Выше мы утверждали, что разрушение диафрагменного сегмента неизбежно приводит к первым оргазмическим конвульсиям тела. Мы также подчеркнули, что конечности были просто продолжениями двух сегментов груди и таза. Самые крупные и наиболее важные нервные узлы находятся в середине корпуса, возле спины.


Теперь же мы хотим совершить мысленный прыжок, который, на первый взгляд, является <антинаучным>, <необоснованным> и действительно <сумасшедшим>. Впоследствии мы сможем оглянуться и посмотреть, не испортили ли мы что-нибудь.


Каждый из нас видел кошку с выгнутой спиной. Мягкое тело кошки напряжено, голова и задние лапы слабо подрагивают.


В реальной жизни можно представить себе любое животное, в том числе и человека, в таком же положении. Не легко прочитать внешнюю выразительность этого особого положения напрямую. Если наблюдать его внимательно в течение некоторого времени, создается впечатление медузы с щупальцами.


Биофизике предстоит научиться читать формы движения с помощью формы тела и формы выразительности, исходя из форм движения. В дальнейшем мы к этому еще вернемся. Здесь же наблюдается явное сходство положения с позицией медузы с щупальцами. Мы можем развить аналогию. Когда медуза двигается, щупальца сближаются и расходятся в ритмичном чередовании. Это эвристическая субстанция нашего мысленного прыжка: выразительные движения в рефлексе оргазма, рассмотренные в терминах тождественности функции, - точно такие же, как у живой плавающей медузы.


В обоих случаях концы тела ритмично движутся по направлению друг к другу, как будто хотят дотронуться друг до друга. Когда они сближаются, мы имеем состояние сокращения. Когда они далеки, насколько это возможно, мы имеем состояние расширения или релаксации оргонной системы. Это крайне примитивная форма биологической пульсации. Если эта пульсация ускорена, если наблюдается клоническая форма, то мы имеем выразительное движение оргазмической конвульсии.


Выделение икры у рыбы и спермы у животных связано с этой плазматической конвульсией тела в целом. Оргазмическая конвульсия сопровождается высокой степенью возбуждения, которое мы испытываем в качестве удовольствия в <высшей точке>. Короче говоря, выразительное движение рефлекса оргазма представляет весьма немаловажную, современную мобилизацию биологической формы движения, которая идет еще со стадии амебы. Взгляните на рисунок, иллюстрирующий движение медузы.


При тщательном изучении функциональная тождественность движения медузы и оргазмической конвульсии оказывается значительно менее странной, чем это могло показаться поначалу. Ввиду того, что в сегментарном устройстве панциря и в сфере эмоций червь <продолжает функционировать> в человеке, нет ничего особенного в том, что функция медузы выражена в конвульсии тела в целом. Мы должны будем смириться с мыслью, что мы имеем здесь дело не с атавизмами нашего филогенетического прошлого, а с современными биоэнергетически важными функциями в высокоразвитом организме. Самые примитивные и самые развитые плазматические функции существуют бок о бок и функционируют, как если бы они были соединены друг с другом. Развитие более сложных функций в организме (функций, которые мы называем <высшими>) не влияет на существование и функцию <медузы в человеке>. Именно эта медуза в человеке представляет его единство с менее развитым животным миром. Точно так же как теория Дарвина выводит происхождение человека от низших позвоночных на основе морфологии человека, оргонная биофизика прослеживает эмоциональные функции человека гораздо дальше - к формам движения моллюсков и простейших.


Функциональная идентичность жизненных функций человека с функциями примитивных органических форм движения простирается гораздо дальше сравнения с медузой.


Таким образом, то, что мы называем <природой в человеке>, может быть переведено из сферы мистики и поэтической фантазии в конкретный, объективный и практический мир естественной науки. Здесь мы имеем дело не с метафорическими аналогиями, и еще меньше с сентиментальным восприятием; мы имеем дело с осязаемыми, видимыми и управляемыми процессами живого организма.



Глава 15

ШИЗОФРЕНИЧЕСКИЙ РАСКОЛ


<ДЬЯВОЛ> В ПРОЦЕССЕ ШИЗОФРЕНИИ


Идея о <дьяволе> - истинное выражение искажения природы в человеке. Никакой другой человеческий опыт не поддается так хорошо изучению природы <дьявола> как шизофренический опыт, шизофренический мир в самой чистой его форме: смесь мистицизма и эмоционального ада, проницательного, хотя и искаженного, видения; Бога и дьявола, извращенной сексуальной и убийственной морали, здравомыслия, идущего к самой высокой степени гениальности, и безумия в его самом глубочайшем проявлении, соединенном в одном ужасном опыте. Я имею в виду здесь шизофренический процесс, который в классической психиатрии называется <параноидным слабоумием>, а не так называемое <кататоническое оцепенение>. В то время как кататония обычно характеризуется отделением от реальности и общим мышечным блокированием, шизофренический процесс состоит главным образом в медленном, вялом ухудшении биофизического функционирования. Начальные фазы параноидной шизофрении, особенно в период половой зрелости, характеризуются причудливыми идеями, мистическими понятиями, манией преследования и галлюцинациями, лишенными рациональных ассоциаций и какого-либо смысла. В конечном счете происходит нарушение общего функционирования всего организма.


Я ограничусь теми шизофреническими процессами, которые имеют отношение к нашей основной мысли: <дьявол> как представитель извращенной природы человека. Они включают в себя сферу вторичных, извращенных и антиобщественных побуждений, редко проявляющихся у хорошо <бронированных> невротиков; сферу первичных биофизических ощущений, плазматических потоков и опыта, полученного из контакта с космическими функциями; опыта, который почти полностью заблокирован в так называемом человеке нормальном, и наконец манию преследования как опыт исходящий из больной, хотя и наиболее чувствительной биосистемы.


Шизофренический мир смешивается в одном опыте, который тщательно изолирован в человеке нормальном. Хорошо приспособленный к жизни человек нормальный составлен из точно таких же ощущений, как и шизофреник. Современные психиатрические знания не оставляют никакого сомнения в этом. Человек нормальный отличается от шизофреника только тем, что эти ощущения по-другому размещаются. Он - <социально мыслящий> торговец или клерк в течение дня; налицо его дисциплинированность. Он живет вне своих вторичных, искаженных побуждений, но когда он покидает дом или офис, чтобы посетить некий далекий город, он предается садистским оргиям или беспорядочным половым связям. Это его обывательское существование резко отделено от его <второй жизни>. Он верит в существование некой сверхъестественной силы и в ее противоположность - дьявола. Эти базисные группы не смешиваются друг с другом. Человек нормальный не верит в Бога, когда занимается не совсем честными делами, тем, что священники в воскресных проповедях называют <греховным>. Человек нормальный не верит и в дьявола, когда он занимается научной деятельностью; у него нет никаких извращений, он любит свою семью; но он забывает своих жену и детей, когда позволяет дьяволу вести себя в публичный дом.


Некоторые психиатры отрицают правдивость этих фактов. Другие - не отрицают их, но говорят, что отделение дьявольского от социальной жизни только к лучшему и что это делается для ее защиты. Человек, истинно верующий в существование Христа, мог бы возразить на это. Он мог бы сказать, что сфера влияния дьявола должна быть, несомненно, уничтожена, но не так, чтобы, будучи уничтоженной в одном месте, она появилась в другом. На это другой верующий мог бы возразить, что истинная сила - не в отсутствии порока, а в сопротивлении дьявольским искушениям.


Я полагаю, что опираясь на мышление и способ собственной жизни, каждая сторона может указывать на что-то верное. Нам необходимо выйти из этого порочного круга, чтобы понять дьявола, появляющегося в повседневной жизни и в мире шизофрении.


Дело в том, что шизофреник, в среднем, более честен, чем человек нормальный, если принять прямоту выражений за индикатор честности. Каждый хороший психиатр знает, что шизофреник патологически честен. Он также, как обычно говорят, адекватно воспринимает действительность. Шизофреник видит лицемерие и не скрывает этого. У него отличное понимание эмоциональной действительности в отличие от человека нормального. Я подчеркиваю, что именно из-за этой открытости человек нормальный так сильно ненавидит шизофреника.


Объективная действительность превосходства шизофренического суждения проявляет себя на практике. Когда мы хотим постичь истину общественных событий, мы изучаем Ибсена и Ницше (которые оба сошли с ума), а не записки какого-нибудь хорошо адаптированного дипломата или резолюции конгрессов Коммунистической партии. Мы обнаруживаем неустойчивый характер и загадочность оргонной энергии в изумительных картинах Ван-Гога, а не в работах каких-нибудь хорошо адаптированных его современников. Мы обнаруживаем основные характеристики жизни в картинах Гогена. И Ван-Гог и Гоген закончили жизнь психически больными. Когда мы хотим узнать что-нибудь о человеческих эмоциях и глубоких человеческих ощущениях, мы, биопсихиатры, прибегаем к шизофренику, а не к человеку нормальному, потому что шизофреник откровенно говорит нам то, что он думает и как он чувствует, в то время как человек нормальный не говорит нам ничего вообще, заставляя нас годами докапываться до его внутреннего мира, пока он не почувствует себя готовым открыть его. Таким образом, мое утверждение, что шизофреник более честен, чем человек нормальный, является вполне корректным.


Печально, но есть и другая сторона медали. Если человек нормальный на самом деле настолько нормален, насколько он претендует им быть, если он заявляет, что самореализация и истина являются величайшими целями развития индивидуальности и общественной жизни, тогда у него было бы больше возможностей и желания открывать себя для себя и тогда его врач был бы <сумасшедшим человеком>. Должно быть, что-то фундаментально не так устроено в структуре человека нормального, если от него так тяжело добиться истины. Хорошо приспособленные аналитики заявляют, что так и должно быть, ибо в противном случае человек нормальный не смог бы выдержать все эмоциональные нагрузки и примириться с человеческой участью. Мы не можем основывать улучшение условий жизни на более широком знании души человека и одновременно защищать его нежелание открывать себя. Мы или стремимся к расширению наших знаний о человеке и осуждаем основную уклончивую позицию человека нормального, или защищаем эту позицию и игнорируем задачу понимания человеческого разума. Другой альтернативы нет.


Для того чтобы понять человека нормального и его оппонента - шизофреника, мы должны выйти за пределы структуры мышления обоих. Человек нормальный всецело блокирует восприятие основных оргонотических функций путем жесткой защиты; у шизофреника, наоборот, защита почти полностью отсутствует и биосистема наполняется глубокими ощущениями из биофизического ядра, с которыми она не может справиться. Поэтому понятно, что у защищенного человека нормального развиваются опасения, когда он чувствует, что ему угрожают открытия оргонной биофизики, в то время как шизофреник понимает их легко и мгновенно и чувствует себя втянутым в них. По той же причине мистики, которые по структуре близки к шизофреникам, обычно понимают оргономические факты, в то время как жесткий механицист смотрит с высокомерным пренебрежением на все научные дела в сфере эмоций и называет их антинаучными.


Я предлагаю изучить относящиеся к делу детали этих важных человеческих функций посредством конкретного случая параноидной шизофрении. Это передаст изображение царства дьявола намного лучше, чем любая теоретическая абстракция психиатрической клинической практики.


Экспериментальный мир шизофрении безграничен и так богат разновидностями, что мы должны ограничиться только теми деталями, которые имеют отношение к нашей главной теме: как шизофреник проявляет свою биофизическую сущность? Почему его собственное <я> распадается таким типичным образом?


Я собираюсь представить хронологию случаев параноидной шизофрении. Клинический психиатр поймет, что мне приходится описывать эти случаи так, чтобы не была установлена личность больного, а типичные механизмы болезни, однако, были бы представлены достаточно четко.


Вспоминая первый случай шизофрении, который я лечил экспериментально с помощью с оргонной терапии, могу сказать, что я подошел к этому случаю с некоторыми общими теоретическими гипотезами, которые были получены из моего предыдущего опыта:


1. Психоаналитическая организация психических функций согласно трем большим сферам - эго, супер-эго и ид - должна резко отличаться от биофизической организации функций всего организма согласно функциональным сферам биоэнергетической сущности (плазма-система), периферии (поверхность кожи) и энергетического органного поля вне поверхности тела. Эти две теоретические структуры описывают различные природные сферы различным способом. Имеется только одна точка соприкосновения двух теоретических схем, т. е. ид психоаналитической теории, где заканчивается сфера психологии и начинается то, что в биопсихике выше психологии.


2. Наиболее эффективный терапевтический подход к любому эмоциональному (= биофизическому) заболеванию есть изъятие биоэнергии из биопатических симптомов. Для того чтобы устранить психоневротические или психические симптомы, не нужно и даже вредно углубляться во все детали бесконечного числа патологических разветвлений; открытие сущности биосистемы и установление сбалансированной энергетической экономии автоматически приведут к исчезновению симптомов, поскольку, с энергетической точки зрения, они - результат беспорядочного метаболизма энергии в биосистеме.


