2. Я иду с матерью через лес и вдруг замечаю, что нас преследует грабитель. Я достаю из одежды матери револьвер и беру его себе, чтобы застрелить грабителя, когда он приблизится. Мы идем быстрым шагом и приходим к гостинице. Грабитель идет вслед за нами, и мы взбираемся вверх по ступенькам. Я стреляю в него. Вдруг пуля превращается в банкноту. Мы в безопасности, но мне кажется, что грабитель, которые сидит на лестнице, замышляет дурное. Чтобы задобрить его, я даю ему еще одну банкноту.
Я не стал углубляться в эти сны, и это было правильно: пациент, уже имевший определенные аналитические знания, не стал говорить о том, кто был грабителем. Не стал он приводить и какие-либо ассоциации. Он или не говорил ничего, или взволнованно говорил об <огромных суммах денег>, которые ему нужно заплатить, или о том, сможет ли анализ помочь ему.
Не было никаких сомнений, что это сопротивление было направлено против обсуждения инцестуального материала и потому интерпретация не принесла бы никакой пользы. Мне пришлось ждать удобной возможности для того, чтобы проинтерпретировать его денежные страхи.
В первом сне я должен был проводить анализ в ванной комнате. Позже выяснилось, что в ванной он чувствовал себя в безопасности во время мастурбации. Во втором сне я (отец) оказываюсь грабителем (кастратором). Итак, его текущее сопротивление оказалось тесно связанным со старым страхом перед мастурбацией (страх перед кастрацией).
При обсуждении второго сна я сказал ему, что он боится, что я причиню ему вред, что я могу угрожать его жизни. Конечно, бессознательно он боялся отца. После некоторого сопротивления он согласился с этой интерпретацией и в связи с этим сам стал обсуждать свое избыточное дружелюбие. Он определил значение подобострастного отношения к своему начальнику как выражение глубокого страха перед обвинением в чем-либо. Другие люди не знали, что он втайне насмехается над ними. Чем более он преуспевал в объективизации и разоблачении своего характера, тем более свободным и открытым становился (как внешне, так и в анализе). Он уже мог выражать недовольство и стыдился своего прежнего поведения. Ведь он впервые стал чувствовать черты невротического характера как нечто чуждое. Следовательно, можно было говорить о первом успехе анализа: характер был проанализирован.
Когда анализ характера проводится систематично и последовательно, не нужно прилагать особые усилия для выявления относящегося к этому инфантильного материала. Он появится сам по себе, обычно более ясно и более тесно связанным с текущим сопротивлением - в том случае, конечно, если этот процесс не будет затруднен преждевременными интерпретациями детского материала. Чем меньше усилий прилагается к тому, чтобы проникнуть в сферу детских воспоминаний, чем более аккуратно обрабатывается материал текущего сопротивления, тем быстрей появится инфантильный материал.
Это еще раз подтвердилось, когда после интерпретации ему приснилось, что он боится, что ему будет причинен вред. Ему снилось, что он гуляет за птицефермой и видит, как убивают цыпленка. В это время одна женщина легла на землю, а другая женщина несколько раз ударила ее большими вилами. Потом он обнимал одну из женщин: его пенис был очень маленьким, и у него была непроизвольная эякуляция.
Я сделал попытку проанализировать его сновидение. Что касалось птицефермы, то он вспомнил, что ребенком, во время летнего отдыха в деревне, часто видел совокупляющихся животных. В то время мы еще не могли знать, какое значение имеет деталь <лето в деревне>. Он идентифицировал первую женщину как свою мать, но не знал, как объяснить случившееся с ней во сне.
Впрочем, он мог рассказать больше о непроизвольной эякуляции. Он вспомнил, что любил ребенком прижиматься к женщинам, пока не происходила непроизвольная эякуляция. Через некоторое время он поведал мне о таком сне:
Я стою на берегу океана. Множество больших белых медведей играют в воде. Вдруг они начинают беспокойно себя вести. Я вижу появившуюся спину гигантской рыбы. Рыба хватает медведя, который наносит ей несколько страшных укусов. Наконец рыба скрывается в воде вместе со смертельно раненным медведем. Но и сама рыба серьезно ранена: из ее жабр текут потоки крови, когда она пытается дышать.
Я привлек его внимание к тому, что в его снах всегда присутствует жестокость. Он отреагировал на это, и несколько сеансов рассказывал мне о своих сексуальных фантазиях, сопровождавших мастурбации, и об актах жестокости, которым он предавался в пубертатном периоде. Я велел ему записать их после анализа. Почти все они относились к <садистскому понятию о половом акте>. Вот эти записи:
<(От трех до пяти лет) На летнем курорте я нечаянно видел, как убивали свиней. Я слышал визг животных и видел кровь, текущую из их тел и слабо светившуюся в темноте. Я чувствовал необъяснимое удовольствие.
(От четырех до шести) Мысль об убийстве животных, особенно лошадей, будит во мне чувство глубокого удовлетворения.
(От пяти до одиннадцати) Я очень люблю играть оловянными солдатиками. Я провожу битвы, которые всегда кончаются рукопашной. В них я прижимаю тела солдат друг к другу. Мои солдаты всегда одерживают верх над врагом.
(От шести до двенадцати) Я прижимаю двух муравьев друг к другу так, чтобы они схватились жвалами. Прижатые друг к другу, насекомые вынуждены драться насмерть. Я также устраиваю битвы между двумя колониями муравьев, насыпав сахар в районе между муравейниками. Это выманивает насекомых и заставляет их устраивать настоящие сражения. Мне также доставляет удовольствие закрывать осу и муху в стеклянной банке. Через некоторое время оса бросается на муху и откусывает ей поочередно крылья, лапки и голову.
(От двенадцати до четырнадцати) У меня есть террариум, я люблю наблюдать, как совокупляются самцы и самки. Я люблю наблюдать за этим на птичьем дворе; мне также приятно наблюдать, как сильные петухи отгоняют слабых.
(От восьми до шестнадцати) Я люблю драться с прислугой. В более позднем возрасте я часто поднимал девочек, относил их к кровати и бросал их на нее.
(От пяти до двенадцати) Я люблю играть с игрушечным поездом. Я веду свой поезд по квартире, где туннелями служат коробки, табуретки и т. д. При этом я пытаюсь изобразить звук локомотива, когда он выпускает пар и набирает скорость.
(Пятнадцать лет) Я всегда зритель. Женщина защищается от мужчины, который, во многих случаях, значительно меньше ее. После борьбы, длящейся некоторое время, женщина побеждена. Мужчина грубо сжимает ее груди и бедра. В тот момент, когда женщина перестает сопротивляться, я испытываю оргазм>.
Двумя главными аспектами в это время были следующие: (1) он был пристыжен своей трусостью; (2) он помнил свой прошлый садизм. Анализ фантазий и поступков, приведенных выше, длился до конца лечения. Он стал гораздо свободнее при анализе, увереннее и агрессивнее; но его поведение все еще характеризовалось страхом. Его состояния беспокойства не были такими частыми, но все же они возникали.
Здесь мы можем быть уверены, что главной целью продуцирования материала генитального инцеста было скрыть инфантильный садизм, даже если он в то же самое время представлял попытку движения к генитальному катексису. Но его генитальные стремления были наполнены садизмом и нужно было извлечь их из переплетения с садистскими импульсами.
В начале шестого месяца анализа такая возможность представилась. Это было связано со следующими снами:
7. Я лежу на диване в открытом поле. Одна из девушек, которую я знаю, подходит ко мне и ложится на диван. Я ложусь на нее сверху и пытаюсь совокупляться. У меня возникает эрекция, но я замечаю, что мой пенис слишком короткий для завершения полового акта. Я очень опечален этим.
2. Я читаю драму. Герои: три японца - отец, мать и четырехлетний ребенок. Я чувствую, что эта пьеса закончится трагически. Я глубоко тронут участью ребенка.
В первом случае попытка к совокуплению возникла как очевидная часть сна. Непрерывно обсуждая свою трусость и робость, он сам начал говорить о своем пенисе. Я воспользовался этой возможностью, чтобы отметить, что его страх быть раненным или обманутым относился фактически к его гениталиям. Почему и кого он боялся, это еще не обсуждалось. Также не было сделано ни одной попытки проинтерпретировать реальный смысл страха. Объяснение казалось ему правдоподобным, но теперь он попал в капкан сопротивления, которое длилось шесть недель и было основано на пассивно-женственной гомосексуальной защите против страха кастрации.
Вот что подсказало мне, что он был в новом состоянии сопротивления: он не бунтовал открыто, не выражал протеста, а снова стал чрезвычайно вежливым, послушным и покорным. Его состояния страха снова стали превалирующими и интенсивными. Но он не выражал словами какого-либо сомнения в анализе. Наследственная идея внезапно появилась снова, и в этой связи его сомнения в анализе выражались завуалированно. Как и в начале анализа, он снова начал играть роль изнасилованной женщины. Пассивно-гомосексуальная установка также была преобладающей в его снах. У него больше не было снов, завершающихся коитусом и непроизвольной эякуляцией. Следовательно, мы видим, что несмотря на продвинутую стадию анализа его характера, сопротивление характера немедленно проявилось в полную силу, как только новый слой его бессознательного - в это время наиболее критический слой его характера, т. е. страх кастрации - подвергся непосредственному анализу.
Анализ нового сопротивления не дошел до страха фаллоса, точки, с которой началось это сопротивление. Вместо этого я снова обратился к его позиции в целом. Полных шесть недель анализа было потрачено почти исключительно на последовательную интерпретацию его поведения как защиты против опасности. Каждая деталь его поведения проверялась с этой точки зрения и внушалась ему снова и снова, постепенно продвигаясь к основному мотиву его поведения - страху фаллоса.
Пациент предпринимал многочисленные попытки ускользнуть от меня с помощью <аналитических жертв> инфантильного материала, но я последовательно проинтерпретировал смысл и этой процедуры. Постепенно ситуация достигла критической стадии. Он чувствовал себя женщиной в отношении меня, как он сказал, и добавил, что также ощущает сексуальное возбуждение. Я объяснил природу этого явления переноса. Он истолковал мою попытку объяснить ему его поведение как упрек, почувствовал вину и хотел исправить свою вину женственной преданностью. В тот момент я не распознал глубокого смысла этого поведения, а именно, что он идентифицирует себя с матерью из-за того, что боится быть мужчиной (т. е. отцом). Это подтвердил следующий сон:
Я встретил молодого парня и вступил с ним в разговор. Он, кажется, неправильно истолковал одно из моих утверждений и заметил, что готов отдаться мне. Тем временем мы достигли моей квартиры; молодой человек лег в кровать моего отца. Я обнаружил, что его нижнее белье было отвратительным.
При анализе этого сна я мог снова проследить женственный перенос обратно к отцу. В связи с этим сном он вспомнил, что в его фантазиях мастурбации было время, когда у него было желание быть женщиной, а также были фантазии, в которых он был женщиной. <Грязное нижнее белье> привело к анализу анальных действий и привычек (туалетные церемонии), которые были связаны с его поведением. Другая черта характера, его педантичность, также была прояснена.
В конце концов сопротивление было снято. Теперь я продвинулся дальше в интерпретации его характера: я объяснил связь между его покорной позицией и его <женской фантазией>, рассказав ему, что он вел себя по-женски, т. е. верно и преданно, так как боялся быть мужчиной. И я добавил, что анализ мог бы проникнуть в причины этого страха быть мужчиной, т. е. быть храбрым, открытым, честным, гордым.
Ответом на это был короткий сон, в котором страх кастрации проявился снова:
Я лежу на моей кузине, привлекательной молодой женщине. Внезапно у меня появляется ощущение, что я - мой собственный дедушка. Я охвачен разочарованием и унынием. В то же время я как-то чувствую, что я - центр звездной системы и что планеты вращаются вокруг меня. И тогда я подавляю свой страх и мне надоедает моя слабость.
Наиболее значительной деталью этого сна инцеста является то, что пациент выступает в качестве своего собственного дедушки. Его страх наличия наследственной болезни играет здесь очень важную роль. Было ясно, что идентифицируя себя с отцом, он представлял себя своим собственным прародителем, т. е. вступающим в половую связь со своей матерью; но это не обсуждалось до более позднего времени.
Он считал, что звездная система представляла его эгоизм, т. к. <все планеты вращаются вокруг меня>. Я подозревал, что существовало нечто более глубокое в корне этой идеи.
