Звенит колокольчик входной двери, и эхо его разносится в тишине квартиры. Бобо просыпается, зажигает на тумбочке лампу, которая тускло освещает комнату. Рядом на узкой кроватке спит его брат. Бобо слышит на ступеньках крыльца чьи-то торопливые шаги. Потом приглушенный шепот у входной двери. Шум отъезжающей машины. Бобо еще несколько секунд прислушивается, но в доме вновь воцарилась полная тишина. Тогда он гасит свет и засыпает. Но на рассвете его вновь будят какие-то шорохи и голоса.
Слабый свет, просачиваясь сквозь ставни, освещает спальню. Бобо прислушивается к доносящимся из коридора голосам. Наверно, к ним кто-то приехал. И с ребенком, судя по плачу. Бобо встает с постели, распахивает дверь, еще не совсем проснувшись, бредет по коридору на кухню, где видит плачущую в уголке за плитой Джину.
Он еще не отдает себе отчета в том, что произошло. В гостиной сидят какие-то люди, которых он никогда прежде не видел. С дивана поднимается высокая толстая женщина, по виду из деревни, обнимает его, и он чувствует у себя на щеке слезы. Тут же ревет какой-то ребенок — наверно, тот самый, чей плач он слышал из своей комнаты. Мальчик плачет и непрерывно повторяет:
— Тетя умерла!
Какой-то пожилой человек кладет на голову Бобо большую тяжелую ладонь. В этой тяжести есть что-то успокаивающее. И тут Бобо пускается бежать, спасаясь от людей, которые хотят его утешить. Он уже догадывается о страшной истине. Вбежав в спальню родителей, он запирается изнутри.
Постель пуста и аккуратно застелена. На ночном столике мамины очки. Кто-то из коридора пытается открыть дверь и несколько раз дергает за ручку.
— Открой, Бобо.
Голова у Бобо идет кругом, к горлу подступает комок, он в отчаянии кричит:
— Нет, не открою! Не открою!
Потом сползает на пол в уголке между окном и шкафом. И разражается безутешными рыданиями.
Сверху из окна мы видим дедушку, разговаривающего в углу сада с мужчиной лет тридцати.
Дедушка — вид у него недоверчивый и встревоженный — говорит:
— Я совершенно не понимаю, что тут происходит!
Молодой мужчина берет его под руку.
— Дядюшка, я вам все объясню в машине.
Старик упирается, совсем сбитый с толку.
— Какая еще машина? Куда это мы едем?
— В Салюдечо… Вернулся один наш родственник из Америки и хочет вас повидать.
— Если он хочет, почему же он не приехал сам?
Мужчина вновь подхватывает его под руку и, что-то нашептывая, подталкивает к калитке. Наконец ему удается вытащить старика на улицу.
Дон Балоза в клубах ладана, прикрыв глаза, поет «Из глубин». Рядом с ним покрытый цветами гроб синьоры Миранды, а вокруг множество застывших в молчании людей. Бобо, его брат, отец и служанка в окружении родственников стоят у гроба. На синьоре Амедео черный костюм, который ему тесен. Лицо бледное, осунувшееся, взгляд покрасневших глаз устремлен на покойную.
Все, как по команде, крестятся, и Бобо говорит отцу, тихонько дергая его за рукав:
— Папа, надо перекреститься!
Отец, чуть помедлив, крестится.
Церковь наполняют звуки органа — мощные, оглушительно громкие. Дешевка, стоящий позади, рядом с утешающим его Джиджино Меландри, вдруг бледнеет и падает в обморок. Наступает некоторое замешательство. Двое молодых людей поднимают его и выносят из церкви на свежий воздух. Отец Бобо, слегка повернув голову, цедит сквозь зубы им вслед:
— Отнесите его в бордель!
Колокола заунывно звонят. Похоронные дроги уже перед дверями церкви. В сторонке — закрытая карета, в которую вместо извозчичьей пролетки запряг лошадь Мадонна. Тут же стоит «балилла»[16]. Музыканты городского оркестра выстраиваются в колонну. Подходят несколько опоздавших.
Из дверей церкви четверо мужчин выносят на паперть гроб. Следом за ними теснятся все остальные. В толпе мелькает бледное лицо Бобо. Дон Балоза и двое служек, несущих большой крест, появляются из боковой дверцы, становятся метрах в ста от церкви. Позади них сразу же формируется похоронный кортеж. Много венков и цветов. Кто-то говорит дону Балозе, что пора трогаться.
Процессия направляется к центру города. Звучат первые ноты похоронного марша. Музыканты шагают медленно, широко переставляя ноги, словно на коньках. За оркестром следуют дроги и старухи с зажженными свечами. За гробом идут близкие и дальние родственники. Потом детский хор из приюта. А позади нестройная толпа людей, многие ведут велосипеды. Среди них и Адвокат. За толпой движется коляска Мадонны. И замыкает шествие «балилла», внутри которой, кроме водителя, никого нет.
В коляске сидят Бобо, его брат и еще шестеро детей — их двоюродные братья и сестры из деревни. Из окон и щелей они с любопытством следят за происходящим впереди и сзади. Больше всего их интересуют венки.
— Тринадцать штук!
— Нет, двенадцать.
Бобо из окошка замечает наклеенный на стене дома некролог в траурной рамке с именем матери. На дверях какой-то лавки опускается железная штора, несколько прохожих при виде процессии снимают шляпы. Мудрец провожает кортеж римским приветствием. Потом вдруг лошадь пускается рысью; коляску трясет и бросает во все стороны; дети хохочут, щиплют друг друга, шалят. Мадонна, сидящий на козлах, просовывает в щель кнутовище, пытаясь угомонить их. Бобо хватает кнутовище и цепляется за него изо всех сил, пока Мадонне яростным рывком не удается вытащить его обратно.
Неожиданно процессия останавливается перед опущенным шлагбаумом на переезде. За железнодорожными путями — кладбище. Тишину резко нарушает звон, доносящийся неизвестно откуда. Возможно, из будки обходчика.
В толпе идущих за гробом жителей Городка Угощайтесь с черной вуалью на лице. Здесь и директор гимназии Зевс. Из окон коляски выглядывают лукавые мордашки маленьких родичей Бобо.
По рельсам движется поезд; в нем полно детей, которые весело машут из окон. Шлагбаум поднимается.
Процессия, миновав переезд, входит в ворота кладбища.
В доме тишина. Бобо и его брат в щель неплотно притворенной двери видят отца, сидящего в кухне на своем обычном месте, за накрытым столом. Он сидит неподвижно, словно окаменев. Двигаются только пальцы, методично скатывающие из хлебного мякиша маленькие шарики.
Бобо отрывается от двери, проходит по коридору, спускается в сад. Выйдя, оказывается на улице. Останавливается, размышляя, куда идти. После короткого раздумья направляется в сторону моря.
Аллея, ведущая к морю, кажется ему сейчас, как никогда, длинной. Он садится на скамейку, но сразу же вскакивает и продолжает путь. На набережной ни души.
Облокотившись о балюстраду, Бобо наблюдает за длинной цепочкой муравьев, поднимающихся вверх по одному из столбиков и куда-то бегущих по барьеру. И вдруг начинает давить муравьев указательным пальцем.
Чуть позже мы видим Бобо, уже шагающего по молу. Он доходит до портового маяка. Внезапно его отсутствующий, блуждающий взгляд привлекает облако «ладошек», легко танцующих у него над головой и над поверхностью моря. Только сейчас он заметил, что воздух полон этих сверкающих пушинок. Значит, пришла весна.