Близнец чувствовал, что, скорее всего, все его распоряжения бессмысленны, но просто так сидеть и ждать не было никаких сил.
Железяку разбудил пронзительный звонок в дверь. Он глянул на часы. Было шесть утра.
«Неужели уже и Старшего положили?» — удивился он, но торопиться не стал, оделся, взял со столика пистолет, проверил, заряжен ли, и босиком подошел к двери. В.нее опять позвонили.
Лейтенант выглянул в глазок. На лестнице стоял один из близнецовских уголовников. Стоял спокойно, не дергался, весь на виду. Значит, не убивать. Значит, поговорить, понял Железяка и рывком распахнул дверь, держа пистолет наизготовку.
Блатной себя не уронил. Даже бровью не повел и ни одного движения не сделал. С одной стороны марку держал, а с другой
все-таки опасался. За Железякой ходила слава человека с прекрасной реакцией. Пристрелил бы, и дело с концом.
— Ну? — нелюбезно осведомился лейтенант, тоже не расположенный к дерготне. — Знаешь, сколько время? Зачем будил?
— Железяка, — почти без интонаций проговорил блатной, в упор глядя на милиционера. — Близнец велел передать тебе, что если ты найдешь убийц его брата, то в тот же день получишь штуку зеленых. Без обмана. Только убийц сам не бери. Ты их просто найди и все.
— Связывать не следует? — деловито переспросил Железяка. — Как хотите. Но только что это за сумма такая дикая — «штука зеленых»? Если бы я ваши деньги поганые брать согласился, мне бы «штуку» еженедельно таскали.
— Я передал, что сказал Близнец. Какой будет ответ? — так же бесстрастно продолжил Блатной.
Что-то в этом разговоре показалось Железяке знакомым, где-то он что-то похожее слышал, в кино, что ли? И тут он вспомнил и интонацию немедленно подхватил:
— Передай своему бледнолицему вождю, одинокому Близнецу, что Железяке на его предложения хочется полить желтой зловонной водой из собственного краника. А теперь, блатной, ступай с миром. Пока с миром. Хау!
Блатной часто-часто заморгал и перешел на нормальный язык:
— Ты что, штуку тебе дают, а ты кобенишься?
— Ладно, фильтруй базар, ветошь, — презрительно бросил Железяка. — Я твоей штукой даже подтираться не стану. Где Близнеца найти?
— Которого?
— Старшего, — рассердился лейтенант. — .Младший в морге, его искать не надо. Один у нас теперь Близнец
в городе, да и тому уже не долго осталось. Где он сейчас?
Блатной вскинул голову и разом опять превратился в индейца. Он ничего не ответил и начал медленно спускаться по лестнице, даже не удостоив лейтенанта прощанием.
Железяка ничего другого и не ожидал. Он с размахом хлопнул дверью, но запирать ее не стал, и начал быстро натягивать на голые ноги кроссовки.
Прикинув, что блатной уже спустился на пару пролетов, Железяка бесшумно дверь открыл и выскользнул в подъезд. Снизу раздавались мерные шаги. Подстроившись под их ритм, лейтенант начал быстро спускаться следом, прыгая через две ступеньки.
На уровне второго этажа он, дождавшись, когда блатной начнет открывать дверь, сиганул в окно и юрко отскочил к стене.
Ему было видно, как на улице блатной, со всей, подобающей его высокой миссии, медленностью, садится за руль рыженькой «шестерки».
В это время машин на улице было совсем мало и лейтенант решил было, что эту птаху он проворонил, но тут напротив его парадного остановилось такси..
«Шестерка» как раз плавно отъехала и свернула за угол, позволив Железяке налететь на таксиста что твой коршун:
— Мотор не. глушить, вон за теми «жигулями», скоренько, скоренько…
— Так, я не понял…
Это был настоящий ночной таксист. С налету он не брался, мало того, по плавному движению его правой руки куда-то под сиденье, лейтенант сделал вывод, что монтировочка скорее всего именно там.
. — Лейтенант Мухин, милиция! — предостерегающе поднял палец Железяка. — Не дергаемся, а едем, едем. Незаметненько и без глупостей…
Но таксиста и милицией прошибить не удалось. К этому сословию он явно относился без симпатии. Мало того, монтировочку уже вытаскивал и оттого наглел:
— Ты, парень, не в себе, видать, я домой приехал, у меня смена…
Все это он говорил, а рука с монтировкой уже отходила для замаха. И Железяке просто ничего не оставалось, как вынуть наконец пистолет и больно ткнуть им таксиста под ребра:
— Ну-ка, корсар, брось монтировку! Таксист сник и что-то загремело.
— А теперь брысь из машины! А не то мозги вышибу к черту. Ключики только оставь…
Таксист, не возмущаясь, из машины выпрастался и. даже несколько подобрел:
— Так бы сразу и сказал, — примирительно забормотал он. — А то «поехали, поехали»…
— Не вздумай сейчас в милицию звонить, — грозно предупредил Железяка. — Выждешь. минут сорок. Чаю пока попей…
И он рванул машину с места, стараясь наверстать упущенное. Куда точно ехать, он не знал, но направление себе представлял. Надо было двигаться из города на юг. Расчет оказался верным. Уже через два светофора он заметил впереди рыжую машину блатного и сбросил газ. Особенно прижиматься к нему не следовало.
«Позавтракать не успел, — в сердцах размышлял лейтенант. — Что за работа такая дурацкая? Вчера в три пришел, сегодня в шесть ушел. И без ужина, и без завтрака… Как меня ноги носят?»
«Волга» шла ходко. «Жигуленок» впереди тоже особенно не медлил. Не прошло и пятнадцати минут, как обе машины выскочили из города и погнали по шоссе. К счастью, уже появились грузовики и слежку блатной заметить не мог.
Близнец чувствовал, что теряет даже не сам контроль над ситуацией, — его, как он теперь понимал, он потерял несколько дней назад, когда начались первые убийств, а, может быть, даже еще раньше, задолго до убийства, — но теперь он, вместе с уверенностью в себе, терял и иллюзию контроля.
А ее, иллюзию то есть, надо было сохранить любой ценой. Люди его, итак частично разбежавшиеся, старались не попадаться ему на глаза и приказания выполняли как бы нехотя. И такая ситуация прогрессировала.
На время спасли утренние хлопоты, но и они были связаны с очевидными, даже для неискушенного глаза, приготовлениями к обороне и паникой. Людям казалось, вполне справедливо, впрочем, что они попали в западню. Враг их вездесущ и невидим, А это очень трудно — бороться против врага, которого не можешь даже представить. Он от этого множится и оказывается как бы всюду.
Близнец краем уха слышал, как Жека тихо рассказывал бандитам в уголке все ту же историю, как разделались с Младшим. И в его рассказе уже появилось что-то былинное, отчасти даже мистическое.
Старший делал вид, что не слышит, но каждая новая подробность тугой болью перекручивала внутренности, и ему стоило большого труда сдерживаться, чтобы не всадить в Жеку всю обойму.
Уже получалось, что Младший в бар ехать не хотел, словно предчувствовал что-то, но Старший настоял, и он поехал. И там был непривычно тих и молчалив, почти не пил… Это, разумеется, была художественная неправда… Младший пил как обычно, и его телохранителям стоило большого труда не допустить какого-нибудь скандала и неразберихи, как правило с ним связанных. Такова была установка, и охрана четко просекала во все концы зала, наблюдая за посетителями и разрежая группу проституток, которую Маладший старался все время сделать побольше.
Но сейчас это уже никого не волновало: Младший стремительно обретал черты героя из блатного фольклора: ощущая близкую смерть, был он меланхоличен и как-то по-особенному добр с ним, с Жекой, уговаривал его выпить, просил за что-то простить. А потом велел всем собираться и готовиться к выходу, а сам, с уже совершенно очевидной печатью смерти на лице, обреченно ушел в туалет, велел напоследок никому за ним не ходить. И когда он шел туда, прекрасное молодое лицо его вдруг осветилось изнутри решимостью сразиться с неведомым противником, пусть и без всякой надежды на успех…
Близнец не мог этого вынести. Он действительно винил в смерти брата себя. Но, кроме того, без всяких иллюзий относился к его мелочным страстишкам, пьянству, глупости и подлости. А также к его широко известной трусости. Никак он не мог себе представить смазливенькое личико брата с мелкими порочными чертами, одухотворенным перед сражением с неведомым врагом.
Но, как это ни странно, рассказ, долетавший до него урывками, чем-то ему нравился. Его братик выглядел в нем как невинно убиенный романтический разбойник, знакомый по мелодраматическим блатным песням. Если бы Жека был рассказчиком получше, он мог бы довести Старшего до слез.
Но расслабиться Старший позволить себе не мог. Тем более, что рассказ Жеки уже принимал несколько другую окраску. Тот начал наворачивать о том, как изворотлив и хитер враг, с которым им пришлось столкнуться. Скольких людей и настоящих бойцов он положил одной левой, с какой мистической легкостью проходили убийцы через все заслоны, проникая каждый раз в самые недоступные места.
Понижая для пущего эффекта голос, рассказывал Жека и о том, как около офиса Зелени охранники почти в упор расстреливали одного из убийц из автоматов, но тот только улыбался, когда пули врезались в его тело. И непонятно было, то ли последует байка о каком-нибудь засекреченном пуленепробиваемом жилете, то ли о мистической неуязвимости мстителей.
За рамками рассказа оставалась причина происходящего, но уже по общему строю его было понятно, что главным виновником окажется рано или поздно Старший: причем причина будет ужасна для неокрепшего сознания уголовников. Будет присутствовать либо инцест, либо осквернение святых могил, либо покушение на какой-нибудь мистический символ, который охраняют столь же мистические мстители, принадлежащие к таинственному и ужасному Ордену..
Мелькнул образ громадного глухонемого, который был у убийц на посылках. По новой версии Косой сумел взять его, но тот не раскололся и собственными руками, улучив момент, удавил шестерых человек, а потом, когда заметил подкрепление, бросился в пропасть…
Близнец понял, что имеется в виду безногий калека, который в рассказе обрел ноги, но потерял слух и речь.
Он пересилил себя и, грубо нарушая процесс драматизации и создания легенды, творимый на его глазах, прикрикнул на разомлевших блатных, которые слушали Жеку с восхищением, выраженным в широко распахнутых и полных залихватского ужаса глазах.
— Кончай базар! Кто там на посту?
Его не интересовало, кто там на самом деле на посту. Просто надо было прервать эта посиделки. Блатные, заметив его раздражение, моментально рассредоточились по всему помещению, но уже через несколько минут зашушукались в другом углу.
В мистику Близнец почти не верил. Но именно это «почти» и позволило ему пройти виньетку испуга до конца и вернуться к привычным методам! Даже если им на. роду и было написано столкнуться с мистическим, неуязвимым врагом, надо было не искать мистических же защитников, а продолжать сопротивляться так, как умеют.
Он прикинул свои силы. Не зная количества убийц, трудно было что-нибудь понять; Но, судя по всему, его десяти людей будет недостаточно.
Размышления Близнеца прервал вернувшийся от Железяки блатной. Его машина круто затормозила снаружи, и он вошел в помещение склада.
Еще при звуке взвизгнувших тормозов Близнец болезненно сжался и мельком подумал, выхватывая пистолет, что вот и началось. Все остальные блатные на складе тоже схватились за оружие и стали беспорядочно прятаться кто куда.
— Вы чего, ребят? — удивился, застыв на пороге гонец. — Не признали, что ли?
— Кто сторожит дорогу? — взвизгнул Близнец. — Сюда его, суку!
Немедленно доставили золотушного переростка с автоматом, который, вытирая сопливый нос и тупо хлопая непривыкшими к темноте глазами, затравленно озирался:
— Чего? Чего? — монотонно и опасливо спрашивал он, вертя головой на тонкой шее.
— Тебе велели обо всех машинах докладывать? — сдерживая ярость, раздельно спросил Близнец.
— Ну, — неуверенно согласился переросток. — А чего?
— Почему не доложил? Проспал?
— Не спал я. Не. Не было машин, только наша. Такси еще к поселку прошло…
— Почему не доложил, придурок? — взорвался Близнец, наотмашь врезая по неприятному тупому лицу.
Переросток послушно свалился на пол, явно чуть более картинно, чем того требовал звонкий, но не слишком сильный удар, и, уже лежа, опять затянул свое:
— Чего? Наша же тачка была?.. Я ворота побежал открывать…
«Вот так все и происходило, — вдруг догадался Близнец. — Из-за этих тупых идиотов. Если бы убийцы захватили нашу машину, то они уже были бы тут. И, пока они не начали бы мочить всех, все были бы в полном спокойствии. И никакой мистики…»
— Уберите эту грязь, — зло велел он, пнув переростка ногой под ребра. Тот взвыл, потому что на этот раз Близнец узким носком своего щегольского, подбитого металлом ботинка двинул всерьез, от души.
— Заткнись, — прошипел он, наклонившись чуть к переростку, и тот моментально проглотил собственный вой. — Передайте всем: докладывать обо всем! Иначе перестреляю сам! — уже громко обратился он к своим людям, а затем кивнул гонцу: — За мной.
Тот послушно поплелся. Они зачем-то подошли к углу и сели там на ящики. Близнец закурил и, не глядя на собеседника, спросил:
— Ну? Что ответил Железяка?
— Железяка сказал, что мало. Что он такие бабки каждую неделю имеет.
— Что? — Близнец широко раскрыл глаза. Этого не могло быть. То есть не то, чтобы он свято верил в неподкупность Железяки. Но он не мог поверить, что тот, вот так, запросто, сообщил о своей ставке первой же шестерке. — Ну-ка повтори все слово в слово.
Блатной потупился, затем начал рассказывать. Делал он это без энтузиазма
— Ну, я говорю, что ты велел. Что штуку зелеными, если он убийц Младшего найдет… Он спрашивает, связывать их надо? А потом и говорит: да я за такие деньги, говорит, через губу не переплюну. Так и передай, говорит, что я поганых ваших денег не возьму, я каждую неделю штуку имею. Хау.
Близнец удивленно приподнял брови.
— Ну, это по-индейски, — объяснил блатной.
Близнец бросил окурок на пол, раздавил ногой и пошел к столу. Блатной очевидно чего-то не понял. Вот и связывайся после этого с идиотами… Но весь тон разговора его с Железякой Близнецу не понравился.
