Альбертина и Дом тысячи чудес

Большое шоу Лиззи

— Вы смотрите оглушительный, как фокстрот, специальный выпуск обозрения событий за неделю, — сообщил гнусавый мужской голос. Такие обозрения показывали в кино перед самим фильмом, когда телевизор был еще редкостью. В них рассказывалось о событиях во всем мире.

Диктор с большим подъемом, захлебываясь от восторга, поведал о сенсации в берлинском Зимнем дворце, самом большом варьете последнего столетия: о гастролях Лиззи Шульце.

Люди в элегантных платьях и костюмах, окруженные репортерами со старинными фотоаппаратами в руках, поднимались по маленькой лесенке ко входу в здание варьете.

— Великая иллюзионистка Лиззи Шульце, властительница наших снов, королева варьете, показывает в Зимнем дворце свой всемирно известный фокус с гипнозом. И все собрались здесь именно для того, чтобы своими глазами увидеть это восьмое чудо света: кинозвезды, промышленные магнаты, знаменитые высокопоставленные политики.

На экране появилась сцена варьете. На ней стоял месье Флип. Он выглядел значительно моложе, чем сейчас, — волос на голове у него было больше, а живот казался значительно меньше. На нем были фрак, весь в блестках, и такой же цилиндр. Месье Флип вальяжно приблизился к краю сцены.

— Но сначала пусть вас околдует хамелеон в человеческом образе, месье Флип! — сказал диктор.

Месье Флип запрыгал по сцене, меняя костюмы так быстро, что никто и глазом моргнуть не успевал. Тетя Лиззи выступила вперед из темноты сцены и бросила ему длинную веревку. Месье Флип закрутился волчком и оказался одетым индийским факиром. Он швырнул веревку вверх. Веревка тут же окаменела и повисла над землей в вертикальном положении. Месье Флип проворно карабкался по ней вверх и спускался вниз.

Превращения чередовались очень быстро прямо на сцене: морской разбойник оборачивался клоуном, а тот, в свою очередь, внезапно становился ковбоем и потрясал тяжелым кольтом. Никто не успевал опомниться, а он уже низко кланялся в костюме китайского мандарина. Публика в Зимнем дворце неистовствовала. Лиззи бросила ему цилиндр. В мгновение ока он достал из цилиндра сначала кролика, потом пылающий факел, огромный букет цветов и колоду карт, а в завершение из цилиндра вылетела стая голубей.

Отто вскочил на ноги.

— Хорош финтить! Нечего показывать нам детские развлекухи. Кто такой барон Прокауэр? — закричал он, обернувшись назад, где, как он подозревал, сидел месье Флип.

— Терпение! — услышал Отто голос со сцены. Перед экраном появился месье Флип. На нем был тесный фрак, тот самый, в котором дети только что видели его на экране. Некоторые блестки на фраке уже осыпались, но тем ярче сверкали остальные в луче проектора.

— А теперь, дамы и господа, начинается долгожданная кульминация этого вечера! Гипноз сновидений! — торжественно объявил диктор выход Лиззи.

Медленно выплывала Лиззи из клубов искусственного тумана, сплошь покрывавшего сцену. Ее белое платье, казалось, тоже было соткано из тумана. На плечах у нее красовался богато украшенный плащ, которым любовалась Альбертина, когда разглядывала его на картине в рыцарском коридоре. Лиззи во всем своем великолепии стояла теперь между креслом с драконами и большим чемоданом.

— Чемодан! — воскликнула Альбертина, схватив Отто за руку.

— Ш-ш-ш! — зашикал на нее Отто, но руку убирать не стал. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что настал великий момент.

Молодой Флип поднес Лиззи бархатную подушечку, на которой лежал ключ с драконом. Лиззи подхватила золотую цепочку, на которой висел ключ. В зале наступила абсолютная тишина. По маленькой лесенке Лиззи спустилась к первому ряду зрителей и стала разглядывать их напряженные лица. Ее внимание привлек изысканно одетый юноша. Повелевающим жестом она пригласила его следовать за нею. Юноша смущенно оглянулся. На секунду камера поймала его взгляд.

Альбертина вскрикнула:

— Отто!

Отто судорожно сглотнул и крепче сжал руку Альбертины.

Альбертина не верила своим глазам, но изысканный щеголь на экране был точно Отто, в этом не было никаких сомнений. Рядом с ним в первом ряду сидели Клара и Пауле, и одеты они были не менее роскошно.

