Когда панцирь характера разрушен в результате анализа, то связанная агрессия, как правило, первой поднимается к поверхности.
Затем эта агрессия преобразуется в страх. Аналогична ли связь между страхом и агрессией связи между страхом и сексуальным возбуждением? На этот вопрос нелегко ответить.
Начнем с того, что наши клинические исследования обнаружили множество интересных фактов. Сдерживание агрессии и психический панцирь сочетаются с повышенным тонусом; иногда даже возникает ригидность мускулатуры конечностей и туловища. Аффектно-блокированные пациенты лежат на кушетке, одеревеневшие, совершенно ригидные и неподвижные. Непросто осуществить изменение в этом виде мышечного напряжения. Если аналитик пытается убедить пациента расслабиться, мышечное напряжение заменяется неугомонностью. В других случаях мы наблюдаем, что пациенты совершают различные непроизвольные движения, сдерживание которых немедленно зарождает чувство страха. На основании этих наблюдений Ференци вдохновился на разработку своей <активной техники вмешательства>. Он обнаружил, что сдерживание хронических мышечных реакций увеличивает застой. Мы согласны с этим, но мы чувствуем, что из этих наблюдений можно было вывести нечто большее, чем количественные изменения возбуждения. Это - вопрос функциональной идентичности между панцирем характера и мышечным гипертонусом или мышечной ригидностью. Любое увеличение мышечного тонуса и ригидность есть показатели того, что вегетативное возбуждение, страх или сексуальные ощущения заблокированы. Когда возникают сексуальные ощущения, некоторым пациентам удается устранить или ослабить их с помощью моторной активности. Это же верно и для поглощения чувства страха. В этой связи можно вспомнить огромную важность моторной активности в детстве для расходования энергии.
Часто наблюдается разница в состоянии мышечного напряжения до и после того, как жесткое подавление было устранено. Обычно, когда пациенты находятся в состоянии сопротивления, т. е. когда мысль или инстинктивный импульс исключаются из сознательного, они ощущают напряжение в верхней части бедер, мышцах ягодиц и так далее. Если им удается преодолеть это сопротивление самостоятельно или же оно устраняется аналитиком с помощью правильной интерпретации, они испытывают огромное облегчение. О подобном состоянии пациент однажды сказал: <Это похоже на переживание сексуального удовлетворения>.
Мы знаем, что каждое воспоминание о содержании подавленной мысли также приносит психическое облегчение. Как происходит это облегчение? Мы всегда утверждали, что оно происходит путем разрядки ранее сдерживаемой энергии. Давайте оставим в стороне облегчение и чувство удовлетворения, связанные с каждым новым достижением. Психическое расслабление и напряжение не могут существовать без соматического представления, так как напряжение и расслабление - это биопсихические состояния. До сих пор, очевидно, мы просто переносили эти концепции в психическую сферу. Теперь нужно доказать, что мы имели право так делать. Но было бы неверным говорить о переносе физиологических концепций в психическую сферу, так как речь идет о реальном единстве психической и соматической функций.
Каждый невротик страдает мышечной дистонией, и любое лечение непосредственно проявляется в <расслаблении> или улучшении мышечного тонуса. Этот процесс лучше всего наблюдается в компульсивном характере. Его мышечная ригидность выражается в неуклюжести; в неритмичных движениях (в частности, при половом акте), в недостатке мимики, типичной натянутости лицевых мышц, что часто придает ему маскоподобное выражение. Общим для этого типа характера является и складка от нижней части носа к уголку рта, а также определенная жесткость в выражении глаз из-за ригидности мышц век. Мышцы ягодиц почти всегда напряжены. У типичного компульсивного характера развивается общая мышечная ригидность; у других пациентов эта ригидность сочетается с вялостью других мышечных областей, которая, однако, не означает расслабления. Это можно часто наблюдать в пассивно-женственных характерах. Конечно, мышечная ригидность наблюдается при кататонии, что свидетельствует о полностью сформированном психическом панцире.
Однако психическая ригидность переболевших энцефалитом - это отнюдь не выражение мышечной ригидности. Мышечная ригидность и психическая ригидность едины, они служат признаком нарушения вегетативного самовыражения биологической системы. Остается открытым вопрос, являются ли сами по себе экстрапирамидные нарушения результатом чего-то действующего на первичном уровне, что уже нанесло ущерб всему вегетативному аппарату, а не только задействованным органам. Механистическая неврология, к примеру, объясняет спазм анального сфинктера продолжительным возбуждением относящихся к нему нервов. Различие между механистически-аналитической и функциональной точками зрения здесь может быть легко продемонстрировано: секс-экономика рассматривает нервы только как передатчики общего вегетативного возбуждения.
Спазм анального сфинктера, являющийся причиной многих очень серьезных кишечных нарушений, обуславливается страхом дефекации, приобретенным в детстве. Объяснение этого на основе удовольствия, получаемого от сдерживания действия кишечника, кажется, не достигает сути вопроса. Берта Борн-штейн описывает сдерживания дефекации у полуторагодовалого ребенка. Из-за боязни испачкать кроватку ребенок находился в длительном состоянии спазма и мог спать ночью только в сидячем положении со сжатыми руками. Мускульное сдерживание дефекации - это прототип общего подавления и его первоначальный шаг в анальной области. В оральной области подавление проявляется как стягивание мускулатуры рта и спазм в мышцах гортани, глотки и груди; в генитальной области оно проявляется как продолжительное напряжение в тазовой мускулатуре.
Освобождение вегетативного возбуждения от его фиксации в напряжениях мышц головы, глотки, челюсти, гортани и так далее является одним из необходимых условий для устранения оральной фиксации в общем. Согласно нашему опыту, ни воспоминание оральных переживаний и желаний, ни обсуждение генитального беспокойства не могут иметь терапевтического значения. Пациент вспоминает, но не переживает возбуждения. Обычно они очень хорошо скрыты. Они ускользают от внимания путем сокрытия в сознательных моделях поведения, которые, кажется, являются частью естественного состава личности.
Важнейшие тайны патологического вытеснения и связывания вегетативной энергии обычно содержатся в следующих явлениях: монотонный, томный или слишком высокий голос; натянутая верхняя губа при разговоре; маскоподобное или неподвижное выражение лица; даже слабые намеки на так называемое младенческое лицо; довольно заметная складка на лбу; свисающие веки; скрытая гиперчувствительность гортани; напряжения в скальпе; обрывистая, сдержанная манера речи; неправильное дыхание; шумы или движения во время речи, которые кажутся просто случайными; особая манера покачивания головой, наклонение головы во время взгляда и так далее. Также не сложно убедиться, что страх генитального контакта не выявляется, пока не были обнаружены и не устранены симптомы в области головы и шеи. Генитальный страх, в большинстве случаев, смещается в направлении верхней части тела и сдерживается в мускулатуре шеи. Страх генитальной операции у молодой девушки выражался в том, как она держала свою голову, лежа на кушетке. После того как она узнала об этом, она сама сказала: <Я лежу здесь, как если бы моя голова была прибита к кушетке>.
Можно поинтересоваться, не противоречат ли эти концепции другому предположению. Повышенный тонус мускулатуры конечно же является парасимпатически-сексуальной функцией; пониженный тонус и паралич мускулатуры есть симпатически-тревожная функция. Как это связано с тем фактом, что осознанное сдерживание акта дефекации или сдерживание речи у ребенка идут рука об руку с мышечным сокращением .Рассматривая теорию, относящуюся к этим фактам, я должен был задать себе этот вопрос, и в течение долгого времени не мог найти объяснения. Однако, как всегда случается, когда подобные трудности внезапно возникают в исследованиях различных связей, именно затруднение привело меня к углублению проницательности.
Прежде всего нужно было понять, что процесс мускульного напряжения при сексуальном возбуждении не мог быть тем же. что и при страхе. В ожидании опасности мускулатура напряжена, она готова к действию. В состоянии страха мускулатура внезапно почти полностью лишается возбуждения (<парализована страхом>). Тот факт, что в случае страха непроизвольное испражнение может иметь место как результат внезапного расслабления анального сфинктера, также согласуется с концепцией связи между страхом и симпатической функцией. Симпатическая, вызванная страхом эмоция отлична от парасимпатической эмоции, связанной с наслаждением в случае сексуального возбуждения. Первая основывается на параличе сфинктера (симпатическая функция); вторая - на увеличенной перистальтике кишечной мускулатуры (парасимпатическая функция). При сексуальном возбуждении мускулатура подготавливается к двигательной активности, для дальнейшего сокращения и расслабления. В ожидании, преисполненном страха, мускулатура зажата в долговременном напряжении до тех пор, пока она не освободится с помощью какой-то формы двигательной активности. Затем это либо открывает путь параличу, если имеет место реакция страха, либо заменяется реакцией двигательного порыва. Мускулатура может, однако, остаться в напряжении, т. е. не проявится ни одна из этих двух форм. В этом случае наступает состояние, которое, в противоположность параличу страха, может быть определено как ригидность страха. Наблюдения показывают, что при параличе страха мускулатура становится вялой, она истощается возбуждением; вазомоторная система достигает состояния полного возбуждения: сильное сердцебиение, испарина, бледность. В случае ригидности страха периферическая мускулатура закрепощена, ощущение беспокойства отсутствует или развито лишь частично; это - кажущееся спокойствие. Физическое бегство так же невозможно, как и вегетативное бегство в себя.
Какой урок можно извлечь из этих фактов? Мышечная ригидность может занять место реакции вегетативного страха. Выражаясь другими словами, одно и то же возбуждение в случае паралича страха предпринимает бегство вовнутрь, а в случае ригидности страха использует мускулатуру для формирования защитного панциря.*
Человек, оперируемый под местной анестезией, проявляет ту же мускульную ригидность. Если для расслабления предприняты специальные усилия, тревога тут же усиливается в форме сердцебиения и испарины. Таким образом, мышечное напряжение, не снятое в двигательной разрядке, потребляет возбуждение, которое, в противном случае, могло бы проявиться в страхе; в этом случае страх сохраняется. В данном процессе мы видим прототип связывания страха через агрессию, сдерживание которой ведет к аффект-блоку.
Эти клинические находки очень важны для теории аффектов. Теперь мы лучше понимаем взаимосвязи между:
- панцирем характера и мышечной ригидностью;
- ослаблением мышечной ригидности и освобождением от страха;
- связыванием страха и формированием мускульной ригидности;
- мышечным напряжением и сдерживанием либидо;
- либидным расслаблением и мышечным расслаблением. Перед тем как сформулировать теоретическое заключение на основе этих находок, приведу еще несколько клинических фактов, относящихся к связи между мышечным тонусом и сексуальным напряжением. Когда, в ходе анализа характера, мышечное напряжение начинает отступать из-за ослабления панциря характера, на поверхность выходит страх, или агрессия, или импульс либидо. Мы представляем себе импульс либидо как поток возбуждения и жидкостей тела к периферии, а страха - к центру тела. Агрессивное возбуждение также соответствует возбуждению, направленному к периферии, но оно имеет отношение исключительно к мускулатуре конечностей.
* Теория эволюции должна будет решить, развивалось ли биологическое формирование панциря черепахи подобным образом.
Если возбуждение, текущее во всех трех направлениях, может быть освобождено от мышечной ригидности, от повышенного мышечного тонуса, то мы должны заключить, что хроническое мышечное напряжение возникает при сдерживании потока любой формы возбуждения (наслаждение, страх, гнев) или, по крайней мере, при значительном сокращении вегетативного потока. Это схоже с тем, как сдерживание жизненных функций (либидо, страх, агрессия) выполняется путем формирования мускульного панциря вокруг биологического ядра человека. Если образование характера так тесно связано с тонусом мускулатуры, мы можем предположить существование функциональной идентичности между невротическим характером и мышечной дистонией. Мы приведем дополнительные примеры, которые подтверждают это предположение; мы также приведем примеры, которые, возможно, ограничивают правомерность функциональной идентичности панциря характера и мускульного панциря.
