Майор госбезопасности Шаповал сидел за столом, внимательно читая какие–то бумаги. Когда Лиза вошла в кабинет, он поднялся навстречу, поздоровался и предложил ей кресло. Был он чисто выбрит, подтянут, однако воспаленные глаза говорили о том, что в эту ночь ему пришлось спать немного.
— Товарищ Петренко, у нас с вами предстоит серьезный разговор, который может круто изменить вашу судьбу.
Лиза кивнула:
— Я слушаю вас, товарищ Шаповал. Только, пожалуйста, называйте меня Лизой.
— Хорошо. Итак, Лиза, вы вчера принесли нам очень важную, государственного значения новость. Посоветовавшись, мы пришли к выводу, что без вашей помощи нам в дальнейшем обойтись будет трудно.
— Я готова помочь, чем смогу.
— Мы понимаем, что вам будет тяжело, так как Карл Миллер — ваш отец.
Лиза взволнованно перебила майора:
— Прошу вас называть его просто Миллер. С некоторого времени он мне не отец, а враг. Враг для моей семьи, для вас, для всего советского народа.
— Хорошо! Если вы согласны нам помочь, то буду откровенен, — взгляд Шаповала стал сосредоточенным. — О разведывательной деятельности Миллера нам известно. То, что он ожидает связника, нас настораживает — зря такие гости не ездят. Мы пропустим его через границу. Пусть немцы будут уверены, что их «окно» действует по–прежнему. Фраза Миллера о том, что Германия вскоре нападет на Советский Союз, звучит провокационно. У нас с Германией заключен пакт о ненападении, но все же такую возможность исключать нельзя. Приезд эмиссара — это просто проверка. Значит, гость приедет с какими–то инструкциями. Возможно, от сбора информации они перейдут к более активным действиям. К диверсиям, например. Это уже наблюдается в западных районах Украины и Белоруссии. Поэтому мы просим вас согласиться на предложение Миллера. Мы со своей стороны примем меры в отношении вашей безопасности. Но самое главное — необходимо убедить Миллера в том, что вы целиком и безраздельно на его стороне. Он будет поручать вам часть работы. Именно это нам и нужно. Как вы считаете, Лиза, передаст Миллер собранную информацию гостю?
— Не знаю, — ответила Лиза.
— Вот в том–то и дело. Для нас очень важно знать вариант передачи информации. У себя дома вы не замечали чего–нибудь, похожего на рацию?
— Нет, но у Миллера есть рыбацкий домик километрах в тридцати от города, севернее села Белое.
Вопросы и ответы сыпались один за другим.
— Как часто он ездит туда на рыбалку?
— Летом почти каждую неделю, зимой — реже.
— Чей это домик?
— Там когда–то жил какой–то старик, он умер, и Миллер купил этот домик у колхоза.
— Вы бывали там?
— Да, много раз.
— С кем Миллер ездит ловить рыбу?
— С самыми разными людьми. Его все рыбаки знают. Там у них есть места, где они подкармливают рыбу.
— Приезжает он оттуда с уловом?
— Почти всегда — когда больше рыбы привезет, когда меньше.
— Есть у него закадычные друзья?
— Нет! Он со всеми в хороших отношениях, а близко не сходится ни с кем.
— По нашему мнению, вы ему потребовались не только для того, чтобы поднять свои акции в глазах связника. Вы ему нужны еще для чего–то. Но для чего? Ваша задача — узнать ответ на этот вопрос. С вами встретится наш сотрудник, он сам вас найдет. Связь будете поддерживать только с ним. Да, кстати, Миллер разговаривал с вами вчера?
— Да. Звонил по телефону.
— Что его интересовало?
— Он спрашивал, зачем меня вызвали в облоно.
— Как прошел разговор?
— Он поверил и посоветовал соглашаться на должность завуча в новой школе, а моего сына пообещал через знакомого устроить в детский садик. Я ответила, что раз так, то я соглашусь.
— Когда он ждет вас дома?
— Через пять дней.
— Поедете послезавтра. А теперь слушайте внимательно: вам надо знать, как вести себя дальше, на что обратить особое внимание.
Шаповал встал из–за стола и продолжил:
— Первое: постарайтесь точно узнать время отлучек Миллера из дома, чтобы выяснить, нет ли в этом определенной системы. Второе: вы говорили, что после того как Миллер открылся, он стал следить за вами. Поэтому будьте предельно осторожны. Третье: Миллер не сказал вам о точной дате приезда к нему связника. А оп должен знать — хотя бы приблизительно. Четвертое: максимум внимания к Миллеру. Ни в коем случае не выдавайте своих чувств. Матери ничего не говорите. Дополнительные инструкции будете получать на месте. Ясно?
— Да. Мне все понятно. Чем еще могу быть полезна?
— Вы в совершенстве владеете немецким языком, хорошо знаете английский. То, что вы рассказали о Миллере, характеризует вас как преданную комсомолку и патриотку нашей Родины. Но главное, Лиза, все силы мобилизуйте на самоконтроль, будьте естественны, внимательны, не упускайте никакой мелочи. Наши люди, которые будут связываться с вами, передадут привет от Шаповала. Ваш ответ: «Рада, что помнит меня». Вопросы есть?
— Большое спасибо за доверие! — Лиза поднялась со стула.
Майор пожал ей руку.
— Вот мой телефон, запомните и записку уничтожьте. Если меня не будет, подключится дежурный. Звоните в любое время суток.
На вокзале Лизу встречали мать и отец с внуком на руках. Поздоровавшись, Лиза взяла на руки Степана, и они не спеша направились домой.
— Как съездила, дочка? — спросил Карл Августович.
— Что тебе сказать, папа? Польщена предложением, но и страшно немного — шутка ли, работать завучем в такой школе.
— Ничего, справишься. И мы с матерью поможем.
— Буду надеяться, ведь вас тоже переведут в новую школу.
— Это ты просила?
— Я протестовала, — сердито ответила Лиза. — Мне не нужна ваша опека!
— Лиза, веди себя степенно, — посоветовал Карл Августович, — ты завуч, будешь читать морали, нравоучения.
Все трое засмеялись.
— А я довольна, — сказала мать. — Новая школа ближе, и здание красивее.
— А я бы остался в старой, привык. Но раз без меня меня женили — пусть будет так. Стариков сейчас не спрашивают. Как в армии, делай, что приказано, — проворчал Миллер.
— Как Степан? — спросила Лиза. — Не плакал? Не капризничал?
— Он у нас герой, — мать нежно, двумя пальцами сжала ребенку щечку… — Бутузик.
Дома Лиза подсела к матери, проверяющей ученические тетради. А Карл Августович разложил свои рыболовецкие снасти.
— На рыбалку собираешься, папа?
— Да, хочешь со мной? Посидим ночку, половим леща. С нами едут директор и новый завхоз.
— А где же старый?
— На пенсию отправили Лукича. Пил с утра до вечера.
— Мама, как ты думаешь? Поехать мне с ними?
— А чего же, поезжай. Покормишь комаров со старым дурнем.
— Сколько лет, Соня, я приучаю тебя к рыбалке, — развел руками муж, — а сдвигов никаких. Ну так что, Лиза? Готовить и тебе снасти?
— Давай…
— Тогда ложись отдохни, ты ведь с дороги. А я все приготовлю.
Лиза пошла в спальню, легла, но спать не хотелось. «Будто бы все нормально, — размышляла Лиза, — Миллер ведет себя спокойно. Значит, ни о чем не подозревает. Самоконтроль… всегда быть естественной…» Незаметно для себя Лиза уснула.
Мать разбудила ее в семь часов вечера:
— Собирайся, уже приехали за вами.
Лиза быстро оделась, взяла свой рюкзак и вышла во двор. Миллер, директор и незнакомый черноволосый мужчина лет тридцати стояли возле директорской «эмки».
— А–а–а, привет новому начальству, — шагнул директор к Лизе. — Скажу по секрету… это я тебе протекцию составил… — и Ляшенко довольно засмеялся. — С тебя причитается.
— Спасибо! Но когда узнаете, что я забираю у вас кое–кого из учителей, вы не будете так радоваться, — проговорила Лиза.
— Ничего, Лиза, этого следовало ожидать. А все–таки кого?
— Получите приказ — узнаете. Секрет фирмы, — улыбнулась Лиза.
— Что же, и на том спасибо. А теперь знакомься — Михаил Николаевич Туников, наш новый заведующий хозяйством школы.
— Елизавета Карловна Петренко, — протянула Лиза руку.
— Очень приятно.
— Может, и вас перетянуть в новую школу?
— Ты это брось, — вмешался Ляшенко. — У нас самих дел невпроворот.
— Извините, Петр Степанович, я пошутила.
— Поехали… — Ляшенко уселся за руль.
По дороге рыбаки шутили, смеялись, рассказывали выдуманные и невыдуманные истории, словом, вели себя, как ведут все рыбаки, собравшиеся вместе. Вспомнили, как зимой Карл Августович подсек судака, который не проходил в лунку, и добровольные помощники так старались расширить лунку, что перерубили леску. Причем всю вину свалили на Петра Степановича, который стоял рядом с пешней.
— Так что, уважаемый Карл Августович, если поймаешь сома килограммов на двадцать, то нас не зови. Помогать не буду. Полдня мне тогда ни за что мораль читал.
Смеясь, рыбаки подъехали к домику Миллера. Дом был старый, крытый черной истлевшей соломой, с перекосившейся дверью. Но Карл Августович им очень гордился: надежное укрытие и в дождь и в снег. Внутри домика находилась печка, кровати, скамейки и стол.
Рыбаки внесли в домик свои вещи и пошли к принадам, чтобы бросить подкормку рыбам. Принады — это мостки длиной 3–4 метра, выступающие в реку. Каждый рыбак делает их сам, и по неписаному рыбацкому закону только он может дать разрешение на рыбную ловлю постороннему. У принад хозяин постоянно бросает вареный горох, пшеницу, перемешанную с макухой. Рыба привыкает кормиться в этом месте.
Улов у принады всегда лучше, чем ловля рыбы с берега. У директора школы и Миллера было по две такие принады. Они располагались друг от друга метрах в тридцати. Берег здесь был крутой, извилистый, заросший кустарником.
— Где садишься, Лиза? — спросил отец.
— На крайней, как всегда, если начнется дождь, то я первой прибегу к домику.
— Добро.
К Миллеру и Лизе подошли Петр Степанович и Михаил Николаевич.
— Карл Августович! Давайте насобираем сушняка, сварим картошки, поужинаем, а потом — за дело. Идет?
— Идет, — согласился Миллер.
Все четверо пошли собирать сушняк. Через некоторое время Петр Степанович поднес к Лизе охапку хвороста и крикнул:
— Михаил Николаевич! Заберите у Карла Августовича хворост, с Елизаветой Карловной идите к домику и ставьте варить картошку.
Лиза и Михаил Николаевич с вязанками хвороста отправились к домику. Лиза принесла из чулана кастрюли, сбегала к реке, набрала воды и приступила к чистке картофеля. Завхоз растопил печку, подбросил побольше хвороста в топку, вынул ножик, сел возле Лизы.
— Вам привет от Шаповала.
От неожиданности Лиза выпустила из рук ножик.
— Рада, что помнит меня! Не ожидала такой оперативности.
— Моя легенда такова: был оклеветан и арестован. Писал, жаловался… Разобрались, освободили и направили работать в школу завхозом. Для Миллера я озлоблен…
— А не кажется ли вам, что вы поторопились с работой? Ведь я и Миллер скоро перейдем в новую школу.
— Там тоже будет наш товарищ. Он с вами свяжется. Как встретил вас отец по приезде из области?
— Нормально.
— Разговор о его делах первой не начинайте, — предупредил Михаил Николаевич.
— Хорошо.
Лиза поставила картошку на плиту, а сама стала накрывать на стол. Выложила консервы, зеленый лук, редиску, сало. Тупиков сидел возле печки и подбрасывал сучья. Вошли Миллер и директор, таща еще охапки хвороста.
— Ого! Куда его столько? — всплеснула руками Лиза.
— Ничего. Останется, завтра утром чайку попьем, — успокоил Петр Степанович.
Ужин проходил в оживленной беседе. Смеялись, шутили. После ужина взяли снасти и отправились к своим принадам…
Лиза сидела на мостках, изредка проверяя дойные и поплавочные удочки. Часа за три она поймала четырех лещей и несколько мелких рыбешек. Азарт прошел, ее клонила ко сну. Ночь была лунная и тихая.
— Как успехи, дочка? — послышался сзади голос Миллера.
Лиза резко повернула голову.
— Так можешь, отец, заикой сделать свою дочь, я не слышала, как ты подошел ко мне… Поймала килограммов шесть. Нормально? А как у тебя?
— Половину твоего! У Ляшенко и Туникова тоже слабовато.
— Вы, видно, не рыбу ловили, а ходили друг к другу в гости.
Миллер засмеялся:
— Нет, это клев сегодня неважный. Тебе просто повезло.
Миллер взошел на припаду, доски заскрипели под сапогами.
— Дочка! Утром ты откажешься ехать домой. Скажешь, что в заводи хочешь половить щук на живцов. Попросишь Петра Степановича приехать за тобой вечером. Я под предлогом, что не могу оставить тебя одну, также не поеду. Есть дело… — Миллер прищурился. — Как тебе новый завхоз?
— Непонятный какой–то. Жаловался, что ни за что ни про что был арестован… А вообще больше молчит.
— Будь с ним поласковей. Говорят, что когда его арестовали, жена ушла к другому.
— Правильно сделала, — отрезала Лиза, — не очень приятный тип.
— Тихо… — прошептал Миллер. — Сюда идут.
К принаде подошли Ляшенко и Туников, держа в руках рыболовецкие снасти и улов.
— Русалка! Как успехи? — спросил Петр Степанович.
— Килограммов шесть, — ответила Лиза. — А у вас?
— У меня два, а у Михаила Николаевича — три леща, — ответил Петр Степанович. — Карл Августович, кстати, когда мы проходили мимо вашей принады, то колокольчик звонил. Проверим?
Они вдвоем пошли к принаде.
— Садитесь, Михаил Николаевич, посидим вместе, — предложила Лиза.
— С удовольствием… — Туников присел на скамейку рядом с Лизой.
— Мне приказано оставаться здесь на день, он также останется со мной.
— Зачем? Миллер не сказал?
— Я не спрашивала, но заметила, что он взволнован.
— Подозревать вас у него нет причин, оставайтесь. — Туников задумался. — Видимо, Миллер сегодня с кем–то встречался. Пойду к ним — помогу рыбу вытаскивать.
Туников ушел. Лиза немного посидела, собрала снасти, вытащила из воды кукан с рыбой и направилась к домику, очень хотелось спать.
Разбудил ее шум — рыбаки складывали вещи.
— Лиза! Собирай вещи, едем домой, — крикнул Миллер.
— Знаешь, папа, я бы с удовольствием половила щук на живца, если бы Петр Степанович приехал вечером за мной, — просящим голосом молвила Лиза. — Улов поделим пополам…
Все рассмеялись.
— Согласен, — кивнул Ляшенко и предложил Карлу Августовичу остаться с Лизой, чтобы ей не было скучно.
— А что, это идея хорошая. С удовольствием побуду на природе.
— До вечера!
— Удачи вам.
Ляшенко и Туников сели в машину, и она помчалась к городу.
— Ложись и отдыхай, Лиза, а я пойду поставлю щучий перемет. Живцы у меня есть.
— Хорошо.
Лиза легла на кровать, потерла пальцами виски: «Что он задумал? Зачем остались?» Спать уже не хотелось — одолевали мысли.
Через полтора часа Миллер вернулся:
— Лиза! Помнишь, я говорил тебе, что должен приехать гость из Германии. Сегодня мы с ним встречаемся здесь. Пароль: «Вы не сдаете дом квартирантам на зиму?» Ответ: «Как заплатите, может, и сдам». Он должен показать пачку денег, перетянутую синей и черной ниткой. Отзыв: «Попробуем договориться». Будь внимательна. Вот, возьми пистолет. Возможно, он устроит нам проверку. Ни в коем случае не стрелять. Сейчас попьем чайку и будем ждать.
Растопили печку, вскипятили чай, разложили на столе продукты. В это время в дверь постучали.
— Да! Да! Войдите! — крикнул Миллер.
В комнату вошел военный лет тридцати пяти в звании капитана с небольшим чемоданчиком в руке.
— Вы не сдаете дом квартирантам на зиму?
— Как заплатите, может, и сдам.
Военный вынул из кармана пачку денег. Миллер нагнулся вперед:
— Попробуем договориться. С приездом, товарищ капитан! Лиза! Прогуляйся к реке, внимательно и незаметно посмотри по сторонам. Будешь охранять, пока мы побеседуем.
Лиза села на берегу с удочкой. Вокруг было спокойно — по дороге из лесу прошла лишь одна женщина с корзиной в руке.
Через два часа Миллер позвал дочь. Лиза оставила удочку, вошла в дом. Капитан сидел за столом и жевал. Увидев Лизу, вытер губы, поднялся:
— Вот я с вами и познакомился, фрау, — с улыбкой молвил он на немецком языке.
— Очень рада, — тоже на немецком языке ответила Лиза.
— Нашу беседу отец вам перескажет, если сочтет нужным, а мне пора. До свидания.
— Счастливо.
Капитан взял свой чемодан и вышел. Миллер сидел и сосредоточенно о чем–то думал.
— Плохие новости, отец?
— Не знаю, даже определить трудно. Лиза, скоро начнется война. Я получил указание перейти к разведывательной деятельности военного характера. Вместе с этим господином через двадцать дней ты уедешь в Германию. Таков приказ начальства. Уговаривал его — ничего не получилось: этот вопрос решен. Сейчас в Германии нужны люди, знающие русский язык и Советскую Россию.
— А как же Степан?
— Останется со мной и бабушкой.
— А мое исчезновение? Как его объяснить?
— На рыбалке с Петром Степановичем и Михаилом Николаевичем ты «утонешь». Меня не будет с вами. А они станут невольными свидетелями.
— Вот история! Может, что–нибудь другое придумать, заболеть, к примеру?
— Ни в коем случае, надо выполнять приказ.
— Это ты виноват, что втянул меня в эту историю. Я не хочу уезжать от Степана и мамы.
— Повторяю — это приказ, и его придется выполнять, — отчеканил Миллер. — Все! Время еще есть, подумаешь и поймешь сама — другого выхода нет. Ты вскоре вернешься сюда с войсками фюрера. Тогда будешь меня благодарить.
Подъехала «эмка» Петра Степановича, из нее вышел Тупиков.
— Петр Степанович в райкоме партии. Попросил меня съездить за вами.
— Собирайся, Лиза, а я пойду сниму перемет, — и Миллер вышел.
— Был гость, — торопливо заговорила Лиза. — Приказано перейти к сбору информации военного характера о расположении частей Красной Армии, строительстве оборонительных укреплений, мобилизационных мероприятий. Меня через двадцать дней увезут в Германию. Им нужны люди, знающие русский язык, Россию, Украину. Что делать?
— Сегодня же доложу руководству. Как объяснят ваше исчезновение?
— Я «утону» на рыбалке при вас и Петре Степановиче. Миллера не будет в этот день.
— Да! Дела…
— Скоро начнется война… Помолчали, подавленные страшной вестью.
— Гость был в форме капитана?
— Да! Его арестовали? — спросила взволнованно Лиза.
— Пока нет. Возможно, он будет связываться еще с кем–то. Давайте вещи, пойдем к машине.
Спустя некоторое время подошел Миллер. В руках он держал большую, килограмма на три, щуку.
— Вот и весь улов. Нет клева сегодня — и ночью плохо ловилась, и днем тоже.
Домой доехали молча. Ни у кого не было желания разговаривать. Лиза поздоровалась с матерью и сразу же направилась к Степану. Малыш лежал в коляске и сучил ножками. Лиза взяла его на руки и стала целовать. Мальчик заплакал.
— Покорми его, Лиза, он очень плохо кушал. Что–то ты бледная, — забеспокоилась мать. Перегрелась на солнце или простудилась ночью?
— Не знаю, мама, голова болит немного. Пойду со Степаном к себе в спальню, я за ним так соскучилась!
Из спальни Лиза слышала, как мать ругала Миллера:
— Мало тебе ночи, так ты еще на день остался там. Ненормальный! Это не рыбалка, а черт знает что.
Миллер что–то говорил ей, ссылаясь на дочь. Лиза накормила сына и сидела на кровати. Ей было очень тяжело. Из всего, что ее ожидало, больше всего она боялась разлуки со Степкой. Ехать в Германию! Понимала, отказаться нельзя, надо ехать.
Два дня ушло у Лизы на знакомство с новой школой. Директора еще не было, и все заботы по получению и доставке школьного оборудования легли на ее плечи. Завхоза тоже не было. Лиза пригласила Лукича поработать временно несколько месяцев.
На третий день утром к школе подъехал Петр Степанович с Тупиковым.
— Здравствуйте, Елизавета Карловна! Как дела?
— Плохо, парт не хватает, кабинеты не оборудованы. Сколько всего нужно, а где брать — ума не приложу. Лукич мотается по градам и весям. Не думала, что хозяйственная работа такая трудная и неприятная штука.
— Ничего, справитесь. Михаил Николаевич был в облоно по своим аналогичным вопросам и заодно выпросил кое–что и для вашей школы. Он расскажет, что и как… А вообще, оттуда поступило распоряжение, чтобы я временно передал его вам в помощь. Так что забирайте дней на десять.
— Большое спасибо, Петр Степанович!
— Пожалуйста. Если что не будет получаться — обращайтесь, чем смогу — помогу.
Ляшенко ушел, и Лиза с Туниковым остались вдвоем.
— Что решило начальство? — сразу же поинтересовалась Лиза. Этот вопрос волновал ее больше всего.
— Завтра получите инструкции, — ответил Туников. — Наверное, Елизавета Карловна, все–таки придется ехать в Германию. Нам очень важно знать планы и конкретные устремления фашистской разведки… Но не волнуйтесь, вы не будете одиноки. В Германии с вами свяжутся. Кстати, Миллер передал вам адреса своих родственников?
— Да. Две родные сестры в Берлине, двоюродный брат во Франкфурте–на–Майне. И еще целый ряд. В этой записной книжке их адреса, фамилии. Предупредил, что меня представит им кто–нибудь из сотрудников абвера, чтобы они не сомневались, что я их родственница.
— Я сегодня же передам адреса и фамилии в Москву. Оттуда свяжутся с нашими людьми в Германии. До вашего отъезда об этих родственниках все будет известно. А теперь обсудим, как вам вести себя вдали от Родины.
До позднего вечера Туников инструктировал Лизу, переспрашивал, напоминал, если она что–то забывала.
— Остальное будет зависеть только от вас. Необходимо мобилизовать все силы, вжиться в образ той, кем вы будете для немцев…
Дома Миллер поинтересовался:
— Как дела, Лиза?
— Замучилась совсем. Для чего мне это нужно перед отъездом?
— Тихо… Мать на кухне. Ты особенно не старайся. Петр Степанович сказал, что дал тебе в помощь Туникова.
— Тоже помощник. Молчит, как истукан. Спросишь — ответит и опять молчит.
— Может, он влюбился в тебя?
— Этого мне только не хватало! — рассердилась Лиза.
— Ну, ну, не волнуйся.
— Папа! Ты мне ничего не рассказываешь. Мне как–то не по себе. Путь в неизвестное…
— Лиза, все, что нужно, я рассказал. О тебе в Германии есть кому позаботиться, кроме родственников.
— Разведчиков, которых ценят, редко отзывают для работы на родине.
— Это большая честь, Лиза. Значит, ты там нужна. Тебе не надо искать родственников, они сами будут стремиться к тебе. Для них ты — герой. Таких женщин в Германии, я думаю, немного. Так что ты волнуешься зря.
Утром следующего дня в кабинет завуча вошел Туников, пожав Лизе руку, сообщил:
— Принято решение о вашей поездке в Германию. Вы, конечно, вправе отказаться, но…
— Прошу вас позаботиться о матери и сыне, — попросила Лиза.
— Не волнуйтесь за них. Миллера возьмем в последнюю очередь. Как только вы перейдете границу — захлопнем «окно». В Берлине по улице Вильгельмштрассе, 12, когда освоитесь, поступите на платное обучение приемам дзюдо и каратэ к японцу Манодзи. Через него будете передавать информацию. Ваш псевдоним «Милован». Шифрованию вас обучу я. Пароль для связи с Манодзи: «Вы преподаете древнеиндийскую борьбу и каратэ?» Отзыв: «В основном дзюдо». Вопрос: «В виде исключения не могли бы вы меня вести по каратэ? Мне рекомендовали вас как хорошего специалиста». Ответ: «Отдельные занятия будут дорого стоить, госпожа». И снова вы: «Я думаю, фирма компенсирует мои расходы». Пароль запомните точно! Салон Манодзи посещают многие, туда сможете ходить, не вызывая подозрения. В абвере Манодзи знают. Постарайтесь, чтобы его кто–нибудь вам порекомендовал. Переход совершите вместе с эмиссаром. Мы его брать не будем. Его путь нам известен полностью. Перед самой границей устроим засаду. Отсечем и возьмем сопровождающих. Вы крикнете эмиссару: «Уходите! Я вас прикрою». Начнете отстреливаться, а потом перейдете границу. Этот спектакль нужен будет вам как характеристика для абвера. Расставание с родными вас не пугает?
— Если честно, пугает! — ответила Лиза. — Мне очень жаль мать.
— Ничего, мы все уладим. Остальное сообщу вам позже. До свидания. Желаю успеха. — Чекист крепко пожал Лизе руку и вышел.
Дни проходили в хлопотливой работе по оснащению школы. Миллер был с Лизой очень внимателен, добр. Время разлуки с матерью и сыном неудержимо приближалось. Лиза была готова к этому, но понимала, как тяжело будет расставаться с родными.
Однажды вечером приехали Петр Степанович и Михаил Николаевич.
— Лиза! Поедем завтра на рыбалку? Карл Августович просил нас, чтобы взяли и тебя.
— С удовольствием.
Итак, завтра она «исчезнет».
На следующий день Миллер долго инструктировал Лизу. В час ночи она должна оставить на принаде вещи и выйти за село. Там ее будет ждать эмиссар, машиной двинутся к границе. Когда обнаружат ее исчезновение, она будет уже далеко.
Миллер дал ей холщовый пояс с тремя карманчиками, в которые были вложены кассеты с пленками.
— Отдашь лично полковнику Штольцу во время беседы. Он меня помнит. Это поможет тебе завоевать его расположение.
— Что здесь? — поинтересовалась Лиза.
— Кое–какая информация о производстве танков.
— Пленка проявлена?
— Да.
После разговора с отцом Лиза долго возилась с сыном. Она всматривалась в его лицо, чтобы лучше запомнить это милое создание. Вынула из альбома фотографию матери с сыном на руках и стала собирать вещи.
Уехали на рыбалку в восемь часов вечера. Выбрав момент, когда Петр Степанович ушел к реке, Лиза показала Туликову пленки.
— Что делать?
— Везите! Мы будем подстраховывать, чтобы вас нигде не задержали, не остановили для проверки…
Утром Лиза была далеко от родного города. Она лежала на каких–то тюках в кузове полуторки и думала о том, что произошло за последнее время. Машина мчалась к границе. Рядом с шофером сидел связник все в той же капитанской форме, в какой Лиза увидела его, когда он вошел в рыбацкий домик. Шпион и не подозревал, что за рулем — советский чекист. Лиза смотрела по сторонам, с жадностью вдыхала родной воздух.
Вечером остановились на окраине какого–то села. Граница была рядом. Вошли в маленький, запущенный дом. Здесь жила глухая старуха и ее сын — здоровенный мужик со злыми бегающими глазами. Капитана, по всему было видно, он знал. Поставил на стол вареную курицу, сало, яйца, огурцы и бутыль с самогоном,
— Выйдем часов в двенадцать ночи, — сказал хозяин.
— Кто еще пойдет с нами? — спросил капитан.
— Те же, кто встречал вас.
— Ложитесь, фрау, поспите, время еще есть.
Лиза, не раздеваясь, прилегла на кровать. При тусклом свете старенькой лампы хозяин чистил маузер. Капитан расположился на широкой лавке у двери.
В первом часу ночи вышли из дома. Роса уже выпала, и мокрые ветки в лесу сбрасывали на одежду холодные капли. Впереди, метрах в пятидесяти, шагали двое незнакомых, за ними — капитан и Лиза. Сзади шел хозяин домика. В лесу было тихо, и только редкие сонные вскрики птиц иногда нарушали тишину.
Неожиданно впереди раздался резкий окрик: «Стой! Кто идет?!» Шедшие впереди разом выстрелили на голоса. Завязалась перестрелка. Капитан схватил Лизу за руку и кинулся в сторону. Пробежав метров сто, опять нарвались на окрик. Лиза вырвала свою руку, выхватила пистолет и крикнула: «Уходите! Я прикрою! Двоим не уйти!» Капитан ринулся через кусты к границе.
Лиза, периодически постреливая, добежала до пахоты, рывком перескочила ее и наткнулась на луч фонаря:
— Хенде хох!
Лиза подняла руки. К ней подошли два немецких солдата с автоматами на груди. Один, смеясь, забрал пистолет.
— Перестань скалить зубы! Быстро веди к офицеру! — на немецком языке сказала Лиза.
— Слушаюсь, фройляйн! — на лице солдата отразилось удивление.
Через двести метров вошли в домик барачного типа. За столом сидел обер–лейтенант и угощал связника французским коньяком.
— Герр обер–лейтенант! — начал было солдат, но в этот миг эмиссар, увидев Лизу, бросился к ней.
— Эльза! Дорогая, вы спасли мне жизнь!
— Перестаньте называть меня «дорогой», терпеть не могу этого,
— О, да! Миллер воспитал вас так, как нужно. Сейчас за нами приедет машина. Отправляемся в Краков. Кстати, разрешите представиться — гауптман Ганс Крамер. Предлагаю тост за удачный переход границы.
Лиза пить отказалась.
— Где машина? Я устала, хочу спать.
— Да вот она, слышите, сигналит, чтобы открыли ворота. До свидания, обер–лейтенант. Благодарю за угощение.
Лиза и Крамер вышли из барака. К ним подкатил черный «мерседес» с унтер–офицером за рулем. Шофер выскочил из машины и открыл дверцу.
— С благополучным возвращением, господин гауптман. Вы не только перешли удачно границу сами, но и фрау привезли с собой.
— Благодарю, Отто! Эта фрау — лейтенант абвера Эльза Миллер.
К Кракову они подъехали в двенадцать часов. Въезд в город был перекрыт шлагбаумом. К их машине подошел лейтенант, заглянул внутрь и коротко бросил:
— Документы!
— Офицеры абвера, — донеслось из машины. — Вот документы.
Лейтенант развернул лист бумаги, поданный шофером, и, прочитав, вытянулся по стойке «смирно».
— Проезжайте!
«Мерседес» понесся безлюдными улицами Кракова. Подъехали к старинному зданию почти в центре города. У входа стоял часовой. Вытянувшись, он спокойно проводил их взглядом. Внутри здания за столом, уставленным телефонами, сидел лейтенант. Увидев Крамера, он вскочил:
— С благополучным возвращением, гауптман. Майор ждет вас. Он смотрел на Крамера с восхищением.
В большой приемной секретарь — блондинка в хорошо подогнанной форме унтер–офицера — обратилась к Крамеру:
— Господин майор просит вас зайти. А вы, пожалуйста, посидите здесь, — указала Лизе жестом руки на кресло.
Через минуту дверь приоткрылась, и Крамер кивком головы позвал Лизу.
Лиза вошла, вскинула правую руку в нацистском приветствии:
— Хайль Гитлер!
— Зиг хайль! — ответил пожилой широкоплечий мужчина, подымаясь из–за стола. — Проходите, садитесь. Как чувствуете себя после перехода границы?
— Естественно, господин майор, хочется спать.
— Вечером вы с Крамером летите в Берлин. Сейчас вами займется секретарь. Отдохните, за вами заедут.
Он нажал кнопку на столе. Появилась секретарь.
— Унтер–офицер! Устройте отдых и одежду фрау Миллер.
Женщины вышли. Секретарь сняла трубку:
— Карл, подмени меня у шефа. Да, это его распоряжение, машину — к подъезду.
Лиза и секретарь сели в «опель–капитан» серого цвета. Автомобиль подвез их к двухэтажному коттеджу в небольшой дубовой роще. Часовой проверил документы и открыл ворота. Секретарь провела Лизу по коридору, вынула из кармана ключ и открыла дверь.
— Располагайтесь. Сейчас принесут одежду. Шили лучшие краковские портные.
Горничная внесла в комнату большой чемодан.
— Ева! Приготовь ванну и постель. В этом чемодане, фрау лейтенант, ваша одежда и все, что нужно молодой женщине. Отдыхайте, перед отъездом вас разбудят.
Лиза открыла чемодан. Молодой женщине, как оказалось, требовалось немного: форма лейтенанта вермахта, пилотка серо–зеленого цвета, галстук с зажимом, крем, мыло, зубная паста, щетка. На самом дне — блестящий плащ–реглан из искусственной кожи, сапоги, белье, парабеллум в черной кобуре.
Лиза вошла в ванную, попробовала воду, остро пахнувшую хвоей.
— Вам помочь? — спросила горничная.
— Принесите белье и халат, приготовьте постель, и вы свободны. Ключ оставьте в двери.
Лиза с удовольствием приняла ванну, вытерлась большим махровым полотенцем, оделась и легла в постель. Заснула сразу же, как засыпают молодые, здоровые, уставшие от тяжелой работы люди.
Разбудил ее в 16 часов настойчивый стук в дверь. Лиза открыла, путаясь в длинном, почти до пола, восточном халате. В коридоре стояла горничная:
— Звонила секретарь майора. Через полчаса за вами заедут.
— Хорошо!
Не обращая внимания на горничную, Лиза стала одеваться. Вся одежда была впору, только сапоги — чуть–чуть великоваты.
— Какая вы красивая! — восхитилась горничная. — Нужно только выше поднять зажим галстука и кобуру с парабеллумом передвинуть на левую сторону рукояткой к пряжке ремня. Давайте я вам помогу… Вот так, теперь отлично! — не переставала тараторить она. — Мужчины от вас будут без ума. Вам очень идет форма.
— Благодарю! — Лиза подошла к трюмо. Ну что ж — блондинка с голубыми глазами, стройная, спортивная фигура… И даже кобура парабеллума не портила ее, а придавала независимый вид.
— Кофе с бутербродом? — предупредительно спросила горничная.
— Да!
Лиза прошлась по комнате. Новые сапоги слегка скрипели. В одежде она сразу почувствовала себя увереннее. Ну вот, теперь она настоящая Эльза Миллер — лейтенант абвера.
Горничная принесла на подносе кофе и несколько бутербродов.
Эльза молча выпила кофе. В дверь постучали.
— Да! Да! Войдите!
В комнату вошел Ганс Крамер в новенькой отглаженной форме.
— Эльза! Вас прямо не узнать. Вы когда–нибудь хотя бы друзьям улыбаетесь?
— Улыбаюсь, если на то есть причины. Но в данный момент вы выглядите боевым офицером и совершенно не кажетесь мне смешным.
— Другого ответа я и не ожидал! Меня это радует. Вы не относитесь к легкомысленным женщинам. В нашей работе это к добру не приводит. Машина подана, едем на аэродром.
— Я готова!
У крыльца стоял «мерседес» с тем же шофером, что забирал их у границы.
— На аэродром, Отто!
Машина выехала на автостраду и помчалась к аэродрому, который находился в десяти километрах от города. На взлетной полосе стоял транспортный самолет с запущенными винтами.
Эльза и Крамер поднялись по трапу в самолет. Там уже находилось около двадцати офицеров вермахта. Из кабины вышел пилот.
— Все! — произнес он. — Господа офицеры, пристегнитесь ремнями, взлетаем.
Эльза закрыла глаза. Весь путь до Берлина она сидела молча и думала о родных — сыне, матери, муже, о том, что ждет ее впереди. Она летела в неизвестность, по это ее не пугало. Эльза чувствовала себя солдатом, выполняющим задание Родины.
На Берлинском аэродроме приземлились поздним вечером. Самолет подрулил почти к зданию аэровокзала. Все прилетевшие в Берлин взяли свои вещи и спустились по трапу на ярко освещенную бетонную полосу.
— Машина с другой стороны аэровокзала, — сказал Крамер.
Здание, к которому они вскоре подъехали, находилось в старом городе и от других домов отличалось только двумя флагами с черной свастикой, развевающимися над входом.
Охраны снаружи не было, зато за дверью в холле, перегороженном барьером, стояли два солдата, положив руки на автоматы. За дверцей у перегородки вытянулись при виде офицеров унтер–офицер и фельдфебель.
— Со мной к штандартенфюреру Штольцу, — бросил им на ходу Крамер.
Поднялись на второй этаж. В приемной Штольца за столом сидел обер–лейтенант с повязкой на левой руке, в белом круге которой находилась черная свастика. Увидев вошедших, встал по стойке «смирно».
— Пауль! Доложите о прибытии.
Через минуту секретарь попросил зайти к Штольцу.
Ганс и Эльза вскинули руки в нацистском приветствии. Штольц ответил и вышел из–за стола навстречу им.
Он выглядел моложе своих пятидесяти лет, и только седина и морщины на лбу свидетельствовали о том, что погоны полковника достались ему нелегко.
— Поздравляю вас с благополучным прибытием. Я уже знаю, каким был переход границы и очень рад видеть вас целыми и невредимыми… — Крамер! — повысил голос Штольц. — К завтрашнему утру подготовьте подробный доклад. Вы свободны.
Крамер щелкнул каблуками и вышел.
— Дорогая фрау, садитесь поближе ко мне. Будет длинный разговор.
Эльза опустилась в кресло рядом со Штольцем.
— Разрешите, господин штандартенфюрер, передать привет от отца и несколько пленок, которые он просил вручить вам лично. — Она протянула Штольцу сверток.
— Благодарю!
Штольц развернул пакет, вынул одну пленку, посмотрел на свет.
— Очень интересно! Молодчина Карл! Но давайте поговорим о вас, Эльза Миллер. Я хочу услышать о вашей жизни в России, начиная с того момента, когда вы стали работать на рейх.
Эльза рассказывала не спеша, подробно, вспоминая инструктаж Миллера и напутствия работников госбезопасности. Рассказ занял более часа. Когда она дошла до встречи с Крамером, Штольц задал вопрос:
— Какое впечатление он произвел на вас?
— В общем — неплохое.
— Расскажите о переходе границы.
Эльза начала с наиболее острой ситуации:
— Почти у самой границы мы напоролись на пограничников. Проводники завязали перестрелку. Мы с Крамером кинулись в сторону, по наткнулись на других красноармейцев. Тогда я, понимая, что Крамер здесь нужнее, осталась его прикрывать. Чудом мне удалось перейти границу. Вот и все.
Штольц внимательно посмотрел на Эльзу.
— Как вы думаете, почему захлопнулось «окно» на границе? Ведь Крамер перешел туда без осложнений.
— На случайность не похоже, — ответила Эльза, — слишком много было пограничников, а вообще не знаю. Может, усилили охрану границы…
— Где вы будете жить здесь? В пансионе для сотрудников абвера или у родственников отца?
— В пансионе. Родственников я знаю только по рассказам отца.
— Хорошо! Пансион рядом. Отдыхайте, завтра приходите к 11 часам. До свидания.
— До свидания, господин штандартенфюрер.
Дежурный офицер проводил Эльзу в пансион, к управляющей фрау Липце. Та встретила ее официально:
— Мне приказали поместить вас в отдельную комнату. Как это прикажете понимать? У нас даже чины повыше живут вдвоем. Учтите, никаких кавалеров я не разрешаю водить. Вам ясно, уважаемая фрау?
Офицер, сопровождающий Эльзу, улыбнулся.
— Меня интересует, фрау управляющая, почему вы говорите со мной таким тоном? — возмутилась Эльза.
— Потому, что у меня уже жили подобные девицы.
— Так вот запомните, — строго произнесла Эльза, — я не девица, а сотрудник абвера. Завтра я постараюсь, чтобы вам это различие объяснили. А вас, — она повернулась к офицеру, — попрошу сообщить штандартенфюреру Штольцу, как меня встретили.
Офицер, ухмыляясь, вышел из пансиона. Эльза вновь обратилась к управляющей:
— Проводите меня в комнату. Я устала и хочу спать.
— Одну минутку, я возьму ключ.
Фрау Линце растерялась. Тон Эльзы не на шутку напугал ее. Будучи сама агентом абвера (в ее обязанности входила слежка за офицерами, живущими в пансионе), фрау Линце понимала, что таким тоном мог говорить очень уверенный в себе человек, когда он заручен поддержкой «сильных мира сего». На всякий случай управляющая решила сгладить резкость:
— Дорогая фрау Миллер! Вы не подумайте, что я хотела вас унизить. Беседуя с вами, я строго придерживалась инструкции. За все, что происходит в этом доме, я несу полную ответственность. Поэтому я всегда стараюсь быть построже с жильцами. Некоторым это помогает сохранить хорошую репутацию…
— О моей репутации, — резко перебила Эльза, — я позабочусь сама. А вы заботьтесь лучше о своей, если еще не испортили ее до конца. И запомните, фрау Линце: за себя я постоять сумею, даже если мне придется обратиться к…
Фрау Линце внимательно слушала, кто же у этой фрау покровитель?
— …парабеллуму, — окончила Эльза после небольшой паузы, поглаживая правой рукой кобуру.
— О, майн готт! — воскликнула управляющая. — Как может говорить такое молодая красивая женщина!
— В настоящее время я — солдат!
— В таком случае, фрау, примите мои извинения.
— Хорошо! Но больше не приставайте ко мне со своими нравоучениями.
— Не буду! Не буду. Как вам комната? Она одна из лучших в пансионе.
— Сойдет на первое время. Ко мне больше вопросов нет?
— Нет, нет, фрау! Отдыхайте…
Эльза разделась и легла в постель. Парабеллум положила под подушку. Последние несколько дней ее так вымотали, что она заснула, едва коснувшись головой подушки.
Спала крепко, без сновидений, и на следующий день встала полная сил. К ней пришло ощущение, когда «я», «мое», все личное отходит на второй план, а на первое место становится дело, которому служишь.
В это время штандартенфюрер Штольц перелистывал ее личное дело.
«…Эльза Миллер — дочь профессионального разведчика Карла Миллера. После окончания 10 классов была привлечена отцом к разведывательной деятельности. По заданию абвера поступила в институт иностранных языков, на отделение английского языка. Знает русский, украинский, немецкий и английский. Личное дело № 20041, псевдоним «Аргус». За ценную разведывательную информацию неоднократно поощрялась денежными премиями. В день окончания института присвоено офицерское звание — лейтенант абвера. Вышла замуж за офицера Красной Армии. На этот брак было дано согласие начальника отдела. Обоснование — надежная «крыша» и дополнительная развединформация на дому. Муж — Иван Иванович Петренко — капитан Красной Армии, служит на Дальнем Востоке».
Штольц и не подозревал, что вся развединформация, подписанная «Аргусом», была или вымыслом, или собиралась Карлом Миллером. Эльза никакого отношения к ней не имела.
Елизавета Петренко никогда не работала на абвер. Карл Миллер, будучи убежден, что рано или поздно фашистская Германия начнет военные действия против единственного в мире социалистического государства, решил позаботиться о судьбе дочери. Он и не предполагал, что его дочь никогда не станет изменником Родины. Примеры героев гражданской войны, дух патриотизма, который витал в стране, вера в великое будущее своей Родины заставили его дочь, оказавшуюся в неожиданной ситуации, принять единственно верное решение — стать бойцом невидимого фронта,
Утром Эльза поднялась рано. К 11 часам ей следовало явиться в абвер. Одевалась с особой тщательностью, мысленно перебирая вчерашний разговор со Штольцем. Все идет как будто нормально. Не слишком дружелюбная беседа с фрау Линце ее не волновала. Туников в последних инструктажах особое внимание уделил ее поведению с окружающими: ни перед кем не лебезить, с начальством быть пунктуальной, сдержанной, исполнительной. Случайных знакомств не заводить до тех пор, пока не почувствует хотя бы относительной уверенности в своей безопасности.
Эльза вышла из комнаты, у повстречавшейся на лестнице уборщицы спросила:
— Фрау Линце у себя?
— Да, фрау лейтенант.
Фрау Линце была не одна, рядом с ней на широком диване сидел рослый, широкоплечий мужчина лет сорока. В правой руке он держал сигарету, в левой — небольшую никелированную зажигалку.
— Фрау Линце, я не помешала? — поздоровавшись, просила Эльза.
— Нет, дорогая фрау, присаживайтесь. Разрешите вас представить, — она повернулась к собеседнику, — Эльза Миллер, Карл Мейер.
Эльза и Мейер пожали друг другу руки.
— Фрау Линце, где я могу поесть?
— Пройдите в столовую, назовите свою фамилию и вас обслужат. Кстати, штурмбанфюрер Мейер тоже зашел по этому поводу.
Фрау Линце улыбнулась военному.
— Герр Мейер, проводите, пожалуйста, фрау Миллер.
— С большим удовольствием.
Эльза и Мейер спустились в столовую, где было около тридцати столиков. На каждом — цветы, чисто, уютно. Как только сели за столик, к ним подошел официант.
— Лейтенант Миллер и штурмбанфюрер Мейер, — произнес спутник Эльзы.
Официант перелистал записную книжку и удалился.
— Вы недавно в Берлине? — обратился Мейер к Эльзе.
— Да.
— Где до этого находились, если не секрет?
— Пока секрет, господин штурмбанфюрер. А вы откуда прибыли?
— Из Польши, собственно, из генерал–губернаторства, фрау лейтенант, я служу в СД.
— Мы вчера летели с вами одним самолетом?
— Да. Я видел, как вас встречали коллеги из абвера. Приятного аппетита!
— Благодарю. И вам тоже.
Ели в полном молчании. Позавтракав, Эльза кивнула Мейеру и ушла к себе.
«СД — политическая и зарубежная разведка РСХА*["1], — раздумывала Эльза, — а живет штурмбанфюрер в пансионе, тут что–то не так».
При выходе из столовой к Эльзе обратился сухощавый мужчина среднего роста в сером костюме. В руке незнакомец держал небольшой саквояж.
— Фрау Миллер?
— Да, слушаю вас.
— Штандартенфюрер приказал передать вам это… — он глазами указал на саквояж.
— Благодарю вас! Что здесь?
— Ваши документы, деньги, в 14.00 все это должно быть при вас, за вами заедет машина. До свидания!
— До свидания!
Эльза поднялась к себе в комнату и стала вынимать на стол содержимое саквояжа: офицерская книжка, пачка наличных денег — 500 марок.
В 13.30 в комнату постучали. Вошел Ганс Крамер, улыбающийся, с видом довольного жизнью человека.
— Приветствую вас! — он галантно поклонился.
— Здравствуйте, герр гауптман! Вы за мной?
— Так точно! Напросился у Штольца. Вы готовы к отъезду?
— Почти! — ответила Эльза, застегивая ремень с кобурой.
— Парабеллум тяжеловат для вас, сменим его на «вальтер».
— Спасибо! Я готова!
Они вышли из комнаты. У входа случайно столкнулась с ними фрау Линце.
— О, фрау лейтенант! Вы истинный солдат рейха! Я даже не подозревала…
— Вы еще о многом не подозреваете, уважаемая фрау Линце, — серьезно проговорил Крамер. — Штандартенфюрер велел передать вам свое недовольствие вчерашним днем и просил вспомнить о последней беседе с вами. Больше таких поступков он прощать вам не будет. Делайте выводы.
Фрау Линце растерянно смотрела на Эльзу.
— Я извинилась перед фрау Миллер. Я…
Она хотела еще что–то сказать, но гауптман перебил ее:
— Все желания фрау Миллер исполнять немедленно. Понятно? Это приказываю я, Ганс Крамер, меня вы знаете хорошо.
В разговор Эльза не вмешивалась, она стояла молча, спокойно слушая реплики. Про себя отметила: «Управляющая боится Ганса…»
— Поедем на машине или пройдем пешком? — обратился к Эльзе Крамер.
— Можно пешком.
Он махнул шоферу рукой, и автомобиль уехал. Крамер попытался взять Эльзу под руку, она выдернула ее.
— Прошу вас, не ведите себя, как испанский гранд. Я для роли дамы не очень гожусь.
— Вы очаровательная женщина, фрау Миллер. Я счастлив, что познакомился с вами. Мне будут завидовать все друзья.
— Господин гауптман! Пока идет война — я солдат рейха. Этим сказано все. Здесь все мои характеристики — и положительные, и отрицательные.
— На вас, фрау Миллер, сердиться невозможно.
— Я тоже считаю — не стоит. А лучше примите мои слова к сведению. В Берлине хороших и красивых женщин много, оставьте для них место в своем сердце. Обо мне лучше думайте как о человеке, с которым вы переходили границу. Мы — коллеги, а это больше, чем флирт или случайная любовная связь. Разве я не права?
— Вы правы. Я никогда не забуду, как вы остались меня прикрывать.
Так переговариваясь, они вошли в здание абвера. У барьера унтер–офицер проверил документы. Поднялись на второй этаж в приемную штандартенфюрера Штольца. Секретарь доложил Штольцу и пригласил вошедших:
— Заходите, господа.
Штольц сразу начал с дела:
— Крамер, я ознакомился с вашим рапортом и направил его своему руководству. Вы, видимо, останетесь работать у нас в одном из отделов. Вы свободны. Крамер отдал честь и вышел.
— Вы, фрау Миллер, пройдете краткое обучение в спецшколе, а затем решим, где вы будете работать. В дальнейшем ваши функции немного изменятся. Советую встретиться с родственниками. Крамер поможет.
Штольц откашлялся:
— Все вопросы, которые будут возникать, решайте с Крамером.
Штандартенфюрер записал на листке номера телефонов Ганса Крамера и подал Эльзе.
— Дней через пять за вами заедут и отвезут на занятия. До свидания!
— До свидания, господин штандартенфюрер.
В приемной Эльзу ждал Крамер. Они вышли на улицу.
— Куда пойдем?
— В лучший кинотеатр Берлина. Посмотрим что–нибудь сентиментальное. О любви. Согласны?
— Согласна.
Фильм не понравился обоим, и гауптман предложил поужинать. В центральном ресторане на Вильгельмштрассе свободных мест не было. Старший официант посадил их за столик, сняв с него табличку «занято». Они сидели и пили рейнское, танцевали. Крамер рассказывал берлинские сплетни. Эльза смеялась. Несколько подвыпивших офицеров пробовали пригласить ее на танец, но она всем отказывала. Откуда–то из глубины зала подошел сильно выпивший майор люфтваффе.
— Разрешите пригласить вас на танго, — склонился он к Эльзе.
— Я устала, мы сейчас уходим.
Услышав отказ, майор разразился тирадой:
— Переходите к нам, у нас таким женщинам дают рыцарские кресты всех степеней, — он пьяно захохотал.
Крамер так посмотрел на него, что майор поспешил удалиться. Ганс повернулся к Эльзе. Она стояла чуть побледневшая.
— Вы зря поспешили. Я его и сама бы призвала к порядку.
— Ну что — теперь домой?
— Пожалуй.
Возле пансиона Эльза простилась с Крамером.
— Завтра заходите за мной утром, посетим моих родственников.
В воскресенье Эльза решила, наконец, повидать родственников отца. Крамер представит ее.
Придирчиво осмотрела себя в зеркале. Осталась довольна. Новая форма, белоснежный воротник рубашки, льняные волосы, голубые глаза — строгая и красивая женщина.
Ганс Крамер явился ровно в 10.
— Доброе утро, Эльза!
— О–о! Господин гауптман, по вас можно проверять часы.
— Мы немцы, а кроме того, еще и солдаты, уважаемая фрау Миллер, и должны быть пунктуальны.
У пансиона стоял новенький «опель» Крамера.
— Едем к родной сестре вашего отца — Хильде Нейс, урожденной Миллер, — сообщил Крамер.
— Адрес знаете, Ганс?
— Да! Характеристика семьи: Хильда замужем за Арнольдом Нейсом — оберстом генштаба. Сын — Густав Нейс — двадцати девяти лет, оберштурмфюрер СД.
Подъехали к небольшому двухэтажному коттеджу. Машину Крамер поставил у ворот. У крыльца дома их встретил широкоплечий, полнеющий мужчина, которому было далеко за пятьдесят.
— Добрый день! — приветствовали его Эльза и Крамер.
Мужчина ответил на приветствие и поинтересовался:
— Слушаю вас, господа. Вы к кому?
— Нам нужен оберст Арнольд Нейс.
— Чем могу быть полезен?
— Можно к вам?
— Проходите в дом. У меня в кабинете поговорим.
Однако было видно, что оберста предстоящая беседа с офицерами абвера не радовала. Он шел впереди, сосредоточенный, серьезный. Прошли через гостиную в кабинет. Сели в кресла.
— У вашей жены, — начал Крамер, — есть родной брат — Карл Миллер?
Оберст побледнел, вытер вспотевший лоб носовым платком.
— Да, но я его никогда не видел и ничего о нем не знаю.
— Позовите, пожалуйста, вашу жену, — сказал Крамер.
Оберст вышел и через некоторое время возвратился в кабинет вместе с женой. Хильда Нейс тоже была заметно взволнована. Поздоровалась с гостями.
— У вас есть родной брат Карл Миллер?
— Да, если он жив.
— Что вам известно о нем?
— Он уехал из Германии очень давно.
— Получали вы от него письма? Писали ему?
— Да, получала, но очень редко.
— Писал ли он, как ему живется в России. Женат ли он? Есть ли дети? — допытывался Крамер.
— Был женат, родилась дочка.
— В таком случае, господа, разрешите представить вам вашу племянницу Эльзу Миллер — дочь Карла Миллера.
Эльза поднялась с кресла, протянула руку.
— Да, это я, тетя Хильда.
Та растерянно смотрела то на Эльзу, то на Крамера. Потом подошла к ней, с минуту всматривалась в ее лицо.
— Да, это дочь Карла.
Оберст приоткрыл дверь, крикнул:
— Берта! Накрывай стол на пять человек, сервировка праздничная.
