Алькатрас и Пески Рашида

Глава 20

Так вот, я все вам наврал.

Спорю на что угодно, вы успели сделать вывод, что ни до какого алтаря, сложенного из устаревших энциклопедий, мы в этой книге так и не доберемся. И я не буду лежать на вышеуказанном алтаре, ожидая удара жертвенного ножа. И звероподобный Библиотекарь не вознамерится пролить мою кровь, знаменуя завершение черного ритуала. И не будет ни акул, ни пропасти с расплавленной магмой…

Эти удовольствия вас ждут в следующих выпусках. Вы же, в самом-то деле, не думали, будто я втисну всю свою историю в один-единственный томик?

«Фордик» дедушки Смедри не торопясь катился по улице. Было уже темно. Спасшись из библиотеки, мы успели эвакуировать автозаправку, после чего весь вечер и весь следующий день отлеживались в безопасном убежище (это был фальшивый ларек по продаже горячих бутербродов с вывеской «Пескобургеры»).

— Дедушка? — окликнул я, поглядывая в окно.

— Да, мальчик мой?

Я спросил его:

— А что теперь?

Он некоторое время молчал, рассеянно и вполне беспорядочно вертя руль. Ночь отдыха пошла ему явно на пользу, он набрался достаточно сил и снова мог опаздывать к боли, то есть принимать полученное от Блэкберна понемножку, вполне терпимыми порциями. Словом, выглядел он теперь почти так же, как при нашей первой с ним встрече.

— Ну, — сказал он наконец, — дел у нас вообще-то полно. Свободные Королевства по-прежнему проигрывают войну против Библиотекарей. Главные бои сейчас идут в Мокии. Впрочем, и то, что незаметно происходит в тылах, не менее опасно и важно.

Я спросил:

— Что будет, если Мокия падет?

— Библиотекари включат ее в состав своей империи, — ответил дедушка Смедри. — На то, чтобы окончательно ее интегрировать, уйдет примерно десятилетие. За это время Библиотекари выправят книги по истории, имеющие хождение по всему миру, и полностью перепишут историю региона.

Я кивнул и спросил:

— А мои родители? Они тоже — часть этой схватки?

— И весьма важные, — сказал дедушка. — Это люди, от которых очень многое зависит.

— Столь многое, — сказал я тихо, — что все это время им было не до меня?

Дедушка Смедри мотнул головой.

— Нет, мой мальчик. Все было не так.

— Но тогда почему? — спросил я обескураженно. — Что за причина заставила их меня бросить у Библиотекарей?

— Если ты немного поразмыслишь, малыш, та сам догадаешься.

Я окрысился:

— Что-то нет у меня охоты сейчас в загадки играть.

— Информация, Алькатрас, — улыбнулся дедушка Смедри. — Дело, как всегда, в информации. Ты, возможно, заметил, что остальные члены команды не очень-то вписывались в ваш мир.

Я кивнул.

— Ты, мальчик мой, ходячий кладезь информации, — сказал он. — Наиважнейшей притом. Ты понимаешь те бредни, которые внушают людям Библиотекари. Ты — плоть от плоти их культуры. Знал бы ты, до какой степени это важно!

Я спросил:

— Так мои родители отказались от меня, чтобы я стал шпионом среди врагов?

— Мальчик мой, им тяжело далось такое решение, — тихо проговорил дедушка Смедри. — Но даже когда ты был совсем мал, они знали: ты выдержишь все. Ведь ты — Смедри.

Я все-таки спросил:

— Неужели другого выхода не было?

— Я знаю, парень, это трудно понять и еще труднее — принять. Впрочем… Скажи-ка, много ты видел иностранцев, которые вполне правильно говорили бы на твоем языке?

— Нет, — сказал я.