Согласно чисто феноменологической точке зрения, привлекательность того или иного индивидуума может быть в основном описана расслабленностью его мускулатуры, которая сопровождает гибкую психическую реакцию. Ритмичность движений, чередование мышечного напряжения и расслабления при движении сочетаются со способностью к лингвистической модуляции и музыкальности. У таких людей имеется также чувство непосредственного психического контакта. Мягкость детей, которые не подвергались никаким жестким наказаниям, особенно в анальной области, имеет ту же основу. Физически закрепощенные, неуклюжие, нескладные люди, как правило, также и психически негибкие, одеревеневшие, неподвижные. Они говорят монотонно и редко обладают музыкальным слухом. Многие из них никогда не <расслабляются>; других можно убедить <чуточку расслабиться> только при условии искреннего расположения к ним. В этом случае опытный наблюдатель немедленно отмечает изменение в тонусе мускулатуры. Психическая и физическая ригидность в таком случае функционально идентичны. Женщины и мужчины этого типа производят на нас впечатление людей, испытывающих недостаток как в эротичности, так и в тревожности. В зависимости от толщины подобного панциря, ригидность может сочетаться с более или менее сильным внутренним возбуждением.
Наблюдая за меланхоличными и депрессивными пациентами, я обнаружил, что они проявляют заторможенность в своей речи и выражениях лица, как будто каждое движение дается им только через преодоление сопротивления. У маниакальных пациентов, наоборот, все импульсы проявляются в их поведении очень стремительно. При кататоническом оцепенении психическая и мышечная ригидности полностью совпадают; выход из этого состояния восстанавливает психическую и мышечную подвижность.
С учетом всего вышесказанного, можно проложить путь к пониманию смеха (веселое выражение лица) и печали (унылое выражение лица). При смехе лицевые мышцы сокращаются, при печали они становятся вялыми. Это находится в полном соответствии с тем фактом, что мышечное сокращение диафрагмы при смехе (<сотрясающий живот смех>) - парасимпатическое и либидное, в то время как мышечная расслабленность - симпатическая и антилибидная.
При изучении так называемого генитального характера, который не страдает ни от какого застоя возбуждения, возникает вопрос, может ли он создать мышечный панцирь. Это было бы аргументом против моего тезиса о том, что в основном панцирь характера идентичен с мышечным панцирем. Исследование людей с подобным типом характера показывает, что они тоже могут формировать панцирь, что они тоже способны скрыться от неудовольствия и избавиться от страха через затвердевание периферии. В этом случае, однако, существует большая строгость в поведении и выражении лица. При таких условиях сексуальное возбуждение и способность к сексуальному наслаждению подвергаются негативному воздействию. Работа, которая обычно выполняется без усилий и с явным чувством удовольствия, заменяется на механический, безрадостный труд. Поэтому удовлетворяющая человека сексуальная жизнь создает лучшую структурную основу для продуктивного достижения. Разница между панцирем невротичного характера и панцирем генитального характера заключается в том, что в первом случае мускульная ригидность - хроническая и автоматическая, в то время как во втором она может быть использована, а может быть и не использована, в зависимости от обстоятельств.*
Следующий пример проиллюстрирует функциональную связь между установкой характера, с одной стороны, и мускульным напряжением и вегетативным возбуждением - с другой. Во время проведения анализа пациент отличался поверхностной коммуникацией: сам пациент считал все сказанное им <пустой болтовней>, даже когда он обсуждал самые серьезные вопросы. Вскоре выяснилось, что эта поверхностность стала центральным сопротивлением характера. Анализ показал, что <болтовня> и <поверхностность> представляли идентификацию с его мачехой, обладающей этими же чертами характера. Эта идентификация с образом мачехи содержала пассивно-женственное отношение к отцу; а болтовня была попыткой приручить гомосексуальный объект, для того чтобы забавлять его, ласкать его, как если бы он был животным, причем это функционировало как замещающий контакт, так как во время идентификации с образом мачехи у пациента не было никаких отношений со своим отцом. Он чувствовал отчужденность от него, и это не проявилось почти до самого конца анализа. Подавление сильной агрессии в отношении отца лежит в корне этой отчужденности и поддерживает ее. Следовательно, болтовня была также выражением пассивно-женственного задабривания (вегетативная функция), отражения агрессивных тенденций (функция панциря) и компенсации бесконтактности. Психическое содержание проявлялось примерно следующим образом: <Я хочу и должен склонить отца на свою сторону, я должен нравиться ему и забавлять его; но мне совершенно не нравится это делать; мне не нравятся его крики - я ненавижу его очень глубоко>. Эти психические установки определяли неуклюжесть и мускульную ригидность пациента. Он лежал одеревеневший, как доска, жесткий и неподвижный. Было ясно, что любое аналитическое усилие будет безнадежным, пока не ослаблен мускульный панцирь. Хотя пациент производил впечатление испуганного человека, он говорил, что и не думает о каком-либо страхе. В дополнение к вышеописанным признакам, пациент проявлял выраженное состояние деперсонализации и чувствовал себя безжизненным. Его чрезвычайно интересные детские переживания были не важны сами по себе, так же как и их связи с его невротическими симптомами; в этот момент нас интересовала исключительно их связь с этим панцирем. Передо мной стояла задача разрушения этого панциря, извлечения из него детских переживаний, а также блокированных вегетативных возбуждений.
* С точки зрения сексуальной экономики, неважно, что биопсихическая энергия связана-, важна форма, в которой это связывание имеет место, ограничивает ли она пригодность энергии. Целью ментальной гигиены не может быть блокирование способности характера к формированию панциря: ее цель заключается лишь в том. чтобы гарантировать свободную подвижность вегетативной энергии, то есть гарантировать гибкость панциря.
Поверхностность диктовалась страхом глубины, и особенно страхом падения. Пациент рассказал, что страх падения действительно доминирует в его жизни. Он боялся утонуть, упасть в горное ущелье, упасть за борт с палубы корабля, он боялся кататься на санях с горки и так далее. Вскоре стало ясно, что эти страхи были связаны и укоренились в избегании типичных ощущений, испытываемых во время катания на качелях или при спуске на лифте. (В моей книге <Функция оргазма> я указал, что в некоторых случаях страх оргазмического возбуждения воспринимается как страх падения.) Это не удивило нас, так как пациент страдал в точности от этого типа резкого оргазмического нарушения. Короче, поверхностность была чем-то большим, чем пассивная установка или врожденная черта характера; она имела вполне определенную функцию в психических действиях пациента. Это была активная установка, отражение страха падения и ощущений вегетативного возбуждения. Между этими двумя отражающими состояниями должна была существовать связь. Страх падения должен был быть идентичным страху вегетативного возбуждения. Но как это выяснить?
Пациент вспомнил, что, будучи ребенком, он катался на качелях, и как только он почувствовал неприятные ощущения в диафрагме, он сразу же сделался одеревеневшим, т. е. все его мышцы закрепостились. Его обычное мускульное состояние, характеризуемое неуклюжестью и недостаточной координацией, сохранялось с того времени. Для аналитика представляло интерес, что он вообще не имел музыкального слуха. Но этот недостаток также мог быть прослежен к другим переживаниям детства. Он вспомнил, что его мать обычно пела ему сентиментальные песни, которые чрезвычайно возбуждали его, приводили его в состояние напряжения, делали его неугомонным. Когда либидное отношение к своей матери было подавлено из-за разочарования в ней. музыкальность также пала жертвой подавления. Это произошло не только потому, что его отношение к матери существенно поддерживалось музыкальными переживаниями, но также и потому, что он не выносил вегетативного возбуждения, вызываемого ее пением. А это было связано с возбуждением, которое он испытывал при детской мастурбации и которое привело к развитию острой тревожности.
В своих снах пациент часто ощущает свое сопротивление раскрытию бессознательного материала как страх спуска в подвал или падения в яму. Мы знаем, что это сопротивление и его представление во сне связаны, но почему бессознательное ассоциируется с глубиной, а страх бессознательного - со страхом падения? Эта загадочная ситуация была разрешена следующим образом: бессознательное - это резервуар подавленных вегетативных возбуждений, т. е. возбуждений, которые не могут разрядиться и течь свободно. Эти возбуждения испытываются в одной из двух форм: (1) сексуальное возбуждение и чувство удовлетворения у здорового человека; (2) чувства страха и сжатия в области солнечного сплетения, становящиеся все более и более неприятными, у людей, страдающих от нарушения вегетативной подвижности. Они схожи с ощущениями в области сердца и диафрагмы, а также в мышцах, которые испытываются при испуге или во время быстрого спуска. В этой связи также нужно отметить ощущения, испытываемые в области гениталий, когда человек стоит на краю крутого обрыва и смотрит вниз. В этой ситуации чувство генитального сокращения обычно сопровождает мысль о падении. Известно, что при возникновении мысли об опасности организм действует так, как если бы опасная ситуация была реальной. В случае испуга энергия вместе с жидкостями тела течет к центру организма, и поэтому создается застой в области гениталий и диафрагмы. В случае падения, кроме того, этот физиологический процесс является автоматической реакцией со стороны организма. Следовательно, мысль о падении с большой высоты должна быть функционально идентична с ощущением центрального возбуждения в организме. Это позволяет понять тот факт, что катание на качелях, быстрые спуски с гор и так далее испытываются множеством людей со смесью страха и удовольствия. Согласно сексуально-экономической теории, страх и удовольствие - близнецы, произошедшие из одной основы, а затем противопоставленные друг другу. С точки зрения секс-экономики, поверхностность нашего пациента была активной установкой характера на избежание вегетативных возбуждений - как страха, так и наслаждения.
Аффект-блок также попадает в эту категорию. Связь между мускульной ригидностью, с одной стороны, и поверхностностью характера и бесконтактностью, с другой, все еще остается необъяснимой. Можно сказать, что физиологически мышечный панцирь выполняет ту же самую функцию, которую бесконтактность и поверхностный слой характера выполняют психически. Секс-экономика рассматривает первичную связь между физиологическим и психическим аппаратами не как взаимозависимость, а лишь как функциональную идентичность с одновременным противопоставлением, то есть рассматривает эту связь диалектически. Следовательно, возникает вопрос, не идентична ли функционально мускульная ригидность с панцирем характера, бесконтактностью, аффект-блоком и так далее. Противоположная связь ясна: физиологическое поведение определяет психическое поведение - и наоборот. Тот факт, что они взаимно влияют друг на друга, гораздо менее важен для понимания психофизической связи, чем все, что поддерживает точку зрения их функциональной идентичности.
Я хочу привести еще один клинический пример, который наглядно показывает, как можно освободить оргонотическую энергию от панциря характера и мышечного панциря.
Пациент характеризовался сильным фаллическо-нарциссическим отражением пассивно-гомосексуальных импульсов. Основной психический конфликт заключался в том, что его характер был агрессивным, чтобы компенсировать слабую мускулатуру. Понадобились огромные аналитические усилия, чтобы заставить пациента осознать этот конфликт, так как он сильно сопротивлялся признанию и прорыву анально-гомосексуальных импульсов. Когда прорыв в конце концов произошел, пациент подвергся, к моему удивлению, вегетативному шоку. Однажды он пришел на анализ с одеревеневшей шеей, резкой головной болью, расширенными зрачками, его кожа становилась то пятнисто-красной, то бледной; у него была сильная одышка. Головная боль утихала. когда он двигал головой, и нарастало, когда он держал ее неподвижно. Сильная тошнота и чувство головокружения завершали картину проявлений симпатикотонии. Этот случай был ярким подтверждением справедливости моей точки зрения на связь между характером, сексуальным застоем и вегетативным возбуждением. Мне кажется, что эти находки также прольют свет на проблему шизофрении, поскольку именно при психозах типичны и ярко выражены функциональные связи между вегетативными и характерологическими компонентами. Здесь новым является не то, что психический аппарат и вегетативная система связаны друг с другом функционально. Новым является следующее:
1. Основная функция психики является функцией сексуально-экономической природы.
2. Сексуальное возбуждение и ощущения страха едины и противоположны в одно и то же время (т. е. они выводятся из одного источника биопсихического организма, но протекают в противоположных направлениях), и они представляют несократимую основную антитезу вегетативного функционирования.
3. Формирование характера - это результат связывания вегетативной энергии.
4. Панцирь характера и мышечный панцирь функционально идентичны.
5. Вегетативная энергия может быть освобождена, т. е. реактивирована из панциря характера и мышечного панциря, с помощью определенной техники психоанализа.
Эта теория, разработанная на основе клинических данных, полученных из анализа характера, есть лишь начальный шаг в направлении всеобъемлющего представления о функциональных психофизических связях. Однако я определенно преуспел в достижении некоторых фундаментальных формулировок, касающихся целого комплекса проблем, которые могут хорошо послужить расширению наших знаний о психофизических связях. Моя попытка применить функциональный метод исследования дала хорошие результаты. Этот метод диаметрально противоположен метафизически-идеалистическим или механистически-причинно-материалистическим методам, применяемым при попытке определить психофизические связи.