Он подошел к телефону и набрал номер Челюсти.
В это раннее воскресное утро телефонный звонок Близнеца поднял Челюсть с постели.
Зевая и остервенело очесываясь, он прошлепал босыми ногами к аппарату и снял трубку:
— А, это ты… Настоящий деловой человек, в такую рань и уже на ногах… Чего звонишь-то?
— Ты помощь обещал, — веско заявил Близнец. — Пришли мне человек десять, за мной не пропадет.
— Десять человек-то? Это можно, это запросто, это даже нашего разговора не стоит… Может, тебе больше надо? Так ты скажи…
Челюсть чесаться перестал и, произнося все эти пустые слова, лихорадочно соображая. Значит, плохи дела у соседа, если ему помощь нужна. Мало того, помощь-то слабенькая. С другой стороны, может, это и проверка. Послать-то надо, но…
— Только, Близнец, у меня дисциплина в организации. Людей я, конечно, пришлю. С ними старший будет Гравер зовут. Старший, значит, он. Ты ему приказ — он его моим людям. Напрямую я не хочу, чтобы они кого-нибудь, кроме меня, слушались. Лады?
— Лады, — нехотя согласился Близнец. — Через час на двенадцатом километре у Боровиков их встретят.
— У Боровиков — это на юг? — уточнил Челюсть.
— На юг. Пока. Спасибо.
— Ну, «спасибо» на хлеб не мажется, но сочтемся, правильно я говорю?
— Конечно, сочтемся…
Когда Близнец положил трубку, Челюсть скоренько набрал телефон Гравера:
— Слушай, подельник, — сосредоточенно начал он. — Ты сейчас возьмешь десять люде и с оружием двинешь на помощь к Близнецам… То есть? Как? Да я Младшего вчера видел! Вот так да!.. А Старший звонил мне только что и молчок, сука хитрая… Тем более. Там, скорее всего, мочиловка намечается, так ты наших людей под пули ис суй, в стороне держи. Да секи вокруг. Сам решить должен, может на руку станет Близнеца прибрать с глаз долой… И людей его. Там только шваль всякая осталась., нам без интереса… Только упаси тебя бог ошибиться! Понял меня? Тогда запоминай место. Где Боровики знаешь?..
* * *
Ник проснулся рано. В окно моросил серенький мелкий дождик. Говорят, в дождливую погоду уезжать хорошо. Значит, вернешься в солнечную. Но пока разговора об отъезде быть не могло.
Ник механически делал зарядку, тщательно разминая каждую группу мышц, принимал душ, чистил зубы, аккуратно, но без привычного удовольствия брился.
Он пока не настраивал себя на бой, пока следовало заняться подготовкой и постараться не тратить себя ни на что лишнее.
Без всякой надежды на успех позвонил на всякий случай в агентство «Аэрофлота», где, вопреки ожиданиям, немедленно сняли трубку и довольно приятный девичий голосок на сносном английском подтвердил, что его билет в порядке, но рейс отложен на два часа ночи. Ник хотел было удивиться такому произволу, но смирил себя. Некстати была эта задержка, но погоды она не делала. Если ему вообще суждено вернуться, то дальше будет проще.
Теперь надо было собраться. Ник педантично сложил в сумку все свои вещи, оглядел ванную, не оставил ли чего? Все было в порядке. Заодно просмотрел документы. Паспорт. Все в порядке, виза не просрочена, срок действия не истек. Билет. Норма. Положил все это в боковой карман и, подчищая все возможные шероховатости, спустился к администратору расплатиться за номер. Спускаясь по лестнице на первый этаж, он заметил, что на каждом лестничном пролете стоят неприветливые люди. Они были так одиозно служивы, что Ник сразу смекнул: они оставлены тут после вчерашнего.
Дело оказывалось более сложным. Ник, продолжая как ни в чем не бывало спускаться, анализировал ситуацию. То, что его не побеспокоили ночью, несколько сняло напряжение. Но, скорее всего, милиция все-таки обнаружила оружие. Впрочем, рисковать не следовало, даже если это и не так. Двери задней лестницы из коридора просматривались и лезть на рожон было бы просто глупо. С другой стороны было еще глупее идти на бой вообще без оружия. У Ника не было даже ножа. Дорожка на вещевой рынок теперь ему была заказана. Туда без гранатомета лучше не показываться.
Рассмотрев ситуацию со всех сторон, Ник решил, что самое безопасное все-таки отправляться к Близнецу с пустыми руками и уже там, на месте, решать все проблемы по мере поступления. Они не замедлят возникнуть и оружия будет достаточно. Его нужно будет только взять.
Ник остановился у окошка администратора и, улыбнувшись, сказал, что хотел бы расплатиться за свой номер.
— Вы выезжаете сегодня утром до одиннадцати? — чуть подозрительно спросила женщина, которая до того, как подошел Ник читала газету.
— Нет, я уезжаю поздно вечером. Просто я хочу расплатиться заранее.
— Хорошо. Только вечером сдайте сестре-хозяйке номер.:
— Обязательно.
Умиротворенная женщина углубилась в сложные расчеты, но чуть погодя решила уточнить:
— У вас что же, международных звонков не было?
— Нет, — пожал плечами Ник.
Она сверилась с какой-то бумажкой и поджала губы: — А вам каждый день названивали. В первый момент Ник напрягся: кто? Но тут же успокоился. Конечно, Деб. Он уже хорошо представлял себе ее настойчивость. Естественно, она выяснила по какой-нибудь хитрой справочной, сколько в городе гостиниц, узнала телефон номера…
— Жаль, — сказал он. — А до меня так и не дозвонились… А вы только международные звонки фиксируете?
— Если просят что-либо передать, то и местные.
— А передать что-нибудь просили? Женщина еще раз изучила бумажку.
— Нет.
— Простите, а из города мне никто не звонил?
— И из города никто не звонил. Платить будете наличными?
Ник расплатился и, поднявшись в номер, прикинул наличность. Денег оставалось с лихвой. Вместе с деньгами, водительскими правами и кредитными карточками на столик выпала фотография Деб.
«Хорошо бы зайти перед отъездом к Тане, узнать, как она. Но нельзя». Она и сама не позвонила. Но у нее-то как раз телефонного номера Ника нет и к тому же Таня не производила впечатления девушки настойчивой. Как давно он ее видел! В последний раз в больнице… Она тогда была плоха. Только тут он понял, что со времени их последней встречи прошло три дня.
Ник рассматривал фотографию Деб и думал о Тане. Как она будет жить дальше? Ответит ли на его письмо, если ему вообще суждено написать письмо?
И Деб… Он не мог себя заставить думать о ней И не хотел. Ему почему-то казалось, что узнай она, что происходит тут, в этом городе, и что тут делает Ник, она навсегда прекратит с ним разговаривать… А скрывать от нее он ничего не умел. И не хотел уметь. Ник прекрасно научился таить себя от всех. Так уж складывалась его жизнь, что все время приходилось защищаться. И только с двумя людьми он был по-настоящему откровенен и дорожил этой близостью больше всего на свете: с Деб. И с Сергеем.
Ник подошел к окну. Унылый дождь навевал тоску. В воскресенье народу на улицах было мало, вымокшие деревья изможденно опустили свои намокшие ветви, и с них срывались крупные капли, которые, обогнав более мелкие дождинки, шлепались вниз, норовя попасть в пешехода. Пивная палатка была закрыта. В окнах дома напротив отражалось небо, и что там внутри происходит и происходит ли что-нибудь вообще рассмотреть не получалось.
Он поглядел на часы. Было семь часов сорок три минуты. По всему получалось, что пора собираться во второй раз. И если первый раз он собирался домой, то теперь ему предстояло собраться в самый центр опасности. Он почти выиграл свою игру. Во всяком случае, он дошел до места, где по-настоящему «горячо». И горячее уже быть не может.
Ладно, красноармеец, — сказал себе Ник, пружинисто подпрыгивая и нанося сокрушительный удар ногой по воздуху. — Кончай хандрить. Время пришло прогуляться.
И вообще, как говорил Серега, когда они попадали в настоящие переделки: вот и мы! Добро пожаловать в духовку…»
Ник быстро начал натягивать приготовленную одежду. Проверил, как ему в ней. Все было подогнано как следует, прыжки в этой одежде оказывались бесшумными. Теперь пришло время сосредоточиться. Ник сел в позу лотоса и замер, полузакрыв глаза. Постепенно все его существо очистилось от какой-то пыли и грязи. Он сосредоточился на окружающем его пространстве.
Нервы, мысли, чувства стали острыми. Ник теперь даже чувствовал тех людей на лестнице. Но никакого предчувствия опасности не было. Значит, все в порядке.
Ник накинул на плечи куртку и неторопливым шагом прогуливающегося человека вышел из гостиницы под дождь..
* * *
Железяке дождь начал досаждать. Он уже больше часа стоял в густых зарослях акации, которыми заканчивались унылые дачные участки, расположенные на небольшом пригорке.
С этой точки территория складов была как на ладони. «Волгу» пришлось отогнать в лес и оставить там, чтобы лишний раз не мозолила глаза. К счастью, в такую погоду по лесу гулять больших охотников не было, а сезон грибов пока не наступил. Совершенно не хотелось, чтобы сейчас здесь появились гаишники и спугнули так восхитительно начавшееся действие последнего акта драмы.
Лейтенант видел, как под дождем во дворе прохаживаются блатные с оружием. На первый взгляд можно было бы вызывать наряд, и не один, и брать всех скопом, а потом уже разбираться, на ком что висит… Когда-то и он предпочитал так делать, но в результате оказывалось, что руководитель той или иной организации преуспевающий бизнесмен, со многими в хороших отношениях, с мэром на охоту ездит… Что ему положена охрана и он обратился в соответствующую фирму, а те прислали вооруженных людей… И так далее. Показания давать отказывались, вопили о произволе, через несколько дней приходилось всех отпускать за отсутствием состава преступления, приносить извинения нагло лыбящимся харям… И в активе оставалось только с пяток уголовников, которые и до этого были в розыске да вот, случайно попались. Поэтому опергруппу Железяка вызывать не спешил.
Вокруг было тихо и подозрительно спокойно. С тихим шелестом моросил по листьям дождь, где-то вдалеке лаяла собака. От огородов дачников, когда ветер был с той стороны, иногда доносились обрывки разговоров:
— …редисочку сажать?
— Что вы! Только на третий день от полнолуния!
— А у меня рассада в доме зацвела…
Курить нельзя. Ветерок был слабенький, воздух прозрачный. И хотя дождик прибивал дым к земле, все равно запах его разнесся бы сейчас довольно далеко. Так Железяка чуял, когда блатные на территории складов курили. Даже, при желании, смог бы определить сорт сигарет.
Земля под кустом медленно промокала и превращалась в неглубокую, сантиметров пять, топь, которая хоть жизни и не угрожала, но была губительна для кроссовок. Те крепились недолго и спустя короткое время каждая нога лейтенанта уже была помещена в собственную небольшую ванну с прохладной дождевой водой пополам с грязью.
Железяка видел, как сорвалась и ушла к шоссе машина. В ней, правда, был только один человек, поэтому она его не заинтересовала. Так, отметил про себя, — минус один. Может вернуться. Оставалось ждать дальше.
Еще минут через пятнадцать к складу подрулила «девятка». Отсюда разборок в воротах было не видно, но в «девятке» тоже сидел только один человек, и лейтенант напрягся: неужели?.. Но нет, блатные о чем-то побазарили и отперли ворота. «Девятка» въехала на территорию и из нее вышел…
«Вконец коллеги оборзели, — удивился Мухин. — Ни черта не боятся…»
Из девятки вышел Краснов, да еще в форме. Блатные хоть и не были с ним грубы, но все-таки сторонились, как от зачумленного. Он прошел в помещение и пропал там.
Железяка сунул руки в карманы и от нечего делать стал представлять себе, как бы он действовал на месте убийцы. Ну, вначале бы внимательно осмотрелся. И выяснил бы, а это нетрудно, что склад снаружи стерегут три человека. Самый удобный из них тот, что спрятался от дождя под навес. Двое других гужуются у ворот. Но и к ним подобраться несложно: во дворе какие-то ящики, станки старые, несколько машин. Стрелять, конечно, пока нельзя.
Кроме них есть еще один на крыше. Но ему оттуда хорошо видны дали, а что во дворе творится — не видно, так что его вообще можно до поры до времени не считать.
Далее. Из самого склада вообще ничего не видно, окна только под крышей, а двери закрыты. Но не заперты. Вон, в одной даже щель видна
Сколько там внутри человек — непонятно. Придется рисковать. Только сразу врываться нельзя: в складе темно и со света ничегошеньки не разглядишь. Надо встать, приготовиться, предварительно в щелку глянуть, а потом замереть и глаза на минутку прикрыть. Дело неприятное, стоишь, как слепой, всем на свете виден. Но это надо перетерпеть. И внутрь так с. закрытыми глазами и кидаться.
И сразу в сторонку падать. И с двух стволов мочить все, что движется. Лишнего не заденешь…
Железяка поежился и на всякий случай проверил свой пистолет. Впопыхах он схватил не табельный, а ТТ, который как-то конфисковал у пацанов в парке, но так и забыл сдать. Он заглянул в обойму и с неудовольствием обнаружил, что в ней всего четыре патрона. Да один в стволе. Итого пять. А сам пистолет старый, раздолбанный. Попасть из него только случайно можно. Считай, на дело он с пугачем пришел…
Железяка сунул пистолет обратно в карман и замер. Он ничего не слышал и не видел. Просто замер и все. Так же шуршал дождь, так же чуть шумел ветерок, неспособный разогнать тучи, так же брехала где-то собака. Но все вдруг неуловимо изменилось.
Лейтенант медленно повернул голову и увидел какого-то парня в темной курточке, который шел по тропинке легкой пружинистой походкой.
Не выходя на открытое место, он вдруг легко наклонился, черпанул из лужи немного грязи и мазнул ею по тыльным сторонам ладоней, а потом провел темные извилистые полосы на лице.
Железяка сразу его узнал, но отчего-то продолжал стоять не шевелясь, скрытый акацией. А парень вдруг шагнул в соседние заросли, что тянулись почти до забора склада, и словно растворился в них.