— Чем дальше их родной язык от твоего, тем трудней им говорить на нем без акцента, — сказал дедушка Смедри. — Думаю даже, для носителей некоторых языков это вообще невозможно. Наши миры разделены пропастью. Тут и языковой барьер, и общая неспособность друг друга понять. Понимаешь, находясь здесь, я сам вижу, что не вписываюсь в реалии, но не могу сообразить почему. И так происходит всегда, какую бы операцию мы ни начинали. Нам жизненно необходим кто-то изнутри. Кто-то, способный разобраться в строе мыслей Библиотекарей, в их образе жизни.

Я некоторое время молчал.

— Ну так почему, — спросил я в конце концов, — моих родителей здесь сейчас нет? Почему тебе пришлось ехать за мной?

— На это у меня нет внятного ответа, Алькатрас. Знаешь, мы потеряли след твоего отца много лет назад, вскоре после твоего рождения. Я отчасти надеялся обнаружить его где-нибудь здесь. Думал, может, он объявится на твое тринадцатилетие и сам доставит Пески. Но этого не случилось.

— И ты, значит, совершенно не представляешь себе, куда он подевался?

Дедушка Смедри скорбно покачал головой.

— Твой отец — очень хороший человек, — сказал он наконец. — И великолепный Окулятор. Прямых доказательств нет, но инстинкт говорит мне: он жив. Должно быть, он охотится за чем-нибудь крайне важным. Хотя, убейте меня, чтобы я понимал, что это может быть такое!

— А моя мама? — спросил я.

Дедушка Смедри воздержался от немедленного ответа. Поэтому я позволил себе отвлечься и заговорить о другом, что меня уже некоторое время беспокоило.

— Когда там, в библиотеке, я надел Линзы Следопыта и стал выяснять, куда тебя увели, — сказал я, — твои следы все не гасли, как будто я знал тебя уже очень, очень долгое время.

— Чему же тут удивляться? — спросил дедушка Смедри.

— А ты, — продолжал я, — когда только-только явился к нам в дом, тотчас запеленговал мою комнату через те же самые Линзы, ибо видел, сколько туда ведет отпечатков. Но в тот день я только один раз вышел оттуда и снова зашел. Значит, ты видел и другие следы, оставленные несколько часов назад и даже несколько дней!

— Верно, — кивнул дедушка Смедри.

— Ну так что, — сказал я, — это значит, Линзы Следопыта вернее всего выслеживают членов семьи?

— Не совсем так, — сказал он. — Члены семьи до некоторой степени являются частью тебя. То есть частью того, что ты знаешь лучше всего. Поэтому их следы и держатся дольше всех остальных, и для этого не обязательно знать друг друга лично. Или думать, что знаешь…

Я тихо сидел справа от него. Потом снова заговорил:

— Я видел отпечатки мисс Флетчер много часов спустя после того, как она их оставила.

— Чему же тут удивляться.

Я прикрыл глаза.

— Почему она рассталась с моим отцом? — спросил я затем.

— Он влюбился в Библиотекаршу, мальчик мой, — ответил дедушка Смедри. — Их свадьба была не разумным взвешенным решением в его жизни. Правда, сами они были уверены, что у них все получится.

Я спросил:

— Однако ошиблись?

— Естественно, — ответил дедушка Смедри. — Твой отец увидел в ней что-то… Что-то такое, что я, как ни старался, увидеть не мог. Она была далеко не самой правоверной Библиотекаршей, и твой отец рассчитывал со временем переманить ее на нашу сторону. Но она… сдается мне, она склонна думать исключительно о себе. Она вышла за твоего отца ради его Таланта. Прости, но я совершенно убежден в этом. Я полагаю, что в ней-то и была главная причина, по которой твой отец согласился оставить тебя на воспитание в Тихоземье. Это давало твоей матери возможность видеть тебя. Он ведь все еще любил ее, боюсь… А может, и сейчас еще любит, милый мой дурачок…

Я крепко зажмурился. «Она украла и продала Блэкберну Пески Рашида. Мое наследство. Дело всей жизни моего отца. И… зря ли Блэкберн говорил, что она с радостью продала бы и меня самого». Я не знал, как разобраться в собственных чувствах, что думать. Некоторым образом все опасности и угрозы, перед лицом которых я оказывался в течение нескольких минувших дней, потрясли меня меньше, нежели простой факт: моя мать, оказывается, жива.

