Американский таблоид

1. Пит Бондюран (Беверли-Хиллс, 22 ноября 1958 года)

Он всегда ширялся при свете телеэкрана.

Какие-то латиносы размахивали оружием. Главный латинос выковыривал из бороды козявок и подбадривал остальных выкриками. Черно-белые съемки; типы из Си-би-эс в шмотках «сафари». Диктор вещал: на Кубе творится фигня — повстанцы Фиделя против действующей армии диктатора Фульхенсио Батисты.

Говард Хьюз нашел вену и ввел в нее кодеин. Пит украдкой наблюдал за ним — тот оставил дверь спальни настежь открытой.

Зелье подействовало. Челюсть большого Говарда отвисла.

Снаружи погромыхивали тележки гостиничной обслуги, развозя еду и напитки. Хьюз вытер иглу и принялся переключать каналы. Новости сменились «Хауди-Дуди шоу» — а что еще смотреть в номере отеля в Беверли-Хиллс?

Пит вышел в патио: вид на бассейн, отличный наблюдательный пункт. Вот только погода подкачала: никаких тебе старлеток в бикини.

Сегодня в полдень у него бракоразводный спектакль. Муженек потреблял в ланч спиртное и любил молоденьких. Надо будет взять качественные лампы-вспышки, а то на расплывчатых фото выходили какие-то трахающиеся паукообразные. Да и Хьюз подкинул работенку: выяснить, кто рассылает повестки в суд по делу о демонополизации авиатранспортной компании «Трансуорлд эйрлайнз» и подкупить их, чтобы те сообщали, что большой Говард улетел на Марс.

Хитроумный Говард сформулировал это так:

— Я не собираюсь становиться ответчиком по этому делу, Пит. Я просто хочу оставаться вне пределов досягаемости и не назначать определенной цены до тех пор, пока мне не придется ее продавать. В любом случае, от «Трансуорлд эйрлайнз» я устал, и продам ее только тогда, когда почувствую, что за нее можно выручить, по меньшей мере, пятьсот миллионов долларов.

Говоря это, он скорчил гримасу: маленький лорд Фаунтлерой[1], стареющий торчок.

Вдоль бортика бассейна проплыла актриса Ава Гарднер. Пит помахал ей: она лучезарно улыбнулась в ответ. Была у них давняя история: когда-то Пит устроил ей аборт, а взамен она провела уик-энд с Говардом Хьюзом. Пит Бондюран, человек определенных занятий: сутенер, поставщик наркотиков, гангстер с лицензией частного детектива.

И с Хьюзом у Пита да-а-авняя история.

Июнь 1952 года: помощник шерифа Пит Бондюран — начальник ночного патруля шерифского участка в Сан-Димасе. Ночка выдалась та еще: сцапали ниггера-насильника; КПЗ забили до отказа вопящей пьянью.

Вот какой-то тамошний клиент и давай орать:

— Я тя знаю, громила! Ты убил невинных женщин! И собственного….

Пит забил его до смерти голыми руками.

В шерифском департаменте историю замяли. Но кто-то из очевидцев стукнул федералам.

Глава лос-анджелесского офиса ФБР назвал неизвестного алкоголика «жертвой борьбы за права граждан».

Двое агентов прижали Пита: Кемпер Бойд и Уорд Дж. Литтел. Говард Хьюз увидел его фото в газетах и почувствовал в этом человеке потенциального помощника — надежное плечо. Хьюз сделал так, чтобы обвинения сняли, а взамен предложил работу: устраивать сомнительные операции, поставлять хозяину девочек и наркоту.

Говард женился на актрисе Джин Питерс и купил для нее особняк, где она жила в одиночестве. К его обязанностям прибавилась еще одна: «сторожевой пес». С самой дорогой конурой в мире: особняком по соседству, естественно, без арендной платы.

Говард Хьюз — о браке:

— Это отличная штука, Пит, но вот проживание вместе меня угнетает. Периодически напоминай это Джин, ладно? А если она заскучает, скажи ей, что я постоянно о ней думаю, но очень занят.

Пит закурил сигарету. По небу поползли облака; отдыхавшие у бассейна зябко поежились. Зажужжал интерком — Хьюз вызывает.

Он вошел в спальню. По телевизору показывали «Капитана Кенгуру», звук в телевизоре был убавлен до минимума.

Мерцание черно-белого экрана — и большой Говард в глубоких тенях.

— Сэр?

— Когда мы одни, я Говард. Ты же знаешь.

— Сегодня мне хочется побыть услужливым.

— Ты имеешь в виду, что тебе хочется сдержать клятву, данную своей возлюбленной, мисс Гейл Хенди. Как ей живется в доме для наблюдения?

— Ей там нравится. Она, как и вы, тоже не особый любитель совместного проживания, и утверждает, что двадцать четыре комнаты на двоих — самое оно.

— Люблю независимых женщин.

— He-а, не любишь.

— Ты прав. Но сама идея женской независимости мне нравится. Я часто использую ее в своих фильмах. И уверен, что мисс Хенди превосходная партнерша в твоих темных делишках с шантажом и к тому же замечательная любовница. Итак, Пит, судебный процесс по делу компании «Трансуорлд эйрлайнз»…

Пит пододвинул стул:

— Судебные исполнители до тебя не доберутся. Я подкупил каждого работника этого отеля и нанял актера, которого поселил в бунгало в двух рядах отсюда. Он очень похож на тебя и одевается так же. Я заказал в его бунгало проституток — они приходят в любое время дня и ночи, поддерживая миф, что ты все еще трахаешь баб. Я проверяю всех мужчин и женщин, которые приходят устраиваться сюда на работу — чтобы убедиться, что их не подослало министерство юстиции. Все здешние начальники смены играют на бирже, и каждый раз, когда тебе начинают докучать повестками, я выдаю каждому по двадцать акций «Хьюз тул компани». Так что пока ты живешь в этом бунгало, тебя никто не тронет, и тебе не придется появляться в суде.

Худыми дрожащими пальцами Хьюз поправил халат.

— Ты — очень жестокий человек.

— Нет, я твой очень жестокий человек — за это ты меня и держишь.

— Ты — мой человек, что, однако же, не мешает тебе подрабатывать своей показушной частной детективной практикой.

— Потому, что я устаю от твоего общества. Представь себе, я тоже не любитель сожительства.

— Несмотря на то, сколько я тебе плачу?

— Как раз напротив, именно поэтому.

— Например?

— Пример? Пожалуйста: я живу в особняке в Холмби-хиллз, но за аренду платишь ты. Я езжу на новеньком «понтиаке»-купе, но за права заплатил ты. У меня…

— Толку от этих выяснений….

— Говард, ты что-то от меня хочешь. Выкладывай.

Хьюз нажал на кнопку пульта, и вырубил «Капитана Кенгуру».

— Я купил журнал «Строго секретно»[2]. Сей непристойный печатный орган я приобрел по двум причинам. Первая. Я общаюсь с мистером Эдгаром Гувером, и мне бы хотелось, чтобы наша дружба с этим господином стала прочней. Мы оба любим смачные статейки о Голливуде, которыми славится «Строго секретно», так что покупка сего издания сделана не только ради удовольствия. Это тонкий политический ход. Проще говоря, я хотел бы иметь возможность очернить политиков, к которым испытываю антипатию — вроде сенатора Джона Кеннеди: этот транжира и плейбой в шестидесятом может стать соперником моего хорошего друга Дика Никсона в борьбе за президентское кресло. Как тебе, бесспорно, известно, я и его отец в двадцатых были конкурентами в бизнесе, и, признаться честно, терпеть не могу всю семейку.

Пит переспросил:

— И?

— И мне известно, что ты работал на «Строго секретно» — подтверждал «подлинность» материалов. Насколько мне известно, этот аспект деятельности журнала связан с вымогательством — что-что, а это у тебя получается хорошо.

Пит захрустел суставами пальцев:

— Ну да, «подтверждал подлинность» — иными словами, говорил: «Не стоит подавать в суд на журнал, иначе вам не поздоровится». Если вам понадобится помощь подобного рода, я согласен.

— Отлично. Хорошее начало.

— Не тяни, Говард. Я знаю тамошних сотрудников, так что выкладывай: кто уходит, а кто остается.

Хьюз едва заметно дернулся.

— Секретарем в приемной работала негритянка, притом с перхотью — так что я ее уволил. Стрингер и по совместительству так называемый «поставщик скандалов» уволился сам, так что я желаю, чтобы ты нашел мне нового. Сола Мальцмана я оставил. Долгие годы он писал туда статьи под псевдонимом, так что я все-таки склоняюсь к тому, чтобы и дальше держать его, хотя он и значится в черных списках как коммунист, состоящий, по меньшей мере, в двадцати одной организации левого толка. И…

— И это — весь коллектив, который нужен. Сол — отличный работник, а если оправдаются наши худшие опасения, за него может поработать Гейл — пару лет она периодически пописывала в «Строго секретно». Юридическую поддержку обеспечит твой адвокат, Дик Стейзел, а для установки «жучков» я могу привлечь Фреда Турентайна. И — я найду тебе «поставщика скандалов». Буду расспрашивать и держать нос по ветру — но это может занять некоторое время.

— Я тебе доверяю. Ты, как обычно, окажешься на высоте.

Пит громко захрустел пальцами. Суставы ныли — верный признак грядущего дождя. Хьюз спросил:

— Это обязательно — так делать?

— Эти руки свели нас вместе, босс. Просто решил напомнить, что они все еще при мне.

Гостиная Питова особняка занимала площадь восемьдесят четыре на восемьдесят метров.

Стены фойе были отделаны мрамором с «золотой крошкой».

Девять спален. Огромные холодильные камеры глубиной тридцать футов. Каждый месяц по приказу Хьюза во всем доме чистили ковры — однажды по ним прошелся негр.

На потолке и лестничных пролетах верхнего этажа стояли камеры видеонаблюдения — направленные на спальню миссис Хьюз.

Пит встретил Гейл на кухне. У нее были потрясающие кудряшки и длинные темные волосы — ему все еще продолжала нравиться ее внешность.

Она сказала:

— Обычно, когда кто-нибудь входит в дом, это слышно, — но не тогда, когда входная дверь в полумиле отсюда.

— Мы уже год здесь живем, а ты все еще шутишь по этому поводу.

— Я живу в Тадж-Махале. К такому, знаешь ли, привыкнуть надо.

Пит, расставив ноги, оседлал стул.

— Ты нервничаешь.

Гейл отодвинула свой стул.

— Ну да… для подельницы вымогателя я нервозная. И как зовут сегодняшнего клиента?

— Уолтер П. Киннард. Сорок семь лет; налево ходит с самого медового месяца. У него есть дети, которых он обожает; жена утверждает, что он поведется, если я прижму его фотографиями и пригрожу показать их детям. Он не прочь заложить за воротник, и за ленчем непременно пропускает стаканчик.

Гейл перекрестилась — отчасти напоказ, отчасти искренне.

— Где?

— Знакомишься с ним в «Укромной гавани Дейла». В нескольких кварталах отсюда у него квартира, куда он водит секретаршу, но ты будешь настаивать, чтобы вы пошли в «Амбассадор». Наплетешь, что приехала в город на семинар и у тебя шикарный номер с баром.

Гейл вздрогнула. Когда она вот так вздрагивала еще до вечера, это означало, что она боится.

Пит сунул ей ключ.

— Я снял номер, соседний с твоим, так что можешь смело запираться и делать все, как надо. Я подобрал ключ к замку смежной двери, так что на этот раз шума не будет.

Гейл зажгла сигарету. Руки не трясутся — хорошо.

— Отвлеки меня. Расскажи, чего хотел Говард-затворник.

— Он купил «Строго секретно». И теперь хочет, чтоб я нашел ему журналиста; таким образом, он сможет наложить лапу на голливудские скандальчики и делиться ими со своим приятелем Эдгаром Гувером. Он хочет полить грязью своих политических оппонентов, вроде твоего давешнего бойфренда, Джека Кеннеди.

— Пара выходных вместе — не повод считать его моим бойфрендом.

— Твоя чертовски сексуальная улыбка его на что-то да подвигла.

— Ну да, мы как-то раз летали с ним в Акапулько. Жест, достойный Говарда-затворника, вот ты и ревнуешь.

— Вы с ним летали в его медовый месяц.

— И что? Он женился по политическим соображениям, а политика, знаешь ли, способствует случайным связям. И — господи, я и не знала, что ты та-а-акой вуайер.

Пит достал из кобуры пушку и быстро проверил обойму — сам не понимая собственной спешки. Гейл заметила:

— Не находишь, что у нас с тобой странная жизнь?

В центр они поехали на разных автомобилях. Гейл устроилась в баре; Пит занял отдельный кабинет поблизости, где и сидел, прихлебывая виски с содовой.

В ресторане было полно народу — «Гавань Дейла» облюбовали офисные работники, которые приходили в обеденный перерыв. У Пита не было проблем со столиком, — в свое время он спас владельца заведения от педика-шантажиста.

Много женщин: в основном уилширский офисный контингент. Гейл выделялась из общей массы — beacoup more je ne sais quoi[3]. Пит поглощал коктейльные орешки — он забыл позавтракать.

Киннард опаздывал. Пит осматривал комнату — рентгеновским взглядом.

Возле телефонов-автоматов — Джек Уэйлен, лос-анджелесский букмекер №1. Через два кабинета от него — двое высших чинов лос-анджелесского полицейского управления. Эти сволочи как раз в данный момент шептались:

— Бондюран…. Ну да, та женщина, Крессмейер.

На Пита нахлынули воспоминания.

Конец сорок девятого. У него — приличные приработки: обеспечение безопасности карточных игроков и устройство нелегальных абортов. Делал аборты его младший брат, Фрэнк.

Пит записался в морскую пехоту — чтобы получить «грин-кард». Фрэнк жил с родителями в канадском Квебеке и изучал медицину.

Пит узнал жизнь рано. Фрэнк — поздно.

Говори по-английски, а не по-французски. Избавляйся от акцента и дуй в Америку.

Фрэнк появился в Эл-Эй, одержимый жаждой наживы. Он получил степень доктора медицины и занялся «частной практикой»: толкал морфий и делал нелегальные аборты.

Фрэнк обожал карты и стриптизерш. Фрэнк охотно водился с бандитами. Фрэнк стал завсегдатаем «покерных вечеров», которые устраивал по четвергам Микки Коэн [4].

Фрэнк подружился с налетчиком по имени Хьюи Крессмейер. Мамаша Хьюи держала абортарий в Черном городе. Подружка Хьюи забеременела, и он попросил мамашу и Фрэнка помочь ему. Хьюи сглупил и совершил налет на заведение, где проводились «покерные вечера» Микки — Пита в тот вечер «на посту» не было: его подкосил грипп.

Микки «заказал» налетчика Питу.

Питу стукнули: Хьюи прячется в Эль-Сегундо. В доме, принадлежащем одному из бойцов Джека Драгны[5].

Микки ненавидел Джека Драгну. Он удвоил цену и сказал: убей всех, кто будет в доме.

14 декабря 1949 года — небо затянуло облаками, задул пронизывающий ветер.

Пит поджег дом, где скрывался налетчик, при помощи коктейля Молотова.

Четыре тени метнулись к задней двери, пытаясь сбить с себя пламя. Пит застрелил их и оставил тела догорать.

Газетчики опознали погибших.

Хьюберт Джон Крессмейер, 24 года.

Рут Милдред Крессмейер, 56 лет.

Линда Джейн Кэмроуз, 20 лет, на четвертом месяце беременности.

Франсуа Бондюран, 27 лет — врач-терапевт, канадский эмигрант французского происхождения.

Официально убийства остались нераскрытыми, однако информация все же просочилась в «узкий круг».

Кто-то позвонил в Квебек его отцу и все рассказал. Старик перезвонил ему, умоляя сказать, что это не так.

Должно быть, Пит запнулся или голос его выдал. В тот же день старик и мать отравились газом.

Пожилая тетка, сидевшая в баре, была вылитая Рут Милдред.

Время тянулось, точно резиновое. Он послал тетке порцию спиртного за счет заведения. Вошел Уолтер П. Киннард и примостился в баре рядом с Гейл.

Представление началось.

Гейл поманила бармена. Внимательный Уолт перехватил ее жест и свистнул. Бармен метнулся к ним с шейкером — завсегдатая-выпивоху Уолта здесь знали.

Беспомощная Гейл стала рыться в сумочке в поисках спичек. Услужливый Уолт — рад стараться — галантно щелкнул зажигалкой. Со спины весь пиджак Сексуально Привлекательного Уолта был осыпан перхотью.

Гейл улыбнулась. Привлекательный Уолт улыбнулся в ответ. На Сексуальном Уолте были белые носки и костюм-тройка в узкую белую полоску.

Пташки, устроившись рядышком, начали болтать и поглощать мартини. Пит не сводил глаз с предпостельного «разогрева». Гейл с жадностью выпила свой мартини — для храбрости; видно было, что нервы у нее на взводе.

Она коснулась руки Уолта. Точно хотела сказать Питу: я делаю это исключительно ради денег.

Пит прошелся пешком до «Амбассадора» и зашел в свой номер. Устроено отлично: его номер, номер Гейл и одна общая дверь, позволяющая быстро и втихаря попадать из одного номера в другой.

Он вставил пленку в фотоаппарат, укрепил вспышку. Он смазал дверной косяк. Подобрал наилучший ракурс для портретной съемки.

Медленно протянулись минут десять. Пит прислушивался к звукам за дверью. Ага! — сигнал Гейл: «Черт, куда я дела ключ!» — пожалуй, слишком громко.

Пит вжался в стену. И услышал, как одинокий Уолт ноет: мол, его жена и дети не понимают, что у мужика есть потребности. Гейл спросила: тогда почему у вас семеро детей? Уолт ответил: мол, это держит жену дома — там, где ей место.

Голоса стали утихать — парочка приближалась к постели. С глухим стуком упали на пол туфли. Гейл сбросила туфлю на высоком каблуке так, что та стукнулась о стену — условный сигнал: пять минут до старта.

Пит рассмеялся — комната за тридцать долларов за ночь, а стены тонкие, как вафля.

Расстегнулись молнии. Заскрипели пружины кровати. Пошли секунды: тик-так, тик-так. Уолтер П. Киннард стал постанывать — Пит засек его оседланным в 14.44.

Ему пришлось прождать аж до 15.00. Он ме-е-едленно приоткрыл дверь — отлично смазанный косяк исключал малейший скрииип.

Ага: Гейл и Уолтер П. Киннард — трахаются. Миссионерская поза, головы близко друг к другу — самое оно, чтобы предъявить в суде в качестве доказательства супружеской измены. Уолт балдел; Гейл имитировала оргазм, хотя на самом деле ее больше занимал сломанный ноготь.

Пит выбрал угол для съемки крупным планом и щелкнул фотоаппаратом.

Раз-два-три — фотовспышки со скоростью автомата Томпсона. Чертова комнатенка с вафельными стенами так и засияла светом.

Киннард вскрикнул и обмяк. Гейл выбралась из кровати и поспешила в ванную.

Сексуальный Уолт, абсолютно голый: метр восемьдесят, девяносто пять килограммов, плотного телосложения.

Пит бросил фотоаппарат и схватил его за горло. Пит медленно и отчетливо изложил ему свои требования:

— Твоя жена хочет развестись. На следующих условиях: восемь штук в месяц, ваш дом, «бьюик» пятьдесят шестого года выпуска и оплата протезирования зубов вашему сыну Тимми. Либо ты выполняешь ее требования, либо я нахожу тебя и вышибаю тебе мозги.

Изо рта Киннарда пошла пена. Питу страшно понравился цвет его лица: синева от шока и краснота больного-сердечника.

Из-за двери ванной комнаты послышался звук убегающей в слив пены — обычно после постели Гейл мылась быстро.

Пит уронил Уолта на пол. Больше девяноста кило — совсем неплохо.

Киннард схватил свои шмотки и, спотыкаясь, рванулся к двери. Пит наблюдал, какой, спотыкаясь, бежал вниз по лестнице, пытаясь на ходу натянуть штаны.

Из облака пара появилась Гейл. Ее «Я больше так не могу» абсолютно не удивило Пита.

Уолтер П. Киннард беспрекословно подчинился. Таким образом, счет Пита стал: 23:0 в пользу жен. Миссис Киннард расплатилась: пять штук вперед и 25 % от алиментов в дальнейшем.

На очереди: три дня по расписанию Говарда Хьюза.

Судебный процесс по делу «Трансуорлд эйрлайнз» страшно напугал большого Говарда. Пит устроил «отвлекающий маневр».

Заплатил шлюхам, которые скормили газетам «утки»: большого Говарда засекли в том или ином «сексодроме». Он засыпал организаторов процесса анонимными телефонными «подсказками»: Хьюз в Бангкоке, Маракайбо, Сеуле. Он поселил в бунгало еще одного двойника Хьюза — актера-ветерана порнофильмов, щедро одаренного матерью-природой. Старик и впрямь страдал болезненной эрекцией — как-то Пит подослал к нему Барбару Пейтон, чтобы та обслужила его. Алкоголичка Барби и вправду решила, что перед ней — настоящий Хьюз. Она делала ему минет и с удивлением обнаружила: дружочек Говарда прибавил аж пятнадцать сантиметров.

Эдгар Гувер мог запросто развалить процесс. Хьюз отказывался обращаться к нему.

— Пока рано, Пит. Сперва мне надо закрепить дружбу с мистером Гувером. Ключом к этому я вижу обладание журналом «Строго секретно», но сначала мне нужен новый «поставщик скандалов». Ты же знаешь, как мистер Гувер любит получать щекотливую информацию…

Пит распустил слухи:

«Строго секретно» требуется новый «поставщик грязи». Заинтересованным лицам обращаться к Питу Б.

Пит околачивался возле телефона в своей шикарной «конуре». Звонили какие-то непонятные типы. Пит обращался к каждому с просьбой: сообщить какую-нибудь свежую сальную новость, чтобы показать «квалификацию».

Звонившие повиновались. И вот что они сообщали: Супруга знатного республиканца Пэт Никсон только что родила ребенка от чернокожего сладкоголосого певца Ната «Кинга» Кола. Телеведущий Лоуренс Уэлк держал бордель с мужчинами-проститутками. Сладкая парочка: королева твиста Пагги Пейдж и Фрэнсис, Говорящий Мул.

В жилах Дуайта Эйзенхауэра текла негритянская кровь. Лесси[6] забеременела от Рин-Тин-Тина. Иисус Христос держит черный бордель в Уоттсе.

И остальное было не лучше. Пит зафиксировал девятнадцать звонков — и все от каких-то болванов.

Телефон снова зазвонил. Вероятно, это был болван № 20. Пит услышал треск на линии — похоже, звонили из другого города.

— Кто это?

— Пит? Это Джимми.

ХОФФА.

— Джимми, как поживаешь?

— В данный момент — мерзну. В Чикаго холодно. Я в доме друга, а отопление здесь накрылось. А ты уверен, что твой телефон не прослушивается?

— Уверен. Фредди Турентайн раз в месяц проверяет все резиденции Хьюза на наличие «прослушки».

— Значит, я могу говорить?