ДВА ВЕЛИКИХ СКАЧКА В ЭВОЛЮЦИИ
Итак, мы установили наличие психофизических связей, которые могут быть доказаны многочисленными клиническими наблюдениями. Опираясь на эти наблюдения, предложить гипотезу для дальнейшей работы в этой области, причем мы просто-напросто отбросим, если она окажется бесплодной или ложной.
В эволюции мы можем указать на два великих скачка, которые резко отличались от плавных процессов развития. Первым был скачок от неорганического состояния к органическому, или вегетативному, состоянию. Вторым был скачок от вегетативного аппарата к развитию психического аппарата, особенно развитию сознания с его основной способностью к самосознанию. Так как органическое произошло из неорганического и психическое произошло из вегетативного, они продолжают функционировать и действовать в соответствии с определенными законами. В принципе, в органическом мы обнаруживаем те же химические и физические законы, что и в неорганическом; а в психической компоненте мы обнаруживаем те же фундаментальные реакции напряжения и расслабления, застоя и разрядки энергии, которые мы обнаруживаем в вегетативной компоненте. Несомненно, функциональные процессы развития характера, которые мы описали как диссоциацию и противопоставление новых образований, также управляются универсальными процессами развития органического из неорганического и психического из вегетативного. В организме органическое противопоставляется неорганическому так же. как психическое противопоставляется вегетативному. Они едины и в то же время противоположны. В способности психического аппарата к самовосприятию, самой интересной и наиболее загадочной функции сознательной жизни, особенно сознания, мы замечаем непосредственное проявление вышеописанного противопоставления. При деперсонализации функция самовосприятия патологически искажается. Использование функционального метода исследования для углубления наших знаний о деперсонализации и связанных с ней явлениях могло бы оказаться важным ключом к решению проблемы сознания.
Я хотел бы, чтобы эти гипотезы воспринимались как черновые наброски решения проблем в очень загадочной области, правильный подход к которым все еще не найден. Они фундаментально отличаются от предыдущих взглядов на связь между психическими и соматическими функциями. Мы должны быть крайне осторожными в формировании новых взглядов; в то же самое время мы должны отбросить все концепции, которые не приближают нас к решению; которые, в действительности, есть лишь преждевременные попытки предугадать решение. Лишь недавно секс-экономика пришла к нескольким фундаментальным формулировкам, дающим ей твердую основу. Теперь многое зависит от экспериментальных исследований оргазма. И еще одно известно определенно: если естественной науке удастся решить проблемы, касающиеся связи тела и души, т. е. овладеть ими в такой степени, что результатом будут ясные правила обращения с ними, а не просто бесполезные теории, то настанет роковой час для трансцендентального мистицизма, <абсолютного субъективного духа>, включая все идеологии, созданные человечеством под вывеской религии как в узком, так и в широком значении этого слова.
Вегетативная жизнь человека является частью универсального процесса природы. В своих вегетативных потоках человек также переживает часть природы. Как только мы полностью постигнем природное функционирование, не будет места для жизнеразрушающих структур, которые предотвращают раскрытие вегетативной энергии, вызывая обессиленность и страдание. Кроме того, их продолжительное существование оправдывается на основании того, что они предопределены и неизменны. Некоторые психические структуры продолжают существовать лишь потому, что мы обладаем лишь отрывочными знаниями об их источниках. Человек мечтает, возбужденный таинственными <океаническими> чувствами, вместо того чтобы разобраться со своей реальностью, и он разрушается в мечтах. Человеческие мечтания, однако, есть просто указание на возможное наслаждение вегетативной жизнью. Вполне вероятно, что науке удастся осуществить человеческую мечту о всеобщем счастье. Тогда вечный вопрос о смысле жизни отойдет на задний план и заменится решением конкретных жизненных проблем.
Глава 14 ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЙ ЯЗЫК ЖИВОГО ОРГАНИЗМА
ФУНКЦИЯ ЭМОЦИЙ В ОРГОННОЙ ТЕРАПИИ
Концепция <оргонной терапии> включает в себя все медицинские и педагогические техники, использующие биологическую энергию - оргон. Космическая оргонная энергия, из которой происходит концепция <оргонной терапии>, была открыта в 1939 году. Еще задолго до этого открытия, целью анализа характера считалось освобождение <психической энергии> от панциря характера и мышечного панциря и формирование оргазмической потенции. Сведущие в оргонной биофизике знакомы с развитием анализа характера в <вегетотерапию>. Последовательное применение естественно-научной концепции энергии к процессам психической жизни сделало необходимым создание новых концепций для новых техник.
Тот факт, что именно сексуально-экономически ориентированная психиатрия сделала космическую энергию доступной, может, по моему мнению, рассматриваться как великий триумф оргонного функционализма. Существуют обоснованные причины, не противоречащие тому факту, что в случае оргона мы имеем дело со строго физической формой энергии, хотя она была открыта психиатрами, а не физиками. Логика этого открытия в области биопсихиатрии диктуется ее развитием, которое я описал в моей книге <Открытие оргона> (том 1: Функция оргазма).
Когда в 1935 году был открыт рефлекс оргазма, акцент в лечении был смещен от характера к телу. Термин <вегетотерапия> был придуман, чтобы принять во внимание этот сдвиг, так как с этого момента аналитическая техника воздействовала на невроз характера в физиологической области. Таким образом, мы говорили о <характеро-аналитической вегетотерапии> для того, чтобы объединить в одной концепции работу с психикой и с физическим аппаратом. Для названия одного явления термин, однако, был слишком длинным. Кроме того, он содержит слово <вегетативный>, что напоминает слово <овощи> [vegetables - англ.]. Последним, но не менее важным было то, что этот термин сохранял психофизическую дихотомию, которая противоречила концепции однородности организма.
Открытие оргона положило конец этим терминологическим трудностям. Космическая оргонная энергия функционирует в живых организмах как особая биологическая энергия. Она управляет всем организмом и задействована как в эмоциях, так и в чисто биофизических движениях органов. Таким образом, с момента открытия оргона психиатры еще раз убедились в необходимости изучения объективных, естественно-научных процессов. Это требует более подробного объяснения.
До открытия оргона психиатрия должна была заимствовать средства у неорганической физики, когда она пыталась доказать свои психологические утверждения объективно и количественно. Ни изучение физико-химических процессов организма, ни мозговая локализация ощущений и мыслей не дали удовлетворительного объяснения эмоциональных процессов. В противоположность этому, оргонная биофизика с самого начала касалась основной проблемы всей психиатрии, эмоций. Слово <эмоция> буквально означает <выталкивание наружу>. Таким образом, мы не только можем, но и должны буквально воспринимать слово <эмоция> при разговоре об ощущениях и движениях. Наблюдение с помощью микроскопа за живой амебой, подвергающейся малому электрическому разряду, безошибочно определило смысл концепции <эмоции>. В основном, эмоция есть не что иное, как плазматическое движение. Стимул удовольствия осуществляет <эмоцию> протоплазмы от центра к периферии. Стимул неудовольствия, наоборот, осуществляет <эмоцию> протоплазмы от периферии к центру. Эти два основных направления биофизического потока плазмы соответствуют двум основным аффектам психического аппарата: удовольствию и страху. Физическое движение плазмы и ощущение, соответствующее этому, являются, как мы обнаружили в экспериментах с осциллографом, полностью идентичными. Они не могут быть отделены друг от друга. Однако, как мы знаем, они не только функционально едины, но в то же самое время противоположны: биофизическое возбуждение плазмы передает ощущение, а ощущение выражается в движении плазмы. Сегодня эти факты являются фундаментальным основанием оргонной биофизики.
Независимо от того. реактивируем ли мы эмоции из панциря характера посредством анализа или освобождаем их от мышечного панциря посредством вегетотерапии, в обоих случаях мы продуцируем плазматические возбуждения и движения. В этих процессах движущей силой является не что иное, как оргонная энергия, содержащаяся в жидкостях тела. Таким образом, мобилизация плазматических потоков и эмоций в организме идентична мобилизации оргонной энергии. Клинические показатели этой мобилизации достаточно очевидны в изменениях вазомоторных функций. В любом случае поэтому, вызываем ли мы воспоминания, прорываем защитные механизмы или устраняем мышечные напряжения, мы всегда работаем с оргонной энергией организма.
Теперь достаточно ясно, почему я предлагаю включить в термин <оргонная терапия> как анализ характера, так и вегетотерапию.* Общий элемент отражается в терапевтической цели - мобилизации плазматических потоков пациента. Другими словами, если мы действительно принимаем единую концепцию организма, то совершенно излишне разделять организм на черты характера здесь, мускулы там и функции плазмы где-то еще.
В оргонной терапии наша работа концентрируется на биологической глубине, системе плазмы, или, как мы выражаем это технически, биологическом ядре организма.
* Чисто физиологическая оргонная терапия посредством оргонных аккумуляторов изложена в моей книге <Открытие оргона> (том II: Раковая биопатия)
Это, как легко убедиться, решающий шаг, так как это означает, что мы покинули сферу <глубинной> психологии и вошли в область протоплазматических функций, находящуюся даже за пределами психологии нервов и мускулов. Это - очень серьезный шаг; он влечет за собой далеко идущие последствия, так как приводит к фундаментальным изменениям в нашей биопсихиатрической практике. Мы работаем теперь не просто с личностными конфликтами и особыми формированиями панциря, а с самим живым организмом. По мере того как мы учимся понимать живой организм и влиять на него, в нашу работу автоматически включаются чисто психологические и физиологические функции. Схематическая специализация больше невозможна.
ПЛАЗМАТИЧЕСКОЕ ВЫРАЗИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ И ЕГО ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ
Трудно определить живой организм в строгом функциональном смысле слова. Идеи ортодоксальной и глубинной психологии скованы словообразованиями. Однако функции живого организма находятся вне всяких вербальных идей и концепций. Человеческая речь, биологическая форма выражения на высшей стадии развития, не является специфическим атрибутом живого организма, чьи функции существовали задолго до языка и вербальных представлений. Таким образом, глубинная психология работает с функцией жизни, которая появилась на относительно поздней стадии биологического развития. Многие животные выражают себя с помощью звуков. Но живой организм способен функционировать в окружающем его мире вне использования звуков как формы выражения.
Язык сам по себе дает ключ к проблеме того, как живой организм выражает себя. Очевидно, язык возникает из ощущений, испытываемых органами тела. К примеру, немецкое слово Ausdruck (выражение) и его английский эквивалент expression точно описывают язык живого организма: живой организм выражает себя в движениях; поэтому мы говорим о выразительных движениях. Выразительное движение есть изначальная характеристика протоплазмы, которая отделяет живой организм от всех неживых систем. Физиологический процесс эмоции или выразительного движения неразрывно связан с непосредственно понимаемым смыслом, который мы обычно называем <эмоциональным выражением>. Таким образом, движение протоплазмы выражает эмоцию, а эмоция, или выражение организма, заключается в движении. Вторая часть этого предложения требует некоторой модификации, так как мы знаем из оргонной терапии, что некоторые процессы в человеческом организме выражаются в неподвижности и ригидности.
Мы не играем со словами. Язык происходит из восприятия внутренних движений и ощущений органов, а слова, которые описывают эмоциональные состояния, непосредственно отражают соответствующее выразительное движение живого организма.
Несмотря на то, что язык прямо отражает плазматическое эмоциональное состояние, все еще не удается проникнуть в само состояние. Причина заключается в том, что начало жизненного функционирования лежит гораздо глубже языка и вне его. Кроме того, живой организм имеет свои собственные способы выразительных движений, которые просто не могут быть выражены в словах. Каждый любящий музыку человек знаком с эмоциональным состоянием, вызываемым великой музыкой. Однако если попытаться перевести эти эмоциональные переживания в слова, то музыкальное восприятие восстанет. Музыка бессловесна и хочет оставаться таковой. Кроме того, музыка дает выражение внутреннему движению живого организма и ее слушание вызывает <ощущение> некоторого <внутреннего возбуждения>. Бессловесность музыки обычно описывается одним из двух способов: (1) как знак мистической духовности, (2) как глубочайшее выражение чувств, которые нельзя выразить словами. Естественно-научная точка зрения присоединяется к мнению, что музыкальное выражение связно с глубинами живого организма. Таким образом, то, что рассматривается как духовность великой музыки, есть просто другой способ выражения того, что глубокое чувство идентично с организацией контакта с живым организмом за пределами ограничений языка.
