Ангельское личико

Глава десятая

Альфонсо Моруцци, по-видимому, смотрел в окно и видел подъехавшее такси, потому что, когда Марионетта вышла из лифта на четвертом этаже, он уже ждал ее.

Старик приподнял брови при виде слишком большой красной куртки и брюк не по росту. Марионетта сейчас вовсе не походила на ухоженную женщину в манто, посетившую его перед Новым годом.

— Итак… ты вернулась, — наконец произнес он.

— Я должна с вами поговорить.

Он стоял неподвижно, без всякого выражения на лице.

— Пожалуйста! — добавила она.

Альфонсо молча открыл ей дверь в квартиру, и она вошла.

— Дорогу знаешь, — заметил хозяин.

Он усадил ее у камина, вежливо принял от нее куртку и предложил выпить.

— Коньяк? Виски? — Старик невозмутимо изучал ее. — Ты дрожишь. Выпей что-нибудь.

Не дождавшись ответа, он налил ей большую порцию коньяка и поставил бокал на столик рядом с ней, а сам уселся в кресло напротив. Он ждал, когда она заговорит, но женщина оглядывала комнату, видя ее теперь совсем другими глазами. Здесь рос Микки Энджел. На этом рояле он ежедневно играл гаммы, на камине стояла фотография его с дедом — маленький мальчик, кажущийся еще меньше на фоне крупной фигуры рядом. Как она могла не узнать это лицо, когда была здесь в последний раз?! Со снимка на нее серьезно смотрели темные глаза Микки. Должно быть, Микки был здесь несчастлив, среди этой дорогой бездушной мебели, в тщательно подобранном интерьере. Неудивительно, что он променял все это на маленькую синюю комнатенку на Бродуик-стрит…

— Марионетта? — Голос свекра внезапно вернул ее на землю. Она не должна мечтать о Микки — все уже в прошлом. — Ты собираешься сказать мне, зачем ты приехала, или я должен догадываться? — спросил он, с любопытством изучая ее.

— Все очень просто. — Она сама удивилась, насколько спокойно это произнесла. Отпила глоток коньяка и ощутила, как по телу разлилось приятное тепло. — Я пришла просить вас освободить мою семью от долга. — Альфонсо было заговорил, но Марионетта подняла руку, заставив его замолчать. — Выслушайте меня, пожалуйста, — сказала она. — Вы, верно, знаете, что сделал со мной Барти. Он едва не убил меня и не хочет, чтобы я вернулась. Он выбросил меня из дома. Разве теперь мы не квиты? Я платила долг, меня отвергли. Вот я и прошу вас снять с нашей семьи этот долг.

Марионетта смотрела на него с бьющимся сердцем. Старик сидел, уставившись на огонь. Как будто и не слышал ее.

— Пожалуйста, — попросила она.

— Я слышал тебя. — Опять последовало тяжелое молчание. Альфонсо все еще смотрел на огонь. Марионетта в страхе ждала. Наконец он взглянул на нее, и сердце ее упало. Она уже знала, каким будет ответ.

— Я тебя предупреждал, — проговорил он. — Я предупреждал тебя, что будет, если ты продолжишь заниматься благотворительностью в Сохо. — Он пожал плечами типично по-итальянски. — Ты ослушалась своего мужа, и он тебя слегка проучил. Это ваше дело — твое и Барти. Я не вмешиваюсь в личную жизнь моих сыновей.

Она чуть не задохнулась, услышав это ханжеское заявление. Альфонсо Моруцци вмешивался постоянно, при любой возможности! Вплоть до того, что указал своему сыну, на ком жениться, и результатом этого стал кошмарный союз между ней и Барти.

Свекор наклонился и достал сигару из инкрустированной шкатулки.

— Твой долг — быть рядом с мужем, — резюмировал он, как бы подводя итог разговору.

Марионетта со злостью открыла сумку и выхватила оттуда вырезку из газеты, которую взяла перед уходом.

— Он не хочет, чтобы я вернулась! — повторила она, протягивая вырезку Альфонсо.

Он прекратил прикуривать сигару и взглянул на фотографии Барти и Пегги Уайтмор, не выказав при этом никакого удивления. Через мгновение он вернул вырезку и принялся снова раскуривать сигару, попыхивая ею. Сигарный кончик то загорался, то затухал.

— Мужчина, если пожелает, может завести любовницу, — изрек Альфонсо. — Ты родилась в этой стране, тебе не понять. В Италии… — Голос старика заглох, он откинулся в кресле, судя по всему, погрузившись в воспоминания.

