Амурский Путь

Глава 21

— След, эй, След! Ну, ты посмотри! Эти бесовые твари все-таки уволоклись! Чуть не до долины! — Маркелка яростно раздувал ноздри. Если ему что и нравилось у лоча, так это их ругательства; ими он пользовался постоянно.

Демид поморщился. Не от ругательств (хотя, чернец Евтихий за то страстно журил). Ему не нравилось, как по-даурски звучит его имя. Лучше бы уж Дёмкой звал, по православному. Правда, лошади действительно повели себя, как бесовые твари: их стреножили, оставили в распадочке, когда побратимы двинулись в лес охотиться, а «бесовые твари» потихоньку отошли далеко вниз. Видать, к воде скотину тянуло.

А у парней на плечах жердина с тяжелым изюбрем! Бык, конечно, молодой, осенью его ждал, наверное, первый гон в жизни… но весил прилично, и жердь обоим уже всё истерла… А теперь еще шагов двести идти!

…Добычу угнездили на Маркеллова коня, перед седлом. Понятно, каждому хотелось въехать в Болончан с таким трофеем… След Ребенка, конечно, почти на полторы головы выше своего побратима, но Маркелка все-таки старше на четыре года. Он уже в полку Княжны, среди взрослых воинов, и вообще… Хотя, Муртыги вырос довольно мелким. А еще гибким и подвижным. В городке даже поговаривали, что он сын Дикого Зверя, за что от него же получали в нос. Сразу. Побратим легко кидался в драку на любого, даже если знал, что ему не победить.

Спустившись с холмов, Дёмка и Маркелка принялись подгонять лошадей: все-таки уже сильно за полдень, а Болончан неблизко. В редких проплешинах леса сверкала синевой необъятная Болонь. В такой солнечный день всё озеро, словно, переливалось драгоценными камнями. След Ребенка невольно залюбовался красотами, предоставив своей кобылке самой выбирать путь.

— Ты к кому первому пойдешь? — спросил Маркелка.

След Ребенка неуверенно пожал плечами, так как сразу понял, о ком спросил его приятель. Княжна Чакилган назначила им много наставников, но среди всех выделялись двое: даурский шаман Науръылга и шаман лоча Евтихий. Оба они были по-своему суровы и оба — весьма ревнивы друг к другу. Вроде бы, неплохо уживались в одном Болончане, но, если кто-то из них узнавал, что юнцы в первую голову пошли не к нему, а к другому — жди беды! Потому Маркелка с Дёмкой давно решили разделяться, чтобы каждый к кому-то из шаманов первым шел.

— Ну, коли тебе всё равно, то я — к Науръылге! — застолбил себе даура Маркелка.

«Ну, понятно, — вздохнул След. — Ты же с добычей. Подкормишь онгонов, потом Науръылга духа мщения отваживать будет».

Шаманы были такие разные. Если даур всегда учил, что надо делать, то чернец Евтихий говорил о том, что делать НЕ надо. Воистину, служение Христу — это одни запреты. Вздохнув, Дёмка полез в поясной кошель, достал резной деревянный крестик и повесил на шею. Он не стыдился божьего знака, просто всегда снимал его перед походом в лес: чтобы тамошние духи не обижались и даровали успешную охоту. Пока работало — След Ребенка в свои 19 лет был знатным охотником. Это даже Маркелка признавал.

— Стало быть, ты теперь Муртыги! — улыбнулся След.

— Да! Я Великий Орел! — Маркелка расхохотался, раскинул широко руки, лупанул пятками конские бока и «полетел» галопом.

«А я, значит, сегодня Демидка, — вздохнул младший побратим. — Дёмка я».

Оба шамана были строги без меры. Но Евтихия След Ребенка побаивался сильнее. Зачем ему надо было каждый раз вызнавать грехи, что он успел совершить? Да еще, чтобы Дёмка сам ему их рассказывал и каялся. Это было… неприятно. На покаяниях След чувствовал себя грязным и ничтожным, и выходило, что этого хотел Белый Бог Христос.

Но все эти тяжелые мгновения с лихвой окупались тем чудом, которое чернец даровал Следу.

Буквы.

Это колдовство ему долго не давалось, но однажды он вдруг смог сложить символы — и те родили ему слово… Чужое слово! Которое никто не говорил, но Дёмка услыхал его! Каким-то нутряным ухом услыхал — и это было… чудесно! Слова складывались во фразы, и След Ребенка вдруг научился проникать в чужую жизнь — будто бы она проходила прямо перед ним.

Буквы стали его неутолимой страстью. Жаль, букв в этом мире так мало! Лишь несколько книжек имелось у Евтихия — и те столь сложные, что Дёмка всякий раз боялся, что сложил буквицы неверно, и магия испортилась. Иногда он ходил к Княжне и складывал буквы в ее бумагах, но там было не так интересно.

Болончан, окруженный зелеными полями, видно издалека: городок, окруженный частоколом, который всё никак не получалось достроить до конца, лежал на берегу озера, как на ладони. Муртыги-Маркелл унял свою лошадку, чтобы въехать в городок степенно и важно.

Въехать-то въехали, да никто степенность не оценил. Этот конец городка будто вымер, даже на воротах никого не было! С дозорными такое бывало, как ни старался лоча Сорокин. Притворили створки и утекли куда-то. Маркелка, с чувством ругаясь, сам открыл створку, и они выехали на опустевшую улочку.

— У берега шумят, — охотничьим ухом определил След, и друзья погнали лошадей к пристани, позабыв о шаманах.

Там и впрямь столповорение: аджалы, дауры, гиляки, лоча — перемешались и забили все проходы между лабазами и сараями.

— Хэй, православныя! — крикнул Маркелка в сгусток спин. — Что за праздник? Чего дают?

— Ничо не дают, — не оборачиваясь, ответила самая здоровенная спина — кажется, то был коваль Ничипорка. — С Амуру сигнал дали: гости идут, зело важные.

— Какие гости?

— Важные! — рявкнул коваль, все-таки обернувшись. Узнал Муртыги и Следа Ребенка, чуть потеплел взглядом и развел руками: мол, остальное неведомо.

На Серебряной протоке, что соединяла озеро Болонь с Черной Рекой, стоял настоящий дозор — не чета тем оболтусам, что с ворот сбежали. Эти бдили всегда. Так что к Болончану тайком не подобраться. А еще дозорные могли подавать знаки дымом: особые знаки со смыслом. Дёмка подозревал, что это магия сродни буквам, но секрет дымовых знаков ему оставался неведом. Их давно уже ввел Дикий Зверь Аратан, хотя, честно признавался, что тот секрет когда-то ему поведал сам Сын Черной Реки. Увы, дымовыми следами можно было передать далеко не всё. Вот народишко и гадал: кто же к ним едет. Вроде не враг, но многие люди вооружились. На всякий случай.

— Скучна жизнь болончанская, коли ради гостей каких-то полгородка сбежалось, — громко усмехнулся Муртыги, а Следу хитро так кивнул: айда, мол, толкаться!

Ох, не любил След такие подмигивания, часто не доводили они до добра, даже Княжна не выручала. Точнее, от нее сильнее всего и доставалось. Но сейчас Дёмке оно более обычного не понравилось. Чувствовал он какой-то подвох, прямо как зимой, когда почуял, что Хозяин в тайге их обошел и по следу в спину вышел. Грех тогда приняли — амбу убили. Хотя, Евтихий тот грех отмаливать не велел, сказал, что Господу до амбы дела нет. Пришлось к Науръылге идти, очищаться.

Вот и ныне. Толькозахолодело у Следа Ребенка в животе, как шум в толпе затих, а все головы на площадь поворотили. От княжьей усадьбы шли все. И вечнохмурый Сорокин, и Дикий Зверь с новым своим товарищем-монголом, и вождь всего Низа Индига. Оба шамана шли рука об руку и даже косо друг на друга не смотрели.

А впереди Чакилган.

Статная, крепкая, в своем старом чохарском халате с обережной вышивкой, а на груди — золотая пектораль Бомбогора и чуть посеревший крестик — дауры не любили носить защитный знак Христа под одеждой.

Толпа пеной оседала и расступалась перед ними, а госпОда болончанская шла прямо к мосткам. Видимо, тоже — встречать гостей. Тут уже Дёмка сам, первым ввинтился меж людей и ужом заскользил вперед. Оторопевший Муртыги — как это, вперед него?! — тут же кинулся вслед. В толпе было нелегко, Следа пихали локтями безжалостно, но все-таки он пробился вперед и замер за плечами передних — чай, росту он немалого, сможет разглядеть, что да как. Это Маркелке придется за подмышками подглядывать.

Перед Княжной и ее ближниками было пусто; ровно только что метлой вымели. Она стояла на месте, ровная и прямая, как палка. Та палка, которую сейчас в руке держала — аж костяшки белее снега стали. Этот посох в третью зиму тому ей Дёмка сделал, вырезал на навершии Большого Родича, так как знал, что Чохары чтут медведя. Чакилган с тем посохом почти не расставалась, а фигурку шепотом называла «Делгоро».

Княжна пристально вглядывалась в иссиня-железные воды Болони. След проследил за ее взглядом и приметил лодочку. Небольшую совсем, но это был не челнок хэдзени. Кажется, работа лоча. В лодчонке сидели двое и усердно гребли прямо к мосткам. Вот она ткнулась в бережок, и из лодочки выбрались двое. Один — махонький и явно не местный. Дёмка подумал было, что это богдоец, но волосы у того были совсем иные. Неужели никанец?

Второй же оказался рослым и старым лоча. Борода страшная, торчит рогами на стороны, а на голове, из-под волос вылезают шрамы страшные. И смотрит так, что оторопь берет. Лоча, конечно, видел огромную толпу и Княжну впереди всех. Сначала чего-то боялся, а потом пошел вперед.

И по толпе словно ветер пронесся:

— Сын Черной Реки…

— Сашика…

— Дурной!

Глава 22

Это он? След невольно подался назад, но уперся в других людей и снова замер. О Сашике говорили многие и говорили часто. Бывший атаман Темноводного всегда незримо присутствовал в Болончане… Настолько незримо, что Дёмка даже и представить не мог, что им может оказаться обычный нечёсаный лоча во плоти. Сын Черной Реки был для него чем-то вроде Христа…

Поняв, что подумал грешное, След Ребенка быстро перекрестился и передумал мысль: чем-то вроде древнего князя Бомбогора, деда Княжны.

Меж тем, лоча приближался. И делал это мучительно медленно, настолько, что, казалось, каждый его шаг станет последним. Но сын Черной Реки подвисал в неопределенном равновесии — и делал новый шаг. Словно, что-то не пускало его, но бывший атаман находил силы прорываться вперед. Или наоборот: сам себе запрещал идти, а ноги не слушались.

Наконец, встал прямо перед Княжной, довольно близко. Низенький никанец вежливо отстал на пару шагов.