До сих пор наука не может сказать ничего определенного о природе выразительного движения музыки. Несомненно, сам художник говорит с нами в форме бессловесных выражений движения из глубины функции жизни, но он был бы так же, как и мы, неспособен вложить в слова то, что он выражает в своих картинах или в своей музыке. Истинный художник всегда резко возражает против любых попыток перевести язык искусства на язык слов. Он придает большую важность чистоте своего выражения. Следовательно, он подтверждает оргоно-биофизическое утверждение, что живой организм владеет своим собственным языком выражения до. вне и независимо от языка слов. Давайте посмотрим, что говорит оргонная терапия об этой проблеме.
Пациенты приходят к оргонному терапевту, полные страданий. Тренированный глаз может заметить эти страдания непосредственно из выразительных движений и эмоционального выражения тела пациента. Если аналитик позволяет пациенту говорить все, что он захочет, он обнаруживает, что пациент стремится обойти свои страдания, т. е. скрыть их тем или иным способом. Если аналитик хочет достичь правильной оценки своего пациента, он должен сначала попросить пациента не говорить. Эта мера оказывается весьма плодотворной, поскольку как только пациент прекращает говорить, эмоциональные выражения его тела становятся острее. После нескольких минут молчания аналитик обычно схватывает самую заметную черту характера или, точнее, понимает эмоциональное выражение плазматического движения. Если пациент дружески засмеется во время разговора, а затем вдруг внезапно замолчит, то его веселое лицо может превратиться в пустой оскал, маскоподобный характер которого пациент должен осознать сам. Если пациент говорит о своей жизни со сдержанной серьезностью, выражение подавленного гнева может легко проявиться в движениях его подбородка и шеи во время молчания.
Этих примеров достаточно, чтобы еще раз подчеркнуть, что кроме функции общения человеческий язык часто выполняет также функцию защиты. Произнесенное слово скрывает выразительный язык биологического ядра. Во многих случаях функция речи ухудшается до такой степени, что слова вообще ничего не выражают и просто демонстрируют продолжительную активность мышц шеи и органов речи. На основе большого опыта у меня сложилось мнение, что во многих психоанализах, проводимых годами, лечение увязало в патологическом использовании языка. Этот клинический опыт может быть применен к социальной сфере. Бесконечное число речей, публикаций, политических дебатов не проникают в суть важных вопросов жизни, а топят ее в пустословии.
Оргонная терапия, как противостоящая всем остальным формам терапии, пытается повлиять на организм не через использование человеческого языка, а позволяя пациенту выразить себя биологически. Этот подход ведет его в глубину, которой он постоянно избегает. Оргонный терапевт изучает язык живого организма. Едва ли можно получить первичный язык выражения живой протоплазмы в <чистой> форме. Если способ выражения пациента был биологически <чистым>, у него не должно быть причин искать помощи у оргонного терапевта. Мы должны рассмотреть множество патологических, неестественных движений (т. е. движений, не свойственных здоровому живому организму), чтобы достигнуть истинно биологического способа выражения. Человеческая биопатология в действительности есть не что иное, как суммарная совокупность всех искажений естественных способов самовыражения живого организма. Путем раскрытия патологических способов выражения мы распознаем человеческую биопатологию на глубине, недоступной методам лечения, оперирующим человеческим языком. Это не должно приписываться к недостаткам этих методов; они адекватны в своей собственной области. Вследствие искаженного выражения жизни, биопатология лежит вне сферы языка и мыслей.
Следовательно, оргоно-терапевтическая работа с человеческой биопатией лежит, в основном, вне сферы человеческого языка. Естественно, мы также используем слова, но они приспособлены не к каждодневным понятия ч, а к ощущениям органов. Вообще нет необходимости добиваться понимания пациентом своего состояния в психологической терминологии. Мы не говорим ему: <Ваши жевательные органы находятся в состоянии хронического сокращения. поэтому ваш подбородок не двигается, когда вы говорите: поэтому ваш голос монотонен: поэтому вы не можете кричать, вы должны постоянно глотать, чтобы отразить импульсы крика> и так далее. Это имело бы смысл для лучшего понимания пациентом методов анализа, но не позволило бы ему достичь какого-либо изменения в своем состоянии.
Мы работаем на биологически более глубоком уровне понимания. Для нас вообще не является необходимым указывать, какие в точности отдельные мышцы сокращены. Было бы бесцельным, к примеру, оказывать давление на жевательные мышцы, так как, кроме обычной боли, это не вызвало бы никакой реакции. Мы работаем с языком выражения лица и тела. Только когда мы ощутили выражение лица пациента, мы способны к его пониманию. Здесь мы используем слово <понимание> в смысле выяснения того, какая эмоция при этом выражается. И нет разницы, то ли это подвижная и активная эмоция, то ли неподвижная и подавленная. Мы должны научиться распознавать различие между подвижной и подавленной эмоцией.
Мы оперируем с первичными биологическими функциями, когда мы ощущаем у пациента <выразительное движение>. Когда в стае воробьев отдельный воробей становится тревожным и, чувствуя опасность, улетает, вся стая следует за ним, независимо от того, заметили ли остальные птицы причину тревоги. Паническая реакция у животных основана на непроизвольном воспроизведении движения, выражающего страх. Любое количество людей можно заставить остановиться на тротуаре и посмотреть в небо, если кто-то просто сделает вид, что он заметил что-то интересное высоко в небе. Давайте удовлетворимся этими примерами.
Выразительные движения пациента непроизвольно осуществляют подражание в нашем собственном организме. Подражая этим движениям, мы <ощущаем> и понимаем появляющееся выражение у нас самих и, следовательно, у пациента. Так как каждое движение выражает биологическое состояние, т. е. открывает эмоциональное состояние протоплазмы, то язык выражения лица и тела становится необходимым средством общения с эмоциями пациента. Как я уже указал, человеческий язык сталкивается с языком лица и тела. Когда мы используем термин <установка характера>, мы имеем в виду общее выражение организма. Это буквально то же самое, что и общее впечатление, которое какой-либо организм производит на нас.
Существуют значительные вариации во внешнем выражении внутренних эмоциональных состояний. Нет двух людей с абсолютно одинаковой речью, манерами или походкой. Тем не менее существует множество универсальных, четко различимых способов выражения. В глубинной психологии мы вводим фундаментальное различие между невротичным характером и генитальным характером на основе формирования мышечного панциря и панциря характера. Мы говорим о невротичном характере, когда организм управляется таким мощным ригидным панцирем, что человек не может по своей воле изменить или устранить его. Мы говорим о генитальном характере, когда эмоциональные реакции не управляются ригидным автоматизмом, когда личность способна реагировать на особую ситуацию биологическим способом. Эти два основных типа характера также могут быть довольно четко отделены друг от друга в области биологического функционирования.
Формирование панциря, его природа, степень его ригидности и сдерживание эмоционального языка тела может быть легко определено, как только аналитик стал понимать язык биологического выражения. Общее выражение покрытого панцирем организма - это выражение сдержанности. Смысл этого выражения достаточно буквальный: тело выражает, что оно сдерживается. Отведенные плечи, впалая грудная клетка, отрывистое дыхание, лордоз, неподвижный таз, сниженная подвижность ног - вот существенные установки и механизмы общей сдержанности. Клинически, эта основная установка тела со стороны невротического характера наиболее четко выражена в опистотонусе кататонического оцепенения.
Основная установка организма, покрытого панцирем, не создается сознательно, а является автономной. Человек не знает о своем панцире как таковом. Если делается попытка описать ему это словами, он обычно не понимает, о чем идет речь. Он ощущает не сам панцирь, а лишь нарушение своего внутреннего восприятия жизни. Он описывает себя как апатичного, ригидного, замкнутого, опустошенного или жалуется на болезненное сердцебиение, запор, бессонницу, нервное беспокойство, тошноту и так далее. Если панцирь существовал долго и уже затронул ткани органов, пациент приходит к нам с язвой желудка, ревматизмом, артритом, астмой или раком. Я удовлетворюсь этими примерами и лишь еще раз подчеркну, что крайне важно проникнуть в важнейшие биологические функции и вывести из них функционирование живого организма.
Покрытый панцирем организм не способен разрушить свой собственный панцирь. Но он в равной степени не способен и к выражению своих основных биологических эмоций. Он знаком с ощущением щекотания, но никогда не испытывает оргонное наслаждение. Покрытая панцирем личность не может испустить вздох наслаждения или имитировать его. Когда он пытается это сделать, в результате получается стон, подавленный, сдержанный рев или даже позыв к тошноте. Он неспособен излить свой гнев или ударить кулаком в имитации гнева. Он не может глубоко дышать. Его диафрагма слишком зажата в своих движениях. (В этом можно легко удостовериться при рентгеновском исследовании.) Он не способен двигать таз вперед. Если его попросить так сделать, то человек, покрытый панцирем, часто не понимает, чего от него хотят, или он выполняет неправильные движения, т. е. движения, характерные для сдерживания. Чрезмерное напряжение периферических мышц и нервной системы порождают острую чувствительность покрытого панцирем организма к давлению. Невозможно прикоснуться к такому организму в некоторых частях тела, не вызвав проявление острого страха или нервозности. Весьма вероятно, что то, что широко известно как нервозность, может быть сведено к гиперчувствительности перенапряженных мускулов.
Неспособность к плазматической пульсации и конвульсии в сексуальном акте, т. е. оргазмическая импотенция, является результатом общего воздержания. Это, в свою очередь, создает застой сексуальной энергии, и из этого сексуального застоя следует все, что я включаю в понятие <биопатология>.
Основной задачей оргонной терапии является разрушение панциря, другими словами, восстановление свободного движения плазмы в теле. В покрытом панцирем организме пульсация всех органов нарушена в большей или меньшей степени. Задача оргонной терапии заключается в возрождении полной способности к пульсации, которое происходит тогда, когда механизм воздержания разрушен. Результатом идеальной оргонной терапии будет появление рефлекса оргазма. Не считая дыхания, это, как мы знаем, важнейшее проявление движения у животных. В момент оргазма организм полностью <отдается> ощущениям своих органов и непроизвольным пульсациям тела. Это объясняет близкую связь между движением рефлекса оргазма и движением <отдачи>. Те, кто знакомы с нашей работой, знают, что мы не принуждаем пациента <отдаться>. В любом случае, это было бы бесцельным, так как он не смог бы это сделать. Не существует техники, способной к сознательному продуцированию непроизвольной установки отдачи. Живой организм функционирует автономно, вне сферы языка, интеллекта и воли. Он функционирует в соответствии с определенными законами природы, и именно эти законы мы будем здесь исследовать. Рефлекс оргазма является ключом к пониманию фундаментальных процессов природы. Следовательно, те, кто хочет извлечь пользу из дальнейшего обсуждения этих явлений, должны приготовиться к глубокому проникновению в область космической энергии.
Мы уже полностью изучили функции оргазма в психологии и физиологии, поэтому теперь можем сконцентрироваться исключительно на фундаментальном природном явлении оргазма. При оргазме, как это ни странно, организм пытается свести вместе две эмбриологически важные зоны: рот и анус.
Выше я утверждал, что установка, из которой выводится рефлекс оргазма, идентична с движением, выражающим <отдачу>. Человек отдается своим плазматическим возбуждениям и ощущениям текучести; затем он целиком отдается партнеру в сексуальных объятиях. Перестают действовать все формы ограничения, воздержания или формирования панциря. Вся биологическая активность сокращается до основной функции плазматической пульсации. У человека прекращается всякая мыслительная активность и активность фантазии.
Движение, выражающее эмоциональную отдачу, понятно. Непонятна функция оргазмической пульсации. Эта пульсация заключается в чередующихся сокращениях и расширениях плазмы всего тела. Какую функцию выполняет сведение двух частей туловища в оргазмической пульсации .Первое впечатление состоит в том, что оно вообще не имеет смысла. Мы говорили, что каждое движение организма имеет понятное выражение. Но это утверждение неверно в случае оргазмических пульсаций. Мы не можем найти в организме постижимого выражения, т. е. такого, которое может быть переведено на человеческий язык.
В ходе наших дальнейших исследований мы придем к удивительному, но неоспоримому ответу на основной вопрос функции жизни. Но сначала мы должны собрать и научиться выделять большое число биологических явлений. Стремление живых существ к оргазму не только самое глубочайшее стремление, но. в значительной степени, стремление космическое. Конечно, общеизвестно, что организм это часть космоса, но до сих пор не было известно, как это выражается. Давайте вернемся к клиническим опытам оргонной терапии.