3. Большая опасность возникает у невротиков, так же как и у психически больных, когда защита начинает распадаться. Требуется предельная осторожность и искусство терапевта, чтобы руководить этим процессом. Следовательно, оргонная терапия должна проводиться хорошо обученными врачами.


Я, конечно же, хорошо знал, что у пациентки, о которой речь пойдет ниже, могло ухудшиться состояние здоровья, когда ее зашита окончательно распадется. Но шанс, что она выдержит процедуру, был достаточно велик, чтобы оправдать эксперимент. Пациентка лечилась в психиатрических клиниках несколько раз в течение долгих лет. Диагноз был <шизофрения>, и, согласно отчетам, ей становилось все хуже и хуже. Окончательный полный упадок сил был неизбежен; следовательно, риск в данном случае был оправданным.


Пациентка, 32-летняя ирландская девушка, была привезена ко мне своими родственниками, которые услышали о моем новом медицинском подходе к биопатии. Я сообщил им о большой опасности стремительного упадка сил. Они были готовы рискнуть и подписать согласие на процедуры. Я также предупредил их о риске внезапной вспышки разрушительности. Так как я был хорошо знаком с проявлениями, предшествующими разрушительному приступу, я был почти уверен, что смогу вовремя предотвратить опасность. Итак, я предпринял эксперимент вне клиники при строгом условии, что медсестра или родственница должна всегда находиться рядом с пациенткой и что при первом же признаке волнения и разрушительных тенденций пациентка должна быть помещена в клинику. Следующим условием было то, что пациентка должна регулярно посещать своего личного врача-психиатра и что клиникой, в которой пациентка лечилась, должны быть предприняты все необходимые меры для ее быстрой госпитализации в случае развития кризиса. Я также постоянно поддерживал связь с лечащим пациентку психиатром.


Такие предосторожности необходимы, если кто-либо хочет вылечить шизофреника вне клиники. Конечно, лучше было бы предпочесть клинику, которая проводит экспериментальную оргонотерапию внутри собственных стен. Но, к сожалению, психиатрические клиники, за небольшим исключением, не склонны беспокоиться о новых обнадеживающих методах лечения шизофрении. Шоковая терапия не требует слишком больших усилий и быстро меняет поведение шизофреника, да и психически больных слишком много, а врачей не хватает. В психиатрических клиниках нет времени для обширного и глубоко эффективного исследования. Я понимаю это отношение, хотя не могу мириться с этим. Известно, что психиатрические клиники в действительности представляют собой тюрьмы для психически больных, с плохим медицинским обслуживанием, недостаточными фондами, причем в большинстве клиник не проводятся никакие научные исследования. Кроме того, некоторые медицинские администраторы отказываются рассматривать любую серьезную попытку улучшить условия содержания пациентов. Иногда они даже с неприкрытой враждебностью встречают подобные попытки.


Этого короткого описания общественной ситуации вполне достаточно, чтобы объяснить и мои предосторожности, и мою готовность рисковать. Я хорошо осознавал опасность, но меня привлекала возможность проверить на практике метод оргонной терапии. И, действительно, я не был разочарован. Эта пациентка, которая находила убежище в психиатрической клинике в течение многих лет и состояние которой становилось все хуже и хуже, когда я начал эксперимент, более шести лет провела за пределами клиники после начала лечения. Она продолжила свою профессиональную деятельность; болезнь не прогрессировала. Пациентка стала социально нормальной во многих отношениях.


Научная и медицинская награда была огромной: оргонную терапию можно успешно применять в некоторых случаях шизофрении, когда все другие методы не срабатывают. Результат оправдал риск. Кроме того, оргономическая теория была подтверждена в некоторых ее базисных предположениях и была адаптирована к другим. Было получено много совершенно новых фактов об основном функционировании человеческой биосистемы, и впервые в истории медицины и психиатрии получены ответы на некоторые центральные вопросы о природе параноидных механизмов шизофрении.


Я буду описывать терапевтический эксперимент так, как он развивался в течение трех лет от одного сеанса лечения к другому. Я тщательно записывал наиболее существенные детали немедленно после каждого сеанса и вел специальную запись основной линии развития, чтобы установить, если возможно, некоторую последовательность или закономерность этого развития. Случай сам по себе не представлял ничего нового в проявлении или симптоматике шизофренических психозов. Все. что было новым, относилось к методам оргонной терапии. В результате мне удалось открыть новые, до настоящего времени неизвестные связи между шизоидными функциями и выявить некоторые новые функции, которые имеют огромное значение для понимания всей человеческой биосистемы.


Первое знакомство с пациенткой


Первое впечатление о ней было не как о шизофреничке. Она говорила о своих симптомах и ощущениях последовательно и четко, правда, в искусственно нетерпеливой манере. Она казалась очень интеллектуальной и давала проницательные ответы на довольно сложные вопросы; она узнала психиатрический язык необычайно простым способом. Она сказала, что страстно желала познакомиться с психиатром, который бы понял ее внутренние переживания, но психиатры всегда думали, что она <сумасшедшая>. В ее глазах была типичная мечтательность, слегка завуалированный взгляд шизофреника. Временами она приходила в замешательство, но затем снова легко возвращалась к ясности. В процессе беседы явно проступали конкретные темы, которых она пыталась избегать. Когда я спрашивал, не наблюдала ли она чего-либо странного и необычного, ее глаза становились <темными> и она говорила: <Я нахожусь в контакте с некоторыми мощными силами, но сейчас их здесь нет>.


Ясно, что все это было связано с повышенной эмоциональностью. Кроме того, стало ясно, что она притворялась и скрывала то, что есть на самом деле. Она сама изъявила желание пойти на эксперимент с оргонотерапией, так как читала мои книги и думала, что я был прав.



Первый сеанс


Я начал работу с объяснения ориентации на ее защиту. Ее странные перепады настроения были более сильными, чем при знакомстве. Она поняла принцип оргонотерапии очень хорошо. Она уже давно знала, что большинство людей были заблокированы и, следовательно, не понимали ее внутренний шизофренический мир, <который все чувствует и знает>. Я попытался побольше узнать о <силах>, но она отказалась говорить от них. Она сказала, что <силы> не в состоянии что бы то ни было сделать с ее собственными внутренними убеждениями. Она имела превосходное представление об обсуждаемой проблеме.


Казалось, она вообще не дышала. При физическом исследовании ее грудная клетка оказалась мягкой, а не жесткой, как в случаях принужденного невроза. Эта слабость и подвижность грудной клетки были позднее обнаружены у других шизофреников на ранних стадиях развития болезни. Следовало бы в дальнейшем установить, является или нет недостаток мышечной брони в грудной клетке характерной чертой шизофренической биопатии.


Мягкость ее грудной клетки показалась бы нормальной, если бы она не сопровождалась неполным дыханием. Дыхание было настолько поверхностным, что, казалось, оно вообще отсутствует. Когда я попросил больную вдохнуть и выдохнуть более полно, то она отказалась; позднее стало понятно, что она была не в состоянии сделать это. Казалось, у нее приостанавливается дыхание где-то в области затылочных сегментов.


Она становилась все более и более беспокойной, с опасением смотрела на стены и потолок. <Там какие-то тени>, - говорила она. Внезапно она скрестила руки на груди. <Меня посвятили; силы приходят в меня; я могу сделать так, чтобы они пришли; силы любят меня...>


Я спросил, подстрекали ли ее <силы> когда-либо совершить убийство, т. к. для безопасного проведения эксперимента мне нужно было все знать о <силах>. Я спросил ее, может ли она пообещать мне немедленно рассказывать, когда <силы> захотят, чтобы она совершила опасные поступки по отношению к себе или другим людям. Она сказала с глубокой искренностью, что она сообщит мне немедленно. Она сказала мне, что иногда <силы> приказывают ей совершить убийство. Однажды она внезапно почувствовала, что ей нужно столкнуть женщину с железнодорожной платформы.


Произнеся это, она стала совсем отрешенной; она не слушала мои вопросы и казалась полностью потерянной. Она бессвязно бормотала, и я мог только различить слова: <...Силы изменили... что я сказала...>


Я знал от ее родственников, что она ненавидела свою мать, но в то же самое время сильно зависела от нее. Идеи <убийства>, <менструации> и <матери> были очень близки. Убеждение убивать было так или иначе связано с ощущением <сил>. Через некоторое время пациентка пришла в себя и вновь стала спокойной.


Со второго по пятый сеанс


В течение следующих четырех терапевтических сеансов я пробовал осторожно приблизиться к проблеме нарушения ее дыхания. Проблема была не в том, чтобы, как и у защищенного невротика, разрушить блокировку грудной клетки. Казалось, здесь не было никакой защиты. Проблема состояла в том, как вовлечь ее в дыхательный процесс и прогнать воздух через гортань. Она начинала сильно сопротивляться всякий раз, когда я пробовал вызывать полное дыхание. У меня было впечатление, что функция дыхания была остановлена не надлежащей защитой, а сдерживалась каким-то сильным, сознательным усилием. Я предполагал, что ее организм сильно страдал из-за этого усилия.


Она отвечала сильным раздражением на каждую попытку с моей стороны стимулировать дыхание. Типичный защищенный невротик казался бы встревоженным или бы злобно улыбался, глядя на мои усилия. Но эта пациентка вела себя не так. Она пробовала сотрудничать, но начинала паниковать всякий раз, когда я подходил близко к причине. Страх перед <силами> переполнял ее тревогой; она чувствовала их присутствие везде: на стенах, под диваном и т. д. Теперь она рассказала мне, что именно этот страх привел ее ко мне как к врачу, которому она могла доверять. Она поняла из моих книг, что я смогу устранить то, о чем она говорит.


Я прекращал всякие дальнейшие попытки нормализовать ее дыхание всякий раз, когда появлялась тревога. Я сказал ей, что это было одним из ее главных патологических нарушений, что мы должны преодолеть это, что ей нужно помочь мне сделать это; и что преодоление этого нарушения принесет ей сильное облегчение. Она обещала помогать мне.


Я смог сформулировать следующее мнение о создавшейся ситуации. Пациентка не отключала или была не в состоянии полностью отключить ощущение плазматических потоков, как это делает типичный защищенный невротик. Она чувствовала оргонотические потоки в своем теле, и она боролась против них, не разрешая воздуху проходить в легкие. Действительно ли она когда-нибудь ощущала эти потоки в своем теле, я не мог сказать, а она не знала. Она ощущала только приближение <сил>, но она не чувствовала эти <силы> собственными. Она была объята страхом, когда чувствовала <силы>; в то же самое время она чувствовала себя <посвященной им>, посвященной особой <миссии>. Она не говорила, что это была за миссия.


Основное правило при работе с шизофрениками - дать больному понять, что его жалобы воспринимаются серьезно, что его не считают <странным>, или <сумасшедшим>, или <антиобщественным>, или <безнравственным>. Если у пациента нет абсолютного доверия к врачу, которое позволяет ему чувствовать, что ему искренне верят и хотят помочь, - ничего не получится.


Шестой сеанс


Приблизительно после получасовой осторожной, усердной работы над ее затылочной блокировкой случилась первая вспышка гнева. Эта вспышка сопровождалась тихим плачем; в то же время у нее развилась сильная тревога, плечи и губы дрожали.


В тех ситуациях, где различные виды эмоций смешиваются, необходимо отделить их друг от друга. Это может быть выполнено при помощи более поверхностной эмоции, которая борется с более глубокой путем вытеснения последней. Поэтому я поощрял ее слезы, которые притупляли гнев, а после подобного освобождения от печали я позволял ей снова гневаться, одобряя ее удары по дивану. Это - очень опасная процедура, если больной, особенно шизофреник, не находится в совершенном контакте со врачом. Для того чтобы обеспечить контакт, нужно объяснить пациенту, что он должен немедленно прекратить акцию гнева, как только его попросят. Задача врача решать, когда достигнута точка эмоционального освобождения и когда пациент может выйти из-под его контроля. Только опытные оргонные терапевты могут выполнить это. Я еще раз предупреждаю об этом врачей, которые не имеют навыков в медицинской оргонотерапии, и врачей, которые имеют некоторые навыки, но не имеют необходимого опыта работы с шизофрениками. Одни не могут продолжать работу в случае неконтролируемого высвобождения гнева, а другие не могут высвободить гнев, не имея необходимого опыта, предварительно полученного в менее эмоциональных ситуациях.