И находилась по другую сторону баррикад.

Машина дедушки Смедри притормозила и остановилась. Я открыл глаза, хмурясь в окно. Я узнал улицу, где мы припарковались. Джоан и Рой Шелдон, моя последняя приемная семья, жили всего в нескольких кварталах отсюда.

— Зачем мы сюда приехали? — спросил я.

— А помнишь, мальчик мой, как я впервые вручил тебе Линзы Окулятора?

— Ну…

— Тогда я задал тебе вопрос, — сказал дедушка Смедри. — Я спросил, чего ради ты сжег их кухню. Ты ничего не ответил.

Я сказал:

— Я с тех пор думал об этом. Кое в чем разобрался. Стал лучше управляться со своим Талантом.

— Алькатрас, мальчик мой. — Дедушка положил руку мне на плечо. — Вопрос касался не только и не столько Таланта. Ты вот расспрашиваешь о своих настоящих родителях, пытаешься докопаться, почему они так легко решились расстаться с тобой. А ты никогда не задумывался, почему ты сам так легко бросал одну за другой все свои приемные семьи?

— Думал, — сказал я. — Много думал, особенно в последнее время. Я, наверное, не лучшим образом себя вел. Но это не от меня одного зависело, знаешь ли. Они аж заходились, когда я что-то ломал.

— Некоторые из них — возможно, — ответил дедушка Смедри. — Ну а ты сам многим ли из них давал шанс?

Я, конечно, понимал: он был прав. Но одно дело — знать, и совсем другое — соглашаться душой. И, что самое подлое, сейчас я себя чувствовал в точности так же, как когда от меня отказывалось очередное семейство.

У меня аж кишки скрутило. Стало быть, это снова происходило, только на сей раз моей вины не было никакой. Я старался. Я так старался ничем не оттолкнуть от себя старика Смедри. И все равно — это происходило опять.

Я прошептал:

— Ты решил избавиться от меня.

Дедушка Смедри покачал головой.

— Информация, парень. Все зависит от информации. Ты слишком верил, что те семьи все равно бросят тебя, и начинал действовать первым. Ты их фактически заставлял отказываться от тебя. Беда в том, что ты действовал, опираясь на превратную информацию.

Мальчик мой, я весьма далек от того, чтобы тебя бросить. Нам с тобой еще столько всего предстоит сделать!.. И тем не менее сейчас ты должен вернуться и провести некоторое время с теми, кто тебя полюбил. Ты должен примириться с ними, если желаешь однажды разобраться в себе самом и помочь нам одержать победу в этой войне.

Я буркнул:

— Блэкберн вот не считал, будто информация — это все!

Дедушка улыбнулся.

— Ну и где теперь Блэкберн?

Я сказал:

— Тем не менее он победил тебя в Окуляторском Поединке. Он был сильней.

— Да, был, — кивнул дедушка Смедри. — Он приложил много усилий, чтобы победить такого, как я, в подобного рода состязании. Он удалил себе глаз, чтобы преуспеть с Линзами Нападения, и собрал огромную коллекцию, заточенную — так у вас говорят? — под бои. Тем не менее, поступая таким образом, он поплатился своей способностью видеть. Алькатрас, все, что мы делаем, до такой степени зависит от зрения! Если бы он видел получше, он бы заметил твою уловку. Если бы он видел получше, то понял бы, что, удалив себе глаз и сосредоточившись на боевых качествах, безвозвратно искалечил себя, лишившись чего-то самого главного. Если бы он видел получше, то сообразил бы: твои Линзы Переводчика — куда могущественней всех на свете Линз Поджигателя.

Я слушал его и тщетно силился привести хоть в какой-то порядок свои мысли, а с ними и чувства. Я кипел и метался. Сожаление, беспокойство, смятение, злость… Я сам не знал, чего было больше. И у меня попросту в голове не вмещалось, что дедушка надумал возвратить меня Джоан и Рою. Я посмотрел на их дом — теперь он был уже виден — и вдруг удивился:

— Эй, а куда делась дырка в стене?..

— Библиотекари наверняка ее залатали еще прежде, чем твои приемные вернулись домой, — сказал дедушка Смедри. — Они пуще всего стараются, чтобы все было шито-крыто. Пролом в стене мог привлечь всеобщее внимание к этому дому, а стало быть, и к тебе.

Я спросил:

— А мне не будет опасно здесь оставаться?

— Может, и будет, — сказал дедушка Смедри. — Но такого, как ты, опасность подстерегает повсюду. К тому же у нас есть кое-какие средства сделать твою жизнь здесь относительно безопасной. По крайней мере, на время.

Я медленно кивнул.

— Они обрадуются твоему возвращению, парень, — сказал мой дед.

Я ответил:

— Вот в этом не уверен. Кухню им спалил как-никак…

— А ты попробуй.

Я покачал головой.

— Я по-прежнему не полностью контролирую свой Талант, дедушка, — сказал я негромко. — Я уже надеялся, что вполне его обуздал, но все-таки оказалось, что вещи иногда ломаются сами собой. Причем когда я этого совсем не хочу.

Дедушка улыбнулся.

— Допускаю. Но, когда от этого зависела наша жизнь, ты сломал Линзу Поджигателя единственно верным и правильным способом. Ты не разбил ее, не сделал неработоспособной. Ты заставил ее действовать неверно, но именно так, как нужно было тебе. Если я что-нибудь понимаю, это выглядит многообещающе!

Я снова посмотрел на дом Шелдонов и робко спросил:

— Но ты… ты же вернешься за мной? Или как?

— Конечно, — сказал он. — Конечно, мальчик мой, я вернусь.

Я глубоко вдохнул и выдохнул.

— Ну ладно, — сказал я. — Может, ты все-таки заберешь Линзы Переводчика?

— Это твое наследство, парень, — ответил дедушка. — Ты и должен им владеть, иначе будет неправильно.

Я кивнул. Дедушка Смедри потянулся ко мне и обнял.

Я вцепился в него крепко-крепко. Крепче, чем собирался.

«Дедушка. Кузены. А там, может быть, найдется и отец, — подумалось мне. — У меня есть семья».

В конце концов я разжал руки и выбрался из машины. Дом Шелдонов стоял прямо передо мной. «А ведь у меня всегда была семья, — понял я вдруг. — Не только Шелдоны. Всегда кто-нибудь был. Люди, желавшие дать мне дом. Пора уже мне наконец это признать».

Я захлопнул за собой дверцу, но все-таки заглянул внутрь сквозь стекло.

— Смотри, не ломай ничего, — сказал дедушка Смедри.

— Ты просто приезжай за мной, — потребовал я. — Смотри, не опаздывай.

— Я? — спросил дедушка Смедри. — Чтобы я да вдруг опоздал?

С этими словами он стукнул пальцами по торпедо, и мотор заурчал. Я смотрел вслед автомобилю, пока он не скрылся за углом. Потом повернулся и пошел по улице к дому.

На пороге я помедлил.

Слабый запах дыма еще не рассеялся.

Я постучал в дверь. Мне открыл Рой. Увидев меня, он какое-то время стоял столбом. Потом вдруг порывисто сгреб меня в охапку и заорал:

— Джоан!!!

Она пулей влетела из дома.

— Алькатрас?!

Рой передал меня ей, и она обняла едва ли не крепче.

— Когда нам позвонил куратор и стал спрашивать, куда ты делся, — сказал Рой, — мы… мы решили, что ты удрал насовсем, с концами…

— С тобой ничего не случилось? Ты ни во что такое не влип? — сурово разглядывая меня, осведомилась Джоан.

Я ответил:

— Да как сказать. Обрушил парочку этажей, проломил стену, снес несколько дверей… Ничего, в общем, особенного.

Джоан с Роем переглянулись, заулыбались и повели меня в дом.

Несколько часов спустя, вполне успешно отовравшись относительно того, где я был и что делал, от пуза наевшись и выслушав их заверения, что хорошо бы я с ними еще хоть немного побыл, я поднялся в свою комнату.

Там я сел на кровать и стал перебирать в памяти все, что со мною произошло. Хотите верьте, хотите нет, но в итоге я нашел, что самыми странными были вовсе не Библиотекари, не Оживленные и даже не Линзы. Наиболее удивительными оказались перемены, случившиеся во мне самом.

Я, пофигист со стажем, о ком-то заботился. А все началось с маленькой посылки, которую мне принес почтальон.

Вот тут я так и подпрыгнул. На моем столе по-прежнему лежала пустая коробка, а рядом с ней — оберточная бумага.

Я вскочил с кровати и устремился к столу. Разгладил коричневую бумагу. Все было на месте — и марки, которые я, помнится, сличал по времени выпуска, и мой нынешний адрес, написанный выцветшими чернилами. И почеркушки по краю листа, где, как мне тогда показалось, кто-то расписывал ручку.

Трясущимися руками я полез в карман и вынул Линзы Переводчика. Мои Линзы Рашида. Надел их. И каракули немедленно превратились во вполне читабельные слова.

Я в полном обалдении положил бумагу на стол. И в этот момент в мое окно постучали. Я оглянулся — и вместо ворона, присевшего на подоконник, увидел за стеклом седоусую физиономию дедушки Смедри.

Я быстро отпер окно. Дедушка Смедри стоял на стремянке, которая, как мне показалось, росла прямо из кормы его черного автомобильчика.

— Дедушка, — спросил я, — что ты тут делаешь?

— Погоди, — в свою очередь удивился он, — но я же обещал за тобой приехать!

— Обещал? — растерялся я. — Но прошло всего несколько часов.

— Да-да, — сказал он. — Я знаю, я опоздал. Идем же, мой мальчик! Впереди столько дел! Ты уже собрал вещи?

И дедушка Смедри принялся спускаться по лесенке.

— Вещи? — Я высунулся в окно. — Но я так тебя понял, что мне надо остаться с Джоан и Роем.

— Что? — Дедушка Смедри задрал голову. — Эндорфиновые Эддингсы! Этот город кишмя кишит Библиотекарями! Я и так весь извелся за эти несколько часов, отведенные тебе для примирения и прощания!

— Но ты сказал, я останусь с ними… на некоторое время…

— Достаточное, чтобы принести извинения за весь тот ущерб, что ты им причинил. А ты чего ждал? Что я тебя на все лето здесь брошу — в том самом месте, которое отлично известно нашим врагам? С людьми, которые ни в коем случае тебе не родня? В доме, который тебе не очень-то нравится и который так одуряюще нормален по сравнению с миром, который ты успел полюбить? Тебе, случаем, не кажется, что это полная глупость?

Я с непередаваемым облегчением провел рукой по лбу.

— Вот именно, — сказал я. — Кто бы мог вообразить подобную чепуху! Дай минутку, я сложу кое-что и черкну записку Джоан и Рою, чтобы не беспокоились. Да, а ты видел, что на посылке-то было написано?

Ринувшись назад в комнату, я схватил спортивную сумку и принялся лихорадочно в нее что-то бросать. Внизу, на улице, тихо заработал мотор.

Я улыбнулся. Вот теперь все было правильно. С тараканами, с левой резьбой — но до чего же правильно.

И до чего вовремя!