Тут я хотел бы прояснить два очень важных момента.
Когда я произнес слова: «И это все? А я-то рассчитывал найти здесь что-нибудь странное…», я ни в коей мере не пытался сумничать или съязвить.
Наоборот, я был смертельно серьезен! (Почти так же, как в тот миг, когда я стану молить о пощаде, привязанный к алтарю из устаревших энциклопедий!)
Видите ли, после всего, чего я навидался в тот день, у меня выработалось что-то вроде иммунитета к удивительному и странному. После шока, который я испытал, выяснив, что в мире, оказывается, наличествовало еще три континента, как следует потрясти меня сделалось сложновато. На фоне подобного откровения какая-то комната, полная живых динозавров, была — так, мелочи жизни.
— Привет, парень! — воскликнул между тем небольшой зеленый птеродактиль. — Что-то ты на Библиотекаря не очень похож.
Если бы кругом меня заговорили камни, я бы еще мог удивиться. Кусок говорящего сыра тоже, пожалуй, произвел бы на меня некоторое впечатление. Но говорящие динозавры? Подумаешь…
А второй момент, который я хотел бы подчеркнуть, состоит вот в чем. Насчет говорящих динозавров я ведь вас предупреждал! (Смотри начало пятой главы.) Так что, как говорится, не надо песен!
Я шагнул внутрь. Это опять-таки было нечто вроде склада, заставленного видавшими виды клетками. Во многих из них они и сидели. В смысле, динозавры. То есть существа, показавшиеся мне похожими на динозавров. Поэтому я так их и назвал.
Конечно, у них было весьма мало общего с теми динозаврами, которых мы проходили в школе. Начать с того, что эти были совсем невелики. Самый большой, оранжевый тираннозавр рекс, достигал футов пяти или шести. Самый маленький выглядел фута на три.
И никто не говорил нам в школе, что динозавры носят жилетки и брюки и разговаривают с британским акцентом.
— Ничего себе! Может, он глухонемой? — подал голос трицератопс. — Эй, ребята, никто, случаем, не знает языка жестов?
— Ты какой конкретно язык жестов имеешь в виду? — спросил птеродактиль. — Американский примитивный или новоэлшамианский, а может, стандартный библиотечный?
— Мои руки не артикулированы для языка жестов, — сказал тираннозавр рекс. — Глухонемые представители нашего подвида вечно от этого страдают.
— Нет, он точно не глухонемой! — сказал кто-то еще. — По-моему, он что-то пробормотал, когда вваливался через порог!
Бастилия заглянула из коридора.
— Динозавры, — сказала она. — Здесь нам нечего делать. Идем дальше.
— Ничего себе! — сказал трицератопс. — Чарльз, ты это слышал?
— Слышал, к сожалению, — отозвался птеродактиль. — Грубость какая, если мне будет позволено так выразиться.
— Погодите, — сказал я. — Динозавры, они что, из Британии?
— Да нет, конечно, — вздохнула Бастилия, присоединяясь ко мне. — Они мелирандийцы.
— Но они по-английски чешут с британским прононсом…
Бастилия закатила глаза.
— Нет, — сказала она. — Они разговаривают по-мелирански. Как ты или я. А то откуда, по-твоему, взялся британский или американский язык?
— Ну… Я думал — из Великобритании…
Синг захихикал, входя и прикрывая за собой дверь.
— Ты серьезно считал, будто крохотный остров мог породить язык, на котором говорит чуть не весь мир?
Я хмуро промолчал.
— Послушайте, — сказал Чарльз-птеродактиль. — Ребята, а не могли бы вы, случайно, нас выпустить? Тут так неудобно сидеть.
— Нет, — со всей прямотой ответила Бастилия. — Нам нельзя поднимать шум. Если вы удерете, нас обнаружат! — И добавила вполголоса, обращаясь ко мне: — Пошли. Нам незачем ввязываться.
Я спросил:
— Почему? Может, они нам чем-то помогут?
Бастилия отрицательно покачала головой.
— От динозавров, — сказала она, — пользы никогда не бывает.
— Вот грубиянка попалась, — сказал трицератопс.
— Слушайте, ребята, — обратился я к динозаврам, игнорируя страшные глаза, которые сделала мне Бастилия. — Вы вообще как тут оказались?
— Боюсь, — сказал Чарльз, — нас собираются казнить.
Остальные обитатели клеток закивали.
— А чем вы провинились? — спросил я. — Съели какую-нибудь важную персону?
