Амулет колдуна

Глава 3

«Павел, пока оставим мои приключения в покое, у нас появились более важные дела. За нами кто-то наблюдает и у этого кого-то не очень добрый взгляд. Как ты думаешь, не пора ли нам храбро сматываться от греха подальше?» — предложил я спутнику единственно верное дальнейшее развитие событий.

Павел резко обернулся и пару-тройку минут рассматривал светящиеся очи, те в ответ бесстыдно рассматривали его.

«Кешка, ты напрасно паникуешь, у меня же есть амулет, и он не даст меня в обиду. Так сказала старая Зара, а она внушает доверие. Может, этот глазастый на нас посмотрит и уйдет, чего нас есть-то — кожа да кости? Так что пока сидим и ждем дальнейших движений глаз, если начнут приближаться, то немедленно дергаем отсюда!» — ответил Павел и подкинул в костерок еще дровишек.

Сноп искр осветил чуть больше пространства и очертил контуры владельца красных глаз.

Да-а-а, пса такого размера я никогда не видел, а повидал на своем недолгом веку их немало. Он стоял на двух задних лапах, прислонясь плечом к дереву, и просто наблюдал. Стоял? Да, стоял, причем не особо напрягался по поводу нетрадиционной позы, а как простой деревенский зевака таращился на приехавший балаган. Большее сходство с вышеупомянутым зевакой ему придавали рваные желтые штаны.

Огромная лобастая башка с белой полосой посередине, так и продолжала пялиться на нас. При более детальном рассмотрении это оказался не просто пес, по фигуре он напоминал человека. Колени под штанами выгнуты вперед, верхние волосатые лапы заканчивались ладонями с развитыми пальцами. Сразу же вспомнились фильмы об оборотнях, и не о тех, которые в погонах, а о тех, которые обвешаны когтями и зубами. И луна подходящая, круглая и полная, даже не собирается заходить за какую-либо тучку. Собакообразное чудо с гипертрофированными мышцами рук и ног, изучающе уставилось на нас.

«Павел, ты видишь то же что и я? Может я слегка переутомился на фоне предыдущих переживаний?» — как можно тише подумал я.

Нет, в принципе должен привыкнуть к чудесам и всяким разным фокусам, но зрелище человекопса в штанах заставило меня пересмотреть свою шкалу удивления. Сейчас она на самой высшей отметке и собралась ползти дальше вверх… до невозможности… в бесконечность…

«Давай спугнем его? Я закричу, а ты зашипишь что есть мочи, может хотя бы как-нибудь отреагирует. Странно, что Бегунок его не чувствует и не пугается» — так же тихо подумал Павел, дождался моего кивка и досчитал до трех.

Затем схватив головню, закричал что есть силы и метнул её в красноглазое чудо. Я поддержал его в этом, и от громогласного воя пригнулись верхушки вековых деревьев, по крайней мере, три травинки перед носом точно шелохнулись, и удивленный муравей сорвался с верхушки василька в прелую листву.

Головня пролетела сквозь флегматично неподвижного человеко-пса, не причинив никаких видимых неудобств, и шлепнулась позади, осветилась размытая и зыбкая, бесплотная туша. Наш дуэт от удивления замолчал, фигура так и не двинулась с места, а у Бегунка по глазам видно, что он хочет повертеть копытом у виска, оценивая наши крики. На несуразность поведения пса, носящего немодные желтые штаны, четырехногий соратник не обращал абсолютно никакого внимания. Человеко-пес также злобно продолжал смотреть на нас.

«Павел, может, сходишь и проверишь, что этой псине нужно? Ты все равно пожил, и многое повидал, а мне еще жить и жить, к тому же Занисса глазки строила» — спросил я, особо не надеясь на его сознательность и храбрость.

«Нет, так дело не пойдет! Не хочется мне почему-то к чудику прозрачному в лапы переться, тем более я еще нецелованный, а с Маринкой из соседнего подъезда не в счет, мы в бутылочку играли. Давай лучше ты, если что — на дерево запрыгнешь, и нет тебя!» — возразил Павел.

Мы еще пять минут препирались, так и не придя к общему соглашению. А так как мы препирались мысленно, то, оглядываясь назад, представляю эту картину — смотрят друг на друга человек и кот, изредка кидают взгляды во мрак леса, откуда проступают светящиеся адским пламенем глаза. Чем не заставка к фильму ужасов?

«Тихо, Павел, не шебуршись, к нам кто-то скачет, я слышу топот. Не было печали с оборотнем размытым, так еще кого-то принесло, доставай другую головню, мало ли кого там ветер гонит!» — сказал я, и мы тут же затаились. Слева кто-то скачет, справа щерится чучело в желтых штанах, вот как хочешь, так и живи дальше.