Марионетта нетерпеливо пошевелилась. Иногда он напоминал ей дедушку — та же самая одержимость по поводу всего, что касалось Италии, хотя они уже давным-давно живут в Англии. И в этом нет ничего удивительного, сообразила она: ведь дедушка и этот человек выросли вместе в маленькой деревушке на Сицилии. Она неожиданно поняла, что убедить этого гордого человека освободить ее от брака так же невозможно, как если бы Марионетта попросила о том же своего покойного деда с его старомодными взглядами, строгой моралью, неподдающимися изменению понятиям и о том, что хорошо, а что плохо, которые он сурово навязывал своей семье в Лондоне. Вспомнив консерватизм деда, когда-то в детстве игравшего вместе с Альфонсо Моруцци в полях Сицилии, после боровшегося против него и влюбившегося в ту же самую девушку, Марионетта поняла, что потерпела неудачу. Но она должна попытаться еще раз, это была ее единственная надежда.

— Мне наплевать, сколько любовниц у Барти, — воскликнула она, — я только хочу от него освободиться. Разве это трудно понять?

Теперь Альфонсо смотрел на нее, лицо в тени, лишь глаза сверкают да светится кончик сигары.

— Ты — добрая католичка, Марионетта, — спокойно произнес он. — Ведь не хочешь же ты предложить мне поддержать мысль о разводе? — Он закашлялся. — Что подумает церковь, что подумает отец Джозеф, если услышит тебя? — Свекор немного наклонился вперед, не сводя напряженных глаз с ее лица. — Я верю в святость брака, — продолжил он. — Как ты думаешь, почему я оставил в покое твою бабушку, когда она вышла замуж за Франко Перетти, твоего деда? Потому что их союз был освящен перед лицом Господа, Марионетта, так же, как и твой брак. Что говорят при бракосочетании? — задумчиво спросил он. — «Пусть ничто не разъединит вас…» — Старик смотрел, как женщина борется с желанием разрыдаться. — Брак — он на всю жизнь, — закончил наконец Моруцци угрюмо. — В горе и радости. В моем случае это было в горе, да и в твоем, похоже, тоже. — Он вздохнул. — Другим, вроде твоего дедушки, повезло больше. Тут уж кому как выпадет, figlia.

Марионетта решила попытаться еще раз.

— А что, если развестись в гражданском суде? — спросила она, стараясь скрыть отчаяние. — Если мне разрешат оставить Барти, я пообещаю, что от меня не будет никаких неприятностей.

Старик медленно и решительно покачал головой.

— Не может быть и речи, — отрезал он. — У тебя была возможность прекратить твою идиотскую благотворительность, но ты предпочла этого не делать. Не о чем больше и говорить.

— Я хотела прекратить, — заметила она дрожащим голосом. — Но Барти сразу начал драться…

Она рылась в сумке в поисках носового платка, злясь на себя за эти слезы, ведь собиралась быть сильной и решительной во время этой встречи.

— Возвращайся и попытайся все наладить, — повелительно говорил тем временем Альфонсо. — Роди ребенка. Роди двух. Я жду внуков, Марионетта. — Выражение лица стало грустным. — У меня, считай, и нет внуков… — Он говорил о Микки Энджеле.

Она постаралась выглядеть безразличной, как будто вопрос о внуках ее совсем не интересовал. Свекор никогда не должен узнать о ней и Микки.

Теперь у нее не осталось выбора. Придется вернуться в ненавистный загородный дом, к Барти, и вновь терпеть все. Марионетта была уверена, что он ее убьет. Она вытерла слезы.

— Ты выглядишь прекрасно, — пробормотал Альфонсо, не сводя глаз с ее лица. — Отсюда шрама почти не видно… Можно подумать, что напротив меня сидит Джульетта. Те же глаза, тот же рот, та же шея… — Она почувствовала, как под жадным взглядом старика по ее коже, побежали мурашки. — Я когда-то подарил твоей бабушку куклу, — сказал он слегка дрожащим от воспоминаний голосом, — маленькую marionetta… такую красивую… — Она с удивлением поняла, что он вполне может расплакаться. Этот всплеск эмоций в старом тиране казался ей кощунственным. А его голос продолжал дрожать, он явно боролся с чувствами, которые давно похоронил. — Женщины — драгоценны и хрупки, — произнес Альфонсо. — Их мужчины должны бережно к ним относиться, ласкать их и любить. — Теперь он наклонился вперед, дышал неровно, с хрипом. — Маленькие куклы… — Он положил узловатую руку ей на колено, и она напряглась от отвращения. — Я потерял свою marionetta, — продолжил он, сверкая глазами, — но я рад, что у моего сына есть своя…

Марионетта внезапно встала, возмущенная его знаками внимания. Он — отвратительный старик, пытающийся перенести на нее давно похороненное чувство к умершей женщине. Воображая, будто сын-психопат может полюбить Марионетту также, как когда-то он сам Джульетту.