В терминах оргонной биофизики, наша задача - дать возможность человеческому организму отказаться от своего механизма сдерживания и позволить поддаться ему. Другими словами, до тех пор, пока два эмбриональных конца тела удаляются друг от друга вместо того, чтобы сближаться, организм будет не в состоянии поддаться любому воздействию. Поскольку мышечный панцирь препятствует любой форме отдачи и создает биопатологические ограничения жизненной функции, наша основная задача - разрушить панцирь. Только устранением мышечной ригидности можно достичь отдачи. Этого нельзя достичь иными способами, будь то психоаналитическое убеждение или внушение, молитва или гимнастика. Не обязательно говорить пациенту о нашей цели. Многочисленные опыты показали, что полный рефлекс оргазма будет восстановлен только тогда, когда нам удастся разрушить его мышечный панцирь. Наши опыты убедительно доказали, что основной функцией мышечного панциря является подавление рефлекса оргазма.
А теперь перейдем к рассмотрению механизмов действия мышечного панциря на уровне самых элементарных жизненных функций. Соответствующие наблюдения проводились в течение длительного времени, и у меня нет ни малейших сомнений в важности этих наблюдений и их значении в области биофизики.
СЕГМЕНТАРНОЕ УСТРОЙСТВО ПАНЦИРЯ
Психиатрам давно известно, что физические нарушения, например такие. как истерия, не управляются анатомическими и физиологическими процессами мышц, нервов и тканей в целом: они определяются определенными, эмоционально важными органами. Патологический румянец обычно ограничивается лицом и шеей, несмотря на то что кровеносные сосуды проходят через весь организм. Аналогично, сенсорные нарушения при истерии не распространены вдоль тракта нервной системы, а ограничиваются эмоционально важными областями тела.
Индивидуальные мышечные блоки не соответствуют развитию мышцы или нерва; в целом, они независимы от анатомических процессов. В ходе внимательного изучения типичных случаев различных заболеваний, пытаясь найти законы, управляющие этими блоками, я обнаружил, что мышечный панцирь организован в виде сегментов.
Биологически, такое сегментарное устройство представляет собой примитивную форму живого функционирования. Простейшим примером сегментарного функционирования являются кольчатые черви и биологические системы, относящиеся к ним. У высших позвоночных сегментарную структуру имеют только позвоночник, окончания нерва, соответствующего сегментам позвоночного столба, и нервные узлы автономной нервной системы, что указывает на происхождение позвоночных от сегментарно структурированных организмов.
В последующем изложении я попытаюсь дать только грубый набросок сегментарного устройства мышечного панциря. Это представление основано на наблюдениях за реакциями панциря на протяжении большого периода времени.
Поскольку тело пациента сдерживается и поскольку цель оргонной терапии - восстановить плазматический поток в области таза, логически необходимо начать работу по разрушению панциря в частях тела, наиболее удаленных от таза. В голове человека имеются по крайней мере два отчетливо различимых, сегментарно организованных формирования панциря: один сегмент содержит лоб, глаза и область скул; другой сегмент охватывает губы, подбородок и челюсти. Когда я говорю, что панцирь организован сегментарно, это означает, что он функционирует по кругу: спереди, по бокам и сзади.
Давайте считать первый сегмент панциря глазным, а второй - стоматическим.
В глазном сегменте панциря мы находим сокращенными и лишенными движения почти все мышцы глазных яблок, века. лба, слезной железы и так далее. Жесткий лоб и веки, невыразительные глаза или выпуклые глазные яблоки, выражение лица, подобное маске, и неподвижность обеих сторон носа представляют собой основные характеристики этого сегмента панциря. Глаза смотрят как будто из жесткой маски. Пациент не может широко открыть свои глаза, словно имитируя страх. У шизофреников выражение глаз отсутствует, как будто они смотрят в пространство. Это вызвано сокращением мышц глазного яблока. Многие пациенты потеряли способность плакать. Зачастую имеют место близорукость, астигматизм и так далее.
Ослабление глазного сегмента панциря вызывается путем открывания глаз широко, как при испуге: это заставляет веки и лоб двигаться и выражать эмоции. Обычно это также вызывает ослабление верхних мышц щек. особенно когда пациенту предложено делать гримасы. Когда шеки натянуты, результатом является то, что появляется своеобразная усмешка, выражающая дерзость или злобное раздражение.
Сегментарный характер этой группы мышц подтверждается тем. что каждое эмоциональное воздействие в этой области влияет на горизонтальные смежные области, но не переходит в стоматический сегмент. При этом верно и то, что широко открытые глаза, как при испуге, могут привести в движение лоб или породить усмешку в верхней части щек, но не могут спровоцировать резкие импульсы, которые сжимали бы подбородок.
Сегменты панциря содержат те органы и группы мышц, которые имеют функциональный контакт друг с другом и которые могут действовать совместно в эмоционально выразительном движении. В терминах биофизики, один сегмент заканчивается, а другой начинается, когда первый прекращает влиять на второй в его эмоциональных воздействиях.
Сегменты панциря тела имеют горизонтальную структуру, за исключением сегментов рук и ног, панцирь которых действует совместно с прилегающими сегментами панциря корпуса: для рук это сегмент, содержащий плечи, а для ног - тазовый сегмент. Мы хотим обратить особое внимание на эту особенность. Она станет понятней в определенном биофизическом контексте.
Второй, стоматический, сегмент панциря содержит мускулатуру подбородка, глотки и затылочную мускулатуру, включая челюстные мышцы. Они функционально связаны друг с другом; например, ослабление панциря подбородка приводит к спазмам в мускулатуре губ и связанным с этим эмоциями плача или желания сосать.
Способы выражения эмоций: плач, вопли, сосания, различные гримасы - зависят в этом сегменте от степени подвижности глазного сегмента. Даже после того, как два самых верхних сегмента панциря будут разрушены, нелегко высвободить импульс крика до тех пор, пока третий и четвертый сегменты ниже, в грудной клетке, остаются в состоянии спазматического сокращения. Эта трудность в освобождении эмоций дает нам понимание чрезвычайно важных положений биофизики:
1. Сегменты панциря имеют круговую структуру, расположенную под прямым углом к позвоночнику.
2. Плазматический поток и эмоциональные возбуждения текут параллельно оси тела.
В этой связи следует отметить, что (1) оргонные потоки сливаются в рефлексе оргазма только тогда, когда они беспрепятственно проходят вдоль всего организма; и (2) формирования панциря организованы в сегментах крестообразно по отношению к этим потокам (см. рисунок). Следовательно, оргазмическая пульсация может происходить только после того, как сегментарные кольца панциря ослаблены. Ощущения каждого органа тела могут слиться в общее ощущение только тогда, когда начались первые оргазмические конвульсии. Они предвосхищают разрушение мышечного панциря. Оргонный поток, который прорывается через каждое следующее ослабленное кольцо панциря, оказывается колоссальным подспорьем в работе по разрушению панциря в целом. То, что происходит, можно описать приблизительно так: освобожденная энергия тела спонтанно пытается течь вдоль тела. Она течет к еще не разрушенным крестообразным соединениям и дает пациенту безошибочное ощущение <блока>; ощущение, которое было очень слабым или вообще отсутствовало до тех пор, пока не было свободного течения плазматического потока по всему телу.
рис. Направление оргонного потока перпендикулярно сегментам панциря
Читателю, конечно же, известен тот факт, что эти процессы представляют собой первичные функции плазматической системы. Они не только глубже, чем весь человеческий язык, но, кроме того, являются центральными по отношению к функционированию жизненной установки. В сегментарном устройстве мышечного панциря, выражаясь фигурально, мы встречаем червя в человеке.
Движения круглого червя управляются волнами возбуждения, которые бегут от окончания хвоста вдоль оси туловища вперед к голове. Волны возбуждения передаются непрерывно от сегмента к сегменту, прежде чем достигнут головы. Сокращение и расширение сегментов чередуются ритмично и регулярно. У червя функция движения неразрывно связана с этим плазматическим волнообразным движением. Логично будет заключить, что именно биологическая энергия, а не что-либо другое, заключена в этих волнообразных движениях. Это утверждение подкрепляется обследованиями внутренних движений бионов. Волнообразное движение оргона тела - медленное, и оно полностью соответствует в темпе и выраженности эмоциональным возбуждениям, которые мы испытываем как удовольствие.
В покрытом панцирем человеческом организме энергия оргона заторможена хроническим сокращением мышц. Телесный оргон не начнет течь свободно, пока сегменты панциря не ослаблены. Первой реакцией является клоническое дрожание в сочетании с ощущением покалывания. Клинически, эта реакция указывает на то, что панцирь уступает и телесный оргон освобождается. Настоящие ощущения плазматических волн возбуждения начинают испытываться только тогда, когда целая группа элементов панциря, (например, мышечные блоки в области глаз, рта, горла, груди и диафрагмы) будет разрушена. После этого отмеченные волнообразные пульсации испытываются в освобожденных частях тела, двигаясь вверх по направлению к голове и вниз по направлению к половым органам. Зачастую организм реагирует на эти начальные пульсации новыми наслоениями панциря. Спазмы во внутренней мускулатуре горла, ре-версальная перистальтика пищевода, диафрагменные тики и так далее свидетельствуют о борьбе между текущим импульсом и блоками панциря. Поскольку спазмы блокируют плазматический поток в самых разных частях тела, у пациента развивается резкое беспокойство.
Эти явления, которые легко могут быть вызваны оргонным терапевтом, имеющим некоторый опыт и технические навыки, подтверждают концепцию оргонной биофизики об антитезе между эмоцией удовольствия и беспокойства. Однако я должен сказать несколько слов о явлении, которое до сих пор все еще не описано достаточно полно.
Как только первые блоки панциря будут разрушены, движение, выражающее <отдачу>, ощущается все больше и больше в совокупности с оргонным потоком и ощущениями. Его полному раскрытию препятствуют те блоки панциря, которые еще не были аннулированы. Проявление начальной отдачи трансформируется в ненависть. Этот процесс типичен и заслуживает специального внимания.
Когда, например, стоматический панцирь достаточно ослаблен для того, чтобы высвободить подавленный импульс крика, в то время как шейные и грудные панцири по-прежнему сильны, нижняя мускулатура лица принимает выражение готовности кричать, но не может трансформировать его в крик. Это выражение в области рта и подбородка выливается в усмешку ненависти, которая представляет собой проявление отчаяния, крайнего разочарования. Все это может быть выражено формулой:
Как только движению, выражающему отдачу, создается препятствие блоком панциря, импульс отдачи трансформируется в деструктивную ярость.
Я буду вынужден вернуться к данной трансформации импульса после того, как опишу проявления других сегментов панциря.
Третий сегмент панциря сковывает всю глубинную мускулатуру шеи. Спазматическое сокращение сегмента шеи захватывает также и язык. В терминах анатомии, это вполне объяснимо. По существу, мускулатура языка присоединена к шейной костной системе, а не к нижним лицевым костям. Это объясняет, почему спазмы в мускулатуре языка функционально связаны с придавливанием кадыка и сокращением мускулатуры горла. Наблюдая за движениями кадыка, можно сказать, когда аффект ярости пациента или импульс крика бессознателен и буквально проглатывается. Чрезвычайно сложно устранить эту манеру подавления эмоций. Наилучший способ устранить <глотание> - это освободить <рефлекс кляпа>. В <рефлексе кляпа> волна возбуждения в пищеводе противоположна волне возбуждения, которая проявляется в <глотании> слез или ярости. Если <рефлекс кляпа> начинает проявлять себя или даже заходит так далеко, что вызывает у пациента рвоту, те эмоции, которые сдерживались панцирем шеи, высвобождаются.
В результате увеличивается продольное течение эмоционального возбуждения. <Рефлекс кляпа> сопровождается расширением диафрагмы, т. е. поднятием диафрагмы и выдыханием. Работа над сегментом панциря шеи посредством рефлекса кляпа влечет за собой ослабление четвертого и пятого сегментов панциря. Другими словами, мы не устраняем один сегмент панциря за другим механическим и жестким образом. Но ослабление сегмента панциря высвобождает энергию, которая, в свою очередь, помогает устранить блоки панциря на различных уровнях. Поэтому невозможно привести точное описание каждого процесса, используемого для уничтожения мышечного панциря.
Перейдем к четвертому, грудному сегменту. Поскольку функции панциря данного сегмента могут быть подразделены, удобнее рассматривать грудь как целое.