После рождественских каникул он несколько дней говорил почти исключительно о своем эгоизме, о своем желании быть всеми любимым -в то же время осознавая, что он сам не хотел и не мог любить.
Я показал ему связь между его эгоизмом и его страхом за свое обожаемое эго и свой пенис, после чего у него были следующие сны, давшие мне проблеск инфантильной основы:
7. Я полностью обнажен и рассматриваю свой пенис. Две девушки уходят; я опечален из-за предположения, что они презирают меня из-за малости моего пениса.
2. Я курю сигарету с мундштуком. Я снимаю мундштук и с изумлением замечаю, что это мундштук для сигары. Как только я беру сигарету обратно в рот, мундштук отламывается. Я расстроен.
Таким образом, без каких-либо моих действий идея кастрации начала принимать определенные формы. Теперь он интерпретировал сны без моей помощи и продуцировал достаточно материала, относящегося к своему отвращению к женским гениталиям и страху касания пениса своей рукой или касания кем-то другим. Второй сон, очевидно, является предметов оральной фантазии (мундштук для сигары). Он желал в женщине все (больше всего груди), кроме гениталий, и, таким образом, он дошел до разговора о своей оральной фиксации на матери.
Я объяснил ему, что простое осознание страха перед гениталиями не было особенно полезным. Он должен был выяснить, почему у него был этот страх. После этого объяснения он видел во сне основную сцену, не осознавая, что она вызвана моим вопросом:
Я нахожусь за последним вагоном стоящего поезда прямо на развилке. Второй поезд проезжает мимо, и я зажат между двух поездов.
Перед тем как продолжить описание самого анализа, я должен отметить здесь, что на седьмом месяце лечения, после устранения пассивно-гомосексуального сопротивления, пациент сделал храбрую попытку вовлечься в отношения с женщинами. Я вообще не знал об этом - он рассказал мне позже, между делом. Он следовал за девушкой и выполнил свои намерения следующим образом: он прижался к ней и испытал сильную эрекцию и непроизвольную эякуляцию. Сексуальных сношений у него не было. Я привлек его внимание к этому и сказал ему, что это происходит из-за его явной боязни коитуса. Он отказался принять это, объясняя все недостатком возможности. Тем не менее, в конце концов он был поражен инфантильной природой своей сексуальной активности. Естественно, у него были сны, в которых изображался этот вид сексуальной активности. Теперь он вспомнил, что, будучи ребенком, он как-то прижался к своей матери с тем же результатом.
Тема инцеста, с которой, в надежде отвлечь меня, он начал анализ, появилась снова, но в этот раз она была довольно свободна от сопротивления, во всяком случае, от второстепенных мотивов. Таким образом, существовала параллель между анализом его поведения во время аналитического сеанса и анализом его повседневного опыта.
Снова и снова он отказывался принять интерпретацию, что он желал свою мать. Материал, который он произвел в ходе семи месяцев в подтверждение этого желания, был настолько ясен, что я не делал попыток переубедить его, а вместо этого начал анализировать, почему он боялся признать это желание.
Эти вопросы обсуждались одновременно в связи с его страхом фаллоса, и теперь перед нами стояло две проблемы:
1. Каково было происхождение страха кастрации?
2. Почему, несмотря на сознательное согласие, он отказывался принять чувственную кровосмесительную любовь?
С этого момента анализ стал быстро продвигаться, и началось это со следующего сна:
Я нахожусь в холле королевского дворца, где собрались король и его свита. Я насмехаюсь над королем. Его слуги набрасываются на меня. Я падаю и чувствую, что мне нанесли смертельные раны. Меня уносят. Мне кажется, что я все еще живой, пока меня не выводят из заблуждения двое могильщиков, которые принимают меня за мертвого. Меня покрывает тонкий слой земли, и дышать становится трудно. Я делаю движение, которое замечают глаза могильщиков. Я не двигаюсь, не давая себя обнаружить. Несколько позже я свободен. Я снова прокладываю путь в королевский дворец, в обеих руках у меня ужасное оружие, возможно - удары молний. Я убиваю всех, кто попадается на моем пути.
Ему кажется, что мысль о могильщиках должна иметь что-то общее с его страхом катастроф, и теперь я мог показать ему, что эти два страха, наследственная идея и страх фаллоса, были связаны с одним и тем же. Я добавил, что весьма вероятно, что сон воспроизводил ситуацию детства, с которой начался страх фаллоса.
Что касается сна, его поразило, что он притворялся мертвым, что он оставался таким, чтобы не быть обнаруженным. Затем он вспомнил, что в его фантазиях мастурбации он обычно был зрителем. И он сам поставил вопрос, мог ли он быть свидетелем <этого> между своими родителями. Он немедленно отверг эту возможность, аргументируя это тем, что он никогда не спал в комнате родителей. Это меня очень разочаровало, так как на основе его снов я был убежден, что он действительно наблюдал подобную сцену.
Я отметил это несоответствие и решил, что не нужно позволять себе сдаться так легко - анализ должен прояснить ситуацию в свое время. В том же самом сеансе пациент рассказал, что он видел некую девушку со своим другом в этой ситуации. Затем он вспомнил, что были два других случая, когда он мог подслушивать своих родителей. Он вспомнил, что когда приезжали гости, его кровать передвигали в спальню родителей. Кроме того, в деревне он спал в одной комнате с родителями до того, как достиг школьного возраста.
В этой связи он снова говорил о своих действиях в начале анализа и о состояниях ночного страха, которые он испытывал в детстве. Одна из деталей этого страха была здесь прояснена. Он боялся белой фигуры женщины, которая возникала между двумя занавесками. Теперь он вспомнил, что когда он кричал по ночам, его мать обычно подходила к его кровати в ночной сорочке. К сожалению, элемент <кто-то за занавесками> так и не был выяснен.
Однако было очевидным, что мы рискнули зайти слишком далеко на запретную территорию в этом сеансе. В ту ночь у него был забавный сон:
Я стою на пристани у края палубы парохода и беседую, как оказывается, с психически больным. Внезапно все происходящее кажется мне спектаклем, в котором я должен играть определенную роль. На узкой доске, которая ведет от пристани к пароходу, я должен повторить одно и то же три раза - что я и делаю.
Сам он интерпретировал палубу парохода как желание коитуса, но я направил его внимание на тот элемент сна, который имел гораздо большее значение на данном этапе анализа, а именно на <игру в спектакле>. То, что он должен был повторить одно и то же три раза, было насмешливым намеком на мои последовательные интерпретации. Он согласился, что его часто забавляли мои усилия. Он также вспомнил, что у него была мысль позвать женщину и заняться половым актом три раза - <чтобы доставить Вам удовольствие>.
В следующую ночь у него снова было два дополняющих друг друга сна: гомосексуальная отдача и страх коитуса.
1. На улице я встретил парня из младших классов нашей школы, но со здоровой, энергичной внешностью. Я чувствовал, что физически он сильнее меня, и я пытался завоевать его расположение.
2. Я иду на лыжную прогулку с мужем одной из моих кузин. Мы находимся в узком проходе, который резко обрывается вниз. Я проверяю снег и нахожу, что он слипается. Я говорю, что эта местность не очень-то подходит для катания на лыжах - очень велика вероятность падения. Продолжая нашу прогулку, мы пришли к дороге, идущей вдоль склона горы. На крутом повороте я потерял лыжу, которая упала в пропасть.
Теперь было несложно показать ему связь между страхом коитуса и генитальным страхом. Ему также можно было показать, что когда он приближался к женщине, он боялся последствий и сам становился женщиной, т. е. его характер становился гомосексуальным и пассивным. Он хорошо понял, что становился женщиной, но ему было трудно объяснить, почему и чего он боялся. Ему было ясно, что он боялся полового акта. Но что после этого могло произойти с ним?
Теперь он посвятил все свое внимание этому вопросу. Вместо обсуждения своего страха перед отцом он разговаривал о своем страхе перед женщинами. В тревожной истерии его детства женщина была тем существом, которого следовало бояться. До возраста полового созревания он был уверен, что женщина устроена точно так же, как и мужчина.
В конце седьмого месяца анализа ему приснился сон, в котором он видел девушку, задирающую свою юбку, так что он мог видеть ее нижнее белье. Он отвернулся как <человек, который видит нечто такое, что не предполагал увидеть>. Теперь я почувствовал, что пришло время сказать ему, что он боялся женских гениталий потому, что они казались ему похожими на надрез, рану. Видя это в первый раз, он должен был быть ужасно шокирован. Он нашел мое объяснение правдоподобным, так как его чувства в отношении женских гениталий были смесью отвращения и интереса; затем в нем пробудился страх.
В данный момент ситуация была такова: в то время как основной элемент его симптомов, страх кастрации, был проработан, он все еще оставался неразрешенным в своем основном смысле, так как хотя личные связи были обнаружены, но они не были аналитически осмыслены.
В другой раз, в свободный от сопротивления период, когда мы обсуждали эти связи, не достигая каких-либо заметных результатов, пациент пробормотал про себя: <Должно быть, однажды я был пойман>. При расспросе он сказал, что однажды он сделал что-то плохое тайно от всех и был пойман на этом.
Теперь пациент вспомнил, что, даже будучи маленьким мальчиком, он тайно бунтовал против своего отца. Он насмехался и строил рожи за спиной отца, в то же время притворяясь послушным. Но этот бунт против отца полностью прошел в возрасте полового созревания. (Полное подавление ненависти к отцу из-за страха перед ним.)
Даже идея врожденного заболевания оказалась жестким упреком отцу. Жалоба <у меня врожденная болезнь> означала: <мой отец сделал мне плохо, дав мне родиться>. Анализ фантазий показал, что пациент воображал себя находящимся в матке, в то время как его отец совокуплялся с его матерью.
Последний период анализа был относительно свободным от сопротивления и четко делился на две части.
Первая часть была связана с проработкой его фантазий детской мастурбации и страха мастурбации. На протяжении некоторого времени его страх кастрации укоренялся в страхе женских гениталий. <Надрез>, <рана> не были просто доказательством возможности кастрации. В конце концов пациент набрался достаточно смелости для мастурбации, после чего состояния страха полностью исчезли, что являлось доказательством того, что атаки страха происходили из-за подавления либидо, а не из-за страха кастрации, так как этот страх остался. Путем проработки дополнительного инфантильного материала нам в конце концов удалось уменьшить страх кастрации до такой степени, которая позволяла ему попытаться вступить в половую связь, которая была успешной. Дальнейший сексуальный опыт с женщинами выявил два нарушения: он был оргазми-чески импотентен, т. е. он получал от коитуса меньшее чувственное наслаждение, чем от мастурбации; у него была равнодушная, презрительная установка в отношении женщин. Все еще существовало расслоение сексуального импульса между нежностью и чувственностью.
Вторая фаза была посвящена анализу его оргазмической импотенции и его инфантильного нарциссизма. Его привычкой всегда было то, что он хотел все от женщины, от матери, не давая ничего взамен. С огромным пониманием и рвением пациент сам проявил инициативу в работе со своими нарушениями. Он сделал объективным свой нарциссизм, осознал, что он является бременем, и в конце концов преодолел его, когда последний остаток его страха кастрации, укоренившийся в его импотенции, был разрешен аналитически. Он боялся оргазма; он думал, что производимое им возбуждение было опасным. Следующий сон был отражением этого страха: Я посещаю картинную галерею. Одна картина привлекает мой взгляд - она называется <Пьяный Том> и изображает молодого красивого солдата-англичанина в горах. Бушует буря. Кажется, что он потерял дорогу: рука скелета держит его ладонь, являясь, очевидно, символом того, что он движется к своей погибели. Картина <Трудная профессия>: действие также происходит в горах, мужчина и маленький мальчик погружаются в снежный склон; в то же время из рюкзака вываливается все содержимое. Мальчика поглощает белая кашица.
Погружение представляет оргазм, белая кашица - сперму. Пациент выразил страх, который он испытывал в период полового созревания во время эякуляции и оргазма. Его садистские фантазии в отношении женщин также были полностью проработаны. Несколько месяцев спустя - это было летом - он начал любовную связь с молодой девушкой; страх был значительно слабее.
Разрешение переноса не представляло никакой трудности, так как над ним систематически работали, как в его негативных, так и в позитивных аспектах. Пациент был рад окончанию анализа и был полон надежд на будущее.
