Дэвид не успел войти в комнату Мэг, как сразу же понял, что она сбежала. Он стоял на пороге, глядя на кровать и смятое пуховое одеяло. Он прошел в гардеробную. На полу валялась ее ночная рубашка. Одежда, которую он привез для нее, и его тяжелый плащ исчезли.
– Глупышка! – проворчал он.
Дэвид вышел из комнаты и столкнулся с горничной, которая несла кипу постельного белья.
– Когда ты последний раз заходила к леди Манро? – спросил он у нее.
– Час назад, милорд. – Она опустила голову. – Я принесла ей чай и печенье, как просил сэр Генри.
– Она была в постели?
– Да, милорд. Сказала, что хочет еще немного поспать. Перешагивая через три ступени, он сбежал с лестницы.
Насколько далеко она могла уйти в ее состоянии? Морозный ночной воздух ударил ему в лицо, и он остановился. Достав из кармана перчатки, посмотрел на дорогу. Снег прекратился, яркая луна освещала голые верхушки деревьев и тонким хрусталем заливала окрестности. Сначала он на снегу не нашел маленьких следов, которые могли бы принадлежать Мэг. Но шестое чувство подсказало ему, что надо пройти дальше по дороге. Наконец он остановился, страх сменился злостью. Он повернул назад, пошел к конюшне, вывел лошадь и поскакал.
Дэвид обнаружил ее следы в лесу, рядом с дорогой. Они вели к церкви. Должно быть, она прошла через коридоры, ведущие в комнаты прислуги, и, незамеченная, вышла через черный ход.
Вспомнив о других женских следах, которые он видел несколько недель назад, Дэвид сошел с лошади и присел на корточки рядом с тропой. Следы Мэг не были похожи на те, что он видел после бури. И он понял, что Мэг направилась к кладбищу.
Виктория соскребала снег у подножия высокого гранитного памятника сэру Скотту Манро, любимому сыну сэра Генри. Находиться здесь было кощунством. Оскорблением. Она никогда не боялась этого места, но, когда смотрела на( сгоревшую церковь, ей становилось страшно.
Виктория подобрала камень и, превозмогая боль, принялась откалывать куски отвердевшей земли. Отец не стал бы в нее стрелять. Ему нужна была некая ценная вещь, которая, как он знал, находится у нее. К тому же для мести существовало много других способов.
Где-то заржала лошадь. С замиранием сердца она прислушалась к ночной тишине, вытерла ладонью щеку и вздрогнула. В нескольких шагах от нее стоял Дэвид. Его лошадь была привязана к железной ограде кладбища.
– Давай, Мэг, копай.
Она с вызовом посмотрела на него:
– Я надеялась вернуться прежде, чем ты найдешь меня. Это не то, что ты думаешь.
– Не знаю, что и думать, если ты постоянно лжешь. Какое-то движение позади него привлекло ее внимание.
Огромный, как медведь, человек показался под железной аркой ворот кладбища. Она взглянула на Дэвида, который, казалось, не обратил на это внимания. Он впился глазами в ее лицо.
– Так скажи мне, Мэг.
Может быть, он и был сторонником высокой морали, но в этом деле они находились на одной стороне. Борясь с головокружением и собственной нерешительностью, она снова занялась памятником. Наклонившись, смахнула мокрые листья и снег с его подножия. Это отняло много сил. Морфий, который ей дал сэр Генри, притуплял боль, но она замерзла и была в полном изнеможении.
Она отодвинула мраморный сосуд, в который обычно ставили цветы. Под ним лежала покрытая ржавчиной железная коробочка. Виктория положила ее сюда почти десять лет назад. В ней хранилась одна серьга, вторая нашлась у лондонского ростовщика.
– Она все еще здесь, – удивленно прошептала Мэг. Она взяла коробочку и некоторое время смотрела на нее, не веря своим глазам. – Я думала...
Дэвид взял у нее коробочку и вынул из нее бархатный мешочек.
– Я закопала ее много лет назад. – Виктория поморщилась от боли. – Мне необходимо было узнать, что та серьга, которая у тебя, действительно получена от моего отца и никто не нашел эту. Мне необходимо было удостовериться, жив мой отец или умер.
– Это еще ничего не доказывает, – сказал Дэвид.
Во взгляде его был ледяной холод, какого она не видела у него никогда раньше. И угроза.
– Так вот за чем ты явилась сюда в ту ночь, когда я нашел тебя?
Она вернула мраморный сосуд на место. Дэвид присел на корточки возле нее.
– Это настолько ценная вещь, что ее хватило бы не только на уплату налогов за Роуз-Брайер за много лет. Почему ты ею не воспользовалась?