Формирование грудного сегмента панциря проявляется в виде подъема костной структуры, хронической позиции вдыхания, поверхностного дыхания и неподвижности грудной клетки. Мы уже знаем, что позиция вдыхания представляет собой самый важный инструмент в подавлении любых эмоций. Четвертый сегмент является наиболее критическим не только потому, что он представляет основную часть панциря организма в целом, но и потому, что биопа-тологические симптомы в этой области имеют особенно опасный характер.
Все межреберные мышцы, грудные мышцы, мышцы плеча (дельтовидные мышцы) и группа мышц лопаток включены в грудной сегмент панциря. Позиции <самоконтроля>, <сдержанности>, <погруженности в себя> представляют собой основные проявления грудного панциря. Вместе с сегментом шеи грудной сегмент выражает также проявление подавленного упрямства, жесткой недоступности. Когда грудь не покрыта панцирем, из-за отсутствия четвертого сегмента проявления аналогичны <свободно текущим чувствам>. Когда же она покрыта панцирем, проявления аналогичны <неподвижности> или <равнодушию>.
Хроническое расширение грудной клетки сопровождается склонностью к повышенному кровяному давлению, сердцебиением и беспокойством; в тяжелых, хронических случаях наблюдается даже склонность к увеличению сердца. Различные сердечные дефекты происходят непосредственно из этого расширения или косвенно из синдрома тревоги. Легочная эмфизема представляет собой прямой результат хронического расширения грудной полости. Я склонен считать, что предрасположенность к пневмонии и туберкулезу также нужно искать здесь.
Яростный гнев, горький плач, рыдание и невыносимое желание являются необходимыми естественными эмоциями, которые чужды покрытому панцирю организму. Гнев покрытого панцирем человека <холоден>; он видит в плаче лишь впадание в детство, проявление слабости и бесхарактерности. Он рассматривает желание как признак слабого характера.
Большая часть эмоционально выраженных движений рук и особенно кистей также зависит от плазматических эмоций органов груди. У художника, который может свободно раскрыть свои замыслы, эмоция груди переходит в синхронизированные выразительные движения рук и кистей. Это в равной мере верно и для виртуоза-скрипача, и для пианиста, и для живописца.
<Неловкость> рук и, вероятно, отсутствие музыкального слуха у человека также объясняется наличием грудного панциря. Он в значительной степени ответственен за проявления <жесткости> и <недоступности>.
У некоторых больных мы находим целую серию жизненных проблем, которые связаны с грудным панцирем. Обычно эти больные жалуются на <узел> в груди. Это ощущение органа приводит нас к мысли, что пищевод является спастическим. Сложно сказать, включена ли сюда трахея, но это весьма вероятно. В процессе ослабления этого внутреннего <узла> в груди, мы узнаем, что в нем сосредоточены ярость и беспокойство. Торможение внутренних органов груди обычно вызывает торможение тех движений рук, которые выражают <желание>, <объятие> или <стремление к чему-либо>. Это не означает, что эти больные испытывают механические затруднения. Они свободно могут двигать руками. Однако, как только движение рук становится связанным с томлением или желанием, появляется торможение. Иногда это торможение настолько сильное, что ладони и особенно пальцы теряют свой оргонный заряд, становятся холодными и липкими. Весьма вероятно, что омертвение пальцев, исследованное Рейнодом, основано на этой специфической аноргонии. Во многих таких случаях импульс, который отвечает за вазомоторное сокращение пальцев, <задавлен> панцирем в лопатках и в кистях.
Жизненные трудности таких пациентов, включая общее торможение инициативы и неудачи в работе, вызваны их неспособностью свободно пользоваться кистями. Иногда формирование грудного панциря у женщин идет параллельно с отсутствием чувствительности сосков. Расстройство сексуального удовольствия и чувство отвращения к кормлению грудью ребенка появляются в результате возникновения этого панциря.
Между лопатками имеются две болезненные мышечные связки в области трапецевидных мышц. Покрытие их панцирем приводит к поведению, которое лучше всего может быть описано словами: <Я ничего делать не буду>.
Когда грудь покрыта панцирем, межреберные мышцы выражают острую чувствительность к щекотке. То, что это не просто боязнь щекотки, а биопатологическое нарастание возбудимости, доказывается тем фактом, что она исчезает, когда грудной панцирь разрушен. Характерная поза неприступности у многих пациентов очень часто сопровождается словами: <Не трогай меня! Мне щекотно>.
Я вовсе не стремлюсь поднять на смех эти характерные проявления. Просто мы видим их такими, какие они есть, т. е. не как воплощения <высших> и <благородных> свойств характера, а как проявления именно биофизических условий. Генерал может представлять собой <высокоавторитетную> личность, а может и не представлять. Мы не хотим ни восхвалять, ни осуждать его. Однако мы не лишаем себя права рассматривать его как животное, у которого имеется особый вид панциря. Меня бы нисколько не задело, если бы другой ученый захотел свести мою жажду знания к биологической функции щенка, который идет, принюхиваясь ко всему. Напротив, мне доставило бы удовольствие быть сравненным в биологическом плане с живым и милым щенком. Мне не хочется отделять себя от животного мира.
Итак, не должно быть и мысли об установившемся энергетическом потенциале до тех пор, пока не разрушен грудной сегмент панциря и эмоции ярости, тоски и подлинная скорбь не высвобождены. По существу, функция отдачи связана с движением плазматического потока в груди и шее.
Выше я уже обращал внимание читателя на то, что грудной сегмент составляет центральную часть мышечного панциря в целом. Исторически, это может быть прослежено к важнейшим и наиболее конфликтным поворотным этапам в жизни ребенка, наиболее вероятно к моменту, в значительной мере предшествующему возникновению панциря таза. В связи с этим неудивительно, что воспоминания о всякого рода травмирующем дурном обращении, разочаровании в любви и несбывшихся надеждах формируют личность ребенка. Я уже объяснял, почему зафиксированный травмирующий опыт не существенен для оргонной терапии. Он оказывается полезным разве что только в сопровождении соответствующей эмоции. Эмоции, выраженной в движении, более чем достаточно, чтобы сделать беды пациента понятными, но воспоминания проявляют себя только тогда, когда терапевт работает правильно. Что остается загадкой, так это то, каким образом функции бессознательной памяти могут зависеть от условий плазматического возбуждения, иначе говоря, как память может быть сохранена в плазматическом понимании.
А сейчас перейдем к пятому, диафрагменному сегменту. Сегмент, содержащий диафрагму и нижележащие органы, независим от сегмента груди. Это подтверждается уже тем фактом, что даже после того, как сегмент груди разрушен и ярость и слезы вырвались, диафрагменный сегмент остается незатронутым. Несложно заметить неподвижность диафрагмы с помощью рентгеновского аппарата. Причем верно и то, что из-за вынужденного дыхания подвижность диафрагмы больше, чем до разрушения панциря груди; верно также и то, что до тех пор, пока диафрагменный сегмент не устранен, отсутствует самопроизвольная диафрагменная пульсация. В процессе разрушения диафрагменного сегмента имеются два этапа.
Разрушая грудной сегмент панциря, мы заставляем пациента дышать более глубоко и свободно. В результате диафрагма двигается широко, но не самопроизвольно. Как только это вынужденное дыхание прекращается, движение диафрагмы и, вместе с ним, дыхательное движение полости груди также прекращаются. Мы должны обратить внимание на выразительное движение мышц диафрагмы для того, чтобы выполнить второй шаг, приводящий к самопроизвольной диафрагменной пульсации. Это вновь подтверждает тот факт, что механические средства нельзя применить для реактивации биологических эмоциональных функций. Можно аннулировать сегмент панциря только с помощью биологических выразительных движений.
Пятый мышечный сегмент образует кольцо сокращения, которое простирается выше наджелудочной области, нижней части груди, далее вдоль самых нижних ребер по направлению к задним вставкам диафрагмы, т. е. к десятому, одиннадцатому и двенадцатому грудным позвонкам. По существу, он содержит диафрагму, живот, солнечное сплетение, включая поджелудочную железу, которая лежит в передней его части, печень, и узлы двух выпуклых мышц, простирающихся вдоль нижних грудных позвонков.
Очевидным проявлением этого панциря является лордоз позвоночника. Обычно терапевт может просунуть свою руку между спиной пациента и кушеткой. Нижний передний край ребра сдвинут вперед и выпячен. Нелегко, или даже невозможно, согнуть позвоночник далее. С помощью флюорографии можно увидеть, что диафрагма неподвижна при обычных условиях и что она движется, но незначительно, при вынужденном дыхании. Если попросить пациента дышать сознательно, он обязательно вдохнет. Выдох в качестве самопроизвольного действия ему несвойственен. Если его попросят выдохнуть, он будет вынужден сделать немалое усилие. Если ему удается выдохнуть, его тело автоматически принимает определенную позицию. Голова движется вперед, лопатки выгнуты назад, а руки крепко прижаты к верхней части тела. Тазовая мускулатура напряжена, и спина жестко изогнута.
Диафрагменный сегмент повинен в нарушении многих функций человеческого организма. Разрушение данного сегмента - одна из основных задач терапии.
Уничтожение диафрагменного сегмента панциря влечет за собой преодоление многих трудностей. Почему это так? Организм пациента противостоит свободному расширению и сжатию диафрагмы. Однако если верхние сегменты должным образом были расслаблены, может понадобиться много времени, прежде чем мышцы диафрагмы также расслабятся. Например, вынужденное дыхание в сегменте груди или повторяющееся освобождение рефлекса кляпа может продвигать организм по направлению к энергетической пульсации. Раздражение мышц плеча с помощью щипка может иметь тот же эффект.
Теоретически понятно, почему сопротивление пациента полной пульсации диафрагмы так сильно: организм защищает себя от ощущений удовольствия или тревоги, которые неизбежно вызываются диафрагменным движением. Такое объяснение предполагает, что организм <думает> и <совещается> рационально, примерно следующим образом: <Этот скрупулезный психиатр требует, чтобы я позволил расширять и сжимать диафрагму свободно. Если я уступлю, я испытаю ощущения тревоги и удовольствия, которое я ощущал, когда мои родители наказали меня за наслаждение самим собой. Я примирился с такой действительностью. Поэтому я не уступлю>.
Живой организм не думает и не совещается в рациональном понятии. Он функционирует в гармонии с изначальными плазматическими эмоциями, которые имеют функцию удовлетворения биологического напряжения и потребностей. Практически невозможно перевести язык живого организма непосредственно на словесный язык. Чрезвычайно важно понять это, поскольку рациональному мышлению, сформированному механистической цивилизацией человека, свойственно душить и гасить наше представление об отличающемся коренным образом языке живого организма.
Здесь мне хотелось бы сослаться на особенно ясный клинический случай, чтобы проиллюстрировать новизну имеющих здесь место явлений.
Пациента, который имел ясное представление об оргонной терапии и уже достиг успехов в уничтожении существенной части панциря верхней части тела, попросили сделать усилие и прорвать диафрагменный сегмент. Пациент согласился выполнить это задание. Однако как только в панцире диафрагмы появился небольшой разрыв, корпус пациента, от диафрагмы к тазу, начал двигаться в сторону. Мягко говоря, это было весьма неожиданно. И потребовалось немалое усилие, чтобы понять, что должно было выражать данное движение.
В своем движении в сторону нижняя часть корпуса выразила решительное НЕТ.
Можно выдвинуть гипотезу, что плазматическая система, за пределами словесного языка, ответила категорическим НЕТ тому, на что были согласны <кора> и словесный язык. Но такая гипотеза неверна, и она не выведет нас на ступень, более близкую к пониманию живого организма и его выразительного языка. Брюшная полость пациента и таз не <обсуждали> требование, которое получил организм. Они не <решали> отказываться уступить. Шел другой процесс, имеющий здесь место, который соответствовал выразительному языку жизни.