Я видел этого пациента пять раз в течение следующих пяти лет, он был здоров как телом, так и душой. Его робость и тревоги полностью исчезли. Он говорил о себе как о полностью здоровом мужчине и выражал удовлетворение тем, что его личность была полностью очищена от ее раболепных обманных черт. Теперь он мог мужественно сталкиваться со всеми трудностями. Его потенция увеличилась с момента завершения анализа.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подведем итоги исследования, отметив самые важные особенности анализа характера:
1. Мой пациент является прототипом пассивно-женственного характера, который, вне зависимости от того, какие симптомы побудили его искать аналитическую помощь, всегда использовал один и то же вид сопротивления характера. Он продемонстрировал при анализе типичный пример механизма скрытого негативного переноса.
2. В терминах техники, анализу пассивно-женственного сопротивления характера (т. е. обмана путем чрезвычайно дружественного поведения) был дан приоритет. В результате инфантильный материал проявился при переносе согласно его собственной внутренней логике. Это не дало пациенту возможности перебирать свое бессознательное исключительно интеллектуальным образом, что не дало бы никакого терапевтического эффекта.
3. Из всего сказанного выше становится ясно, что если сопротивление характера систематически и последовательно подчеркивается и избегаются преждевременные интерпретации, необходимый инфантильный материал ясно и четко возникает сам. Это дает гарантию, что последующие интерпретации содержания и симптома будут терапевтически эффективными.
4. Данный случай показал, что можно начинать заниматься сопротивлением характера, как только поняты его современное значение и цель. Не было необходимости знать инфантильный материал, относящийся к этому. Путем интерпретации его современного значения мы могли вывести соответствующий инфантильный материал, не интерпретируя симптомы и избегая предвзятости. Разрушение сопротивления характера начинается с установления контакта с инфантильным материалом. Последующие интерпретации симптома проходят без сопротивления, и пациент уделяет все свое внимание анализу. Поэтому обычно анализ сопротивления делится на две части: (а) выявление формы сопротивления и его современного значения; (б) разрушение сопротивления с помощью инфантильного материала, выведенного на поверхность. Разница между сопротивлением характера и обычным сопротивлением состоит в том, что первое проявляется в вежливости, дружелюбии и покорности пациента, тогда как второе - в простом сомнении и неверии в анализ. Первые установки были частью его характера и составляли форму, в которой выражалось его недоверие.
5. С помощью последовательной интерпретации скрытого негативного переноса подавленная и замаскированная агрессивность против аналитика (против отца) была освобождена от подавления, из-за чего исчезла пассивно-женственная установка, которая была просто формой реакции против подавленной агрессивности.
6. Так как подавление агрессивности в отношении отца накладывало подавление и на фаллическое либидо в отношении женщин, активно-мужские генитальные стремления возвратились вместе с агрессивностью в ходе аналитического растворения.
7. Как только агрессивность стала осознаваться, робость, которая была частью характера, исчезла вместе со страхом кастрации, а все тревоги прекратились, когда он перестал жить в воздержании. Путем устранения тревог <ядро невроза> также было окончательно устранено.
Я искренне надеюсь, что описанием большого числа случаев я рассеял мнение моих оппонентов, что я подхожу к каждому случаю по <фиксированной схеме>. Я надеюсь, что точка зрения, которую я защищал годами, что существует лишь одна техника для каждого конкретного случая и что эта техника должна быть выведена из структуры этого случая и применена к нему, стала абсолютно понятной из вышеизложенного.
Глава 5
РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ПРИМЕНЕНИЮ АНАЛИЗА ХАРАКТЕРА
Переход от несистематического и непоследовательного анализа характера к систематическому - который, по сравнению с первым, напоминает хорошо продуманную психическую операцию - должен быть хорошо подготовлен. Существует множество критериев для определения, когда необходим систематический анализ характера.
Принимая во внимание, что бурные аффекты пробуждаются в результате ослабления механизма нарциссической защиты при анализе характера, а также то, что пациент временно находится в более или менее беспомощном состоянии, анализ характера может осуществляться лишь теми терапевтами, которые уже овладели аналитической техникой. Прежде всего, это те терапевты, которые могут управлять реакциями переноса. Временная беспомощность пациента возникает из-за изоляции инфантильного невроза от характера, и, как следствие, невроз становится полностью реактивированным. Конечно, он реактивируется даже без систематического анализа характера. В этом случае, однако, так как защитный панцирь остается относительно незатронутым, аффективные реакции слабее и поэтому хуже поддаются контролю. Если структура случая понята в самом начале, не существует опасности в применении анализа характера. За исключением безнадежного случая острой депрессии, с которым я столкнулся много лет назад, в моей практике до сих пор не было самоубийств. В том случае пациент прервал лечение после трех сеансов, до того, как я смог предпринять какие-либо решительные меры. С тех пор как я начал использовать анализ характера, т. е. около восьми лет назад, только три пациента быстро прервали анализ. До этого пациенты уходили гораздо чаще. Это объясняется тем фактом, что когда негативные и нарциссические реакции немедленно подвергаются анализу, уход обычно делается невозможным.
Анализ характера применим в каждом случае, но его использование не всегда показано. Существуют обстоятельства, которые строго запрещают его применение. Давайте начнем с обзора случаев, в которых он показан. Все они определяются величиной закрепощения характера, т. е. степенью и силой невротических реакций, ставших хроническими и включенных в эго. Анализ характера всегда показан в случаях компульсивных неврозов, особенно в тех, которые отмечены не ясно определенными симптомами, а общей слабостью функций; и в тех случаях, в которых черты характера заставляют пациента изо всех сил препятствовать лечению. Он всегда показан в случае фаллически-нарциссических характеров (обычно эти пациенты насмехаются над каждым аналитическим усилием), а также при моральном умопомешательстве, импульсивных характерах и псевдологичных фантазиях. У шизоидов и шизофреников чрезвычайно осторожный, но очень последовательный анализ характера на ранней стадии является необходимым условием избежания преждевременных и неуправляемых эмоциональных прорывов, так как именно такой анализ закаляет функции это перед активизацией глубоких слоев бессознательного.
В случаях острой и крайне тревожной истерии было бы ошибкой начинать с последовательного анализа защиты эго вышеописанным способом, так как импульсы, поступающие из ид, в этом случае вызывают острую тревогу; в то время как эго недостаточно сильно, чтобы оградить себя от нее и связать свободную энергию. Резко выраженная острая тревога есть показатель того, что защитный панцирь был прорван широким фронтом, делая излишней непосредственную работу с характером. На поздних стадиях анализа, когда тревога открыла путь сильной привязанности к аналитику и стали заметны первые признаки реакций разочарования, нельзя обойтись без анализа характера; но это не является главной задачей на ранних стадиях лечения.
В случаях меланхолии и маниакальной депрессии применение или неприменение анализа характера будет зависеть от того, существует ли острое ухудшение, т. е. сильные суицидные импульсы или острая тревога; или от того, является ли психическая апатия преобладающей чертой. Другим важным фактором будет, конечно, количество генитальных связей. В случае апатичных форм необходима осторожная, но совершенная характеро-аналитическая работа с зашитой эго (подавленная агрессия!).
Можно не говорить о том, что ослабление защитного панциря всегда должно выполняться постепенно, в зависимости не только от конкретного случая, но и от конкретной ситуации. Существует много способов постепенного ослабления защитного панциря; интенсивность и состав интерпретации могут быть увеличены или уменьшены в зависимости от силы сопротивления; глубина, до которой интерпретируется сопротивление, может быть уменьшена или увеличена; негативному или позитивному аспекту переноса может быть дана большая роль, иногда позволяющая пациенту свободно действовать, независимо от силы его сопротивления и не предпринимающая никаких усилий для разрушения сопротивления. Пациент должен быть настроен на очень сильные терапевтические реакции. Если аналитик достаточно гибок в интерпретациях и влиянии, если он преодолел начальную боязливость и неуверенность и, кроме того, имеет большое терпение, он не столкнется с большими трудностями.
В необычных случаях применять анализ характера весьма непросто. Аналитик должен попытаться понять структуру эго и быть ведомым ей очень медленно, шаг за шагом. Интерпретации глубоких слоев бессознательного, конечно, будут исключены, если нужно защититься от непредсказуемых и неприятных реакций. Если глубокие интерпретации откладываются до того, как удастся раскрыть механизмы защиты эго, будет потеряно некоторое время, но аналитик достигнет гораздо большей надежности, зная, как действовать в этом особом случае.
Меня часто спрашивали коллеги и начинающие аналитики, можно ли начинать анализ характера, когда пациент уже в течение нескольких месяцев создает хаотичную ситуацию. Окончательного мнения не существует, но в некоторых случаях изменение в технике приводит к успеху.
Стоит отметить, что при систематическом анализе характера не имеет значения, знаком ли пациент с анализом. Так как глубокие интерпретации не применяются, пока пациент не ослабит свою основную установку сопротивления и не откроет себя аффективному переживанию, у него нет возможности продемонстрировать это знание. А если бы он все же попытался это сделать, это было бы просто частью его общей установки сопротивления и могло быть раскрыто в рамках других его нарциссических реакций. Использование аналитической терминологии не сдерживается; она применяется для защиты и нар-циссической идентификации с аналитиком.
Часто задается еще один вопрос: в каком проценте случаев необходим систематический анализ? За последние годы в более чем половине случаев можно было применить анализ характера. Это также сделало возможным сравнение интенсивных и последовательных методов с менее жесткими методами анализа сопротивления.
До какой степени изменение характера вообще необходимо и до какой степени оно может быть выполнено?
На первый вопрос существует лишь один ответ: невротичный характер должен быть изменен настолько, чтобы он перестал быть основой невротических симптомов и мешать работоспособности и стремлению к сексуальному удовольствию.
На второй вопрос можно ответить лишь эмпирически. В какой степени фактический успех приближается к желаемому, зависит в каждом конкретном случае от большого числа факторов. При наличии существующих психоаналитических методов качественные изменения характера вообще не могут быть выполнены. Компульсивный характер никогда не станет истерическим; холерик никогда не станет флегматиком, а сангвиник - меланхоликом. Тем не менее, можно предпринять количественные изменения, которые приблизятся к качественным, когда они достигнут определенной меры. К примеру, слабая женственная установка компульсивного невротического пациента во время анализа становится все сильнее и сильнее, пока она не примет основные характеристики истерически-женственной личности, в то время как агрессивно-мужские установки ослабевают.
Таким образом, пациент почти полностью подвергается <изменению>, что более заметно людям, не часто видящим пациента, чем аналитику. Сдержанный человек становится свободнее; боязливый - смелее; сверхдобросовестный становится менее скрупулезным; беспринципный - более добросовестным; однако некоторый неопределенный <символ человека> никогда не теряется. Он продолжает демонстрироваться, независимо от того, сколько было выполнено изменений. Сверхдобросовестный компульсивный характер станет реально-ориентированным в своей добросовестности; излеченный импульсивный характер станет менее порывистым; пациент, излеченный от морального умопомешательства, никогда не будет воспринимать жизнь слишком тяжело, а излеченный компульсивный характер всегда будет сталкиваться с трудностями из-за своей застенчивости. Таким образом, хотя эти черты остаются даже после успешного систематического анализа характера, они остаются в пределах, которые не ограничивают свободу действий в жизни до такой степени, что от них страдает работоспособность пациента и его способность к сексуальному наслаждению.
Глава 6 ОБ УПРАВЛЕНИИ ПЕРЕНОСОМ
КОНЦЕНТРАЦИЯ ГЕНИТАЛЬНОГО ОБЪЕКТ-ЛИБИДО
В ходе анализа пациент переносит на аналитика инфантильные установки, которые подвергаются многообразным трансформациям и выполняют защитные функции. Управление этими перенесенными установками создает проблему для аналитика. Отношение пациента к аналитику имеет как позитивную, так и негативную природу. Аналитик должен считаться с амбивалентностью чувств и прежде всего иметь в виду, что рано или поздно любая форма переноса станет сопротивлением, которое сам пациент не в состоянии преодолеть. Фрейд неоднократно подчеркивал, что первоначальный позитивный перенос имеет тенденцию к внезапному изменению на негативный перенос. Кроме того, важность переноса доказывается тем фактом, что самые существенные элементы невроза могут быть определены лишь с помощью переноса. Следовательно, разрешение <невроза переноса>, который постепенно занимает место реального заболевания, причисляется к одной из важнейших задач аналитической техники. Позитивный перенос является главным средством аналитического лечения; самые стойкие формы сопротивления и симптомы растворяются в нем, но его разрешение не является само по себе лечением. Этот перенос хотя и не является в анализе терапевтическим фактором как таковым, является важнейшим условием для организации тех процессов, которые, независимо от переноса, в конце концов ведут к лечению. Чисто технические задачи, которых касался Фрейд в своих очерках по переносу, могут быть кратко сформулированы так:
1. Достижение прочного позитивного переноса.