К окончанию шестого сеанса пациентка высвободила достаточно эмоций, чтобы расслабиться. Она была сильно удивлена, что подобного рода облегчение было возможным, и выражала свою благодарность со слезами на глазах. Сейчас она впервые поняла, что то, что <люди всегда смотрят> на нее, было обманчивым представлением (рациональный элемент в мании преследования, о нем будет сказано ниже). Общение протекало раскованно. Все, что она могла вспомнить, - это то, что она боролась против влияния <сил>. Она поняла, что связь с реальностью давалась ей с большим трудом; она чувствовала себя так - особенно в период полового созревания, - как если бы она висела над пропастью. Она всегда приходила в смятение, когда ее страх перед <силами> встречался с ее любовью к ним. Она признавала, что это происходило в такие моменты, когда в ней нарастали импульсы убийства.


Это был подходящий момент, чтобы сообщить ей о волнениях, связанных с возможностью неконтролируемого прорыва разрушительных тенденций. Она немедленно поняла, что я имел в виду. Она согласилась и уверила меня совершенно не шизофреническим образом, что это волнует ее в течение длительного времени. Я сказал ей, что большинство шизофреников на первичной стадии развития болезни испытывают ту же самую тревогу, чтобы быть в состоянии бороться против нарастающей волны убийственной разрушительности. Она согласилась, что не имелось никакого другого пути предохранить себя от совершения убийства, чем с помощью охраны в клинике. Она сказала, что в клинике чувствовала себя в большей безопасности, потому что жизнь не предъявляла никаких требований к ней, т. к. она была не в состоянии что-либо делать. Она знала, что не совершит убийство, пока в клинике; но она также знала, что жизнь в клинике не устраивает ее. Она чувствовала, что медленное ухудшение ее состояния было неизбежным, потому что жизнь в клинике делала ее вялой или неистовой в зависимости от ситуации, с которой она сталкивалась. Она чувствовала симпатию к другим больным, и в то же самое время у нее было отвращение к способу их существования. В состояниях прояснения сознания она видела в бойких и поверхностных отношениях многих психиатров к психически больным недостаток понимания, жестокость многих процедур, так часто совершаемую несправедливость и т. д.; она превосходно знала, когда <силы> отсутствовали или присутствовали, но пока они <не требовали практически ничего>.


По мере развития терапевтического процесса самыми важными стали следующие вопросы: Позволяют ли <силы>, которые часто посещают ее, ощущать телу потоки удовольствия? Если да, то почему она их боится? Какого типа механизм в ее теле блокирует потоки наслаждения? Как заблокированные плазматические потоки превращаются в злые <силы>? Какая связь между блокировкой и шизофреническим процессом?


Я сосредоточил внимание на функциях, которые, возможно, дали бы ответы на эти вопросы. У меня создалось впечатление, что блокирующий механизм был так или иначе связан с ее затылочным сегментом, особенно со специфическим зажимом дыхания.


Седьмой сеанс


В течение седьмого сеанса стало очевидным, что частичный прорыв гнева, который я держал под контролем в течение предыдущих сеансов, увеличил ее физиологическую потребность в полном дыхании. Это можно было заметить в ее еще более отчаянных попытках препятствовать воздуху полностью проходить через ее горло, гортань и трахеи. Я способствовал ее полному выдыханию и помогал ей слабым надавливанием на грудную клетку. Внезапно она сделала полный выдох, но сразу же после этого погрузилась в состояние транса. Она не реагировала на мои оклики; ее глаза пристально смотрели в одну точку в углу потолка; казалось, у нее начались галлюцинации. Ее ноги сильно дрожали, а плечи конвульсивно содрогались более 30 минут.


Мне удалось вывести ее из состояния транса, ущипнув достаточно сильно, чтобы заставить ее почувствовать боль. Она медленно начала приходить в сознание. Было ясно, что она в замешательстве. Она схватила мои руки и начала выкрикивать: <Я хочу вернуться, о, я хочу вернуться...> Это продолжалось следующие десять минут. Затем она сказала: <Я еще не совсем вернулась... Где вы?... Я спросила Бога, отдаться ли мне дьяволу... потому что вы и есть дьявол...>. Ее ноги и плечи продолжали дрожать, она хотя и слышала мой голос, но была еще <очень, очень далеко>. Это было впервые, когда она не смогла <вернуться> достаточно быстро. <Это продолжалось в этот раз так долго... Где вы?... Пожалуйста, дайте ваши руки... я хочу быть уверенной, что вы здесь...>


Держа мои руки, она подозрительно осматривала комнату, стены и потолок. Она чувствовала себя крайне возбужденной, и ей понадобилось более часа, чтобы успокоиться.


Я попросил ее прийти на следующий день для дальнейшего лечения или позвать меня, если она почувствует потребность поговорить.


Восьмой сеанс


После предыдущего сеанса она чувствовала себя очень усталой и легла спать, как только добралась до дома. Сейчас она чувствовала себя спокойно и безопасно, ее глаза были ясными. Я решил не продолжать далее разрушать ее защиту и вернул ее в то состояние, в котором она была в предыдущий день.


Самое важное правило в снятии защиты людей - делать это медленно, шаг за шагом, а не идти далее в глубину биофизических процессов, если врач не знает точно, что происходит, и если пациент не привык к той ситуации, которая уже была достигнута. Это правило имеет силу для всех типов медицинской оргонной терапии, но особенно необходимо соблюдать это правило при лечении шизофреников. Если пренебречь этим строгим правилом, то можно упустить из виду процесс в целом и подвергнуть пациента опасности. Пациенты, которые чувствуют себя лучше после частичных крупных достижений, часто умоляют врача продолжать быстрее, чаще видеться с ними. Этого ни в коем случае не следует делать. Когда определенный прорыв совершен, организму необходимо дать время, чтобы усвоить эмоции, которые прорвались. Позиция, с которой мы продолжаем идти дальше, должна быть твердо закреплена. Чтобы продолжать лечение надлежащим способом, необходимо, чтобы у пациента оставалась частичная защита. Особенно необходимо защищать больного от мистических, религиозноподобных ощущений, что сейчас он <свободен>, <избавлен>, <освобожден>. Несколько первых прорывов мощной защиты, как правило, сопровождаются ощущением огромного облегчения. Это часто маскирует истинный ход процесса, идущего в глубине биофизической структуры. Поэтому следует действовать осмотрительно до тех пор, пока основное оргазменное приятное волнение не проявится недвусмысленным образом. До тех пор пока глубинный ужас спонтанных плазматических сокращений не будет выведен на поверхность и преодолен, нужно быть предельно осторожным.


В этом сеансе с больной было легко сотрудничать. Но было ясно, что она все еще с тревогой наблюдает за тем, что происходит, что она была <под охраной> для того, чтобы не потерять контроль над собой, и что она усиленно сопротивлялась, чтобы снова не войти в состояние транса.


Сеанс следует продолжать до тех пор, пока аналитик не будет уверен в том, что недоверие проявилось полностью. Шизофреник более открыт, чем невротик, выражая это типичное недоверие. У невротиков нужно докапываться до недоверия, находящегося под маской дружелюбия и вежливости. Наша больная спросила прямо: <Могу я доверять вам? О, если бы только я могла довериться вам...> И добавила, глядя на меня с огромным страхом в глазах: <Ведь вы - немецкий шпион?>.


Это было вскоре после того, как ФБР расценило все мои оргонные исследования как деятельность немецкого шпиона и меня арестовали (как <враждебного иностранца>) в момент вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Я, безусловно, был вскоре освобожден, но это не имело большого значения для пациентки. Дело в том, что меня заподозрили в подрывной деятельности, и это подозрение находилось в полном соответствии с главной позицией невротиков (так же как и психически больных) - не доверять всему, особенно своим внутренним чувствам. Наша пациентка хотела доверять мне, потому что она нуждалась в моей помощи в своей борьбе против <сил>. Я уверил ее, что я не немецкий, не какой бы то ни было другой шпион и никогда им не был. Затем она сказала, что каждый думает только в соответствии со своей природой или структурой характера, следовательно, ФБР не могло думать ни о чем другом, как о шпионской деятельности, поскольку они не могли понять, чем я занимался. Я должен был согласиться с этим утверждением и вновь убедился в правильности своей характеристики мышления шизофреника. Шизофреники в периоды просветления сознания в состоянии осмысленно смотреть на личные и общественные дела так, как не может никакой другой тип личности. Позже мы увидим, что это прояснение сознания шизофреника - одна из главных опасностей, которые угрожают его существованию в современном обществе.


Пациентке составили расписание посещений государственной клиники. Я сказал ей, чтобы она не скрывала ничего, но предупредил ее быть готовой к неспособности врача понять все, что она объяснит ему. Нам повезло: мы имели дело с психиатром, который был не из тех жестоких хирургов, применяющих шоковую терапию. Пациентка завершила этот сеанс спокойно и полностью приведенной в хорошее самочувствие. Подведем итоги восьмого сеанса:


1. Пациентка пришла с остатком обостренного чувства восприятия реальности.


2. Пациентка искала моей помощи, потому что она верила, что я понимал <силы> и имел контакт с ними.


3. Пациентка думала, что она была лучше, чем остальная часть мира, из-за ее контакта с <силами>. Ее критика мышления человека нормального была совершенно рациональной.


4. Ее защита отличалась от защиты в случае простой невротической биопатии тем, что она не была завершена. Ее грудная клетка была подвижна, но она не выдыхала полностью. Из-за слабости своей защиты она чувствовала себя висящей над пропастью. Вне ее были <силы>, которые были <дьявольскими> и <притягательными> одновременно.


5. Ослабевающие ощущения оргонотических потоков в ее теле были тесно связаны с ее мыслью о <силах>, но эти ощущения проецировались на стены и потолок. Ее шизофренический страх, связанный с ухудшением здоровья, так или иначе зависел от ее контакта с <силами>.


6. Восприятие внутренних <сил> на стенах и потолке составило основную загадку. Слово <проекция> ничего не объясняло.


<СИЛЫ>

Пациентка знала <силы> очень хорошо и подробно описала их. Некоторые характеристики <сил> были такими же, как те, которые приписывались всемогущему Существу, Богу, другие были такими, которые приписывались дьяволу - ловкому, хитрому и злобному искусителю. Первая группа характеристик давала больной ощущение безопасности и защищенности; в отношении второй группы характеристик больная старалась оградиться от <сил>, их злых намерений и искушений (таких, как убийство). Эта неоднозначность в характере <сил> станет совершенно ясной в процессе продолжения психоанализа.


Мое предположение на этой стадии работы было следующим: если <силы>, представляющие Добро и Зло, существуют в одном и том же эмоциональном формировании, тогда можно считать, что раскол на два диаметрально противоположных способа восприятия действительности произошел благодаря двум диаметрально противоположным процессам в структуре ее характера, которые были взаимно исключающими и не совместимыми. Шизофренический раскол личности следовало приписать этой несовместимости; каждая из двух противоположных эмоциональных структур могла попеременно управлять функционированием организма. Человек нормальный, в отличие от шизофреника, придерживается одной из эмоциональных структур, в этот момент другая находится в состоянии репрессии. Таким образом, в человеке нормальном раскол личности скрыт. Общий функциональный принцип <и Бога и дьявола> - базисное биофизическое функционирование организма, его <биологическая сущность>, которая проявляется в плазматических потоках и в их субъективном восприятии (таком, как ослабление ощущения любви, тревога и ненависть). Все это необходимо было подтвердить в дальнейшем.


Девятый сеанс


Пациентка подошла к девятому сеансу переполненная радостью и совершенно скоординированная.

За день до этого она посетила в клинике психиатра, и он сказал ей, что я для него - <светило>. Она объяснила ему мой метод терапии, как метод, <выпускающий пар>. Клинический психиатр одобрил ее дальнейшую работу со мной. Его отношение должно было означать поддержку ее личных надежд, так как перед этим она сомневалась в моей честности (<Вы - немецкий шпион?>).


Ее дыхание в тот день физиологически было почти в норме; ее взгляд был ясным, а не затуманенным, как обычно. Она сообщила, что у нее возникло желание удовлетворить себя генитально. Неопытный врач посчитал бы это большим успехом. Но я знал, что возникла серьезная опасность.


Слабый организм может незначительно увеличить энергетическое функционирование и наслаждается этим состоянием сильнее, чем здоровый организм, из-за большого различия между обычным состоянием напряжения и легким освобождением от напряжения после частичного разблокирования. Но биоэнергетическая система продолжает увеличивать свой энергетический уровень, если отсутствуют периодические высвобождения энергии. А прекрасным способом полного высвобождения энергии являются оргазмические судороги после коитуса. Проблема психической гигиены не была бы настолько трудной, если бы природа не сделала проявления оргазма полностью зависящими от наличия постоянных телесных панцирей. Естествоиспытатели и врачи не ответственны за эту ситуацию; они только нашли и описали ее.


Пациентка чувствовала близкую опасность сильнее, чем это ощущал бы обычный невротик. Она сообщила мне, что в последнее время <сил> вокруг не было, но они <могут, конечно, вернуться злонамеренными, как всегда>.