Он никогда не поймет, что, пока эта серьга спрятана, подумала Мэг, она остается свободной. По крайней мере она так считала.
– На тебе был мой плащ, – сказал он. – Тебе не пришло в голову, что, возможно, стреляли в меня, а не в тебя?
Она прижала руку к груди.
– В тебя?
– Почему тела сэра Скотта не было на том же пароходе, на котором ты уезжала из Бомбея?
– Я задержалась на неделю из-за болезни его жены. Капитан не разрешил ей сесть на его пароход.
– Ты рисковала, тебя могли поймать. Мэг била дрожь.
– Мы вместе уехали поездом из Калькутты. Она знала, что я нездорова, была добра ко мне, и я не могла ее бросить, когда потом она заболела.
– Но роль горничной благородной леди тебя очень устраивала.
Дэвид был прав. Однако Мэг выдержала его взгляд.
– Здесь не спрятано никаких сокровищ. Их увезли из Индии задолго до моего отъезда.
Дэвид прищурился.
– У тебя кровоточит рана, Мэг.
Ее поразило равнодушие, с которым он это произнес. Она опустила голову и увидела, что кровь просочилась сквозь повязку и выступила на лифе платья.
Дэвид подхватил ее на руки. В полном изнеможении она положила голову ему на плечо и слышала, как он разговаривал с человеком, ожидавшим его у ворот.
– Твой телохранитель? – спросила она, когда Дэвид посадил ее на лошадь, а сам сел позади нее.
Подобрав поводья одной рукой, он другой поддерживал ее, стараясь не касаться ее талии. Тепло, исходившее от его тела, согрело ее.
– Его зовут Ральф Блейкли. – Дэвид направил лошадь к дороге. – Ехать будет тяжело, – предупредил он.
– Со мной все хорошо, Дэвид.
– Конечно. Доказательство тому – кровь у тебя на платье. Неужели ты не могла прийти сюда завтра? Ума не хватило?
– Ты на самом деле думаешь, что стреляли в тебя? – спросила Виктория.
– Все возможно. – На этом разговор прекратился. В полном молчании они подъехали к коттеджу.
– Почему ты опять привез меня сюда?
Дэвид не ответил, спрыгнул на землю и помог ей сойти с лошади. На кухне горела лампа. Это означало, что Рокуэлл делал вечерний обход, прежде чем отправиться к себе в кладовку. Виктория споткнулась. Дэвид на ходу поднял ее на руки и понес по лестнице.
Дэвид плечом открыл дверь в ее комнату. Сделав три широких шага, он поставил ее на ноги около ее кровати и расстегнул ей плащ. От яркого лунного света, проникавшего через раздвинутые занавеси, по его лицу пробегали тени.
– Где ты будешь сегодня ночевать? – спросила она. Он снял с нее плащ и сунул под мышку.
– Плащ я здесь не оставлю. Не надейся.
– Дэвид?
– Держи свою серьгу. – Он бросил на ее кровать бархатный мешочек. – Ты заслужила ее, как непревзойденная лгунья.
. Дэвид пересек комнату и был уже у двери, когда к Виктории наконец вернулся дар речи.
– Что с тобой? Я не сделала ничего плохого. Он обернулся.
– Сэр Генри знает, Мэг.
– Что знает? – спросила она чуть слышно.
– Что Натаниел – мой сын.
Она ухватилась за железную спинку кровати.
– Подожди!
Но он уже вышел из комнаты. Виктория последовала за ним и увидела, как Дэвид открывает дверь в комнату Натаниела. Сердце у нее гулко забилось. К горлу подступила тошнота.
Дэвид знал. Откуда?
– Я бы тебе сказала, – прошептала она.
Голова у нее кружилась. Дэвид вернулся, но она не могла выдержать его укоризненный взгляд и отвела глаза.
– Ты прятала его от меня. Я никогда тебе этого не прощу. Никогда. Если хочешь наплевать на свое здоровье или тебе хочется убежать, беги. Можешь убираться ко всем чертям, Мэг, я и пальцем не пошевелю, чтобы остановить тебя.
– Ты не понимаешь. – Она ухватилась за стену. – Как ты мог после всего, что сделал?
– После всего, что сделал? – Он повысил голос. – Ты не помнишь, какую жизнь вела в Калькутте? Крала золото и драгоценности так же легко, как государственные тайны. Была членом «Союза девяти»...
– Мы были женаты три месяца. И чего ты ожидал? Ты считал, что мною можно пожертвовать. – Она едва сдерживала слезы. – Как ты смеешь в чем-то упрекать меня?
– Как смею? – Он надвигался на нее. – У меня есть сын, Мэг.
– Что ты собираешься делать? – охваченная гневом, спросила Виктория.
– Я еду за своим сыном.
– Ты не можешь. Он тебя не знает. Дэвид вплотную подошел к ней.
– Конечно, не знает. Ты позаботилась об этом, не так ли? Но он вправе знать, что у него есть отец. А не какую-то чертову ложь, которую ты сочинила, чтобы спасти свою проклятую шкуру.
– Ты лицемер! – Она с силой толкнула его, и он отшатнулся. Девять лет назад она узнала, почему он на ней женился. Все ночи, которые она провела в его объятиях, мечтая о будущем, которое никогда не наступит, и веря в его любовь, она была для него всего лишь работой.
– Чья ложь была хуже? Моя, потому что я боролась за свою жизнь и жизнь будущего ребенка, или твоя? Ты продал душу королеве и стране, как какой-нибудь интриган Лотарио, зная, что обманываешь меня. И не читай мне проповедей о лжи, когда сам совершил самую страшную ложь. – Она заколотила кулачками по его груди, но он крепко схватил ее за руки. – Ты должен на коленях вымаливать у меня прощение! У тебя нет сердца!
Она почувствовала, как напряглось его тело.
– Вряд ли ты когда-нибудь знала, что у меня на сердце. Но она уже не думала о приличиях. Не корила себя за ошибки, совершенные в прошлом. В том, что влюбилась в негодяя, который прикрывался высокими целями, чтобы затащить ее в постель.
– Твои высокомерные начальники приговорили меня к повешению еще до суда. Мой отец послал своих дружков по моему следу за то, что я предала его. Мне оставалось лишь бежать. И я выжила. Спасла себя и сына.
– Ты бередишь свою рану.
Он отпустил ее, и она отшатнулась, хватая ртом воздух.
– В тот день я могла бы убить тебя. Но не убила!
Он не сводил с нее горящих глаз и вдруг оглянулся. Виктория растерялась. В дверях стояла Бетани. В глазах ее блестели слезы.
– Идите спать, Бетани. – Дэвид поднял плащ, который выронил. – Все хорошо.
На глазах Виктории выступили слезы, она снова посмотрела на мужа. Бетани вышла.
– Не думай, что твои грозные приказы имеют какую-то силу в этом доме, Дэвид.
– Я – владелец этого дома, черт побери.
Виктория с ужасом смотрела, как он направился к двери.
– Натаниел знает мистера Шелби, – бросил он ей на ходу. – Я поеду вместе с ним в Сейлхерст. Так что не беспокойся, я не собираюсь похищать своего сына.
– А что потом? – Голос ее дрогнул.
Он остановился у лестницы, положив руку на перила.
– Пока не решил.
Он вышел, внизу хлопнула дверь. В коттедже наступила мертвая тишина. Виктория еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, растерянной и испуганной. У нее перехватило дыхание. Она вошла в свою комнату и, не обращая внимания на холод и кровь на своей одежде, упала на кровать. Снаружи до нее донесся стук копыт по дороге.
– Виктория? – Бетани обняла ее за плечи и крепко прижала к себе. – Все будет хорошо.
Это было выше ее сил. У нее перехватило дыхание, из глаз хлынули слезы.
– Прости меня.
Виктория уткнулась лицом в подушку. Она была уверена: впереди ее ждут черные дни.
Стоя в ванне, Дэвид поливал себя ледяной водой из кувшина.
Наконец поставил кувшин на комод и оперся о него ладонями. Покрытые грязью сапоги стояли рядом с ванной. На полу валялись рубашка с пятнами крови на спине, брюки и оторванные пуговицы. Ему не хотелось возвращаться в Роуз-Брайер, и он приехал в городской дом. Он поехал бы сразу в Сейлхерст, но боялся загнать лошадь.
Шорох у двери заставил его повернуть голову. Рядом с шелковой ширмой стояла Памела и смотрела на него. На ней было ярко-красное платье с низким декольте, отделанным кремовым кружевом. На плечи ниспадали белокурые локоны.
Он чувствован на себе ее взгляд, и, если его реакция ничем не отличалась от реакции любого другого мужчины, ее это, видимо, не смущало.
– Дверь в твою гардеробную была открыта, – сказала Памела.
Расплескивая воду, Дэвид вылез из ванны.
– Дверь не была открыта.
– Она не была заперта. – Она снова окинула его взглядом, когда он направился к ней. – У меня был ключ. – Памела показала его.
– Очень кстати. – Дэвид выхватил у нее ключ.
– К твоему сведению, я стучала, – сказала она. Дэвид взял халат, висевший на ширме. – Ты не ответил на стук, и я заволновалась. Особенно после того, что произошло.
Дэвид набросил халат.
– Где ты пропадала со вчерашнего дня?
– Разве я обязана ночевать здесь?
