Альфа Кассиопеи

10

Они дошли до драмтеатра, и Юрий понял, что пора прощаться.

— Итак, вы завтра в Амадур? — спросил он Володю.

— В восемь тридцать, рейс пятьсот первый.

— Встретимся на Чукотке, — сказал Юрий. — Вы тоже приезжайте, Римма.

— Наверно, приеду, — сказала она.

Миновала полночь, но спать не хотелось. Юрий медленно шел по улицам Магадана, тихим и безветренным, залитым идиллическим лунным светом, и думал о судьбе этого города, его жестокой правде, пытался понять, осмыслить ее.

Широкий проспект разрезал Магадан на две половины. Начинаясь с причалов морского порта, он тянулся через весь город и, превратясь в Колымскую трассу, на две тысячи километров уходил в сопки.

Юрий шел по безлюдному проспекту и думал, что, может быть, только один человек идет сейчас по такой длинной дороге, и домой, верно, рано еще возвращаться. Василий просил его погулять, не торопиться если можно, и улицы так красивы…

Их было трое, и Виноградов не понял, что им нужно, хотя у стоявшего ближе всех в руке загорелся лунный зайчик.

— Монету гони, землячок, — сказал тот, что был справа.

Юрий возвратился на землю и, странное дело, едва не рассмеялся, хотя смешного было явно немного.

— Летун? Копеек у них много. Вытряхивай кошелек и без кипишу.

Говорил стоявший сбоку и чуточку сзади, Юрий, не глядя, резко выбросил правую руку, чуть не вывихнул палец, но в челюсть попал точно, дорога была свободна, но он не успел уйти к стенке, чтоб не ударили в спину.

Упавший глухо стонал, плевался, а двое других медленно приближались с ножами.

Юрий ударил снизу по руке, и нож левого блеснул над головами, звякнув лезвием о льдистую мостовую.

Оставался третий, худой и вертлявый, в меховой шапке сдвинутой на глаза, и его нож достал бы прижавшегося к стенке человека, но был еще один, надежный, из тех, что приходят иногда в последние секунды.

Его рука сзади обхватила запястье бандита и вырвала смертельное жало. А второй, забыв нож на дороге, бежал по улице, оглядываясь поминутно.

— Падла, — сказал третий. — Что тебе надо, сука…

Он выворачивался всем телом, стараясь повернуться к тому, кто зажал его руку, и ударить ногой. Но другой, видно, знал эту уловку.

Свет фонаря упал на лицо бандита.

— Адик? — сказал тот, кто пришел последним.

— Опять ты, — прошипел Адик, дернулся изо всех сил, но страшный удар свалил его на землю.

— Идем, парень, отсюда, — сказал тот, кто пришел последним, и протянул Виноградову руку. — Так и в милицию недолго загреметь, а мне к ментам не с руки…

Ярко освещенный подъезд гостиницы открылся за поворотом.

— Тебе туда? — спросил он Юрия.

— Туда. Послушай…

— Ну, а мне в транзитку, на четвертый километр.

— Послушай, спасибо тебе.

— За что же? Тебе спасибо. Узнал?

— Узнал. Сейчас ты не такой страшный…

— Голод не тетка. Палец мне тогда на ноге оттяпали. Отморозил. Этим и отделался.

— Как зовут тебя?

— Значит, тебе сюда. Ну, бывай. Мне еще топать прилично. А ты — Виноградов, мне в больнице говорили.

— А тебя как?

— Меня? В детдоме Филином звали, в лагере Рысью, а вообще Федя я, самый что ни на есть…