Анатолий Тарасов

Глава двадцатая ФУТБОЛЬНЫЙ ОМУТ

О том, что у них будет новый тренер, футболисты ЦСКА узнали одними из последних. Чемпионат 1974 года с тренером Владимиром Агаповым, некогда в армейской команде игравшим, они закончили на 13-м месте (из шестнадцати). О чрезмерной мягкости Агапова знали все. Тренировки он проводил в щадящем режиме. В конце сезона, когда в ЦСКА возникала «пожарная обстановка» и команда встала в таблице на вылет, сказал футболистам: «Вы уж сами решайте, кого ставить в состав».

До прихода на пост старшего тренера Агапов опыта работы в высшей лиге не имел. Он тренировал юношей в группе подготовки, но между командой мастеров и группой подготовки — дистанция, как известно, огромного размера. Коренное омоложение состава руководства футбольной команды ЦСКА начальник спортклуба Иван Табунов объяснял необходимостью поставить во главе коллектива инициативных, энергичных людей, причем своих, армейцев. Ссылался он при этом на хоккейный ЦСКА, которым руководили молодые тренеры — Константин Локтев и Анатолий Фирсов. Но разница между футбольной и хоккейной армейскими командами заключалась в том, что в хоккее молодых специалистов Тарасов готовил постепенно, исподволь.

Удержавшийся в высшей лиге ЦСКА собрался в декабре 1974-го в коммерческую поездку в Сирию. За два дня до вылета в Дамаск игрокам объявили: сбор на базе в Архангельском. Команда на автобусе приехала сначала в комплекс ЦСКА на Ленинградском проспекте. Администратор сказал, что тренера вызывают к руководству, он подъедет позже. И футболисты отправились в Архангельское в отменном настроении: сезон позади, в лиге остались, впереди приятная зарубежная поездка, можно отдохнуть, купить дешевое золото, еще чего-нибудь на продажу. А сейчас на базе «дыр-дыр» — игра на маленькие ворота, потом банька, пивком запаслись. Приехали.

Вдруг из дверей базы выходит Тарасов и говорит: «Так, мальчишки, через пятнадцать минут жду вас на поле — у нас занятие. Я ваш новый главный тренер». У футболистов шоковое состояние. О методах Тарасова были наслышаны. Борис Копейкин, один из лучших форвардов советского футбола, рассказывал: «Жили с хоккеистами на одной базе. Идет наш тренер Валентин Александрович Николаев. Навстречу — Тарасов: “Валя, гоняй их, сволочей. Кто выживет, с теми и работай”».

Вышли на поле. Построились. Команда: «Побежали по кругу!» Побежали. «Куда бежите?» — «По кругу» — «Вы так уже бегали, по часовой стрелке, и прибежали на тринадцатое место. Давайте-ка против часовой…» Через год, впрочем, выяснилось, что бег против часовой стрелки тоже закончился тринадцатым местом…

Версий появления Тарасова во главе футбольного ЦСКА в 1975 году, как и многих других ситуаций, его касающихся, несколько. Наиболее убедительной представляется рассказанная Валентином Бубукиным. Бубукин, можно сказать, знает ее из первых уст.

Известный советский футболист, победитель первого чемпионата Европы 1960 года (тогда он назывался «Кубок Европы»), весьма успешно занимался тренерской работой. В начале 70-х годов Бубукин наладил дела в симферопольской «Таврии», а летом 1972 года его буквально вынудили принять львовские «Карпаты», стоявшие на вылет из высшей лиги чемпионата Советского Союза. Бубукин отбивался от этого предложения изо всех сил. О его отказе ехать во Львов доложили в обком КПСС. Из обкома — в ЦК компартии Украины. Оттуда в Симферополь поступила телефонограмма: коммунисту Бубукину срочно явиться в ЦК. Бубукин, прежде чем отправиться в Киев, пошел на прием к первому секретарю Симферопольского обкома Николаю Кириченко. Кириченко высказался просто: «Валентин Борисович, не могу ничего сделать. Мне очень не хочется вас отпускать. Но я не могу идти против Щербицкого. Если вы своими силами отобьетесь, мы будем счастливы и рады». Отбиться Бубукину не удалось. Беседовавший с ним один из секретарей ЦК компартии Украины Яков Погребняк был предельно категоричен: «Это — партийное поручение. Вы должны принять команду “Карпаты”. Если команда останется в высшей лиге, орден и медали вам. Если не останется, хлеба на Украине вы не найдете».

«Карпаты» с Бубукиным остались. В середине 1974-го команда по ходу чемпионата попала в первую десятку, но после этого началось невообразимое. Второй секретарь Львовского обкома партии Анатолий Падолко, страстный болельщик, принялся директивно указывать Бубукину, кого следует ставить в состав. А со стороны в адрес тренера стали поступать анонимные письма с прямыми угрозами: «Убьем. Шутить не любим. Москаль, убирайся». Это, стоит напомнить, в первой половине 70-х годов XX века… Бубукин вынужден был уехать из Львова.

В Москве Бубукин соседствовал с Тарасовым. Жили они в одном доме, только в разных подъездах. При встречах ограничивались приветствиями и дежурным вопросом «Как дела?»

Встреча же накануне Нового, 1975 года оказалась для Бубукина судьбоносной. Потому что на двадцать следующих после той встречи лет Тарасов, как говорил потом Бубукин, стал для него «отцом, наставником и просто близким другом».

Тарасов привычно осведомился: «Как дела?» — И продолжил: «По работе не скучаешь?» — «Да нет, Анатолий Владимирович, — ответил Бубукин. — Всё нормально. В семью приехал, хоть немного отдохну». — «А я хочу с тобой поговорить, — сказал Тарасов. — Зайди ко мне завтра часов в семь». Бубукин вслух принялся прикидывать: «В три у меня встреча, в четыре я должен…» Тарасов перебил: «Какая встреча? В семь утра!»

«Валентин, — сказал Тарасов Бубукину, появившемуся на пороге тарасовской квартиры ровно в семь, — меня назначили старшим тренером футбольной команды ЦСКА. Хочу предложить тебе пост помощника. Это ни в коем случае не означает, что ты будешь таскать мячи и расставлять на поле фишки, как у вас в футболе положено второму тренеру. Для мячей и фишек есть администратор. Предлагаю творчество. Работать будем вдвоем».

«Почему вдвоем? — удивился Бубукин. — Должны же быть начальник команды, старший тренер, его помощник, тренер дубля».

«Дело вот в чем, — ответил Тарасов, и сказанное им Бубукин признал мудрым. — Когда много людей, не знаешь, кто кого предал. То ли первый, то ли второй, а может быть, третий… Каждое лишнее лицо — источник предательства. А так мы вдвоем. Я — начальник и старший тренер, и ты — тренер основы и дубля». И засмеялся: «Будем знать, кто кого предал».

Бубукин, попросивший у Тарасова сутки на размышление, знал, что руководство предложило Тарасову внушительный список потенциальных помощников, в который, в числе прочих, входили такие уважаемые в футбольных кругах люди, как Алексей Гринин, Анатолий Башашкин, Альберт Шестернев… Но Тарасов назвал Бубукина. И потом объяснил, почему именно его: «Я в душах хорошо разбираюсь. Если человек смотрит в глаза, значит, этот человек честный и порядочный. Если глаза отвел, ты меня с этим человеком лучше не знакомь. Он — прохиндей».

Объяснение это, понятно, не имело никакого касательства к человеческим качествам Гринина, Башашкина или Шестернева. С ними Тарасов на предмет возможного сотрудничества и не встречался. Просто он решил остановиться на своей кандидатуре — соседа с безупречной футбольной и человеческой репутацией.

Бубукину потом, по всей вероятности, Тарасов и поведал историю своего назначения в футбольный ЦСКА. В изложении Валентина Борисовича выглядит она так.

