Глава 5

Мы обнаружили мистера Мура, мисс Говард и сеньору примерно там же, где они и пребывали, когда мы их покинули, хотя по тому, что мистер Мур подвинул свое кресло ближе к сеньоре Линарес и внимательно ее слушал, можно было сделать вывод, что та произвела на него довольно большое впечатление. Главным образом потому, конечно, что обаятельной леди всегда было легко произвести впечатление на мистера Мура, а сеньора Линарес определенно таковым обаянием обладала, несмотря на все эти ужасные раны, ушибы и вуаль, которой она снова закрыла лицо. Мисс Говард тем временем расхаживала по комнате и курила – в форменном ужасе, я полагаю, не только от жестокости, с коей обошлись с этой дамой, но от жестокости вообще, привычной для множества других женщин, богатых и бедных, неспособных, черт возьми, никак ей воспрепятствовать.

Сеньора Линарес взглянула на вошедших братьев Айзексонов все с той же тревогой, какую выказала при первом знакомстве с нами, однако мистер Мур поспешил ее успокоить.

– Сеньора, это те самые люди, о которых я вам говорил. Лучшая пара детективов во всем Управлении полиции Нью-Йорка. Невзирая на их официальные должности, вы можете целиком положиться на их благоразумие. – Сказав так, он с улыбкой пожал руки Маркусу и Люциусу. – Привет, ребята. Я слышал, дела на набережной плохи.

– Джон, – улыбнулся в ответ Маркус, слегка кивнув.

– Да обычное убийство, представляющееся хогановской бригаде неразрешимым, – добавил Люциус. – Хотя, если вы спросите моего мнения, это простейшее дело, так называ…

– Конечно-конечно, вот только они тебя не спрашивали, правда? – перебил Маркус, на что Люциус наградил его красноречивым взглядом, сулившим брату страшные кары, ежели он вздумает вдруг продолжить свою мысль. Взгляд этот Маркус достойно выдержал и обернулся к мисс Говард, дабы заключить ту в целомудренные, но при этом весьма искренние объятия. – Здравствуйте, Сара. Вы прекрасно выглядите.

– Маркус, вы неподражаемый льстец, – ответила она, после чего подошла к Люциусу и легонько клюнула его в щеку, прекрасно зная, что тот ни за что не осмелится самостоятельно к ней прикоснуться. – Привет, Люциус.

Поцелуй привел к тому, что младший Айзексон густо залился краской и тут же полез за носовым платком, чтобы утереть выступивший на лбу пот.

– О, Сара! Как же, здравствуйте. Приятно… видеть вас очень приятно.

– Жаль, обстоятельства не самые приятные, – ответила мисс Говард, оборачиваясь к своей гостье. – Джентльмены, позвольте представить вам сеньору Изабеллу Линарес.

Брови обоих Айзексонов взлетели вверх.

– Супругу личного секретаря консула Бальдасано? – тихо уточнил Маркус.

Сеньора только легко кивнула; мистер Мур, в свою очередь, сокрушенно покачал головой и пробормотал:

– Ну я же репортер, я просто обязан знать это… – и уже громче, Айзексонам: – Слушайте… А почему бы нам с вами, ребята, не уединиться на кухне за чашечкой кофе? Заодно я посвящу вас в курс дела.

Детектив-сержанты, сконфуженные, однако заинтригованные, с готовностью согласились и последовали за ним. Напряжение, впрочем, осталось, но ненадолго – Сара, поднаторевшая в разрешении неловких ситуаций, быстро разрядила обстановку:

– Сайрус? Сеньора сказала, что ее восхитила твоя игра. Быть может, тебе известны какие-нибудь мелодии ее родины?

– Нет, – отозвалась сеньора – с благодарностью, однако настойчиво. – Нет, сеньор, я… не в настроении для подобных мелодий. И воспоминаний… мотив, который вы наигрывали тогда, – то была музыка вашего народа?

– Это была американская народная песня, – объяснил Сайрус, возвращаясь за рояль. – Как и большинство ей подобных, она не принадлежит какому-то конкретному народу.

– Она поистине берет за душу, – сказала сеньора. – Могу я услышать еще?

Сайрус склонил голову, на миг задумался, после чего мягко принялся наигрывать «Лорену» – старый мотивчик. Сеньора Линарес откинулась в кресле, тяжело вздохнула и несколько минут просто внимала музыке. Затем накрыла своей ладонью руку мисс Говард и произнесла:

– Молю бога, чтобы мы оказались правы в том, что сейчас делаем. И чтобы не оказалось, что я попросту сошла с ума.