— Здравствуй… Чакилган, — пересохшая складка рта старого лоча, наконец, разомкнулась, и тихие слова с трудом выбрались на свободу. Не то! Сын Черной Реки явно хотел сказать не это, но почему-то сказал именно так.

— Здравствуй, Сашика, — голос Княжны оказался вдруг таким незнакомым. Неужели тоже только это и скажет? Но нет. — Рада видеть тебя в нашем Болончане. Будь гостем!

Они стояли напротив друг друга, словно, одереневеневшие. Будто, дух злой заговорил обоих. Каждый боялся рукой шевельнуть, а пальцы Княжны едва не крошили дерево посоха. А ведь След знал: Чакилган и Сашика были мужем и женой. Очень давно, но были. Муртыги сам не раз рассказывал, как любили друг друга его названные родители. Потом была война, и все думали, что атаман погиб. Но недавно узнали, что его держит в пену богдыхан. Дикий Зверь сам отправился его спасать в далекую страну. И почти спас, да появился злой Ивашка из Темноводного…

И вот теперь…

— Я приехал, вот. Повидать. Повидаться, — глаза старого лоча от смущения бегали по сторонам.

Чакилган дважды тяжело вдохнула, да так и застыла.

— Надолго?

— Не знаю… — совершенно севшим голосом выдавил бывший атаман.

От них обоих несло таким мощным страхом, что Дёмка изумился: да что же происходит?

Вдруг темная щуплая тень вытекла из-за спины Сашики и встала прямо перед Княжной. Никанец.

— Прекрасная Чакилган, — он чуть поклонился, выставив перед собой соединенные руки. — Мой друг Ялишанда хочет сказать, что все годы плена мечтал повидаться с тобой. Но атаман Ивашка сказал ему, что за эти годы ты нашла себе другого суженого…

— Бяо! — возмущенно крикнул атаман, лицо которого залилось краской.

Тот слегка шевельнул плечом, словно, сбрасывая этот окрик, и закончил:

— И мой друг боится узнать, что ты его не ждешь.

Старый лоча места себе не находил, боясь оторвать глаза от земли. Чакилган часто дышала, но тоже не находила слов. Но тут вперед выступил еще один человек — Аратан.

— Сашика, Чакилган хотела бы тебе сказать, что тот день, когда она узнала, что ты жив был для нее самым счастливым днем.

— Аратан! — Княжна начала говорить привычным властным тоном, но даже довести слово не смогла, обессилела — и оно безвольно шлепнулось на землю, даже не коснувшись Дикого Зверя.

— Но она сильно боялась, что в плену ты мог забыть ее. Потому и велела мне ничего не говорить о ней. Чтобы ты не чувствовал себя обязанным, — даур закончил говорить, а потом зачем-то подмигнул никанцу. И они оба отступили назад.

Старый лоча и Княжна стояли в смущении, словно, голые. Они внезапно заметили всех людей вокруг, и Дёмке даже захотелось отвести глаза, чтобы оставить этих людей наедине. Ему! Но не всей остальной толпе, которая жадно пожирала глазами происходящее. Все чувствовали, что стали свидетелями небывалого.

Сын Черной Реки, наконец, шагнул вперед. Он часто-часто моргал, все-таки не утерпел и вытер глаза рукавом.

— Я такой дурак, родная, — неловко улыбнулся он.

— Не только ты, — опустила голову Княжна.

— Может, скажешь?

— Что?

— Помнишь, как тогда? Зимой, когда я отбивал тебя от дуланских женихов.

Чакилган улыбнулась. Она подошла к мужу, тяжело дыша, положила ладони ему на грудь.

— Где… Ты… Был… Так… Долго… — почти шептала она, а потом вдруг разрыдалась навзрыд!

Ноги Княжны подкосились, но Сашика подхватил ее, прижал к себе, закрывая от всего мира. Народ зашумел, завозился радостно. Какие-то дураки даже что-то выкрикивать принялись.

Так заканчиваются сказки, которые любят рассказывать старики. Только вот тут еще ничего не закончилось!

Княжна со старым лоча какое-то время стояли, укрывшись друг другом. Что-то шептали тихо (совсем не разобрать было) и плакали, улыбаясь. Но через некоторое время Чакилган слегка отстранилось и громко выкликнула (откуда только голос взялся):

— Маркелл! Демид! Идите-ка сюда!

Надо же, она в такой момент среди всей огромной толпы их видела! Дёмка моментально захотел раствориться среди народа. Ноги его отяжелели, и тянущий холод потек по низу живота.

«Сейчас бы в лес, — тоскливо замечталось Следу. — И не возвращаться, покуда два десятка изюбрей не забью…».

Но куда там? Когда Княжна зовет, разве ослушаешься. И соседи тоже… Признали Дёмку и радостные давай его на открытый круг выпихивать.

— Не робей, паря! От и времечко приспело!

Пришлось идти. Тем более, что Маркелка-то легко вперед рванул, от улыбки лицо напополам треснуло.

— А вот, Сашика, и семья наша, — улыбнулся. — Это Муртыги.

— Да уж узнаю! — счастливо рассмеялся старый лоча. — Вырос, конечно, воин стал, — он весело потрепал черные вихры, едва достигавшие его плеча. — Но всё равно — Орла сразу видно!

Маркелка с размаху влетел в объятья бывшего атамана. И от этих простых и открытых чувств Следу стало вовсе не по себе.

— Дёмушка, ну, иди же! — Княжна уже ласково подзывала его. — Подойди!

А у «Дёмушки» ноги вовсе отнялись. Он бы и рад перед всеми не позориться, да сил не находилось. Сын Черной Реки, тем временем, мазнул по нему взглядом, но тут же за что-то зацепился и стал пристально рассматривать. Следа это только сильнее смутило. Да, он знал, что выглядит странно, всегда знал, но…

Он даже не знал, что за «но». Просто всё тело чесалось от десятков взглядов. И больше всего от взгляда старого лоча.

— Это Демид, он тоже живет у нас, — говорила Княжна своему мужу. — Вместе с Маркеллом, уже шесть лет. Он… Да ты сам расскажи, Дёмушка!

Ну, зачем она?! След мучительно закашлялся, глядя в пол и забубнил, как ответ на цифирном уроке, который терпеть не мог.

— Меня назвали След Ребенка, — он произнес имя на родном языке хэдзэни. Быстро поправился и повторил по-даурски. Обозвал себя мысленно дураком и добавил еще и по-русски. — Мамку отдали в жены в род Аджали, и мы поселились неподалеку. А потом обоих родителей лихоманка взяла. Вождь Индига привел меня в Болончан, и Княжна стала заботиться обо мне. Евтихий крестил и дал имя Демид…

Что еще говорить-то надо?..

— Имя матери скажи, — шепнула Чакилган, словно, мысли его подслушала.

— Мамку мою звали Гибкая Ветка, из удинканов она.

Будто не слова сказал, а дубиной ударил — так покачнулся от них старый лоча. Совсем недавно он был красным, как закатное солнце, а теперь вдруг побелел весь, ровно полночная луна.

— Так вот, почему ты такой… — выдохнул атаман. И добавил практически одними губами. — Сынок.

Глава 23

Вот и сказано. Сам лоча и сказал. Конечно, След знал. Слышал, как шептались за спиной, понимал намеки, чувствовал странное отношение к себе Княжны. Откуда бы еще взялась такая старательная забота к совсем чужому мальчишке из лесовиков? Но раньше парня это особо не тревожило. Ибо лоча атаман Сашика был героем из историй, баек и даже легенд. Он не был реальным человеком, к которому нужно примерять такое слово. Отец. Для Следа отцом был аджал Старый Соболь, муж его матери.

Но этот человек! Совсем чужой, чуть ли не буквально вылезший из Черной Реки, что когда-то его породила! Дёмке стало жутко и неуютно. А тот еще и подошел поближе.

— Тебе же 18? 19 лет? — уточнил он, вглядываясь в столь чуждые для хэдзэни черты лица: длинный нос, выступающие брови. — Сынок… Я ведь даже не знал о тебе. Я ушел, когда ничего еще не было известно. После приезжал в деревню, а Ветку Черемухи уже отдали в другой род. А мне и не сказали ничего. Как же так…

Старый атаман выглядел очень расстроенным. Будто горе какое-то случилось. Руки его вцепились в полы потасканного кафтанчика, мяли выгоревшую ткань.

— Так обнять тебя хочется… Да неловко как-то. Кто я для тебя? Разве отец?.. Виноват я перед тобой, Демид, — он повернулся к Княжне. — Перед всеми вами виноват. Надо исправляться.

Понятно, после этого по всему Болончану веселье началось. Дорогого гостя (гостей! никанец же был еще) повели в княжью усадьбу. И понятно, что очень скоро атаман с Чакилган укрылись от прочих глаз. След Ребенка пошел сначала в свою дальнюю светелку, что примыкала к кухне, посидел там. Большая кухонная печь без кана, сделанная по обычаю лоча, почти примыкала к стене, но оставалась прореха, по которой Дёмка давно научился вылезать в щель под крышу. Там он, словно белка, бесшумно скакал в полумраке, наслаждаясь одиночеством. Вскоре След научился понимать, кто где живет, и временами просиживал тут подолгу. Он любил слушать людей, ему не нравилось привлекать к себе внимание.

Над горницей Княжны он сразу услышал малоразборчивый гул двух голосов. Чакилган и сын Черной Реки говорили наперебой, спешно, чуть ли не перебивая друг друга. Будто, накопились у каждого полчища слов невысказанных, и им не терпелось всё это отдать друг другу.

— До чего же страшно было остаться без тебя, родной мой, — они разговаривали на даурском, говорила Княжна. — Страшно, что ничего мне не осталось. И ребенка я тебе так и не родила…

— Да пустое, — неловко утешал ее старый лоча.

— Совсем не пустое… Ты не понимаешь, ты мужчина… Я как прознала про Дёмушку, так сразу в том божий знак почувствовала. Индига ведь знал удинканов, и Кудылчу, что тебя воспитал; поддерживал его, пока старик не помер. А потом увидал Ветку Черемухи с ее мальчонкой — и догадался. У него же по лицу всё видно.

— Это да, — выдохнул атаман, и в голосе его не скрывалось гордость и довольство.

— Когда Дёмушка осиротел, я сразу его забрала. Пусть не мой он сынок, зато твой. Твоя кровь. Всё ему дала, всех заставляла его учить: и Аратана, и шамана, и чернеца, и Сорокина. Чтоб достоин был…

— Расскажи, какой он?

— Вы непохожи, — улыбнулась Княжна. След этого видеть не мог, но слышал улыбку в голосе. — Он-то всегда спокоен. Ни разу не видела его ни злобным, ни смеющимся, ни плачущим. Силой духи Дёмушку не обделили — ну да ты сам видел. Охотник он чуть ли не лучший во всем Болончане; Муртыги ему завидует зеленой завистью. Но дружбы особой ни с кем не водит.