Бегунок громко заржал и развернулся в сторону скачущего всадника. Все громче слышен топот, я не выдержал и вскочил на плечо Павла. Темная фигура приближалась ближе, я прижался к Павлу, а тот ощутимо напрягся, готовый вскочить и драпать.

К костерку подскакала и легко спрыгнула на примятую траву наша давняя знакомая по первому появлению в этом мире. Одета в коричневый камзол, домотканые штаны непонятной серой расцветки, на голове яркий аляповатый платок. На вид она само воплощение разбойницы с большой дороги, а раздолбанные сапоги, видавшие не одну дорогу, дополняли антураж ее костюма.

— Уф, еле тебя нашла, если бы не крики, то так и проехала бы мимо. Ну, чего рот раскрыл, смотри — комаров нахватаешь. Меня Зара послала в помощь, сказала, что ты в нашем мире можешь заблудиться и сгинуть ни за ломоть хлеба, — проворчала разбойница и уселась возле костра.

Её лошадь подошла к Бегунку и они, соприкоснувшись мордами в знак приветствия, зашептались о чем-то своем.

— Привет, а я уже думал…, что не увижу тебя…, после нашего ночного происшествия, — пролепетал Павел, даже в отблесках костра видно, как он покраснел. — А мы вот с Кешкой смотрим на чудовище из леса и гадаем, как дальше быть.

Девушка повернулась и без особого интереса осмотрела предмет наших волнений. Затем хмыкнула и повернулась обратно к Павлу:

— Нашел о чем волноваться, это обычный Брысь.

— Брысь? А что это за чудо и с чем его едят? — попытался пошутить Павел, девушка тем временем положила мешок и извлекла хлеб и кусок мяса.

Не торопясь отрезала от того и другого по ломтю и принялась неторопливо жевать.

— Это не чудо, это охранное существо, призванное отгонять от Вечного леса нежелательных гостей. Его не стоит бояться, пока ты не задумал сделать чего-нибудь плохого. Лес вырубать или болота осушать он не позволит, но если ты идешь с миром, то не тронет, а может даже и покажет кратчайшую дорогу, — прожевав, сообщила девушка и откусила приличный кусок хлеба.

— А то, что я в него метнул горящую головню, он не примет за покушение на свою особу? — мой друг спросил у жующей девушки. Та в ответ отрицательно помотала головой.

— Кстати, мы так и не познакомились, меня Павлом зовут, а моего кота Кешкой, а как называть тебя? — спросил Павел, не отрывая глаз от жующей девушки.

«Не Кешка, а Иннокентий! Я ее вижу второй раз в жизни, ни к чему нам эти фамильярности! Кешка лишь для домашних и для тех, у кого что-либо стащил» — мысленно проворчал я.

— Меня в таборе называют Татина, но ты можешь называть Тана. Насчет головни ты погорячился, если бы дерево загорелось, то кричать не смог. Когда Брысь появился, многих находили разодранных пополам, пока не поняли, что лес трогать не нужно. А так хоть костер на том месте, где стоит, разведи — он не тронется с места. Тут лишь часть его, как бы дух, а духам все равно, чем в них метают, остальные части сейчас в других местах леса и собираются вместе лишь для наказания плохо поступившего, — протараторила девушка и вновь вернулась к прерванной трапезе.

Павел как зачарованный смотрел на ее ушко, двигающееся в такт пережевывания пищи, пока я не напомнил еще об одном вопросе: «Павел, спроси, а чем питается этот Брысь, может благородными котами и почему он в штанах?».

— Тана, а что ест Брысь? А то мой кот слегка взволнован его присутствием (как-будто он сам недавно не орал, пытаясь спугнуть), и почему он в штанах? — еле-еле оторвавшись от созерцательного зрелища, спросил Павел, вертя в руках амулет Железера.

— Ах да, Зара говорила, что ты с помощью своего амулета можешь читать мысли своего спутника, только не вздумай на мне опробовать — мигом развернусь и уеду обратно (Павел отдернул руку от луча и вновь покраснел). Успокой своего кота, Брысь — вегетарианец и не ест ничего кроме корней и ягод. А в штанах, потому что по преданию это человек, он заколдован за какую-то страшную провинность великим колдуном Корнем и поставлен охранять Вечный лес. Сейчас Павел, давай укладываться спать, завтра отвечу на все вопросы, нам предстоит еще долгий путь, успеем наговориться! — прожевав последний кусок, отрезала Татина. Подкинув еще дров в костер, положила под голову мешок и улеглась прямо на земле.

«Ну что, Кешка, будем укладываться, сам слышал, что сказала Тана. Все же я рад, что нам не придется искать этого отшельника одним, на тебя полагаться нельзя, вон ты даже безобидного Брыся испугался, да и я в этой местности еще не освоился» — с этими мыслями Павел последовал примеру Татины и положил буйную головушку на мешок, закрылись ехидные глаза.