Как ни приглядывался лейтенант, ничего рассмотреть не мог. Ни одна веточка не шевельнулась случайно, ни сквозь один просвет не мог он разглядеть силуэта.
И произошло все быстро, как по волшебству. Вот шел человек по тропке, потом нагнулся, грязью себя мазнул и исчез, словно шапку-невидимку натянул.
Железяка одобрительно повел головой и остался стоять, ждать, надеясь, что и сам он замаскирован неплохо. Этот парень скоро должен проявиться. Тогда его и следует брать.
Только теперь, увидев его своими глазами, Железяка не был так уж уверен, что взять его удастся.
Близнец хлестал папкой Краснова по лицу и орал, остервенясь:
— Что ты мне принес, падла?! Что притащил, я спрашиваю? На хрена мне все эти финны да американцы сдались? Это они моего брата удушили? Что ты молчишь, падаль?! Отвечай, сука!
Краснов пытался вяло загородиться руками:…
— Не было там никого… Век воли не видать…
Близнец раскрыл папку и потряс перед носом Краснова исписанными листочками:
— Ну, ткни пальцем, кто из них мог моих людей замочить? Нет, ты нос не вороти, мент гнилой, ты же преступления. раскрывать учился, ну, скажи мне, кто тут преступник?
Краснов, как написавший на ковер щенок, отворачивался от листочков и пытался гордо смотреть в сторону. Гордость давалась ему с трудом. Когда его покупали, с ним разговаривали уважительно, падалью не обзывали. Льстило. Смотрели внимательно, в рот заглядывали, словом, всякую приятность тут же на блюдечке подавали. Даже не как равного принимали, напротив: словно он, Краснов, единственное солнце в окошке. Но как только первые деньги взял, похерили как шестерку. И даже самые пропащие блатные стали на него смотреть, как на вшивого кобеленка, только что не плевали вслед. А уж как дергали, как подставляли! На работу звонили и чуть ли не через дежурного предупреждали, что де из близнецовской группировки, Краснова им, да срочно.
Давно бы он все это дело бросил, но не тут то было. Брательник увяз и был теперь их. А кроме того, и самого, чуть только попытался взбрыкнуть, так к, ногтю прижали, что мало не показалось. Тут уже и шантаж шел, что купленый он, и чистые угрозы. как ему лично, так и родственникам. Приходилось егозить, но чем больше он суетился, тем с большим пренебрежением к нему относились. Даже денег платили то меньше, а то и вовсе не давали. На деньги же Краснов неожиданно подсел, как иные подсаживаются на морфий — то есть с первой дозы. И жена его подсела. Произошло привыкание к тому, что деньги есть. Не то, чтобы немеряно, но как-то не переводятся. И без них в семье начинались теперь форменные ломки.
То есть, может быть, и хотелось бы Краснову пристрелить Близнеца за все те унижения, которые потерпел от битья папкой по морде, или на худой конец арестовать всю эту братию, но позволить он себе этого ну никак не мог.
Близнец же вошел в раж. В силу определенных причин он не мог сейчас сорваться ни на ком из своих, а Краснов был для истерики фигурой исключительно подходящей. Близнец тыкал ему листочками в неприятно упитанную физиономию со свинячьими глазками, а потом раздосадовался, да как врезал по-настоящему с правой в зубы.
Краснов опрокинулся на стульчике навзничь и закашлялся кровью, а Близнец, хоть и ссадил себе кожу на костяшках пальцев, но почувствовал восхитительное облегчение, какую-то даже радость, распиравшую его изнутри. И так ему стало приятно Краснова бить, что он подскочил и увлеченно отделал его ногами, норовя попасть по ненавистному личику. Однако личико свое продажный милиционер прятал, и приходилось вламывать ему то по ребрам, то по почкам…
Наконец Близнец запыхался:
— Связать и привесить, — велел он своим людям, кивнув на. тушу в заляпаной форме.
Блатные с удовольствием выполнили приказапие. Ментов, даже продажных, они ненавидели на каком-то неясном, чуть ли не генетическом уровне.
Приказ «привесить» на самом деле означал для жертвы может быть и не скорый, но вполне определенный конец. Висящий человек Близнеца доводил до исступления. Он занимался своими делами, отдавал какие-то приказы, но нет-нет, да и подходил к обреченному, чтобы нанести ряд быстрых и сильных. ударов. Подвешивали за руки и жертва прикрыться не могла, чем Близнеца особенно волновала. Ему страшно нравилось чувствовать руками, как рвутся какие-то ткани, хрустят кости, видеть, как наливаются мученической кровью глаза, текут из залепленного рта розовые слюни, а по ногам — несдерживаемая моча…
* * *
Железяка увидел Ника вдруг. Ничего не было, ни одна веточка не шелохнулась, но у тыльной стены складов вдруг возникла его все такая же гибкая фигурка Наступил момент, когда его следовало брать. Железяка хотел было нырнуть в заросли и поспешить к стене, но Ник его поразил.
Это было странно, как во сне. Он не останавливался ни на секунду, совершая все движения с какой-то обезьяньей скоростью и грацией.
Лейтенант предполагал, что тот: остановится перед стеной, повременит, прислушается… Но тот, видимо, уже все решил и. рассчитал, пока: бесшумно наблюдал за территорией из своего укрытия.
Как кошка он скользнул вверх, исчез из поля зрения, но и на той стороне не затаился, а точно с такой же скоростью появился уже около зевавшего уголовника. Прелесть зрелища заключалась в том, что уголовник его видел, но не двигаясь, как загипнотизированный сидел до тех пор, пока Ник не приблизился и не стукнул его несильно. А потом подхватил тело и аккуратно положил под ящики, причем у того как-то так приметно безвольно болтались. голова и руки, что Железяка сразу понял: блатной уже бесповоротно мертв.
Над ним Ник задержался тоже только на мгновение: лейтенант видел, как он вытянул из его кармана пистолет.
«Господи, — вдруг понял Железяка, любуясь этой калиграфией движений. — Так он действительно один! Мало того, он ведь и без оружия сюда приехал, я же его нашел. И как при этом пластичен, мерзавец Словно по телевизору «В мире животных» смотришь! Как же его взять-то? Только у двери, когда глаза закроет, а то помочит всех… Да и то подобраться то будет не просто, благо, что меня он не видел. Во всяком случае, хотелось бы верить, что не видел. С такого станется, увидел, да и пошел себе по делам, а сам запомнил, что вот еще один в хвосте и кончить его надо, когда он приблизится, когда надо будет глаза закрыть, потому что сидел он тихо и, видимо, тоже просчитал, когда меня, киллера, брать надо, а я, киллер, тут как раз его и сниму…» Железяка немного заплутал, перемешав свои собственные мысли с мыслями этого убийцы, который действовал на самом деле так, как Мухин и сам спланировал. Поэтому, хоть себе в том и не признаваясь, Железяка сейчас за него переживал… Строго говоря, в данную минуту он был безоговорочно на стороне убийцы, как бы вселившись в него. Тот работал совершенно так, как сам Железяка работал бы эту работу. Только делал он это без всяких тормозов и без ленцы. Действовал так, как сам Железяка действовал бы несколько лет назад и на чужой территории. Сейчас в нем шевельнулась зависть: надо же, как гладко, как правильно, как логично! Сам-то разучился, привык, что за спиной закон, поддержка, оперы, а этот только сам за себя, знает, что никто не прикроет. И цель видна. Ясная, прозрачная цель. И как он этих…
В то время, пока эти мысли крутились у Железяки в голове, Ник все так же, не замедляя своих движений ни на мгновение, каким-то странным танцующим аллюром приблизился к тем двоим у ворот и столь же легко и быстро снял их. Не было у него ножа. Он убивал уголовников голыми руками просто, как некоторые могут махнуть стопку водки: раз, и нет. Было в нем что-то от прекрасного и ужасного дикого животного, не рассуждающего после принятия решения.
Железяка вдруг понял, что ему напоминает этот парень: ПТУРС. Эта управляемая ракета идет к своей цели, подчиняясь внешней воле и простота в управлении предполагает скорый исход. Тем, кто в танке, если запуск ПТУРСа был замечен, следует немедленно открывать огонь по той точке, откуда снаряд стартовал. Тогда есть слабая надежда, что наводчик при взрывах отвлечется, собьет траекторию, промахнется… В противном случае танку очевидный и скорый каюк. Только на этот раз никакого наводчика не было. Убийца сам был и снаряд и наводчик. И сбить его с толку было совсем не просто.
Лейтенант понимал, что как представитель закона он должен немедленно этого киллера арестовать. Потому что он уже совершил с десяток убийств, а это преследуется по закону так же, как и подделка государственных казначейских билетов. Мало того, вот сейчас, на его глазах, киллер продолжал их совершать с хладнокровием и увлеченностью нечеловеческими. Но Железяку завораживал сам процесс.
Так можно с замиранием сердца и внутренним сладостным наслаждением наблюдать, как грузовик срывается в пропасть или танк проходит сквозь череду глиняных хижинок. И ужасно, и страшно, и остановить невозможно. Движение слишком определено и обеспечено такой внутренней силой, что можно только любоваться этим процессом: кто кого?
Паренек действовал так легко, так плавно…
«Вот же, мать твою, — думал Железяка, быстро спускаясь вниз и скользя ногами в набравшей воды траве. — Просто балет! Майя Плисецкая, а не боец…»
Он опоздал не на много. Но, когда перемахнул забор, дверь за Ником уже захлопнулась и раздались выстрелы.
Много и беспорядочно. Но в этой бестолковости присутствовало жесткое стокатто. Железяка не видел, как Ник: завладел вторым пистолетом, но это очевидно стрелял он. Точно, быстро. Не торопясь, но и не медля. Ровная работа хорошо отрегулированного и мощного механизма.
Лейтенант приостановил себя во дворе. Пока шла такая перестрелка, ему и думать было нечего кого-то там брать. Снаружи выстрелы слышались глухо, как будто кто-то лупил по автомобильному колесу палкой.
Железяка пожалел, что с ним нет его помпового «ИЖа». Тот сейчас был бы кстати. Но краем глаза заметил, что рядом с трупом одного из блатных валяется ни много ни мало, а пулемет Калашникова. Красиво, конечно: вот он, стреляет, сзади волочится лента… Такое оружие вызывает уважение у оппонента. Но тяжелое и неповоротливое. Хрен с ним. Ограничимся «ТТ», хоть и радости от него мало..
Железяка приблизился к двери и как раз в этот момент стокатто дало сбой. На мгновение восстановилась тишина.
«Неужели кончили профессионала?» — с какой-то вне; запной тоской подумал Железяка и вдруг почувствовал, что ему безумно жалко этого парня, киллера, такого красивого во время своих некрасивых похождений.
И тут во двор стали въезжать машины. — А ну брысь отсюда! — крикнул Железяка, махая в сторону машин пистолетом. — Пошли вон!..
Он пытался выгнать их, как выгоняют с поля гусей. Но ожидания не оправдались. Машины остановились, и из них полезли уголовники. Всех Железяка в лицо не знал, но одного приметил. Этого звали Гравер. А значит, приехали люди из соседней группировки.
«Вот это да! — мельком подумал лейтенант. — Неужели казачок-то засланный? На вот этих подонков стелит, чтобы им мягко спать было? Вот не верю…»
Но тут Гравер и его тоже узнал?
— Братки, — гнусаво завопил он. — Да это мент, и я его знаю. А ну не стрелять, мой он!..
И он стал выдирать из кармана отвислых штанов оружие.
«Человек пятнадцать, однако, — прикинул лейтенант, падая к пулемету. — Даст Бог, прорвемся.:.»
— Хрен я твой, сифилитик! — крикнул он, передергивая затвор. Затвор передергивал зря. Целенький патрон из ствола, мазнув по серому дождику бледно-желтой медью, плюхнулся в лужу. — Лови момент!
И Железяка нажал на спусковой крючок. Животу было мокро, но рядом с ухом привычно плескался работяга-пулемет, посылая железячки калибра 7,62 в сторону подъехавших. Удивительно весело разлетались вдребезги машины и куда-то назад отлетали блатные. Гравера запихнуло очередью обратно в салон и машина с пробитым баком весело запылала.
Остальные начали расползаться по территории, стараясь взять в клещи.
Но тот уголовник, что сидел на крыше, не сообразил, что. к чему и, видимо, решил, что началась-таки разборка. Он начал поливать соседей из автомата, чем доставил Железяке минутное наслаждение.
. — Правых бери! — крикнул он. Сам же сосредоточился на левых. А тот, сверху, послушно начал долбить правых. И долбил до тех пор, пока кто-то из нападавших его не снял.
* * *
В тот момент, когда Ник скользнул внутрь склада, было еще совершенно тихо. Только гремел голос Близнеца, который мутузил почти-бесчувственное теперь тело Краснова и орал, не остерегаясь:
— Кто убил моего брата, кто!
Его не заботило то, что рот у Краснова завязан. Ему и ответа сейчас было не надо. Ему надо было хоть кого-то бить, убивать. Просто для того, чтобы не чувствовать себя бессильной жертвой.
Еще промахивая в щель, Ник открыл глаза и, как его учили, не фокусируя взгляда ни на чем конкретном, увидел все помещение целиком: пять человек в углу, трое вокруг Близнеца, Близнец около мента, что подвешен к потолку на каких-то цепях. Больше, кажется, никого.
Он не увидел еще троих, что сидели в самой глубине, но почувствовал их, отметив, что темная глубина опасна.
Правая рука пришлась на тех, кто в углу, левая на троих у Близнеца. Стрелял он собранно, через раз целясь. Перезаряжать пистолеты времени не было и доставалось ему на все про все только четырнадцать выстрелов.
Из пятерых троих он снял сразу, остальных прижал к полу. Взять их лежа было очень сложно, но и не особенно нужно. Пусть себе лежат. Из тех, что стояли около Близнеца, не уцелел никто.
Тут надо было соблюдать точность особенную. Не попасть в милиционера и в самого Близнеца. Тот был финалом, черточкой под всем карнавалом. Просто так убить его было нельзя.
Ник мгновенным броском перекинул свое тело в сторону и замер за какими-то ящиками.
Восстановилась мгновенная тишина. Один из пистолетов уже сухо и лениво щелкнул. В другом должен был остаться только один патрон. Но так считать выстрелы, как это умел Ник, не умел никто. Еще на стрельбах и потом, в Афганистане, не думая об этом, он мог точно сказать, сколько патронов осталось не только в пистолете или рожке автомата, но и в коробке пулемета, что стрелял бесконечно короткими.