— Нет-нет! — ахнул Чарльз. — Как можно! Это навет, придуманный Библиотекарями! Мы не едим людей! Во-первых, это варварство, отнюдь нам не присущее, а во-вторых, я уверен, что вы, люди, попросту ужасны на вкус!.. Мы провинились лишь в том, что приехали на ваш континент на экскурсию.
Бастилия прислонилась к косяку.
— Глупые создания, — сказала она. — И понесло же вас в Тихоземье! А то вы не знали, что Библиотекари создали вам репутацию мифологических монстров!
— На самом деле, — сказал Синг, — Библиотекари запустили о динозаврах совсем другой миф — будто бы они давно вымерли.
— Вот именно, — сказал Чарльз. — Поэтому-то нас и решили казнить. Они затем собираются увеличить наши кости, вставить их в горные породы и подсунуть человеческим археологам.
— В порядке посмертного унижения, — сказал ти-рекс.
— Чего ради вы сюда-то заявились? — спросил Пой Синг-Синг. — Тихоземье — малоподходящее место для поездки в отпуск.
Динозавры пристыженно переглянулись.
— Мы… мы хотели написать работу, — сознался наконец Чарльз. — О жизни в Тихоземье…
— Во имя всего святого, — сказал я. — У вас там что, одни студенты с преподавателями и профессорами живут?
— Мы не профессора, — надулся ти-рекс.
— Мы — полевые исследователи, — сказал Чарльз. — Разницу понимать надо.
— Мы хотели изучать дикарей в их родной среде обитания, — сказал трицератопс. Потом сощурился, внимательно глядя на Синга. — Мы, случаем, не знакомы?..
Синг скромно представился:
— Синг Смедри.
— Так это действительно вы! — воскликнул трицератопс. — Помнится, я просто влюбился в вашу работу о правилах меновой торговли среди тихоземцев! Неужели они в самом деле расплачиваются за покупки маленькими книжечками?
— Они называют эти книжечки «долларами», — пояснил Синг. — В каждой всего по одной страничке, и они вправду используются как валюта. Право, чего еще ждать от общества, устои которого сформированы Библиотекарями?
— Так мы идем? — ядовито глядя на меня, осведомилась Бастилия.
— А как все-таки насчет того, чтобы нас выпустить? — робко спросил трицератопс. — Это было бы с вашей стороны так мило, так человечно! Мы будем тихо себя вести. Мы знаем, что это такое — скрываться.
— Мы умеем смешиваться с толпой, — добавил Чарльз.
— В самом деле? — Бастилия насмешливо подняла бровь. — И долго вы продержались на этом материке до тех пор, пока вас не схватили?
— Ну… — начал Чарльз. — Мы…
— Честно говоря, — сказал ти-рекс, — нас в самом деле засекли достаточно быстро.
— Зря мы высадились на таком многолюдном пляже, — сказал трицератопс.
— Мы притворились дохлыми рыбинами, которых прибило волнами, — сказал Чарльз-птеродактиль. — Увы, не сработало.
— Это я виноват, — сказал ти-рекс. — Я начал чихать. У меня аллергия на водоросли.
Я покосился на Бастилию и вновь повернулся к динозаврам.
— Мы за вами вернемся, — сказал я им. — Она где-то права. В данный момент нам нельзя рисковать. Мы не можем допустить, чтобы нас обнаружили.
— Что ж, мы подождем, — сказал Чарльз. — Идите, а мы останемся здесь.
— В клетках, — сказал ти-рекс.
— В размышлениях о незавидной участи, которая нам предстоит, — сказал трицератопс.
Читатель, наверное, уже задается вопросом, почему я раз за разом называю одного из динозавров его именем собственным, а двух других — нет. Так вот, на это есть одна понятная и простая причина. Вы когда-нибудь пробовали десять раз подряд правильно написать слово «птеродактиль»?..
Мы вышли из комнаты назад в коридор.
— Говорящие динозавры… — пробормотал я.
Бастилия кивнула.
— Только одно достает меня еще больше, — сказала она.
Я поднял бровь, и она пояснила:
— Говорящие камни. Так куда мы двинемся дальше?
— Проверим следующую дверь, — сказал я, указывая дальше по коридору.
— Ауры какие-нибудь видишь? — спросила она.
— Нет, — сказал я. — Не вижу.
— Это, кстати, не означает, что Песков здесь нет, — сказала Бастилия. — Пескам требуется время, чтобы зарядить окружающее пространство и создать свечение. Надо проверить.