В кабинет вошел молодой рыжеволосый оберштурмфюрер СД.
— С приездом, дорогая кузина, — улыбнулся он Эльзе. — Я ваш двоюродный брат Густав Нейс.
Все подошли к столу. Хозяин достал из бара бутылку французского коньяка и налил в рюмки. Сын открыл коробку конфет.
— За ваш приезд на родину, Эльза! — Оберст поднял рюмку на уровень глаз.
Хозяйка дома гостеприимно произнесла:
— Господа! Прошу к столу.
На широком, почти квадратном столе все было готово к обеду. Слуга наполнил рюмки коньяком. Оберст предложил тост.
— За скорую встречу отца и дочери. Вы согласны со мной, гауптман?
— Полностью! — ответил Ганс Крамер.
За столом Хильда Нейс подробно расспрашивала Эльзу об отце, матери, о жизни в России.
— Дорогая племянница! Извини, что не посоветовалась с тобой. Сейчас сюда съедутся ближайшие родственники. Я позвонила всем по телефону. Для нас большое счастье, что ты приехала в Германию. Представляю, как тяжело было немке жить в России — среди этих большевиков.
— Благодарю, дорогая тетя, за сочувствие, — мило улыбнулась племянница.
Хозяин предложил осмотреть его гордость — розарий. Спустились в сад, в котором цвело множество роз.
Постепенно съезжались гости. Обязанность представлять племянницу родственникам взял на себя Густав Нейс. Он подвел к Эльзе гауптмана.
— Эрик Блюм — ваш троюродный брат.
— Эльза Миллер.
Внезапно появившейся родственнице все уделяли много внимания. В их роду было единственное черное пятно — это Карл Миллер. С приездом дочери Миллера это пятно стало золотым, как солнце.
В пятом часу Эльза и Крамер стали прощаться.
— Дорогая сестра! — задержал ее руку в своей Густав. — Переходите к нам жить, я уступлю вам свою комнату.
— Спасибо, брат! Я буду часто приходить, надоесть еще успею.
В машине Крамер спросил Эльзу:
— Как вам родственники?
— Очень милые люди.
— Как мы их сначала напугали! — захихикал Ганс. — Вам повезло со службой.
— Ганс! Вам известно, чем я должна заниматься в Германии?
— Да, шеф говорил мне. Сначала будете учиться в школе…
— Какие предметы я буду там изучать?
— Самые разные.
— А физические занятия? Специальная борьба? Мне ужасно не нравятся такие занятия с мужчинами.
— Можно заниматься частным порядком, — тут же откликнулся Крамер. — Я знаю одного специалиста. Он — мастер своего дела. Сам у него тренировался. Хотите, съездим к нему?
— С удовольствием!
Ганс Крамер развернул машину и поехал на Вильгельмштрассе. В квартире их встретил мужчина невысокого роста, непонятного возраста, одетый в японскую национальную одежду.
— Здравствуйте, Манодзи! — поздоровался Крамер. — Вы меня помните?
— Здравствуйте, помню, господин офицер. Манодзи помнит всех своих учеников.
— Примите на обучение нашего сотрудника — фрау Миллер, она хорошо заплатит.
— Раз вы сказали «принять», Манодзи примет, хотя много, много ученик. Все почти ваш — черный одежда.
— Она придет завтра, и вы обо всем договоритесь. Запомните — Эльза Миллер.
— Моя все запомнит. Очень красивый госпожа.
— До свидания, Манодзи!
Хозяин низко поклонился.
В машине Крамер обратился к Эльзе:
— Вас отвезти в пансион?
— Да, буду сегодня отдыхать. Я вам и так в обузу, столько времени отобрала.
— Ничего, мне хорошо в вашем обществе…
У пансиона они распрощались. Эльза чувствовала себя уставшей, но была довольна и до предела взволнована: связь с Манодзи наладится завтра. Закрыв дверь на ключ, стала составлять цифровые донесения.
Центр. Радомиру,
Прибыл на место. Отчеты сдал. Направлен на обучение в спецшколу. Встреча с родственниками прошла хорошо.
Милован.
В сквере, находящемся рядом с пансионом, на скамейке возле скульптуры Кентавра, у нее был тайник. Эльза отнесла туда шифровку. Почти час гуляла по аллеям сквера, не выпуская из поля зрения скамейку. Убедившись, что слежки нет, вернулась домой.
Из Центра была направлена следующая радиограмма:
Австрийцу.
При встрече выясните причину преждевременного выхода на связь Милована. Максимум осторожности и соблюдения конспирации. Задание: освоиться в Германии.
Радомир.
В 20.00 Ганс Крамер докладывал Штольцу:
— Встреча у Нейсов прошла нормально. Эльза была растрогана приемом. Всем очень понравилось. Они не ожидали такой эрудированной племянницы, да еще в звании лейтенанта. Я предложил ей обучаться у Манодзи. Договорился с японцем.
— Почему не у нас?
— Ее шокирует, что во время схваток она будет иметь дело с мужчинами. И только.
— Да, спеси и самолюбия у девки хоть отбавляй. Карл Миллер, видимо, затратил немало труда, пока ее воспитал. Знание языков, внешнее обаяние, твердый характер, неэмоциональная натура — это то, что необходимо для работы в разведке. Шеф сегодня при разговоре спросил меня, не является ли она агентом России? Что бы ты на это ответил?
— Исключено! — твердо произнес Крамер. — Красных она ненавидит. Все факты говорят об этом. Подозревать ее — значит подозревать всю ее информацию, которая полностью подтверждается. Более того, значит, нам нужно подозревать и Карла Миллера, а потом и меня. Шеф слишком подозрителен. Пока агент за границей, он верит ему на пятьдесят процентов, а когда он в Германии — только на пять.
Штольц улыбнулся.
— Твое покровительство нужно ей после знакомства с родственниками?
— Пока да.
— Уж не влюбился ли ты, Ганс?
— Она меня притягивает, но это не то чувство, которое вы имеете в виду, господин штандартенфюрер.
— Смотри, Ганс.
Эльза вошла вслед за служанкой в комнату, где их с Крамером принимал Манодзи.
— Господин Манодзи! Фрау желает с вами поговорить.
— Хорошо, Ирма, идите.
— Здравствуйте, господин Манодзи!
— Добрый день, фрау Миллер!
— Вы преподаете древнеиндийскую борьбу и каратэ?
— В основном дзюдо.
— В виде исключения не могли бы вы меня вести по каратэ? Мне рекомендовали вас как хорошего специалиста.
— Отдельные занятия будут дорого стоить, госпожа.
— Я думаю, фирма компенсирует мои расходы.
— С приездом, товарищ Милован!
— Спасибо, товарищ Манодзи!
— Чем вызван преждевременный выход на связь со иной?
— Мне рекомендовали обучаться у вас. Привезли к вам и даже ходатайствовали за меня. Кроме того, нужно срочно отправить радиограмму. Обобщая и анализируя некоторые факты, у меня складывается впечатление, что Германия готовится к войне с СССР.
— Вам, Эльза, приказано, как можно меньше рисковать. Основное — внедриться в абвер. Остерегайтесь Крамера — очень опытный контрразведчик. Думаю, сопровождает он вас не только потому, что вы ему нравитесь. Скорее всего, это приказ Штольца. Они никому не доверяют и могут быть неоднократные проверки. Ко мне можете ходить, не вызывая подозрений. Многие из абвера, гестапо обучаются и тренируются здесь. Два года тому назад Крамер также обучался у меня. Это он подсказал мой адрес?
— Да, — ответила Эльза, — меня направляют учиться в школу. И Крамер предложил дополнительно уроки спецборьбы брать у вас.
— Внимательно присматривайтесь к преподавателям и курсантам. Приходить ко мне на занятия будете к 16 часам. Слежки за собой не замечали?
— Кажется, нет!
— Хорошо. Берегите себя. Вы очень нужны. Когда начнутся занятия в спецшколе? — Манодзи говорил точными короткими фразами, словно спешил.
— Штольц сказал, что меня вызовут.
— Если Крамер спросит, как договорились со мной насчет оплаты за обучение, то скажите: шесть марок в час. Это дороже, чем обычно. Он будет считать, что я воспользовался вашей неосведомленностью в данном вопросе.
Помолчали. Японец будто вспомнил что–то.
— Где вы живете?
— В пансионе абвера.
— Ведите себя там очень осторожно. В пансионе круговая слежка.
— Ясно! — улыбнулась Эльза, вспомнив фрау Линце.
Миллер не спеша шла по тротуару Унтер–ден–Линден. То, что она не одна и теперь рядом есть товарищ, подняло настроение. Главное — не дать себя заподозрить, каждый шаг обдумывать.
Сегодня Эльза впервые вышла на улицу в штатском. Никто не обращал на нее внимания. Она чувствовала себя настоящей берлинкой. Изредка заглядывала в магазины. Не заметила, как подошла к пансиону. Возле подъезда стоял штурмбанфюрер Мейер из СД. Он был в штатском. Кого–то ждал.
— Добрый день, фрау Миллер!
— Добрый день! Вы даже фамилию мою запомнили.
— Я все запомнил. Странно, что мы не встречались в Кракове.
— Вас информировали обо всем, что происходит в генерал–губернаторстве? — улыбнулась Эльза.
— Во всяком случае — о многом. Мне до сих пор не дает покоя мысль, чем вы там занимались. В гестапо я знал всех, в абвере также. Вас нигде не встречал. Удовлетворите мое любопытство, фрау.
— Не могу, господин штурмбанфюрер! — пожала плечами Миллер. — Вы очень опасный человек: все знаете, все видите, всем интересуетесь.
— То, что я опасный — неправда, — возразил штурмбанфюрер. — Что касается любознательности — это точно. Никуда не денешься — профессиональная привычка.
— Понимаю. И именно поэтому вы решили сделать мне маленькую неприятность?
— Мой бог! О какой неприятности вы говорите?
— Зачем вы все у меня выспрашиваете? — прищурила глаза Эльза. — Видимо, считаете меня не офицером, а глупой женщиной. Я могу по секрету сообщить вам одну новость.
— Слушаю вас! — заинтересовался Мейер.
— Фрау Линце не только СД информирует обо всем, что происходит в пансионе. Вам понятно, господин штурмбанфюрер?
— Понятно. Но откуда вы взяли, что она информирует меня о чем–то?
— Перед тем как войти к пей в кабинет, — ответила Эльза, — я около пяти минут стояла за плотно прикрытой дверью. Не подумайте, что я специально подслушивала. Все произошло совершенно случайно. Просто я услышала свою фамилию и остановилась. Сожалею, что у меня тогда не было магнитофона. Пришлось все услышанное изложить в рапорте по инстанции. У вас есть еще ко мне вопросы, господин штурмбанфюрер?
— Нет. Вижу, что награду вы получили не зря. Штольц — хороший специалист и не слишком щедр с подчиненными. Именно это ввело меня в заблуждение. Я засомневался: уж не любовницу ли завел себе Штольц? — он захохотал, но тут же оборвал смех. — Извините, я пошутил!
— Я так и поняла. А теперь, поскольку вы в отменном настроении, развеселите фрау Линце. Она выходит к нам из пансиона. До свидания!
Мейер щелкнул каблуками.
Спустя час Эльза подробно передала разговор с Мейером Штольцу. Тот долго смеялся.
— Молодец, Эльза, здорово ты расколола этого дурака. Кто мог подумать, что Линце — двойник. Я ей покажу СД. Ну и он хорош. Опытный разведчик, а попался, как дилетант. Сегодня же обо всем доложу шефу, — Штольц улыбнулся: — Как отдыхается?
— Скучно. Уже надоело. Когда занятия в спецшколе?
— Послезавтра. Крамер рассказал мне о японце. Какое время он назначил вам для тренировок по борьбе?
— В любой день к 16.00.
Разговор был прерван гудком зуммера.
— Алло! Штольц слушает. Добрый день, оберштурмбанфюрер, — сказал он в трубку. — Дать разрешение на перевод к вам фрау Линце не могу. Я как раз сам думаю ее перевести куда–нибудь. Но не решил еще куда. Всего хорошего.
Положив трубку, Штольц продолжил разговор с Эльзой:
— СД пробует спасти старую дуру. Это им не удастся.
Штандартенфюрер пытливо посмотрел на женщину!
— Скажите, Эльза, какое впечатление на вас произвели родственники?
— Я очень рада встрече с ними! Такие милые люди…
— А Крамер? Он все время старается угодить вам.
— Мы с ним просто сослуживцы.
— Похвально! Солдатская дружба — это большое дело,
— Разрешите идти?
— Идите!
Эльза вышла из кабинета.
Через день в 8.00 утра Миллер вызвали к телефону.
— С вами говорит начальник спецшколы, Хекендель. В 10.00 прошу явиться в школу. Форма одежды — штатская.
— Я вас поняла, господин Хекендель!
Назавтра Эльза сидела в кабинете начальника спецшколы. Тот был по–деловому краток:
— Фрау Миллер! С выпиской из вашего личного дела я ознакомился. На период обучения в школе вы будете проходить под номером 4217. С кем–либо говорить о себе запрещается. Сегодня вам выдадут пропуск, который будет храниться на проходной школы. При входе в школу вы обязаны назвать свой номер, дежурный сверит фотографию с оригиналом. Волосы не перекрашивать, прическу не менять. Завтра в 9.00 начинаются занятия. Желаю удачи. До свидания.
Теперь ежедневно, с 9 до 14–ти Эльза находилась на лекциях и практических занятиях в спецшколе.
Пообедав в пансионе, шла к Манодзи, где обучалась приемам спецборьбы. Во время перерыва, отдыха, Манодзи передавал ей свой опыт работы в Германии.
Слушатели спецшколы собрались в большом актовом зале. Маленький человек с лысой овальной головой взобрался на трибуну.
— Господа! Вы все уже доказали свою преданность рейху и Адольфу Гитлеру, знаете, какой великой идее служите. Всемирное господство — конечная цель национал–социализма. Вы будете ее первопроходцами. Этот процесс уже начался. Поэтому возьмите от школы знания, которые собирались многими поколениями разведчиков, чтобы вам не пришлось учиться на собственных ошибках. Вы будете изучать страны, где вам придется работать, систему конспирации, шифрование и многое другое. В своем вступительном слове я хочу предостеречь вас от некоторых ошибок. Страну, в которой будете находиться, нужно знать в совершенстве. Знать обычаи, традиции, религиозные убеждения, тончайшие нюансы этого государства. Только тогда вы сможете работать с максимальной отдачей. Знания одного языка — недостаточно. Необходимо знать души людей, что они любят и что ненавидят. На этой любви и ненависти искусно играть. Но, предостерегаю, чрезмерная уверенность в своих силах опасна так же, как и неуверенность. Вас будут обучать опытные специалисты рейха. И чем лучше вы усвоите то, что вам дадут, тем больше гарантий вашей личной безопасности. Я уверен, что услышу еще о многих из вас.
Группа, в которой числилась Эльза, перешла в другую аудиторию.
По тому, как преподаватель акцентировал внимание слушателей на славянских странах, и в частности на Советском Союзе, Эльза поняла, на чем будет специализироваться ее группа.
Преподаватель упорно обосновывал и защищал идею Геббельса о биологической неполноценности иных человеческих рас, о превосходстве арийской расы над другими народами.
В тетради Эльза записала вывод преподавателя: «Поскольку другие народы неполноценна, то они должны быть покорены. Господство немцев над всем миром». И поставила три восклицательных знака.
После перерыва группа спустилась в тир, находящийся в подвале здания школы. Инструктор стрелковой подготовки Горн обратился к слушателям:
— Господа! Вам приходилось иметь дело со стрелковым оружием. В вашей профессии стрелковая подготовка играет далеко не последнюю роль. Задача — усовершенствовать умение владеть оружием. Мы будем осваивать такие виды стрельбы: стрельба на звук; стрельба на свет; стрельба на тень; стрельба с двух рук одновременно. Сегодня мы будем изучать и осваивать стрельбу из двух рук. К ней прибегают в тех случаях, когда приходится иметь дело с группой противника до 10 человек.
Горн взял в правую руку парабеллум, в левую «вальтер» и открыл огонь. Правой рукой он стрелял по движущимся машинам, а левой — по мешкам с опилками, стоящими в левой стороне тира. Синхронная серия выстрелов ударила, словно барабанная дробь. Мешки с опилками были продырявлены в нескольких местах, а двигающиеся машины падали одна за другой.
Присутствующие зааплодировали.
— Вот это стрельба!
— Сколько же времени вы обучались этому виду? — спросил один из слушателей у Горна.
— Столько же, сколько отведено сейчас вам, к тому же раньше я никогда не был блестящим стрелком, — строго ответил Горн. — Итак, кто желает попробовать?
Черноволосый, стройный, широкоплечий мужчина подошел к инструктору.
— Разрешите мне!
— Пожалуйста!
Незнакомец взял в руки заряженные пистолеты и стал стрелять. Но синхронной стрельбы не получилось. Прицельные выстрелы правой руки изредка сбивали мишени, а с левой был произведен всего один выстрел, и то пуля пошла ниже мешка в земляной пол.
— Попробуйте еще.
И снова то же самое.
Затем все слушатели поочередно выходили к огневому рубежу и стреляли. Но такой слаженной стрельбы, как у инструктора, не получилось ни у кого.
Хуже всех результаты были у Эльзы.
— Вам, фрау, придется начинать тренироваться с обеих рук попеременно, — сказал ей инструктор. Но, увидев огорченное лицо Эльзы Миллер, добавил: — Не расстраивайтесь, со временем и у вас получится.
Ежедневно к 16.00 Эльза приходила к японцу Манодзи. Борьба увлекала ее, тренер уделял ей много внимания. Десятки раз они терпеливо повторяли один и тот же прием, шли от простого элемента к сложному. Эльза чувствовала себя с ним, как с хорошим и добрым учителем. Обучение продвигалось довольно успешно.
На двадцатое занятие приехали Крамер и Штольц. В этот день Манодзи и Миллер отрабатывали прием «нападение с дубинкой и защита от нее».
Вошедшие сели у стены на диван и наблюдали, как ловко Эльза уходит от удара дубинки. Когда Миллер поравнялась с ними, гауптман схватил в правую руку нож и рывком бросился на женщину. Уйдя от дубинки, Эльза взвилась перед нападавшим Крамером, как змея, перехватила левой рукой его правую руку с ножом, рванула со всей силой на себя, применила прием, и Ганс Крамер покатился по полу.
Штольц от удовольствия захлопал в ладоши. Эльза скромно стояла на прежнем месте. Японец довольно улыбался.
Крамер поднялся с ковра и раздраженно обратился к нему:
— Манодзи! Что это за прием? Почему я его не знаю?
— Это один из самых сложных приемов дзюдо, ты знаешь другой, тоже хороший.
Крамер хмыкнул:
— Молодчина, Эльза! Ты здорово отработала этот прием. А ты, Манодзи, получишь вознаграждение, если фрау Миллер выдержит экзамен.
— Большое спасибо, — поклонился японец.
— Переодевайтесь, — бросил Штольц Эльзе. — Поедете с нами.
Когда она вышла в другую комнату, спросил японца:
— Манодзи! Получится из нее что–нибудь?
— Очень получится! Гибкий, крепкий и сильный, как мужчина.
— Хорошо! А вам, Ганс, сегодня не повезло или вы поддались?
— Никак нет! Я не ожидал от нее таких успехов.
— А вот со стрельбой у Миллер слабо, — заметил Штольц. — Я передал начальнику школы, чтобы хорошо отработали с ней стрельбу.
Появилась переодетая Эльза.
— Всего хорошего, Манодзи!
— До свидания, господа офицеры!
Через несколько минут все трое сидели в кабинете у Штольца.
— Эльза! У меня для вас сюрприз. Прочитайте это… — штандартенфюрер подал ей лист бумаги.
«Дорогая Эльза! У нас все хорошо. Желаю удачи. Целую. Отец».
— Благодарю вас, господин штандартенфюрер.
— Я знал, девочка, что тебе будет приятно.
— Сюрприз надо отпраздновать. Разрешите пригласить вас обоих в ресторан, — улыбнулась Эльза.
— Я с удовольствием, — расцвел Штольц. — А ты, Ганс? — Не смею отказаться.
— Куда поедем, Эльза? — потирал руки Штольц.
— Выбор за вами.
— Хорошо. Я знаю в пригороде Берлина чудный ресторанчик. Берите мою машину, переоденьтесь, а мы с Гансом немного поработаем.
Эльза поехала в пансион. Когда она вошла в холл, из–за барьера ее окликнул дежурный.
— Фрау Миллер! Новый управляющий пансиона просил вас зайти к нему.
— Хорошо!
Обстановка в кабинете управляющего осталась прежней, по за столом теперь сидел здоровенный мужчина в форме и без знаков различия.
— Здравствуйте! Я — Эльза Миллер!
— Добрый вечер, фрау! Я — новый управляющий и хотел с вами познакомиться.
— Очень приятно!
— Скажите, фрау Миллер, есть ли у вас какие–либо претензии?
— Пока все нормально. Благодарю за внимание. Вы чуткий человек.
Управляющий засиял от удовольствия.
— Если вы желаете завтракать в своей комнате, вам будут подавать туда.
— Это было бы неплохо. Большое спасибо!
Управляющий проводил Эльзу до двери. В номере она приняла душ, оделась и раньше времени приехала в управление.
В приемной Штольца Эльза обратилась к секретарю:
— Шеф не освободился?
— Нет. Но он предупредил, чтобы вы сразу заходили к нему.
Кроме Штольца и Крамера, в кабинете находился мужчина лет тридцати пяти в штатском, а у двери стоял унтер–офицер с наручниками в руках.
— Итак, — продолжал штандартенфюрер, — вы категорически отвергаете знакомство с Мартином? Что вы скажете, если я вам предъявлю фотодоказательство?
— Скажу, что это фотомонтаж.
— Хорошо! В таком случае — посмотрите!
Штольц протянул допрашиваемому пачку фотографий.
Тот пересмотрел все снимки, лоб у него покрылся бисером пота.
— Ну что?
— Фотомонтаж, — упорствовал задержанный.
— Слушай, Алан Дейс! Это твое настоящее имя?
Ответом было молчание.
— Если к 24 часам, — продолжал Штольц, — ты не одумаешься и не расскажешь все, тебя ждет допрос с пристрастием. Знаешь, что это? Нет? Это когда начинают говорить даже мертвые. После такого допроса ты расскажешь все, но останешься инвалидом. Из тебя будут выбивать все новые и новые данные. Как на разведчике на тебе можно будет поставить крест. А пока я предлагаю свою помощь. Подумай! Унтер–офицер, — повернулся Штольц к конвоиру. — Дайте ему лист бумаги и ручку, пусть пишет. Приготовьте «Мелодию» к допросу.
— Слушаюсь!
— Уведите!
Унтер–офицер защелкнул наручники и вывел арестованного.
— Как Ганс, «сломается»?
— Вообще, он крепкий парень. Но, думаю, сдастся. Это не коммунист–фанатик.
— А твое мнение, Эльза? — поинтересовался Штольц.
— Мне кажется, он уже готов признаться, иначе отказался бы от бумаги.
— Ты права, девочка! Ганс, один: ноль в ее пользу! Едем, ребята?
Выходя из кабинета, Штольц передал секретарю:
— Карл! Если меня будет спрашивать шеф, я вернусь к 24 часам.
В машине Штольц повернулся к Крамеру.
— Этот парень, Алан Дейс, сидит в Берлине уже пять лет. Чисто работал. А ты, Эльза, как бы ты на его месте вела себя?
— Постаралась бы не оказаться на его месте. Пойманный шпион — это уже мертвец. Немного раньше, немного позже — вопрос времени.
— Здесь ты не права, — покачал головой Штольц. — Двойники иногда живут очень долго и умирают естественной смертью.
— Лично меня такая перспектива совершенно не устраивает, — возразила Эльза. — Отец всегда говорил, что правильно подготовленный разведчик в последний момент перед дилеммой стоять не будет.
— А ты что скажешь, Ганс? — вопросительно посмотрел на Крамера Штольц.
— Я согласен с вами.
— Я это знаю.
Автомобиль остановился. Шофер распахнул дверцу.
— Приехали, господин штандартенфюрер.
В ресторане официант подвел их к столику у самой эстрады.
— Что прикажете подать? — согнулся он в легком поклоне.
— То же, что и обычно, — последовал ответ.
— Будет исполнено.
— Кухня здесь превосходная. Люблю это место, — уселся поудобнее Штольц. — А как рестораны в России, Эльза?
— На рестораны у меня не было времени, к тому же там они не пользуются особой популярностью.
— А мы, грешные, любим посидеть вечерком за рюмкой шнапса.
Официант принес вина и холодные закуски.
Штандартенфюрер предложил выпить за удачу. Она в жизни людей кое–что стоит.
На эстраде под звуки джаза танцевала группа танцовщиц в костюмах, покрытых бисером.
— Неплохие девочки, Ганс?
— Да, их привезли из какого–то французского варьете.
— Хорошо быть победителем. Все ценное стекается к тебе. Ради одного этого есть смысл воевать. Эльаа! — вдруг повернулся Штольц к женщине. — Знаешь ли ты о том, что я своей карьерой обязан твоему отцу. Если бы не он, то трудно представить, кем бы я был. Но ты сильно не обольщайся, начальник я требовательный.
— Я это заметила.
— Заметила? — переспросил Штольц.
— Вы послали меня в спецшколу…
— Это для твоего блага. Не правда ли, Ганс?
— Я с вами полностью согласен!
— Так что не ругай меня, а благодари. Но ты что–то совсем не пьешь…
— У меня завтра опять свидание с Манодзи, — ответила Эльза. — Нужно выдержать темп, войти в спортивную форму. Он даже много мяса не разрешает есть, а о вине и разговора нет.
— Понятно! Видимо, он особого различия между мужчиной и женщиной в спортивной подготовке не видит.
— Это точно, — подтвердила Эльза. — Кричит, ругается по–своему. Мне иногда хочется двинуть его чем–нибудь по лысой голове, но боюсь.
Штольц и Крамер весело захохотали.
— А ты, оказывается, с юмором. Мне давно уже не было так хорошо, как сегодня.
К столу подошел официант и что–то тихо сказал Штольцу.
— Счет. Едем! — вскочил тот. — Эльза! Мы завезем тебя в пансион. Меня срочно вызывает шеф.
В эту ночь Эльза спала беспокойно. Вначале ей снился сын, плачущий на руках матери, потом муж, собирающий вещи и куда–то уходящий от нее. Эльза умоляла его вернуться, но он не обращал на нее внимания, удалялся по пыльной дороге, мерно взмахивая руками.
Потом ей приснился хозяин дома, где она с Крамером останавливалась перед переходом границы. Хозяин стучался в дом, рубил топором дверь…
Эльза проснулась с разболевшейся головой. Стук не прекращался. Она с трудом поняла, что стучат в дверь ее комнаты. Накинула халат, подошла к двери, повернула ключ. В коридоре стоял лейтенант из абвера.
— Вас срочно вызывает к себе господин штандартенфюрер.
— Подождите несколько минут.
Быстро оделась, поправила волосы. У подъезда ждал автомобиль Штольца.
В кабинете находились Крамер, Штольц и шеф — начальник управления. Эльза видела шефа впервые. Она чувствовала на себе его взгляд, жесткий, властный, мешающий рассмотреть его самого.
— Эльза! Мы вызвали вас, чтобы вы опознали одного человека, — проговорил Штольц, нажимая кнопку вызова секретаря.
Через минуту в сопровождении секретаря в комнату вошел заросший оборванный мужчина.
— Миллер! Посмотрите внимательно, — знаете ли вы этого человека?
— Да, знаю. Он работал в городском финотделе.
— Видели вы его когда–нибудь с отцом?
— Никогда, — прозвучало в ответ. — Но то, что они могли быть знакомы, я допускаю.
— Расскажите о себе, — повернул Штольц голову к вошедшему.
— Я бывший пехотный поручик граф Луценко, работал с Миллером.
— Вам отец говорил когда–нибудь о нем? — опять обратился Штольц н Эльзе.
— Нет.
— Можно ли полагать, что они были связаны?
— Все возможно. Отец строго соблюдал правила конспирации и не раскрывал передо мной своих помощников.
— Господин Луценко утверждает, что Карл Миллер послал его отвезти по одному адресу документы. Там он попал в засаду чекистов. Чудом ему удалось бежать. На случай провала Миллер дал ему явку. Вам известна эта явка, фрау Миллер?
— Да! Отец говорил, что ее знают три человека: он, я и баянист музыкальной школы Гелюх.
— Ну и… ваше мнение?
— Может, уже после моего отъезда отец сказал ему.
— Когда вы узнали эту явку? — Штольц посмотрел на арестованного.
— Года два назад, — ответил Луценко.
— Я ничего не понимаю, отец мне доверял.
— Мне — тоже, — сказал граф.
— Эльза! Как Луценко вел себя в городе? — вмешался Штольц.
— В городе все его знали как бывшего бойца Первой Конной армии. С воспоминаниями о боевых делах Первой Конной он часто выступал на заводах, в школах. Я отчетливо помню его выступление в нашей школе. Но тогда он был не Луценко. а Кузьма Иванович Крутьков.
— Это так, господин Крутьков–Луценко? — спросил Штольц.
— Да, в Первой Конной армии меня знали как Крутькова, — врал он. — Это длинная история.
— Мы это начинаем понимать, тем более что только вчера мы получили от Миллера известие, что у него все в порядке.
— Он мог и не знать о случившемся со мной, — медленно произнес Луценко.
Миллер не находила себе места. Штольц это заметил:
— Эльза, не волнуйтесь! Ваш отец несомненно сумеет найти выход из создавшегося положения. Он опытный разведчик.
— Я волнуюсь потому, что не верю этому человеку. Кого вы знаете, кроме отца? — переспросила Крутькова Эльза.
— Гелюха.
— Что вы, Эльза, скажете о Гелюхе? — спросил Штольц.
— Это алкоголик. Я отца неоднократно об этом предупреждала. Но отец ссылался на то, что знает Гелюха много лет и тот все время пьет.
— Там что–то случилось, я чувствую. А что именно, мы узнаем завтра, Миллер выходит на связь с нами, — волновался Штольц. — Эльза, у вас в 9.00 начинаются занятия в школе?
— Да.
— В конце дня зайдете ко мне.
По дороге в пансион Эльза размышляла, как поступить в дальнейшем.
«В отношении Луценко–Крутькова нужно посеять подозрение. Может, что получится…»
Позавтракав, она поехала на занятия в спецшколу.
Неожиданное появление Крутькова не испугало ее. После полученной от Миллера шифровки абвер ему не поверит. Но как же все–таки произошло, что его упустили чекисты? — снова и снова задавала вопрос Эльза.
— Уважаемая фрау! Повторите о пасхе в России. Я только что об этом рассказывал, а вы в данный момент думаете о чем–то своем, — обратился к Эльзе преподаватель.
— Я могла бы повторить все, что вы рассказывали, и добавить еще кое–что о праздновании пасхи в России, но в этом нет надобности. Пасху празднуют в Советской России единицы. Вы могли бы этот религиозный праздник опустить совсем. Подробности ничего нам не дадут. У вас, господин преподаватель, устаревшие данные. Появление молодого человека в церкви может вызвать удивление.
— Благодарю вас! Это очень интересно, — обескураженно сказал преподаватель. — Мы с вами еще поговорим на эту тему.
Преподаватель начал рассказывать о многонациональном Советском Союзе, давая краткую характеристику отдельным нациям и народностям.
Следующий урок был по спецборьбе. Эльза спустилась в тир. Инструктор постоянно находился там. То, что номер 4217 уделяла стрельбе больше внимания, чем положено, вызвало в нем симпатию к Эльзе, и Горн, увидев ее, заулыбался:
— Добрый день, фрау!
— Здравствуйте, господин Горн! Вам не надоела моя назойливость?
— Что вы, фрау, она меня радует. Вы уже обошли по результатам стрельбы всю группу и, я надеюсь, выйдете на первое место в школе. Все это благодаря серьезному отношению к моему предмету. Тут есть такие, которые считают, что оружие им совсем не нужно, что кроме вреда оно им ничего не принесет. В случае провала они хотят спасти свою шкуру. Все это фиксируется в их личном листке. Хотя и не положено об этом говорить, примите к сведению.
— Благодарю вас, господин Горн! Вы так добры ко мне.
— Вы заслужили мое особое расположение. Ну что ж, попробуем сегодня стрельбу на звук, она у нас немного барахлит, и лишний час, затраченный на стрельбу, дает кое–что.
Если раньше Эльза не любила это занятие, то теперь стреляла с удовольствием. По стрельбе с двух рук она шла чуть хуже инструктора, в то время как большинство слушателей вообще особыми успехами похвастаться не могли.
Последним уроком было радиодело.
Передатчик Эльза освоила хорошо — на удивление преподавателя. Она могла найти любую неисправность и устранить ее. А вот работа на ключе пока давалась ей туго. В этот день она весь урок тренировалась на ключе, и все же преподаватель остался недоволен.
— Фрау, вам обычных занятий недостаточно. Я буду говорить с начальником школы о выделении для вас Дополнительного времени. Радиодело — основной предмет для будущего разведчика.
— Я освобождена от спецборьбы. Сейчас это время трачу на стрельбу, но со следующей недели давайте будем заниматься радиоделом, — предложила Эльза.
— Очень хорошо!
Прямо из школы Эльза Миллер направилась к Манодзи. Ей необходим был совет опытного товарища. Понимала, что ситуация, в которой оказалась она с Крутьковым, совсем непроста. Главное сейчас — не допустить промаха,
Манодзи встретил ее с обычной улыбкой:
— Как дела? Какие новости?
— Неважные, господин Манодзи.
Эльза подробно рассказала японцу все, что произошло. Манодзи слушал внимательно, не перебивая. Когда она окончила рассказ, сообщил ей содержание полученной радиограммы.
Берлин. Австрийцу.
Во время ареста ушел агент Крутьков–Луценко. Не исключена возможность появления его у вас. Примите меры предосторожности. Хорошо было бы вызвать к нему недоверие или подозрение.
Радомир.
— Что будем делать? — спросила Эльза.
— Вы избрали правильное направление. Заподозрить вас Штольц не может — данных нет. Поверят или нет они Крутькову, будет видно. Скорее всего не поверят, так как его появление здесь совпадает с получением радиограммы от Миллера, где он передает вам привет и сообщает, что обстановка нормальная. Выходит, что Крутьков появился в Германии раньше, чем произошел провал, — размышлял вслух Манодзи. — Завтра Миллер не выйдет на связь, значит, он схвачен чекистами. Узнав об этом, Штольц перестанет верить Крутькову. Главное — спокойствие. Пока причин для волнений нет. Я сегодня же обо всем проинформирую Центр…
Около 19 часов Эльза была в кабинете у Штольца.
— Садитесь, фрау Миллер! Что–то вы сегодня выглядите неважно.
— Я все время думаю о Крутькове–Луценко. Он — как снег на голову. За день перебрала в памяти все, что мне о нем известно.
— И к какому выводу пришли? — поинтересовался Штольц.
— К окончательному пока не пришла. Но он мне чем–то не нравится. Наверное, я просто привыкла к нему, и трудно в нем видеть своего коллегу. Отец мне полностью доверял и перед моим отъездом мог бы предупредить о Крутькове.
— Крутьков–Луценко тоже не поймет, как вы оказались здесь, — улыбнулся Штольц. — Три дня вас искали в реке, с месяц весь город говорил о вашей гибели. Встретить вас в Германии Крутьков, конечно, никак не предполагал. Подозрительным мне кажется то, что о работе Миллера он практически ничего не знает. В то же время ему известно «окно» на границе. Многое мне неясно. Подождем выхода на связь Миллера, тогда все станет на свои места. Не переживайте.
— Как он себя ведет? — осторожно спросила Эльза.
— В общем хорошо. Доволен, что в Германии. Интересуется, чем он будет здесь заниматься. Короче, думает о своем устройстве. Мы его переодели, поместили в одну из наших квартир и приставили к нему сотрудника.
— Мне не нужно подключаться, все–таки мы из одного города?
— Вам что–либо может не понравиться, но сдержитесь. Я прекрасно понимаю ваше состояние. Крамер предложил сразу устроить ему допрос с пристрастием, но я решил пока воздержаться. Дождемся связи с Карлом Миллером.
Штольц встал. Перешел на тон конфиденциальный:
— Иди, Эльза, отдохни. Постарайся об этом не думать. Скоро все выяснится.
Штольц вызвал через секретаря Крамера.
— Как у тебя дела с американцем Дейсом?
— Все в порядке. Я его отпустил. Он будет все время под опекой наших людей.
— Отлично!
Эльза и Ганс вместе вышли из кабинета.
— Куда пойдем, фрау Эльза?
— В кино, — твердо ответила Эльза.
— Здесь рядом идет, по рассказам, неплохой фильм об африканских джунглях.
…В то время, когда Эльза и Ганс смотрели фильм, в Москве читали радиограмму, переданную Манодзи.
Центр. Радомиру.
В Берлине появился Крутьков–Луценко. Милован обеспокоен его прибытием. Никого, кроме Миллера и Гелюха, он не знает. О провале Миллера Крутьков не знает. Абвер не верит ему.
Австриец.
Фильм окончился в 22 часа. Эльза и Крамер не спеша шли по улице.
— Какое впечатление произвел на вас Крутьков? — первым нарушил молчание Крамер.
— Если честно признаться, я ему не верю. Под чьей бы фамилией он ни воевал в Первой Копной армии, что–то здесь не так. Но до тех пор, пока отец не скажет «да» или «нет», мы не можем ничего предпринимать. Я делать выводы не хочу.
— Мне он тоже не нравится. Допрос с пристрастием ему не помешал бы. Но Штольц не разрешает до связи с вашим отцом.
— Да, мало ли что бывает, — подтвердила Эльза. — Лучше подождать.
— До завтра, фрау Эльза! Миллер вошла в пансион.
Группа, в которую входила Миллер, в небольшом автобусе выехала за Берлин. Остановились в тридцати километрах от города у длинных бараков, огороженных колючей проволокой.
Высокий худой майор Кербер предъявил начальнику караула документ, и группу пропустили на территорию складов.
Молодцеватый унтер–офицер открыл дверь барака, и все слушатели вошли внутрь. Склад был заполнен обмундированием Красной Армии. От рядовых до комбригов всех родов войск. Эльза глянула на стеллажи, возвышавшиеся почти до потолка. На верхних ярусах лежала зимняя одежда, ниже — летняя, белье в тюках и обувь.
На стеллаже под № 20 висел двухметровый щит, на нем был нарисован военнослужащий, одежда которого соответствовала званию и роду войск — одежде этого стеллажа. Таких щитов было много, у одного из них майор Кербер остановился и стал давать пояснения:
— Мы приехали сюда, господа, чтобы увидеть и научиться различать форму одежды и воинские звания солдат и командиров Красной Армии.
Он переходил от одного щита к другому и давал подробную характеристику данному роду войск и армейскому званию. Иногда он снимал со стеллажа какую–нибудь вещь, показывал ее всем и передавал унтер–офицеру, тот аккуратно складывал ее и клал на прежнее место.
— Господин майор! — не выдержал один из слушателей. — Здесь одежды хватит на целую армию. Зачем столько?
— Когда будет война, одновременно начнет действовать одетая в эту одежду пятая колонна, что внесет панику в войска противника, а нам поможет ускорить победу. Понятно? В этих складах хранится армейская одежда Советских Вооруженных Сил, американская, английская…
Эльза вместе с группой передвигалась по складу, а думала о другом: когда она спросила Манодзи, почему нет ответа на их радиограмму, в которой сообщалось, что, по всей видимости, Германия готовится к войне против СССР, тот помолчал немного, а затем сказал:
— Информация принята к сведению, не волнуйся.
И вот еще одно подтверждение. Не для маскарада же фашисты собрали столько советской армейской одежды. И где они ее взяли?
В тот же день она рассказала Манодзи о поездке.
— Виденное вами много значит. Я сегодня же передам в Центр. А сейчас — разминка.
Не прошло и трех минут после начала разминки, как в комнату вбежал Крамер. Не здороваясь, он выкрикнул:
— Эльза! Быстро одевайся. Едем к штандартенфюреру Штольцу.
В машине Миллер внимательно посмотрела на Крамера.
— Вы чем–то сильно расстроены. Неприятности?
— Хоть отбавляй, — подтвердил Крамер. — Помните американского шпиона Алана Дейса?
— Помню,
— Он дал согласив сотрудничать с нами. Я поручил его двум олухам, приказав не спускать с него глаз. Сегодня утром в пригороде Берлина у него должна была состояться встреча с резидентом. Дейсу надлежало стоять у кафе у столика и наблюдать за улицей. В том случае, если по улице пройдет человек в клетчатом пальто с зонтиком в руке, Дейс выйдет из кафе, догонит его и назовет пароль. Дальше все, как обычно в таких случаях. Дейс стоял у столика и пил кофе. Один наш сотрудник находился на противоположной стороне и читал газету, а другой — возле кафе беседовал с девушкой, тоже нашей сотрудницей. Ровно в назначенное время у кафе притормозил «мерседес» с офицером за рулем. Он подозвал Дейса, посадил его в машину, и оба скрылись.
— Я помню, в разговоре с ним Штольц упоминал о каком–то Мартине. Кто это, если не секрет? — спросила Эльза.
— Мы следили за Дейсом, он навел нас на Мартина. Настоящая фамилия его неизвестна, — объяснил Крамер. — При аресте оказал отчаянное сопротивление, уложил трех наших парней. Сам был убит, несмотря на приказ «брать живым».
— Как я понимаю, Дейса выкрали свои?
— А кто же еще!
— Во всей этой истории вашей вины, Ганс, нет.
— Шеф думает иначе. Ну ничего, как–нибудь выкручусь. Сейчас беспокоит другое. Ваш отец не вышел сегодня на связь. За последнее время такого не было. Радиограмму ждали еще ночью, уже вторая половина дня, а он молчит. Шеф и Штольц места себе не находят. Если до завтра Карл Миллер не выйдет на связь, то будут большие неприятности. Хорошо хоть этот болван Крутьков здесь. Штольц из него жилы вытянет, а правду узнает.
Подъехали к зданию, где размещался абвер. В кабинете за столом Штольца восседал начальник управления.
— Садитесь! — крикнул он Крамеру и Эльзе. — Миллер, ваш отец не вышел на связь. Что вы думаете о его молчании?
— Можно только предположить… например, поломку передатчика, болезнь, какие–либо другие подобные причины. Или… провал?
— Успокойтесь. Вы немка, сотрудник абвера. Надо быть готовой к различным превратностям судьбы.
— Я все понимаю. Простите.
— Ничего, — поднялся начальник из–за стола. — Нам вашего отца тоже очень жаль. Сколько лет мы проработали с ним вместе…
Он хотел еще что–то добавить, но в это время открылась дверь, и на пороге показался здоровенный лейтенант в форменной рубашке, с закатанными до локтей рукавами.
— Признался, господин оберфюрер!
Пьяный Гелюх ему все выболтал…
— Приведите его сюда!
Два солдата ввели под руки окровавленного Крутькова–Луценко.
— Ну что, граф Луценко? — хищно спросил шеф. — Обвели вокруг пальца абвер?
— Я все расскажу. Только не надо меня больше пытать. Это звери, а не люди. Особенно этот офицер.
— Откуда вы знаете немецкий язык?
— Я знаю его с детства. То, что я граф, — правда. В молодости я увлекался революционными идеями и сменил фамилию. Я стыдился своего дворянского происхождения. — Он повернулся к Миллер: — Фрау Эльза! Вы ведь женщина и моя землячка, попросите, чтобы меня не пытали!
— Я — немка, Крутьков! Такие просьбы не в моих правилах. Что заслужили, то и получите.
— Браво, Эльза! — одобрительно сказал Штольц, подходя к ней. — Эта работа — необходимость. Удовольствие от нее никто не получает, кроме Гардекопфа.
Штольц взмахом руки указал на лейтенанта с закатанными рукавами. Тот, не поняв, щелкнул каблуками:
— Так точно! Я не такие языки развязывал.
— Хорошо! Если с Карлом Миллером случилось худшее, мы со Штольцем постараемся его заменить. Иди, отдыхай, — шеф проводил Эльзу к дверям.
В пансионе в это время дня почти не было жильцов. В столовой Эльза села за столик. Официант, всегда обслуживающий ее, подошел с записной книжкой в руке.
— Фрау Миллер! Что желаете?
— Что–нибудь вкусненькое и фужер вина.
— Будет исполнено.
Эльза сидела за столом и размышляла о судьбе матери и сына. После ареста Карла Миллера им, видимо, тяжело. Может, мать написала Ивану, и он заберет Степчика к себе… Неизвестность всегда больше волнует человека, чем конкретная неприятность.
«Как они там, дома?» — этот вопрос все чаще тревожил ее.
Официант принес салат из свежих помидоров и огурцов, дымящееся мясо и тонко нарезанную ветчину. Бутылка вина возвышалась над тарелками.
— Я просила немного вина, а вы принесли целую бутылку.
— Я заметил, что фрау одна никогда не пьет, а вам положено вино и коньяк. Разрешите, я от вашего имени прикажу барменше доставлять напитки в комнату.
— Не надо. Возьмите себе эту бутылку. Мне она ни к чему.
— Вы очень добры ко мне, фрау. Но ведь это дорогой подарок.
— Ничего, когда–нибудь вспомните меня добрым словом, — улыбнулась Эльза.
Эльза пообедала и направилась к себе в комнату. В холле ее окликнул администратор.
— Фрау Миллер! Вас ожидает Густав Нейс.
Эльза вышла в сад, там стоял и курил ее двоюродный брат.
— Добрый день, кузен!
— Добрый день, милая кузина. Совсем вы нас забыли. Мама говорит, что ваше появление — это сон, и к тому же короткий. Сотрудник абвера не желает посещать простых смертных.
— От простых смертных, Густав, вы оторвались далеко, — засмеялась Эльза. — Я не приходила, потому что не было времени. Много работы, я устала.
— А мой отец расценивает ваше отсутствие иначе: «пришла, увидела, победила», а дальше у нас неинтересно.
— Вы зря обижаете меня, Густав! Надеюсь, вы пришли не мораль читать мне.
— Вы очень проницательны, кузина. Несколько моих друзей решили в узком кругу отметить день рождения одного из нас. Все придут с дамами, а так как у меня таковой нет, то я решил пригласить вас. Вы не откажете мне?
— Нет! Но пока я буду переодеваться, купите своему другу подарок, половина стоимости с меня.
Густав отправился в магазин. Эльза подняла телефонную трубку, набрала номер Штольца.
— Алло, господин штандартенфюрер! Докладываю: меня пригласил на вечеринку мой кузен Густав Нейс. Да, тот, из СД. Куда пойдем, я пока не знаю. Хорошо, скажу администратору, он вам позвонит. Понятно, буду внимательна.
Эльза надела форму и спустилась в холл. Густав Нейс уже ждал ее.
— Кузина! Вы как на парад собрались, и к тому же с оружием.
— Я следую вашему примеру, кузен! Куда мы пойдем?
— В ресторан «Берлин».
— Хорошо! Выходите к подъезду, я только отдам ключ администратору и передам ему, чтобы в мое отсутствие убрали в комнате.
Эльза подошла к администратору, подала ему ключ:
— Позвоните Штольцу и скажите два слова: ресторан «Берлин».
— Слушаюсь, фрау!
У подъезда Эльзу ждал кузен.
— Дорогая кузина! Мои знакомые, встретив нас, подумают, что вы ведете меня в гестапо.
— Если вам не нравится моя одежда, я переоденусь.
— Ну что вы, я пошутил, — смешался Густав и поспешил перевести разговор на другое: — Как вам живется в Берлине?
— Как и всем, много работы и мало отдыха.
— Наш сотрудник Мейер очень хорошо о вас отзывается. Он тоже живет в пансионе.
— Меня его мнение совершенно не волнует. Он слишком самоуверен.
— Для этого у него есть основания. Он долго работал в Англии, а затем в Польше.
— Оставим его в покое. Меня интересует, кто из ваших друзей будет с нами сегодня? Дайте им краткую характеристику, чтобы я знала, как себя вести.
— Именинник — Шмергерль, молодой, способный разведчик, будет с невестой. Рудольф Штюрк и его знакомая Фрида. Бренштейн, с ним будет наша сотрудница. Знакомый тебе Мейер с какой–то женщиной. Вот и все.
Когда Эльза и Густав прибыли в ресторан, вся компания была уже в сборе. Густав представил Эльзу:
— Моя кузина Эльза Миллер.
Мейер пожал Эльзе руку:
— Мы уже знакомы, рад вас видеть.
— Я тоже. Думаю, с вами скучать не придется.
— Господин Мейер, — удивился Густав, — я не знал, что женщины так любят ваше общество.
— Я этого тоже не замечал.
— Ну как же, а фрау Линце? — съязвила Эльза.
— Какая Линце, милый? — спросила у Мейера женщина, с которой он пришел.
— Это бывшая управляющая нашего пансиона. Фрау Миллер шутит. Не так ли?
— Да, я пошутила. Люблю заставлять мужчин краснеть.
— Господа! Пора взять рюмки, — провозгласил именинник.
Тосты сменялись один за другим.
Эльза понимала, что если компания без остановки пьет, то в этом есть какой–то смысл. Скорее всего — они решили споить ее.
Следующий тост она пропустила.
— Мне на сегодняшний вечер достаточно. Ведь мы пришли сюда не на соревнование, кто больше выпьет. Тем более, что я уже пьяна. Густав, идем танцевать.
Танцуя, Эльза посмотрела в глаза Нейсу. — Вы решили меня споить, кузен?
— Нет, как вы такое могли подумать!
— По–моему, вы говорите неискренне. Когда я увидела Мейера, то сразу поняла, что нужно быть настороже. Его я немного знаю. Лучше объясните, зачем и кому это нужно, или я порву раз и навсегда всякие отношения с вами.
— Это все затеял Мейер, — признался Густав. — Он очень зол на вас из–за фрау Линце. Кроме того, он подозревает, что вы особо секретный сотрудник, находящийся на отдыхе. Ему не дает покоя то, что вы на привилегированном положении в пансионе. Никто о вас ничего не знает. Кто вы? Чем занимались раньше и чем занимаетесь в настоящее время? Вот какие вопросы его интересуют. Мне приказали привести вас в ресторан, а дальше дело за Мейером и Шмергерлем.
— Благодарю, Густав, за откровенность. Считайте, что я вас простила. Но больше не делайте таких вещей. Это может плохо кончиться.
— Даю вам слово офицера. Но вы меня не выдавайте.
— Не волнуйтесь…
— Вы — чудесная пара. Мы все любовались вами, — улыбаясь, проговорил Штюрк.
— Благодарю вас, лейтенант. Мой кузен — хороший партнер.
Подошел секретарь Штольца в штатском.
— Дорогая Эльза! Разрешите пригласить вас на танец!
— С удовольствием, Карл.
— Мы здесь с Крамером, — прошептал он, выйдя в круг. — Штольц послал нас на помощь или это лишнее?
— Все правильно. День рождения — дело рук Мейера.
— Увести вас отсюда?
— Да, я скажу, что меня вызывают на службу, и мы уйдем втроем.
Секретарь Штольца подвел ее к столу, элегантно раскланялся.
— Благодарю вас, Эльза. Господа, разрешите забрать у вас даму. Долг — прежде всего.
— Рада, что познакомилась с вами, и жаль, что оставляю в такой чудесный вечер. До свидания.
Мейер произнес:
— Ваш уход, Эльза, — большое огорчение для нас.
— Ничего не поделаешь, солдат всегда солдат.
Миллер и секретарь Штольца пошли к выходу, в конце зала к ним присоединился Крамер.
Сидящие за столом внимательно смотрели вслед уходящей троице. Когда те скрылись за стеклянной дверью, Мейер заметил:
— Оставим ее в покое, она нам не по зубам. Во–первых, не так проста, как кажется на первый взгляд. Во–вторых, ее опекают. Как ты думаешь, Густав, она поняла что–нибудь?
— Уверен, что поняла все!
— Да, несомненно, — медленно проговорил штурмбанфюрер.
Шеф внимательно слушал штандартенфюрера Штольца. Тот стоял перед ним вытянувшись и докладывал о провале Карла Миллера и признании Крутькова. Сегодня шеф не предложил ему сесть, что свидетельствовало о крайнем недовольстве.
— Итак, Штольц, как я понял, агентура Миллера больше не существует?
— Я этого не говорил. Если он арестован, то не в его интересах рассказывать все о себе.
— Кто должен заменить Миллера в случае провала?
— Его дочь Эльза Миллер — «Аргус».
— Ей известны люди Миллера?
— Говорит, что знает человека, который может стать резидентом.
— Когда выпуск в спецшколе?
— Через пятнадцать дней.
— Едем туда.
Неожиданный приезд начальника управления напугал всех: и преподавателей, и слушателей. Эльзу Миллер вызвали в кабинет начальника школы.
Шеф сидел за столом, Штольц и начальник школы почтительно стояли рядом.
Эльза остановилась у двери. Ей предложили подойти к столу.
— Я вызвал вас, — начал шеф, — чтобы узнать кое–какие подробности вашей работы в России. Кого вы знаете из ваших коллег, оставшихся там?
— Я знаю двух руководителей троек.
— А они вас?
— Нет. За каждым из них я наблюдала определенное время, но лично с ними не знакома. Для связи с каждым существовал свой пароль.
— Гелюх знал, что вы работаете на рейх?
— Нет!
— Значит, если вас узнают в России, предъявить обвинение в шпионаже будет нелегко.
— Так точно!
— Придется вам совершить прогулку в Россию.
— А как же школа?
— Диплом об окончании спецшколы, подписанный мною, сегодня будет в вашем личном деле. Жаль посылать такую красивую женщину, но интересы рейха превыше всего. Нужно срочно восстановить оставшуюся агентуру Миллера.
— Моя профессия и мой долг — быть там, где требуют интересы великой Германии.
— Вы истинная арийка.
Шеф повернулся к Штольцу:
— Разработайте план и представьте мне на утверждение. Срок — два дня. За эту операцию отвечаете лично.
Начальник управления вышел из–за стола и, не прощаясь, скрылся за дверью.
