Из зеркала над туалетным столиком на тетю Кору смотрела, ухмыляясь, зеленая рожа. Она чувствовала себя здесь так хорошо, как давненько уже не бывало. Королевские покои — это как раз то, что ей подобает. Если кто-то думает иначе, ему придется узнать тетю Кору с весьма неприятной стороны.
— Завтра нам надо выглядеть, как на картинке! — Она еще раз намазала лицо зеленой косметической пастой. Основой этой дурно пахнущей смеси были листья крапивы, растертые в кашицу. Кора собственноручно приготовляла ее каждый вечер. Вряд ли кто-нибудь, кроме Коры Рабеншлаг, стал бы втирать себе в лицо такую смесь. — В конце концов, ведь мы так долго ждали этого момента. — Под этим мы она ни в коей мере не подразумевала своего мужа Руфуса и себя, нет, только себя и больше никого. Ведь в таких покоях было принято говорить о себе только во множественном числе, так, как говорили когда-то князья и короли.
Тетя Кора ненавидела тетю Лиззи и была очень довольна, что ей довелось дожить до этого дня. В течение последних двадцати лет вход на виллу был для нее закрыт — тетя Лиззи запретила ей появляться. А между тем именно Коре Рабеншлаг вилла подобала как никому другому. Причем именно эта вилла.
Представление тети Коры о мире было простым и несокрушимым. Хорошие люди — это те, у кого есть деньги и высокий чин, остальные были просто остальными.
Почему Лиззи, полжизни колесившая по всему свету, тратила деньги на все это барахло и по камешку переносила на другое место целые башни — только потому, что в них, согласно преданию, обреталась душа сгинувшего барона де Флера, — почему эта полоумная старая перечница имела право быть госпожой в Вюншельберге, это для тети Коры всегда оставалось загадкой. И вопиющей несправедливостью. Но теперь-то уж она наконец получит вожделенную виллу. Нужно только уметь ждать.
— Руфус!
Руфус Рабеншлаг уже вставил в уши ватные тампоны, но все равно вскочил с большой готовностью. Пронзительный голос тети Коры стальную стену мог прошибить, а уж вату и подавно. Он отбросил в сторону, на тяжелое стеганое одеяло, толстую старинную книгу, которую обнаружил на ночном столике. «Живопись сновидений как искусство» — было написано на переплетенной в кожу потрепанной книге некоего Цати Зонгора.
— Ну давай расшнуровывай! — приказала Кора мужу.
Руфус терпеливо принялся расстегивать крючочки на розовом корсете. Уже после третьего крючка тело тети Коры вывалилось из корсета, который целый день удерживал его настоящую полноту в приличных пределах.
— С пескоструйным аппаратом в руках надо пройтись по всему этому зверинцу! Сразу же после оглашения завещания, голову даю на отсечение, так я и сделаю. Нет! — поправилась она. — Прежде всего я вышвырну этого зазнавшегося дворецкого. Он у меня полетит вверх тормашками. И эту девчонку пусть с собой забирает.