— Не примет он меня, наверное?..

— Как же не примет, коли ты его кровный отец? Таким не разбрасываются…

— У нас разбрасываются… — непонятно сказал старый лоча.

С каждой новой фразой разговор их становился всё медленнее. Всё чаще он прерывался возней… Понятно, какой вознёй. След слушал их тяжелое слитно дыхание, слушал хлипкие звуки любви. Всё это изрядно его волновало, одновременно хотелось и уйти, и остаться. Но он и так задержался под крышей.

Дёмка спустился к себе перед самым приходом Маркелки.

— Ты как тут? — участливо спросил побратим младшего и ободряюще хлопнул по плечу. — Вот и отец у тебя, След! Рад ты хоть? По тебе, ироду, никогда не видно!

Дёмка вежливо кивнул. Рад, мол, всю жизнь об этом мечтал.

— Ты не грусти, что он с мамкой, а не с тобой. Они же много лет друг друга знают, столько лет не виделись, даже не чаяли свидеться… А тебя он только сегодня узнал.

Маркелка-Муртыги понял, что сказал что-то не то.

— Ты не думай, Сашика очень хороший. И, как отец. Он меня из рабства вытащил… Да тебе все завидовать теперь будут, что у тебя такой отец!

Дёмка старательно кивнул. Великий отец. Атаман лоча, сын Черной Реки. Всем на зависть.

Печка жарила уже нестерпимо, будто зима на дворе. Раньше для готовки и уличной даурской печи хватало, а тут к пиру спешно готовились, так что топили обе.

— Духота у тебя, След. Может, прогуляемся до праздника?

— Иди к Акульке сам, — улыбнулся он.

И просидел в действительно душной комнате до самой ночи. Уже и пир горой шел в зале очага, а он всё сидел, думал. Но всё же пошел. Пробрался в зал через малую дверь, прямо за местом Княжны, тихонько прошел вдоль стенки и уселся на массивный сундук. Даурская служанка первой заметила Дёмку, схватила деревянное блюдо, накидала туда мяса, хлеба, сыра и с улыбкой поднесла ему. След принял еду с благодарностью — проголодался он изрядно.

Пир уже затихал. Здравицы откричали, боевые песни спели. Сейчас батары разбились на кучки и оживленно обсуждали новости, хвастались подвигами. Возле места Княжны, кроме самой Чакилган, сидел старый лоча и некоторые из ближников.

— Нет, — тряхнул лохмами Дикий Зверь, перекрикивая общий гомон. — Я не буду кривить душой. Не могу сказать, что Ивашка нас выгнал. Мы хотели сберечь в Темноводном тот уклад, что ты завел, а он сам к власти рвался. Поначалу-то у него ничего не выходило — всё же он с той битвы сбежал. Какой он вождь после этого? Но зато и все, кто с ними бежали на лодках — и свои, и пашковцы — теперь с ним повязаны были.

Аратан помолчал.

— А потом беда с чохарским родом вышла. Умер Галинга, сын его еще раньше погиб. И Тугудай стал к себе людей переманивать, в свою орду. Чакилган позвала людей к себе — и Ивашка этим воспользовался. Начал лоча запугивать, что мы здесь свои порядки устроить хотим…

— Скажи мне главное, — пристально глядя Аратану в глаза, спросил атаман. — Ты говорил, что Чакилган — княгиня Темноводья?

Дикий Зверь опустил глаза.

— Было такое. В сердцах. Если хочешь найти виноватого, Сашика — то это я. Гнев застилал мне глаза, а Ивашка, напротив, хитрил, таился, да бил наверняка. С Тугудаем, опять же, спелся.

— Не о том, говоришь, друг, — махнул рукой старый лоча. — Сначала винишься, а потом других виновными выставляешь. Дело не в том, кого винить, а в том, почему так случилось. Вот ты говоришь, что хотел старые порядки сохранить, а потом оказалось, что ты княжество создать предлагал. Я помню эти твои желания. Получается, не удалось меня в князья Темноводья протолкать, ты решил Чакилган?

Дикий Зверь зло кинул кость на низкий стол.

— Нет, ты не ярись! Ты слушай, что говорю. Поначалу ты был за то, чтобы дела решались общим кругом. Потом захотел княжество создать. И вот ты сам говорил: поначалу влияние Ивашки было низким, а потом он вас из острога выжил. Вот и сложи теперь два и два.

Дёмка аж вперед подался, дивясь словам и мыслям атамана. Аратан же хмурился. Конечно, он всё сложил, и это было ему неприятно.

— Мне не нужны виноватые, Аратан, — улыбнулся сын Черной Реки. — Просто хочу, чтобы ты понял: это не Ивашка-злодей вам всё испортил, это ты ему силы дал. Когда захотел, чтобы по-твоему всё случилось. У него своя корысть была, у тебя — своя. Но он просто сумел выждать. Ивашка всегда умел найти нужный момент. Например, когда народ испугался княжьей власти сильнее, чем его, Ивашкиного, единоначалия.

— Он хитрый гад, — сквозь зубы прошипел Дикий Зверь.

— Да не в том дело! — нахмурился атаман. — Ты проиграл не потому, что хитрости не хватило. А потому что о своих желаниях больше, чем о прочих думать стал! Стал, как Ивашка — и потому проиграл. А думаешь, Ивашка, выиграл? Ох, насмотрелся я на жизнь в Темноводном. На его хитрости, как на плохом клее, пока всё держится. А дождь прольется — и хана всему. Все же видят, как Ивашка там всё под себя подмял. Одни к нему из-за этого ластятся. А другие — также под себя гребут. Обвалятся Ивашкины хоромы, если так всё оставить. Ох, обвалятся…

Сплоховал След, конечно. Так увлекся речами старого лоча, что об осторожности забыл. А тот почуял пристальный взгляд, спиной почуял, как бывает, его чувствуют звери дикие, так что смотреть на них надо всегда слегка вкось, а не прямо… Натянулась спина сына Черной Реки, резко повернулся он и увидел…

— Демид?

Глава 24

Старый лоча называл его только таким, полным именем, как в святцах записано. Он мгновенно весь как-то изменился, взбухшая в нем сила, словно, пена — быстро осела.

— Что же ты там, у стенки, сидишь, как нер… Иди к столу!

Улыбку налепил на лицо, но сам не улыбался. Зато суетливо стал двигаться, освобождая место между собой и Диким Зверем. Но Княжна уже положила ладонь ему на руку.

— Не надо, лЮбый, — мягко улыбнулась она. — Ему так больше нравится. Пусть там сидит.

Атаман мелко-мелко закивал. Опустил глаза, потом снова поднял их на Следа.

— Совсем я тебя не знаю.

И уже до конца пира так и не стал прежним атаманом. Вернее, может и стал, да вскоре След к себе ушел. А наутро узнал, что к полудню велено им с Муртыги быть на совете.

Зал очага с ночи было не узнать. Всё строго и грозно, все гости — при саблях, кто-то даже куяки напялил. Сели более тесным кругом, так что подошедшим побратимам не втиснуться. След обрадовался и совсем уже собрался залезть в какой-нибудь неприметный угол…

— Нет, — остановила его Княжна; сегодня она выглядела особенно величественной и даже грозной. — Вы оба сядете в круг. Передо мной.

Ее сидение было утоплено чуть-чуть назад, так что для Маркелки и Дёмки оставалось место на кошме. Они плюхнулись на толстый войлок и навострили уши. Это был необычный сбор. Большие люди Болончана заводили речь один за другим и говорили какие-то общеизвестные вещи. И вскоре След Ребенка догадался — они все говорят для сына Черной Реки! Тот сидел далеко от Чакилган, внизу, почти спиной к парадным дверям, но каждый старался сесть так, чтобы не поворачиваться спиной ни к нему, ни к Княжне.

Первым говорил большой вождь Индига, чьей воле покорен весь Низ. Он подробно перечислил роды гиляков, хэдзэни, орочонов, шицюань и воцзи, что признавали верховенство Болончана.

— Ясак мы с них не берем, но принимаем дары пушниной. Дары невелики, но мы и не шлем меха Белому царю… Как и Ивашка в Темноводном. Зато торгуем ими с семейством Су. На Хехцир теперь приезжают и некоторые чосонские купцы, что прознали о поездках Фэйхуна.

— А что будет, если кто-нибудь не пришлет вам дары? — с прищуром спросил старый лоча.

След почувствовал, что за этим вопросом таился и какой-то другой. И многие поняли его.

— Такое у нас бывало, — слегка улыбнувшись, ответила за Индигу Чакилган. — Таким родам мы отказываем в защите. Всякий волен прийти к ним с оружием, угнать скот или жён — и Болончан не вмешается. Мы перестаем вести с ними торговлю, не пускаем на Хехцир. Пусть живут, как жили ранее.

— А так жить хотят немногие, — широко улыбнулся Индига.

— И как вы их защищаете?

— На то есть мой полк, — расправил плечи вождь низовий.

— Большой полк? — поинтересовался старый лоча.

Индига на миг смутился.

— У меня с собой почти шесть десятков воинов. Но это не весь полк. В каждом крупном селении живет мой человек, который готовит отряд охотников. Он имеет опыт в боях, умеет учить сражаться и малой группой и в большом войске. Болончан помогает таким отрядам оружием и снаряжением. Иногда я собираю эти отряды для дальних походов.

— На кого? — напрягся Сашика.

— Иногда на разбойников… — Индига помялся. — Один раз по морю к Черной Реке пришли чужие лоча и стали всех грабить. Иногда с Сунгари приходят лихие хурхи.

— Маловато у вас воинов, — почему-то радостно сделал вывод сын Черной Реки.

Тут в разговор влез лоча Сорокин и рассказал, что есть еще и его полк — огненного боя.

— У меня почти 130 воев, — гордо заявил он. — Пешая али лодейная рать — казаки да местные. Правда, пищалей на всех не хватает — тех у нас только восемь десятков, и все фитильные. Но зелье у чосонцев покупаем, стрельбе все обучены. Штыки тож делаем. Гринька Шуйца учебу проводит — инда он еще твои времена помнит.

Наконец, голос подала и Чакилган, рассказав, что в Болончане есть и третий отряд — полк Княжны. Муртыги тут же подбоченился, как-никак уже второй год нес в нем службу. Полк Княжны был конным и состоял, прежде всего, из дауров чохарского рода, а также тех, кого тяготила власть Тугудая. Принимали и местных, но те верховой ездой, обычно, не владели. След Ребенка научился, живя в доме Княжны, но настоящей любви к лошадям всё равно не испытывал. Чакилган смеялась, что этим он пошел в отца.

Отец… Сашика сидел напротив; и, чем больше хвастались болончанские предводители, тем сильнее он хмурился.

— Так уж вышло, что я побывал и там, и тут, — медленно начал он, словно, не решаясь сказать то, что думал. — У Ивашки в Темноводном очень людно. Разросся край. Но о войне там мало кто помышляет. Да и сам Ивашка больше успехами в хозяйстве гордился. Вас же здесь много меньше, но вы все, будто, о войне и думаете.

— От того и думаем, что мало нас, — пожал плечами Аратан. — Коли Ивашка всей толпой пойдет, как нам удержаться?

— А с чего ты взял, что он пойдет?

— Ты, Сашика, многого не знаешь! — Дикий Зверь начал горячиться. — Конечно, Ивашка не стал бы тебе говорить, что хотел бы разгромить твою же жену.

— Да разве ж он тогда меня бы привечал? — подался вперед атаман. — Не провернет же он целую войну так, чтобы я не заметил! А уж, если б я такое заметил… Проще ему было убить меня там, на Сунгари…

— Ты не понимаешь, — Аратан отмахнулся от слов своего друга, ибо ненавидел Темноводского защитника всем сердцем. — К нам человек приезжал. Торговый. Он был в острогах на Зее. Был и своими глазами видел: готовятся Ивашкины люди к войне. Наверное, и Тугудай с ними пошел бы. Только то, что мы каждый день к бою готовы, их и сдерживает.

Старый лоча с сомнением покачал головой. Открыл было рот, но спохватился и захлопнул его. Потом принялся ловить взгляд Княжны и делать странные движения глазами. Будто что-то тайное сообщить ей хотел. След впервые обрадовался, что сидел не в тихом углу, а почти у самого очага, как раз на пути этих «посланий». Интересно было пытаться их разгадать.

— На том закончим сегодня, — наконец, заметив выкрутасы старого лоча, объявила Чакилган. — Аратан, останься.

Нагнулась с побратимам, положила им руки на плечи и добавила тихо:

— И вы оставайтесь.

Сын Черной Реки тоже не уходил. Напротив, он даже махнул рукой своему никанцу, что всё время развлекался снаружи, тот, не смущаясь, пришел на тайный разговор. А то, что разговор ожидается тайным, След уже не сомневался.

— Хоть, и не очень нравится мне ваша воинственность, — теперь атаман заговорил первым. — Но проблем нам с Ивашкой, действительно, не избежать. Однако, прежде, чем заняться всеми этими делами, нужно решить одну задачу: найти подсыла. Кто-то выдал ваши планы выкрасть меня из Пекина. Потому и поджидали темноводцы нас на Сунгари. Да и сам Ивашка мне на то намекал: есть у него тут уши.

Все напряглись. Кроме, опять-таки, никанца, который оставался невозмутимым, хотя, явно понял сказанное: старый лоча говорил по-русски. Причем, как раз ради него — все остальные лучше знали даурскую речь.

— Говорю это вам, так как только в вас безоговорочно уверен. Мы с Олёшей здесь не были. Ты, Чакилган на себя сама наговаривать не могла, равно, как и ты, Аратан, сам на себя засаду организовать не мог бы.

— А мы с Дёмкой? — хитро улыбнулся Муртыги. — Мы не подсылы?

— Если вы вдруг окажетесь людьми Ивашки, то мне тогда и пытаться ему противостоять не стоит, — улыбнулся атаман. Но как-то очень невесело. — Проще уж камень на шею, да в воду.

«Грозится обратно в Черную Реку уйти» — испуганно отодвинулся от старого лоча След.

Глава 25

В тот день они долго сидели своим маленьким заговорщическим кружком. Гадали, кто может доносы в Темноводный слать, и так ничего толком не надумали. Единственную дельную мысль предложил как раз никанец Олёша. Это была давняя хитрость его народа. Отобрать самых ненадежных людей и выдать каждому тайну. Но каждому рассказать немного по-разному. Враг получит сведения с искажением, вот по нему можно и понять, кто именно предатель.

Мысль хорошая, да как узнать, что расскажут самому Ивашке?

В остальном же, разговор вышел пустым. Дикий Зверь злился и грозился вырвать подсылу сердце. Но атаман его остановил. «Надо бы сделать так, — говорил он. — Чтобы подсыл сам не узнал, что его обнаружили. Тогда через этого предателя можно подбрасывать Ивашке ложные сведения — к нашей выгоде».

След сначала не понял этого замысла, а когда, наконец, разобрался — в легкий ужас пришел от глубины хитрости и открывающихся возможностей. Сын Черной Реки мыслил как-то совершенно не так, как все прочие. Даже никанец не казался Дёмке таким странным.

Княжна тогда отпустила их совсем поздно, уже никуда из Болочана не уйти. А с утра атаман сам к нему пришел! К нему да Маркелке.

— Столько лет в плену прожил — совсем воинской выучки лишился! Пойдемте-ка со мной, поможете мне крепость в руки вернуть!

Старый лоча, словно, маску надел: весь такой веселый стал, смешливый. Не по-настоящему смешливый. Зачем он это делает?

Муртыги только обрадовался: похватал сабельки да потащил старого лоча на ратную поляну, где учились боевым ухваткам казаки Сорокина, а изредка и воины Княжны появлялись. След не любил саблю. Ему нравилось бить из лука, драться легкой пальмой или даже топором и ножом. Сабля — самое бесполезное оружие в лесу. Он уже представлял, как будет позориться перед всеми… но побратим Орел его спас. Маркелке так хотелось покрасоваться своей выучкой перед атаманом, для которого раньше он был мелким несмышленышем! Так хотелось, что Муртыги практически не давал Следу Ребенка времени на драку.

Сын Черной Реки и впрямь потерял выучку. По крайней мере, мало что он мог противопоставить напору Муртыги. Он совершенно не успевал, а Маркелка раз за разом останавливал смертоносную полосу стали то у горла старого лоча, то у живота, то у внутренней стороны бедра, где течет большая кровяная река.

Не нравилось это Следу. Не нравилась радость в глазах побратима, с которой тот выигрывал сшибку за сшибкой. В ней не было зла, но Муртыги совсем позабыл, что их позвали помочь атаману, а не самоутверждаться перед ним. В этом весь Маркелка — побеждать, доказать всем свою лихость. У Следа даже возникло желание выйти и «отобрать» атамана у старшего братишки… Странное желание.

По счастью, Сашика не расстраивался. Он искренне смеялся над своими промахами, подбадривал Маркелку, даже напевал как-то чудно: «Его называли орленком в отряде, враги называли орлом…». Как-то так. И все же, когда Муртыги совсем разошелся и вознамерился забороть старого лоча, тот ловко подсек его и завалил на песок.

— Ох, раззадорил ты меня, Маркелка! Ну-тко, вставай!

По-русски крикнул. И весь как-то изменился: ноги широко расставил, просел по-паучьи, а левый кулак в бок упер. Раскрасневшийся Муртыги вскочил, кинулся на лоча — да будто на стенку напоролся. Атаман стоял неколебимым деревом, боевой рукой двигал плавно и сдержанно, но всякий раз сбивал набок саблю своего приемыша. А потом ногами засеменил мелко так: цоп-цоп-цоп — и вот уже Маркелка отступает, еле успевая ставить защиты, а атаманов клинок тонкой молнией пуляет в даруа! Ровно иголка строчит в руках опытной бабы.

Правда, надолго старого лоча не хватило. Запыхался он, растерял скорость, а после вообще поднял руки.

— Сдаюсь! — тяжело дыша, рассмеялся он. — На вас, молодых, дыхалки не напасешься. А то, Демид, может, ты тоже хочешь?

— Не, — След махнул головой. — Я лучше из лука постреляю…

Сын Черной Реки расстроился. Если улыбался он притворно, то опечалился искренне. Посмотрел на клинок, обтер его о рукав.

— Руки что-то помнят еще, Демид. Не совсем я пропащий. А ведь знаешь, кто этому мастерству меня учил? Ивашка! В смысле — Иван Иванович, защитник Темноводский.

След от неожиданности ахнул. Нет, конечно, он слышал, что когда-то давно все жители Черной Реки — и темноводцы, и болончанцы — жили дружно. Но сколько Дёмка себя помнил — всегда они враждовали. Не получалось ему представить, что Княжна, Ивашка и атаман могли быть друзьями.

А старый лоча ровно мысли его прочел.

— Не всё в этом мире одноцветно, Демид, — вздохнул он. — Вернее, почти неодноцветно. Нет просто злых людей. И совершенно добрых. Так что и Ивашка — по-своему, замечательный человек. А в любом из нас есть что-то за что нам стыдно, — сын Черной Реки с такой тоской посмотрел на Следа, что тому сквозь землю захотелось провалиться. — Нам бы всем жить да жить… Да искать друг в друге хорошее. А мы вот… враждуем вечно.

После этого атаман почему-то быстро закончил воинскую учебу… но на новое утро опять к нему пришел! Уже к нему одному. К Следу. И попросил показать ему Болончан. Как тут всё устроено, где что находится.

След Ребенка мялся и смущался, пытаясь хоть что-то объяснить атаману, но слова не ложились одно к одному, приходилось тянуть их. А уж если тот что-то начинал спрашивать… А сын Черной Реки постоянно начинал спрашивать, уточнять. До всего ему было дело, во всем он какой-то особый смысл искал. Как увидел недостроенный частокол, тут же стал пытать: почему да отчего?

— Да просто руки не доходят, — разводил те самые руки Дёмка, сам толком не понимая, как такой большой Болончан и не может довести работу до конца.

— Просто… — недоверчиво покатал во рту слово Сашика. — Такое «просто» не происходит. У вас вон как все о войне думают, сабли точат день и ночь. А такое важное дело запущено. Что тут можно подумать?

«А что тут можно подумать?» — молча удивился След. Но отправлять вопрос обратно побоялся.

— А можно подумать, — продолжал атаман (опять, что ли, в голову залез?!). — Будто Болончан не обороняться готовится, а сам напасть хочет.

Дёмка подумал и неожиданно понял, что так оно и выглядит! Только самому ему это в голову не приходило.

— На месте подсыла я бы это самое Ивашке и докладывал…

Они шли дальше, и становилось всё тяжелее. Уж на что чернец Евтихий был строг, когда за ученье спрашивал, но сейчас Дёмке было стократ тяжелее. По счастью, иной раз находились другие люди, и старый лоча клещом впивался уже в них. Так, на пристани оказался его старый знакомец — корабел Дереба, который доделывал новый дощаник. Крепко похлопав друг друга по плечам, они тут же углубились в детали работы корабела.

— А ты с гиляками тут не общался по части дела судоходного? — вдруг спросил атаман.

— С кем? — вытаращил свои лочины глазища мастер. — С теми дикарями?

— Дикари-то дикари, а они на своих лодочках в море ходят. Там большой остров есть, так они туда гоняют и морской волны не боятся. Может, и есть чему у них поучиться.

Дереба дулся. Он считал себя лучшим корабелом на Амуре и учиться у каких-то дикарей не хотел. След знал, что многие лоча именно так относятся к жителям Черной Реки. Богдойцев уважают, ну, может, монголов с даурами, а к прочим относятся с пренебрежением. Хотя, атаман был прав, След тоже знал, что эти люди с самого Низа далеко в море ходят.

— Далось тебе то море, — проворчал Дереба. Даже доску недотесанную бросил.

— Ох, далось! — мечтательно улыбнулся сын Черной Реки. — Там морская выдра водится, мех которой не сильно дешевле соболиного. Полно там зверья с плавниками вместо лап — тоже мех хороший. Трава там есть огромная, ее, как капусту, можно квасить и есть, чтоб цинга зимой не пришла. А еще там островок есть с серой. Коли ту серу добудем, то сами зелье пороховое делать начнем. Но главное, море — это дорога в любую сторону, Дереба. В любую страну, с любым грузом можно взять и приехать. Продать свое задорого, купить чужое по ценам тамошним. Очень нужная штука — море.

«Откуда он всё это знает?» — дивился Дёмка. А еще поневоле злился. Ведь понимал, что старый лоча не столько Деребе это рассказывал, сколько ему самому.

Глава 26

На новое утро атаман снова за ним зашел. Вновь пошли гулять, а старый лоча всё время что-то говорил. Говорил-говорил, будто боялся тишины. На этот раз Сашика его уже целенаправленно привел к кузне, что стояла на самом отшибе Болончана. Из-под черного от копоти навеса вышел коваль, обтирая руки. Увидел гостя (конечно, не Следа, а его великого отца), посветлел лицом и шагнул вперед. Они с шумом и хлопаньем ладонями обнялись, сын Черной Реки, и сам немалый, будто утонул в объятьях огромного кузнеца.

— Экий ты здоровый-то стал, Ничипорка! Уж прости: столько дней я тут, а всё добраться до тебя не сподобился.

— Та брось, атаман! — отмахнулся коваль. — Я-тко и сам к тебе зашел бы… да мечталось сразу с даром… Эх! Да чо там! На-ко, глянь!

Ничипорка ушел под навес и вытащил оттуда черную заготовку меча. Странный меч. Совсем не такой, как у казаков. Да и на даурские сабли не похож. Длинный клинок, совсем длинная рукоятка (пока еще без накладок и потому узехонькая), а на месте навершия…

— Погоди-ка! — атаман тоже пристально всмотрелся в странный комок железа. — Это… это дракон? Как тот самый?

— Точно! — обрадовался зардевшийся коваль. — Я-тко твой славный клинок до черточки помню! Мнилось мне тако же сладить… Да руцы мои не под таку работу заточены.

— Здорово получается! — искренне возмутился атаман. — Это будет лучший подарок, Ничипорка! В ножки тебе кланяюсь!

И старый лоча с неожиданной гибкостью согнулся чуть ли не пополам.

— Да будя! — засмущался коваль. — Я ж от души… Эх, який быв меч… И времена якие были…

— Это да, — загрустив, протянул атаман. — Только сейчас понял: ведь с той ватажки темноводской только мы втроем и остались. Мы с тобой, да Ивашка.

— Уходют людишки, — согласился коваль.

А След смутился: он даже и не знал, что Ничипорка был из самых первых основателей Темноводного.

— Как же вы с Ши Гуном разминулись так? — спросил атаман.

— А вот враз и разминулись, — зло стукнул кулачищем по столбу коваль. — Инда распря в остроге до предела дойдеша, я у Евтихия благословения спросил и решився: под Ивашкой мне ходить невмочь. Пошел до Гуньки, а тот просто так баял: ему де все равно, кому ковати… Кто при власти — тот и прав.

Великая горечь была в словах Ничипорки. Тот с нескрываемой ненавистью посмотрел на свою кузню, сплюнул.

— Мне его высот никогда не дочтичь. От то коваль от Бога. Но не пошел…

Лоча продолжили свои воспоминания дальше, а След шаг за шагом зашел за угол. Здесь главное не делать резких движений — и твое исчезновение даже вблизи не заметят. Так и ушел — тяжело ему было так тесно с легендой соприкасаться. Не его это.

Теперь Дёмке стало ясно, что сын Черной Реки вознамерился ходить к нему постоянно, и на следующее утро вытянул лук со стрелами, да ушел в лес. И на третье утро. И на четвертое.

А на пятое проспал! Чуткое охотничье ухо распознало шаги, тяжкие, неспешные — и всё, что успел сделать След Ребенка, так это протиснуться в щель за печку. У старого лоча была странная привычка — стучаться в дверь. Вот он раз постучался, другой — и за это время Дёмка забрался наверх, к балкам, где и затих.

Атаман зашел. Сначала долгое время топтался у двери. А потом неспешно прошел. След слышал, как гость трогает его вещи. Неспешно; видимо, рассматривает. Как будто в душу подглядывает. Скрипнула постель — уселся на нее, значит.

«Он что, дождаться меня решил?» — испугался юный охотник.

Время шло, а сын Черной Реки не уходил. Судя по повторяющемуся поскрипыванию постели, тот сидел, покачиваясь. А потом забубнил что-то в такт скрипу. Нет! Напевал тихонечко, о чем-то задумавшись:

— Спит придорожная трава… Спит там, где мчатся к океану… По рельсам поезда… Траве той снятся острова и удивительные страны… Зачем не знаю… Зачем не знаю ей снятся острова.

Пел на языке лоча, но как-то странно. Почти все слова либо незнакомые, либо неправильные. И выговор совсем иной.

«Кажется, он тут надолго» — помрачнел След.

— Может, все-таки спустишься? — раздалось снизу громко, и юноша вздрогнул.

Почувствовал, как краска стыда заливает лицо. Засопел и нарочито неуклюже стал спускаться. Вылез из простенка и с опущенным лицом подошел к гостю.

— Услышал? — тоскливо спросил Дёмка.

— Нет, — серьезно покачал головой старый лоча. — Из меня охотник хреновый. Просто мне сказали, что ты точно не выходил из усадьбы. А Чакилган рассказывала, что ты любишь иногда… вот так.

— Слишком много людей, — тихо ответил След, как будто, это всё объясняло.

И они принялись долго молчать.

— Послушай, — прокашлявшись, порушил тишину атаман. — Тяжело говорить, но давай уже начистоту: не люб я тебе? Не нужен тебе такой отец? Я ведь не дурак, понимаю, что насильно мил не будешь, а ты… ты же явно от меня бегаешь.

Он впервые заговорил с ним речью хэдзэни. С трудом подбирал слова: то ли забыл их, то ли…

Дёмка поднял на него удивленные глаза. Думал было по привычке отмолчаться, но слова родного языка потекли чуть ли не сами собой.

— Я не понимаю, что ты хочешь от меня. Ты не назвал меня сыном прилюдно, не требуешь сыновьего почтения. Я даже не знаю, как к тебе обращаться! Но ты всюду таскаешь меня с собой, показываешь, как ты мудр и прозорлив, как умел… Какая ты легенда Темноводья. Зачем? Чтобы показать, насколько я не такой, как ты? Насколько недостоин тебя? Так я это прекрасно знаю! Не мучай меня! Отпусти! Я жалкий дикарь… Так ведь вы, лоча, говорите? Кто я возле тебя?!

Паскудные непрошенные слезы наполнили его глаза и вот-вот грозили выплеснуться за ненадежную запруду ресниц. Старый лоча запустил правую руку в двурогую бороду и задумался.

— Вон оно что… А я дурак! Накручиваю себя. Да еще и тебе больно делаю, — сын Черной Реки протянул к нему руку, чтобы утешить, но не решился, опустил. — Послушай… Хотя, не так. Удинкан назвали тебя След Ребенка. Знаешь, почему?

Дёмка мрачно помотал головой.

— Когда мамку отдали Старому Соболю, я совсем мал был. А в его роду и рассказывать некому. Мамка тоже молчала.

— Давным-давно славный охотник Кудылча нашел в лесу полуголого паренька. Как раз твоих лет. Такого же дылду, но уж точно гораздо более уродливого. Тот парень ни говорить по-людски не мог, ни ходить по лесу правильно, ни веслом грести. Совершенный балбес, как будто, не взрослый он был, а просто большой ребенок. Так парня в роду и прозвали — Ребенок. А когда ты родился, то тебя в честь отца и прозвали — След Ребенка. Понимаешь теперь? В твои годы я был намного глупее и хуже тебя! Как же ты можешь быть недостоин быть моим сыном! Ты высокий и сильный, ты знаешь лес и великий охотник. Любой род хэдзэни был бы горд отдать тебе свою дочь, породниться с тобой. Но и здесь, в Болончане ты мало кому уступишь. Тебя учат тайнам шаман и монах, тебя воспитывают такие славные воины, как Аратан и Сорокин. Да ты в сотню раз лучше меня тогдашнего!

Сын Черной Реки улыбался и плакал. Почти, как при встрече с Княжной.

— Я был бы горд называть тебя сыном, но имею ли я на это право? Я — ничего для тебя в этой жизни не сделавший. В моем… Есть места, где таких отцов к сыновьям на пушечный выстрел не подпускают. И правильно… Я больше всего на свете хочу, чтобы ты назвал меня отцом… Но, мне нужно, чтобы ты сам захотел этого. А не по моему приказу так говорил. Вот потому я так себя и вел все эти дни. Прости, что причинял тебе боль. Это по незнанию. Не зря меня на любом языке Дураком называют, — и атаман рассмеялся; невесело, но искренне.

А потом молча ушел.

Глава 27

Дёмка устало (словно, после долгой дороги) опустился на постель. От услышанного было тяжело в голове; зато на сердце, напротив, заметно полегчало. По крайней мере, какая-то ясность появилось. След перебирал в памяти разговор с отцом. Интересно было узнать, что, оказывается, в его имени скрыто имя сына Черной Реки. Что всегда нёс он в себе его частичку. А еще — что тот не всегда был человеком из легенды, но и простым отроком. Да еще глупым и неумелым. В последнее, конечно, верилось слабо: это, наверное, атаман его утешал так.

И слова тот говорил такие теплые, странные. У Дёмки, наконец, исчезла давящая тяжесть при мыслях о нем. Но, как выяснилось позже, исчез и сам старый лоча. Ну, не совсем исчез. Только перестал приходить к нему, и даже в усадьбе на глаза не попадался. Где-то на третий день След сам спросил у Муртыги: где, мол, сын Черной Реки?

— Да он в кузне у Ничипорки цельными днями пропадает. Очень, говорит, хочу сам руку к своему мечу приложить. Ножички еще какие-то дурацкие кует…

Вроде, всё в порядке. Но у Дёмки сосало под ложечкой тягостное: а не обидел ли он его?

Всё разрешилось через несколько дней. Атаман сам подошел к сыну и протянул ему пачку грубых бумажных листов, сложенных в тетрадку и прошитых суконной ниткой.

— Чакилган говорила, что ты любишь читать. Я многих здесь знавал, кто грамоту знает. Но ни про кого не могу сказать, что он это дело любит. Вот и подумалось: тяжело тебе, наверное, здесь, где так мало книг.

Вложил тетрадку в Дёмкину руку.

— В этой книжице рассказано про столицу богдыхана. Можешь почитать.

И След Ребенка пропал для всех на долгих четыре дня! Только уселся он удобно под летним солнышком, только раскрыл тетрадку, как весь Болончан исчез! Вокруг Дёмки вырастала великая никанская стена, а потом и сам дворец богдыхана с резными расписными стропилами и лаковой черепицей. В книжице детально расписывались торжественные приемы, гости со всех концов света в чудных одеяниях. Юный охотник узнал, что есть такая штука «парк» — лес, который тамошние людишки сами растят посреди города, с ровными дорожками и домиками для отдыха.

Многое сумел уместить атамана на десяти листах. Писал он необычно, разделяя словеса, и целые фразы отделяя друг от друга жирными точками. Оттого читать оказалось не в пример удобнее, чем книги Евтихия, всегда можно остановиться, чтобы получше вообразить себе написанное — и не потерять нужное место.

Дёмка читал целыми днями, а вечером клянчил на кухне лучины, чтобы продолжить чтение. Богдыханова столица оказалась совершенно сказочным местом: прекрасным и странным. И даже лучше, что След узнавал его так, а не побывал там лично. Ведь в том городе страшно много людей! Может быть, в десять раз больше, чем в Болончане или Темноводном.

Закрыв последнюю страницу, Дёмка ринулся на поиски атамана, испытывая страшный зуд. Тот нашелся в кузне, весь перемазанный углем — Ничипорка матерно отчитывал своего знаменитого подмастерья за какую-то оплошность. Завидев, Следа, Сашика шутейно метнул в коваля фартук и шагнул навстречу сыну.

— У тебя есть еще? — начал с главного Дёмка.

Атаман виновато развел руками.

— Не было больше бумаги. Чакилган чуть ли не последнюю мне отдала. Надо дожидаться торговцев с юга.

След едва не взвыл от разочарования.

— Я понимаю, что читать интереснее, но пока я мог бы тебе так рассказывать, — осторожно предложил сын Черной Реки. — А потом, появится бумага, и я еще тебе напишу.

— Можно… Я еще раз эту книжицу перечту?

— Конечно! Она твоя. Это подарок, — улыбнулся старый лоча.

— А потом ты расскажешь, — неуверенно улыбнулся в ответ Дёмка.

Они встретились поздним вечером. Запалили небольшую лучину над кадкой, так, что друг друга еле видеть могли, уселись поудобнее — и атаман принялся рассказывать новые истории. Не только про удивительный Пекин, но и про суровую монгольскую степь, где в плену жил тогда еще маленький Муртыги. И про заморскую страну Ниппон, где грозные батары — самураи — вечно воюют друг с другом. По маленькие острова, вокруг которых плавают стада огромных морских коров и еще более огромные звери-рыбы киты. Про далекую северную страну, где полгода день, а полгода ночь. Там живут воинственные луоравэтланы — смелые воины, которые выходят в море на маленьких лодочках и бьют огромных китов. А из их костей делают себе доспехи и воюют со всеми вокруг. Рассказал и о великом граде Москве, где в красной крепости Кремле сидит могучий Белый Царь Алексей. И о тех, с кем воюет Алексей, поведал: о ляхах, да турках. О простом казаке Стеньке Разине рассказал, что поднял народ на царя и несколько лет ратился с его воеводами.

Как-то незаметно такие посиделки стали чуть ли не ежевечерними. Дёмка стал и днем бывать рядом с атаманом, помогал ему в кузне, хотя, Ничипорка и рычал на них: «что един, что вторый — оба безрукие!».

И в тот день, когда народ устремился к озерным мосткам, потрясая добытыми зимой шкурками, они тоже шли вместе.

— Это что такое? — удивился лоча.

— Кто-то торговать приехал, — оживился След, у которого тоже неплохой запас рухляди имелся.

— Да не кто-то, — задумался атаман. — Если все с мехами бегут — значит, кто-то с юга.

— Ну да.

— А разве не установлено никанцам и чосонцам только на Хехцире торговать?

— Верно. Но один богдойский купчишка выпросил разрешение на Болончан ездить. Гириясином звать. Он очень просил и за это много помогает Болончану.

— Часто здесь бывает?

— Да, — улыбнулся Демка. — Любит у нас торговать. И цены не задирает.

— Угу, — отметил что-то в своей голове атаман. — А не был ли щедрый купец Гириясин в Болончане в то время, когда вы решили меня спасать из Пекина?

Улыбка сползла с лица Следа. Он вспомнил тайный разговор и подозрения сына Черной Реки. Но он совсем не помнил, находился ли богдойский торговец в Болончане, когда Дикий Зверь собирался ехать в дальние земли — выручать своего друга из плена.

— Пойдем-ка к Аратану! — решительно позвал атаман сына.

Нашли его они быстро, Дикий Зверь собирал полк Княжны для учебы. Как всегда, сделать это было непросто — у всех находились свои дела. Сашика решительно отвлек старого товарища от мрачных дум и поделился своими подозрениями.

— Что, если нет в Болончане никакого предателя? — довершил он свой рассказ. — А всё выдал заезжий торговец!

Аратан слушал атамана с распахнутыми глазами, а в конце вдруг оглушительно расхохотался.

— Ты думаешь, что Гириясин работает на Ивашку? Нет, ты просто не знаешь! Если уж предположить, что богдоец этот подсыл — так он скорее подсыл Бахая!

— Кого? — рассеянно спросил атаман, думая о своем, но вдруг вскинулся, ровно, молнией ударенный. — Как ты сказал?!

— Бахай, — тихо повторил Дикий Зверь, не понимая, что случилось с его другом. — Бахай Гуарча. Это сяоцисяо с крепостицы в низовьях Сунгари. Мы видели ее, до того, как на дощаник с Темноводного напоролись… Ну, тот самый, что за пушнину и золото покрывает Ивашку и его дела.

— Бахай… — сын Черной Реки совершенно перестал слушать друга и целиком ушел в свои мысли. — Какова вероятность…

Потом ненадолго выплыл наружу:

— И что, считаешь, этот торгаш на него работает?

— Что? Нет, это я так, к слову сказал! Хороший мужик Гириясин. Для купца — так вообще! Щедрый, справедливый, всегда готов помочь за то, что мы его по Черной Реке пускаем торговать.

— Щедрый купец — это, конечно, очень хорошо, — атаман нервно мял свою жуткую бороду и морщился, как от боли. — Щедрые купцы, разумеется, никаких подозрений не вызывают. Нигде. Верно же?

И, не дожидаясь ответа:

— Мне надо идти.

Глава 28

Поздно вечером атаман заявился в светелку Дёмки.

— Демид… Мне нужна помощь. Очень нужна.

— Какая?

— Найди Муртыги, и вместе приходите к берегу, туда, где стоит моя лодка.

И ушел. Лоча всегда был странным, но сейчас… Однако, что-то в его голосе было такое… След Ребенка вышел из усадьбы, безошибочно нашел Маркелку на подворье Акулькиного отца и не без труда уговорил пойти к озеру. Сын Черной Реки ждал их там вместе со своим никанцем.

— Садитесь, — скомандовал он и первым полез в суденышко.

Четверо в лодке еле уместились, и атаман принялся яростно взбивать воду веслом, уходя прочь от берега. В густых сумерках берег вовсе растворился.

— Как думаете, не будет нас там слышно?

— Сейчас ветер меняется, — ответил След. — С берега на нас дуть начинает. Так что твои слова туда не дойдут.

Сын Черной Реки уложил весло вдоль борта.

— Я сейчас скажу то, от чего мне самому страшно. Сегодня я уверился, что есть человек, который хочет стравить меж собой всех людей в Темноводье. Он уже, видимо, давно плетет свои сети и делает всё так, чтобы мы тут поубивали друг друга.

— Бахай? — изумился Дёмка, вспомнивший дневной разговор, от которого атаман будто с ума сошел.

— Именно! — глаза лоча ярко горели, что особенно жутко выглядело на фоне сгущающейся темноты. — Он подсылает своих людишек всюду. Гириясин готов торговать в ущерб, лишь бы отираться в Болончане. Я уверен, что именно он шептал на ухо Аратану и другим, что Темноводный готовится напасть на нас. У Ивашки кто-то другой наушничает — он этого от меня и не скрывал. И тоже, поди говорил ему, что Низ к войне готовится. А с хозяином Северного острожка, с Якунькой — третий беседы ведет. Якунька намекал мне, что у него есть свои знакомства на югах. И по всему было видно, что он Ивашке подчиняться не хочет. Сам ли он до этого додумался или кто нашептал?

— А среди людей Тугудая есть никанец, который скрывается под даурскими одеждами, — подал голос Олёша.

— Верно! — атаман аж подскочил, заставив опасно закачаться лодочку. — Ты же говорил мне, Бяо, а я позабыл. И Тугудая в оборот взял. Может быть, еще где-то ходят его люди и сеют раздор.

— Не слишком ли сложно это? — снова заговорил никанец. — Может, ваши вожди просто сами ищут ссоры. Зачем какому-то мелкому командиру отдаленной крепости строить такие мудреные козни?

Лоча какое-то время буравил взглядом своего товарища. Но кивнул.

— Верно. Всё верно говоришь, Олёша. И мне такое раньше в голову не приходило. Просто я не знал имя этого сяоцисяо. Даже мысли не было поинтересоваться. А сегодня услышал, — Сашика выдержал торжественную паузу. — Я знаю, кто такой Бахай Гуарча. Это сын Шархуды!

Первым ахнул Муртыги. А через миг и След вспомнил: Шархуда — старый богдойский князь. Тот самый, которого Сашика разбил под Темноводным и заставил бежать. Тот самый, что покончил с собой, когда войско лоча и дауров захватило Нингуту.

— Понимаете? — атаман кивал головой, словно, слышал воспоминания своих товарищей. — Если бы не мы, то Шархуда добился бы славы и почета. Он передал бы полученный княжеский титул сыну по наследству. А вместо этого Бахай лишился почти всего. Вместо того, чтобы править огромным краем, превратился в жалкого сяоцисяо с полусотней воинов…

— Сорок, — это Муртыги влез.

— Что?

— В той крепости сорок воинов. И это не богдойцы, а местные латники. Обучены неплохо, но всё равно слабые воины, и большинство без коней.

— Ясно, — атаман сделал зарубку на память и пытался вернуться к своей мысли. — Бахай стал никем. Вот и подумайте, будет ли такой человек, обиженный северными варварами, так мирно уживаться и даже помогать им здесь жить? Пусть и за мзду.