Штольц обратился к Миллер:
— Ты все поняла, Эльза? Мне не очень хочется тебя посылать, девочка, но другой кандидатуры нет.
— Не беспокойтесь, я сделаю все, что в моих силах.
— Я это знаю, Эльза! Едем в отдел,
По приезде Штольц приказал секретарю вызвать Крамера.
Через несколько минут в дверях появился Ганс, щелкнул каблуками.
Штольц с ходу объявил:
— Эльзу Миллер мы должны переправить через границу в Советскую Россию. Обдумай всесторонне вариант переброски. Считаю, лучше перебрасывать в Прибалтике. Кстати, как Крутьков? Не пришел в сознание?
— Нет, врач говорит — безнадежен. Не сегодня — завтра умрет. Опять перестарались.
— Эльза! — повернулся к ней Штольц. — Надеюсь, ты поняла: в эти дни ни с кем не встречаться, в том числе и с родственниками. С японцем расплатись. Ясно?!
— Так точно!
— Иди отдыхай! До свидания.
По дороге в пансион Эльза думала о предстоящем задании. К чему такая спешка? Шеф объясняет: «требует обстановка», Штольц более откровенен: «требует военная обстановка»… Это лишний раз подтверждает блисость войны фашистской Германии с СССР.
С такими мыслями Эльза отправилась к японцу.
Манодзи удивился ее преждевременному приходу.
— У вас сегодня нет занятий в школе?
— Занятия для меня досрочно окончены. На этой неделе перебрасывают в Советский Союз. Штольц приказал расплатиться с вами.
— Кан и кем будет произведена переброска в Россию?
— Понятия не имею. План пока разрабатывается. Это мой последний к вам визит. Могут следить. Прошу передать в Центр. Сколько пробуду дома и как буду возвращаться в Германию, еще не знаю. Вот деньги за обучение…
Эльза обняла Манодзи.
— До свидания, дорогой товарищ! Может быть, еще встретимся.
Японец погладил ее волосы:
— Удачи, товарищ Милован! Передай привет нашим. Эльза вышла на улицу. Куда идти? В управлении делать нечего, учеба в школе окончена… Оставался пансион.
Миллер приняла ванну, взяла со стола свежие газеты и легла в постель. Незаметно уснула. Проснулась вечером, спустилась вниз. В холле о чем–то разговаривал с администратором Крамер.
— Добрый вечер, Ганс! Вы ко мне?
— Да, вас вызывает Штольц.
По дороге офицер был вежлив и внимателен. — Мне очень жаль, Эльза, что отправляют именно вас на задание.
— Я иду одна или с напарником?
— Как вам лучше?
— Не знаю, наверное, лучше одной.
— Штольц тоже так считает. Я с ним полностью согласен. До границы сопровождать вас буду я. Есть одно почти безопасное место на границе с Латвией. Недалеко — падежная явка. Остановились на этом варианте.
Крамер помолчал и вдруг попросил:
— Эльза! Выполните одну мою просьбу.
— Какую, Ганс?
— Вернитесь сюда живой!
— Постараюсь, мой верный друг!
В абвере офицеры, принимавшие участие в подготовке к переброске Аргуса, встретили Эльзу с большой теплотой. С самого первого дня ее появления в управлении многие из них симпатизировали молодой жепщине. Внешнее обаяние и спокойный характер помогали ей расположить к себе сотрудников, к которым, кстати, относился и Крамер. Готовя ее к переходу, он ощущал в себе что–то наподобие угрызений совести.
— Эльза, вы сильно волнуетесь?
— Нет, Ганс! Одно меня беспокоит — переход советской границы. А там — я в своей стихии.
Три дня прошли в инструктажах и разработке операции. Возвращаться Эльза должна была по этому же пути. Никаких дополнительных документов, кроме советского паспорта, Эльза брать не согласилась, чем завоевала расположение шефа. Матерый разведчик знал наверняка, что всякий подделанный документ есть «липа». Всего лишь «липа».
В аэропорту Миллер и Крамера провожали шеф и Штольц. Под гул мотора Эльза расслышала последние слова штандартенфюрера.
— Мы ждем тебя, Эльза…
— Вы очень добры ко мне. Я постараюсь оправдать ваше доверие.
Когда самолет поднялся в воздух, Ганс Крамер предложил выпить немного коньяка.
— Только чуть–чуть.
Они выпили по половине пластмассового стаканчика, закусили шоколадом. Все время Крамер шутил, рассказывал анекдоты и смеялся до слез.
Пилот, появившийся в дверях кабины для объявления посадки, недоуменно посмотрел на них, пожал плечами: «Ну и публика! Идут почти на смерть, а веселятся, как на свадьбе».
— Через десять минут аэродром.
— Спасибо! — кивнул Крамер.
Прямо из самолета пересели в легковую автомашину й поехали по лесной дороге. Остановились на краю небольшого хутора. Здесь жило всего три семьи, которые, как поняла Эльза, находились на службе абвера.
— Сейчас, фрау, отдохнете, а в полночь выходим, — сказал средних лет мужчина, одетый в серый свитер и армейские бриджи.
— Все спокойно? — спросил Крамер.
— Да. Тут болотистое место, и только здешний житель может пройти.
— Хорошо, — Крамер остался доволен. — Если что–либо случится, будем отвлекать на себя пограничников.
— Все будет в порядке.
— Дай бог, — произнес Крамер.
В полночь Эльзу разбудила белокурая женщина. В соседней комнате за столом сидело пятеро неизвестных мужчин, хозяин и Крамер.
В кастрюле дымился картофель, в тарелке лежало мясо, рядом редис и зеленый лук. Хозяин налил шнапса, все, кроме Эльзы, выпили, поели.
Поблагодарив хозяев за гостеприимство, по команде Крамера разобрали автоматы и карабины, лежавшие в углу возле двери, и вышли на улицу. Шли молча, след в след.
Через некоторое время проводник остановился:
— Дальше идти нельзя. Могут заметить местные жители.
Эльза и Крамер отошли в сторону, шепотом она повторила явки, пароль.
— Все правильно, желаю удачи! — пожал ей руку Ганс.
Эльза ускорила шаг по тропинке, указанной проводником. В шесть утра она была на месте.
Забор, заляпанный краской, широкие ворота с неровными верхними створками. Эльза заглянула во двор. На крыльце сидел старик и курил самокрутку.
— Дедушка, где здесь можно купить овечьего молока?
— Может, подойдет козье, специалисты говорят, что оно не хуже, — последовал ответ.
— Нет, лучше уж коровье.
— Заходите в дом, — пригласил старик. — У нас спокойно, отдохнете, а завтра я вас отвезу в город.
Здесь было и в самом деле спокойно. За весь день к хозяину не зашел ни один посторонний человек.
На все вопросы Эльзы он отвечал односложно: «Да», «Нет». И только когда Эльза передала ему пачку денег, деда будто подменили. Он стал на редкость словоохотлив, услужлив.
Ни о чем Эльзу не спрашивал, а лишь предлагал то молочка, то пирожков, испеченных старухой.
На следующее утро старик запряг двух гнедых кобыл и повез Эльзу в город.
До железнодорожной станции было километров сорок. Из–за большой жары в дороге часто останавливались, но на станцию прибыли в положенное время. Дед знал свое дело.
На прощание Эльза попросила старика принять ее где–то через месяц, когда она будет возвращаться назад.
В поезде Эльза сразу легла отдыхать. После тряски по плохой дороге у нее болело все тело. Лежала и внимательно вслушивалась в русскую речь, показавшуюся ей лучше всякой музыки. Она много думала о матери и сыне, о том, как встретит ее начальство в Москве. Время, прожитое в Германии, казалось тяжелым сном.
До Москвы оставалось около часа езды. Эльза привела себя в порядок, застегнула кожаную сумку, составлявшую весь ее багаж, и прильнула к окну. Еще раз мысленно повторила телефон, который дал ей Манодзи.
На Рижском вокзале позвонила из автомата.
— Алло! Слушаю вас, — раздалось в трубке.
— Здравствуйте. Я — Милован!
— Добрый день! Откуда вы звоните?
— Из автомата.
— Никуда не уходите. Сейчас за вами приедет автомобиль.
Эльза положила трубку и остановилась у газетной витрины. Читала жадно, взахлеб. Ее интересовало все, чем живет родная страна.
Она так увлеклась, что не заметила, как к ней подошел какой–то мужчина.
— Здравствуйте, Лиза!
Она сразу узнала того человека, который приезжал к ней для инструктажа перед переходом границы.
— Здравствуйте, это вы? — обрадовалась она.
Они улыбнулись друг другу и пожали руки. У Лизы навернулись слезы на глаза, но это были слезы радости, слезы душевного возбуждения от встречи с человеком, с которым объединила их совместная работа.
— Поехали… — успокаивающе сказал он.
У вокзала стояла «эмка». Чекист открыл дверцу, усадил Лизу, сам сел за руль, и они помчались по улицам Москвы.
— Вы знаете что–нибудь о судьбе моих родных, сына? — не выдержала Лиза.
— Знаю. Сын живет с бабушкой. Учится ходить… Карл Миллер застрелился.
— Я смогу увидеть сына и мать?
— Мы обсуждали этот вопрос. Думаю, встречу вам организуем где–то в «нейтральном» городе. Вы понимаете, конечно, по каким соображениям это нужно.
На втором этаже серого здания Лизу провели в кабинет, где за столом сидел седой мужчина. В кабинете находилось еще трое человек.
Лиза отрапортовала:
— Товарищ комбриг! Милован прибыл в ваше распоряжение!
— Садитесь, Лиза! Я — Радомир. С приездом, дочка!
— Спасибо!
— Начнем говорить по существу или вы отдохнете?
— Я хорошо отдохнула в поезде и поэтому гбтова к докладу.
Елизавета Петренко подробно рассказывала о своей жизни с момента прошлогоднего перехода советской границы.
Радомир часто переспрашивал, уточнял. Больше всего его интересовала внутриполитическая обстановка в Германии, работники немецкой разведки, с которыми ей приходилось общаться…
Если из стенографической записи выделить главное направление доклада Елизаветы Миллер–Петренко–Милована, то в конспективной форме ее информация выглядела следующим образом:
«В фашистской Германии ускоренными темпами продолжается милитаризация страны. Страна стоит на пороге большой войны за мировое господство.
Экономика полностью переключена на производство военной техники и вооружения. Солдатам и офицерам рейхсвера, немецким обывателям вскружили головы победы над народами ряда стран Европы.
Реваншистский призыв Гитлера — Геббельса к борьбе за «жизненное пространство», сделать немца господином над другими народами встречает поддержку у большей части населения Германии. Коммунисты, другие истинные немецкие патриоты находятся в тюрьмах или загнаны в глубокое подполье. Голосу правды в такой атмосфере тяжело пробить дорогу. С противниками режима существует один метод борьбы — физическая расправа.
В программных выступлениях главарей рейха и в нацистской пропаганде под видом борьбы с «коммунистической угрозой» все чаще и чаще стал повторяться лозунг «Поход на Восток». С целью претворения в жизнь этого лозунга идет ускоренная переброска сухопутной армии к советской границе.
Совещания военного командования армии в Поссене (вблизи Берлина) и в ставке Гитлера в Берхтесгадене, встречи и переговоры там с представителями военного командования Венгрии, Финляндии и Румынии лишний раз подтверждают наши догадки о том, что идет усиленная доработка планов большой войны против Советского Союза».
О службе в абвере, и в частности о подготовке в спецшколе разведчиков к действиям на чужих территориях, Лиза пообещала представить через день доклад в письменной форме.
Радомир кивнул утвердительно головой.
— Дополнительно сообщаю, — продолжала Лиза, — о последней беседе моего непосредственного начальника. Он ускорил мою переброску, связывая это с «требованием военной обстановки», им необходимо как можно быстрее наладить сбор разведывательной информации, в первую очередь в районах, прилегающих к границе. Они так торопились, что не дали мне закончить спецшколу.
Радомир улыбнулся:
— Мы им поможем насадить здесь «агентуру»… Поскольку они торопились с Аргусом, то и мы поторопимся с Милованом.
Ой положил ладони на стол и жестко произнес:
— Необходимо: первое — дать Штольцу радиограмму о благополучном прибытии Аргуса. Второе — подготовить еще одну радиограмму, которая должна носить конкретный характер о начале работы Аргуса по воссозданию позиций абвера, утраченных в связи с провалом Миллера. Третье — пока аппарат будет готовить план пребывания Лизы Петренко на родной земле, предоставить ей отпуск на четыре дня для встречи с матерью и сыном. Полагаю, что встречу лучше организовать в Днепропетровске. Завтра рейсовым самолетом вы, Лиза, отправитесь туда. В аэропорту вас будут встречать родные.
— Спасибо, — ответила Лиза.
— Как решился вопрос с Крутьковым? — вдруг спросил Радомир.
— Умер за день до моего отъезда. Замучили на допросах. «Признался», что он чекист.
Радомир покачал головой:
— Да, у них на допросах применяют поистине варварские методы. А Крутьков — белогвардеец с большим стажем работы. Наш классовый враг. Ну что ж, — поднялся он. — Идите, Лиза, отдыхайте. А утром — в аэропорт.
— До свидания.
Самолет подрулил к аэровокзалу. Лиза спустилась по трапу вниз на бетонную площадку и сразу же увидела Туникова, а рядом с ним — мать и сына.
Маленький Степан держался за бабушкину руку и вертел головкой в разные стороны, провожая взглядом снующих пассажиров. Слезы эастлали Лизе глаза, она почувствовала соленую влагу на губах, некоторое время стояла, не в силах сдвинуться с места.
Туников заметил Лизу раньше матери, подхватил Степана на руки и быстро зашагал навстречу.
— Степа, Степчик, мой маленький… — шептала Лиза, целуя сына.
Малыш, не понимая, что нужно от него этой «чужой тете», заплакал.
— Внучек, это твоя мама, не плачь.
— Мама? Мама плачет. Вава… — и стал водить ручкой по лицу, размазывая по щекам слезы.
Лиза одной рукой прижимала к себе ребенка, а другой обнимала мать. Туников, повидавший на своем веку разное, почувствовал, как к горлу подступает комок.
— Здравствуйте, Лиза! С приездом!
— Здравствуйте, дорогой Михаил Николаевич!
— Нас ждет машина.
Туников взял чемодан Лизы, и все отправились на залитую теплым весенним солнцем привокзальную площадь.
В гостинице Михаил Николаевич оставил их в номере, а сам поехал в областное управление госбезопасности. Там должны были подобрать чекиста, который на время станет одним из оставшихся на свободе агентов Карла Миллера.
Лиза сидела с сыном на кровати, напротив матери, и расспрашивала обо всем, что произошло в ее отсутствие.
Мать сильно постарела, осунулась. Когда–то черные волосы стали почти седыми. «Да, здорово сдала мама»… — отметила про себя Лиза.
— Много пришлось пережить мне за это время, — начала мать. — Спасибо, Туников поддерживал. Деньги сам привозил. В городе никто не догадывается, что Миллер был немецким шпионом. Разное говорят о его самоубийстве. Кое–кто связывает с твоей «смертью».
— Ты знала, что я жива?
— Да. Мне в тот же день обо всем поведал Миллер. После его самоубийства Туников рассказал мне о том, что ты жива и здорова, но предупредил, что если я не хочу тебе неприятностей, об этом не должен знать ни один человек, даже твой муж. Я оставила школу — за Степой нужен уход. Написала все Ивану. Муж считает тебя погибшей. Он приезжал с Дальнего Востока. Если бы ты видела, как он переживал! Все повторял: «Я виноват, мама! Только я виноват!» Ругал себя, что не забрал вас. Хотел увезти с собой Степчика. Едва отговорила его. Как он сейчас там? Не знаю. Хороший он человек, жалко мне его. Каждый месяц присылает почти всю зарплату…
Мать оборвала свой рассказ:
— А как жилось тебе, Лиза, это время?
— Терпимо, мама. Больше ничего не могу сказать.
— Понимаю. Туников кое–что мне объяснил. Что ж, и та до конца по пути, который выбрала. Я знаю, это тяжелый путь, но он нужен для государства. За сына не беспокойся, силы еще есть, буду растить сама. Мне с ним хорошо, он славненький мальчик, послушный. Береги себя, Лиза. Я так рада, что ты жива… — заплакала мать.
Четыре дня, отведенные Лизе для встречи с матерью и сыном, пролетели быстро. К тому же ей приходилось заниматься и служебными челами.
В Днепропетровске Туников познакомил Лизу с чекистом, которою абвер внесет в список своих агентов, работающих в СССР. Они обговорили детали действий, установили пароль для связи, согласовали все о представителем из Москвы.
Лиза уехала. Прощаясь, не плакала. Успокаивала уверенность в том, что мать чувствует себя нормально, а сын находится в надежных руках.
Кроме Днепропетровска Лиза побывала и в других городах, где встречалась со своей «агентурой». «Резидентом» назначили харьковского чекиста Бориса Ильича Голубева, В тот же день в Берлине читали радиограмму:
Отчиму.
Уцелело от провала пять человек. Резидента назначила. Передала инструкции: сбор информации о Красной Армии и объектах оборонного значения. Считаю свою задачу выполненной.
Аргус.
Аргусу.
Благодарим. Ждем в Берлине.
Отчим.
Лизу ждали и в Москве. Начались инструктажи, ориентировки, наставления.
И вот опять Елизавета Петренко в кабинете Радомира.
— Данные о подготовке войны Германии с Советским Союзом чрезвычайно важны, — сказал чекист. — Мы получаем аналогичную информацию из других источников. Все, что в дальнейшем станет вам известно, срочно сообщайте Манодзи. Оценка вашей работы в Германии положительная. Старайтесь закрепиться в абвере. По мелочам не рискуйте. Помните: вас послала Родина на самый трудный участок, гордитесь оказанным доверием и оправдайте его до конца. После возвращения в Берлин продолжайте заниматься спецборьбой. Считаю, что это подозрения не вызовет, так как вы не прошли полный курс обучения у Манодзи. Возвращаться назад будете тем же путем, каким шли сюда. Желаю удачи, товарищ старший лейтенант. — Радомир обнял ее за плечи и провел до двери.
Вечером Лиза уже ехала в поезде. Она прислонилась к окну, стараясь запомнить красоту одетых в зелень дубрав, разливы рек, ухоженные крестьянами колхозные ноля…
Ничто, казалось, не могло потревожить спокойную мирную жизнь советских людей. Не ведали они еще, какая страшная сила через несколько дней обрушится на них, сколько горя и невзгод придется пережить буквально каждой семье, каждому советскому человеку.
Полдня потратила Лиза на поиски транспорта, пока не уговорила одного извозчика отвезти ее до села на границе.
— В деревню заезжать не будем, я довезу вас до окраины и вернусь назад.
— Но почему? — удивилась Лиза.
— Плохая слава об этом месте ходит, гражданка. Там живут опасные люди. Занимаются контрабандой и другими темными делами. Случалось, и пропадали там люди. С месяц назад направили к нам учительницу. И она, и извозчик как в воду канули.
Он взмахнул кнутом:
— А вы, небось, тоже учительница?
— Как вы узнали? — спросила Лиза.
— Разных людей приходится возить, вот и стараешься определить, кто и сколько заплатит.
— Понятно.
Пожилой извозчик был разговорчив. Рассказывал всякие истории, расспрашивал Лизу о ее жизни. Даже спеть попытался. Лиза смеялась. Подъехали к колодцу, находящемуся в тени ветвистых дубов.
— Передохнем малость, напоим лошадей и двинемся дальше, до села осталось километров десять, — пояснил извозчик.
Он распряг лошадей, снял с брички переднее сидение, обтянутое потертой кожей, и положил на землю.
— Садитесь, гражданка, в холодок, отдыхайте.
А сам стал наливать воду в деревянное корыто. Лиза прислонилась спиной к дубу, вытянула отекшие от долгой езды ноги и наблюдала за дятлом, долбившим на соседнем дереве кору. Думала: «Как встретят в Германии? Вроде все сделано, как надо».
— Ой, пустите! — услышала Лиза крик извозчика и резко вскочила на ноги. Двое здоровенных заросших мужчин держали извозчика за руки, а третий вел лошадей к бричке.
— Кого везешь? — спросил пропитым голосом один из них.
— Учительшу, учительшу, — повторял испуганный извозчик.
— Хорошая баба, вот она нас кое–чему и научит сегодня.
«Бандиты, — осенило Лизу. — Мне только их сейчас не хватало».
Оружия у бандитов в руках не было, значит, надеются на свою физическую силу. «Как некстати, придется ликвидировать», — решила Лиза.
— Граждане, отпустите нас, я вам денег дам. Тот, кто запрягал лошадей, засмеялся.
— Деньги мы возьмем, не беспокойся. А отпустить никак нельзя. Свечку за упокой поставить можно. Иных просьб не принимаем.
Извозчик, поняв, что ему конец, перестал сопротивляться и беззвучно плакал.
Один из бандитов приблизился к Лизе.
— В карманах что–нибудь есть? — и, не дожидаясь ответа, протянул руку.
Лиза резко захватила его правую руку, применив прием. Бандит дико взвыл и с переломанной рукой покатился по траве.
Этот пока не опасен. «Не менее пяти минут длится болевой шок», — вспомнила она слова своего учителя Манодзи. Мигом выхватила «вальтер» и во весь голос крикнула:
— Руки вверх, гады! Если хоть один из вас шевельнется, сразу получит пулю в лоб.
Бандиты подняли руки. Извозчик подбежал к Лизе и стал упрашивать:
— Стреляй, стреляй!
— Успею, проверьте, есть ли у них оружие.
Извозчик обыскал двоих. У одного из–за пояса вытащил обрез, прикрытый пиджаком, а из кармана — охотничий складной нож. У другого в боковом кармане нашел кинжал.
Бандит с переломанной рукой, сидя, раскачивался и тихо стонал. Извозчик подошел к нему, пнул в бон ногой.
— Вставай, гад! Оружие есть?
Тот с трудом поднялся и показал левой рукой на правый карман брюк. Извозчик вынул оттуда наган, засунул себе за пояс и, упираясь обрезом в живот грабителя, обыскал его. Больше оружия не было.
— Иди к ним.
Поддерживая сломанную руку, бандит медленно подошел к своим товарищам. Извозчик не спускал с них глаз.
— Что будем делать с ними, учительша?
— Веревка есть?
— Есть. На случай поломки.
— Хорошо. Возьми веревку, вожжи, поведем в тот конец рощи.
Извозчик освободил вожжи, вытащил из–под сиденья скрученную пеньковую веревку. Повели бандитов в глубь рощи, подальше от дороги.
Лиза с пистолетом в руках следила за бандитами. Извозчик по очереди привязал каждого к дереву. Затем пообрывал на них рубахи, изготовил кляпы и позатыкал рты. Чтобы не смогли вытолкнуть языком, полосками рубах подвязал нижнюю часть лица.
Лиза объявила:
— Хотите жить — стойте тихо! Понятно?!
В ответ все трое закивали головами.
Вернулись к повозке с лошадьми. Извозчик преданными глазами смотрел на свою спасительницу. Лиза открыла свою сумку, вытащила пачку денег.
— Возьмите. Здесь хватит на хороших лошадей и новую бричку. Мне оставьте одну в упряжке, на другую садитесь верхом и скачите домой. Дальше я поеду одна. Лошадь перед деревней поверну в обратном направлении, может, вернется.
Мужик переоборудовал упряжку, поблагодарил Лизу, вскочил верхом на лошадь и поскакал по дороге в сторону города.
Не доезжая с полкилометра до Волчьего, Лиза повернула лошадь назад, стегнула ее хлыстом и заспешила к селу. На улице было уже темно, и она с трудом отыскала нужный ей дом.
Открыла калитку, залаяла собака. На крыльцо вышел хозяин.
— Кого там носит? — недовольно окликнул.
— Я по поводу овечьего молока, дедушка.
— Ты? — удивился старик. — Ну и девка! Многих я отвозил в город, да почти никто не возвращался. Ну и молодец! Добралась! Слава богу.
— Могла и не добраться, — произнесла Лиза.
— Что так? — прищурился старик.
— В километрах десяти от села напали трое бандитов.
— От гады! Где они?
— Привязаны к деревьям в глубине рощи, живы. Один, правда, со сломанной рукой.
— Который?
— Рыжий, лохматый.
— Да это же мой племяш! Говорил подлецу — неделю не смей баловать на дороге, пока ты не вернешься. Не послушал. Я ему задам! Как же ты с ними, паразитами, справилась? У них обрез п наган.
— Справилась. Вначале хотела всех перестрелять, а дотом подумала: вдруг среди них ваш родственник? Жаль обижать такого гостеприимного дедушку.
— Спасибо, дочка. — Старик низко поклонился ей. — Век не забуду. Один он из родни остался. Отдыхай, а я быстро смотаюсь, развяжу их, небось комары заели. — Хозяин хлопнул дверью.
Миллер легла на топчан, стоявший у стены, и долго не могла заснуть. Сорок километров плохой дороги и нервное напряжение давали знать. Едва заснула, как услышала во сне какие–то шорохи. Открыла глаза: в комнате за столом сидели дед и трое бандитов.
— А–а–а, крестники уже здесь, — поднялась Лиза с топчана.
— Прости нас, барышня, черт попутал. Не послушали дядю. За то, что жизнь сохранила, век будем за тебя бога молить. — И рыжий перекрестился левой рукой.
— Чем крестишься, дурень! — заорал дед и стукнул изо всех сил рыжего по спине.
— Не дерись, дядь, правая–то у меня сломана.
Лиза улыбалась.
— Ты у колодца говорил, что я вас кое–чему научу. Как урок?
— Такого на своем веку я еще не видел. Одна баба, а трех таких мужиков в бараний рог скрутила.
— Когда выходим? — спросила Лиза хозяина.
— Хоть сейчас.
— Я готова. Прощайте, разбойнички. Пусть мой урок не пройдет вам даром.
Ночь была темная и безветренная. «Хотя бы не заблудиться», — мелькнула мысль.
Переходили границу долго и осторожно. Лиза знала, что пограничники предупреждены, но чтобы не вызвать подозрения, вела себя так, как должен это делать человек, переходящий границу. Ее сопровождающий даже вскрикнул от испуга, когда она неожиданно упала в траву, одновременно вытаскивая пистолет. Он лежал рядом, внимательно всматриваясь в заросли кустарника. Не выдержав, прошептал:
— Вы заметили кого–то?
— Не знаю. На бугру зашевелился кустарник. Проверьте, я прикрою вас.
Сопровождающий пополз к бугру. Минут через десять он вернулся.
— Вокруг тихо.
— Идите вперед, — приказала Лиза.
На той стороне уже с неделю ее ждала машина. В Берлине, видимо, не терпелось узнать подробности провала Карла Миллера.
В самолете Эльза поудобнее расположилась в кресло, пристегнулась ремнями и закрыла глаза. Уже сквозь дремоту почувствовала, как самолет оторвался от земли. Под ровный гул мотора заснула. Очнулась от чьего–то голоса,
— Фрау, проснитесь, прилетели. — Рядом стоял пилот.
— Спасибо. Уже утро?
— Да, мы у аэровокзала.
Эльза спустилась по трапу на бетонную полосу. У самолета ее встретил улыбающийся Крамер.
— С благополучным прибытием домой. Если вы и дальше будете такими же темпами подыматься вверх, то скоро перегоните начальника отдела.
— Здравствуйте. Ганс! Не говорите глупостей. Во–первых, я к этому не стремлюсь, а во–вторых, вы любите все преувеличивать. Куда мы сейчас?
— В пансион. Только семь утра. Примете ванну, переоденетесь и поедем к штандартенфюреру Штольцу.
— Хорошо.
— Как в России?
— Тяжело. Группа почти полностью ликвидирована. Осталось пять человек. Отец застрелился.
— Вечная память Карлу Миллеру, — склонил голову Крамер. — В родном городе побывали?
— Нет, послала туда одного из уцелевших агентов. Никто не знает, что отец был разведчиком. Похоронили как обычно. Видимо, за домом следят.
— Где живут уцелевшие агенты?
— Один в Днепропетровске, резидент и радист — в Харькове, двое — в Полтаве.
— Им известно о провале Миллера?
— Да. Но не секрет для них и то, что он застрелился, Значит, выдать их не сможет.
Машина подъехала к пансиону.
— Вы меня подождете?
— Да, не торопитесь. Время еще есть.
Крамера результат поездки Эльзы волновал по единственной причине — недавно начальник отдела абвера, в упор глядя на него, сказал:
— Крамер, я связываю провал агентуры Миллера с вашей поездкой в Россию. Не вы ли навели чекистов на Миллера?
— Тогда почему я здесь?
— Дело случая. К тому же ваш отход прикрывала Эльза Миллер. Попытка взять вас на границе была. Что скажете?
— Я не новичок. Хвост за собой заметил бы.
— Кто знает. Подумайте над моими словами…
Последнее время Крамер даже похудел, день и ночь разыскивая американских шпионов. Но пока безрезультатно. Его люди следили за женщиной, которую знали Мартин и Дейс. Через два дня штурмбанфюрер решил ее брать. Штольц был с ним официален и сдержан. Все это беспокоило Крамера. Приезд Эльзы Миллер был для него своего рода защитой.
Эльза вышла в отглаженной форме, свежая и стройная. Только чуть запавшие глаза свидетельствовали о том, что этот месяц достался ей нелегко.
— Как выгляжу, Ганс?
— Отлично!
В кабинете Штольца Эльзу уже дожидались.
— С благополучным прибытием, обер–лейтенант.
— Благодарю вас.
— Садитесь, пожалуйста. Рассказывайте…
Эльза начала доклад о своей поездке по Советскому Союзу:
— Перейдя границу, я поехала в Днепропетровск. Там должен был находиться агент Голубев, в прошлом белогвардейский офицер–контрразведчик, деятельный, но осторожный. Его я знала в лицо. Квартиру он поменял. Два дня я поджидала его у проходной завода. Голубев знал о случившемся. Он съездил в мой родной город, а также разыскал в Запорожье еще одного агента.
— Что вам удалось выяснить о провале агентурной сети Миллера?
— Первого взяли Гелюха. Отец, когда сотрудники госбезопасности стали ломиться в дверь, застрелился. Думаю, что чекисты держат наш дом под постоянным наблюдением.
Три часа никто не выходил из кабинета. Вопросы следовали один за другим. «Задержаться с ответом — вызвать подозрение», — понимала Эльза. Поэтому отвечала быстро, кратко, но предельно ясно.
Шеф и Штольц были довольны. Когда Эльза дошла до случая у колодца, штандартенфюрер вызвал секретаря.
— Винка ко мне!
Вошел гауптман Винк, занимавшийся диверсионной работой в советском тылу.
— Эльза, расскажите этому идиоту, чем занимаются его люди на советской территории.
Миллер повторила все с самого начала.
— Немедленно наведите порядок, — рявкнул Штольц. — Ваши люди чуть не провалили операцию. Вы понимаете, что было бы с вами?
— Так точно, — заикаясь, проговорил Винк.
— Идите.
— Выходит, Эльза, японец не зря тратил на вас время. Продолжайте заниматься у него, расходы возместим.
— Благодарю, обер–лейтенант, — подошел к ней начальник управления. — Завтра составьте подробный письменный отчет. А сейчас вы свободны, отдыхайте.
В пансионе Эльза проспала до утра следующего дня. И все же чувствовала себя неважно. В столовой к ней подошел официант.
— Здравствуйте, фрау Миллер. Поздравляю вас.
— С чем? — удивилась Эльза.
— Разве вы ничего не знаете? Война… Наши войска вступили на территорию России.
Официант включил радиоприемник: «…В ближайшее время с большевиками будет покончено…»
— Вы слышите, фрау?
Было воскресенье 22 июня 1941 года…
Эльза пришла в управление раньше обычного. Дежурный офицер заметил:
— Сегодня фрау — «ранняя пташка».
— Да! Штандартенфюрер Штольц на месте?
— Еще не уходил. Сегодня в сборе весь аппарат: долгожданная война с русскими началась!
Миллер, не спеша, поднялась на второй этаж. Там было многолюдно. Офицеры и какие–то незнакомые цивильные сновали по коридорам. У кабинета Штольца стояло несколько офицеров. Эльза обратилась к секретарю:
— Здравствуйте, Карл! К шефу можно?
— Сейчас узнаю.
Вскоре он вернулся:
— Шеф ждет вас.
Она вошла в кабинет, остановилась на пороге по стойке «смирно».
— Садитесь, Эльза. Рад видеть вас.
— Благодарю, господин штандартенфюрер. У вас сегодня очень усталый вид.
— Ночью было много работы. Слушаю вас.
— Мне необходимо написать отчет. Согласно инструкции, дома я не имею права делать это, а здесь у меня нет даже стола.
— Чего–чего, а столов свободных у нас сейчас предостаточно. Идите к гауптману Крамеру, два его сотрудника ночью уехали на Восточный фронт. В конце дня принесете мне отчет. Для вас у меня есть хорошее задание.
— Готова на фронт хоть сегодня.
— Еще успеете…
Эльза направилась к Крамеру.
— Привет, Ганс! Штольц направил меня к вам. Мне надо отчитаться о поездке к русским. Где столы ваших добровольцев? Штандартенфюрер сказал, что из вашей комнаты двое уже отбыли на рандеву с большевиками.
— Да, это так. Вот столы. Выбирайте любой.
Эльза предпочла стол у окна, разложила свои бумаги и задумалась. Крамер закрыл сейф и ушел, чтобы не мешать. Миллер составляла отчет по наставлениям Радомира, вдумываясь в каждую фразу, внимательно перечитывая каждую строку. Часа через два гауптман вернулся.
— Как успехи?
Эльза развела руками:
— Этот детектив что–то у меня не очень получается.
— Можно взглянуть? Ваш отчет штандартенфюрер поручил проверить мне.
— Если так, то прошу…
Крамер внимательно прочитал написанное:
— Много ненужного. Необходимы факты, только факты. Ваше «сочинение» будет тщательно изучаться. Ничего лишнего.
Крамер сел рядом. Дело пошло быстрее. Вскоре отчет был готов.
— Вот так, — удовлетворенно проговорил Крамер. Вынул из стола черную папку, вложил в нее отчет.
— Несите шефу. Я вас подожду.
Перед кабинетом Штольца все еще ожидали приема несколько офицеров и двое штатских. За столом секретаря сидел незнакомый лейтенант.
— Подождите, пожалуйста, фрау. Эти господа вызваны срочно.
Эльза села в свободное кресло у входа. И тут в приемную быстро вошел начальник управления. Все вскочили, вытянулись. Не обращая ни на кого внимания, он спросил Эльзу:
— Готово?
Она кивнула.
— Пойдемте, фрау.
Штольц ходил по просторной комнате вокруг массивного стола, за которым сидел белокурый обер–лейтенант, и что–то диктовал последнему. Увидев вошедших, он спросил офицера:
— Вам далее все ясно? Выполняйте.
Обер–лейтенант вскинул руку: «Хайль!» — и вышел.
— Вы переговорили с фрау Миллер о задании, которое поручается ей? — спросил у Штольца начальник управления.
— Нет, еще не успел.
— Приступайте. Я хочу послушать.
Штольц сел напротив, внимательно посмотрел на Эльзу Миллер.
— Обер–лейтенант, сейчас вместе с начальником управления вы поедете в его машине. Вам поручается сопровождать мужчину, который возглавляет ведомство, работающее на вермахт. Это очень серьезное ведомство. От его работы во многом зависят успехи наших войск. Поэтому отнеситесь к возложенной на вас задаче, как говорят в России, со всей душой. Подобные мероприятия не свойственны абверу, но, учитывая важность поездки главы ведомства, мы вынуждены взять на себя его охрану. В управлении никому ни единого слова о порученном вам задании.
— Но меня ждет Крамер.
— Ему передадут, что вы неожиданно уехали к родственникам.
— Мне переодеться?
— Не надо. Все получите на месте. Вопросы, возражения, претензии имеются?
— Нет.
— Передайте мне отчет о вашей поездке в Россию.
Эльза протянула ему папку.
— У вас больше вопросов к фрау Миллер нет? — обратился шеф к Штольцу.
— Кажется, все…
Начальник управления вместе е Эльзой вышел из кабинета. В коридоре на первом этаже им встретился Крамер. Эльза сделала вид, что не заметила его. Крамер, вытянувшись по стойке «смирно», пристальным взглядом проводил обоих.
В машине шеф тихо назвал водителю адрес.
Через два часа они остановились у элегантного двухэтажного коттеджа, укрытого от посторонних глаз густой зеленью. Ворота открыл верзила с парабеллумом на ремне. По всему было видно, что машину начальника управления здесь ждали. Молодой человек с бравой армейской выправкой по бетонной дорожке провел их в беседку. Минутой позже туда же вошел высокий седой мужчина. Он пожал руку начальнику управления и рассмеялся.
— Это тот офицер, о котором мне говорили? — кивнул в сторону Миллер.
— Да, мы остановились на ней.
— Абвер без фокусов не может. Любой парень из моей охраны лучше справится с заданием, чем двадцать таких девиц.
Эльза внимательно всматривалась в лицо мужчины: кто он? Почему привезли сюда именно ее?
— Ты знаешь, кто я? — обратился он к Эльзе Миллер.
— Нет! Я мало живу в рейхе, знаю только свое непосредственное начальство.
— Вот как? А где же вы, фрау, жили раньше?
— На этот вопрос исчерпывающий ответ может дать только мой начальник.
— Удовлетвори мое любопытство, Иоганн, — повернулся мужчина к шефу.
— Эльза Миллер — разведчица почти от рождения. Жила, воспитывалась и работала на рейх в России. Дочь одного из суперагентов, засланного в Россию. Отлично владеет стрелковым оружием, обучена спецборьбе, мало кому известна как офицер абвера. Заслуживает полного доверия. Мужчина с молодой красивой женщиной в наше время вызовет меньше подозрения, чем несколько мужчин, отправляющихся за границу. Кроме того, Эльза Миллер неплохо владеет английским, так что переводчик не потребуется. Два наших сотрудника будут сопровождать и охранять вас в пути. Миллер они знают в лицо. Везде и всегда, Макс, с тобой будет только фрау. Придется е этим смириться.
— Она и в постели будет со мной? — нахально ухмыльнулся Макс, разглядывая Эльзу.
— Думаю, до этого не дойдет. Спать фрау будет в соседней комнате, но в одном с тобой номере. Ты согласен на такой вариант?
— Да, эта фурия начинает мне чем–то нравиться. Стоит с таким независимым видом, будто бы все, о чем мы говорим, ее не касается.
— Это так и есть, господин Макс. Я еще не получила инструкции.
— Продолжай, Иоганн.
— Швейцария наводнена в настоящее время разведчиками со всех стран мира, как существующих, так и бывших, — я имею в виду Польшу. Поездка в Берн очень серьезна. У нас есть там надежные агенты. Сейчас, когда началась война с Россией, нам необходимо глубже спрятать контакты с ее союзниками. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, это имеет некоторый смысл, если не учитывать того, что промышленник — всегда промышленник.
— Кроме промышленников, есть еще общественное мнение, с которым ни одно правительство не может не считаться. Поэтому лишняя подстраховка не помешает. Документы на вас готовы. Поедете поездом, меньше будете выделяться.
Шеф подал два заграничных паспорта и письмо, отпечатанное на бланке какой–то фирмы. Седой мужчина посмотрел паспорта.
— Итак, я юрист Курт Хейгель, она — моя дочь Хильда Хейгель, едем в Швейцарию по поручению клиента Ганса Гнобля. Письмо в инторюрконтору Берна, которая, видимо, будет заниматься наследством клиента. Чисто у вас получается. Фотографий у меня не требовали, а паспорт готов… Вы тоже специально, для паспорта, не фотографировались? — повернулся он к Эльзе.
— Нет. У меня вопрос к начальнику управления.
— Слушаю.
— Одежда? Оружие? Явки в Берне?
— Вам привезут сюда все необходимое. Выберете себе неброское, но элегантное. Оружие — два «вальтера». На всякий случай — кинжал типа стилет. У господина Макса оружия не будет. Выезд завтра утром. Вы свободны, фрау.
— Слушаюсь.
Эльза вышла из беседки. У входа в дом ее ждал лакей.
— Следуйте за мной, фрау.
Неторопливым шагом он провел Эльзу на второй этаж. Открыл комнату, ключ спрятал себе в карман.
— Здесь вы будете отдыхать.
— Благодарю вас.
Эльза прошлась по комнате, осмотрела ее, сняла ремень е кобурой пистолета, расстегнула мундир и села в кресло. Задумалась. «Кто же этот загадочный Макс? Зачем он едет в Берн? Почему такая секретность? Кто может на него покушаться? Бе роль — телохранитель и переводчик. По всему видно, будет встречаться с иностранцами. Иначе, зачем нужны ее знания английского языка. Шеф связывает поездку с началом войны с Советским Союзом. В чем именно эта связь? Где зарыта тайна? Много вопросов, на которые нужно найти ответы…
Без стука слуга внес в комнату ужин.
— Покушайте, фрау, и отдыхайте. Посуду вынесите в коридор, я потом уберу.
— Хорошо.
— Приятного аппетита и спокойного сна.
— Спасибо.
Поужинав, Эльза разделась и легла в кровать. Прохладная, чистая постель, полумрак из–за опущенных штор — все располагало ко сну.
Проснулась рано утром. Глянула на часы: стрелка приближалась к цифре семь. Быстро встала, оделась. Через полчаса в комнату вошел сотрудник абвера в штатском, за ним слуга с двумя чемоданами в руках.
— Доброе утро, фрау.
— Доброе утро!
— Посмотрите содержимое чемоданов и отберите необходимые вам вещи. Я подожду в коридоре.
— Хорошо. Я вас позову.
Эльза отобрала дорожный костюм, два платья, другие вещи, а также туфли. Проверила оружие и позвала в комнату сотрудника абвера.
— Этот чемодан забирайте. Я положила в него оружие, документы. Пусть все находится в управлении до моего возвращения. До свидания.
— Желаю удачи, фрау.
В дверях появился слуга.
— Фрау Эльза, вас ждут к завтраку,
— Иду.
В столовой ее ждали шеф и Макс.
— Доброе утро, господа.
— Здравствуйте, фрау Хильда, — назвал Эльзу новым именем Макс. — Приглашаю вас позавтракать вместе со мной. Как–никак, вы — моя дочь… — улыбнулся он.
— Благодарю вас, отец. Вы так добры ко мне.
— У меня вопросов нет, — повернулся Макс к шефу, — ты, Иоганн, умеешь подбирать себе сотрудников. Кажется, сейчас это другая женщина…
— Лучше или хуже, господин Макс? — кокетливо спросила Эльза.
— Лучше. Во много раз лучше!
Действительно, в скромном дорожном костюме она была очень хороша. Начальник управления, довольный тем, какое впечатление произвела Эльза, просиял.
— За успех, вашу удачную поездку, Макс, — поднял он рюмку с золотистым коньяком.
Макс кивнул и убежденно проговорил:
— Знаешь, Иоганн, если бы не приказ фюрера, я обошелся бы без вас. Ваше ведомство имеет привычку совать нос не в свои дела. Я не верю, что американские бизнесмены согласятся нести убытки только потому, что Россия их союзник. За моторы, стратегическое сырье мы платим желтым металлом. И неплохо платим. Считаю, что особой необходимости в этой поездке нет. Они сами предложат нам продукцию и расчет с ними через нейтральные страны.
— Может, ты и прав, Макс, но рисковать в данный момент мы не имеем права. Не так давно мы взяли нескольких американских разведчиков. Их информация говорит о другом. Ваша поездка необходима. Встреча состоится на загородной вилле одного из швейцарских финансистов. Все это устроят наши люди в Берне. На вокзале вас встретит шофер и доставит в гостиницу. Он же сообщит время встречи.
— Все ясно, давайте завтракать.
— Одну минутку… Вам все понятно, Эльза?
— Да!
— В таком случае разговор о поездке закончен.
Завтрак проходил в дружественной обстановке. Макс пытался даже ухаживать за Эльзой. Но скоро отказался от этого, признавшись, что комплименты, флирт у него не получаются.
Шеф смеялся, вытирая слезы.
— Вы сейчас похожи на волка и цыпленка.
— А ты на невоспитанного штурмовика, — рассердился или сделал вид, что рассердился, Макс.
Эльза скромно сидела за столом, молчала. Ей стоило большого труда сохранять внешнее спокойствие. Цель их поездки ошеломила ее.
После завтрака Эльзу и Макса отвезли на вокзал к поезду. В купе Макс устроился у окна, стал читать какую–то книгу. Эльза, задумавшись, сидела у двери. Вспомнила последние наставления Манодзи.
— Разведчик не должен ничему удивляться, сдерживать чрезмерные волнения. Он должен фиксировать факты. Вы меня поняли? Фиксировать факты.
В купе было прохладно, из приоткрытого окна тянуло сквозняком. Эльза повернулась к Максу.
— Отец, вы можете простудиться. Я закрою окно.
— Что, что? — не понял тот. — Ах, да. Я совсем забыл, что с некоторого времени я ваш отец. Но здесь никого нет.
— Я в этом не уверена, — Эльза обвела глазами стены, потолок, пол купе, давая понять, что их разговор может подслушиваться.
— М–да. Вы думаете? — недоверчиво спросил Макс.
— Надо предвидеть и такую возможность. Я выйду в коридор, посмотрю расписание.
— Не возражаю. — он снова принялся за книгу.
В коридоре у окна курил мужчина. Когда Эльза проходила мимо, он слегка наклонил голову.
— Обер–лейтенант Трахт. Все в порядке.
— Хорошо. Только говорите тише.
— Вас понял.
— Идите за мной. Сделайте вид, что ухаживаете.
Пройдя по коридору, они остановились у служебного купе. Рядом с дверью висело расписание.
— Где второй?
— В тамбуре. С той стороны через дверное стекло ему хорошо виден коридор. Через полчаса мы поменяемся с ним местами.
— Хорошо. Продолжайте наблюдение.
Эльза вернулась в купе.
— Что узнали? — поднял глаза от книги Макс.
— Все без изменений. В Берн прибываем ночью. Это нас вполне устраивает.
— Теперь отдыхайте. Если потребуется, я разбужу.
— Благодарю, спать мне не хочется.
Остальную часть пути ехали молча. В Берн прибыли точно по расписанию. Вышли из вагона. Обер–лейтенант Трахт был уже на перроне. Рядом с ним — двое незнакомых. Увидев Эльзу и Макса, один из них приблизился. Слегка приподнял над головой шляпу.
— Здравствуйте! Курт Хейгель и Хильда Хейгель?
— Да, — ответил за обоих Макс.
— Мне поручено встретить вас, господа, и отвезти в гостиницу.
На привокзальной площади мужчина подвел их к новенькому «мерседесу», открыл дверцу.
— Садитесь на заднее сидение.
Когда отъехали от вокзала, Эльза оглянулась назад. Следом за ними следовал автомобиль. Шофер, заметив ее беспокойство, сказал:
— Это ваша охрана.
— Вы считаете, что она нам нужна? — удивился Макс.
— Таков приказ из Берлина.
В гостинице их отвели в номер на втором этаже. Прощаясь у двери, шофер объявил:
— Господин Хейгель, в девять ноль–ноль я жду вас в холле.
— Понятно, вы свободны.
Номер состоял из трех комнат. Старинная мебель, тяжелые бархатные портьеры, толстые шерстяные ковры на полу. Макс вместе с Эльзой обошел комнаты. В номере было две спальни.
— Где я буду почивать, Хильда?
— В этой. Здесь меньше шума. Я — в смежной, дверь, пожалуйста, не закрывайте.
— Согласен.
Эльза закрыла дверь на ключ и опустилась в кресло, стоящее у окна напротив двери. Так и просидела до утра, не спуская глаз с двери, прислушиваясь к храпу Макса. В семь приняла душ. Тщательно оделась и постучалась в приоткрытую дверь комнаты.
— Что? Уже пора вставать?
— Да. Я предупрежу, чтобы завтрак подали в номер.
Одновременно с Эльзой из соседнего номера в коридор вышел мужчина.
— Фрау Хильда? Какая встреча! Вы одна или с отцом?
Эльза внимательно посмотрела на мужчину — майор из управления. Фамилии она не помнила.
— Здравствуйте. Рада вас видеть.
— Как отдыхалось?
— Превосходно. Вы не скажете, где заказать завтрак?
— Не утруждайте себя. Я все мигом устрою. Завтрак вам подадут в номер. Как я понял, на двоих?
— Да.
Эльза Миллер вернулась в номер. Макса охраняют серьезно. Видно, не последний человек в Германии.
Минут через пятнадцать официантка принесла завтрак. Эльза взяла у нее поднос.
— Идите. Все остальное я сделаю сама. Расставила на столе тарелки, чашки. И стала ожидать
Макса. Тот вошел побритый, посвежевший.
— О! Похвально! — воскликнул он, увидев накрытый стол.
Быстро позавтракали. Макс посмотрел на часы — 8.45.
— Через десять минут выходим.
Он подождал в коридоре, пока Эльза закрыла дверь номера. Не торопясь, они спустились в холл. Знакомый шофер стоял у барьера и беседовал с администратором. Увидев спускающихся по лестнице Эльзу и Макса, направился к выходу. Эльза молча подала администратору ключ.
Шофер стоял у открытой дверцы «мерседеса». Учтиво поздоровался.
— Вас уже ждут, господин Хейгель.
— Поехали.
Автомобиль резко рванул с места и помчался по влажному асфальту. Следом двигалась какая–то машина. Эльза оглянулась назад:
— Наши вчерашние сопровождающие? — спросила у шофера.
— Да, фрау.
Ехали около 20 минут. На окраине Берна остановились у чугунных ворот. Шофер посигналил. Ворота автоматически открылись, и обе машины въехали во двор. У крыльца стоял новенький черный «форд». Макс первым вышел из автомобиля, огляделся. Затем вместе с Эльзой направился к дому. На пороге их встретил улыбающийся мужчина, полный, невысокого роста.
— Доброе утро, господин Хейгель, вы пунктуальны, как истинный ариец. Прошу в дом, вас ждут.
В большой прихожей, заставленной пальмами и кактусами, хозяин указал на дверь с правой стороны:
— Пожалуйста, сюда.
Вошли в гостиную, обставленную дорогой, с позолотой мебелью. На стенах висели щиты, мечи, рыцарские доспехи. За круглым столом сидело двое мужчин. Один — моложавый, лет сорока, другой — седой, лет семидесяти. Оба встали. Хозяин дома обратился к ним:
— Господа, разрешите вам представить…
— Не спешите, — перебил его мужчина постарше. — Мы познакомимся сами.
Оставшись наедине, старик обратился к Максу:
— Прошу вас предъявить полномочия.
Макс молча подал ему сложенный вчетверо лист бумаги. Внимательно прочитав, старик произнес:
— Хорошо. Я удовлетворен. — И вынув из бокового кармана листок, протянул Максу. Тот прочитал, сложил и спрятал в карман.
— Я также удовлетворен. Кто ваш напарник?
— Переводчик. Наш сотрудник. Вполне надежный. Кто с вами?
— Мой секретарь. Вы отлично говорите на немецком. Думаю, мы обойдемся без них.
— Согласен, — старик приоткрыл дверь. — Джон, погуляйте с очаровательной фрау.
Эльза и Джон вышли в сад.
— Вы говорите по–английски? — спросил мужчина.
— Немного. Разве нам необходимо находиться вдвоем? — Эльза бросила взгляд на американца.
Джон рассмеялся:
— Вас смущает, что такая прогулка не была запланирована?
— Не в этом дело. Мне неприятны будут ваши расспросы. К тому же я не искушена в дипломатии.
— Вы неплохо мыслите. Но ошибаетесь. Что–либо выспрашивать у вас я не намерен, так как заранее знаю, чем окончится разговор наших боссов.
— Чем же, если не секрет?
— Пока все останется, как и прежде, если не считать одной небольшой поправки в соглашении.
— Какой именно?
— Учитывая настоящую обстановку и некоторый риск с нашей стороны, придется платить немного дороже за наши услуги.
— А если мой шеф не согласится?
— У него нет выбора. Он это знал, когда ехал сюда. Войну с Россией начинали не мы. Вы удовлетворены информацией?
— Благодарю вас, но лично мне она но нужна. Я слишком дорожу своим местом.
— И жизнью, наверное, тоже.
— Давайте лучше об этом не говорить.
— Как вам нравится Швейцария?
— Уникальная природа.
— И банковский капитал. Вашему правительству он скоро потребуется.
— Но почему вы так уверены?
— Вы изучали в школе Бисмарка?
— Честно признаюсь, с историей я была не в ладах. Все даты путала и королей.
— То же самое, видимо, было с историей и у вашего фюрера.
— Почему вы так считаете?
— Бисмарк не советовал потомкам воевать с Россией.
— Я не хочу говорить об этом.
— Но я уже вам все сказал.
— Разрешите полюбопытствовать, почему такая откровенность?
— Я не верю, что вы только секретарь этого господина.
— А кто же я еще?
— Наверное, сотрудник Канариса или Гиммлера. У вас для этого есть все данные.
— Благодарю за комплимент, но вы ошиблись.
— Как бы там ни было, я доволен беседой. Когда–нибудь она вам пригодится.
— Убеждены?
— Не сомневаюсь. Когда почувствуете крушение рейха. А первые победы вермахта, думаю, призрачны Этому учит история.
Беседуя на различные темы, Эльза и Джон прохаживались по саду. Спустя некоторое время на крыльце дома показались американец и Макс. Раскланявшись друг с другом, направились к своим машинам. Эльза и Джон распрощались.
В машине Макс спросил шофера:
— Можем ли мы сегодня уехать в Германию?
— Через два часа летит самолет на Берлин.
— Тогда быстро в гостиницу.
По пути на аэродром Макс сосредоточенно размышлял о сложности обстановки в Европе. У входа в здание аэровокзала стоял сотрудник абвера в штатском. Приблизившись к Максу, он молча протянул ему два билета. Кто и когда посылал за билетами, Эльза не поняла. Видимо, где–то в пути шофер «мерседеса» подал определенный сигнал.
Макс взял билеты и вместе с Эльзой вошел в салон аэровокзала. В зале ожидания она сидела молча, стараясь не привлекать к себе внимания. Да и Макс ни разу не заговорил с ней. И только после объявления посадки на самолет, следующий в Берлин, ее спутник поинтересовался:
— Как вел себя американец во время прогулки с вами?