Я кивнул:
— Верно мыслишь.
— Давай я открою вот эту, — сказала Бастилия. — Если там вдруг что-то опасное, еще не хватало, чтобы ты ввалился внутрь и застыл с вытаращенными глазами!
Кажется, я покраснел. Бастилия жестом велела нам с Сингом отступить прочь, сама же подобралась к двери и приникла к ней ухом.
Я повернулся к Сингу.
— Так в вашем мире что, и говорящие камни, получается, есть?
— Еще как есть, — кивнул он.
— Странно все-таки, — проговорил я задумчиво. — Чтобы камни, и вдруг говорили…
— Ничего особенно интересного в этом вообще-то нет, — сказал Синг.
Я вопросительно посмотрел на него, и он пояснил:
— А как по-твоему, способен ли камень рассказать что-нибудь интересное?
Бастилия раздраженно оглянулась, и мы с Сингом поспешно притихли. Затем она покачала головой.
— Ничего не слышно…
И собралась толкнуть дверь.
— Погоди, — сказал я, осененный неожиданной мыслью. Вытащил желтоватые Линзы Следопыта и нацепил их на нос. Когда глаза к ним привыкли, я различил на полу следы Бастилии, неярко мерцавшие красным. Других отпечатков в коридоре не наблюдалось — только наши с Сингом.
— Сюда последнее время никто не входил, — сказал я. — Должно быть все чисто.
Бастилия наклонила голову, глядя на меня со странноватым выражением на лице. Кажется, она была удивлена, обнаружив, что я умудрился сделать нечто полезное. Потом она очень осторожно приоткрыла дверь, заглянула в щелку… И наконец распахнула дверь полностью, приглашая нас с Сингом войти.
Вместо клеток с динозаврами здесь были книжные полки. Нет, не те, вздымающиеся повсюду от пола до потолка, что в нижней комнате. Эти были вделаны в стены и придавали помещению вид уютного логова. Еще я увидел три письменных стола, все — не занятые, хотя на каждом лежали раскрытые книги.
Бастилия прикрыла за нами дверь. Я быстро оглядел помещение. Оно было хорошо обставлено и, невзирая на множество книг, совсем не выглядело загроможденным. «А вот это уже на что-то похоже. Лично я, пожалуй, не отказался бы спрятать здесь нечто значительное!»
— Живо! — велела Бастилия. — Осмотрись хорошенько, нет ли чего?
Синг сразу подошел к одному из столов. Бастилия принялась шарить по углам, заглядывать за картины на стенах, — не иначе, искала спрятанный сейф. Я немного помедлил — и направился к одной из книжных полок.
— Смедри!.. — прошипела Бастилия.
Я оглянулся.
Она постукивала пальцем по своим черным очкам. Я тут только сообразил, что на мне были по-прежнему Линзы Следопыта, и быстренько сменил их на Линзы Окулятора, после чего сделал шаг назад для лучшего обозрения общего вида.
Яркого свечения не наблюдалось нигде. Зато книги…
Мне померещилось, что буквы на корешках слегка извивались.
Нахмурившись, я подошел к ближайшей полке и взял в руки один из томов. Текст перестал шевелиться, но я по-прежнему не мог его прочитать!
В целом он здорово напомнил мне ту книжицу из стеклянной коробки дедушки Смедри. Такие же каракули. Почеркушки, оставленные ребенком, которому вручили листок бумаги и ручку и позволили упражняться в искусстве стиля «наив». Ни порядка, ни смысла, но зато какое количество!
— Книги… — сказал я своим спутникам. — Дедушка Смедри держит одну такую на автозаправке!
— Забытый Язык! — сказал Синг из противоположного угла комнаты. — Причем очень похоже на то, что и у Библиотекарей мало успехов по его расшифровке. Гляньте сюда!
Мы с Бастилией подошли к нему. На столе, за которым он сидел, были во множестве разложены страницы с уже знакомыми загогулинами. Рядом красовались различные комбинации английских букв. Их явно написал кто-то, силившийся отыскать в загадочных каракулях смысл.
— А что будет, — спросил я, — если им таки удастся что-нибудь перевести?
Синг фыркнул.
— Могу только пожелать им удачи. Лучшие умы бьются над этим уже много веков.
Я спросил:
— А зачем?
— Ну как же, — принялся объяснять Синг. — Тексты Забытого Языка содержат в себе важнейшие тайны. Именно поэтому этот старинный язык в свое время и позабыли.