– Вы не сошли с ума, – непоколебимо ответила ей мисс Говард. – У меня есть некоторый… опыт общения с безумцами.

– Ваш сеньор Мур – он не выглядел настолько в этом уверенным.

– Это в его манере. Он ведь журналист. А журналисты бывают только двух видов – либо циники, либо лжецы. Так вот он из первых.

В ответ сеньора Линарес сумела тихо и болезненно хмыкнуть – и тут в комнату вернулись мистер Мур и братья Айзексоны. Маркус задержался у задрапированного тканью бильярдного стола и оставил на нем ранец с инструментами. Когда же он догнал мистера Мура, Люциус, шедший следом, приблизился к столу, открыл ранец и принялся выкладывать сверкающие инструменты.

Маркус встал рядом с мисс Говард, мистер Мур присел на корточки подле сеньоры Линарес.

– Сеньора, – сказал он, – для того чтобы помочь вам, мы должны убедиться в нескольких вещах: во‐первых, осмотреть травмы на вашем лице и голове, а во‐вторых, выяснить подробности происшествий в Сентрал-парке и на станции Эл. С вашего позволения, эти люди осмотрят ваши раны и зададут вам несколько вопросов. Процедура может показаться довольно утомительной, но, поверьте, это необходимо.

Сеньора еще раз тяжело вздохнула, после чего выпрямилась в кресле, откинула вуаль и сняла шляпу, сопроводив это всего одним словом:

– Хорошо.

Маркус немедленно вооружился настольной электрической лампой, стоявшей неподалеку, подняв ее над головой сеньоры так, чтобы свет падал на лицо и голову, после чего мягко произнес:

– Возможно, вам стоит закрыть глаза, мадам.

Та подчинилась, зажмурив единственный подвластный ей глаз, и Маркус щелкнул выключателем.

Его лицо дернулось, когда он увидел раны, а ведь подумать только – этот человек совсем недавно хладнокровно изучал обезглавленное, расчлененное и фактически распиленное пополам тело. Но то, что сделали с женщиной, потрясло своей злобностью даже его.

Люциус подошел к брату, держа в руках несколько медицинских и измерительных инструментов – некоторые Маркус тут же у него забрал. Хотя внимание Сайруса за роялем сразу же приковала сцена, разыгрывавшаяся в небольшом круге света посреди комнаты, он не прекратил играть, понимая, что музыка успокаивает сеньору Линарес. Ну а я… я просто снова запрыгнул на подоконник и прикурил сигарету, не желая упускать ничего из происходящего.

– Сара, – сказал Люциус, склоняясь над головой сеньоры с чем-то вроде пары стальных зондов. – Вы же не против конспектировать результаты осмотра?

– Нет, нет, что вы, разумеется, – спохватилась мисс Говард и схватила блокнот с карандашом.

– Очень хорошо, в таком случае начнем с ранений в затылочной области. Скажите, сеньора, вы получили их при нападении в парке?

– Да, – ответила женщина, и на лице ее промелькнула боль. Но она не пошевелилась.

– И где точно это произошло? И когда? – спросил Маркус, не отрываясь от изучения затылка сеньоры.

– В четверг вечером. Мы как раз покинули музей искусств «Метрополитэн». Я часто беру Ану… мою дочь… я часто брала ее туда с собой. Ей очень нравился зал скульптур – даже не знаю, почему. Статуи приводили ее в возбуждение, она всегда так радовалась, удивлялась… В общем, после этого мы с ней всегда сидели у египетского обелиска – она в это время дремала. Обелиск тоже необычайно восхищал ее, хотя и не совсем так, как скульптуры…

– И там на вас и напали – прямо под открытым небом?

– Да.

– И никто этого не видел?

– Похоже, что нет. Весь день накрапывал дождик, и в тот момент все предвещало его возобновление – наверное, людям не хотелось мокнуть. Хотя когда я очнулась, подле меня оказалось несколько весьма любезных человек.

Люциус взглянул на Маркуса:

– Видал, под каким углом? И ведь никаких разрывов.

– Именно, – ответил Маркус таким же деловым тоном. – И вроде даже без сотрясения. – После чего обратился к сеньоре: – Какие-нибудь непривычные ощущения после происшествия вас не преследовали? Звон в ушах, быть может, яркие пятна перед глазами?