2. Использование этого переноса для преодоления невротического
сопротивления.
3. Применение позитивного переноса для извлечения подавленного
содержания и динамически полных и аффективных проявлений.
С точки зрения анализа характера, существуют две важнейшие задачи: одна связана с техникой, а другая - с либидо.
Задача техники состоит в необходимой организации прочного позитивного переноса, поскольку, как показывают клинические факты, лишь у очень небольшого процента пациентов перенос возникает непроизвольно. Соображения анализа характера, однако, ведут нас на шаг дальше. Если верно, что все неврозы происходят из невротического характера и, более того, что невротический характер характеризуется в точности своим нарциссическим панцирем, то возникает вопрос, способны ли пациенты в начале анализа на подлинный позитивный перенос. Под подлинным переносом мы понимаем сильное, не амбивалентное, эротически обусловленное стремление, способное предоставить основу для интенсивных отношений с аналитиком и для устойчивости к аффективным бурям, вызванных анализом. Обозревая клинические случаи, мы должны ответить на этот вопрос отрицательно: не существует подлинного позитивного переноса в начале анализа, его и не может быть из-за сексуального подавления, фрагментации либидо-обусловленных стремлений и ограничений характера. Конечно, в начале анализа существуют отношения, которые похожи на позитивный перенос. Но что является их бессознательной подоплекой? Являются ли они подлинными или ложными? Слишком часто мы ошибочно утверждали, что имеем дело с подлинными, либидо-обусловленными, эротическими стремлениями. Таким образом, этот вопрос нельзя оставить без ответа. Он связан с более общим вопросом, способен ли вообще невротический характер к любви, и если да, то в каком смысле. Более тщательная проверка этих первоначальных показателей так называемого позитивного переноса, т. е. фокусирования либидо-обусловленных сексуальных импульсов на аналитике, показывает, что за исключением случаев, соответствующих проблескам зачаточных элементов подлинной любви, существуют три типа переноса:
1. Реактивный позитивный перенос - т. е. пациент использует любовь для компенсации переноса ненависти. В этом случае подоплекой служит скрытый негативный перенос. Если сопротивление, вытекающее из этого типа переноса, интерпретируется как выражение любовного отношения, то, во-первых, была сделана ошибочная интерпретация, а во-вторых, не был замечен скрытый в этом негативный перенос; если это имеет место, то аналитик рискует не затронуть ядро невротического характера.
2. Благочестивая установка в отношении аналитика показательна для чувства вины или морального мазохизма. В этой установке мы снова не обнаруживаем ничего, кроме подавленной и компенсированной ненависти.
3. Перенос нарциссических желаний - т. е. нарциссическая надежда на то, что аналитик будет любить и жалеть пациента. Ни один другой вид переноса не разбивается так легко, как этот; или не трансформируется так легко в горькое разочарование и злобное нарциссическое чувство оскорбления. Если это интерпретируется как позитивный перенос, снова будет сделана ошибочная интерпретация: пациент вообще никого не любит, но он хочет быть любимым, и он теряет интерес в тот момент, когда осознает, что его желания не могут быть выполнены. Тем не менее, с этим видом переноса связаны прегенитальные стремления либидо, которые не могут организовать устойчивый перенос, так как они слишком обременены нарциссизмом.
Эти три типа благовидного позитивного переноса - у меня нет сомнения, что дальнейшее изучение выявит большое количество других, - уничтожают зачатки подлинной объектной любви. Они сами являются следствием невротических процессов, так как фрустрация либидных стремлений выводит ненависть, нарциссизм и чувство вины на поверхность. Несмотря на это, их достаточно, чтобы продолжать анализ пациента, пока они не будут устранены; но они, конечно, будут побуждать пациента прекратить анализ, если вовремя не будут раскрыты.
Именно попытка осуществить сильный позитивный перенос побудил меня уделить негативному переносу так много внимания. Если негативные, критические, унизительные установки в отношении аналитика полностью осознаны с самого начала, негативный перенос не усиливается; наоборот, он устраняется и затем более ясно возникает позитивный перенос. Нарушение механизма нар-циссической защиты выносит на поверхность скрытые негативные переносы - которые я склонен скорее переоценивать, чем недооценивать, - и часто требуются месяцы для анализа проявлений защиты. Однако я не накладываю на пациента чего-то, чего бы уже не существовало; я просто фокусирую то. что скрывается в его поведении (вежливость, безразличность и т.д.) и не служит никакой другой цели, кроме борьбы с влиянием аналитика.
Вначале я рассматривал все формы защиты эго как негативные переносы. Рано или поздно защита эго использует существующие импульсы ненависти; эго сопротивляется анализу различными способами посредством механизма деструктивного стремления. Верно также и то, что импульсы ненависти, т. е. подлинный негативный перенос, всегда и относительно легко выявляются, когда интерпретация сопротивления начинается с защиты эго. Было бы неправильно называть защиту эго как таковую негативным переносом; скорее она является нарциссической защитной реакцией. Даже нарциссический перенос не является негативным переносом в строгом смысле слова. В то время я был, очевидно, под сильным впечатлением от того, что каждая защита эго, когда она последовательно проанализирована, легко и быстро становится негативным переносом. Но скрытый негативный перенос присутствует с самого начала лишь в переносе пассивно-женственного характера и в случаях аффект-блока. Здесь мы имеем дело с ненавистью, которая, хотя и подавлена, является активной в текущей ситуации.
Хорошей иллюстрацией техники переноса, включающей благовидный позитивный перенос, является случай 27-летней женщины, нуждавшейся в аналитическом лечении из-за своего сексуального непостоянства. Она была дважды разведена, причем оба раза по своей инициативе, и имела для женщины своего общественного положения необычайно много любовников. Она сама знала о причине своей непостоянства: недостаток удовлетворения из-за оргаз-мической вагинальной импотенции. Необходимо упомянуть, что пациентка была чрезвычайно притягательной и очень хорошо знала об этом. И она совершенно этого не скрывала. Во время предварительной консультации я был поражен тем, что она постоянно смотрела в пол, хотя говорила она очень плавно и отвечала на все вопросы.
Первый час и две трети второго часа были заняты относительно свободным рассказом о затруднительных обстоятельствах, связанных с ее вторым разводом и о нарушениях сексуальной чувствительности во время полового акта. Ее рассказ был внезапно прерван ближе к концу второго часа. Пациентка замолчала и после паузы сказала, что ей больше нечего сказать. Я знал, что перенос уже стал активным в смысле сопротивления. Существовали две возможности: (1) уговорить пациентку продолжить разговор, убеждая ее следовать основному правилу; (2) атаковать само сопротивление. Первое представляло бы собой уклонение от сопротивления, тогда как второе было возможно, только если сдерживание было понято, по крайней мере частично. Так как в подобных ситуациях всегда существует защита, которая сдерживает эго, можно было начать интерпретацию сопротивления оттуда. Я сказал ей, что подобная защита обычно вызывается мыслями об аналитике и подчеркнул, что успех лечения в первую очередь зависит от ее способности быть до конца честной в этих вопросах. Сделав над собой значительное усилие, она продолжила рассказ, заметив, что, в то время как в предыдущий день она могла говорить свободно, сейчас ее беспокоят мысли, бесполезные для лечения. В конце концов оказалось, что перед началом анализа ей стало интересно узнать, что могло бы произойти, если бы она произвела на аналитика <определенное впечатление>: будет ли он презирать ее из-за ее похождений с мужчинами. На этом сеанс закончился. На следующий день я снова обратил ее внимание на ее сдержанность и на тот факт, что она от чего-то оборонялась, после чего она сказала, что не могла заснуть прошлой ночью, так как очень боялась, что у аналитика могли возникнуть личные чувства по отношению к ней. Это могло быть проинтерпретировано как проекция ее собственных импульсов любви, но личность пациентки, ее сильно развитый женственный нарциссизм и ее мотивы, насколько мне это было известно, в действительности не допускали подобной интерпретации. У меня было смутное впечатление, что она сомневалась в моем профессиональном кодексе поведения и боялась, что я мог воспользоваться аналитической ситуацией сексуальным образом. Не могло быть никакого сомнения, что сексуальные желания с ее стороны уже существовали. Однако, столкнувшись с выбором, чем же заняться сначала: этими проявлениями ид или страхами эго, - я выбрал последнее и сказал ей, что я догадываюсь о ее страхах. Она ответила потоком информации о плохом опыте, связанном с врачами; рано или поздно все они пытались соблазнить ее, пользуясь профессиональной ситуацией. Откуда она могла знать, сказала она, что я чем-то отличаюсь. Эти откровения имели временный освободительный эффект; она снова могла посвятить все свое внимание освобождению своих нынешних конфликтов. Очень многое я узнал о мотивациях и обстоятельствах ее личной жизни. Выяснилось, что: (1) она обычно искала отношений с более молодыми мужчинами; (2) проходило совсем немного времени, и она теряла интерес к своим любовникам. Было совершенно ясно, что ее мотивации были нарциссической природы. С одной стороны, она хотела превосходить мужчин и это она могла сделать гораздо легче с молодыми мужчинами. С другой стороны, она теряла интерес к мужчине, как только он выражал свое восхищение. Можно было бы, конечно, рассказать ей о значении ее поведения; это не нанесло бы никакого вреда, так как это не было предметом глубоко подавленного материала. Но соображения динамического эффекта интерпретации удержали меня от этого. Так как ее ведущие характеристики развились бы очень скоро в мощное сопротивление анализу, нужно было подождать, когда это произойдет, чтобы использовать аффекты из переживания переноса для выведения бессознательного содержания в сознательное. На самом деле, сопротивление вскоре развилось, но проявилось оно в совершенно неожиданной форме.
Она снова молчала, а я продолжал отмечать, что она с чем-то борется. После некоторого колебания она объявила, что то, чего она боялась, в конце концов произошло, только это было не моим отношением к ней, а ее позицией в отношении меня, которая беспокоила ее. Она постоянно помнила об анализе. Действительно, днем раньше она мастурбировала, представляя при этом, что она совершает половой акт с аналитиком. После чего я сказал ей, что подобные фантазии не являются чем-то необычным во время анализа, что пациент проецирует на аналитика все свои чувства, которые он или она испытывали в отношении других в то или иное время, - это она поняла очень хорошо. Не могло быть сомнения, что эта фантазия как таковая была также и выражением начального прорыва либидо-мотивированного желания. По различным причинам, однако, нельзя было проинтерпретировать это как перенос. Кроме того, для подобной интерпретации момент был неподходящим. Но личность пациента и вся ситуация, в которую была вовлечена фантазия переноса, предоставили мне обильный материал для работы с другими аспектами и мотивами фантазии. Она страдала от тревожных состояний до и во время анализа; частью это было показателем блокированного сексуального возбуждения и частью - непосредственной боязнью эго трудной ситуации. Таким образом, в интерпретации сопротивления переносу я снова начал с ее эго. Для начала я объяснил ей, что ее сильное нежелание обсуждать эти вопросы было связано с ее гордостью, т. е. она была слишком горда, чтобы признать подобные эмоциональные волнения. Она тут же согласилась, добавив, что вся ее натура восстает против подобных признаний. Я спросил, испытывала ли она когда-нибудь любовь и желание непроизвольно, на что она ответила, что этого никогда не было. Мужчины всегда желали ее; она просто принимала их любовь. Я объяснил ей нарциссический характер этой позиции, и она поняла это очень хорошо. Исходя из этого я установил, что не могло быть и речи о подлинном стремлении к любви; она приходила в сильное раздражение, видя мужчину полностью подчиненным ее обаянию и находя ситуацию невыносимой. Фантазия была выражением ее желания заставить аналитика влюбиться в нее. Как правило, в фантазии завоевание пациентом аналитика играет главную роль и представляет фактический источник удовольствия. Теперь я мог обратить ее внимание на опасность, скрытую в этой позиции: с течением времени она бы не смогла смириться с отклонением ее желаний и в конце концов потеряла бы интерес к анализу. Она сама уже осознала эту возможность.