Я нахмурился. Концы определенно не сходились с концами.
— Что-то гложут меня смутные сомнения, — сказал я. — Если этот язык до такой степени важен, чего ради было его забывать?
Они посмотрели на меня как на идиота.
— Алькатрас, — сказал Синг. — Забытый Язык оказался утрачен не случайно и не одномоментно. Нас заставили его позабыть! Около трех тысяч лет назад мир необъяснимо утратил способность разбирать это письмо. Никто толком не понимает, как подобное могло произойти, но Инкарны, или Воплоты, — народ, оставивший эти тексты, — пришел к выводу, что мир недостоин их языка. И мы были принуждены его позабыть, а с ним — и технику чтения всего, что на нем написано.
Бастилия спросила (кстати, уже не первый раз):
— Вас в этих ваших школах вообще чему-нибудь учат?..
Я в упор посмотрел на нее.
— А чего ты ждала от школ, организованных Библиотекарями?
Она пожала плечами и отвела глаза.
— Нам, — сказал Синг, — понадобилось три тысячи лет, чтобы вернуть хотя бы толику знаний, которые у нас некогда украли Инкарны. А какие бездны остаются до сих пор неоткрытыми!.. Три тысячи лет — и никто еще пока не взломал код Забытого Языка…
В комнате воцарилась тишина.
— Ну? — сказала наконец Бастилия.
— Что — «ну»? — спросил я.
Она снова посмотрела на меня поверх очков, на сей раз страдальчески.
— Пески Рашида, — выговорила она раздельно. — Есть они здесь или нет?
— Ну, — сказал я, — особого сияния нигде не видать…
— Что ж, это тоже результат. Ты ведь увидел бы Пески, даже будь они запрятаны в Стекло Восстановления.
— Да, но кое-что занятное я все же подметил, — заявил я, оглядываясь на книжные полки. — Когда я первый раз посмотрел на корешки, буковки шевелились!
Бастилия кивнула.
— Это была просто аура внимания. Очки хотели, чтобы ты обратил внимание на текст.
— Очки… хотели? — переспросил я.
— Ну, — поправилась Бастилия, — скажем так: хотело твое подсознание. Очки на самом деле неживые, они просто помогают нужным образом сосредоточиться. Полагаю, поскольку ты уже раньше видел написанное на Забытом Языке, твое подсознание узнало буквы на корешках. Вот очки и создали ауру внимания, чтобы ты уже сознательно это заметил.
— Занятно, — проговорил Синг.
Я медленно кивнул. И вдруг вся фигурка Бастилии странным образом расплылась, став нечеткой. Опять аура внимания или что-то еще? А если она самая, то что я должен был заметить?
«Откуда тебе столько известно об аурах, доступных лишь Окуляторам? А, Бастилия?.. — подумал я, сообразив наконец, что меня беспокоило. — Эта девчонка далеко не так проста, какой предпочитает казаться!»
Чем больше я о ней думал, тем больше переставал что-либо понимать. Ну вот, например, с какой бы стати она взялась защищать дедушку Смедри? Она явно была силой, с которой следовало считаться. И в то же время оставалась просто ребенком. И эти ее познания об окуляции, в то время как Синг — профессор, да еще и Смедри, — и четверть столька не знал!
Странное дело…
Вы, небось, успели решить, что в нескольких предыдущих абзацах я «заряжаю ружье», чтобы в нужный момент оно «выстрелило». Вот тут вы угадали. Только сам я, когда все эти мысли мне приходили, никаких предчувствий не ощущал. И ни малейшего понятия не имел, насколько все это важно.
Мне вообще время от времени странные мысли в голову лезут. Их там и сейчас несколько штучек засело. Не буду утверждать, будто все они настолько уж важные. Поэтому, рассуждая на сей счет, я обычно и упоминаю лишь самые значительные. К примеру, я мог бы рассказать вам, что все светильники внутри библиотеки имели форму различных фруктов и овощей, но поскольку это не имело отношения к развитию сюжета, я и не стал о них упоминать. А еще я мог бы включить эпизод, где я подметил корни волос Бастилии и задался вопросом: на кой ляд она красит их в серебряный цвет, не довольствуясь природным рыжим оттенком? Но это тоже имеет весьма мало отношения к основной сюжетной линии, и поэтому я не…
Хотя погодите-ка! Вот это как раз и важно! И очень даже имеет! А, ладно. Проехали.
— Ну что, готовы? — спросила Бастилия.