Она спросила меня, брошу ли я ее, если <силы> снова вернутся. Она хотела знать, каков был конкретный механизм лечения в оргонной терапии. Ее вопросы были очень точными и осмысленными. Она спросила, нужно ли ей смириться с теперешним восприятием мира, и может ли она стать нормальным членом общества.


При общении с шизофреником функции природы и общества понимаешь лучше, чем при общении с человеком нормальным. Чувство превосходства над средним человеком вдохновляет шизофреника, так как у первого не хватает понимания жизни. Логично предположить, что для того, чтобы стать <нормальным членом общества>, т. е. человеком нормальным, ей необходимо будет утратить некоторые из ощущений и связанное с ними превосходство.


Подобное ощущение превосходства содержит в себе очень много рационального. Шизофреник действительно превосходит среднего человека нормального в смышлености (точно так же, как криминальная личность). Но эта смышленость не применяется им на практике из-за глубокого раскола.


Я попытался оградить ее от будущих страхов. Я сказал ей, что она почувствовала только первое облегчение, но что она должна быть готовой к определенному страху, когда ее <силы> будут неожиданно являться к ней. Она поняла и пообещала мне тесное сотрудничество в последующих сеансах.


События, которые я собираюсь описывать сейчас, покажутся чрезвычайно невероятными тем, кто не пытался понять данный случай (или какой-либо другой) с самого начала с позиции естественного функционирования биоэнергии и ее блокировки. Эти события были бы для них такими же, как примеры <реакции сумасшествия>, <неспособности мыслить>, <опасности>, <антиобщественности>, - хорошие причины для того, чтобы поместить пациента в психиатрическую клинику. Я согласен, что то, что появилось, было опасным, антиобщественным и могло стать веской причиной для помещения в клинику, но не могу согласиться с тем, что это было более сумасшедшим, чем действия или бездействия наших диктаторов или военных, которых не помещают в клиники, а которым, наоборот, поклоняются массы нормальных людей. Следовательно, <сумасшествие> шизофреников меня больше не волнует. Известно, что когда шизофренику становится все хуже и хуже, то он убивает себя или угрожает кого-нибудь убить, но он никогда не выгоняет невинных людей из своих домов для <блага Отчизны>; он не требует, чтобы миллионы людей были принесены в жертву ради его амбициозных политических идей.


Следовательно, давайте будем разумными и откажемся от нашей фальшивой правильности. Я могу привести множество примеров, когда с шизофрениками обращаются жестоко, а жестокий человек нормальный находится в сумасшедшем почете во всем мире.


Десятый сеанс


Пациентка чувствовала себя совершенно непринужденно в течение дня. Но когда она разделась, я увидел у нее на груди вырезанный крест, около 6 см вдоль и 4 см поперек. Она сделала это предыдущим вечером <совершенно без какого-либо сознательного повода>. Она <просто была должна> сделать это. Сейчас она чувствовала себя слишком <скованной>. <Я должна выпустить немного пара или я взорвусь.>


Я сразу же понял, что ее затылочный сегмент был чрезмерно сжат. На ее лице, которое стало почти синим, был написан гнев. У меня ушло приблизительно десять минут, чтобы ослабить этот тяжелый затылочный блок. Я достиг этого, сняв рефлекс кляпа и заставив ее дышать. Как только блокировка в горле поддалась, она начала тихо плакать. Мое громкое одобрение этого не оказало никакого действия. Мы очень часто обнаруживаем этот феномен в невробиопатии: эмоции, выходящие наружу, когда человек плачет, слишком сильны, чтобы они могли сразу же полностью высвободиться. Как правило, сильный гнев подавляется эмоциями плача.


Такая блокировка обычно объясняется жестоким наказанием за вполне невинное поведение в детстве. Мать ненавидела отца; она хотела убить его, чтобы избавиться от него; но была не в состоянии это сделать. Поэтому она наказывала своего ребенка за то, что он шумит или танцует на улице или за другие совершенно невинные действия. Естественная реакция со стороны ребенка - это оправданный гнев против такой жестокости; но ребенок боится показывать гнев и вместо этого хочет заплакать; но плач также запрещается: <хорошие мальчики и девочки не плачут, они не показывают свои эмоции>. Это - вид слишком требовательного <воспитания> маленьких детей в культуре двадцатого столетия и цивилизации в начале <атомной эры>... которая <либо приблизит человечество к краю, либо отправит в ад... в зависимости от...> От чего? От того, приведет или нет человеческий прогресс к искоренению подобного поведения ненормальных матерей и отцов; соберут или нет врачи, просветители и журналисты все свое мужество, чтобы заняться этой чрезвычайно важной проблемой и не поддерживать подобных родителей>.


Моя пациентка несколько десятилетий страдала от жестоких выходок со стороны своей придирчивой матери. У нее развилось желание задушить свою мать, чтобы защитить себя. Подобные импульсы очень сильны, и их никак нельзя побороть иначе, как бронированием против переполняющей горло убийственной ненависти.


Неожиданно больная спросила, мог бы я ей разрешить задушить меня. Я признаюсь, что почувствовал себя, хоть и не охваченным страхом, но чуть-чуть испуганным; однако я сказал, чтобы она подошла и сделала это. Пациентка очень осторожно обхватила мое горло и немного надавила; затем ее лицо прояснилось и она бессильно опустила руки. Она дышала теперь полной грудью. Все ее тело дрожало мелкой дрожью при каждом выдохе. Ее потоки и ощущения были настолько сильными, что она вытягивала правую ногу для того, чтобы ослабить их силу. Время от времени ее тело становилось крайне жестким, а затем расслаблялось снова. Ее лицо становилось поочередно либо красным от слез, либо синим от гнева. Этот процесс продолжался приблизительно тридцать минут. Я знал, что теперь в полной мере могли проявиться ее психопатические мысли. Когда была достигнута определенная степень эмоционального возбуждения, я спокойно попросил ее попытаться остановить эту реакцию. Она отреагировала немедленно и начала медленно успокаиваться. В течение нескольких минут я держал ее руку в своей ладони.


За двадцать два года работы с психическими больными и с так называемыми психопатами я приобрел определенное умение управлять подобными эмоциональными ситуациями. Я утверждаю, что всем психиатрам следует иметь достаточное количество навыков, чтобы управлять ими.


Если мы хотим понять шизофренический мир, мы никогда не должны рассматривать его с точки зрения человека нормального (нормальное психическое состояние ниже будет рассмотрено подробно). Вместо этого мы должны попытаться понять, когда он выражает рациональные функции искаженным способом. Следовательно, необходимо рассматривать его вне нашего <ординарного> мира; мы должны рассматривать его с его собственной точки зрения. Это не просто. Но если понять эти искажения, то нам откроется обширная область психических явлений в человеческих ощущениях, богатая и прекрасная. Область, из которой неожиданно появляются все великие и гениальные дела. Но вернемся к моей пациентке: я спросил ее, что это за крест на ее груди. Она встала, все ее тело дрожало, она держалась за горло. Затем она сказала: <Я не хочу быть еврейкой> (на самом деле она ею не была). Так как каждый шизофреник любой веры мог бы сказать такое, я не стал убеждать ее, что она не еврейка; напротив, я воспринял ее слова серьезно. <Почему?> - спросил я. <Евреи распяли Христа>, - ответила она. Вслед за этим она попросила нож, чтобы вырезать большой крест на своем животе.


Ситуация была крайне затруднительной, однако через некоторое время все прояснилось, так как пациентка пробовала интенсивно войти в состояние транса, но по-видимому безуспешно. Через некоторое время она начала плакать и сказала: <Я пыталась снова войти в контакт с силами... но... я не могу...> Я спросил ее почему. <Возможно, для этого есть три причины: я слишком сильно боролась с ними; я недостаточно глубоко вырезала крест; они отвергают меня, потому что я еврейка>.


Конкретная связь между ее биофизическим состоянием и этими психическими идеями все еще была не ясна. Возможно, что иллюзорная система уже больше не работала так хорошо, как раньше; что она чувствовала себя виноватой по отношению к <силам>, которым была посвящена ее жизнь, и, соответственно, она хотела принести себя в жертву для того, чтобы заслужить их благосклонность. Такие механизмы общеизвестны из так называемого <нормального> религиозного поведения.


Через некоторое время она успокоилась и пошла домой. Почему я не отправил ее в клинику после всего того, что случилось? Я задавал себе этот вопрос. Ответ был следующим: я знал из своей продолжительной практики, что любая угроза в такой ситуации только увеличила бы опасность, и, с другой стороны, ей были необходимы только совершенно подлинное доверие к ней и конфиденциальность. Так или иначе я был вполне уверен в ней. Но риск, конечно же, был велик. Существовала опасность самоубийства, но агрессия по отношению к кому-либо отсутствовала. Клинически она, казалось, близко подошла к серьезному изменению в ее структуре, проявившемуся в ее неспособности установить контакт с <силами>. Это было бы важным достижением.



Одиннадцатый сеанс


Пациентка пришла в хорошем настроении с ясным взглядом, но слегка взволнованная. Она говорила много и очень остроумно. Терапевтически нельзя достичь какого-либо прогресса, когда пациент чувствует себя так хорошо. Необходимо было докопаться до конфликта и значительно увеличить энергетический уровень, чтобы продолжать лечение. Это делается путем достижения полного дыхания.


Как только пациентка начала дышать глубже, у нее вновь развились сильные психические эмоции. Она начала осматривать комнату типичным для нее параноидным взглядом. Она стала взволнованной, все ее тело задрожало. Ее глаза изменились: сначала в них появилась пустота, позже они стали похожими на докрасна раскаленные спирали электрического нагревателя. Но это продолжалось недолго. Она поборола беспокойство и затем сказала: <У меня была забавная мысль, что тепло и солнце - также силы и что я могла бы предпочесть эти силы>.


Я был изумлен. Какая глубокая мысль, и как она близка к истине! Я заверяю читателя, что в то время она ничего не знала о существовании оргона и что я ей ничего об этом не говорил. Истина, с которой она соприкоснулась своим замечанием, была такова: если было правдой то, что ее <силы> были искаженными восприятиями ее собственной биоэнергии; если было верным, что энергия организма и солнечная энергия в своей основе одно и то же, то она сделала верное научное утверждение, и к тому же великое. Пытался ли ее организм вернуть здоровье уходом от иллюзорной действительности к реальности? Она, очевидно, интенсивно боролась за расширение области ощущения реальности. Замена <сил> другими, естественными силами казалась логичным шагом в этом направлении. Так или иначе иллюзорные силы утратили некоторую власть над нею, что проявилось в следующей фазе: <Я также подумала, что они могут трахаться... О, что я сказала...> Мгновенно огромное беспокойство одолело ее после того, как она сказала это, как если бы она вызвала дьявола.


Я отважился на следующую рабочую гипотезу: дыхание увеличило ее биоэнергетический уровень. Она приблизилась к естественным силам, <размягченным> ощущениям, которые были у нее внутри. Если это было правильно, то иллюзия <сил> внешних потеряла часть собственной энергии и таким образом ослабла. Она подошла ближе к действительности, приблизившись к реальным жизненным силам, оргонотическим ощущениям внутри себя. Это было важное открытие: иллюзия <сил> извне - не только психическая конструкция без основы в реальности; она описывает глубоко чувствуемую реальность, хотя и искаженным способом. Дальнейший прогресс в лечении должен был доказать или опровергнуть это предположение. Позднее было доказано, что это верно. В своих иллюзиях психически больные сообщают нам важные вещи о функциях природы. Мы только должны научиться понимать их язык.


Она подошла очень близко к значению своих иллюзий без полного погружения в них. Сильные клонические подергивания лица развивались в течение остальной части этого сеанса, но она переносила их значительно лучше и с меньшей тревогой. Правда, ее глаза становились затуманенными всякий раз, когда оргонотические ощущения становились для нее слишком сильными.


Я чувствовал, что она хотела сообщить мне кое-что, но пока еще полностью мне не доверяла. Я спросил ее, было ли мое предположение верным, что она в конфликте с <силами> и со мной; что она за и в то же время против <сил>, так же как за или против меня. Я сказал ей, что она боялась <сил>, когда рассказывала мне о них, обращаясь ко мне за помощью в борьбе против этих <сил>. Она поняла это, поскольку и у нее самой была та же мысль.