— Куда ты идешь? — спросил свекор, глядя на нее.

Женщина пересекла комнату, взяла куртку, чувствуя, что теряет ощущение реальности.

— Туда, куда вы велели мне идти, — ответила она. — Я возвращаюсь в Масуелл-хилл. К мужу. — И она вышла из теплой комнаты в продуваемый сквозняками холл, открыла входную дверь и переступила порог, захлопнув дверь за собой.

На такси у Марионетты денег не хватало. Ей пришлось поехать на метро до Хайгета, а потом идти пешком вдоль Масуелл-хилл к Эндикот-гарденс, снова переживая то, что ей пришлось вытерпеть в последний раз, когда она была здесь под сводами огромных деревьев и среди поблекших кустарников парка Хайгет. То был канун Нового года, и тогда она бежала отсюда. Теперь февраль, и она возвращается. Слышался только мрачный перестук ее шагов по мостовой. Женщина шла быстро, глядя перед собой, боясь, что если посмотрит вокруг или приостановится на мгновение, то передумает и повернет назад. Выбора у нее не было. Ей надо вернуться к Барти. Нет выбора, нет выбора…

Шел дождь, охлаждая ее разгоряченное лицо. Мимо проехала машина, и она расслышала отрывок популярной песни, рвущейся из радио в машине. Эту мелодию играл Микки в квартирке на Бродуик-стрит. Марионетта вдруг увидела его совсем ясно, как он сидит у окна в неприбранной гостиной и подбирает одной рукой мелодию, напевая про себя, потом поднимает голову, улыбаясь, смотрит на нее и говорит: «Давай, присоединяйся!» Ока снова увидела эту улыбку, свет в его глазах, когда он смотрел на нее. Микки Энджел и в самом деле любил ее. Он не обращал внимания на ее шрам, ему было все равно, что она вышла замуж за другого, безразлично, что этот другой — опасный преступник. Он не боялся, что любовь к ней создаст угрозу его жизни. Ничто не останавливало его, он просто любил ее и все.

Марионетта уже свернула на Бродвей и шла мимо магазинов, людей и суеты пригородной жизни. Оглядывалась на прохожих: усталую женщину с двумя детьми в коляске, мрачную матрону с огромным количеством свертков, девушку в мохеровом свитере, выходящую из магазина пластинок. Любят ли они, эти женщины? Есть ли у них свой Микки Энджел, который где-то ждет? «Возможно, такое не так уж часто случается, — подумала она. — И, видимо, старый Альфонсо Моруцци в чем-то прав. Как это он сказал? „В горе и радости“. И чаще бывает в горе». Она свернула на Эндикот-гарденс. Может быть, ей повезло куда больше, чем она думает. По крайней мере, у нее были несколько недель счастья. Вероятно, такие, как Альфонсо Моруцци, не имели и этого. Возможно, большинство людей просто бредут по жизни от рождения до смерти, так и не познав, что такое страсть. Возможно, возможно… Все это, в конечном итоге, не имело значения. У нее нет выбора. Она не должна об этом забывать. Марионетта дрожала. Она уже подошла к калитке дома номер двадцать четыре.

В первый раз после ухода из квартиры Альфонсо Моруцци она помедлила. Дом выглядел таким же, как всегда, с аккуратными занавесками на окнах, подстриженным газоном, но Марионетте он казался тюрьмой, пристойным фасадом камеры пыток. Однако она должна туда вернуться…

Женщина медленно толкнула калитку и по дорожке прошла к входной двери. Она знала, что в любую минуту муж может открыть дверь, втащить ее в дом и начнется прежний ад, та жизнь, где она была миссис Моруцци. И верно, она услышала шаги в холле как раз тогда, когда хотела открыть дверь. Но Марионетта даже не успела вставить ключ в замочную скважину — дверь распахнулась. Испытывая дикий ужас, женщина подняла глаза.

— Барти… — начала она, но тут же осеклась.

На пороге стоял ее брат Антонио. Она изумленно смотрела на него, моргая, с ключом в руке.

— Тони? — недоверчиво спросила она. — Тони?

Брат молча придержал дверь и пропустил ее в холл.

Она повиновалась, потеряв дар речи. В холле стояла, заламывая руки, миссис Мак-Куин. При виде Марионетты она коротко вскрикнула и бросилась к ней.

— Миссис Моруцци! — воскликнула она дрожащим голосом. — Мадам! — Она схватила руки Марионетты, явно радуясь ее появлению. — Я так боялась того, что этот ужасный человек может с вами сделать, и все по моей вине! Мне так жаль, простите меня…

Как во сне, Марионетта сжала руки женщины. Ее так потрясло присутствие брата в этом доме, что она не находила слов и вопросительно смотрела на него поверх трясущихся плеч миссис Мак-Куин.

