Американский экспресс

Свобода… блин

Передохнув, поезд вновь тронулся, выбираясь из стойбища вагонов и платформ на верный путь к Чикаго. В стекло ударило несколько приблудных капель дождя, скукоживших и без того скупую панораму Кливленда — города, названного в честь двадцать четвертого и двадцать шестого президента Америки Гровера Кливленда, чей светлый образ запечатлен на тысячедолларовой купюре. Единственного президента страны, избранного дважды, но с перерывом между сроками правления… Вместе с тем президент Гровер Стивен Кливленд, пятый ребенок пресвитерианского священника из небольшого городка в штате Нью-Джерси, вошел в историю Америки как президент, при котором был официально открыт один из самых главных символов Америки — статуя Свободы.

На самой оконечности Манхэттена, в даун-тауне, разместился красивейший уголок Нью-Йорка — Беттери-парк. Отсюда, с пристани в парке, отправляются прогулочные катера к маленькому острову Бедлоу в устье реки Гудзон, на котором и высится эта стальная дама с факелом в поднятой руке. На свет этого факела я обратил внимание в первый свой приезд — из окна квартиры в Джерси-Сити был виден в ночи далекий светлячок. А утром, едва продрав глаза, я бросился к окну, прихватив бинокль. При двадцатикратном увеличении четко рисовались все семь лучей ее короны, символизирующие семь частей света. Это потом уже, переплыв Гудзон на катере, я поднялся в лифте к пьедесталу статуи, откуда по винтовой лестнице в сто семьдесят ступенек взобрался на смотровую площадку, размещенную на короне «железной леди». Отсюда, с высоты почти ста метров открывалась величественная панорама нью-йоркской гавани…

Давно это было. Приближался столетний юбилей Америки. И многие их тех, кто понимал значение этой страны для Земли людей, хотели чем-то отметить историческую веху в судьбе человечества. Но всех перещеголял французский скульптор Фредерик-Огюст Бартольди, задумав осуществить грандиозный проект. В 1871 году мсье Бартольди посетил Америку, осмотрел побережье Манхэттена и выбрал для своего замысла островок Бедлоу. Вернувшись домой, скульптор приступил к работе, уговорив служить моделью свою родную матушку. Представить только, как измучилась мадам Бартольди, пока ее Фредерик подбирал наиболее выразительную позу первой глиняной модели. Важно было найти точные пропорции. Одну за другой скульптор вылепил три гипсовые модели и наконец-то, удовлетворенный, прекратил свой поиск. К работе подключился другой неугомонный француз, инженер Гюстав Эйфель. Тот самый Эйфель, чье имя впоследствии было прославлено знаменитой парижской башней, — именно создание сложнейшей стальной конструкции статуи Бартольди заставило французское правительство поверить в гениальность инженера Эйфеля и доверить ему дорогостоящее сооружение символа современного Парижа…

Четвертого июля 1884 года правительство Франции торжественно объявило, что статуя Свободы — дар французского народа Североамериканским Штатам, И двухсотридцатитонная стальная громада в разобранном виде отправилась на военном корабле в Новый Свет, к маленькому острову Бед-лоу. Но еще не был готов двадцатисемиметровый пьедестал, не хватало денег — призыв к американцам о добровольном пожертвовании не нашел поддержки. Тогда за дело взялся известный журналист Джозеср Пулитцер. В пространной статье он укорил соотечественников в том, что любовь к деньгам у них превышает любовь к родине. Будучи неплохим психологом, Пулитцер пообещал выгравировать навеки фамилии жертвователей на пьедестале статуи независимо от суммы, указанной в денежном чеке… Наконец, 28 октября 1886 года, под залпы артиллерийского салюта, президент Гровер Кливленд отдал приказ снять покрывало. Сотни тысяч людей стали свидетелями исторического факта — рождения гигантской статуи-аллегории Свободы: женщина в хитоне с горящим факелом в поднятой руке. В короне, пронизанной семью лучами… А вдоль величественного пьедестала пластались слова из сонета Эммы Лазарус: «Придите ко мне уставшие, придите несчастные и бедные, придите загнанные жизнью, придите все жаждущие вздохнуть свободно».

Эмигрантке из России, поэтессе Эмме Лазарус не повезло. Ее слова были выбиты на цоколе бронзового пьедестала после смерти молодой поэтессы. Но несколько строк сонета навеки запечатлели ее имя в американской истории…

Итак, город, оставшийся за окном вагона, был назван в честь президента, во время президентства которого свершилось великое событие в истории страны.

«Утро печальное, утро седое. Нивы безмолвные… — как там, в прекрасном романсе? Не помню… ах да: Снегом покрытые…» За окном точно как в романсе. Словно поезд пересекает Воронежскую область ранней весной. Лишь английские слова на встречных строениях возвращают меня к реальности. Через два с половиной часа, согласно расписанию, закончится штат Огайо и начнется штат Индиана — самое сердце Америки.

Из кармана плаща торчит уголок газеты «Новое русское слово», так до сих пор я и не удосужился просмотреть прихваченный в дорогу номер. Но все исправимо. Развернув газету, прочел броский заголовок: «Чикагские Ромео и Джульетта». Под заголовком две фотографии. Тонкое высокоскулое девичье лицо с крупными улыбчивыми глазами обрамлено гладко зачесанными светлыми волосами, а рядом лицо молодого человека — открытое, бровастое, белозубое, с крепким волевым подбородком, помеченным детской круглой ямочкой. И вот я читаю: «Дэвиду Бувелеру было девятнадцать лет, а Кэти Санч — восемнадцать. Они жили в Чикаго. Семейство Бувеле-ров — убежденные протестанты, а семейство Санч — набожные католики. Отец Дэвида — владелец небольшого, но преуспевающего издательства, отец Кэти — автомеханик в гараже. Молодые люди полюбили друг друга, но не проходило и дня, чтобы родители не попрекнули их за это. Бувелер-старший грозился лишить Дэвида наследства, если тот женится на католичке. Мамаша Санч твердила Кэти, что дочь совершит смертный грех, если выйдет замуж за еретика-протестанта. Дэвид и Кэти всегда были хорошими детьми и уважали родителей. Они решили сочетаться законным браком, а потом уйти из этой постылой жизни… Жених был в смокинге, невеста в белом подвенечном платье с фатой. На церемонию бракосочетания собралось двадцать два человека, не было только родителей и родственников, но их никто и не ждал. В кармане смокинга Дэвида лежала записка, а в сумочке Кэти — два совершенно одинаковых пистолета тридцать восьмого калибра. Церемония была не церковной, а светской, и чиновник муниципалитета наскоро провозгласил мистера и миссис Бувелер мужем и женой. Молодожены поцеловались, обменялись кольцами и скромно отошли в сторону, чтобы им никто не мешал. Кэти открыла сумочку, один пистолет протянула мужу, другой взяла сама. На глазах гостей каждый из них пустил себе пулю в голову. Они были супругами не более трех минут. В записке, обнаруженной у Дэвида, — фотокопия помещена в газете — говорилось: «Мы знаем, что принадлежим друг другу, и Господь соединил нас. Но мы знаем и то, что никогда не будем счастливы на этой земле, так как наши семьи против нашей любви…»

Я вглядывался в их прекрасные юные лица. Совсем еще дети. На глаза набегали слезы. Воображение мое рисовало образы тех юнцов из Вероны, история которых известна миру благодаря гениальному Шекспиру. Вот какими они были на самом деле, вот их фотография, как бы пришедшая к нам из глубины веков. Можно ли найти более веские доказательства их чувств друг к другу, чем те, которые предъявили миру эти двое — Кэти и Дэвид Бувелер… Нет в моем сердце оправдания тем, кто толкнул этих детей к столь трагическому доказательству искренности и силы своей любви. Ни оправдания, ни прощения! Разве любовь к своему Богу требует таких жертв?! Нет, здесь не любовь к Богу, а слепая вера в безгрешность собственных истин. И эта вера сильнее любви к Богу. Эта вера может сотворить самое страшное зло…