Во время нашего разговора она почувствовала головокружение, и я попросил ее немного расслабиться. Она сделала это. В конце сеанса она сообщила мне совершенно спонтанно, что она серьезно заболела впервые, когда <силы> приказали ей отравить газом всю семью. И однажды вечером она открыла газ, но тут же снова закрыла его. Вскоре после того, как она рассказала мне это, она начала бессвязно бормотать. Это звучало подобно мистическому ритуалу для успокоения злых духов. Она оставалась в комнате около часа, неподвижно стоя на одном месте. Создавалось впечатление каталептической позы. Она не отвечала на мои многократные вопросы, почему она не уходит. Наконец она сказала: <Я не могу сдвинуться с места>. После этого сеанса стали ясны перспективы ее терапии:


1. Чем больший и лучший контакт она устанавливала со своими плазмати-ческими биоэнергетическими потоками ощущений, тем меньше был страх перед <силами>. Это также доказало мое утверждение, что <силы> в шизофрении являются искаженными восприятиями основных оргонотических ощущений.

2. Данный контакт помог бы ей достичь некоторого оргазменного удовлетворения, а это, в свою очередь, исключило бы энергетический стаз.

3. Неискаженный опыт ощущений ее тела позволил бы ей отождествить реальную природу сил и таким образом медленно разрушить иллюзии.


Однако, прежде чем этот контакт будет достигнут, пациентке придется пройти через ряд опасных ситуаций. С каждым прорывом сильных оргонных потоков можно ожидать иллюзий и кататонических реакций в ее теле. Она восприняла бы эти ощущения с ужасом; она блокировала бы их неподвижностью тела, и заблокированные плазматические потоки трансформировались бы в разрушительные импульсы. Следовательно, <вторичными> импульсами, которые происходят от блокирования подлинных, базовых эмоций, необходимо управлять осторожно и позволять им <высвобождаться> медленно, шаг за шагом. Эта опасность стала бы особенно серьезной, если бы начали возникать первые спонтанные оргазмические сокращения ее организма.


Двенадцатый сеанс


Мы подошли очень близко к обнадеживающим изменениям и вместе с ними также к большой опасности. Пациентка пришла на этот сеанс в сильном волнении и тревоге. Она задавала бесчисленные вопросы и долго и упорно боролась против любой попытки снять ее блокировку в горле, которая была особенно сильной в тот день. Ее дыхание было очень поверхностным, а ее лицо было совершенно бледным.


Она попросила нож. Я сказал ей, что дам ей нож, если она скажет мне сначала, для чего он ей нужен. <Я хочу широко разрезать ваш желудок...> Говоря это, она показывала на свой собственный живот. Я спросил ее, почему она хочет разрезать мой желудок. <У меня здесь болит... Вы не выпустили вчера достаточно пара...> Я спросил, чувствует ли она в этом месте сильное напряжение. <Да... да... это ужасно... также в горле...>


Я внезапно понял с совершенной ясностью, почему и в каких эмоциональных ситуациях шизофрениками совершаются убийства: когда напряжение в органах, особенно в области диафрагмы и в горле, становится невыносимым, появляется крайняя необходимость разрезать чье-либо горло или живот. Японский обычай харакири, замаскированный идеологической подоплекой, является экстремальным выражением такого рода биоэнергетической ситуации. Убийство происходит, когда импульс направлен от себя к кому-либо другому. Ребенок развивает сокращение в собственном горле, когда в нем есть импульс задушить свою мать или отца. Так же поступает и убийца, разрезая чье-либо горло, когда его собственное удушье становится невыносимым.


Я заставил больную полностью вдохнуть и выдохнуть 3-4 раза. Затем случился спазм глотки. Ее лицо стало синим, все ее тело дрожало, но наконец спазм прошел и непроизвольно стали дергаться ноги и грудная клетка. Она отчаянно боролась против этих клонических движений, но без успеха. И мне стала вполне ясна близкая связь между непроизвольными движениями и развитием ее иллюзий.


Она посмотрела на меня широко раскрытыми глаза и сказала с отчаянием в голосе: <Вы думаете, что я больше не могу вступать в контакт с силами?.. Вы действительно сделали это для меня?..>


Она утратила контакт с <силами>, установив контакт со своим самовосприятием, отвечавшим за ее собственные автономные функции тела.


Я ответил: <Меня не интересуют ваши "силы". Я ничего о них не знаю. Я беспокоюсь только о том, чтобы привести вас в контакт с вашим собственным телом>. Если бы я поборол ее идею о <силах> или высказал бы свое личное мнение о них, она прореагировала бы антагонистично, так как она чувствовала себя посвященной им. Моя стратегия, следовательно, должна была быть таковой, чтобы оставить <силы> нетронутыми и работать исключительно над блоками в ее организме, которые создавали иллюзию этих <сил>.


Через некоторое время она сказала: <Я хочу поехать в Бельвю*, чтобы отыскать силы... Я должна их где-нибудь найти... Они хотят, чтобы я была лучше, незауряднее, а не просто животным>.


Здесь мы столкнулись с законченной идеологической системой человека нормального, направленной против естественных функций организма. <Силы> в психозе имели двойную функцию: одни представляли первичные функции тела, особенно оргонотические, бисексуальные восприятия; другие, будучи <совершенными>, презирали такие <земные> и <основные> вещи, как нужды тела. Иллюзия, таким образом, привела к одной из двух диаметрально противоположных функций человека нормального. Но наблюдаемое с внешней стороны мира человека нормального, их объединение было не лишено смысла: это было функциональное единство совершенной доброты и основных естественных потоков тела, которое выражалось в форме иллюзии преследования <силами>. Теперь, когда впервые был установлен контакт с телесными ощущениями, она разрушила это единство, поверив в идею о <моральном превосходстве>, протестующую против <животных побуждений в теле>.


Эти связи и взаимодействия редко просматриваются так четко, как в простой невротической биопатии. Здесь <дьявол> хорошо отделен от <Бога> и постоянно держится в стороне.


Пациентка очень сильно дрожала во время этого процесса. Поочередно она частично поддавалась движениям и ощущениям тела, а затем вновь коченела. Борьба была ужасной. Ее лицо покрылось пятнами. Ее глаза то прояснялись, то затуманивались. <Я не хочу быть как средний человек>. Я спросил, что она под этим подразумевает. <Человек с жестокими эмоциями>. Я объяснил ей различие между первичными и вторичными антиобщественными побуждениями и то, как первые переходят во вторые. Она поняла это хорошо. Затем она полностью расслабилась, сильное напряжение в мышцах брюшной полости исчезло. Она почувствовала облегчение и спокойно отдыхала.


Я хотел бы подчеркнуть более четко эту структурную функцию защищенного человеческого животного. Для биопсихиатра с длительной практикой в оргонотерапии - это дихотомия и двойственность по отношению к чьему-то собственному организму как суть страдания человеческого животного. Это - ядро всех человеческих функций, которые являются отклонениями от естественного закона смысла жизни. Это - суть криминального поведения, психических процессов, невротической смерти, иррационального мышления, основного, главного раскола на мир Бога и мир дьявола в человеческом существовании как мыслящего существа. То, что называется Богом, превращается в дьявола при искажении жизненных функций, т. е. при отрицании Бога. В шизофрении эти естественные функции, так же как и их искажения, появляются в совершенно незамаскированной форме. Повторю, нам только нужно сначала научиться понимать шизофренический язык.


<Возвышенное> представляет <низменное>, и наоборот. Инстинкты становились <низменными> из-за структурного раскола. Подлинно возвышенное, Божественное, становится недосягаемым и возвращается только как дьявол. Бог стал недосягаемым, и искать его напрасно. Какая трагедия! Так как никто, кроме человеческого животного, самостоятельно не создал свое понимание жизни, то, должно быть, какие бы раздвоения ни появлялись в идеологиях и мышлении, они происходят из-за структурного раскола с его неразрешимыми противоречиями.


Мучительная дилемма между Богом и дьяволом исчезает без боли и ужаса, когда мы выходим за рамки механистическо-мистического мышления, отходим от точки зрения естественного биофизического человеческого функционирования. Эта концепция уже высказывалась, но она нуждается в дальнейшей разработке. А сейчас вновь вернемся к дальнейшей работе с больной.


В течение последних нескольких сеансов у меня было впечатление, что больная, как она установила из иллюзии, стояла перед альтернативой: либо она впадает в оцепенение из-за внезапной полной блокировки плазматических потоков; либо она становится невротиком, не достигнув удовлетворительной степени здоровья. Реальный процесс шел в двух причинных направлениях, но совершенно непредвиденным способом.


Тринадцатый сеанс


Она пришла в этот день с неохотой. За день до этого, после лечения, все было <нереальным, как если бы воздвигли стену вокруг всех предметов и людей... не было совсем никаких эмоций.., я чувствую все словно через тонкую стену>.


Я объяснил ей, что она высвободила большое количество энергии, что поэтому ее самые худшие симптомы были временно удалены; однако была обнаружена ее неспособность идти на контакт. Она очень хорошо поняла, что недостаток ее реального контакта в определенном слое ее структуры приводит к тому, что она ощущает предметы и людей <словно через стену>. <Да, - сказала она. - Я не могла свободно двигаться; все движения такие медленные; я не могла передвигать ногами и идти быстрее, чем я шла...>


Подобные нарушения нельзя понять, если не знать об аноргонотических приступах, которые часто следуют за экстремальными эмоциональными сдвигами, так же как и в простой невротической биопатии. Кажется, что организм, не испытывающий сильных эмоций, становится почти неподвижным.


Ее оргазмический рефлекс был намного сильнее в тот день. На лице наблюдался сильный прилив крови, без синюшных пятен, клонические подергивания происходили свободно и не было замечено сильного волнения.


Через некоторое время она сказала: <Ваши глаза подобны глазам греков... Есть ли у вас какая-либо связь с греческими богами?... О, вы похожи на Иисуса...>


Я не позволил ей развивать эту тему дальше. <О, я должна так много думать... слишком много эмоций, противоречий... Что такое раздвоение личности?>


Я объяснил, что это происходит тогда, когда человек будто расколот на две части: с одной стороны, он четко чувствует, что происходит вокруг, а с другой - он чувствует все происходящим за какой-то стеной. Она поняла. К концу сеанса она стала взволнованной; произошли внезапные конвульсии в всем теле. Она спросила меня, что означает термин <энергетический стаз>. И тут же спросила, почему меня интересуют <силы>.


У меня было впечатление, что ее разум начал связывать <силы> с восприятием потоков. Казалось, что ее великолепный интеллект помогает объединять иллюзию с ее пониманием. Направлением наших усилий был обход раскола, который отделял ее оргонотические ощущения от ее самовосприятия. Поэтому довольно странным было ее утверждение: <Я часто смотрю на белокурых христианских девушек... Я завидую им...>. <Но вы сама - блондинка>, - сказал я. <О нет, я темноволосая еврейка...>


Четырнадцатый сеанс


Пациентка чувствовала себя хорошо в течение трех дней после последнего сеанса. <Сил> не было; она не стремилаеь к ним. Она сходила с подругой в кино, посетила музей и совершила велосипедную прогулку.


В тот день она выглядела хорошо, но с неохотой соглашалась дышать глубоко, она напрягла грудную клетку и вновь прекратила дышать. Я не мог понять эту реакцию. После длительного молчания она сказала: <У меня было то же самое чувство в кино к подруге, которое у меня было до того, как я первый раз попала в больницу... Вы не нравитесь мне сегодня...>


У нее были сильно заблокированы мышцы бедра, особенно в глубине приводящих мышц. Этот тип блокировки хорошо известен опытному оргонному терапевту как знак сильных, но отогнанных половых нарушений. <Давление на эти мышцы высвобождает мрачные чувства... извращенные чувства>.


Она, очевидно, разделяла некоторые гомосексуальные идеи, направленные против сильных естественных половых импульсов.


Ее родственник, который и привел ее ко мне, позвонил и сказал, что ей значительно лучше. Тем не менее я знал, что нас ждет большая опасность из-за этого сильного улучшения. Ее организм, не приспособленный для функционирования на высоком энергетическом уровне, был еще не готов принять слишком много удовольствия и хороших ощущений, и я предостерег его против слишком большого оптимизма. Мое предупреждение было не беспочвенным, как мы вскоре увидим.




Пятнадцатый сеанс


Хорошо обученный и опытный оргонный терапевт становится крайне осторожным в управлении процессом терапии именно тогда, когда улучшение наступает слишком быстро. Пока основное оргазмическое волнение не было испытано, всегда имеется опасность полного регресса или, еще хуже, самоубийства (в некоторых тяжелых случаях). Поэтому были приняты все меры предосторожности.


Пациентка пришла на этот сеанс с ясными, счастливыми глазами и была вполне нормальной и здоровой. Она спросила меня о диафрагме и о предметах психической гигиены. И вдруг она начала отчаянно бороться против полного дыхания; она блокировала его в горле и гортани. На лице у нее медленно появилась презрительная улыбка: она поняла, что случилось. Она вновь поддалась болезни и сильно задрожала; ее лицо покрылось синими пятнами. Она вновь подняла глаза, было впечатление, что она полностью ушла в себя. В ее теле наблюдались некоторые сильные оргонотические ощущения. В связи с этим я спросил, пришла ли она в контакт с <силами>. <Да, почти...>, был ее ответ. Теперь казалось ясным, что <силы> были идентичны оргонотическим потокам в ее теле.