— Тони? — повторила она. — Что ты здесь?..

Он поднял руку, легким кивком головы указав Марионетте на прислугу. Время для объяснений еще не настало.

Кто-то вышел из кабинета Барти. Марионетта повернулась, со страхом ожидая первой реакции мужа. Ну разумеется, Тони всегда был связан с Моруцци. Видимо, они в конце концов разрешили ему вернуться из изгнания. Она едва успела это подумать, как разглядела, что человек, появившийся из логова Барти, вовсе не тот, кого она ожидала увидеть: это был полицейский в форме.

— Миссис Моруцци, — произнес он вежливо, — сюда, пожалуйста. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов…

Ее провели в кабинет Барти. Здесь она бывала нечасто, поскольку муж запрещал ей, но смогла все же сообразить, что так комната никогда не выглядела. Все содержимое шкафа в углу было разложено стопками по полу, а рядом на коленях стоял человек в темном костюме и просматривал бумаги, раскладывая их в разные конверты. Другой мужчина сидел на уголке стола красного дерева и внимательно рылся в пачке бумаг. Он поднял голову, когда вошла Марионетта, и она поняла, что уже встречала его раньше.

— Миссис Моруцци, я — инспектор Дэвис, — представился он, вежливо вставая. — Мы с вами встречались несколько лет назад, когда разгромили кафе вашего отца. Правда, я тогда был всего лишь сержантом.

Она вспомнила его. Он работал в полиции нравов. Инспектор подал знак другому полицейскому освободить комнату, и не успела Марионетта ничего сказать, как Тони вывели из кабинета. Заметив выражение ее лица, он сказал:

— Не волнуйтесь, Тони просто посидит в гостиной пару минут. Вы сможете поговорить с ним позже.

Она разглядывала хаос в комнате.

— Что вы ищете? — спросила Марионетта.

Инспектор улыбнулся.

— Легче было бы назвать то, чего мы не ищем, — весело заметил он. Затем стал серьезным. — Могу я вас спросить, где вы были, миссис Моруцци?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. — Ее тон говорил сам за себя.

Инспектор поднял брови.

— Очень хорошо, — выдержав паузу, проговорил он. — Тогда поставим вопрос иначе: когда вы в последний раз видели вашего мужа?

Она осторожно прошла мимо бумаг на полу и села на краешек стула с прямой спинкой, поскольку дрожащие ноги ее больше не слушались.

— Это просто, — промолвила она. — Я ушла отсюда в канун Нового года.

Он кивнул и некоторое время разглядывал бумаги, которые держал в руках.

— То же самое сообщила и миссис Мак-Куин. — Голос звучал задумчиво. Он снова взглянул на нее. — Она сказала, что боялась за вас, так как думала, что ваш муж намерен изрядно испортить вам жизнь.

Марионетта пожала плечами.

— Ну, теперь вы видите, что она ошиблась. — Она ненавидела себя. Она становилась похожей на них, на проклятых Моруцци. Ее удивило, как легко слетают слова с языка, как спокойно она лжет, чтобы защитить ненавистного мужа. Но что еще она могла сделать? Барти придет домой в любую минуту, впадет в бешенство, застав здесь полицию, роющуюся в его столе. «И все же, — подумала Марионетта, — хорошо, уже то, что его ярость будет направлена на кого-то другого, не на нее…» — Я полагаю, у вас есть ордер на обыск дома моего мужа? — спросила она инспектора, осмелившись встретиться с ним взглядом и несколько вызывающе подняв голову.

Он, казалось, ожидал этого вопроса, потому что посмотрел на нее слегка разочарованно.

— Разумеется, у нас есть ордер, — устало произнес он. — Так вы скажете нам, где ваш муж?

— Я не знаю, где он.

Он безразлично пожал плечами.

— Это не имеет значения. Рано или поздно мы его схватим.

Женщина почувствовала, как в ней затеплилась надежда.

— Вы собираетесь его арестовать? — осведомилась она, изо всех сил стараясь казаться безразличной.

На этот раз инспектор вгляделся в нее повнимательнее.

— Разумеется, мы его арестуем, — заверил он. — У нас хватит улик, чтобы засадить его по меньшей мере лет на двадцать.

К его удивлению, молодая женщина расплакалась. Она начала искать в сумке платок, инспектор достал из кармана свой и передал ей.

— Очень трогательно, — сухо заметил он. — Приятно знать, что у Барти есть преданная жена, которая станет навещать его в тюрьме… Жаль только, что оба вы уже сильно состаритесь, когда он выйдет.

Марионетта качала головой, спрятав лицо в складках огромного мужского платка.