Отстраненный от хоккейных дел Тарасов продолжал поддерживать отношения с министром обороны Андреем Гречко. В свое время он с ним даже поигрывал в теннис. На теннисе маршал был помешан. Не только, впрочем, на теннисе. Вообще на физической подготовке. Он издал распоряжение, согласно которому офицеры Министерства обороны и Генерального штаба, в том числе генералы (и во всех военных округах тоже), ежедневно с шести утра занимались физической подготовкой на спортивных сооружениях ЦСКА на Ленинградском проспекте — в волейбольном зале, в бассейне, на корте. Рассказывают, что к этому решению Гречко пришел после охоты на Красной Поляне в Сочи. Маршалу не понравилось, что за подстреленной дичью бегают адъютанты. Гречко приказал: кто подстрелил, тот пусть и приносит добычу. Генералы стали специально промахиваться, чтобы не ползать по снегу. Тогда-то Гречко и пришла в голову идея об утренних занятиях.

На прием к министру обороны, к тому же члену Политбюро ЦК КПСС попасть было практически невозможно. Тренеры армейских команд нашли самый эффективный вариант встреч с министром, на которых решали проблемы своих клубов: Юрий Чесноков — волейбольного, Александр Гомельский — баскетбольного, Анатолий Тарасов — хоккейного. Они появлялись на кортах ЦСКА в те часы, когда туда на полтора-два часа в понедельник, среду и пятницу приезжал Гречко. С тренерами маршал выходил на площадку редко, в основном с выступавшими в роли спарринг-партнеров теннисистами из спортивной роты клуба, которым, чтобы не портить министру настроение перед напряженным рабочим днем, категорически запрещалось играть в полную силу.

Общеизвестно особое отношение Гречко к футболу. Однажды в день повторного матча за звание чемпиона СССР ЦСКА — «Динамо» в 1970 году, проходившего в Ташкенте, министр обороны возвращался из Швеции. По его просьбе летчики сумели найти радиоволну с репортажем об игре и запустили его по громкой связи. Таким, каким он стал при счете 3:1 в пользу «Динамо», прежде Гречко никто не видел. Он распорядился выключить репортаж, ушел в себя, ни с кем до прилета в Москву не разговаривал и приехал домой в ужасном настроении. А дома его встретили весело щебечущие внучки: «Деда! Наши сегодня у “Динамо” выиграли!» И когда Гречко рассказали в деталях о том, что происходило в Ташкенте, он буквально запрыгал в хороводе вместе с девочками.

«Андрей Антонович был футбольным фанатом в хорошем смысле этого слова, — вспоминал знаменитый футболист армейской «команды лейтенантов» Юрий Нырков. — В ЦСКА души не чаял. Помню, когда после войны мы приезжали играть в Киев, где Гречко был командующим военным округом, он всегда нас встречал и принимал у себя. Ходил на наши матчи. А перебравшись в Москву, внимания ЦСКА стал уделять еще больше. Сколько же хорошего он сделал для клуба!»

На корте Гречко и решил однажды посоветоваться относительно кандидатуры старшего тренера футбольного ЦСКА. Назвал фамилию Боброва. Тарасов, по словам Бубукина, ответил, что не считает Всеволода Михайловича большим футбольным тренером. Он прекрасный игрок, выдающийся хоккеист и футболист, каких сто лет еще не будет, но — не тренер. Гречко бросил: «А мне некого больше назначать. Тогда давай бери сам». — «А что? И возьму», — ответил, согласно этой версии, Тарасов.

Нина Григорьевна пыталась отговорить мужа от затеи с футболом. Но понимала, что сделать это невозможно. «Это Гомельский его подбил, — говорила она спустя годы журналисту Юрию Голышаку. — Бери, мол, ты осилишь, у тебя мысли, опыт… Я Саше выговор потом сделала». И Нина Григорьевна, как показали события, была права.

Согласно еще одной версии появления Тарасова в футбольном ЦСКА, маршал Гречко устроил «кастинг». Сначала он вызвал на собеседование Боброва и спросил: «Какое место займете, если мы вас назначим?» Бобров ответил: «Постараемся войти в пятерку». Тарасов же, даже не дожидаясь вопроса министра, якобы отчеканил: «Будем чемпионами!» И добавил: «Только дайте право на призыв».

Но Тарасов — и знавшие его люди всегда это подтверждают — никогда и нигде, ни при каких обстоятельствах, даже самых благоприятных, не давал бездумных обещаний. Хорошо зная внутреннюю жизнь спорта вообще и хоккея в частности, он понимал, что любая случайность может повлиять на результат, как к матчу или турниру ни готовься. Тяжелый тренировочный труд, осознавал Тарасов, не является полной гарантией успеха, он лишь больше к нему приближает, нежели работа, выполненная абы как, для галочки. Тарасов помнил, конечно, о том, что после ухода из армейского клуба Бориса Аркадьева ЦСКА лишь один раз становился чемпионом, несмотря на все усилия сменявших друг друга тренеров. «Я далек о того, — говорил он, — чтобы давать заверения, что сейчас, с моим приходом, немедленно возродится “золотой век» команды. Но остаться в стороне от проблемы, глубоко волнующей армейскую и спортивную общественность, посчитал себя не вправе. Поэтому и взялся за решение задачи, трудность которой отчетливо себе представляю».

Что двигало Тарасовым? Уверенность в своих силах и возможностях? Стремление доказать, что и в футболе он может добиться высоких результатов?

Назначение Тарасова в футбольный ЦСКА стало безусловной сенсацией. Только о ней и говорили. Николай Петрович Старостин изрек: «Не дай бог, у Тольки что-нибудь получится в футболе. Нас всех тогда за Можай загонят. За то, что шли не по той линии».

По свидетельству Бубукина, в их отношениях с Тарасовым «ощущалась поначалу какая-то отчужденность». Никто и никогда так к нему не придирался, как Тарасов в первые месяцы. Он шпынял одного из самых добросовестных в советском футболе по отношению к делу специалистов почем зря. Причем по пустякам: «Валентин, вы заискивающим тоном говорите с игроками. Надо строже: товарищ Федотов, товарищ Копейкин, товарищ Капличный!» Или: «Почему вы мне не доложили, что Капличный лег спать в половине двенадцатого, хотя должен в одиннадцать. Вы должны были сделать обход. Вы не сделали этого…»

Бубукин рассчитывал на совершенно иной уровень взаимодействия, на большее взаимопонимание. Только собрался поговорить на эту тему с Тарасовым, объясниться, наконец, как ему позвонил Анатолий Владимирович, назначил встречу у гостиничного комплекса ЦСКА, привел в ресторан, где уже был накрыт столик на двоих, и после первой рюмки поведал Бубукину:

«Валентин, я сделал вывод, что мы можем с тобой в паре работать. И дружить можем и работать. Контрольный срок завершен. Так что ты меня уж извини за то, что я так к тебе относился, требовал постоянно. Пойми меня правильно. У меня был хороший друг. Его за пьянку разжаловали. Я пришел к нему и сказал, что похлопочу, верну звание, верну всё. Только дай слово, что заканчиваешь пить. Потому что иначе ты потерянный человек. Он мне говорит: Анатолий, всё! Я твой до гробовой доски… А через некоторое время меня приглашает к себе мой хороший товарищ, завотделом ЦК партии, и дает почитать пасквиль. Друг мой, мною спасенный, написал не анонимку, а от своего лица: Тарасов нарушает режим и вообще ведет себя не так, как подобает советскому тренеру. Спас, по существу, человека, всё сделал — и такой нож в спину. Так что я без испытания теперь не могу. Сейчас я вижу, что у нас с тобой иная картина».

Именно с этого дня, по мнению Бубукина, они с Тарасовым стали близкими друзьями. «Он, что называется, “пустил меня в душу”, — вспоминал Бубукин. — И там, в душе, оказался очень близким и искренним человеком, с тонким, кстати, чувством юмора. Даже много лет спустя, когда ему бывало плохо, он звонил с дачи, просил мою Зою к телефону: “Зой, Вальку с ночевкой отпустишь? Настроение плохое, баньку натопил”. Она: пускай едет. Я ему: “Анатолий Владимирович, что с собой взять?” — “Да ничего, вроде, не надо. Возьми только водку, закуску, баб — остальное всё есть”. Парились. И наговориться не могли».