Я ненадолго оставил ее одну. Возвращаясь, я внезапно услышал странный шум. Когда я вновь вошел в комнату, подушки и матрасы были разбросаны по полу, обогреватель перевернут, ножка стула стояла в пепельнице.


<Силы велели, чтобы я сделала это...>, - сказала она спокойно. Я попросил ее не волноваться, но в следующий раз предупредить меня, когда <силы> будут побуждать ее делать подобные вещи. В конце концов, это было мое имущество, а не <сил>. Она сказала <Да> грустным и отрешенным голосом.


Шестнадцатый сеанс


Действия пациентки в предыдущий день указали на очень сильные импульсы ее ненависти ко мне. Согласно старому правилу символьного анализа, психоаналитик, занявшийся оргонной терапией, не должен продолжать, если импульсы ненависти проявились не впервые. Поэтому я на некоторое время ограничился разговорами. Я сказал ей, что она пренебрегает мной. Фантазировала ли она о жизни в моем доме? Да. Теперь она мстила мне в мелочной манере, потому что была очень чувствительной. Она не получила никакой любви от матери и видела только постоянные придирки. Она удалилась в мир фантазий, и там <силы> пришли к ней. Она с презрением на лице слушала мое объяснение. Я сказал ей, что она должна пересмотреть свое отношение ко мне, иначе я не смогу продолжать лечение и мне придется отослать ее в клинику.


Через некоторое время она оставила свое презрение и уступила. Но ее отношение было осмысленным и типичным для таких ситуаций. Пациент начинает презирать терапевта, сразу после того, как появятся оргонотические потоки; это случается почти у всех, включая невротиков, и это вполне типичная реакция. Это соответствует ненависти и презрению, проявляемых слабыми, заблокированными личностями по отношению к здоровым людям и половому влечению; кстати, антисемитские идеи обычно возникают по той же причине. Презирающий обычно сосредоточивается на мысли, что терапевт, который имеет дело с естественным половым влечением, обязательно должен быть <сексуальной свиньей>.


Она согласилась с моим объяснением, но объявила, что не хочет оставлять свои <силы>.


В целом ситуация казалась совершенно ясной: ее естественное половое влечение угрожало подавить ее, требуя удовлетворения. Ее организм не мог сопротивляться сильному возбуждению. Вместе со слабеющим шизофреническим расколом ее импульсивность, из-за которой когда-то и произошел этот раскол, начала увеличиваться. Следовательно, мне было необходимо:

- открыть энергетический клапан организма: самоудовлетворение;

- предохранить ее от раскола полным невосприятием своей ненависти ко мне;

- предотвратить любую ее попытку превратить свою оргонотическую восприимчивость в иллюзию.


ОТРЕШЕННОЕ ШИЗОФРЕНИЧЕСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ В ГЛАЗАХ


Хорошо известно, что можно диагностировать наличие шизофрении, осторожно наблюдая за выражением глаз. Шизофренические личности и полностью развившиеся шизофреники имеют типичный мечтательный, отрешенный взгляд. Кажется, что психически больной смотрит сквозь вас, внимательно всматриваясь вдаль. Его взгляд не все время направлен в пространство. Но когда эмоции переполняют его или когда в беседе с ним касаются серьезных тем, глаза вновь уходят туда, где были раньше.


То же самое выражение можно видеть у некоторых великих ученых и деятелей искусства, например у Галилея и Бетховена. Можно было бы отважиться на заключение, что великий деятель науки или искусства глубоко погружен в свои внутренние творческие силы; он отрешен от мелких, повседневных дел, для того чтобы более полно развить свои творческие способности. Человек нормальный не понимает этой отрешенности и склонен назвать это <сумасшествием>. Он называет <психически ненормальным> то, что чуждо ему, что угрожает его посредственности. Душевнобольной глубоко погружен в свой внутренний мир жизненных сил; он слушает их так же, как гениальный человек; но в то же время разница между ними огромна: благодаря своему контакту с Высшими силами гений создает великие, вечные творения; шизофреник запутывается в этих контактах, потому что он разделен на части и боится их; он не имеет единства со своей биоэнергией так, как творческая личность. Но выражение глаз в обоих случаях, - глубокое, не такое скучное, пустое, садистское или мрачное, как у невротика, который совершенно не взаимодействует со своей биоэнергией.


Я хорошо знал этот симптом, так как работал в психиатрической больнице в Вене в течение нескольких лет. Но я ничего не знал о его тесной связи с механизмом галлюцинаций и дезориентации. Моя пациентка проявила этот специфический симптом особенно выразительно. Когда <силы> подходили близко, ее глаза становились затуманенными, взгляд - удаленным, и вдобавок закатывались глаза, когда <размягченные> оргонотические ощущения становились очень сильными. Я решил сконцентрировать свое внимание на этом симптоме и, если удастся, устранить его.


Семнадцатый сеанс


Войдя в комнату, она спросила: <Скажите, могу ли я снова стать медсестрой? У меня плохая репутация...> Она никогда не была медсестрой. Я ответил, что не знаю, так же как не знаю, почему она закатывает глаза всякий раз, когда в нее вселяются <силы>. При оргонной терапии разговаривают мало, а пациенту разрешают занять особое положение, которого, правда, он старается избегать. Поэтому я попросил ее закатить глаза. Она сделала это с колебанием; но затем испугалась и сказала: <Это - место, куда я обычно удаляюсь... Сейчас я его знаю...> И добавила: <Вы обещали лечить меня так, чтобы не касаться сил... Я не хочу их бросать...>


Я ни на чем не настаивал в тот день. Но в голову прочно засела одна мысль: возможно ли, что шизофренический приступ или процесс фиксируется в небольшой области, так же как другие болезненные симптомы, такие как анорексия (отсутствие аппетита), головная боль или сердечное беспокойство? Является ли это место основой мозга, областью пересечения оптических нервов? Было ли разумным сделать предположение, что шизофрения - это настоящая болезнь мозга, вызываемая некоторыми особыми видами эмоциональных сдвигов с локальным сокращением особых частей мозга из-за сильного беспокойства ? Многие симптомы шизофрении, казалось, подтверждали правильность этого предположения: типичный шизофреник не смотрит в глаза, у многих шизофреников находят в мозге процессы вырождения (они могли быть вторичными структурными изменениями в тканях, точно так же как атеросклероз может развиваться из-за хронического сокращения сосудов, связанного с тревогой); в отчетах о многих шизофрениках говорилось, что они ощущают <завесу> перед глазами или <натягивание кожи> лба при вспышке болезни.


Восемнадцатый сеанс


Пациентка пришла в хорошем самочувствии. Мы работали над выражением ее глаз. Я убеждал ее <удаляться> и вступать в контакт с <силами>, закатывая глаза и воспроизводя усилием воли пустой отрешенный взгляд. Она готова была сделать это, но всякий раз, когда она близко подходила к определенному состоянию и выражению глаз, становилась взволнованной и останавливалась. Казалось, мы на правильном пути. Внезапно без явной причины она сказала: <Вы предполагаете все, что происходит со мной>.


Была только одна возможная интерпретация этого высказывания: преднамеренное закатывание глаз провоцировало ее шизофренический механизм. С того момента, как я настоял на том, чтобы она сделала это, реально я был одним из тех, кто внушал ей все, что она делала. Мысль о том, что я влиял на нее, возникла с чисто биофизической точки зрения. Эта позиция явно провоцировала <высшее> в ее самовосприятии и таким образом привела ее к мысли о том, что на нее влияют. Этот механизм мог бы применяться во многих, если не во всех, случаях мании преследования.


Я предположил, что <отдаленность> в ее глазах появлялась из-за локального сокращения нервной системы в основании мозга, причем это сокращение оказывало то же действие, что и все остальные биопатические сокращения: препятствовало слишком сильным телесным потокам и ощущениям. Таким образом, я пришел к первому твердому обоснованию оргономического понимания шизофренического процесса.



БИОФИЗИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ШИЗОФРЕНИЧЕСКОГО РАСКОЛА


Мы должны иметь в виду, что оргонные терапевтические исследования в случае шизофрении проводились не на психологической основе. Наоборот: все психологические проявления процесса шизофрении должны быть поняты в терминах глубоких биофизических процессов, которые определяют функции мозга. Я считаю, что сфера души намного уже, чем сфера биопсихического функционирования; что психологические функции - просто функции самовосприятия или восприятия объективных биофизических, плазматических функций. Таким образом, шизофреник дезориентируется, когда его самовосприятие переполняется сильными ощущениями оргонотических плазматических потоков; а вполне здоровый организм будет чувствовать себя хорошо скоординированным под влиянием подобных потоков.


Наш подход к шизофрении - биофизический, а не психологический. Мы пробуем понять психологические нарушения на основе плазматических дисфункций; понять космические фантазии шизофреника в терминах функций космической оргонной энергии, которая управляет его организмом, хотя он чувствует энергию своего тела в психически разрушенной манере. Кроме того, мы не верим, что психологическая интерпретация шизофренической идеи может существовать вне значения слов и исторических событий. Она не может, как бы там ни было, достичь чисто физических и биофизических процессов, так как они функционируют вне сферы мыслей и слов. Это представляет собой то, что справедливо называется <глубиной шизофренического мира>, в отличие от поверхностного мира невротика.


Шизофрения - не психическая болезнь; это - биофизическое заболевание, которое также включает в себя психический аппарат. Чтобы понять этот процесс, совершенно необходимы знания функций оргонной энергии. Суть проблемы - разрушение унитарного, общего оргонного функционирования и субъективное восприятие этого разрушения. Конкретные шизофренические симптомы: дезориентация, ожидание <конца света>, потеря ассоциативной силы, потеря значения слов, изъятие интересов и т.д.,- являются вторичными реакциями, расшатывающими основные биологические функции организма. Другие симптомы, такие как удаленный взгляд, транс, автоматизм, оцепенение, замедление реакции и т. д., являются прямыми выражениями биофизического нарушения и не имеют отношения к психологии. Изъятие из мира либидо есть результат, а не причина болезни. Главное ухудшение состояния организма в более поздних фазах процесса является результатом хронического сжатия аппарата жизнедеятельности, подобно тому как это происходит при раковой биопатии, однако отличается от нее происхождением и функцией. Раковые клетки организма не конфликтуют с общественными институтами. Шизофренический организм полностью конфликтует с моделью общества, реагируя на нее специфическим расколом.


Если бы мы не придерживались четко этих методов подхода, мы бы не получили каких-либо практических результатов. Нас бы самих привели в замешательство природа и функции шизофрении. Перед тем как мы продолжим изучение нашего случая, подытожим сказанное. Совершенно очевидно что то, что обычно называется шизофреническим процессом, есть смесь объективных биофизических процессов, психологического восприятия и реакции на эти процессы. Начиная с лечения данного случая, я обнаружил описанные факты во многих других случаях шизофрении.



Девятнадцатый сеанс


Пациентка пришла на девятнадцатый сеанс очень спокойной и скоординированной, но немного рассеянной. Она говорила очень медленно, как будто ей что-то мешало: она сказала, что очень подавлена. За день до этого она ходила по магазинам, впервые за несколько месяцев; она купила много вещей и получила от этого удовольствие, показала покупки своим друзьям и хорошо выспалась. Однако на следующее утро она ощутила пустоту и усталость. В ней <ничего> не было, и она почувствовала потребность спокойно сидеть в углу <и не двигаться вообще>. <Каждое движение давалось с большим усилием>. У нее создалось впечатление приближающейся кататонии, и она застревала на этой мысли.


<Все было очень далеко... Я наблюдала за собой как будто со стороны; я четко чувствовала раздвоение: тело здесь, а душа там... [говоря это, она указала на стену]... Я хорошо знаю, что я в одном экземпляре... но я вне себя... возможно там, где находятся "силы"...>


Она взволнованно бегала взглядом вдоль стен. Затем внезапно спросила: <Что такое утренняя заря? Однажды я слышала об этом; в небе узоры и волнистые тропы... [она снова взглянула ищущим взглядом вдоль стен комнаты] ...Я слышу вас, я вижу вас, но как-то отдаленно... на очень большом расстоянии... Я знаю очень хорошо, что я дрожу сейчас, я чувствую это... но это не я, это кто-то еще...> И после длинной паузы добавила: Я хотела бы избавиться от этого тела; это не я; я хочу быть там, где "силы "...>


Я был глубоко взволнован, совершенно непрофессионально, когда я стал свидетелем ее ощущения шизофренического раздвоения и деперсонализации таким недвусмысленным способом. Это было впервые в моей продолжительной психиатрической практике, подобного я еще не наблюдал. Я объяснил ей, что она испытывала раскол, который был у нее с детства. <Это то, что называется раздвоением личности?> - спросила она. Она не связала свои собственные слова с тем, что я ей только что объяснил. <Все девушки в психиатрической клинике говорили об этом... это - то?>


Эти пациенты, очевидно, испытывают раздвоение в организме вполне отчетливо, но не могут ни понять этого, ни описать достаточно точно. Когда она говорила, все ее тело дрожало; она держала грудную клетку в положении вдоха, явственно борясь против полного выдоха. Мне было совершенно ясно, что она совсем не ощущала своего дыхания; ее грудная клетка казалась исключенной из ее самовосприятия. Ее глаза были сильно затуманены, лоб был чуть синеватым, щеки и веки были покрыты пятнами. <Мой мозг опустел... Это никогда не было таким сильным прежде...> Я спросил ее, был ли у нее такой тип приступов раньше. Она ответила утвердительно. Я объяснил ей, что этот приступ не сильнее прежних, но только более четко выражен на переднем плане ее самовосприятия.