Сидящие в лодке задумчиво примолкли. Все странные мысли, что сыпал на них лоча, враз приобрели стройность. Не будет сын Шархуды вести себя так, как он вел, если…

— У него есть план, — закончил вслух сын Черной Реки. — Какой точно, я не знаю. Но он внедряет своих тайных подсылов каждому большому человеку в Темноводье. Сеет распри…

Атаман вздохнул. Ну да, жители Темноводья и сами с распрями неплохо справляются.

— Наверняка он узнал, что Аратан отправился за мной в Пекин — и передал эти сведения Ивашке через других людей. Что он шепчет Якуньке, Тугудаю и другим — можно только догадываться. Но общая цель Бахая понятна: рассорить нас и уничтожить.

— Надо рассказать об этом Княжне и Аратану; всем рассказать! — вскинулся Мурптыги, сжимая кулаки.

— Нет! — атаман крикнул неожиданно громко и сам испугался своего крика. — Никому не говорить! Чтобы только вода слышала наш разговор. Это не от недоверия. Просто мы не знаем, как широко раскинул Бахай свои сети. И любое случайное ухо может всё погубить. Он не должен ничего знать.

— А что же делать?

За миг до того, как атаман сказал, Дёмка ясно понял, что надо делать.

— Куча ниточек на один кол завязана. Вот этот кол вырвать и надо.

— Ну, в принципе, отряд в крепостице небольшой, — хищно улыбнулся Муртыги. — Одним нашим полком можно разметать…

— Так нельзя. Потерю крепости точно заметят, и тайна нашего существования на этом закончится. Если уж такое делать, то в самое выгодное время. Нам же надо провернуть всё тайно.

— Нам? — наконец, подал голос След и получил в ответ легкий кивок.

— Маловато нас для такого дела, — почесал затылок Муртыги.

— Для таких дел много и не требуется, — зловеще прошептал никанец Олёша…

…— Ненавижу ваши леса, — монгол Удбала злобно прошипел, когда еловая лапа шлепнула его прямо по лицу.

Чахарец был отличным воином, но спутником — отвратительным. Увы, на сегодня именно с ним Демке выпала «честь» сидеть в тайном дозоре. Да. Атаман все-таки решил усилить маленький отряд для тайного похода. И усилил его самым неожиданным участником.

«Во-первых, он тут живет чуть дольше меня и не оброс связями, — пояснял сын Черной Реки свой выбор. — Во-вторых, Удбала за хорошую плату сделает всё, что угодно. А в-третьих — нам просто нужен монгол».

Монгол потребовался ему ради тайности.

«Притворимся шайкой монголов, те докуда только не добираются. Так что на Темноводье в случае чего и не подумают. И Удбала будет нашим консультантом…».

Что бы последнее слово ни значило.

Несколько дней заговорщики потихоньку подбирали себе одежды, пробираясь в самые разные закрома. Чахарец очень скоро довольно зацокал, глядя на Маркелку, с трудом принял внешний вид Дёмки с Олешей, но, глядя на атамана, только закатывал глаза.

«А ему точно нужно ехать?» — спрашивал он у остальных заговорщиков и понимающе вздыхал. А вздыхать Удбала умел! Это был главный из его талантов.

Атаман сторговал у Деребы лодку побольше, куда потихоньку сносили все припасы… и в первую же безлунную ночь отряд вышел на воду. К лодке привязали ветвистый топляк, чтобы даже дозорные на протоке ничего не заметили.

«Я Чакилган записку оставил, — рассказал лоча остальным. — Что мы поехали на большую охоту на Низ, за морским зверем. Вряд ли поверит… Но, главное, чтобы правду не прознали».

Лодку оставили еще на Амуре, в давным-давно заброшенной дючерской деревеньке. Удбала умолял остаться здесь, «хоть, какое-то жилье» — но отряд пошел в сопки, в сторону богдойской крепости. Та стояла верстах в 30 от устья Сунгари, но добираться до нее пришлось два полных дня.

Обычно, острожки возникают при мирных сёлах, но в этих краях еще во времена Дархана-Кузнеца богдыхан велел всех выселить. И стояла крепостица одиноко, что было только на руку заговорщикам. Лагерь разбили в прелом логе, за горкой, верстах в четырех-пяти от вражеского острожка. Однако на ближней стороне горки оборудовали бивак для доглядчиков. Крепость с нее была как на ладони, и дозорные следили за врагов оттуда целыми днями. Атаман же собирал сведения и думал, как им исполнить задуманное.

Здесь неоценимым человеком оказался Дёмка. Он один смог пробраться почти к самому частоколу, в темноте забраться в крону соседней липы и просидеть на ней весь день! За тот день он выяснил больше, чем все прочие до того за неделю. Узнал, как устроен острожек внутри, где, кто живет. Выяснил место обитания местного начальника и даже запомнил того в лицо. Он знал теперь, как выглядит Бахай!

Глава 29

Кстати, Удбала, несмотря на свой несносный характер, тоже пригодился! Непонятно как, но монгол умудрился найти в этой пустыне лошадь (или украсть?) и принялся объезжать дальние окрестности. Он нашел на юге пару дючерских деревенек на разных берегах Сунгари. А еще (это по словам сына Черной Реки) он должен был дать понять местным, что в округе появились монголы.

Муртыги исправно нес дозорную службу и пытался охотиться, чтобы прокормить отряд, зато никанец оказался самым бесполезным. Положенный дозор нес, но в свободное время сразу уходил в чащобу — искать разные редкие травки. Один раз вернулся с корешками и чуть ли не плясал от радости: «Женшень! Женшень!».

Атаман день за днем делал свои пометы на куске кожи. След не понимал, зачем ему это, но на семнадцатый вечер тот всех собрал и объявил:

— Я знаю, как мы всё сделаем. Смотрите, что я подсчитал: каждый третий день 12 человек выходят одвуконь и вдоль Сунгари идут до самого Амура, где что-то делают целый день. Это Удбала проверял. Каждый третий день — без сбоев. И вроде бы всех коней крепости уводят.

— Есть лошадь в отдельном стойле, — возразил След. — Наверное, она самого Бахая. Вряд ли ее берут в дозоры.

— Ага, принято, — атаман сделал новую пометку. — Еще вопрос: Демид, ты на стену к ним смог бы залезть?

Частокол в острожке Бахая был всего в один ряд, зато высоченный — локтей до десяти. Видно, долго отбирали деревья на него. Но для Следа перелезть через него было плевым делом.

— Смогу.

— Тогда смотрите, — и сын Черной Реки запустил правую руку в бороду, задумавшись в последний раз. — В день выхода конного дозора мы разделимся. Удбала, Муртыги и я станем монгольскими разбойниками…

Чахарец нарочито громко фыркнул и закатил глаза.

— Как только наверняка убедимся, что всадники ушли, мы сразу быстро мчим к ближней деревне, по очереди садясь на лошадь. Там начинаем шумно и злобно «грабить» местных.

— А сможем? — неуверенно спросил Муртыги. — Сельцо маленькое, конечно, но как бы с нами троими драку не учинили.

— С монголами? — Удбала поднял глаза к небу, как бы спрашивая у Тенгри, как тот допустил, чтобы такое сказали вслух. — Эти ковыряльщики земли падут на спину при виде монголов! Подставят пузо и горло, как шавки… — он перевел взгляд на Маркелку и атамана. — Хотя, с вами-то, конечно, могут начать драку.

— Так вот, — Сашика лишь улыбнулся словам чахарца, но продолжил говорить, будто их и не слышал. — «Грабим» мы их до тех пор, пока не убедимся, что кто-то побежал за помощью. После этого тикаем в кусты и так же спешно возвращаемся к вам. Вы! — атаман ткнул пальцем в Дёмку и Олешу. — Ждете нас. Когда мы вернемся — надо перелезть через стену и открыть нам ворота.

— А Олеша сможет перелезть? — слегка ревниво спросил След.

Лоча хитро посмотрел на никанца.

— Думаю, перелезет, — и сразу добавил. — Но самое важное не это. Нас может что-нибудь задержать в пути. В этом случае, ждите нас до полудня, а потом действуйте сами. Я думаю, в крепости останется совсем малое число людей. И не самых крепких. Не лезьте в ближний бой. Демид, ты отличный стрелок. Убери стражу стрелами. Если придется — насмерть. Но только не Бахая. Его нужно брать живым.

Атаман глянул на никанца. Тот кивнул.

— И последнее: захватив Бахая, вместо него вы оставите записку. С требованием выкупа.

— Чего? — спросили все и чуть ли не в голос.

— Мы — монгольские бандиты. Которые захватили знатного человека и хотят получить выкуп в обмен на его жизнь и свободу.

«Ничего себе!» — изумился След.

— Напишем на куске кожи по-монгольски: мол, приходите туда-то и туда-то и принесите за Бахая… Сколько может стоить сяоцисяо, Удбала?

— Я-то откуда знаю?! — громко возмутился чахарец, побагровевший только от того, что его могли заподозрить в таком-то знании.

— Давайте конями потребуем, — улыбнулся атаман. — Пусть дадут нам… пять лощадей.

— Сашика, ты чего? — возмутился Муртыги. — Они придут не с конями, а с копьями! И перебьют нас!

— Ну да, — сын Черной Реки уже веселился вовсю. — Только мы-то туда не пойдем. Надо лишь, чтобы они подумали, что во всем виноваты монгольские бандиты. Удбала, напишешь записку?

— Кто тебе сказал, лоча, что я умею писать? — монгол скрестил руки над огромным пузом и надулся.

— Я знаю монгольские знаки, — подал голос Олеша. — Пусть только благородный Удбала надиктует мне послание, чтобы оно звучало… по-монгольски.

С горем пополам, до темноты послание доставили. Никанец долго и с сомнением оглядывал дело своих рук.

— Странно всё это выглядит, — пожимал он плечами. — Странно и непохоже на монголов. Захватывать пленных, требовать выкуп.

— Согласен, — вздохнул аьаман. — Но я надеюсь, им будет не до размышлений на тему: а не подстава ли это? Есть преступление, есть преступники — айда их ловить!

…Утром Дёмка с Олешей выдвинулись к зарослям кустарника, из которых видны были ворота острожка. Остальные ушли гораздо дальше к югу, так, чтобы можно было видеть первую группу. Как и предвещал атаман, вскоре ворота распахнулись, выплюнув из утробы крепости дюжину всадников о двадцати четырех лошадях. Неспешным шагом колонна потащилась на север. След, встав спиной к деревцу, чтобы то скрывало его от богдойцев, отчаянно замахал красной тряпицей, давай сигнал остальным. Теперь, по задумке, трое «бандитов» должны были со всех ног бежать в деревню.