Трое клетчатых, вытаращив глаза, смотрели на экран, словно внезапно столкнулись с привидением.

— Это же вы! — воскликнула Альбертина.

— Сейчас мадам Лиззи с помощью гипноза погрузит этого юношу в глубокий сон, в то состояние, когда у человека начинаются интенсивные сновидения, — шепотом сообщил публике молодой Флип на экране. — Попрошу абсолютной тишины.

— Кто этот храбрый молодой человек, которого мы имеем честь приветствовать на нашей сцене? — спросила Лиззи с экрана.

Все затаили дыхание.

Юноша, как две капли воды похожий на Отто, бросил нерешительный взгляд в зрительный зал и почесал в затылке. От волнения голос у него сел, но все-таки он набрался сил и еще раз твердо и решительно повторил свое имя:

— Лашло. Меня зовут Лашло фон Прокауэр.

Лиззи показала юноше ключ с драконом, который, как маятник, закачался перед самым его носом. Вспыхнуло изумрудное пламя. Ключ начал медленно раскачиваться, хотя рука Лиззи оставалась неподвижной. Веки у Лашло отяжелели, он еще несколько мгновений боролся с накатившей на него усталостью, но потом сон одолел его и он мешковато опустился в кресло. Лиззи легонько провела рукой по его лбу, и он снова выпрямился. Теперь Лиззи подошла к чемодану. Изумруд сиял все ярче. Она вставила ключ в замок чемодана, трижды повернула его и открыла крышку.

Медленно-медленно в какой-то необъятной темноте чемодана формировалась светящаяся точка, которая постепенно приближалась к зрителям.

— Похоже на мыльный пузырь, — прошептала Альбертина.

Пузырь разрастался и приобретал очертания: вот какие-то строения, поразительно похожие на виллу Вюншельберг, но попроще. Слабый свет уличного фонаря придавал строениям призрачный вид. Послышались звуки улицы: треньканье старого трамвая, трубные гудки старинных автомобилей. Издали доносился голос женщины, которая с венгерским акцентом пела: «Ты узнать пожелал непременна-а-а, что готовит злодейка-судь-ба-а-а…» Звонкий мальчишеский голос закричал:

— Специальный выпуск! Сбежала банда клетчатых! Специальный выпуск!

Пронзительный свист заглушил его крики, и в тот же миг откуда ни возьмись выскочили три фигурки. Они были одеты во все клетчатое. Запыхавшись, все трое мчались, то и дело заглядывая в неясные окна домов на заднем плане. Отто, Пауле и Клара, с ног до головы в клеточку, бежали по ночному Берлину. Отто постучался в дверь какого-то дома, умоляя впустить их, но ему никто не открыл.

— Вот они, вот они! Стоять, полиция! — закричал мужской голос, и двое полицейских, одетые в голубые мундиры каких-то стародавних времен, протягивая руки с пальцами, похожими на щупальца осьминога, вырвались на волю из чемодана.

Их щупальца сразу протянулись к Отто, который тщетно пытался открыть окно на первом этаже какого-то дома. Отто ловко увернулся и бросился на защиту Пауле, который почему-то замешкался.

— Все, прекратите! — закричал Отто в театральном зале и вскочил с места. Ловко, как белка, карабкался он по рядам зрительного зала. Лебединые кресла опрокидывались, но ему, похоже, было на это наплевать. Он сорвал одно из откидных сидении и швырнул его назад, в сторону того окошечка, за которым жужжал проектор. — Я не хочу этого видеть! — кричал Отто. Экран погас.

— Месье Флип, что это за комедия? — воскликнула Альбертина. Она тоже вскочила и сердито смотрела теперь на дворецкого.

— До тебя что, не дошло? Это мы были там, в кино! — ярости Отто не было предела. — Я ни фига не понимаю, ну совсем не врубаюсь, — запинаясь, сказал Отто и поглядел на Клару, которая смертельно побледнела и ловила ртом воздух, словно рыба на берегу.

— Мы — это только сон! Нас придумал этот сопляк фон Прокауэр, — объяснил Отто остальным.

— Он не мог придумать нас в каких-нибудь других шмотках? — поинтересовался Пауле. — Без этих идиотских клеточек?

— Увы, мой дорогой Пауле, в том-то и дело, что мы сами не можем выбирать себе сны. Даже скорее наоборот — это сны нас выбирают, — попытался утешить его месье Флип. — А эти клеточки вам на самом деле очень к лицу. Отдать все в чистку, да на курточку пару новых пуговиц пришить — и вы будете выглядеть, как заправский джентльмен.