Как уже отмечалось, плазматические движения червя направлены вдоль оси тела. Когда оргонные волны возбуждения двигают тело червя вперед, у нас создается впечатление, что червь действует намеренно, т. е. <по собственной воле>. Выразительное движение живого организма червя может быть переведено на словесный язык приблизительно как <хотящий чего-либо>, <согласный на что-либо> и так далее. Если теперь взять щипцы и сжать червя где-нибудь посередине, так чтобы оргонное возбуждение было прервано как бы мышечным блоком, единое объединяющее движение вперед и, вместе с тем, выразительное движение <хотящего чего-либо> и <согласного на что-либо> мгновенно прекратятся. Эти движения будут заменены другими, а именно продольными извивающимися движениями передней или задней части тела, в то время как средняя часть заторможена. Впечатления, выраженные этими колебаниями тела из стороны в сторону, выражают боль и неистовое <Нет, не делай этого, я этого не вынесу>. Не следует забывать, что здесь мы говорим о нашем впечатлении, т. е. интерпретации наших наблюдений за червем. Однако мы вели бы себя подобно червю, если бы кто-то обвязал наш корпус веревкой. Мы бы непроизвольно втянули голову в плечи и стали бы двигать тазом и ногами.
Подобное понимание процесса не означает, что мы сближаемся с субъективистами, которые утверждают, что мы не ощущаем <ничего, кроме наших собственных ощущений>, и что ощущения не соответствуют действительности. В принципе, все живое функционально тождественно. Отсюда следует, что реакция червя на щипцы аналогична нашей реакции в той же самой ситуации. Реакция боли и усилия по ее преодолению также аналогичны. Эта функциональная тождественность между человеком и червем дает нам возможность правильного понимания выразительных движений извивающегося червя. Фактически, нескрываемая выразительность червя показывает, что почувствуем мы в аналогичной ситуации. Однако непосредственно мы не чувствуем боль червя и не слышим его крика НЕТ; мы просто воспринимаем выразительное движение, которое, при любых обстоятельствах, отождествлялось бы с выразительным движением нашей собственной плазматической системы в аналогичной болезненной ситуации.
Отсюда следует, что мы понимаем выразительные движения и эмоциональное выражение другого живого организма на основе тождественности наших собственных эмоций и эмоций всех живых существ.
Мы непосредственно понимаем язык живых организмов, исходя из функциональной идентичности биологических эмоций. После того как мы восприняли это на биологическом выразительном языке, переводим это на словесный язык. И все-таки слово <нет> имеет такой же смысл, фактически весьма незначительный, чтобы оперировать с выразительным языком живого организма, как и слово <кот> для того, чтобы описать жирного кота, который переходит улицу на наших глазах. На самом деле слово <кот> и специфическая оргонная плазматическая система, которая движется перед нами, мало соответствуют друг ДРУГУ-Поскольку слово <кот> ассоциируется с большим количеством качеств, то они просто теряются, произвольно подменяют качества, заложенные в конкретное явление, его движения, эмоции и так далее.
Обычный человек, не склонный к естественной философии, отложит в сторону эту книгу, посчитав, что она не освобождает его от тягот горькой реальности. Читатель, придерживающийся такой позиции, глубоко ошибается. В дальнейшем я продемонстрирую, насколько важно думать правильно и использовать все концепции и слова правильно.
Давайте вернемся к так называемому движению <нет-нет> нашего пациента. Его значение таково: когда плазматический поток не может двигаться вдоль по телу, поскольку он ограничивается поперечными мышечными блоками, то его продольное движение вызывает реакцию, которую на наш язык можно перевести как НЕТ.
<Нет> на человеческом языке соответствует <нет> языку движений живого организма. <Нет> не обязательно может быть выражено отрицательным кивком головы, так же как <да> - положительным кивком. <Нет>, которое наш пациент выразил продольными колебаниями таза, исчезло только после того, как блок диафрагмы был расслаблен. И оно регулярно вновь появлялось, когда этот блок возвращался.
Эти факты играют огромную роль в понимании языка тела. Общее отношение нашего пациента к жизни имело также негативную природу. НЕТ представляйте собой основную черту его характера. Несмотря на то, что он страдал и боролся против этой черты своего характера, он не мог избавиться от нее. Неважно, насколько сильно он хотел сказать <да>, чтобы быть положительным, - его характер постоянно говорил НЕТ. И исторические и биопсихологические функции этого <нет> со стороны его характера были легко объяснимы. Как и многим другим маленьким детям, его мать постоянно ставила ему клизму. Подобно другим детям, он реагировал на это насилие ужасом и внутренней яростью. Чтобы уменьшить степень своей ярости, он делал над собой усилие: опирался на основание таза, изрядно сокращал дыхание, в общем выражал протест положением тела <нет-нет>. Все живое в нем хотело (но ему не позволялось) крикнуть НЕТ этому насилию. С тех пор открытая выразительность его жизненной системы стала по существу отрицать все и всех. И хотя эта отрицательная черта характера представляла собой острый симптом, это было в то же время выражением сильнейшей самозащиты, которая первоначально была рациональна и обоснованна. Но эта самозащита, рационально мотивированная вначале, отразилась на функции мышц, которые постоянно стали напрягаться при любом раздражении.
Я уже объяснял, что опыт детства имеет свойство <влияния прошлого> только лишь в том случае, если это отражается в жестком панцире и в настоящее время. В случае нашего пациента рационально мотивированное <нет-нет> прошло через годы и трансформировалось в невротическое и иррациональное <нет-нет>. Другими словами, оно превратилось в постоянное состояние мышц, которое было готово выразить это. Выражение <нет-нет> исчезло с расслаблением мышц в процессе лечения. Таким образом, историческое событие в виде поступка матери потеряло свое патологическое значение.
С точки зрения глубинной психологии, правильным было бы сказать, что в случае этого пациента аффект защиты был подавлен. С другой стороны, рассмотренное с позиции биологического ядра, это <подавление> не дает организму способности сказать ДА. Положительная, утвердительная позиция в жизни возможна только тогда, когда функции организма едины, когда плазматические возбуждения вместе с эмоциями, относящимися к ним, могут пройти через все органы и ткани беспрепятственно; короче, когда экспрессивные потоки плазмы могут двигаться свободно.
Если хотя бы один сегмент панциря ограничивает данную функцию, то выразительное движение утверждения нарушено. Маленькие дети в этом случае не могут полностью погрузиться в игры, подростки безобразничают на работе или в школе, взрослые действуют подобно движущемуся автомобилю с включенным тормозом. У воспитателя, учителя или технического руководителя создается впечатление, что этот человек ленив, непокорен и ни к чему не способен. Заблокированный человек, в свою очередь, везде ощущает провалы, <несмотря на все свое старание>. Этот процесс можно перевести на язык живого организма: организм всегда действует биологически правильно, однако при проходе через него органных возбуждений, функционирование замедляется и выражение <я получаю удовольствие в действии> автоматически переводится в бессознательное <я не буду> или <я не хочу.> Короче говоря, организм не отвечает за собственный аварийный режим.
Этот процесс имеет всеобъемлющую важность. Я умышленно выбрал клинические примеры, которые имеют общую применимость. На основе этих ограничений в функционировании человека мы придем к более глубокому и всестороннему пониманию целой серии непонятных общественных явлений, которые останутся невыясненными без их биофизической предпосылки.
После этого длинного, но необходимого отступления вернемся к пятому сегменту мышечного панциря. Мы уже говорили о выразительных движениях, которые проявляются при наличии первых четырех сегментов. Торможение мышц глаза выражает <пустые> или <печальные> глаза, твердо сжатая челюсть - <подавленную ярость>. Плач или рев вырывается на свободу из <узла в груди>.
Язык тела без труда переводится на словесный язык, и выразительное движение сразу становится понятным, когда мы работаем на четырех сегментах. Ситуация усложняется, когда мы работаем на диафрагменном. Как только диафрагменный сегмент панциря уничтожен, мы больше не в состоянии перевести язык движения на словесный язык. Это требует подробного пояснения. Открытая выразительность, которая следует после того, как мы разрушили диафрагменный сегмент, ведет нас к непониманию глубины жизненной функции. Здесь мы сталкиваемся с новой проблемой: каким именно образом человеческое существо связано с примитивным животным миром и с космической функцией энергии?
Мы достигаем цели в разрушении диафрагменного сегмента, освобождая пациента многократно от <рефлекса кляпа>, причем строго следя за тем, чтобы он не задерживал дыхание во время возникновения тошноты, а продолжал с силой вдыхать и выдыхать. Неоднократное освобождение от <рефлекса кляпа> неизбежно приводит к уничтожению диафрагменного сегмента панциря. Однако имеется предварительное условие: панцирь верхних сегментов должен быть уничтожен до этого, т. е. оргонный поток в области головы, шеи и груди должен течь совершенно свободно.
Как только диафрагма расширяется и сжимается свободно, т. е. дыхание функционирует полностью и самопроизвольно, корпус стремится, с каждым выдохом, согнуться в верхней области брюшной полости. Средняя часть брюшной полости сокращена. Это и есть картина рефлекса оргазма. (Это все-таки искаженная картина, т. к. таз еще не в полной мере расслаблен.) Дальнейшее сгибание корпуса, сопровождающееся наклоном головы назад, выражает <отдачу>. Понять это выражение не так уж и сложно. Сложности начинаются тогда, когда в движении появляются конвульсии. Выражение конвульсий в рефлексе оргазма не может быть переведено на словесный язык. Сложность возникает по определенной причине. Мы вынуждены предполагать, что имеется некоторое существенное различие между выразительными движениями, с которыми мы знакомились до сих пор, и экспрессивным движением всего корпуса, которое проявляется, когда функции диафрагмы свободны.
Начиная с этого момента, я хотел бы попросить читателя следовать за мной с предельным терпением и не отказывать в доверии преждевременно. Его терпение будет с лихвой вознаграждено результатами, которых мы достигнем. Могу заверить читателя, что я сам должен был набраться огромного терпения в течение многих лет, и полученные за эти годы данные я собираюсь описать. Раз за разом я отчаивался постичь рефлекс оргазма; казалось совершенно невозможным сделать этот основной биологический рефлекс доступным человеческому пониманию. И все-таки я решил не сдаваться, я ни за что не хотел признать, что живой организм, который имеет понятный язык во всех остальных сферах, не в состоянии ничего выразить именно в центральной сфере, рефлексе оргазма. Это казалось столь противоречивым, столь нелепым, что я просто не мог принять этого. Неоднократно я говорил себе, что я был единственным, кто утверждал, что живой организм просто функционирует, что это не имеет никакого <значения>. Казалось правильным предположить, что <невыразительность> или <бессмысленность> энергетических конвульсий указывали на следующее: в своей основной функции живой организм не обнаруживает произвольного значения. Однако позиция окружения, которая проявляется в рефлексе оргазма, является как выразительной, так и многозначительной. Несомненно, энергетические конвульсии сами по себе полны выразительности. Я должен был сказать себе, что естественная наука просто еще не постигла эту очень расплывчатую, а на самом деле универсальную, эмоциональную выразительность живого организма. Короче, внутреннее выразительное движение без внешнего эмоционального выражения казалась мне нелепостью.
Рвота представляет собой один из подходов к проблеме, потому что пациента зачастую рвет, когда диафрагменный сегмент панциря уничтожен. Когда у пациента нет способности кричать, то отсутствует и способность рвоты. Данное отсутствие не трудно осмыслить с помощью понятий оргонной биофизики. Вместе с сегментами панциря, лежащими наверху, диафрагменный блок мешает перистальтическому волнообразному движению энергии тела вверх от живота ко рту. В то же время <узел> в груди и <глотание,> вместе с сокращением мышц глаза, мешают плачу. В других случаях диафрагменных блоков, имеется, в дополнение к неспособности к рвоте, постоянная тошнота. Там не может быть сомнений в том, что жалобы на <возбужденный живот> представляют собой непосредственное следствие панциря в данной области, хотя мы все еще не слишком ясно представляли себе связь между ними.
Рвота представляет собой биологическое выразительное движение, в чьи функции входит: судорожное изрыгание содержимого тела. Оно базируется на перистальтическом движении живота и пищевода в направлении, противоположном направлению его нормального функционирования, а именно по направлению к рту. Рефлекс кляпа расслабляет диафрагменный сегмент радикально и быстро. Рвота сопровождается конвульсиями тела, резким сгибанием в области живота, шеи и резкими движениями таза. У маленьких детей рвота часто сопровождается поносом. В терминах энергии, сильные возбуждающие волны идут от центра тела вверх по направлению к рту и вниз по направлению к анусу. Эмоциональная выразительность в этом случае разговаривает на простейшем языке, который имеет несомненно глубокую биологическую природу. Нужно лишь понять ее.