Она повторила: <Что с утренней зарей?... Я предпочла быть душой, только душой, а не телом...> Вслед за этим ее речь стала бессвязной.


Это был один из наиболее важных сеансов в ее лечении и, я должен добавить, один из наиболее поучительных случаев во всей моей практике. Давайте ненадолго остановимся и попытаемся понять, что произошло. Для беспристрастного клинического психиатра, который видит подобные вещи каждый день, это не означает <ровным счетом ничего>; часть из этих <сумасшедших вещей происходят с лунатиками>. Для нас это наблюдение живого организма наполнено смыслом и глубокими тайнами. Я попытаюсь соединить эти феномены с тем, что мы знаем из оргонно-биофизического функционирования организма. Насколько мне известно, ни психология, ни химия, ни классическая физика не смогли предложить какое-либо правдоподобное объяснение.


Почему она упоминает утреннюю зарю в связи с деперсонализацией ?

Что означало, когда она сказала, что она нашла себя, свою душу, там, где обычно были ее <силы>?


Было совершенно ясно, что если мы не перестанем думать о подобных вещах с улыбкой или чувством превосходства невежды, мы ни к чему не придем. Мы должны твердо придерживаться логического вывода, что живой организм не может что-то ощущать, если за этим не стоит что-либо реальное. Исследовать мистические ощущения на научной основе вовсе не значит верить в существование сверхъестественных сил. Все, чего мы хотим, - это понять, что происходит в живом организме, когда он говорит о <внешнем>, или о <духах>, или <о существовании души вне тела>. Безнадежно пытаться преодолеть суеверие без понимания того, что это и как это функционирует. Более того, мистицизм и суеверия управляют разумом огромного большинства человеческой расы и разрушают их жизни. Игнорирование этого как <фальшивки>, как это делает невежественный и поэтому надменный механицист, ни к чему не приведет. Мы должны понять мистические наблюдения, не становясь мистиками.


Пациентка спроецировала часть своего организма на стены комнаты и наблюдала за собой со стен. Если мы хотим описать в точности, что случилось, мы должны сказать, что ее самовосприятие появилось там, где обычно возникали ее <силы>: на стенах комнаты. Следовательно, оправдывается утверждение, что <силы> представляют определенную функцию ее организма. Но почему на стенах.?


Слушание голосов <оттуда> и наблюдение предметов на стенах - это типичное шизофреническое ощущение. В основе этого должна лежать определенная базисная функция, которая отвечает за это ощущение. Проецирование определенной функции наружу, очевидно, отвечает за раздвоение личности. В то же время хроническое раздвоение личности или, другими словами, недостаток единства в организме, является фоном, из которого неожиданно появляется резкий раскол. Психоаналитическое объяснение механизма проецирования в терминах репрессивных побуждений, которые приписываются другим людям или предметам вне их, имеет отношение только к удовлетворению спроецированной мысли на внутреннюю сущность, но не объясняет функцию самого проецирования. Эти проецируемые мысли различны у каждого пациента; механизм проецирования - один и тот же во всех случаях. Следовательно, механизм проецирования гораздо более важен, чем его содержание. Важно знать, что преследователь в параноидной галлюцинации - это любящий гомосексуальный объект; но почему один человек проецирует свое гомосексуальное желание, в то время как другой подавляет его и объединяет в некоторые виды симптомов? Содержание - одно и то же в обоих случаях. Поэтому основная причина кроется в разнице между механизмом проецирования и возможностью проецировать.


Давайте поверим каждому ее слову. Впоследствии мы решим, что искажено, а что действительно правда. Наиболее удивительным является утверждение, что восприятие <там, где обычно бывают силы>. Это подобно тому, как если бы восприятия обнаруживались на некотором расстоянии от поверхности тела. Очевидно, должно существовать сильное волнение внутри способности самовосприятия перед <ощущением существования вне себя>, которое вполне возможно. Это внутреннее волнение есть, как мы выяснили ранее, раздвоение само-восприятия и удаление от объективного биофизического процесса. В здоровом организме они объединены в одно ощущение. В бронированном невротике биофизические ощущения практически вообще не развиваются; плазматические потоки значительно ослабевают и лежат ниже порога самовосприятия (<омертвление>). И наоборот, у шизофреника плазматические потоки остаются сильными, но их субъективное восприятие повреждено и расколото; функция восприятия не объединяется с потоками, а становится как бы <бездомной>. Так как субъективное восприятие не имеет отношения к объективным плазматическим потокам, шизофреник ищет причину ощущений, которые он не чувствует как свои собственные.


Эта ситуация может объяснять чувство, которое так часто испытывает шизофреник, когда раскол между возбуждением и восприятием становится сильным. Он чувствует что-то, что не является его собственным; здесь должна быть причина ощущений, которую он не может найти; люди не понимают его; врачи говорят, что это сумасшествие. Беспокойство и волнение являются логическим результатом этого чувства. Шизофреник слышит себя говорящим, но, так как его самовосприятие отделено от биофизического процесса, которому оно принадлежит, он издает странные звуки; слова теряют свой смысл, что так хорошо описал Фрейд; это начало дезорганизации речи. Было совершенно очевидно, что речь нашей пациентки начинала ухудшаться всякий раз, когда <восприятие себя на стенах> достигало максимума.


Пик основного шизофренического раскола, при четком наблюдении ощутимой галлюцинации (<нахождение вне себя>), вызывает конкретные реакции тела. У нашей пациентки этой реакцией было сильное блокирование дыхания против грядущих плазматических ощущений, которые являлись непосредственной причиной проецирования. Ее мозг, несомненно, ощущал недостаток кислорода вследствие блокированного дыхания.


В этой связи мне вспомнилось наблюдение, которое я сделал приблизительно двадцать восемь лет назад в состоянии общей анестезии. Я пошел на это с твердой решимостью, чтобы понять, что чувствует человек, начинающий терять сознание. Я сумел запомнить лишь очень немногое после того, как проснулся. Наиболее впечатляющей частью этого эксперимента было ощущение, что голоса людей в операционной удалялись все дальше и дальше, становились все более и более нереальными; затем я почувствовал, как будто мои собственные восприятия ушли на далекое расстояние. Деперсонализация, из-за сильного действия лекарства, наблюдалась в следующей форме: <Я чувствую, что я все еще чувствую... я чувствую, что я еще все чувствую, что я чувствую... я все еще чувствую, что я все еще чувствую, что я все еще чувствую...> и так без конца. В то же самое время я чувствовал свое эго удаляющимся во внешнее пространство и воспринимающим голоса издалека.


Полная потеря самовосприятия предшествует ощущениям, очень похожим на те, что описала пациентка. Таким образом, тайна приоткрывается.


Проецирование - это фактически процесс удаления способности ощущать, его отделение от функций организма. Результат этого - иллюзии чувственного восприятия <за пределами организма>.


Это отделение функции самовосприятия от функций организма воспринимается в некоторых случаях так, словно <душа покидает тело> или <душа находится вне тела>. Так как восприятие имеет слабый контакт с биоэнергетическими функциями, которые оно отражает субъективно, возникает <самоотчуждение> или <самоудаление на большое расстояние>. Процессы проецирования, транса, деперсонализации содержат в своей основе конкретное раздвоение в биоэнергетической системе.


рис. Шизофренический раскол из-за блокировки восприятия возбуждения; возбуждение воспринимается <удаленно>


Раскол между телесным возбуждением и психическим восприятием этого возбуждения удаляет ощущения тела на расстояние. Между телесным возбуждением и его восприятием возникает блокировка.


рис. Аффект-блок компульсивного невротика из-за блокирования оргонотического потока общим панцирем. Возбуждение заблокировано, наступает эмоциональное омертвление: самовосприятие полное, но <безжизненное>



У компульсивного невротика поток энергии ослаблен или заключается в панцирь, как только он возрастает. У шизофреника поток энергии не уменьшен и блокировки в производстве самой энергии нет, есть только недостаток восприятия высокой возбудимости. Этот недостаток восприятия несомненно связан с определенным блоком в области основания мозга; особенно в оптическом нерве, который выражается в типичном шизофреническом взгляде. Я считаю, что нужно искать соматическое повреждение где-нибудь в мозге. Крайним заблуждением было бы думать, что можно лечить шизофренический процесс путем фронтальной лоботомии. Шизофрения, так же как и рак, - это главные биопатические процессы, местные симптомы которых появляются из-за нарушенного функционирования в органах. Не следует также принимать местное нарушение в мозге за шизофренический процесс, как нельзя принимать местную раковую опухоль за всеобщий раковый процесс. Обе ошибки противоречат медицинским принципам.


Функция самовосприятия пациентки нарушалась в зависимости от того, насколько сильно развивался раскол между возбудимостью и восприятием. Разобщенность и количество бессмысленных слов увеличивалось, когда усиливался раскол. Нормальная функция речи возвращалась, как только раскол ослабевал и пациентка вновь начинала чувствовать телесные потоки как свои собственные. Это привело меня к заключению, что функция самовосприятия в целом зависела от контакта объективной возбудимости с субъективным ощущением возбудимости. Чем теснее этот контакт, тем сильнее функционирует само-восприятие.


ВЗАИМОСВЯЗЬ СОЗНАНИЯ И САМОВОСПРИЯТИЯ


Описанное ниже есть первая оргономическая попытка приблизиться к проблеме взаимосвязи сознания и самовосприятия. Это не попытка разрешить самую большую загадку природы, а попытка четко сформулировать проблему самопонимания: сознание есть функция самовосприятия, и наоборот. Если самовосприятие полное, то сознание также ясное и полное. Когда функция самовосприятия ухудшается, функция сознания тоже ухудшается, что приводит к нарушению речи, ассоциаций, ориентации в пространстве и т, д. Если само-восприятие непосредственно не нарушено, а только отражает жесткость структур организма - как у аффектно блокированного невротика, - функции сознания также будут жесткими и механическими. Когда самовосприятие отражает притупленное функционирование организма, тогда сознание также будет притупленным. Когда самовосприятие отражает удаленную, слабую возбудимость, в сознании будут развиваться идеи существования <внешних незнакомых и странных сил>. Вот почему шизофренический феномен, лучше, чем любой другой тип биопатии, позволяет приблизиться к одной из наиболее сложной и неясной проблеме всего естествознания: способностью живой материи осознавать себя.


Хотя самовосприятие образует самопонимание и хотя природа самовосприятия определяет тип сознания, эти две функции мозга не идентичны. Сознание появляется как более высшая функция, развивающаяся в организме намного позже, чем самовосприятие. Степень его ясности и единства зависит, судя по наблюдениям шизофренических процессов, не столько от интенсивности са-мовосприятия, сколько от более или менее завершенной интеграции бесчисленного количества элементов самовосприятия в одно единое ощущение самого себя. Мы видим, как при шизофреническом расколе это единство рушится и как, вместе с этим, функции сознания распадаются на составные части. Обычно распад самовосприятия на части предшествует распаду функций сознания. Дезориентация и беспорядок - первые реакции на собственную дискоординацию восприятия. Мыслительная ассоциация и скоординированная речь. которые зависят от этого, является следующими функциями сознания человека, которые разрушаются, когда раскол самовосприятия зашел достаточно далеко. Тип дискоординации сознания отражает тип распада самовосприятия.


В параноидной шизофрении, где самовосприятие сильно нарушено, ассоциации и речь также бессвязны. При кататоническом оцепенении, когда организм резко и сильно сжимается и становится неподвижным, как правило, наблюдается отсутствие речи и эмоциональных реакций. В картине шизофренической болезни, где прогрессирует медленное ухудшение и притупление всех биофизических процессов, восприятие и сознание также, как правило, притупляются и сильно замедляются.