— Я вот это заберу. — Синг расстегнул свою бездонную сумку, вынул оттуда лишний «узи» и запихнул на его место достижения взломщика кодов. — Квентин убил бы меня, узнай он, что я здесь их оставил!
— Вот, возьми еще. — Я бросил ему в сумку ту книжечку на Забытом Языке, которую листал. — Пусть обрадуется.
— Светлая мысль, — похвалил Синг, застегивая молнию.
Я сказал:
— Одной только вещи не понимаю…
— Всего одной? — фыркнула Бастилия.
— Библиотекари, как я посмотрю, из кожи вон лезут, чтобы никто у нас ничего не узнал, — сказал я. — Но зачем? Столько затрат и усилий, а ради чего? Смысл-то какой?
— Злобной секте Библиотекарей еще требуется причина, — хмыкнула Бастилия. — Ну-ну…
Я промолчал.
— Причина, Бастилия, на самом деле есть, — сказал Синг. — Все, что ни делается, всегда делается с какой-нибудь целью. Движение Библиотекарей, если кто не знает, основал человек по имени Библиоден. В просторечии его большей частью называют просто Нотариусом. Его учение состояло в том, что мир представляет собой слишком странное место. Такое, которое нуждается в упорядочивании, организации и контроле. Один из важных тезисов Библиодена называется Огненной Метафорой. Он учил, что огонь, если предоставить его себе самому, уничтожает все окружающее. Если же ограничить его распространение, он, напротив, оказывается очень даже полезен. Вот Библиотекари и считают, что некоторые вещи — окуляторское могущество, новые технологии и Таланты Смедри, к примеру, — следует, как тот огонь, ограничивать и держать под контролем.
— Под контролем у тех, кто предположительно знает, как лучше, — добавила Бастилия. — То есть у Библиотекарей.
— Значит, — сказал я, — вся эта подстава…
— Осуществляется с целью создать мир, вымечтанный Нотариусом, — сказал Синг. — Создать место, где информация управлялась бы небольшой кучкой избранных, где власть принадлежит адептам учения Библиодена. Мир, где ничто странное или ненормальное не имеет права на существование. Мир, из которого изгнана и осмеяна магия, мир, в котором все было бы таким восхитительно обыкновенным…
«Так вот с чем мы боремся, — в самый первый раз подумалось мне. — Вот чего мы стараемся не допустить…»
Синг закинул сумку на плечо, поправляя очки. Бастилия вновь приоткрыла дверь, выглядывая сквозь щелочку в коридор. Пока она этим занималась, я заметил «узи», валявшийся на полу. Машинально наклонившись, я его поднял.
Замечу в скобочках, что то же самое сделал бы на моем месте практически любой тринадцатилетний мальчишка. А если не сделал бы — значит, мало книжек читал про душегубов Библиотекарей!
К несчастью, на большинство своих сверстников я был не слишком похож. Я был особенным. И моя особость проявила себя в первый же миг, когда я взял автомат в руки. «Узи» немедленно сломался. Он издал звук, чем-то напоминавший вздох, и развалился на сотню отдельных деталей. По полу запрыгали пули, а я остался стоять с обломком рукоятки в кулаке.
— Ох, — сказал Синг. — Я вообще-то собирался здесь его оставить, Алькатрас.
— Я… ну… — сказал я, бросая на пол бесполезную железяку. — Я типа хотел… как бы… смотрю, валяется… надо же подобрать… позаботиться на всякий случай… Чтобы никто не обнаружил «примитивное оружие» и нечаянно не поранился.
— А что, хорошая мысль, — сказал Синг.
Бастилия открыла дверь, и мы выбрались в коридор.
— Следующая дверь, — сказала Бастилия.
Я кивнул, заново меняя очки. И как только на носу у меня оказались Линзы Следопыта, заметил чьи-то следы.
Они были очень свежими и очень черными. И понемногу меркли прямо у меня на глазах. И в них ощущался как бы отзвук некоего могущества.
Я сразу понял, кому они могли принадлежать.
Следы тянулись вдоль коридора, причем им сопутствовали еще одни, изжелта-черные, — и терялись вдали. Вся их цепочка прямо-таки горела, зловеще и мрачно, словно бензиновые пятна, раскиданные по полу и охваченные черным огнем.
Бастилия уже подкрадывалась к следующей двери, когда я принял решение.
— Забудьте про комнаты, — сказал я, ощущая напряжение и азарт. — За мной!