— Твоего брата убил я, — сказал Ник из-за ящиков. — Кто шевельнется без команды, пуля.
Он видел, как побледнел Близнец, который остался стоять один на самом виду. Видел, как под ботинками старшего расплылась неожиданная лужица. Видел, как он оторвался от этого и стал строг, как нож, приготовившись к концу. В руках его даже оружия не было, — он не успел его выхватить.
— Отвязывай мусора! — велел Ник. — Медленно и печально. Ты у меня на мушке. Всего не убью, но яйца будут мои.
Близнец, чуть только зубами не скрипя и чувствуя отвратительную мокроту штанов, сделал шаг к Краснову, потянул за цепь и поставил его на пол. Ноги того не держали, и он упал сначала на колени, а потом на бок.
— Давай, давай, сначала ноги, потом руки. Близнец, морщась, развязал ноги Краснова, потом
освободил ему руки, сорвал повязку со рта.
Тот, причитая, пополз в сторону Ника. Сам Ник приподнялся и встал, держа под прицелом Близнеца. Как-то нехорошо полз мент. Нику вообще-то он сразу не понравился. Мало того, серьезно осложнял дело: живой свидетель, нехорошо. И полз неправильно. Глаза его из мутных постепенно становились целеустремленными и смотрели не на самого Ника, а на его пистолет.
Надо было прислушаться к себе, но Ник в этот момент попался в тенеты самой простой ошибки, доверившись внешним признакам. Он поверил форме и ждал милиционера к себе, как естественного союзника. Тем более, что милиционер был им вызволен из довольно печального положения.
— Пистолет у него возьми, — велел ползущему Ник, кивнув в сторону Близнеца.
— Ara, — ответил, Краснов. Но ползти не перестал и в какой-то момент как-то нелепо выгнулся, привстал и навалился на Ника, закричав истошно:
— Мочи его!
Чем и подписал себе смертный приговор.
Надо сказать, что как только Близнец оказался на линии огня между Ником и Красновым, он с удивительной ловкостью прыгнул назад и завалился под стол. Но призыв «мочи!» поддержал:
— Мочи его!
Только людей у него было мало. А сам он как ни дергал пистолет, застрял тот в кармане, и вылезать не хотел ни в какую. И, когда чуть не отстрелив самому себе ногу, Близнец пистолет вытащил, там, где только что был Ник, медленно оседал раз пять пораженный в спину Краснов.
И дело не в том, что кто-то на него особенное зло таил. Просто оказался в той стороне, и все. Причем Ника своим телом, хоть и не желал того, прикрыл.
В.этот момент началась серьезная пальба снаружи. Стреляли и из автоматов, и из пулеметов, и из пистолетов. Близнец повредился в этот момент рассудком и под столом замер. Истерика его подсказала, что наступление идет полным ходом и вот-вот в склады въедут развеселые БТРы. А от них не спасет даже личное знакомство с мэром. Он замер, созерцая винты, которыми столешницы были соединены с ножками и, как ни старался, не мог подумать ни о чем стоящем. Все ему казалось, что сейчас должна промчаться перед ним вся его жизнь, но ничего не мчалось, воспоминаний не было, только винты креплений настырно лезли в мозг.
Ник же, со своим смешным единственным патроном оказался прижатым к полу пальбой с двух точек. Он ничего не понимал. Почему Мент велел бандитам его убивать, почему те его так спокойно расстреляли? И что это за пальба снаружи? Кто с кем, если он тут один?
Только одно он знал точно: Близнец, все еще живой, завалился под стол и ждет там его. Конечно, надо было разобраться с ним. Только вот стрелявшие мешали. И отвечать было совершенно нечем.
Ну, за исключением единственного аргумента.
Ник выбрал группу справа. Из них безумствовали только двое. В глубине народа было больше. Но ни те, ни другие не знали тактики местного боя. Стреляли наобум, как Бог на душу положит, авось попадут. Под таким огнем, пусть даже и шквальным, Ник не чувствовал себя в опасности. Попасть в него не могли и это главное. Гораздо больше беспокоила канонада снаружи. Она ставила под вопрос саму возможность отхода.
Но, решив разбираться с проблемами в процессе их поступления, Ник спокойно лег на живот за своими ящиками, которые рассыпались над ним в щепки, приготовился и катнулся вправо.
Пистолет при этом держал он в вытянутых руках и единственный свой выстрел не потерял. Один из блатных вдруг вздрогнул, и на лбу его четко отпечаталась аккуратная точка. Он покачнулся и рухнул на своего подельника, который от неожиданности даже опустил автомат.
Нику только этого и было надо. Продолжая катиться, он подсек ногами врага и, когда тот завалился на спину, сильно врезал ему ребром ладони по шее. Тот навсегда затих и автомат из своих рук выпустил.
— Калаш, — нежно обратился к автомату Ник. — С тобой-то мы не пропадем…
Автомат был как родной. Он с удовольствием выплюнул полупустой рожок и принял внутрь новый, который Ник вытащил из кармана одного из бандитов.
Рожок был профессиональный, связанный изоляцией с другим, чтобы быстрее и без сутолоки суметь перезарядить. Проверить, сколько в каком патронов, времени не было, но, судя по весу, оба были полны.
Ник метнулся задами вдоль стены и, встав наконец во весь рост, с удовольствием стал поливать из автомата засевших в глубине бандитов.
Те явно не ожидали такой атаки и подставили себя, попытавшись ускользнуть.
Ошибка их заключалась в том, что вели они себя как при огне из пистолетов. Выучка отката от ментов давала себя знать. Только на этот раз столкнулись они не с милиционером. И предупредительных выстрелов никто не делал. Мало того, никто совсем не хотел, их арестовывать.
Ник просто хотел их убить, чтобы они не мешались.
Он, почти не делая перерывов в очередях, легко снял их всех, пытавшихся бестолково кинуться врассыпную. Под выстрелами ему удалось держать их без особого труда, но и убегая, а иногда и падая, блатные представляли определенную опасность. Они вовсе не были дичью: у каждого имелось оружие, и несколько раз Ник чувствовал, что пули пролетали около него довольно близко.
Чтобы не провоцировать уголовников на прицельную, стрельбу, Нику приходилось все время двигаться и следить за тем, не осталось ли у него кого-нибудь за спиной.
Занимаясь этим бегом между мусором, металлическими шкафами, ящиками и, стараясь все время держаться в тени, Ник машинально вел отсчет. Вот один прыснул через открытое пространство к выходу, но не добежал, всплеснул руками и грузно шлепнулся — «четыре». Другой мелькнул между стеллажами и крадучись двинулся. в сторону Ника. Ник присел, пропустил его мимо, а потом встал и прошил хлипкую фанеру — «три». В этот же момент кто-то выстрелил сзади, и Ник, автоматически бросив свое тело в сторону, повеял стреляющим автоматом туда почти наугад. Только и заметил, как почти неразличимое в темноте тело отбросило к стене и звонко покатился по цементному полу пистолет — «два».
Ник замер и, прижавшись спиной к стене, полузакрыв глаза прислушался. Чутье, кажется, не обманывало: сейчас в помещении склада оставалось только два врага. Один сидел под столом на самом освещенном участке, и деваться ему оттуда было некуда. Но и подойти вплотную будет сложно. Второй же крался к двери.
Ник слышал его далекое сопение и шуршание шагов. Дверь была тут, рядом. Уголовник приближался.
Ник считал оставшихся в живых. Из всех них по-настоящему ему нужен был только тот, который пришелся бы на счет «раз», остальные оказывались лишь преградой.
И вот последний из преграждающих бросился к двери и распахнул ее, как дурак отлично высветив свое неуклюжее тело. Ник послал ему в спину очередь, которой его вытолкнуло наружу, и дверь стала опять медленно закрываться, сужая полоску дневного света на полу.
Ник прихлопнул дверь поплотнее и, нащупав внушительный засов, задвинул его. Теперь все было нормально. Теперь они оказались вдвоем с Близнецом.
Железяка кувырком преодолел пространство до горящей машины и, присев на одно колено, огляделся.
Как это ни глупо выглядело, все было восхитительно тихо. Только время от времени еще вспыхивали короткие перестрелки внутри склада. Там «Калашников» вел бой с пистолетами. «Боец-то жив покуда», — отметил про себя лейтенант и решил поменять позицию, чтобы получше осмотреться. Кроме этого надо было подыскать себе какое-нибудь более подходящее случаю оружие. Пулемет он оставил за легонькой баррикадой из бочек и ящиков — двигаться с ним было довольно сложно.
Он по-прежнему сжимал в руке свой «ТТ», в котором оставалось не то два, не то один патрон.
Прямо перед ним лежал в луже крови один из блатных. Железяка попытался вытянуть из-под него автомат, но тот зацепился за
что-то ремнем и не подавался. Железяка тянул и встряхивал, но труп тянулся и встряхивался за ним, оставляя сзади широкую полосу темной крови. Это лейтенанта начинало раздражать и он хотел было тряхонуть по-настоящему, но в этот момент сзади него дверь в помещение склада распахнулась и оттуда попытался выскочить один из уголовников, но очередь изнутри прервала его бег.
Железяка видел, как еще в падении у блатного стали мутнеть глаза, а лицо теряло выражение, становясь бессмысленно мертвым.
Тело с размаху упало в лужу, окатив все вокруг и самого лейтенанта грязной водой.
Дверь же захлопнулась, и лязгнул железом засов.
Железяка огляделся. Одна машина, пока еще целенькая, по крайней мере на первый взгляд, стояла у ворот. Две горели. По всей территории в живописных позах разбросаны были тела бандитов. Эти состояли в группировке Челюсти, и лейтенант с законной гордостью отметил про себя, что заодно он и еще одну мафию проредил знатно. Живых тут не было. Насколько можно было судить, уйти не удалось никому.
Конечно, он понимал, что за такую бойню его по головке не погладят. А с другой стороны уважать станут пуще прежнего. Но даже и с выговором он готов был бы смириться. За время этого короткого боя он получил немалое удовольствие и словно счистил с себя паутину, избавился от постоянно гнетущего чувства неудовлетворенности. Вот так бы давно с уголовниками и разбираться. А то юристы всякие, санкции прокурора… Скукотища.
Он подошел к двери в склад и прислушался. Внутри опустилась гробовая тишина, а дверь была плотно заперта. Сквозь нее проникнуть внутрь было нечего и думать. Но тут Железяка вспомнил того, кто сидел на крыше. Стрелять он перестал почти сразу, кто-то его снял. Но на крышу он не залезал по лестнице снаружи, это лейтенант помнил. Он вышел на нее из маленькой пристроечки. А значит, сквозь нее можно с крыши попасть внутрь.
Железяка поплевал на руки и стал легко взбираться по ржавой пожарной лестнице. До города километров тридцать, значит, коллеги, которых местные жители наверняка вызвали, прибудут еще минут через двадцать, не раньше. Время есть..
Железяке очень хотелось бойца своего взять самому и живым. -
Он перемахнул. свое тело на плоскую крышу, осмотрелся. Все было спокойно. Тогда, стараясь не шуметь, он протиснулся сквозь узенькую дверцу внутрь склада и замер, оказавшись на узенькой площадочке под самым потолком!
Ник спокойно сел на пол и проверил боекомплект. Он автоматически считал патроны, снаряжал магазины, передергивал затворы… Оружия получалось ненужно много, бессмысленно много на одного единственного врага. Патроны в темноте податливо льнули к пальцам и словно по своей воле юркали в стволы. Краем сознания Ник чувствовал, что мир сужается до очень маленьких размеров. И мир, и жизнь, все становилось маленьким, мелким, никчемным. Оставался еще один подонок. Самый главный. Он сосредоточил в себе все то, что Ник так истово ненавидел. Встреться они на улице, Ник просто не обратил бы на него внимания, но так прихотливо сложился узор, что они и не встречаясь оказались повязаны едва ли не крепче, чем братья по крови. Именно по крови.
И освободиться от этого братства можно было только одним способом.
Ник пробежал чуткими пальцами по разложенному на цементном полу оружию. Вот автомат, пистолет, другой… Из какого-то нерационального чувства он остановил свой выбор на автомате. Штатное оружие против врага. Это не местная разборка, это просто эпилог его войны. С пистолетом он в Афгане не бегал. Значит, автомат.
Ник встал с пола, прихватив удобно примостившийся в руке «калаш», вышел на середину освещенного места и вдруг почувствовал странную слабость. С невероятной ясностью он ощутил необходимость отрешиться от всего. И внутреннее чутье подсказывало, что так и надо делать. Действительность из последних сил поддавалась его контролю. Особенно подействовала на него эта пальба снаружи… Уйти, скорее всего, не удастся. Значит, подводим черту. Дел осталось немного. Жаль, ребенка своего так и не увидел…
Ник сел в позу лотоса и замер, положив автомат себе на колени. Пока сознание прояснялось и прозрачнело, какая-то часть его «я» автоматически начала сканирование помещения и окружающего пространства. Как Нику показалось, снаружи все было совершенно тихо и безопасно. Это было странно, но второстепенно. Прямо перед ним, скрытый конторской мебелью, прятался старший Близнец. И еще что-то было наверху… Не опасность, но что-то неприятное. «Даст Бог, не снайпер», — подумал Ник и решил верх пока игнорировать.
Было удивительно тихо, только где-то гулко капала вода и с каждой секундой от все нарастающей, почти оглушительной тишины звук становился все громче.
Ник сидел не шевелясь. Дыхание его стало ровным и бесшумным. Полуприкрытые глаза, казалось, были слепы. Но в тоже время прекрасно видели все вокруг. В такие моменты Ник видел даже то, что происходило за его спиной. Но на этот раз там тоже ничего не происходило. Только впереди, на освещенном пятачке, теплилось какое-то движение, и от него явственно исходил звериный, обреченный страх. Ника даже слегка мутило от этого страха, тем более, что он излучал резкий, неприятный запах. Может быть, так преломлялись ощущения, но Ник эту тошнотворную вонь чувствовал.
Наконец что-то звякнуло, зашуршало, сопение Близнеца стало громче, и он решился приподняться над полом и даже выглянуть из-за стола. Полумрак и тишина. Он ничего не видел, слепой от света. Рукоятка пистолета в его ладони взмокла и едкий пот начал заливать глаза, хотя жарко не было.