— Вы не понимаете, — сказала она приглушенно. Затем внезапно, раздраженно вытерев слезы, взглянула на него, и он увидел, что женщина улыбается. Странно, он не мог вспомнить улыбку на лице этой Перетти. — Я рада, что вы его арестуете, — говорила она, — я рада…

Открылась дверь, и появился полицейский в форме.

— Миссис Мак-Куин спрашивает, не хотите ли вы чаю, — с надеждой поинтересовался он.

Инспектор все еще удивленно взирал на Марионетту. Потом повернулся к двери.

— Отлично, — проговорил он. — Я как раз собирался предложить… — он снова взглянул на Марионетту, — разумеется, если вы не возражаете, миссис Моруцци?

Она все вертела в руках платок.

— Конечно, — произнесла она, почти не слушая его. Барти сядет в тюрьму! Безусловно, она не освободится, ей все еще придется платить долг Моруцци, но, по крайней мере, избавится от мужа. Ей не придется больше жить с психопатом, не придется страшиться его гнева, его вспышек ярости, терпеть его руки на своем теле…

— Проводите миссис Моруцци в другую комнату, — приказал инспектор Дэвис второму полицейскому. — Ей, вероятно, хочется немного поболтать со своим братом.

— Спасибо, — поблагодарила она, вставая.

— Пока никуда не уходите, хорошо? — попросил он, возвращаясь к изучению бумаг на столе. — Возможно, у меня будут к вам еще вопросы.

Марионетта последовала за полицейским в холл, где ее нетерпеливо ждала миссис Мак-Куин, стараясь загладить прошлые грехи.

— Чай для всех, миссис Моруцци? — спросила она.

Марионетта рассеянно кивнула.

— Для всех. — Она толкнула дверь в гостиную и вошла.

Тони стоял, уставившись в разукрашенный электрический камин. Марионетта подошла и встала рядом.

— Здесь холодно, — заметила она. — Лучше его включить.

Брат повернулся и посмотрел на нее. Она ласково коснулась рукой его лица.

— Тони, — начала она, — ты выглядишь таким усталым… — Тут Марионетта притянула его к себе и крепко обняла, испытывая безмерное счастье от того, что снова видит его, забыв все те злые слова, которые приготовилась сказать ему при возможной встрече. Она почувствовала, как Тони сжал ее в своих объятиях, и поняла, что он близок к слезам настолько, насколько могут позволить его строгие представления о мужественности.

— Я так рада, что ты жив, — прошептала она. — Мы уже думали, что никогда тебя не увидим… Мы так по тебе скучали…

— Правда? — хрипло спросил он. — Даже папа? Я думал, он никогда меня не простит…

Марионетта немного отодвинулась от него и взглянула ему в глаза.

— Тони, — сказала она с насмешливой укоризной, легко попадая в тот дразнящий тон, каким всегда с ним разговаривала, — ведь речь идет о папе! Ты всегда был его любимцем. Не думаешь же ты, что короткое отсутствие в течение нескольких лет могло что-то изменить?

— Не знаю, — хмуро бросил Тони. — Откуда мне знать… — Он повернулся и сел на одну из излишне мягких кушеток, потирая лицо, охваченный самыми разными чувствами.

Сестра подошла и села рядом с ним, подобрав под себя ноги.

— Где ты был все это время? — задала вопрос Марионетта. — Мы представления не имели, где тебя искать…

Он пожал плечами.

— В разных местах. Какое-то время в Бранфорде. Потом в Глазго. — Он криво улыбнулся при этих воспоминаниях. — Я даже несколько месяцев пробыл на Гебридских островах. — По выражению ее лица Тони понял, что сестра не понимает. — Я работал, — объяснил он. — В основном на фабриках. Механиком. На хлопкоперерабатывающей фабрике. Даже на рыбозаводе — как раз на Гебридах.

— Ты даже открытки ни разу не прислал, — укорила она брата.

Тони покачал головой, не глядя на нее.

— Как я мог? — Он помолчал. Затем заговорил снова. — Я боялся, — признался он слегка дрожащим голосом. — Да что я говорю? — Он с горечью рассмеялся. — Я был вне себя от страха, Марионетта. Стоило Моруцци узнать, где я, и мне конец. — Он в отчаянии провел пальцами по волосам. — Но ведь ты все это знаешь, верно? — Его голос был полон ненависти к самому себе. — Разумеется, ты знаешь. Ты вышла замуж за одного из этих ублюдков. И все по моей вине.

Она взяла его руку, сжала пальцы, не зная, что сказать.

— По моей вине… — повторил он. Он со стыдом отнял у нее руку. — Ты была права, назвав меня трусом много лет назад. Я и есть трус. Я сбежал, оставив тебя расхлебывать.

— Но ты вернулся.