– Нет.

– Головокружения, ощущение давления внутри черепа?

– Нет. Меня осматривал врач, – ответила сеньора Линарес, уже немного увереннее. – Он сказал, что…

– С вашего позволения, сеньора, – произнес Люциус, – мы не будем полагаться на чужие отчеты. У нас имеется достаточный опыт общения с нью-йоркскими врачами, равно как и с результатами их трудов… особенно в подобных делах.

Сеньора замолкла, отчего стала походить на школьницу, которая во время урока ляпнула какую-то несуразицу.

– Стало быть, никакого сотрясения… – пробормотал Маркус. – Ай как чисто сработано…

– Угол удара безупречен, – добавил Люциус. – Должно быть, кто-то неплохо… если вот только… Сеньора, вы вроде сказали, что не видели нападавшего?

– Вовсе не видела. Я сразу же провалилась в беспамятство, хотя, мне кажется, не очень надолго. Но к тому времени, когда я очнулась, он уже сбежал. С Аной.

– Вы сказали «он», – заметил Маркус. – Почему?

Сеньора смутилась:

– Я… даже не знаю. Со мной такого раньше никогда не…

– Ничего-ничего, – успокоил ее Маркус. – Все нормально. Я просто спросил. – Однако по тому, как он глянул на мисс Говард, и по возбуждению, что промелькнуло на лицах обоих братьев, я был готов дать руку на отсечение, что все это было ни черта не «просто».

Маркус тем временем вернулся к расспросам.

– Каков ваш рост, мадам?

– М-м… Чуть больше пяти футов и пяти дюймов.

Маркус кивнул, пробормотав:

– Удар прямой, чистый… Не дубинка…

– Точка соприкосновения тоже слишком четкая, слишком жесткая, – согласился Люциус. – По-моему, кусок трубы. Они как раз начали работу над новым крылом музея на Пятой авеню. Начали укладывать трубопровод…

– И там их полно, – добавил Маркус и посмотрел на меня. – Стиви, а ну-ка поди сюда.

Несколько удивленно я подчинился и встал между братьями так, чтобы взглянуть на затылок сеньоры, где красовалась приличных размеров шишка.

– Ну как, знакомо? – спросил меня Маркус с легкой улыбкой.

– Вы что, покопались в моем деле на Малберри-стрит? – спросил я.

– Просто ответь на вопрос, – сказал Маркус все с той же легкой ухмылкой.

Я посмотрел еще раз и кивнул:

– Ну да. Конкретно свистнуто. Хорошим таким обрезочком свинцовой трубы.

– Чудно, – подытожил Маркус, кивком веля мне вернуться обратно на подоконник.

(Ну вот, теперь весь мир знает, откуда взялось мое погоняло. Если кому интересны подробности – не извольте беспокоиться, все будет, разве что малость попозже.)

Айзексоны переместились из-за спины сеньоры и встали впереди, так что ей пришлось снова закрыть правый глаз. Люциус быстро осмотрел ушибы и сломанный нос, не переставая при этом кивать:

– Это, надо полагать, муж постарался.

– Очень на то похоже, – подтвердил Маркус. – И совершенно непохоже на то, что мы видели на затылке.

– Именно так, – добавил Люциус. – Что, в свою очередь, предполагает…

– Именно… – эхом отозвался Маркус. – Сеньора, вы говорили, что ни вы, ни кто-либо в консульстве не получали требований выкупа, так?

– Так.

Братья снова обменялись друг с другом уверенными взглядами и кивками, в которых уже сквозило охватившее их возбуждение.

– Так, ладно, – сказал Маркус, опускаясь на одно колено.

Сеньора едва заметно вздрогнула, когда он взял ее за руку: со стороны выглядело так, будто он таким образом пытается успокоить ее, однако я заметил, как один из пальцев Маркуса скользнул к внутренней стороне ее запястья.

– Пожалуйста, держите глаза закрытыми, – продолжил он, доставая из кармана часы. – И расскажите нам все, что помните о той женщине, которую вы видели в поезде с вашим ребенком.

Мистер Мур обернулся к мисс Говард, пробормотав ей вполголоса что-то неразборчивое – вид при этом у него был знакомо скептический.

– Нельзя ли потише, Джон? – обратился к нему Люциус. – Всего пару минут, и мы с удовольствием все вам растолкуем. Просто уже довольно поздно, и сеньору, должно быть, заждались дома…

– Насчет этого можете не волноваться, – сказала сеньора Линарес. – Отсюда я поеду к хорошей подруге, которая работает во французском консульстве, – это она посоветовала мне обратиться к мисс Говард. Она сняла номера в отеле «Астория», а мужу моему мы сказали, что останемся на ночь за городом.

– «Астория»? – ухмыльнулся Маркус. – Я б тоже был не прочь так заночевать за городом… – Сеньора позволила себе легкую улыбку – насколько это позволял ей изуродованный рот. – Ну а теперь, – продолжил Маркус. – Расскажите о той женщине…

При этих словах лицо сеньоры Линарес переполнилось тем же ужасом, что витал вокруг нее весь вечер, и, не выдержав, она все же открыла здоровый глаз.

– Меня никогда так ничего не пугало, сеньор, – прошептала она. – Так… меня поразило это зло.

Маркус показал жестом, что ей все же следует закрыть глаз; она подчинилась, после чего детектив-сержант опять уставился на часы.

– Не сразу, конечно. Сперва она просто сидела, держа Ану. На ней было платье, какое обычно носят няньки или гувернантки, – во всяком случае, мне так показалось. Ее лицо, когда она смотрела на Ану, было пронизано нежностью – в каком-то смысле, наверное, даже любовью. Но стоило ей взглянуть в окно… – В этот момент свободная рука сеньоры крепко сжала подлокотник кресла. – У нее были глаза хищного зверя. Как у огромной кошки, чарующие и, однако… такие голодные. Я думала, что боюсь за Ану, еще не видя этого лица, но лишь в тот момент я ощутила, что такое настоящий страх.

– Вы не можете вспомнить, какого цвета было ее платье? – спросил Люциус. Мне показалось, что этот вопрос значил для него куда больше мелкой детали. Но сеньора ответила, что не помнит. – А шляпки на ней не было? – И вновь сеньора мотнула головой.

– Простите меня, – сказала она. – Только лицо… меня так поразило ее лицо, что, кроме него, я почти ничего не заметила.

Мисс Говард деловито заносила все на бумагу. Я заметил, как мистер Мур покосился на нее и незаметно закатил глаза, всем видом своим показывая, что все эти драматичные детали представляются ему обычными причитаниями истерички, коей довелось пережить чудовищную трагедию, – в последнем даже мистер Мур не смел усомниться. Однако на лицах Айзексонов, обращенных друг к другу, читались иные чувства: понимание, уверенность, предвкушение – все это и много чего еще. И мне было видно: мистеру Муру слегка неуютно от того, что он никак не может разделить подобных чувств.

– И вы уверены, что женщина вас не разглядела? – спросил Люциус.

– Да, детектив. Меня надежно скрывала крыша платформы все время, пока я бежала за поездом, да там и без того было уже темно. Я помню, что кричала и стучала в окно вагона, когда поезд выезжал со станции, но к тому времени состав уже двигался слишком быстро. Она могла кого-то заметить, но узнать меня не смогла бы никак.

– Вы не могли бы сейчас примерно вспомнить рост и вес той женщины? – задал следующий вопрос Люциус, вернувшись к осмотру затылка сеньоры.

Линарес ответила не сразу.

– Она сидела, – в итоге медленно произнесла она. – Но я бы не сказала, что она была намного выше меня. Возможно, потяжелее, но и то самую малость.

– Прошу прощения, что это занимает столько времени, – сказал Маркус. – Но еще один момент… у вас нет какого-нибудь портрета вашего ребенка? Вы можете открыть глаза, если это необходимо.

– Ах да… – Сеньора Линарес развернулась в кресле. – Я принесла один мисс Говард, она попросила – у вас же сохранилась та фотография?

– Конечно, сеньора, – ответила мисс Говард, беря со стола фотографический снимок размером где-то три на пять дюймов, заключенный в рамку. – Вот она.

Пока мисс Говард вручала портрет сеньоре, Маркус и бровью не повел, даже не ослабил хватку на ее запястье, так что женщине пришлось брать фотографию левой рукой. Маркус проследил за тем, как она посмотрела на портрет, не переставая сверяться с часами; затем сеньора протянула снимок Люциусу, который в свою очередь поднес его к лицу Маркуса.

– Он был сделан всего несколько недель назад, – уточнила сеньора. – Весьма примечательная работа – Ана здесь так исполнена жизни и энергии, а ведь сейчас чрезвычайно редки фотографы, способные уловить подлинную душу ребенка. Но этот человек преуспел в своем ремесле, вы не находите?

Оба Айзексона, что называется, мельком глянули на портрет, после чего Люциус, не зная, куда лучше его примостить, обратился ко мне:

– Стиви… не мог бы ты?…

Я снова вскочил, чтобы забрать у него фотографию и передать ее мисс Говард, которая уже успела вернуться к своим деловитым записям. Задержавшись буквально на пару секунд, чтобы самому бросить взгляд на портрет, я… ну, в общем, здорово она меня поразила, чего уж там. Мне как-то не то чтобы часто доводилось возиться с малыми детьми, так что они меня особо не трогали. Но эта крохотная девчушка с мягкими темными волосами, чуть ли не круглыми черными глазенками и пухлыми щечками, обрамлявшими улыбку, словно говорившую, что ее обладательница готова к любым забавам, уготованным ей жизнью, – в общем, было в ней что-то, знаете, притягивающее. Может, из-за того, что в ней чувствовалось больше характера, чем в обычном младенце; хотя, возможно, все это представилось мне оттого, что я знал о ее похищении.

Только я успел вернуться на подоконник, как Маркус – его глаза все еще были прикованы к часам – пробормотал:

– Прекрасно, – после чего наконец выпустил руку сеньоры и встал с колена. – Просто прекрасно. Теперь, сеньора, вам следует отдохнуть. Сайрус? – Тот встал из-за инструмента и приблизился к Маркусу. – Мистер Монтроуз, как мне представляется, будет счастлив убедиться в том, что вы в безопасности доберетесь до «Астории». С ним вам бояться нечего.

Сеньора посмотрела на Сайруса, и на лице ее отразилось кроткое доверие.

– Да. Я это почувствовала. – Тут к ней опять вернулась прежняя растерянность. – Но что же с моей дочерью?

– Не стану обманывать вас, сеньора, – ответил Маркус. – Дело это весьма непростое. Ваш муж запретил вам обращаться в полицию? – Та с несчастным видом кивнула. – Ну же, не стоит… – продолжил Маркус, провожая ее к двери, у которой к ним присоединилась мисс Говард. – Очень возможно, что по прошествии некоторого времени это может сыграть нам на руку.

– Но вы же сами – полисмены? – спросила сеньора попрежнему в замешательстве, когда Сайрус распахнул перед ней решетку лифта. Она вновь надела свою большую черную шляпу, закрепив ее на прическе восьмидюймовой булавкой с камнем.

– И да, и нет, – ответил ей Маркус. – Главное – в том, что вы не должны терять надежды. Следующих суток нам, полагаю, хватит, чтобы сообщить вам, что мы сможем тут сделать.

Сеньора обернулась к мисс Говард, но та лишь добавила:

– Пожалуйста, поверьте мне – едва ли вам удастся найти джентльменов, заслуживающих большего доверия, нежели эти господа.

Сеньора Линарес снова кивнула и шагнула в лифт, опуская на лицо вуаль.

– Что же, тогда… я подожду. – Она еще раз окинула взглядом нашу штаб-квартиру и тихонько добавила: – Точнее будет сказать, нам всем придется подождать…

Мистер Мур взглянул на нее с некоторым удивлением:

– Всем? И чего же нам всем предстоит дождаться, сеньора?

Та указала вглубь помещения кончиком зонта.

– Здесь ведь пять столов, не так ли? И все вы… такое ощущение… впрочем, да. Я считаю, нам всем следует подождать. Появления человека, который сидит за пятым столом. Или когда-то сидел…

Я сильно сомневаюсь, что среди нас нашелся тот, кто не испытал легкого трепета от ее тихих слов.

Даже не пытаясь что-либо возразить, Маркус молча кивнул сеньоре и бросил Сайрусу:

– Прямиком в «Асторию», потом встретимся в «Лафайетте». Мы будем снаружи, на веранде. Есть вопросы, на которые только вы со Стиви можете ответить.

Сайрус кивнул и нахлобучил на голову котелок, а мисс Говард, прежде чем закрыть дверь комнаты, наградила сеньору последним ободряющим взглядом:

– Постарайтесь не терять надежды, сеньора, – сказала она. Женщина в ответ лишь коротко кивнула, и через мгновенье их с Сайрусом не стало.

С уходом их Маркус принялся мерить шагами комнату, Люциус – упаковывать инструментарий, мисс Говард же задумчиво подошла к окнам на улицу и с какой-то странной печалью уставилась вниз на Бродвей. Один лишь мистер Мур проявлял видимое беспокойство.

– Ну-с? – изрек он в конце концов. – Так что же вы обнаружили?

– Много всего, – тихо отозвался Люциус. – Хотя, не сказать, чтобы достаточно.

Последовала еще одна пауза, в финале коей мистер Мур вскинул руки к потолку:

– И не поделитесь ли вы, джентльмены, этим знанием, или это секрет меж вами и сеньорой?

Маркус раздумчиво хмыкнул:

– А она умна, эта леди…

– О да, – согласилась мисс Говард от окна, тоже позволив себе легкую улыбку.

– Умна? – переспросил мистер Мур. – Или просто безумна?

– Нет-нет, – быстро ответил Люциус. – До безумия ей далеко.

Казалось мистер Мур сейчас взорвется:

– Так, ну хорошо. Слушайте, ребята, вы наконец соберетесь поведать мне, что у вас на уме или нет?

– Обязательно, Джон, – ответил Маркус. – Но давайте сперва доберемся до «Лафайетта». Я жутко проголодался.

Мы жутко проголодались, – поправил брата Люциус, беря ранец с инструментами. – Стиви?

– Я б чего-нибудь покушал. – Вот все, на что меня хватило. Истина ж, однако, заключалась в том, что меня тоже весьма занимало, что́ думают насчет всего этого детектив-сержанты; но еще меня здорово потрясли последние слова сеньоры Линарес у дверей, и в настоящую секунду я пребывал в настроении далеком от, скажем так, радужного.

У двери мисс Говард сняла с деревянной вешалки короткий жакет.

– Ну что, пойдемте? Предлагаю спуститься по лестнице – в здании уже нет никого, кто бы мог поднять сюда лифт.

И мы направились к черному ходу. Мистер Мур пристроился к нам сзади – он казался по-прежнему расстроенным.

– Что это нашло на всех вас? – пожаловался он. – Ведь это, в конце концов, простой вопрос: мы имеем на руках дело, или же мы дела на руках не имеем?

– О, дело-то у нас есть, – отозвался Маркус и повернулся к мисс Говард. – Ваша мечта сбывается, Сара.

Та улыбнулась в ответ, хотя не без тени прежней меланхолии.

– Кому-то следует быть поосторожнее с мечтами…

Мистер Мур упер руки в бока.

– Ох-ах, ну и что это все значит? Слушайте, я не собираюсь никуда идти, пока кто-нибудь не соизволит объяснить мне, что тут, черт возьми, на самом деле творится, ясно? Какого дьявола – если мы имеем дело, отчего у вас такие кислые физиономии?

Люциус крякнул, вскидывая ранец на плечо:

– Если коротко, Джон, дело у нас действительно имеется, это правда – и весьма запутанное притом. Вряд ли мне нужно уточнять, что с учетом фигур, замешанных в нем, оно может оказаться куда как значительным. Очень значительным и очень грязным. Но, между тем, сеньора была права. Без него, – и Люциус обернулся к столу, помещавшемуся справа от четырех остальных, – шансы наши ничтожны.

– А учитывая, через что ему довелось пройти, – добавила мисс Говард, пока мы топали к пожарной лестнице за кухней, – мне кажется, вряд ли кто-то из нас сможет точно сказать, что он за него возьмется. Проклятье, да я не уверена даже в том, имеем ли мы вообще такое право – просить его. – Она замолчала и обернулась ко мне. – На эти вопросы, как верно заметил Маркус, способны ответить лишь вы с Сайрусом.

Я всей шкурой своей ощутил, как на мне сошлись взгляды, – не скажу, что с таким ощущением мне бывало вообще когда-либо удобно. Но так ли, эдак, а полагалось чего-то сказать.

– Ну, значит… мне кажется, наверное… стоит дождаться Сайруса, вот только…

Вот только – что? – спросил Маркус.

– Вот только, – ответил я, – готов все свои деньги поставить, что все зависит от завтрашнего утра. От того, как он расстанется с Институтом. Хотя, мисс Говард, вы, конечно, правы – я даж не знаю, удобно ли просить…

Она кивнула мне и отвернулась, а через мгновение растворилась во мраке черного хода. Вот так, в тревоге и неуверенности, мы начали свое долгое нисхождение сквозь тьму – к Бродвею.

Загрузка...