Общее движение, которое захватывает корпус в рвоте, является чисто физиологическим (а не эмоциональным), так же как и в случае рефлекса оргазма. Это подтверждено клиническими исследованиями: разрушение диафрагменного блока приводит к первым конвульсиям корпуса, которые впоследствии развиваются в рефлекс оргазма. Эти конвульсии сопровождаются глубоким выдохом и волной возбуждения, которая распространяется вверх от диафрагмы по направлению к голове и вниз - по направлению к половым органам. Известно, что разрушение верхних сегментов панциря является обязательным предварительным условием для появления обшей конвульсии корпуса. Двигаясь по направлению к тазу, оргонное возбуждение неизбежно проходит через блок в середине брюшной полости, и поэтому или средняя часть брюшной полости резко и быстро сокращается, или таз движется назад и судорожно колеблется в этом положении.
Это сокращение в середине брюшной полости представляет шестой самостоятельно функционирующий сегмент панциря. Спазм самой большой брюшной мышцы сопровождается спастическим сокращением двух боковых мышц, которые пролегают от нижних ребер к верхнему краю таза. Они легко могут пальпироваться как очень болезненные шнуры мышц. Более низкие мышцы спины, пролегающие вдоль позвоночника (Lafissimus dorsi, sacrospinalis и так далее), соответствуют этому сегменту. Эти мышцы также могут быть пропальпированы как очень болезненные шнуры.
Разрушить шестой сегмент панциря гораздо легче, чем другие сегменты. После того как он аннулирован, легко перейти к седьмому сегменту панциря - тазовому.
В большинстве случаев тазовый сегмент содержит почти все мышцы таза. Таз целиком сжимается. Анальная мышца сфинктера сжата, анус напряжен. Таз <мертв> и невыразителен. Эта <невыразительность> представляет собой <выражение> бесполости. Полностью отсутствуют какие-либо ощущения или возбуждения. С другой стороны, симптомов множество: запор, различные наросты в прямой кишке, воспаление яичников, полипы матки, доброкачественные и злокачественные опухоли. Раздражение мочевого пузыря, анестезия влагалища и поверхности полового члена со сверхчувствительностью мочеиспускательного канала - также симптомы наличия тазового панциря. У мужчин результатом аноргонии таза становится невозможность достичь эрекции или страх сверх-возбудимости, приводящей к преждевременной эякуляции. У женщин наблюдается полная анестезия влагалища или спазм мышц влагалища.
Существует специфический <тазовый страх> и специфическая <тазовая ярость>. Оргазмическая импотенция приводит к вторичным импульсам, которые побуждают к достижению полового удовлетворения силой. Неважно, как долго сдерживается биологический принцип удовольствия, - импульсы акта любви могут начаться, результатом чего обязательно будет удовольствие. Но поскольку панцирь не позволяет конвульсиям пройти через тазовый сегмент, ощущения удовольствия немедленно превращаются в импульсы ярости. Результатом является мучительное чувство <получить, несмотря ни на что>, которое не может быть названо иначе как садистским. В тазе, как и в других частях живого организма, заторможенное удовольствие преобразуется в ярость, а заторможенная ярость преобразуется в мышечные спазмы. Это без труда может быть подтверждено клинически. Ощущения удовольствия в тазе не могут появиться до тех пор, пока тазовые мышцы не будут освобождены от ярости.
В тазовом сегменте, как и во всех остальных мышечных сегментах, <пульсация> или <прорыв> возникает посредством сильных резких передних движений. Внешняя выразительность этих движений целенаправленна и весьма очевидна. Наряду с выражением ярости также отчетливо очевидно выражение презрения, презрение к половому акту и особенно презрение к партнеру, с которым этот акт совершен. Ярость, которая подавляет первоначальные порывы любви, ненависть и садизм являются частью и предпосылкой презрения современного человека к сексу. Я не говорю о тех случаях, когда половой акт приводит к получению выгоды или средств к существованию. Я говорю о большинстве людей всех слоев общества. Ярость и презрение, которые так исказили выразительные движения сексуальной любви, выражаются распространенными непристойными словами.
Я дал тщательное описание полученных данных в первом томе моей книги <Открытие органа>. Поэтому здесь я не буду вдаваться в детали.
ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ РЕФЛЕКСА ОРГАЗМА И ПОЛОВОГО НАЛОЖЕНИЯ
Немаловажным для нашей основной темы представляется факт, что тазовый панцирь имеет выразительность, которую без труда можно перевести на словесный язык, и что освобожденные эмоции говорят на понятном языке. Но это верно только для эмоций панциря. Это неверно для выразительных движений, которые регулярно появляются после уничтожения страха и ярости. Эти движения заключаются в мягких перемещениях таза вперед и вверх, отчетливо выражающих желание. Кто-то инстинктивно может провести параллель с колебательным движением кончика туловища насекомых, например, ос, пчел, стрекоз и бабочек, во время полового акта. Основная форма этого движения показана на рисунке.
Наш субъективный осязательный орган говорит нам, что любое стремление к отдаче сопровождается страстным желанием. Страстным желанием чего? И в чем заключается отдача?
Словесный язык выражает цель страстного желания и функции отдачи следующим образом: поскольку организм развивает рефлекс оргазма, требование удовлетворения появляется страстно и непреодолимо. Требование удовлетворения отчетливо сфокусировано на половом акте. Собственно, в половом акте каждый <поглощен> ощущением собственного удовольствия; хотя каждый <отдает себя партнеру>.
Необходимость в словесном языке появляется, когда нужно объяснить однозначно этот природный феномен. Я говорю: требование появляется. Поскольку словесный язык - это всего лишь перевод с выразительного языка живого организма, мы не знаем, действительно ли слова <страстное желание> и <удовлетворение> выражаются рефлексом оргазма. Мы уже установили, что выразительное движение оргазмических конвульсий не может быть переведено на словесный язык. Давайте сделаем еще один шаг в направлении сомнений в способности словесного языка немедленно сделать естественные явления понятными.
Читатель придет в замешательство от нашего следующего вопроса. Однако если он задумается хоть на мгновение, он признает, что слова зачастую могут увести нас от ясного понимания процессов. Вот наш вопрос:
Откуда берется чрезвычайная роль полового влечения? Ни у кого нет сомнений в его изначальной и инстинктивной силе. Никто не может избежать этого; все живые создания подвержены ему. В самом деле, спаривание и биологические функции связаны с ним основной функцией живого организма - это функция продолжения его рода. Спаривание представляет собой основную функцию <плазмы микроба>, как утверждал Вейсман; оно бессмертно в прямом смысле слова. Homo sapiens (человек разумный - лат.) просто отрицал, но никоим образом не устранял эту могущественную силу природы. Мы знаем ужасные человеческие трагедии, которые следовали из этого отрицания.
Существование живого организма представлено наложением двух оргонных систем различного пола. Мы вынуждены признать, что у нас нет ответа на простейшие вопросы: Откуда происходит функция наложения двух созданий различного пола? Какова его важность? Что оно <обозначает>? Почему течение живой природы представлено именно в этой форме движения, а не в какой-либо другой?
Самая общая форма движения, представленного половым наложением, показана на рисунке.
Половое наложение происходит вместе с оргонным свечением ячеек тела и слиянием двух оргонных энергий системы в функциональную единицу. Две оргонных системы, ставшие одной, выплескивают свою энергию на вершине возбуждения в мышечные конвульсии. В данном процессе энергетически сильно заряженные субстанции, т. е. клетки спермы, эякулированы и, в свою очередь, продолжают осуществлять функцию наложения, проникновения, слияния и выделения энергии.
Словесный язык не способен полностью объяснить этот процесс. Концепции, сформированные словесным языком вокруг процесса полового наложения, сами по себе происходят от ощущений органа, который представляет, сопутствует и следует за наложением. <Страстное желание>, <понуждение>, <спаривание>, <удовлетворение> и так далее - просто отражения естественного процесса, который не может быть объяснен с помощью слов. Чтобы постичь этот естественный процесс, мы вынуждены искать другие первичные естественные процессы, которые имеют более общее значение, чем половое наложение организма, и более глубоки, чем ощущения органа, которому соответствуют концепции словесного языка.
Несомненно, что рефлекс оргазма функционирует согласно естественным законам. Это становится очевидным при каждом успешном лечении, когда сегментарный панцирь, ранее чинивший препятствия его ходу, полностью разрушен. Аналогично не должно возникать сомнений в том, что половое наложение соответствует естественным законам природы, когда рефлекс оргазма функционирует свободно и никакие социальные препятствия не стоят на его пути.
Мы вынуждены сделать отступление и объединить большое число естественных феноменов для того, чтобы постичь выразительный язык живого организма в рефлексе оргазма и в наложении. Слабость словесного языка в этом случае указывает на функцию природы за пределами сферы живого. Здесь мы используем слово <за пределами> не в сверхъестественном, мистическом значении, а в смысле функционального отношения между живой и неживой природой.
Пока что мы должны признать, что словесный язык способен описать только те явления жизни, которые можно постичь с помощью ощущений органа и соответствующих выразительных движений, например, движений, выражающих ярость, удовольствие, тревогу, раздражение, разочарование, скорбь, отдачу и так далее. Однако ощущения органа и выразительные движения не являются окончательными критериями. С определенной точки зрения, естественный закон неживого вещества должен с необходимостью влиять на живой организм и выражать себя в нем. Это верно, если живое является следствием неживого и возвращается к нему. Ощущения органа, которые по своей специфике соответствуют живому организму, могут быть интерпретированы словами. Но мы не можем вложить в слова выразительные движения организма, который по своей специфике не принадлежит живому, но спроецирован в сферу живого из сферы неживого. Поскольку живое происходит от неживого, а неживое происходит из космической энергии, мы имеем подтверждение тому, что в живом есть функции и космической энергии. В связи с этим весьма возможно, что непереводимые выразительные движения рефлекса оргазма в половом наложении объясняются действием космических оргонных функций.
Я прекрасно осознаю важность этой рабочей гипотезы. Клинически установлено, что оргазмическое сильное влечение, т. е. желание наложения, всегда происходит вместе с космическим влечением и космическими ощущениями. Мистические идеи бесчисленных религий, вера в Высшее, доктрина переселения души, и так далее, возникают, все без исключения, из космического влечения; и, функционально, космическое томление отражается в выразительных движениях рефлекса оргазма. При оргазме живой организм является не чем иным, как частью пульсирующей природы. Идея, что человек и животные в общем представляют собой <часть природы> известна и широко распространена. Однако легче сказать, чем понять, в строго научном смысле, где конкретно существует функциональная идентичность живого вещества и природы. Можно сказать, что принцип локомотива функционально тождественен аналогичному принципу в случае простой тачки. Но локомотив существенно отличается от тачки, и мы должны уметь объяснить, как локомотив развивался от тачки на протяжении веков.
Мы видим, что проблема выразительного языка живого организма значительно сложнее, чем может показаться поначалу. Давайте попытаемся пойти дальше и поищем сходства, которые объединяют более высоко развитые формы жизни с менее развитыми.
Техника оргонной терапии показала, что червь все еще действует в человеческом организме. Сегментарное строение панциря явственно подтверждает это.
Разрушение этого сегментарного панциря высвобождает выразительные движения и плазматический поток, независимый от анатомического строения нервов и мышц у позвоночных. Они очень хорошо согласуются с перистальтическими движениями кишечника, червя или простейшего одноклеточного.
Несмотря на свое происхождение от филогенетически старших форм жизни, человек все еще рассматривается преимущественно как оригинальное создание вне связи с формами, от которых он произошел. Сегментарная характеристика и, таким образом, характеристика биологической системы стержня отчетливо проявляются в сегментах позвоночника и нервных узлов. Однако такая стержневая система сегментарна не только в морфологической, т. е. жесткой, форме. Оргонные функции также представляют собой функциональные сегменты, т. е. функции, имеющие особо современную важность. Они не являются остатками мертвого прошлого в живом настоящем. Оргонные функции и кольца панциря представляют собой самые активные и наиболее важные элементы функционального аппарата настоящего, стержня всех биологических функций человеческого организма. Биологически важные ощущения органа и эмоции удовольствия, тревоги и ярости происходят из сегментарных функций человеческого организма. В то же время расширение и сокращение как функции удовольствия и тревоги присутствовали в живом организме на всем пути - от амебы до человека. Когда кто-нибудь счастлив, он держит голову высоко; когда кто-нибудь испуган, он сжимается, подобно тому, как червь втягивает свою голову.
Если амеба и червь в человеческом организме продолжают действовать в качестве стержневых элементов его эмоционального функционирования, тогда наши усилия связать и, тем самым, свести основной биологический рефлекс оргазмического наложения к простейшим плазматическим функциям совершенно оправданны.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги