Ангельское личико

Глава пятая

— Марионетта, там еще один репортер, он хочет поговорить с тобой, — крикнул Марио с лестницы, ведущей в клуб.

Марионетта сидела за одним из столиков, согнувшись над газетной статьей.

— Скажи, чтобы уходил, — велела она, не поднимая головы. Девушка слышала, как Марио что-то негромко сказал, потом звякнул колокольчик — кто-то вышел. Перед ней лежали дневные газеты. Она не отрывала глаз от крупных заголовков. «Ринальди завтра повесят!» — кричал один заголовок. «Никакого милосердия к убийце проститутки!» — призывал другой.

На лестнице послышались шаги. На нижней ступеньке Марио помедлил, с беспокойством наблюдая за сестрой. Она принимала все слишком близко к сердцу и буквально обезумела от усталости. Кампания в защиту Лино Ринальди довела ее почти до сумасшествия. Портреты Марионетты появлялись во всех газетах, она давала интервью по радио, спорила с членами парламента в Вестминстере, писала бесконечные письма премьер-министру, новой королеве,[34] всем, кто мог прислушаться и изменить судьбу Лино. И все напрасно. Трудно было даже представить, что она сейчас чувствовала. Девушка вышла на публику, заставила себя говорить, оказалась храбрее многих и все равно ничего не добилась. Лино Ринальди должны были повесить на следующее утро в девять часов за убийство, которого он не совершал.

Марио подошел к столику и молча сел, взяв сестру за руку. Она с отсутствующим видом ответила на его пожатие, не отрывая глаз от газеты. Он заглянул через ее плечо. Нетта читала передовую статью в либеральной газете, ставящую под сомнение саму целесообразность смертной казни. Ему казалось, публикация служит сестре некоторым утешением, поскольку автор сочувствовал ее попыткам спасти Лино. Но горькой правдой оставалось то, что почти вся страна считала, что смерть Лино закономерна, — еще один негодяй получит по заслугам. Марио многие месяцы пришлось защищать сестру от нападок сторонников смертной казни, безумных выпадов тех, кто считал, что телесные наказания приносят пользу, сладкоречивых столпов общества, выступавших против засилья молодых и видевших в Марионетте еще один пример безмерной наглости молодежи. Ее лицо со шрамом, появившееся практически во всех газетах страны, только подтверждало подозрения этих законопослушных граждан: эта девушка, болтающаяся в Сохо среди подонков и преступников, аморальна, а этот уродливый шрам на ее лице — лишнее доказательство, что каждый получает по заслугам. Поэтому, дескать, нечего удивляться, что именно она возглавила кампанию за освобождение итальянского гангстера.

Марио незаметно оглядел стены клуба. Плакаты с итальянскими пейзажами сменили бесконечные вырезки из газет, касающиеся Лино Ринальди, начиная с ареста, суда, приговора и кончая апелляцией. «По желтизне газетной бумаги можно определить последовательность событий, — подумал он устало, — темножелтая и скручивающаяся — с сообщениями об убийстве Сильвии и аресте Лино в прошлом году, бледно-желтая и выгорающая — с новостями о приговоре, причем, на паре вырезок расползались темные пятна». Он вспомнил: это были следы драки, когда в клуб притащился пьяный и позволил себе пренебрежительное замечание насчет «ублюдков», которые получают, что заслужили. Марионетта тогда швырнула в него кофейником с горячим кофе, ошпарив ему руки и залив стену. Марио мрачно усмехнулся при этом воспоминании. Музыканты, друзья Нетты, схватили пьяного, втащили вверх по лестнице и без лишних церемоний выкинули на улицу, наказав не возвращаться, если жизнь ему дорога. Он с тех пор никогда сюда не приходил… «Странно, — неожиданно сообразил юноша, — музыкантов тоже не видно в клубе после того события».

Марио видел, что к этой коллекции скоро добавятся новые вырезки. Рядом с Марионеттой на стуле лежали ножницы. Удивительно, но даже ее одержимость по поводу судебного процесса не уменьшила популярности клуба, наоборот, народу стало еще больше. Да уж, сестра теперь знаменитость, или правильнее будет сказать, что она пользуется дурной славой? В любом случае, перспектива повидать живьем кого-то, о ком говорили по радио и писали в газетах, была слишком привлекательной для посетителей Сохо. Они валили толпами, чтобы посмотреть на Марионетту, а значит, платили за вход и за выпивку, поэтому, как это ни парадоксально, Перетти никогда еще так хорошо не зарабатывали. Люди приходили поглазеть на трагический шрам хозяйки клуба, сделать вид, что сочувствуют и интересуются делом Лино Ринальди, невнятно пообещать помощь и поддержку, но на самом деле все это были стервятники, прилетевшие клевать кровоточащие раны… «А тем временем, — огорченно подумал Марио, — наши настоящие друзья все исчезли, обеспокоенные неожиданной известностью семьи Перетти, а может, просто позавидовавшие, — трудно сказать».

Марионетта принялась вырезать только что прочитанную статью.

— Куда пропал тот музыкант, которому ты, вроде, нравилась? — спросил Марио. — Ну, тот, что похож на Дерка Богарда.

Девушка помимо воли улыбнулась.

— Не говори глупостей, Марио. Вовсе он не похож на Дерка Богарда. Ты имеешь в виду Микки Энджела?

— Да, его. Он приходил с другом. Питер, так, кажется его звали?

— Питер Трэвис. С бас-саксофоном. — Ее пальцы все еще аккуратно резали газету. — Питер, вроде бы, отправился с оркестром играть в каком-то круизе. — Последовала пауза. — А Микки Энджела, как я слышала, недавно видели в Клубе художников и натурщиц.

Марио удивленно взглянул на нее.

— Но ведь это же притон с проститутками?

Она искоса взглянула на него.

— И откуда тебе об этом знать, маленький братец?

Он ухмыльнулся.

— Вовсе не такой маленький, если ты не возражаешь! И какого черта Микки делал в этом вертепе?

Марионетта пожала плечами. Она устала. Нужно приколоть эти вырезки и успеть на автобус до тюрьмы. Миссис и мистер Ринальди попросили ее поехать с ними, чтобы попрощаться с сыном. Она страшно переживала по этому поводу. Тысячи раз перебирала в уме, что она скажет Лино, чтобы облегчить его последние часы на Земле. Какими словами можно это выразить, когда знаешь, что он идет на смерть за преступление, которого не совершал? В последние встречи ей всегда удавалось сказать что-нибудь обнадеживающее насчет апелляции, но теперь все кончено. Она не могла уже улыбнуться и произнести: «Не волнуйся, Лино, я написала еще одно письмо министру внутренних дел», или: «У меня есть петиция от группы жителей Йоркшира, тысячи людей верят, что ты этого не делал!». Больше ей нечего было сказать. Время вышло. Ее голова кружилась от усталости. Надо придумать, что бы такое положительное сообщить Лино. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о Микки Энджеле и о том, почему он ее оставил.

— Возможно, он влюбился в проститутку, — сухо предположила она.

Марио взял у нее вырезку, пару кнопок и подошел к стене, чтобы пополнить коллекцию.

— Тони говорил, что, по его мнению, Микки Энджел влюбился в тебя, — заметил он, выравнивая новую вырезку по предыдущей, заголовок которой гласил: «Дневник убийцы. Мы проследили последние действия Ринальди!»

Марионетта была рада, что брат не может видеть ее лицо.

— Ерунда, — резко проговорила она, аккуратно складывая газеты в стопку. — И вообще, мне безразлично, что думает Тони по любому поводу.

Марио повернулся, наблюдая за ее движениями. Сестра выглядела такой усталой, и уж конечно, ей сегодня не заснуть. Никому из них сегодня не заснуть.

— Вы не можете так дальше продолжать с Тони! — воскликнул он. — Вы же брат и сестра! Я не понимаю тебя, Марионетта, как ты можешь не разговаривать с собственным братом многие месяцы?

Девушка не ответила. Марио понятия не имел о том моральном долге, который висел на семье Перетти. Когда дедушка мирно умер во сне, удовлетворенный, что успел передать свою последнюю волю семье, Томмазо уговорил своих старших детей ничего не говорить Марио об их отношениях с Моруцци. В результате постоянная напряженная атмосфера в доме, стена молчания, возникшая между Антонио и Марионеттой, безмерное отчаяние отца — все это, с точки зрения Марио, явилось следствием необъяснимого вовлечения семьи в расследование убийства Сильвии Конти и мрачной решимости Марионетты вызволить Лино во что бы то ни стало. Он не мог понять, почему смерть проститутки, пусть и бывшей подруги Марионетты, разрушила всю их жизнь. Семья распадалась, все ссорились, а он был не в состоянии выяснить причину.

Марио вздохнул. Какой бы ни оказалась эта причина, он видел, что сестра слишком устала, чтобы даже говорить.

— Надевай пальто, — ласково попросил он. — Я сам здесь все уберу.

Благодарная Марионетта взяла пальто. Прошла к двери, ведущей во двор, и вышла под серое унылое небо, мрачно висящее над Сохо. Для поездки в тюрьму Уондсуорт ей понадобится зонтик.

Под ступеньками пожарной лестницы, с которой стекала вода, она заметила Беллу, свернувшуюся в клубочек на сухом месте и не замечающую отвратительной февральской погоды. Уже стемнело, и, как обычно, Марионетта услышала стук кастрюль в кухнях ресторанов и кафе на Дин-стрит, где повара и официанты готовились к вечеру. Странно было думать, что завтра в это время все будет так же, как заведено: крики повара в ресторане «У Дженнаро», взрывы женского смеха у Бианки, громкие звуки радио в баре «Италия» — жизнь пойдет своим чередом, только Лино будет уже мертв.

Марио присоединился к ней у двери, надевая пальто, и взглянул на дождь.

— Мерзкая погодка, — начал было он.

— В это время завтра… — пробормотала сестра.

Он сжал ее руку, не находя слов.

— Ты опоздаешь на автобус, — наконец нашелся юноша.

Она стояла, пока брат запирал дверь.

— Даже не верится, насколько тихим будет завтра Сохо, — заметил он, вешая замок.

— Тихим? — Марионетта уже поднималась по ступенькам к кафе, не слишком прислушиваясь к его словам.

— Все закрываются, разве ты не знала?

Она остановилась и повернулась к нему.

— Из-за Лино?

— Я думал, что говорил тебе. — Он последовал за ней по ступенькам. — «Изола Белла», очевидно, закрывается в знак уважения к Лино, потому что он там работал. Но потом выяснилось, что он работал еще в паре ресторанов, так что и они тоже присоединяются. — Они вошли в темноту пустого кафе, которое закрылось часа два назад. — Ну, слухи поползли, — продолжил Марио, — и постепенно все итальянские кафе и рестораны в районе решили завтра не открываться. И не только итальянские, греческий ресторан тоже, и молочная «Уелш».

Марионетта, стоящая у дверей кафе, не могла сдержать слезы. Она не должна плакать, но люди не переставали удивлять ее своей добротой. Она почувствовала себя виноватой, что в то время, как ее друзья в Сохо готовились отдать дань уважения Лино, она металась между тюрьмой и адвокатом, выступала в качестве переводчицы для родителей Лино, едва говоривших по-английски, посещала Лино в тюрьме и не замечала, что происходит на ее собственном пороге. Девушка почувствовала смертельную усталость и неожиданно опустилась на ближайший стул. Обеспокоенный Марио встал около нее на колени.

— Давай я найду такси, чтобы доехать до тюрьмы, Нетта. Сегодня ты не сможешь ехать на автобусе, уж очень плохая погода.

Она уже хотела упрямо покачать головой, но увидела в полутьме его беспомощное и взволнованное лицо. Брат хочет помочь, поняла она, но не знает, как к ней подступиться.

— Я заплачу, — говорил он, быстро засовывая руку в карман, — я вчера пел и много денег заработал…

Девушка с упреком посмотрела на него.

— Ты опять где-то шлялся, Марио?

Он усмехнулся.

— Мне нравится. Дело того стоит, пока отец не знает. Вот, возьми. — Он совал ей в руку бумажку в десять фунтов. — Пожалуйста, Нетта. Пожалуйста.

Она взяла деньги и быстро поцеловала его в щеку.

— Спасибо, — поблагодарила она тихо.

— Не выходи на дождь. — Марио старался скрыть свое смущение под деловитостью. — Я найду такси. — Он открыл дверь и исчез.

Марионетта потерла глаза и осталась тихо сидеть, осматриваясь вокруг. Кафе выглядело несколько обветшавшим, веселые красные, белые и синие краски поблекли. Какой бессмысленной сейчас казалась эта демонстрация патриотизма. Несколько дней назад похоронили короля, и весь Лондон погрузился в печаль. Девушке казалось, что все последние события она запомнит навсегда, они так и останутся в ее памяти странными маленькими виньетками: похороны Сильвии, на которые почти никто не пришел; увиденный на экране маленького телевизора, купленного Тони, гроб с телом короля, который везли в часовню в Виндзоре; полные отчаяния глаза Лино, когда его уводили в тюрьму и он кричал: «Я этого не делал! Я этого не делал!»; виноватое и вызывающее лицо молодой проститутки на свидетельском месте, дающей ложные показания о том, что она видела, как Лино пырнул ножом Сильвию: «Я его видела! Он подкрался к нам сзади!». Все вертелось в памяти Марионетты, как в калейдоскопе, как в фильме, который крутили на бешеной скорости.

Она устало поднялась и подошла к двери, прижав лоб к стеклу. Нечего удивляться, что Марио трудно поймать такси: грохот дождя по крышам и окнам усилился, и проезжающие машины выплескивали на тротуар волны воды. Девушка видела, что напротив, в дверях клуба «Трипл X», стоит какой-то человек, и подумала, что он, наверное, тоже ловит такси. Но человек неожиданно перебежал дорогу и направился прямиком к двери их кафе, склонив голову, защищаясь от дождя. Она не успела запереть замок, как он открыл дверь и вошел. На плечах его плаща блестели капли дождя. Марионетта узнала Кармело Моруцци; из-под полей шляпы виднелась черная повязка.

— Привет, — поздоровался он. — Отец здесь?

— Убирайтесь, — произнесла Марионетта дрожащим голосом. — Убирайтесь!

Кармело прислонился к дверному косяку и вежливо улыбнулся ей.

— Уж очень неприветливо вы меня встречаете, — заметил он, — особенно если учесть столь долгие отношения между нашими семьями.

— Я хочу, чтобы вы ушли, — попросила она, боясь, что не справится с собой, с теми чувствами, которые охватили ее при виде врага именно в этот вечер. А ей казалось, что эти чувства давно и навсегда похоронены.

Мужчина снял шляпу и пригладил волосы. «Он очень похож на своего отца, — почему-то подумала Марионетта. — Те же сильные черты, та же жесткая линия рта. Интересно, — мелькнуло у нее в голове, — как он потерял глаз?»

— Пожалуйста, — повторила девушка. — Пожалуйста, уходите. Иначе я сделаю что-нибудь, о чем потом буду жалеть.

Он поднял бровь.

— Вот это уже интересно. Вероятно, мне стоит тут побыть, чтобы узнать, что вы имеете в виду.

У нее мелькнула мысль подойти к стойке и взять нож для резки хлеба. Эта мысль настолько позабавила Марионетту, что она едва сдержала смешок. Смех, да и только. Она пойдет на эшафот вслед за Лино, и за что? За убийство одного из Моруцци!

— Если вы пришли сюда позлорадствовать, я не в силах вам помешать. Но если вы и в самом деле желаете поговорить с отцом, то найдете его дома. Хотя я вам не советую появляться в нашем квартале. Люди уже готовы линчевать вас и вашу семейку.

Кармело усмехнулся, представив себе толпу линчевателей, ждущих его в тесных квартирках квартала Сент-Джеймс.

— Не беспокойтесь, — заверил он, — у меня нет желания навещать вашего отца на дому. Пожалуй, вы сойдете. — Он взял пепельницу с ближайшего столика и повертел ее в руках. — Просто передайте. Аттилио надеется, что ваше кафе завтра будет открыто. Мы слышали, что некоторые не собираются открываться.

Марионетта во все глаза смотрела на него.

— Верно, — произнесла она. — В знак уважения к Лино Ринальди.

Он осторожно поставил на место пепельницу.

— Нас не интересуют знаки уважения к убийце дешевой проститутки, — отрезал Моруцци. — Мы хотим, чтобы кафе «Империал» завтра работало.

Марионетту охватил гнев. Это уж слишком.

— Вы не можете заставить нас открыть кафе, — сказала она.

Он подошел поближе, внимательно изучая ее лицо в тусклом свете неоновой вывески.

— Вы забыли, — мягко произнес мужчина, — что я хозяин вашего отца. — Он дотронулся до ее щеки. Девушка вздрогнула и отшатнулась. — Мы с вами похожи, не так ли? — заметил он добродушно. — Оба со шрамами, оба не так хороши, какими были когда-то. — Он насмешливо вздохнул. — Сохо! Что за место, а? Никогда нельзя знать заранее, кого порежут следующим, так ведь?

Звон колокольчика возвестил об его уходе. Как раз в этот момент к кафе подъехало такси, и оттуда вылез довольный Марио. Он не заметил высокой фигуры Пирата, который прошел мимо, согнувшись и улыбаясь про себя.

Тюремщик зевнул и потянулся. Ночь предстояла длинная. Никто в тюрьме не любил такие события, потому что и другие заключенные нервничали и трепали нервы тюремщикам. Молодая женщина в зеленом пальто зашевелилась и открыла глаза, но затем быстро заснула, положив голову на руки, сложенные на столе.

— Теперь уже скоро, мисс, я так думаю, — проговорил он и сразу же пожалел о своих словах. Лучше не упоминать о времени, потому что каждая минута приближала их к девяти часам утра, когда виселица сделает свое дело. Незаметный маленький человечек, который выполнял эту самую грязную работу в стране, уже находился в здании тюрьмы, занимаясь подготовкой к тому, чтобы приговор был приведен в исполнение как можно быстрее и безболезненнее.

Молодая женщина за столом провела рукой по еще мокрым от дождя кудрям. Тюремщик узнал ее, он видел ее портрет в газетах. «Страшный шрам», — подумал он. Она явно была очень хорошенькой до того, как ее порезали бритвой. Как и многие другие, тюремщик мельком прикинул, не являлась ли эта девушка подружкой Ринальди. В интервью она это отрицала, но зачем тогда, черт побери, так суетилась? Она утверждала, что была подругой убитой проститутки, но тюремщик считал, что дело не только в этом.

— Смешные они, эти итальянцы, — мрачно заметила вчера его жена, работая утюгом. — Все у них не так, как у нас, британцев. Никакой морали…

За дверью в коридоре послышалась какая-то возня. Служащий открыл дверь и тут же шагнул вперед, чтобы поддержать плачущую женщину, когда она переступила через порог. Это была мать Ринальди. На нее было страшно смотреть. Он помог ей сесть на стул, который освободила эта девица Перетти, потом вежливо постоял рядом, пока обе женщины рыдали. Отец Лино Ринальди беспомощно поворачивал в руках шляпу, лицо пустое, плечи опущены.

— Пожалуйста, сэр, присядьте на минутку, — предложил другой тюремный служащий, пододвигая стул. — Вам можно еще не уходить, если вы хотите…

Отец Лино повернулся к девушке и спросил ее о чем-то по-итальянски, та ответила тихо, успокаивая его и вытирая слезы с лица. Она, похоже, уже немного пришла в себя от шока при виде убитых горем стариков. Потом поговорила с рыдающей женщиной, ласково гладя ее по щеке. Женщина перестала плакать и доверчиво смотрела на девушку. Они разговаривали по-итальянски, затем Перетти встала.

— Мистер и миссис Ринальди сейчас уходят, — сказала она. — Не могли бы вы помочь им найти такси? Мне бы не хотелось, чтобы на них налетели репортеры у ворот. — Она держала банкноту в пять фунтов, но комендант тюрьмы, вошедший в комнату и услышавший ее слова, вежливо покачал головой.

— Не беспокойтесь, мисс Перетти, — произнес он. — Я за всем прослежу. А теперь, если вы готовы?..

Молодая женщина обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на убитых горем стариков. Она поцеловала обоих, затем повернулась и вышла из комнаты, все еще сжимая в руке мокрый шарф, который сняла, когда вошла в тюрьму.

Марионетта последовала за комендантом по розовато-желтому коридору. В тюрьме было очень тихо. Она слышала, как гулким эхом отдаются их шаги, и подумала, прислушиваются ли к ним другие заключенные, сидя в своих камерах и думая о Лино Ринальди.

— Сюда, мисс Перетти. — Комендант показал на дверь. — Я буду здесь, если вы, уходя, пожелаете меня видеть.

Марионетта попыталась ему улыбнуться. Во время всей этой длинной и мучительной истории он вел себя достойно и справедливо.

— Спасибо, — поблагодарила она, — но я не думаю, чтобы мне понадобилось…

Она вошла в комнату. У дверей стоял охранник. Он с напряженным видом кивнул девушке. Эти последние прощания начали на него плохо действовать. За стеклянной перегородкой сидел Лино. Марионетта попыталась улыбнуться. Лино смотрел на нее серьезно и печально. Он медленно поднял руку и прижал ее ладонью к стеклу. Девушка прошла через комнату и села на приготовленный для нее стул. Она тоже подняла руку и прижала ее к стеклу в том месте, где держал руку Лино. Его ладонь казалась несравнимо больше и шире.

— Привет, — поздоровалась Марионетта.

— Привет.

Они помолчали.

Два охранника, стоящие с разных сторон стеклянной перегородки, обменялись взглядами. Этот визит, возможно, не будет таким душераздирающим, как предыдущий. Было ясно, что и Лино, и Марионетта твердо решили не распускаться.

— Еще не все потеряно, Лино, — наконец произнесла она. — У меня есть ниточка к людям, которые появились на месте убийства сразу, как оно произошло. Это в Кенсингтоне. Отсюда я тотчас еду к ним.

Лицо Лино повеселело.

— Ты думаешь, они согласятся дать показания?

Она отвернулась, боясь встретиться с ним взглядом.

— Трудно сказать…

Разумеется, сказать было вовсе нетрудно. Ни один из свидетелей преступления не дал показаний после ареста Лино. Моруцци могущественны, а пресса быстро просветила всех по поводу того, что Сильвия Конти работала на братьев Моруцци. И Марионетта, и Лино знали, что они едва ли передумают в последний момент, но оба продолжали играть в эту игру, чтобы совсем не упасть духом.

— И комендант говорит, что казнь можно отменить в последнюю минуту, — проговорил Лино.

Марионетта кивнула, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Она не должна плакать, во всяком случае, не сейчас, когда Лино ведет себя так мужественно. Они немного поговорили о всяких пустяках — воспоминаниях детства, годах, проведенных в маленькой школе в Сохо, церковных занятиях в церкви Святого Патрика, друзьях Лино по ресторану. Постепенно разговор иссяк, и они замолчали. Затем Лино наклонился и прижался лбом к стеклу.

— Ты ведь знаешь, что я невиновен, Марионетта, — сказал он.

Она судорожно кивнула.

— Не только я… — Она пыталась подбодрить его. — Тысячи людей. Ты бы удивился, Лино…

Он покачал головой.

— Нет, я хочу сказать, ты ведь действительно знаешь это, — повторил он, стараясь не распускаться. — Ты знаешь, как я относился к Сильвии.

Она кивнула, не доверяя своему голосу.

— …и какая она была хорошая, какая милая… — Лино замолчал, закусив губу, но потом продолжил, сдерживаясь из последних сил. — Знаешь, она их никогда не целовала, — сказал он.

— Что? — Марионетте на мгновение показалось, что он все же сошел под конец с ума.

— Сильвия. Своих клиентов. Она никогда не разрешала им целовать себя в губы. Только мне. Я был единственным, кто когда-либо целовал ее в губы.

Девушка молчала, переживая услышанное и не находя слов.

— Я ухожу с чистой совестью, Нетта, — произнес он. — И ради Сильвии я уйду с высоко поднятой головой.

Она снова кивнула, закусив губу, не в состоянии дать ответ. И разве слова могут чем-нибудь помочь? Нетта прижала свой лоб к стеклу, и они с Лино оказались друг напротив друга, как в зеркале, — брови вместе, ладони вместе. Но шагнуть вдвоем в чудесное Зазеркалье было не дано — их разделяло пуленепробиваемое стекло…

— Спасибо тебе за все, Нетта, — сказал он.

— Prego.[35] Но я ничего не сделала, Лино.

— И ты сейчас поедешь в Кенсингтон? Чтобы поговорить со свидетелем?

Она кивнула, натягивая перчатки.

— Я уверена, что-нибудь случится, — прошептала она, делая вид, что целиком занята перчатками. Оба знали, что прощаются навсегда.

— Мне пора идти, — произнес Лино.

Это была явная ложь, но охранник с его стороны перегородки послушно поднялся, приготовившись отвести заключенного в камеру смертников. Лино немного постоял, глядя на хрупкую фигуру Марионетты.

— Присмотри за моими мамой и папой, — попросил он.

Она кивнула, по ее лицу ручьем текли слезы.

— Мне надо идти, — повторил юноша, тщетно пытаясь улыбнуться, — меня там ждет священник. — Он коротко кивнул охраннику, и, не успела Марионетта поднять глаза и что-то сказать, как Лино Ринальди вышел из комнаты.

Она осталась стоять (ни одной мысли в голове), все еще разглаживая перчатку и уставившись на пустой стул, где только что сидел Лино.

— Прошу, мисс, — позвал ее тюремный охранник у дверей.

Комендант стоял там, где она его оставила.

— Мне очень жаль, но я должен сообщить вам, что звонил мистер Хаскелл.

Марионетта с упавшим сердцем подняла голову. Джон Хаскелл был адвокатом, защищавшим Лино в суде, который работал без устали вместе с Марионеттой, чтобы найти повод для апелляции. Комендант говорил тихо, зная, что слова его нанесут ей сокрушительный удар.

— Тот человек в Кенсингтоне, он передумал. Говорит, ему нечего сказать.

Ничего не видя перед собой, девушка повернулась и вышла.

У тюрьмы собралась толпа. Такси продвигалось с трудом, водитель ругался, потому что люди стучали по капоту и кричали что-то нечленораздельное. Марионетта тупо смотрела вперед, ослепленная вспышками блицев, не слыша выкрикиваемые вопросы: «Вы его видели?», «Как насчет последних слов?», «Он сознался?». Неожиданно толпа осталась позади, и машина устремилась по залитой водой дороге. Марионетта оглянулась. Странная, не от мира сего сцена, освещенная яркими прожекторами бригады киношников. Флаги в знак протеста против смертной казни вперемежку с плакатами, утверждающими невиновность Лино. «Сотни людей пришли сюда под дождем, — удивленно подумала девушка, — и все незнакомые». Она смутно слышала звуки церковного гимна, плывущие по темной улице. Такси свернуло на боковую дорогу и набрало скорость.

— Брюер-стрит, верно, мисс? — Водитель незаметно наблюдал за своей пассажиркой в зеркале заднего вида. Ребята в парке ни за что ему не поверят — он вез эту девку со шрамом! Она смотрела в окно и не ответила. Пожав плечами, он повернул машину в сторону Сохо.

— Приехали!

Марионетта, вздрогнув, пришла в себя. Она потеряла всякое ощущение времени.

Такси остановилось на Брюер-стрит напротив их дома. Мостовая блестела в свете фонаря, все еще мокрая, хотя дождь уже кончился.

Марионетта вылезла из такси. Она так устала, что готова была разрыдаться.

— Сколько?

Водитель отрицательно покачал головой.

— За счет заведения, детка. — «И дело того стоит», — решил он, прикидывая, сколько наболтает там, в таксопарке. «Крутая сучка, — скажет он, — и глазом не моргнула, и слезинки не уронила. Сидела холодная, как лед, в окно смотрела. Неплохие ножки, кстати…»

— Вы очень добры, — растроганно поблагодарила Марионетта.

Такси уехало. Девушка немного постояла. Отсюда ей были слышны звуки музыки, доносящиеся через крыши из театра «Уиндмилл». По другой стороне улицы одноногий человек, показывающий фокусы с тремя картами около кондитерской мадам Валери, направлялся, хромая, в кабак. Он кивнул Марионетте, это случилось впервые, до этого всегда делал вид, что не замечает ее. Девушка удивилась и подняла руку в знак приветствия. Он скрылся в таверне «Грин корт». Марионетта подняла голову. В их квартире горел свет. Она была уверена, что так и будет, но в душе молилась, чтобы произошло чудо. Поскольку не знала, как она справится, если Тони окажется дома. Невозможно будет сдержаться, когда часы отсчитывают последние минуты жизни Лино…

Кто-то позвал ее по имени и выступил из тени подъезда. Марионетта вздрогнула, уверенная, что это Кармело Моруцци снова пришел ей угрожать, но черной повязки не было видно, как и широкополой гангстерской шляпы. При свете уличного фонаря она с изумлением узнала Микки Энджела.

— Марионетта, я должен с тобой поговорить…

Несмотря ни на что, сердце ее часто забилось, и она ничего не могла с ним поделать. Признавшись самой себе, какое действие оказывает на нее Микки, девушка разозлилась.

— Уходи! — отреагировала она излишне резко. — Не сейчас, Микки, только не сейчас… — Проскользнула мимо него и пошла к воротам, спиной чувствуя, что Микки идет за ней. Она мельком заметила мокрые волосы и промокший плащ. Скорее всего, он торчит тут уже несколько часов.

— Это важно, Марионетта, послушай меня… У меня есть новости…

— Ничего не хочу слышать! — Она захлопнула ворота как раз вовремя. Микки Энджел остался стоять с другой стороны, глядя на нее сквозь прутья решетки, словно это была ужасная пародия на недавнюю сцену в тюрьме Уондсуорт. Марионетта взяла себя в руки. Лино скоро умрет, а она тут стоит, борясь с приступом радости, вызванным у нее появлением этого странствующего музыканта, после того как он пренебрегал ею несколько недель!

— Уходи, Микки, — попросила она.

— Марионетта, ты только послушай…

Она повернулась, быстро вошла в здание и стала подниматься по лестнице. Как смел он показаться здесь именно сегодня! И все же, когда Микки произносит ее имя, в груди что-то переворачивается…

На площадке первого этажа торчала миссис Рокка. Марионетта прошла мимо, ей было все равно, грубо она себя ведет или нет. Ей лишь хотелось закрыть за собой дверь, уйти от всех, хотелось, чтобы вся семья исчезла, дав ей возможность провести ночь в тишине, не стараясь ради кого-то казаться бодрой.

У дверей квартиры ждал Марио.

— Я поставил чайник, сестренка, — сказал он.

В гостиной Томмазо смотрел телевизор. Джилберт Гардинг исходил сарказмом в своей передаче «Мое мнение». Тони сгорбился в старом дедушкином кресле, его куртка констебля была перекинута через спинку. Он делал вид, что тоже смотрит, но на самом деле сидел, уставившись в пространство, и курил. Когда вошла сестра, он встал и ушел в спальню, забрав с собой сигареты и захлопнув дверь.

Марио исподтишка обменялся взглядом с отцом.

— Значит, чай будем пить втроем, так? — спросил он.

Они молча смотрели телевизор, радуясь, что он отвлекает их от грустных мыслей. Тони продолжал скрываться в спальне. Когда подошло время новостей, Марионетта отправилась на кухню приготовить еще чаю, чтобы не видеть того портрета Лино, который все время показывали по телевизору. Равно как и плохую фотографию Сильвии, стоявшей на ярком солнце у входа в ресторан и смеявшейся, отчего ее лицо казалось пустым и бездумным. Когда Нетта наливала чай, то расслышала, как комментатор подтвердил, что казнь состоится в намеченный час. Она на секунду замерла, глядя перед собой. Умереть так бессмысленно, быть наказанным за то, чего не совершил, не мог совершить… Неожиданно ей вспомнилось лицо Аттилио Моруцци, его холодная улыбка, свойственная всем братьям из этой семьи. По непонятной причине лицо слегка изменилось и превратилось в лицо Микки Энджела, и в течение пугающей секунды оно улыбалось ей той же бесчувственной улыбкой. Телевизионный комментатор перешел к обсуждению вопроса об отмене удостоверений личности. Марионетта, встряхнувшись от видений, взяла поднос и направилась в гостиную. Ей оставалось только молиться за спасение души Лино и молить Бога, чтобы он простил ее брата, который знал, что Лино невиновен…

В одиннадцать часов прозвучал национальный гимн, возвестивший окончание передач. Томмазо встал, преувеличенно сильно потянулся, зевнул и сказал:

— Bene, я пошел укладываться…

Глаза Марионетты все еще были прикованы к постепенно исчезающей белой точке в центре экрана. Отец нерешительно подошел к ней.

— Ты спать собираешься, Нетта? — спросил он.

Она спала в углу гостиной на раскладушке, которую каждый вечер вытаскивали из-под дивана. Девушка отрицательно покачала головой, продолжая сидеть.

— Я думаю, что посижу. Знаю, мне не заснуть, так уж лучше останусь здесь.

Отец постоял, не зная, что сказать, и не желая оставлять дочь одну.

— Хочешь, я посижу с тобой? Если ты скажешь…

— Нет, — решительно возразила Нетта. — Я лучше побуду одна.

Он печально пожал плечами.

— Если так… Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Она все еще отказывалась встречаться с ним глазами, говорила глухо, но вежливо.

— Я буду молиться за Лино, — произнес он.

Она не ответила.

У двери в спальню отец обернулся.

— Слушай, Нетта, я знаю, что ты чувствуешь по поводу меня, дедушки и Тони…

Марионетта мрачно покачала головой, наконец взглянув на него. Марио беспокойно зашевелился в кресле.

— Ты никогда не узнаешь, что я чувствую, — огрызнулась она. — Никогда.

Томмазо снова было заговорил, но она предупреждающе подняла руку.

— Пожалуйста, папа. Не сегодня. Мне этого не вынести. Пожалуйста.

Он понурил голову, открыл дверь в спальню и вошел туда. Марионетта вздохнула. Пропасть между ней и отцом все росла, и не в ее силах было этому помешать. Из-за какого-то смешного обещания, данного пятьдесят лет назад, завтра повесят человека, и Перетти ответственны за его неминуемую смерть не меньше, чем Моруцци. Она умоляла отца забыть об обещании, данном дедушке. Ведь важно то, что случится в будущем, убеждала она его, а не какая-то глупая вендетта многолетней давности, существовавшая совсем в другое время в другой стране. Но отец был непреклонен. Их семья дала Моруцци обещание. Оно должно быть выполнено, и Тони, как хороший сын, выполняет это обещание, причем сам платит за это высокую цену… Они спорили, пока оба не устали. После этого последовало упорное молчание. Они не могли найти общего языка, потому что Марионетта боролась с тем презрением, какое вызывали у нее отец и брат. Разве сумеет она когда-нибудь простить своего отца? Разве сможет она снова смеяться вместе с Тони и относиться к нему, как сестра к брату. Слава Богу, что у нее есть Марио, единственный, кто остался незапачканным в их несчастной замаранной семье. Словно почувствовав, что она думает о нем, Марио нервно поднялся.

— Хочешь еще чаю, сестренка? Какао? Еще чего-нибудь?

Марионетта нашла его руку и с благодарностью сжала.

— Иди спать, Марио. Ты просто ангел. Но мне хочется побыть одной.

Он нерешительно остановился.

— Я… я встану пораньше, чтобы побыть здесь с тобой до девяти часов… — начал он, с трудом произнося слова, касающиеся того страшного часа, который станет для Лино последним.

Марионетта кивнула и жестом отослала его спать. Сначала еще предстояло пережить ночь.

Ей снова приснился сон. На ниточках плясала марионетка с застывшей нарисованной улыбкой на деревянном личике. Но когда Марионетта посмотрела вниз, то с ужасом обнаружила, что красная фланелевая юбка, изящный кружевной фартук и бархатный корсаж надеты на ней, и что эта кукла — она сама. Она попыталась высвободиться, но чем сильнее старалась, тем больше запутывались нитки, тем быстрее она плясала…

Марионетта с трудом стряхнула сон. Сквозь занавески на окне пробивался свет, и с улицы слышался грохот тележки молочника. Половина шестого. Она спала всего несколько минут. Девушка с усилием поднялась и потянулась, злясь на себя. Как могла она задремать? Она должна сосредоточиться, мысленно связаться с Лино, дать ему силы и мужество…

Девушка подошла к окну и открыла его, спугнув голубя, который приземлился на подоконнике, чтобы осмотреть Сохо сверху. Она резко вдохнула холодный воздух, почувствовав приятное ощущение прохлады на щеках.

Может быть, Лино спит. Видимо, они дали ему что-нибудь: таблетку, глоток бренди, чтобы облегчить последние часы. Ниже по улице из подъезда вышла девушка, макияж весь смазан, вечернее платье помято. Она не подняла головы и не увидела Марионетту, наблюдавшую за ней с третьего этажа. Сонно улыбаясь самой себе и шатаясь на высоких каблуках, девушка пошла по улице в поисках такси. Марионетта следила за ней без всякой зависти. Кто она, шлюха? Актриса? Или просто девица, ищущая развлечений? «Мы примерно одного возраста, — подумала она, — но такое впечатление, что живем на разных планетах». Девушка исчезла за углом, направляясь к Шафтсбери-авеню.

Марионетта закрыла окно. Осталось меньше четырех часов…

Она подошла к стоящему в углу радио, включила его, покрутила ручки, настраиваясь на местный канат, убавила звук, чтобы не разбудить своих домашних, которые спали в соседней комнате. Послышалось привычное бормотание комментатора, читающего сводку погоды. Марионетта устало прошла в кухню… Ветер до пяти баллов, Фишер, Герман Байт… Надо выпить чашку кофе.