— Можешь.

И Хоффу точно прорвало. Пит держал трубку на расстоянии вытянутой руки и слышал про-о-осто превосходно.

— Маклеллановский комитет налетел на меня, как мухи на дерьмо. Этот гребаный хорек Бобби Кеннеди успел убедить полстраны, что профсоюз водителей грузовиков хуже чертовых комми, и уже подзатрахал меня и моих людей повестками в суд, и мой профсоюз атаковали его хреновы следаки…

— Джимми…

— …как шелудивого пса блохи. Сперва достали Дейва Бека, теперь вот взялись за меня. Бобби Кеннеди — это одна большая куча дерьма. Я, значит, строю во Флориде курортный поселок, «Солнечная долина» будет называться, и Бобби пытается разнюхать, откуда взялись три миллиона, на которые я это делаю. Он подозревает, что я прикарманил их из Центрального пенсионного фонда профсоюза…

— Джимми…

— …и теперь хочет использовать меня для того, чтоб его блядун-братец заполучил президентское кресло. Он думает, что Джеймса Риддла Хоффу вот так запросто можно использовать для достижения своих политических целей. Что я вот так нагнусь перед ним и подставлю ему задницу, как пидор какой. Он думает, что я…

— Джимми…

— …этакий сосунок вроде него и его братца. Он думает, что и я прогнусь, как Дейв Бек. Как будто одного этого мало. У меня в Майами есть служба такси. Так там работают горячие кубинские парни, мать их — только и знают, что обсуждать гребаных Фиделя и Батисту, типа…

Хоффа, хрипло сопя, стал переводить дыхание. Пит спросил:

— Джимми, что ты хочешь?

Джимми, отдышавшись:

— У меня есть для тебя дельце, в Майами.

— Сколько?

— Десять штук.

Пит ответил:

— Согласен.

Он заказал билет на полночный рейс. Назвавшись вымышленным именем, он попросил билет первого класса за счет компании «Хьюз эйркрафт». Самолет приземлился в восемь утра — точно по расписанию.

В Майами дул легкий ветерок, но чувствовалось, день будет жарким.

Пит добрался до проката автомобилей, принадлежащего профсоюзу водителей грузовиков, и выбрал новенький «Кадиллак-Эльдорадо». Джимми подсуетился: ни удостоверения личности, ни задатка не потребовали.

К панели была приклеена записка:

«Поезжай в службу такси: улица Флэглер, северо-запад, дом 46. Разговаривать будешь с Фуло Мачадо». И план проезда, прорисованный на маленькой карте.

Пит поехал в указанном направлении. Пейзаж быстро менялся.

Большие дома вытеснялись все более низкими. Районы с зажиточным белым населением сменились обиталищами белой бедноты, затем кварталами, населенными черными и латиносами. Улица Флэглер представляла собой ряд тесно прилегающих друг к другу домишек с дешевыми квартирками.

Контора службы такси оказалась оштукатуренным домиком, расписанным полосами под тигра. Все такси на стоянке также были разрисованы тигровыми полосами. А возле них — прелесть какая — стояли латиносы-водители в тигровых рубашках, уплетая пончики и запивая их дешевым винищем.

Табличка над дверью гласила: Такси «Тигр». Se habla Espanol[7].

Пит припарковался прямо перед конторой. Тигроворубашечные латиносы уставились на него и залопотали. Он потянулся, и подол его рубашки выправился из брюк. Латиносы увидели его пушку и залопотали еще пуще.

Он вошел в диспетчерскую. Славные обои: фотографии тигров от пола до потолка. Фотки из «Нэшнл джеографик» — Пит едва удержался от одобрительного возгласа.

Диспетчер помахал ему рукой. Господи, ну и рожа — вся испещрена шрамами от крошечных ножевых порезов.

Пит пододвинул стул. Резаная рожа сообщил:

— Я — Фуло Мачадо. Эти шрамы оставила мне на память тайная полиция Батисты, так что считай это бесплатным представлением и забудь, договорились?

— Ты неплохо говоришь по-английски.

— Когда-то я работал в «Насиональ отель» в Гаване. Меня научил один парень, крупье-американец. Потом выяснилось, что он был maricon[8] и хотел меня совратить.

— И что ты с ним сделал?

— У того maricon'а была хижина на одной свиноферме, под Гаваной. Он возил туда маленьких кубинских мальчишек и портил их. Я нашел его там, с ним был еще один maricon, и я порубил их обоих на куски своим мачете. Потом я убрал всю еду из стойл свиней, и оставил дверь хижины открытой. Видишь ли, я как-то прочитал в «Нэшнл джеографик», что голодные свиньи не могут устоять перед запахом гниющего человеческого мяса.

— Фуло, ты мне нравишься.

— Пожалуйста, оставь комментарии при себе. Когда речь идет о врагах Иисуса Христа и Фиделя Кастро, я за себя не отвечаю.

Пит удержался от гримасы.

— Никто из людей Джимми не оставлял мне конверта?

Фуло вручил ему означенный предмет. Пит едва не разодрал конверт, так ему не терпелось.

Славно — небольшая записка и фото.

«Антон Гретцлер, Гибискус, 114, Лейк-Вейр, Флорида (возле Солнечной долины). Телефон — OL4–8812». На фото был изображен высокий мужчина, такой толстый, что непонятно было, как он до сих пор не лопнул.

Пит заметил:

— Похоже, Джимми тебе доверяет.

— Так и есть. Он заплатил за мою «грин кард», так что знает: я его не предам.

— А что собой представляет эта самая Солнечная долина?

— Ну я зову это «подразделением». Джимми продает участки земли членам профсоюза.

Пит спросил:

— Ну, как считаешь, кто сейчас круче — Иисус или Фидель?

— Я бы сказал, что сейчас — боевая ничья.

Пит снял номер в «Райской скале» и позвонил Антону Гретцлеру по таксофону. Толстяк согласился на встречу: в три пополудни, возле Солнечной долины.

Пит немного поспал и выехал загодя. Солнечная долина оказалась сущим отстоем: три фунтовые дорога, отвоеванные у болота метрах в сорока от границы штатов.

Да, «подразделение» тут определенно присутствовало — на домики размером со спичечный коробок, с бросовой обшивкой. С болотом по периметру — Пит увидел загорающих на солнце аллигаторов.

Было жарко и влажно. Солнце нещадно выжаривало зелень в коричневый сушняк.

Пит прислонился к машине и потянулся, чтобы расправить сведенные конечности. По шоссе проплелся, изрыгая дым, грузовик; тип на пассажирском кресле помахал рукой, прося о помощи. Пит отвернулся; грузовик проплелся мимо.

Ветерок развеял клубы пыли. Показались очертания подъездной дороги. У самой границы штатов в его сторону повернул большой «седан» и набрал скорость.

Пит отошел от машины. «Седан» остановился. Оттуда выбрался необъятный Антон Гретцлер.

Пит подошел к нему. Гретцлер сказал:

— Мистер Петерсон?

— Да, это я.

Толстяк протянул руку для пожатия. Пит проигнорировал этот жест.

— Что-то не так? Вы сказали, что хотите посмотреть участок.

Пит подтолкнул его к болотистой прогалине. Гретцлер быстро понял: сопротивляться не стоит. Из воды смотрели во все глаза аллигаторы.

Пит сказал:

— Посмотри на мою машину. Я что — похож на какого-нибудь идиота из профсоюза, который решил прикупить домик типа «сделай сам»?

— Ну… вообще-то нет.

— Тогда не находишь, что Джимми вряд ли понравится, что ты показываешь мне эти дерьмовые хибары?

— Ну…

— Джимми рассказывал мне, что построил неплохие дома неподалеку отсюда. Ну, почти построил. Предполагалось, что ты подождешь окончания стройки и станешь показывать их членам профсоюза.

— Ну… я подумал, что…

— Джимми сказал, что ты — нетерпеливый парень. Что не стоило делать тебя своим партнером в этой афере. И что это ты распускаешь слухи, что деньги на строительство он занял у Пенсионного фонда профсоюза, а часть попросту прикарманил. И еще ты говоришь о Фонде так, как будто ты мафиози какой.

Гретцлер заерзал. Пит ухватил толстяка за запястье и сломал его — концы кости выскочили наружу, порвав кожу. Гретцлер пытался закричать — но сдержался.

— Тебе приходила повестка из Маклеллановского комитета?

Гретцлер исступленно закивал: да, да.

— Ты говорил с Бобби Кеннеди или его следователями?

Гретцлер отрицательно покачал головой: бедняга едва в штаны не наложил от страха.

Пит оглянулся на шоссе. Машин не было, а значит, свидетелей…

Гретцлер взмолился: ПОЖАЛУЙСТА.

Пит размазал его мозги по клумбе с цветами.

2. Кемпер Бойд (Филадельфия, 27 ноября 1958 года)

Авто: «ягуар ХК-140», цвет — английская зелень, салон — бежево-коричневая кожа. Гараж: подземный и тихий, точно склеп. Задание: умыкнуть тачку для ФБР и поймать в ловушку дурня, который заплатил за то, чтобы ты ее угнал.

Человек вскрыл водительскую дверцу, завел автомобиль, замкнув проводки зажигания. Обивка роскошно пахла: кожаный салон взвинтил цену «перепродажи» тачки до небес.

Он аккуратно вывел машину на улицу и принялся выжидать затишья в дорожном движении. От холодного воздуха мгновенно запотело ветровое стекло.

Его покупатель стоял на углу. Типаж Уолтера Митти[9] — любителя лично поглазеть на то, как все происходит.

Водитель притормозил. И тут путь ему преградила полицейская автомашина. Покупатель, завидев это, тут же был таков.

Сотрудники полицейского управления Филадельфии, вооруженные автоматическими пистолетами, спикировали на его автомобиль. Они выкрикивали стандартные команды, которые они всегда орут, сцапав угонщика:

— Выходите из машины с поднятыми руками! Наружу, живо! На землю!

Он повиновался. Копы нацепили на него полный комплект: наручники, ножные кандалы, цепи.

Его обыскали и рывком поставили на ноги. Он ударился головой о мигалку патрульного автомобиля…

Камера показалась ему знакомой. Он свесил ноги с нар и принялся строить в голове объяснения: я — специальный агент Кемпер К. Бойд, ФБР, мое задание — внедряться в мир угонщиков дорогих автомашин в различных штатах.

Я не Боб Айкен, угонщик.

Мне сорок два. Я закончил Йельский университет по специальности «юриспруденция». У меня — 17 лет выслуги в Бюро расследований, я разведен, дочь учится в колледже — и еще у меня многолетний стаж угонщика, санкционированного ФБР.

Он понял, где находится: ряд Б в Федеральном здании Филадельфии.

Голова раскалывалась. Запястья и лодыжки болели. Придется назваться — другого выхода у него не было.

Я много лет собирал информацию по угонам автомашин и прикарманивал деньги, которые мне платили «заказчики». ЭТО ВНУТРЕННИЙ РЕЙД ФБР?

Он увидел пустые камеры по обе стороны прохода. На раковине обнаружились бумаги: сфабрикованные газеты с броскими заголовками.

«Арестованный ФБР угонщик умирает от сердечного приступа» или «Угонщик автомобилей скончался прямо в камере штаб-квартиры ФБР в Филадельфии».

Под заголовками — вот такой текст:

Кто-то кашлянул за его спиной:

— Сэр?

Кемпер обернулся. Какой-то тип, по виду — клерк, открыл дверь его камеры и придержал ее перед ним:

— Вы можете воспользоваться служебным выходом. Вас ждет автомобиль.

Кемпер отряхнул одежду и прошелся расческой по волосам. Выйдя через служебный выход, он увидел правительственный лимузин, перегородивший подъездную дорожку.

Его лимузин.

Кемпер сел на заднее сиденье. Эдгар Гувер сказал:

— Здравствуйте, мистер Бойд.

— Добрый день, сэр.

Выскользнула перегородка, отделив заднее сиденье. Водитель тронулся с места.

Гувер прокашлялся:

— Ваша карьера «засланного» автоугонщика закончилась несколько внезапно. Филадельфийские полицейские обошлись с вами грубовато, но ведь тем они и славятся, а пройди задержание иначе, оно не было бы столь достоверным.

— Я научился соответствующим образом вести себя в подобных ситуациях и уверен, что мой арест вышел весьма правдоподобным.

— Вы выбрали для своей роли акцент уроженца Восточного побережья?

— Нет, это тягучий выговор жителей Среднего Запада. Я усвоил манеру и некоторые обороты речи, когда работал в офисе ФБР в Сент-Луисе, и потом, я полагаю, он лучше подходит к моему внешнему облику.

— Разумеется, вы верно полагаете. Лично я полагаю, что во всем, что касается вхождения в образ преступника, вам нет равных. Взять хотя бы эту вашу спортивную куртку. Я вряд ли одобрил бы ее в качестве рабочего костюма агента ФБР, но для угонщика автомобилей из Филадельфии она — в самый раз.

Давай же, маленький зануда…

— Вообще, вы всегда одевались достойно. Наверное, здесь больше подошло бы слово «дорого». Если начистоту, я порой диву давался, как вы можете так одеваться на ваше жалованье.

— Сэр, видели бы вы мою квартиру. Она начисто лишена достоинств моего гардероба.

Гувер усмехнулся:

— Пусть так. Но я еще ни разу не видел вас в одном и том же костюме дважды. Убежден, что женщины, чье общество вы так цените, не преминули отметить ваш тонкий вкус.

— Сэр, я искренне на это надеюсь.

— Вы сносите мои добродушные замечания с большим тактом, мистер Бойд. Большинству становится не по себе. В этом я вижу вашу непревзойденную удаль в сочетании с уважением к моей персоне, что не может не льстить мне. А знаете, что это значит?

— Нет, сэр, не знаю.

— Это значит, что вы мне нравитесь, и я готов простить вам небольшие грешки, за которые прочих агентов я бы сурово покарал. Вы — опасный и беспощадный человек, обладающий, однако, особым шармом, отвлекающим внимание от первых двух ваших качеств. Подобные уравновешивающие друг друга достоинства кажутся мне важнее ваших недешевых привычек, и посему я искренне к вам привязан.

НЕ СПРАШИВАЙ «КАКИХ ГРЕШКОВ» — ИНАЧЕ ОН ТОЧНО ИХ ПЕРЕЧИСЛИТ, И ТОГДА НЕ ИЗБЕЖАТЬ КАРЫ.

— Сэр, я очень ценю ваше уважение, и уверяю вас, что оно целиком и полностью взаимно.

— Что ж, о сочетании уважения с привязанностью вы не упомянули, но я не стану на этом настаивать. Итак, к делу. У меня есть возможность добыть для вас второй постоянный источник доходов, что не может вас не порадовать.

Гувер откинулся на спинку кресла: мол, попроси, попроси. Кемпер сказал:

— Сэр?

Лимузин прибавил скорость. Гувер размял руки и поправил галстук.

— Недавние действия братьев Кеннеди очень мне не понравились. Кажется, Бобби использует полномочия Маклеллановского комитета по борьбе с рэкетом в профсоюзных кругах для того, чтобы, что называется, переиграть ФБР и поддержать президентские амбиции своего брата. И это меня огорчает. Я возглавлял Бюро уже тогда, когда Бобби только появился на свет. Джек Кеннеди — маленький высохший плейбой с моральными принципами ищейки, что обнюхивает ваше причинное место. Он изображает этакого борца с преступностью в Маклеллановском комитете, само существование которого является чем-то вроде пощечины всему ФБР. Старый Джо Кеннеди вознамерился купить своему сынку Белый дом, и я желаю обладать информацией, которая поможет нам сдерживать слишком откровенные демократические шаги нашего мальчика, которые он, безусловно, предпримет.

Кемпер намек понял.

— Сэр?

— Я желаю, чтобы вы внедрились в окружение Кеннеди. Полномочия Маклеллановского комитета истекают следующей весной, но Бобби все еще вербует следователей с юридическим образованием. Соответственно, в данный момент вы уходите со службы в ФБР, однако до июля 1961 года, когда исполнится двадцать лет вашей службы в Бюро, за вами сохранится ваше жалованье в прежнем объеме. От вас требуется сочинить правдоподобную историю о причинах увольнения из ФБР и добиться работы юристом в Маклеллановском комитете. Мне известно, что вы оба — вы и Джек Кеннеди — состояли в близких отношениях с сотрудницей Сената по имени Салли Леффертс. Мисс Леффертс — дама разговорчивая, так что я уверен, что молодой Джек наслышан о вас. Молодой Джек состоит в комитете, молодой Джек любит трепаться о бабах и общаться с опасными людьми. Мистер Бойд, я убежден, что семейству Кеннеди вы понравитесь. И заверен, что вам не только выпадет блестящая возможность попрактиковаться в вашем непревзойденном умении вводить в заблуждение и обводить вокруг пальца, но и удовлетворить более плотские, так сказать, инстинкты.

Кемпер почувствовал необыкновенную легкость. Лимузин точно летел по воздуху.

Гувер сказал:

— Ваша реакция не может меня не радовать. А теперь отдыхайте. Через час мы прибудем в Вашингтон, и я высажу вас возле вашей квартиры.

Гувер снабдил его свежей информацией по вопросу — в кожаной папке с наклейкой «Секретно». Кемпер смешал себе коктейль из нескольких сортов мартини «экстра-драй» и устроился в своем любимом кресле, чтобы спокойно изучить содержимое папки.

Вся информация вращалась вокруг одного вопроса: Бобби Кеннеди против Джимми Хоффы.

Сенатор Джон Маклеллан был председателем сенатского Комитета по расследованию злоупотреблений и противоправных действий в трудовой сфере, организованного в январе 1957 года. Прочими членами комитета являлись: сенаторы Айвес, Кеннеди, Макнамара, Маккарти, Эрвин, Мундт, Голдуотер. Главным консультантом и главой следственной группы — Роберт Ф. Кеннеди.

Текущий состав: тридцать пять следователей, сорок пять бухгалтеров, двадцать пять стенографисток и клерки. В настоящий момент комитет заседает в здании Сената США, кабинет 101.

Официальные цели комитета: выявлять случаи нарушения трудового законодательства; устанавливать связь некоторых профсоюзов с организованной преступностью.

Методы действия комитета: вызов свидетелей для дачи показаний, изъятие документов, составление списков профсоюзных фондов, средства из которых использовались представителями организованной преступности.

Фактическая цель комитета: международное братство водителей грузовиков, самый влиятельный в мире профсоюз работников транспорта и, предположительно, самый коррумпированный и могущественный профсоюз из всех ныне существующих.

Его председатель: Джеймс Риддл Хоффа, сорока пяти лет.

Хоффа: купленный и оплаченный мафией. Организатор: вымогательств, многочисленных подкупов, избиений, взрывов, мастер темных сделок, систематически использующий средства профсоюзных фондов в преступных целях.

Предположительные владения Хоффы — в нарушение четырнадцати статей антимонопольного законодательства:

Конторы, занимающиеся грузоперевозкой, конторы по продаже подержанных автомобилей, контора по организации собачьих бегов, сеть автопрокатов, служба такси в Майами, где работают кубинцы с богатым уголовным прошлым.

Близкие друзья Хоффы:

Мистер Сэм Джианкана, босс чикагской мафии; мистер Санто Траффиканте-младший, босс мафии из Тампы, Флорида, мистер Карлос Марчелло, босс нью-орлеанской мафии.

Джимми Хоффа:

Ссужает своим «друзьям» миллионы долларов для использования в преступных целях.

Получает процент с доходов принадлежащих мафии казино в Гаване, Куба.

Нелегально отправляет наличные и кубинскому лидеру Фульхенсио Батисте, и главарю повстанцев Фиделю Кастро.

Частенько запускает руку в Центральный пенсионный фонд профсоюза водителей грузовиков — из этой бездонной бочки, полной денег и, по слухам, управляемой чикагской мафией во главе с Сэмом Джианканой, гансгстеры-ростовщики и нечистые на руку предприниматели занимают крупные суммы под самый что ни на есть ростовщический процент. В наказание за неуплату их могут пытать, а то и лишить жизни.

Кемпер быстро усек суть: Гувер ревнует. Он всегда утверждал, что никакой мафии не существует, — потому что знал, что не сможет справиться с ней и привлечь к суду всех. И тут Бобби Кеннеди решил доказать, что на деле-то все…

И последующая хронология:

Начало 1957 года: комитет решает взяться за председателя профсоюза водителей грузовиков Дейва Бека. Бек пять раз дает признательные показания; Бобби вцепился в него мертвой хваткой и сломил его. Заседание большого жюри в Сиэтле приговорило его к тюремному заключению за воровство и уклонение от уплаты налогов.

Весна 1957 года: Джимми Хоффа становится фактическим главой профсоюза.

Август 1957 года: Хоффа клянется, что полностью освободил профсоюз от влияния мафии — большая ложь.

Сентябрь 1957 года: Хоффа предстает перед судом в Детройте. По обвинению в прослушивании телефонов своих подчиненных — сотрудников профсоюза. Присяжных подкупили: Хоффа избежал наказания.

Октябрь 1957 года: Хоффу избирают председателем Международного профсоюза водителей грузовиков. Упорные слухи: 70 % членов избраны незаконно.

Июль 1958 года: комитет начинает проверку непосредственных связей профсоюза и организованной преступности. В частности, подвергается тщательной проверке тайная конференция, состоявшаяся в Аппалачских горах в ноябре 1957 года.

Пятьдесят пять мафиозных главарей собрались в доме «штатского» друга на севере штата Нью-Йорк. Патрульный по имени Эдгар Кроссуэл проверяет номера машин. За этим следует рейд — и мантра мистера Гувера о том, что «нет никакой мафии», оказывается начисто лишенной смысла.

Июль 1958 года: Бобби Кеннеди доказывает, что Джимми Хоффа распускает забастовки, подкупая руководство — причем подобная практика началась еще в 1949-м.

Август 1958 года: Хоффа предстает перед комитетом. Бобби Кеннеди набрасывается на него — и неоднократно уличает во лжи.

Завершались заметки так:

В настоящее время комитет занимается проверкой курортного поселка Джимми Хоффы Солнечная долина, который строится близ озера Лейк-Вейр во Флориде. Бобби Кеннеди проверил бухгалтерские книги Центрального пенсионного фонда и выяснил, что на проект были потрачены три миллиона долларов — гораздо больше, чем по идее требовалось. Теория Кеннеди: Хоффа прикарманил, по меньшей мере, миллион — и теперь продает своим собратьям — членам профсоюза бракованные сборные домики и участки заболоченной земли, кишащей аллигаторами.

Вывод: уголовное преступление — махинации с недвижимостью.

В заключение — приложение:

«Во Флориде у Хоффы имеется порученец, Антон Уильям Гретцлер, сорока шести лет, уроженец Флориды, три раза привлекавшийся к суду за мошенничество. 29 октября 1958 года ему была отправлена повестка; в настоящее время числится пропавшим без вести».

Кемпер стал просматривать список «Известные сообщники». От одного имени его бросило в жар:

Пит Бондюран, мужчина, белый, рост — 197 см, вес — 105 кг, дата рождения — 16 июля 1920 года, место рождения — Монреаль, Канада.