Ник ясно видел, как Близнец попытался вытереть левой рукой лицо и встряхнул ладонью, отчего в воздухе блеснули яркие капельки пота, веером разлетевшиеся во все стороны. Вот сейчас его можно было бы убить одним выстрелом. Пуля вошла бы строго в середину лба, голова дернулась, из затылка пыхнуло облачко розовой кровавой взвеси и тело мягко осело на пол. Без мыслей, без звуков, без чувств. Но Ник не шевелился. Он смотрел своими полузакрытыми глазами на Близнеца и почти ничего не чувствовал. Во всяком случае, он не чувствовал настолько, чтобы просто нажать на спусковой крючок.
На самом деле он сидел на самом виду, но в неподвижности своей совершенно сливался с темным нагромождением какого-то мусора за спиной. Близнец пересел с колен на корточки и медленно выпрямился. Тишина выводила его из себя, он ничего не мог понять, бессмысленно наводя дулом пистолета во вес стороны. Ему было очевидно, что что-то надо делать, но что именно делать, он не знал и оттого все больше и больше потел, чувствуя, как по спине и бокам скатываются вниз тонкие струйки. Он еще раз вытер ладонью лицо:
— Вот сука… — произнес он вполголоса, но вышло неожиданно громко, и он присел от страха. Ничего, впрочем, не изменилось.
Ник сидел и рассматривал его — мокрого, напуганного, жалкого. Ему было скучно.
Железяка видел сцену сверху. Он видел и Ника, который неподвижно сидел, положив себе на колени автомат, и напряженно замерзшую в неестественной позе фигуру Близнеца метрах в трех от Ника. Близнец озирался, водил пистолетом вокруг, но убийцы своего упорно не замечал, словно тот стал невидимкой.
Сцена Железяку завораживала. Умом он понимал, что сейчас самое время гаркнуть, чтобы, значит, оружие сдавали. Но тут он как раз вспомнил, что остался со своим ТТ, в котором патрон не то один, не то пара. Взяло даже сомнение, а есть ли там вообще патроны? Вдруг впопыхах стрельнул еще разок? И сколько там вообще было? Вроде считал, но вспомнить сейчас не мог.
Он с неприязнью посмотрел на пистолет и чуть покачал его в руке, пытаясь прикинуть по весу, есть ли там патроны. Занятие было заведомо дурацким, с ТТ Железяка почти никогда не работал и сколько тот весит не знал. Мало того, покачивая пистолет в темноте он случайно задел стволом о какую-то арматурину, что свешивалась невесть зачем с потолка.
В тишине раздался вполне явственный, с эхом, звон.
И сразу Близнец повернулся в его сторону и начал палить из своего пистолета бестолково, отчаянно, истерично.
Пули вокруг Железяки засвистели повсюду, вышибая искры из металлических конструкций и весело рикошетя в разные стороны. От грохота выстрелов и разнообразного свиста Железяка несколько растерялся и захотел стать маленьким, как спичечный коробок. Он отлично знал это ощущение, когда по тебе стреляют и ты кажешься сам; себе неоправданно, ненужно большим, как облако или даже больше. А в облако попасть до смешного легко и можно даже не целиться.
Он как в воду глядел: одна из рикошетивших, к счастью, пуль пребольно стукнула его в правое плечо и, хотя и не пробила даже материи, поскольку угодила плашмя, выбила из конвульсивно дернувшейся руки злополучный ТТ. Пистолет провалился сквозь прутья и свалился с жестяным звоном куда-то вниз. Железяка сжался в комочек, сжав от боли зубы и стараясь не пикнуть, но тут, слава Богу, магазин у Близнеца опустел и воцарилась вновь еще глуховатая от недавних выстрелов тишина.
Железяка поглядел осторожно вниз. Боец его сидел все так же не шевелясь, словно происходящее его не касалось ни в малой мере. Близнец щурился, подняв лицо вверх и пытаясь рассмотреть, достал ли он кого-нибудь своими выстрелами.
Лейтенант понимал, что единственное, что он может сейчас сделать — это сблефовать. И он уже начал набирать в легкие воздуха, чтобы гаркнуть, но тут раздался негромкий, хотя и очень внятный голос.
— Патронов у тебя больше нет, — проговорил Ник, не меняя позы.
Близнец резко повернулся в его сторону и только сейчас увидел — совсем близко от себя, теперь до обидного заметного человека, который сидел на полу с автоматом на коленях. От этого неожиданного открытия, он раскрыл рот, но сказать ничего не смог, только промычал что-то бессвязное и, словно удивляясь, глянул на безупречно ненужный теперь пистолет в своей руке.
— Заткнись и слушай, — прервал его лепет Ник и наконец раскрыл глаза. Даже Железяка заметил, как в них прихотливо преломился свет и они загорелись вдруг как две яркие синие точечки. Близнец, замерев, стоял перед Ником в какой-то неловкой позе, чуть наклонившись вниз, и cо стороны напоминал теперь услужливого официанта, принимавшего заказ.
— Я хочу, чтобы ты знал, — продолжал Ник, в упор глядя на Близнеца своими синими глазами. — Меня зовут Ник Маккензи. Я американский гражданин, бывший солдат Советской армии, служил в Афганистане. Там у меня был друг, Сергей Губанов. Ты убил его, а потом по твоему приказу убили его ребенка. Поэтому я здесь. Теперь ты знаешь то, что нужно, и поэтому сейчас умрешь.
У Близнеца неожиданно отлегло от сердца и как-то удивительно легко стало на душе. Ник заметил просветление счастья, разом изменившее лицо его врага. Это его удивило. А Близнец, облегченно вздохнув, словно освободившись от невидимых пут, легко бросил ненужный пистолет на стол и привольно сел в кресло.
Ник наблюдал за ним не двигаясь. Все в его поведении было неправильно.
Близнец же легко прикурил сигарету и, аккуратно сунув золотую зажигалку в карман, выпустил вверх несколько колечек:
— Все здорово, солдатик, но это не ко мне. Ошибочка. Никакого Сергея Губанова я не знаю и не знал никогда. А.значит, и не убивал. А уж тем более, не убивал никаких детей. Во всяком случае, по моему приказу не убивали ребенка никакого Губанова. Навели тебя неверно. И, скорее всего, оставят без гонорара. Всех вас… Кстати, сколько вас?
И тут Ник осознал, что Близнец совершенно искренно считает себя невиновным. Он действительно никакого Губанова не знал и не помнил. Он его прибил просто и не задумываясь, как прихлопывают муху, даже не поинтересовавшись его фамилией. И про ребенка тоже не знал. Не стал же он звонить в больницу, справляться о самочувствии очередной неважной жертвы,
— Не хочу тебя расстраивать, Близнец, но ошибки никакой нет, — наконец произнес Ник. На душе у него было гадостно и хотелось выть в голос. — Губанов был охранником в кафе «Зодиак». И ребенка его все-таки убили твои люди…
Близнец замер. Ник видел, как медленно в его глазах происходит узнавание. Он постепенно вспоминал и кафе, и какого-то парня… Из-за чего тогда его бить начали? Этого он вспомнить не мог. Но парня действительно вспомнил. Здоровый был, как бык. И простой, как три рубля. Таких можно убивать, и больше назад не оборачиваться. Просто потому, что таких можно убивать безнаказанно. А этого, оказывается, убивать было нельзя. Что там за ним стояло?
— Кто же, знал, что за ним стоит что-то? — удивленно спросил Близнец. — Он же не сказал ничего! Сказал бы, что его убивать нельзя, и никто бы его пальцем не тронул! Афганистан… Наркотики или оружие?
— Нет, Близнец. И ни оружие, и ни наркотики. За ним я стоял.
— Брось, парень, вы же профессионалы… Кореша твоего по ошибке замочили. Про ребенка я вообще ничего не знаю, вот тебе крест. Видно ошибка вышла, — Близнец неловко развел руки. — Ну, извини… Мы же не знали ничего! Садись к столу, выпьем, договоримся. Тебе сколько заплатили? Я тебе вдвое дам, у меня все есть;
Близнец действительно считал, что еще можно как-то договориться.
— Жить хочешь? — чуть ли не с интересом спросил Ник, разглядывая врага.
— А кто не хочет? — почти весело ответил он. — Жить все хотят…
— Это ты прав, Близнец. Все хотят. И Серега Губанов тоже хотел. Только с жизнью знаешь как? Хотят-то все, но не все заслуживают.
— Да не убивал я его! — в голосе Близнеца зазвенели истерические нотки, и от него снова запахло страхом. — Там такая мешанина была, его все били… Мне-то не по чину кулаками размахивать…
— А ты что же, не заступился за своего маленького подонка-братика?
— Так это тоже ты?.. — Близнец немного порозовел от прилива бешенства.
. — Конечно я, — улыбнулся Ник. — Шейка у него была хлипкая, тоненькая… И все слюной исходил. Даже руки потом вымыть пришлость…
Глаза Близнеца стали безумно шнырять по сторонам, но оружия никакого не было.
— Психуешь? — спросил Ник. — Это хорошо. Мне очень хочется, чтобы ты почувствовал все то, что чувствовали люди, которых ты убивал… И те, кто их любил…
Близнец наконец не выдержал и вскочил на ноги, опрокидывая кресло:
— Чего ждешь, падла! — истерично взвизгнул он. — Мочи меня…
— Ну, это было бы слишком просто, — задумчиво проговорил Ник. Ему действительно хотелось, чтобы Близнец сопротивлялся. Ник не чувствовал себя палачом и чувствовать не желал.
— Чего ж проще? — блажил Близнец. — У тебя автомат, у меня руки голые! Или так, в лицо, не приучены? Ты в Афгане как местных мочил? Тебе как привычней? У стены? Спинкой повернуться?
Говоря это, Близнец приближался. Ник рассматривал его дергающуюся фигуру и старался не поддаться чувству гадливости, которое подбивало его просто прошить эту мразь очередью и дело с концом.
Близнец был уже довольно близко, когда Ник неожиданно встал с пола и оказался на полголовы ниже бандита. Тот отпрянул, но Ник уже принял решение. Он отшвырнул автомат в дальний угол и плавно занял стойку.
Лицо Близнеца прояснилось. Он знал про себя, что находится в хорошей форме, а кроме этого он почти профессионально владел каратэ и теперь перед ним забрезжило:
— Это ты, солдатик, дурочку свалял. Где твои остальные, не знаю, но если снаружи, считай, больше не увидитесь…
— А больше никого пет, — честно сказал Ник.
— А куда ж подевались?
— Я один был. И до сих пор меня хватало.
— До сих пор, — чуть только не соболезнующе покивал головой Близнец. — Умирать ты, солдатик, будешь долго-долго. Потому что..:
Близнец, не договорив, молниеносным выпадом попытался вырубить Ника, но тот на хитрость с болтовней не поддался, и к выпаду был готов: легко ушел вниз, и коротким резким ударом перебил Близнецу дыхание. Тот отпрыгнул и вновь встал в стойку, но продолжать начатую перед ударом фразу не стал.
— Правильно, — спокойно резюмировал Ник. — Говорить нам с тобой больше не о чем. Помолчим, Близнец?
И они вновь сошлись для короткого обмена ударами и блоками. Ник несколько раз Близнеца достал, но и сам пропустил два удара и теперь у него саднила левая нога и постепенно заплывал глаз. Близнец был тяжелее и удары его гасить оказывалось делом не простым. Но сражался он довольно глупо, полагаясь только на свою силу и вес. Ник про себя знал, что настоящий бой еще не начался, это все только разведка. Он должен изучить противника и повернуть его собственную силу против него же. Самое главное было в том, чтобы не дать себя вырубить до того, как придет время настоящего боя. А один глаз уже почти ничего не видел и нога приволакивалась.
Близнец психовал. Солдатик изворачивался, крутился и его коротенькие резкие удары все время пролезали сквозь оборону Они были не столько опасны, сколько злили.
Они кружили по освещенному месту, время от времени круша что-нибудь из мебели. Вот отброшенный ударом Ник влетел в стеллаж и тот с грохотом повалился, но не успел упасть, как Ник неожиданно опять очутился на ногах и, быстро мелькнув, вскочил на стол. Близнец попытался выбить ножку, но Ник уже был на полу и коротко тыкал его по печени…
Наконец время настало. Ник чувствовал, что долго такой бой ему не вынести. Близнец наступал, его удары все чаще доставали Ника. Правда, после каждого удара он открывался, что позволяло ответить, но это были не решающие, а скорее проходные выпады. Близнеца надо было подловить.
А для этого следовало подставиться. И Ник подставился. Притворившись, что оступился, он упал навзничь, и даже специально откинул руки, привлекая ногу противника своим незащищенным боком.
Близнец купился сразу, хотя и промелькнуло искоркой, что солдатик упал уж как-то слишком неловко для профессионального бойца. Но Близнец всегда исходил из того, что только он сам не умеет ошибаться, а все остальные… Он сделал короткий шаг к Нику, нога, в которую был вложен весь вес тела уже летела к беззащитному боку, чтобы разом прекратить бой и поставить точку, но в это время вожделенный бок стал куда-то удаляться, изгибаясь…
Нику удалось поднырнуть под Близнеца и из лежачего положения нанести ему страшный удар в лицо, усиленный в несколько раз стремлением грузного тела навстречу.
Близнец, даже не охнув, отлетел в сторону, беспорядочно мельтеша неуправляемыми руками и ногами.
Ник встал на колени и с удовольствием сплюнул длинную тянучую слюну, которая оказалась черной. Он с удивлением отметил, что встать почти не может. А надо. Противник еще жив, только валяется пока без сознания. И надо ловить момент, однако Ник позволил себе на секунду расслабиться, передохнуть, прочухаться… Он прикрыл глаза, попытался восстановить дыхание, но тут же почувствовал опасность..
На беду Близнец упал рядом с рухнувшим шкафом. Он действительно был в хорошей форме и почти моментально пришел в себя. Прямо перед ним лежала сабля. И он не сомневался ни секунды: в честные игры он играть никогда не любил. Попадись ему в руки пистолет, он бы тоже не переживал зря. Но и сабля оказалась кстати.