Этот момент требует особого акцентирования. В подобных переносах, если нарциссический фон вовремя не раскрыт, легко может случиться, что неожиданно возникнет реакция разочарования и пациент, в негативном переносе, прервет анализ. История всегда была одинаковой: аналитик принял такие показатели в их внешнем проявлении и проинтерпретировал отношение исключительно как любовное. Ему не удалось выделить потребность пациента в любви и тенденцию к разочарованию. Из-за этого рано или поздно пациент теряет интерес к анализу.
Моя интерпретация переноса без труда привела к ее нарциссизму, ее презрительному отношению к мужчинам, преследовавшим ее, к ее общей неспособности к любви - что и было одной из основных причин ее трудностей. Для нее было довольно ясно, что сначала она должна понять причины нарушения ее способности к любви. Вдобавок к тщеславию она упомянула свое чрезмерное упрямство, внутреннюю отчужденность от людей и вещей, поверхностные и показные интересы, каждый из которых усиливал ее чувство тоски, которым она мучилась. Таким образом, анализ ее сопротивления переносу привел непосредственно к анализу ее характера, который с настоящего момента стал основным пунктом анализа. Ей пришлось признать, что она не была фактически вовлечена в анализ, несмотря на ее серьезные намерения привести себя в порядок с его помощью. Остальное не представляет здесь для нас интереса. Я просто хотел показать, как раскрытие переноса в соответствии с характером пациента ведет прямо к вопросу о нарциссической изоляции.
Насколько я знаю, Ландауэр первым обратил внимание на тот факт, что первоначально каждая интерпретация спроецированной эмоции ослабляет ее и усиливает противоположную ей тенденцию. Так как при анализе необходимо извлечь и четко выкристаллизовать генитально-мотивированное либидо, освободить его из состояния подавления и извлечь из переплетения с нарциссическими, прегенитальными и деструктивными импульсами, анализ должен был бы, насколько это возможно, оперировать только с проявлениями нарциссического негативного переноса, проинтерпретировать их и выявить их источник. Но показателям начального проявления любви нужно позволить развиваться беспрепятственно, пока они четко и недвусмысленно не сконцентрируются на переносе. Этого обычно не происходит вплоть до очень продвинутых стадий, а часто и до конца анализа. Амбивалентностью и сомнением очень трудно овладеть, особенно в случаях неврозов принуждения, если амбивалентные импульсы не изолированы последовательным давлением на стремления (такие как нарциссизм, ненависть и чувство вины), которые противостоят объектному либидо. Если эта изоляция неэффективна, то сомнения пациента практически невозможно вывести из состояния острой амбивалентности; все интерпретации бессознательного теряют свою эффективность из-за стены, воздвигнутой панцирем сомнения. Кроме того, это структурное соображение очень хорошо связано с топографическим соображением, так как подлинное, первоначальное объектное либидо, особенно стремление к инцесту, составляет глубочайший слой подавления у невротиков. С другой стороны, нарциссизм, ненависть и чувство вины, а также прегенитальные потребности лежат ближе к поверхности, как в топографическом, так и в структурном смысле.
Задачу управления переносом можно сформулировать так: аналитик должен добиваться концентрации всего объектного либидо в чисто генитальном переносе. Для достижения этого садистская и нарциссическая энергии, связанные панцирем характера, должны быть освобождены, а прегенитальные фиксации должны быть ослаблены. Когда переносом управляют правильно, либидо.воз-никающее в результате освобождения указанных энергий из структуры характера, концентрируется на прегенитальных позициях. Эта концентрация либидо вызывает временный позитивный перенос прегенитальной, т. е. инфантильной природы. Этот перенос, в свою очередь, способствует прорыву генитальных фантазий и движущих сил инцеста и, таким образом, помогает освободить пре-генитальные фиксации. Однако либидо, которое анализ помогает освободить из прегенитальных фиксаций, концентрируется на генитальной стадии, усиливает генитальную эдипову ситуацию, как в случае истерии; или снова пробуждает ее, как в случае невроза принуждения (депрессия и т. д.).
Однако, прежде всего, эта концентрация обычно сопровождается тревогой, вызывающей реактивацию инфантильной тревожной истерии. Это первый знак нового катексиса генитальной стадии. То, что появляется первым в этой стадии анализа, является, однако, не генитальным эдиповым желанием как таковым, а скорее отражением эго, страхом кастрации. Как правило, эта концентрация либидо на генитальной стадии является лишь временной, это - попытка достичь нового катексиса генитальных стремлений. Неспособное в данный момент справиться со страхом кастрации, либидо отступает и временно возвращается к своим патологическим (нарциссическим и прегенитальным) фиксациям. Этот процесс обычно повторяется много раз; каждая попытка проникновения в желания генитального инцеста сопровождается отступлением из-за страха кастрации. Результатом этого, из-за реактивации страха кастрации, является реабилитация старого механизма для связывания страха; т. е. либо появляются быстро проходящие симптомы, либо, что случается чаше, полностью реактивируется нарциссический механизм защиты. Естественно, аналитик всегда сначала берется за защитный механизм в своей интерпретации и таким образом все глубже и глубже прорабатывает инфантильный материал. С каждым продвижением в направлении генитальной стадии элементы тревоги нейтрализуются до тех пор, пока либидо в конце концов не останется сконцентрированным на генитальной позиции и тревога или прегенитальные и нарциссические желания постепенно не заменятся генитальными ощущениями и фантазиями переноса.*
Когда я представил отчет об этих исследованиях, то многие аналитики утверждали, что они не могут сказать, в какой момент фактический невроз принимает такую большую роль в анализе. Теперь на этот вопрос можно ответить: в той фазе анализа, когда были растворены существенные фиксации либидо, когда невротическая тревога перестала выливаться в симптомы и черты характера, ядро невроза - страх подавления - становится полностью реактивированным. На этой стадии, так как все превращается обратно в либидо, подлинный позитивный перенос развивается в полную силу. Пациент начинает мастурбировать с фантазиями из переноса. Остающиеся сдерживания и искажения фиксированной на инцесте генитальности могут быть устранены с помощью этих фантазий; таким образом, последовательно и систематически мы приближаемся к этой стадии анализа, когда сталкиваемся с задачей управления переносом. Однако прежде чем перейти к этой стадии, мы остановимся на некоторых клинически наблюдаемых деталях, касающихся концентрации либидо в переносе и генитальной области.
ВТОРИЧНЫЙ НАРЦИССИЗМ, НЕГАТИВНЫЙ ПЕРЕНОС И ПРОНИКНОВЕНИЕ В ЗАБОЛЕВАНИЕ
Ослабление, вместо разрушения, защитного панциря характера, необходимое для освобождения как можно большего количества либидо, временно делает эго полностью беспомощным. Это может быть описано как фаза разрушения вторичного нарциссизма. В этой фазе пациент действительно способствует анализу с помощью объектного либидо, которое тем временем стало свободным, и эта ситуация представляет для него вид детской защиты. Но разрушение реакций и иллюзий, которые придумывает эго для своего самоутверждения, вызывает у пациента сильные негативные противодействия анализу. Кроме того, с разрушением панциря инстинктивные силы снова получают свою первоначальную интенсивность и эго теперь чувствует себя зависимым от них. Все вместе эти факторы иногда могут сделать переходные фазы критическими: возникают суицидные тенденции; у некоторых шизоидных пациентов временами даже наблюдаются аутистичные регрессии. Компульсивные невротичные характеры оказываются самыми упорными в этом процессе. Последовательностью интерпретации и, в частности, ясной проработкой негативных волнений у пациента, аналитик, управляющий переносом, может довольно легко контролировать темп и интенсивность процесса.
В ходе разрушения реакций мужская потенция, если она еще есть, сильно ослабевает. Обычно я информирую пациентов об этом, чтобы избежать всплеска эмоций, который может быть очень сильным. Для ослабления шока от острого нарушения эрективной потенции таким пациентам желательно рекомендовать воздержание, как только декомпенсация проявится в некоторых показателях (усиление симптомов и тревоги, увеличенное беспокойство, возникновение страха кастрации в снах).
* В терминах оргонной биофизики, цель оргонной терапии - разрушение панциря таким образом, чтобы все биологические рефлексы и движения в конце концов объединились во всеобщем рефлексе оргазма и привели к ощущениям оргонного тока в гениталиях. Это делает возможным достижение оргазмической потенции.
Некоторые типы нарциссических характеров, которые отказываются признать компенсацию их страха импотенции, должны подвергнуться неприятному переживанию. И поскольку весьма часто возникают интенсивные нарциссические и негативные реакции, это переживание, как только проявляется страх кастрации, открывает путь декомпенсации вторичного нарциссизма.
Так как декомпенсация потенции это надежнейший показатель того, что страх кастрации становится аффективным переживанием и что панцирь характера разрушается, отсутствие нарушения потенции в ходе анализа эрективно-потентных пациентов означает, что пациент не был глубоко затронут. Конечно, этой проблемы в большинстве случаев не существует, так как у многих пациентов уже имеются нарушения потенции с самого начала лечения. Но есть и такие пациенты, которые сохраняют эрективную потенцию, поддерживаемую садизмом, а также такие, которые, не зная этого, имеют нарушение потенции, к примеру, слабую эрекцию или преждевременную эякуляцию.
До тех пор, пока пациент не осознает полное значение своего сексуального нарушения, анализ должен бороться против личности пациента в целом. В той степени, в которой анализ касается симптомов, от которых страдает пациент и в которые он поэтому проникает, на него можно рассчитывать как на союзника в борьбе с неврозом. С другой стороны, пациент, как правило, мало заинтересован в анализе своего базиса невротичной реакции, т. е. своего невротичного характера. Однако в ходе анализа его установка в отношении своего характера подвергается радикальному изменению. Он приходит к ощущению, что он болен; он полностью понимает, что его характер является базисом его симптомов, и включает в свое желание стать лучше устранение своего сексуального нарушения, поскольку он не ощущал это как беспокоящий симптом с самого начала. Таким образом, субъективно он зачастую чувствует себя более больным, чем до начала анализа, но он начинает стремиться к сотрудничеству в аналитической работе. Это стремление к сотрудничеству необходимо для успеха анализа. Стать способным к здоровой сексуальной жизни ( важность которой он узнал от аналитика или понял сам) - это главная мотивация его желания вылечиться.
Углубление осознания болезни и усиление чувства слабости является результатом последовательного анализа механизма нарциссической защиты и защиты эго. Хотя это увеличивающееся осознание ведет к усиленной защите, негативному переносу, содержанием которого будет ненависть к аналитику как к возмутителю невротического баланса, в пациенте уже <прорастают семена> противостоящей позиции, которая приносит анализу наиболее эффективную помощь. Теперь пациент вынужден полностью отдаться анализу; он начинает смотреть на аналитика как на помощника, как на единственного, кто может сделать ему хорошо. Это придает значительную силу решимости пациента при лечении. Эти установки тесно связаны с инфантильными тенденциями, страхом кастрации и инфантильной потребностью в защите.
УПРАВЛЕНИЕ ПРАВИЛОМ ПОЛОВОГО ВОЗДЕРЖАНИЯ
Если, с динамической и экономической точек зрения, анализ направляется к организации генитально-чувственного переноса, встает вопрос техники: как должно интерпретироваться и применяться правило воздержания? Должен ли пациент отказываться от любой формы сексуального удовлетворения? Если нет, то какие формы должны быть ограничены? Некоторые аналитики интерпретируют правило воздержания так, что половой акт должен быть запрещен всем, кроме пациентов, состоящих в браке. Эти аналитики, по-видимому, считают, что если не накладывается воздержание, необходимое подавление либидо в нужной концентрации при переносе не возникнет. Однако подобные запреты скорее предотвратят организацию позитивного переноса, чем будут способствовать ему. Не противоречит ли эта мера общим принципам аналитической терапии? Может быть, подобное ограничение автоматически усилит источник невротической ситуации, т. е. генитальную фрустрацию, вместо ее устранения? В случае сексуально робких женщин и эрективно импотентных мужчин ограничение полового акта сразу означало бы ошибку. Истина заключается в том, что вся концепция аналитической задачи заставляет нас осторожничать с помещением генитальности под давление временного запрещения, за исключением особых обстоятельств. Суть дела в следующем: регрессия и отклонение либидо от генитальной стадии прежде всего производят невроз; следовательно, освобождение либидо от его патологических пут и его концентрирование в генитальной области является первичной целью аналитической техники. Поэтому общее усилие должно быть направлено на устранение прегенитальной активности с помощью интерпретации, причем генитальным стремлениям позволяется развиваться с полной свободой. Я считаю, что генитальную мастурбацию следовало бы разрешить, - и многие опытные и непредубежденные аналитики согласны с этим. Только когда мастурбация или генитальный акт становятся сопротивлением, необходимо поработать с ними (как следовало бы сделать с любым сопротивлением) с помощью интерпретации и, в крайних случаях, с помощью ограничения. Последнее, однако, редко бывает необходимым. К подавляющему большинству наших пациентов, особенно женщин, не нужно применять никакой формы сексуального отказа при анализе. Когда пациент начинает мастурбировать, мы получаем первый надежный показатель нового катексиса генитальной стадии, реактивацию эротического реализма.