Не привлекался к уголовной ответственности. Лицензированный частный детектив/бывший помощник шерифа округа Лос-Анджелес.

Большой Пит: вымогатель и ручной громила Говарда Хьюза. Однажды они с Уордом Литтелом арестовали его — он забил до смерти одного из задержанных в шерифском участке. Комментарий Литтела: «Должно быть, самый грозный и самый компетентный коррумпированный полицейский нашего времени».

Кемпер налил себе еще и принялся лениво размышлять. Стратегия действий была ему ясна: герой-аристократ, родственные узы и тому подобное.

Он любил женщин — и изменял жене все время их совместной жизни; Джек Кеннеди любил женщин — и соблюдал брачные клятвы в той мере, в какой это его устраивало. Бобби хорошо относился к своей супруге — и делал ей одного ребенка за другим; в узких кругах считалось, что он ей верен.

Он закончил Йельский университет, братья Кеннеди — Гарвард. Нажившие богатство нечестным путем ирландские католики; нажившие богатство нечестным путем приверженцы англиканской церкви из штата Теннеси; вскоре ставшие банкротами. Их семейство было большим и фотогеничным; его — разоренным; почти все члены его семьи сошли в могилу. Когда-нибудь он, может быть, расскажет Джеку и Бобби о том, как его отец попытался застрелиться и мучительно умирал еще целый месяц.

Южане и бостонские ирландцы — и у тех и у других нелепый акцент. Придется вспоминать тягучий южный выговор, избавиться от которого стоило таких трудов.

Кемпер принялся рыскать в своем гардеробе. Постепенно подбирались штрихи к выбранному образу.

Темно-серый костюм из шерстяной материи — самое то для собеседования. Револьвер тридцать восьмого калибра в кобуре — произвести впечатление на «крутого парня» Бобби. Пожалуй, запонок с эмблемой Йельского университета не надо — у Бобби могут оказаться замашки пролетария.

Его платяной шкаф был метра три в глубину. Задняя стенка его была увешана фотографиями в рамках:

Его бывшая жена Кэтрин — самая красивая из женщин, которых он когда-либо встречал. Первым их совместным выходом в свет был «Нэшвильский котильон». Какой-то писака из колонки светской хроники даже назвал их пару «олицетворением южной красоты». Он женился на ней — ради секса и денег ее отца. Она развелась с ним, когда семейство Бойд обанкротилось и когда Гувер обратился с речью к его выпуску юридического факультета и лично пригласил его работать в ФБР.

Кэтрин, в ноябре 1940 года:

— Берегись этого маленького шустрика, слышишь, Кемпер? — сказала она ему. — Похоже, он положил на тебя глаз.

Откуда ей было знать, что мистера Гувера возбуждает только власть.

В точно таких же фоторамках: его дочь Клер, Сьюзен Литтел и Хелен Эйджи — три дочери агентов ФБР, которым чертовски хотелось сделать карьеру юриста.

Девочки были лучшими подругами, разлученными учебой в Тулейне и колледже Нотр-Дам. Лицо Хелен было изуродовано — он держал фотографии в шкафу, чтобы избежать сочувственных замечаний.

Том Эйджи сидел в машине, выполняя рядовое задание — выслеживал банду грабителей банка возле борделя. На заднем сиденье автомобиля спала его девятилетняя дочь Хелен — после того как от него ушла жена, Тому не с кем было ее оставить. Внезапно бандиты выскочили наружу и открыли огонь. Тома застрелили, а Хелен ударили по голове дулом пистолета и сочли мертвой.

Помощь подоспела — шесть часов спустя. Частички горячего пороха оставили ожоги, шрамы от которых навсегда изуродовали щеки Хелен.

Кемпер вытащил костюм, в котором собрался на собеседование. Придумал пару отговорок и набрал номер Салли Леффертс.

— А-аллё? — трубку взял маленький сынишка Салли.

— Сынок, позови маму. Скажи ей, что это друг с работы.

— А… да сэр!

Салли взяла трубку:

— Интересно, кому из нашей конторы понадобилась несчастная, загруженная помощница сенатора?

— Это я, Кемпер.

— Кемпер! Да ты что — звонить мне в такой час, когда муж дома, и вообще…

— Тсс. Я звоню, чтобы попросить тебя помочь мне с работой.

— Ну и ну! Неужели мистер Гувер, наконец, узнал о том, как жестоко ты обходишься с женщинами, и указал тебе на дверь?

— Я вышел в отставку, Салли. Я воспользовался законом, согласно которому агентам, выполняющим опасные задания, позволено выходить в отставку раньше положенного срока, и ушел на покой на три года раньше.

— Ну и дела, Кемпер Каткарт Бойд!

— Ты все еще встречаешься с Джеком Кеннеди, Салли?

— Есть немножко, дорогуша, — с тех пор как кое-кто указал мне на дверь. Так ты хочешь попросить меня показать тебе черные списки и рассказать сальные анекдоты, или?..

— Я хочу попытаться устроиться следователем в Маклеллановский комитет.

Салли восторженно вскрикнула:

— Я так и знала! Я подумывала о том, чтобы оставить на столе Бобби записку, в которой порекомендую тебя — а взамен ты пришлешь мне дюжину роз сорта «южная красавица», ну, знаешь, такие с длинным стеблем…

— Ты и есть южная красавица, Салли.

— Ну да, я ею была — и для городишка Де Риддер, штат Луизиана, это оказалось слишком!

Кемпер рассыпался в прощальных поцелуях и повесил трубку. Теперь Салли распустит слух: бывший агент ФБР — угонщик авто — ищет работу.

Он расскажет Бобби, как раскрыл серию краж дорогих «корветов». Правда, умолчит о тех из них, что разобрал на запчасти, чтобы потом продать.

На следующий же день он осуществил свой план. Он приехал прямиком в здание Сената и поднялся в кабинет 101.

Девушка-секретарь выслушала его и щелкнула кнопкой интеркома. «Мистер Кеннеди, к вам господин, который желает устроиться к нам следователем. У него удостоверение отставного агента ФБР».

За ней, не разделенный никакими перегородками, располагался офис — ряды кабинетов, кабинок и конференц-залов. Люди работали в непосредственной близости друг от друга, «локоть к локтю» — в помещении стоял гул.

Женщина улыбнулась:

— Мистер Кеннеди примет вас. Вам в первый же проход, прямо за моей спиной.

Кемпер шагнул в гудящий офис. Где царил сущий бардак: разнокалиберные письменные столы и шкафы для папок и пробковые стенды, с которых буквально топорщились прикрепленные кнопками листы бумаги.

— Мистер Бойд?

Из кабинки шагнул Роберт Кеннеди. Кабинка была стандартного размера, со стандартным столом и стандартными же стульями в количестве двух штук.

И пожал ему руку стандартным крепким пожатием — как Кемпер и думал.

Кемпер сел. Кеннеди мигом обратил внимание на кобуру:

— Не знал, что отставные агенты ФБР носят оружие.

— За много лет работы я нажил врагов. От того, что я ушел в отставку, меньше меня ненавидеть они не станут.

— Следователям Сената оружие не полагается.

— Если вы возьмете меня на работу, этот револьвер отправится в ящик стола.

Кеннеди улыбнулся и оперся о свой письменный стол.

— Вы — южанин?

— Из Нэшвилла. Теннесси.

— Салли Леффертс говорила мне, что вы работали на ФБР… пятнадцать лет?

— Семнадцать.

— Почему вы вышли в отставку раньше срока?

— В последние девять лет я внедрялся в круг угонщиков дорогих автомобилей, и настало время, когда моя персона стала слишком известной среди автомобильных воров, чтобы прикрытие было убедительным. Внутренний закон Бюро гласит: агенты, которые долгое время выполняли опасные задания, имеют право досрочного выхода на пенсию; вот я и воспользовался этим законом.

— «Воспользовался»? Значит, эти задания каким-то образом вам навредили?

— Поначалу я попытался попросить место в программе ФБР по борьбе с организованной преступностью. Мистер Гувер лично отверг мою кандидатуру, хотя ему было прекрасно известно, что я давно желал участвовать в борьбе с организованной преступностью. Нет, дело не в том, что эти задания мне повредили. Я попросту разочаровался.

Кеннеди убрал волосы со лба.

— И посему ушли в отставку.

— Это обвинение?

— Нет, просто замечание. И, честно говоря, я удивлен. ФБР — организация весьма сплоченная, требующая от своих агентов верности и преданности, и они не уходят в отставку из-за банальной обиды.

Кемпер повысил голос — но лишь чуть-чуть:

— Многие агенты понимают, что именно организованная преступность, а не доморощенный коммунизм представляет наибольшую угрозу для Америки. Аппалачские откровения заставили мистера Гувера запустить программу по борьбе с организованной преступностью — что он, естественно, сделал с большой неохотой. В ходе этой программы ведется наблюдение и сбор информации касательно членов организованных преступных группировок, но никаких неопровержимых доказательств, чтобы представить федеральному обвинению — но, по крайней мере, уже кое-что, и я хотел в этом участвовать.

Кеннеди улыбнулся.

— Я понимаю ваше разочарование и обиду и согласен с вашей оценкой приоритетов господина Гувера; тем не менее, мне не совсем понятно, почему вы ушли в отставку.

Кемпер улыбнулся в ответ:

— Перед тем как «уйти», я украдкой заглянул в личное досье мистера Гувера касательно деятельности Маклеллановского комитета вплоть до и включая дело Солнечной долины и вашего пропавшего свидетеля Антона Гретцлера. Я «ушел» оттого, что мистер Гувер сфокусировал работу Бюро на преследовании безобидных «левых» активистов, в то время как Маклеллановский комитет занимается поиском настоящих «плохих парней». Я «ушел» оттого, что если уж служить маньякам, то таким, как вы.

Кеннеди расплылся в ухмылке:

— Наш мандат истекает через пять месяцев. И вы останетесь без работы.

— У меня есть пенсия ФБР, и потом, вы собрали столько доказательств для муниципальных больших жюри, что они будут умолять вас сотрудничать с ними, что называется, ad hoc[10].

Кеннеди постучал пальцами по стопке бумаг.

— Мы очень много работаем. Можно сказать, пашем. Мы рассылаем повестки, отслеживаем, на что ушли те или иные суммы, мы выступаем тяжущейся стороной в судах. Мы не рискуем жизнью, похищая спортивные автомобили, не тратим попусту время, обедая в дорогих ресторанах или приглашая девочек в отель «Уиллард» — перепихнуться по-быстрому. Наш способ хорошо провести время — поговорить о том, как сильно мы ненавидим Джимми Хоффу и мафию.

Кемпер приосанился:

— Я ненавижу Хоффу и мафию — точно так же, как мистер Гувер ненавидит вас и вашего брата.

Бобби рассмеялся:

— Я свяжусь с вами на днях.

Кемпер отправился прямиком в кабинет Салли Леффертс. Было полтретьего — Салли вполне могла быть в отеле «Уиллард».

Дверь ее кабинета была открыта. Салли сидела за своим письменным столом и всхлипывала в бумажный платочек — с ней был какой-то мужчина, который сидел верхом на стуле.

Она сказала:

— О, привет, Кемпер.

Лицо ее горело — щеки были розово-пунцового цвета. Весь ее вид говорил: «снова я ошиблась в мужчинах».

— Ты занята? Я могу прийти попозже.

Мужчина развернулся на стуле. Кемпер сказал:

— Здравствуйте, сенатор.

Джон Кеннеди улыбнулся. Салли тайком вытерла глаза бумажным платочком.

— Джек, это мой друг Кемпер Бойд.

Они обменялись рукопожатиями. Кеннеди слегка кивнул.

— Очень приятно, мистер Бойд.

— Взаимно, сэр.

Салли тщетно выдавливала улыбку. На ее румянах были видны потеки — она выплакала весь свой макияж.

— Кемпер, как прошло интервью?

— Хорошо прошло. Салли, думаю, мне пора. Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что замолвила за меня словечко.

За этими словами последовали кивки. Все избегали смотреть друг другу в глаза. Кеннеди вручил Салли свежий бумажный платочек.

Кемпер спустился по лестнице и вышел на улицу. Разыгралась гроза — он нырнул в нишу со статуей, принимая на себя редкие капли.

Странное совпадение — оба брата Кеннеди в один день. После собеседования у Бобби ему сразу же выпал шанс познакомиться с Джеком. Точно кто-то мягко подтолкнул его к этому.

И Кемпер задумался.

Мистер Гувер упомянул о Салли — как об особом связующем звене между ним и Джеком Кеннеди. Мистер Гувер знал, что и он и Джек — большие любители женщин. Мистер Гувер понимал, что после разговора с Бобби он непременно зайдет поблагодарить Салли.

Мистер Гувер догадывался, что он немедленно позвонит Салли и попросит ее замолвить за него словечко. Мистер Гувер знал, что Бобби требовались следователи и что он устраивал собеседования кандидатам «с улицы» сразу, не теряя времени.

Кемпер мигом уловил логику:

Мистер Гувер установил в здание на Капитолийском холме прослушку. Он знал, что ты порвал с Салли в ее кабинете — чтобы предотвратить публичную сцену. Он предположил, что Джек Кеннеди планирует сделать то же самое — и устроил ловкий маневр, чтобы ты стал тому свидетелем.

Это было абсолютно логичным. И абсолютно в духе Гувера.

Мистер Гувер не очень-то верил в то, что тебе удастся установить «ментальную связь» с Бобби. И он устроил так, что теперь ты и Джек связаны симбиотическими узами.

Он обрадовался дождю. Молнии, сверкая, озаряли купол Капитолия. Точно он стоит здесь, и весь мир устремился к нему.

Кемпер услышал шаги за своей спиной. Он сразу догадался, кто это.

— Мистер Бойд?

Он обернулся. Джон Кеннеди держал обеими руками над головой свое пальто.

— Сенатор?

— Зовите меня Джек.

— Хорошо, Джек.

Кеннеди вздрогнул.

— А чего мы тут, собственно, стоим?

— Можно добежать до бара «Мэйфлауэр», когда дождь поутихнет.

— Можно, и, наверное, так мы и сделаем. Знаете, Салли говорила мне о том, что мне следует избавиться от своего акцента, так же как вы избавились от своего, — так что я даже удивился, услышав, как вы разговариваете.

Кемпер оставил свой тягучий выговор:

— Из южан выходят лучшие полицейские. Все думают, что этот болван только и умеет, что жевать кукурузные лепешки, расслабляются и выдают свои секреты. Я решил, что ваш брат мог знать об этом, и поступил соответственно. А так как вы — тоже член Маклеллановского комитета, я решил согласовать, так сказать, свои действия.

Кеннеди рассмеялся:

— Я вас не выдам.

— Спасибо. И не стоит переживать из-за Салли. Она любит мужчин так же, как мы — женщин, и недолго тяготится сердечными переживаниями.

— Знал, что догадаетесь. Салли рассказывала мне, что вы порвали с ней точно так же, в ее кабинете.

Кемпер улыбнулся.

— Впрочем, это не помешает ей согласиться на короткую встречку в хорошем отеле.

— Я это запомню. Человеку с моими амбициями следует быть осторожным в выборе привязанностей.

Кемпер подошел поближе к Джеку. Он почти видел рядом с собой ухмыляющегося Гувера.

— Я знаю энное количество женщин, которые умеют не усложнять ситуацию.

Кеннеди улыбнулся и повел его за собой в дождь:

— Пойдем, пропустим по стаканчику и поговорим. У меня есть еще часик, а потом меня ждет супруга.

3. Уорд Дж. Литтел (Чикаго, 30 ноября 1958 года)

Нелегальное проникновение в жилище — классический метод ФБР, используемый для преследования «комми».

Литтел сбил замок линейкой. Его ладони отчаянно потели — взлом и последующее проникновение в дом всегда были делом рискованным.

Соседи слышали возню у двери.

Он закрыл за собой дверь. И увидел гостиную: потрепанная мебель, книжные полки, плакаты с лозунгами протеста трудящихся. Типичное обиталище члена компартии США — а значит, он найдет документы в кухонном шкафу.

Там они и оказались — в маленькой кухоньке. На стенах которой он обнаружил стандартные грустные фото — групповые снимки с очередной акции «Свободу супругам Розенберг!».

Жалкие людишки.

Он следил за Мортоном Катценбахом не один месяц. За это время он четко узнал одно: Морти не представлял опасности для Соединенных Штатов.

Коммунистическая «ячейка» собиралась у лотка, где Морти торговал пончиками. И занималась «изменой Родине» — подкармливала пончиками бастующих работников автопрома.

Литтел достал шпионскую фотокамеру «Майнокс» и щелкнул «документы». Он угробил целых три рулона фотопленки на книжечки с членскими взносами: каждый месяц партия недополучала по пятьдесят долларов.

Скучная и никчемная работа. И снова в голове заиграл до боли знакомый мотив:

Тебе сорок пять. Ты — специалист по установке подслушивающих устройств. Ты — бывший семинарист иезуитской семинарии с дипломом юриста. До выхода на пенсию тебе осталось два года и два месяца. У тебя есть бывшая женушка, преспокойно живущая на твои алименты, и дочка, которая учится в колледже Нотр-Дам, и если ты сдашь экзамен на получение разрешения на адвокатскую практику в штате Иллинойс и уйдешь из ФБР, то в последующее энное количество лет твой совокупный доход составит столько, что эта сумма с лихвой окупит похерившуюся пенсию Бюро.

Он сфотографировал страницу «расходы на нужды партии». Морти озаглавил свои пончиковые «дотации»: «Обычные», «С глазурью», «Шоколадные».

Он услышал звук поворачивающегося в двери ключа. Увидел, как в нескольких метрах от него открылась входная дверь.

Вошла Фей Катценбах, нагруженная пакетами с продуктами. Увидев его, она покачала головой, точно перед ней предстало самое прискорбное зрелище на свете.

— Значит, теперь ваши люди стали обычными взломщиками?

Пробегая мимо нее, он опрокинул лампу.

В офисе было тихо, как всегда в полуденное время — лишь несколько агентов стоя разрезали листы телетайпной ленты. На письменном столе Литтела обнаружилась записка:

«Звонил К. Бойд. Будет в городе проездом во Флориду, «Памп Рум», 19.00 — ок?»

Кемпер — ура!

Вошел Чик Лиги с копиями каких-то документов в руках:

— К 11 декабря мне понадобится полное досье на Катценбаха, с фотографиями, по всей форме. К нам с инспекцией прибывает мистер Толсон, и он желает получить полную информацию о КП США.

— Сделаю.

— Ты закончил с документами?

— Более или менее. Миссис Катценбах застала меня за этим занятием.

— Господи боже мой! Она не…

— Она не стала звонить в чикагскую полицию, поскольку знала, кто я такой и что я здесь делаю. Мистер Лиги, половина коммунистов на свете знают, что такое «санкционированное проникновение в жилище».

Лиги вздохнул:

— Скажи вслух то, что ты хочешь, Уорд. Я тебе, конечно, откажу — но ты все-таки скажи.

— Хорошо. Я желаю бороться с организованной преступностью. Я хочу получить место в программе по борьбе с организованной преступностью.

Лиги ответил:

— Нет. В рамках программы и так работает уйма народу. И, будучи ответственным агентом, я считаю, что ты больше подходишь для наблюдения за политическими преступниками, каковое я считаю крайне важным занятием. Мистер Гувер полагает, что коммунизм на территории США представляет куда большую угрозу безопасности, нежели мафия, и, по правде говоря, я с ним согласен.

Они пристально посмотрели друг на друга. Литтел первым опустил глаза — а иначе Лиги мог простоять так весь день.

Лиги вернулся к себе кабинет. Литтел закрыл дверь своей кабинки и достал свои юридические тексты. Но статьи Гражданского кодекса упорно не желали лезть в голову — воспоминания о Кемпере Бойде заставили его рассеянно размышлять.

Конец 1953 года, Лос-Анджелес: они прижимают к ногтю похитителя детей. Тот достал пистолет — Литтел так затрясся от страха, что выронил свое оружие. Кое-кто из лос-анджелесской полиции не преминул посмеяться над ним. Кемпер же составил рапорт таким образом, чтобы выставить героем именно его.

Они опротестовывают решение о назначении пенсии родным Тома Эйджи — мистер Гувер хотел отдать ее шлюхе-жене Тома. Кемпер уговаривает его выплачивать ее лишившейся отца дочери: теперь у Хелен есть источник приличного дохода.

Они арестовывают Большого Пита Бондюрана. Он делает ошибку — решает поддразнить Пита на квебекском диалекте французского языка. Бондюран разрывает цепи наручников и пытается схватить его за горло.

Ему приходится прилюдно спасаться бегством. Большой Пит смеется над ним. Кемпер подкупает Пита и просит, чтобы тот не распространялся о случившемся, — для чего тому в камеру доставляют изысканную еду.

Кемпер никогда не осуждал его за трусость. Кемпер даже говорил:

— Мы оба стали работать в ФБР, чтобы не идти на войну, так что не мне тебя осуждать.

Кемпер научил его проникновению в чужие жилища — что крайне полезно для преодоления страха.

Кемпер говорил:

— Ты — мой духовник. Я с удовольствием поменялся бы с тобой ролями и выслушал твои признания, но, поскольку мои секреты будут похуже твоих, я всегда буду оставаться в выигрыше.

Литтел закрыл тетрадь. Гражданский кодекс оказался до омерзения скучным.

В «Памп Рум» яблоку было негде упасть. С озера дул промозглый ветер — казалось, людей вносило внутрь его порывами.

Литтел занял кабинет в дальнем углу. Метрдотель принял его заказ: два мартини и живо. В ресторане было красиво: цветные официанты и нарядная публика; все так и сверкало.

Принесли напитки. Литтел расставил их. Вошел Бойд — через вестибюль отеля.

Литтел рассмеялся:

— Только не говори мне, что остановился здесь.

— Мой рейс только в два ночи — надо же мне где-то ноги вытянуть. Привет, Уорд.

— Привет, Кемпер. За что выпьем?

Бойд поднял свой бокал:

— За мою дочь Клер, твою дочь Сьюзен и за Хелен Эйджи. Чтобы хорошо учились и стали лучшими юристами, чем их папаши.

Они чокнулись:

— Ни один из которых никогда не работал по специальности.

— Ну, ты-то был клерком в юридической конторе. И еще я слышал, что ты подавал судебные иски по делу о депортации и дело доходило до суда.

— Да мы и так неплохо устроились. Во всяком случае, ты. Ну, так что привело тебя в наши края?

— Мой новый временный работодатель заказал мне номер в дешевой гостинице близ аэропорта Мидуэй, но я решил шикануть, покрыв разницу из собственного кармана. А разница между мотелем «Скайлайнер» и «Амбассадор-Ист», знаешь ли, не маленькая.

Литтел улыбнулся.

— Новый работодатель, говоришь? Неужели тебя взяли в КОИНТЕЛПРО?[11]

— Нет, все гораздо интересней. Я расскажу тебе после пары бокалов — когда будет больше вероятности услышать от тебя богохульство.

— Так я выругаюсь прямо сейчас. Ты только что так удачно пресек всякий треп, что я, мать вашу, прямо сейчас и выругаюсь.