Неожиданно рука ее замерла на чайнике. С бьющимся сердцем, боясь пошевелиться, она стояла и слушала, как парализованная.

— …Казнь Лино Ринальди, официанта из Сохо, приговоренного к повешению сегодня утром за убийство проститутки, отложена, — безразличным голосом вещал диктор Би-би-си. — В связи с возникшими в течение ночи новыми данными. Министерство внутренних дел сделало следующее заявление…

Марионетта почти не разобрала то, что диктор сказал дальше. Она стояла, пораженная, стараясь осознать услышанное. Неужели это правда? Разве еще случаются чудеса? Лино в самом деле останется жить? Она импульсивно повернулась к небольшой статуэтке Мадонны на комоде, которая принадлежала ее матери.

— Grazie, madonna mia,[36] — пробормотала она, взяла статуэтку в руки и поцеловала. Затем побежала за пальто. Лино не умрет! Когда часы пробьют девять, Лино не будет болтаться на веревке, не замолкнет навсегда и сможет доказать свою невиновность!

Толком не соображая, что делает, куда направляется, Марионетта сбежала по ступенькам лестницы, громко стуча каблуками. Она не знала, чего ей больше хочется — плакать или смеяться. Услышав, как в кармане звенят монеты, девушка решила пойти в телефонную будку на Арчер-стрит и позвонить в тюрьму.

Ей нужно подтверждение от коменданта, чтобы он сам сказал, что это правда, что исполнение приговора Лино действительно отложено.

В темноте подъезда она едва не упала, споткнувшись обо что-то. Там кто-то спал, закутавшись в пальто. Человек зашевелился, застонал и потянулся к стене, чтобы найти опору.

— Простите, я вас не заметила… Ой! — воскликнула Марионетта. Из-под пальто появилось сонное смущенное лицо Микки Энджела. Он широко открыл глаза, узнал ее и поднялся на ноги.

— Микки! Что ты здесь делаешь? — Она схватила его за рукав, внезапно до конца осознав только что услышанное. — Лино… исполнение приговора отложили, Микки! Его не повесят… Я только что слышала по радио…

— Я знаю, — произнес он к ее удивлению. Она замолчала и уставилась на него.

— Ты знаешь?

Он кивнул и потер глаза.

— Я пытался это сказать тебе ночью, я знал, что появился шанс… — Он стоял, прислонившись к стене, лицо серое и усталое, воротник рубашки помят. — Там есть еще другая девушка, тоже проститутка. Ее зовут Тереза… Я хотел вчера… — бормотал Микки. Он еще не совсем пришел в себя. От сна в неудобном положении на ступеньках лестницы тело затекло.

Марионетта едва сдерживалась.

— Давай же, Микки, расскажи мне! Какая девушка? Что случилось? Да рассказывай же!

Он снова сел на ступеньки и провел рукой по волосам. Марионетта расположилась рядом, плотно запахнувшись в пальто.

— Эта девушка, — начал он, — ее зовут Тереза, согласилась дать показания. Она видела, что произошло, Марионетта. Она была там.

Марионетта удивленно воззрилась на него.

— Там? Ты хочешь сказать, она присутствовала при убийстве?

Он покачал головой.

— Не совсем. Но она была с Сильвией в клубе до того, как это произошло. И говорит, что Уолли Уоллас орал на Сильвию, обезумев от ревности к Лино, кричал, что она никогда больше не увидит Лино, что она не должна встречаться с ним после работы, иначе он не отвечает за последствия.

Марионетта пыталась осознать услышанное, мозг ее бешено работал.

— Ты хочешь сказать, что Уолли убил ее не по приказу Барти Моруцци?

Микки мрачно потряс головой.

— Нет, ему никто не приказывал. Он был от нее без ума, во всяком случае, так утверждают все проститутки в клубе «Гранада». Ему полагалось управлять этим клубом по поручению Моруцци, но он целыми днями следил за Сильвией, чтобы знать, с кем она проводит время. Лино он ненавидел. Так что Уоллас убил ее из ревности.

Пораженная Марионетта молча сидела, поджав колени и положив на них подбородок.

— А эта проститутка, — наконец заговорила она, — с чего это вдруг согласилась говорить? Если все проститутки в клубе знали про Уолли и про то, как он ревнует, почему тогда только одна решила выступить против Моруцци? И где она была раньше? Почему до сих пор не объявилась?

Микки явно чувствовал себя неловко. Он порылся в кармане, нашел сигарету и закурил. Марионетта недоуменно наблюдала за ним. Затем постепенно до нее начало доходить.

— Эта Тереза, — произнесла она, — ты ее случайно не знаешь, Микки?

Микки затянулся сигаретой. Потом кивнул.

Марионетта молча восприняла это известие. Потом спросила с некоторой прохладцей в голосе:

— Каким же образом тебе удалось уговорить эту… девушку… сказать правду и бросить вызов целому семейству Моруцци?

— Очевидно, благодаря моему личному обаянию, — сухо ответил он.

Некоторое время они сидели молча. В квартире выше этажом заплакал ребенок.

— Мне надо позвонить коменданту тюрьмы, — прервав паузу, сказала Марионетта. — Не могу поверить, что это правда.

— Правда, правда, — устало заверил ее Микки. — Никуда не надо звонить. Я хотел рассказать тебе еще ночью, но ты не стала меня слушать.

— Прости, — засмущалась она.

Казалось, все уже сказано. Она встала, засунув руки глубоко в карманы пальто. Неожиданно почувствовала, что замерзла.

— Я лучше вернусь, — проговорила она. — Смогу пару часов поспать, а уж потом поеду в тюрьму…

— Правильно. — Микки явно испытывал неловкость. Похоже, ему хотелось что-то сказать, но он никак не мог.

Самым невероятным было то, что Марионетта ни о чем не могла думать, кроме того, что он связался с проституткой. Почему-то это даже уменьшало ее радость по поводу Лино. Она начала подниматься по ступенькам, потом обернулась. Микки все еще стоял на том же месте, подняв лицо и наблюдая за ней.

— Спасибо, — наконец произнесла девушка, продолжая подниматься.

Микки подождал, пока она скрылась из виду, затем повернулся и вышел на улицу.

Радиоприемник в квартире все еще что-то бормотал. Марионетта на секунду присела, не снимая пальто, стараясь взять себя в руки и проанализировать то, что поведал ей Микки.