Ну, Павел Семенович, не ожидал я от тебя такого ехидства, ничего — при случае напомню, как над бедным котом издеваться. Однако, не оставалось ничего другого, кроме как задремать, лелея мечту о возвращении домой, в свой двор, к своим родным и таким любимым просторам.

Утром какая-то обалдевшая пичуга разбудила нас своим посвистыванием, хотя посвистыванием можно назвать с большой натяжкой — скорее это рев потревоженной автомобильной сигнализации, резкий, пронзительный, пробирающий до глубины души. Видимо, чтобы нам было лучше её слышно, желтая птичка с розовым хохолком подобралась почти вплотную и распевала от всего маленького сердца. Почти — это не такое уж и маленькое расстояние, потому что когда я метнулся к ней, чтобы отключить непрошеный будильник, не хватило буквально волоска для ее поимки, суда и немедленного наказания.

Маленькая, но очень громкая певунья с писком упорхнула от моих ласковых объятий и, отлетев подальше, вновь принялась за старое, но более надрывно и душевно. Результатом ее потуг явилось пробуждение остальной живности, которая пронзительными криками начала выражать недовольство моим отношением к представительнице местной фауны. Нажаловавшись вволю, громкоголосая пичуга покинула наше общество, улетев куда-то вглубь леса.

Когда Павел, наконец окончательно продрал глаза, то казалось, что кругом орет все, начиная от головешек потухшего костра и заканчивая призрачным Брысем, который так и не сдвинулся с места и все так же бесстрастно взирал на нас. Татина же, не обращая никакого внимания на окружающий шум, преспокойно умывалась, плескала из фляжки себе на ладонь.

— Доброе утро, Тана — пробормотал Павел, — ничего себе у вас тут петухи поют, так и кондрашку недолго схватить.

— Доброе утро, а что это за зверь такой «кондрашка»? — поинтересовалась Татина, неспешно выкладывая хлеб и мясо.

— Так у нас говорят, когда очень пугаются и сердце может от испуга остановиться. Я сперва подумал, что проснулся дома и у соседей опять колесо с машины сперли, так похожи показались вопли, — наблюдая за священнодействием приготовления нехитрой трапезы, сказал Павел.

«Ага, ты еще больше бы удивился, когда б увидел, кто эти звуки издавал. Пичуга величиной с воробья не может так истошно орать, если она конечно не природная аномалия» — передал я Павлу свои соображения. Тот не мог удержаться, чтобы не спросить у Таны разъяснения моим словам.

— У нас эту птицу называют ревун, маленькое создание не может ничем защититься, вот природа и одарила ее таким голосищем. Нападающих парализует чудовищным ревом, а она в это время исчезает. Услышать ревуна хороший знак, к удаче. Давай садись, перекусим и в дальнейший путь, неизвестно, сколько у нас еще времени осталось, — сказала Тана и вцепилась крепкими зубами в вяленое мясо.

Павел не отставал от нее в уплетании харчей, да и я не миндальничал и, зацепив солидный кусок, принялся насыщаться. Птицы, поняв, что дальнейшая истерика не принесет никакого эффекта, постепенно смолкали и отвлекались на свои дела. Солнце, медленно и нехотя высунулось из-за горизонта, и в задумчивости размышляло — идти на обычный обход или позвать тучи на помощь и взять на сегодня отгул. Потом флегматично рассудив, что раз все равно уже встало, и уснуть не удастся, отправилось на опостылевшую работу.

Наше чавканье затихло в унисон с громкоголосым пением птиц, и мы тоже принялись собираться в дорогу, то есть Тана засунула в мешок остатки пищи, а Павел упаковал в мешок вашего покорного слугу. Приторочив похудевшие мешки у седел, оба седока лихо оседлали скакунов, причем отчетливо послышалось, как скрипнули Пашкины зубы. Но виду он не подал, а терпеливо направил Бегунка следом за лошадью Таны.

Мы въехали в лес, такой пугающий ночью, и такой светлый и дышащий жизнью днем. Брысь нас проводил красными глазами, но не двинулся с места, я ему даже помахал ухом на прощание, хороший все-таки парень, вроде нашего лешего. Если бы в нашем мире существовал такой, то проблема вырубки лесов не стояла так остро.

Утреннего будильника с хохолком нигде не видно, наверно затаился в ожидании благоприятного момента. Зато остальные его сородичи разливались, завершив птичьи дела и радуясь солнечному теплу. То и дело по кустам шуршали мелкие зверушки, дразнили охотничьи инстинкты. Я пару раз расправил и втянул обратно когти, представляя, как впиваюсь в жертву. Тропинка виляла между шершавых стволов и раскидистых кустов, то становилась едва видимой, то наоборот чуть ли не превращалась в тракт, где крупное зверье ходило на водопой. Воздух до такой степени насыщен запахами, что можно резать ножом, упаковывать и потом продавать — спрос был бы обалденный.