— Я слышал, ты куда-то исчезла. — Он говорил еле слышным шепотом. — Я подумал, они тебя убили. И решил, что теперь очередь за Марио, и тогда папе конец. Я должен был вернуться…

— Знаю, чего это тебе стоило, — тихо произнесла она.

Тони пожал плечами.

— Я пошел в участок, в отдел полиции нравов, — объяснил он. — Все им рассказал. Включая то, как я заставил ту девку изменить показания относительно убийства Сильвии. — Он смотрел в пол. — Я им сказал, что продался, — добавил Тони.

Она мягко коснулась его руки.

— И что они ответили?

— Что это уже не имеет значения, раз дело Сильвии Конти завершилось успешно, на виселицу пошел настоящий убийца, так что это дело закрыто. — Он хрипло рассмеялся. — Разумеется, не благодаря мне.

— Но ведь это так, — промолвила она. — Лино Ринальди не повесили, Тони, а это главное, о чем следует помнить. Ты сглупил… поступил неосторожно… но все уже в прошлом. Справедливость восторжествовала.

Он медленно кивнул.

— Читал в газетах, я тогда жил в Глазго. Помню, в пабе все об этом говорили, все ребята с фабрики. — Он смотрел на Марионетту, и она видела, как ему больно. — И я все думал, а вдруг они узнают, что это из-за меня едва не повесили Лино Ринальди за убийство, которого он не совершал? — Он закрыл лицо ладонями. — Я просто жил и работал, Марионетта. Даже в конце стал мастером, настолько старался. Я хотел забыть, кто я, что я сделал, — забыть все.

— Свою семью?

Он кивнул.

— Особенно семью. Я вас всех подвел. Я должен был расплатиться по долгу дедушки, а сам сбежал. Я должен был быть тебе старшим братом, присматривать за тобой, а я оставил тебя на… — Он не смог закончить фразу, сидел, уставившись в пространство. — Это было ужасно? — решился он наконец задать вопрос. — Жить здесь? Быть за ним замужем?

Ей не хотелось ни о чем рассказывать брату. Марионетта похоронила все навечно. Ее сердце пело, потому что она знала, что теперь ей никогда не придется оставаться наедине с Барти. Его посадят в тюрьму!

— Расскажи мне, как они встретили тебя, когда ты вернулся в полицию, — попросила она, чтобы сменить тему. — Расскажи, что они думали о твоем исчезновении.

Тони снова взглянул на нее.

— Они сообщили, что меня уволили из полиции, — промолвил он. — Еще сказали, что не станут выдвигать против меня обвинений, раз дело закрыто. Потом стали расспрашивать меня о делах Моруцци в Сохо, о том, что я знаю об этом. Я рассказал им все. О деньгах, которые Кармело собирает с проституток за то, что сдает им квартиры, об игорных клубах под чужими именами. О вымогательстве Барти, якобы обеспечивающего охрану, и об избиении проституток, желавших уехать из Сохо. Я рассказал им о проститутке, которая умерла от подпольного аборта, потому что Аттилио Моруцци отказался дать ей денег на приличного врача… — Его лицо искажалось нарастающим гневом и отвращением по поводу его собственного участия во всех этих делах. — Я рассказал им все, Нетта. Абсолютно все.

Ей хотелось объяснить брату, как она им гордится, хотя еще совсем недавно ненавидела его. Она гордилась, что наконец Тони набрался смелости и покаялся и теперь готов ответить за свои ошибки. Но она знала, что не может ему этого сказать, иначе он совсем сломается.

— А ты не боишься того, что могут сделать Моруцци, если узнают, что ты раскрыл полиции все их секреты? — мягко спросила она.

Брат покачал головой.

— Мне наплевать, Марионетта. Я годы провел в одиночестве, в чужих городах, спал в чужих постелях, и все это время, — тут голос его задрожал от напряжения, — все это время я хотел только одного — быть с моей семьей, вернуться в «Империал», в Сохо, к тебе, отцу и Марио. Только это имеет значение. И к черту все остальное. — Он смахнул слезу. — Сигареты нет? — Она отрицательно покачала головой. — Мне безразлично, что меня не возьмут снова в полицию, — тихо добавил он. — Я хочу спокойно жить в семье. Буду заниматься кафе. Хочу помочь тебе с клубом. Кстати, о нем много писали в газетах. Как он называется?

— «Минт».

— Вот-вот, «Минт». Я обо всем читал. О тебе и Лино все время писали в «Ньюс оф уорлд». И фотография была. Я тобой гордился, Нетта.

Он был очень близок к тому, чтобы разрыдаться. К счастью, миссис Мак-Куин выбрала именно этот момент, чтобы подсуетиться с чаем, и с гордостью водрузила поднос на стеклянный столик.

— Молоко только порошковое, — пожаловалась она. — Мне кажется, что с того дня, как вы ушли, миссис Моруцци, никто не подходил к холодильнику… Налить чай?