Диктор снова повторил новости, подтвердив, что исполнение приговора отложено. Марионетта встала, тихо прошла в спальню и подошла к кровати, на которой спали братья. Марио спал спокойно, лишь между бровей пролегла маленькая морщинка. Глаза Тони открылись в ту же секунду, как Марионетта наклонилась над ним.

— Что такое? — прошептал он, сразу же проснувшись.

На кровати у окна, когда-то принадлежавшей деду, заворочался Томмазо, что-то пробурчал и снова свернулся под одеялом.

— Что-нибудь случилось? — повторил Тони.

Марионетта отрицательно покачала головой и жестом пригласила его выйти вместе с ней в гостиную. Он послушался, натянув брюки поверх пижамных штанов. Марионетта прошла на кухню и поставила чайник. «Странно, — подумала она, — насколько по-английски мы себя ведем, особенно в критические моменты…»

— В чем дело? — все еще шепотом задал вопрос Тони. Это были первые слова, с какими он обратился к сестре за многие недели, понимая, что должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы сестра разбудила его.

— Сядь, — спокойно велела Марионетта. — Полагаю, тебе не помешает чашка чаю. — Возясь с заваркой, чашками и молочником, она рассказала Тони об отсрочке приговора в последнюю минуту, о проститутке, неожиданно согласившейся дать показания. Брат слушал, открыв от изумления рот.

— Не верю, — вырвалось у него.

Марионетта спокойно разлила чай.

— Тем не менее это правда, — сказала она. — Передали по радио. Тост хочешь?

Он смотрел на сестру, и до него медленно доходил смысл ее сообщения. На лице появилось выражение дикого страха. На мгновение Марионетта почти пожалела его.

— Как только опубликуют показания этой девицы, — прошептал он, — со мной все будет кончено! Они там, в участке, догадаются, что я выжал из девки, видевшей убийство, ложные показания. Со мной все кончено!

— Необязательно. — Марионетта протянула ему чай, но он, как сомнамбула, лишь взял чашку у нее из рук и поставил на стол.

— Они выкинут меня из полиции! — Голос Тони прерывался. — Продажный полицейский! Мне никогда не найти работу.

— Ты всегда можешь во всем признаться, — проговорила Марионетта, глядя на него и отпивая глоток чая. Иногда трудно поверить, что он — ее родной брат, настолько они разные. — Скажешь своему начальству всю правду — что ты заставил свидетельницу дать ложные показания. Ты можешь убедить их, что готов принять наказание, как мужчина. Это должно повлиять на их решение…

— Нет! — с горечью прервал он ее. — Ты ничего не понимаешь! Дело не только в полиции.

Марионетта со стуком поставила чашку ка блюдце. Она знала, что он скажет: «Дело в Моруцци…»

Тони замолчал. По его лицу было видно, что он готов пуститься в бега. Брат поднялся из-за стола.

— Мне придется исчезнуть, — произнес он. Лицо его было белее мела. Он выглядел очень уязвимым, стоя пред ней со взъерошенными от сна волосами, в мятой пижаме. Взгляд Марионетты задержался на фотографии деда на комоде. Брат так внешне похож на дедушку, но какая разница в характерах!

Тони поспешил в спальню. Она слышала, как он там ходит на цыпочках, тихо открывает ящики, дверцы шкафа. Брат собирал вещи. Она взяла в руки фотографию деда с бабкой и всмотрелась в нее. Мама права, юную девушку на фотографии вполне можно принять за Марионетту: такой же прямой взгляд, те же непокорные вьющиеся волосы, такая же решимость на лице и во всем облике. Конечно, лицо Джульетты было идеальным, не изуродованным безобразным шрамом. Марионетта легонько дотронулась пальцем до того места на фотографии, где был изображен молодой дедушка. Джульетте повезло. Она вышла замуж за любимого человека, но какой ценой! Марионетта сомневалась, что ее бабушка согласилась бы на этот брак, знай она, какие беды принесет он следующим поколениям. Девушка вздохнула. Но иметь такую возможность! Действительно ощущать, что ты можешь быть счастлива вечно!..

Из спальни появился уже одетый в пальто Тони. Он нес маленький коричневый чемоданчик, с которым ездил в полицейский колледж в Хендон. Неужели прошло только четыре года? Тогда брат был полон надежд, собирался стать народным героем, борцом с преступностью.

— Прощай, — неловко сказал он. — Попрощайся за меня с папой, ладно? И с Марио.

Девушка молчала, глядя в окно. На улице уже появились первые прохожие. Группа мужчин на углу что-то живо обсуждала, один из них размахивал газетой. Создавалось впечатление, что новости об отсрочке приговора Лино уже обошли весь Сохо.

Тони попытался поцеловать сестру в щеку, но она отвернулась, машинально дотронувшись до того места, где шрам достигал ее губ. Марионетта слышала, как брат дошел до двери. После небольшой паузы послышались звук открываемой и закрываемой двери, его шаги по лестнице, которые постепенно затихли.

Когда в то утро часы на башне Святой Анны пробили девять, все жители Сохо высыпали на улицы, они смялись, разговаривали, радовались… даже пили. Игроки, вывалившиеся из Мальтийского клуба, услышав новости, обняли дворника. Двое прохожих, заказавшие себе завтрак в «Кинг бомба», заплакали, когда хозяин сообщил им новости насчет Лино. Музыканты на Арчер-стрит завопили от радости, прочитав заголовки газет, а студенты-художники, сидевшие в кондитерской мадам Валери, оставили свой кофе и пустились в пляс по улице. И не только итальянцы благодарили Бога за чудо спасения Лино Ринальди от виселицы. Проститутки, картежники, пьяницы, танцоры — все веселились, устроив импровизированную вечеринку, какая возможна только в Сохо. Никто не заметил, что двоих не хватает. Марионетта ехала на автобусе в тюрьму Уондсуорт, чтобы повидаться с Лино, а Микки Энджел сидел за пианино в тесной квартирке, которую он снимал на паях с Питером Трэвисом на Бродуик-стрит. Он наигрывал «Бродвейскую колыбельную», сначала тихо, осторожно и мягко, будто поддразнивая звуки своими тонкими длинными пальцами, потом все громче и громче, и закончил сильным аккордом, после чего долго сидел в полной безнадежности, прислушиваясь, как затихает последний звук, эхом отдаваясь от стены, подобно тихому бормотанию призрака.