— Тана, ты вчера обещала мне на вопросы ответить, может сейчас самый подходящий момент? — чтобы как-то отвлечься от радости поездки и зубовного скрипа, несмело спросил Павел.

Он ерзал в седле, будто сидел на горячем песке пляжа.

— Давай спрашивай, только учти — я не все знаю, — не оборачиваясь, ответила Тана.

Я приготовился направлять Пашкины вопросы в нужное русло, а то он со своей влюбленностью лишь о погоде будет спрашивать, и этот романтик тут же подтвердил мои опасения.

— А у вас тут всегда лето, или зима тоже бывает? А как долго длится весна? — Павел начал говорить ради разговора.

Тана озадаченно на него посмотрела, но ответила.

— Тебя действительно это очень волнует? У нас бывает зима, это довольно холодное время года, и северный ветер пронизывает до костей. Это продолжается не так уж и долго, в основном тепло и солнечно.

«Павел, узнай у нее про Гариона! Хватит разводить пустые разговоры, спроси — почему он нас преследует и вообще кто он такой!» — напомнил я Павлу.

— Тана, скажи, а кто такой Гарион, почему он за нами гонится и почему мы должны от него убегать? Может, получится как-то с ним поговорить? — вняв моим резонным требованиям, спросил Павел.

При этом он неловко повернулся и тут же сморщился: «Кешка, как же я натер в седле свою пятую точку, похоже, там мозоли величиной с кулак».

— Давай я начну чуть пораньше и внесу некоторые пояснения, возможно, они помогут избежать ненужных вопросов. По словам Зары — ты не из нашего мира, поэтому расскажу немного о том месте, где ты сейчас находишься. Это началось задолго до моего рождения. В ходе Столетних войн, когда человечество сражалось за место под солнцем против гномов, эльфов, орков, была перебита масса народа. Говорили о еще какой-то расе водников, что те оказались полностью стерты с лица Земли. Все сражались против всех, — девушка горько вздохнула. — Человечество приблизилось к полному уничтожению. Тогда и появился Корень с учениками Железером и Гарионом. Они и остановили войну, где-то колдовством, где-то красноречием, но в итоге свелось к подписанию мирного соглашения и общего ненападения. Произнеслись вековые клятвы и скрепы клятв общей кровью. И вроде бы жить тихо и мирно, но не могли разные существа видеть друг друга. Общая неприязнь развела расы по разные стороны. Как-то так получилось, что гномы, орки и эльфы оставили людям главенствующее место на планете, а сами ушли в леса и горы. Говорят, что остатки племен еще где-то живут, но с людьми они больше не контактируют.

— Так значит маги ученики Корня? Почему же Гарион порезал Железера? — Павел еще раз скрипнул зубами, неловко повернувшись в седле.

— Слушай дальше, что-то произошло после подписания мирных клятв, то ли маги поругались, то ли Корень их оставил. Но в итоге Корень пропал. Железер и Гарион предложили свои услуги человеческому предводителю Пемусу Справедливому, — Татина начала отвязывать фляжку от седла.

— Круто, видно место не поделили. Конкурентная борьба и у нас достигает катастрофических масштабов, — Павел вставил строчку из телевизионного сообщения.

— Но после того, как от опытов Гариона начали исчезать люди, его изгнали из города. Он пообещал вернуться и жестоко отомстить, Железер постоянно находился на страже королевства. Но однажды и он отлучился куда-то, то ли в Ростию, то ли в Лапинию. Ах да, ты же не знаешь. На земле, где мы находимся, существуют пять королевств. Наше королевство называется Сталлия, также есть Лапиния, Лаврения, Мурашия и Ростия, — Татина сразу пояснила, увидев изогнувшуюся Пашкину бровь.

— Все равно не запомню, но может пригодится, — подал голос Павел.

Татина подумала, что он хотел спросить о королевствах, а вовсе не скривился от боли. И Павел не стал разубеждать.

Татина смочила горло из фляжки и продолжила лекцию.

— Десять лет назад ушел из жизни король Пемус Справедливый (как раз, когда пропал Железер). Поговаривали, что скоропостижному уходу помог настоящий король, его племянник Стим Грозный. Правда, те, кто поговаривал, отправились в скором времени обсуждать свои домыслы с самим Пемусом.

— Борьба за власть, м-м-м, — покивал Павел.