Марионетта покачала головой.

— Нет, спасибо, миссис Мак-Куин. Я сама управлюсь.

Женщина угодливо отступила.

— Ну, если вы так уверены, мадам… Я пойду и отнесу чай полицейским.

Она ушла. Брат ухмыльнулся, на минуту став прежним Тони.

— Мадам! — воскликнул он. — Поверить не могу, она назвала тебя мадам! — Затем посмотрел на сестру так, будто увидел ее впервые. Он обратил внимание на красную куртку и брюки, на ее манеру поджимать под себя ноги, сидя на диване.

Она разливала чай, не видя его изучающего взгляда.

— А ты изменилась, сестренка, — заметил он.

Она подняла брови.

— В самом деле?

Тони задумчиво смотрел на нее.

— Ты выросла, — наконец сказал он.

Марионетта засмеялась и передала ему чашку с чаем.

— Надеюсь! — согласилась она. — Ведь прошло столько времени.

Потом он заметил, как при улыбке поднимаются оба уголка ее рта, и понял, что это самая главная перемена. Интересно, что же случилось? Может, Моруцци заплатили за пластическую операцию? Может, они все-таки были добры к ней? Но ведь не была же она счастлива с Барти Моруцци? Мысль эта показалась ему кощунственной, и у него не хватило смелости облечь ее в слова. Тони потягивал чай, не отрывая от сестры взгляда.

— Ты хорошо выглядишь, — произнес он наконец в той ворчливой манере, в какой братья обычно говорят сестрам комплименты.

Она засмеялась.

— Я появляюсь здесь в старых брюках и чужой потрепанной куртке, а ты говоришь мне, что я хорошо выгляжу? — Она состроила ему гримасу. — Посмотрел бы ты на меня в вечерних платьях и роскошном манто, купленных Моруцци, — развеселилась она, но тут же поняла, что пошутила неудачно. Само упоминание имени Моруцци сразу портило испытываемую ими радость.

Оба уставились в камин, будто стараясь усилием воли заставить его зажечься. На улице заскрипели тормоза подъехавшей машины.

— Они все нашли, — поведал Тони, — в столе Барти, все доказательства. Полиции никогда раньше не удавалось получить ордер на обыск, но после того как я выступил с заявлением, они смогут привлечь его к ответственности.

— Знаю, — проговорила Марионетта, — мне инспектор Дэвис сказал. Я могу только благодарить за это Бога.

Тони с облегчением посмотрел на сестру. Значит, она все такая же, какой была несколько лет назад: она не стала членом семьи Моруцци, чего он очень страшился. По выражению лица Марионетты можно было понять, что мысль о заключении Барти в тюрьму принесла ей радость, не боль. Он сжал ее руку.

— Пей чай, пока не остыл, — улыбнулась Марионетта. Слов никаких не требовалось. Она встала, подошла к окну и посмотрела сквозь тюлевые занавески. — Еще одна полицейская машина. Кто-то идет по дорожке…

Они услышали, как открылась входная дверь, потом торопливый тихий разговор в холле, затем — тишина.

В дверях гостиной появился серьезный инспектор Дэвис.

— В чем дело? — спросила Марионетта, оборачиваясь к нему.

Казалось, он чувствует себя не в своей тарелке.

— Вы лучше сядьте, миссис Моруцци, — попросил он. — У меня для вас новости.

Она послушно вернулась на кушетку и села рядом с братом в полном смятении. Нет, это не папа. И не Марио. Милосердный Боже, они нашли Микки Энджела, с ним что-то случилось! Она подняла глаза на полицейского.

— Говорите, — произнесла она.

Инспектор сел в кресло около камина, глядя на нее и пытаясь представить, как женщина прореагирует на то, что он собирается ей сказать.

— Ваш муж мертв, миссис Моруцци. Его нашли с пулей в голове в служебной комнате клуба «Треже чест».

Марионетта смотрела на него, ее глаза казались огромными на бледном лице.

— Мертв? — прошептала она. — Вы уверены?

Инспектор мрачно кивнул.

— Абсолютно. — Он следил за ней, пока она осмысливала услышанное. Трудно сказать, что чувствует женщина, казалось, она сейчас потеряет сознание. Он заботливо наклонился к ней. — Как вы? — спросил он. — Может быть, дать чашку чая?

Тони Перетти встал.

— Я принесу коньяка, — решительно сказал он. — Где у вас напитки, вон там? — Он двинулся в верном направлении, нашел стаканы и занялся выпивкой, понимая, что сестра должна хоть на минуту остаться одна.

Наконец Марионетта заговорила, еле слышно, почти шепотом.

— Кто это сделал? — задала она вопрос инспектору Дэвису. — Они знают, кто это сделал?