Неизвестно, постукивали ли на Тарасова футбольные люди, с которыми ему пришлось столкнуться в 1975 году в команде, в клубе, в станах соперников. А вот в хоккее наушничество процветало. «Тарасова, — рассказывал в интервью обозревателю газеты «Спорт-экспресс» Елене Вайцеховской Александр Николаевич Яковлев, занимавший с 1965 по 1973 год пост первого заместителя заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС, вообще боялись, в том числе и в КГБ. Суровый был человек, и к тому же, в отличие от Чернышева, никогда не выбирал дипломатических выражений. Кстати, на самого Тарасова доносы, докладные записки, жалобы шли и в КГБ, и в ЦК бесконечным потоком. Мы досконально знали, сколько килограммов таскают на себе за тренировку игроки, как “издевается” над ними Тарасов. Его многие не любили. Но уважали все без исключения».

Выражение «тарасовский призыв» моментально прижилось в советском футбольном сообществе. О «списках Тарасова», в которых, в зависимости от степени страха перед предстоявшей «футбольной мобилизацией», фигурировали цифры в 20, 40, а то и 90 игроков, якобы подлежавших призыву в ЦСКА, судачили на каждом футбольном перекрестке.

В ЦСКА призывали до Тарасова и после Тарасова. (И не только в ЦСКА, кстати, — в другие армейские и динамовские команды страны тоже; «Динамо», правда, имело право «второй ночи».) Историй на эту тему немало.

Когда сборная СССР прилетела в 1974 году в Шереметьево откуда-то из-за границы, полузащитника донецкого «Шахтера» Анатолия Конькова встречал усиленный воинский наряд, но футболисту, прознавшему о том, кто его и с какой целью встречает, удалось с помощью носильщиков, разместивших за небольшую мзду игрока в тележке под сумками, незамеченным покинуть зал прилета, а потом обмануть преследователей и отправиться домой не поездом или самолетом (всё было под контролем военных патрулей), а на нанятом за приличные деньги автомобиле — сначала до Ростова, а потом в Донецк, где он благополучно пополнил ряды войск МВД и спустя некоторое время очутился в киевском «Динамо». История получила огласку. Из Министерства обороны поступило распоряжение наказать виновных, и не выдержало сердце несчастного руководителя спортклуба ЦСКА полковника Леонида Нерушенко.

При Тарасове «призывниками» стали Юрий Чесноков («Локомотив»), Сергей Ольшанский («Спартак») и Вадим Никонов («Торпедо»).

Чесноков после турне молодежной сборной страны по Сингапуру и Индонезии вернулся в Москву, где его, дабы не украли представители «Спартака», «Динамо» и «Торпедо», на аэродроме, прямо у трапа, на «Волге», встречал начальник Московской железной дороги. На шоссе «Волгу» «подрезал» автомобиль с армейским нарядом. Вышедший из «уазика» офицер сообщил начальнику дороги, что в его машине скрывается призывник Чесноков, вручил игроку повестку и заставил пересесть в свой лимузин.

Умные люди посоветовали Ольшанскому учиться в институте так, чтобы, задерживаясь на каждом курсе по два года, избежать призыва. Не помогло. 25 мая 1975 года он сыграл в составе олимпийской сборной, а 28 мая, в день 27-летия, за ним приехал наряд из военкомата (и это при том, что после двадцати семи лет в Советском Союзе в армию не призывали). Ольшанский стал жертвой распрей между партийными чиновниками высокого ранга, болевшими за «Спартак», и военными. Партийные настаивали на том, чтобы спартаковского капитана в армию не призывали — всё равно, дескать, будет не служить, а играть за ЦСКА. Военные закусили удила: призовем и будет служить. Так и сделали. Служил Ольшанский на Камчатке. Журналисту Денису Романцову он рассказывал, что когда его привезли туда, офицеры глазам своим не поверили. «Мы же тебя видели три дня назад — за сборную играл. Ты, на верное, убил кого-то и тебя спрятали сюда, чтобы не сажать». Посмеялись. Спустя время, правда, Ольшанский стал играть в хабаровском СКА, но в ЦСКА оказался только после того, как там перестал работать Тарасов.

Никонова, прятавшегося от военно-милицейских нарядов по квартирам (в том числе и у своего давнего друга Валерия Харламова), «забрили» за месяц до 27-летия. И он, как Ольшанский, долгое время не играл — служил в Чебаркуле — там, где в свое время играл в хоккей его друг. Никонову и Харламов хотел помочь, и Фирсов — бесполезно. Ольшанского и Никонова сделали «примером принципиальности» военных, на которых профсоюзные команды жаловались в высокие партийные инстанции: дескать, обирают, ослабляют в угоду ЦСКА, где наших футболистов вместо службы используют в качестве игроков.

Так что из мифического «тарасовского призыва» в ЦСКА заиграл один Чесноков. Утверждения, будто Тарасов специально загнал Ольшанского и Никонова в дальние края, чтобы, во-первых, ослабить конкурентов, а во-вторых, заставить футболистов на коленях проситься в ЦСКА, критики не выдерживают. Тарасов прекрасно осознавал силу обоих игроков и понимал, что они могут заметно усилить его команду. Но даже Тарасов в сложившейся тогда ситуации ничего не мог поделать. Никонова удалось «выдернуть» из Чебаркуля только в конце года. Тарасов предложил ему подписать рапорт на офицерское звание. Никонов отказался и в 1977 году из армии демобилизовался. Ольшанский же стал офицером и дослужился до звания полковника.

Соскучившийся по живому делу, Тарасов взялся за работу с места в карьер, рьяно. Он с первых дней попытался привнести в футбол хоккейные наработки, хотя и говорил при этом, что «прямого, механического перенесения приемов тренировки быть не должно, а моя первая задача — научить армейских футболистов правильно тренироваться, терпеливо трудиться».

Например, в начале подготовительного периода, когда занятия проходили в зале, Тарасов решил разбить помещение на восемь точек — «станций», как он эти точки привык называть, работая с хоккеистами. О принципах «станционной» работы Тарасов рассказывал Бубукину еще до того, как тот принял предложение трудиться вместе. «На этой “станции” футболисты будут кувыркаться, — показывал Тарасов Бубукину разрисованную им цветными карандашами бумажную простыню. — Вот тут они будут делать рывки, вот здесь — лазанье по канату, в этой точке — работа с железом, потом — серия прыжков…»

Бубукин тщетно пытался объяснить Тарасову, что зал небольшой, всего 35 на 40 метров, что в футболе сегодняшнем такие тренировки проводить не принято. Бесполезная трата времени! Загоревшийся предстоящей работой, Тарасов и слова толком вымолвить не позволил. «А в том-то и дело, Валентин, — продолжал он гнуть свою «станционно-хоккейную» линию, — что у вас в футболе такого не было. Через сорок пять минут тренировки все будут в мыле. Идет энергия, заряд, темповая работа. И на практике после такой работы организм очень быстро восстанавливается. Устают игроки не от того, что много работают, а от того, что неинтересно. При тягучей работе не восстанавливаются. Психологически устают. А когда такой темп задан, как при “станционных” занятиях, то и подумать некогда: интересно или неинтересно…»

Относительно выгоды, получаемой организмом спортсмена (не важно, хоккеиста или футболиста, волейболиста или баскетболиста) при интенсивной тренировочной работе, Тарасов был, бесспорно, прав. Но сразу проявилось незнание им основных требований к тренировочной работе с футболистами. У футбола своя специфика, отличающая его от других видов спорта. В футболе же Тарасов давно не работал. Со временем почти кардинально изменились формы и методы занятий с футболистами, подходы к тренировочной работе с ними. Советоваться с кем-либо, кроме Товаровского, по части грамотного методического обеспечения футбольных тренировок Тарасов не желал. Но Товаровский, к сожалению для Анатолия Владимировича, к тому времени из жизни ушел. Никто иной в авторитетах у Тарасова не значился.