— Ага! Стим взошел на престол и сделал советником и первым помощником мага Гариона, изгнанного при Пемусе за жестокость. Никто не осмеливался думать, за какие заслуги его приблизили. В городах появились отряды псов-рыцарей, их назвали так из-за шлемов в форме собачьей головы. Они обязаны поддерживать порядок и спокойствие в городах, и так рьяно взялись за дело, что мостовые покрылись запекшейся кровью. Даже косой взгляд, брошенный на коня рыцаря, карался смертной казнью без суда и следствия. И тут случилось что-то необычное — у простого народа пропала жажда жизни. Любого человека можно ударить, оплевать и вовсе убить, ему это безразлично, он готов делать все, что говорят. Такое состояние появилось у всех, кроме короля Стима и его прихлебателей, — Тана сплюнула с омерзением. Плевок заискрился на листе лопуха.

Павел слушал ее, открыв рот, и успел проглотить трех мух.

— Потом Стим, вкусивший крови, начал войну с соседним королевством Лавренией. Всегда и во всем ему помогал Гарион, первый советник и верховный маг. Никто и никогда не видел короля без его сопровождения. Говорят, что в Лаврении появились глашатаи, передавали обращение Стима Грозного: «Вам дается два дня, для того, чтобы сложить оружие и преклонить головы пред нашим королем. Иначе живые позавидуют мертвым!!!»

— Офигеть! — скривился Павел. Я-то знал почему, но вышло убедительно, будто он и в самом деле сочувствовал.

— Глашатаев, конечно, повесили, но кто-то все же переметнулся. Остальные основательно готовились к жестокой бойне. Когда время, отпущенное на раздумье, истекло, лавренийцы начали преображаться. Они, как и сталлийцы, стали безучастны к своей судьбе. Они жили, но их уже ничего не интересовало и не волновало. Гарион творил злое колдовство — при завоевании Лаврении не пролито ни капли крови. Выбегавшие из городских стен люди останавливались и вставали, как вкопанные, затем возвращались к своим прерванным делам, забыв о войне и захватчиках. Воины Стима ходили и раздавали щелбаны безучастным истуканам. Потом глашатаи появились в Мурашии и Лапинии. Уже больше народа переметнулись к Стиму, однако были и те, кто собрался яростно сопротивляться. Люди искали и Корня и Железера, чтобы противопоставить магию магии, но не смогли их обнаружить. Эти королевства постигла та же участь, что и Лаврению, везде люди становились безразличными к своей судьбе, — Татина повернулась к Павлу, а тот, только что морщившийся, тут же выпрямился в седле и сделал заинтересованное лицо.

— Круто тут у вас, — покивал Павел.

— Знаешь, Павел, мы с нашим табором проходили эти королевства. Жители в них такие, словно из них вынули стержень, они ходят, дышат, разговаривают, но в глазах нет жизни. Даже дети не играют, не умеют улыбаться, на наши представления никто не обращал внимания. То и дело вздрагивают и оборачиваются, словно ежесекундно ожидая удара. Это действительно страшно — смотреть в детские глаза и не видеть ничего, кроме пустоты. И что самое плохое — перестали рождаться дети, взрослеют родившиеся после захвата. Лишь стражники в королевствах, назначенные лично Гарионом, проявляют активность, остальные делают вид, что живут, — Тана смахнула слезу. — Сейчас Стим остановился возле северного королевства Ростии, жители королевства тоже повесили глашатаев, но кто знает, как долго они еще продержатся. Да и Гарион пока отвлекся на тебя.

От ее рассказа и краски леса не казались такими уж яркими, и сам лес как бы притих, внимая Татине.

— Значит Гарион — оставшийся верховный маг королевства, но почему он преследует нас? — сумел-таки выговорить Павел.

Он морщился при неожиданных скачках Бегунка, когда тот перепрыгивал овражек или поваленный ствол.

— Вот на этот вопрос я вряд ли смогу ответить, скорее всего, вы где-то перешли ему дорогу. Это прямой путь желающего умереть к достижению своей цели, — ответила Тана. — Кстати, забыла добавить — Гарион появился в нашем таборе после вашего отъезда. Старая Зара показала ему неправильное направление. Однако это временная мера, и она направила меня за тобой, чтобы помочь быстрее добраться до Кана.

— Да, нехорошие дела у вас происходят, просто тирания какая-то — поделился знаниями в политическом строе Павел. — А какую роль в этом играл Железер Молния? И кем он являлся в вашем королевстве?

— Я знаю, что он был главным магом при короле Пемусе Справедливом и выступал против Гариона, а ранее участвовал в его изгнании из королевства. Больше я, увы, ничем не могу помочь, поскольку все, что творится за стенами дворцов, скрыто от человеческого глаза, — с сожалением ответила Тана.

— А как же Корень? Неужели его так и не смогли найти? — Павел поминутно ерзал на седле.

— Корень прекратил Столетние войны и исчез, откуда он взялся и куда ушел — не знает никто. Он пропал давным-давно, еще до моего рождения, но память о нем жива до сих пор. И люди вспоминают о нем исключительно с благодарностью, — Татина сорвала ветку с жасминового куста и отмахнулась от назойливой осы, кружившей около головы.