Началось томительное ожидание. Кажется, всё шло хорошо: вот прибежали двое запыхавшихся крестьян и принялись с жалобными скулящими криками стучать в ворота. После долгих сборов из крепости вышли десятка два латников, которые заспешили на юг. Оставалось дождаться остальных. Дёмка с Олешей подобрались поближе к воротам, чтобы быстро снять часового и перелезть на ту сторону: ворота все-таки были пониже частокола. Однако, солнце неумолимо восходило к зениту, а «монголов» всё не было.

— Надо идти, — вздохнув, прошептал никанец. — Ялишанда ясно сказал. Видимо, что-то случилось у них.

След с досадой глянул на небо — уже явно наступил полдень.

— Опасно ждать, — гнул свое Олеша. — Скоро всадники вернутся. Совсем скоро те из деревни вернутся.

«А вдруг случилось что-то совсем плохое? — ужаснулся молодой охотник. — Если наши нарвались на ту пехоту? Или еще что хуже…».

Никанец положил руку на плечо Следа.

— Успокойся. Не думай! Бывают времена, когда нужно не думать ничего лишнего. Отбросить все мысли и следовать предначертанному пути. Да?

Дёмка, сглотнув, кивнул.

— Пошли к восточной стороне. Полезем там. Подальше от дозорных.

А на восточной стороне стена была глухой и высоченной. Закрепив налуч и колчан за плечами, След вынул два засапожных ножа и всадил их в щели между бревнами. Чуток под углом, чтобы лезвия впились в древесину. Подтянулся, уперся ногами в углубления, засадил повыше сначала левый, потом правый ножи. И покосился на никанца: как тот собирается лезть?

А никанец неспешно разделся по пояс, постоял с закрытыми глазами, странно дыша, а потом кошкой подпрыгнул — сразу выше Следа — и буквально всадил свои ладони в щели. А затем медленно и плавно пополз вперед. Будто муха какая-то. Потрясенный Дёмка принялся его догонять.

— Не высовывайся! — прошипел никанец. Он уже добрался до верха частокола и осматривал крепость меж стесанных бревен. — Готовься… Быстро!

Глава 30

И сам ловко поднялся над деревянными остриями. След слегка замешкался; на фоне Олеши ему казалось, что он переваливался через стену, как куль с мешком. Ножи пришлось оставить на той стороне, охотник заскользил руками и ногами по внутренней стенке, лишь в конце оттолкнувшись и спрыгнув вниз. Земля больно ударила по пяткам, След зашипел. А в это время Олеша летел вниз почти с самой вершины. Он мягко коснулся песка, завалился на бок и плавно перекатился в сторону.

— Сюда! — тихо велел он и побежал к узкому проему между стенками двух бараков.

Дёмка поспешил следом, на ходу вынимая лук. В темном проеме они отдышались. Охотник наложил стелу на лук, вторую зажал между пальцев, а третью сунул в зубы. Теперь он сможет стрелять очень быстро. Хотя, пока, кроме дозорного, они не видели ни одного воина. Но расслабляться не стоило.

— Когда бежали, видел поленницу справа?

След кивнул.

— Тебе надо туда. Оттуда видно дозорную площадку. Я подберусь к воротам. Как увидишь меня — убивай наблюдателя, а я отопру ворота.

— А надо ли? — усомнился Дёмка. — Раз остальных нет, может, сразу рванем к Бахаю?

— А если наши друзья придут? Как они смогут нам помочь?

И ушел. Дёмка осторожно пробрался к поленнице, вздел лук. И замер. Он никогда еще не стрелял в человека. Рука задрожала. А вторым глазом охотник видел уже крадущегося вдоль стены Олешу — время поджимало!

«Не думай, — говорил он себе, зажмурившись. — Отбрось лишние мысли и следуй предначертанному пути».

Открыл глаза и послал стрелу. Рука не дрожала, но все-таки прицел оказался не идеальным. Или дозорный шевельнулся в последний миг. Но стрела не убила его сразу. С диким, звериным воплем, латник слетел вниз. Никанец, вместо того, чтобы бежать к воротам, кинулся к орущему врагу и коротким, почти незаметным издалека, ударом добил его.

Но в одном из бараков уже поднялся шум. Олеша с пугающей скоростью бросился к еще закрытым дверям дома, на ходу выкрикивая:

— К Бахаю!

След сразу понял и метнулся к дальнему домику — самому богатому на подворье. Напасть внезапно на сына Шархуды уже не удастся, но надо брать его, пока он чего-нибудь не придумал. У входа Дёмка положил наземь бесполезный в помещении лук и достал последнее имевшееся у него оружие — тяжелый остроносый нож, висевший в мягких ножнах на пояснице. Таким можно и кость перерубить.

Осторожно приоткрыл дверь, пару вдохов вслушивался в подозрительную тишину. Далеко за спиной уже послышались яростные крики схватки.

«У меня свой путь» — Дёмка выдохнул и кинулся в полумрак. Он почти стелился над земляным полом — и не зря. Кто-то пронзительно завизжал, и тяжелый кривой меч широкой дугой пролетел над ним. По замыслу врага, сталь должна была распороть пузо… Но не вышло. След ушел в кувырок, запоздало услышав звук ломающихся в колчане стрел.

«Бесовые стрелы! — ругнулся он на языке лоча. — Да и черт с ними!».

Охотник вскочил на ноги и, наконец, рассмотрел Бахая. Тот был без доспеха, в дорогом халате — большой, чем-то похожий на Удбалу. Только, если чахарец был необъятен и в поясе, и в плечах, то сын Шархуды больше откармливал свою брюхо. Увы, это не мешало ему размахивать здоровенным мечом с неплохой скоростью. След уходил от удара за ударом и понимал, что сам себя загоняет в угол. Но сдержать вражеский меч ножом казалось ему невозможным. На пути отступления оказался какой-то стол, Дёмке пришлось чуть ли не лечь на него спиной, чтобы уйти от нового удара. Бахай, видимо, решил, что пора добивать, и поднял клинок высоко над головой (здесь были невероятно высокие потолки). Болончанец крутанулся влево — меч врага впился в стол всей своей немалой массой… и застрял!

След быстро разогнулся, толкнул богдойца всем телом, и тот выпустил рукоять из рук. Обозленный охотник с силой пнул противника, а потом треснул рукоятью ножа в висок. Бахай сознание, конечно, не потерял, но потерянно осел на пол. Дёмка сунул нож за спину, деловито распутал длинный пояс на пузе богдойца.

— Руки! — рыкнул он и быстро стянул поясом кисти Бахая.

«Там же Олеша один!» — все отброшенные мысли вновь вернулись в его голову. След зло дернул за собой пленника и поспешил на улицу. Картина его взору предстала неожиданная: на песке и траве уже лежали несколько богдойцев (двое или трое), а по двору носилась единственная оставшаяся на ногах пара. Причем, не вооруженный латник гонял полуголого никанца, а наоборот! Маленький щуплый Олеша кошкой прыгал вокруг воина и делал тому неприятное всеми доступными способами. Противник яростно отмахивался саблей, но с тем же успехом он мог пытаться зарубить муху на лету.

Зрелище смотрелось забавным, но все-таки След решил, что товарищу надо помочь. Дергая пленника за конец пояса, он поспешил к никанцу…

В это время в ворота заколотили с такой силой, что на миг замерли все. Вернее, все кроме никанца. Вот он по-настоящему умел отбросить всё лишнее и идти своим путем. Неуловимым движением сабля перекочевала из красных лап латника в руку Олеши, а его маленькая, но жесткая пятка взметнулась под самый подбородок врага. Запрокинув голову и красиво раскинув руки, тот мешком грохнулся наземь.

— Да отворяйте же, ироды! — прокатилась за воротами рычащая русская брань.

Наши!

Олеша был совсем близко от ворот, поэтому первым кинулся их отпирать. След яростно дергал пояс, заставляя пленного ускориться, и спешил навстречу изо всех сил.

В крепость уже влетел грозный Удбала, следом, прихрамывая, вошел Муртыги, на ногу которого была намотана какая-то тряпка. Он опирался на холку лошади… А вот и сын Черной Реки. С огромным облегчением Дёмка заспешил к нему, дергая и дергая пояс.

«У нас вышло! — радостно колотилось его сердце. — Мы смогли!».

Он так тянулся к атаману, что не сразу понял, что пояс уже не натягивается во время дерганий. Зато в нос резко ударил запах сала и страха; запах, которым провонялся плененный Бахай. Богдоец развязался и подскочил к Дёмке, выхватил его же нож из-за пояса и толчком швырнул на землю охотника, который преждевременно расслабился.

«Эх, слабовато связал…» — пронеслась в голове пустая мысль. А пузатый Бахай, яростно осклабясь, уже наваливался на него сверху, стремясь вогнать остроносый нож в грудь, в горло, в лицо. След успел перехватить руку, но враг оказался так тяжел, что удержать нож сил не хватало.

— Демид! — раздался где-то в стороне протяжный крик, полный неподдельного страха.

— Отец! — вдруг прорвало Дёмку! Потому что, глядя на нависающую острую сталь, так сильно захотелось, чтобы рядом оказался отец! Свой и всегда надежный. Который поможет и защитит от любых невзгод…

Злобное рычание внезапно сменилось каким-то бабьим поскуливанием. Напор ослаб, нож выскользнул из пухлых пальцев богдойца и, падая, лишь слегка оцарапал лицо охотника. След не без усилий спихнул с себя тушу и увидел, что в плече Бахая глубоко торчит странный ножик. Один из тех, что отец ковал в кузне Ничипорки. Болончанин вывернул шею и огляделся: сын Черной Реки был еще шагах в пятнадцати и бежал к ним во всю прыть.

«А ведь Муртыги мне рассказывал об этом его умении, — некстати, пришло в голову Дёмке. — Бросать ножи издаля».

Отец подскочил и первым делом оседлал ноющего Бахая. Крепкий кулак трижды опустился ему на лицо, заставляя колыхаться пухлые щеки.

— Прибью суку! — рычал он.

Но всё-таки остановился. Убедился, что враг обездвижен и кинулся к Следу.

— Ты как, сынок? — принялся он ощупывать его, все еще лежащего на земле.

— Я цел! Цел, — Дёмка поспешил сесть. — Всё хорошо, отец. Всё хорошо.

— Слава тебе, Господи! — тот несколько раз размашисто перекрестился, а потом крикнул. — Быстро собираемся и уходим! Олеша, кинь записку в дом этого урода. Удбала, бери лошадь.

— Ты правда его прибьешь?

— Нет, сынок.

— А почему? — это уже Муртыги. Морщится от боли, но лицо довольное. — Прирезать ирода!

— Здесь жизнь недорого стоит, — вздохнул отец. — Только вот давным-давно, когда я оказался в Темноводье, меня нашел один человек. И не прирезал меня, хотя, мог. Наоборот, он помог мне и сделал всё, чтобы я выжил в этом мире… Вот мне и кажется, что так жить правильнее, ребята.

Он посмотрел на Бахая и скривился.

— Но этому мы сохраним жизнь по другой причине.