Он практически исключил из режима тренировочных занятий такой важнейший для футбола аспект, как работа над скоростной выносливостью. По свидетельству Бубукина, имевшего солидный опыт работы с футболистами и превосходно осведомленного о том, как тренируются в других командах, в частности в киевском «Динамо» — флагмане не только советского, но и европейского футбола той поры, Тарасов «механически перенес свои хоккейные принципы на футбол, не понимая того, что хоккей предъявляет к физической подготовке совершенно иные требования».

Футболисты ЦСКА быстро узнали, как тренировались при Тарасове их хоккейные одноклубники. До этого они только слышали рассказы о предлагаемых тренером нагрузках. Один игрок садился другому на закорки, Тарасов давал верхнему блин от штанги и отправлял пару в путь — на горку. Блин нельзя было держать в руках просто так. Тарасов требовал, чтобы игрок во время движения совершал руками с блином круговые вращения. Бубукин со смехом вспоминал, как Владимир Федотов «гарцевал» на своем тезке Капличном и с опаской, чтобы не попасть по голове партнеру, вращал блином, а Капличный то и дело со страхом втягивал голову в плечи. Игроки веселились, но к футболу это знаменитое тарасовское хоккейное упражнение, придуманное для того, чтобы подготовить игроков к жесткой силовой борьбе у бортов площадки, не имело никакого отношения. Футбольные качества оно не развивало.

Тарасов даже в Сирию на ознакомительный сбор команды в декабре 1974 года заставил персонал взять с собой блины от штанги и свинцовые пояса — в аэропорту стрелку весов зашкалило, когда провожавшие ЦСКА солдаты поставили хоккейный баул с «железом» на весы.

Футболисты между тем роптали, но упражнения под бдительным оком тренера старались выполнять полностью. Опытные игроки, правда, хитрили. Тарасов, когда ему не нравилось, как выполняли его задание, заставлял кувыркаться. Молодые из кожи вон лезли, а опытные сообразили: лучше несколько раз кувырнуться, чем выкладываться по полной. Кувырки Тарасов привлек из хоккейного прошлого. Хоккеисты — в полном обмундировании, на коньках — кувыркались у него постоянно. Бесконечные падения во время хоккейных матчей заставляли быстро вставать на лед, и каскады тренировочных кувырков помогали делать это в игре мгновенно. В футбольных же занятиях они становились всего лишь формой наказания за нерадивость.

Армейские хоккеисты, сталкивавшиеся с одноклубниками на базе в Архангельском, посмеивались. Виктор Кузькин справлялся у Копейкина, как дела. «Жуть! — отвечал тот. — Как с ним работать?» — «Смотри на меня! Я с ним двенадцать лет отработал. И живой».

Копейкина однажды Тарасов с тренировки выгнал. Играли на занятии «пять на пять»: каждый своего соперника должен был опекать персонально и перехватывать адресованный ему мяч. Если не перехватил — три кувырка. Копейкину кувыркаться надоело, и он сказал Бубукину: «С меня хватит!» Тарасов увидел: «Чего он стоит?» «Не хочет кувыркаться», — объяснил ситуацию Бубукин. «Тогда, — приказал Тарасов, — кувыркайся сам, если не можешь заставить». И выгнал Копейкина с занятия.

Инцидент имел последствия. Дело в том, что на следующий день Копейкина должны были принимать в ряды КПСС в «большом ЦСКА». На руках у него, как и полагалось, были три рекомендации, одна из них — от Тарасова. «Так он ее разорвал! — вспоминал про Тарасова Копейкин. — Хорошо, Володька Федотов успел написать новую. Поехали на партсобрание. Встал Бубукин: “Парень ничего. Вот только вчера с тренировки выгнали”. Встал Гомельский: “Как можно таких в партию принимать?!” Голосование. Все — за, один Гомельский против. Он приятель Тарасова, и тот наверняка сказал: давай, мол, пропесочь его. Вечером перед тренировкой построение. Тарасов поздравил, но добавил: “Повезло тебе, что меня там не было. Я бы там сказал…”».Тем не менее Копейкин, подумывавший в сезоне-74 о завершении карьеры, говорил, что «особенно остро ощутил перемены» с приходом Тарасова. «Мы знали Анатолия Владимировича как тренера с огромным опытом и авторитетом, — рассказывал Копейкин в июне 1975 года. — Поэтому его слова о том, что нам, армейцам, не к лицу быть аутсайдерами, что мы в силах резко изменить существующее положение, были восприняты с большим энтузиазмом. Что греха таить, многие из нас в последнее время разуверились в своих возможностях. Увидев перед собой ясную цель, большинство игроков нашей команды не пасовало ни перед какими тренировочными нагрузками. А нагрузок, которые выпали на нашу долю, ни я, ни кто-либо из моих партнеров не испытывал за свою жизнь».

Интерес к тренировкам под управлением Тарасова был огромный. На трибунах старенького стадиона ЦСКА на занятиях рассаживалось по три-четыре тысячи зрителей. Они получали удовольствие от спектаклей.

Иногда Тарасов проводил занятия на поле ходынского аэродрома. Одна из таких тренировок состоялась 5 мая. Она началась в 11.00 и, как объявил команде Тарасов, была рассчитана на час. Футболисты углубились метров на сто на территорию аэродрома. По кромке аэродромного поля совершал пробежки травмированный защитник Никита Высоких. Находившийся рядом журналист Сергей Шмитько увидел, как к Высоких подошел офицер аэродромной службы и попросил его сбегать к Тарасову — сейчас, мол, начнутся тренировочные полеты и начальство просит освободить поле аэродрома. Высоких улыбнувшись, потрусил к Тарасову, который, широко расставив ноги, сидел на земле среди своих игроков и что-то им объяснял. Поговорив с Тарасовым, Высоких так же неторопливо потрусил обратно и передал офицеру ответ Тарасова. «Пусть впредь аэродромное начальство расписание своих полетов согласовывает со мной, а сейчас отменить тренировку я категорически не могу».

Когда нагрузки становились невыносимыми — до головокружения и рвоты, что в общем-то при серьезной подготовительной работе не должно удивлять, — футболисты стали высказывать Тарасову свое недовольство. Нападающий Юрий Чесноков однажды прямо сказал тренеру, что футбол и хоккей — разные виды спорта, а потому и тренировочные методики должны разниться. Произошло это на собрании команды. Анатолий Владимирович внимательно и спокойно выслушал игрока, потом подвел его к большой, во всю стену, карте Советского Союза, дал указку и попросил найти населенный пункт под названием Кушка. Чесноков обнаружил его на юге Туркмении, ткнул указкой.

«Вот, — сказал Тарасов. — Это самая южная точка нашей страны В Средней Азии. И вы, лейтенант Чесноков, ваши партнеры по команде должны помнить, что и в Кушке есть военный гарнизон». «Меньше взвода, — шутили тогда в армии, — не дадут, дальше Кушки не сошлют».

Только вратарь хоккейного ЦДКА 50-х годов Юрий Овчуков мог, наверное, похвастаться тем, что ему удалось заставить тренера признать правоту игрока. ЦДКА проводил тогда тренировочный сбор в Польше. Работники катка экономили электроэнергию. На льду было темновато. Овчуков пропустил легкую шайбу. Тарасов стал ему при всех выговаривать. Овчуков сослался на слабое освещение. «Нет, — сказал Тарасов, всё было отлично видно, и бабочку ты запустил». Тогда Овчуков отправился в раздевалку и вернулся на лед с партийным билетом, неизвестно зачем взятым им в зарубежную поездку. «Партбилетом клянусь, — сказал он Тарасову, — что было темно». И Тарасов, к удивлению всей команды, согласился с таким аргументом: «Да, было темно. Темнота помешала тебе поймать шайбу».

Историй, связанных с погружением Тарасова в футбольный омут, сохранилось немало.