«Павел, а поинтересуйся, не знает ли она как нам вернуться домой, и как вывести из оцепенения твоих родителей? И то что-то не нравится мне нездоровое внимание дядьки с зелеными глазами» — направлял я Пашкины вопросы.

— Татина, а ты знаешь этого отшельника? Может, есть какой-нибудь короткий путь, а то я уже немного устал скакать по этой вихляющейся тропинке, — молящим голосом спросил Павел.

— Старая Зара описала мне, как выглядит пещера отшельника, и откуда смотреть, иначе можно пройти мимо нее в двух шагах и ничего не заметить. Но не могла сказать, на какой из Ледяных гор ее искать, похоже возраст сыграл злую шутку, и ее посетило старческое забвение. Будем искать главную примету — танцующее дерево, вряд ли нам много встретится таких. Привал мы сделаем немного позже, а сейчас расскажи, откуда и как вы появились в той конюшне? — заинтересованно сказала Тана.

Павел, поминутно ерзая и морщась, рассказал историю, произошедшую с нами. Тана то и дело перебивала и спрашивала то про поезд, то про машины, то про телевизор, в общем, про то чего у них не было, а нами воспринималось как обыденность. Павел до того увлекся в своем рассказе, что чуть ли не представился верховным главнокомандующим нашего государства и совсем забыл о мучительной езде. Вот тут-то я и вырвался из дремы, дабы отомстить за ночную подколку: «Ох, Павел, и горазд же ты врать, смотри — Тана уже открыто потешается над тобой. Ну, какой главнокомандующий не умеет ездить в седле, а ты чуть ли не лежишь на шее Бегунка».

От моих слов Павел спустился с небес на бренную Землю и мигом вспомнив о болячках, попросил у Таны остановиться на привал, но мотивировал тем, что самому красивому коту захотелось в туалет и покушать. Хотя по его лицу видно, что готов на себе тащить Бегунка, лишь бы не садиться вновь на предмет мук и страданий. Тана посмотрела на солнце, оно подмигнуло в ответ, и прозвучала команда спешиться на привал.

Павел упал с Бегунка как мешок с картошкой и минуты три лежал, раскинув руки, потом начал шевелиться. Процесс шевеления занял еще пять минут, затем он все-таки поднялся и нетвердой походкой отправился к пасущемуся неподалеку Бегунку и снял-таки мешок со мной.

Ура! Свобода!!! Наконец-то я смогу распрямить затекшие лапы и пробежаться по траве.

— Павел, всё в порядке? — ехидно улыбнулась Татина.

— Да, просто не спал прошлой ночью, переживания всякие и вообще, — Павел постарался улыбнуться в ответ, но получился оскал очень несчастного льва.

Бегунок с лошадью Татины занялись подножным обедом. Тана и прихрамывающий Павел пошли на поиски воды, а я решил осмотреться и может поймать какую-нибудь живность, а то вяленое мясо слегка приелось. Зайцы и кабаны в понятие живности входили, но только если пойманы не мной, а вот мыши, крысы и тушканчики вполне годились на предмет охоты. Но как назло, когда мы ехали, то мыши так и шарахались из-под копыт, а теперь даже их запах пропал.

Сверху на меня упала чешуйка от шишки, и это заставило поднять голову. На дереве сидела очаровательная белочка и преспокойно себе обедала. Ранее опыта общения с такими созданиями не имел, а видел их только по телевизору, и решил, что на сегодня обедом будет эта милая белка. Я бесшумно, как тень, взобрался на дерево и по ветке подбирался к рыжехвостой, увлеченно лузгающей семечки из огромной шишки.

Момент броска — это ощущение ни с чем не сравнить; когда мышцы напрягаются до звона; сухожилия натянуты как струны; время останавливается, и воздух превращается в желе. Тело прорезает тягучую массу, когти выпущены и готовы захватить цель, в ушах свистит ветер и во рту чувствуется металлический привкус свежей крови. Когти почти сжались на хрупком тельце добычи, но это зловредное «почти» как всегда меня подвело.

Изящным пируэтом белка увернулась и метнула вслед шишку, и мое тело пролетело мимо цели. Я постарался зацепиться лапами за какую-нибудь ветку, и это удалось! Но шишка, коварно пущенная вдогонку, заставила разжать когти и лететь дальше.

Как любой уважающий себя кот, я шлепнулся на четыре лапы, слегка отбил, но с такими повреждениями вполне можно жить. Сверху раздался довольный стрекот белки, и еще одна шишка ударилась о землю рядом с правым ухом. Чуть поодаль довольно ржали Бегунок со спутницей, наблюдавшие всю сцену охоты от начала и до конца. Павел с Таной еще не вернулись, и это не могло не радовать, иначе Павел извел бы меня своими подковырками за долгую дорогу.