Бойд сделал пару глотков мартини:

— Не сейчас. Кстати, ты только что весьма кстати упомянул о своевольных дочках. Это тебя немного развеселит.

— Дай угадаю. Клер решила перевестись из Тулейна в Нотр-Дам?

— Не угадал. Хелен закончила Нотр-Дам семестром раньше срока. Ее приняли на юридический факультет Чикагского университета, и в следующем месяце она переедет сюда.

— Господи!

— Я знал, что ты обрадуешься.

— Хелен — смелая девочка. Из нее выйдет чертовски хороший юрист.

— Это точно. И еще — чертовски хорошая спутница для какого-нибудь мужчины, вот только мы с тобой отбили у нее охоту встречаться со сверстниками.

— Не всякий…

— …ее сверстник смирится с ее шрамами?

— Ну да.

Бойд подмигнул:

— Вообще-то ей уже двадцать один. Представь, какую рожу скорчит Маргарет, если узнает, что вы с ней…

Литтел залпом допил свой бокал.

— И моя дочь тоже. Кстати, Сьюзен говорила мне, что Маргарет проводит уик-энды в Шарлевуа, с каким-то мужиком. Но она за него не выйдет — до тех пор, пока получает мои алименты.

— Ты — ее демон. Мальчишка-семинарист, который сделал ей ребенка. Говоря твоими любимыми религиозными терминами, ваша женитьба была очистительной.

— Не знаю, как женитьба, а вот моя работа — уж точно. Сегодня я пробрался в квартиру одного комми и сфотографировал целую страницу, посвященную пончикам. Не знаю, сколько я еще так выдержу.

Прибыла очередная порция напитков. Официант поклонился — что-то в облике Кемпера располагало к услужливости. Литтел сказал:

— Мне кое-что пришло в голову — в промежутке между шоколадными пончиками и пончиками с глазурью.

— И что же?

— Мистер Гувер ненавидит «левых» оттого, что их философия основана на человеческой слабости, тогда как его собственная — на мучительной «правильности», которая подобные вещи как раз отрицает.

Кемпер поднял свой бокал:

— Ты никогда не разочаровываешь меня.

— Кемпер…

Мимо проплыли официанты. Огоньки свечей играли на позолоте посуды. Вспыхнули политые коньяком блинчики «креп-сюзетты» — какая-то пожилая женщина взвизгнула.

— Кемпер?

— Мистер Гувер послал меня внедриться в Маклеллановский комитет. Он ненавидит Бобби Кеннеди и его братца Джека и боится, что в шестидесятом отец купит Джеку Белый дом. Теперь я — псевдопенсионер ФБР с неопределенным заданием — втереться в доверие к обоим братьям. Я попросил взять меня на работу временным следователем комитета и сегодня услышал, что Бобби меня берет. Через несколько часов я лечу в Майами — искать пропавшего свидетеля.

Литтел выдал длинную матерную тираду, не преминув упомянуть Иисуса и Деву Марию.

Бойд заметил:

— Да, ты действительно никогда не разочаровываешь меня.

— Полагаю, теперь у тебя — два оклада?

— Ты же знаешь, я люблю деньги.

— Ну да — а сами-то братья тебе понравились?

— Да. Бобби — маленький мстительный бульдожка, а Джек — обаятельный и не особо умный, хотя сам так не считает. Бобби — значительно сильнее его и притом ненавидит мафию, так же как и ты.

Литтел покачал головой.

— А ты — ты кого-нибудь ненавидишь?

— Я не могу себе этого позволить.

— Никогда не мог понять — кому ты служишь?

— Скажем так: и нашим и вашим.

4. (Беверли-Хиллс, 4 декабря 1958 года)

Говард Хьюз поднял вверх спинку своей кровати и закрепил ее.

— Ты не представляешь, какими жалкими получились два последних номера журнала. Теперь «Строго секретно» стал еженедельным, что увеличивает нашу потребность в интересных слухах. Для «подтверждения подлинности» историй мы используем тебя, для юридической поддержки — Дика Стейзела, а Сол Мальцман пишет статьи, но журнал хорош только тогда, когда хороши его скандалы, а наши последние статьи вышли девственно-чистыми и до смешного скучными.

Пит нагнулся в кресле и ухватил номер журнала за прошлую неделю. На обложке: «Рабочие-эмигранты — разносчики венерических инфекций!» чуть ниже: «Голливуд Ранч Маркет: рай для гомосексуалистов!»

— Буду продолжать поиски. Черт возьми, нам нужен человек уникальной квалификации, и чтобы найти его, нужно время.

Хьюз сказал:

— Ищи. И скажи Солу Мальцману, что в следующем номере мне нужна статья под названием: «Новое о неграх: чрезмерный рост негритянского населения порождает эпидемию туберкулеза!».

— Это кажется чересчур притянутым за уши.

— Факты можно исказить так, что они подтвердят любое предположение.

— Я передам ему, босс.

— Хорошо. И, раз уж ты собрался…

— Не мог бы я принести тебе еще наркоты и одноразовых шприцев? Есть, сэр!

Хьюз поморщился и врубил телевизор. Спальню наполнили звуки «Обеденной бригады шерифа Джона» — визжащие младенцы и мультяшные мыши размером с Лесси.

Пит побрел на парковку. Там, небрежно прислонившись к его машине, точно та принадлежала ему, ждал его специальный агент Кемпер Мудила Бойд.

На шесть лет старше и все еще до невозможности красивый собой. Один темно-серый костюм стоил сотни четыре, не меньше.

— Тебе чего?

Бойд сложил руки на груди:

— Я здесь по поручению вашего друга мистера Гувера. Он беспокоится о кое-каком твоем приработке для мистера Хоффы.

— Ты вообще о чем?

— У меня есть источник в Маклеллановском комитете. Тамошние ребята проставили «прослушку» на некоторых таксофонах рядом с домом Джимми Хоффы в Вирджинии, — для записи звонков. Этот Хоффа — дешевка, он делает деловые звонки из автоматов, кидая в них жетоны.

— Продолжай. Телега с телефонами — бред, но все равно, мне интересно, к чему ты клонишь.

Бойд подмигнул: смелый, скотина.

— Во-первых: за прошлый месяц Хоффа звонил тебе дважды. Второе: ты купил билеты — из Лос-Анджелеса в Майами и обратно — воспользовавшись вымышленным именем и за счет компании «Хьюз эйркрафт». Третье: ты взял напрокат автомобиль в прокатной конторе, принадлежащей профсоюзу водителей грузовиков, и тебя, предположительно, видели, когда ты ждал человека по имени Антон Гретцлер. Я полагаю, что Гретцлер мертв и что Хоффа нанял тебя, чтобы ты убил его.

Пит на секунду задумался. Трупа им не найти: он оттащил Гретцлера в болото и сам видел, как того едят аллигаторы.

— Так арестуйте меня.

— Зачем? Мистер Гувер не любит Бобби Кеннеди, и я уверен, что он не захочет огорчать мистера Хьюза. Лично ему ни жарко ни холодно оттого, что Джимми гуляет на свободе — да и мне тоже.

— Ну?..

— Ну так давай сделаем что-нибудь хорошее для мистера Гувера.

— Хоть намекните, что ли. Я весь внимание.

Бойд улыбнулся.

— Автор статей в «Строго секретно» — комми. Я знаю, что мистер Хьюз ценит дешевую рабочую силу; тем не менее, я полагаю, что вы должны немедленно его уволить.

Пит ответил:

— Будет сделано. И передай мистеру Гуверу, что я — настоящий патриот и знаю, что такое «дружба».

Легкой походкой Бойд ретировался: не кивнув, не подмигнув — мол, «подозреваемый отпущен на свободу». Пройдя два ряда припаркованных автомобилей, он остановился у голубого «форда» с наклейкой конторы Гертца на бампере.

Машина отъехала. Бойд издевательски помахал ему.

Пит помчался к телефонам-автоматам у входа в отель и набрал номер «справочной». Диспетчер сообщила ему номер главного офиса Гертца.

Он набрал его. Женский голос ответил:

— Доброе утро. Автомобильный прокат Гертца слушает.

— Доброе утро. Офицер Петерсон, полиция Лос-Анджелеса. Мне нужна информация об одном из ваших клиентов, который взял напрокат автомобиль.

— Случилась авария, сэр?

— Нет, обычная проверка. Машина — «форд-фэйрлен» 1956 года выпуска, номерной знак V (как Виктор) — D (как Дэвид) — G (как Генри) четыре-девять-ноль.

— Одну минуту, офицер.

Пит стал ждать. Упоминание Бойдом Маклеллановского комитета все вертелось у него в голове, не давая покоя.

— Я нашла то, что вы просили, сэр.

— Слушаю.

— Автомобиль был отдан напрокат некоему мистеру Кемперу К. Бойду, текущий лос-анджелесский адрес которого — отель «Мирамар» в Санта-Монике. Согласно накладной, все расходы несет особый комитет по расследованиям американского Сената. Надеюсь, это поможет?

Пит повесил трубку. Шум в его голове приобрел стереофонический характер.

Странно: Бойд и авто, за прокат которого платит комитет. Странно потому, что: Гувер и Бобби Кеннеди — конкуренты. Бойд как агент ФБР и нанятый комитетом коп? — так ведь Гувер в жизни не позволит ему подрабатывать на стороне.

Бойд действует элегантно, а иногда — попросту ловко; а еще он отлично подходит для того, чтобы передать дружеские предупреждения.

И отлично подходит для того, чтобы шпионить за Бобби — наверное, и даже скорее всего.

Сол Мальцман жил в Силверлейке — в крошечной квартирке над ателье проката смокингов.

Пит постучал. Сол открыл и изобразил на лице раздражение — кривоногий ублюдок в бермудах и футболке.

— Чего тебе, Бондюран? Я очень занят.

«Бон-дью-ра-ан» — маленький коммуняка произнес его фамилию на французский манер.

В квартире воняло сигаретами и кошками. На, в и под каждым предметом мебели виднелись большие папки из плотной коричневой бумаги.

У него хранится компромат на голливудских звезд. Он — как раз из тех, кто способен заныкать скандальную информацию.

— Бон-дью-ра-ан, тебе чего?

Пит выхватил папку из-под подставки для лампы. Вырезки из газет: Айк и Дик Никсон — спят.

— Положи это на место и скажи толком, чего тебе надо?

Пит схватил его за шею.

— Ты уволен из «Строго секретно». Я уверен, что у тебя есть компромат, который нам пригодится, и если ты будешь хорошим мальчиком и сам отдашь его мне, я попрошу мистера Хьюза выплатить тебе выходное пособие.

Сол показал ему неприличный жест — прямиком на уровне глаз.

Пит отпустил его. Гляди-ка — по всей окружности его шеи остался отпечаток огромной ладони.

— Держу пари, все самое интересное ты держишь во-о-он в том сейфе.

— Нет! Там нет ничего, что могло бы тебя заинтересовать!

— Ну так открой его, и я сам в этом удостоверюсь.

— Нет! Он заперт, а кода я тебе не скажу!

Пит врезал ему по яйцам. Мальцман со сдавленным стоном повалился на пол. Пит содрал с него рубашку и сунул клочок материи ему в рот.

Ага, возле кушетки телик — отличное шумовое прикрытие.

Пит врубил его на полную громкость. На экране появился тип, рекламирующий автомобили, и принялся восхвалять новые модели «бьюика». Пит достал револьвер и сбил замок, висящий на шкафу — подняв безу-у-умный фонтанчик щепок.

Оттуда выпали три папки — в общей сложности страниц тридцать компромата.

Крик Сола Мальцмана был слышен даже через кляп. Пит вырубил его ударом и выключил телевизор.

Теперь у него были три папки — и ему страшно хотелось есть, как порой бывало после того, как ему приходилось кого-нибудь «прижать». Рецепт: поехать в ресторан Майка Лаймана и заказать «Ленч с бифштексом де-люкс».

За просмотром компромата — тоже из серии «де-люкс», потому что фуфло бы Сол прятать не стал.

Пит устроился в кабинете у дальней стены и накинулся на ребрышки и мясное рагу. Папки он прислонил к стенке так, чтобы можно было легко рассмотреть их содержимое.

В первой папке оказались фотографии документов и отпечатанные на машинке заметки. Никаких тебе голливудских сплетен, ничего из боезапаса «Строго секретно».

На фотографиях были запечатлены страницы чьей-то депозитной книжки и декларация о подоходном налоге. Имя подателя декларации оказалось знакомо: приятель мистера Хьюза Джордж Киллбрю — один из лизоблюдов Хитреца Дика Никсона.

Имя на депозитной книжке значилось как Джордж Киллингтон. Общая сумма на депозитном счету за 1957 год составила восемьдесят семь тысяч четыреста шестнадцать долларов четыре цента. Задекларированный доход Джорджа Киллбрю за тот же самый год составил шестнадцать тысяч восемьсот пятьдесят долларов.

Изменив два слога в своей фамилии, утаить семьдесят штук зеленых.

Сол Мальцман написал: «Сотрудники банка подтвердили, что Киллбрю внес на свой депозитный счет все восемьдесят семь тысяч — взносами от пяти до десяти тысяч долларов наличными. Также они подтвердили, что он дал им неверный номер ИНН. Он снял со счета всю сумму наличными, включая дополнительные шесть с чем-то тысяч долларов в виде процентов, закрыв счет прежде, чем банк разослал в федеральные налоговые органы стандартные уведомления о доходах в виде процента по вкладам».

Недекларированный доход, включая проценты по вкладам. Вывод: уклонение от уплаты налогов.

До Пита с опозданием, но все же дошла связь.

Комитет по контролю за антиамериканской деятельностью прижал Сола Мальцмана к ногтю. Дик Никсон как раз и являлся членом этого комитета. А Джордж Киллбрю на него работал.

В папке № 2 содержалась куча фотографий минета. Тот, которому делали: малолетний гомик. Тот, который делал, был опознан Солом Мальцманом как: «Советник комитета Леонард Хосни, 43 года, из Гранд-Рапидс, штат Мичиган. Моя душеразрушительная работа в «Строго секретно» наконец-то дала плоды в виде наводки вышибалы из мужского борделя на Эрмоза-Бич. Это он сделал фотографии и убедил меня, что мальчик — несовершеннолетний. В ближайшем будущем он обещал предоставить дополнительные фотографии».

Пит докурил сигарету почти до фильтра. Наконец-то перед ним вырисовалась общая картина.

Эти досье — месть Сола комитету по контролю над антиамериканской деятельностью. Что-то вроде епитимьи: Сол писал статьи, обличающие «правых», и хранил этот компромат, чтобы впоследствии отомстить.

Папка № 3 также содержала фотографии: погашенные чеки, бланки депозитов, банкноты. Пит отодвинул тарелку с едой: это — отличная приманка для того, чтобы «подмазаться» к кому следует.

Сол Мальцман писал: «Политическая подоплека кредита в двести тысяч долларов, выданного Говардом Хьюзом в 1956 году брату Ричарда Никсона Дональду, абсолютно ясна, в особенности теперь, когда стало известно, что Никсон станет кандидатом от республиканцев на президентских выборах 1960 года. Совершенно понятно, что таким образом состоятельный промышленник купил себе политическое влияние. Косвенными доказательствами этому утверждению могут служить некоторые политические инициативы Никсона, откровенно благоприятные для Хьюза».

Пит еще раз проверил фотографии-доказательства. Которые были весьма надежными — и могли быть использованы хоть сейчас.

Еда остыла. Его свеженакрахмаленная рубашка стала серой от пота.

Не всякий день удается раскопать такое, черт побери.

На его день выпали сплошные тузы и восьмерки — сыграть невозможно, сдавать жалко.

Он мог сохранить компромат на Хьюза/Никсона. Мог устроить Гейл на должность Сола в «Строго секретно» — она и раньше пописывала в этот журнальчик, — ей так и так уже надоело разыгрывать бракоразводные спектакли.

Информация о Комитете по контролю за антиамериканской деятельностью была точно четыре туза; однако ДЕНЕЖНАЯ сторона вопроса была ему непонятна. Явление Кемпера Бойда заставило его усики-антенны задергаться.

Пит поехал в отель «Мирамар» и занял место на парковке. Машина Бойда притаилась возле бассейна. У последнего загорало множество женщин в купальных костюмах — словом, условия для слежки могли быть и хуже.

Мучительно тянулись часы. Сменяли друг друга женщины в купальниках. Надвигались и вскоре опустились сумерки.

Он вдруг вспомнил Майами — полосатые, под тигра, такси и голодных аллигаторов.

18.00, 18.30, 19.00, 19.22: вышли Бойд и Уорд Мудила Литтел. Они направились к бассейну. Сели в автомобиль, взятый напрокат Бойдом. И тронулись — на восток, в направлении Уилшира.

Литтел был настолько же трусом, насколько Бойд — храбрецом. Вспомнилось: с этими двумя федералами он познакомился давным-давно.

Пит скользнул за ними и влился в поток машин. Так они и кружили: на двух машинах — на восток по Уилширу, к северу по Баррингтон на Сансет. Пит небрежно поворачивал назад и менял направления: преследования всегда здорово заводили его.

Он — молодец. Бойд так и не заметил «хвоста» — это было очевидно.

От Сансет они свернули на восток: Беверли-Хиллс, Стрип, Голливуд. Бойд повернул на север, в Альта Виста, и припарковался — на полпути до квартала, застроенного небольшими оштукатуренными домиками.

Авто Пита скользнуло к тротуару за три дома оттуда. Бойд и Литтел выбрались наружу; в свете фонаря было прекрасно видно каждое их движение.

Они надели перчатки. Взяли фонарики. Литтел открыл багажник и достал ящик с инструментами.

Они направились к розовому оштукатуренному домику, отмычкой вскрыли замок и вошли.

В окнах наискось мелькнули лучи фонариков. Пит развернул машину и увидел надпись на тротуаре: Норт, 1541.

Должно быть, они собирались установить прослушку.

В гостиной вспыхнул свет. Эти уроды решили работать в открытую.

Пит схватил с заднего сиденья книгу «Адреса и телефоны» и принялся листать ее в тусклом свете приборной панели.

Дом 1541 по Норт Альта Виста принадлежал Дэрлин Шофтел, номер телефона НО3–6811.

Обычно установка «жучка» занимала около часа — он успеет пробить ее имя по базе данных. На углу он заметил телефонную будку — из нее можно звонить и одновременно следить за домом.

Он дошел до будки и набрал номер округа. Трубку взяла Карен Хилтшер — он сразу узнал ее голос.

— Справочная служба.

— Карен, это Пит Бондюран.

— Ты все еще узнаешь меня? Столько лет прошло.

— Такой голос трудно забыть. Слушай, ты не могла бы пробить мне одного человечка по базе данных?

— Да уж пробью, пусть даже ты сто лет как не помшерифа и вообще-то мне не следовало бы.

— Ты — настоящий друг.

— Это точно, друг, — особенно после того, как ты…

— Это Дэрлин Шофтел, Д-Э-Р-Л-И-Н, Ш-О-Ф-Т-Е-Л, последний известный адрес — Норт Альта Виста, дом 1541, Лос-Анджелес.

— Я знаю, что делать, Пит. Не клади трубку.

Пит ждал. То и дело вспыхивали огни в том самом доме — федералы под прикрытием за работой.

Карен снова заговорила:

— Дэрлин Шофтел, белая, дата рождения 9.03.32. В розыске не находится, судимостей не имеет. В автоинспекции на нее ничего нет, но зато есть в отделе нравов участка Западный Голливуд. Один привод: датированный 14.08.57. Сообщается, что на нее поступила жалоба со стороны администрации ресторана «Домик Дино». Она искала клиентов в баре заведения, предлагая им свои услуги в качестве проститутки. После допроса она была отпущена, и детективы, проводившие опрос, охарактеризовали ее как «девушку по вызову» высокого класса.

— И это все?

— Для одного телефонного звонка — неплохо, ты не считаешь?

Пит повесил трубку. Увидев, как в доме разом погасли огни, он посмотрел на часы.

Вышли Бойд и Литтел и забрались в машину. Ровно шестьдесят минут — мировой рекорд скоростной установки прослушки.

Они уехали. Прислонясь к телефонной будке, Пит принялся размышлять.

Сол Мальцман выработал собственный, неведомый федералам, план. Бойд приехал в город, чтобы предупредить его касательно убийства Гретцлера и поставить прослушку в доме «девушки по вызову». Бойд — скользкий лжец: «У меня есть источник в Маклеллановском комитете».

Бойд знал, что это он убил Гретцлера — свидетеля комитета. Бойд сообщил мистеру Гуверу о том, что он убил Гретцлера. Гувер ответил: а мне-то что.

Автомобиль Бойда: заказан Маклеллановским комитетом. Гувер: известный своей антипатией к Бобби Кеннеди и непревзойденный мастер всяких хитрых уловок. Бойд образован и не лишен лоска — он должен отлично внедряться в различные организации.

Вопрос № 1. связано ли его задание внедриться в комитет с установкой «жучка»? Вопрос № 2: если на этом можно будет навариться — кто подпишет мой чек?

Может быть, Джимми Хоффа — главная мишень Маклеллановского комитета. Фред Турентайн сможет продублировать «жучки» федералов и записать все то, что они услышат.

Пит увидел три значка доллара: $$$ — точно джек-пот на игровом автомате.

Он поехал домой — в свою дорогостоящую «конуру». Гейл была в галерее — огонек ее сигареты то подпрыгивал, то нырял, точно она шла быстрым шагом.

Он припарковался и вошел. Он пнул ногой переполненную пепельницу и рассыпал окурки на шикарные розовые кусты.

Гейл отстранилась. Пит тихо заговорил с ней мягким голосом.

— Давно здесь?

— Да несколько часов уже. Сол звонил каждые десять минут, умоляя вернуть досье. Он сказал, что ты избил его и украл эти папки.

— Ничего личного.

— Он был как сумасшедший. Даже страшно слушать.

Пит взял ее за руки:

— Тут холодно. Пошли-ка в дом.

— Нет. Не хочу.

— Гейл…

Она вырвалась:

— Нет! Я не хочу возвращаться в этот огромный жуткий дом!

Пит защелкал суставами пальцев:

— С Солом я разберусь. Больше он тебя не побеспокоит.

Гейл рассмеялась — хриплым, странным и непонятным смехом.

— Знаю, что не побеспокоит.

— Что ты хочешь сказать?

— Он мертв. Я перезвонила ему, хотела успокоить немного, — а трубку взял полицейский и сказал, что Сол застрелился.

Пит пожал плечами. Он попросту не знал, куда девать руки.

Гейл побежала к своей машине. Она резко тронулась с места, выворачивая на дорогу, едва не задев женщину с детской коляской.

5. (Вашингтон, округ Колумбия, 7 декабря 1958 года)

Уорд был смертельно напуган. И Кемпер знал, отчего: о приватных аудиенциях мистера Гувера слагались легенды.

Они ждали во внешнем кабинете. Уорд сидел тихо — даже, кажется, не дышал. Кемпер знал: он опоздает ровно на 20 минут.

Он хочет, чтобы Уорд как следует перетрухнул. И пригласил сюда меня, чтобы закрепить эффект.

