Я покрашу его в цвет неба, ведь во время нашей первой встречи ты сказала, что это твой любимый. Я буду единственным из миллиона, все враги начнут узнавать ясный цвет моего костюма и выбирать меня мишенью.

Я медленно выпил последний кофе, который приготовила моя недолгая знакомая, ощущая как навевающий печаль аромат, так и сине-зелёную плесень, уже выросшую на поверхности.