Во многих случаях подавление либидо действует как элемент, препятствующий анализу. Когда большое количество либидо концентрируется в генитальной области, интенсивные сексуальные возбуждения начинают препятствовать анализу. После того как содержание фантазии было истощено, начинается фаза сильных сексуальных потребностей, во время которой не производится никакой новый сексуальный материал. В таких случаях облегчение подавления либидо посредством мастурбации или полового акта оказывает освобождающий эффект и позволяет продолжить анализ. Поэтому мы видим, что правило полового воздержания должно применяться чрезвычайно гибко и быть подчинено принципу концентрации либидо в генитальной области.
Чувственный перенос, происходящий, когда либидо концентрируется в генитальной области, является, с одной стороны, мощнейшим средством освещения бессознательного материала, а с другой - помехой анализу. Генитальное возбуждение вызывает актуализацию генитального конфликта в целом, и некоторые пациенты отказываются, иногда довольно долго, признать переносную природу этого конфликта. В этой ситуации важно, что они учатся переносить генитальную фрустрацию и что они сконцентрировали нежные и чувственные стремления на одной цели. Из опыта мы узнаем, что пациенты, которые не прошли через такую фазу чувственного переноса генитальной природы, никогда полностью не преуспеют в организации генитального превосходства', факт, который, с точки зрения структуры либидо, влияет негативно на процесс лечения. Если это происходит, то при анализе не удается либо совершить фактическое освобождение генитальных стремлений от подавления, либо нейтрализовать чувство вины, которое исключает объединение нежного и чувственного стремлений. Показателями того, что эта попытка будет успешной, являются:
1. Генитальная мастурбация, свободная от чувства вины, с фантазиями генитального переноса и полученным удовлетворением. Когда пациент и аналитик одного пола - мастурбация с фантазиями, в которых аналитик фигурирует как объект влечения.
2. Фантазии инцеста, свободные от чувства вины. Отказ лучше всего может быть достигнут, если импульс полностью сознательный.
3. Генитальное возбуждение во время анализа (эрекция у мужчин; то, что этому соответствует, у женщин).
Активизация генитальности, являющаяся предпосылкой окончательной дезинтеграции невротичного характера и ведущая к организации черт генитального характера, достигается не внушением, а исключительно аналитическими методами, правильным управлением переносом, который имеет своей целью вышеупомянутую концентрацию либидо в генитальной области. Эта активизация достигается не во всех случаях, по причине возраста или хронического невроза. Это все еще не просто идеал; это - достижимая во многих случаях цель. С экономической точки зрения, активизация генитальности необходима, так как она составляет основу регулирования экономики либидо с помощью генитальной функции.
Опасность вовлечения пациента в щекотливые ситуации в случае, если его генитальность ничем не сдерживается, во время анализа практически равна нулю. Когда его невроз собирается побудить пациента сделать что-то вредное, нетрудно удержать его от этого, подвергая его мотивы полному анализу. Это, конечно, подразумевает, что аналитик управляет переносом с самого начала. В этой области субъективные оценки аналитика могут быть самыми разными: у одного аналитика не будет возражений, если молодой человек вовлечен в сексуальные отношения, но он же будет сильно возражать, если так сделает молодая девушка (двойные моральные стандарты в зависимости от пола). Другой аналитик не будет делать никаких подобных различий, так как этот шаг, более социально смелый со стороны девушки, нисколько не мешает анализу.
РАЗРУШЕНИЕ ПОЗИТИВНОГО ПЕРЕНОСА
Фрейд неоднократно подчеркивал, что, после того как был успешно организован невроз переноса, аналитик столкнется с задачей разрушения позитивного переноса, который в этот момент доминирует в анализе. Объектное либидо, которое было освобождено от таких негативных эмоций как ненависть, нарциссизм, упрямство, жалость к себе и т. д., <перенесено> с аналитика на другой объект, в соответствии с нуждами пациента. Все садистские и прегенитальные переносы можно ликвидировать, прослеживая их к инфантильному источнику, но это не может быть сделано в случае генитальности, так как генитальная функция является частью функции реальности в общем. Этот факт показателен для решимости пациента стать лучше; решимости, которая заставляет его двигаться в направлении реальной жизни и настаивает на выполнении его генитальных потребностей, что очень важно с точки зрения выздоровления*. Почему же прослеживание генитального переноса к желанию генитального инцеста не <растворяет> его, а просто освобождает его от фиксации инцеста, позволяя ему искать удовлетворения? Чтобы понять, почему это так, полезно вспомнить, что прослеживание переноса к инфантильной ситуации не <растворяет> катексис импульса, а смещает катексис либидо из анальной области в генитальную. Подобный качественный сдвиг невозможен в прослеживании генитального переноса к первичной ситуации, так как генитальная стадия представляет высшую стадию либидо в продвижении к излечению.
При разрушении переноса зачастую возникают огромные трудности, особенно у пациентов противоположного пола. Либидо отказывается выпускать их из своих рук и, в некоторых случаях в течение нескольких месяцев подряд, сводит на нет все попытки разрушить перенос. Какова же причина <липкости> либидо?
1. Следы неутраченного чувства вины, которые до сих пор соответствуют бессознательному садизму против объекта детства.
2. Тайная надежда, что аналитик все же выполнит требования любви.
3. След не генитальной, а инфантильной привязанности к аналитику как представителю матери-защитницы. Эта привязанность - неизбежный результат самой аналитической ситуации. Также как последние следы садистских импульсов проработаны в анализе чувства вины, так и следы либидной фиксации прегенитального характера прорабатываются в анализе <липкости>, происходящей из инфантильной фиксации на матери.
4. На последних стадиях анализа у пациентов, особенно у девушек и несчастливых в браке женщин, возникает страх перед надвигающейся сексуальной жизнью. Эта опережающая реакция обнаруживается либо как примитивный страх коитуса, либо как зависимость от социальных норм, определенных моногамной идеологией и ее требованиями целомудрия. Последнее требует особенно полного анализа, который обнаруживает сильную идентификацию с моногамной матерью, требующей целомудрия. Подобные страхи могут быть также прослежены к чувству неполноценности, возникающему из женской зависти к пенису. Вдобавок существует рациональный, полностью оправданный страх столкновения с сексуальными трудностями в обществе. Мужчины часто сталкиваются с тем, что, организовав единство между привязанностью и чувственностью, они становятся неспособными к сношению с проститутками. Если они немедленно не женятся, им нелегко будет найти партнера, который удовлетворит как их привязанность, так и чувственность.
Эти и множество других условий делают для пациента трудным отделение от аналитика. Пациент будет очень часто удовлетворять свою чувственность с объектом, которого он не любит, так как его привязанность направлена на аналитика. Хотя эта привязанность осложняет нахождение пациентом подходящего объекта во время анализа, наилучшие результаты получаются тогда, когда пациент, мужчина или женщина, находит себе партнера до завершения анализа. Если нахождение партнера во время анализа произошло не слишком рано, т. е. не перед проработкой позитивного переноса, и если аналитик никоим образом не влияет на пациента ( не заставляет его или ее выбирать партнера), не может быть сомнения в преимуществе подобного завершения лечения. Существуют, конечно, сложности социальной природы. Но их обсуждение вывело бы нас за рамки этой книги.
* Широко обсуждаемая проблема <воли к выздоровлению> не так сложна, как кажется. Каждый пациент сохраняет достаточное количество элементарных стремлений в отношении любви и наслаждения жизнью. Эти стремления являются наиболее существенной помощью усилиям аналитика.
НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О КОНТР-ПЕРЕНОСЕ
Темперамент любого аналитика является важным фактором при лечении каждого конкретного пациента, поскольку перед аналитиком стоят задачи использования своего собственного бессознательного как некоторого приемного аппарата для <настройки> на бессознательное анализируемого пациента и работы с его темпераментом. Восприимчивость аналитика к незнакомому бессознательному и его способность адаптироваться к любой аналитической ситуации позволяют ему увеличивать свои знания.
Фрейд рекомендовал аналитику занять беспристрастную позицию и позволить себе удивляться каждому новому повороту анализа. Эта рекомендация, на первый взгляд, противоречит систематическому анализу сопротивления и строгому установлению особой техники в каждом конкретном случае. Можно ли, заняв пассивную беспристрастную позицию, в то же время продолжать анализ логическим, направляющим и систематическим образом? Некоторые мои коллеги ошибочно пытаются решать новые задачи анализа характера обдумыванием структуры случая.
Истина заключается в том, что занятие беспристрастной позиции и последовательный анализ сопротивления не противоречат друг другу: управление сопротивлениями и переносом осуществляется автоматически как реакция на процесс в пациенте. Нет необходимости в напряженных размышлениях о структуре конкретного случая. Когда материал в динамическом значении предлагается одновременно из различных слоев бессознательного, аналитик непроизвольно выберет один элемент вместо другого. Не размышляя много об этом, он проанализирует защиту эго до подавленного содержания. Когда аналитик начинает ломать голову о структуре и технических требованиях случая, то либо он имеет дело с принципиально новым и непривычным типом, либо его бессознательное каким-то образом закрыто для материала, предлагаемого пациентом. Фрейд был прав, говоря, что аналитик должен быть открыт неожиданностям. Однако кроме этого он должен иметь способность очень быстро приспособлять неожиданно возникшее новое к общему контексту терапевтического процесса. Если с самого начала анализ был развернут в соответствии со структурой случая и на основе сопротивлений переносу, если аналитик не прибегает к интерпретациям, которые слишком глубоки и слишком преждевременны, то включение нового материала происходит почти автоматически. Причина этого состоит в том, что потенциальные элементы бессознательного не возникают произвольным образом. Их возникновение определяется ходом самого анализа и предполагает, что аналитический материал и сопротивления, перемешанные друг с другом в самом начале анализа, постепенно приводятся в определенный порядок. Повторю, что это просто вопрос систематического анализа сопротивления.
Довольно очевидно, что способность аналитика занимать гибкую позицию в своей работе, вникать в суть случая интуитивно, без увязания в интеллектуально приобретенных знаниях, будет зависеть от его характера таким же образом, как и способность анализируемого <допустить аналитика к себе> определяется степенью разрушения панциря его характера.
Не вдаваясь в теорию вопроса, проиллюстрируем проблему контр-переноса несколькими типичными примерами. Обычно из хода лечения можно узнать, является ли (и если да, то в какой области) позиция аналитика ошибочной, что объясняется его собственными психологическими проблемами. Тот факт, что некоторые случаи никогда не продуцируют аффективный негативный перенос, должен приписываться блокировке не столько пациента, сколько аналитика. Аналитик, который не устранил подавление своих собственных агрессивных стремлений, будет неспособен удовлетворительно выполнить эту работу по отношению к своим пациентам и может даже развить аффективную нерасположенность к формированию точной интеллектуальной оценки важности анализа негативного переноса. Из-за своей агрессии аналитик будет рассматривать как провокацию агрессию пациента, которая должна быть возбуждена. Он либо не заметит негативные импульсы в пациенте, либо существенным образом затруднит их проявление. Он может даже усилить агрессию чрезмерной дружественностью к пациенту. Пациент быстро чувствует подобные установки со стороны аналитика и полностью использует их в отражающих силах. Аффект-блок или чрезмерно заботливое поведение со стороны аналитика является явным знаком того, что он выражает свою собственную агрессию.