Кемпер уже доложил по телефону: установка «жучков» в квартире Шофтел прошла без сучка и задоринки. Одному из лос-анджелесских агентов было поручено следить за «жучками», прослушивать записи на посту подслушивания и передавать особо примечательные из них Литтелу в Чикаго. Спец по «жучкам» Уорд тщательно пересортирует их, и избранное увидит мистер Гувер.

Джек должен был появиться в Эл-Эй не раньше девятого декабря. Дэрлин Шофтел обслуживала четырех клиентов за ночь — агент, который следил за постом прослушки, восхищался ее выносливостью. В «Лос-Анджелес Таймс» появилась короткая заметка о самоубийстве Сола Мальцмана. Мистер Гувер заметил: должно быть, Пит Бондюран «уволил его» в слишком грубой форме.

Уорд закинул ногу на ногу и поправил галстук. Чего делать не следовало: мистер Гувер не терпит лишних движений. Он приказал нам прийти сюда, чтобы наградить тебя — так что старайся не суетиться.

Вошел Гувер. Кемпер и Литтел встали.

— Доброе утро, джентльмены.

Они ответили:

— Доброе утро, сэр, — в унисон, без нахлеста.

— Боюсь, времени у нас немного. У меня назначена встреча с вице-президентом Линдоном Джонсоном.

Литтел сказал:

— Для меня большая честь быть здесь, сэр.

Кемпер едва не скривился. Комментарии тут не приветствовались, даже самые подобострастные.

— Мое расписание вынуждает меня быть кратким. Мистер Литтел, я ценю работу, которую вы и мистер Бойд проделали в Лос-Анджелесе. В награду я даю вам место в программе ФБР по борьбе с организованной преступностью. Я делаю это, несмотря на неудовольствие специального агента-командира Лиги, который полагает, что вы больше подходите для слежки за подозреваемыми в политических преступлениях. Насколько я понимаю, мистер Литтел, вы считаете коммунистическую партию США импотентной, если не «выморочной». Я считаю подобную позицию опасной и неразумной, однако искренне надеюсь, что со временем она изменится. Теперь вы стали моим личным коллегой, однако я должен предупредить вас: вы не должны поддаваться соблазнам опасной жизни. Ибо вы отнюдь не столь благоразумны, как мистер Бойд.

6. (Вашингтон, округ Колумбия, 8 декабря 1958 года)

Литтел, сидя в банном халате, занимался бумажной работой.

Он делал ее, ликующе страдая похмельем: они отмечали его новое назначение шампанским «Кордон руж» и виски «Гленливет». Последствия пирушки были налицо — пустые бутылки и тележки с нетронутой едой.

Кемпер воздержался от чрезмерных возлияний. Он — нет. «Краткость» Гувера задела его: шампанское и виски позволили ему смеяться над ней. Кофе с аспирином мало помогали от похмелья.

Снежная буря запечатала аэропорт — и он застрял в своем номере. Гувер прислал ему отпечатанные на мимеографе листы — изучать.

Всего страниц было где-то шестьдесят. Литтел проглотил еще две таблетки аспирина и принялся подчеркивать значимые факты.

Резюме: Гуверу прекрасно известно, что посадить всех мафиози на скамью подсудимых и выиграть процессы ему не удастся. И он не станет рисковать престижем Федерального бюро расследований ради нескольких обвинительных приговоров.

Карт-бланш на установку «жучков» — это хорошо.

Иными словами: ИЩИТЕ ДОНОСЧИКОВ САМИ.

Дальше пошли данные бюджета. Литтел пролистал их и остановился на

Далее последовал список сообщников и «вложений». В голове стучало: Джианкана/Хоффа/Росселли/Траффиканте, Марчелло и проч., и проч. знали любого мало-мальски значимого криминального элемента во всех мало-мальски крупных городах США, а также на законных основаниях владели долями в фирмах, занимающихся перевозкой грузов, ночных клубах, предприятиях, ипподромах, банках, кинотеатрах, парках развлечений и сотнях трех итальянских ресторанов. Привлекались к суду: 308 раз; приговор последовал в 14 случаях из трехсот восьми.

Литтел просмотрел приложение: МЕНЕЕ ЗНАЧИМЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПРЕСТУПНОГО МИРА. Боссов, конечно, информаторами не сделаешь, а вот кого помельче — вполне можно.

Джейкоб Рубенштейн, тж. известный как Джек Руби. Держит стрип-клуб в Далласе, штат Техас, и периодически занимается ростовщичеством. Согласно непроверенной информации, эпизодически пересылает деньги чикагской мафии кубинским политическим деятелям, включая президента Фульхенсио Батисту и лидера повстанцев Фиделя Кастро. Рубенштейн/Руби родился в Чикаго и обладает обширными связями в криминальных кругах Чикаго. Он часто туда наведывается.

Хершел Майер Рюскинд, 1901 г.р. Также известен как «Хеш», «Херш», «Хеши». Бывший (приблизит, в 1930-х гг.) участник «пурпурной» группировки, базировавшейся в Детройте. Проживает в Аризоне и Техасе, однако поддерживает тесный контакт с чикагской мафией. По слухам, занимается торговлей героином на территории побережья Мексиканского залива.

Предположительно, является близким другом Джианканы и Джеймса Риддла Хоффы и, по непроверенным данным, выступает посредником при переговорах чикагской мафии с профсоюзами.

«Предположительно», «по непроверенным данным», «по слухам». Ключевые фразы выдали ключевую идею — досье было уклончивым и содержало лишь намеки. На самом деле Гувер не испытывает ненависти к власти МАФИИ — программа по борьбе с оргпреступностью была лишь ответом на Аппалачские откровения.

Эстрадный артист со связями в уголовном мире знаком с Джоном Кеннеди. А агент ФБР установил «жучок» в квартире шлюхи, чтобы поймать его в ловушку.

Литтел то и дело перескакивал с раздела «МЕНЕЕ ЗНАЧИМЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПРЕСТУПНОГО МИРА» на «ВАЖНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ».

Имена, имена, имена. Некоторые прозвища посмешили его:

Тони «Муравей» Спилотро. Феликс «Милуоки Фил» Альдеризио, Фрэнк «Силач Фрэнки» Ферраро.

Джо Амато, Джозеф Чезар Ди Варко, Джеки «Джеки-Лакей» Чероне.

Джимми «Турок» Торелло, Луи «Сачок» Эболи.

Даниэль «Осел Дэн» Версаче. «Толстый Боб» Паолуччи.

Зазвонил телефон. Литтел зашарил в поисках трубки — от напряжения в глазах стало двоиться.

— Алло.

— Это я.

— Кемпер, привет!

— Чем занимался? Когда я вчера уезжал, ты лыка не вязал.

Литтел рассмеялся:

— Читал тут досье. И пока что не особо впечатлился мерами, предпринятыми мистером Гувером для борьбы с оргпреступностью.

— Думай, что говоришь. Он мог установить «прослушку» в твоем номере.

— Жестокая мысль.

— Ну да, и едва ли верная. Слушай, Уорд, снегопаду не видно конца, и сегодня ты точно никуда не улетишь. Как насчет встретиться со мной в офисе комитета? Мы с Бобби будем допрашивать свидетеля. Он из Чикаго, так что для тебя это может оказаться интересным.

— Да прогуляться мне не помешает. Ты — в старом здании Сената?

— Ну да, комната 101. Я буду в комнате для допросов А. При ней имеется коридорчик для наблюдателей, так что ты сможешь посмотреть оттуда. И запомни мою легенду: я ушел в отставку из ФБР.

— Ты — ловкий лицемер, Кемпер. Грустно.

— Там метель; смотри не заблудись.

Устроено было просто превосходно: закрытый проход с прозрачной только с одной стороны стеклянной дверью и колонками на стене. Отделенные дверью в кабинке А: братья Кеннеди, Кемпер и какой-то блондин.

Кабинки Б, В и Г были пусты. В наблюдательном коридоре был только он один — должно быть, народ испугался снежных заносов и разбежался по домам.

Литтел включил колонки. Голоса слегка потрескивали от статического шума.

Присутствующие расселись вокруг стола. Роль хозяина играл Бобби; он включил магнитофон.

— Не спешите, мистер Кирпаски. Вы — добровольный свидетель, и мы здесь к вашим услугам.

Блондин откликнулся:

— Зовите меня Роланд. Никто не называет меня «мистер Кирпаски».

Кемпер ухмыльнулся:

— Каждый, кто решил стукнуть на Джимми Хоффу, заслуживает подобной формальности.

Умный Кемпер: вспомнил свой тягучий выговор уроженца штата Теннесси.

Роланд Кирпаски сказал:

— Вот и хорошо, я думаю. Но, знаете, — Джимми Хоффа есть Джимми Хоффа. Он, как это… как про слона говорится — никогда и ничего не забывает.

Роберт Кеннеди заложил руки за голову:

— В тюрьме у Хоффы будет масса времени, чтобы вспомнить все, за что он туда попал.

Кирпаски прокашлялся:

— Я хочу кое-что сказать. И… гм… я хочу сказать это и тогда, когда буду давать показания перед комитетом.

Кемпер сказал:

— Продолжайте.

— Я — член профсоюза. Профсоюза водителей грузовиков. Я рассказал вам все эти истории про то, что делал Джимми, как он сказал своим ребятам нажать на тех, кто не хочет ему платить, и тэдэ и тэпэ. Я так понимаю, что вся эта фигня незаконна, но знаете что? Меня это не особо печалит. Единственная причина, по которой я решил, как это — стукнуть на Джимми, это то, что я могу сложить два и два и получить четыре, и я, мать вашу так, слышал достаточно на треклятом собрании чикагского отделения профсоюза, чтобы докумекать, что мудила Джимми Хоффа втихаря заключает сделки с руководством, и, значит, он — вонючий кусок дерьма, простите за мой дурной французский, и я прошу занести в протокол, что именно поэтому я его и сдаю.

Джон Кеннеди рассмеялся. Литтел вдруг вспомнил о «жучках» и этой Шофтел и поморщился.

Роберт Кеннеди сказал:

— Верно подмечено, Роланд. Конечно, перед тем, как дать показания, у вас будет возможность сказать все что угодно. И помните, ваши показания мы решили приберечь для заседания, которое будет транслироваться по телевидению. Вас увидят миллионы.

Кемпер добавил:

— Чем больше огласки, тем меньше вероятность, что Хоффа попытается отомстить.

Кирпаски сказал:

— Джимми не забывает. В этом плане он как тот слон. Помните те фотографии гангстеров, которые вы мне показывали? Тех парней, с которыми я видел Джимми?

Роберт Кеннеди достал какие-то фотоснимки.

— Санто Траффиканте-младший и Карлос Марчелло.

— Ну да. И еще попрошу занести в протокол, что я слышал об этих ребятах много хорошего. Слышал, что они нанимают только членов нашего профсоюза. Ни один мафиози ни разу не сказал мне: «Роланд, ты тупой польский ублюдок из Саут-Сайда». Как я говорил, они приходили к Джимми в его номер в гостинице «Дрейк» и говорили исключительно о погоде, о бейсболе и о ситуации на Кубе. Я хочу, чтобы вы занесли в протокол, что я, бля, ничего не имею против мафии.

Кемпер подмигнул стеклянной двери:

— Как и Эдгар Гувер.

Литтел рассмеялся. Кирпаски не понял:

— Чего?

Роберт Кеннеди забарабанил пальцами по столу:

— Мистер Бойд развлекает невидимого нам коллегу. Роланд, вернемся же к Майами и Солнечной долине.

Кирпаски ответил:

— Хорошо. Господи, ну и метель.

Кемпер встал и выпрямил ноги:

— Давайте вернемся к вашим наблюдениям.

Кирпаски вздохнул:

— Я был делегатом на прошлогоднем собрании. Оно проходило в «Довиле», в Майами. Тогда я еще дружил с Джимми, ведь я не знал, что он — говнюк, который втихаря…

Роберт Кеннеди прервал его тираду:

— Не отвлекайтесь от темы, очень вас прошу.

— Короче, я выполнял кое-какие поручения Джимми. Я приехал в это гребаное «Такси «Тигр»» и забрал кое-какие бабки, чтобы Джимми смог покататься на моторке с парнями из местных отделений профсоюза в Майами и пострелять акул из пулеметов Томпсона — одно из любимых занятий Джимми во Флориде. Штуки три там было однозначно. Эта контора — сущая планета Марс, ей-богу. Полоумные кубинцы в рубашках в тигровую полоску. Заправлял кубинцами один парень, Фуло. Он еще толкал краденые телевизоры, прямо с парковки. Эта контора, «Такси «Тигр»», там же только за наличку все расчеты. И, если хотите мое мнение, скажу, что дело тянет на уклонение от уплаты налогов, не меньше.

Из колонок захрипел статический шум — постучав по кнопке регулятора, Литтел убавил громкость. У Джона Кеннеди был скучающий и обеспокоенный вид.

Роберт Кеннеди что-то черкал в планшет-блокноте:

— Расскажите нам еще раз об Антоне Гретцлере.

Кирпаски начал:

— Ну, мы все поехали стрелять акул. Они с Джимми говорили наедине, в дальнем конце лодки, и стрелявшие в акул их не слышали. Я спустился в гальюн — у меня морская болезнь, и меня мутило. Полагаю, они думали, что их не слышат, потому что говорили о незаконных вещах, на которые — и попрошу занести это в протокол, — мне было глубоко насрать, потому что речь не шла о подкупе управляющих…

Джон Кеннеди постучал по циферблату своих часов. Кемпер спросил Кирпаски:

— О чем именно они говорили?

— О Солнечной долине. Гретцлер сказал, что по его заказу проводились геологические изыскания, которые выявили, что еще лет пять или около того — и эти земли превратятся в болото, и, значит, говоря юридическими терминами, их можно будет купить «за так». Джимми сказал, что он сможет «подоить» фонд на три миллиона долларов, чтобы купить эти земли, и таким образом они смогут прикарманить кое-что из этих денег.

Роберт Кеннеди так и подскочил. Опрокинув стул — стекло двери так и зазвенело.

— Вот это показания! Фактически это доказательство заговора с целью совершения махинаций с недвижимостью и незаконного использования средств пенсионного фонда профсоюза!

Кемпер поднял его стул:

— В суде эти показания будут иметь вес лишь в том случае, если Гретцлер либо подтвердит их, либо даст заведомо ложные показания, чтобы опровергнуть. Без Гретцлера мы имеем лишь слово Роланда против слова Хоффы. Когда речь пойдет о доверии, выяснится, что Роланд два раза привлекался за езду в нетрезвом виде, тогда как Хоффа технически чист.

Бобби вознегодовал. Кемпер продолжал:

— Боб, Гретцлер скорее всего мертв. Его машину нашли в болоте, но ни его самого, ни его тела обнаружить так и не удалось. Я потратил не один час на его поиски, но так и не нашел ни одной мало-мальски весомой зацепки.

— А что, если он инсценировал свою смерть, чтобы не давать показаний комитету?

— Полагаю, это маловероятно.

Бобби сел на стул верхом и вцепился обеими руками в его спинку.

— Может быть, вы и правы; тем не менее, я все еще могу отправить вас назад во Флориду, чтобы вы окончательно в этом убедились.

Кирпаски сказал:

— Я есть хочу.

Джек закатил глаза: Кемпер подмигнул ему.

Кирпаски вздохнул:

— Я голодный, понимаете?

Кемпер глянул на часы:

— Заканчивайте, мистер Кирпаски. Расскажите нам, как Гретцлер напился и вышиб себе мозги.

— Да понял, понял. Спой, птичка — глядишь, и на ужин заработаешь…

Бобби возмутился:

— Черт вас возьми…

— Хорошо, хорошо. Это было после охоты на акул. Гретцлер был зол, потому что Джимми посмеялся над ним, мол, что он держит автомат как слабак и вообще стрелять не умеет. Гретцлер начал говорить о слухах, которые ходили вокруг пенсионного фонда. Сказал, что, мол, в фонде этом намного, бля, больше бабок, чем все думают, поэтому-то никто и не может отозвать для проверки бухгалтерские книги, оттого что они — ненастоящие. Короче, Гретцлер сказал, что где-то есть «настоящие» бухгалтерские книги фонда, вроде как зашифрованные, в которых содержится информация о миллионах, блядь, долларов, и их занимают под запредельные проценты. Вроде как есть какой-то башковитый тип, чикагский гангстер, который отошел от дел и хранит «настоящие» книги и настоящие деньги, и если вы попросите о подтверждении, не надейтесь — эти слова Гретцлера слышал только я.

Бобби Кеннеди откинул волосы со лба. Голос у него сделался высоким, точно у взволнованного мальчишки.

— Вот с чего можно начать, Джек. Сперва мы отзовем повесткой существующие бухгалтерские книги и определим их платежеспособность. Затем отследим путь тех кредитов, в выдаче которых администрация фонда сознается добровольно, и попытаемся определить наличие скрытого капитала внутри фонда и возможность существования «подлинных» бухгалтерских книг.

Литтел незаметно для себя все сильнее стискивал стакан. Он загипнотизированно смотрел на явление нового, непохожего на себя Бобби: Бобби растрепанного, Бобби взволнованного…

Джек Кеннеди откашлялся.

— Да, сильно сказал. Если вам удастся получить веские доказательства до истечения полномочий комитета.

Кирпаски захлопал в ладоши:

— Вот это да, он заговорил! О, сенатор, здорово, что вы с нами.

Джек Кеннеди, уязвленный насмешкой, невольно поежился. Бобби заявил:

— Мои следователи со временем намерены передать всю добытую ими информацию в другие правоохранительные органы. Все, что нам удастся найти, будет пущено в ход.

Джек заметил:

— Со временем?

Литтел перевел:

— Слишком поздно, чтобы помочь моей карьере.

Братья закрыли глаза. Кемпер, сидевший между ними, перегнулся через стол:

— У Джимми Хоффы в Долине есть несколько домов. Он сейчас там — с чем-то вроде пиар-тура. Вот наш Роланд съездит туда и осмотрится. Он — глава чикагского отделения профсоюза, так что никто ничего не заподозрит. А он будет позванивать нам и сливать информацию.

Кирпаски ответил:

— Ну да, а еще я намерен поближе познакомиться с той официанточкой, что разносила коктейли на давешнем съезде профсоюза. И знаете что? Я не скажу жене, что девочка тоже была в меню!

Джек подманил Кемпера к себе. Сквозь статические помехи послышался шепот: «Как только метель утихнет, я сразу вылетаю в Эл-Эй». — «Позвони Дэрлин Шофтел — она будет счастлива с тобой встретиться».

Кирпаски снова заныл: я голоден.

Роберт Кеннеди сложил бумаги в портфель:

— Пошли, Роланд. Приглашаю вас на ужин к себе домой. Только вот постарайтесь не говорить «бля» при моих детях. Очень скоро они сами поймут значение этого слова.

Мужчины гуськом направились к задней двери. Литтел буквально вдавился в стекло, чтобы еще раз взглянуть на Бобби.

7. (Лос-Анджелес, 9 декабря 1958 года)

Дэрлин Шофтел вяло изображала оргазм. К Дэрлин Шофтел приходили потрепаться приятельницы-шлюхи.

Дэрлин была бо-о-ольшой любительницей посорить громкими именами.

Уверяла, что актер Франшо Тоун любил садо-мазо. Называла Дика Контино «любителем полизать между ног». А актера из фильмов категории «Б» Стива Кокрейна метко окрестила «Мистер большой член».

Она звонила, ей звонили. Дэрлин говорила с клиентами, с подружками-коллегами по ремеслу и с мамашей, которая жила в городке Винсеннс, штат Индиана.

Дэрлин страсть как любила потрепаться. Дэрлин не сказала ничего такого, что могло бы объяснить, зачем двум федералам понадобилось устанавливать прослушку в ее доме.

Они разведали, где стоят «жучки» федералов четыре дня назад. Дом 1541 по Норт Альта Виста был прямо-таки нашпигован микрофонами — от пола до балок перекрытий.

Фред Турентайн продублировал «жучки», установленные Бойдом/Литтелом. Он слышал все то же, что и ФБР. Бюро сняло дом в соседнем квартале, где и установило пост прослушки; а Фредди прослушивал трансляции «жучков», устроившись в припаркованном по соседству фургоне, и исправно снабжал Пита копиями кассет.

А Пит чуял деньги и позвонил-таки Джимми Хоффе — может быть, слишком рано.

Джимми сказал:

— Нюх у тебя всегда был отменный. Приезжай-ка в четверг в Майами, там и покажешь, что у тебя есть. А если ничего нет, то просто покатаемся на катере и постреляем акул.

Четверг — это уже завтра. А охота на акул — занятие для фриков. Фредди получал двести баксов в день — дороговато для удовольствия наслаждаться чужим любовным трепом.

Пит слонялся по своей дорогостоящей «конуре». И смаковал компромат Сола на мистера Хьюза. Мол, я знаю, что ты занял деньжат братцу Дика Никсона. От скуки он то и дело ставил кассеты, данные ему Фредом.

Вот и сейчас его палец жал на «пуск». Дэрлин охала и стонала. Скрипели пружины; что-то стучало обо что-то еще: должно быть, спинка кровати об стену. Наверное, Дэрлин оседлала какого-нибудь богатого толстяка.

Зазвонил телефон — Пит мигом схватил трубку.

— Это кто?

— Это Фред. Быстро приезжай — тут та-а-акой компромат.

Фургон был напичкан всякой хитроумной аппаратурой для прослушки и звукозаписи. Пит все колени посбивал, подлезая под провода.

Фредди был точно под кайфом. Даже ширинку расстегнув, как будто дрочил.

Он сказал:

— Я сразу же узнал этот бостонский акцент и позвонил тебе, как только они залезли в койку. На, послушай — прямая трансляция!

Пит надел наушники. Голос Дэрлин Шофтел — громко и отчетливо:

— …все равно твой брат — не такой герой, как ты. Я читала про тебя в журнале «Тайм». Твой торпедный катер был подбит японцами или что-то такое…

— Ну, что плаваю я лучше Бобби, это точно.

Джек-пот: три вишенки — бывший любовник Гейл Дэрлин:

— …видела фото твоего брата, в «Ньюсуик». А что — правда, у него четыреста детей?

Джек:

— Да сотни три точно — не считая тех, что продолжают выскакивать на свет божий. Когда приходишь к ним в дом, маленькие засранцы вечно цепляются за лодыжки. Моя жена находит потребность Бобби плодить себе подобных вульгарной.

Дэрлин:

— «Плодить себе подобных» — ну и сказанул.

Джек:

— Бобби — истый католик. Он любит детей, а наказывает только тех, кого ненавидит. И не будь он столь безошибочен в выборе этих врагов, он был бы колоссальной занозой в заднице.

Пит убавил громкость в наушниках. Джон Кеннеди говорил, невыразительным постпостельным голосом:

— Я не умею ненавидеть так, как Бобби. Бобби ненавидит яростно. Бобби ненавидит Джимми Хоффу сильно и просто — оттого-то он, в конечном счете, и возьмет над ним верх. Вчера я был с ним в Вашингтоне. Он записывал показания одного члена профсоюза водителей грузовиков, который здорово разозлился на Хоффу и решил настучать на него. Какой-то поляк, смелый, но тупой — Роланд как-то там, из Чикаго, и Бобби приглашает его к себе в гости поужинать. Понимаешь, э…

— Дэрлин.

— Ну да, Дэрлин. Так вот, Дэрлин, Бобби — более героический человек, чем я — он искренний и великодушный.

Замелькали огоньки аппаратуры. Завертелась кассета с пленкой. Им только что выпал флеш-рояль — да что там, они сорвали банк в тотализаторе — Джимми Хоффа НАЛОЖИТ В ШТАНЫ, когда это услышит.

Дэрлин:

— Я все равно думаю, что история с торпедным катером — это круто.

Джек:

— Знаешь, а ты умеешь слушать, Дэрлин.

Фред едва СЛЮНКИ не пустил. В его глазах так и запрыгали долларовые значки.

Пит сжал кулаки:

— Это — мое. А твое дело — сидеть на жопе ровно и делать, что тебе говорят.

Фредди вздрогнул. Пит улыбнулся — его руки всегда внушали людям страх.

В аэропорту его встретило такси «Тигр». Водила без умолку трещал о ситуации на Кубе:

— El grande Кастро наступает! El puto Батиста бежит!

Панчо высадил его на стоянке такси. Джимми управлялся в диспетчерской: его головорезы паковали спасательные жилеты и автоматы Томпсона.

Хоффа выпроводил их. Пит сказал:

— Джимми, как ты?

Хоффа подхватил утыканную гвоздями бейсбольную биту.

— В порядке. Как тебе? Иногда акулы подплывают так близко к катеру, что можно пару раз двинуть им по морде.

Пит достал маленький магнитофон и включил его в розетку.

— Это круто, но у меня есть кое-что получше.

— Ты сказал, что почуял деньги. Ты имел в виду «мои деньги за твое беспокойство»?

— За этим есть кое-какая история.

— Я не люблю истории — если только они не про меня. И ты же знаешь, я занят…

Пит положил ладонь на его руку:

— Меня тут прижал один из ФБР. Сказал, что у него есть источник в Маклеллановском комитете. Он сказал, что в курсе, что это я убил Гретцлера, и добавил, что мистеру Гуверу наплевать. Ты же знаешь Гувера, Джимми. Он никогда не докучал ни мафии, ни тебе.

Хоффа отдернул руку:

— И что? Думаешь, у них есть доказательства? На этой кассете?

— Нет. Я думаю, что тот агент внедрился в окружение Бобби Кеннеди и в комитет по заданию мистера Гувера, или что-то в этом роде. Я также думаю, что мистер Гувер — на нашей стороне. Я проследил, как этот тип и еще один приехали по одному адресу в Голливуде. Они установили там прослушку, а мой приятель Фредди Турентайн ее продублировал. Вот, послушай!

Пит нажал пуск. Кассета зашипела. Постельные ахи-вздохи и скрип пружин — со все возрастающей громкостью.

Пит засек время. Сенатор Джон Ф. Кеннеди — трахался две минуты с четвертью.

Дэрлин Шофтел изобразила оргазм. Ага: вот и бостонский говорок:

— Треклятая спина.

Дэрлин сказала:

— Хорошо-о-о! Быстро и нежно — лучше и не надо.

Джимми крутанул бейсбольную биту. Руки его покрылись гусиной кожей.

Пит нажал «стоп» и перемотал кассету до более содержательного момента. Джек-Две-Минуты растекался мыслью по древу:

— …одного члена профсоюза водителей грузовиков, который здорово разозлился на Хоффу… какой-то поляк, смелый, но тупой — Роланд как-то там, из Чикаго.

Хоффа что есть силы сжал рукоятку биты. Мурашки все отчетливей проступали на его коже.

— Этот самый Роланд — выпендрежник из рабочего класса. Бобби вцепился в Хоффу. А Бобби такой — если он в кого вцепится, то мертвой хваткой.

Пупырышки гусиной кожи на руках Джимми удвоились в размерах. Он выкатил глаза, точно перепуганный насмерть ниггер.

Питер посторонился.

Хоффа обрушил биту — вот она, утыканная гвоздями, с надписью «Луисвилль Слаггерз» — БАЦ.

Стулья рассыпались в щепки. Столы лишились ножек. Посыпалась штукатурка.

Пит отошел еще подальше. Светящийся пластиковый Иисус на дверной пружине разлетелся на восемь миллионов осколков.

В воздух взлетели кипы бумаг. Брызнули во все стороны опилки. С тротуара за происходящим наблюдали таксисты — Джимми с размаху разбил окно и осыпал их осколками стекла.

Джеймс Риддл Хоффа: тяжело дыша, смотрел безумными, остекленелыми глазами.

Бита зацепилась за дверной косяк. Джимми уставился на нее: а? что?

Пит ухватил его медвежьей хваткой и сжал. Джимми закатил глаза, будто в обмороке.

Хоффа задергался, затрепыхался. Пит сдавил его так, что тот едва не задохнулся, и принялся уговаривать его:

— Я могу оставить Фредди на посту за две сотни в день. Рано или поздно мы нароем то, чем ты можешь здорово подосрать братьям Кеннеди. Еще у меня есть парочка компроматов на политиков. Они нам тоже когда-нибудь да пригодятся.

Хоффа посмотрел на него полубезумными глазами. Голос его оказался неожиданно писклявым, точно его обладатель вдохнул веселящего газа:

— Чего… тебе… надо?

— Мистер Хьюз с ума сходит. Я просто подумал подобраться поближе к тебе, чтобы подстраховаться.

Хоффа вывернулся из медвежьих тисков. Пит едва не сблевал: от Джимми так и несло потом и дешевым одеколоном.

Постепенно его лицо приобрело нормальный цвет. Он кое-как отдышался, и голос его зазвучал несколькими октавами ниже:

— Я дам тебе пять процентов от этого такси. Придержишь пост прослушивания в Эл-Эй и периодически будешь наведываться сюда и строить этих кубинцев. И не пытайся выцыганить у меня десять процентов вместо пяти, иначе я скажу «Да пошел ты…»! и отправлю тебя обратно в Эл-Эй на автобусе.

Пит отрезал:

— Идет.

Джимми сказал:

— У меня есть работка в Солнечной долине. Хочу, чтоб ты поехали со мной.

Они поехали туда на «тигровом» такси. Багажник едва закрывался из-за снаряжения для охоты на акул: бейсбольных бит, утыканных гвоздями, автоматов Томпсона, а также масла для загара.

За рулем сидел Фуло Мачадо. Джимми переоделся. Пит же забыл захватить с собой сменную рубашку — и от него так и несло запахом Хоффы.

Ехали молча — из-за мрачного настроения Джимми говорить никому не хотелось. Они обогнали автобусы, набитые работягами из профсоюза: их свозили на стройку — показать якобы красоты нового курорта.

Пит принялся подчитывать в уме:

Двенадцать водителей — работают круглосуточно. Двенадцать человек — за «грин-кард» которых заплатил Джимми Хоффа и которые посменно водят такси, лишь бы остаться в Америке.

Все — таксисты, а по совместительству — налетчики, штрейкбрехеры, сутенеры: 5 % от общего дохода, а ведь можно и еще награбить — предложение оказалось самым выгодным.

Фуло свернул с шоссе. Пит увидел то место, где он прикончил Антона Гретцлера. Они проследовали за колонной автобусов, что везла водителей грузовиков показать «приманку» — по меньшей мере, километрах в пяти от границы между штатами.

Прожекторы вроде тех, что используют на киносъемках, давали ослепительно яркий свет — такой яркий, что казалось, будто ты попал на премьеру в «Китайском театре Граумана[14]. Та часть Солнечной долины, что была выставлена на всеобщее обозрение, выглядела весьма и весьма неплохо: ряд аккуратных домиков, разделенных дорожками с щебеночно-асфальтовым покрытием.

За карточными столами накачивались спиртным члены профсоюза водителей грузовиков — в узенькие проходы между домиками набилось человек двести. Посыпанная гравием парковка еле вмещала машины и автобусы. Поблизости же располагалась и жаровня для барбекю, — на вертеле, который медленно поворачивался, жарилась туша молодого бычка.

Фуло припарковался в непосредственной близости от происходящего. Джимми сказал:

— Вы двое ждите здесь.

Пит вышел из машины и потянулся. Хоффа мигом смешался с толпой — его тут же окружили подхалимы.

Фуло принялся точить свой мачете куском пемзы. Потом сунул его в ножны, пристегнутые к заднему сиденью.

Пит стал наблюдать, как Джимми ведет себя с простыми смертными.

Хоффа нахваливал домики. С удовольствием говорил тосты и уплетал барбекю. Он выхватил взглядом из толпы белобрысого типа, по виду — поляка, и принялся следить за ним.

Пит курил сигареты — одну за другой. Фуло врубил радио в машине: транслировалась какая-то религиозная проповедь на испанском языке. Несколько автобусов отъехало со стоянки. Туда тотчас же припарковались две машины, полные проституток-кубинок самого низкого пошиба в сопровождении сменившегося с дежурства патрульного.

Джимми все расхваливал и демонстрировал красоты Долины. Какие-то водители, пьяные и веселые, шатаясь, добрались до своих автомобилей — взвизгнув тормозами, машины умчались прочь.

Поляк запрыгнул во взятый напрокат «шеви» и рванул с места, точно спешил на свидание.

Джимми быстро пошел к машине — на своих коротеньких толстых ножках он развил неимоверную скорость. Ясно, как божий день: этот самый поляк и был Роланд Кирпаски.

Они набились в «тигровую» колесницу. Фуло газанул с места. Латинос-проповедник в этот момент призывал пожертвовать «малую лепту».

Сообразительный Фуло мигом все понял. Умелый Фуло за шесть секунд разогнал машину до ста километров в час.

Пит увидел габаритные огни «шеви». Фуло поддал газу и въехал прямо в них. Машина резко свернула с дороги, протаранила деревья и встала.

Фуло подъехал ближе. Фары автомобиля выхватили Кирпаски — спотыкаясь, тот бежал через росчисть, покрытую густой болотной травой.

Джимми выскочил из машины и пустился за ним. Он размахивал мачете Фуло. Кирпаски споткнулся и остановился, выбросив вперед руки со вскинутыми в оскорбительном жесте пальцами.

Хоффа кинулся на него. Кирпаски рухнул, взмахнув обрубками запястий и обливаясь кровью. Джимми рубил его, схватив мачете обеими руками — в воздух взлетели обрезки скальпа.

Проповедник по радио без умолку нес религиозную чепуху. Тело Кирпаски забилось в конвульсиях — сотрясаясь от головы до пят. Джимми вытер кровь с глаз и снова взмахнул мачете.

8. (Майами, 11 декабря 1958 года)

Про себя Кемпер назвал свою игру «адвокат дьявола». Это помогло ему четко расставить приоритеты и отточить и без того безупречный талант оказываться «своим среди своих» в нужное время и в нужном месте.

Недоверие Бобби Кеннеди еще больше вдохновляло его игру. Как-то в разговоре он, забывшись, опустил свой южный акцент — Бобби мигом это заметил.

Кемпер ездил по дорогам южного Майами. Начал он игру с точного определения того, кому и что было известно.

Мистеру Гуверу было известно все. «Выход на пенсию» специального агента Бойда был документирован фальшивками с печатями Бюро: если Бобби станет искать подтверждений, он их найдет.

Знала все и Клер. Она никогда не осуждала его мотивов, и она не предаст.

Уорд Литтел знал о том, что он внедрился в окружение Кеннеди. Скорее всего, он этого не одобрял, — искренность, с которой Бобби ненавидел организованную преступность, произвела на него глубокое впечатление. Уорд также был его специальным партнером в этом деле — он приложил руку к установке прослушки в доме Дэрлин Шофтел. То задание его, конечно, унизило — но вознаграждение в виде перевода в штат программы по борьбе с организованной преступностью с лихвой искупило эти унижения. Уорд не знал, что это Пит Бондюран убил Антона Гретцлера, Уорд не знал, что мистеру Гуверу оказалось совершенно на это наплевать. Бондюран приводил Уорда в ужас — что, впрочем, было абсолютно логичной реакцией на этого человека и на легенды, что о нем ходили. Так что надо было приложить максимум усилий, чтобы Уорд не узнал про историю с Бондюраном.

Бобби знал, что он служит у Джека сутенером — подгоняет ему особенно податливых из своих прежних пассий.

Следующий этап: вопросы и ответы, чтобы избегнуть всякого скептицизма.

Кемпер притормозил, пропуская женщину с сумкой продуктов. Действие его игры перескочило в настоящее время.

Бобби считает, что я ищу улики для поимки Антона Гретцлера. На самом деле я покрываю ручного бандита Говарда Хьюза.

В: Кажется, ты всерьез вознамерился попасть во «внутренний кружок» семьи Кеннеди.

О: Я могу распознать «вхожих» на расстоянии двух километров. То, что пытаюсь втереться в доверие к демократам, вовсе не делает меня коммунистом. В конце концов, старый Джо Кеннеди — такой же ультраправый, как и мистер Гувер.

В: Как-то ты чересчур быстро «втерся в доверие» к Джеку.

О: При других обстоятельствах на его месте мог быть я.

Кемпер заглянул в блокнот.

Ему надо было ехать на базу «Такси «Тигр»». А также в Солнечную долину — показать фотографии подозреваемого тому самому свидетелю, который видел «крупного мужчину», отвернувшегося от него тогда на границе штата.

Он покажет ему старые фотографии — совсем не похожие на теперешнего Бондюрана. И разубедит его: вы ведь не этого человека видели, верно?

Перед ним резко повернуло раскрашенное «под тигра» такси. В квартале отсюда виднелся аналогично окрашенный домишко. Кемпер затормозил и припарковался через дорогу. Какие-то зеваки, торчавшие на тротуаре, почуяли КОПА и испарились.

Он вошел в домик. И рассмеялся — стены были свежеоклеены вельветом в тигровую полоску.

Сидевшие там четверо кубинцев в тигровых рубашках встали и окружили его. Рубахи они носили навыпуск, чтобы скрыть выпирающее из-под ремня пузцо.

Кемпер достал фотографии. Тигроворубашечные окружили его тесным кольцом. Один из них достал стилет и многозначительно почесал шею лезвием.

Прочие тигроворубашечники засмеялись. Кемпер обратился к ближайшему:

— Вы видели этого человека?

Тот показал фото остальным. На лице у каждого отразилось то, что он его узнал; все как один ответили «нет».

Кемпер выхватил фото. И тут же увидел белого мужчину, который рассматривал его машину.

Тип с ножом подошел ближе. Прочие тигроворубашечники захихикали. Тот выкинул лезвие прямиком над глазами «гринго».

Кемпер остановил его приемом дзюдо. Попутно двинул ему под коленки. Тот свалился ничком на пол и выронил нож.

Кемпер подобрал его. Тигроворубашечные, тесня друг друга, отступили. Кемпер наступил на руку лежащего, в которой только что был нож, и проткнул ее его же стилетом.

Тот закричал. Тигроворубашечные разом выдохнули и забормотали что-то на своем языке. Отвесив легкий поклон, Кемпер удалился.

Он поехал по шоссе I-95 в Солнечную долину. Прямо за ним пристроился серый «седан». Он принялся вилять, то сбавлял, то набирал скорость — серое авто неотступно следовало за ним на классическом для «хвоста» расстоянии.

Сбавив скорость, Кемпер съехал с шоссе по наклонной. Перпендикулярно магистрали шла главная улочка какого-то городишки — четыре бензоколонки да церковь. Он заехал на заправку «Тексако» и остановился.

Прошел в мужской сортир. Увидел, как следившая за ним машина затормозила возле бензонасосов. Оттуда выбрался тот самый человек, которого он заметил еще на базе «Такси «Тигр»», и принялся осматриваться.

Кемпер запер дверь и достал оружие. В сортире было грязно и стояла вонь.

Глядя на часы, он принялся считать секунды. На пятьдесят первой секунде он услышал шарканье ног.

Человек толкнул дверь. Кемпер рывком втащил его внутрь и притиснул к стенке.

Лет тому было под сорок; худощавый, с волосами песочного цвета. Кемпер обыскал его от щиколоток доверху.

Ни жетона, ни пушки, ни удостоверения личности в корочках из кожзаменителя.

Человек и глазом не моргнул. Не напугался и револьвера, приставленного к виску. Он представился:

— Меня зовут Джон Стэнтон. Я — представитель одного из ведомств правительства США, и мне нужно с вами поговорить.

Кемпер спросил:

— О чем?

Стэнтон ответил:

— О Кубе.

9. (Чикаго, 11 декабря 1958 года)

Кандидат в информаторы «еврейчик Ленни» за работой: собирает прибыль музыкальных автоматов.

Литтел следил за ним. За час они успели побывать в шести питейных заведениях Гайд-парка — Ленни работал быстро.

Ленни болтал с игроками. Острил. Раздавал миниатюрные бутылочки виски «Джонни ред лейбл». Травил байки про Ком Сан Чина, китайского членососа, — и за семь минут собрал всю мелочь с автоматов.

Лени явно нуждался в персональном следаке. Даже по меркам программы по борьбе с оргпреступностью это была личность уникальная: комик, сборщик денег на нужды кубинских политиков, своего рода талисман мафии.

Ленни притормозил возле заведения Тиллермана. Литтел припарковался и ровно через полминуты вошел в помещение вслед за ним.

В заведении было неимоверно жарко. В зеркале за барной стойкой он увидел свое отражение: куртка лесоруба, брюки из хлопчатобумажного твила и тяжелые рабочие ботинки.

Он все еще походил на преподавателя колледжа.

Стены были украшены символикой профсоюза водителей грузовиков. Среди всего этого выделялась глянцевая фотография в рамке: Джимми Хоффа и Фрэнк Синатра держат только что пойманную рыбу.

Шоферская братия стояла в очереди в буфет, где подавали горячее. Ленни уселся за столик у задней стены — в компании с коренастым мужчиной, уписывающим солонину.

Литтел опознал его: Джейкоб Рубенштейн, также известный как Джек Руби.

Ленни принес ему мешки с монетой. Руби принес с собой чемодан. Должно быть, обмен наличности.

Рядом с ними не было ни одного пустого столика.

Мужчины стояли у барной стойки и пили «жидкий обед» — стопка виски и кружка пива. Литтел знаками попросил того же — никто не засмеялся.

Бармен принес требуемое и взял деньги. Он выпил «обед» залпом — точно так же, как его братья — водители грузовиков.

От виски он мгновенно вспотел; а от пива — покрылся гусиной кожей. «Обед» укрепил его нервы.

Раз он уже побывал на собрании участников программы по борьбе с оргпреступностью. Прочих, казалось, его появление возмутило — еще бы, мистер Гувер его протолкнул. Агент по имени Курт Мид отнесся к нему доброжелательно — остальные же сухо кивнули и вяло пожали ему руку.

Уже три дня он — агент программы. За это время он отработал три смены на посту прослушивания, изучая голоса представителей чикагского преступного мира.

Мимо проплыл бармен. Литтел поднял вверх два пальца — точно так же, как просили добавки прочие посетители.

Сэндс и Руби продолжали беседу. Все соседние столики были по-прежнему заняты — а со своего места ему ничего не было слышно.

Он выпил и заплатил. Алкоголь немедленно ударил ему в голову.

Употребление спиртных напитков при исполнении служебных обязанностей было запрещено уставом Бюро. Не так, чтобы строго — точно так же, как и установка «жучков» на сексодромах, чтобы поймать за яйца какого-нибудь политикана.

Агент, который работал на посту прослушивания у дома Шофтел, по-видимому, зря терял время — пока что ничего путного на кассетах не было. Ненависть мистера Гувера к семейству Кеннеди была явно направлена не на того из ее представителей.

Роберт Кеннеди показался ему героем. Доброта Бобби к Роланду Кирпаски ПРЕДСТАВЛЯЛАСЬ вполне искренней и неподдельной.

Тут освободился один из столиков. Литтел прошел мимо обедающих и занял его. Ленни и Рубенштейн-Руби были всего в нескольких метрах от него.

Говорил Руби. Его «слюнявчик» был весь заляпан едой.

— Хеши вечно думает, что у него рак или еще какая-нибудь бяка. Стоит у Хеши прыщику вскочить, как он начинает кричать, что у него злокачественная опухоль.

Ленни откусил маленький кусочек сэндвича:

— Хеши — молодец. Когда в пятьдесят четвертом я выступал в ресторане отеля «Звездная пыль», он приходил каждый вечер. Хеши всегда предпочитал смотреть на тех, кто выступает в маленьких ресторанчиках при отелях, нежели посещать большие залы. Да пусть сам Иисус Христос вместе с двенадцатью апостолами выступает на большой сцене в «Дюнах», а Хеши все равно придет в какой-нибудь игровой клуб, чтобы послушать никому не известного итальяшку-певца, потому что его кузен — мафиози.

Руби сказал:

— Хеши прется от минета. Он всегда заказывает только минет, потому что думает, что он полезен для предстательной железы. Он рассказывал мне, что перестал совать свой шницель в телку еще в тридцатых, когда был с «пурпурными» и какая-то баба решила повесить на него отцовство своего ребенка. Хеши сказал, что ему уже десять тысяч раз отсасывали. Во время этого дела он любит смотреть «Шоу Лоренса Уэлка». Он нанял человек девять врачей, чтоб те лечили его от придуманных им себе болячек, и все медсестры у него отсасывают. Оттого он и думает, что это полезно для здоровья.

«Хеши», скорее всего, был Хершелом Майером Рюскиндом, который «занимается торговлей героином на территории побережья Мексиканского залива».

Ленни сказал:

— Джек, чертовски не хотелось нагружать тебя монетой, но у меня совершенно не было времени, чтобы сходить в банк. А Сэм дал мне четкие указания. Он сказал, что ты тоже совершаешь обходы и запас времени у тебя крайне ограничен. Хотя я рад, что у нас было время перекусить. Смотреть, как ты ешь, — сущее удовольствие.

Руби вытер «слюнявчик» салфеткой.

— Чем лучше кормят, тем сильней я могу заляпаться. Вот в Далласе есть кулинария — это да. Что тут — несколько пятен. А вот там у меня каждый раз вся манишка такая, как из баллончика покрасили.

— Для кого деньги?

— Для Батисты и Бороды. Санто и Сэм вдруг заинтересовались политикой. На неделе я туда вылетаю.

Ленни отставил тарелку:

— У меня тут новый номер — мол, Кастро эмигрировал в Америку и заделался поэтом-битником[15]. Курит марихуану и говорит как черномазый.

— Твоему таланту место на большой сцене, Ленни. Я всегда это говорил.

— Скажи это еще раз, Джек. Чем чаще ты будешь это повторять, тем больше шансов, что тебя услышат.

Руби встал:

— Вообще, никогда не знаешь…

— Тоже верно. Шалом, Джек. Обожаю смотреть, как ты ешь.

Руби вышел с чемоданом в руке. Еврейчик Ленни закурил сигарету и закатил глаза — мол, о Господи.

Комические номера. Минеты. Водка с пивом на обед.

С легкой головой Литтел пошел к машине.

Ленни вышел двадцать минут спустя. Литтел поехал за ним — тот повернул на север по Лейк-Шор-драйв.

Ветровое стекло покрылось брызгами пены — сильный ветер вспенил волны озера. Литтел врубил печку — в салоне, где прежде было слишком холодно, стало чересчур жарко. От алкоголя у него пересохло во рту и немного закружилась голова. Дорога перед ним слегка подпрыгивала — но только слегка.

Ленни просигналил «поворот». Литтел съехал на другую полосу и, сбавив скорость, последовал за ним. Они повернули на Голд-Коуст — слишком шикарное место для игровых клубов.

Ленни повернул на Раш-стрит. Литтел увидел ряд коктейль-баров: фасады небольших домов из бурого кирпича и мягкий свет неоновых вывесок.

Ленни припарковался перед «Убежищем Эрнандо». Литтел очень медленно подъехал к заведению.

Дверь резко отворилась. Он увидел двух целующихся мужчин — всего пару секунд, но и этого было достаточно.

Литтел поставил машину совсем рядом с авто Ленни и переоделся: сменил куртку лесоруба на синий блейзер. Правда, остался в прежних брюках и ботинках.

И вошел, закрываясь от ветра. Внутри царили полумрак и дневное затишье. Отделка была сдержанной: всюду полированное дерево и оливковая кожа.

Отгороженные веревкой, стояли обтянутые кожей диванчики-банкетки. В баре за стойкой, на разных концах ее, сидели две парочки: двое мужчин постарше и Ленни с каким-то парнишкой из колледжа.

Литтел пристроился посередине. Бармен не обратил на него ни малейшего внимания.

Ленни говорил. Модуляции его голоса изменились — куда-то делся тягучий выговор и еврейский говорок.

— Ларри, видел бы ты, как ест этот несчастный.

Подошел бармен. Литтел сказал: «Виски и пива».

Посетители удивленно обернулись на него.

Бармен налил ему порцию виски. Литтел залпом опрокинул ее — и закашлялся. Бармен заметил:

— Ого, как мы хотели пить!

Литтел полез за кошельком. Доставая его, он зацепил корочки удостоверения, и оно шлепнулось на барную стойку — жетоном вверх.

Он схватил его и кинул на стойку горсть монет. Бармен сказал:

— А что, пива мы не будем?

Литтел вернулся в офис и напечатал рапорт о слежке. Ему пришлось сжевать пару мятных леденцов, чтобы не пахло спиртным.

Он умолчал о том, что пил, и об осечке, которая вышла в «Убежище Эрнандо». Зато подчеркнул суть: по всей видимости, Ленни Сэндс ведет тайную гомосексуальную жизнь. Этим можно будет воспользоваться при попытке завербовать его как доносчика: наверняка он скрывает эту часть своей жизни от сообщников-гангстеров.

Ленни его так и не заметил. Пока что его «хвост» ничем себя не скомпрометировал.

Курт Мид постучал в стекло его кабинки:

— Тебя вызывают по межгороду, Уорд. Какой-то Бойд из Майами.

Вторая линия.

Литтел взял трубку:

— Привет, Кемпер. Что ты снова делаешь во Флориде?

— Работаю на Бобби и на Эдгара Гувера — только никому не говори.

— И как результаты?

— Ну, у меня продолжают появляться свидетели, а у Бобби — исчезать; так что я назвал бы это ничьей. Уорд…

— Ты хочешь попросить об услуге.

— Вообще-то даже о двух.

Литтел откинулся в кресле:

— Выкладывай.

Бойд начал:

— Сегодня Хелен прилетает в Чикаго. Рейс 84 авиакомпании «Юнайтед», из Нового Орлеана в аэропорт Мидуэй, время прибытия — 17.10. Встретишь ее и отвезешь в отель, ладно?

— Конечно. И накормлю ужином. Господи, как хорошо — правда, в последний момент, но здорово!

— Да, это наша Хелен, порывистая и непостоянная путешественница. Помнишь того парня, Роланда Кирпаски?

— Кемпер, я видел его всего три дня назад.

— Ну да, ну да. В любом случае, он сейчас вроде как во Флориде, но что-то я не могу его нигде найти. Он должен был позвонить Бобби и проинформировать его о планах мистера Хоффы касательно Солнечной долины, да так и не позвонил. В отеле мне сказали, что он ушел вчера вечером, но не вернулся.

— И теперь ты хочешь, чтобы я съездил к нему домой и поговорил с его супругой?

— Именно, если тебе нетрудно. Если узнаешь чего путное, оставь сообщение на столе информации в местном офисе. Я пока что не нашел себе тут отеля, но потом осведомлюсь у них, звонил ты или нет.

— Адрес говори.

— Саут Уобош, дом 818. Скорее всего, наш Роланд загулял с какой-нибудь красоткой, но узнать, звонил ли он домой, не помешает. И, Уорд…

— Знаю. Я помню, на кого ты работаешь, и постараюсь, чтобы все произошло как можно формальней.

— Спасибо.

— Да не за что. Кстати — сегодня я видел человека, который перевоплощался так же здорово, как и ты.

Кемпер сказал:

— Быть того не может.

Мэри Кирпаски быстро впустила его в дом. Который был перегружен мебелью и слишком жарко натоплен.

Литтел снял пальто. Женщина практически впихнула его в кухню.

— Обычно Роланд каждый вечер звонит домой. Он сказал, что если в этот раз он не позвонит, то я должна связаться с властями и показать им его записную книжку.

Литтел почувствовал запах капусты и вареного мяса.

— Я — не из Маклеллановского комитета, миссис Кирпаски. И с вашим мужем я не работал вообще.

— Но вы знаете мистера Бойда и мистера Кеннеди.

— Мистера Бойда я знаю. Это он попросил меня зайти к вам.

Она обгрызла ногти до мяса. Помада на губах была наложена неровно.

— Вчера вечером Роланд не позвонил. Он вел записную книжку, где записывал все дела мистера Хоффы, но в Вашингтон ее брать не стал — прежде, чем согласиться давать показания, он хотел встретиться с мистером Кеннеди.

— Какую записную книжку?

— Список чикагских телефонных звонков мистера Хоффы, с датами и всем прочим. Роланд говорил, что украл телефонные счета нескольких друзей мистера Хоффы, потому что сам мистер Хоффа боялся звонить по межгороду из своего отеля — опасался «жучков»…

— Миссис Кирпаски…

Она схватила со столика записную книжку в кожаном переплете.

— Роланд очень рассердится, если я не покажу это властям.

Литтел открыл книжку. На первой странице были записанные в аккуратные столбики имена и номера телефонов.

Мэри Кирпаски придвинулась ближе:

— Роланд звонил в телефонные компании разных городов и выяснял, кому принадлежат номера телефонов. По-моему, он представлялся полицейским или кем-то в этом роде.

Литтел принялся листать страницы — от начала до конца. Роланд Кирпаски писал печатными буквами, аккуратно и разборчиво.

Несколько имен «входящих абонентов» показались знакомыми: Сэм Джианкана, Карлос Марчелло, Энтони Ианноне, Санто Траффиканте-мл. Одно имя было не только знакомым, но и наводило страх: Питер Бондюран, дом 949 по Мэпплтон-драйв, Лос-Анджелес.

Хоффа трижды звонил Большому Питу: 25.11.58, 1.12.58, 2.12.58.

Бондюран — который способен ломать браслеты наручников голыми руками. Который, по слухам, убивал людей за десять тысяч баксов и оплату перелета. Мэри Кирпаски перебирала бусины четок. От нее пахло влажными салфетками и сигаретами.

— Мэм, разрешите воспользоваться телефоном?

Она показала на столик с телефоном у стены. Литтел протянул шнур до самого угла кухни.

Она оставила его одного. Литтел услышал, как в соседней комнате щелкнуло радио.

Он набрал оператора междугородней связи. Она соединила его со службой безопасности лос-анджелесского международного аэропорта.

Трубку снял мужчина.

— Сержант Дональдсон. Чем могу помочь?

— Это специальный агент Литтел, чикагское отделение ФБР. Мне нужна информация о ранее бронированных билетах.

— Да, сэр. Скажите мне, что именно вам нужно.

— Мне нужно, чтобы вы навели справки об авиакомпаниях, самолеты которых летают рейсами из Лос-Анджелеса в Майами и обратно. Билеты были забронированы на восьмое, девятое либо десятое декабря, ну и обратные соответственно. Мне нужно узнать, была ли бронь на имя Питера Бондюрана, пишется Б-О-Н-Д-Ю-Р-А-Н, или за счет «Хьюз тул компани», или «Хьюз эйркрафтс». Если что-либо из этого подтвердится и билеты были заказаны на мужское имя, мне понадобится описание внешности этого мужчины, — либо когда он забирал билет, либо когда поднимался на борт.

— Сэр, это последнее, что вы хотите… это же как иголку в стоге сена искать!

— Не думаю. Мой подозреваемый — белый мужчина, росту в нем метр девяносто пять, очень мощного телосложения. Если вы его хоть раз видели, то уже не забудете.

— Записал. Вам перезвонить?

— Нет, я подожду. Если через десять минут вы не вернетесь на линию, я скажу вам номер, и буду ждать вашего звонка.

— Да, сэр. Оставайтесь на линии.

Литтел стал ждать. Перед его мысленным взором предстала картина: распятый Большой Пит Бондюран. Сквозь нее проступили очертания кухни: душной и тесной, с висящим на стене церковным календарем с отмеченными красным днями святых.

Медленно проползли, одна за другой, восемь минут. Внезапно в трубке послышался возбужденный голос сержанта.

— Мистер Литтел?

— Да.

— Мы нашли. Не думали, что у нас что-то получится, но это так.

Литтел достал свою записную книжку:

— Говорите.

— Рейс 104 авиакомпании «Америкэн эйрлайнз» — из Лос-Анджелеса в Майами. Вылетел из Лос-Анджелеса в восемь ноль-ноль утра вчера, десятого декабря. Был забронирован билет на имя Томаса Петерсона, за счет компании «Хьюз эйркрафт». Я говорил с сотрудницей, которая выдавала билет, и она вспомнила человека, которого вы описали. Вы были правы, такое не…

— Обратный билет тоже заказан?

— Да, сэр. Рейс 55 авиакомпании «Америкэн». Прибывает завтра в семь утра.

У Литтела закружилась голова. Он приоткрыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуху.

— Сэр, вы здесь?

Литтел нажал «сброс» и затем набрал «О».

— Оператор.

— Мне нужен Вашингтон, округ Колумбия. Номер KL4–8801.

— Да, сэр. Подождите минутку.

Соединили быстро. Голос ответил:

— Отдел информации. Специальный агент Рейнолдс.

— Это специальный агент Литтел, чикагское отделение. Мне нужно передать сообщение специальному агенту Кемперу Бойду, в Майами.

— Он — из отделения в Майами?

— Нет, он находится там в служебной командировке. Мне нужно, чтобы вы передали это сообщение директору чикагского отделения и попросили его определить местонахождение спецагента Бойда. Скорее всего, речь идет о банальной проверке гостиниц, и если бы это было не так срочно, я бы проверил это сам.

— Обычно мы этим не занимаемся, но не вижу причин, почему нет. Давайте ваше сообщение.

Литтел говорил медленно:

— Имеются косвенные и гипотетические — эти два слова подчеркнуть — доказательства того, что Д. X. нанял нашего французского приятеля П. Б., чтобы устранить свидетеля комитета Р.К. Наш приятель улетает из Майами сегодня поздно вечером. Рейс 55 авиакомпании «Америкэн». Звони мне в Чикаго для уточнения деталей. Срочно сообщи Роберту К. Подпись: У. Дж. Л.

Агент повторил. Литтел услышал, как прямо за дверью всхлипывает Мэри Кирпаски.

Рейс Хелен задерживался. Литтел ждал в коктейль-баре у выхода.

Он снова пересмотрел записи Кирпаски. Инстинкт с самого начала подсказывал ему: Кирпаски убил Пит Бондюран.

Кемпер упомянул о погибшем свидетеле по имени Гретцлер. Если удастся связать этого человека с Бондюраном, можно будет предъявить тому обвинения в ДВУХ убийствах.

Литтел прихлебывал водку и пиво. Попутно поглядывал в зеркало на задней стене, чтобы полюбоваться на свой внешний вид.

Рабочая одежда абсолютно ему не шла. Она никак не гармонировала с его очками и редеющими волосами.

Водка обжигала, пиво щекотало. К нему подошли двое и схватили его.

Его рывком поставили на ноги. Ухватили под локти и затащили ближайшую закрытую телефонную будку.

Быстро и верно — никто из охранников в гражданском ничего не заметил.

Те двое завели ему руки за спину. Из тени вышел и вырос над ним Чик Лиги.

Литтел почувствовал, что у него подкосились колени. Те двое удержали его, и он остался на ногах.

Лиги сказал:

— Твое сообщение Кемперу Бойду было перехвачено. Своей внезапностью ты мог повредить его прикрытию. Мистер Гувер не желает, чтобы Бобби Кеннеди оказывали содействие, а Питер Бондюран — ценный помощник Говарда Хьюза, большого друга мистера Гувера и Бюро. Вы знаете, что такое полностью закодированное послание, мистер Литтел?

Литтел заморгал. С него упали очки. Все расплылось.

Лиги сильно ткнул его пальцем в грудь:

— Вы больше не участвуете в программе по борьбе с оргпреступностью; вы возвращаетесь в отдел по борьбе с красной пропагандой. Возражения не принимаются.

Один из его помощников выхватил у Литтела из рук записную книжку. Второй заметил:

— От вас несет спиртным.

Оттолкнув его локтями в сторону, они вышли вон. Вся операция заняла ровно полминуты.

Руки болели. Стекла очков были все в царапинах и выбоинах. Он толком не мог ни дышать, ни стоять на ногах.

Качаясь, он кое-как добрался до своего столика. Судорожно выхлебнул остатки водки с пивом, и дрожь его оставила.

Оправа очков погнулась, и они сидели косо. Он снова посмотрел в зеркало — оттуда на него смотрел самый неубедительный рабочий в мире.

Из динамиков интеркома донеслось: «Произвел посадку самолет, следовавший рейсом 84 из Нового Орлеана».

Литтел залпом прикончил напитки и сжевал мятную конфету. Он прошел к выходу и, пробираясь сквозь строй пассажиров, вышел к самолету.

Хелен заметила его и уронила чемоданы. Ее объятья едва не сбили его с ног.

Вокруг них толпились люди. Литтел сказал:

— Привет! Дай-ка я на тебя посмотрю.

Она превратилась в высокую девушку — ее затылок касался его подбородка.

— Потрясающе выглядишь!

— Румяна «Макс Фактор № 4». Просто чудо, что они делают с моими шрамами.

— Какими шрамами?

— Очень смешно. А ты теперь что — дровосек?

— Был недавно.

— Сьюзен говорила, мистер Гувер наконец-то разрешил тебе гоняться за гангстерами.

Какой-то мужчина споткнулся о чемодан Хелен и злобно воззрился на них. Литтел сказал:

— Пошли, накормлю тебя ужином.

Они съели по бифштексу в «Стокъярд-инн». Хелен болтала без умолку и слегка опьянела от красного вина.

Из долговязой она сделалась высокой и стройной; в ее лице чувствовались сила и решительность. И бросила курить — сказала, что эта привычка — признак ложной искушенности.

Раньше она стягивала волосы в узел, чтобы выставить свои шрамы напоказ. Теперь же она их распустила — отчего шрамы не так бросались в глаза.

Официант катил мимо них тележку с десертом. Хелен заказала пирог с орехами пекан, Литтел — бренди.

— Уорд, почему все время говорю я?

— Я хотел резюмировать.

— Резюмировать что?

— Тебя в двадцать один год.

— Начинаю чувствовать себя зрелой, — простонала Хелен.

Литтел улыбнулся.

— Я собирался сказать, что ты стала уравновешенной — и не потому, что стала спокойней и сдержанней. Раньше, когда ты хотела сказать что-то важное, ты спотыкалась о слова. Теперь же ты думаешь, прежде чем что-то сказать.

— Теперь другие спотыкаются о мои чемоданы, когда я волнуюсь при встрече с мужчиной.

— Ты хочешь сказать — со старым другом, который помнит тебя еще маленькой?

Хелен тронула его руки:

— С мужчиной. У меня был в Тулейне один преподаватель, и он говорил, что, когда речь идет о студентах и профессорах или о старых друзьях, возраст не имеет значения — подумаешь, плюс-минус четверть века.

— Ты хочешь сказать, что он был на двадцать пять лет старше тебя?

Хелен рассмеялась.

— На двадцать шесть. Он всегда пытался приуменьшить нашу разницу в возрасте, чтобы не так шокировать народ.

— Неужели ты имеешь в виду, что у вас была связь?

— Ну да. И еще — что это была не просто жалкая похоть, которая имела место быть с сокурсниками, — они вечно думали, что раз у меня шрамы, то уломать меня будет совсем просто.

Литтел не удержался:

— Господи Иисусе.

Хелен махнула вилкой в его сторону:

— А вот теперь ты действительно расстроился; потому что где-то в глубине души ты все еще семинарист и произносишь имя Спасителя нашего всуе только тогда, когда и вправду нервничаешь.

Литтел глотнул бренди:

— Я собирался сказать: Господи Иисусе, неужто мы с Кемпером отбили у тебя охоту встречаться со сверстниками? Неужели ты всю свою молодость так и будешь гоняться за мужчинами средних лет?

— Слышал бы ты, как мы разговариваем между собой — Сьюзен, Клер и я.

— Хочешь сказать, моя дочь и ее лучшие подруги ругаются, как портовые грузчики?

— Нет, но мы уже не один год обсуждаем мужчин — мужчин вообще и вас с Кемпером в частности, — на случай, если у тебя хоть иногда горели уши.

— Ну, Кемпера я еще понимаю — он красивый и опасный.

— Ну да, и еще он — герой. Но жуткий бабник, и даже Клер это знает.

Хелен сжала его руки. Он почувствовал, как забилось его сердце. И тут ему пришла в голову безумная мысль… Господи Иисусе… твою мать!

Литтел снял очки.

— Не думаю, что Кемпер — такой уж герой. Я всегда считал, что герои — они по-настоящему добрые и щедрые.

— Звучит как эпиграмма.

— Эпиграмма и есть. Ее сочинил сенатор Джон Ф. Кеннеди.

— Значит, ты тоже в него влюбился? Говорят, он жуткий либерал.

— В кого я «влюбился», так это в его брата Роберта — вот кто настоящий герой.

Хелен ущипнула себя:

— В жизни не думала, что буду вести столь странные разговоры с другом семьи, который знал меня с тех пор, как погиб отец.

Эта мысль — Господи Иисусе.

— Я стану героем — для тебя.

Хелен сказала:

— Мы не можем позволить себе быть столь патетичными.

Он отвез ее в отель и поднял наверх ее чемоданы. На прощание Хелен поцеловала его в губы. Его очки зацепились за ее волосы и упали на пол.

Литтел приехал обратно в аэропорт Мидуэй и купил билет на рейс до Лос-Анджелеса и обратно; рейс отбывал в два часа ночи. Стюардесса обалдело воззрилась на его билет — обратный рейс отбывал через час после посадки.

Последняя порция бренди помогла уснуть. Он проснулся в жутком похмелье как раз тогда, когда самолет коснулся земли.

У него оставалось четырнадцать минут. Рейс 33 из Майами прибывал вовремя, к девятому выходу.

Литтел показал охраннику свой жетон и получил разрешение на проход на бетонированную площадку. Головная боль с похмелья начала усиливаться. Сновавшие вокруг грузчики с недоверием смотрели на него. Он и вправду походил на немолодого бродягу, который спал в одежде.

Самолет приземлился. Наземная команда подкатила трап.

Бондюран спускался из передней двери. Киллеры Джимми Хоффы летали первым классом.

Литтел подошел к нему. Сердце его бешено колотилось; ноги точно онемели. Голос его задрожал и сорвался на фальцет:

— Когда-нибудь я заставлю тебя заплатить. За Кирпаски и все остальное.

10. (Лос-Анджелес, 14 декабря 1958 года)

Фредди оставил записку — подоткнув ее под «дворники» автомобиля.

«Пошел пообедать. Подожди меня».

Пит забрался в заднюю часть фургона. Фредди сымпровизировал систему охлаждения воздуха: вентилятор, лопасти которого были направлены на большую чашку с кубиками льда.

Крутилась пленка. Мигали лампочки. Скакала игла самописца. И вообще фургон походил на кабину космического корабля из плохого фильма.

Пит открыл боковое окошко — впустить немного воздуху. Мимо прошел какой-то тип, похожий на федерала — наверное, агент, что следил за постом прослушивания.

В помещение ворвался ветерок — горячий, точно в пустыне Санта-Ана.

Пит сунул в штанину кубик льда и засмеялся фальцетом. Голос у него стал точь-в-точь как у спецагента Уорда Дж. Литтела.

Литтел прокрякал свое «предупреждение». От Литтела несло перегаром и потом. А доказательств у Литтела было — хрен собачий.

Он мог бы сказать ему:

Я убил Антона Гретцлера, но с Кирпаски расправился сам Хоффа. Я набил его рот пулями и склеил его губы.

Мы сожгли Роланда вместе с машиной на ближайшей свалке. Патроны у него во рту взорвали ему череп — так что идентификацию по зубам провести невозможно.

Литтел не знал, что это постельный треп Джека погубил Роланда Кирпаски. Тот федерал, что следил за постом прослушки, должно быть, присылал ему копии кассет — но Литтел так ни о чем и не догадался.

В фургон забрался Фредди. Он поправил какой-то механизм в самописце и начал ныть:

— Тот федерал только что шнырял поблизости — все к фургону присматривался. Я ж тут все время торчу, блин, и ему ничего не стоит притащить сюда гребаный счетчик Гейгера и просчитать, что я занимаюсь тем же, что и он. И я, блин, не могу припарковать гребаный фургон в квартале отсюда, потому что сигнал, блин, теряется. Мне дом бы нужен, блин, чтобы оттуда за всем этим следить — там бы я смог установить реально мощное оборудование и спокойно прослушивать дом этой бабы, Шофтел. Но этот, блин, федерал занял последний сдающийся в аренду дом во всей, блядь, округе, и две гребаные сотни, которые вы с Джимми мне платите, не стоят такого риска.

Пит схватил из чашки кубик льда и раздавил его:

— Ты закончил?

— Нет. Еще, блин, у меня уже волдырь на заднице оттого, что я сплю на полу.

Пит защелкал суставами пальцев:

— Заканчивай.

— Мне нужны хорошие деньги. За риск хотя бы, блин, и чтоб прикупить более продвинутую аппаратуру. Найди мне хорошие деньги — и я в долгу не останусь.

— Я поговорю с мистером Хьюзом, и мы посмотрим, что можно сделать.

Говард Хьюз получал наркоту от ниггера-трансвестита по прозвищу Персик. На сей раз Пит не обнаружил его дома. Трансвестит, живший по соседству, сообщил, что Персик загремел по обвинению в содомии.