В первый же подготовительный к сезону тренировочный цикл Тарасов отправил Бубукина на аэродром на Ходынском поле — подыскать место для тренировок на земле. Аэродромное поле полностью завалено снегом — по колено, а то и выше. Бубукин с трудом передвигался по сугробам, пока не обнаружил относительно пригодный для занятий клочок земли. Обрадовался. Появляется Тарасов вместе с командой: «Молодой человек! Легкой жизни ищете? У нас так дело не пойдет. И мальчишек вот этих прекрасных хотите приучить к легкой жизни. Мальчишки, за мной! — И попер, как бульдозер, грудью разрезая снег. Кричит: — Мальчишки! Вот здорово! Красные против синих. Начали! Где мяч? Пошли, покатили! Мяч застревает? Тяжело лазить? Очень хорошо. Взяли мяч в руки. В гандбол будем играть». Все падают, бросаются, чехарда, вспоминал Бубукин, гандбол на снегу. Тарасов кричит: «Начали кувырки!» Бубукин на всякий случай принялся считать игроков. Одного нет. Пригляделся: нет Уткина. У него, когда он кувырок делал, вестибулярный аппарат не сработал: голова и туловище в снегу застряли, только ноги наверху.

Или приехал ЦСКА на игру в Болгарию. Команде предоставили для тренировок поле центрального стадиона. «Правда, оно сейчас, — сказали, — на реконструкции, но после нее поле будет классное: новая дренажная система, газон иностранный. Пока же только шлак и мелкая галька». Все обомлели. А Тарасов увидел и — восторженно: «Мальчишки! У нас “Уэмбли!” Смотрите, какая ширина. Трава зеленая… Будет. Ну-ка, начали! По кувырочку сделали и понеслись!..»

В Иране, где ЦСКА находился по линии Министерства обороны, Тарасов дал Бубукину задание: «Возьми мальчишек, займись с ними немножечко акробатикой, атлетизмом. Вон там, на лужайке в скверике». А в скверике — время подошло — расстелили коврики, началась мусульманская молитва. Бубукин к Тарасову. Тот спокойно: «Все нормально. Я с местной полицией договорился. Они не тронут».

Принимали тогда в Иране команду на высшем уровне: встреча с министром, поездка к садам Семирамиды, посещение яхты бывшего короля… Как-то Тарасов уличил местных поваров в том, что они молоко разбавляют кипяченой водой. «Еды мало даете команде! Зажимаете? Буду вынужден обратиться к вашему министру». Поваров, вспоминал Бубукин, едва кондрашка не хватила. С той минуты с питанием команды было — лучше некуда. Повара специально приглашали Тарасова посмотреть, как они готовят, — на всякий случай.

Первым смотром тарасовских футбольных сил стал традиционный в те годы московский турнир по мини-футболу, проходивший в лужниковском Дворце спорта с 26 по 29 января. Кроме пяти московских команд, играла сборная Софии. Имя Тарасова стало одной из существенных приманок для публики. Трибуны на матчи с участием ЦСКА заполнялись полностью. Тарасов у бортика арены Лужников, знакомой ему до сантиметра, чувствовал себя превосходно. Для начала ЦСКА обыграл «Динамо» (4:3), потом разгромил болгарскую команду (7:2). Но в финале был сам разгромлен «Локомотивом» (1:5). Тренер железнодорожников Игорь Волчок какое-то время играл в хоккей. Однажды юного вратаря почти на месяц из молодежной команды ЦДСА привлекали к тренировкам с основным составом. Тарасов его не запомнил, потому что Волчок в хоккее не задержался, а предпочел футбол. После финального матча турнира Тарасов поинтересовался у Игоря Семеновича не играл ли он в хоккей — настолько хоккейными были приемы, с помощью которых тренер «Локомотива» управлял игрой. Тогда-то Волчок и напомнил Тарасову о своем вратарском прошлом.

Перед началом сезона команда отправилась на товарищеские матчи в Венгрию. В одной из встреч местная публика впервые увидела, как во время игры тренировался вратарь. А произошло вот что. ЦСКА имел неоспоримое преимущество, «запер» соперника на его половине поля. Армейскому вратарю Владимиру Астаповскому только и оставалось наблюдать за проходившей вдали от него игрой, задумчиво ковыряя бутсой в газоне. Бросив на него взгляд, Тарасов обратился к Бубукину: «Слушай, Валь, а он-то чего без дела стоит? Сходи-ка нему, объясни, чем он должен заниматься». Через минуту Астаповский принялся выполнять упражнение за упражнением.

В другом венгерском матче, проходившем в рамках международного турнира, ЦСКА на глазах заполнивших трибуны «Непштадиона» зрителей принялся разносить «по кочкам» их любимцев из «Гонведа». Публика принялась подначивать своих обидными фразами, и при счете 0:2 венгерские футболисты начали армейцев без стеснения бить. Тарасов пошел к бровке поля. Сидевший рядом с Бубукиным дипломат из советского посольства испуганно сказал: «Валентин Борисович, остановите Тарасова. Народ свистит. Будет скандал». Бубукин в ответ: «Хотите остановить? Идите попробуйте. Вы Тарасова не знаете. Его Брежнев в 69-м с трудом в Лужниках остановил». А Тарасов, не обращая внимания на свист, крики и дудки, подозвал капитана команды Капличного: «Капитан Капличный! Слушай приказ полковника Тарасова. Мочить их по всему полю. И никаких вопросов. За желтые и красные карточки отвечает полковник Тарасов. Идите выполнять». Минут через пять венгры получили от армейцев по полной — в соответствии с поступившим приказом. Тарасов терпеть не мог, когда по отношению к его «мальчишкам» проявлялась несправедливость, всегда их защищал — как в хоккее, так и в футболе.

Татьяна Анатольевна Тарасова, выдающийся тренер по фигурному катанию, — вся в отца. Однажды за лужниковскими кулисами она подралась, защищая своих учеников. По-настоящему! Ударила «очень большого начальника» из мира фигурного катания, когда ее пару, Бестемьянову и Букина, засудили и незаслуженно поставили на второе место.

Очень важным для себя и для своей команды видел Тарасов матч 1 июня в Киеве с «Динамо». Динамовцы полмесяца назад привезли в Советский Союз — впервые в истории отечественного футбола — европейский Кубок кубков, в составе сборной СССР провели великолепный по качеству отборочный матч чемпионата Европы и уверенно лидировали в первенстве страны. Успех в матче с такой командой, а успехом, безусловно, стала бы и ничья, мог окрылить ЦСКА, к моменту встречи занимавший место в середине таблицы.

Встретившись перед игрой в уютном внутреннем дворике киевского стадиона с Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем, Тарасов поздравил тренеров «Динамо» с победой в Кубке кубков и, хитро улыбнувшись, сказал: «А ведь мы с вами сегодня посоревнуемся!..» Лобановский, наслышанный, как и все в футбольном мире, о тренировках Тарасова, поблагодарил за поздравление и, продолжая держать крепкую руку Тарасова, весело сказал: «Не сомневаемся, Анатолий Владимирович, в превосходстве вашей команды, но только в том случае, если бы мы соревновались в разгрузке вагонов». Тарасов в ответ расхохотался.

ЦСКА попал на киевское «Динамо», как говорят в таких случаях футболисты, «не вовремя». Динамовцы перед игрой с армейцами впервые в сезоне получили шесть дней передышки. До этого они почти постоянно выходили на поле по два раза в неделю. К тому же это был первый домашний матч после выигрыша Кубка кубков. Чествовать своих пришли 70 тысяч зрителей. На их глазах киевляне разгромили ЦСКА 3:0, нанеся 30 ударов по воротам соперника. Армейцы еще легко отделались: Астаповский отбил несколько исключительно трудных мячей.