— Почти все время молчал. Очевидно, был недоволен, что отсутствовал во время вашей беседы.
На это Макс ничего не ответил. Подошли к таможенникам. Швейцарец средних лет проверил их паспорта, не осматривая багаж, и пропустил.
«Наверняка предупрежден», — сделала вывод Эльза.
В самолете Макс сидел, закрыв глаза. Спит иле думает о чем–то — Эльза определить не смогла. Тревожило то, как он оценит ее поведение, что скажет шефу. Вроде бы все нормально.
Когда самолет приземлился в Берлинском аэропорту, Макс пристально посмотрел на Эльзу, улыбнулся:
— Благодарю за работу. Я не жалею, что взял именно вас. Если мне придется еще когда–нибудь выполнять такую же миссию, буду требовать, чтобы прислали Хильду.
— Спасибо.
У трапа самолета их встречали начальник управления и Штольц. Шеф кивнул Эльзе и, поздоровавшись с Максом, повел его под руку к машине. Штольц пожал Эльзе руку:
— С возвращением в рейх, фрау Миллер. Я забираю вас с собой.
Прибыв на место, Штольц вышел из машины, открыл дверцу, учтиво предупредил:
— Чемодан оставьте в машине. После нашей беседы шофер отвезет вас в пансион.
— Слушаюсь.
В приемной дежуривший секретарь доложил:
— В ваше отсутствие ничего существенного не произошло.
— Хорошо. Передайте Крамеру: через полчаса начать допрос Стенли. Я буду присутствовать.
— Вас понял.
— Ко мне никого не пускать.
В кабинете Штольц нетерпеливо произнес:
— Рассказывайте подробно, не упуская ничего. Начните с поезда. Меня интересует поведение господина, которого вы сопровождали.
— В поезде он почти все время читал. Со мной говорил мало. Внешне был спокоен, уравновешен.
— Он назвал свою фамилию?
— Нет, я его не спрашивала.
— В дороге не нервничал?
— Нет.
— Рассказывайте дальше.
Эльза как можно подробнее изложила о своем пребывании в Швейцарии. То, что Макс предложил американскому представителю провести беседу без свидетелей, заинтересовало Штольца:
— Американец не возражал?
— Нет.
— О чем вы говорили с Джоном во время прогулки?
— На отвлеченные темы. Как бы между прочим я решила сыграть на его самолюбии. Сказала, что нам обоим, видимо, не доверяют. Он рассмеялся в ответ и объявил, что для него не секрет, чем кончится беседа шефов. Все решено заранее и останется, как и прежде, только немцам услуги американцев придется оплачивать дороже.
— На обратном пути господин Макс не говорил, чем завершилось совещание?
— Нет. Он все время молчал, только перед выходом из самолета заговорил. Поблагодарил за работу.
Штольц улыбнулся:
— У Макса скверный характер. Ему трудно угодить. Он с самого начала был против вашей кандидатуры. Я, честно говоря, боялся, сумеете ли вы ему понравиться. Если он вас поблагодарил — значит было сделано все от вас зависящее.
Штольц поднялся.
— Спасибо, Эльза. Теперь в верхах Макс даст вам высокую оценку. Если не сильно устали, я хотел бы, чтобы вы присутствовали при одном допросе.
— Господин штандартенфюрер, я чувствую себя отлично. Разрешите задать один вопрос?
— Слушаю.
— Мне не ясно — ведь для допросов существует гестапо. Почему этим занимается наш отдел?
— А вы представьте себе на минуту такую картину. Вы охотитесь на зверя. Гоняетесь за ним, следите, не досыпаете. Наконец с большим трудом убили. А потом отдаете добычу кому–то, ничего не получив за нее? Может такое быть?
— Вряд ли.
— Вот так и в нашей работе. Разведка и контрразведка тесно переплетаются между собой. Позже, получив нужные сведения, мы передаем этих людей гестапо. Не передаем лишь в том случае, если люди начинают работать на нас, если они представляют для нас определенную ценность. Понятно?
— Да, разумеется.
— Эльза, о вашем путешествии никому ни слова. Во многих ведомствах рейха есть своя разведка и контрразведка. Даже Риббентроп их не имеет. Поэтому, где вы были и чем занимались, никто не должен знать. Даже Крамер.
— Хорошо.
— А теперь пошли. Крамер уже начал допрос.
Обычно допросы проводились в подвальном помещении, чтобы не водить арестованных по всему управлению. Эльзу не покидала мысль, с какой целью Штольц пригласил ее на допрос какой–то Стенли.
Остановились у комнаты с открытой дверью. Эльза увидела необычное оборудование комнаты. Здесь находились лейтенант Гардекопф и его подручный — здоровенный детина. Штольц кивнул в их сторону.
— Это наша знаменитая «Мелодия» с ее хозяином. У Гардекопфа говорят и мертвые.
За столом сидел Крамер, напротив — миловидная белокурая женщина лет двадцати четырех. Увидев Штольца, Крамер вскочил, вытянулся.
— Ну как? — спросил штандартенфюрер.
— Или действительно ничего не знает о резиденте, или юлит. А вот Мартина и Алана Дейса узнала по фотографиям.
Штольц пристально смотрел на арестованную. Та, прижавшись к спинке стула, чуть жмурилась от яркого света лампы, направленной на нее. Особого волнения не было заметно, на лице — обреченность человека, готового ко всему.
— Ты представляешь, что тебя ожидает за шпионаж? — задал вопрос Штольц.
— Концлагерь, — угрюмо бросила женщина.
— Кто знает, кто знает… Может случиться, что ты умрешь под пытками. А это подобие ада. Ты готова к этому?
Женщина промолчала.
— Там тебя, красавица, уже ждут двое. По секрету, они — садисты. Ганс, проведи ее к Гардекопфу, пусть покажет свои машинки и объяснит их назначение. Если это не произведет впечатления, оставь ее там. Подождем: пока поумнеет.
— Вставай, — глухим, надтреснутым голосом приказал Крамер.
Стенли, тяжело переставляя ноги, словно на них висели пудовые гири, вышла из комнаты.
— Разве не мог Крамер начать допрос без лишних сентиментов? — спросила Эльза Штольца.
— Допрос — искусство, фрау. Чем больше контрастов, тем лучше результат. Сейчас, когда Гардекопф рассказывает ей назначение каждого хитрого предмета, смакуя и ухмыляясь, у нее дрожит каждый нерв. А наш лейтенант любит работать с женщинами. Это его месть прекрасному полу. Его никто не любил, а только презирали и ненавидели.
— А если она во всем признается, ее не отдадут Гардекопфу?
— Думаю, нет.
— Кто эта женщина?
— Агент американской разведки. Работала с Мартином и Аланом Дейсом. Их уже нет в живых. Остался резидент и, возможно, кое–кто еще, так как в покушении на Алана Дейса участвовали два человека. Можем ли мы быть гуманными, когда американские шпионы разгуливают по Берлину?
— Нет, господин штандартенфюрер.
— Но я заметил, тебе не нравится стиль допросов, который мы избрали, чтобы развязать ей язык.
— Все это незнакомо мне. Я не работала в контрразведке. Видимо, я плохой разведчик, еслп вам показалось, что допрос с участием Гардекопфа мне не по душе.
— Ты можешь предложить что–то более эффективное?
— Не знаю. Концлагерь — та же могила, мучительная смерть.
— Но ведь ты — тоже женщина… Работала в далекой России, рисковала жизнью, ходила на острие бритвы.
— У меня иная судьба. К разведке меня с детства готовил отец.
Штольц испытующе посмотрел Эльзе в глаза.
— Я понял тебя. Первый раз перенести трудно. Не выдерживали люди и покрепче. Мне самому эта траурная музыка не приносит радости. Но другого пути у нас нет.
В комнату вошла Стенли, а за ней Крамер. Американка была бледна, губы ее дрожали. Она растерянно озиралась, переминаясь с ноги на ногу.
— А ну–ка, садись, — жестко приказал Крамер.
Она невидимым взглядом окинула комнату, боязливо села на стул.
— Я все расскажу, только не посылайте меня в ту страшную комнату.
И начала глухим дрожащим голосом:
— В нашу группу входило шесть человек: Мартин, Алан Дейс, Фред Стоун, Джон Форд, Джек Корн и я. Печальный конец первых двух вам известен. В начале года куда–то исчез Фред Стоун. На свободе остались резидент Джек Корн и Джон Форд…
— А дальше что? Рассказывай все. Потом мы решим, что с тобой делать. Эльза, вы идете со мной или будете помогать Крамеру?
— Не знаю. Я не помещаю?
— Оставайтесь, Эльза. Я прокручу допрос на пленку.
— Хорошо, Мешать вам не буду.
Эльза прислонилась к спинке дивана, обтянутого искусственной кожей, и стала внимательно слушать диалог между Крамером и Стенли.
Ей было жаль разведчицу. Молодая, обаятельная женщина. Когда немцы взяли Мартина и Алана Дейса, ее нужно было срочно вывезти из Германии или глубоко законспирировать. Резидент этого не сделал. Теперь такие специалисты, как Крамер, выжмут из нее все. У резидента спастись шансов почти нет, но Крамер почему–то молчит о нем. Его интересуют контакты разведчиков с другими.
Вдруг Эльза внутренне напряглась. На очередной вопрос Крамера Стенли ответила, что последнее время Мартин находился в близком знакомстве со служанкой японца Манодзи. Крамер придал этому серьезное значение:
— Не могла ли эта женщина быть ширмой при встречах Мартина с японцем?
— Нет, она очень боялась, что лишится работы, если хозяин узнает о ее связи с Мартином. У этих косоглазых нравственные понятия расходятся с нашими.
— Чем кончилась вся эта история?
— Когда погиб Мартин, я долго не навещала служанку, пока она сама не пришла ко мне. По распоряжению резидента я сообщила ей, что Мартин погиб и что немного позже с ней свяжутся его друзья — антифашисты. Она пообещала помогать, чем сможет.
— А японец не мог быть связан с Мартином или другими вашими людьми?
— Думаю, нет. Я знакома с его делом.
— Вспомните его подробнее.
— Фашизм считает неизбежностью. Очень жаден. Совершенно равнодушен к женщинам. Японская борьба для него больше, чем профессия. Это — его культ.
— Как вы считаете, способен он работать на японскую разведку?
— Мы за ним долго и внимательно следили. Нас интересовала его клиентура. Ничего, кроме слежки ваших сотрудников, не установили.
Эти слова сжали Эльзу, как пружину. Она не надеялась услышать такое.
— Эльза, вы слышали? — обратился к ней Крамер.
— Манодзи — ваш личный друг, Ганс, ведь вы познакомили меня с ним. Я не очень стану возражать, если он окажется в комнате напротив. Я не большой специалист по допросам, но не пойму, почему вы, опытный контрразведчик, не берете резидента.
— Резидент обложен. Ему не уйти. Во всяком случае, живым. Меня заинтересовала служанка Манодзи. Вы ведь часто с ней встречались, ничего не заметили?
— Я не обращала внимания на нее.
— Вы не могли бы завтра продолжить занятия с Манодзи?
— Ганс, не кажется ли вам, что согласиться на такое предложение было бы большой оплошностью?
— Это не предложение, обер–лейтенант. Это — приказ, который утвердит шеф.
— Но пока, до приказа, я в эту игру не включаюсь, при всем уважении к вам.
— Продолжайте допрос, я скоро вернусь.
Крамер вышел. Эльза заняла его место.
— Когда Мартин познакомился со служанкой японца?
— Около двух лет назад.
— Она добывала какую–то ценную информацию от клиентов Манодзи?
— Почти нет. Мартин не хотел рисковать. У него были другие планы — через нее он хотел выйти на Манодзи.
— Каким образом?
— По–разному. Даже меня подсылали на курсы к нему, Но он борьбу предпочитает другим занятиям.
— Интересно, что же вы предприняли?
— Объявила, что плачу вдвое больше, если он разрешит мне быть в одних мини–плавках. Манодзи согласился. Несколько резких движений — и я осталась вообще без одежды.
— И что же японец?
— Осмотрел обрывки одежды, а потом заявил: «Японская борьба существует тысячелетия, и за это время люди подобрали одежду, которую начинающим менять не следует». Ну а то, что я стою обнаженная и мы лишь вдвоем, не вызвало никакой реакции. Он только спросил: дать одежду или занятия на сегодня отложим. Больше я не приходила.
Зашел Крамер.
— Обер–лейтенант, шеф просит вас к себе.
Эльза молча поднялась со стула.
В приемной секретарь остановил ее:
— Разрешите ваш «вальтер».
Эльза молча вынула пистолет из кобуры и подала секретарю. В кабинете вскинула руку для приветствия.
— Проходите, садитесь. Крамер просит подключить вас к проверке японца и его служанки. Вы отказались помогать ему, если не будет приказа.
— С Манодзи познакомил меня Крамер, он его лучше знает. Курс обучения у японца я давно закончила.
— Я понимаю вас, фрау Миллер. Макс дал вам высокую оценку. И все же завтра утром вы навестите японца. Все, вы свободны.
Эльза вернулась к Крамеру.
— Я получила приказ принять участие в проверке японца и служанки. Какие будут приказания? Меня кое–что тревожит. У японца тренировались люди, занимающие ныне высокие посты. Обучал он спецборьбе также вас и меня. В случае чего–нибудь серьезного на нас обрушатся крупные неприятности.
— Такого же мнения и начальник управления, но пойти туда все же лучше вам. Вы нравитесь всем мужчинам.
— Хорошо. Я подключаюсь к этой операции.
— Благодарю, Эльза. Вас проводить?
— У меня сегодня нет настроения гулять.
— Простите. До завтра.
Эльза пешком отправилась в пансион.
Над ее учителем Манодзи нависла смертельная опасность. Нужно все обдумать и за ночь принять какое–то решение.
В пансионе, переодевшись в парадную форму, Эльза составила цифровое донесение в Москву:
Центр. Радомиру.
Промышленники Германии, работающие на вермахт, провели в Берне совещание с американскими промышленниками о продолжении поставок последними стратегического сырья через нейтральные страны. За Австрийцем следят. Причина — служанка сотрудничает с разведкой США.
Берлин. Милован.
У Эльзы был запасной тайник в кинотеатре. По инструкции, она должна была пользоваться им, если что–либо случится с Манодзи. Услышав от Стенли, что служанка японца была связана с Мартином, Эльза поняла, что Манодзи следует немедленно исчезнуть. Глупый, непредвиденный случай. В том, что за Манодзи установлена слежка, она не сомневалась. Телефон его прослушивается. С Австрийцем у Эльзы была договоренность: если ей вдруг станет известно, что им заинтересовались, она должна тотчас предупредить об этом.
В условленном месте Эльза спрятала шифровку. Затем проехала трамваем пять остановок и вышла у магазина готового платья. Здесь всегда многолюдно. У входа стояла телефонная будка. Эльза вынула из кармана металлическую пластинку в виде маленькой расчески с тонкими зубьями. Заложила ее под язык так, чтобы конец зубьев касался нижнего ряда ее зубов. Набрала номер Манодзи. Ей повезло, трубку снял он.
— Господин Манодзи? — голос ее звучал хрипло, старчески.
— Да, слушаю вас.
— Я звоню по поручению родственников вашего друга австрийца Ганса.
— Я весь внимание.
— Он сегодня трагически погиб. Похороны, наверное, завтра. Приходите вместе со служанкой.
— Благодарю вас, прощайте.
Японец понял, что ему и служанке необходимо срочно скрыться.
Эльза прогулялась по улице, взяла такси и поехала в управление. Решила посоветоваться со Штольцем, когда ей нанести визит Манодзи.
Вместо приветствия Штольц кивнул ей в сторону кресла:
— Садись, что тебя привело ко мне?
Эльза рассказала о допросе Стенли и о том, что шеф по просьбе Крамера поручил ей заняться Манодзи.
— Ну и что из этого?
— Крамер знает его лучше, и, кроме того, он опытнее в таких делах. Я опасаюсь допустить оплошность. Когда мне посетить японца? Мой внезапный визит насторожит его. Может, повести кого–нибудь из наших сотрудников к нему на обучение и заодно самой потренироваться?
— Пожалуй, такой вариант приемлем.
— Я нахожусь в подчинении у Крамера?
— Ты обиделась на него?
— По крайней мере, меня в его штат никто не вводил.
— Распоряжаться тобой он не имеет права. Не будь приказа шефа, я бы все изменил. А так придется… Но я запрещу ему привлекать тебя к заданиям без моего согласия.
— Благодарю вас.
— Завтра с утра заходи ко мне.
— До свидания.
У крыльца стояла машина Штольца. Шофер, часто отвозивший Эльзу по приказанию шефа, учтиво осведомился:
— Сегодня нет приказа отвезти вас домой?
— Нет.
Шофер был одного возраста со Штольцем. Чувствовалось, что он находился на привилегированном положении. Даже офицеры никогда не были с ним резкими. Видя, как внимательно Штольц относится к Эльзе, шофер и сам старался угодить ей. В свою очередь Миллер иногда отдавала ему свой офицерский табачный паек.
— Одну минуту, фрау, я через дежурного офицера свяжусь со Штольцем.
— А удобно ли?
— Не беспокойтесь.
Эльза осталась у автомобиля. Через пять минут шофер вышел, улыбаясь, из управления.
— Господин штандартенфюрер не только разрешил, но и попросил вас обследовать объект, о котором шла речь в его кабинете. Там находятся два наблюдателя. Он приказал вам побывать на месте и через меня доложить обстановку.
— Едем.
Эльза назвала адрес. Остановились в ста метрах от дома, где жил Манодзи. Миллер не спеша перешла на противоположную сторону улицы. Из подъезда ее окликнул сотрудник абвера в штатском.
— Фрау Миллер, вы приехали узнать, как идет наблюдение?
— Да. Где второй?
— Около двух часов назад из дома вышла служанка, он пошел за ней. Пока никаких известий.
— Японец не выходил?
— Нет. К нему приходил какой–то господин. Через полчаса он ушел.
Окна в квартире Манодзи светились. Миллер постояла минут пять вместе с наблюдателем.
— Если заметите что–либо подозрительное, немедленно связывайтесь с Крамером.
Она возвратилась в пансион, поблагодарила водителя и поднялась к себе в комнату. Всю ночь не давали покоя мысли: где служанка, почему ее так долго не было, кто приходил к Манодзи?
В шесть утра в дверь постучали. Эльза набросила халат и, не спрашивая, кто ее так рано беспокоит, открыла. У порога стоял дежурный по управлению.
— Фрау Миллер, вас срочно вызывают на службу.
— Подождите несколько минут.
Она быстро оделась и спустилась вниз. В автомобиле на заднем сидении увидела Крамера.
— Доброе утро.
— Доброе утро, фрау Миллер.
— Что–то случилось?
— Исчез японец и его служанка. Подробности узнаем в отделе.
Штольц допрашивал сотрудника, который следил за домом. Присутствовал и начальник управления.
— Почему вы не связались с нами раньше? Ваш напарник поступил согласно инструкции — пошел вслед за служанкой. Вы же оставались один в течение нескольких часов и не подумали, что с ним могло что–то случиться. Если служанка пошла на свидание, то не могла же она до утра гулять с любовником. Да и напарник обязан был вернуться на место или позвонить в управление.
Наблюдатель стоял, опустив голову. Шеф повернулся к Крамеру:
— Где вы берете таких кретинов?
— Я не в курсе, что произошло.
— Штольц, объясните ему.
— В двадцать два часа я послал Миллер проверить, как там и что. Один наблюдатель ушел за служанкой, а другой находился на месте. К японцу заходил неизвестный. Ни служанка, ни сопровождающий ее агент не вернулись. Только в пять утра этот кретин позвонил в управление. Я сразу заподозрил неладное и приказал дежурной опергруппе арестовать японца. На стук в дверь квартиры Манодзи никто не отвечал, ее выломали, но, кроме торговца старьем, связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту, никого не обнаружили. Придя в чувство, тот сообщил, что его вызвал по телефону японец и сказал, что у него есть кое–что стоящее. Когда торговец приехал, Манодзи напоил его шнапсом, видимо, с большой дозой снотворного. Сонного раздел и связал, а сам скрылся в его одежде. Удалось установить, что Манодзи вызывал торговца по телефону из квартиры глухой старухи этажом выше. О чем и с кем говорил японец, старуха не знает.
— Группа подслушивания, — продолжал Штольц, — записала разговор Манодзи на пленку с неизвестным человеком. По голосу — пожилой мужчина, звонил по поручению родственников австрийца Ганса, передал японцу, что Ганс трагически погиб, похороны, наверное, завтра. Похоже, это пароль. Спустя некоторое время из дома вышла служанка, за ней ушел один из наблюдателей. Если он не возвратится, значит, где–то в пути его убрали. Что скажете, господа? — обратился Штольц к Миллер и Крамеру.
— Мне сказать нечего, моя работа должна начаться только сегодня, — спокойно ответила Эльза. — Вчера я ездила к дому японца, подозрительного ничего не заметила.
— А вы, Крамер?
— О звонке японцу мне сообщили тотчас, но я всерьез не принял это, меня больше интересовала служанка. Оказывается, вся загадка в этом телефонном разговоре. Кто–то предупредил японца об опасности…
— Я думаю, — перебил шеф, — вся эта публика — Мартин, Стенли, служанка, Манодзи — одна группа. Кто–то сигнализировал японцу об аресте Стенли. Я внимательно прослушал ее допрос, о японце она ничего не знает. Похоже, говорит правду… Я послал опергруппу за двумя остальными американскими шпионами.
— Разрешите мне выехать на место, шеф, — вызвался Крамер.
— Не надо. Туда направлены специалисты. Миллер, вы свободны, отдохните два дня. Этого арестовать, — начальник управления кивнул в сторону наблюдателя. — Вам, Крамер, до возвращения опергруппы находиться здесь. Особая инспекция расследует все обстоятельства. Многое в этой ситуации не ясно.
Об особой инспекции Эльза слышала. Эти люди находились в прямом подчинении Канариса, и, если им поручалось расследование деятельности какого–либо сотрудника, обычно того строго наказывали.
Крамер побледнел, с минуту сидел молча, затем поднялся.
— Прошу вас во время работы особой инспекции не отстранять меня от дела Алапа Дейса, я найду японца и служанку.
— Хорошо. Работайте. Фрау Миллер, через два дня вместе со Штольцем зайдите ко мне. Вам ясно?
— Так точно.
В это время дверь распахнулась, на пороге вырос гауптман с перевязанной головой.
— Оба шпиона в перестрелке убиты, один из них едва не скрылся. Взять живыми не было никакой возможности. Трупы доставлены.
— Плохо, очень плохо, — шеф повернулся к Крамеру. — Приведите Сгенли для опознания убитых.
Кратер вместе с Эльзой вышли из кабинета. В коридоре она спросила:
— Ганс, я ничем не смогу вам помочь?
— Благодарю, Эльза. Пока не кончится расследование, избегайте меня, не то и у вас могут быть неприятности. Моя карьера окончена. В лучшем случае — фронт.
— А в худшем?
— Может быть всякое… До свидания.
— До свидания, Ганс.
…Утро выдалось чудное, щедро светило солнце, на деревьях звонко чирикали воробьи. Эльза не знала, куда ей податься. На душе было беспокойно и тревожно. Удастся ли Манодзи скрыться? Ясно, что охота будет большая, подключится гестапо, жандармерия. Понимала, что помочь друзьям не сможет ничем, да и не имела права. Законы, по которым живет разведчик, суровы, жестоки. На случай провала, на своем посту остается тот, кто вне подозрения.
Эльза посмотрела на часы — время завтрака. Она вошла в столовую, села за столик.
— Доброе утро, — поздоровался официант.
— Доброе утро, Ганс.
— Что на завтрак? Есть молодая телятина с картофельным гарниром, пирожное, кофе.
— Еще какой–нибудь салат, пожалуйста.
Официант быстрыми шагами пересек зал и скрылся за ширмой. Через несколько минут появился с подносом, уставленным едой. Ловко расставил тарелки на столе.
— Может, вам бокал пива или сухого вина?
— Не нужно, Ганс. Скажите, а почему вы не на фронте?
— Не призывают. А если призовут, попрошусь в войска СС.
— О, эти войска очень нужны фюреру. Особенно сейчас — для победы над Россией.
— Я тоже так думаю, фрау. Приятного аппетита. Эльза не спеша поела и поднялась к себе в комнату.
Сняв мундир, легла на кровать. После четырнадцати часов она должна пойти к кинотеатру, где вчера оставила шифровку, возможно, что–нибудь прояснится.
Последнее время она редко вспоминала мать, сына, мужа. Обдумывание каждого шага, постоянный самоконтроль не оставляли для этого времени. Сейчас же, лежа в кровати с закрытыми глазами, она мысленно беседовала с ними. Видела их лица, слышала голоса.
Родина горела в пламени боев и сражений, страдала горечью людских потерь. Эльза знала истинное положение на фронте. Сводки, получаемые абвером, имели мало общего с прессой, кричавшей на весь мир о скором крахе большевизма.
Потеря Манодзи была для Эльзы сильным ударом. Теперь она оставалась одна. Кто выйдет к ней на связь? И когда? За время пребывания в Германии Эльза Миллер закалилась, обрела силу, почувствовала себя уверенно. Но ее постоянно преследовало такое ощущение, будто она находится рядом с хищными животными. Именно здесь, в Германии, она по–настоящему осмыслила кровавую сущность фашизма, возненавидела его каждой частичкой разума, души.
Днем она отправилась к кинотеатру. Шла не торопясь, проверяя, нет ли слежки. Не заметила ничего подозрительного. Рядом с кинотеатром находился небольшой парк. Ожидая начала сеанса, люди прогуливались по аллеям. В конце парка стояла чугунная скамейка, обшитая деревянными рейками, которые крепились к каркасу болтами. На правой стороне скамейки, если стоять к ней лицом, на четвертой рейке болт был наполовину отпилен. Рейка в этом месте не была прикручена и приподнималась. Здесь был тайник.
Осмотревшись по сторонам, Эльза села на скамейку, минут десять изучала все вокруг. Потом осторожно приподняла рейку, нащупав бумажную трубочку, забрала ее и пошла к кинотеатру.
До начала фильма оставалось пятнадцать минут. Эльза рассмотрела портреты киноактеров в холле, в баре взяла стакан яблочного сока. Не спросив разрешения, к ней подсел молодой русоволосый солдат в парадном мундире с кружкой пива в руках. Настоящий ариец.
Эльза была одета в скромный серый костюм — девушка из небогатой немецкой семьи.
— Фройляйн, вам не кажется, что нам нужно познакомиться? Встретиться где–нибудь в уютной обстановке? И хотя бы на час забыть войну…
— Не кажется. К тому же это не принесет солдату ничего хорошего.
Эльза опустила руку в карман, вынула удостоверение личности, раскрыла его.
Солдат мигом вскочил со стула, вытянулся.
— Прошу прощения, фрау.
— Идите.
Эльза допила сок и поднялась в зал. Начался фильм: германские племена сражались с легионерами Юлия Цезаря, мчались кони, сверкали клинки, обнаженные женщины неслись на полудиких лошадях, свирепые мужчины в шкурах дубинками гнали вооруженных римлян. Все ясно — Геббельс вбивал в головы обывателей превосходство арийской расы.
Эльза Миллер с трудом дождалась конца фильма. В пансионе закрылась на ключ, расшифровала взятое в тайнике:
Миловану.
Австриец и служанка в надежном месте. Благодарим за предупреждение. С вами свяжутся. В «Эдельвейсе» вас пригласит на танец человек в форме СС. Приметы: шрам на подбородке, изуродованное левое ухо. Пароль: «Мы с вами не встречались в Италии?» Отзыв: «Нет, ненавижу макароны». — «Зря, это не такое уж плохое блюдо».
Тот, кто выйдет на связь, знает вас в лицо. По распоряжению Центра вы подчинены мне.
Фриц.
Эльза сожгла в пепельнице шифровку и текст, высыпала пепел на листок бумаги, свернула и спрятала в кармане. То, что Манодзи и служанка в безопасности, очень ее обрадовало. Катастрофы не произошло. До конца дня Эльза не выходила из пансиона. На следующий день поехала к Нейсам и до вечера пробыла в семье тетки.
Вернулась к себе поздно. Перед сном размышляла о завтрашнем дне. Волновало, какую работу поручит ей начальник управления. Заснула в полночь.
В кабинете находились Штольц и начальник управления. Эльза села в кресло, и Штольц заговорил:
— Сейчас, когда началась война с Советской Россией, в нашем ведомстве произведена реорганизация. С июля разведывательно–диверсионной и контрразведывательной деятельностью руководит специальный орган управления «Абвер–заграница», он уже действует на советско–германском фронте и условно именуется штаб «Валли», полевая почта № 57219. Подчиняется «Валли» соответствующим отделам управления «Абвер–заграница», а также отделу по изучению иностранных армий Восточного фронта. Докладывает им о ходе и результатах разведывательной и подрывной деятельности против СССР. Я в настоящее время возглавляю контрразведотдел № 3. В моем подчинении контрразведывательные команды и группы, действующие на советско–германском фронте и в тылу наших армейских группировок и армий. Они выявляют советских разведчиков, партизан, подпольщиков, а также собирают трофейные документы. Вербуют агентов из местных жителей, направляют их в разведшколы и на спецкурсы. Одну из таких команд возглавишь ты, Эльза, — неожиданно заключил Штольц. — Я пошлю тебя в ту область, где ты жила и работала на рейх. Там ты хорошо знаешь всех. Это важно для успеха.
Штольц вынул из сейфа несколько папок, разложил перед Эльзой.
— Это личные досье твоих подчиненных.
Она раскрыла первое дело: «Лейтенант Гардекопф». Эльза удивленно посмотрела на Штольца. Этого она не ожидала. Тот улыбнулся.
— Я не думала, что палач Гардекопф способен еще на что–нибудь, кроме пыток!
— За Гардекопфа ты еще будешь меня благодарить! Правда, умом он не отличается, но у него есть другие достоинства: исполнителен, педантичен, приказы начальства для него — закон! Он давно просился на другое дело. Его стали одолевать кошмары… Поработай в моем кабинете. Вечером встретимся в ресторане «Эдельвейс». Сделаем небольшие проводы.
Эльза разложила на кровати свою одежду и задумалась, что одеть вечером. Выбор у нее был не богат, несколько платьев и два костюма. Остановилась на черном, вечернем, декольтированном платье. К нему есть черно–белые лакированные туфли. В парикмахерскую Миллер не пошла, решила сама сделать прическу. Позвонила администратору:
— Закажите для меня такси на 18.45.
— Сейчас закажу. У меня тут пакет для вас от господина Макса.
Развернув небольшой сверток, Эльза увидела шкатулку, обтянутую фиолетовой кожей. В ней лежало диковинное колье: на нитку черного жемчуга с интервалом в два сантиметра нанизаны серебряные черепа, обработанные чернью. В центре — величиной с голубиное яйцо, в обе стороны от него они постепенно уменьшались, и последние были, как горошина. Замок — в виде серебряных скрещенных костей.
Развернула письмо:
«Хильда, я долго думал, чем и как отблагодарить вас за совместное путешествие, но не мог подобрать подарок, который понравился бы вам. Женщинам угодить всегда трудно, к тому же вы не обычная женщина — офицер абвера. После долгих размышлений я решил преподнести вам это колье с надеждой, что оно понравится вам.
С уважением Макс».
Эльза долго рассматривала подарок и неожиданно рассмеялась.
В этот день в ресторане «Эдельвейс» в связи с отправь кой на Восточный фронт многих офицеров абвера был устроен прощальный ужин. У ресторана стояло множество легковых автомобилей, среди них несколько служебных. Эльза вошла в зал и остановилась у входа, высматривая столик. Заметила десятки удивленных, восторженных, завистливых взглядов, устремленных на нее. Лавируя между парами танцующих, Миллер подошла к сослуживцам.
— Господа, прошу прощения за опоздание. Сегодня женщина во мне победила офицера.
Все заулыбались.
— Браво, Эльза! — приветствовал ее шеф. Затем удивленно спросил: — Где вы взяли это колье? Такого на свеем веку я еще не встречал.
— Подарок господина Макса.
— Вы прекрасны, фрау Эльза. Чувствую, что сегодня спокойно посидеть не удастся. Вы заметили, как все на вас поглядывают?
Он поднял рюмку.
— Господа, предлагаю выпить за Эльзу Миллер.
Вечер проходил весело и непринужденно. Желающих потанцевать с Эльзой было много, но присутствие Штольца и начальника управления удерживало их.
Танцуя, Эльза ни на минуту не забывала, что сегодня ее должен пригласить на танец человек, которого она столько дожидалась. Чувствовала, что он где–то здесь, рядом. Но как ни всматривалась в окружающих, не видела нигде человека со шрамом на подбородке и с изуродованным ухом. Шеф заметил, что она кого–то выискивает в зале:
— Неужели вы ищете Крамера?
Эльза опустила глаза и тихо спросила:
— Мне запрещается встречаться с ним?
— Нет, это ваше личное дело. А что, у вас роман?
— Никак нет.
— В таком случав, зачем вам нужен человек, карьера которого уже окончена?
— Мы вместе переходили границу.
— Приятно услышать от вас эти слова, но неужели у вас настолько сильно чувство привязанности? Мало ли с кем придется работать в будущем. Мало ли кому не повезет в жизни…
— Я солдат и решать, правильны ли приказы начальства, не имею права. Если вы скажете: Крамер — враг, я сама застрелю его.
— Крамер — неплохой работник, ему просто не повезло. Дело, казавшееся на первый взгляд несложным с самого начала и до конца приносило ему одни неприятности. Большой вины его в этой операции нет, но она провалилась, и кто–то должен за нее ответить. Вел это дело Крамер, вот его и наказали.
— У него есть какая–то возможность восстановить свою репутацию?
— Да, но не здесь, а на Восточном фронте.
Когда танец окончился и шеф подвел Эльзу к столику, она увидела рядом со Штольцем незнакомого оберштурмбанфюрера СС.
— Добрый день, — сказал он подошедшим.
— Добрый день, Верг, — прищурился шеф. — Рад вас видеть, посидите с нами, расскажите последние новости. Что вас привело к нам?
— Дама, с которой вы танцевали.
— Она в чем–то провинилась? Насколько мне известно, ваше ведомство интересуется кем–либо лишь в определенных случаях.
— Все правильно, но сегодня я отдыхаю. А ожерелье фрау покорило меня.
— О, вас стали интересовать женщины?
— Нет, вы же знаете, что единственное увлечение, какое есть у меня, кроме службы, это величайший из мыслителей — Ницше.
— Что же общего между Ницше и моей дамой?
— Ее ожерелье. Это не обыкновенное колье, это некий символ. Прошу вас, представьте ее мне.
— С удовольствием. Обер–лейтенант абвера Эльза Миллер.
Эльза чуть кивнула головой.
Оберштурмбанфюрер встал из–за стола, щелкнул каблуками сапог:
— Верг, — и слегка поклонился. — Уважаемый обер–лейтенант, разрешите пригласить вас на танец.
Эльза посмотрела на шефа. Тот улыбнулся:
— Учтите, Верг, только один танец.
Верг и Эльза вышли в круг. Эльза вся напряглась: человек, пригласивший ее на танец, был очень похож на того, чьи приметы указывались в шифровке. Связь? Но почему он молчит? И в это время оберштурмбанфюрер наклонился к ней и прошептал:
— Мы с вами не встречались в Италии?
— Нет, ненавижу макароны.
— Зря. Это не такое уж плохое блюдо.
— В правой руке у меня носовой платок — информация для Центра.
Оберштурмбанфюрер незаметно для окружающих взял из ее руки платок — шифровку. Быстрым движением спрятал в карман мундира и заговорил:
— Слушайте меня внимательно. В городе, куда вы прибудете, есть ресторан, только для немцев, под названием «Викинг». Хозяин его — немец, родившийся в России, он сам обслуживает бар. Это наш разведчик, с ним установите контакт. Пароль для связи: «Что можете предложить из восточных деликатесов?» — «Если за рейхсмарки — все, что вам угодно, даже консервы из обезьян». — «В таком случае дайте коробку русских, довоенных конфет». Подадите ему ассигнацию достоинством в 20 марок, склеенную посредине. Он назовет вам время и место встречи. Сейчас я закажу музыкантам «белый танец», а вы пригласите меня.
Музыка прекратилась. Верг повел Эльзу к столу, поблагодарил Миллер и ее шефа и удалился.
— Вы когда–нибудь встречались с этим человеком? — спросил Эльзу Штольц.
— Нет, — пожала она плечами.
— О чем же вы беседовали во время танца?
— Он советовал мне ознакомиться с трудами Ницше.
— И больше ни о чем не расспрашивал?
— Спросил, по какому поводу мы собрались сегодня?
— Что вы ему ответили?
— Просто решили посидеть в ресторане.
— Он еще возвращался к этому вопросу?
— Нет. В конце танца сказал, что с сегодняшнего дня меняет свое мнение о прекрасном поле.
— Интересно все же, что ему было нужно от вас. Верг работает в управлении гестапо. Его боятся даже сотрудники. Если пригласит еще раз, потанцуй с ним, но будь настороже. От этой лисы можно ожидать чего угодно.
Объявили «белый танец». Штольц наклонился к Эльзе:
— Пригласи Верга. Может, скажет, что ему здесь нужно.
Эльза через весь зал пошла к столу, за которым сидел Верг и двое штатских.
— Разрешите пригласить вас.
— С удовольствием.
Верг взял Эльзу за талию, и они закружились по залу.
— Когда вы уезжаете? — спросил он.
— Завтра вечером. Что с Австрийцем?
— Он в безопасном месте. Не волнуйтесь.
— Вы давно здесь?
— Да. Очень давно.
— Вы — Фриц?
— На этот вопрос я не могу ответить. В нашей профессии каждому надлежит знать только то, что ему положено.
— Простите. С тех пор, как исчез Австриец, мне так не хватает кого–нибудь своего. Я знаю: здесь есть наши люди, но у меня ни с кем нет прямого контакта.
— Мы все время держали вас в поле зрения, но найти человека для прямого контакта, который не вызвал бы подозрения в абвере, не смогли. В вашем отделе — круговая слежка, и появление нового знакомого насторожило бы Штольца. Я рад, что вы уезжаете отсюда. Здесь можно в любой момент сгореть. Такие поручения, как поездка в Швейцарию, обычно плохо кончаются. Вам Штольц и шеф полностью доверяют, так что вероятность нового особого поручения не исключается. Для разведчика сверхсекретное задание — почти гибель. Человек, выполняющий такого рода поручения, всегда под колпаком. За ним постоянно следят. А в нашей работе — это катастрофа.
— Вы ведь тоже в таком положении!
— Это совсем другое дело. Меня знают давно. А вы… Мне хотелось бы, чтобы вы дожили до победы. Шансов на это на родной земле у вас будет больше. Хотя разведчик всегда на краю пропасти.
— Штольц интересовался, о чем мы с вами говорили во время танца? Что ему ответить?
— Скажите, что я хотел кое–что разузнать о Крамере. Желаю удачи, дорогой товарищ.
Едва Эльза присела за стол, Штольц спросил:
— Ну, что ему нужно?
— Он расспрашивал о Крамере. Я дала ему хорошую характеристику, может, Крамеру повезет.
— Я так и думал, что Вергу нужно было что–то узнать, А то какой фрукт — напустил туману: Ницше, ожерелье и тому подобное.
Штольц поднял рюмку с коньяком:
— Господа, мы с Миллер оставим вас. Веселитесь, танцуйте, а нам еще предстоит немного поработать. Предлагаю тост за ее успехи.
Эльза и Штольц попрощались и вышли из ресторана. Шофер дремал в машине. Штольц сел рядом с Миллер на заднее сидение, похлопал шофера по плечу:
— В управление.
В кабинете Штольц сказал:
— Слушай меня внимательно: кроме основной работы, тебе придется заниматься еще кое–чем.
— Чем именно?
— К нам поступает информация, что на фронте есть офицеры, которым не по вкусу война с Россией. Будем говорить прямо: блицкриг не удался, уже сейчас ясно, что война с Россией затянется на годы. С самого начала часть генералитета была против войны с Россией, кое–кто предлагал начать войну с Британией. Сейчас, после первых неудач, об этом говорят почти в открытую. Воинственности такие разговоры не добавят никому. Поэтому есть распоряжение брать таких людей на заметку. Тебе, как офицеру с особыми полномочиями, вменяется в обязанность прислушиваться к подобным разговорам и сообщать лично мне. Понятно?
— Так точно.
— Хорошо. Перейдем к следующему вопросу… По долгу службы тебе придется контактировать с самыми разными людьми. Будут встречи с генералами, поэтому веди себя корректно, но не забывай, что ты офицер с особыми полномочиями. Вы будете прикомандированы к СД. Общаясь с сотрудниками СД, помни, что ты не подотчетна им. В случае каких–либо неувязок — связывайся прямо со мной. Лишь при правильном понимании своего долга и своих полномочий добьешься успеха. Вопросы есть?
— Есть. Если обнаружатся несданные ценности, какие меры могут быть приняты с моей стороны?
— Подключай СД, начальство виновных, сообщай мне. Своих подчиненных держи построже, чаще давай свободу лейтенанту Гардекопфу. Они у него попляшут. Если у тебя будет железная дисциплина, легко будет работать…
К Штольцу заглянул шеф:
— Вы ввели фрау в курс дел? Меня завтра не будет в Берлине, — он подошел к Эльзе, пожал ей руку. — Все вопросы решайте со штандартенфюрером. Желаю удачи. В Швейцарии вы покорили Макса, который себя любит один раз в пять лет. Надеюсь, порадуете нас и на этот раз.
Начальник управления попрощался и вышел из кабинета. Эльза и штандартенфюрер опять остались вдвоем. Штольц вынул из папки, лежавшей на столе, лист бумаги и подал его Миллер.
— Это приказ о том, что тебе поручается расследование провала агентурной сети твоею отца. Постарайся хорошенько разобраться в том, что произошло… Отчет отправишь тотчас, как окончишь расследование. Вопросы, просьбы ко мне имеются?
— Нет. Я очень благодарна вам за все. Вы ведь заменили мне отца.
— Я в некоторой степени обязан твоему отцу и тебе, Аргус, своим продвижением по службе. Поэтому я должен был помочь тебе. Сегодня отдыхай, завтра в 10.00 зайди ко мне.
Водитель отвез Эльзу к пансиону. Когда она выходила из машины, спросил:
— Вы завтра уезжаете на фронт?
— Да. Вам жаль меня?
— Конечно. Штандартенфюрер не хотел, чтобы вы туда ехали, но этот вопрос за него решил шеф.
— Благодарю. До свидания.
Администратор, увидев Эльзу, улыбнулся и протянул ключ от ее комнаты.
— Вас почти час ждал гауптштурмфюрер Нейс. Просил позвонить ему.
«Повысили в звании. За какие заслуги?» — подумала Эльза, отходя от администратора. Бросила ему:
— Сегодня звонить поздно.
— Гауптштурмфюрер просил обязательно позвонить, когда бы вы ни пришли.
— Хорошо.
Когда Эльза набрала номер телефона Нейсов, там ответили тотчас, будто ждали звонка.
— Алло, это вы, Густав? Здоровы все?
— Здравствуйте, кузина. Простите за беспокойство, послезавтра у мамы день рождения. Ждем вас к 18.00.
— К сожалению, не смогу.
— Почему?
— Завтра уезжаю на Восточный фронт.
— Что же вы не сообщили раньше?
— Только сегодня окончательно решился вопрос.
— Мы придем на вокзал. До свидания.
Эльза поднялась к себе в комнату. Она очень устала, по была довольна прошедшим днем. Ее товарищи успели связаться с Центром. Самое страшное для разведчика — остаться без связи. После встречи с Бергом Эльза знала точно — связь у нее будет.
С того момента как Эльза узнала, в каком городе начнется ее новая служба, она не на шутку забеспокоилась: «Успели ли эвакуировать мать с сыном?» Ей очень хотелось увидеть их, но она понимала, что лучше, если родные окажутся на не оккупированной фашистами территории. Мало ли что! Размышляя о том, что ожидает ее дома, Миллер уснула. Спала беспокойно, какие–то неприятные сновидения преследовали ее всю ночь. Проснулась с тяжелой головой, не столько отдохнувшая, сколько уставшая.
Собиралась недолго. В 10.00 Эльза была в приемной Штольца. Секретарь, увидев ее, вскочил:
— Штандартенфюрер уже спрашивал о вас. Сейчас у него вся ваша команда. Приказал, как только вы появитесь в управлении, тотчас зайти к нему.
— Благодарю.
Миллер вошла в кабинет Штольца.
— Садись, Эльза. Я провел небольшую беседу с твоими людьми. Предупредил их о том, что будет с любым из них, если ты откомандируешь его в Берлин. Думаю, они меня поняли. Правильно я говорю или кому–то из вас что–либо неясно? — Штольц повернулся к пятерке, сидевшей в один ряд у стены.
Все вскочили.
— Ясно, господин штандартенфюрер.
— Хорошо. Все, кроме Миллер и Гардекопфа, свободны. Ожидайте в приемной.
Четверо вышли из кабинета.
— Гардекопф, я уже объяснял вам ваши обязанности. Все распоряжения Миллер выполнять беспрекословно, этого нее требовать от своих подчиненных и контролировать их. Следите, чтобы новая служба не стала источником обогащения. На месте вам выделят несколько человек из СД. Получается своего рода дуэт — СД и абвер. Руководить сводной группой будет обер–лейтенант Миллер. На месте непосредственного начальства у нее не будет. Вы, Гардекопф, должны стать ее тенью, за ее жизнь отвечаете головой. Вам понятно?
— Так точно.
— Идите.
Эльза пересела ближе к Штольцу и доверительно спросила:
— Господин штандартенфюрер, я никак не решу, какое из трех заданий, которые мне поручаются, самое важное?
— А как ты думаешь?
— Я считаю, что контроль за ценностями — своего рода ширма, а основное задание — выяснение неблагонадежных.
— В какой–то степени ты права. Ценностями будут заниматься люди, переданные тебе СД. Можешь положиться на них — они знают свое дело. Твои функции — контроль. Второе задание — твоя прямая обязанность. Работа оценится не по количеству найденных и сданных ценностей, а по количеству снятых голов. От неуверенности, неблагонадежности до заговора — один шаг. И третье: расследование провала агентурной сети Карла Миллера. Это важно тебе самой: как дочери, которая должна узнать истину, и как разведчику, чтобы сделать соответствующие выводы.
— В первом случае мои полномочия имеют силу…
— Над всеми, кто находится в районе действия твоих полномочий. Если будут неувязки с неарийцами, подключай СД, штабы воинских подразделений, находящиеся на данной территории. Не волнуйся, освоишься, все пойдет, как положено.
— Я направляюсь на эту службу до окончания войны?
— Нет, мы тебя отзовем, но когда именно, сегодня я сказать не могу. Еще вопросы есть?
— Нет.
— Иди к своим людям. Обговори с ними вашу будущую службу, держись построже. Перед уходом из управления зайдешь проститься, я на вокзал не поеду, чтобы не вызывать кривотолков. Да, еще. Тобой интересуется Верг. Видимо, собирается похитить у нас. Но ничего не получится. Адмирал кадрами не разбрасывается…
В приемной Эльзу ожидала вся команда. Миллер обратилась к секретарю:
— Карл, где бы мне поговорить с моими людьми?
Секретарь открыл сейф, достал оттуда ключ:
— Направо по коридору, через дверь.
Хозяином кабинета был гауптман Винк. Уже с месяц Эльза не встречала его в управлении. Группа разместилась за столом. Эльза внимательно осмотрела присутствующих. Она еще не могла составить о них личного мнения. Что за характеры? Это выяснится потом. Начала без предисловий:
— В общих чертах вы представляете себе будущую службу. Но наша задача намного сложнее, чем кажется. Иногда кому–то из вас придется выполнять задания, на первый взгляд, не имеющие пичего общего с нашей привычной работой. Инструкции, которыми нам следует руководствоваться при выполнении целого ряда сверхсекретных поручений, очень определенны, поэтому предупреждаю: излишнее любопытство, недобросовестность буду рассматривать как умышленный срыв задания. С сегодняшнего дня вы все находитесь в моем подчинении. Помощником у меня — лейтенант Гардекопф. Собираемся сегодня на вокзале в 20.30. Лейтенант Гардекопф, в 20.00 заедете за мной в пансион. Все свободны.
Кабинет опустел. Эльза несколько минут сидела за столом, обдумывая ситуацию. Сегодня она последний раз пройдет по управлению. Доведется ли ей в будущем еще бывать в этом здании, Миллер не знала.
На перроне было многолюдно. Гардекопф и Фосс с двумя чемоданами Эльзы Миллер шагали к предпоследнему вагону. Там уже собрались остальные члены команды. Провожать Эльзу явились Нейсы — всем семейством. Она радостно встретила родственников, потом приказала Гардекопфу:
— Вещи отнесите в вагон, располагайтесь в соседних купе.
— Будет исполнено!
— Как я признательна вам, тетя, за то, что пришли меня проводить! Я так и не сумела выкроить время, чтобы заехать к вам проститься… Прошу вас, извините меня…
— Что ты! Мы все понимаем. Но неужели, Эльза, нельзя было остаться в Берлине? Ты ведь столько лет промучилась в России! Неужели в вашем ведомстве, кроме тебя, послать некою?!
— Солдат не выбирает себе место службы! Не так ли, дядя? — повернулась Эльза к оберсту.
— Все правильно, племянница. Но ты могла бы посоветоваться со мной раньше. Возможно, удалось бы убедить твое начальство оставить тебя в покое…
— Кузен, почему вы молчите? — улыбнулась Эльза, меняя тему разговора. — Вам нечего сказать мне на прощанье? Или вы на меня за что–то разгневались?
— Как вы могли такое подумать? — воскликнул гауптштурмфюрер. — Мне жаль, что вы уезжаете.
— Быть может, встретимся в России?
— Все может быть, милая кузина…
Эльза взглянула на часы: до отправления оставалось три минуты…
— Будем прощаться…
Миллер поклонилась родственникам и пошла к вагону. Лейтенант Гардекопф ждал у подножки, пока она войдет в вагон. Она быстро поднялась по ступенькам и приветливо помахала рукой провожающим. Больше Эльза не оглядывалась.
— Сюда, фрау Миллер, — окликнул ее лейтенант Фосс.
— Благодарю вас. Где вы расположились?
— В купе справа и слева от вас.
— Если мне кто–то из вас понадобится, я постучу в стенку.
…Поезд мчался на восток. За окном было уже темно, только на полустанках, скудно освещенных, можно было разглядеть немногочисленных пассажиров.
Эльза разложила дорожные вещи, сняла мундир, отстегнув ремень с кобурой. Положила «вальтер» под подушку и, наконец, сняла сапоги.
Около часа Эльза отдыхала, перебирая в памяти эпизоды жизни в Берлине. За это время она многое постигла, многому научилась, выработались в ее характере профессиональные навыки. Школа абвера пошла Эльзе на пользу. Фашисты сами обучили ее мастерству разведчика. Она оказалась способной ученицей. За пей постоянно следили, как следят за каждым, кому оказывают доверие. Но первый этап ее работы завершился весьма благополучно. Как же сложится ее жизнь на оккупированной территории родной страны? Хотелось верить, что и в дальнейшем все будет хорошо.
Под мерный перестук колес она задремала. Спала крепким, ровным сном, не просыпалась ни от рывков состава, ни от раскачиваний на стрелках.
…Прошли сутки. Двигались уже по оккупированной территории. Разрушенные окраины городов и полусожженные деревни, разбитая, искореженная взрывами военная техника свидетельствовали о том, что немцам нелегко давалось продвижение по советской земле. Однажды прямо на какой–то привокзальной площади Эльза увидела виселицу. Ветер раскачивал повешенного с деревянной табличкой на груди. На четвертый день пути, вечером, в дверь купе постучался начальник эшелона.
— Фрау, сегодняшней ночью все будьте начеку. Отоспимся завтра днем, если благополучно минуем этот район. На последней остановке комендант вокзала доложил, что за прошедшие дни на этом участке дороги было подорвано два наших эшелона.
Эльза постучала в стенку. Почти тотчас в купе вошел Гардекопф.
— Слушаю вас.
— Гардекопф, предупредите всех: сегодняшней ночью не спать! Едем через партизанский район. В случае нападения на эшелон без меня из вагона ни шагу!
То, что партизаны не дают фашистам покоя, ее радовало. Но она боялась, как бы это не нарушило ее планы. Нужно во что бы то ни стало добраться до места службы. И добраться живой и невредимой.
Эльза вынула из чемодана черную папку, в которой хранились инструкции и другие необходимые документы. Нужно сохранить их в любом случае — можно попросту спрятать все это под мундиром.
В два часа ночи Эльза вошла в купе к подчиненным, включила карманный фонарик. Никто не спал. Все были одеты. Личные вещи стояли наготове, поверх одеял лежали автоматы.
— Фосс, принесите и мои вещи.
— Слушаюсь.
Минут тридцать ехали молча. Спать совершенно не хотелось.
Неожиданно оглушительный взрыв рванул ночную темень, вагон закачался, накренился. Все попадали. Эльза первая вскочила на ноги:
— Спокойно! Без паники!
Где–то впереди по ходу движения поднялась стрельба. Вагон заполнился криками и топотом. Эльза стала у выхода:
— Гартман, узнайте обстановку. От меня никому не отлучаться! Впереди — бой. Вы все мне нужны живые. Гартман вернется, тогда будем выбираться из вагона. Ни в коем случае не стрелять!
Через несколько минут Гартман докладывал:
— Впереди слева — настоящий бой. Дорога проходит через лес. Почти весь состав пошел под откос. Только четыре последних вагона остались на насыпи!..
— Всем на правую сторону! Гардекопф и Заммерн, с автоматами вперед! Фосс, возьмите вот этот мой чемодан!
Гардекопф и Заммерн спрыгнули с подножки, подхватили Эльзу, потом спустились все остальные. Впереди полыхали вагоны, ярко освещая все вокруг. Бой разгорался с нарастающей силой. Метрах в тридцати от железнодорожного полотна чернел ночной лес.
— За мной, к лесу! — крикнула Эльза и, слегка пригнувшись, побежала к зарослям.
Густой орешник сомкнулся за ними. Эльза взглянула на светящийся циферблат часов: 3.10 ночи.
— Подождем до рассвета. Ложись! — скомандовала Эльза.
Все пятеро ее подчиненных притихли, выставив перед собой оружие. Гардекопф, Фосс, Гартман, Заммерн и Фишер… Лица у всех напряженные… Вслушивались в затихающий бой: партизаны, должно быть, отходили.
«Вот ведь как бывает, — размышляла Эльза, — мой народ сражается, а я вынуждена оставаться с врагами и переживать за них, потому что они мне нужны живые…»
Гардекопф полулежал, прислонившись к стволу столетнего дерева. Серьезный, сосредоточенный, готовый в любой момент открыть огонь. Страха он не испытывал. Изредка посматривал на всех, не выпуская из поля зрения Эльзу Миллер. Если партизаны подойдут еще, Гардекопф будет драться до последнего патрона.
Фосс зарылся в пожухлую траву и тревожно оглядывался по сторонам. Эльзе казалось, что она слышит, как стучат у него зубы. Этот боится партизан. Смерти боится. Фашистский выкормыш.
Гартман и Заммерн обстоятельно готовились к бою. Они выклали перед собой свои вещи, разложили на земле запасные обоймы. Им было страшно, но они изо всех сил старались, чтобы Миллер не заметила их состояния. Фишер находился рядом с Эльзой, ее спокойствие передалось и ему. Он с безразличным видом посасывал потухшую сигарету и внимательно прислушивался к грохоту боя.
Постепенно все стихло. Светало. Вдоль вагонов, оставшихся на насыпи, началось движение. Собирались раненые, подтягивались те, что, как и группа Эльзы Миллер, укрывались в подлеске.
Эльза со своей пятеркой также пошла к эшелону. Картина была впечатляющая: много убитых, в основном — офицеров. Паровоз и все вагоны, кроме уцелевших четырех, годились разве что на металлолом. Сгоревшие вагоны еще дымились. Вдоль состава торопливо шагали майор полевой жандармерии и штурмбанфюрер. У майора перевязана голова, штурмбанфюрер — без фуражки, в изодранном мундире.
— Фрау! Вы живы? — обрадовался начальник эшелона. — У вас такой вид, будто вы готовились к параду! Нам с вами весьма повезло — большинство ехавших в этом составе погибли. Одни — во время взрыва, другие — в бою с партизанами. А кое–кто и сам полез под пули со страху!..
Уже совсем рассвело, когда к месту крушения прибыл небольшой спасательный состав — паровоз, две платформы и два вагона. Поезд еще не остановился, а из вагонов уже выскакивали на ходу солдаты. Эльза, ее группа, майор полевой жандармерии и штурмбанфюрер поспешили навстречу.
Из первого вагона вышли оберст, оберштурмбанфюрер и еще несколько офицеров. Майор доложил прибывшим обстановку.
Оберст приказал солдатам прочесать лоб.
— Господин оберст, разрешите? — обратилась к нему Эльза.
— Слушаю вас.
Она подала свое удостоверение.
— Когда я со своей группой смогу уехать отсюда?
— Через час. Как вы себя чувствуете? Не ранены?
— Благодарю вас, вполне терпимо. Только не нравится мне эта задержка.
— Ценю ваш юмор, фрау. Задержка ваша мне тоже не по душе. Но ничего не поделаешь, в России трудно что–либо предвидеть. Вешаем, стреляем, а партизаны — повсюду! Как грибы после дождя. Вы только что из Берлина?
— Да.
— Привыкайте! Россия — страна сюрпризов, и всегда неприятных. Сколько у вас подчиненных?
— Пятеро, господин оберст.
— Можете разместить свою команду в моем вагоне. А сейчас мы осмотрим пострадавший эшелон. Вы пойдете с нами?
— Да, господин оберст.
— Тогда оберст Гофф к вашим услугам, фрау!
Нападение на эшелон было организовано со знанием дела. Группа партизан сосредоточилась в районе взрыва, точно рассчитав, какие вагоны загорятся. В такую темень пламя служило отличным освещением. Выпрыгивающие из вагонов немцы были видны как на ладони. Партизаны вели прицельный огонь, а немцы стреляли вслепую, и, по всей вероятности, вряд ли у партизан был хоть один убитый. Оберст велел проверить вокруг — может, найдут раненого. Преследовать противника было бесполезно — он, должно быть, уже далеко.
— Большие потери? — поинтересовалась Эльза.
— Вы лучше спросите, сколько живых осталось, — ответил оберст. — Сами лезли под пули. Ведению партизанской войны наша армия не обучена. Россия — это вам не Европа. Я не впервые попадаю в подобную ситуацию! Сам удивляюсь, как только удается остаться живым!
Осмотрели паровоз, который больше походил на мятый котел. Оберст повернулся к штурмбанфюреру:
— Ну и взрыв! Работы хватит на целую неделю.
— Порядок необходимо навести за сутки! Иначе нам эта диверсия дорого обойдется! Я не думаю, господин оберст, что вы соскучились но окопам. Ведь именно вам поручена охрана железной дороги на этом участке!
— А что поручено вам, господин штурмбанфюрер? Напоминать мне о моих обязанностях или бороться с партизанами? Вы до сих пор не знаете, где их база!
— Не будем пререкаться, господин оберст! Мы оба несем ответственность за происшедшее! Теперь вы, фрау, видите, куда попали?
— Да!
— Буду рад, если сумею оказать вам помощь!
” — Мне нужно добраться до места службы. Вы не поможете?
— Железную дорогу за час не пустишь! В лучшем случае — за сутки. Но через час я, как уже обещал, смогу подбросить вас до ближайшей станции на машине. Вас устроит?
— Буду признательна.
К оберсту подошел перепачканный гауптман с автоматом.
— Господин оберст, мои люди ничего, кроме стреляных гильз, не обнаружили. Ни убитых, ни раненых партизан нет. Что прикажете делать дальше?
— Займитесь погрузкой раненых на платформы и в вагоны. Для ремонтных работ вскоре прибудут те, кому надлежит. Мы должны освободить пути… Вот так всегда, — пожаловался оберст Эльзе, — подорвали поезд, перебили пассажиров и скрылись. Преследовать этих бандитов в лесу — значит нести ненужные потери. Надо знать, где их база, а полиция и служба безопасности с этим справиться не могут. Как я могу гарантировать безопасный проезд по железной дороге, если партизанские банды хозяйничают в округе!
Когда прибыли ремонтники, оберст Гофф отобрал у них автобус и усадил в него команду Эльзы Миллер. Штурмбанфюрер напросился в попутчики.
На прощание оберст попросил Эльзу при встрече передать привет начальнику отделения СД Зайлеру. Они вместе служили во Франции…
Впереди было двести километров пути. Из–за плохой дороги ехали почти пять часов. Дороги военного времени о многом способны рассказать человеку. Эльза вглядывалась в следы недавних боев, стараясь все запомнить. Солдат невидимого фронта — это не обычный солдат, и борьба его не похожа на борьбу обычного солдата. Разведчику необходим сильный заряд ненависти, тогда пребывание в стане противника приобретает настоящий смысл.
Автобус привез команду к железнодорожной станции.
Гардекопф забрал документы и отправился в здание вокзала. Штурмбанфюрер предложил Эльзе немного пройтись, размять ноги после долгой тряски в автобусе.
Гуляли по перрону. В тупике эсэсовцы и полицаи загоняли в товарные вагоны толпу юношей и девушек.
— Что это? — удивилась Эльза.
— Должно быть, рабы для рейха, — предположил штурмбанфюрер. — Да, в Германии уже сегодня не хватает рабочих рук! Что ждет нас, если война затянется?
— Думаете, война затянется? — спросила Эльза.
— Русские — отличные солдаты и любят свою родину. Сложите эти немаловажные факторы, и вы сможете представить себе, какой у нас противник.
— Вы не верите в успех?
— Верю. Я не имею права не верить: член НСДАП, штурмбанфюрер СС… Если у меня возникают сомнения, на что тогда надеяться другим?
— Какой выход из создавшегося положения?
— Начало перед вами… А со временем оккупированная территория будет сплошь состоять из концлагерей и гетто.
Появился Гардекопф:
— Проездные документы я оформил.
— Какой вагон.
— Четвертый.
— Хорошо. Будьте готовы к посадке, я скоро…
…В вагоне Эльза села у окна, напротив штурмбанфюрера, Гардекопф и Заммерн рядом с ним. Остальные расположились в соседнем купе.
Оставшийся участок дороги проехали без приключений, если не считать двух непредвиденных затяжных остановок из–за ремонта пути. Ночью, когда Эльза спала, сошел штурмбанфюрер.
К полудню прибыли в город. На вокзале в комнате коменданта за столом сидел пожилой майор вермахта.
— Как мне добраться до местного отделения СД? Майор внимательно посмотрел на Эльзу, раскрыл журнал, лежавший перед ним, прочитал что–то.
— Фрау Эльза Миллер? Из Берлина?
— Так точно, господин майор.
— Вас ждали еще вчера. Как доехали?
— Могла вообще не доехать! Партизаны подорвали состав, в котором мы находились.
— Об этом мы информированы.
Майор снял трубку.
— Отделение службы безопасности, пожалуйста. Господин оберштурмбанфюрер! Те, кого вы ждали из Берлина, прибыли поездом в двенадцать пятнадцать. Передам. Да, да!
Майор сообщил:
— За вами сейчас прибудет машина.
— Благодарю вас, господин майор.
Эльза возвратилась к своей команде, отозвала Гардекопфа:
— Ждите меня здесь.
— Слушаюсь.
Она быстро зашагала на привокзальную площадь. Город был хорошо знаком ей с детства. Здесь Эльза Миллер училась в институте иностранных языков. А в артиллерийском училище занимался ее будущий муж Иван Петренко. В этом городе Эльза получила первое представление о работе разведчика. И вот судьбе было угодно вновь забросить ее сюда!
Всего сорок километров отделяли Эльзу Миллер от родного дома. Причин для волнения предостаточно. Как сложится дальше ее жизнь?.. В Берлине Эльза полагала, что дома все будет проще и легче, и только приехав, поняла — намного труднее. Ей обязательно встретится кто–то знакомый, может, даже кто–то из родственников… Для них она станет злейшим врагом — предателем. Все знали ее как Лизу Миллер, любили, уважали. Фрау Эльзу Миллер они возненавидят со всей силой. Это ей еще предстояло пережить!..
Успокоившись немного, Эльза возвратилась к комендатуре. У самого здания вокзала уже стоял черный блестящий «мерседес». Миллер подошла к шоферу в эсэсовской форме.
— Вы за нами?
— Так точно, фрау! Садитесь в машину.
Когда вся группа разместилась, автомобиль на большой скорости понесся по городу.
Над зданием, где размещалось отделение службы безопасности, развевался флаг с черной свастикой. Двое часовых в форме СС прохаживались у входа, положив, руки на автоматы, третий стоял у двери. Шофер выскочил из машины, распахнул перед Эльзой дверцы «мерседеса».
— Прошу следовать за мной.
За столиком, уставленным множеством телефонных аппаратов, сидел штурмбанфюрер СС. Увидев вошедших, вскочил по стойке «смирно»:
— Господин оберштурмбанфюрер Зайлер просит вас, фрау Миллер, к себе. Команда пусть останется здесь. — Он указал на кресла в коридоре вдоль стен.
Начальник отделения СД Зайлер — худой, седеющий брюнет — улыбнулся Эльзе:
— Садитесь, фрау Миллер! С приездом в наши палестины!..
— Я очень рада.
— Вы напугали нас своей задержкой в пути. Хорошо, что я прозвонил по маршруту следования состава и узнал, что вы живы и здоровы. У вас есть что–нибудь для меня?
— Да.
Эльза вынула из кармана мундира приказ, выданный ей.
— Это все?
— Нет. — И подала свое удостоверение. Зайлер внимательно изучил его.
Эльза вспомнила предостережение оберста Гоффа: «Зайлер — очень недоверчивый человек. Постарайтесь поладить с ним».
— Теперь я вполне удовлетворен. Слишком много шума поднялось в Берлине, когда вы задержались в пути. В бумагах указано, что я должен выделить в ваше распоряжение пять человек из своего штата. Вам непременно понадобятся офицеры?
— Мне нужны будут такие люди, которым я могла бы полностью доверять, и такие, чтобы умели работать самостоятельно. За их проступки ответственность ляжет не только на меня, но и на вас, господин оберштурмбанфюрер. Я объясняю вам это потому, что не намерена осложнять отношений с вами. Кого выделить — решайте сами. В данный момент меня интересует, подготовлено ли жилье для меня и моей группы, а также, где мы будем питаться.
— Жить будете пока в гостинице для офицеров, она — рядом. Для работы предоставим левое крыло первого этажа в этом здании. Устраивает?
— Вполне.
— Питаться предпочитаете в нашей столовой или в ресторане неподалеку?
— В ресторане… Полагаю, там меню разнообразнее.
— Хорошо.
— А теперь, если позволите — мы отдохнем с дороги.
— Разумеется, фрау!
— Да, чуть не забыла! Вам привет от оберста Гоффа!.. Он хорошо отзывался о вас! Как о своем добром друге… Вспоминал о Франции… Уверял, что…
— То были приятные времена! Ну что ж, если мой друг протежирует вам, я к вашим услугам, фрау! Можете брать мою машину, если вам потребуется.
— Спасибо. Сегодня автомобиль не нужен. Но в дальнейшем… Машина группе просто необходима!..
— Поделюсь. У меня есть новенький «опель–капитан», передам его вместе с шофером.
— Благодарю вас, господин оберштурмбанфюрер!
Гостиница для офицеров размещалась в здании образцово–показательной средней школы, выстроенной в городе за три года до начала войны.
Для людей Эльзы Миллер было выделено четыре комнаты на втором этаже. Два номера были одноместными — для Эльзы и для Гардекопфа. Эльза облюбовала просторную комнату с тремя окнами, выходящими во двор, — спокойно и тихо. Гардекопф поселился рядом. По обе стороны заняли комнаты остальные члены команды. В комнатах было холодно и чисто. И ничто не напоминало о том, что это ученические классы.
Гардекопф успел разузнать, что ресторан называется «Викинг» и что находится он совсем близко от гостиницы.
— В таком случае, — объявила Эльза, — через час я буду готова. Гардекопф, спросите у остальных, быть может, и они пожелают пойти с нами? Ведь все проголодались!
Оставшись одна, Эльза исследовала свое пристанище, прикинула, есть ли запасной выход. И, немного передохнув, умылась, переоделась в парадную форму и новые сапоги. Быстрым жестом поправила прическу, взглянула на себя в зеркало.
В коридоре вся группа была уже в сборе — все в парадной форме, выбритые, подтянутые, в начищенных до блеска сапогах.
Придирчиво осмотрев подчиненных, Эльза закрыла дверь своей комнаты на ключ и спрятала его в карман.
— Что ж, пошли! Узнаем, чем и как потчуют в России доблестных солдат фюрера!
Ресторан и в самом деле находился совсем рядом. На широкой вывеске, прикрепленной над входом, белым готическим шрифтом на черном фоне было выведено: «Викинг». Эльза догадалась: вывеской служила классная школьная доска. У входа — ливрейный швейцар.
— Где нам повесить головные уборы? — спросил у швейцара Заммерн.
— Гардероб и туалет справа, господа офицеры! — бодро по–немецки ответил старик.
— О! Здесь и швейцар немец? — удивился Гартман.
— Никак нет, господа, я — русский.
— Где же ты так хорошо выучил немецкий язык?
— В четырнадцатом году был в плену у немцев!
— Молодец! Времени не терял напрасно!
Эльза оглядела зал и направилась к столику, с которого хорошо просматривался вход и весь зал. Остальные последовали за ней. Эльза села спиной к стене. Весь ресторан был как на ладони, хорошо видна и стойка у широкого, старинного, украшенного резьбой буфета, за которой сновал, улыбаясь и кивая непомерно большой и некрасивой головой, человек в белом пиджаке. Миллер внимательно присмотрелась к нему. Будто сдавленная с двух сторон голова. Сплюснутый нос — тонкий и длинный. Безобразно искривленные губы. Все лицо похоже на маску клоуна. Неужели это тот человек, с которым ей надо связаться? Разведчик должен обладать заурядной, неприметной внешностью, чтоб не привлекать к себе излишнего внимания. На одном из занятий в школе абвера преподаватель выразился о внешности Эльзы: «Для разведчицы вы слишком хороши, и это, милая фрау, очень плохо. Ваше лицо обрекает вас на провал! Однако женщина может сделать себя и привлекательной, и дурнушкой. Для этого существует косметика и множество других средств!» Мужчине с такой внешностью, как у этого урода, сделать себя неприметным не удастся никогда! А может, он попросту подменяет хозяина? Эльза решила уточнить, когда подойдет официантка. Та долго ждать себя не заставила: увидев вошедших военных, тотчас подошла к их столику.
— Слушаю вас, господа офицеры! — с улыбкой обратилась девушка к сидящим за столом. Ее немецкий язык был чересчур плох, и Эльза заговорила с ней по–русски.
— Что вы предложите нам на обед?
— Обед давно закончился, фрау. Но я постараюсь хорошо накормить вас. Не желаете ли выпить чего–нибудь?
— Господам — бутылку шнапса, мне — немного сухого вина. Холодные закуски…
— Сейчас, фрау, все подам! Простите, вы русская?
— Нет. А что — похожа?
— Внешне — нет. Но вы чисто говорите по–русски.
— Скажите, а кто это за буфетной стойкой?
— Ваш земляк — немец, хозяин ресторана.
— Давно ресторан принадлежит ему?
— Да. С самого прихода немцев.
— Гм… Благодарю вас… Принесите побыстрее обед, мы очень голодны!..
Официантка торопливо ушла. Гардекопф и вся команда из разговора Эльзы с официанткой совершенно ничего не поняли и теперь недоуменно переглядывались. Гартман первым не выдержал:
— Фрау Миллер! Так вы, оказывается, знаете русский язык?!
— Конечно, я долго работала в России.
Официантка принесла шнапс, бокал вина, холодные закуски.
— Фрау, первых блюд уже нет, я заказала вам лангеты.
Ели молча. Эльза внимательно осматривала посетителей. В основном это были офицеры вермахта, среди них — несколько русских женщин. Четверо штатских через два стола от Эльзы о чем–то спорили. Долетали обрывки фраз — речь шла об убытках и прибыли.
Эльза Миллер понимала, что «Викинг» находится под надзором службы безопасности. Разумеется, хозяин ресторана без ее разрешения не мог нанять на работу ни одного человека. Все они, должно быть, прошли предварительную обработку в службе безопасности. Но кто же из них является агентом? Кто информирует Зайлера о том, что тут происходит?
Еще в Берлине Эльза получила от связника данные о явке в этом городе. Она много думала о том, с кем ей придется поддерживать связь. Ресторан имел и свои преимущества и свои недостатки. Основным недостатком было то, что здесь непременно будут присутствовать агенты службы безопасности. Их необходимо знать, чтобы избежать провала.
Кто? Кого надо опасаться? Эти мысли не давали покоя. Остановила взгляд на швейцаре. Держится уверенно, с офицерами разговаривает на немецком, как с равными, да и виден ему от входа весь зал ресторана. Вот и сейчас Эльза замечает, как внимательно он осматривает ее и всю группу. Нужно будет держать его в поле зрения!
Официантка поднесла дымящиеся ароматные лангеты. Расставила их на столе. Девица тоже может быть осведомителем, но поспешные выводы делать нельзя.
В зал вошли трое в полевой форме СС. Эльза не поверила своим глазам. Впереди шел штурмбанфюрер Крегер! Она познакомилась с ним у Нейсов. Офицеры расположились за круглым столом в середине зала.
— Гардекопф, взгляните, кто там!
Тот повернулся:
— Штурмбанфюрер Крегер! Пригласить к столу?
Эльза покачала головой.
— Заммерн, вам знаком штурмбанфюрер Крегер? Вот этот высокий?
— Нет, фрау Миллер.
— Подойдите к нему и скажите, что одна дама просит его к столу! Кто эта дама, не говорите!
Заммерн через весь зал направился к столу Крегера. Видно было, как он почтительно наклонился к офицеру. Тот пожал плечами, вероятно, удивляясь. Потом встал и пошел вслед за Заммерном.
— Эльза! — вскрикнул Крегер, увидев Миллер.
— Да, я. Здравствуйте, Ганс.
— Здравствуйте, дорогая, милая Эльза. Откуда? Какими судьбами?
— Из Берлина, как и вы, Ганс. Военная судьба…
— Когда вы приехали?
— Сегодня утром. Посмотрите, кто со мной!
— Гардекопф? И вы здесь?
Гардекопф встал:
— Приветствую вас, господин штурмбанфюрер! Я рад встрече!
— Ганс, вы обедайте, — сказала Эльза, — а я подожду вас. Потом немного погуляем.
— С удовольствием! Я быстро.
Эльза задумалась. Что принесет эта встреча? Чем занимается Крегер? Вообще–то она была рада, что встретила Ганса. Он поможет освоиться…
Вскоре Крегер освободился.
— Я готов.
— Гардекопф, уплатите за меня, потом сочтемся! Через час я буду у себя… Смотрите, не увлекайтесь, шнапса больше не заказывайте.
Швейцар почтительно распахнул дверь перед Эльзой и Крегером.
— Куда пойдем?
— Никуда, Ганс, просто прогуляемся немного. Мне, наверное, не стоило с вами восстанавливать дружеские отношения! Вы передо мною виноваты. Но я не злопамятна…
— Чем я провинился, Эльза?!
— Уехали из Берлина, даже проститься не соизволили.
— Так было лучше.
— Чем вы занимаетесь в этом городе, если не секрет?
— От вас у меня секретов нет. Я — заместитель начальника местного отделения СД Зайлера. В мои функции входит борьба с партизанами и подпольщиками.
— Много их здесь?
— В окрестных лесах несколько бандитских отрядов. Особенно активен «Смерть фашизму». Каково название? Командир отряда — бывший директор школы по фамилии Ляшенко. Кроме того, где–то в области существует база подпольного обкома. Теперь вы представляете, куда меня занесло?
— Как у вас сложились отношения с начальником отделения службы безопасности?
— Нормально. Зайлер знает меня давно. Но если мы не прижмем партизан и не ликвидируем подполье, всю вину он свалит на меня!
— Да, вам не позавидуешь, Ганс.
— Ничего. На днях мы получили официальное распоряжение рейхсфюрера о привлечении к борьбе с партизанами частей вермахта. К сожалению, в Берлине партизанским действиям долго не придавали значения. Вот и результат!
— Ганс, если вам потребуется помощь, не стесняйтесь, я буду рада помочь вам… Правда, я еще не успела осмотреться, не опомнилась после долгой дороги… Хотя Зайлер встретил меня вполне дружелюбно. Так что…
— Дорогая Эльза, я признателен вам. Но, боюсь, у вас не хватит времени и для своих дел…
— Будущее покажет, Ганс. Во всяком случае запомните мои слова!
— Еще раз благодарю.
— Не стоит. Ваш начальник выделяет мне для работы левое крыло первого этажа, вы не пособите с мебелью?
— Смогу. Сегодня же прикажу навести там порядок и обставить комнаты.
Помолчали.
— Кстати, Ганс, вы не интересовались, что произошло с моим отцом? Он жил почти рядом.
— О нем никто ничего не знает. Ваша мать исчезла. Соседи понятия не имеют, куда она девалась. Я лично провел небольшое расследование. Документов никаких не осталось; они были или вывезены, или уничтожены при отступлении русских войск. Службе безопасности стало известно, что в отряде «Смерть фашизму» есть кто–то из сотрудников местного НКВД. Со временем, возможно, что–то и прояснится. Если будут новости, сообщу вам. Когда вы приступите к новым обязанностям?
Эльза не ответила.
— В случае удачи карьера ваша обеспечена.
— Когда это будет, Ганс! Пока я даже не представляю, с чего начинать…
— С начальства! У него есть данные обо всех подразделениях, действовавших в этом районе.
— На его помощь я и рассчитываю. Зайлер обещал пятерых сотрудников в мое распоряжение.
— Неплохо! А вы говорите, что не знаете, с чего начать!
— Меня смущает то, как он отнесся к моему появлению здесь.
— Конечно, ему это не нравится!
— Почему?
— В вас он прежде всего видит информатора. А это ему ни к чему. Ведь теперь он ничего не утаит от Берлина!..
— Ждать от него подвохов?
— Не обязательно. Постарайтесь сработаться…
— Помогите мне, Ганс, наладить с начальством хорошие отношения!
— Сделаю все от меня зависящее.
— О, Ганс! Я действительно рада, что встретила вас. Проводите меня до гостиницы. Завтра мы встретимся? Мне предстоит серьезный разговор с Зайлером… Я очень волнуюсь…
— Милая Эльза, не придавайте встрече с начальством такого значения. Время внесет коррективы в ваши отношения. Мой совет вам: держитесь уверенно, разговаривайте с ним сухо и официально. Зайлер — старая лиса. Дайте ему понять, что он для вас никто.
— Спасибо. До завтра.
Эльза поднялась в свою комнату, несколько минут ходила из угла в угол, стараясь сосредоточиться и проанализировать события сегодняшнего дня.
К «Викингу» надо присмотреться, — решила она, — каждый день буду обедать и ужинать не торопясь. Раньше чем через неделю выходить на связь не стоит. Информацию, собранную в пути, придется передать позже… А что дает встреча с Крегером? Пока судить трудно. Время покажет…
Крегер говорил, что мама исчезла неизвестно куда. Если она эвакуировалась в глубь страны, это хорошо. Присутствие матери и сына здесь, в городе, очень затруднило бы положение Эльзы… Близкие невольно сковывают свободу действий разведчика…
С раннего утра команда в полном составе под началом Гардекопфа расставляла мебель, врезала в двери замки. Штурмбанфюрер Крегер прислал на подмогу несколько солдат из инженерного батальона, размещавшегося поблизости.
Еще в дороге Эльза убедилась, что Штольц был прав, когда выделил ей в заместители Гардекопфа. Штандартенфюрер хорошо знал своих подчиненных. Гардекопф не задумывался над приказами начальства — он их беспрекословно выполнял. Такой помощник Эльзу устраивал.
Из кабинета Зайлера выглянул Крегер:
— Хайль, Эльза!
— Хайль!
— Начальник отделения службы безопасности просит вас зайти к нему.
— Спасибо, Ганс.
Крегер пропустил Эльзу вперед.
— Доброе утро, фрау Миллер. Крегер мне все утро рассказывал о вас. Рад, что вы давно знакомы. Рад, что прислали именно вас. Мне очень не хватает специалистов в России!
— Постараюсь быть полезной. В свою очередь рассчитываю на вашу поддержку.
— «Опель–капитан» ждет вас, фрау. Шофер и пять человек, которых я обещал передать вам, находятся в служебной комнате. Документы получите у Крегера. Он же поможет вам разобраться в них. Вы довольны?
— Да.
— Если у вас возникнут вопросы, которых не решит штурмбанфюрер, заходите в любое время. Крегер, проводите фрау Миллер к переданным в ее распоряжение офицерам.
Эльза и Крегер направились в служебную комнату. Сидевшие там офицеры и шофер вскочили. Крегер придирчиво осмотрел их:
— С сегодняшнего дня и до особого распоряжения вы все переходите в подчинение фрау Эльзы Миллер. Работа предстоит совершенно секретная. Ни мне, ни начальнику отделения службы безопасности с сегодняшнего дня вы не подотчетны. Чем будете заниматься, не должен знать ни один человек в СД!
Крегер сделал небольшую паузу и усмехнулся:
— Даже под трибунал подвести вас может только фрау Миллер. Вы хотите что–либо добавить? — спросил он Эльзу.
— Да. Прежде чем допустить вас к новой работе, господа, предупреждаю: разглашение того, чем вы будете заниматься, карается по законам военного времени. Когда мы с вами будем расставаться, дадите мне подписку, что ни один посторонний человек не узнает, что вы делали под моим началом. А сейчас пройдите в левое крыло первого этажа к лейтенанту Гардекопфу. Он ознакомит вас и шофера с вашими функциями.
Эльза обвела взглядом вытянутые лица, стараясь запомнить и разобраться — кто есть кто? Оставшись наедине с Крегером, устало опустилась в кресло.
— Ганс, как моя речь?
— О, Эльза! Мне даже страшно стало! Получается, что в ваши функции входит не только вербовка агентуры?
— Прошу прощения, Ганс, но я тоже предупреждена, что за разглашение содержания своей службы несу ответственность по законам военного времени. Вы же не хотите, чтоб меня расстреляли? А потому не расспрашивайте! Покажите мне лучше документы, о которых говорил Зайлер.
— Да, да. Знаете, Эльза, когда вы подолгу не появлялись у Нейсов, я очень переживал.
— Уж не ревнуете ли вы меня?
— Не шутите, Эльза…
— Спасибо, Ганс, за заботу.
— Вот и сейчас мне не очень нравится ваша служба.
— Я бы ввела вас в курс дела, если бы Зайлер передал вас в мое распоряжение.
— Он на это никогда не согласится. Ему самому нужен помощник, чтобы в случае чего было на кого свалить вину!
— Я могу сообщить в Берлин, что вы здесь. Штандартенфюрер Штольц подключит вас к моей работе. Если вы хотите.
— Прошу вас, Эльза, не делайте этого. Я уверен, ваш звонок добром не кончится. Вы еще мало знаете Зайлера! Пусть все остается, как есть. Пойдемте ко мне в кабинет, я передам вам документы.
В коридоре Крегера окликнул эсэсовец:
— Позвольте обратиться?
— Слушаю вас.
— Как быть с цыганами? Из Петровки привезли пятьдесят заложников. А все камеры в подвале полны цыган!
— Цыган расстрелять! Их сколько? Сорок два человека? Вот и освободится место для заложников.
— Что за цыгане? — поинтересовалась Эльза. — За какие грехи их надо расстрелять?
— Просто за то, что ведут паразитический образ жизни и не представляют для рейха никакой ценности.
Эльза и Крегер через черный ход спустились во двор. Эсэсовцы выводили из подвала оборванных, истощенных людей: растрепанных, бледных и худых женщин, босоногих детишек и белоголовых стариков. Молодых мужчин почти не было. Цыган оттеснили к забору, выстроили в пеструю шеренгу. Люди молча поглядывали на плотную цепь эсэсовцев о автоматами, не понимая, что происходит. В руках у многих были узлы с одеждой и другим немудреным скарбом. Один из стариков, щурясь, разглядывал Эльзу — и ей было до холода в сердце страшно встретиться с ним взглядом…
Во двор въехали грузовики. С одного спрыгнули солдаты и направились к цыганам. Старик, смотревший на Эльзу, неожиданно на каком–то смешанном цыганско–немецком наречии обратился к Крегеру. Из всего, что он торопливо говорил, ударяя себя кулаком в грудь, разобрать можно было лишь два слова:
— Господин офицер! Господин офицер!
— Говорите по–русски, — вмешалась Эльза.
Старик обрадовался:
— Господа офицеры! Куда везти нас собираетесь? Не надо жечь бензин! Цыган привык пешком ходить! Отпустите нас, добрый человек. Какая польза офицерам от бедных цыган? Не виноваты мы ни в чем!
Крегер прервал его.
— Эльза! Скажите, что я не могу никого отпустить!
Старик помолчал, затем указал на Крегера:
— Смерть моя написана на его лице! Пусть разрешит табору сыграть и сплясать на прощанье!
— Играйте, дед! Пойте! Пляшите!
Цыган что–то крикнул своим по–цыгански, тотчас из узлов были вынуты скрипки, гитары, бубны. Тоненькая девчушка подала старику скрипку. Тот прижал инструмент подбородком к плечу, провел смычком по струнам. Чистая, звонкая мелодия заполнила мрачное подворье. Всколыхнулся и ударил бубен, чьи–то пальцы рванули струны гитары. Детвора нерешительно затопталась, начиная пляску. Но неожиданно старик опустил скрипку и молча ступил к машине. Его соплеменники, оставив у забора инструменты и узлы с вещами, подталкивая впереди себя детей, потянулись за ним. Помогая друг другу, цыгане взобрались в грузовики.
Эльза, стиснув зубы, собрав воедино всю силу воли, боялась выдать ту душевную борьбу, которая происходила в пей. Хотелось выхватить «вальтер» и перестрелять всех этих палачей в серо–зеленой форме.
Машины выехали со двора. Штурмбанфюрер Крегер улыбнулся:
— Как спектакль, Эльза?
— Потрясена! Нет слов…
А про себя подумала: «О! Такое не забудешь! Я тебе, Крегер, припомню этот спектакль…»
До конца дня Эльза работала с полученными у Крегера документами. За соседним столом Гардекопф разбивал район действий их команды на зоны. Завтра первый день службы. Что он принесет — удовлетворение или разочарование, Эльза не знала, но готовилась тщательно, выписывая всем своим подчиненным предписания.
— Гардекопф! С завтрашнего дня вы — мой заместитель в полном смысле слова. К каждому из наших прикреплен сотрудник службы безопасности. Поэтому рапорты подавайте только в письменном виде. Объясните всем, что о службе каждого персонально будет отсылаться рапорт в Берлин. У нас есть надежда получить заслуженные награды или повышение в чине. В случае недобросовестного отношения к своим обязанностям любой будет строжайше наказан. При всем том нам дается полная свобода действий! Вы меня поняли?
— Так точно.
— И еще одно. Следите, чтобы люди без дела не болтались! Даже сотрудники службы безопасности. Кроме того, постарайтесь раздобыть пару надежных сейфов.
— Если только это возможно — сейфы будут.
До позднего вечера Эльза инструктировала подчиненных. В десять вечера с Гардекопфом и Заммерном отправились поужинать в «Викинг».
Зал был полон. Остановились у входа, и Эльза обратилась по–русски к швейцару:
— Найдите нам свободный стол. Наш столик занят…
— Я слишком маленький человек, фрау, — по–немецки ответил швейцар.
— Гардекопф, вы слышите, что говорит эта обезьяна?
— Так точно, фрау Миллер.
— Попробуйте повлиять на него.
Гардекопф, ухмыляясь, двинулся на швейцара. Тот в испуге отпрянул:
— Господин офицер! Я попрошу хозяина поставить столик для вас.
— Давай…
Швейцар торопливо пересек зал, пошептался с хозяином. Затем вынес из–за буфетной стойки небольшой стол и поставил его в зале. Принес стулья и вернулся на свое место у входа.
Хозяин успокоил Эльзу:
— Будет порядок, фрау! Сейчас принесут чистую скатерть и приборы…
— Я прождала шесть минут! Если еще раз повторится, мои люди тебя так отделают, что ты всегда будешь держать наш стол свободным. Понял?
— Так точно, фрау офицер!
Стол, за который они сели, находился вблизи буфета, отсюда было удобно наблюдать за хозяином ресторана. К стойке все время подходил кто–то из офицеров. Хозяин разливал в бокалы и рюмки шнапс и вино, без умолку что–то рассказывал гостям. Видимо, смешное: то и дело раздавались взрывы хохота. Иногда Эльза ловила на себе его пристальный взгляд. Ясно: хозяин к ней присматривается. По законам конспирации он не мог знать, кто выйдет к нему на связь — мужчина или женщина. А потому вглядывался в каждого нового человека, появившегося в ресторане. Эльзу огорчало то, что у нее нет в городе тайника. Было бы проще связаться со своими таким путем. А уж потом, получив подтверждение, что связь налажена, воспользоваться паролем. Хозяин ресторана «Викинг» — единственный человек в этом городе, через кого она могла связаться с Центром. Ее предупреждали: «Викинг» — надежная, проверенная явка. Хозяин — наш человек. По легенде, немец, ненавидит Советскую власть, был связан с абвером еще до нападения Германии на нашу Родину. Но ты должна быть крайне осторожной. Идет война, оккупанты свирепствуют на нашей земле. Прежде чем связаться с хозяином ресторана, присмотрись к нему, его окружению, выходить на связь не спеши. Убедись, что за ним не следят, что он именно тот человек, который тебе нужен. Осторожно наведи о ном справки в разных местах! СД, полиции, гестапо. И только, когда будешь уверена, что все в порядке, подходи с паролем…
У Эльзы уже набралось достаточно ценной информации, и ей необходим был верный человек для связи с Центром. Пора связываться с хозяином ресторана, но что–то удерживало Эльзу. Что именно, она не могла конкретно ответить. Но заставить себя подойти к этому человеку и назвать пароль она не решалась.
Шестое чувство?..
«Подожду еще день», — заключила Эльза.
На следующее утро она отправляла своих подчиненных в определенные им зоны. На прощание провела еще раз инструктаж, дала последние наставления.
К десяти часам все разъехались. На месте оставались только она и Гардекопф. В 10.30 Эльзу пригласили к начальнику отделения службы безопасности.
«Что нужно Зайлеру? — Эльза не торопилась наверх. — Я не подчинена ему, поэтому приказывать он не имеет права. Зачем вызывает к себе? Правильно ли поступаю, что не иду тотчас?»
Эльза помедлила и все же отважилась задержаться. В соседней комнате работал Гардекопф. Заглянула к нему:
— Мне не нравится, что вам по сто раз нужно объяснять самые простые истины. Почему вы пропустили ко мне постороннего, не спросив моего разрешения? Уясните себе раз и навсегда, что здесь, кроме меня, нет начальства! Вам об этом твердил штандартенфюрер Штольц перед отъездом. И я говорила.
— Прошу прощения. Подобное не повторится.
Эльза возвратилась к себе, взялась за составление первого доклада Штольцу. Минут двадцать она писала. Вдруг ее внимание привлек шум в соседней комнате. Распахнув дверь, она застыла в изумлении: у двери, ведущей в ее кабинет, стояли с поднятыми руками Зайлер и Крегер. Гардекопф с парабеллумом в руке не пропускал их.
Зайлер возмущался:
— Как вы смеете? В помещении службы безопасности!..
— В чем дело? — строго спросила Эльза.
— Прикажите этому дураку убрать оружие… По какому праву он угрожает старшим по званию?
— Гардекопф, уберите оружие и отвечайте.
Гардекопф дернул головой:
— Отвечать вам, фрау Миллер? Или господину оберштурмбанфюреру?
— Оберштурмбанфюреру.
— Перед отъездом в Россию меня инструктирован штандартенфюрер Штольц. Он объявил, что, кроме фрау Миллер, начальников у меня не будет! Во всех случаях я должен выполнять только ее приказы. Если же я хоть раз об этом забуду — мне напомнят о моих обязанностях. Приказано было также не пропускать к фрау Миллер никого из посторонних без ее разрешения.
— Н–да–а! — протянул Зайлер.
— Господа, прошу вас ко мне… — Эльза улыбнулась. — Прошу прощения за бестактность моего подчиненного.
— Ничего, ничего, фрау… Он поступил согласно приказу. Но я чувствую — это не единственный сюрприз! С первых шагов вы делаете все наоборот.
— Что именно?
— Вчера в «Викинге» ваши парни угрожали моему человеку. Это вы сказали, что собираетесь отделать шар–фюрера Графта.
— Никакого шарфюрера я в глаза не видела! — недоуменно воскликнула Эльза.
— Швейцар и есть шарфюрер Графт.
— Прошу прощения, мы этого не знали.
— Я не обязан рассказывать вам о своих агентах! — возмутился Зайлер.
— В таком случае, я не принимаю вашей претензии! — фыркнула раздраженно Эльза. — Швейцар вел себя по–хамски, и я должна была поставить его на место. Кстати, на очереди хозяин «Викинга». Может, он тоже ваш агент?
— А чем он не угодил? Насколько мне известно, хозяин лично для вас велел поставить еще один стол!
— Да, но где! Два часа мы вынуждены были смотреть на его безобразную рожу! А это вовсе не располагало к аппетиту. Странно, господин Зайлер, вы чересчур подробно информированы о каждом моем шаге! Вы что, следите за мной? Или считаете, что меня недостаточно проверили в Берлине? Я сегодня же сообщу об этом своему руководству. Я надеялась работать с вами в контакте, однако вы допускаете, вероятно, что у меня слишком мало власти, чтоб призвать вас к порядку!
Эльза раскраснелась и презрительно смотрела на испуганного Зайлера. Крегер опустил голову, не в силах сдержать улыбку. Он видел, что Эльза не на шутку рассердилась. Зайлер тоже осознал, что недооценил ее, и поспешил восстановить добрые отношения.
— Вы меня неверно поняли…
— В данной ситуации мне все ясно! Вам недостает партизан и подпольщиков, так вы решили от скуки заняться посланцами абвера! Я этого так не оставлю.
— Выслушайте меня! — взмолился Зайлер.
— Я слушаю.
— Произошло недоразумение. Я все объясню. Пятнадцать дней назад мы перехватили связного. Его выбросили из самолета в расположение наших войск! Несколько дней он молчал. К нему применили допрос с пристрастием. Он раскололся. Это — обычный связной. Он шел на связь к хозяину «Викинга».
— Мне этот тип с первого взгляда не понравился, — перебила все еще негодующая Эльза.
— Выслушайте меня до конца. Хозяина ресторана мы взяли. Но сколько ни бьемся, он все отрицает!
— Зачем же вы брали его? Надо было сперва послать своего человека с паролем. Парашютист назвал вам пароль?
— Да. Но где гарантия, что он назвал пароль верно? От русских можно ожидать чего угодно! Я в этом неоднократно убеждался. Поэтому на место хозяина «Викинга» мы поставили недавно прибывшего к нам штурмфюрера Вальца. Он неплохо болтает по–русски и умеет работать в ресторане. В Дрездене у его папаши небольшая харчевня. Мы сменили всю прислугу в ресторане. Но все впустую. На связь в «Викинг» никто не приходит. Мы с Крегером хотели бы договориться с вами об одной небольшой услуге.
— Какой?
— Ваш заместитель, по свидетельству Крегера, мастак по допросам. Не прикажете ли вы ему заняться хозяином ресторана? Мы в долгу не останемся.
— Подумаю… Ответ дам позже… — у Эльзы все еще был вид разъяренной кошки.
Крегер и Зайлер вышли из кабинета. Эльза зажала в ладонях лицо: что делать? Страшно представить, что было бы, выйди она на связь с хозяином ресторана. Манодзи выручил ее и в этот раз: «Не убедившись до конца в том, что новая связь надежна, пароль не называть!»
О чем знал связной, которого схватили люди Зайлера? Что он рассказал? Назвал ли пароль? Нужно любой ценой добиться разрешения присутствовать при допросе хозяина «Викинга». А свою просьбу обосновать тем, что несу ответственность за Гардекопфа! Все другие попытки видеть его только вызовут подозрения Зайлера и Крегера. Значит, Гардекопфа надо одолжить, предварительно проинструктировав.
Эльза нашла Гардекопфа в его комнате.
— Вы еще раз удивили меня. Я даже не ожидала от вас такого высокого осознания долга и такой верности! Благодарю, Гардекопф!
Тот довольно заулыбался, вскинул руку: «Хайль!» Все его обычно бесцветное лицо пылало румянцем, светилось преданностью и благодарностью.
— Вы истинный ариец! Сегодня я убедилась в этом. Надеюсь вскоре увидеть на вас погоны обер–лейтенанта! Я рада за вас. Мне жаль только, что много времени вы понапрасну потеряли в «Мелодии». Ну, ничего, думаю, с моей помощью вы наверстаете упущенное! Вам известно, зачем приходили эти местные начальники? Слушайте внимательно: хозяин ресторана «Викинг» — подставное лицо. На самом деле он — работник отделения службы безопасности. Настоящий владелец «Викинга» находится под следствием. Подозревают, что он — русский шпион. Люди Зайлера взяли связного, который шел к нему. На допросах связной указал на владельца «Викинга» как резидента. Хозяин же все отрицает. Крегер рассказал Зайлеру о вашей работе в «Мелодии», и тот попросил меня «одолжить» вас на время следствия. Как вы на это смотрите?
— Нам выгодно, чтобы я добился нужных результатов?
— Не думаю. Заслугу припишут Зайлеру.
— В таком случае, какой смысл в этой работе?
— Но и отказываться неудобно, нам нужны хорошие отношения с ними, — раздумывала вслух Эльза.
— Я сделаю так, что допрашиваемый ничего не скажет.
Эльза усмехнулась:
— Кажется, Гардекопф, вы правильно поняли ситуацию. Сначала поприсутствуете на допросе связного, чтобы быть в курсе дела. Позже пусть допросят в вашем присутствии резидента, и только после займетесь им сами. Да… Пожалуй, намекните Зайлеру, что при допросе резидента желательно и мое присутствие. Возможно, я пригожусь и смогу потом помочь вам советом. Если на ваши условия Зайлер не согласится — откажитесь. Но не перестарайтесь на благо местного СД!
— Все будет в лучшем виде! — подобострастно вытянулся Гардекопф.
— Обо всем, что услышите на допросах, сообщите мне. С глазу на глаз.
Перед обедом Эльза и Гардекопф заглянули к Зайлеру.
— О, Гардекопф! — обрадовался Зайлер. — О вас ходят легенды! Помогите добиться признания русского шпиона! Фрау Миллер объяснила вам положение?
— Да.
— Вы согласны?
— Господин оберштурмбанфюрер, сперва нужно увидеть материал. Прикажите при мне допросить связного…
— Хорошо. Крегер, распорядитесь.
Спустя некоторое время в кабинет втолкнули избитого, оборванного человека лет тридцати. Крегер сел за стол, стоящий в углу кабинета. Арестованного усадили на стул напротив.
— Итак, начнем… Как вы оказались здесь?
— Я уже не раз повторял… Но если вы хотите еще услышать… я расскажу… Данные, которыми располагала наша разведка, не соответствовали действительности… Я выбросился с парашютом прямо в расположение вашей зенитной батареи. Меня сразу же схватили… Груз, сброшенный вслед за мной, не нашли?
— Нет, если бы он был, давно бы нашли!
— Он был и предназначался хозяину ресторана «Викинг».
— Что представлял собой груз?
— Питание для рации… деньги… рейхсмарки… пистолеты с боезапасом… несколько магнитных мин.
— Как бы вы связались с хозяином «Викинга»? Ведь русским вход в ресторан запрещен?
— Со стороны кухни есть черный ход. Требовалось прийти туда, вызвать хозяина. Пароль: «Ищу работу на три часа, только за одну еду». Отзыв: «Нужен дровосек, работать ночью». Моя часть пароля: «Согласен, но с выпивкой по праздникам». Его отзыв: «Буду расплачиваться эрзац–маргарином, а ты обменяешь на самогон». Я должен был остаться в его распоряжении. Больше мне добавить нечего. Все, что касалось моей подготовки к разведработе, я трижды излагал в письменном виде…
Во время допроса Эльза вполголоса переводила на немецкий для Зайлера и Гардекопфа диалог между Крегером и арестованным. От ее наблюдательного взгляда не ускользнуло, что Гардекопф весь преобразился, что–то зловеще–хищное появилось в его лице.
Вскоре Зайлеру наскучило бесконечное топтание, и он приказал Крегеру:
— Довольно. Давайте другого.
Арестованного вывели.
— Ну как, Гардекопф?
— Не верю, что он сказал все.
— Почему?
— Нет грузового парашюта!
— Значит, вам придется с ним поработать, — заметил Зайлер.
Гардекопф согласно кивнул.
Привели второго. Сердце Эльзы сжалось. Разведчику приходится бывать в разных непростых ситуациях. Но, наверное, нет и не может быть ничего страшнее, чем видеть безвыходное положение товарища и чувствовать при этом свое полное бессилие! Если бы не парашютист, у нее была бы отличная связь!.. Практически, у Зайлера никаких улик против подлинного владельца «Викинга» не было, если не считать показаний парашютиста. Эльза вгляделась в лицо арестованного, повернулась к Зайлеру:
— Господин оберштурмбанфюрер, об этом человеке я могу вам кое–что сообщить.
— Вы с ним знакомы?
— Я его знаю. Он меня — нет! Он работал с поим отцом, майором Карлом Миллером. Проводите допрос, Крегер! Я уверена, вы ошибаетесь. Он вам говорил, что был агентом моего отца?
— Да, — ответил Крегер.
— Почему же вы молчали об этом?
— Хотел сделать вам сюрприз.
— Благодарю вас, вы его уже сделали. Потеряли зря столько времени! К этому человеку никто из русских никогда не придет на связь!
— Вы и его фамилию знаете, Эльза? — спросил Зайлер.
— Нет. Я была ближайшим помощником отца, но он никогда не нарушал законов конспирации. Я видела этого человека у отца. Кто он, где живет и чем занимается, отец не говорил. Лишних вопросов отцу я никогда не задавала.
— Вы не верите, что парашютист шел к нему?
— Не верю!
— Почему же он назвал нам хозяина ресторана?
— Легенда. Бросить тень на лояльного по отношению к немецкому командованию человека, убрать с пути верного майору Миллеру агента и заслужить вдобавок ваше доверие! Шанс спастись хотя и небольшой, но есть!
— Откуда же русская разведка знала о владельце «Викинга»?
— Там и о вас знают! Здесь есть подпольщики.
— Вы предлагаете поверить ему и отпустить?
— Я ничего не предлагаю. Вы его взяли, вам и решать. Однако, если бы вы не поторопились с его арестом, уверена, все было бы иначе! С того момента, как вы взяли владельца «Викинга», русским стало ясно, что их связной попал к вам в руки. Могу дать единственный совет: отдайте Гардекопфу парашютиста. И так слишком много времени потеряно. Я вам больше не нужна?
— Вы торопитесь? — удивился Зайлер.
— Да.
— Рад, что мы нашли общий язык. Гардекопфа оставляете?
— Да. — Эльза повернулась к своему заместителю: — Гардекопф, вы помните Крутькова–Луценко?
— Так точно.
— Вы тогда показали высший класс мастерства. Постарайтесь и сегодня не ударить лицом в грязь.
— Я приложу все усилия!
Эльза вскинула руку, прощаясь с начальником отделения службы безопасности и Крегером.
Не торопясь, возвратилась к себе, села за стол, с минуту барабанила по нему пальцами, потом встала, заперла дверь на ключ и разрыдалась. Впервые за весь период пребывания в стане врагов она не выдержала напряжения. Удастся ли спасти товарища по работе, она не ведала, но надежда затеплилась. Глотнув воды и немного успокоившись, Эльза вытерла носовым платком лицо и принялась начисто переписывать рапорт Штольцу.
А в это время Гардекопф допрашивал парашютиста. Тот сидел на стуле посреди комнаты, а вокруг ходил Гардекопф и через переводчика задавал вопросы. Парашютист отвечал нехотя, иногда с улыбкой. Гардекопф уловил: арестованный издевается над ним. Не менее странно вел себя и переводчик. Он не спешил переводить сказанное, словно арестованный понимал его и так. Было ясно, что и переводчик, и арестованный разыгрывают какую–то сцену. В том, что парашютист знает немецкий язык, лейтенант был уверен так же, как и в том, что переводчику известно об этом.
Неожиданно резким ударом правой ноги Гардекопф выбил стул из–под парашютиста. И не успел тот коснуться пола, как Гардекопф левой ногой нанес ему удар в живот. Арестованный взвыл от боли и покатился по полу, а переводчик кинулся к Гардекопфу:
— Лейтенант, оберштурмбанфюрер запретил физическое воздействие на арестованного.
— Плевать мне на его запрет, — прорычал Гардекопф и ударом ноги загнал парашютиста в угол.
Арестованный, корчась в муках, прохрипел по–немецки:
— Я — сотрудник СД. Не имеешь права бить меня, лейтенант.
Гардекопф схватил его за воротник, подтянул к стулу.
— Говори!
— Настоящего парашютиста убили возле ресторана. За ним следили с момента приземления. Но тот, видимо, заметил слежку и у самого ресторана попытался убежать. Его убили в перестрелке. Зайлер решил, что парашютист направлялся к хозяину ресторана, и приказал мне на время стать русским парашютистом.
Гардекопф посмотрел на переводчика.
— Это правда?
— Да.
Через несколько минут Гардекопф рассказал обо всем Миллер.
…Поутру Эльза Миллер явилась в приемную Зайлера с пакетом в руке. Приказала секретарю:
— Срочно отправьте в Берлин. Полагаю, оберштурмбанфюрер Зайлер возражать не будет.
— С удовольствием. Но вы все же предупредите его об этом.
Зайлер разбирал какие–то бумаги. Недовольно оторвался от дела, поднял голову. Но, увидев Эльзу, переменился в лице. Похоже, ее появление обрадовало его.
— Извините. Я на одну минуту. Разрешите с вашей почтой отправить и свою?!
— Пожалуйста. Передайте секретарю, что я не возражаю.
Зайлер усадил Эльзу и продолжал:
— Хочу вас поблагодарить, фрау Эльза. Не будь вас, мы наломали бы дров! Хозяин ресторана вне подозрений. А ваш Гардекопф — мастер высокого класса. За полчаса выбил признание из нашего сотрудника. Я приношу извинения за неудачную шутку, Могу ли я быть вам чем–то полезен?
— Мне нужно еще хотя бы две машины.
— Что–нибудь придумаем. Вы уже завтракали? Нет? Вот и отлично. Сходим в ресторан. Не возражаете? Интересно, чем угостит нас ваш должник!
— У меня должников нет. Я в долг никому ничего не даю.
— Похвально, но хозяин «Викинга», несомненно, вам весьма обязан!
— Если он кому–то и обязан, так только вам, — ответила Эльза. — Мне кажется, что вы его арестовали не потому, что были уверены в его виновности, а с какой–то другой целью. Крегер проводил расследование провала агентуры Карла Миллера по вашему приказу?
— Вот куда вас занесло! Да, по моему.
— А он при встрече со мной преподнес это как дружеское снисхождение. Его, видите ли, волновала гибель моего отца, и потому он не мог не провести небольшое расследование. Был огорчен, что ничего конкретного не узнал.
— Вы сомневаетесь в его искренности? — поднял брови Зайлер.
— Я не понимала тогда, зачем Крегеру потребовалось расследование. Вчера поняла.
— Ну и зачем? — Зайлер пытался говорить небрежно.
— Вдруг окажется, что агентура Миллера — блеф. Сенсация! Это крест на вашей груди и Крегера. Разве не так?