— Пуговки из перламутра? — лицо Пауле просветлело.

— Слушай, ты! Какая разница! — Отто закрыл лицо руками. — Мы — не настоящие, нас на самом деле не существует!

— Это правда, месье Флип? — ошарашенно спросила Альбертина. Она до сих пор не верила в то, что несколько минут назад увидела собственными глазами и услышала собственными ушами.

Месье Флип с сожалением кивнул, потом нажал кнопку, и экран исчез, уйдя куда-то наверх.

— Как видите. Отто прав, и в то же время не совсем прав. В конце концов, сны — это составная часть нашей жизни. Причем очень важная составная часть! Тот, у кого нет снов, пропащий человек, он так и погибнет в своей убогости. Вы все трое живете в одном сне. Если бы вы, фройляйн Альбертина, не открыли чемодан, то ваши друзья до сих пор были бы там, где им и положено быть — в царстве снов. Вам еще повезло, в чемодане хранятся и другие сны, много страшнее, настоящие кошмары, невероятные по своей чудовищности. Я припоминаю один случай — кажется, это было летом тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, — когда по неосмотрительности Лиззи из чемодана выскользнул сон одного французского обманщика, сбежавшего из-под венца. Этот сон взбудоражил весь Нижний Вюншельберг, потому что людям в округе стал попадаться зелено-бурый призрак тещи с чудовищными рогами, которым позавидовал бы сам дьявол. Этот призрак выглядел так, словно только что вышел из могилы, чтобы расправиться со всеми обманщиками невест. С тех пор поговаривают, что на нашей вилле нечисто.

— А где этот призрак сейчас? — спросила Альбертина.

— Никто не знает. Он внезапно исчез и никогда больше не появлялся.

— Но если Отто — это… — Альбертина пыталась подыскать верное слово, но мысли у нее путались, — … если он из сновидения, как же тогда Пауле и Клара оказались рядом с этим Прокауэром?

Месье Флип уселся в кресло.

— Лашло фон Прокауэр был сыном богатого берлинского промышленника. Одинокий мальчик, он жил словно в золоченой клетке. В школу не ходил, на дом приходили частные учителя, чтобы учить его. Никаких друзей у него не было. Чувствуя себя очень несчастным, Лашло убегал в мир детективных романов, которыми тайно снабжал его сын шофера. Эти романы помогали Лашло вообразить то, что совершенно невозможно было для него в реальной жизни: стать членом банды и чтобы у него были самые лучшие в мире друзья.

Альбертина тихо вздохнула. Как хорошо ей все это было знакомо, как понятно!

Месье Флип улыбнулся ей и продолжил:

— Поэтому совершенно ясно, что в том сне, который мы сейчас видели, он назвал себя именем вора-виртуоза из своего любимого романа: Карвуттке, Отто Карвуттке.

— А как же Пауле? И я сама? — спросила Клара.

— Вы были кузиной Лашло, его единственной настоящей подругой, с которой ему, правда, разрешалось видеться только на каникулах.

— А я-то кто? — спросил Пауле.

— Вы — сын шофера!

— Бред какой-то, сын шофера!

Отто вскочил, пересек зал, добежал до двери, которая вела в странствующую ванную, но вдруг остановился.

— Вы понимаете, что все это означает? Мы — ничто! Не важно, кто сын шофера, а кто богатый сынок, — нас нет. Мы — цирковой номер! Театральный сюрприз! Все это — понарошку, все — обман, все — с двойным дном. Мы просто один дурацкий номер варьете. — Он рухнул в лебединое кресло и заплакал.

— Отто, послушай, эй, ну не плачь, не плачь! — Клара опустилась перед ним на пол.

— Тот, кто сейчас — ничто, может кем-нибудь стать, Отто! Он может стать всем!

Пауле деловито засунул руки в карманы и поглядел на остальных. Похоже, он сам не очень-то верил собственным словам.

Альбертина начала приподниматься. Ей стоило больших усилий не выдавать собственного смятения. Ей хотелось быть сильной, хотелось утешить Отто.

Месье Флип удержал ее:

— Дайте им немного времени, чтобы прийти в себя, фройляйн Альбертина. Ведь это совершенно непривычно и даже, наверное, страшно — понять, что ты — сон. — Он деликатно подтолкнул ее к двери. — Мы все сейчас на время распростимся, чтобы уйти в царство снов и хоть чуточку подремать.