Он вздохнул. Начиналось самое трудное.

— Боюсь, что все говорит о том, что здесь замешан ваш приятель Лино Ринальди, — проговорил он.

— Нет! — воскликнула она, и голос ее прервался. — Нет! Пожалуйста, не говорите так, только не Лино…

— Он исчез, — прямо заявил инспектор. — Похоже, сбежал с молодой женщиной по имени Пегги Уайтмор. — Он помолчал, ожидая реакции Марионетты. — Я уверен, мне не надо говорить вам, кто она такая, в газетах была ее фотография вместе с вашим мужем, — начал инспектор, но Марионетта жестом попросила его не продолжать.

— Я все знаю про Пегги, — отрезала она. — Так вы говорите, что Пегги и Лино исчезли?

Вернулся Тони со стаканом конька и протянул его сестре.

— Выпей, — велел он.

Марионетта послушно глотнула.

Инспектор встал, от всей души желая, чтобы день уже кончился и он мог вернуться домой, к жене, и чтобы она тоже налила ему коньяку.

— Для них все складывается не лучшим образом, — признался он. — Их видели до этого в клубе. Есть свидетели.

— Наверняка улики лишь косвенные, — заметил Тони, без всяких усилий, на мгновение снова становясь полицейским.

Инспектор искоса взглянул на него.

— Уж ты-то должен знать, Тони, что, если у тебя только косвенные улики, ты с них и начинаешь. Другого пути нет. — Он встал. — Вы оба можете идти, — разрешил он, — если хотите. Нам вы здесь больше не нужны. Разве только миссис Моруцци предпочтет остаться здесь.

Марионетта поежилась, но промолчала.

— Дом теперь, по-видимому, принадлежит вам, — вежливо заметил он, — так что, если вы пожелаете остаться…

— Этого мне бы хотелось меньше всего, — тихо произнесла она.

Инспектор направился к двери.

— Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. — Дверь за ним тихо закрылась.

Тони обеспокоенно взглянул на сестру.

— Нетта, — спросил он, — с тобой все в порядке? Ты не собираешься грохнуться в обморок?

Она слабо рассмеялась.

— Нет, не собираюсь. Я просто пытаюсь все осознать. Барти умер. Я вдова. Он умер.

Тони схватил ее за руку.

— Да, он умер. Разве это не замечательно? Ты свободна, Нетта! Он мертв!

Женщина с беспокойством взглянула на него.

— Я свободна от Барти, — заметила она, — но это не освобождает нас от Моруцци, верно? И Лино, бедняга Лино… и Пегги Уайтмор… ты бы видел ее, Тони, она совсем девчонка, вроде меня, и теперь вот скрывается от братьев Моруцци, боясь за свою жизнь. Барти умер, но ведь ничего не кончилось, так? — И она заплакала, разлив коньяк на кушетку, сотрясаясь от рыданий. — Когда это кончится, Тони? Когда это кончится?

Примерно через полчаса они собрались уходить. Лицо Марионетты распухло от слез. Внезапно она что-то вспомнила.

— Я должна на минуту вернуться, — сказала она брату. Прошла на кухню, где уже попрощалась с миссис Мак-Куин. Та как раз надевала фетровую шляпу перед стеклом двери черного хода.

— Миссис Моруцци, — заволновалась она, — а я думала, что вы уже ушли.

— Почти, — согласилась Марионетта. — Но я кое-что забыла…

Она вышла в сад за домом, который теперь казался заросшим и заброшенным: ели, посаженные вдоль стены, намокли от февральской сырости, головки увядших растений покачивались на резком ветру.

Марионетта позвала и подождала. Минуту ничего не было слышно, потом листья вечнозеленых растений зашуршали. Она снова крикнула, уже теряя надежду. Быстро темнело. Вдруг из темноты, путаясь в траве, вырвалась маленькая фигурка и бросилась к ней. Она наклонилась и подхватила котенка на руки.

— Невата! — И верно, это была маленькая белая кошечка, только на этот раз мокрая и грязная. Она чувствовала ее худенькое тельце сквозь свалявшуюся шерсть. — Невата, povera![46] — пробормотала она, пряча кошку за пазуху. Вскоре она услышала нарастающее мурлыканье. Значит, с Неватой, заброшенной и голодной последние несколько недель, все будет в порядке. — Ты станешь жить у нас в кафе, — сказала ей Марионетта, — ты вернешься со мной в Сохо! — С этими словами она вернулась в дом.

Через минуту любопытные соседи могли видеть, как Марионетта в последний раз вышла из дома в Масуелл-хилл. Под руку с братом, сжимая грязную кошку, она направилась прочь с этой ненавистной ей пригородной улицы, ни разу не оглянувшись. Она возвращалась в Сохо.