Андрейкин счёт

ЧЕСТЬ МУНДИРА

Женя Новиков с утра отправился с мамой в магазины покупать школьную форму. По этому случаю брюки его были отутюжены, ботинки сияли.

В магазине было шумно. Приветливая светловолосая продавщица прикинула к плечам Жени серую гимнастёрку. Гимнастёрка оказалась ему впору.

— Мамочка, я наде-ену, — протяжно попросил Женя.

— Да она же тебе как раз!

— Ну, ма-а-мочка… — тянул Женя.

— Пусть примерит, — вмешалась продавщица. — Такой покупатель требовательный пошёл! Да и понятно: школьную форму покупает!

Женя вошёл в кабинку и задёрнул за собой занавеску на звонких металлических кольцах. Как по мерке сшитая гимнастёрка очень понравилась Жене. Но ещё больше понравились ему фуражки. Они стояли столбиками на полках, весело поблёскивая лаковыми козырьками.

— У вас какой размер? — спросила продавщица.

— Не знаю, — ответил Женя.

— Кажется, пятьдесят второй, — сказала мама.

— Сейчас измерим.

Продавщица взяла с полки длинную клеёнчатую ленту с делениями и обвила ею Женину голову. Лента была холодной, и Женя поёжился.

— Пятьдесят четыре, — сказала продавщица. — Солидная голова.

Женя почувствовал уважение к собственной голове. Он долго примерял фуражки. Одна ему казалась слишком плоской, у другой на кончике козырька он обнаружил едва приметную трещинку, у третьей ещё что-то. Продавщица терпеливо ждала и улыбалась. Она понимала волнение Жени.

Наконец Женя выбрал и подошёл к большому зеркалу. Оттуда на него глянул школьник в ладной тёмно-серой гимнастёрке, подхваченной ремнём с блестящей пряжкой, в отутюженных брюках и великолепной фуражке с жёлтыми кантами и жёлтым блестящим значком. И голубые глаза у этого школьника необыкновенно сияли, и весь он был каким-то подтянутым и, пожалуй, солидным.

— Великолепный молодой человек! — весело сказала продавщица.

Ни гимнастёрки, ни фуражки снимать не хотелось.

— Мамочка, я так пойду, — попросил Женя шёпотом.

Мама засмеялась:

— Ладно. До дома. А там снимешь.

Они вышли из магазина и пошли по улице. Женя шёл с высоко поднятой головой. Все прохожие улыбались ему ласково. Два маленьких мальчика остановились, уступили Жене дорогу и долго смотрели ему вслед.

На лбу у Жени выступила испарина. Он сунул руку в карман брюк за носовым платком. Пальцы натолкнулись на что-то твёрдое.

«Рогатка!» — понял Женя и покраснел: до чего же неуместной была она сейчас! Жене показалось даже, что прохожие не улыбаются ему так ласково, как минуту назад, а подозрительно поглядывают на чуть оттопыривающийся карман его брюк.

Женя вспомнил, как вчера он хотел подстрелить из этой рогатки воробья, а попал в окно второго этажа, где жил старик Семилетов. Стекло разлетелось на мелкие осколки. Ребята разбежались. Старик Семилетов так и не узнал, кто виновник.

Женина ладонь, сжимавшая в кармане злополучную рогатку, стала горячей и влажной.

— Я сейчас, — сказал он маме и свернул в переулок. Там он быстро вытащил из кармана рогатку с отполированной от частого употребления ручкой, разорвал красную, звонко хлопнувшую резину и всё это без сожаления бросил в урну.

— Куда это ты вдруг рванулся? — спросила мать, когда Женя догнал её.

— Так… Мусор из кармана выбрасывал.

И они пошли дальше.

А на следующее утро все ребята во дворе видели, как Женя вышел из своей парадной, неся на вытянутых руках оконное стекло, и направился через двор. Женя был в новенькой форменной гимнастёрке и фуражке с блестящим значком.

Он поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка. Дверь открыл старик Семилетов.

— Товарищ Семилетов, — сказал Женя, — я у вас тут стекло разбил… Случайно…

Семилетов посмотрел на него с любопытством, чуть щуря выцветшие старческие глаза, пожевал губами. Потом, вдруг обратившись к Жене на «вы», сказал:

— Весьма похвально, молодой человек. Входите, пожалуйста. И я в ваши годы дорожил честью мундира!