То же самое означает и характерологическая неспособность аналитика справиться с сексуальными проявлениями пациента, т. е. его или ее позитивным переносом, не вовлекаясь в него эмоционально. Можно наблюдать, что собственный страх аналитика перед чувственными и сексуальными проявлениями пациента часто очень сильно мешает лечению. При нормальных аналитических условиях генитальные потребности пациента в любви проявляются в переносе. Если сам аналитик слабо разбирается в сексуальных вопросах или не имеет, по крайней мере, сексуально утвердительной интеллектуальной ориентации, его работа как аналитика будет определенно страдать. Нет нужды говорить, что чрезвычайно вероятно, что аналитик, сам испытывающий недостаток сексуального опыта, не сможет понять фактические трудности сексуальной жизни пациента. Следовательно, обучающийся психоанализу должен выполнять, подвергаясь анализу во время своего тренировочного периода, по крайней мере те же требования, которые предъявляются к пациенту. Сексуально обеспокоенный или неудовлетворенный аналитик не только с трудом сможет контролировать свой позитивный контр-перенос; он обнаружит все возрастающую сложность в борьбе с провокацией его собственных сексуальных потребностей сексуальными проявлениями пациента. Принимает ли аналитик сознательно эти трудности или отвергает, что он должен бороться с ними, не играет существенной роли, так как пациент обязательно почувствует бессознательное отрицание аналитика и, следовательно, не сможет избавиться от своих собственных сексуальных запретов. Аналитик, конечно же, имеет право жить своей собственной жизнью. Но остается фактом, что если он бессознательно придерживается жестких моральных принципов (а это пациент всегда ощущает), если, не зная того, он подавил полигамные тенденции или некоторые типы любовной игры, он сможет иметь дело лишь с очень немногими пациентами и будет склонен рассматривать некоторые естественные элементы поведения как инфантильные.
Аналитики, которые переживают переносы своих пациентов существенно нарциссическим образом, склонны интерпретировать их проявления любви как знаки личного любовного отношения. По той же самой причине часто случается, что критицизм и недоверие пациента адекватно не прорабатываются.
Аналитики, которые в недостаточной степени контролируют свой собственный садизм, легко впадают в хорошо известное <аналитическое молчание>, несмотря на тот факт, что для этого нет никаких веских причин. Они рассматривают самого пациента как врага, который <не хочет становиться хорошим>. Угроза прекратить анализ и возникновение тупиковой ситуации являются результатом не столько неудовлетворительной техники аналитика, сколько недостатка терпения. Из-за этого техника не позволяет ему реализовать множество возможностей.
Явной ошибкой является интерпретация общего аналитического правила (аналитик должен быть <чистым листом бумаги>, на котором пациент записывает свой перенос) в том смысле, что нужно всегда и в каждом случае занимать позицию подобно мумии. В таких условиях многие пациенты обнаруживают, что им трудно <выйти из своей раковины>, факт, который позже сделает необходимым искусственные, неаналитические меры. Ясно, что с агрессивным пациентом нужно обходиться не так, как с мазохистом, а с перевозбужденным истерическим пациентом - не так, как с депрессивным пациентом. Кроме того, аналитик должен менять свою позицию по отношению к одному и тому же пациенту в зависимости от ситуации.
Несмотря на то, что аналитик не может и не должен сдерживать свой особый темперамент и должен быть внимателен к этому, решая, к каким пациентам он лучше всего подходит, следует тем не менее потребовать от него, чтобы его индивидуальность держалась под контролем, т. е. была управляема.
Таким образом, те требования, которые мы накладываем на аналитика, соизмеримы с трудностями, с которыми он может столкнуться. Кроме того, он всегда должен помнить, что его профессиональная деятельность находится в острой оппозиции к большинству в обычном обществе и что он будет преследоваться, подвергаться насмешкам и клевете, если не будет делать уступки социальному порядку, противостоящему требованиям терапии невроза.
Часть II
ТЕОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ХАРАКТЕРА
До сих пор мы шли по пути исследования, жестко диктуемому аналитической практикой. Положив в основу экономический принцип аналитической терапии, мы приблизились к характеро-аналитическим проблемам, связанным с <нарциссическим барьером>. Мы решали некоторые технические задачи и в процессе этого обнаружили, что столкнулись с новыми теоретическими вопросами. Основной тезис нашей практики, как бы он ни менялся от случая к случаю, состоял в том, что нарциссический панцирь связан определенным образом с сексуальными конфликтами в детстве. Сейчас перед нами стоит задача подробного исследования этих связей. Изменения, происходящие в патологических установках характера, подчинены определенной логике. Я имею в виду развитие от структуры невротичного характера к той структуре, природа которой определяется достижением генитального превосходства. По этой причине мы называем это генитальным характером. В данной части книги мы опишем множество различных характеров, среди которых особо выделим мазохистский, исследование которого приведет нас к критике новой теории инстинктов.
Глава 7
ХАРАКТЕРОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗРЕШЕНИЕ ИНФАНТИЛЬНОГО СЕКСУАЛЬНОГО КОНФЛИКТА
Психоаналитические знания дают возможность обогатить теорию характера фундаментально новыми взглядами и сделать новые выводы на их основе. В процессе исследования используются:
1. Теория бессознательных механизмов.
2. Исторический подход.
3. Теория динамики и экономики психических процессов.
СОДЕРЖАНИЕ И ФОРМА ПСИХИЧЕСКИХ РЕАКЦИЙ
С самого начала психоаналитические методы снабдили исследование характера свежим подходом. Фрейд был пионером в этой области. Он продемонстрировал, что определенные черты характера могут быть объяснены исторически как постоянные превращения первичных инстинктивных импульсов под влиянием внешней среды. Он указал, к примеру, что скаредность, педантичность и аккуратность - это производные анальных инстинктивных сил. Позже Джонс и Абрахам внесли важный вклад в теорию характера, выявив связи между чертами характера и инфантильными инстинктивными силами, например, между завистью и честолюбием и уретральным эротизмом. В этих первых попытках предметом объяснения была инстинктивная основа типичных личностных черт характера. Однако проблемы, связанные с запросами обычной терапии, более обширны. Мы имеем дело с альтернативой исторического и динамико-экономического понимания характера как целостного образования (как в общем, так и в терминах типологических превращений) или возможностью лечения большого числа пациентов, у которых должна быть устранена основа характеро-невротической реакции.
Так как характер пациента в своих типичных способах реакции оказывает сопротивление раскрытию бессознательного (сопротивление характера), может быть доказано, что во время лечения эта функция характера отражает свой источник. Причины типичных реакций человека в повседневной жизни и при лечении совпадают с теми, которые не только определили структуру характера, но и объединили и сохранили способ реакции с тех пор, как он был установлен и сформирован в автоматическом механизме, не зависящем от сознательной воли.
Поэтому в данной проблеме важно не содержание или природа той или иной черты характера, а механизм и происхождение типичного способа реакции. И если до сих пор мы объясняли генетически содержания переживаний, а также невротические симптомы и черты характера, то теперь мы в состоянии дать объяснение формальной проблеме: способу, с помощью которого испытываются переживания, и способу возникновения невротических симптомов. Я твердо убежден, что мы прокладываем путь к пониманию того, что можно назвать основным свойством личности.
В народе говорят о жестких и мягких, благородных и низменных, гордых и раболепных, холодных и теплых людях. Психоанализ этих различных характеристик доказывает, что они являются просто различными формами панциря эго против опасностей внешнего мира и подавленных инстинктивных потребностей ид. Этиологически, за чрезмерной вежливостью одного человека может скрываться столько же страха, как и за грубой, а иногда и жестокой реакцией другого. Разница в обстоятельствах заставляет одного человека обращаться со своим страхом одним способом, а другого - другим. С помощью таких терминов, как пассивно-женственный, параноидально-агрессивный, компульсивно-невротический, истерический, генитально-нарциссический и других, психоанализ просто различает типы реакции по грубой схеме. Сейчас важно понять, что вообще относится к структуре характера, и сказать несколько слов об основных условиях, ведущих к широкой дифференциации типов характера.
СТРУКТУРЫ ХАРАКТЕРА
Следующий вопрос, который мы должны рассмотреть, касается факторов, заставляющих характер принимать определенную форму, в которой он действует. В этой связи необходимо вспомнить некоторые атрибуты любой реакции характера. Характер заключается в хроническом изменении эго, которое можно описать как закаливание. Это закаливание является фактической основой для установления способа реакции характера; его цель состоит в защите эго от внешних и внутренних опасностей. Как защитная структура, ставшая хронической, она получила название <панцирь>, так как она представляет собой ограничение психической подвижности личности. Это ограничение смягчается нехарактерологическими, т. е. нетипичными, связями с внешним миром, которые кажутся открытыми коммуникациями в закрытой системе. (Это - бреши в панцире, через которые, в зависимости от ситуации, либидозные и другие интересы выпускаются и снова втягиваются обратно.) Однако сам панцирь должен пониматься как нечто гибкое. Его способ реакции всегда соответствует принципу удовольствия-неудовольствия. В неприятных ситуациях панцирь сжимается; в приятных - расширяется. Степень гибкости характера, способность открывать себя внешнему миру или закрывать себя от него в зависимости от ситуации, составляет различие между ориентированной на реальность и невротической структурой характера. Крайние прототипы патологически ри-гидных панцирей - это аффективно-блокированные компульсивные характеры и шизофренический аутизм, оба имеющие тенденцию к кататонической ригидности.
Формирование панциря характера происходит в результате противоречия между инстинктивными потребностями и внешним миром, фрустрирутощим
эти потребности. Панцирь формируется вокруг эго, т. е. той части личности, которая лежит на границе между биофизиологической инстинктивной жизнью и внешним миром. Мы называем это характером эго.
В ядре окончательной структуры панциря мы регулярно обнаруживаем при анализе конфликт между желаниями генитального инцеста и фактической фрустрацией их удовлетворения. Формирование характера начинается как определенная форма преодоления эдипова комплекса. Условия, ведущие именно к такому разрешению, - особенные, т. е. они специфически связаны с характером. Эти условия соответствуют преобладающим социальным обстоятельствам, которым подвергается детская сексуальность. Если эти обстоятельства меняются, то меняются как условия образования характера, так и структуры характера. Поскольку существуют другие способы разрешения конфликта, простое подавление и образование инфантильного невроза не является определяющим условием развития личности. Если мы попытаемся определить, что общего в этих условиях, мы обнаружим, с одной стороны, чрезвычайно сильные генитальные желания, а с другой - относительно слабое эго, которое из-за страха наказания ищет защиту путем подавлений. Подавление ведет к сдерживанию импульсов, которое, в свою очередь, угрожает простому подавлению полным прорывом подавленных импульсов. Результатом является трансформация эго, т. е. развитие установок, которые можно обобщить термином <робость>. И хотя это лишь первое приближение характера, существуют решающие последствия для его формирования. Робость или связанная с ней установка эго составляет ограничение эго. Но в отражении опасных ситуаций, которые могли возбудить подавление, подобная установка также усиливает эго.
Однако оказывается, что эта первая трансформация эго, к примеру робость, недостаточна для овладения инстинктом. Наоборот, это легко приводит к развитию страха и всегда становится поведенческой основой фобий детства. Для того чтобы поддерживать подавление, становится необходимой дополнительная трансформация эго: подавления должны быть скреплены, эго должно огрубеть, защита должна принять постоянно действующий, автоматический характер. И поскольку подавленные материалы выражаются в страхе (кроме того, сам страх грозит ослабить эго), постольку должно быть создано защитное образование против страха. Движущей силой всех этих мер, предпринятых эго, является сознательный или бессознательный страх наказания, поддерживаемый доминирующим поведением родителей и учителей. Таким образом, мы имеем кажущийся парадокс: страх заставляет ребенка хотеть избавиться от своего страха.
В сущности, либидно-экономическое вынужденное огрубление эго происходит на основе трех процессов:
1. Отождествление с фрустрирующей реальностью, представленной в лице главной подавляющей личности.
2. Появление агрессии, мобилизованной против подавляющей личности и продуцирующей страх.
3. Возникновение реактивных установок против сексуальных стремлений, т. е. использование энергии этих стремлений для их отражения.
Первый процесс дает панцирю его осмысленное содержание. Аффективный блок компульсивного пациента имеет не только смысл <Я должен управлять собой, как говорил мне мой отец>, но также смысл <Я должен сохранить мое наслаждение и стать равнодушным к запретам моего отца>.
Второй процесс, вероятно, связывает самый существенный элемент агрессивной энергии и таким образом создает сдерживающий фактор характера.
Третий процесс отбирает определенное количество либидо из подавленных либидных влечений так, что их интенсивность ослабляется. Позже эта трансформация не просто устраняется; она делается излишней путем блокирования оставшейся энергии в результате ограничений подвижности, удовлетворения и общей производительности.