– А ты как думаешь? Йен беспокоился о тебе. Я обещал ему разобраться с тобой.
– Здесь местный судья, – сообщила она, скрестив на груди руки. – Расспрашивает о тебе. Видимо, направляется в Лондон в поисках доказательств того, что ты мошенник. Час назад его не впустили в Роуз-Брайер. Это по твоему приказанию?
Дэвид туже затянул пояс халата.
– Это все?
– А чего еще тебе надо? – Бросив на него взгляд, отчасти кокетливый, отчасти похотливый, она кивнула на чуть заметный след от укуса на его шее: – Кто-то уже залезал тебе под одежду.
Он сурово посмотрел ей в глаза:
– Ты считаешь себя шлюхой, Памела? Или так вошла в эту роль, что уже не замечаешь разницы?
Дэвид прошел в комнату.
– Ты все еще любишь ее, не правда ли? Хотя заверял нас с Йеном в обратном.
Он чуть дрогнувшей рукой достал из буфета графин с виски.
– Любовь тут ни при чем.
– Значит, влечение плоти. Для большинства мужчин это одно и то же. Но не для тебя. – Шурша алым шелком, она подошла к нему. – А ты не думал, что она уже не та женщина, какой была раньше?
– Люди не так уж сильно меняются.
– Ты изменился. Когда-то ты мог убить человека, не испытывая никаких угрызений совести. Насколько я знаю, это ты застрелил вероломного внука прусского эрцгерцога в Мюнхене. Сколько лет прошло? Тринадцать? Четырнадцать? Какой скандал ты вызвал в международном сообществе! Личность убийцы так и осталась тайной.
Дэвид знал, каким образом она получила эти засекреченные сведения.
– Очевидно, нет.
– И для выполнения тайной грязной работы они зовут тебя. Сколько лет тебе было, когда ты совершил это убийство?
Ему было двадцать два года, когда он нажал на спуск и раскрыл заговор, угрожавший жизни королевы. Двадцать четыре, когда приобрел репутацию одного из самых востребованных агентов секретной службы. Двадцать шесть, когда встретил Маргарет Фаради.
Он впервые увидел ее на поле для гольфа у британского консульства в Калькутте. Это было начало конца его прежней жизни.
Его грех и его спасение.
Его проклятие.
– Меня не будет неделю или около этого. – Он плеснул виски в стакан. – Может быть, дольше.
– Ты уезжаешь прямо сейчас?
– У меня есть личные дела. – Не предлагая ей виски, он пристально смотрел на нее поверх стакана. – Ты – наша связь с Кинли. Пока я буду отсутствовать, я хочу, чтобы ты узнала, где жил Фаради последние девять лет, кто оплачивал его расходы и сколько его бывших дружков еще живы.
– Зачем?
– О, я не знаю, Памела, – пошутил он. Ему не терпелось поскорее уехать. – Возможно, существует какая-то связь с тем, кто пытался убить меня и вместо этого выстрелил в дочь Фаради.
– А почему ты думаешь, что тебя пытались убить?
– На ней был мой плащ. Зачем кому-то убивать человека, который, как подозревают, знает, где спрятаны драгоценности и золото? – Он поставил стакан. – Даже если стрельба в человека с расстояния шестьсот ярдов когда-то могла быть делом рук Фаради, то после девяти лет, проведенных в тюрьме, для него было бы большой удачей, если бы он сумел с двадцати футов попасть в стену амбара.
– В Англии есть всего горстка людей, способных на такой выстрел. – Она сдержанно улыбнулась. – В том числе и ты. Но ты в это время находился совсем в другом месте.
Дэвид захлопнул дверцу буфета. Его порой удивляло, зачем Памела провоцирует его, как будто может что-то доказать, особенно в тех случаях, когда у них с ее мужем было одно задание. Он подошел к двери и распахнул ее.
– Я не собираюсь задерживаться. Она встала в дверях.
– Ты так и не объяснил мне, зачем уезжаешь.
– У меня есть сын, Памела. А теперь, ради моей безопасности, уходи. – Он широко улыбнулся.
– Сын? Понимаю, – помолчав, сказала она. – Прости меня, Дэвид.
– За что? Не твоя вина, что об этом никто не знал.
– Что мне сказать Манро о тебе? Он раздосадован тем, что ты сумел вырвать Роуз-Брайер у него из-под носа, а теперь не даешь ему видеться с леди Манро. Я предупреждала тебя, еще когда ты сюда приехал, что следует остерегаться его.
– Выстави Неллиса за дверь. – Он хотел уйти, но замешкался. – После того как закончишь дела с Кинли, побольше разузнай о судье, пока он будет в Лондоне. Мне нужна история Роуз-Брайера, хочу знать, почему он так стремится приобрести это имение.