Все же, озлобленный неудачей и вдобавок метким броском, шишка на этот раз попала по лбу, я решил отомстить рыжей нахалке и, уворачиваясь от артобстрела, взлетел по дереву на ту же самую ветку. Белка, издевательски помахала перед моим носом пушистым хвостом и перелетела на другое дерево. Слегка удивленный прытью, с которой она это проделала, я махнул за ней, и началась гонка на выживание. Правда, продолжалась она не долго, на пятом дереве я безнадежно отстал. Зато внизу увидел рыжую шкурку, в размерах чуть меньше белки, и услышал тонкий писк.

Уж если не получилось поймать белку, то сойдет и бельчонок, со всеми предосторожностями, оберегая от падения свою драгоценную особу, я спустился вниз. Не совсем до конца оценив расстояние до земли, мой глазомер сыграл небольшую шутку, и в итоге, когда я спустился вниз, пятно беличьей шкуры увеличилось в три раза и оказалось шапкой небольшого человечка. Тот дергался, пытаясь вытащить ногу из-под упавшего ствола сосны, но видно, что делал он это давно и успел обессилеть.

Одет человечек в сшитую из выделанной кожи безрукавку и такого же рода штаны, на голове сбилась набок шапочка из беличьих шкурок. На ногах, вернее на одной, что находилась на воле, красовался запыленный сапожок с металлическими бляшками. Сам человечек космат, безбород и до безобразия грязен, он-то и издавал тот жалобный писк, который отвлек меня от охоты. Если бы он был нормального человеческого роста, то его можно спокойно принять за модного панка.

Когда он увидел меня, то слегка ожил и позвал.

— Кис-кис-кис, подойди сюда, мой маленький! Ну подойди и дай себя съесть, ну пожа-а-алуйста!

Ага, кто из нас еще маленький, это надо посмотреть. Голос звучал совсем по-мальчишески, даже пушка над губой не наблюдалось, но в глазах светился голодный блеск взрослого льва. Мне не улыбалось менять роль охотника на роль жертвы, но оставить беспомощное существо умирать не позволяло жалостливое сердце. Поэтому я отвернулся от человечка и побежал на нашу стоянку.

Там Павел и Татина вовсю обедали, только треск стоял за ушами. Меня немного удивило, что Павел сидел по пояс сырой, причем сверху. Ещё больше удивило то, что про меня они благополучно забыли, наверно думали, что так им больше достанется. А я-то их еще считал друзьями… а они так… Ладно, я свое наверстаю, когда снова тронемся, и меня посадят в мешок, поближе к пище. Сейчас не до гордости, нужно сообщить о своей находке.

«Павел, приятного вам аппетита, вовсе не хотел нарушать благословенную трапезу, но сейчас, во время моей предобеденной прогулки, я обнаружил неподалеку отсюда одно существо, которое тоже не прочь отобедать, но не может присоединиться не из-за природной стеснительности, а лишь потому, что застряло и просит о помощи!» — ого, как падение с дерева способствует развитию витиеватости речи, сам от себя такого не ожидал.

«Как все-таки она прекрасна» — в ответ прозвучали в голове Пашкины мысли.

Пришлось подойти и привлечь внимание к своей персоне посредством легкого укуса коленки, иначе из коматоза влюбленности его не достать. Павел выронил кусок мяса и вопросительно посмотрел на меня, грех этим не воспользоваться, тем более что мясо упало в непосредственной близости от моего носа. Я повторил свои мысли Павлу, вгрызшись в упавший кусок. Все-таки от прогулок по деревьям разыгрывается страшный аппетит.

— Кешка говорит, что неподалеку обнаружил человека невысокого роста, тот попал в беду и просит о помощи, — сообщил Павел наблюдавшей за нашей мизансценой Татине.

— Сейчас многие люди в беде, всем не поможешь, а нам нужно торопиться, кто знает, когда Гарион вновь нападет на след, — ворчливо проговорила Татина (что же между ними произошло, пока меня не было рядом?), но все же поднялась. — Ладно, посмотрим, чем мы сможем помочь. Пусть кот покажет дорогу, а доесть он успеет потом.

«Павел, а чего она такая злая стала? Ты наступил на любимую мозоль? Или нашел повод поругаться, и она макнула в воду?» — на ходу дожевывая кусок, спросил я у Пашки.

«Нет, не в этом дело, когда мы у родника набирали воду во фляжки, я вспомнил, как ты учил ухаживать за самками. Я и потянулся, чтобы обнюхать ее лицо и заодно проверить нос — холодный и сырой, или сухой и горячий. Ну, чтобы узнать здоровая она или больная. Так она подумала, будто я лезу целоваться и, схватив меня за волосы, с размаху макнула в ручей. А ты говорил, что это всегда срабатывает, вот и верь после этого донжуанскому опыту. Сейчас она дуется, даже не смотрит в мою сторону» — обиженно ответил Павел.