Следовательно, панцирь эго возникает в результате страха наказания за счет энергии ид и содержит запреты и нормы родителей и воспитателей. Только таким образом образование характера выполняет свою экономическую функцию снятия угрозы репрессий и, кроме того, усиления эго. Однако это еще не все. Если этому панцирю, по крайней мере временно, удается отражать импульсы изнутри, он блокирует не только внешние стимулы извне, но и воспитательное влияние. За исключением случаев сильно развитого упрямства, эта блокировка не исключает способности к учению и повиновению. Правда, эти способности, к примеру, в пассивно-женственном характере, могут комбинироваться с сильнейшим внутренним сопротивлением. У одного человека панцирь формируется на поверхности личности, у другого - в ее глубине. В последнем случае внешнее и очевидное проявление личности является не реальным, а показным ее выражением. Толщина панциря зависит от условий регрессии и фиксации и составляет второстепенный аспект проблемы дифференциации характера.
Если панцирь характера появляется в результате сексуального конфликта в детстве и определенного пути, по которому он развивался, то он становится основой последующих невротических конфликтов и симптоматических неврозов. В большинстве случаев такой сформировавшийся панцирь становится основой реакции невротического характера. Ниже мы обсудим это более подробно. Пока же я ограничусь кратким резюме.
Личность, чья структура характера исключает возможность сексуально-экономического регулирования энергии, в дальнейшем обязательно столкнется с невротическим заболеванием. Таким образом, основными условиями возникновения болезни являются не сексуальный конфликт в детстве и не эдипов комплекс как таковой, а тот путь, по которому они развивались. Однако, так как путь развития этих конфликтов в основном определяется природой самого семейного конфликта (интенсивность страха наказания, свобода удовлетворения инстинктов, характер родителей и т. д.), развитие эго маленького ребенка, вплоть до эдиповой фазы и включая ее, определяет окончательно, станет ли человек невротиком или достигнет регулируемой сексуальной экономики на основе социальной и сексуальной потенции.
Реакции невротичного характера означают, что это зашло слишком далеко и позволило эго стать ригидным, что исключилась возможность достижения регулируемой сексуальной жизни и сексуального переживания. Бессознательные инстинктивные силы, таким образом, лишены какой-либо энергетической разрядки, и сексуальный стаз не только сохраняется, но и постоянно увеличивается. Можно отметить устойчивое развитие формаций характера (аскетическая идеология и т. д.), направленных против сексуальных потребностей, возникших в связи с конфликтами в важных жизненных ситуациях. Таким образом, возникает цикл: стаз увеличивается и ведет к образованию новой реакции точно так же, как и его фобические предшественники. Однако стаз всегда растет быстрее, чем панцирь, до тех пор пока образование реакции не перестанет соответствовать удержанию психического напряжения под контролем. Именно в этот момент подавленные сексуальные желания прорываются и немедленно отражаются образованием симптома (фобии или эквивалентного ей).
В этом невротическом процессе различные защитные установки перекрываются и перемешиваются. Таким образом, в поперечном срезе личности мы обнаруживаем тесную связь реакций характера, которые, в терминах развития и времени, принадлежат к разным периодам. В фазе окончательного распада эго поперечный срез личности напоминает участок земли после вулканического извержения, которое разбросало массы камней, относящихся к разным геологическим слоям. Однако не представляет особой трудности понять основное значение и механизм всех реакций характера. Однажды распознанные и понятые, они ведут прямо к основному инфантильному конфликту.
УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ХАРАКТЕРА
Какие же данные позволят нам понять, что составляет разницу между здоровым и патологическим панцирем? Наше исследование формирования характера останется чистой теорией до тех пор, пока мы не ответим на этот вопрос с определенной степенью конкретности, предложив тем самым путеводную линию в области воспитания. С точки зрения преобладающей сексуальной морали, выводы, следующие из наших исследований, поставят воспитателя, который хочет вырастить здоровых мужчин и женщин, в очень трудное положение.
Для начала хочу еще раз подчеркнуть, что формирование характера зависит не просто от факта противоречия между инстинктом и фрустрацией, но также от того, каким образом это происходит, от стадии развития, во время которой случаются конфликты, и от того, какие инстинкты задействованы.
Для лучшего понимания ситуации давайте попытаемся составить схему из огромного изобилия условий, влияющих на формирование характера. К. ним относятся:
1) фаза, в которой фрустрируется импульс;
2) частота и интенсивность фрустраций;
3) импульсы, против которых главным образом направлена фрустрация;
4) соотношение между индульгенцией и фрустрацией;
5) пол человека, главным образом ответственный за фрустраций;
6) противоречия в самих фрустрациях.
Все эти условия определяются преобладающим социальным порядком, касающимся воспитания, морали и удовлетворения потребностей, и, в конечном итоге, преобладающей экономической структурой общества.
Целью будущей профилактики неврозов является формирование характеров, которые не только дают эго достаточную поддержку против внутреннего и внешнего мира, но также рассматривают социальную и сексуальную свободу движения как необходимую для психической экономики. Итак, для начала мы должны понять основные последствия каждой фрустраций в удовлетворении инстинктов ребенка.
Каждая фрустрация, накладываемая современными методами воспитания, заталкивает либидо обратно в эго и, следовательно, усиливает вторичный нар-циссизм.*
* Выражаясь языком оргонной биофизики, продолжительная фрустрация естественных потребностей ведет к хроническому сжатию биосистемы (мышечный панцирь, возникновение симптомов и т. д.). Конфликт между сдерживаемыми первичными влечениями и панцирем ведет к вторичным, антисоциальным стремлениям (садизм и т. д.), в ходе прорыва панциря первичные биологические импульсы трансформируются в деструктивные садистские импульсы.
Это само по себе составляет характерную трансформацию эго, что выражается в робости и увеличении чувства страха. Если, как это обычно бывает, к человеку, ответственному за фрустрацию, испытывается любовь, то одновременно в отношении этого человека развивается амбивалентная позиция. Ребенок принимает всей душой определенные черты характера этого человека, причем как раз именно те черты, которые направлены против его собственного инстинкта. Затем инстинкт подавляется несколько другим образом.
Тем не менее, эффект, оказанный на характер фрустрацией, сильно зависит от того, когда фрустрируется импульс. Если он подвергается фрустрации на первоначальных стадиях развития, подавление всегда достигает своей цели. Хотя победа и достигнута, импульс не может быть ни сублимирован, ни сознательно удовлетворен. К примеру, преждевременное подавление анального эротизма мешает развитию анальных сублимаций и подготавливает путь для формирования анальной реакции. Более важным в терминах характера является тот факт, что исключение импульса из структуры личности нарушает ее деятельность в целом. Это можно увидеть, к примеру, у детей, чья агрессия и двигательное наслаждение преждевременно сдерживаются; их дальнейшая работоспособность будет из-за этого снижена.
На вершине своего развития импульс не может быть полностью подавлен. Фрустрация в этот момент больше схожа с созданием неразрешимого конфликта между сдерживанием и импульсом. Если полностью развитый импульс наталкивается на внезапную, неожиданную фрустрацию, это ложится в основу развития импульсивной личности. В этом случае ребенок не принимает запрещение полностью. Тем не менее у него развивается чувство вины, которое, в свою очередь, усиливает импульсивные действия, пока они не станут компульсивными. Так, у импульсивных психопатов мы обнаруживаем бесформенную структуру характера, не заботящуюся о достаточном панцире против внутреннего и внешнего мира. Характеристикой импульсивного типа является то, что образование реакции не используется против импульсов; скорее сами импульсы (главным образом - садистские) используются как защита против воображаемых опасных ситуаций и опасности, возникающей из импульсов. Так как в результате расстройства генитальной структуры экономика либидо находится в плохом состоянии, сексуальный стаз иногда увеличивает страх и, вместе с ним, реакции характера, часто ведущие к различного рода крайностям.
Противоположностью импульсивного характера является характер инстинктивно-сдержанный. Точно так же как импульсивный тип характеризуется расслоением между полностью развитым инстинктом и внезапной фрустрацией, инстинктивно-сдержанный тип характеризуется накоплением фрустрации и других сдерживающих инстинкты воспитательных мер с начала и до конца своего инстинктивного развития. Соответствующий ему панцирь характера имеет тенденцию к ригидности, значительно ограничивает психическую гибкость личности и формирует основу реакции для депрессивных состояний и сдерживаемой агрессии. Но это ведет к превращению человеческих существ в обычных, послушных граждан. В этом заключается его социологическое значение.
Пол и характер личности, главным образом ответственные за воспитание, имеют величайшее значение для дальнейшей сексуальной жизни.
Мы ограничим очень сложное влияние, оказываемое авторитарным обществом на ребенка тем фактом, что в системе воспитания, основанной на семьях, родители действуют как главные душеприказчики общественного влияния. Из-за обычно бессознательной сексуальной установки родителей в отношении своих детей, происходит так, что отец имеет более сильную расположенность к дочери и менее склонен к ее ограничению и строгому воспитанию, в то время как мать испытывает то же самое в отношении сына. Таким образом, половое отношение определяет, в большинстве случаев тот факт, что родитель одинакового с ребенком пола становится наиболее ответственным за воспитание ребенка. Исключая первые годы жизни ребенка, когда среди большинства работающего населения мать берет на себя основную ответственность за воспитание, можно сказать, что преобладает идентификация с родителем того же пола, т. е. у дочери развиваются материнские, а у сына - отцовские эго и супер-эго. Правда, из-за особенностей некоторых семей или характеров родителей наблюдаются частые отклонения от этого правила. Мы отметим некоторый типичный фон для каждого из этих нетипичных отклонений.
Давайте начнем с рассмотрения отношений в случае мальчиков. При обычных обстоятельствах, т. е. когда у мальчика развивается простой эдипов комплекс, когда мать больше расположена к нему и фрустрирует его меньше, чем отец, он будет идентифицировать себя с отцом и продолжит развиваться по мужскому пути. Если, с другой стороны, мать имеет строгую, <мужскую> личность, если от нее исходят существенные фрустрации, мальчик будет отождествлять себя главным образом с ней, в зависимости от эрогенной стадии, в которой на него накладываются главные материнские ограничения, и будет развивать идентификацию с матерью на фаллической или анальной основе. При фаллической идентификации с матерью обычно развивается фаллическо-нар-циссический характер, направленный главным образом против женщин (месть за строгую мать). Эта установка является защитой характера против глубоко подавленной первоначальной любви к матери, любви, завершившейся разочарованием. То есть любовь была трансформирована в саму установку характера, из которой она, тем не менее, может быть освобождена при помощи анализа.
При идентификации с матерью на анальной основе характер становится пассивным и женственным - в отношении женщин, но не в отношении мужчин. Подобные идентификации часто составляют основу мазохистских извращений с фантазиями о строгой женщине. Этот путь формирования характера обычно служит зашитой против фаллических желаний, которые, в течение короткого времени в детстве, были устремлены к матери. Страх кастрации матерью усиливает анальную идентификацию с ней. Анальность - это специфическая эрогенная основа формирования именно такого характера.
Пассивно-женственный характер у мужчин всегда основывается на идентификации с матерью. Так как в этом типе мать является фрустрирующим родителем, она является также объектом страха, который зарождает эту установку. Существует, однако, еще один тип пассивно-женственного характера, который порождается чрезмерной строгостью со стороны отца. Это происходит следующим образом: боясь освобождения генитальных желаний, мальчик отступает с мужской фаллической позиции к женственно-анальной позиции, здесь он идентифицирует себя со своей матерью и адаптирует пассивно-женственную установку сначала в отношении отца. а затем в отношении всех авторитетных людей. Преувеличенная вежливость и угодливость, мягкость, наряду со склонностью к скрытному поведению, - вот характеристики этого типа. Он использует свою установку для отражения активных мужских стремлений и для отражения, прежде всего, своей подавленной ненависти к отцу. Имея фактически женственно-пассивный характер (идентификация с матерью в эго), он идентифицировал себя со свои отцом в своем эго-идеале (идентификация с отцом в супер-эго и эго-идеале. Однако он не способен осознать эту идентификацию из-за того, что испытывает недостаток фаллической установки. Он всегда будет женственным и всегда будет хотеть стать мужественным. Комплекс выраженной неполноценности, результат напряжения между женственным эго и мужественным эго-идеалом, всегда будет ставить печать угнетения (иногда покорности) на его личность. В подобных случаях, как правило, наблюдается сильное нарушение потенции.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги