Английская классическая эпиграмма

Хворь изгоняя, прежде знал любой:

Асклепию потребен в дар петух.

А я, поверь, не поскуплюсь на двух,

Коль развяжусь и с хворью, и с тобой.

Обокрал Ридвея Дилан, и за кражу

Вор был взят для разбирательства под стражу.

Но что делать, знал прекрасно ловкий Дилан,

И судью без всяких яких подкупил он.

И кричит теперь Ридвей по всей округе:

«Мои денежки у главного ворюги!»

Всё богатеет хитрая старуха:

Увядшая красавица сия

То ныне лечит как ворожея,

Чем награждала страждущих как шлюха.

Что до хулы иль до похвал твоих?

Ни жарко мне, ни холодно от них.

Есть чудеса и в наш греховный век:

Здесь спит судья, но честный человек.

Бог был бы рад все души сделать чище,

Черт был бы рад завлечь все души в ад,

Свет был бы рад не пить твое винище,

Ты получить должок мой был бы рад.

Коль сцене уподоблен мир земной,

То кто следит за нашею игрой?[18]

Коль мир земной пред нашими глазами,

Мы зрители и лицедеи сами.

Бородкой вверх, спокойства полон,

Бен Джонсон спит под камнем сим.

Всегда был на подъем тяжел он,

А днесь он вовсе недвижим.

Сто ставлю смело против десяти:

Джон Десять-на-сто должен в ад пойти.

А кем при жизни был Джон Десять-на-сто,

Ответит черт: они встречались часто.

Достоин сей портрет оригинала:

Там красок через край и тут немало.

Кто скажет, что ему не до жены?

Ведь он такой любитель старины!

Как Ральфу бедному хворать?

Он снес к старьевщику кровать.

Ходить зарекшись ко блудницам в дом,

Теперь он не бывает и в своем.

Ваш батюшка все роздал беднякам,

Но титул свой он оставляет вам.

«Мораль, что я так прячу в книге сей,

Поймут ли?» – десять лет терзался Фило.

Но о другом подумать надо было:

Когда поймут, последуют ли ей?

Суждения о нем одни и те же:

Грехи все чаще, волосы все реже.

У мужчин порокам несть числа,

А у женщин их всего-то два:

Ничего не значат их слова,

Ничего не стоят их дела.

Вода показалась в пробоинах новых.

Бороться со штормом уж не было сил.

Тут пастырь матросам грехи отпустил.

Матросы решили, что тяжесть грехов их

Взял пастырь теперь на себя одного,

И, чтобы корвет разгрузить хоть немного,

Команда схватила служителя бога

И в бурное море швырнула его.

Если хочешь заставить валлийца[26]

Чаще господу богу молиться,

То метода здесь только одна:

Ты скажи ему, будто луна

Состоит из зеленого сыра.

И валлиец властителя мира

Умолять станет даже во сне

Даровать ему рай на луне.

Когда пришла законная расплата

И дерзкий Пим был в ад препровожден,

«Что здесь такое?» – удивился он,

А черт ответил: «Нижняя палата».

Сперва болели ноги у Огаста,

Теперь не может рук поднять Огаст.

Подагрик нищим подавал не часто,

А паралитик вовсе не подаст.

Если твой рот переполнен хулой,

Дура, не рот, а мошну мне открой!

Мясо твое, эту чертову жесть,

Кто без приправы осмелится есть?

– Художник, это кто на полотне?

– Твоя жена. Чем не ее двойник?

– Моя жена? Но где, ответствуй мне,

Главнейшая деталь ее – язык?

Не превращал ли коварный божок

Ио в корову, Нарцисса – в цветок?

Феба он сделал простым пастухом,

Зевса расплавил в дожде золотом.

Нет Купидоновым шуткам числа.

Вот и меня превратил он в осла.

Зачем меня ты дважды ослепила?

Я с первой нашей встречи слеп, Далила.

Хоть наугад стреляет Купидон,

Но редко в цель не попадает он.

За долгий день судья устал несносно,

И, приступив к последнему из дел,

Сразил он жертву так молниеносно,

Что тот и гром услышать не успел.

Прожить сумеет счастливо весь век

Глупец иль очень умный человек:

Кто глуп, тот не почувствует обид,

А кто умен, тот их предотвратит.

Над собственной остротой хохоча,

Дохохотался до паралича.

Ученые в наш век

Так далеко продвинули науку,

Что стукнут в дверь и тотчас же по стуку

Исчислят, сколько в доме человек.

С безмозглою женой большие сложности,

Коль управлять дурехой нет возможности.

Увидел Дафну Феб и, полон пыла,

Зарделся так, что чуть весь мир не сжег.

Когда бы от любви лекарство было,

Не страждал бы сам врачеванья бог.

Гомер, Вергилий, Мильтон – имена,

Которым жизнь бессмертная дана.

Прекрасен первый мысли глубиной.

Могучим слогом знаменит второй.

Природа, истощив дерзанья дух,

Явила в третьем гений первых двух.

Солдат и бог нам всех дороже

В тот час, когда беда грозит.

Но стоит ей минуть, и что же?

Солдат отвержен, бог забыт.

Ты зришь усыпальницу Карла Второго.

Кто мог положиться на слово его?

Хотя ничего не сказал он дурного,

Не сделал и умного он ничего.

Когда бы король оставался в живых,

Он так бы сумел оправдаться пред вами:

«Слова мои были моими словами,

Дела же – делами министров моих».

Для пьянства есть такие поводы:

Поминки, праздники, встречи, проводы,

Крестины, свадьба и развод,

Мороз, охота, Новый год,

Выздоровленье, новоселье,

Печаль, раскаянье, веселье,

Успех, награда, новый чин

И просто пьянство – без причин!

Ты вечером пьешь и буянишь всегда,

Проспавшись, сгораешь потом от стыда.

Дружище, беги несуразности сей:

Будь вечером трезв иль без просыпу пей.

Пред нами – жертва ожиданья!

Напрасно жертвуя собой,

Он ждал на улице свиданья

Под водосточною трубой.

О человек – сосуд непрочный!

Весной, когда идут дожди,

Ты под трубою водосточной

Своей возлюбленной не жди!

Я Джиму возвращать не буду

В долг взятых денег, ибо Джим

О долге разболтал повсюду.

Я посрамлен. Мы квиты с ним.

«Поэзия глупа!» В суждении таком

Есть свой резон. Но не забудь при этом,

Что не всегда дурак рождается поэтом, –

Он может быть и просто дураком!

Преопасно болен мистер Хьюго.

Он весь день в постели слезы льет.

Плачет также молодая Мод,

Глядя на недужного супруга.

О людские скорби! До чего

Разные рождают вас причины!

Хьюго опасается кончины,

Мод – выздоровления его.

О дева, чье сердце не лед![45]

Овидий – вот тот проводник,

Который тебя напрямик

Бог знает куда заведет.

– Едва невинности лишусь,

Умру я в тот же час!

– Давайте с вами я прощусь.

Уж нет на свете вас!

Увы, скончался Джон, и Лилберн тоже.

Но их в одну могилу класть негоже,

Не то в гробу они между собой

Немедленно начнут кулачный бой.

Жена сказала мужу: «На меня,

Ученый муж, не смотришь никогда ты.

Сидишь, над книгой голову склони.

В моем несчастье книги виноваты.

Какою книгой сделаться бы мне,

Чтоб я тебе, мой свет, была угодна?»

«Календарем, – ответил муж жене. –

Ведь я его меняю ежегодно».

Вступил ослепший Мильтон в новый брак

И, слыша, как его жену друзья

Сравнили с розой, молвил: «Если так,

Об этом по шипам узнаю я».

Здесь мужу дозволено (о, благодать!)

С обеими женами вволю поспать.