— Простите, но вы настоящий дьявол. А если бы хозяин «Викинга» начал признаваться в чем–то?
— Тогда и вас, и Крегера расстреляли бы за измену.
— Не понимаю, — насторожился Зайлер.
— А как же иначе истолковать подтасовку материалов по делу Карла Миллера? Хозяин «Викинга» не мог выдать никого из русских разведчиков или подпольщиков по той простой причине, что он никого не знал. Вам пришлось бы вводить подставных лиц. Но в абвере работают знающие свое дело люди. Естественно, они потребовали бы дополнительного расследования, и все обнаружилось бы. Вам не позавидовал бы и повешенный! Концы в воду прячут только виноватые. Возникает вопрос: кому выгодно?
— Фрау Миллер, вы рождены для работы в СД!
— Мое начальство считает иначе.
В вестибюле ресторана «Викинг» Эльзу и Зайлера подобострастно встретил швейцар, Свободных мест было много. Стол облюбовали почти у буфетной стойки, за которой стоял теперь уже настоящий хозяин. Увидев Миллер и Зайлера, он поспешил к ним;
— Благодарен вам, господа офицеры, за внимание и моему ресторану. Желаете пообедать?
— Да. Касса в порядке? — поинтересовался Зайлер.
— Точно сказать покамест не могу…
— Если окажется недостача, Вальц вернет все до последней марки!
— Спасибо! Коммерция не терпит убытков!
— Накорми нас по–королевски. Как–никак со мной твоя спасительница.
— Я так признателен фрау. Но я уверен, что мой спаситель вы, господин Зайлер. Вы взяли меня по ошибке, однако, как только разобрались, сразу же освободили. Разрешите, я сам обслужу вас?
— Доверимся ему? — подмигнул Зайлер Эльзе.
— Рискнем… — в тон ему ответила Эльза.
— Стол сервировать на двоих? — наклонился хозяин.
— На троих. С нами будет штурмбанфюрер Крегер… А вот и он. Доброе утро, Ганс. Где это вы так запачкались?
— На электростанции. Слышали ночью взрыв?
— Я спала как убитая! Первые шаги — самая трудная пора в нашем деле.
— О, да! Но и потом не легче. Видите, хозяин «Викинга» на свободе? — Зайлер увел разговор в нужную ему сторону.
— Вижу… Когда вы вернете Гардекопфа? — сощурила глаза Эльза.
— Полагаю, завтра он уже не понадобится.
— Еще одного парашютиста не найдется?
— Нет, дорогая фрау.
— Вы довольны Гардекопфом?
— Да. Как бы его отблагодарить?
— Попросите штандартенфюрера Штольца поощрить лейтенанта.
— Крегер, займитесь… — бросил оберштурмбанфюрер.
Торжественно приблизился к столу с подносом в руках хозяин ресторана. Поднос был уставлен в несколько «этажей» тарелками, соусницами, бутылками.
— Господа офицеры, рекомендую зернистую икру, свежий балычок, маринованные опята, сыр пармезан… А здесь — французский коньяк, рейнское, русская водка. Отбивные жарятся. Гарнир сложный: картофель «фри», красная свекла, зеленый горошек, цветная капуста. Что пожелаете еще?
Зайлер, должно быть, любитель поесть, довольный, разглядывал убранство стола:
— Может, еще паштет? Не возражаете, господа?
— На десерт бисквит с кремом и для фрау — мороженое, — вовсю рассыпался хозяин «Викинга».
Во время завтрака Эльза исподволь осматривала ресторан. Официантки остались те же, что и раньше.
— Господин Зайлер, а чем займется Вальц? — с невинным видом полюбопытствовала Эльза.
— Впервые женщина спрашивает о Вальце! Ха–ха–ха! Вы меня уморили, фрау Миллер. У пего такая рожа!..
— Я спросила потому, что у меня мало людей. Может, передадите Вальца мне? Плевать на его рожу!..
— Увы, фрау Миллер. У самого людей не хватает. Вы и так заполучили лучших из лучших…
Хозяин «Викинга» торжественно доставил к столу ароматные отбивные с нарядными бумажными бантами на косточках.
Через двадцать минут, позавтракав, офицеры собрались уходить. Перед ними опять вырос хозяин ресторана, согнувшись в поклоне:
— Господа! Замечания ко мне имеются?
— Нет. За одно лишь умение так чудесно готовить вас стоило отпустить! Отличный завтрак!
— Всегда буду счастлив видеть вас у себя в «Викинге»!
На улице Эльза спросила Крегера:
— Что стряслось на электростанции?
— Взорвали машинное отделение… — проворчал тот.
— Электростанция вышла из строя?
— Дня на два… Саботаж!..
— Виновных нашли?
— Нет. Электрик, машинист и слесарь куда–то исчезли. Скорее всего — это их рук дело. Арестованы их семьи. Если к завтрему диверсанты не объявятся, родственников расстреляем. В назидание другим.
— Полагаете, репрессии помогут?
— У нас нет другого выхода. Только страх за близких способен удержать русских в повиновении. Они все поголовно ненавидят нас!
— Фрау Миллер, вы приехали в настоящий ад! — вмешался Зайлер. — Учитесь у нас с Крегером. Это поможет выжить… А сейчас я займусь поисками автомобилей для вас.
— Расскажите мне о партизанах, — попросила Эльза. — А то я все время слышу: партизаны, партизаны. Хотелось бы подробнее…
— Партизаны, милая фрау, это банды, которые хозяйничают в окрестных лесах. Оттуда они нападают на наши небольшие гарнизоны, подрывают поезда, автомобили, устраивают диверсии на промышленных объектах. В нашем округе известны несколько банд. Больше всех досаждает нам отряд под названием «Смерть фашизму». Мы попытались заслать туда своих агентов, но пока безрезультатно. Кое–что в этом направлении я предпринимаю, но за успех ручаться трудно. В городе мы учредили полицию из местных, вербуем агентов из обиженных большевиками для борьбы с партизанами и подпольщиками. Со временем это даст свои результаты. Совместно с полицией и подразделениями вермахта проведем карательные акции. Кроме того, ежедневно устраиваем облавы, на лесных дорогах — засады, авось, удастся схватить кого–то и установить, где именно находится база партизан. Нам необходимо знать это. Если вам случайно станет известно что–либо — срочно сообщите мне или Крегеру. Мы в долгу не останемся!
— Я запомню вашу просьбу. Быть может, вы покажете мне кое–какие материалы? Хотелось бы проверить одну мысль, которая возникла сейчас. Я не верю, что это стихийный протест. Логично предположить, что все эти банды подчинены некоему общему руководству. Их активность — понятие относительное. Те, кого вы считаете самыми активными, могут оказаться наименее вредными для нас, если нам будет известно, чем занимаются остальные.
— Крегер, вы слышите?
— Да, конечно, Эльза всю жизнь проработала в России, знает русских, как никто из нас, а мы еще пытаемся поучать ее.
— Вы думали о чем–нибудь подобном? — обратился Зайлер к Крегеру. — Если все обстоит так, как мыслит фрау Миллер, то мы воюем не с бандой, а с целой армией! Улавливаете разницу, Крегер? — Зайлер вздохнул. — Ганс, ознакомьте фрау Миллер с нашими досье. Мы делаем одно общее дело, так что беды в том не будет.
— Слушаюсь. Фрау Эльза, когда приступим?
— Час–другой могу даже сейчас выкроить.
— Тогда прошу вас ко мне…
Почти два часа Эльза знакомилась с материалами СД, касающимися борьбы партизан и подпольщиков с фашистами. Война началась не так давно, но народ уже нанес врагу значительный ущерб. Подорванные эшелоны, разбитые и сожженные автомашины, десятки уничтоженных солдат и офицеров. Обо всем этом говорилось в сводках, поступающих в СД. Среди материалов находились донесения агентов, внедренных в партизанские отряды. Эльза тщательно изучала данные, которыми располагало отделение службы безопасности. В двух небольших партизанских отрядах значились агенты с кличками «Блондин» и «Филер». Они информировали о численности отрядов, их перемещении, о селах, помогающих партизанам продуктами. Крегер, утверждая, что СД почти ничего не знает о партизанах и подпольщиках, попросту пытался ввести Миллер в заблуждение. Немцам было известно многое, даже словесный портрет первого секретаря подпольного обкома партии и район, где его несколько раз видели. Донесение подписал некий «Амазонка». И лишь о партизанском отряде «Смерть фашизму» Крегер не соврал: почти никаких данных о нем не было. Правда, об отряде упоминал в своем донесении «Филер»: партизаны отряда, в котором он находится, часто говорят о большом соединении под названием «Смерть фашизму», которым руководит бывший директор школы. О командире партизаны отзываются с большим уважением. По разговорам можно предположить, что партизанский отряд «Смерть фашизму» поддерживает связь с Москвой.
Пока Эльза просматривала бумаги, Крегер молча сидел рядом и украдкой наблюдал за ней, за ее реакцией на тот или иной документ. Наконец она закрыла последнюю папку.
— Что скажете?
— А то, что вы невозможный притворщик! Вам столько известно о партизанах и подпольщиках! Одно то, что вы внедрили в эти банды своих людей, гарантирует, что рано или поздно партизанам — конец. Из ваших агентов самый активный, по–моему, «Амазонка». Бьюсь об заклад, это мужчина!.. — она сделала паузу, но Крегер смолчал. — Вы хотите выйти на обком? Благодарите бога за такого помощника.
— Понимаете, Эльза, если я сейчас ликвидирую отряды, в которых находятся мои агенты, я лишусь источника информации. А разбитые отряды возродятся вновь с помощью основного. Подобный вариант никого не устраивает. Если же первым будет разбит самый опасный отряд, остальные я уничтожу моментально. Вот тогда партизанам — конец.
— Простота, равная гениальности! — восхитилась Эльза. — Но зачем вы водили меня за нос, демонстрируя неосведомленность?
— Я не вас вводил в заблуждение, а Зайлера. Узнай он истинное положение вещей, соберет все силы и двинет на партизан. Что из этого получится, нетрудно представить! Прошу вас, ни слова Зайлеру!
— Не сомневайтесь, Ганс. И спасибо за информацию. Постараюсь быть вам полезной. Да, еще одно: вы действительно верили, что хозяин «Викинга» шпион?
— Если честно — нет.
— Почему же не отговорили Зайлера от этого шага?
— У меня были свои соображения, — нехотя произнес Крегер.
— Хотите — угадаю? — предложила Эльза.
— Попробуйте, — улыбнулся Крегер.
— Зайлер сообщит руководству, что поймал шпиона. А шпион показаний не даст, поскольку ничего не знает. И Крегера можно будет поздравить…
— Эльза, вы очень опасный человек.
— Даже для друзей? — прищурилась она.
— У вас слишком трезвый ум. Дружба — эмоциональное понятие… Простите, Эльза, мне не дает покоя одна мысль.
— Какая же?
— Вы — молодая, красивая и умная женщина, а живете без мужа, без любовника. Чем вы объясните это?
Эльза вскинулась:
— Тем, что не желаю расплачиваться за ошибки других. Вы не знаете женщин. Вернее, знаете постольку, поскольку… Видели монахинь?
— Конечно. Но что общего между монахиней и обер–лейтенантом абвера? — удивился Крегер.
— Преданность идее. Почитайте литературу о верности обету, и кое–что вам станет ясно.
Вернувшись к себе, Эльза сделала в блокноте пометки о материалах, увиденных у Крегера. Задумалась. Как связаться с хозяином «Викинга»? За ним следят… Но сведения необходимо передать… Собралось много самой разной информации для Центра. Зашифрованную по темам, Эльза постоянно носила ее с собой в запасной обойме «вальтера».
Вынув из обоймы заготовленные ранее шифровки, Эльза переложила их в карман мундира. Посмотрела на часы: половина четвертого. В это время ресторан пустовал. Решила рискнуть.
Швейцара на месте не оказалось. Эльза даже обрадовалась. Хотя кроме швейцара в зале мог находиться и кто–то другой из агентов СД.
Хозяина Эльза увидела за стойкой буфета.
— Чем бы утолить жажду — на улице ужасная духота.
— Яблочный сок выпьете?
— Пожалуй.
Хозяин налил стакан яблочного сока и подал Эльзе. Она попробовала — сок был прохладный и свежий.
— «Викинг», надеюсь, приносит неплохой доход? — спросила Эльза.
— Грех жаловаться, — лояльно ответил хозяин.
— Что можете предложить из восточных деликатесов? — вопрос был задан небрежно, но сердце сжалось.
Хозяин бросил на нее быстрый взгляд. — Если за рейхсмарки, то все что угодно! Даже консервы из обезьян!
— В таком случае — коробку русских довоенных конфет.
Эльза подала ассигнацию достоинством в двадцать марок, склеенную посредине. Сунув деньги в карман куртки, хозяин достал из буфета бутылку водки, завернул в бумагу.
— С прибытием, — едва слышно произнес он.
— Как со связью? Материал очень срочный.
— Давайте.
Эльза, протянув руку за свертком с водкой, незаметно передала шифровку.
— Где бы нам Поговорить?
— А вы скажите Зайлеру, что желаете побеседовать со мной по поводу провала агентуры Карла Миллера.
— Годится… Я веду это дело официально. А сейчас я бы поела. Прикажите меня обслужить.
— Прошу садиться, фрау. Айн момент!
Эльза осмотрела зал: швейцара все еще нет, за столами в разных концах сидели по одному три офицера вермахта.
Эльза с удовольствием поела, забрала свой сверток и отправилась к Зайлеру.
— Прошу прощения, господин оберштурмбанфюрер. Разрешите?
— Слушаю вас
— У меня к вам просьба. В Берлине мне было поручено выяснить причину провала агентуры майора Карла Миллера. Штурмбанфюрер Крегер проводил небольшое расследование. Чтобы его не дублировать, прошу вашего распоряжения о передаче мне материалов следствия.
— Как только Крегер появится, материалы будут у вас.
— Благодарю. И еще одно. Прикажите, если можно, прямо сейчас вызвать ко мне владельца «Викинга». Я начну с него.
Эльза отправилась к себе. Гардекопф сегодня еще не появлялся. Она разложила перед собой на столе чистую бумагу, карандаши, ручки… В дверь постучали. Это — Гардекопф. Что ж, хорошо. Она правильно поступила тогда.
— Зайлер доволен допросом парашютиста?
— Нет. Он не ожидал, что его сотрудник скиснет. И, конечно же, не надеялся, что я пойму, кто такой парашютист на самом деле. Сотрудник СД и переводчик не на шутку испугались, — четко доложил Гардекопф.
— В донесении я сообщу об этом штандартенфюреру Штольцу. Ему приятно будет узнать, что вы утерли нос местной службе безопасности…
Гардекопф радостно улыбнулся.
— Я прошу вас посидеть в своей комнате и никого ко мне не пускать! У меня состоится разговор с владельцем «Викинга»…
— Моя помощь вам не требуется?
— О, нет!
Вскоре дверь отворилась, и в кабинет вошел хозяин ресторана. Эльза указала ему на стул.
— Можете говорить спокойно.
— Чтобы не навлекать на вас подозрений, мне приказано временно выйти из игры, — сообщил хозяин «Викинга».
— А связь? Мне нужна связь… Данные теперь стареют слишком быстро.
— Одна из горничных гостиницы, где вы живете, наш человек. Она сама вас отыщет. Пароль: «Вам привет от Радомира». Ваш отзыв: «Рада, что он не забыл обо мне».
— Почему с самого начала меня не связали с горничной?
— Среди персонала гостиницы Зайлер в любой момент может произвести чистку, а я считался более удобной и надежной фигурой. Но в настоящее время осложнения не только со мной. Нашей группе поручено собрать данные о дислокации подразделений вермахта в районе «С». Мы дважды посылали туда людей. Никто не вернулся… Судьба их неизвестна. А сведения нужны позарез…
— Воинские части в этом районе находятся постоянно в движении, — размышляла Эльза. — Пользоваться услугами моих подчиненных, думаю, не стоит. Придется ехать самой. Постараюсь кое–что узнать. Как срочно нужны эти данные? В понедельник я выеду. — Она чуть помедлила. — Мои мать и сын? Что с ними?
— Эвакуированы на Урал, — чекист наконец расслабился и улыбнулся. — У них все в порядке. А вот о вашем муже ничего не известно. В свою часть из отпуска он так и не вернулся…
— Мне не нравится Крегер… — опять перешла к делу Эльза. — Его расследование провала агентуры Карла Миллера… Возможно, он что–то подозревает.
— Ликвидировать в городе его нельзя…
— Ладно, — Эльза откинулась на спинку стула. — Давайте что–нибудь запишем и для протокола…
Под диктовку хозяина ресторана Эльза записала сведения о провале агента Карла Миллера. Закончив, позвала Гардекопфа:
— Проводите господина…
На следующее утро, в субботу, ее разбудил какой–то шум в гостинице. Эльза поспешно набросила халат, выглянула в коридор. Из комнат выбегали офицеры, на ходу застегивая ремни и портупеи. Из соседнего номера выскочил тощий Венкель, гауптштурмфюрер СД, на правом плече у него висел автомат.
— Что за переполох? — окликнула его Эльза.
— Зайлер и Крегер убиты!.. Они жили в особняке, в пяти минутах езды отсюда. Бандиты пристукнули часового, ворвались в особняк и убили обоих!..
— О, боже!..
— Часа через полтора часовой очнулся, позвонил дежурному и снова потерял сознание. На месте происшествия ничего, кроме трупов, не обнаружено! Я остался старшим по званию. Сейчас бегу туда и был бы признателен вам, если бы вы пошли со мной!..
Крегер лежал на постели с кинжалом в груди. Следов борьбы не было. Его убили спящим. Зайлер, должно быть, проснулся, когда вошли в его комнату, но вытащить из–под подушки оружие не успел. Чем–то тяжелым его ударили по голове и оглушенного задушили.
— Что вы намерены предпринять? — в упор спросила Эльза. — Мне кажется, прежде всего нужно сообщить вашему начальству.
— Я приказал перекрыть все выезды из города, провести обыски, но на успех надежды мало. Слишком много времени потеряно.
— До приказа начальства, — заметила Эльза, — не советую брать заложников. Разгадка убийства может оказаться в сейфах убитых. Когда будете заказывать Берлин, закажите заодно для меня абвер, штандартенфюрера Штольца. Если его не будет в управлении, пусть соединят с квартирой. Неплохо, если в Берлин мы позвоним одновременно. Я намекну, что вы справитесь с любой из освободившихся должностей.
— Об этом я не смею даже мечтать. Благодарю вас, фрау!
— Не стоит. Я отлично вижу, на ком держалось СД.
Эльза вернулась к себе. Она ничего не понимала. Кто убил Зайлера и его заместителя? Зачем? С какой Целью?
Зуммер телефона прервал ее размышления: Берлин!
— Господин штандартенфюрер! Вас беспокоит Эльза Миллер. Убиты начальник местного отделения службы безопасности Зайлер и его заместитель Крегер. Их зарезали спящими…
— Не слишком красивая смерть для солдат рейха… Ты–то как? Работать начала? — допытывался Штольц.
— Да. Отправила вам первый доклад.
— Какое отношение к тебе имеет это убийство? — недоумевал Штольц.
— Мне не безразлично, с кем работать. Мне очень помог гауптштурмфюрер Венкель.
— Понимаю: заслуживает повышения. Держись, Эльза!
— Благодарю вас, господин штандартенфюрер! Эльза положила трубку. Неплохо! К гауптштурмфюреру Венкелю она успела присмотреться: он не обладал выдающимся умом, был нерешителен и угождал каждому, в ком видел опасность для себя. Ей он всячески выказывал уважение. Она чувствовала, что если Венкель станет хотя бы заместителем начальника местного отделения СД, ей будет работать гораздо легче.
Постояв в задумчивости перед зеркалом, Эльза отправилась к Венкелю. Тот сидел у себя в узеньком кабинете злой и сосредоточенный.
— Дозвонились? — спросила Эльза. — Что начальство?
— Отругало… — бросил Венкель. — Будто я виноват, что Зайлер и Крегер погибли.
— Ничего. Не расстраивайтесь. Место Крегера будет за вами.
— И… Это все вы… — только и смог промолвить ошеломленный Венкель.
— Ключи от сейфа забрали?
— Да. Они у меня.
— Советую вам немедленно просмотреть документы. Могут быть срочные бумаги. Могут быть и… нежелательные для вас.
Венкель явно не мог прийти в себя.
— Вы не поможете мне? Я не в силах собраться с мыслями.
— Не положено.
Наблюдая за растерянным Венкелем, Эльза сделала вид, что колеблется, потом махнуна рукой:
— У русских есть поговорка: «Друзья познаются в беде». Но с уговором, чтоб об этом знали только вы и я.
— Это в моих интересах, — обрадовался Венкель.
В кабинете Зайлера Венкель открыл сейф, выложил документы на огромный письменный стол. Просмотрели каждый лист. Среди множества различных бумаг срочных не оказалось.
— Это можно пока спрятать. А дальше посмотрим, как со всем этим быть.
В сейфе штурмбанфюрера Крегера бумаг было еще больше.
— Фрау Миллер, вы не разберетесь с этими документами сами? Понимаете, розыски преступников, хлопоты с похоронами… И все такое… А?
— Одна я здесь не останусь. Если хотите, чтобы я вам помогла, перенесите это добро ко мне в кабинет. Я рассортирую, а вы потом решите, что и куда. Согласны? Документы заберете, как только освободитесь.
— Непременно заберу…
Венкель направился было к двери. Но в это время она распахнулась, и в кабинет ворвался секретарь начальника местного отделения службы безопасности.
— Господин гауптштурмфюрер! — обратился он к Венкелю. — Схватили двоих подозрительных! У одного отобрали нож. Желаете присутствовать при допросе?
— Да, конечно! — ответил Венкель. — А вы, фрау Миллер?
— Хорошо.
В конце коридора в темной комнате стояли арестованные: двое цыган! Один — лет пятидесяти. Другой — мальчишка. Оба спокойно ожидали допроса. Неужели они не понимают, что их в любом случае расстреляют?..
— Как вы оказались в городе? — начал Венкель допрос.
— Мы давно добираемся сюда. Где–то в этих краях кочует наш табор. По дороге мы узнали, что немцы набирают в полицию. Вот мы и пришли.
— Значит, вы хотите поступить в полицию?
— Да, господин офицер. Одежда неплохая… Грабить можно кого угодно… Винт дают для порядка.
— Что дают? — не понял переводчик.
— Винтовку, — подсказала Эльза.
— А… ясно. Итак, вы решили служить в полиции, чтобы грабить. Правильно? — уточнил Венкель.
— Ты большой начальник. Все понимаешь, — одобрительно закивал пожилой цыган.
— А что же вы раньше времени начали убивать? В полицию еще не поступили, а убийством занялись? Итак, господа цыгане, — ухмыльнулся Венкель, — расскажите, за что вы убили начальника отделения СД и его заместителя? Отпираться бесполезно! — заорал он вдруг.
Пожилой цыган, уже не скрываясь, с ненавистью смотрел на него.
— Гад ты ползучий, весь табор мой расстрелял.
— В камеру! — пронзительно закричал Венкель. — И не трогать до особого распоряжения!
Цыган выволокли в коридор.
— Шульц, — повернулся Венкель к переводчику, — объявите, что убийцы оберштурмбанфюрера Зайлера и штурмбанфюрера Крегера пойманы. Всем, кто принимал участие в их аресте, объявляю благодарность.
Переводчик щелкнул каблуками и поспешно удалился.
— Поздравляю, гауптштурмфюрер! — сказала Эльза. — Теперь вас никто не упрекнет в бездеятельности!
…Закрыв дверь своего кабинета на ключ, Эльза Миллер принялась разбирать документы Крегера. Все они были аккуратно подшиты. Прежде всего ее интересовали результаты расследования провала агентуры Карла Миллера.
Материалов было не так мало, как утверждал Крегер. Эльза внимательно перечитывала все записи. Особенно ее заинтересовали показания Ю.Карлинского, единственного агента, оставшегося на свободе после ареста группы. НКВД не знало о нем. Карлинский утверждал, что аресты начались после задержания Гелюха. О ней, Эльзе Миллер, он писал, что она никогда не работала на германскую разведку, Карл Миллер неоднократно жаловался на то, что ему трудно работать: «Я даже дома не могу быть спокойным! Если моя дочь что–либо пронюхает, она первая донесет на меня в НКВД!»
Такого Эльза не ожидала! Значит, Крегер в последнее время не верил ей! Он утаил от нее показания Карлинского, чтобы взять ее с поличным. Скорее всего, об этих документах, кроме Крегера, никто не знал. Делить успех штурмбанфюрер ни с кем не собирался.
Эльза еще раз убедилась, как хорошо был осведомлен о службе СД Манодзи! В самом начале их знакомства он твердил: «СД знает свое дело. Будьте с ними крайне осторожны».
Сегодня она удостоверилась в этом! Какое счастье, что она отважилась подсказать Венкелю о необходимости просмотреть документы…
Под показаниями Ю.Карлинского рукою Крегера был записан адрес. В этой же папке лежал еще один документ, имеющий отношение к Карлинскому: расписка в том, что он получил аванс в сумме пяти тысяч марок за работу по Выявлению подпольного обкома партии и людей, связанных с партизанами. Миллер спрятала папку в ящик стола.
В деле под грифом «Партизаны» она обнаружила материалы об агентах, засланных в партизанские отряды: «Филере», «Блондине», «Амазонке» и других. На последних трех листах были расписки еще двух неизвестных ей агентов, находящихся в партизанских отрядах…
Все документы, кроме касающихся провала группы Карла Миллера, она сложила обратно в папку. Закрыла кабинет и поднялась к Венкелю. Тот разговаривал по телефону.
— Я вас понял, господин штандартенфюрер. Будет выполнено. — Положил трубку. — Я только что переговорил с руководством, — с чувством произнес он. — Ваш прогноз точен, назначение мое состоялось. Так что я в долгу, фрау… Просмотрели документы?
— Да. Вот они. Спрячьте. В главном вы можете быть спокойны. Ну, а в остальном разберетесь сами. С новым шефом, разумеется. Тут есть кое–что ценное…
Эльза решила заскочить в гостиницу. Вдруг горничная сегодня назовет пароль? По гостиничным лестницам и коридору шла медленно, не торопясь, однако никто не обратился к ней. Не понимая, в чем дело, метнулась в «Викинг».
Хозяин сидел над счетами. В зале — ни души.
— Стакан яблочного сока! — выдохнула Эльза.
— Есть персиковый. Уверен, вам понравится… Что случилось?
— Где горничная? Срочные данные. Со мной…
— Вы с ума сошли!
— Шифровать было некогда.
— Таня! Подмените меня, — позвал хозяин официантку.
Спустились в подвал. Он закрыл дверь на задвижку. Включил свет. Эльза вынула из кармана бумаги.
— Читайте. Это — из сейфа штурмбанфюрера Крегера. Чекист внимательно прочитал написанное.
— Как вам удалось? — удивился он.
— Сегодня ночью Зайлер и Крегер были убиты. Двое цыган отомстили за расстрелянный табор. Их схватили. До прибытия нового начальства за старшего гауптштурмфюрер Венкель. Карьерист, но глуп. Мне полностью доверяет.
— Об этих документах знают в СД?
— Думаю, нет. Крегер такого козыря никому не доверил бы. Необходимо срочно нейтрализировать Карлинского. Если до него дойдет, что Крегер убит, он может явиться в СД к кому–нибудь другому.
— Как же его убрать? — задумался чекист.
— Разрешите мне. От имени Крегера попробую вызвать его в СД. Там инсценирую нападение на меня и застрелю его в кабинете. Другого выхода нет.
— Хорошо… Вечером приходите в парадной форме. Ну, а сейчас, чтобы не было подозрений, я отберу вам пару бутылок вина… Лучшее, что есть в «Викинге».
Эльза и хозяин ресторана поднялись из подвала в зал.
— Вино будет ждать вас вечером на столе, фрау! Всегда рад услужить вам, фрау…
Эльза вернулась на службу.
Дверь в кабинете Гардекопфа была открыта. Эльза сразу заметила два сейфа.
— О, Гардекопф! Один из сейфов — ко мне.
— Слушаюсь! — лейтенант вскочил. — Только позову кого–нибудь на помощь.
Эльза осмотрела сейфы. Один был массивный, другой — наполовину меньше. Выбрала большой. Вошел Гардекопф с солдатами.
— Который занести к вам?
— Этот.
Солдаты, пыхтя, потащили сейф и установили его в углу.
— Гардекопф, передайте Венкелю, что нам нужен автомобиль. Срочно. — Эльза вынула из стола записанный на листке бумаги адрес Карлинского. — Поедете по этому адресу, возьмете указанного здесь человека и, не разговаривая с ним в дороге, доставите ко мне. Я с ним должна побеседовать лично. Да, вот еще что. Если постучу вам в стенку, стреляйте в него, не раздумывая…
Гардекопф долго не возвращался, хотя по подсчетам Эльзы ему достаточно было минут тридцать–сорок. Ее волновало еще одно: к вечеру возвратятся ее подчиненные. Как обстоят у них дела? На успех их предприятия Миллер не очень надеялась. Но если бы они привезли хоть что–нибудь, было бы неплохо. Ведь от нее ждут в Берлине рапорта об удачах.
В коридоре послышались шаги. Эльза насторожилась. Это — Гардекопф. Следом за ним в кабинет втолкнули щуплого, неказистого мужчину лет шестидесяти. Миллер знала его. Этот человек был хорошо известен в городе под кличками «Вегетарианец» и «Плодожерка».
Отправив Гардекопфа, Миллер повернулась к доставленному.
— Садитесь. Штурмбанфюрер Крегер поручил мне побеседовать с вами.
Карлинский нервничал. Он следил за каждым движением Эльзы, но держался вызывающе.
— Этого не может быть! Штурмбанфюрер Крегер приказал мне, кроме него, не говорить ни с кем. Пока я не увижу господина Крегера, отвечать на ваши вопросы не стану! — В голосе его появились угрожающие нотки. — Да, да… И не особо надейтесь на мое понимание, товарищ Лиза Миллер–Петренко! Не вы ли, Лизочка, выдали чекистам Карла Миллера?..
Карлинский злобно улыбался. Эльза закрыла дверь на ключ, спрятала его в карман мундира, вынула из кобуры «вальтер».
— Еще раз спрашиваю: будете отвечать на мои вопросы?
Улыбка сползла с лица Карлинского.
— Вы не осмелитесь стрелять в здании СД.
— Осмелюсь! У меня приказ: если не будете отвечать, застрелить вас!
Карлинский колебался, он никак не мог «просчитать» ситуацию, но времени для раздумий не оставалось, и он бессильно махнул рукой.
— Спрашивайте.
— Что вы знаете о хозяине «Викинга»?
— Ничего, кроме того, что он никогда не был агентом вашего папаши.
— Кто же он тогда, если не тот, за кого себя выдает?
— Чекист. Ставлю марку против пфеннига!
— Как вам удалось выполнить поручение Крегера?
— Я нашел связную обкома и партизанского отряда «Смерть фашизму» — Бурлуцкую Марию Степановну. До войны она работала в парикмахерской. Вы ее знаете. И она вас. Но не с той стороны, с какой бы вам хотелось… — Сдержать себя Карлинский все–таки не смог, а может, и не хотел, осознавая, что игра его проиграна.
Эльза не могла больше допрашивать «Плодожерку». Одно было ясно: в живых его оставлять нельзя. Приблизилась к двери, повернула ключ… Он — враг, подлый, жестокий, всю жизнь ненавидевший Советскую власть, свой народ.
Карлинский вдруг заерзал на стуле, встал.
— Вы, Лизочка… Крегер мне говорил… Папаша Миллер…
Эльза резко постучала в стену. В ту же секунду дверь отлетела в сторону. Два выстрела, слившиеся в один, заглушили крик Карлинского.
Агент неестественно вытянулся и резко рухнул на пол. Гардекопф ногой перевернул его на спину. Карлинский был мертв.
Гардекопф с парабеллумом в руке стоял над ним.
— О, фрау Миллер…
— Где вы пропадаете, черт бы вас побрал!.. Он набросился на меня: едва успела постучать вам…
— Простите меня! Слава богу, вы живы!
— Жаль, этот бандит нужен был мне. Вы стреляете без промаха…
— Я позову врача, может, его еще можно спасти?
Вбежал дежурный офицер, мгновенно все понял, нагнулся, взял Карлинского за руку:
— Мертв! Два выстрела в сердце! Меткие выстрелы, фрау Миллер!
— Выше голову, Гардекопф! Я не сержусь на вас. Вы — молодец…
В гостинице Эльза расслабилась и решила немного отдохнуть, но в это время в дверь тихонько постучали.
В комнату заглянула симпатичная девушка в белоснежном фартуке, крахмальной наколке:
— Вам привет от Радомира.
— Рада, что он не забыл обо мне.
— Мне передали, чтобы я срочно связалась с вами. Прошу прощения, я была больна.
— Слушайте меня внимательно: сегодня ликвидирован Карлинский, последний из агентов Миллера. Он вышел на связную подпольного обкома и партизанского отряда «Смерть фашизму» Бурлуцкую Марию Степановну. По словам Карлинского, до войны она работала в парикмахерской. Все это необходимо срочно передать.
— Ясно.
— Какие этажи вы обслуживаете?
— Ваш и первый. В гостинице я с утра и до семи часов вечера.
— Хорошо. Если на этом столе увидите ост явленные деньги, значит срочно нужна связь.
— Поняла…
Эльза прилегла на постель, закрыла глаза. До встречи в ресторане оставалось больше часа. Старалась ни о чем не думать, не вспоминать, что она среди врагов и что идет война… Но мысли возвращались к жестокой действительности. Так и не удалось ей задремать. Эльза вынула из платяного шкафа парадную одежду. Посмотрела в зеркало. Выглядела она неплохо. Ухмыльнулась: бал–маскарад, на котором только два приза — жизнь и смерть. Вынула из кобуры «вальтер»: к парадному мундиру у нее припасена другая кобура — лакированная.
В ресторан Эльза отправилась с Гардекопфом. Встречавшиеся по пути офицеры и солдаты с интересом поглядывали на отутюженного, выбритого, напомаженного лейтенанта и на молодую, красивую женщину в военной парадной форме. Жители, попадавшиеся навстречу, опускали головы.
В «Викинге» Эльзу и Гардекопфа встретил Венкель.
— Уважаемая фрау Миллер! Прошу вас.
Стол был уже сервирован.
— Господа офицеры! — поднялась Эльза, ваяв бокал с вином. — Прошу вашего внимания… Когда в бою погибает командир — его место занимает достойнейший. Я предлагаю тост за назначение гауптштурмфюрера Венкеля! Желаю ему дальнейшего продвижения по службе.
Выпили стоя.
Эльза наклонилась к Гардекопфу:
— Один человек не выпил за здоровье гауптштурмфюрера Венкеля.
— Кто именно? — недоуменно оглянулся Гардекопф.
— Хозяин «Викинга». Пригласите его к столу!.. Гардекопф двинулся к буфетной стойке. Хозяин выслушал его, кивнул, взял с полки бутылку вина.
— Господа, разрешите и мне присоединиться к вашей радости, — поклонился он офицерам. — Предлагаю выпить за победу, господа офицеры!
Все выпили снова. Хозяин поблагодарил за оказанную честь и откланялся.
Вальц только рот открыл от изумления:
— Ловко вы выжали вино из этого скряги! Когда я сдавал ему ресторан, он насчитал семьсот марок недостачи, и лишь вмешательство бедняги Зайлера спасло меня от необходимости возмещать убытки.
— Ничего, не обеднеет! — небрежно произнесла Эльза.
— Он даже улыбается, что дешево отделался, — заметил один из эсэсовцев.
Да, хозяин ресторана действительно улыбался, но радовался он по другому поводу, как человек, услышавший хорошее известие.
Почти до полуночи продолжался ужин в ресторане. После двух тостов Эльза больше не пила, внимательно вслушивалась в разговоры сотрудников отделения службы безопасности.
В гостинице, закрывшись на ключ, Эльза Миллер долго сидела за столом, положив перед собой чистый лист бумаги. Чертила геометрические фигуры, писала непонятные слова.
Как теперь выяснилось, она была на грани провала. Крегер постепенно убеждался, что она советская разведчица, но одних показаний Карлинского ему было недостаточно, поэтому Крегер забрасывает «наживку» — сообщает Эльзе данные об агентуре, внедренной в партизанские отряды. Он надеялся, что, пытаясь спасти партизан, Эльза разоблачит себя. Неожиданная смерть Зайлера и Крегера, ликвидация Карлинского, растерянность Венкеля спасли ее. Но полной уверенности в безопасности не было. Только постоянный самоконтроль, соблюдение конспирации могут уберечь ее от провала.
Проснулась Эльза засветло. Собрала все необходимое для поездки и с небольшим чемоданом в одной руке и портфелем в другой спустилась во двор. У серого «опель–капитана» с откидным верхом ее уже ожидали Гардекопф и Фосс. За рулем клевал носом шофер.
— Едем! Позавтракаем в ресторане и — в путь.
В «Викинге», несмотря на ранний час, было много военных, но официантка, увидев Эльзу, тотчас приняла заказ.
Хозяин стоял на своем обычном месте. Эльза направилась к буфетной стойке.
— Я уезжаю на неделю, — объявила она громко, — не могли бы вы собрать нам немного продуктов в дорогу? — И, понизив голос, с тем же выражением лица продолжала: — Нового начальника местного отделения СД Гейнца проинформировали, что вы были арестованы по показаниям парашютиста. Пыталась убедить в вашей непричастности к подполью. Он вроде бы согласился, но полной уверенности у меня нет. Будьте крайне осторожны…
Она вернулась за столик.
— Фосс, хозяин ресторана готовит нам сухой паек. Не забудьте после завтрака забрать сверток.
…Почти трое суток находились в дороге. Впервые после приезда из Германии Эльза получила возможность увидеть вблизи черные следы «нового порядка».
Каждый километр дороги напоминал о смертельном накале противостояния. Пепелища сожженных деревень перемешались с развалами ржавеющего железа — того, что еще недавно нагло подминало под себя земли Европы. То и дело взгляд натыкался на страшные буквы виселиц. Но не только страхом — ненавистью был пропитан воздух. Ненависть уводила людей в леса, плавни, горы. Фронт откатывался в глубь страны, лающий голос на весь мир кричал о скором крахе России, но и на оккупированной территории «сверхчеловеки» не чувствовали себя в безопасности.
В ольховском отделе абвера Миллер провели к заместителю начальника отдела, майору. Сам начальник был в отъезде, его, как выяснялось, срочно вызвали в генерал–губернаторство. Заместитель, просмотрев документы Эльзы, доложил:
— Ваши люди были у нас. Всем, что в моих силах, я помог.
— Прекрасно! Тогда — приступим к делу… По моим данным, в вашем районе есть националисты. Вызовите ко мне кого–либо из вожаков.
Майор распорядился, и вскоре (они не успели даже поговорить о новостях с фронта) посыльный вернулся с высоким, средних лет человеком. Тот вытянулся у порога по стойке «смирно»:
— Слава героям!
— Что он говорит? — не понял гестаповец.
— Слава героям, — разглядев трезубец на левом рукаве националиста, перевела Эльза.
Майор поморщился.
— Переведите ему, что я разрешаю приветствовать себя возгласом «Слава героям!», но только после слов «Хайль Гитлер!»
Мужчина виновато закивал головой.
Задав несколько общих вопросов, Эльза повела речь о главном — вербовке людей в спецшколы абвера. Кого бы из своих людей он рекомендовал для учебы. Бандит почтительно выслушал ее и немедля ответил:
— Фрау, придется связываться с моим начальством. Один я этот вопрос не решу. Не мой уровень. Но если мне будут даны такие полномочия, подберу достойных.
— Да, доверие, оказанное вам, нужно оправдать. — Эльза поняла, что этот вопрос решить с ходу не удастся. — Ну что ж, где они, ваши вожди?
Весь следующий день они колесили по округе. Несмотря на то, что уже наступила осень, день выдался очень жаркий, и к полудню Миллер приказала шоферу откинуть верх машины. Проехали небольшую деревушку — километрах в пятнадцати от города. Сразу за околицей наткнулись на колонну пленных, которую конвоировали эсэсовцы с собаками. Фосс, сидевший подле водителя, посигналил. Конвоиры, увидев автомобиль с офицерами, стали окриками и пинками сгонять пленных на обочину. Сердце Эльзы сжималось от сострадания, когда она смотрела на изможденных, грязных и небритых бойцов в оборванной форме, на их серые, отрешенные лица.
Автомобиль медленно проплыл мимо остановившейся колонны. Эльза всматривалась, встречаясь с невидящими глазами пленных. «Дорогие мои, как же вы сюда попали?! На муки, которые хуже, чем смерть…» Внезапно ее прожгли глаза одного из пленных. Не отрешенность — ненависть, связанную с болью, прочла в них Эльза. Такую ненависть, что женщина невольно вздрогнула. И вдруг… словно током пронзило ее: как он похож на мужа! Он отвернулся, видимо, сдерживая себя. А через секунду его фигура затерялась среди других. Эльза на миг закрыла глаза, и воображение вернуло ей только что увиденный образ. Потемневшее лицо искажено злобой. Да, несомненно, это ее Иван! Но как он мог сюда попасть, если служил на Дальнем Востоке? Впрочем, война распоряжается судьбами людей по–своему…
Машина вырвалась вперед. Эльза сидела прямая, суровая, неприступно–холодная, а внутри у нее все трепетало… И только испарина, выступившая на лбу, выдавала огромное напряжение.
…До самой гостиницы она не проронила и слова. Уже на месте, справившись с собой, подозвала Гардекопфа:
— Вы устали, но мы солдаты. Возвращайтесь к колонне пленных, которых мы обогнали. Узнайте, куда их ведут. Думаю, это будет быстрее, чем наводить справки обычным путем. Доложите потом мне. Это важно.
Гардекопф развернул машину. Миллер прошла в номер. Переоделась, взяла полотенце, мыло и отправилась в душ. Холодные, колючие струи воды придали ей силы, сняли напряжение…
В воскресенье все подчиненные собрались у Гардекопфа. По двое — сотрудник абвера и прикрепленный к нему помощник из СД — заходили для отчета в кабинет Эльзы Миллер. Сведения, собранные ими, превзошли все ожидания! В первый же выезд в свои зоны команда Эльзы завербовала восемнадцать человек из числа полицаев и других фашистских прихвостней. Карьеризм и зависть, царящие в «непобедимом» вермахте, помогли выявить ряд офицеров, неблагонадежность которых подтверждалась свидетельскими показаниями и объяснительными записками, а короче говоря — доносами. Список неблагонадежных занял две страницы. Конечно, эти данные нуждались в перепроверке, но Миллер чувствовала: и Штольц, и шеф будут довольны. Кроме того, Фосс добыл сведения, которые особенно заинтересовали Эльзу. Ей, по распоряжению Центра, нужно было посетить один из закрытых районов, а информация Фосса давала для этого хороший повод.
В первой половине дня Эльза обрабатывала поступившие материалы. Подчиненных, кроме Гардекопфа, отпустила отдыхать, а сама продолжала работать. К обеду подготовила материалы и для Штольца, и для Центра.
Перед уходом на службу Эльза оставила на столе немного денег — знак для горничной, что сегодня она потребуется. Сведения для Центра спрятала во внутренний карман мундира. Гардекопфу вручила солидный пакет для отправки в Берлин. В это время дверь кабинета без стука распахнулась, и Эльза увидела Венкеля и Гейнца. Улыбнулась гостям, пригласила садиться.
— Вы сейчас на обед, фрау?
— Угадали. Подождете меня?
— Разумеется!
В коридоре гостиницы Эльзу ждала связная: влажной тряпкой протирала двери. Миллер миновала ее, слегка кивнув головой. Через минуту горничная постучала: «Разрешите? Я заберу свои щетки и миску…» Эльза вынула из кармана документы:
— Срочно отправьте! Передайте: прибыл новый начальник местного отделения службы безопасности оберштурмбанфюрер Гейнц. Да, завтра меня не будет. Вернусь — держите связь наготове…
Венкель, Гейнц и Эльза, переговариваясь, неторопливо шагали к ресторану. В зале Гейнц придирчиво осмотрелся.
— Неплохо, пожалуй…
Облюбовали уютный столик.
— Вы уже знакомы со здешней кухней? — спросил Гейнц.
— Конечно.
— Тогда доверяю вашему вкусу, — улыбнулся Гейнц.
— Попробую угодить, — в тон ему ответила Эльза, подзывая взглядом расторопного хозяина.
Через несколько минут официантки накрыли стол всевозможными холодными закусками и напитками. Самый придирчивый и капризный гурман не нашел бы изъяна в сервировке и подборе блюд. Но обедали недолго.
По дороге на службу Гейнц взял Эльзу под руку.
— Вы уделите мне пару минут?
— Мое время в вашем распоряжении, — согласилась Миллер.
— Это действительно не отвлечет вас… Венкель, вы свободны.
Гейнц пригласил Миллер в знакомый ей кабинет начальника СД.
— Садитесь, Эльза, — он гостеприимно пододвинул ей кресло. — Я еще, как видите, обжиться здесь не успел. Но это не помешает беседе. Вы уже ознакомились с обстановкой. Каково ваше мнение?
— О мертвых не говорят плохо, но ошибки и упущения были как у Зайлера, так и у Крегера. Они не потрудились позаботиться даже о собственной безопасности! Это — главное. Но вообще, на мой взгляд, этот район относительно спокойный. Здесь служить можно…
— Даже так… — задумался начальник СД.
Поговорили о знакомых. Гейнц с интересом выслушал комментарии Эльзы на темы здешней жизни, потом поболтали о берлинских новостях и погоде. Расстались довольные друг другом.
Завтра с утра предстояла поездка по маршруту, переданному Центром. Вместо себя Эльза оставляла Гартмана, Гардекопф и Фосс отправлялись с ней.
Конечно, перед дальней дорогой необходимо отдохнуть. Но сон не шел: снова и снова перед глазами возникала колонна военнопленных, и сердце останавливалось, и вновь она, словно наяву, встречала полный ужаса и ненависти взгляд родных глаз…
В поселке, на площади, их еще раз пересчитали. Получилось семьдесят. Трем человекам по дороге удалось скрыться в лесу, но многих, очень многих застрелили «при попытке к бегству» — они остались лежать на обочинах и в кювете… Всех солдат и офицеров загнали в покосившуюся, ветхую конюшню.
До войны в поселке размещался один из старейшин конных заводов страны. Гостей и специалистов привлекал конезавод окрасом местной породы: не обычным вороным, а каким–то иссиня–черным. Грациозные кони с точеной шеей и легкой, но мощной грудью считались гордостью края.
Когда началась война, лошадей не успели вывезти, не до них было, и только часть табуна угнали с собой отступающие. Немцы, появившись в округе, тотчас бросились на розыски оставшихся лошадей. К офицеру привели проживавшего поблизости старика.
— Где лошади? — через переводчика спросил у деда офицер.
— Вывезли красноармейцы, а куда — мы того не ведаем, — отвечал старик.
— Я спрашиваю, где «вороной табун»?
— Да кто знает! Не пригоняли вроде табуна с дальних пастбищ…
— Если станет известно что–нибудь, мигом беги к начальнику. Понял?
— Понял: бежать и докладывать. А то как? — пряча усмешку, поклонился старик.
С первых дней на оккупированной земле Зайлер интересовался «вороным табуном», но дальше расспросов дело у него не продвинулось. Табун исчез…
Последнего из пленных втолкнули в конюшню, заперли дверь. Выставили у входа охрану. Пленные сгребали сено, укладывались спать.
— Иван! Артиллерист Иван! Где ты запропастился? — послышался в темноте чей–то могучий голос.
— Тише, чего орешь? Хочешь, чтобы из автоматов по двери шарахнули? — остановил крикуна кто–то, такой же неразличимый во тьме.
— Михей, я здесь, иди по правой стороне, я немного соломы собрал, — откликнулся спокойный голос.
Спотыкаясь о чужие ноги, сопровождаемый чертыханиями, Михей пробрался к артиллеристу. Сбросил шинель на зашуршавшую солому, расстелил, чтобы можно было лечь обоим, и прошептал:
— Ложись рядом, будет теплее, а то по ночам уже холодно.
Иван Петренко последовал совету.
— Ну как? — тихо спросил товарища.
— Плохи наши дела. Стены крепки — кирпичная кладка. Нужен инструмент. Руками подкопа не сделаешь…
— Людей бы подобрать, да сразу… но после такой дороги… Спи, утром осмотримся.
— Что–то ты, Иван, хмурый. Приболел? Аль духом пал?
— Голова болит. Спи, мне говорить трудно, — схитрил капитан, желая прекратить разговор.
Сам он заснуть не мог. Перед глазами — лицо жены. Она — жива. Это главное. Мучило другое. Страшная мысль не укладывалась в голове: «Лиза — предатель?» Нет, это невозможно. Комсомолка, человек честный, открытый. Они так любили друг друга… Нет, если б даже в мелочи оступилась когда–то — рассказала бы ему обо всем… Нет. Не может этого быть!..
Но что же произошло? Ведь ему написали, что она утонула. Почему Лиза в офицерской форме? Переводчикам офицерского звания не присваивают. Значит… Сердце протестовало, Иван искал оправданий, но не находил. Как могло случиться, что Лиза оказалась в стане врагов? А может, он ошибся? Может, эта немка просто очень похожа на его Лизу?!
Нет, то была она, его жена. Когда они встретились взглядами, лицо ее побледнело. Несомненно, Лиза тоже узнала его!.. И все же внешне она осталась равнодушной и спокойной. Предательница… Как пережить такой удар судьбы?!.
…Получив телеграмму о внезапной смерти жены, он держался стойко. Всю свою любовь перенес на сына. И вот «утопленница» ожила. Теперь ему предстояло еще раз выстоять.
Иван никому не рассказал о случившемся. Он решил любой ценой вырваться из плена, узнать правду и только тогда привести в исполнение приговор…
«Это я, я виноват, — терзался он. — После свадьбы нужно было забрать Лизу с собой на Дальний Восток».
Вспомнились последние дни перед отъездом в часть: Лиза ходила грустная, и ему никак не удавалось развеселить ее. Расстроенная, она избегала его расспросов. Уже на перроне вдруг промолвила:
— Что б ни случилось, Ваня, помни, я всегда буду любить тебя! И верь мне. Всегда!
Тогда Петренко не придал ее словам значения, а сейчас они внезапно обрели некий скрытый смысл.
…Война застала капитана Петренко почти у родного дома. Он ехал в отпуск к сыну, но увидеться с ним не успел. Наступление немцев сломало все планы. Оставалось всего несколько часов пути. Когда поезд дернулся, по коридору застучали каблуки патруля и всех военнослужащих попросили освободить вагон. Никто из пассажиров и не подозревал, что началась война с фашистской Германией.
Комендант железнодорожного вокзала, просмотрев документы капитана, направил его в артиллерийский полк, уходящий на фронт. И уже на следующий день полк сражался с фашистами. Петренко был назначен командиром дивизиона 76–миллиметровых пушек. Вскоре связь дивизиона со штабом прервалась. Разведка приносила самые противоречивые данные о нахождении противника. Враг появлялся в самых неожиданных местах, бои завязывались на случайных огневых позициях. Все это привело к тому, что уже через неделю полк, а вернее то, что от него осталось после неравных боев, попал в окружение.
Командир полка приказал капитану Петренко выходить со своим дивизионом самостоятельно. Две недели пробивались они через фашистские тылы. В пути пополнились людьми и техникой из других подразделений. Наконец вышли–таки к своим, на Оржицкую переправу.
По мосту непрерывным потоком текли отступающие части. Руководил переправой небритый, с воспаленными глазами военный в звании комбрига. Петренко получил от него указания и побежал готовить своих бойцов. В это время шум, лязг и гам переправы перекрыл появившийся в небе немецкий разведывательный самолет. Посыльный вернул капитана обратно.
— Товарищи командиры, — говорил комбриг, часто моргая красными веками, — нас засекла «рама». Думаю, на переправу нам остается около получаса. Надо спешить. Бросайте все лишнее! Саперам подготовить мост к взрыву! Вы, товарищ майор, расставьте направляющих по всей переправе — чтоб ни малейшей пробки не было!
Капитану Петренко майор выделил пятнадцать метров моста у самого начала переправы. Минут десять все шло нормально, пока между бревнами не затиснуло колесо повозки со снарядами. Иван кинулся на выручку:
— Выпрягай лошадей! Навались разом!
Когда повозка скатилась с моста, капитан, еще не отдышавшись как следует, спросил ездового:
— Часть–то ваша где?
— Я отбился, товарищ капитан.
— Езжай вон к тем пушкам! Будем выбираться вместе.
— Слушаюсь, товарищ капитан! Спасибо!
Ездового звали Михаил Евсеевич Гнатенко.
Переправа шла полным ходом, когда к мосту подскакали на взмыленных лошадях несколько кавалеристов.
Один из них, не спешиваясь, крикнул Ивану:
— Где комбриг? Мы из дозора.
Командир находился вблизи, и Петренко услышал, как один из кавалеристов докладывал ему:
— К переправе движутся немецкие танки. Сейчас они километрах в трех отсюда.
Командир повернулся к офицерам:
— Скорее людей выводите… А вы, капитан, останьтесь.
Когда они остались вдвоем, комбриг сказал Петренко:
— Сынок, ты, я вижу, все понял. Выйди, сколько можешь, навстречу танкам, там есть удобная позиция, и — бей! Когда мы взорвем мост, уничтожай технику и уходи в лес. Переправишься ниже по реке. Мы идем на Ольховку, догонишь.
Вскоре шум переправы остался за спиной, расчеты готовились к бою.
Долго ждать танков не пришлось. Черные громадины выползли из–за холма, и тут же напоролись на огонь пушек дивизиона. Один за другим запылали пять танков. Гитлеровцы поспешно отошли.
Петренко понимал, что враг не остановится, а попытается обойти орудия с флангов, по центру скорее всего пустят танки для прикрытия пехоты. Тогда придется вести бой в трех направлениях одновременно.
Капитан приказал развернуть часть орудий, оставив в центре всего три.
Он не ошибся: танки начали обтекать дивизион, четыре пошли вперед по центру. За ними мелькали серые фигуры вражеских пехотинцев.
В грохоте боя Петренко не услышал, когда взорвали мост. Оглянулся. На противоположном берегу еще клубилась пыль…
…Когда отбили шестую атаку, дивизиона уже практически не существовало. В живых осталось семь человек, не считая капитана Петренко и лейтенанта Пашкова. Исправными были два орудия, снаряды — на исходе… Капитана контузило, голова трещала. Он понимал: если немцы предпримут еще одну атаку… Пора уходить. Иван подозвал лейтенанта:
— Сколько есть лошадей?
— Двенадцать, товарищ капитан.
— Мы свою задачу выполнили. Взорвать орудия!..
Ездовой Гнатенко выпряг своих лошадей, смастерил подобие седел. Кони у него были ладные, ухоженные. Одного из них Михей подвел капитану.
Группа направилась к лесу. Двигались берегом реки. Вел группу сержант Бобырь, хорошо знавший эти места. Километрах в восемнадцати от бывшей переправы находилась деревня, в которой жили родственники сержанта. Не доезжая до нее, остановились на отдых, сержант отправился в деревню на разведку. Уставшие люди дремали, только Михей вслушивался в тишину ночи.
Сержант вернулся в сопровождении мужика, ехавшего верхом на неказистой крестьянской кобылке. Бобырь обратился к капитану:
— Товарищ капитан, немцев в селе еще не было, но они где–то рядом. Это мой дядя Савелий Иванович. В село въезжать не рекомендует. В двенадцати километрах отсюда есть лесничество. Савелий Иванович советует расположиться там, разведать обстановку и только потом переправляться через реку. В селе ходят слухи, будто выше по реке фашисты уже переправились. У лесника несколько наших красноармейцев.
— Ведите к леснику, Савелий Иванович, — немного подумав, согласился капитан Петренко.
К рассвету добрались до лесничества. Навстречу выскочили две здоровенные собаки и с лаем бросились на лошадей. Савелий Иванович закричал на них, и те, видимо, узнав его, отошли в сторону. Несколько мужчин и женщина вышли на порог дома с оружием в руках.
Капитан Петренко приказал спешиться, лошадей, когда остынут, напоить и накормить.
В избушке у лесника нашли приют молоденький лейтенант, старшина, женщина–санинструктор и четверо солдат. Лейтенант доложил капитану Петренко, кто они и откуда. Рассказал, что у переправы вчера весь день продолжался ожесточенный бой, но чем он закончился, никто не знает.
Санинструктор заметила, что Петренко ранен.
— Товарищ капитан, разрешите, я осмотрю вас, вам нужна помощь…
— Я в вашем распоряжении. Как вы попали сюда?
— Пробираюсь к своим. Была в окружении, выходили с боем ночью, я тащила раненого, из–за него отстала от части, догнать уже не смогла. Добралась до деревни, оттуда и переправили…
— В деревне знают, что все вы здесь, у лесника?
— Савелий Иванович знает. Тот, который и вас привел сюда.
— А лесник где?
— Пошел разведать, что и как.
Санинструктор обработала йодом царапины и ссадины на лице и на руках капитана Петренко, забинтовала ему голову и левую руку.
— Надо бы вам, товарищ капитан, сменить одежду. На вас одни клочья!..
— Да? Спасибо… Спросите, пожалуйста, у лейтенанта Пашкова, может, у него найдется что–либо?
Санинструктор вышла. Капитан поглядел на себя в осколок зеркала, прикрепленный к стене. Вид у него действительно был неважный. Почерневшее, изможденное лицо, ввалившиеся глаза, рваная гимнастерка — отнюдь не командирская внешность!..
Вошел Михей:
— Товарищ капитан, я приготовил воду. Умойтесь, легче станет.
Во дворе на скамейке стояло корыто, наполненное водой, на бортике лежал кусок бельевого мыла. Умывшись, Иван почувствовал некоторое облегчение. Глаза слипались, но голова болела не так сильно.
Подошли Пашков и санинструктор.
— Товарищ капитан! Я подобрал для вас солдатскую форму.
— Спасибо. Я очень устал, прилягу немного… Поставьте часовых…
Санинструктор протянула Петренко две таблетки.
— Выпейте, товарищ капитан.
— Спасибо. Как вас зовут?
— Сержант Лебедева, товарищ капитан.
— Я спрашиваю имя и отчество.
— Светлана Ивановна.
Петренко уснул мгновенно. Проснулся в полдень. У кровати на стуле висела выглаженная одежда и чистое нижнее белье. Начищенные сапоги стояли рядом. На столе поблескивала острием самодельная бритва, лежали мыло и помазок, возвышался кувшин с водой.
Капитан побрился, переоделся и вышел из дома. Бойцы сидели на скамейке перед входом — все свежевыбритые, подтянутые. При виде командира встали. Сержант Бобырь подскочил:
— Товарищ капитан, ждем вас к обеду.
На столе дымились суп и каша. Обедали молча. О вчерашнем бое никто не вспоминал, слишком много погибло товарищей.
После обеда капитан приказал офицерам и сержантам остаться. Когда бойцы удалились, он спросил:
— Какие новости, товарищи?
Докладывал лейтенант Пашков:
— Обстановка сложная, товарищ капитан. Часа три назад у переправы снова кипел бой. Очевидно, какая–то наша часть вышла к реке, а там уже фашисты. Савелий Иванович еще с утра ушел в разведку и до сих пор не возвратился. Мы с ним решили, что он переправится на тот берег, чтобы разузнать, сколько там немцев.
— Будем ждать его возвращения. Смените посты, чтобы нас не застали врасплох.
— Что намереваетесь делать вы? — обратился Петренко к лейтенанту, старшине и санинструктору, которые в доме лесника находились уже третьи сутки.
— Присоединимся к вам, товарищ капитан, если не возражаете, — ответил за всех лейтенант.
Петренко прошелся по комнате.
— Что ж, возражений не имею. Обдумывайте ситуацию, в которой мы все оказались, возможно, у кого–нибудь появятся дельные предложения.
…Уже смеркалось, когда прискакал верхом Савелий Иванович. Спешился и подошел к Петренко.
— Добрый вечер, товарищ капитан!
— Добрый вечер, Савелий Иванович! Чем порадуете?
— Порадовать нечем… Немцы уже на той стороне. Получается, что все мы оказались в тылу у фашистов. Вам нужно уходить лесом, потом плавнями. Уходить немедленно. В деревнях сказывают: фашисты расстреливают пленных. Бобырь проведет вас. Выходите к ночи… По темноте легче добраться до лесной глухомани… Доберетесь — считайте, что спасены.
— Спасибо, Савелий Иванович. У меня к вам еще просьба: нужны три хорошие лошади.
— Постараюсь помочь.
Меньше чем через час Савелий Иванович привел трех оседланных лошадей.
Шесть суток отряд капитана Петренко двигался на восток. Шли ночами. Днем отсыпались в лесу или плавнях, деревни обходили стороной. Разведка, высылаемая вперед, утешительных вестей не приносила. В округе хозяйничали гитлеровцы. Поэтому в бой с фашистами не вступали, стараясь сохранить людей. Только однажды, когда кончились продукты, напали на немецкий обоз. Схватка длилась не более пяти минут. Выпрягли лошадей из повозок, навьючили на них продовольствие и трофейное оружие и, стащив с дороги вражеские трупы и повозки, скрылись в чащобе.
На рассвете приблизились к хутору, расположенному у кромки леса. Разведчики доложили, что на хуторе проживает лишь одна семья, остальные дома пустуют, фашистов нет. Петренко решил заглянуть на хутор, чтобы дать возможность людям отдохнуть и привести себя в порядок.
Мирно гудели над ульями пчелы, золотились тяжелыми плодами деревья в садах — все дышало миром и покоем…
Хозяин, плотный рыжий мужик, и его жена накрыли на стол. Поели, выставили часовых и расположились на отдых. Хозяин подсел к капитану:
— Товарищ командир, может, мне проехать в село — разузнать там, что да как? На меня никто не посмотрит, я тутошний… А ваши все приметные… А?
Петренко согласился. За шесть суток пути отряду не однажды приходилось прибегать к помощи местных жителей, и всегда это были честные люди. Но в этот раз… Хозяин, бывший петлюровец, люто ненавидел Советскую власть. В трех километрах от хутора, в селе, расположился вражеский гарнизон, туда и отправился предатель.
…Через час фашисты незаметно окружили хутор. Один из часовых, внезапно увидев немцев перед собой, успел выстрелить. Весь отряд в мгновение ока был на ногах. Но немцы уже ворвались на хутор. Капитан Петренко выбил окно и из ручного пулемета расстреливал фашистов в упор. Укрывшись у другого окна, стрелял из карабина Михей Гнатенко. Лейтенант Пашков пробился к дому, закричал:
— Товарищ капитан, выбирайтесь…
Петренко перебил его:
— Приказываю: возьмите мои и Михея документы и уводите людей! Пробивайтесь, иначе погибнем все!
— Слушаюсь, товарищ капитан! Все за мной!
Конники вихрем вылетели со двора. В доме остались Иван и Михей. Они еще какое–то время отбивались, пока не скрипнула дверь за спиной и не влетела в комнату граната, брошенная предателем…
В дом ворвались фашисты. Схватили обоих смельчаков и волоком вытащили во двор. Первым очнулся Михей. Поднявшись, он озирался по сторонам, не понимая, что произошло. К пленным подошли немецкий офицер и переводчик. Офицер что–то спросил. Переводчик тут же забубнил:
— Офицер? Политрук? НКВД?
— Нет, — с трудом помотал головой Михей. — Ездовой. — И показал, как он правит лошадьми.
— А этот? — переводчик кивнул на распростертого на земле капитана.
— Солдат, артиллерист… — ответил Михей.
— Понятно. Бери его на плечи и пошли.
Михей нагнулся над капитаном, кряхтя от натуги, взвалил его на себя и понес, сопровождаемый хохотом немцев. Петренко вскоре пришел в себя. Михей Евсеевич осторожно опустил его и потихоньку повел по узкой тропке. В деревне их обыскали, но документов не нашли. Втолкнули в какое–то подворье и погнали к сараю. Один из солдат отомкнул ключом громадный амбарный замок и показал рукой:
— Шнель! Шнель!
Натужно захлопнулась тяжелая дверь. В амбаре царил полумрак. Через щели в стенах и кровле проникал предзакатный свет. Петренко осмотрелся: вокруг сидели и лежали пленные. Их было много. Знакомых — никого. Пожилой солдат подозвал к себе капитана:
— Садись, браток. В ногах правды нет.
Когда Михей и Петренко подсели к нему, он дружелюбно поинтересовался:
— Табачку не найдется?
— Все, что было, немцы вытряхнули…
— Жаль. Три дня не курил. Вас когда взяли?
— Часа два назад на хуторе, недалеко отсюда. Хозяин немцев привел…
— Вот иуда! Мы все через него тут оказались! Если вырвусь из плена, своими руками задушу гада! Садись поближе, сынок, перевяжу тебе голову, ты весь в крови…
Солдат оторвал кусок чистой, неиспользованной еще нортянки и принялся перевязывать Ивану голову.
— Ты, друг, случайно не врач?
— Нет, кузнец. А перевязывать научился еще в империалистическую. Третий раз в жизни воюю… — Солдат вздохнул. — Ну вот… А теперь ложись, сынок, тебе, видать, крепко досталось сегодня…
Иван прилег на ворох соломы, закрыл глаза. Михей примостился рядом. Вскоре оба забылись тревожным сном.
До встречи с Лизой капитана Петренко с колонной пленных несколько раз перегоняли из одного местечка в другое. Особенно запомнился последний эсэсовский конвой: после того как пленных вывели из барака, немцы выстроили их в шеренгу и пересчитали. Оказалось, триста с лишним человек. Пожилой эсэсовец прошелся вдоль строя, внимательно осмотрел каждого, остановился и проговорил на хорошем русском языке:
— Держаться всем строго в затылок друг другу. Шаг влево, шаг вправо — считается попыткой к бегству, и стрелять будем без предупреждения!
Построили всех в колонну по четыре. Пронеслась команда: «Вперед! Шагом марш!»
Колонна выбралась на шоссе. Дорогой фашисты стреляли в пленных по поводу и без повода. К месту назначения прибыло около ста человек.
Капитан Петренко сразу узнал город, в который их пригнали. Здесь он учился в артиллерийском училище. В этом городе они с Лизой познакомились и полюбили друг друга. Он был курсантом, а она — студенткой института иностранных языков. Сколько светлых вечеров провели они здесь вместе. И как трудно было расставаться… Вспомнив об этом, Петренко даже застонал от душевной боли.
Михей заботливо наклонился:
— Тебе плохо, капитан? — едва слышно прошептал он.
— Плохо, Михей… Как никогда в жизни…
— Держись! Уйдем с тобой в лес…
— Держусь, Михей Евсеевич. Стараюсь…
Приняв душ, Эльза вернулась к себе в комнату. Холодная вода немного успокоила ее, но все же какая–то внутренняя дрожь осталась… Она оделась и стала ждать Гардекопфа. Тот управился с заданием на удивление оперативно и вскоре чуть охрипшим голосом докладывал: сорок пленных размещены в одной из конюшен на территории конного завода. Они займутся переоборудованием завода в лагерь с пропускной способностью в тысячу человек. Подчинение — имперскому управлению по делам концлагерей. На период строительства ответственность за пленных и за качество того, что им предстоит сделать, возложена на начальника местного отделения СД оберштурмбанфюрера Гейнца. Обитатели нового лагеря будут использованы на тяжелых ремонтных работах. Во Франции и в генерал–губернаторстве подобные концлагеря уже имеются.
Гардекопф ушел. Эльза сидела задумавшись. Она понимала: Иван узнал ее. Ему сейчас невыносимо трудно. Но каково ей!..
И все же, несмотря ни на что, надо срочно браться за очередную шифровку. Материалы, собранные по маршруту поездки, оказались настолько важными, что их необходимо было отправить незамедлительно. Кроме того, надо сообщить в Центр, что в группе пленных, прибывших для переоборудования конного завода в концлагерь, находится Петренко. Это опасное совпадение может повлечь разные неожиданности. Пока муж находится в лагере, буквально под боком, она не может быть абсолютно уверена в успехе. Его придется спешно переправить в лес. Как это сделать, Эльза пока не знала…
Не торопясь, она спустилась в холл, оставив в комнате на столе деньги…
В дверях Эльза столкнулась с Гартманом.
— Какие новости, лейтенант? — спросила она.
Гартман сощурился:
— Есть новость. Оберштурмбанфюрер Гейнц, пока вы ездили на «экскурсию», расследовал… — Гартман, не договорив, рассмеялся.
Эльза надменно взглянула на него:
— Что–то я не совсем понимаю вас.
— Сейчас объясню. Гейнц считает, что вы пристрелили Карлинского, чтоб не делиться с СД сведениями, которые узнали от этой свиньи. Шофер Крегера доложил, что ездил со своим шефом к Карлинскому. Гейнц допрашивал жену Карлинского. Бился с ней полдня! И впустую! Приказал расстрелять… А в итоге, перерыв все бумаги Зайлера и Крегера, так и не нашел в них ничего о Карлинском!
— Да–а, — протянула Миллер, — действительно забавно. Это напоминает историю об одном любознательном человеке. Он уже сделал было карьеру, но его подвела излишняя разговорчивость. Беднягу отправили в командировку… на фронт! Вы меня поняли, лейтенант?
— Можете рассчитывать на мою деликатность, фрау.
Возле здания СД Эльза привычно поприветствовала дежурного, прошла по коридору. Гартман не отставал. У порога кабинета Эльза недовольно оглянулась:
— Ну же!.. Что еще?
— Из Берлина прибыло для вас несколько пакетов. Я закрыл их в сейфе у Гардекопфа. И последнее, Гейнц интересовался, приехали вы или нет?
— Зачем я ему понадобилась?
Гартман пожал плечами:
— Он не сказал…
— Ладно. Принесите почту. Никуда не отлучайтесь из кабинета Гардекопфа. Без доклада ко мне никого не пропускать!
Донесение для Центра было зашифровано. Оставалось сделать приписку о неожиданной встрече с мужем. На это ушло несколько минут. Потом она принялась за почту из Берлина.
Первый пакет, был от Штольца. Штандартенфюрер был доволен ею, официально извещал, что для нее дополнительно выделяют шесть человек и два автомобиля в связи с тем, что зона действия ее полномочий расширяется. В пакет была вложена копия приказа о том, что Миллер досрочно присвоено звание гауптмана. В небольшом свертке прибыли новые знаки различия. Здесь же была и короткая личная записка.
«Поздравляю с повышением. Ты правильно делаешь, что подкрепляешь докладные записки объяснительными виновных и показаниями свидетелей. Потерпи. Думаю, скоро мы тебя отзовем в Берлин. Штольц».
В остальных пакетах были циркуляры. Эльза сняла китель, аккуратно прикрепила новые знаки различия, вышла к Гартману:
— Лейтенант, доложите Гейнцу, что я вернулась.
— Слушаюсь! — Гартман замер как вкопанный и, похоже, не собирался двинуться с места, глазея на Эльзу удивленно и даже испуганно.
— Что с вами?
— Прошу прощения, я заметил, что у вас новые знаки различия! Позвольте поздравить!..
Эльза возвратилась к своему столу, но углубиться в работу ей не дали — в кабинет один за другим вошли Гейнц, Венкель и Гартман.
— Восхищен вами, фрау Миллер!
— Примите мои искренние поздравления!
— О, господа…
— Надеюсь, мы сегодня выпьем за ваше здоровье?
— А вы как думали! Приглашаю вас всех, господа, в «Викинг». Гартман, передайте всем нашим, кто не в командировке, мою просьбу: к 20.00 быть в ресторане. В парадной форме, естественно.
— Только так, фрау!
До назначенного времени оставалось совсем немного, когда Миллер в сопровождении Гардекопфа появилась в ресторане. Как обычно по вечерам, здесь было многолюдно. Не задерживаясь в зале, подошли к бару. Хозяин уставился на Эльзу:
— Фрау можно поздравить с повышением в звании?!
Она кивнула.
Гардекопф спросил:
— Как наш заказ?
— Два столика, каждый на четверых, ждут вас.
Эльза улыбнулась:
— Гардекопф, проследите, чтобы все было свежим!
Тот отправился на кухню вслед за официанткой. Эльза обратилась к владельцу:
— Вино я хочу выбрать сама…
— Тогда прошу вас, фрау Миллер, за мной…
Они спустились в подвал.
— Что–то стряслось? — встревожился хозяин.
— Да. Сегодня на конезаводе разместили пленных. Среди них мой муж. Он случайно увидел меня, узнал и может натворить беды! Необходимо устроить ему побег, переправить в лес. Есть ли такая возможность?
— Не знаю. Дело не из легких. Там всюду посты. Если напасть, вряд ли кто из пленных доберется до леса. Да и все случайности не предусмотреть. Лучше сделать как–то так, чтобы инициатором побега стали вы сами… Только…
— Да? — В полутьме подвала трудно было разглядеть выражение лица Эльзы. Она помолчала, обдумывая ситуацию. — Оставайтесь здесь, я пришлю за вином Гардекопфа…
Эльза взглянула на часы: 20.00. Начальник СД и его заместитель уже сидели за столом Миллер. Двух офицеров службы безопасности, пришедших с ними, пригласили к столу Гартмана и Фосса.
Гейнц и Венкель столь усердно ухаживали за Эльзой, что она с милой улыбкой обратилась к обоим:
— У меня нет слов, господа! Вы сегодня слишком внимательны, галантные мои кавалеры! Но мы, немки, опасаемся полноты больше, чем партизан. Прошу вас не так рьяно наполнять мои тарелки… Не то…
Все расхохотались.
— Фрау Миллер! Не будь вы офицером абвера, вы были бы неотразимой женщиной, — ухмыльнулся начальник гестапо.
— Неужели офицерская форма убивает в женщине женщину?
— Не совсем. Но поклонников удерживает ваш пистолет, которым, говорят, вы владеете неплохо.
Эльза промолчала.
— Милая фрау, не смогли бы вы сейчас помочь нам? — понизил голос Гейнц. — Мне и Венкелю? Мы будем вашими искренними друзьями.
— Может, и впрямь вернуться к старому варианту? Разумеется, с новыми исполнителями. Боюсь только, что в случае неудачи во всем виновата буду я. Да и не входят в сферу моей деятельности эти детективные страсти. Нет, пожалуй, мне лучше держаться в стороне и бороться, как и положено, за чистоту армейских рядов…
— О, фрау Миллер! Хотя бы подскажите… Об остальном мы и сами догадались бы.
— Хорошо. В благодарность за ваши добрые пожелания. Зайлер и Крегер из каких–то источников знали: в отряде «Смерть фашизму» есть работники НКВД, оставленные со спецзаданием.
Начав говорить, Эльза Миллер лишь в общих чертах представляла, как выйдет на нужную ей ситуацию. Но внутренне вся собралась, понимая: сейчас может решиться очень многое… И, сохраняя уверенное спокойствие, продолжала:
— То, что рядом с городом строится концлагерь, партизанам уже наверняка известно… В связи с этим у меня есть неплохая идея внедрения наших людей в отряд при помощи самих русских пленных.
— Каким образом?
— Отобрать человек двенадцать пленных, поручить их охрану полицейским. Послать разбирать какой–нибудь барак вблизи леса. Или на заготовку дров. Наши агенты нападают на охрану, уничтожают ее и с пленными уходят в лес. Такая разработка может пройти?..
— Вполне!
— Два–три подготовленных агента — сила. Если, конечно, у вас есть надежные люди. И если не промахнетесь при отборе пленных. Россия — страна фанатиков, одержимых манией подозрительности.
— Эльза! Это лучшее, что можно придумать в данной ситуации. Агентов мы обеспечим. Вас прошу об одном: помогите отобрать пленных, ведь вы хорошо знаете русских.
— Согласна. Но на этом моя миссия кончается. Когда–то я слыла неплохой физиономисткой. Пусть ваш человек, скажем, «репортер из Берлина», сфотографирует пленных. Остальные данные о них затребуют мои люди. Я отберу тех, кто вам пригодится. Мне появляться там — глупо: партизаны сразу заинтересуются моей персоной, ведь я здесь работала… К тому же излишне фиксировать внимание самих пленных на процессе селекции.
— Да, конечно. Операцию надо провести чисто. Завтра утром фотограф из… «Фёлькишер беобахтер» возьмется за работу…
Возвратившись к себе, Эльза спокойно обдумала сложившуюся ситуацию. Что побудило Гейнца расследовать смерть Карлинского? Его объяснение мало смахивает на правду… Идея с пленными понравилась… Рискованно, но лишь бы выручить Ивана… Главное — кажется, удалось натолкнуть Гейнца обратиться ко мне с такого рода просьбой, не вызвав при этом подозрений. Похоже, он был даже рад взвалить черновую работу на чужие плечи. В конце концов, почему бы абверу и не пособить коллегам, столь щедро помогающим армейской разведке? Да и ответственность, что бы там фрау гауптман не говорила, делится, пусть не надвое, но все же, все же…
Хозяин ресторана передал ей новое задание. На отдых прибыли две немецкие дивизии. Центр поручил партизанским отрядам задержать их, активизировав диверсионные действия. Для этого нужно собрать об этих дивизиях сведения. Задание срочное… Но это — завтра. Утро вечера мудренее…
Придя на службу, Эльза первым делом заглянула к неутомимому Гардекопфу.
— Гардекопф, найдите Гартмана и Фосса и немедленно ко мне! — приказала нетерпеливо.
Вскоре «команда» собралась в кабинете.
— Гартман! Вы занимались дивизиями, прибывшими к нам на отдых?
— Нет, фрау гауптман. Они ведь только прибыли. Не успел…
— Вместе с Фоссом займитесь этим безотлагательно!
До десяти часов Эльза составляла сводку. Описала подробно положение в округе. Отчет получился солидный, подтвержденный документами. Эльза запечатала пакет, отдала Гардекопфу для отправки. Потом достала из сейфа вчерашнюю почту, принялась изучать уже не спеша, внимательно.
Но спокойно поработать не удалось. В начале двенадцатого позвонил Гейнц. Просил разрешения продолжить недавний разговор. Вскоре он вместе с Венкелем был у Эльзы. Протянул ей толстый черный пакет. Эльза вынула из конверта снимки. Медленно перебрала, отложила три. На одном из них пленные шли строем по двору конного завода. На втором и третьем стояли в шеренге. Миллер не торопясь вглядывалась в лица… Иван здесь был на первом плане. Эльза передала снимки Гейнцу.
— Господа, попробуйте сами, не советуясь друг с другом, исходя из собственных соображений, отобрать кандидатов. А потом обсудим результаты.
Пока Гейнц и Венкель тасовали фотографии и что–то отмечали на них, Эльза украдкой наблюдала за эсэсовцами. Она надеялась, что кто–то из них обратит внимание на Ивана. Если же этого не случится, придется вмешаться ей, хотя лучше бы обойтись без этого. Несколько минут царило молчание.
Гейнц и Венкель отобрали разных людей, но оба крестиками указали на Петренко.
Эльза ни единым жестом не выдала своих чувств. Подняла голову, посмотрела на начальника и его заместителя, ожидавших, что она скажет.
— Знаете, я довольна… Могу согласиться с каждым из вас. Но господин оберштурмбанфюрер, пожалуй, отобрал людей более надежных. Несломленная воля отражается в их глазах. Такие смогут защитить агентов на случай, если в партизанском отряде что–то заподозрят. Не так ли?
Гейнц, явно польщенный похвалой Эльзы Миллер, заговорил:
— Завтра же начнем подготовку к операции. Думаю, пяти полицейских для охраны хватит. Пленные будут заняты своей работой, освободят их только через неделю. Так будет вернее… Не вызовет ни у кого подозрения… Вы согласны со мной?
— Неделя? Да, пожалуй, этого достаточно для подготовки ваших агентов…
Когда за Гейнцем и Венкелем закрылась дверь, Эльза облегченно вздохнула. Но ее волновало одно обстоятельство: почему и Гейнц, и Венкель, словно сговорившись, отметили крестиками именно Ивана? О том, что среди пленных находился ее муж, они ни знать, ни подозревать не могли. А вдруг?.. Если бы дело вел только Венкель, Эльза не тревожилась бы. А вот Гейнца надо остерегаться. Он хитрее и опаснее даже убитого Зайлера.
В кабинет вошел Гардекопф, доложил, что группа в количестве восьми человек ждет распоряжений…
Эльза достала из сейфа пакет с наградами для подчиненных, приказ о награждении и вышла вслед за Гардекопфом.
— Господа офицеры, сейчас я вручу вам награды за ваши прежние успехи. Вы, Гардекопф, и вы, Гартман, повышены в звании. Это своего рода аванс, его придется честно отработать! Руководство дает вам понять: на данной службе вы можете быстро продвинуться, но для этого нужен максимум усилий! Анализ нашей работы показал, что в вермахте не все еще благополучно. Враг саботирует распоряжения фюрера, неблагонадежные выявлены даже в среде офицерского состава. Будьте беспощадны к тем, кто колеблется и не верит в победу Великой Германии. Докажите, что вы достойны оказанного вам доверия и наград! Завтра всем, кроме Фосса, надлежит вернуться в отведенные им районы…
Эльза вернулась к себе, остановилась у раскрытого окна, выходящего во двор. Там, внизу, эсэсовцы загоняли в крытые машины арестованных. С тех пор как появился Гейнц, начались массовые расстрелы людей, заподозренных в помощи партизанам или взятых по доносам. Гейнц расстреливал даже случайно задержанных.
Эльза не переставала думать об Иване. Радовалась, что он жив. Но вот сможет ли он понять, в какой она ситуации? Поверит ли ей?..
Ее размышления прервал стук в дверь. Заглянул Гардекопф: быстро назвал имя и звание очередного гостя. Эльза ушам своим не поверила. Тут же в кабинет вошел… штурмбанфюрер CG Мейер!
— Как приятно видеть здесь берлинских друзей! — расцвела в улыбке Эльза. — Какими судьбами?
— Привели меня сюда дороги военного времени, а еще — просьба вашего кузена: я привез вам небольшую посылку от Нейсов.
Мейер галантно поцеловал Эльзе руку, кивнул на нашивки:
— Вы, я вижу, не теряете зря времени…
Штурмбанфюрер Мейер рассказал, что младший Нейс недавно возвратился из–за границы, где проводил какую–то ответственную и весьма деликатную операцию. На вопрос Эльзы, что это за операция, Мейер пожал плечами:
— В последнее время в СД все держат под замком. Помешаны на секретах. Якобы замечена утечка информации за границу. Контрразведка пытается найти каналы утечки, но пока безрезультатно. В СД много отличных разведчиков, и кто знает, возможно, кто–то из них двойник. Шелленберг весьма обеспокоен происходящим.
— Да, но если в нашей разведке появились шпионы… Кое–кому это грозит большими неприятностями! А может быть, это просто игра, которую ведет ваш шеф? Да и вы, Мейер, слишком опытный разведчик, чтобы рассказывать сотруднику абвера такое. Или вы вслед за мной решили сменить ведомство?
Штурмбанфюрер рассмеялся:
— Вот что значит служить в абвере! Другой не придал бы значения моим словам, а вы…
— Я подумала, что смогу быть вам полезна. Сообщу своему начальству в Берлин…
— Да мне не поверят! Решат, что это очередной трюк Гиммлера!
Наступила пауза. Мейер закурил.
— Вы надолго к нам? — спросила Эльза погодя.
— В соседнем районе буду проверять агентуру, готовящуюся к заброске в тыл к русским. Месяца два придется проторчать.
Эльза переменила тему:
— Расскажите лучше о берлинских новостях.
— Все берлинские новости — это новости с фронта. В каждой семье кто–то воюет.
Эльза многозначительно посмотрела на Мейера.
— Меня интересуют новости иного характера, какие именно, я думаю, вы догадываетесь.
— Догадываюсь. В последнее время не ладятся отношения между Канарисом и Гиммлером. Ходят слухи о слиянии этих двух служб. Но в скором времени ничего подобного не произойдет. Адмирал пользуется доверием фюрера.
— А что у Штольца?
— Все в порядке. Да, кстати, у меня для вас от него записка…
Мейер вынул из нагрудного кармана конверт. Адресат указан не был. Эльза оторвала узкую полоску, взяла небольшой лист канцелярской бумаги, сложенной пополам, и начала читать.
«Постарайся помочь нашему другу. Он оказал нам серьезную услугу и заслуживает доверия. Подбери ему двух–трех человек. Надеюсь на тебя. Штольц.»
Миллер бросила быстрый взгляд на Мейера. Тот сидел спокойно, затягиваясь дымом сигареты.
— Штольц считает себя вашим должником… Кстати, что это за услуга, которую вы оказали абверу? Тоже секрет?
— Пустяки. Я совершил небольшое путешествие по Финляндии. Там одного вашего сотрудника перевербовали англичане. Я узнал об этом от своего агента. Потом, в Германии, повстречался со Штольцем и, так сказать, поделился впечатлением. Проверив факты, он убедился, что я прав… Тогда я, в качестве ответного жеста, попросил освободить из концлагеря фрау Линце и помочь с агентами для России. Вот и все.
— Фрау Линце освободили?
— Увы, приказ опоздал…
— М–да… Я хотела сорвать с вас солидный куш за агентов, но придется выполнить просьбу Штольца….. — Эльза сняла трубку: — Гардекопф, распорядитесь насчет кофе…
Эльзе было над чем поразмыслить, когда она вновь осталась одна. Действия Штольца были ей непонятны. Непонятным было и странное поведение Мейера. Услуги услугами, но — все–таки — почему Штольц решил помочь Мейеру в подборе агентуры? Может, Мейер работает на Штольца? Или — наоборот… Звонить штандартенфюреру опасно, так как его телефон наверняка на контроле. В записке Штольц ни разу не назвал ее по имени, конверт был без адреса, единственная оплошность с его стороны заключалась в том, что в записке речь шла об агентах. Странно…
В коридорах СД было уже совсем пусто. Дежурный офицер, увидев ее, вскочил, отдал честь.
— Оберштурмбанфюрер Гейнц и гауптштурмфюрер Венкель еще у себя? — спросила Эльза.
— После обеда они уехали с зондеркомандой в какую–то лесную деревню. Там обнаружены партизаны. Сегодня наши парни поработают…
Эльза вернулась к себе, достала из сейфа нужные документы и принялась за шифровку.
Последнее время к ней стекалась обильная информация от завербованных полицаев и других предателей. Временами Эльзе казалось, что она слишком часто отправляет шифровки и что сведения, переданные ею, не столь уж важны для Москвы. Впрочем, когда–то Манодзи постоянно твердил ей: все, что станет известно о противнике, надлежит отправить в Центр, судить о важности информации разведчик не должен, так как привыкает к новостям и ему кажется, что ставшее известным ему известно и другим. Поэтому донесения Эльза старалась составлять как можно подробнее. Почти два часа ушло на шифровку, за это время ее никто не потревожил. Спрятав написанное во внутренний карман мундира, она приоткрыла дверь, вернулась к столу и по тем же документам принялась составлять отчет для Штольца. Через час запечатала бумаги в конверт и заперла в сейф, чтобы завтра пораньше отправить в Берлин.
Сделав все, она задумалась. В свое время, когда она училась в высшей школе абвера, преподаватель стрельбы Горн часто твердил ей, что стрельба благоприятно действует на человека с перегруженной нервной системой. А не побывать ли ей в тире, в подвале этого же здания?
Эльза спустилась по лестнице навстречу грому выстрелов. Оружейник СД унтершарфюрер Вайнер подошел к барьеру.
— Отрабатываем стрельбу из пистолета по движущимся мишеням, — доложил он в паузе между выстрелами.
Четверо офицеров одновременно вскинули руки с парабеллумами. Стрельба велась одиночными выстрелами. После каждого выстрела Вайнер отмечал на листке бумаги против фамилий офицеров попадание или промах. Эльза с интересом наблюдала за стрельбой. Все четверо были отличными стрелками: мишени падали почти после каждого выстрела. Когда обоймы были разряжены, один из стреляющих обратился к Миллер:
— Желаете потренироваться? Уступаю свой пистолет. Пристрелян отлично.
— Благодарю, оберштурмфюрер! Смените обойму. Господа, кто из вас даст мне еще один парабеллум?
С трех сторон к Эльзе протянулись рифленные рукоятки. Эльза выбрала один из парабеллумов, осмотрела, подала Вайнеру:
— Перезарядите и этот.
Офицер сменил обойму. Эсэсовцы скептически поглядывали на Эльзу. Оружейник спросил:
— Будете стрелять с двух рук одновременно по движущимся? Или установить обыкновенный щит?
— Пусть движутся…
Миллер давно не тренировалась в стрельбе из двух пистолетов. Правда, когда заканчивала школу, Горн уверял, что она — его лучший стрелок. Сейчас, видя, с каким любопытством смотрят на нее офицеры, она волновалась — получится ли…
Унтершарфюрер подготовил мишени, вернулся на свое место:
— Готово!
Серия выстрелов протрещала, как барабанная дробь. Мишени попадали, а в центре щита появились отверстия. Офицеры явно не ожидали такого результата. Вайнер кинулся к мишеням:
— Ну и меткость! Если бы я не видел этого своими глазами, не поверил бы, что такое возможно!
Офицеры окружили Эльзу и начали, перебивая друг друга, расспрашивать:
— Где вы учились, если не секрет?
— Трудно ли освоить такой прием?
— К сожалению, господа, у меня совсем нет времени… Прощайте.
На следующий день, едва Эльза Миллер успела закончить утренний туалет, послышался легкий стук в дверь. Связная вошла в комнату, молча протянула конверт.
В свою очередь Эльза тоже передала девушке конверт. Горничная спрятала его, сняла со стола скатерть и вышла. Эльза заперлась на ключ.
Миловану,
Мейеру передайте «повара». Он на подозрении. Это для него удобный случай исчезнуть. «Повар» сведет Мейера еще с двумя. Он обо всем проинформирует. Желаю удачи.
Радомир.
Миллер оделась и вышла из гостиницы. У крыльца в ожидании автомашины стояли ее подчиненные, они уезжали в отведенные им зоны. Эльза распорядилась:
— Гардекопф и Фосс со мной, остальные ждите транспорта.
На крыльце местного отделения СД им встретился Венкель. Он был не в духе.
— Как вчерашняя акция, гауптштурмфюрер? — спросила Эльза.
— Неудачно. Взяли по подозрению десять человек. Партизан в деревне не обнаружили. Работаем вслепую.
Миллер отозвала его в сторону:
— То, что я вам скажу, должно остаться между нами: прибыл запрос о деятельности оберштурмбанфюрера Гейнца. Аналогичный запрос пришел и на вас.
Венкель побледнел, нахмурился.
— Не понимаю, чем это вызвано? — продолжала Эльза. — Но я уважаю вас и решила с вами посоветоваться. Какого мнения вы о Гейнце?
— Он — опытный офицер. С его появлением в городе установлен порядок, введен комендантский час, круглосуточное патрулирование. О самом оберштурмбанфюрере могу сказать только самое хорошее.
— Благодарю вас.
Эльза повернулась, собираясь уходить, и Венкель торопливо, пряча за усмешкой опаску, спросил:
— А что вы напишете обо мне?
— Только то, чего вы заслуживаете.
— И все же…
— Я отправлю почту и потом расскажу вам, — пообещала Эльза.
Зная, что Гейнц и Венкель готовят акцию внедрения агентов в партизанский отряд «Смерть фашизму», и понимая, что от этой операции зависит судьба ее мужа, Эльза пыталась вывести из равновесия обоих. На эту мысль ее натолкнуло письмо Штольца. Он интересовался, помогает ли ей в работе местное СД, так как другие офицеры абвера, выполняющие подобные функции, жалуются. В том, что она сказала Венкелю, была доля правды. Не ответив ему ничего конкретного, Миллер предвидела, что Венкель тотчас обо всем сообщит Гейнцу и оба явятся к ней выяснять отношения.
Она будто в воду смотрела. Не успела разложить на столе бумаги, как в дверь кабинета постучали.
Это был Гардекопф.
— Начальник СД Гейнц и его заместитель Венкель просят разрешения посетить вас.
— Пусть войдут.
Демонстрируя вынужденный перерыв в своей многотрудной деятельности, Эльза собрала со стола бумаги, закрыла их в сейф.
— Итак… Слушаю вас, господа. У вас есть что–нибудь новое?
Гейнц замялся:
— Сегодня десять пленных, отобранных для акции «побег», почти у самого леса разбирают старое здание. Охрана — пять полицейских. Но если мы будем ждать неделю, как планировали раньше, их могут освободить настоящие партизаны. Этого мы не учли. Словом, операцию необходимо провести завтра утром. Мои люди готовы. А как считаете вы?
— Согласна с вами, время не ждет. Не помешало бы сфотографировать пленных вместе с полицаями завтра утром перед отправкой на место работы. В случае удачи — отличный фотодокумент. Его можно будет с докладом отослать в Берлин. Там любят такие документы. Снимок подтвердит, что операция была продумана и проведена специалистами.
— Пожалуй, это дельный совет. Не желаете ли посмотреть, как все произойдет? Там, где работают пленные, есть овраг. Из него можно наблюдать за ходом событий…
— К сожалению, нет времени, господа, дел по горло…
— Жаль… Ну, ничего. После «освобождения» мы с Венкелем информируем вас обо всем.
— Благодарю, — поднялась Эльза, давая понять, что визит окончен.
Гейнц напрягся.
— Уважаемая фрау, простите… Гауптштурмфюрер Венкель сказал, что получен запрос из Берлина. Это правда? Чем именно интересуется Берлин?
— Всем, что мне известно о вас… Успокойтесь… Я напишу, что знаю вас с самой хорошей стороны. Подчеркну, что вы сверхосторожны.
— Как это? — удивился Гейнц.
— Ведь вы не доверяете даже мне, офицеру с особыми полномочиями!
— Как прикажете понимать? — Гейнц, явно растерянный, пытался выиграть время.
— Жена Карлинского… — Эльза прищурила глаза. — Если бы вы не поторопились расстрелять ее, она о многом рассказала бы…
— Но надеюсь, она не сообщила бы ничего такого, что могло опорочить вас.
— А вы, господин Гейнц, интересовались сведениями именно такого рода?
— Мне говорили о случае с хозяином ресторана, и я обязан был заподозрить и его, и вас. К тому же убийство Карлинского… Сейчас мне ясно, что вы использовали те средства, какие сочли нужными. Но впредь, поверьте, что б ни случилось, я вмешиваться в ваши дела не стану, В абвере свой стиль работы… Принимаете мои извинения?
— Да. Хотя верю им не очень. И все же в Берлин я напишу о вас и вашем заместителе только хорошее. Нам ведь работать и дальше. Но вы, надеюсь, понимаете, что долг платежом красен?..
— Большое спасибо, фрау.
Гейнц и Венкель поднялись. В это время в кабинет заглянул Гардекопф.
— Фрау гауптман, к вам штурмбанфюрер Мейер.
Эльза кивнула.
— Знакомьтесь, штурмбанфюрер. Начальник местного СД оберштурмбанфюрер Гейнц и его заместитель гауптштурмфюрер Венкель.
Обменявшись приветствиями, Гейнц и Венкель вышли. Мейер опустился на стул.
— Ну что, поговорим о делах? — предложил он бодро.
— Да, но не здесь, а в ресторане «Викинг». Вы уже завтракали?
— Нет.
— Вот заодно и позавтракаем… В конце концов ведь должна я выполнить поручение штандартенфюрера Штольца? Поэтому и поведу вас в этот ресторан. Его хозяин был одним из лучших агентов моего отца. Сейчас занимается торговлей. Но он не раз жаловался мне, как трудно разведчику стать обыкновенным человеком. Его я и передам в ваше распоряжение. Не возражаете?
В ресторане, как обычно, к столу Эльзы тотчас подошел хозяин. Она пригласила его присесть.
— Вы знаете, о чем у нас будет разговор? — спросил Мейер.
— Да, и готов к нему. Мое заведение — просто небольшая передышка от постоянного риска. Теперь мне остается продать его новому владельцу и заняться настоящим Делом. Фрау Миллер предупредила, что с сегодняшнего дня я буду в полном вашем распоряжении, а она уже не будет иметь на меня и на двух моих агентов, с которыми я работал до войны, никаких прав…
Эльза хорошо понимала, что с этим завтраком кончаются все ее контакты с хозяином ресторана «Викинг». К этому неприметному человеку она уже успела привыкнуть за время коротких встреч. Что же, Центр решил правильно. В СД не забыли, что в свое время владелец «Викинга» был арестован Зайлером. Скорее всего многие там и сейчас сомневаются в его невиновности.
— Фрау Миллер, а почему вы сами не использовали его тройку? — Мейер указал на хозяина ресторана.
— Я поменяла хобби, — усмехнулась Эльза.
— А их держали в резерве? На всякий случай?
— Не ждите комплиментов за догадливость.
— Ну что ж… Удачи вам, до свидания.
…Эльзе хотелось передохнуть, обдумать, что сулит разлука со связным, с человеком, который был опытнее и с которым всегда можно было посоветоваться. Она с горе чью понимала, что ей придется очень трудно без этого контакта… Время покажет, что будет дальше… А сейчас необходимо собраться с мыслями, сосредоточиться. Завтра, если не случится беды, ее Иван будет в лесу. Сегодня же нужно предупредить партизан, что вместе с пленными к ним придут агенты СД. Снимок десяти пленных, отобранных Гейнцем для этой акции, надо переправить в лес. Срочно…
Эльза закрыла глаза, устало откинулась в кресле. Но тут в дверь постучали. Она быстро подхватилась, застегнула мундир, поправила волосы.
— Войдите!
Тотчас появился лейтенант Фосс.
— Разрешите доложить! В кабинете обер–лейтенанта Гардекопфа собрались господа офицеры. Требуют встречи с вами.
Эльза выглянула в окно: у подъезда стоял черный «опель–адмирал», рядом — с десяток мотоциклов с колясками, в которых сидели автоматчики.
В кабинете заместителя Миллер находился армейский генерал, полный, надменный. Он разговаривал с адъютантом. Заметив Эльзу, махнул рукой: входите! И сразу же набросился на нее:
— Фрау, оставьте мою дивизию в покое! Я требую, чтобы ваши люди не появлялись в ее расположении! В противном случае я прикажу арестовать их! Они терроризируют моих солдат и офицеров! Дивизия на отдыхе! После кровопролитных боев. Ваши типы цепляются к моим людям по пустякам! Вносят нервозность! Заставляют офицеров и солдат писать друг на друга доносы! Сегодня один ваш лейтенант начал собирать доносы даже на меня! Что все это значит?! Я прикажу перестрелять всех этих наглецов! Они мешают мне проводить доукомплектацию техники и личного состава!.. До каких пор…
— Позвольте, господин генерал, — едва втиснулась в этот словесный поток Эльза, — позвольте задать вам вопрос: кто писал на вас доносы?
— Какой–то подлец из штаба! Майор–выскочка!.. Он все истолковал по–своему!
— Это как же? — Эльза с наивным видом подталкивала раскаленного генерала к ловушке.
— Я в кругу старших офицеров сказал, что только идиоты из генштаба могли надеяться на молниеносную войну с Россией! Мы, практики, знали, что война будет трудной. Неверно подготовленные психологически солдаты плохо воюют. Это очевидно. Западня распахнулась — и…
— Этого предостаточно, господин генерал! И не вздумайте предпринять что–либо против моих людей! Они выполняют нелегкую работу и находятся под защитой фюрера! Прошу, ознакомьтесь…
Эльза протянула багровому от злости гостю удостоверение, в котором перечислялись ее полномочия. Генерал быстро пробежал глазами документ, возвратил его Эльзе и бросил адъютанту:
— Дожились! Эта фрау имеет больше власти, чем боевой генерал! — Не обращая более внимания на Эльзу и не откланявшись, разгневанный, он вышел из кабинета.
Миллер была довольна: ее люди осмелели! То, что генерал сам пожаловал к ней, а не попытался вызвать к себе, лишний раз свидетельствовало: в вермахте ее «фирмы» опасаются. Ну а то, что и ненавидят вдобавок, еще лучше!
Позвонил Венкель:
— Гейнц просит срочно подняться к нему…
— Что там?
— Опять гости! Из Берлина прилетел какой–то штандартенфюрер.
…В кабинете Гейнца удобно расселись трое из СС. Одного из них Эльза узнала — это был Верг! Он подошел к Эльзе, пожал руку, повернулся к Гейнцу:
— Учитесь, оберштурмбанфюрер, у этой хрупкой женщины, как нужно работать!
— Будете заниматься разбором дел по моим отчетам? — высказала догадку Эльза, изображая смущение и стараясь скрыть радость встречи.
— Для этого со мной прибыли из Берлина люди. Милая Эльза, нам с вами нужно поговорить кое о чем… Где мы можем спокойно потолковать?
Когда они остались одни, Верг улыбнулся:
— Ну, как живешь?..
И Эльза принялась рассказывать, начиная с того момента, когда она прибыла в этот город. До позднего вечера они сидели вдвоем в ее кабинете и говорили, говорили. Гардекопф охранял их уединение. Несколько раз пытался пробиться начальник СД, но обер–лейтенант не пропускал даже его. Около десяти вечера Эльза и Верг расстались.
Верг не на шутку был обеспокоен создавшейся ситуацией. Провал Эльзе пока не грозил, но если Штольц узнает о том, как она спасала своего мужа, он перестанет ей доверять. Завтра Петренко будет в лесу. Необходимо предупредить партизан, чтобы его временно изолировали или переправили за линию фронта.
Как это сделать? Канал связи через горничную слишком долгий, да и опасно засвечивать радиста…
У Верга была явка в городе. Тот человек был связан с партизанским отрядом «Смерть фашизму». Придется положиться на него, другого выхода нет…
Он долго не мог уснуть, думал об Эльзе, Там, в Германии, ему казалось, что на родине Эльзе будет легче. Сейчас убедился в обратном: здесь, на родной земле, на–много сложнее и труднее…
Пленные, в числе которых находились капитан Петренко и Михей, разбирали стену. В полутора–двух километрах от места их работы темнел лес. Близость леса действовала ободряюще. Несколько полицаев, охранявших пленных, понимали их настроение и поэтому ни на минуту не оставляли без надзора.
Работа продвигалась медленно: раствор был крепкий, каждый вырубленный кирпич доставался ослабевшим людям нелегко.
Около полудня подъехали две телеги, на которых сидели полицаи, вооруженные автоматами. Один из них, видимо, старший, подошел к охране:
— Привет, хлопцы!
— Здравствуйте. Кто такие будете? — спросил начальник конвоя.
— Да вот за кирпичом эсэсманы прислали.
— Документ давай.
Приехавший подал бумагу. Начальник конвоя развернул:
— Здесь по–немецки. Я не кумекаю…
— Отпустить тысячу штук кирпича для ремонта гаражей.
— Подгоняй подводы! Счас тебе доходяги погрузят.
Телеги, запряженные сытыми лошадьми, подъехали к кирпичам, уложенным в штабеля. Начальник подозвал к себе пленных:
— Давай, служивые, грузи подводы!
Полицаи, прибывшие на телегах, расстелили на земле армейское одеяло, разложили на нем сало, лук, яйца, хлеб, поставили бутыль с самогоном.
— Эй, пан начальник! Идите к нам, червяка заморим! Оставь пару хлопцев, хай стерегут. Добрячого первака мы привезли…
Начальник конвоя помедлил, потом что–то сказал одному из своих — тот остался охранять пленных, остальные полицаи потянулись к выпивке и закуске…
Только взялись за стаканы, как прогремела команда:
— Руки вверх! — старший из прибывших направил на конвойных автомат.
Охрана дружно подняла руки.
— Товарищи! — обратился затем, старший к пленным. — Забирайте винтовки, подкрепитесь и — на подводы! Времени у нас мало. Могут нагрянуть немцы…
Голодные люди набросились на еду. Капитан Петренко взял винтовку, проверил, заряжена ли.
— Кто вы? — спросил Петренко у освободителей.
— Что тебе сказать, браток! Окруженцы. В полицию пошли, чтоб с оружием в руках уйти к партизанам. А тут вы подвернулись. Потом поговорим. Надо уезжать!
Расселись по подводам. Связанных конвоиров решили взять с собой. Кони понеслись по лесу. Только оказавшись в чаще, Иван принялся за кусок хлеба с ломтиком сала, доставшиеся ему при дележке.
«Свободен! Свободен и снова с оружием в руках», — радостно стучало сердце.
Дорога привела на большую поляну. До войны тут находился летний животноводческий лагерь. Дальше в глубь леса пути не было.
— Что будем делать? — спросил кто–то у Ивана.
Как–то незаметно его лидерство было признано всеми.
— Дальше пойдем пешком. Телеги бросим. Кто слабее, сядут на лошадей. Может, повезет — наткнемся на партизан…
Весь день продвигались лесом, к вечеру вышли к небольшому лесному хутору. Дворов шесть, не больше. На разведку отправились Михей и еще двое. Через час вернулись в сопровождении старика и парнишки лет пятнадцати.
— Здравствуйте, люди добрые, — поклонился дед, подходя ближе. Увидев полицаев, остановился.
— Не волнуйся, отец, — успокоил его Петренко, — здесь все свои. Михей, докладывай.
— В хуторе немцев нет и не было. Партизаны иногда заходят. Старик говорит, что его внук, — Михей указал на паренька, стоявшего рядом с дедом, — может отвести к партизанам.
— Ты знаешь, где партизаны? — обратился Иван к подростку.
— Знаю.
— Далеко?
За внука ответил старик:
— Часа за четыре доберетесь. Ночью, однако, лучше не идти. Как бы не перестреляли. Пойдемте к нам на хутор. Отдохнете, а на зорьке отправитесь в путь. Согласны?
Не ожидая ответа, старик повернулся и молча зашагал к хутору. Разместились у деда в сарае. Узнав, что на хуторе находятся бывшие пленные, хуторяне начали сносить к деду продукты, одежду. Беглецы помылись, переоделись. Полицаев заперли в бане, приставив к ним охрану. Старший из окруженцев хотел было назначить в охрану своих людей, но Иван Петренко не позволил. Он опасался доверять незнакомым людям, даже тем, кто освободил их из плена.
На рассвете, поблагодарив хуторян, снова подались в лес. Около одиннадцати часов утра остановились у реки. Здесь проводник сказал:
— Дальше я пойду сам. Ждите здесь. Вести кого–либо сразу в отряд командир запрещает.
— Всем отдыхать! — приказал Петренко.
Вдвоем с Михеем он остался в дозоре. Больше часа лежали в зарослях дикого малинника, пока не услышали какой–то шум в той стороне, где бросили остальных. Петренко вскочил на ноги.
— Пошли, Михей!..
Прячась за деревьями, приблизились к берегу, где находилась вся группа. То, что увидели, ошеломило обоих. И бывшие пленные, и бывшие полицаи стояли с поднятыми вверх руками. Человек двадцать незнакомых людей, вооруженных винтовками и автоматами, собирали оружие. В стороне стоял юный проводник.
— Что это?! — прошептал Михей.
— Не знаю… Повесь винтовку на плечо…
— Что происходит? — спросил Петренко у проводника.
— Я привел партизан, товарищ начальник. У них такой порядок: всем, кто приходит в отряд, надобно сдать оружие. Партизаны проверяют, что за люди. Но когда сказали об этом вашим, полицаи отказались оружие сдать. Вот их и разоружили…
— Понятно…
Иван Петренко и Михей подошли к командиру отряда.
— Товарищ командир, капитан Петренко прибыл в ваше распоряжение. Примите оружие, — и подал винтовку.
Михей последовал его примеру.
Высокий седой командир улыбнулся, шагнул к капитану:
— Здравствуй, Иван! Не узнаешь?
Петренко присмотрелся внимательнее.
— Товарищ директор, вы? Здравствуйте, Петр Степанович. Узнал…
— Поговорим по дороге, — словно не замечая его радости, сказал Ляшенко. — Сейчас всем строиться в походную колонну…
Партизаны вместе с пополнением двинулись в лагерь. Петренко шел рядом с командиром отряда, повествуя ему о своих злоключениях.