Железяка, не имея полноценной возможности вмешаться, наблюдал за схваткой неподвижно. Постепенно этот жестокий балет внизу захватил его настолько, что он, кажется, вовсе забыл, где он, кто он и зачем здесь находится. Будучи сам бойцом неплохим, он чуть ли не с восторгом и завистью ловил нюансы движений, хитрости обманных поворотов. Он заметил уловку Ника и получил истинное наслаждение, когда она сработала и Близнец клюнул, польстившись на легкую победу. Лейтенант даже негромко крякнул от удовольствия, когда по складу эхом разлетелся крепкий и мощный удар, от которого Близнец полетел в сторону, круша по дороге невинную мебель.
И вот теперь наступило время для него самого. Словно невидимый антрепренер наклонился к уху лейтенанта и прошептал: «Мухин, ваш выход!» Близнец был вырублен и на время вышел из игры, а киллер тоже не производил впечатления особого живчика: полусидел на полу и пускал слюни.
Железяка, все-таки не желая покуда привлекать к своей особе внимание, стал плавно спускаться по металлической лестнице, попутно зыркая по сторонам: не попадется ли под руку что-нибудь стреляющее.
Но в эту секунду какое-то бесшумное движение вновь заставило его замереть. Он увидел, как живучий Близнец поднимается на ноги и в руке его блестит веселым блеском кавалерийская сабля. На взгляд лейтенанта, шансов у Ника не было никаких. И, надо сказать, случись в его руке сейчас пистолет, пусть даже и с единственным патроном, Железяка ни секунды не помедлил бы и Близнеца снял. Но пистолета как на грех не было, и вновь Железяке пришлось довольствоваться ролью зрителя.
Ник, почувствовав опасность, еще не разлепляя глаз бросил тело в сторону и вскочил на ноги. Секунду назад ему казалось, что встать он не сможет даже под дулом пистолета, но тут вскочил довольно резво и как раз вовремя, чтобы опять отпрыгнуть: блестящая сталь пронеслась в сантиметре от его груди.
Чисто автоматически Ник запоминал все, что происходило в комнате, и даже сейчас, среди полной разрухи, точно знал, что отступать ему особенно некуда: сзади шкафы, которые запросто не перепрыгнешь, особенно находясь к ним спиной, перевернутое кресло, о которое главное не споткнуться… Ник видел, как Близнец заносит саблю для нового выпада. С этим еще можно было справиться, отойти на шаг. Но и все. Следующий будет последним. Отойти на шаг, не споткнуться о кресло…
Кресло! Сабля уже начала свой полет, когда Ник изогнулря, уповая на память, сунул руку за спину и с радостью почувствовал в ладони толстую ножку массивного кресла, слепленного из плотного дерева. Перенапрягая плечо и с отчаянием чувствуя, как от чрезмерного усилия вывихивается сустав, Ник выволок сзади кресло и, закричав от боли, ударил им по лезвию сабли.
Близнец не понял, откуда взялось кресло в руке у Ника, и не мог ничего предпринять: сабля врезалась в дубовую спинку намертво, дополнительный вес изменил траекторию удара, эфес хрустнул, и Близнец, не удержавшись на ногах, стал заваливаться на Ника.
Это была последняя возможность. Приказав себе не думать о боли, Ник легко подпрыгнул и нанес страшный удар ногой по ненавистному лицу. Близнец удара не выдержал. Он рухнул на колени, нелепо всплеснул руками и повалился вбок.
С неожиданным безразличием Ник видел, что падающее тело врага с неотвратимостью рока валится на острие сабли. И вот уже блестящее лезвие коснулось тонкой кожи на шее, и кожа стала расходиться, приветливо пуская внутрь отточеный клинок… Только когда брызнул вверх фонтан из перерезанной артерии, Близнец что-то почувствовал, его взгляд осмыслился, руки конвульсивно дернулись и он попытался остановить падение, но было уже поздно.
Кресло подвернулось, и клинок, описав прихотливую дугу, докончил свое дело. Голова Близнеца неестественно повисла, хрустнули шейные позвонки и из раскрытой шеи стала плескать на пол широкими волнами кровь.
Где-то капала вода, и Ник, покачиваясь, направился туда. Он не ошибся в направлении и наконец нащупал в темноте кран. Правая рука безжизненно болталась сбоку и отворачивать заржавелый вентиль пришлось левой. Тот не подавался, а силы истекали слишком быстро. Ник зашипел, нажал настолько сильно, насколько был способен сейчас, но кран признаков жизни не подал.
В голове пульсировало розовое марево, живот подводило тошнотой, по телу блуждала боль, словно выбирая место для того, чтобы обосноваться надолго. Руки были грязные, лицо заляпано кровью, одежда изодрана. И вот теперь еще уперся кран.
От подлости заржавелой железки Нику вдруг сделалось так нестерпимо обидно, что захотелось плакать. Он сел на пол, примостившись так, чтобы капли падали на его лоб. Тут оказалось, что под краном была лужа и немедленно намокли штаны.
Ник замычал, с трудом отполз от стены и затих, не выбирая позы. Простор любое движение вызывало теперь боль. Надо было отходить, тем более, что снаружи пока было тихо, но Ник даже думать сейчас не мог. Он лежал и по осколкам собирал свое тело, пытаясь установить, что в нем вообще еще способно двигаться. Так, по всему, получалось, что двигаться могут только несколько пальцев на ногах да один глаз. Даже губы оказались разбиты.
И тут раздались спокойные, уверенные шаги. И мозг стал сразу чистым, прозрачным. Никто не мог тут появиться, кроме врага.
Железяка сначала подошел к трупу Близнеца и. присвистнул. Зрелище, действительно, было устрашающим. Кровь залила пространство вокруг него метра на. два. Кроссовок Железяка пачкать не хотел и потому ближе подойти не мог. Приходилось тянуть шею.
— Небрежное обращение с холодным оружием, — негромко проговорил он. — Ну, это обозначим как непреднамеренное самоубийство…
Он двинулся к Нику и встал недалеко, но и не слишком близко. Так, на всякий случай.
— С остальными сложнее… Ну, давай, поднимайся, гладиатор! Проследуем на разбор полета…
Ник попытался достать Железяку из положения лежа, но тот легко увернулся:
— Без нервов, хлопец. Милиция..
— Видал я тут одного такого. Так тот хоть в форме был…
— Бывает, — легко согласился Железяка. — Кстати, где он?
— Вон в том уголке валяется, — кивнул головой Ник, и Железяка совершенно автоматически стал поворачиваться в ту сторону, но краем глаза успел уловить намек на движение и ловко отпрыгнул. Ник, хоть и стоял уже на ногах, снова промахнулся.
— Ну ты резвяк, — искренне удивился Мухин. — Кончай, говорю, шутки свои, а то врежу раз… Только тащить тебя неохота. Люблю, когда люди сами ходят Ну, давай ручки. У меня как раз браслетики есть.
Ник рук не дал. Он смотрел на лейтенанта в упор и понимал, что такого служивого ему сейчас не одолеть.
Он его вспомнил. Видел тогда, у дверей Пашкиного подъезда. И тогда же почувствовал, что этот — как клещ. Вопьется, хрен выпустит.
— Тебе, мент, придется меня убить. Не сдамся я… Железяка весело улыбнулся:
— По заказным убийствам у нас ты специалист. Меня не мажь. У меня устав и закон. С просьбами в письменном виде. Непременно рассмотрим. А теперь медленно повернись ко мне спиной и ручки назад вытяни…
Ник повернулся, но как только почувствовал, что Железяка приблизился, попытался сбить его с ног. Лейтенант чего-то подобного ждал и легко отпарировал удар:
— Спокойно, парень, — без злобы попросил он. — На сегодня с тебя хватит…
Он повалил Ника на цементный пол и без труда завел ему руку за спину. Ник взвыл от боли, и Железяка с удивлением увидел невероятно распухшее запястье сдобного вишневого цвета. Это запястье в наручник не влезало. Лейтенант, продолжая прижимать Ника к полу покрутил в руках браслеты, пожал плечами и сунул в карман:
— Ладно, так пошли.
На какое-то время Ник потерял способность к сопротивлению. Он позволил поднять себя за шкирку, как щенка, поставить на ноги. Потом Железяка несильно толкнул его в спину и Ник поплелся к выходу:
— Все равно в тюрьму не пойду, — бормотал он. — Сейчас исхитрюсь и ты меня убьешь…
— Да ты уж и так весь исхитрился, — заметил лейтенант, отпирая дверь и щурясь от яркого, после полумрака склада, пасмурного света дня.
Ник огляделся. Горящие машины, Трупы…
— Господи, — удивился он. — А тут-то что стряслось?
— Это не твоего ума дело. Лишнего не привешу. За свое только ответишь, а уж за это — я.
— Ты? Один? — Ник не верил.
— Ну, я, — с законной гордостью кивнул лейтенант. — Лезли, понимаешь, нарывались, а меня за твою группу прикрытия приняли, вот и пришлось…
Они медленно пробрались через двор к единственной, на первый взгляд целой машине. Но и та оказалась порченой. Во многих местах изрешеченная пулями, она резко пахла бензином и стояла на ободах.
— Пешком пойдем? — удивился Ник, когда, подчиняясь лейтенанту, они вышли на проселок и двинулись на холм.
— Запасная есть, — бросил Железяка. — Все под контролем….,
— А, так это ты такси в лес загнал, — догадался, Ник. — Халтурно загнал, я ее сразу заметил. Ну, думаю, если что, обратно можно будет на машине, если понадобится…
— Как в воду глядел, на ней и покатаемся. А ты что же, про американца ему лапшу на уши вешал?
— Нет, — голос у Ника разом стал хриплым,
— Да какой ты в жопу американец? Может у тебя и паспорт есть?
— Все у меня есть. Было. И паспорт, и жена, и ребенок… Но теперь тебе придется просто так. Не хочу газет, шумихи… Пусть пропаду тихо.
— Не выйдет, милок. Ты ж афганец, знаю, что с Пашей этим служил. Я же тебя в шесть секунд вычислю. Так что про тишину забудь. Не хватало еще, чтобы ты у меня в каталажке сидел, а на меня дело о пропаже иностранного гражданина навесили…
Они подошли к машине. Железяка поколебался, но потом просто посадил Ника рядом с местом водителя:
— Не шали, ладно? — попросил он. — Баловников не люблю. Сиди себе смирно и слушайся старших.
Ник не ответил, со стоном втискиваясь в салон. Тут же расслабился и прикрыл глаза. Телу надо было дать немного отдохнуть, а потом уже следовало решать, что делать. Вопрос с тюрьмой был для Ника закрыт. Надо было придумать что-нибудь, но ничего не придумывалось. Он решил потянуть время.
Железяка сел за руль, со второго раза завел двигатель и оставил его на малых оборотах, давая прогреться. Машина тихо урчала, в салоне постепенно становилось тепло и прояснялись запотевшие было стекла. Лейтенант включил дворники и те смахнули с ветрового стекла бисер капель и пару прилипших листиков.
— Осень скоро, — вдруг сказал Железяка. Ему вдруг стало тоскливо и гадостно на душе. Рядом сидел профессиональный киллер.
А мог бы ему при других условиях понравиться. — Слушай, если не секрет, почем за такую мочиловку платят?
Ник с трудом разлепил глаза и удивленно уставился на лейтенанта:
— Чего?
— Ну сколько ты денег за этот скандал получил бы, кабы не прокололся?
— Каких денег? — Ник не мог понять, о чем талдычит. этот милиционер.
— Ну, я не знаю, каких, — обиделся Железяка. — Деревянные-то тебя, небось не интересуют? Зеленые, синие? Хоть примерно, сколько?
— Ты совсем нюх потерял? Я в гости приехал, к другу. Единственный друг у меня за всю жизнь был, из-под обстрела меня вытащил, ранили его тогда. Я приехал, а тут какая-то шваль его убила. Ты эту шваль тут развел, они беспредел чинят…
— Ты не наезжай, отмахнулся лейтенант. — Я тут никого не разводил. Почему в милицию не пришел?
— Куда?!
Ник демонстративно отвернулся к окну. Железяка хотел было что-то возразить и даже открыл рот, но не нашелся и махнул рукой. Собственно, сам глупость сморозил. Действительно, какая, к черту, милиция? Он помнил это дело. Охранника убили. Конечно, он и сам знал, что это Близнецовых рук дело. И все это знали. Только ничего доказать было нельзя. При полном зале народу ни одного свидетеля…
— Ладно, поехали. Где твой паспорт?
— Гостиницу «Интурист» знаешь?
— Я прям как чувствовал тебя там, — заметил Железяка. — По всему выходило, что Младшего только постоялец мог приколоть… Вот только иностранцев мне в голову не пришло проверять.
— Вперед наука.
— Это верно.
Машина плавно тронулась.
Убийца вел себя спокойно, кажется, дремал. Железяка вырулил на пролесок и задумался на мгновение, куда повернуть. Короче было мимо складов. Он прикинул время. По всему выходило, что ОМОН должен подскочить с минуты на минуту, но мог и задержаться.
Решив рискнуть, Железяка свернул к складам и неторопясь выехал на взгорок.
Как раз вовремя.
К дверям складов подрулили два грузовика с ОМОНовцами. Те посыпались на землю как горох, гурьбой ломанулись в ворота и немедленно начали стрелять.
Ник вздрогнул и открыл глаза. Картина открылась забавная: около роты атаковало со всей страстью пустое здание. Стреляли беспорядочно, во все стороны. Ник заметил, как кто-то из своих ранил в ногу одного из бойцов и тот рухнул. Зачем-то стреляли по той машине, что казалась целой. Она не замедлила вспыхнуть и немедленно взорвалась, отбросив нападающих взрывной волной…
— Что они делают? — с ужасом спросил Ник. — Они же сейчас покалечат друг друга! Кто это?
— Отряд милиции особого назначения, — отрапортовал Железяка, печально глядя на глупость внизу. — Придурки…
Он плавно дал задний ход, развернулся, и поехал в объезд.
— А почему?.. — Ник не закончил вопроса, но Железяка и так понял:
— Да постреляют нас с тобой и документов спрашивать не станут, ты же видишь — скопище идиотов.