Тарасов не был бы Тарасовым, если бы после этого матча не задумался о направлении, по которому идет его ЦСКА. Он по-иному стал относиться к попыткам Бубукина разобраться в вопросах методологии тренировочной работы футболистов, в тактике футбольной игры, не имеющей ничего общего с игрой хоккейной. На тренировках в двусторонних матчах Тарасов запрещал отдавать мяч назад. Только вперед. Это не только выхолащивало игру ЦСКА, но и закрепляло у футболистов навыки, мешавшие им варьировать тактику во время матчей, менять игровой ритм.

Бубукин пытался объяснить Тарасову, что в футбольном ЦСКА у него и в помине нет такого выбора исполнителей, какой был в ЦСКА хоккейном. Там Тарасову было досконально знакомо всё: от старенького («пора бы заменить») станочка для точки коньков до возникшей у игрока семейной неурядицы («пора бы попросить женсовет деликатно помочь молодой паре»). В хоккейном ЦСКА практически каждого игрока Тарасов с полным правом мог назвать «творением рук своих»: звездами они стали под его, тарасовской, рукой — жесткой, порой жестокой и ненавистной, но в то же время справедливой, в равной степени требовательной ко всем без исключения хоккеистам. И к себе — все это видели — тоже. В первую очередь.

В футболе в распоряжении Тарасова таких исполнителей не было. Они, возможно, и появились бы, но только в том случае, если бы Тарасову предоставили неограниченное время для создания его футбольной команды. Но на это ни в ЦСКА, ни в Министерстве обороны пойти не могли. «Если бы он задержался в ЦСКА больше чем на год, — считал Владимир Федотов, — у него бы получилось. Тарасов такой настырный! Всё читал, анализировал. Он постоянно заставлял думать. При нем в ЦСКА я стал играющим тренером. Тарасов просил: “Вовка, напиши десять вариантов розыгрыша угловых”. Пять с трудом наскреб. Тарасов не отстает: “Сказано десять — значит, десять. Думай!” Только футбольных знаний ему не хватало. Слишком много внимания уделял атлетизму».

Интенсивная перестройка игры, затеянная в ЦСКА Тарасовым, требовала и психологической перестройки футболистов, и — Владимир Федотов прав — времени.

Вот ведь переплетение судеб! С отцом Владимира Федотова — Гриней, как называл Тарасов Григория Ивановича, Анатолий Владимирович играл на пустырях под Глуховом, а потом тренировался и играл вместе в великом ЦДСА. Володю и дочь свою Татьяну гонял по утрам на зарядке во дворе дома на Соколе. При Тарасове Владимир Григорьевич начал постепенно переходить с игроцкой ступеньки на тренерскую. И стал со временем классным специалистом.

Всем, кто видел тренировки и контрольные матчи ЦСКА весной в Кудепсте и Сочи, бросалось в глаза, насколько круто изменили игроки отношение к делу в сравнении с недавним прошлым. «Серьезность намерений тренеров и футболистов не вызывала сомнений, — отмечал обозреватель еженедельника «Футбол-хоккей» Олег Кучеренко. — Помню, как во время первого тайма тренировочного матча со “Спартаком” все только и говорили: “Вот это да!”, увидев непрекращающийся натиск армейцев на ворота соперников. Что-что, а атлетизм, физическую подготовку опытнейший спортивный педагог А. Тарасов наладить может даже в малознакомом ему пока футбольном деле. И всё же неправы, на мой взгляд, те, кто ждет немедленного чуда. Футбольная команда — сложный механизм. И в победной игре с “Шахтером” в чемпионате мы увидели армейцев, нацеленных на выигрыш, отдающих игре много сил, но пока еще хромающих в чисто футбольном плане».

Татьяна Анатольевна Тарасова довольно точно подметила один немаловажный момент, связанный с работой ее отца в футбольном ЦСКА: «Всему виной больная нога. Просто он привык всегда находиться в гуще тренировочного процесса, на ходу корректировать действия подопечных, давать советы, а здесь у него не было такой возможности. Футбольное поле намного больше хоккейной коробки, и он, хромая, не поспевал за игроками, за группами игроков, не мог с ходу делать замечания. Это его сильно раздражало. А так… Отец всё делал правильно. Многие ребята были благодарны ему за тренировки».

Нина Григорьевна рассказывала, что многие футболисты звонили ей после смерти Анатолия Владимировича, по-доброму его вспоминали.

«Для Тарасова, — рассказывал Борис Копейкин, — не существовало понятие “травма”. Правая нога болит — прыгай на левой, левая — на правой. Если обе — отжимайся! Но вот что удивительно: у меня в том сезоне не было ни одной травмы».

Копейкин, которого в предыдущем составе ЦСКА хотели списывать, отправлять в какую-нибудь другую армейскую команду рангом пониже, при Тарасове стал вторым бомбардиром чемпионата Советского Союза, забив 15 мячей. Это из клуба, занявшего тринадцатое место! В соревновании бомбардиров Копейкин уступил только киевскому динамовцу Олегу Блохину, который в 1975 году стал обладателем «Золотого мяча» — лучшим футболистом Европы.

Владимир Астаповский перед приходом Тарасова тоже оказался в списке на отчисление. А в сезоне 1976 года — следующем после окончательного ухода Тарасова из футбола — собрал массу регалий: первое место в списке 33-х лучших футболистов страны, приз лучшему вратарю по традиционной версии журнала «Огонек», лучший футболист СССР, бронзовый призер монреальской Олимпиады… Есть, словом, что вспомнить. Но Астаповский вспоминал всегда как лучший в карьере сезон 1975 года. «Потому что, — пояснял он, проработал я его с Анатолием Владимировичем Тарасовым — человеком, которому обязан всем».

Одно только это признание оправдывает приход Тарасова в футбольный ЦСКА.

Совместная работа Астаповского с Тарасовым началась с резкого заявления тренера: «Ты — не вратарь!» Бубукину, своему ассистенту, Тарасов как-то, показывая на Астаповского, сказал: «Вот этого чтобы я больше не видел!» 28-летний Астаповский, не мальчик (играл в чемпионском армейском составе в 1970 году), будучи уверенным в том, что после таких слов его из команды отчислят, нашел в себе силы поинтересоваться у Тарасова: «А кто же — вратарь-то?» И Тарасов ответил: «Владик Третьяк — вот кто вратарь. Он у меня на тренировках сразу по три шайбы ловил». Астаповский пытался втолковать тренеру, что хоккей с его шайбами — одно, а футбол — другое. Ворота, дескать, иного размера, и по три мяча ловить, играя в них, невозможно. Тарасов сказал Астаповскому: «Будешь или по три мяча ловить, или — до свидания!» И пробивали Астаповскому на тренировках три или четыре футболиста одновременно, и спал он с мячами в обнимку — Тарасов велел, и на стенку с разгона взбегал, да так, что Тарасов поражался: «У меня Валерка Харламов пять шагов по стенке делал, а ты — шесть.» И падать Тарасов Астаповского заставлял, чтобы чувство страха отбить, — в грязь, на песок с галькой, на бетон.

Поняв однажды, что ничего, кроме пользы, от тренировок Тарасова не будет, Астаповский принял его принцип: надо — значит, надо, никакие оправдания не принимаются. Даже те, которые до начала разговора с Тарасовым казались бесспорными. Астаповский спорил с Тарасовым по поводу пенальти. Тренер говорил вратарю: ты пенальти брать — слабак. Астаповский доказывал: все давно знают, что мяч при ударе с «точки» летит быстрее, и человеческий мозг на такую скорость среагировать не способен — наукой проверено. «А он и слушать не желал, — говорил Астаповский. — Должен брать — значит, будешь». И спустя время Астаповский благодаря настойчивости Тарасова превратился в одного из лучших в Союзе вратарей по отражению пенальти.

Слова Тарасова, обращенные к Астаповскому — «Если хочешь быть большим спортсменом, то должен работать так, чтобы пот шел с тебя, как дождь с неба», — попали на благодатную почву. Астаповский их хорошо запомнил. И не просто запомнил — принял как руководство к действию. Вне зависимости от того, под чьим тренерским началом он в дальнейшем играл в клубе и в сборной.