«Павел, нужно учесть, что сейчас другое место, другое время и вообще другие нравы. Может, тут как-то по-другому заигрывают, ты спроси у нее на досуге. А вот и тот человечек, о котором я вам говорил» — показал я причину нашей задержки.

— Ну что рты раскрыли, как младенцы на фокусника? Вы что — никогда гнома не видели? — приветствовал человечек наше появление на лужайке. — Уберите эту деревяшку с моей ноги и я, так и быть, вас помилую. Ну что встали, ждете, пока мой гнев прольется в полной мере? Действуйте!!!

Вот тебе и раз, вот и приводи помощь. Павел и Татина не сдвинулись с места, но начали переговариваться о чем-то странном.

— Павел, а давай его съедим! А то надоела вялёнка, так хочется чего-либо свежего, а тут и бегать никуда не надо, режь да жарь! — повернувшись к Павлу, с жаром обратилась Татина.

Павел сперва испуганно посмотрел на Татину, но когда она незаметно от гнома подмигнула, то поддержал игру.

— Конечно, съедим, не пропадать же добру посреди леса, а так нам на пару дней его хватит.

— Э-э-э, люди! Вы же не едите себе подобных, так во всех наших книгах написано, по крайней мере в северной части материка не едят, — менее уверенно сказал маленький грубиян. — Я разрешаю отдать вяленое мясо, раз оно вам надоело, и после моего освобождения отправиться восвояси. Преследовать и сниться вам по ночам я не буду, обещаю.

— Мне больше нравятся его упитанные ляжки, возьму их, а остальное ты можешь забрать себе. И беличья шапочка как нельзя лучше подойдет к моим волосам, — все также плотоядно проворковала Тана и, достав небольшой нож, начала подрезать ноготки. Срезанные чешуйки падали в густую траву.

— Спасибо, ты же знаешь, как я люблю жареные пальцы, вот так удача нам подвалила. Ещё посмотри на его нос, хрящеватый и длинный, как раз такого я давно уже не пробовал. Да и не вспомню сейчас, когда мы с тобой последнего гнома разделывали, зато помню какое у них нежное мясо! — продолжал играть Павел и тоже достал нож.

И я внес лепту — вышел вперед и начал кровожадно облизываться. Наглость гнома растаяла на глазах, а увидев меня, он как-то весь сник и погрустнел. Еще бы, кошачья морда, вылезающая из густых зарослей — страшный сон любого Маугли.

— Котик, зачем ты их привел? Я честное слово не хотел тебя кушать, это просто шутка. Не убивайте меня, пожалуйста, а то папа с мамой очень огорчатся. Один я у них, и позаботиться некому будет на старости лет, и стакан с водой никто не поднесет, и редкий алмаз не покажет, — окончательно раскис гномик. — Отпустите меня, и они вас по-королевски наградят.

— Павел, он сказал «пожалуйста», а этого от гномов редко кто слышал, наигрубейший народец, но справедливый и очень трудолюбивый. Давай поможем, берись вон за те сучья и на счет три тяни на себя! — смилостивилась над запуганным гномом Татина и подошла к пленившему его дереву.

— Раз, два, три и взяли! — скомандовал Павел.

Шероховатый ствол качнулся туда-обратно и примостился на том же самом месте. Гном взвыл. Таким образом, они брали еще раз пять, пока не освободили ногу гнома.

Гном кинулся растирать затекшую ногу, потом покатился по земле и тихо поскуливал, когда кровообращение начало восстанавливаться. Наконец поднялся и, отряхнувшись от листвы, обратился к Павлу.

— Спасибо тебе, благородный сын своего отца, — затем повернулся к Татине. — Спасибо тебе, красивейшая дочь своей матери. Благодарю вас за освобождение из плена и спасение от голодной смерти. Умоляю, не сочтите мою просьбу за грубость и хамство, но не могли бы вы препроводить меня домой, если нам по пути, конечно.

— Мы едем к Ледяным горам, меня зовут Павел, а мою спутницу Татина, того кто привел к тебе нас называй Кешка — слегка выпятив грудь, сказал Павел. — Если тебе с нами по дороге, то присоединяйся к нашей компании. Кстати, как называть тебя?

— Я Кхорм, наследный принц гномьего королевства и единственный наследник престола, буду признателен вам до самой смерти, если позволите следовать с вами, — гордо произнес гном и уже менее горделиво попросил. — У вас не найдется немного еды, а то я в таком положении провел четверо суток и ничего не ел.

Мы вернулись на поляну и там отдали должное обеду. На солнечной полянке, на все лады разливались птичьи трели, кузнечики стрекотали как скипидаром намазанные, бабочки кружились в стремительной карусели. После плотного обеда, когда умялась половина запасов, гном начал рассказывать.