Еще я подумал вот о чем. Если в далеких отсюда краях религиозная и национальная вражда отчасти замешана на трудностях жизни, то почему так бурно она проявляется и здесь, в «благословенной Америке», где по замыслу отцов-основателей межнациональная и расовая дискриминация поставлены вне закона?! Чудеса фантазии проявил Господь, когда создавал свое Земное Воинство: и разные национальности, и разные цвета кожи, и разные формы носа и курчавость волос, и разный цвет глаз, и разный образ мыслей… Однако в итоге трудами Его воспользовался дьявол, чтобы посеять среди людей семена вражды и ненависти. Каждое лыко дьявол вставил в строку, ничем ему не угодишь: коротконосые презирали длинноносых, и наоборот; черноглазые клянут голубоглазых, и наоборот. А о национально-религиозной вражде и говорить нечего. Ярость вызывает факт, когда наиболее оголтелое проявление вражды возглавляют религиозные деятели. С амвонов церквей, мечетей, костелов и синагог — проповедуя любовь к ближнему и всеобщее равенство — сыплют на головы ослушников проклятия. Ненависть объединяет людей прочнее любви. В ненависти люди сбиваются в стаи — так проще, нет виноватых, все равны, одна злость на всех. Любовь же требует уединения, несуетно-сти, у каждого своя любовь… И после подобных проповедей многие люди выносят не смирение, а злобу — они знают, кто их враг, знают, каке ним поступать. Надо лишь дождаться удара колокола. Но как показывает опыт человечества, злоба оборачивается самоуничтожением. Таков ее удел. Человек по своей природе — хищник, запах крови его пьянит, отбивает память. В этом есть изощренная каверза дьявола. Преступник, затевая преступление, убежден, что он удачливее других…

Много раз по дороге к метро я проходил мимо тяжелого аляповатого фасада бывшего концертного зала. По воскресным дням у массивных стеклянных дверей толпился народ, преимущественно негры, хотя и белокожего люда было предостаточно. Все прекрасно одеты, с иголочки. Особенно умиляли дети-негритята. Мальчики в костюмчиках и обязательно при галстуке, девочки в ярких платьях и с бантом на курчавых головках.

Как-то меня окликнул мальчуган в сером элегантном костюме, белый воротничок рубашки бритвой подсекал темно-коричневую шею. Я вгляделся. И с трудом узнал — это ж Стив, мой сосед-филиппинец, паренек лет пятнадцати, шныряющий обычно по улице в приспущенных гармошкой широченных штанах, в майке, по моде, навыпуск, чуть ли не до пола, в вывернутом на сторону кепаре с длинным козырьком. Стив чем-то напоминал мне старину Гекльберри Финна… А сейчас — настоящий франт. Стив подмигнул заговорщицки и повел скулой в сторону концертного зала: мол, не туда ли я направляюсь — что это я нарядился в костюм, а не в свои наждачно-грубые джинсы? Я, кивнув и в одночасье переменив свой план, затесался в толпу, увлекшую меня в фойе бывшего концертного зала…

Мистер Стенли, владелец зала, был человеком праведным. Он не поддался искушению дьявола в лице итальянской мафии, он проявил стойкость духа. В результате чего в центре Джерси-Сити вместо богопротивного казино появился молельный дом секты «Свидетели Иеговы». Шесть тысяч волонтеров не покладая рук трудились в течение трех лет над реставрацией обветшалого здания. И построили дворец, в полном соответствии с собственным представлением о грядущем — после Армагеддона, когда каждому воздастся по его заслугам, — о грядущем счастье человечества. Настало время — считают «свидетели» — пересмотреть основы Ветхого и Нового Заветов. Основы эти за тысячелетия устарели. И единый Бог всего сущего, Иегова, требует от людей «человеческих» отношений между собой. Хватит мордовать друг друга, хватит бедствовать, болеть и мучиться. Земля богата и мудра, земля, по воле Иегова, может дать людям все, что требуется для вечной жизни. Ибо, как сказано в Библии: «И мор проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек». В чем отличие учения «Свидетелей Иеговы» от традиционного учения? Иегова как Бог, как Творец не закостенел в своих помыслах, он знает новый путь к всеобщему благу. Рай — это не жизнь на небесах, рай должен быть на земле. И люди могут его себе создать, с Божьей помощью. Обновление это Бог передает людям через Сына своего Христа — кроме всего прочего и через его внешний вид.

Христос представлен у «свидетелей» не как мученик, а как сильный, красивый, энергичный мужчина, напоминающий чем-то киногероя Кирка Дугласа из фильма «Спартак»… Сюжет центральной картины в роскошном холле бывшего концертного зала — встреча Христа с самаритянкой, кстати, напоминающей осанкой и профилем кинозвезду Элизабет Тейлор. Схожесть эта, видимо, должна приблизить верующих к реальной жизни. Все детали картин на библейские сюжеты перемежаются с приметами реальной жизни, но в особо красочном, лубочном исполнении. Замысел доходчив, как детский рисунок… Этой идее подчинено и оформление гигантского молельного зала. Стены пятитысячеместного помещения представляют собой объемную декорацию улицы провинциального городка: коттеджи с балконами, эркерами, уютно освещенными окнами, даже действующий фонтан. В центре зала городская площадь с амвоном для проповедей, перед которым размещен бассейн для крещения в водной купели вновь обретенных «свидетелей Иеговы». Но самое удивительное — это свод зала. Покрытый ровной серой краской, свод поначалу вызывает недоумение своей убогостью в сравнении с роскошью самого зала. Но когда начинается проповедь и в зале гаснет свет, потолок превращается в глубокое, мерцающее звездами небо с плывущими по нему «божественными» облаками. Впечатление присутствия на тихой ночной улице милого городка, а также внешний вид проповедника, его костюм и галстук, его проникновенный голос, вещающий без затей о том, что необходимо человеку для долгой человеческой жизни, вызывают у прихожан трепетное чувство — не робость перед таинством Божьих помыслов, а сопричастность и самоуважение. Облик сидящих в зале людей, их просветленные лица не допускали и мысли о том, что человек способен на зло… Возможно, и впрямь человечеству нужна новая религия. Ведь старые, традиционные, так и не избавили людей от ненависти. И если уж люди не могут жить без веры, то пусть придет иная вера. Может быть, она сдвинет тяжкий камень взаимной злобы. Но представить только — сколько крови прольется при этом. Воистину грядет Армагеддон, предсказанный Библией…

Я продолжаю листать страницы газеты. Стук колес вагона, казалось, вбивает в сознание каждое слово статьи корреспондента… «В графстве Лос-Анджелес полиция арестовала троих пятнадцатилетних школьников. Один из них угрожал взорвать школу. В его доме нашли руководство по изготовлению взрывчатки и карту школы с указанием мест закладки бомб. Второй угрожал убить одноклассников и всех свидетелей, знавших об их замысле. У третьего в доме собрались пятеро восьмиклассников. У них обнаружены инструкции по изготовлению бомб и список людей, подлежащих устранению».

В школе городка Бейкерсфилд в Калифорнии у тринадцатилетнего подростка нашли полуавтоматический пистолет и список из тридцати фамилий одноклассников и учителей с пометкой «заслуживают смерти». В тот же день в школе города Инид, штат Оклахома, была найдена трубчатая бомба.

С тех пор как двое учеников из города Литлтон, штат Колорадо, убили тринадцать человек, волна угроз, паники и истерии прокатилась по всей «школьной» Америке. В двадцати двух графствах штата Пенсильвания зарегистрировано пятьдесят два случая, когда школьники угрожали убийствами и взрывами. Одного из них сдала собственная мать после того, как сынок заявил, что повторит «литлтонское шоу». При обыске у него нашли неопровержимые улики, что подтверждало серьезность угрозы. В Уилмингтоне, штат Делавэр, арестовано семеро подростков, угрожавших взорвать школу, допустившую к учебе негров. В Вашингтоне, после известия о том, что в одной из тринадцати школ заложена бомба, эвакуировали двенадцать тысяч учащихся. Во Флориде по той же причине эвакуировали двадцать семь тысяч школьников из всех тридцати школ графства Озерное. В Роквилле, штат Мэриленд, эвакуировали две тысячи учащихся, в графстве Паско, штат Флорида, — тысячу сто учеников, в Уичито, штат Канзас, — шестьсот… Побоище в Колорадо было приурочено ко дню рождения Гитлера, и слухи о том, что поклонники фюрера попытаются сотворить нечто еще более ужасное, вогнало Америку в ужас…