«Анатолий Владимирович, — говорил мне Астаповский, когда я интервьюировал его для еженедельника «Футбол-хоккей» в конце 1976 года, — заставил меня поверить в то, что я способен на большее. К Тарасову можно относиться по-разному, принимать или не принимать его воззрения (особенно в футболе), но работал он не щадя себя и справедливо требовал этого же от других. И почему я, для которого футбол далеко не последнее дело в жизни, должен тренироваться спустя рукава, работать вполсилы? Тарасов напридумывал для меня столько упражнений, что я до сих пор еще не все “отработал”».

Больше всего Астаповского поразило, как в конце сезона, когда всем уже было ясно, что ЦСКА выше тринадцатого места не поднимется, а тренера будут менять, Тарасов приехал на армейскую базу в Архангельском, зашел в комнату Астаповского и сказал: «Прости, Володя». — «Да за что, Анатолий Владимирович?» — «Не дали тебе лучшего вратаря, не отстоял я тебя». «Господь с вами, за что же вам извиняться-то?» И тут Тарасов взорвался: «Да ты сам-то понимаешь, что ты лучший? Лучший! Ясно?» Лучшим тогда назвали спартаковца Александра Прохорова. В престижном списке 33-х лучших игроков чемпионата оказались сразу два футболиста из команды, занявшей тринадцатое место (Астаповский и Копейкин), — редчайший случай.

«Сплавляли» ли футболисты ЦСКА Тарасова во втором круге чемпионата? Тайна, покрытая мраком. Можно лишь сказать, что Тарасов не раз сетовал на отсутствие в футболе спортивной чистоты. Нина Григорьевна рассказывала об этом: «В хоккее еще такого не было, чтобы кто-то игру продал, а в футболе уже начиналось. Когда Анатолий Владимирович с этим столкнулся, он просто растерялся».

…Существует история, изрядно, надо сказать, повеселившая футбольную публику. Герман Семенович Зонин поведал однажды о том, как Анатолий Владимирович Тарасов просил У него, тогдашнего тренера ленинградского «Зенита», ничью во втором круге чемпионата страны 1975 года. Но здесь нельзя обойтись без некоторых пояснений относительно личности самого рассказчика.

Герман Семенович — человек, хорошо известный в футбольных кругах, в том числе и благодаря своим, мягко говоря, не слишком правдоподобным историям. Так, тренер, работавший одно время в течение полугода в столице Грузии, называл вратаря тбилисского «Динамо» Отари Габелия «запойным» пьяницей, а заодно рассказал, что и Тенгиз Сулаквелидзе «ведрами хлестал винище», и Тела Кеташвили был злостным нарушителем режима. На этот счет у Германа Семеновича, стоит заметить, пунктик: редкий человек в его интервью проскакивал, не будучи обвинен в пьянстве. Таковыми оказывались, например, Юрий Андреевич Морозов, Валерий Васильевич Лобановский, Сергей Михайлович Мосягин, Михаил Месхи-старший и многие, многие другие.

Не могу сказать про всех. Думаю, что Лобановский, Морозов и Мосягин, тренерские достижения которых даже сопоставлять как-то неловко со скандальным зонинским чемпионством с луганской «Зарей» в 1972 году, вряд ли стали бы уподобляться выдумщику. Грузины же с наветами смириться не могли.

Ибо все причастные к футбольному миру люди прекрасно знали, что Сулаквелидзе, к примеру, вообще не пил — позволял себе стакан вина только на день рождения и на Новый год. «Как не стыдно Герману Семеновичу?» — удивлялся Тенгиз. Знали все, что и Габелия, лучший вратарь СССР 1979 года, ничего общего не имеет с запойными людьми. «Как может запойный вратарь быть в отличной форме в 37 лет?» — задавался вопросом Отари, игравший в воротах «Динамо» и в 37-летнем возрасте. «Это просто какой-то абсурд, — сказал капитан тбилисского «Динамо» и сборной СССР Александр Чивадзе. — Герман Семенович оскорбил не только ветеранов “Динамо”, но и многих известных в прошлом футболистов и тренеров Украины, России… Зачем ему понадобилось это вранье?»

Если «пьяницам», в том числе и грузинским, нашлось место в пространном интервью, данном Зониным газете «Спорт-экспресс», то Тарасову он посвятил два абзаца в книге «Вся жизнь — футбол». Герман Семенович сообщает, что никогда «с тренерами не договаривался, за исключением одного-единственного раза». И участником сделки этого «одного-единственного раза» называет… Тарасова.

«Пошел навстречу, — пишет он, — легенде нашего спорта Анатолию Тарасову, который в 1975 году на год возглавил футбольный ЦСКА. Армейцам позарез требовалось очко. Приходит от Тарасова второй тренер Валентин Бубукин: “Герман, мы с Тарасовым предлагаем ничью. Сам просит”. Как я мог отказать мэтру? Переговорил по телефону с Анатолием Владимировичем. Решили: играем вничью — 1:1.

И вот начался матч. Моя команда ведет — 1:0. Время идет, остается совсем немного времени до конца встречи, счет прежний. Вижу, Бубукин бежит: “Герман, ты что? Хочешь старика до инфаркта довести? Да на Тарасове лица нет!” Я отвечаю: “Да пусть уйдет он из-за ворот и не волнуется. Будет всё в порядке”. И точно. Копейкин прорвался и забил ответный мяч — 1:1 (надо ж ЦСКА выручать!) — ничья. Потом Тарасов мне говорит: “Да я чуть с ума не сошел! Хотя момент мы хороший создали”.

Не знаю, насколько послужит мне оправданием тот факт, что делить очки пришлось с великим Анатолием Тарасовым! Я не мог отказать мэтру. Что ж, кто без греха, пусть тот бросит в меня камень».

Если поверить Зонину, то может показаться, что «Зенит» тогда, в 1975-м, «банковал» в чемпионате, стоял в таблице настолько высоко и с таким количеством набранных очков, что в концовке первенства, за тур до его финиша, с легкостью мог позволить себе разделить очки с «просителями», которым «позарез требовалось очко».

Но поверить ленинградскому тренеру не представляется возможным.

Во втором круге чемпионата-75 «Зенит» в девяти турах из пятнадцати пребывал на пятнадцатом месте, с которого тогда команды из высшей лиги вылетали в первую. На пятнадцатой позиции находился ленинградский клуб и перед матчем предпоследнего тура, который он проводил 5 ноября на своем поле с ЦСКА. Армейцы занимали тогда двенадцатое место, опережая «Зенит» на два очка. В случае неудачи «Зенит» фактически мог прощаться с высшей лигой. Так кому «позарез требовалось очко»?

Календарь у «Зенита» выдался таким, что три заключительных матча команда проводила на своем поле. И все три она сыграла вничью — с киевским «Динамо» и ЦСКА по 1:1, с «Днепром» 0:0. Выкарабкался «Зенит» только потому, что ташкентский «Пахтакор», его основной конкурент в борьбе за спасительное четырнадцатое место, в последнем туре проиграл дома московским динамовцам. Так что никак не получается представить, как «Зенит», оказавшийся в исключительно сложной турнирной ситуации и застывший в зоне вылета, с «барского плеча» разбрасывается на финише чемпионата — на своем, стоит заметить, поле! — очками.

Это — во-первых. А во-вторых — и это главное, — любой человек, имевший в Советском Союзе мало-мальское отношение к спорту вообще и к хоккею с футболом в частности, был прекрасно осведомлен, что Тарасов в эти игры никогда не играл: мог рассвирепеть от одного только намека на то, чтобы сдать игру. А уж о том, чтобы он, Тарасов, у кого-то просил сыграть с ним в поддавки, выцыганивал ничью, очко, и речи быть не могло.

Ничья в том ноябрьском матче вполне устраивала «Зенит». И не стал бы я исключать вариант, при котором Герман Зонин, за время работы с «Зарей» в вопросах подобного рода ставший докой, мог разговаривать на эту тему с Валентином Бубукиным, человеком футбольным, футбольные закоулки хорошо знавшим, понимавшим, что с точки зрения турнирной стратегии ничья в Ленинграде в предпоследнем туре ЦСКА полностью устраивает, и поделившимся своим пониманием сложившейся ситуации с опытными игроками…

Что же до цифр, то они всего лишь повод для размышлений. В первом круге ЦСКА сохранял на турнирной дистанции необходимую плотность, отставая после первых пятнадцати матчей на три очка от третьего места и на четыре — от второго (первое в год царствования киевского «Динамо» обсуждению не подлежало). В середине первого круга ЦСКА вообще стоял третьим в таблице — вслед за Киевом и «Днепром». После же следующих пятнадцати игр параметры отставания резко изменились: команды, занявшие вторую и третью позиции в чемпионате, — «Шахтер» и московское «Динамо» — опережали ЦСКА на 13 очков. Борис Копейкин считает, что «никто не был заинтересован в успехе Тарасова. Не то чтобы сговор, но судьи поддушивали».

Виктор Маслов, футбольный профессионал, каких поискать, в итоговом обзоре событий, сопровождавших чемпионат страны 1975 года, высказался по ЦСКА жестко, но без предвзятости: «Оценивая итоги минувшего сезона, необходимо отметить, что только одна-единственная команда высшей лиги — я имею в виду ЦСКА — удивила и огорчила своим тактическим ведением игры, ибо демонстрировала тактику, как минимум, 20-летней давности. В игре московских армейцев не прослеживались не только современные методы построения игры, но даже самые обычные и необходимые связи между линиями и внутри линий. Команды, занявшие места в таблице ниже, чем ЦСКА, “Пахтакор” и ростовский СКА, превосходили москвичей в тактическом отношении, играли в соответствии с духом времени, и их неудачи в чемпионате определились иными причинами».

…Известный российский футбольный тренер Ринат Билялетдинов, отвечая в конце 2014 года на вопрос журналистов газеты «Спорт-экспресс» Юрия Голышака и Александра Кружкова на вопрос: «Чей портрет вам хотелось бы иметь в своем кабинете?» — неожиданно сказал: «Тарасова». И объяснил: «Смотрел “Легенду № 17” — и узнавал Анатолия Владимировича. Жесты, интонации. Помню — тренировка в ЦСКА, кувырки. Кто-то тянется за резиновым ковриком — чтобы позвонки по полу не трещали. И голос Тарасова: “Молодой человек, вы испортили мне настроение!”». Билялетдинов в составе юношеской команды ЦСКА выиграл в сентябре 1975 года чемпионат страны. В решающем матче в Киеве было обыграно местное «Динамо». Утром в Москве на вокзале говорят: «К 15.00 — на Песчанку. Игровую форму захватите. Будете фотографироваться с Анатолием Владимировичем». «Заходит, — вспоминает Билялетдинов. — “Встаньте, герои вчерашнего матча! Молодцы! Чувствуете, какое это сладкое слово — чемпион?!” Заканчивает неожиданно: “Теперь посмотрим в деле молодых чемпионов. Через полчаса — на поле”. Накануне отыграли тяжелейший матч, ночь в поезде. Шок усилился, когда увидели, что ждет круговая тренировка. Без мячей. Все поле заставлено блинами от штанги, барьерами, стойками. В центральном круге два стула для Тарасова. И рупор. После второй “станции” он сжалился: “Достаточно”. До раздевалки доползли с трудом».

Билялетдинов, в руках Тарасова, можно сказать, и не побывавший, на всю жизнь запомнил, что Тарасов — «это невероятная жажда победы! Аура! Ничего, кроме первого места! За Можай загонит, с потрохами сожрет, если не отдашь всё до последней капли ради победы!». И принципами тарасовскими, сожалея о том, что не удалось с Мастером пересечься и о многом поговорить, руководствуется в своей тренерской жизни.

Покидая футбольный ЦСКА, Тарасов попытался оставить в команде Бубукина, но не в роли главного, а, как и при нем, помощником нового наставника. Анатолий Владимирович предложил Гречко кандидатуру Константина Бескова, который мог бы возглавить клуб.

Тарасов считал Бескова талантливым педагогом и знатоком футбола. В начале 60-х годов Бесков уже работал с ЦСКА. В 1962 году команде до бронзы не хватило двух очков, до серебра — трех. Однажды в перерыве хоккейного матча Тарасова пригласили в комнату, в которой находился один из руководителей армейского спорта. Радостно улыбаясь, он сообщил Тарасову, что ему удалось уговорить вышестоящего начальника снять с работы Константина Ивановича. Тогда назначили Вячеслава Соловьева. «Я, — рассказывал Тарасов, — пораженный и оглушенный, сначала просто растерялся и только потом спросил:

— А чему вы радуетесь?..

Собеседник мой с гордостью объяснил мне, что это было очень трудно — освободить от должности столь знаменитого спортсмена и тренера.

Я переспросил, всё еще не понимая:

— Так все-таки чему же вы радуетесь? Лишились такого тренера и…

Я понял потом, чему радовался мой собеседник, почему его распирало от радости и он спешил поделиться новостью. Он хотел обелить себя, сделать какие-то оргвыводы, обозначив тем самым титаническую деятельность, направленную на усиление армейской команды».

Гречко с кандидатурой Бескова, предложенной Тарасовым, согласился. Правда, с большим трудом. Сам же Бесков согласился с кандидатурой Бубукина, о котором ему сказал Тарасов, и дал Тарасову слово, что они будут работать вместе. Спустя день-другой, однако, Константин Иванович пригласил Бубукина к себе домой и сказал ему, как вспоминал Валентин Борисович, следующее: «Валентин, я с удовольствием бы с тобой работал, но дело в том, что у тебя своих футбольных мыслей много в голове. Двум медведям в одной берлоге делать в принципе нечего. Мне нужен человек, который бы меня слушался. Ставил фишки мне и прочее. Я считаю, что ты уже выше, можешь работать на самостоятельной работе».

Бубукин, быть может, и готов был уйти сам. Но он уже был при офицерском звании и потому сказал Константину Ивановичу: «Я человек военный. Как только министр подпишет приказ о моем освобождении и вашем назначении, я сразу уйду. А пока я уйти никуда не могу».

Тем же вечером к Бубукину по-соседски, в спортивном костюме, с пластмассовым ведерком соленых помидоров, заглянул Тарасов, обо всем уже знавший. Возникшее обстоятельство его сильно огорчило. «Зоя, — поинтересовался он у жены Бубукина, — выпить есть что? Или мне сбегать?» На столе моментально появились водка, грибы, огурцы, легкая закуска, тарасовские помидоры и персональная тарасовская вечерняя тарелка куриного супа с лапшой. «Тарасова, — хмуро сказал гость, — еще никто никогда не обманывал. Ел хлеб с маслом и будешь есть хлеб с маслом. Завтра в девять часов ко мне. А сейчас выпьем за ваше здоровье…»

Валентин Борисович, обладая, по-видимому, на сей счет информацией от самого Тарасова, рассказывал о том, что Тарасов еще раз переговорил с Гречко. Ссылаясь на неких специалистов, с которыми он разговаривал насчет Константина Ивановича, Тарасов сообщил, что они пришли к выводу, что Бесков не может возглавлять армейский клуб. Не потому что не знает дела, в тренерском деле он как раз силен, а потому что не любит подчинения.

После этого закрутилась серьезная интрига. Вице-адмирал Николай Шашков, возглавлявший Спорткомитет Министерства обороны СССР, отправился к министру утверждать кандидатуру Бескова. Гречко не утвердил, а распорядился назначить старшим тренером Бубукина. Но потом встречи с министром сумел добиться Владимир Федотов, решивший похлопотать за Бескова — своего тестя. Гречко эта возня надоела, и он приказал начальнику «большого ЦСКА» оставить Бубукина вторым тренером, а старшим назначить кого-нибудь из армейцев. Назначили Алексея Мамыкина, продержавшегося на этом посту сезон с небольшим.