Пит пошел другим путем.

Заехав в ближайший супермаркет, он купил пачку рисовых хлопьев и приколол прилагавшийся к пачке игрушечный полицейский жетон к карману рубашки. Потом позвонил Карен Хилтшер в справочный стол шерифского участка и узнал кое-какую информацию: повар в «драйв-ин» Скривнера торгует «колесами» и на него можно надавить. Она описала его: белый парень, тощий, шрамы от угревой сыпи и татуировки с нацистской символикой.

Пит поехал к Скривнеру. Дверь кухни была открыта. Тот тип стоял возле фритюрницы и опускал туда картофелины.

Тип увидел его.

И сказал:

— Жетон — фальшивка.

После чего сразу покосился на морозильник — верный признак того, что «колеса» хранятся именно там.

Пит спросил:

— Каким образом ты хочешь это сделать?

Недоумок вытащил нож. Пит двинул ему по яйцам и опустил руку с ножом в кипящее масло фритюрницы. Всего на шесть секунд — чтобы отобрать таблетки, вовсе не обязательно устраивать кровопролитие.

Тощий закричал. Уличный шум поглотил его крик. Пит затолкал ему в рот сэндвич, чтобы не орал.

«Нычка» оказалась в морозильной камере, рядом с мороженым.

Управляющий отеля подарил мистеру Хьюзу рождественскую елку. С шариками и гирляндами — мальчишка-коридорный оставил ее у двери бунгало.

Пит занес ее в гостиную и включил гирлянду. Заблестели и замигали огни гирлянды.

Хьюз вырубил телевизор — показывали мультфильм «Уэбстер Уэбфут».

— В чем дело? И почему у тебя магнитофон?

Пит порылся в карманах и бросил под елку пузырьки с таблетками.

— Хо-хо, блин, хо. С Рождеством вас, на десять дней раньше. Кодеин и дилаудид, хо, хо.

Хьюз поежился на своих подушках.

— Ну… я рад. Но… ты ведь должен был искать стрингеров для «Строго секретно»?

Пит выдернул из розетки рождественскую гирлянду и включил магнитофон.

— Ты все еще ненавидишь сенатора Джона Ф. Кеннеди, босс?

— Еще как. Его папаша еще в 1927-м сорвал мне несколько сделок.

Пит стряхнул с рубашки несколько сосновых иголок:

— Полагаю, у нас есть кое-что, чтобы хорошенько пропесочить его в «Строго секретно», если, конечно, ты найдешь деньги на завершение операции.

— Я найду деньги, чтобы купить всю Северную Америку, и, если ты не прекратишь меня подначивать, посажу тебя на самый медленный корабль в мире и отправлю в Бельгийское Конго.

Пит нажал «пуск». Сенатор Джек и Дэрлин Шофтел скакали и стонали. Говард Хьюз впился в простыни — он был в состоянии экстаза.

Крещендо звуков любовных утех сменилось диминуэндо. Джек К. сказал: «Треклятая спина».

Дэрлин сказала: «Хорошо-о-о! Быстро и нежно — лучше и не надо».

Пит нажал «стоп». Говард Хьюз судорожно дергался и дрожал всем телом.

— Если действовать аккуратно, можно написать об этом статейку в «Строго секретно», босс. Но только нам придется в прямом смысле следить за каждым словом.

— Где… ты… это… взял?

— Эта женщина — проститутка. ФБР установило прослушку в ее квартире, а Фредди Турентайн ее продублировал. Иными словами, мы не можем напечатать такого, что заставит федералов насторожиться. То есть ничего из содержимого этой кассеты.

Хьюз поправил простыни:

— Да, я профинансирую твою «операцию». Пусть Гейл Хенди состряпает статейку — что-нибудь вроде «Похотливый сенатор обжимается с голливудской искательницей приключений». Следующий номер «Строго секретно» выходит послезавтра, так что если Гейл сегодня же напишет материал и до вечера занесет его в редакцию, то статья выйдет на его страницах. Пусть Гейл сегодня же и займется. Семейство Кеннеди, конечно же, проигнорирует статью, но серьезные газеты и электронные СМИ могут ею заинтересоваться и попросить у нас детали — и конечно же, мы им не откажем.

Большой Говард сиял, как мальчишка на Рождество. Пит снова включил в розетку елочную гирлянду.

Гейл нужно было как-то убедить. Пит устроился с ней на веранде своей «конуры» и ласково заговорил:

— Кеннеди — тот еще тип. Черт возьми, он назначал тебе встречи в свой медовый месяц. А две недели спустя бросил тебя, подарив на прощанье норковую шубу.

Гейл улыбнулась:

— Вообще-то он был очень мил. И ни разу не сказал: «Давай мы с тобой, хорошая моя, обстряпаем чей-нибудь развод».

— Ну, если у твоего старика сотня миллионов долларов, то тебе не надо заниматься подобными вещами.

Гейл вздохнула:

— Как всегда, ты победил. А знаешь, почему в последнее время я не надевала свою норку?

— Нет.

— Я подарила ее миссис Уолтер П. Киннард. Ты оттяпал приличный кусок от ее алиментов, так что я решила хоть немного поднять ей настроение.

Незаметно пролетели сутки.

Говард выложил тридцать штук. Пит забрал половину себе. Если статья в «Строго секретно» разоблачит аферу с «жучками», в финансовом отношении он ничего не потеряет.

Фредди купил специальный прибор дальнего действия — радиопередатчик и радиоприемник в одном корпусе и принялся подыскивать дом.

Тот федерал так и пялился на его фургон. Джек К. не звонил и не показывался. Фредди решил, что Дэрлин стоила всего одного раза.

Пит все маячил возле телефона в своем особняке. От дневных раздумий его отвлекали всякие ненормальные типы.

Звонили двое кандидатов на должность стрингера для «Строго секретно» — бывшие копы отдела нравов голливудского участка. Оба провалились на первом же вопросе: с кем спит Ава Гарднер?

Он и сам сделал пару звонков. В том числе устроил заселение в «Беверли Хилтон» очередного двойника Хьюза. Его порекомендовала Карен Хилтшер — это был чесоточный алкоголик, ее свекор. Дедуля согласился — при условии, что ему предоставят кровать и трехразовое питание. Пит зарезервировал президентский «люкс» и сделал заказ: каждый день на завтрак, обед и ужин чизбургеры и вино «Птица грома».

Звонил Джимми Хоффа. Он сказал, что статья в «Строго секретно» — звучит заманчиво, но «мне нужно БОЛЬШЕ!» Пит не стал рассказывать ему свою гипотезу: история Джека и Дэрлин кончилась после пары минут скрипа кровати.

Майами не шел у него из головы. Такси, колоритные латиносы, тропическое солнце. Майами — означало приключение. Майами означало деньги.

В день публикации он проснулся рано утром. Гейл не было: она стала избегать его, бесцельно катаясь по пляжу.

Пит вышел на улицу. Согласно уговору, в почтовом ящике его ждала свежеотпечатанная копия журнала.

Так, посмотрим заголовки: «Блудливый котяра-сенатор любит кошачью мяту! Спросите помятых им лос-анджелесских кошечек!». Под ним — иллюстрация — мультяшный кот с лицом Джона Кеннеди, обернувший хвост вокруг блондинистой красотки в бикини.

Он принялся просматривать статью. Гейл писала под псевдонимом Непревзойденный знаток политической жизни:

Пит просмотрел остальное. Гейл приложилась к статейке вполсилы — написанное не так уж сильно позорило сенатора. Джек Кеннеди смотрел на женщин во все глаза и «очаровывал, ошарашивал и озадачивал» их «безделушками, бусами, браслетами». Ни жесткого поклепа, ни намеков на соития в отелях, никаких шпилек вроде «Джек-Две-Минуты».

Раз-два-три — его знаменитые усики зашевелились — Пит поехал в центр и повернул возле складских помещений, принадлежавших журналу «Строго секретно». С первого взгляда показалось: ситуация вполне штатная.

Мужчины везли на тележках связанные пачки журналов. Нагружались носилки. На подъездной платформе ждали грузовички, развозившие свежую прессу.

Штатная, но зато:

Неподалеку от того места были припаркованы два патрульных автомобиля без опознавательных знаков. Да и залетный фургон мороженщика выглядел оч-чень подозрительно — особенно если учесть, что его водитель говорил в ручной микрофон.

Пит обогнул квартал. Полиция обнаружилась и в других местах: четыре машины без опознавательных знаков припаркованы у тротуара, и два черно-белых авто — за углом.

Пит снова принялся кружить. Дерьмо попало-таки в вентилятор, и лопасти разнесли его во всех направлениях.

Четыре авто въехали на площадку — мигалки вращаются, сирены ревут.

Оттуда выбрались люди в штатском. Целый взвод парней в голубой униформе ворвался на склады с грузовыми гаками.

Фургон полицейского управления Лос-Анджелеса преградил путь грузовичкам газетчиков. Складские рабочие побросали свою ношу и подняли вверх руки.

Настал хаос для отдельно взятого журнальчика сальных сплетен. Да что там — Армагеддон, блин.

Пит вернулся в «Беверли-Хиллс отель». Истинное положение дел постепенно приобрело четкие очертания: кто-то настучал о статье про Кеннеди.

Он припарковался и побежал мимо бассейна. У двери бунгало Говарда Хьюза стояла толпа народу.

И все вглядывались в окно спальни Большого Говарда. Точно гребанные упыри-любители позырить на автомобильные аварии.

Он бросился туда и протолкнулся в первые ряды. Джазмен Билли Экстайн ткнул его локтем:

— Эй, смотри-ка!

Окно было открыто. На мистера Хьюза набросились двое мужчин — они наносили ему Большое словесное оскорбление.

Роберт Кеннеди и Джозеф П. Кеннеди-ст.

Хьюз завернулся в гостиничные одеяла. Бобби махал шприцем. Старик Джо яростно говорил:

— …ты — жалкий распутник, к тому же наркоман. Я — в двух секундах от того, чтобы поведать всему миру о твоих прегрешениях, и если считаешь, что это блеф, пожалуйста, заметь, что я открыл окно специально, чтобы твои соседи по гостинице имели возможность предварительного просмотра того, что я намерен явить миру, если в твоем грязном скандальном журнальчике появится еще хоть слово о моей семье.

Хьюз съежился. При этом он стукнулся головой о стену; рама висевшей на ней картины зашаталась.

За представлением наблюдали воистину звездные зрители: Билли, Микки Коэн и какой-то пидор, одетый мушкетером, в большой круглой шапочке.

Говард Хьюз захныкал. Говард Хьюз сказал:

— Пожалуйста, не делайте мне больно.

Пит поехал на квартиру к Шофтел. Картина происшедшего становилась все яснее — и омерзительней: либо Гейл настучала, либо сами федералы как-то разнюхали, что «жучки» продублированы.

Он припарковался позади фургона Фредди. Фредди был на улице, стоял на коленях — прикованный наручниками к переднему бамперу.

Пит подбежал к нему. Фредди рванул цепь наручников, пытаясь встать.

Его запястье было ободрано в кровь. Колени — стесаны от ползания по тротуару.

Пит стал на колени перед ним:

— Что случилось? Прекрати дергать эту штуку и смотри на меня!

Фредди пытался изогнуть запястье. Пит дал ему оплеуху. Фредди словно очнулся и попытался сфокусировать на нем взгляд.

Он сказал:

— Тип, который следил за постом прослушивания, отправил расшифровки какому-то федералу из Чикаго и сообщил ему, что он засек мой фургон. Пит, это кажется мне странным. Типа этот федерал работает в одиночку, как будто он типа кончает от этого или…

Пит помчался через лужайку и открыл входную дверь. Дэрлин Шофтел попыталась увернуться, зацепилась «шпилькой» и шлепнулась на зад.

На полу — покрытые шпаклевкой микрофоны. На столике в дальней комнате — два развороченных телефона брюхом вверх.

И специальный агент Уорд Литтел, который стоял посреди комнаты в голубом костюме из магазина готового платья.

Это был пат. Агентов ФБР не убивают «за здорово живешь».

Пит подошел к нему. И сказал:

— Этот рейд — подстава, иначе ты не был бы здесь один.

Литтел продолжал стоять. Очки съехали ему на нос.

— Ты что-то зачастил сюда доставать меня. Следующий раз будет последним.

Литтел сказал:

— Я обо всем догадался.

Голос его так и дрожал.

— Я слушаю.

— Кемпер Бойд сказал мне, что у него есть дело в «Беверли-Хиллс отеле». Он говорил там с тобой, и ты что-то заподозрил и принялся следить за ним. Ты видел, как мы устанавливаем «жучки», и привлек своего друга, чтобы тот их продублировал. Сенатор Кеннеди рассказал мисс Шофтел о показаниях Роланда Кирпаски, ты услышал это и уговорил Джимми Хоффу заплатить тебе за то, чтобы ты убил его.

Хмельная удаль. Посмотрите на этого долговязого тощего копа — в ауре утренних алкогольных паров.

— У тебя нет доказательств, а потом, мистеру Гуверу наплевать.

— Ты прав. Ни тебя, ни Турентайна я арестовать не могу.

Пит улыбнулся:

— Держу пари, что мистеру Гуверу понравились кассеты. И что ему не понравится, что ты завалил операцию.

Литтел дал ему пощечину.

— Это за кровь на руках Джона Кеннеди.

Шлепок был слабым. Большинство женщин бьют сильней.

Он знал, что она оставит записку. Он нашел ее на их кровати, рядом с ключами от дома.

Она оставила шмотки, которые он ей купил. Пит вышвырнул их на улицу и долго смотрел, как по ним проезжают машины.

11. (Вашингтон, округ Колумбия, 18 декабря 1958 года)

— Сказать, что я в ярости — значит преуменьшить значение понятия «ярость». Сказать, что я нахожу ваши действия возмутительными — значит умалить смысл слова «возмущение».

Мистер Гувер замолчал. Подушка на кресле позволяла ему возвышаться над двумя высокими мужчинами.

Кемпер посмотрел на Литтела. Они сидели прямо перед письменным столом Гувера.

Литтел сказал:

— Я понимаю вашу реакцию, сэр. И прошу прощения.

Гувер промокнул губы носовым платком:

— Я вам не верю. Верность организации для меня гораздо дороже вашей «высокой сознательности».

Литтел сказал:

— Я действовал импульсивно, сэр. Я прошу за это прощения.

— «Импульсивно» — относительно вашей попытки связаться с мистером Бойдом и всучить ему и Роберту Кеннеди свои нелепые подозрения относительно Бондюрана. А также «двусмысленно» и «по-предательски» — касательно вашего несанкционированного полета в Лос-Анджелес и срыва официальной операции Бюро.

— Я счел Бондюрана подозреваемым в убийстве, сэр. Я решил, что он продублировал «прослушку», установленную мистером Бойдом и мной в квартире, которая была под наблюдением Бюро, — и оказался прав.

Гувер молчал. Кемпер знал — он будет молчать ровно столько, сколько нужно.

Операция провалилась с обоих флангов. Подружка Бондюрана настучала Бобби о компрометирующей статье; Уорд сам сделал соответствующие умозаключения по поводу убийства Кирпаски. Причем с логикой его выводов вполне можно согласиться: Бондюран был в Майами в то же самое время, что и Роланд.

Гувер провел рукой по стопке бумаг:

— Является ли убийство федеральным преступлением, мистер Литтел?

— Нет, сэр.

— А Роберт Кеннеди и Маклеллановский комитет — являются ли они фактическими соперниками Бюро?

— Я так не считаю, сэр.

— В таком случае вас либо сбили с толку, либо вы просто наивны, — и ваши недавние действия более чем подтверждают последнее.

Литтел сидел, не шелохнувшись. Кемпер увидел, как от ударов сердца подрагивает на груди рубашка Литтела.

Гувер скрестил руки на груди:

— 16 января 1960 года исполняется двадцать лет вашей службе в Бюро. В этот же день вы уходите в отставку. До этого момента остаетесь работать в чикагском отделении. Вплоть до момента своей отставки вы будете заниматься наблюдением за коммунистической партией США.

Литтел сказал:

— Есть, сэр!

Гувер встал. Кемпер поднялся чуть позже, согласно протоколу. Литтел вскочил слишком быстро — его стул покачнулся.

— Продолжением своей карьеры агента и сохранением пенсии вы обязаны мистеру Бойду, который настойчиво просил меня о снисхождении для вас. Я жду от вас достойной награды за свою щедрость в виде молчания касательно внедрения мистера Бойда в Маклеллановский комитет, а в особенности — в ближайшее окружение семейства Кеннеди. Вы можете обещать мне это, мистер Литтел?

— Да, сэр.

Гувер вышел.

Кемпер сказал — с тягучим южным выговором:

— Теперь можешь вздохнуть, сынок.

В баре «Мэйфлауэр» был мягкий диванчик во всю стену.

Кемпер усадил Литтела и привел его в себя двойной порцией виски со льдом. До этого они продирались сквозь мокрый снег, и возможности поговорить не было.

В целом Литтел перенес экзекуцию легче, чем думал.

Кемпер спросил:

— Ни о чем не жалеешь?

— Не особо. Я все равно собирался уйти в отставку по истечении двадцатилетнего срока службы, а эта программа по борьбе с оргпреступностью в лучшем случае полумера.

— И ты пытаешься мыслить рационально?

— Не думаю. У меня было…

— Заканчивай свою мысль. Не позволяй мне закончить ее за тебя.

— Н-ну… я почувствовал… вкус опасности… хороший вкус.

— И он тебе понравился?

— Да. Точно я прикоснулся к новому миру.

Кемпер помешал свой мартини.

— Знаешь, почему мистер Гувер позволил тебе остаться в Бюро?

— Толком не знаю.

— Я убедил его, что ты непостоянен, способен совершать необдуманные поступки и подвергаться необоснованному риску. Доля истины в этих словах убедила его, что уж лучше оставить тебя внутри организации, чтобы гадил наружу, нежели выгнать оттуда и позволить тебе гадить внутрь. Он хотел, чтобы я тоже присутствовал там и усугубил эффект, так сказать, выволочки, и если бы он дал мне сигнал, тебе бы досталось и от меня.

Литтел улыбнулся:

— Кемпер, ты меня подначиваешь. Ты как прокурор, который «разговаривает» свидетеля.

— Ну да, а ты — свидетель, который не прочь спровоцировать прокурора. Слушай, ответь мне на такой вопрос: как считаешь, что Пит Бондюран собирается с тобой сделать?

— Убить меня?

— Убить тебя после отставки, вероятнее всего. Он убил собственного брата, Уорд. А его родители покончили с собой, узнав об этом. Этой сплетне о Бондюране я предпочитаю верить.

Литтел сказал:

— Господи Иисусе.

Он был в шоке. Абсолютно нормальная реакция.

Кемпер подцепил оливку в своем бокале.

— Ты собираешься продолжать начатую тобой работу без санкции Бюро?

— Да. Сейчас я нашел хорошего кандидата в информаторы, и…

— Пока я не хочу знать деталей. Я просто хочу, чтобы ты убедил меня в том, что ты понимаешь суть риска, исходящего как со стороны Бюро, так и за его пределами, и не станешь совершать глупых поступков.

Литтел улыбнулся — почти дерзкой улыбкой.

— Гувер распнет меня. И если чикагская мафия узнает, что я копаю под них без всяких санкций, они меня запытают до смерти. Кемпер, кажется, у меня созрела мысль о том, к чему ты меня ведешь — смелая мысль.

— Так скажи.

— Ты подумываешь о том, чтобы работать на Роберта Кеннеди по-настоящему. Ты ему понравился, а ты зауважал его, увидев работу, которую он делает. Ты собираешься немного изменить картину и намерен либо скармливать мистеру Гуверу минимум действительной информации, либо вообще дезинформировать его.

Линдон Джонсон, танцуя, увлек к кабинету рыженькую даму. Он уже видел ее — Джек упоминал, что может их познакомить.

— Ты прав, только я бы хотел работать не на него, а на сенатора. Бобби — больше по твоей части. Такой же, как ты, ярый католик, и борьба с мафией — смысл его жизни, как и твоей.

— А Гуверу будешь сливать ровно столько информации, сколько сочтешь нужным.

— Да.

— И неизбежная в таком случае двуличность тебя не смущает?

— Не суди меня, Уорд.

Литтел рассмеялся:

— Ты же любишь, когда я это делаю. Тебе нравится, что твой номер есть еще у кое-кого помимо мистера Гувера. Так что позволь мне предостеречь тебя: будь осторожен с Кеннеди.

Кемпер поднял свой бокал:

— Обязательно буду. И ты должен знать, что существует чертовски большая возможность того, что два года спустя Джека выберут президентом. Если это случится, то Бобби получит карт-бланш на борьбу с организованной преступностью. Правительство Кеннеди означает большие возможности для нас обоих.

Литтел поднял свой бокал:

— Оппортунист вроде тебя мигом такое просекает.

— Salud. Могу ли я сказать Бобби, что ты будешь делиться с комитетом добытой тобой информацией? Анонимно, конечно.

— Да. И мне только что пришло в голову, что я выхожу в отставку за четыре дня до инаугурации следующего президента. И если этим президентом станет твой гулена-приятель Джек, то ты можешь намекнуть ему, что один стоящий коп с юридическим образованием ищет работу.

Кемпер достал какой-то конверт:

— Ты всегда схватывал на лету. И не забудь, что у Клер есть и твой номер тоже.

— Что-то не нравится мне твоя улыбка, Кемпер. Ну, читай, что там у тебя?

Кемпер развернул тетрадный листок:

— (Кавычки открываются)…и, пап, ты не поверишь — мне тут звонила Хелен, в час ночи! Ты сидишь? Так вот, у нее было любовное свидание с дядей Уордом (дата рождения 8 марта 1913 года, тогда как Хелен родилась 29 октября 1937), и они миловались в ее номере. Вот подожди, узнает Сьюзен! Хелен все время обращала внимание на мужиков постарше, но тут — тут Белоснежка решила соблазнить Уолта Диснея! А я-то всегда думала, что ей нравишься ты! (кавычки закрываются).

Литтел поднялся, красный как рак.

— Мы встречаемся вечером, у нее в отеле. Я сказал ей, что мужчины любят женщин, которые готовы ездить за ними. А она пока что так и делала.

— Хелен Эйджи, конечно, напориста, что твой мэковский грузовик, но она все-таки девочка из колледжа. Помни это, Уорд, если вдруг возникнут сложности.

Литтел рассмеялся и вышел — прямо-таки гоголем. Осанка у него, конечно, хорошая — но вот треснутые очки никуда не годятся.

Идеалистам все равно, как они выглядят. Уорд никогда не питал пристрастия к красивым вещам.

Кемпер заказал второй мартини и стал исподтишка наблюдать за отдаленными кабинетами. Эхо тамошних разговоров долетало и до него — конгрессмены обсуждали ситуацию на Кубе.

Джон Стэнтон назвал Кубу потенциальной «первоочередной целью» своего агентства. Он сказал: может быть, у меня найдется для вас работенка.

Вошел Джек Кеннеди. Рыжуха Линдона Джонсона передала ему записку, написанную на салфетке.

Джек заметил Кемпера и подмигнул ему.