Таким образом, мы можем сделать вывод: психические функции самовосприятия и сознания непосредственно связаны с определенным биоэнергетическим состоянием организма. Это позволяет утверждать, что шизофрения - это действительно биофизическое, а не психическое заболевание. Причину психических расстройств до сих пор искали в механических или химических повреждениях мозга и его ответвлений. Наш функциональный подход кладет в основу другое понимание этой причины.


Шизофренический процесс раскола биофизической системы проявляется в совершенно определенной форме. Расстройство самовосприятия и сознания непосредственно связано с расстройствами эмоциональных функций; однако эмоциональные функции являются функциями оргонотической плазменной подвижности, а не структурных или химических состояний. Эмоции - это биоэнергетические функции, а не психические, химические или механические. Общий принцип функционирования можно представить следующим образом:


Биоэнергетические функции - "раздваиваются": Психические функции (вверх) и Механические и химические функции (вниз).


Никакая другая структура не возможна. Поместить во главу угла механические и химические функции вместо биоэнергетических означало бы увязнуть в механистических способах мышления классической психиатрии, которые ни к чему бы не привели. Признание приоретета психических функций над биоэнергетическими привело бы нас к метафизике.


Давайте попытаемся понять функциональные отношения между самовосприятием и эмоциями. В своей книге <Раковая биопатия> я попытался нарисовать приблизительную картину развития маленького ребенка следующим образом.


Движения новорожденного еще не скоординированы в одну функцию и, соответственно, в них нет никакой <цели> и <значения>. Правда, удовольствие и реакции беспокойства уже ясно сформированы: но мы не находим пока никаких скоординированных движений, которые указали бы на существование общего сознания и самопонимания. У новорожденного самовосприятие уже существует и полностью функционирует, но не в скоординированной форме. Руки движутся сами по себе, и глаза, которые пока еще не фиксируются на определенных объектах, движутся также сами по себе. Ноги совершают бессмысленные и неосознанные движения, без какой-либо связи с движением других частей тела. В течение первых нескольких месяцев жизни медленно развивается координация независимых и раздельных движений. Мы должны предположить, что некоторые виды функциональных контактов прогрессивно устанавливаются между многими органами и возникает единство с более многочисленными контактами. Возможно, мы не будем слишком далеки от истины, если также признаем развитие и координацию функций различных восприятий. Поскольку самовосприятие зависит от плазматических движений, самовосприятие во внутриутробном и послеродовом существовании могло быть только смутным и расколотым на большое количество самоощущений в соответствии с раздельностью плазменных потоков. С возрастанием координации движений их восприятие также постепенно координируется друг с другом, пока не достигается состояние, при котором организм движется скоординированно как одно целое, поэтому многие различные восприятия самого себя объединяются в одно общее восприятие своего движения. Но до тех пор, пока этого нет, нельзя говорить о полностью развитом сознании. <Цель> и <значение> биологической деятельности, возникают как вторичные функции, тесно связанные с развитием координации. Этот процесс происходит у низших животных значительно быстрее, чем у человека. Причина этого пока неизвестна. У ребенка способность говорить не развивается до тех пор, пока движения тела и соответствующее само-восприятие не достигнут определенного единства.


Следует отметить, что цель и значение движений извлекаются из функции координации, а не наоборот. Цель и значение, следовательно, - вторичные функции, полностью зависящие от степени координации движений отдельных органов.


Рассуждая логически, мы должны далее принять, что разумность деятельности, которая является целеустремленной и значимой относительно окружения и собственной биоэнергетической ситуации, также появляется как функция эмоциональной и восприимчивой координации. Очевидно, что никакая разумная деятельность не возможна до тех пор, пока организм не функционирует как хорошо скоординированное целое. Мы ясно видим это при шизофреническом расколе, который отменяет подлинный процесс биоэнергетической координации, причем целеустремленность, значимость, речь, ассоциации и другие высшие функции организма распадаются до такой степени, до которой распадается их эмоциональное, биоэнергетическое основание.


Теперь понятно, почему шизофреническое раздвоение так регулярно обнаруживается уходящим корнями в предродовое и непосредственно послеродовое развитие: каждое серьезное нарушение, которое происходило в процессе координации организма, создает слабое место в личности, в котором позже, при определенных эмоциональных условиях, и будет наиболее вероятно наблюдаться шизофреническая дискоординация.


То, что в психоанализе называется <фиксацией в раннем детстве>, собственно говоря, есть не что иное, как слабость в структуре функциональной координации. Шизофреник не <впадает в детство>. <Регресс> есть просто психологический термин, описывающий фактическую эффективность определенных исторических событий. Детские ощущения, однако, не могли бы быть эффективными двадцать или тридцать лет спустя, если бы они на самом деле не нанесли ущерб процессу координации биосистемы. Это - действительное повреждение в эмоциональной структуре, а не длительное ощущение в детстве, которое составляет динамический фактор болезни. Шизофреник не <возвращается в материнское лоно>. Он становится жертвой точно такого же раскола в координации его организма, который он перенес, когда был в утробе матери, и он сохранил этот раскол во всех своих жизненных отношениях. Мы имеем здесь дело с фактическими, сегодняшними функциями организма, а не с историческими событиями. Американцы живут не так, как этого требует Декларация Независимости, а исключительно так, как этого требует современная действительность. Декларация Независимости эффективна сегодня только в той степени, в которой она фактически закреплена в эмоциональном мире американских граждан, и ни на йоту больше или меньше. Потому психиатрия не развивается только в соответствии с историческими событиями и исследованиями, иначе она бы погрязла в чистой терапии.


Оргонная терапевтическая медицина воздействует не на память, а на сегодняшнее биофизическое закрепление исторического опыта; таким образом, она работает с реальностями в их высшем проявлении, а не с тенями памяти из прошлого. Память в процессе эмоционального сдвига может развиться, а может и нет. Терапевтически это не важно, разовьется или нет. Фактор, который изменяет человеческую структуру от больной к здоровой, - это биоэнергетическая координация организма. Рефлекс оргазма просто наиболее заметный индикатор того, что такая координация фактически достигнута. Дыхание, разблокирование мышц, удаление жесткого панциря - орудия в процессе восстановления организма. К большому сожалению, они часто принимаются за окончание терапии даже теми. кто наиболее близок к этой области деятельности. Принятие явных результатов медицинских усилий за окончание терапии - результат неправильного мышления из-за недостатка скоординированных знаний об организме, т. е. ограниченное суждение, которое не отвечает широте и глубине человеческих эмоциональных заболеваний.


С таким узким подходом к человеческому организму никогда не постичь основных биоэнергетических понятий оргономии. В лучшем случае человек с таким подходом станет лекарем, но не психоаналитиком. Я хотел бы особенно предостеречь от любых попыток объяснить шизофреническую биопатию, пока не изучена глубокая биофизическая взаимосвязь между эмоциями и плазматической деятельностью, самовосприятием и сознанием: эти функциональные взаимосвязи до сих пор еще полностью не выяснены. Мы только начинаем понимать их; загадок все еще очень много. Следовательно, в формировании какого-либо мнения необходимо быть предельно осторожным. Часто можно услышать, как люди говорят, что оргонная терапия - не что иное, как <действие рук на мышцы> или <позволение больному дышать>, если человек страдает от <напряжения>. Дело не в <мышцах>, <дыхании> или <напряжении>, а в понимании того, как космическая оргонная энергия переходит в плазматическую движущуюся материю и как космические оргономные функции действуют в человеке, в его эмоциях, в его мышлении, в его неразумности и восприятии самого себя. Шизофренический раскол - это только один, хотя и очень характерный, пример взаимосвязи между эмоциональными процессами в живой материи и оргонным энергетическим полем вокруг нее. Именно эта взаимосвязь имеет значение, а не мышечное напряжение.


Необходимо отметить большую глубину функций, которую мы встречаем у шизофреника. Функции, которые появляются у шизофреника, если только научиться читать их точно, являются функциями космической оргонной энергии внутри организма в незамаскированной форме. Четкие границы, которые отделяют нормального человека от космического оргонного океана, у шизофреника разрушены; шизофренические симптомы являются прямыми проявлениями слияния энергии организма и космической оргонной энергии.


Я ссылаюсь здесь на функции, которые связывают в одно целое человека и его космическое начало. В шизофрении, так же как и в истинной религии и в истинных искусстве и науке, понимание глубины функций велико и безгранично. Шизофреник отличается от великого художника, ученого или основателя религии тем, что его организм не приспособлен к тому, чтобы принять тождественность функций вне и внутри организма. Но вернемся к нашей пациентке.



Двадцатый сеанс


Наблюдая за пациенткой, я задал себе вопрос: каков точный телесный механизм, лежащий в основе шизофренического раскола между возбудимостью органов и восприятием возбудимости? События явно указывали на нарушение дыхания: сильно ограниченный объем дыхания в связи с механически мягкой грудной клеткой. У хорошо забронированного невротика грудная клетка обычно совершенно жесткая; таким образом, никакие сильные эмоции не развиваются. У шизофреника грудная клетка, наоборот, мягкая, эмоции проявляются полностью, но они не полностью ощущаются', наиболее вероятно, что торможение движения грудной клетки образовало механизм, который расколол восприятие и возбудимость. Дальнейший ход событий подтвердил это предположение.


Неподвижность в грудной клетке и горле пациентки была особенно сильной в этот день. Казалось, что воздух вообще не проходит через гортань. В то же самое время, мышцы грудной клетки и шеи были мягче, чем когда-либо прежде. Она сказала: <Сегодня я слишком эмоциональна...> Любые попытки заставить воздух проходить через горло не привели к успеху. У нее не было никакой дрожи, только сильное отвращение к дыханию. В тот день <силы> не появились.


Пациентка спросила меня, может ли она пойти в ванную. Когда она вышла из ванной, в верхней части живота у нее был виден разрез длиной около 10 см поперек области солнечного сплетения. Она сказала: <В этом месте я чувствую самые сильные эмоции...>


Я мягко заметил, что такие действия не устранят давление; она согласилась. Возбуждение и волнение из-за таких действий пациентки не помогло бы. Это только стимулировало бы пациентку совершать еще более худшие действия. Требуется, конечно, абсолютное доверие пациента к врачу, оно устанавливается только в том случае, если врач хорошо понимает создавшуюся ситуацию.


Двадцать первый сеанс


Пациентка пришла на этот сеанс в хорошем настроении и, к моему великому изумлению, дыша полной грудью. Но она добавила еще три надреза поперек тех, что появились за день до этого. Она объяснила: <Мне пришлось сделать это в интересах <сил>; иначе они могли бы разволноваться из-за незавершенности пореза... Это должен быть крест... Я боюсь, что они не будут мириться с интервалом в двадцать четыре часа между первым надрезом и последующими ... >


Было совершенно очевидно, что она порезала себя в попытке снять биоэнергетически свое невыносимое эмоциональное напряжение в области диафрагмы.


В тот день у меня было впечатление, что психические иллюзии присутствовали, но были очень слабыми. Она сказала мне, что вокруг не было <сил>. Она полностью прочувствовала свое эмоциональное возбуждение. Контакт между возбудимостью и восприятием, казалось, был восстановлен, хотя она все еще боялась <сил>. Предыдущая просьба со стороны <сил> <пожертвовать собой> не могла быть сейчас понята как внутренние убеждение высвободить ужасное эмоциональное напряжение с помощью ножа. Оргонно-биофизическое исследование пролило свет на другую биопатию, такую как мазохизм: сильные эмоции соответствуют расширению плазматической системы. При условии некоторого сжатия органов появляется чувство <распирания> вместе с неспособностью <выпустить пар>. В подобных ситуациях имеют место саморанение, самоистязание и даже самоубийство.


Улучшение длилось недолго. Я могу сказать, что никогда раньше так четко я не наблюдал неспособность к полному здоровому функционированию в биопато-логическом организме, как в этом случае. Биопатическая структура используется для биопатического функционирования; налицо неспособность полного управления сильными естественными эмоциями и их направлением. Стало яснее, чем когда-либо прежде, что существуют две строго очерченные группы людей: с панцирем и без него. То, что кажется легким, понятным для человека без панциря, является крайне непостижимым и невозможным для человека с панцирем, и наоборот. Определенный образ жизни требует определенной характерной структуры; это имеет силу для обеих сфер. Наша пациентка не могла установить здоровое функционирование. Сейчас мы лучше можем понять, какими бесполезными, несмотря на эту способность функционировать нормально, кажутся обычные мерки психической гигиены. Навязывать здоровый образ жизни бронированному организму - все равно что просить хромого человека танцевать.


Двадцать второй сеанс


Ее реакции, особенно речь, были сильно замедленными. Каждое отдельное слово повторялось несколько раз, она знала ответы на мои вопросы, но не могла их сформулировать; ее кожа была бледной и покрытой пятнами, лицо ее было застывшим, как маска.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги