Глава девятая

Выздоровление Софи стало большим событием в медицинских кругах и вызвало нежелательный интерес прессы к ее персоне. Она покидала клинику, окруженная репортерами, и по возвращении домой еще некоторое время выслушивала просьбы дать интервью. Однако постепенно страсти вокруг нее улеглись, и ее оставили в покое.

Зрение Софи улучшалось с каждым днем. Первая неделя дома оказалась для девушки можно сказать этапом открытия давно знакомых вещей. Кое в чем она была глубоко разочарована, но очень многое даже превзошло ее ожидания. А горы, говорила она, были именно такими, какими она их себе представляла.

Скоро Софи стала совсем самостоятельной и даже начала читать сама. У Ивлин все чаще появлялась мысль о возвращении в Англию. Она чувствовала, что не может гостеприимством Хартманнов пользоваться бесконечно.

Эми покинула Зеефельд вскоре после отъезда Ивлин в Вену. Хотя она не одобряла поступок племянницы, но и не таила на нее зла и, узнав о выздоровлении Софи, сразу же написала Ивлин, что надеется увидеть ее в Лондоне.

В первые недели пребывания Софи дома Макс не появлялся, хотя звонил ей почти каждый день. Однажды, когда Ивлин проходила через холл, Софи как раз разговаривала с ним по телефону.

— Не хочешь ли поговорить с Максом? — спросила Софи.

Ивлин не успела ничего ответить, но из трубки донеслось явное выражение протеста. Софи что-то быстро заговорила по-немецки, а Ивлин поспешно ушла.

Потом она заметила, что Софи смотрит на нее с беспокойством, но ничего не говорит. Девушка, вероятно, решила, что они с Максом поссорились, но Ивлин ничего не могла рассказать ей о причине их ссоры.

Проходили дни. Софи становилась все более погруженной в себя, и Ивлин начала сердиться на Макса. Девушка, видимо, тосковала по своему возлюбленному, а он даже ни разу не навестил ее. Как бы сильно он не был занят, он бы мог выбрать время хотя бы для короткого визита? Может быть, он избегал встречи с ней, с Ивлин, и эта мысль заставляла девушку спешить с отъездом.

Родителей Софи явно беспокоило настроение дочери, это было видно по их озабоченным взглядам. Время от времени они разговаривали с Максом, но о подготовке к свадьбе речь никогда не заходила. В доме создалась явно напряженная атмосфера, словно все ждали какого-то кризиса. У Ивлин даже возникла мысль, не связано ли это с Максом, но тот не мог покинуть Софи, ведь он ясно дал понять, что она станет для него главной заботой.

Чувствуя, что вопрос этот слишком деликатный, Ивлин не решалась спрашивать Софи о ее планах, но усиленно занималась своими.

Софи на удивление легко отнеслась к предстоящему отъезду Ивлин.

— Я рада, что ты уже определила свое будущее, Ева, потому что я скоро уеду из Инсбрука.

Это известие так обрадовано Ивлин, что она непроизвольно воскликнула:

— Значит, Макс наконец решился?

— О чем ты? — недоуменно спросила Софи и улыбнулась. — Просто мы договорились с Максом, что в следующее воскресенье он свозит меня в то место, которое, я надеюсь, станет моим домом. Я останусь на ночь у его матери, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой. Я думаю, что очень скоро я навсегда уеду отсюда.

Ивлин отвернулась, чтобы Софи не видела ее лица. Она мысленно представила себе просторную комнату, рояль — и Макса… Все это могло принадлежать ей…

— А ты… Ты уже назначила день? — спросила она, думая о том, что Софи была слишком скрытной в том, что касалось ее свадьбы.

— Нет еще, — ответила Софи. — Это зависит не только от меня, как ты понимаешь.

— Понимаю.

Ивлин надеялась, что Софи не придет в голову пригласить ее на свадьбу в роли подружки невесты. Этого она бы не вынесла. Но видимо то, что она принадлежала к другому вероисповеданию, мешало Софи это сделать, с облегчением подумала Ивлин. Как только день свадьбы будет назначен, она сразу же уедет.

— Надеюсь, ты будешь очень счастлива, — машинально пожелала она Софи.

Лицо девушки засветилось счастьем.

— Это будет исполнением моей самой заветной мечты.

Она взглянула на стоявшую к ней спиной Ивлин и осторожно попросила:

— Когда Макс заедет за мной, ты будешь с ним любезна? Он так давно не видел тебя.

— Не дольше, чем он не видел тебя, — заметила Ивлин, — но у него не будет времени, чтобы поговорить со мной, вы будете спешить.

Ивлин решила избежать встречи с Максом, если это только будет возможно.

Софи слегка нахмурилась.

— Я думала, он тебе нравится. Это все из-за того, что вы поссорились? Он не захотел разговаривать с тобой по телефону. Он вообще больше не говорит о тебе.

— Что в этом удивительного? — спросила Ивлин, думая, что в данных обстоятельствах она вряд ли может быть подходящей темой для разговора между Максом и его невестой.

— Мне не нравится, когда мои друзья ссорятся, — искренне сказала Софи. — Можешь мне сказать, что между вами произошло?

Ивлин натянуто рассмеялась. Нет, она ни за что не расскажет об этом Софи.

— О, между нами вполне нормальные отношения, — с наигранной беспечностью сказала она, — но сейчас у него совсем другие заботы. Без сомнения, я встречусь с ним, когда вы вернетесь.

Она знала, что на обратном пути Макс задержится в Инсбруке.

Когда он приехал, чтобы забрать Софи, Ивлин намеренно не вышла из своей комнаты. Она слышала, как подъехала его машина, слышала радостные голоса Хартманнов. Макс отказался задержаться, сказав, что у него мало времени. Спрятавшись на балконе, Ивлин наблюдала за отъездом Софи.

Девушка вышла из дома под руку с Максом. Она весело смеялась, пока он провожал ее к машине. Эта сцена напомнила Ивлин тот день в Инсбруке, когда она в первый раз увидела их вместе. Макс заботливо усадил Софи в машину, пристегнул ремень и закрыл дверцу.

Ивлин могла хорошо его видеть, пока он обходил машину, чтобы сесть за руль. Такой родной, такой любимый и такой недоступный. Макс поднял взгляд на ее окна, и Ивлин отпрянула, испугавшись, что он может ее заметить. Потом послышался шум отъехавшей машины.

Они вернулись вечером следующего дня. Родители Софи вышли в холл встретить их, а Ивлин неловко застыла в дверях гостиной, порываясь немедленно скрыться в своей комнате. Ей было бы больно слушать восторженные отзывы Софи о доме Макса.

Сияющая Софи вбежала в дом и, бросившись к отцу, затараторила по-немецки. Макс вошел следом за ней. Его взгляд остановился на Ивлин, и на его лице появилось загадочное выражение. Фрау Хартманн украдкой вытирала слезы.

Софи поцеловала отца и мать, потом подошла к Ивлин.

— Ева, у меня чудесные новости! Я виделась с матерью-настоятельницей. Через шесть месяцев меня примут послушницей!

Комната поплыла перед глазами Ивлин. Когда Софи поцеловала ее, она видела перед собой лишь язвительную усмешку Макса.

Ужин проходил в столовой, где в открытые окна были видны горы и звездное небо. Софи больше не говорила о своем послушничестве; она вообще была очень сдержанна в том, что касалось ее веры. Зато она весело рассказывала о путешествии, о доме Макса и его матери, которые оказались именно такими, какими она их себе представляла.

— Ты всегда была такой болтушкой, детка, — сказал ей отец. — Как ты сможешь выносить тишину монастыря?

Только теперь Ивлин поняла его печаль при расставании с дочерью. Конечно, родителям было бы легче, если бы Софи вышла замуж. Но сама девушка была совершенно спокойна.

— Поэтому я и говорю так много. Потом я научусь больше молчать.

Ивлин с волнением ждала от Макса какого-нибудь знака. Теперь, когда никакого препятствия между ними не существует, придет ли он к ней? Дурные предчувствия закрались ей в душу. Ведь Макс не сегодня узнал, что Ивлин заблуждалась насчет Софи, но тем не менее продолжал избегать ее. Возможно, он хотел наказать Ивлин за то, что она сомневалась в нем, и за то, что она ввела его в заблуждение относительно чувств Софи. Он ни разу даже не взглянул в ее сторону, не обратился прямо к ней и слушал только Софи.

Ивлин решила, что она должна поговорить с ним и устранить недоразумение, если таковое существует между ними. Сегодня у нее был единственный шанс это сделать.

Приближалось время ложиться спать; Макс вышел в сад покурить, и воспользовавшись возможностью, Ивлин последовала за ним.

Ночь была светлая, звездная; свет дня догорал на западе, и контуры гор еще были видны на фоне неба. Макс стоял у плакучей ивы — темный силуэт, различимый только по огоньку сигареты. В своем бледном платье — в том самом, в котором танцевала с Максом — она действительно походила на призрак, скользящий среди теней сада.

— Макс? — позвала она, медленно приближаясь к нему.

— Чем могу служить? — Его голос был холоден. Он бросил окурок сигареты, искрами рассыпавшийся на земле, и ногой загасил его. Ивлин ждала, но он не произносил ни слова. Наконец в отчаянии она чуть слышно сказала:

— Я… я пришла извиниться. Это было самое настоящее недоразумение.

Макс сложил руки на груди. Ивлин не могла видеть его лица, но предполагала, что он смотрит на нее, потому что в светлом платье ее было видно лучше, чем его. Его силуэт был едва различим на фоне дерева.

— В самом деле? — Эти слова прозвучали как удар хлыста.

— Да… и когда я говорила тебе об этом, ты принял мое объяснение. Ты поверил, что это правда.

— Не совсем. Я всегда знал, что Софи влечет монашеская жизнь, но взгляды молодых девушек так быстро меняются. Твои умозаключения удивили меня, но они могли оказаться правдой. Выздоровление Софи могло заставить ее подумать о земных радостях, и меня стала мучить совесть. Я испугался, что она могла принять мою братскую привязанность за более глубокое чувство, Однако Софи скоро успокоила меня; слава Богу, я не успел попасть в глупое положение со своим объяснением в любви. Так что мне даже не за что тебя благодарить.

Из темноты исходил холодный, исполненный горечи голос, и Ивлин с трудом могла поверить, что это говорит Макс, тот самый человек, с которым она совсем недавно надеялась помириться.

— Мне… мне очень жаль, — пробормотала она, — но понимаешь…

— Нет, не понимаю, — прервал он ее. — Сначала ты обжигаешь как огонь, потом становишься холодной как лед, Иви; в тот вечер от тебя веяло таким арктическим холодом, но для того, чтобы оттолкнуть меня, ты могла бы придумать предлог более правдоподобный и не впутывать сюда бедняжку Софи.

— Я не… — начала Ивлин и замолчала. Она вдруг поняла, что никакие оправдания не убедят Макса в честности ее помыслов. Теперь ей стало ясно, почему обнаружив ее ошибку, он не захотел с ней встретиться. Но это не могло стать препятствием, если бы Макс хоть немного любил ее.

Легкий ветерок зашумел в ветвях плакучей ивы. Макс достал из портсигара сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил. Слабый огонек осветил его лицо — оно было мрачным.

Неожиданно у Ивлин мелькнула мысль, что Макс не испытывает к ней никаких чувств, а его подавленное настроение вызвано решением Софи. Теперь, когда она стала для него недосягаемой, он понял, что его любовь к ней вовсе не была платонической. Чтобы проверить свое предположение, Ивлин осторожно спросила:

— Ты сожалеешь о том, что Софи решила стать монахиней?

— Честно говоря, да. Будучи сам светским человеком, я испытываю сожаление оттого, что молодость и красота будут заперты в монастыре, когда это могло бы составить счастье какого-нибудь мужчины. Очень эгоистичная и чисто мужская точка зрения. — Он горько усмехнулся. — Но ты же знаешь, что я не одобряю стремление женщин принести себя в жертву.

— Ты считаешь эти жертвы напрасными, — заметила Ивлин, но в ее ушах звучали слова: «…составить счастье какого-нибудь мужчины». Несомненно, он имел в виду себя самого.

— Да, я так думаю, но в твоем случае все несколько иначе. Ты ведь приносишь в жертву не себя, не так ли, Иви? Только меня.

— Макс!

— У тебя всегда было желание изображать из себя жертву. Когда тема Гарри исчеркала себя, ты выбрала Софи. Совершенно напрасно. Меня, конечно, тоже надо было принести в жертву — самым безжалостным образом, но если бы у тебя было хоть чуточку сострадания, ты пощадила бы мои чувства. Однажды я подумал, что между нами существует духовное родство, что у тебя есть сердце. Но, наверное, ты была права, когда сказала, что оно умерло вместе с Гарри. То, что было между нами, имеет не очень красивое название, потому что единственное, что ты можешь чувствовать, это физическое влечение.

— О! — в смятении воскликнула Ивлин. — Как ты смеешь!

— По крайней мере, я с тобой откровенен, а ты — нет. Но я не должен винить тебя в том, над чем ты невластна, — уже мягче сказал Макс. — Я слышал, ты возвращаешься в Англию. Передай от меня привет твоей уважаемой тетушке, когда встретишься с ней. А теперь тебе лучше уйти в дом, а то ты можешь простудиться в таком легком платье.

Он прогонял ее, но Ивлин еще медлила, отказываясь поверить, что они расстаются навсегда, до тех пор, пока Макс не сказал ей довольно грубо:

— Прости, но сегодня у меня нет настроения развлекаться, если именно этого ты ждешь. Я сыт по горло женщинами и их неискренностью. У меня даже появилось желание последовать примеру Софи и стать монахом. Спокойной ночи, Иви.

Она опрометью бросилась в дом. У нее в ушах звучали те ужасные слова, что он сказал ей и которые больно ранили ее душу. «Единственное, что ты можешь чувствовать, это физическое влечение!» Как же Макс должен презирать ее, если таким образом объяснил ее ответную реакцию на его ласки!

Софи с надеждой взглянула на Ивлин, когда та вошла в гостиную, но ее гостья была одна, и Софи откровенно расстроилась. Ивлин пожелала всем доброй ночи и поднялась к себе в комнату.

Она долго лежала без сна, невидящим взглядом уставившись в потолок. Окна на балкон были открыты. Черный силуэт горных вершин закрывал небо, но внизу ночные огни города слабыми отблесками освещали горизонт, и со стороны улицы доносился шум проезжающих мимо редких машин. Потом огни стали меркнуть, движение прекратилось, и долину наполнила сонная тишина.

Ивлин вспоминала свои запутанные отношения с Максом. Да, они всегда были запутанными, начиная с первой встречи на альпийском лугу и до последней ужасной сцены сегодня вечером. Кажется, он никак не может сделать выбор между ней и Софи — между возвышенной и земной любовью, грустно думала Ивлин, но обвинять ее в том, что рассказывая о чувствах Софи, она намеренно обманула его, было несправедливо. Каждый, кто видел Макса и Софи вместе, мог подумать то же самое, что и она. Софи говорила ей, что Макс несчастен, и причина этого была очевидна. Он чувствовал, что Софи ускользает от него, и ничего не мог поделать, слишком поздно осознав глубину своих чувств к ней. В нем говорила уязвленная гордость, когда он обвинил Ивлин в намеренном искажении фактов, хотя он точно знал, что это не так. Но теперь Ивлин не сомневалась, что разрыв между ним и ею был окончательным.

Неожиданно в дверь тихо постучали, и Софи осторожно приоткрыла ее.

— Ева, ты не спишь?

— Нет. Тебе что-нибудь нужно?

— Мне? Нет. Я получила все, о чем мечтала. — Софи вошла в комнату и присела в ногах Ивлин. — Мне бы хотелось, чтобы все были так же счастливы, как я.

— Хорошо бы, но боюсь, ощущение счастья не может быть постоянным, — сказала Ивлин. — У всех бывают взлеты и падения.

— Я знаю, но у тебя, как мне кажется, наступает период подъема. А вот Макс меня беспокоит. Он просто в отчаянии.

— Вероятно, это из-за того, что ты уходишь в монастырь, — предположила Ивлин.

Nein, nein[11], дело не в этом. Между нами никогда ничего не было. Макс всегда был для меня старшим братом. Нет, Ева, это ты делаешь его несчастным.

— О, Софи, не надо, — в отчаянии воскликнула Ивлин, — не осложняй ситуацию. Из-за кого бы ни переживал Макс, это не я. Он ясно дал мне это понять.

— Ты чем-то обидела его, — проницательно заметила Софи, — но он никогда об этом не скажет. Понимаешь, он любит тебя, любит уже давно — с того самого дня, когда увидел тебя в Лондоне на концерте.

— Сомневаюсь. Люди не влюбляются с первого взгляда.

— А он влюбился. Он тогда сказал: «Эта женщина для меня». Да, так и было. А потом он искал и искал тебя. Он рассказывал мне о своих поисках. Как Макс был поражен, когда найдя тебя, увидел, что ты изменилась. Как он пытался помочь тебе, а ты оставалась холодной как лед. Я тоже старалась помочь. Я приехала в Зеефельд, чтобы познакомиться с тобой, пригласила тебя к нам, придумала для тебя работу, чтобы ты не уехала из Австрии, хотя, конечно, ты действительно была мне нужна, но все оказалось напрасным. Для тебя существовал только твой погибший жених, о любовных похождениях которого говорил весь Тироль.

В голосе Софи звучало разочарование. Ивлин не могла разглядеть лица девушки в полумраке комнаты, но, к счастью, и Софи не видела ее лица.

— Я так надеялась, что ты полюбишь Макса, — продолжала Софи. — Он заслуживает счастья. Это было так романтично, когда он влюбился в тебя. — Ивлин вспомнила, что Макс говорил о восторге, который он испытал на ее концерте. — У него есть твой портрет, он раздобыл его у твоего агента. Макс показывал его мне. Ты там такая красивая, такая сияющая.

— Это была Изабелла Равелли, — возразила Ивлин.

— Но ведь это ты и есть. Ты можешь вновь стать прежней. Макс говорил, что ты была такой, когда вы ездили в Мюнхен. Он возлагал на этот вечер большие надежды, ведь вы оба так любите музыку.

А она в тот вечер сказала ему, что не может забыть Гарри, и сделала это ради девушки, которая сейчас просит за Макса.

— Понимаешь, Софи, я с самого начала считала, что Макс любит тебя, — объяснила Ивлин.

— Как глупо! Ты должна была видеть, что он относится ко мне как к ребенку. — Софи засмеялась. — Я — жена Макса? Нет, нет. Ты ему гораздо больше подходишь. — (То же самое говорила Эми, вспомнила Ивлин.) Голос Софи стал умоляющим. — Не могла бы ты полюбить Макса, Ева? Ты бы сделала его счастливым.

— Но я люблю его. — Признание вырвалось у Ивлин почти помимо ее воли. Софи была поражена.

— Любишь? Ты сказала ему об этом?

— Нет. Я не могу. Я… я ему больше не нужна. Я вышла за ним в сад, а он наговорил мне ужасных слов. — Голос Ивлин дрогнул, когда она вспомнила несправедливые упреки Макса.

— Влюбленные всегда немного жестоки друг к другу, — задумчиво произнесла Софи. — Макс думает, что ты его не любишь, поэтому он и наговорил тебе неприятностей. Ты должна сказать ему, что он неправ.

— Софи, я не могу… покориться.

— Ты слишком горда? Гордость — это один из семи смертных грехов, Ева, она приносит только боль. Любовь должна быть сильнее гордости. Боюсь, что Макс тоже слишком горд, но ведь он — мужчина, это женщина должна… как ты сказала… покориться.

В саду Ивлин была готова смирить свою гордыню, но прежде чем она успела сказать Максу то, с чем она пришла, он обрушил на нее свои гневные обвинения. «Ты способна чувствовать только физическое влечение!» Она никогда не простит ему этих слов, не рискнет второй раз подвергнуться унижению.

— Мне кажется, ты слишком увлеклась романтическими фантазиями, — с горькой усмешкой сказала Ивлин. — Если у Макса и были какие-то чувства ко мне, в чем я сильно сомневаюсь, они умерли. Видишь ли, я больше не очаровательная Изабелла, я всего лишь ее призрак, и Макс в конце концов понял это. Нам больше нечего сказать друг другу.

Софи грустно вздохнула и направилась к двери.

— Спокойной ночи, Ева, — печально сказала она.


Как только рассвело, Ивлин встала и оделась. Она так и не сомкнула глаз. Безжалостные слова, произнесенные Максом, постоянно звучали у нее в ушах. На перевале Карер он обещал рассказать, чем вызван его интерес к ней, только «когда она вновь станет настоящей женщиной», а в Лондоне, по его словам, он увидел гения и «еще кое-что». Бедный Макс, в его воображении ее образ всегда сливался с ее легендой, и он попытался вернуть прекрасную Изабеллу Равелли, но реальная женщина — Ивлин Риверс — оказалась совсем иной, и Макс был разочарован. Все очень просто.

Однако были моменты, когда ему почти удалось вернуть ее прежнюю. Это было во время поездки в Мюнхен и те несколько минут, которые они провели в музыкальной комнате за роялем. Воспоминания об этих моментах всегда будут для Ивлин самыми дорогими, ведь тогда они с Максом ощущали настоящее духовное родство.

Ивлин вышла из сада и направилась по дороге, ведущей из города в долину. Синие вершины гор вырисовывались на фоне жемчужного неба; трава в полях была мокрой от росы, кое-где она была уже скошена и убрана в стога. Но дорога пока была пустынна.

У обочины черно-белая колли что-то обнюхивала в кустах. Увидев девушку, она завиляла хвостом. Ивлин всегда любила собак и сразу же протянула руку, чтобы погладить колли. Та пришла в восторг. Дальше они пошли вместе. Вскоре собака нырнула в кусты и вернулась с палкой, которую положила у ног Ивлин. Девушка поняла, чего она от нее ждала. Она бросила палку, собака принесла ее. Так продолжалось довольно долго. Наконец девушка почувствовала, что у нее устала рука.

Забыв об осторожности, она в последний раз бросила палку далеко на пустынную дорогу. Ивлин слишком поздно заметила, что к ним на большой скорости приближается машина.

Прежде всего она подумала о собаке. Машина промчалась в нескольких дюймах от нее, но колли, к счастью, не задела. Испуганная собака, вероятно, поняла, что дорога — не место для прогулок и, поджав хвост, бросилась наутек. Она со всего размаху налетела на Ивлин, сбив девушку с ног.

С ужасным скрежетом тормозов машина остановилась всего в нескольких метрах от Ивлин. Водитель бросился к лежавшей на земле девушке. Наклонившись над ней, он что-то взволнованно заговорил по-немецки. Ивлин сразу узнала голос говорившего и решила, что он ругает ее за беспечность, которая чуть не привела к аварии. Она лежала ничком, но вспомнив о собаке, подняла голову.

— Боже правый, Иви! Что ты делаешь здесь в такое время?

— Дорога свободна в это время для всех, — ответила она, — но что стало с собакой?

Далеко в поле мелькала черно-белая спина колли.

— Она в полном порядке, иначе она не бежала бы так быстро. А ты, Иви? — Он опустился на колени рядом с ней. — Я ведь мог задавить тебя. У тебя ничего не болит?

— Ты не должен был мчаться с такой скоростью.

— А ты не должна разгуливать посередине дороги. Ты уверена, что у тебя ничего не болит? — спросил он, видя, что она даже не пытается встать.

— Болит, очень болит, — сказала она ему. — И в этом ты виноват!

Она увидела, как побледнело лицо Макса, и испытала озорную радость. Волосы Ивлин растрепались, лицо и одежда были в пыли. У Макса вид тоже был не лучше. Старый джемпер, в который он был одет, был весь в пятнах и даже местами порван, волосы взлохмачены, а сам он был небрит.

— Где болит? — спросил он. — Готов поклясться, что я не задел тебя. — Он начал ощупывать ее ногу.

— У меня болит сердце, — сказала Ивлин.

Макс поднял голову, и их взгляды встретились.

— Сердце, которого, как ты считаешь, у меня нет, — добавила она.

— Иви, ты маленькая… — Он схватил ее за плечи и легонько встряхнул.

— Это не поможет, — сказала она. — Лучше дай мне руку.

Он поднял ее, но продолжал держать за руки.

— Где ты был? — спросила Ивлин, тряхнув головой, чтобы отбросить волосы с лица. — У тебя такой вид, будто ты не ночевал дома.

— Так и есть. Я был в горах. Они всегда успокаивают меня.

— А почему тебе это понадобилось? — не унималась Ивлин. — Потому что тебя покинула Софи… или я? — Ее глаза светились любовью.

— Иви, если ты будешь так смотреть на меня, я не отвечаю за последствия.

— Звучит многообещающе, — сказала она, озорно улыбаясь.

Макс привлек девушку к себе, и, заглянув ему в глаза, Ивлин увидела, какой огонь страсти горит в них.

— Однажды я уже пыталась соблазнить тебя, — прошептала она, — надеюсь, что на этот раз я добьюсь положительного результата.

Лицо Макса расплылось в счастливой улыбке.

— Обещаю, что результат удовлетворит нас обоих. Это будет настоящая «альпийская рапсодия» в духе Листа, но сначала нас ждет небольшая свадебная церемония, или ты хочешь ею пренебречь?

— Вовсе нет, я надеялась, что эта мысль когда-нибудь придет тебе в голову.

— Эта мысль не покидала меня с тех пор, как я увидел тебя в Лондоне.

— И поэтому ты хотел найти Изабеллу?

— Да. И слава Богу, я нашел ее. На соблюдение всех формальностей уйдет некоторое время. Так пусть вот это послужит тебе залогом моей любви. — Макс с такой страстью поцеловал Ивлин, что у нее не осталось никаких сомнений в его чувствах.

Встало солнце, золотом окрасив вершины гор, на дороге все чаще стали появляться машины. Стоявшая на обочине скромно одетая парочка вернулась с небес на землю и обнявшись направилась к машине.

— Ночь была долгой, — заметила Ивлин.

— Да, но с рассветом пришла радость, — взволнованно ответил Макс.

Загрузка...