— Ну, ребята вы даете…
Ник откинулся на сиденье и попытался расслабиться. Расслабление не давалось запросто: все мелькали мысли, что, если бы машину не взял у Пашки, а угнал… Нет, к Зелени нельзя было на ней ехать, светить… Пашка погиб зря, это он его подставил. Гадостно все. Ведь учили, а не в коня корм. Попался, как дитя. Точнее надо было действовать, яснее. И вот теперь, когда все оказалось таким до смешного маленьким, мир снова сузился до пределов родной страны, мало того, до пределов какой-нибудь камеры, все пошло прахом.
Отвратительная реальность, неумная, пошлая, тупая, брала свое. ОМОНовцы стреляли друг в друга в пустом помещении, мент вез его в каталажку, сам он ограничил себя, сузил до состояния обычного бандита… Все не так надо было делать. Все следовало предусмотреть…
Больше всего его в этот момент отчего-то злило то, что отказался менять билет. Сэкономил триста долларов, но проиграл жизнь.
Он очень ясно представлял себе свое будущее. Камера, подонки, драки… А затем неминуемая смерть. В зоне не любят одиночек. Надо с кем-нибудь дружить, иначе случайно сорвется бревно или кто-нибудь подтолкнет его под пресс. Но дружить он ни с кем не хотел. Хватит. Повсюду на его дороге вставал бурелом и тоска.
Жаль было до слез, что Пашку порешили. Он бы один мог спасти. Хоть помнить, понимать, знать… Но и его больше нет. Таня что? Девушка еще. Выйдет из больницы, попереживает, если не сопьется, оклемается, замуж еще раз выйдет. Он для нее никто.
Деб… Даже отголосок мысли о Деб заставил Ника заскрежетать зубами и согнуться, словно от боли в животе…
— Ты чего, боец? — забеспокоился лейтенант, — Может нам в больницу?.
— Пошел ты со своей больницей! — зло прошипел Ник.
— А напрасно, — заметил Железяка. — Из больницы убежать куда как проще. Особенно тебе…
— Хреново мне…
— А то! Знаешь, солдатик, в этот мир мы не для радости приходим. И. многие знания умножают скорбь.
— Знаю, — просипел Ник и-затих. Ему неприятно было разговаривать с лейтенантом, который спокойно гнал машину по направлению к городу.
Вот мелькнул пост ГАИ, пошли отвратительные пригородные районы. Какие-то трубы, испускавшие в серое небо яркозеленый дым. Бетонные заборы. Овеществленная тоска по свободе.
Ник автоматически отметил, что гаишник, который стоял на посту, как-то странно отреагировал на их «Волгу»: то ли пытался затормозить, то ли испугался ее. Мент за рулем приветливо махнул ему рукой, но тот шарахнулся в сторону и был таков.
Машина ехала, впрочем, с вполне допустимой скоростью. И настырно продолжала пожирать километры до центра города.
До тех пор, пока впереди с взвизгом не вырулил милицейский «газик». Из окна махали жезлом, требуя остановки,
Железяка и так чувствовал себя не в своей тарелке. Знал, что машина в розыске, знал, что в город на ней не следует. Но усталость брала свое.
Мало того, хотелось хоть одно дело довести до ума, не сверяясь ни с какими правилами и установками. Он гнал вежливо, в пределах нормы, надеясь, что проскочит.
«Газик» гаишников его разозлил. Он представил себе, как их вдвоем вытаскивают из машины, скручивают руки… Везут в КПЗ.
Разборки, требования позвонить… Гнусность, одним словом. Хотелось размаха, скорости, свободы.
И вместе с тем он понимал отчетливо, что дальнейшее будет глупым и никчемным. Перестрелка с гаишниками, разборка… Да и какая, к черту, перестрелка, если у него патронов вовсе нет. И потом, в чем гаишники виноваты? Плесень и все. Пусть их.
— У тебя валюта есть? — сквозь зубы спросил он Ника.
— Есть, а что? — удивился тот.
— Давай стольник, — невесело проговорил лейтенант.
«Газик» резко притормозил у обочины, перекрывая «Волге» выезд. Железяка затормозил тоже, но мотор выключать не стал. Поставил машину на ручник, взял сто долларов, которые протянул ему Ник, и вылез из машины.
К нему спешил сержант:
— Документики на машину…
— Забыл, браток, — проговорил Железяка, разводя руками. — Видишь, кореша со свадьбы везу?
— А номерки-то в розыске! — радостно объявил сержант, кивая в сторону переднего бампера.
— О чем разговор! — улыбнулся Железяка. — Ты же понимаешь, свадьба. А в машине-то префект сидит. Таксист, понимаешь, напился, ехать не хотел, ну я, как друг семьи… Домой человека отвезти надо…
— Префект? — сержант явно не поверил.
— Префект, — твердо ответил Железяка и протянул сержанту стольник.
— Так бы сразу и сказали, — столь же твердо ответил сержант. Стольник взял и спрятал в карман брюк. — А то непонятно кто едет…
— Префект это, перебрал.
— Можете следовать! — гаишник коротко козырнул и пошел к «газику». Железяка сел за руль «Волги».
— Слушай, — обратился к нему Ник. — А ты вправду мент?
— Вправду, — обреченно кивнул Железяка.
— А тяжелая у вас, ментов, жизнь, — заметил Ник.
— Пасть заткни, — вежливо ответил лейтенант.
Худо-бедно, доплелись до гостиницы. Железяка припарковался у входа, но не успел вылезти, как к нему подгреб какой-то парень:
— Местечко-то наше, однако, — по-гоголевски врас-пев заявил он. — Куда прешь?
— Знаешь, — скромно ответил лейтенант. — Я могу и подальше припарковаться. Но тогда тебя тут завтра не будет. Понял? Выбирай.
— Да паркуйся где хочешь — парень пошел на попятный и демонстративно отвалил.
Железяка вылез из машины и помог выбраться Нику. Тот, впрочем, за время пути несколько поокреп и вылез сам.
*. * *
— Документики, — попросил Железяка, обходя номер и внимательно рассматривая окно. — Отсюда в туалет лез?
— Через вентиляцию, — бросил Ник, падая в удобное кресло и закуривая.
Железяка глянул на вентиляционные отверстия, удобные разве что для кошки.
— Шутишь?
Но Ник не ответил.
Железяка сед в кресло рядом, вытянул из пачки Ника сигарету и затянулся.
— Сигареты у тебя хорошие, однако, — выпустив. клуб дыма заметил он.
Повисла пауза. Оба курили. Наконец Ник, тяготясь молчанием, сунул руку в сумку и извлек паспорт.
Бросил его через столик Железяке.
Тот раскрыл, начал изучать. Но, видимо, ничего не понимая в мешанине латиницы, поднял глаза на Ника.
— А знаешь, американец, я тебе верю. История твоя запутанная, книжная, но я верю. Значит, ты приехал, тут говно… Запутано, книжно, но я тебе верю.
— Особенно книжным выглядит говно, — ощерился Ник. — Так чего же ты не пристрелил меня?
— Не поверишь, был шанс, — серьезно ответил на это Железяка. — Но не знал, сколько пуль в обойме. То ли одна, то ли две. А вы тогда как раз с Близнецом начали отношения выяснять.
— Помню, — отрезал Ник.
— А я как помню! Только глянул в магазин, а тут стрельба… Может, если бы точнее за собой следил и полег бы ты, американец,
при сопротивлении властям. Но вот только так, за здорово живешь, людей я не кончаю.
В голосе Железяки послышалось долька осуждения и Ник сразу взорвался:
— Это я-то людей кончал?! Да ты хоть одного назови, который жить достоин? Кого из них человеком назвать? Падаль и тлен…
— Это все лирика…
Железяка вновь обратился к паспорту Ника: — Юнайтед стейтс оф Америка… Ник… Мак… Как это читается?
— Маккензи. Ник. Только это все в прошлом. Как и все в прошлом… Неужели ты меня не застрелил только потому, что патронов недосчитался?
— Честно? Только поэтому. Стреляю-то я не плохо. И в темноте был. Я бы гаркнул грозно, мол де сдавайтесь, но вы бы не послушались. Тут бы обоих вас и порешил. Да только не, знал я, сколько патронов у меня… Там такая мочиловка была, мама дорогая!
— А патроны все равно считать надо, — заметил Ник.
— Сам знаю. Ну, извини. Понимаешь, я теперь Железяка. Пес цепной. Меня так и называют — Железяка. Вроде как имя. И это правда. Железяка я, потому что присягать можно только один раз. И я уже присягнул. Мент я.
Железяка затянулся сигаретой и смял окурок в пепельнице. Потом поднял на Ника тяжелый взгляд:
— Я тебя поймать должен был. И, видишь, поймал. Я тебя поймал, а остальное по боку. И теперь я тебя сдам. Потому что закон! Тебе это все лучше знать сразу, Ник… Как тебя там. Сдам. И эмоции запрем в сундучок.
— Отлично. Ты свою работу сделал, — Ник был в этот момент спокоен. — Только все не таю просто…
И в этот момент в номере зазвонил телефон. Никто не протянул к аппарату руки. Звонок был явно международный: длинные, прерывистые трели оглашали комнату. Оба молчали.
— Кто звонит? — наконец спросил Железяка.
— Жена, — уверенно ответил Ник. — Только мне ей нечего сейчас сказать.
— Ну, может, все-таки ответишь? — несколько растерянно спросил лейтенант.
— А зачем? — Ник откинулся на спинку кресла, но Железяка видел, как каждый звонок словно электрическим током проходит сквозь его тело.
Наконец телефон смолк.
— Знаешь, Железяка, — вдруг сказал Ник. — В тюрьму я на самом деле не пойду. Я слишком долго в этой стране в тюрьме сидел. И не только в этой. Детдом, армия, плен… Ты всего этого не знаешь… По званию ты кто?
— Ну, лейтенант.
— Так вот тебе, лейтенант, даже сотой части того, что я прожил, не снилось. На тюрьму у меня табу. Придумаю что-нибудь…
— Господи, — восхитился Мухин. — Да я ж сейчас заплачу! Ты меня никак разжалобить собрался?
— Вот уж на что мне плевать, так это на твою жалость, — отрезал Ник. — Ты у меня сейчас должен в ногах валяться. Это я твою работу сделал.
— Это блатных-то проредил?
— А мало? Между прочим никто из них добровольно шею не подставлял. И коли ты работал бы по-настоящему, мне бы и делать тут нечего было. Принес бы венок на могилу другу, тебе бы, как следователю, бутылку послал..
— Ой, помог ты мне! Сейчас передел начнется, головы, как груши осенью полетят… На мой век гадости этой хватит…
Опять возникла пауза. Железяка понимал, что в чем-то Ник прав. Кое-что тому удалось сделать. Может, чем черт не шутит, хоть свидетели появятся. Миф о непобедимости сволочей как-то развеян. Много их полегло…
— Однако, спасибо. Может, и не без пользы твоя побывка тут обернется… Считай, должник твой.
— Давай выпьем? — вдруг спросил Ник.
— Чего? — удивился Железяка.
— Чего, чего… Вмазать хочется, — Ник выдержал паузу, а потом добавил: — Как на войне. Все пропало, генералы сволочи, повсюду предательство, подонки бал правят… Хоть выпить, что ли?
— Да где ты сейчас выпьешь? Я бы и пожрать не прочь, только негде…
Железяка понимал, что входит в какой-то ненужный штопор. Но поделать ничего не мог. Действительно страшно хотелось есть.
И выпить. День выдался тяжкий, бездарный и удовольствия не принёс.
Пруха вроде ему была, во всем потачка. Все, что хотел, сделал. Близнецов вывели под ноль, еще одну группировку подрезали… Киллера он своего взял. Славный, в сущности, денек. Только радости отчего-то не принес. Принес тоску и неприятную неудовлетворенность.
Железяка прикрыл глаза и сквозь прищур глянул на Ника. Тот сидел расслабленно, уставившись в окно, и думал о чем-то своем. Лицо его было спокойно и только резкие складки вокруг губ могли подсказать, что мысли его не веселы. Не хотел себе Железяка признаваться в этом, но Ник ему нравился. И самое главное, не мог он себе честно ответить на вопрос: вот если бы он, Железяка, попал в подобный переплет, то как бы он себя повел?
Не хотел даже мельком думать на эту тему, но мысли лезли. Ну, в милицию бы даже носа не. сунул. Зачем? Что, уехал бы домой? Как последний трус, просто утерся бы?
«Стопь обороты, мент, — сам себе приказал лейтенант. — Ты на работе. И ты не адвокат, не прокурор. Твое дело преступления расследовать, а не ставить себя на место преступника. Прав он, не прав, не твоё дело. Суд будет решать… А с другой стороны, что этот долбаный суд решить может? Вышка. Или, если вдруг что, лет пятнадцать;.. Обалдеть можно. Лучше бы и вправду подстрелить парня».
Он перелистал паспорт, посмотрел визу. Ее срок заканчивался завтра. В паспорт был вложен билет на самолет, который улетал через несколько часов.
Документы в порядке, билет есть. Как фатально не повезло парню! Если бы Железяка не просек ситуацию, упустил бы своего блатного, не увел бы такси, собирал бы сейчас Ник… — как его там? — чемоданы. И на паспортном контроле никого его побитая рожа не расстроила бы.
Хотя, с другой стороны, если бы не сам Железяка, скоре всего порешили бы блатные бойца. Слишком много их понаехало на одного и без прикрытия. И Близнец бы уцелел. Вот и думай теперь назад — что такое хорошо и что такое плохо.
Железяка бросил паспорт на стол.
Ник словно очнулся от этого звука:
— Так чего, вертухай? Пошли, выпьем?
— Сам ты вертухай, — обиделся Железяка. — Я следователь. И выпить сейчас только где-нибудь в подворотне можно. Отравимся. гадостью…
: — На фига в подворотне? — в глазах у Ника как-то бесшабашно заблестело. — Пошли в валютку. Мне теперь деньги ни к чему, а их довольно много осталось…
Он сунул руку в боковой карман, и Железяка, хотя и обыскал его раньше, дернулся, что не ускользнуло от Ника. Он рассмеялся, но сразу скривился от боли в губах:
— Не волнуйся, слуга закона. Смотри, я медленно… Он достал портмоне и пересчитал деньги. Их действительно было не мало, около тысячи долларов. От вида денег Железяка вновь напрягся. Слишком часто ему их показывали.-
— Ну и что? — сухо спросил он.
Сухость Ник тоже заметил и удивленно глянул на лейтенанта:
— Ты чего, думал я тебе взятку хочу дать? Мол, отпусти?.
Железяка не ответил и отвел глаза.
— Да ты дурак? Думаешь, я такого, как ты, от гаишника продажного отличить не смогу? Брось… Железяка?
Лейтенант кивнул. |
— Железяка, — повторил Ник. — Знаешь, а тебе и вправду подходит.
— Знаю, — буркнул лейтенант.
— Пошли в ресторан. Тем более, что народу там сейчас немного. Пожрем, выпьем… И не дергайся. Не побегу. А сдать ты меня всегда успеешь. Время-то есть…
— Ну, от меня-то не убежишь…
—.Заладил тоже. Не побегу я. Устал сегодня, как собака. Пошли?
Он заискивающе заглядывал лейтенанту в глаза. Но в заискивании этом, как чувствовал Мухин, не было никакого подвоха. Просто парень действительно хотел поесть да выпить. Малость такую.
— Черт с тобой, — неожиданно даже для себя согласился лейтенант. — Пошли. Хоть разок пожру сам по-настоящему.
— Вот хорошо… — Ник засуетился, глянул на себя в зеркало и с отвращением поморщился. — Ну, в такой хламидке меня в ресторан-то не пустят. Решат — побираться пришел.
Он потянулся к сумке:
— Можно?
Но лейтенант опять что-то заподозрил:
— Нельзя. Так пошли. Не пустят, значит, так тому и быть.
Ник пожал плечами и, немного растерявшись, заметил:
— Как скажешь. Только зря ты так. Мне же в последние дни даже поговорить толком не с кем было.
— Ладно, ладно, не томи. Пошли, раз собрались. Только давай без фокусов, не разочаровывай меня…
И Железяка грубовато подтолкнул Ника к двери. Не столько для того, чтобы тот поторопился, сколько, чтобы не заметил растерянности на его лице. И откуда она взялась? Но лейтенант точно знал, что в эту секунду выглядит растерянным.
По отечественной неувядаемой традиции валютное питейное заведение, совершенно пустое в это время суток, охранялось истово и бдительно. В дозоре стоял дородный швейцар, загораживая своей шкафообразной спиной двустворчатые немаленькие двери. При нем, в качестве отряда быстрого реагирования, состоял тощенький средних лет сержант милиции с белесым испитым лицом, на котором масляно поблескивали недобрые нагловатые глазки. Функции партизанско-патриотического движения выполняли два мордатых комсомольца с красными повязками дружинников. Не то чтобы слуги закона, но их верные и преданные друзья.
Вся группа резко напряглась, когда Ник с Железякой, устало волоча ноги, вывалились из лифта и направились в их сторону. Стражи комфорта и заграничного полумрака даже как-то повеселели немного, предвкушая потеху: как они сейчас схомутают этих фраеров, которые невесть каким образом проникли в святая святых — мир интуристов и свободно конвертируемой валюты.
При удачном расположении звезд их можно было арестовать, посадить в специально находящуюся тут же комнатку, всласть поизмываться пародией на допрос, а потом с позором выгнать, обобрав дочиста.
Странная пара нечистых не торопясь приближалась, и защитники перегруппировались: швейцар отошел вглубь, сержант привстал из-за своего столика, а дружинники выдвинулись вперед, дабы отрезать супостатам пути, к поспешному отступлению или беспорядочному бегству.
Смешно сказать, но Железяка, увидев эти рожи, слегка сробел. Вся затея показалась ему никчемной, попахивающей скандалом и вообще довольно сомнительной. Ибо в лицах этих людей читалось то, чего с младенчества учатся бояться дети этой страны: самодовольная и безграничная наглость административных бюрократов, хамство бумажной силы, процветающее теперь особенно пышно, ибо подкармливается ныне деньгами немалыми. Как-то так складывалось, что разнообразным бандитам и вертким жуликам удавалось разговаривать с ними на одном языке. И они просто и без обиняков договаривались обо всем: совали деньги, и стражи делались радушными, как свахи.
Ник, однако, шел вперед вполне смело и смотрел сквозь живую преграду так, будто ее не. видел, а видел только нужную ему дверь.
Конечно, такая пара не могла не насторожить. Подросток с коротко стриженными волосами и следами монументальных побоев на лице одет был в грязноватые джинсы и пыльные ботинки. Распахнутая дрянная курточка, местами разошедшаяся по швам, кое-где в буровато-коричневых пятнах, очень похожих на свернувшуюся кровь, под курточкой столь же грязная майка. Следом парень чуть постарше, помрачнее и очевидно напряженный. В столь же грязном плаще, замызганных брюках и чавкающих кроссовках. По лужам, что ли, чапал?
Швейцар не подал в сторону ни на йоту, и Нику пришлось остановиться. Железяке тоже. Дружинники сделали стойку — вязать, — но пока не совались. Сцена предполагала, что первый монолог достается швейцару, потом вступает сержант, а уж после них злополучных посетителей отдают им.
Швейцар величественно-оперным движением отвел в сторону руку, словно оберегая ею несметные сокровища, доверенные ему для охраны, и набрал в грудь воздуха. Казалось, сейчас грянет оркестр и он запоет что-нибудь патетическое, из Мусоргского.
— Только для интуристов! — глубоким басом возвестил он и замер, словно ожидая бурной овации и. криков
восторга от слушателей.
Ник сунул руку в боковой карман, и все решили, что он просто хочет протянуть швейцару взятку за вход, поскольку так зелен, что не понимает еще, что его тут и так оберут до нитки, а внутрь все равно не пустят ни за какие деньги.
Поэтому, чтобы сразу поставить бедолаг на место, сбоку высунул свое бледное, как у утопленника, лицо сержант:.
— Документики предъявите…
Ко всеобщему удивлению, Ник достал из кармана не затертые десятки с профилем вождя, а вполне приличный синенький американский паспорт чс гордым тисненым золотом орлом, на обложке. Он открыл его на фотографии и показал швейцару. Тот обмер и впал в легкий столбняк. Казалось, что в этот момент что-то в его сознании, рушится, валятся незыблемые представления, прахом идут истины. У него даже слегка отпал подбородок. Потешу что он видел: на фотографии в американском паспорте действительно изображен этот огрызок, только лицо без побоев… «Может, фальшивый?..» — тоскливо промелькнуло в помутненном сознаний швейцара, но окончательно додумать эту мысль он не сумел. Ник паспорт спрятал обратно в карман и ждал, пока швейцар уберется с дороги, но, тот стоял на пути, словно врос.
— Чего вылупился? — на чистом русском языке спросил Ник, чем поверг швейцара в еще более глубокий ступор. — Ты чего, галунастый, живого американца не видел? Вот он я. Открывай амбар и в пояс дорогим гостям кланяйся…
Сержант тем временем встрепенулся от радости. Ему на мгновение показалось, что он даже может продвинуться по службе, если задержит этого обнаглевшего подростка с явно фальшивым паспортом. Он мигнул дружинникам, и те попытались взять Железяку, чтобы тот не мешал, в клещи.
— Позвольте паспортом поинтересоваться, — иезуитски вежливым голоском вступил сержант. — Так сказать, представителю закона…
Но тут Железяку достали сосунки, наседавшие на него с двух сторон, пытаясь ухватить, за руки. Драться по-настоящему ему не
хотелось, хотя и подмывало, а устраивать возню не было смысла. Поэтому он спокойно достал свой пистолет и показал его сначала дружинникам, а потом сержанту. Он не целился в них, а просто показывал, как будто демонстрировал редкий цветок или забавную безделушку.
Вид пистолета возымел действие: доблестная охрана подалась к стенам и замерла.
После произведенного эффекта Железяка, уже спокойно, достал из кармана свое удостоверение и помахал красненькой книжечкой перед носом сержанта:
— Представитель закона тут уже есть, — произнес он, неуклюже засовывая пистолет в карман бесформенных штанов. — Ваша фамилия?
— Моя? — обреченно обмер сержант.
— Ваша, товарищ сержант. Почему не представились, когда спрашивали у американского гражданина) документы?
— Я… Э… Сержант Донец.
— Почему форменная рубашка расстегнута? Завтра к десяти утра явитесь в Управление, кабинет номер шестнадцать. Подготовьте объяснительную…
Строго говоря, сержант Мухину не подчинялся ни с какой стороны. Но Управление было силой немалой и служивый сробел напрочь. Воспользовавшись тем, что он начал лихорадочно застегивать ворот рубашки, Железяка повернулся к дружинникам, которые под его мрачным взглядом попытались встать по стойке «смирно».
— Из какой организации?
— Механосборочный завод, — промямлил один из них. — Кем работаете?.
— Я в отделе кадров… А он из комитета комсомола…
— Кто вас инструктировал? Почему позволяете себе человека за руки хватать?
— Да мы тут уже третий год в дружинниках…
— Укажешь их фамилии, — велел Железяка сержанту, даже не повернувшись в его сторону. Тот истово закивал.
Железяка хотел было продолжить, но Ник тронул его за рукав:
— Кончай, слушай. Пошли уже, а?
Швейцар шарахнулся с дороги и поспешно растворил дверь, действительно попытавшись изобразить поклон, но брюхо коварно мешало.
— Развели тут, понимаешь… — процедил на прощание Железяка, входя в полумрак валютного ресторана.
Дверь за ними закрылась и стражи, разом взмокнув, обреченно переглянулись.
— Мне-то, пожалуй, что, — понизив голос до баритона произнес швейцар. — Я-то тут от другого ведомства, а вы, ребята, со слeдyющeй недели будете пивняк в слободке патрулировать…
И захихикал.
Сержант с дружинниками глядели на него с ненавистью.
Ник выбрал столик на четверых в уголке. Ему хотелось столик побольше, чтобы разукрасить его яствами и есть и не только ртом, но и глазами.
Железяка проследовал за ним. Они расположились, и Ник, чиркнув зажигалкой, поджег свечу, что стояла на столе. За столиком чуть развиднелось.
Ник бросил на стол пачку сигарет и устало вытянул одну. Прикурил.
— Два блока вез, — как бы между прочим заметил он. — Думал, в подарок. — Серега курил много. А я в Америке бросил. Там, если ты с сигаретой, на тебя как на больного смотрят. А тут опять смолить начал. Не поверишь, дозу набрал в два дня. Да какую, чуть не две пачки в сутки…
— Да… — Железяка тоже прикурил. — Попробуй тут. не закури…
Привлеченная огоньком свечи, к столику подплыла официантка и закачалась с подветренной стороны, выбирая тактику боя. Ребята за столиком были совершенно неуместны. Но сразу скандалить и срываться на визг она не стала. Сидели они мирно, были трезвы. Несмотря на непрезентабельность, выглядели вполне сносно. Помыть, приодеть, и она была бы с ними сама любезность, даже глазки бы строила. А так…
— Мальчики, вас сюда кто впустил-то? — вполне дружелюбно спросила она.
— Не. трынди, девчушка, — тоже вполне дружелюбно глянул на нее подбитым глазЪм Ник. — Ты нам для начала пивка, чтоб непременно холодненькое. И рыбки к нему. Севрюжки, к примеру. Ты рыбу любишь?
— Сгодится, — кивнул Железяка.
— А потом, значит, закусочек всяких, и не скупясь. Водки хорошей бутылку. «Абсолюта», например. Только без добавок, чистенькую. Льда. Ну, водички минеральной. И меню: мы с горячим чуть позже определимся. У нас сегодня планы покушать так, чтобы запомнилось. Без приблизительности. По-советски, в полный рост.
Официантка смотрела на пару, чуть только не любуясь. Определенно, ребята были симпатичные и заказывали осознанно, без дурачков. Даже жалко будет, когда у них скоро начнутся неприятности.
— И откуда вы такие взялись, с советским аппетитом? Здесь, мальчики, все на валюту только. Да и видок у вас, того… Боюсь, менты скоро по ваши души пожалуют…
— Не егози, — мирно оборвал ее Железяка. — Менты уже тут.
Железяка протянул ей свое удостоверение, и глазки у девушки слегка округлились. Она по-новому глянула на своих посетителей:
— А с каких это пор нашей доблестной милиции зарплату зелененькими платить начали? — удивилась она. — Ой, ребята, у меня глаз наметанный, от вас неприятностями за версту несет… Деньги-то есть, следователи?
— А я не следователь, — вновь глянул на нее Ник. — Это вот он — следователь. А я американский гражданин. Вот, у меня и справка есть…
Он показал паспорт.
— И деньги.
Он показал деньги: довольно пухленькую пачку долларов.
Официантке показалось, что волнение на море усилилось, штормит.
— Сумасшедший дом, — заметила она. — Значит, с пива начнем?
— С него. Только не тяни, а то аж перетянуло нас, до того пива хочется.
— И закусочки под пиво. Немного, но поразнообразней, верно?
— Хорошая нам девчонка попалась, — кивнул в сторону официантки Железяка.
— Клад, а не девушка, — согласился Ник и вновь глянул на официантку. — Все верно запомнила.
— Хлебушек горяченький?
— Именно.
— Положено вначале пиво принести, — заметила официантка, неожиданно проникаясь идеей еды без кривотолков. — Но, я думаю, что вы тогда его сразу пить начнете. Поэтому я сейчас закуски организую, а потом уже и пиво подам. Так правильно будет?
Ник и лейтенант переглянулись. Уверенности в их взорах не было.
— Пива, конечно, жуть как хочется. Но девушка, наверное, права, — наконец принял решение Железяка. — Потерпим.
— Как следователь сказал, так и будет, — Ник развел руками. — Без радости отпускаем тебя, девчушка, но с нетерпением ждем обратно.
— Ну, в этом я не сомневаюсь…
И официантка, передвигаясь между столиками галсами, двинулась в сторону кухни.
Там она не то чтобы проявила невероятную хлопотливость и расторопность, но и резину тянуть не стала. Собственно, уже это был настоящий профессиональный подвиг. Традиция ресторанной этики, заложенной еще век назад, предполагала наличие в структуре обеда аперитива. Шло время, и традиция крепла, видоизменяясь, однако, до полной неузнаваемости: сметливыми работниками подноса уже в наше время было подмечено, что не в аперитиве дело. Заказывают не его, а настоящую выпивку. И, если под видом аперитива принести ее на пустой, досадно голый еще стол, посетители, томясь в паузе между заказом и исполнением желания, немедленно начинают выпивать.