— Так говоришь, вы только два дня успели поработать на разборке? — переспросил, прикидывая что–то, Ляшенко.
— Да.
Ляшенко помолчал.
— И эти решили освободить вас?
— Да, но…
— Интересно… Ты не горячись… Будем воевать вместе, капитан. Время покажет.
…В партизанском отряде жизнь шла своим чередом. Одни уходили на задание, другие возвращались, третьи чистили оружие, чинили одежду. Иван обрадовался, когда увидел нескольких офицеров, одетых в армейскую форму. Хотя не форма, а что–то другое, неуловимое, выделяло их среди партизан.
— Товарищ майор, — обратился к старшему по чину Иван. — Капитан Петренко. Артиллерист, бежал из плена.
— Это из колонны… — бросил другой офицер.
Майор нахмурился.
— Что ж тебя отпустили без проверки? Документы хоть сберег какие?
— Бумаг нет. Но личность мою может удостоверить командир отряда. Мы были знакомы до войны.
— Разберемся. Пойдемте, капитан.
Петренко последовал за офицерами. Подошли к одной из землянок. У входа стоял часовой. По крутым деревянным ступенькам спустились вниз. Майор пропустил вперед Петренко.
— Садись, капитан. Вот бумага, чернила. Пиши автобиографию. По всей форме. Сделаем запрос в Москву о твоей личности. А теперь скажи по совести: те, кто вас освободил, не показались подозрительными?
Этот вопрос мучил и Ивана.
— Показались. Дело в том, что мы работали на объекте второй день, а они появились с документом, подписанным начальником местного СД. Попали, мол, в окружение, поступили в полицию. Документ у начальника СД выправили, нас освободили, ушли в партизаны… Только документ выписан за три дня до нашего прибытия сюда…
Майор вздохнул, резко поднялся.
— Пиши, я пойду посмотрю на них.
Петренко расправил на ящике, служившем столом, бумагу. Излагал, стараясь быть предельно точным в датах своих перемещений по территории, оккупированной фашистами. Только об одном умолчал. Жена — Елизавета Карловна Петренко, урожденная Миллер, — написал он, — погибла в 1939 году. Утонула… В том, что видел ее живой и невредимой в форме немецкого офицера, Иван признаться не смог. Почему? Он и себе не сумел бы этого объяснить.
Майор возвратился минут через двадцать вместе с Ляшенко.
— Закончил? Тогда поговорим. Освободили вас из плена агенты СД. Это — факт. Уже не раз СД пыталось внедрить в отряд «Смерть фашизму» своих людей. А теперь решили затеять спектакль… Что скажешь на это?
— Думаю, что такое возможно.
— Об этой операции мы узнали несколько дней назад: все именно так и произошло, как нам сообщили в донесении. Так что особо проверять ваших освободителей нечего. А как по–твоему, среди самих пленных могут быть агенты СД или абвера?
— Не знаю. Поручиться могу только за одного из них. В плен он попал вместе со мной. И все время мы с ним были вместе.
— Что ж, проверим…
— А чем я займусь в отряде? Ведь орудий у вас нет…
— Пушек нет, это верно. Но много необученной молодежи. Кое–кто даже держать винтовку не умеет. Вот тебе как кадровому офицеру и поручим обучение, пока придет ответ. А тогда о другом подумаем… Согласен?
…Проснувшись, Эльза накинула халат и собралась было заняться «вальтером». Свое личное оружие чистить и пристреливать разведчик должен сам. Этому учили ее чекисты. Об этом твердил Манодзи. Об этом в высшей школе СД постоянно напоминал курсантам преподаватель Горн.
Вдруг ей показалось, что в дверь постучали. Прислушалась. Стук повторился более настойчиво и требовательно. Так стучать никто из подчиненных не мог. Кому она понадобилась в столь ранний час? Эльза подошла к двери и, не–спрашивая, кто ее беспокоит, открыла. На пороге стоял Верг:
— Не ждали в гости?
Эльза с тревогой посмотрела на неожиданного гостя.
Верг стоял и улыбался. Он видел, что Эльза растерялась, она не ожидала его прихода сюда. Справившись с собой, она пригласила:
— Здравствуйте, заходите…
Верг прошел в комнату, осмотрелся.
— Вы неплохо устроились.
— Как офицер абвера… Но неужто вы здесь для того, чтоб сказать мне это?
— Не только. Где вы чините обувь?
— Пока что такой нужды не было.
— Дайте какой–нибудь из ваших хрустальных башмачков…
Эльза нагнулась, взяла сапог, подала Вергу. Тот вынул из кармана перочинный ножик, сделал сбоку, у самой подошвы, надрез. Оглядел свою работу и остался доволен.
— Возле базара есть сапожная мастерская. На вывеске — ботфорты со шпорами. Хозяин живет там же, при мастерской. Это — «Кустарь», наш человек. Сейчас пойдете к нему. Пароль: «Сможете пошить мне сапоги из вашего материала?» Ответ: «По нынешним временам у сапожников нет кожи даже на тапки». Ваша часть пароля: «В таком случае почините мне сапоги. Я порвала их на охоте». Его ответ: «Здесь придется менять весь передок». И вы: «Делайте, что нужно, я заплачу, сколько скажете». Сообщите ему, что сегодня люди, одетые в форму полиции, освободят десять пленных. В том числе капитана Петренко. Его нужно отделить от других и держать под наблюдением до особого распоряжения. Передал Фриц. Все понятно?
— Да. — И Эльза повторила пароль.
— Ну, счастливо! Действуйте. Встретимся в СД…
До базара было ходу минут пятнадцать. Мастерскую Эльза нашла легко. Несмотря на ранний час, она уже была открыта.
Звякнул колокольчик. Старик–сапожник в очках поднял голову. Услышав первую часть пароля, улыбнулся. Лицо его подобрело, но глаза смотрели проницательно и строго.
— Сапоги заберете после обеда. Под стелькой будет шифровка.
До начала работы еще оставалось время. Эльза решила позавтракать. В ресторане было немноголюдно. За одним из столиков ожидал официанта Верг с сотрудниками, приехавшими с ним из Берлина. Увидев Миллер, штандартенфюрер поднял руку в знак приветствия.
— Садитесь, фрау Эльза, к нам.
— Доброе утро, господа. Благодарю за приглашение.
К столу приблизился хозяин ресторана:
— Позвольте мне обслужить вас, господа офицеры.
Верг мельком взглянул на него:
— Позволяем, но быстро. Временем свободным мы сегодня не располагаем.
— Через пару минут завтрак будет на столе. — Хозяин удалился на кухню.
Не успела официантка разложить приборы, как он появился с подносом, уставленным тарелками… Ловко сервируя стол, задержал взгляд на Эльзе.
— Больше ничего не нужно?
— Спасибо, хозяин. Говорят, вы продаете ресторан?
— Да, фрау. Мое дело почти убыточно.
— Остаетесь здесь или уезжаете в рейх?
— Уезжаю в генерал–губернаторство, в Краков. Там у меня много знакомых и родственников. Посмотрю, чем можно заняться… Приятного вам аппетита, господа…
Он выглядел растерянным, встревоженным. Эльза понимала: ему было жаль расставаться. Они привыкли друг к другу. Поверили друг в друга. А это в работе разведчика значит очень много. Верг не знал о том, что хозяин ресторана — чекист. По правилам конспирации Эльза не имела права говорить об этом.
На выходе из ресторана столкнулись с Гейнцом и Венкелем.
— Гейнц, я вижу, вы не очень торопитесь на службу, — небрежно приветствовал Верг начальника местного отделения СД.
Тот не ответил, однако пристально посмотрел на Эльзу. Она выдержала его взгляд, сознавая: Гейнцу не нравится, что она общается с Вергом за его спиной… Всю дорогу Верг молчал и только в кабинете Эльзы спросил:
— Я вижу, вы заменили сапоги?..
— Отдала старые в починку. После обеда можно будет забрать. — Эльза сделала паузу. — Верг! Разрешите мне задать вам вопрос?
— Да, пожалуйста.
— Я не нахожусь в вашем подчинении и не должна выполнять ваши задания. Вы это знаете…
— Все верно. Но вашу задачу иначе не решить… Руководство, да и сам я никогда бы не простил себе, если бы не принял меры предосторожности. Это — во–первых. А во–вторых — вы мой соратник по работе в Германии, ваши возможные сложности могут отразиться и на моей работе. Вообще мне многое тут не нравится. Вы вроде бы вне подозрений. Но если вникнуть в обстоятельства — на грани провала. Нужно срочно действовать! Я сообщу Центру о ваших сомнениях. Думаю, получите «добро» на нашу совместную работу. А сейчас перейдем к делу, ради которого я приехал сюда. В Берлине я получил приказ: провести расследование по вашим материалам и проконтролировать исполнение приговора, который будет вынесен трибуналом. В случае подтверждения данных, присланных вами в Берлин, трибунал вынесет строгий приговор, вплоть до расстрела. Вы считаете — это повысит ваши акции здесь?
— А как же! Местное начальство вермахта и СД еще раз убедятся, что в Берлине мне верят. Это внушит им уважение.
— Согласен, но после моего приезда за вашими действиями будут внимательнее следить. Вы поняли меня?
— Да, — твердо ответила Эльза.
Когда за Вергом закрылась дверь, Миллер подошла к сейфу, вынула последнее донесение Гартмана. В нем ее заинтересовала одна деталь: при проверке компрометирующих данных на одного гауптмана–танкиста Гартман узнал, что якобы в скором времени в город должен приехать его родственник, работающий в Германии над новым видом оружия большой разрушительной силы. Взбешенный тем, что его допрашивают, гауптман угрожал, что абверовцам не поздоровится, поскольку его родственник пользуется в рейхе огромным авторитетом.
В это время в комнате Гардекопфа заговорили на повышенных тонах. Эльза распахнула дверь. Обер–лейтенант за что–то отчитывал Фосса.
— В чем провинился лейтенант? Почему я ничего не знаю?
Гардекопф смутился.
— Прошу прощения, я не хотел докладывать. Вам как женщине это может не понравиться. Неподалеку живут фольксдойче. Глава семьи — немец. Он радостно встретил наши войска, передал первому же офицеру список коммунистов и комсомольцев, оставшихся здесь. Услуга немалая с его стороны. Случайно этот человек познакомился с Фоссом и пригласил к себе в гости. А Фосс вступил в любовную связь с его женой! Вчера, воспользовавшись отсутствием родителей, обесчестил дочь!.. Я хочу засадить его под домашний арест!
— Обер–лейтенант! Ваши действия я расцениваю как попытку скрыть от меня проступок Фосса. Я накажу его сама так, что его больше не потянет на такое! Но об этом договорим после обеда. А сейчас, Фосс, зайдите ко мне. Я дам вам адрес, и вы срочно привезете ко мне одного человека.
Фосс четко повернулся и бросился выполнять приказание. Эльза вызвала Гардекопфа.
— Ваши подчиненные — словно подонки из штрафного батальона! А расплачиваться за это придется мне! Вы понимаете, о чем я говорю? Не бойтесь быть строгими с подчиненными! Бойтесь слишком мягкого отношения к ним! Если вместо вас я назначу своим заместителем Гартмана или Замерна, они быстро разъяснят всем остальным, что значит слово старшего. Но я привыкла к вам, Гардекопф, и мне не хотелось бы менять своих, пускай дурных, привычек…
— Вам не придется их менять! Я оправдаю доверие, — ретиво щелкнул он каблуками.
— Верю вам. И даю шанс… А сейчас, будьте добры, сообщите Венкелю, что я прошу его прийти…
Наедине Эльза все чаще позволяла себе выходить из роли. Сказывалось напряжение последних дней. Она понимала, как это опасно, но жизнь Ивана, повисшая на волоске, судьба ребенка…
Тяжелые мысли прервало появление Венкеля.
— Вы звали меня? — спросил он учтиво.
— Да. Извините, что побеспокоила. Не могу оставить кабинет — жду звонка. Чем занимается наш высокий гость из метрополии?
— Устроил моему шефу разнос за то, что до сих пор не доставлены арестованные.
— Ну, это их дело. Но если что–либо подобное случится с вами, мне будет очень жаль. Ведь мы давние товарищи и не раз помогали друг другу. Собственно, поэтому я и не стала звонить вам, а позвала. Будьте осторожны с Вергом, Курт… Большего сказать я не вправе.
— Да… Я ваш вечный должник. Кстати, операция удалась как нельзя лучше. От начала и до конца я наблюдал в бинокль за развитием событий. Все прошло строго по нашему плану! Вот фотография. Снимок сделан сегодня утром, когда пленные выходили из лагеря.
Эльза мельком взглянула на фотоснимок. Иван шел третьим. «Какой он худой», — с тоской отметила она.
— Мне, Курт, это ни к чему. Операция ваша и все, что будет с ней связано: награды и почести, — тоже ваши. Желаю удачи. Не забудьте о Верге…
— Конечно, фрау! Я и раньше предполагал, что штандартенфюрер СС прибыл сюда не случайно… И кое–кому из наших явно не поздоровится. Молю бога, чтобы не обратил на меня внимания!.. Ну, мне пора. Оберштурмбанфюрер и Верг будут недовольны моим отсутствием…
— Спасибо, что заскочили.
— Надеюсь, мы с вами еще встретимся сегодня во время вынесения приговора подследственным… — подхватил Венкель.
— Вы полагаете… — Эльза помедлила, — сегодня расследование будет завершено?
— Верг заявил Гейнцу, что ваши материалы уже проверены и тянуть со всем этим нет смысла. По каждому делу приговор заготовлен в Берлине.
Венкель вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
…Эльза остановилась у окна. В последние дни она думала о муже все больше и больше, переживала за исход операции. И теперь, когда все так хорошо удалось, она растерялась от этой долгожданной и неожиданной радости. Даже дышать стало легче в тесном и душном мундире. Холодная, сдержанная, разучившаяся даже улыбаться просто так, Эльза будто сбросила камень с души. Не только потому, что Иван Петренко был ее мужем… Если бы узнали в СД, кто у них в плену, страшно подумать, чем бы это могло обернуться для обоих — и для Ивана, и для Эльзы…
Зазвонил телефон.
— К вам — Фосс, — доложил Гардекопф.
— Один?
— С «объектом».
— Пусть войдут, — приказала Миллер.
За спиной Фосса торчал высокий белобрысый танкист.
— Фосс, подождите у Гардекопфа. А вы, гауптман, садитесь и рассказывайте.
— Клейт! Моя фамилия — Клейт, фрау… — не по уставу фамильярно представился долговязый. — О чем прикажете рассказывать?
— О том, как вы запугиваете людей несуществующим родственником, якобы работающим над оружием невиданной разрушительной силы?!
Гауптман безмятежно опустился на стул напротив Эльзы, снял пилотку, положил ее на колено, поправил правой рукой волосы. Нагло уставился на ноги хорошенькой женщины, словно забыв, где он находится. Эльза решила вывести его из равновесия. Ей всегда помогало одно обстоятельство, отмеченное за время работы в СД: боевые офицеры вермахта, заядлые храбрецы, которые боялись лишь одного — остаться без шнапса, — и те начинали трусить, видя, с какой уверенностью ведет она себя в этой холодной полупустой комнате. Похоже, за ней усматривали гораздо большую силу, нежели та, которую она действительно представляла…
— Я привыкла ждать, но недолго! — резко произнесла Эльза.
— Я никого не запугивал! Эти типы пристали ко мне, почему я не сдал коробку золотых часов! Я изъял их из магазина. Это моя законная добыча! Я имею на это право победителя, кто бы ни строчил на меня доносы!.. Когда они стали угрожать, я послал их к дьяволу и сказал, что мой родственник в рейхе работает в таком заведении, где создают новое оружие.
— Небось, новые радиоприемники для министерства пропаганды? — пренебрежительно бросила Эльза, почувствовав, что если повезет, она может ухватиться за нить.
Обида заставила гауптмана и вовсе забыть об осторожности.
— Передвижки! Радиоснаряды с крыльями — вот что! Да–да! Мой родственник имеет таких покровителей, что я не боюсь каких–то наглецов из абвера. Простите, фрау, речь не о вас. Прелестная дама может позволить себе многое… А об этой истории — все. Я уверен, вы сами в этом разберетесь и достойно накажете ваших подчиненных. А что вы делаете сегодня вечером?
Словно не замечая притязаний долговязого, Эльза продолжала вести игру. Подняла телефонную трубку.
— Гардекопф! Зайдите ко мне!
Тот мгновенно возник рядом с танкистом.
— Разоружите его, — Эльза указала на вальяжно развалившегося гауптмана.
Танкист вскочил, схватился за кобуру, но Гардекопф с неожиданной для своего телосложения ловкостью перехватил его правую руку и заломил ее за спину незадачливого обольстителя… Эльза невозмутимо наблюдала за происходящим.
— Садитесь, гауптман. Гардекопф! Фосса ко мне…
Гауптман покорно опустился на стул. Было ясно, что он не ожидал такого отношения к себе. Гардекопф, поигрывая отобранным парабеллумом, подошел к двери, позвал Фосса. Тот метнулся в кабинет, ожидая распоряжений.
— Сходите к нашим коллегам из СД — не смогут ли они поместить в какой–нибудь камере немецкого офицера, подозреваемого в серьезном преступлении против рейха и фюрера? Передайте — это моя просьба.
Фосс, как на кайзеровском плацу, повернулся кругом, подчеркнуто строевым шагом вышел из кабинета.
Эльза выдержала паузу, затем обратилась к танкисту:
— Я арестовала вас по подозрению в умышленном разглашении государственной тайны! Вам в лучшем случае грозит разжалование в рядовые, в худшем — штрафной батальон или смертная казнь.
— Да вы что?! С ума посходили все? Это клевета! — вскочил гауптман. И тут же рухнул на стул от мощного удара Гардекопфа.
Эльза Миллер была непреклонна.
— Вот вам два листа бумаги. Пишите на одном, что в течение суток вы обязуетесь сдать золотые часы и… — она сделала ударение, — все другие скрытые вами ценности, столь необходимые рейху для продолжения войны за жизненное пространство. На втором листе — сведения о своем пресловутом родственнике. Если его не существует или он недостаточно влиятелен в рейхе, вас будут судить. Ваше счастье, если написанное убедит меня в том, что у вас действительно есть такой родственник. Иначе я вам не завидую. Поэтому пишите все, подчеркиваю — все, что знаете о его работе. Я пойду на отступление от правил и, может быть, отпущу вас ради заслуг этого человека. Людям, приносящим пользу Германии, приятно сделать одолжение…
Гауптман, видимо, только теперь сообразил, в какой ловушке он оказался.
— Я все напишу, честное слово! Благодарю вас!..
— Благодарить будете, вернувшись в часть, а сейчас пишите! — Эльза прошлась по кабинету. — Гардекопф, под вашу ответственность. — И, отведя его в сторону, шепнула на ухо: — Построже с ним… Нужно определить степень его информированности, лишь тогда мы сможем установить утечку.
В кабинет заглянул Фосс:
— Камера готова!..
— Хорошо, Фосс. Вы пойдете со мной…
— Слушаюсь!
По гулким ступеням Эльза и Фосс спустились вниз. «Мерседес» уже ждал их. Хлопнули дверцы. Шофер вопросительно взглянул на старшего по званию.
— К рынку! — поправила кобуру Миллер.
Возле сапожной мастерской Эльза приказала остановить автомобиль.
— Фосс! Заскочите в мастерскую, заберите из починки мой сапог! Вот деньги, уплатите, сколько нужно.
Фосс выбрался из машины, резко, ударом ноги распахнул дверь мастерской. Через несколько минут появился с обувью. Пока шофер разворачивал автомобиль, пересчитал и подал Эльзе сдачу и сверток.
— Починил хорошо, но содрал дорого — десять марок! — сказал, уверенный, что его не станут проверять.
Миллер осмотрела сапог:
— Дороговато, но за десять марок новых сапог не купишь. Домой!
Шофер погнал автомашину по улицам, презрительно поглядывая на регулировщиков.
Поднявшись на свой этаж, Эльза закрылась на ключ, вытащила стельку, достала шифровку. Шифр был незнаком. Значит, сведения предназначаются Вергу. Спрятав тонкий листочек, вышла на улицу.
Фосс стоял подле «мерседеса». Любезно распахнул дверцу. Эльза поудобней устроилась на переднем сиденье.
— В абвер!
…Гауптман только закончил писать и теперь разглядывал более чем скромное убранство кабинета. До возвращения Эльзы танкист несколько раз пытался заговорить с Гардекопфом, но тот отвечал на его вопросы надменным молчанием.
Эльза взяла со стола лист, исписанный таким почерком, словно по бумаге прошли танки, пробежала глазами текст. Чутье не обмануло ее: родственник арестованного разрабатывал и испытывал самолеты, управляемые по радио. Эльза слышала о таких самолетах еще в Берлине. Она закрыла полуграмотное, но очень важное свидетельство в ящик стола. Перепуганный гауптман ожидал решения с таким видом, будто перед ним сидела не красивая женщина, а скорый на руку полевой трибунал.
— Гауптман! Дайте слово, что подобное больше не повторится. Если вы пойдете под суд, карьера вашего родственника окончена. Из уважения к нему я отпускаю вас.
— Слово офицера: подобное никогда… никогда!..
— Верю… Тем более, что документы у нас хранятся бессрочно. Ваше счастье, что я женщина. Женщины всегда добрее мужчин. Даже если и выше их по должности. Гардекопф, верните ему пистолет.
Обер–лейтенант подал танкисту парабеллум. Гауптман вложил пистолет в кобуру, щелкнул каблуками.
— Благодарю. Разрешите идти?
— Я не прощаюсь. Время от времени мы будем рады потолковать с вами на интересующие нас темы…
Танкист вышел. Эльза повернулась к Гардекопфу:
— Учитесь, как заставлять людей работать на абвер… — Она была вполне искренняя в своих чувствах. — А теперь — пора заняться Фоссом. Можете применить физическое воздействие.
Дверь в кабинет начальника СД была приоткрыта. Верг сидел за столом Гейнца, Венкель стоял перед ним и невнятно оправдывался. Верг кивнул Эльзе с видом хозяина. Она прошла через кабинет и опустилась в кресло.
— Гауптштурмфюрер, — чеканил Верг, — сказанное мной примите к сведению! Можете идти…
Венкель резко повернулся. Эльза заметила, как он облегченно вздохнул. Верг снял маску суровости, участливо наклонился к Эльзе:
— Забрала?
Миллер подала шифрограмму.
— Это вам… — она многозначительно посмотрела на стены.
— У этих стен ушей нет, — улыбнулся Верг. Развернул тонкую бумажную полоску, просмотрел. — Молодец, догадалась, что…
— Мой ключ не подходит… А взламывать замки — зачем?
— Тебя, видимо, интересует, что ответили на наш запрос?
— Если речь идет о моем муже…
— Что ж, — после паузы поднял голову Верг. — Капитан уже в отряде. Обучает военному делу. Подписал сообщение «Седой».
— Мои «рецепты» идут через него? — спросила Эльза, кляня себя за опасное любопытство.
— Да. Он знает о Миловане, но кто такой Милован, не подозревает никто из цепочки.
— Верг! Со связью совсем худо стало, — снова чисто по–женски пожаловалась Эльза. — У меня остается один канал. Если с ним что–то случится… — Она махнула рукой.
— В экстренном случае воспользуешься сегодняшним вариантом, пароль прежний. Ну а я по приезде в Берлин буду добиваться, чтобы тебя вернули ко мне…
— Мне и самой кажется, что в Берлине я приносила бы пользы больше. Здесь есть и подполье, и партизаны, а в Германии…
— Ну что ж… Постараемся…
— Штольц тоже обещал мне…
— Я пробуду здесь еще дня два, так что если понадобится моя помощь, говори…
Эльза замялась.
— Ну…
— Помощь мне не нужна. Но я должна буду решить один вопрос. Съездить тут неподалеку… Кажется, я вышла на провокатора… Никому, кроме меня, туда не добраться… Если сорвется, сообщите… моим.
— Эльза, мне не по душе твоя горячность. Я тебя и прошу, и приказываю: не согласовав с руководством, не предпринимай никаких рискованных акций! — собеседник Эльзы встревожился.
— Но это, Верг, серьезное дело: могут погибнуть люди.
— А здесь, по–твоему, курорт?! Сообщи по своим каналам — вопрос решится без тебя! Помни, ты не диверсант. Нам куда важнее не твое умение метко стрелять, а твоя информация… На тебя возлагаются особые надежды, и безрассудствовать ты не имеешь права. В Германии ты была сдержанней. Что происходит с тобой сейчас? Сказывается отсутствие наставника или ты всерьез поверила в неуязвимость? Так не бывает…
Что происходит с Эльзой, Верг понимал. Зверства оккупантов на советской земле — вот причина растущего беспокойства Эльзы Миллер. Ей все труднее было скрывать свои переживания, свою боль, оставаться просто наблюдателем, когда вокруг расстреливают, пытают, сжигают заживо!..
Верг некоторое время сидел молча, обдумывая, как поддержать товарища.
— Слушай, Эльза! Один мой коллега еще до первой мировой слыл спецом по раскрытию тайн противника. А потом предложил свои услуги нам. лично Феликсу, Тогда мы с ним и познакомились. Феликс в нем не ошибся: товарищ очень помог делу, особенно за границей. Однажды на отдыхе он поведал мне историю из своего давнишнего опыта. В начале века ему предстояло выехать в Японию. С заграничным паспортом, под видом англичанина, он из Лондона отплыл на пароходе «Иокогама». Путь предстоял не из близких, поэтому надо было держаться так, чтоб никто не заподозрил его не только как разведчика, но и как англичанина. По его мнению, все обстояло превосходно: он вращался среди британцев, и ни один из них не усомнился в его национальной принадлежности. И вот «англичанин» ступил на японский берег. На пристани к нему тут же подошли два вежливых японца, и один из них объявил: «Господин такой–то (причем фамилия была названа подлинная, русская), наше правительство не может позволить вам въезд в Страну восходящего солнца и просит покинуть Японию». Разведчик, привыкший ко всякого рода неожиданностям, был поражен! Слава богу, обошлось без ареста. Я рассказал тебе эту историю, — добавил Верг, — чтобы ты помнила: контрразведка зря хлеба не ест! Постоянно будь начеку… И выполняй только ту работу, которая тебе поручена! Лишний риск к добру не приводит. Война обещает быть долгой. Многие из нас не доживут до победы, но стараться дожить надо всем ради нашей великой цели!..
Верг замолчал, вынул из пачки сигарету, вопросительно посмотрел на Эльзу. Она сидела притихшая, низко опустив голову.
— Иди, Эльза, отдохни и хорошо обдумай наш разговор.
Эльза, повернув дверную ручку, проследовала по коридору мимо секретаря и Венкеля. Гауптштурмфюрер посмотрел вслед уходившей Эльзе и злорадно заметил:
— Кажется, штандартенфюрер добрался и до нашей Миллер. Ходят слухи, будто у них уже была схватка. Видимо, Верг сейчас пытается рассчитаться с ней…
Венкель поразмыслил немного, а потом добавил:
— Впрочем, штандартенфюрер может сломать зубы на ней. Дан бог, чтобы это так и случилось. Не то — еще один такой приезд, и многим придется офицерские мундиры менять на солдатские. Штурмфюрер, увидите Гейнца, расскажите ему о конфликте между Вергом и Миллер. Шеф будет доволен. Не далее, как вчера, он говорил, что приезд Верга принес неприятности всем, кроме нее!..
Эльза возвратилась к Гардекопфу. Фосс уже едва держался на ногах. По виду обоих Миллер поняла, что между ними произошел резкий разговор и что Гардекопф сполна воспользовался ее разрешением воздействовать на провинившегося физически. Эльза обратилась к Фоссу:
— Вам достаточно беседы с Гардекопфом или мне продолжить воспитание?
— Я все понял. Простите меня!
— Хорошо. Но учтите, если вы станете добиваться благосклонности женщин столь ретиво, я откомандирую вас. Знаете куда…
— Так точно!!! — почтительно вытянулся Фосс.
Миллер повернулась к Гардекопфу:
— Кто–нибудь из наших вернулся? Мне звонили?
— Пока никто не вернулся. Звонил хозяин ресторана «Викинг»…
Эльза сняла трубку:
— Дайте ресторан «Викинг». Алло! Это Миллер.
— Гутен таг, фрау! С завтрашнего дня я уже не хозяин этого разорительного заведения. Учитывая ваше хорошее отношение ко мне, я хочу на прощание предложить фрау неплохого вина.
— Спасибо. Сейчас буду.
Эльзу взволновал звонок чекиста: впервые за все время совместной работы он вот так — напрямую — вызывал ее…
Хозяин уже ждал у порога:
— Очень рад, фрау, очень благодарен вам! Отведайте моего фирменного вина в последний раз…
Они спустились в подвал.
— Я вызвал вас вот по какой причине: Центр сообщает, что вскоре к нам прибудет полковник генштаба для особо секретной ориентации командиров дивизий, отведенных сюда на отдых. Куда потом эти дивизии направят — неизвестно. Центру нужны точные маршруты данных подразделений. Партизанским отрядам приказано вызвать на себя огонь этих частей. Партизаны будут активно менять базы, чтоб избежать разгрома. Нашей группе поручено захватить или документы полковника, или его самого. Вам, Эльза, поручено информировать наших обо всех его перемещениях… Участвовать в изъятии бумаг Центр вам запрещает. Документы похитит ваша связная. Она — проверенный человек. На случай, если ее схватят, вы выйдете из здания СД и снимите пилотку. За вами будут наблюдать из дома напротив. Участники операции попытаются спасти девушку, если ее постигнет неудача.
— Очень рискованно! Удастся ли им потом выбраться из города?
— Другого варианта нет. Возможно, что–то изменится позже, тогда вам сообщат… Вы должны остаться вне подозрений.
— Партизанам надо заранее активизироваться…
— Так считают и в Центре… А этот штандартенфюрер, который был с вами в ресторане?.. Кто он такой?
— Штандартенфюрер Верг из канцелярии рейсфюрера Гиммлера. Занимается расследованием дел офицеров и солдат вермахта, уличенных в неблагонадежности.
— Значит, скрытая причина его поездки сюда — вы. Неплохо бы его сцапать!
— Да вы что! Через него я имею выход на ценную информацию, — возмутилась Эльза.
— Запросим Центр. Верг может оказаться очень кстати…
— Не думаю, чтобы Центр перед приездом оберста из генштаба разрешил подобную акцию!..
— Может, вы и правы… — согласился чекист.
— Что у вас? Куда дальше?
— Завтра уезжаю в Берлин. Штурмбанфюрер Мейер направляет меня в разведшколу. Так что скоро не увидимся…
— Желаю вам хорошо освоить новую специальность, — пошутила Эльза.
Чекист ответил в тон ей:
— Буду стараться!.. Все же надеюсь встретиться с вами после войны! — он вздохнул и заторопился: — Нам пора, мы и так долго пробыли здесь. Я отберу несколько бутылок вина, пришлите за ними…
В коридоре гостиницы Эльза встретила горничную:
— Зайдите ко мне сменить скатерть на столе…
— Хорошо, фрау, вот только закончу уборку в шестом…
Миллер устало сняла портупею с пистолетом, положила на кровать, расстегнула мундир. Сегодня в услугах связной необходимости не было. Эльза просто хотела поговорить с девушкой. То, что она услышала от хозяина ресторана, заставило разведчицу серьезно задуматься. Горничная могла попасться раньше, чем доберется до секретных документов… Эсэсовцы схватят ее, если она сделает хоть один неверный шаг…
В комнату постучали. Шурша крахмальной скатертью, вошла горничная.
— Присядьте… Посидим немного… Вы не против?
Девушка покраснела от неожиданности. Эльза Миллер была для нее загадкой. Связная и побаивалась, и очень уважала ее. Если бы Эльза знала, какие чувства вызывает в душе своей юной помощницы, она растерялась бы.
— У меня есть электрический чайник и очень вкусное печенье. Хотите чаю? — предложила Эльза девушке.
И не дожидаясь ответа, налила воду из графина, включила чайник. Открыла чемодан, достала колбасу, пачку итальянского печенья, конфеты. По–хозяйски разложила все на столе.
…Они не торопясь пили чай, говорили о разных пустяках. Связная была польщена: ее старший товарищ, всегда строгая и требовательная к себе и другим, была сегодня так добра и внимательна к ней.
— Вы, наверно, уже знаете… Готовится важная операция… В случае неудачи все, кто встречался со мной, будут под подозрением.
— Да, девочка. И тем не менее я не могу оставить тебя без поддержки накануне серьезного испытания.
Эльза коротко, в общих чертах, проинструктировала связную. В заключение сказала:
— Будем надеяться на благополучный исход…
— Можно спросить, — обратилась к Эльзе девушка, — вы родились в России? Вы хотя и в совершенстве владеете немецким, но в то же время я чувствую в вас что–то наше…, русское.
— Это плохой комплимент для меня, — улыбнулась Миллер. — Да, я родилась в России… Кстати, у вас есть оружие?
— Мне его выдадут перед операцией.
— Откажитесь. Стрельбой не поможете себе… А так вас легче будет спасти.
— Хорошо… — кивнула девушка и встала. — Я пойду… Меня может хватиться кастелянша.
— Да, конечно… Мы, собственно, уже обо всем переговорили. Как только приедет оберст, я буду информировать вас о каждом его шаге.
После ухода связной Эльза быстро собралась. Ей хотелось поговорить с Вергом, завтра он уезжает, и у него может не остаться времени…
В кабинете Венкеля находились сам хозяин, Гейнц и незнакомый оберштурмфюрер с перевязанной головой. Гейнц кивнул Эльзе на кресло:
— Вы как раз вовремя. Надеюсь, сейчас мы услышим кое–что интересное. Рассказывайте, оберштурмфюрер! — обратился он к незнакомцу.
— Я уже говорил вам: партизаны напали на зенитную батарею… И еще одна новость: табун вороных найден…
— Наконец–то! — воскликнул Гейнц.
— Мне кажется, оберштурмбанфюрер, вы меня неправильно поняли. Новость как раз неприятная! Те, что напали на зенитную батарею, были верхом на вороных лошадях. Вороной табун у партизан. Это уже не табун, а целый кавалерийский отряд.
Гейнц поморщился:
— Что за доклад командиру? «Найден, найден…» Говорите яснее и не вводите нас в заблуждение… — Он повернулся к Эльзе: — Фрау Миллер, чем объяснить то, что партизаны усилили активность? С фронтов известия для них не слишком приятные… Вроде бы нет повода…
— А какой повод им нужен? Они ведь не регулярная армия. Это — партизаны. Сброд. Просто собрали достаточно сил для фанатичной борьбы с нами. Кроме того, людей надо кормить, одевать, а все это партизаны могут приобрести только боем. Вы упустили время, когда эти оборванцы были слабы. Сейчас нам с ними своими силами уже не справиться. Придется просить командование дивизий, которые прибыли на отдых, чтобы они подключились к борьбе. От наших агентов нет известий?
— Есть. Партизаны сменили базу… А над вашим предложением по подключению войск вермахта к борьбе с бандитами стоит подумать… Но как договориться с командованием дивизий? Боюсь, не согласятся. Просить об этом Берлин?..
— А не может ли помочь штандартенфюрер Верг?
— Он, безусловно, имеет вес, с ним командиры дивизий посчитались бы, но как побеседовать со штандартенфюрером?
— Я попытаюсь стать таким «парламентером», — сказала Миллер.
— Но ведь вам уже влетело от него сегодня.
Эльзе показалось, что Гейнц злорадствует.
— Увы, что делать. Где он сейчас?
— В моем кабинете снимает стружку с сотрудников трибунала.
— Я пойду к нему, может, удастся убедить штандартенфюрера переговорить с командирами дивизий.
— Если вам посчастливится… — Гейнц многозначительно посмотрел на Эльзу.
— Французскими духами не отделаетесь… — пошутила она.
— Тогда французский коньяк, — поддержал шутку Гейнц.
В кабинете начальника СД у открытого окна стоял Верг и курил. Он не слышал, как вошла Миллер.
— Господин штандартенфюрер, разрешите?
Он резко повернулся:
— Я тебя, признаться, уже заждался. Знал, что захочешь повидаться, ведь завтра я уезжаю.
— Як вам с просьбой от начальника СД, — начала Эльза. — Это — прежде всего. И — в интересах дела. Сам Гейнц боится обращаться к вам. Короче, партизаны начали часто беспокоить гарнизон, надо убедить командиров дивизий, находящихся здесь на отдыхе, подключиться к борьбе против партизанских групп.
— Что я должен делать?
— Пусть Гейнц изложит просьбу в письменном виде…
— Как понять ход твоих мыслей?
— Партизанам приказано перейти к активным действиям против немцев, основная их цель — задержать дивизии…
Верг усмехнулся:
— Резонно. Что ж, подтолкнем изнутри… Иди, пусть Гейнц заготовит два письма. Одно — на мое имя, второе — на имя рейхсфюрера, пусть подробно опишет сложившееся положение. С письмами зайдешь сама.
Гейнц в нетерпении ждал Эльзу.
— Ну как?
— В принципе договорились. — И Миллер рассказала, чего требует Верг.
Начальник СД не мог скрыть удовлетворения.
— Вы умница, Эльза! Признаться, я не верил, что вы сумеете уломать его! А письма — напишем. Не откладывая. Что касается поездки, то это тоже нужно провернуть сегодня! Завтра штандартенфюрер будет уже в Берлине… — Гейнц присел к столу, набросал текст, передал Венкелю, потом извинился и поспешно вышел из кабинета.
— А как ваши дела, гауптштурмфюрер? — спросила Эльза у заместителя начальника СД.
— Неважно, — сокрушенно вздохнул Венкель.
Эльза вопросительно взглянула на него.
— Завтра со штрафной ротой отправляюсь на карательную акцию в одну лесную деревню. Называется Родники. Снабжает партизан продовольствием. Жителей приказано расстрелять, а деревню сжечь…
— Да, повезло!.. А если там окажутся партизаны? Будет бой! Со штрафниками много не навоюешь!
…Когда Эльза принесла письма Вергу, он перечитал их и положил в свой портфель.
— Ну что же, Эльза, в принципе мы с тобой обо всем договорились. В Берлине я постараюсь убедить кого следует и отозвать тебя в Германию. Аргументы очевидны. Очевидна и польза… Кроме того, в случае чего, меня заменишь ты, товарищ Милован…
— Буду ждать.
Прощание было коротким и грустным.
Капитана Петренко поместили в одной землянке с командиром и комиссаром отряда. В первый же вечер, когда партизанский лагерь уснул и были проверены посты, командир и комиссар устроили небольшой ужин. На столе разложили небогатые харчи.
Иван рассказал, как попал в плен. Комиссара и командира интересовала охрана концлагеря, моральное состояние пленных, отношение к ним немцев.
Но и у капитана Петренко были вопросы, требующие ответа.
— Известно ли вам хоть что–нибудь о моем сынишке и теще? — спросил он. — Столько времени прошло, а я ничего о них не знаю…
— С инструментальным заводом они уехали на Урал. Можешь быть спокоен. Жаль, что Лиза так нелепо погибла… Я был тогда на рыбалке… Как это все произошло, сам не понимаю… Оставили ее на берегу, пошли к моим принадам. Часа через три, когда Туников пошел проведать ее, на мостиках увидел лишь удочки да одежду… Сколько ни искали, так и не нашли… — с горечью промолвил Ляшенко.
Иван сидел, опустив голову. Сказать им правду о Лизе? Но сообщить, что Лиза — предатель, было выше его сил.
Ляшенко подошел к капитану, обнял его:
— Крепись, Иван. Завтра станет легче. В работе горе переносить лучше.
Они проговорили до глубокой ночи…
Утром Петренко разбудил комиссар:
— Подъем, капитан. Переодевайся, вот твой новый наряд… — он бросил на лежак одежду.
Петренко поблагодарил комиссара. Все было впору — даже подгонять не надо, разве что шинель длинновата.
Осмотрев преобразившегося капитана, комиссар остался доволен. Он хлопнул его по плечу и, не тратя более времени, отвел Петренко к учебному классу. Это была небольшая поляна, где стволы спиленных деревьев заменяли скамейки. Грубо сколоченный стол стоял посреди лужайки. Предупрежденные заранее, в «классе» уже ожидали и молодые, и старые.
— Товарищи! — обратился к присутствующим комиссар. — Познакомьтесь: ваш инструктор по военной подготовке — капитан Петренко. Учитывая, что многие из вас до войны и винтовку в руках не держали, мы решили в свободное от заданий время пополнить ваши знания. Все приказы капитана Петренко прошу выполнять добросовестно, с сознанием долга перед Родиной. За ваше умение воевать с фашистами мы с командиром спросим с пего. Поэтому учитесь прилежно, чтобы не подвести своего инструктора. Всем ясно?
— Ясно! — ответил хор голосов.
— Не буду вам мешать, — комиссар повернулся и ушел.
Иван понимал: люди ждут от него чего–то необыкновенного. Впрочем, у многих в глазах он читал и недоверие. Ну что ж…
— Любой партизанский бой может окончиться рукопашной схваткой… — произнес он, внимательно вглядываясь в своих учеников. — Вот с рукопашного боя мы и начнем наши занятия.
На лицах слушателей было явное недоумение. Иван услышал, как один пожилой партизан вполголоса сказал белобрысому пареньку:
— Ишь чего…
Но смутить Ивана было трудно.
— Некоторые из вас считают, что в рукопашной схватке ничего особенного нет. Практика же доказывает другое. Любая атака требует соответствующих знаний, а рукопашная — особых! Нужно быть ловким и бесстрашным, в совершенстве владеть приемами рукопашного боя. Начнем с простого: шаг и положение оружия на разных этапах атаки. Исходный рубеж — эта сторона поляны. Конечная цель — противоположная сторона. Построиться всем в три шеренги!
Толкаясь, мешая друг другу, партизаны выполнили команду. Времени на оглядку Иван им не дал:
— Первая шеренга — десять шагов вперед! Вторая шеренга — пять шагов вперед! Третья — на месте…
Вразнобой выполнили и этот приказ.
— Приготовиться к штыковой атаке. В атаку — бегом, марш!
Партизаны побежали по поляне. С настоящей атакой это не имело ни малейшего сходства. Люди переговаривались на бегу, острили. Невысокий паренек в одежде с чужого плеча бежал впереди первой шеренги и заливался довольным смехом. Штык его винтовки едва не рыл землю, держал он оружие тоже не совсем обычно — зажав приклад под правой рукой. Капитан закричал:
— Отставить атаку! Всем на исходный рубеж! Выстроиться в одну шеренгу! Винтовки к ноге!
Когда партизаны неторопливо выровняли ряд, Иван приблизился к пареньку:
— Как ваша фамилия, товарищ партизан?
— Стукин…
— Пять шагов вперед.
Стукин шагнул, поднял на инструктора веселые голубые глаза.
— Вы до войны в кино ходили, товарищ Стукин?
— Так точно, товарищ капитан.
— Фильмы о войне видели? Как ходят в атаку, видели?
— Ага… Так же, как мы сейчас…
— Дайте вашу винтовку.
Стукин подал винтовку и стал ожидать дальнейшего приказа.
— Три шага назад.
Парень отступил.
— Когда идешь в атаку, — Петренко держал винтовку в положении «к ноге», — вид у тебя должен быть такой, чтобы враг на землю падал от страха еще до того, как ты пронзишь его штыком. Как это делается, я тебе сейчас покажу.
Капитан резко сделал выпад «коли» по направлению к Стукину, тот, увидев искаженное лицо и штык, летящий ему в грудь, неожиданно взвизгнул и в ужасе отпрянул в сторону. Дружный хохот разнесся по лесу.
— Стукин, возьмите оружие, станьте в строй!
Под ироническими взглядами товарищей Стукин с опаской забрал у капитана винтовку.
Во время перекура к Петренко подошел пожилой партизан:
— Товарищ командир, спасибо тебе. Учи нас с самого начала. Хлопцы не то что в атаку ходить, с собственной дивчиной пройтись культурно не умеют. Учи, сынок, учи нас и требуй от нас.
Партизаны одобрительно загудели. Основное в учении — контакт между преподавателем и учениками — было найдено.
До обеда бегали, кололи невидимого врага. Приказы выполняли охотно. Больше всех старался Стукин, и вскоре капитан уже ставил его в пример другим.
Петренко не подозревал, что за учениями внимательно наблюдают командир отряда, комиссар и командир группы чекистов.
На обед шли строем. Бойцы были довольны и собой, и инструктором. Возле кухни капитана остановил молодой партизан в армейской форме без знаков различия.
— Командир и комиссар ждут вас в землянке.
— Спасибо. Иду.
Петренко прошел к командирскому жилищу, не стучась, толкнул дверь. На столе стояли котелки с борщом.
— Садись обедать, — пригласил Ляшенко.
Иван присел у стола, взялся за ложку.
— Есть новость, капитан. Пять окруженцев, которые освободили вас, оказались немецкими агентами. Так что подозрения наши оправдались. Это не первая попытка фашистов заслать к нам своих… Как тебе наш отряд?
— Славный народ! Не дождусь, когда пойдем в бой! Бить фашистов! В плену я насмотрелся на эту высшую. расу. Мечтаю об одном — опять встретиться с ними с оружием в руках!
— Такая возможность у тебя, Иван, еще впереди. Ты помоги сохранить людей. Обучи их. Это будет настоящая помощь нашему делу! Скоро немцу покоя не станет ни днем, ни ночью! Обучи людей! И знания у тебя есть, и опыт, так что потерпи, капитан.
— Я солдат, товарищ командир, и службу себе не выбираю. Поручили — буду выполнять честно.
…Во второй половине дня Петренко провел беседу о тактике ведения боя в лесу. Капитан понимал, что не знает еще партизанской войны, и потому внимательно слушал истории о боях, рассказанные партизанами. Оказывается, обучать партизанской войне надо еще его самого!
Вечером, погруженный в раздумья, капитан подошел к землянке. У привязи стояли оседланные вороные. Охранял их молодой партизан с карабином за плечом и шашкой на боку. Увидев, с каким интересом Петренко разглядывает лошадей, заулыбался:
— Что, пехота, нравятся кони?
— Да, красавцы! Таких на племя беречь надо! Им цены нет…
— Кончится война, разведем получше! Для боя эти кони что надо! Ты, я вижу, в командирскую землянку шагаешь. Будь другом, передай лейтенанту Пашкову, он сейчас у вашего бати, что нам пора. Ночью в лесу можно и лошадей покалечить…
— Как ты назвал фамилию твоего командира?
— Лейтенант Пашков, а что?
— Ничего…
В такое совпадение верилось с трудом. Он распахнул дверь, вошел в землянку.
Кроме командования отряда там находились еще трое незнакомых партизан. По тому, что все они были при шашках, Иван определил: кавалеристы. Ляшенко кивнул капитану: садись.
— Да поймите, командир, какие вы нам попутчики! Сегодня мы здесь, завтра бьем немцев за семьдесят километров отсюда. Ваш отряд свяжет меня по рукам и ногам! Разрабатывать совместные операции согласен! А присоединяться к вам — ни за что! То, что у вас связь с Москвой, — хорошо! Вот и передайте Москве, что распоряжения ее мы выполним… — громко говорил один из незнакомцев, стоя перед Ляшенко.
Иван уже не сомневался: это его бывший заместитель — лейтенант Пашков! За несколько месяцев разлуки лейтенант возмужал, стал будто выше. Иван не мог больше молчать, шагнул вперед:
— Пашков!
Лейтенант повернулся на голос:
— Товарищ капитан! Вы?!
Он обнял Ивана, радостно повернул лицом к двум другим кавалеристам:
— Хлопцы! Да вы поглядите, кто это!
Кавалеристы бросились к капитану.
— Товарищ командир! Вот так встреча! А мы считали, что вы с Михеем погибли! Когда рванула граната, поначалу решили, что вы подорвали и себя, и немцев. В доме она ухнула, а там ведь, кроме вас, не было никого. А потом… — Пашков не договорил, повернулся к Ляшенко: — Это наш командир — капитан Петренко! Я передаю ему командование подразделением! О дальнейшем договаривайтесь с ним…
Однако Ляшенко в отношении капитана имел специальное распоряжение. Он переглянулся с командиром чекистов, затем повернулся к Пашкову:
— Лейтенант, садись! Не спеша все обсудим. То, что ваш командир находится у нас, уверен, скажется и на нашем соглашении. Я сейчас распоряжусь, чтобы вас определили на ночлег. А вы потолкуйте…
Уже у двери Ляшенко обратился к командиру группы чекистов:
— Товарищ майор, не желаете пройтись со мной?
Кавалеристы усадили Петренко на табурет, окружили:
— Рассказывайте, товарищ капитан! Что с вами было? Где Михей?
— Лучше вы расскажите! Все живы?
— Да, все! — ответил Пашков. — Сейчас у нас почти три сотни людей. Пополнение из местных жителей и окруженцев. А тогда дело было так: мы укрылись в лесу и до ночи ждали вас с Михеем. Вы не явились. Я послал сержанта Бобыря в разведку. Он пробрался к тому дому, где мы ночевали накануне. Открыл хозяин и сообщил, что вы сопротивлялись, но немцы бросили гранату и, оглушенных, вас схватили, увели в деревню. Мы хотели ночью отбить вас, но подобраться незаметно не смогли, а идти напролом силенок не было. Тогда решили уходить к фронту, Бродили по лесам… Как–то ночью одна из наших лошадей заржала, из чащи ей ответили другие коня. Мы потихоньку двинулись туда: подползли, смотрим — на поляне большой табун лошадей. Дождались утра. На рассвете заметили пятерых мужиков с берданками. Они оказались работниками конного завода. С первых дней войны прячутся с табуном в лесу. Как быть дальше — не знают… Посоветовавшись, мы решили объединиться в конный отряд и бить фашистов здесь, пока не разведаем точно, где фронт. Вот и бьем гадов, где достанем, а скрываемся в лесу. Командир здешний предлагает нам объединиться с отрядом «Смерть фашизму». Мне кажется, что это объединение ничего хорошего не принесет. А как вы считаете, товарищ капитан? Какой будет ваш совет?
— Увы, я не имею права советовать… — Петренко развел руками. — К тому же, мне поручено обучать партизан. Сила здесь большая накоплена, да в военном деле грамоты маловато. Пока не найду себе замену, не уйду. Поговорим с командиром и комиссаром. Как они решат, так и будет.
— Понял, товарищ капитан.
— Вот и отлично.
Вскоре в землянку вернулись командир отряда, комиссар и майор.
— В связи с тем, — объявил комиссар, — что ваш командир временно будет в нашем отряде, предлагаю пока оставить все как есть. Но каждую неделю будем встречаться здесь, составлять планы совместных действий.
— Согласны… — ответил Пашков и спросил: — А может, заменить товарища капитана кем–нибудь другим?
Вмешался Ляшенко:
— Можно бы, да уж больно приглянулся он партизанам. И потом… — он сделал паузу. — Таково решение штаба партизанского движения. Ваш командир будет принимать участие в разработке совместных операций. Встречаться с ним вы можете, когда пожелаете. Приезжайте почаще — больше пользы будет для общего дела! Я верно говорю, капитан?
— Верно, товарищ командир! — человек военный, Петренко привык не задавать лишних вопросов, хотя о том, что его личностью интересуется штаб, услышал впервые.
На рассвете Пашков подвел к Петренко коня:
— Товарищ капитан! Теперь это ваш конь…
— А как же ты?
— В отряде у меня есть запасной. А до стана доеду с кем–нибудь в паре…
Конники ускакали, а Иван долго стоял, задумчиво глядя им вслед. Потом отправился проводить занятия.
В это время в командирской землянке за столом сидело трое: командир, комиссар и майор–чекист. Говорил майор.
— Мне все ясно, кроме одного. Капитан — коммунист, грамотный, знающий офицер, почему он никому из нас не сказал, что видел свою жену в форме немецкого офицера? Его это угнетает, понимаю, и все же он ни с кем не поделился горем! Не могу найти этому объяснения!
Ляшенко потер рукой лоб:
— Я знаю их обоих не первый год. Молчание Ивана объясняется, по–моему, просто: он не верит в предательство Лизы. Либо сам хочет расквитаться с ней. Потому и молчит.
— Я согласен с командиром, — кивнул комиссар. — Но как бы мы его ни опекали, рано или поздно пустим в бой. Грешно военного человека в тылу все время держать. Не утерпит — уйдет к Пашкову. Это тоже надо иметь в виду. Поэтому предлагаю сказать капитану правду.
Майор поднялся:
— Пока не получу разрешения, я запрещаю любые разговоры на эту тему с капитаном Петренко! — Устало вздохнул и добавил: — И так слишком многих пришлось включить в игру, пренебрегая элементарной осторожностью. Слишком многих…
Провожать Верга приехали Гейнц и Миллер. Накануне вечером штандартенфюрер встретился с командирами дивизий и зачитал адресованное ему послание Гейнца. Тот весьма детально характеризовал положение в районе. Офицеры вермахта были удивлены и обеспокоены приведенными оберштурмбанфюрером данными о партизанах. Партизаны взрывали поезда, громили мелкие гарнизоны, казнили предателей. Свое послание Гейнц заканчивал так: «Если мы немедленно не истребим партизан, больше на отдых в здешних местах никто рассчитывать не сможет! Партизаны уже сейчас имеют кавалерию, даже пушки. Недооценивать лесную армию мы не имеем права. Она постоянно пополняется за счет попавших в окружение солдат и офицеров, за счет добровольцев из местного населения. У нас нет ни дня на раздумия, надо действовать!»
Генералы попросили дать им немного времени, чтобы подготовиться к разгрому партизан и получить на это разрешение высшего командования. Но в принципе вопрос был решен: при получении санкции сверху дивизии вступят в бой.
…Пилот доложил о готовности самолета к вылету. Верг по очереди обошел провожающих, пожал каждому руку, возле Эльзы Миллер задержался:
— Помните, о чем я говорил вам, Эльза? До встречи!
— Помню. До встречи.
С аэродрома Эльза и Гейнц возвращались вместе. Ехали молча. Гейнц переживал за окончательный результат переговоров. Вермахт требовал точных данных о местонахождении партизан. А как добыть такие сведения?!
Эльза была расстроена прощанием с Вергом. Еще вчера она передала сообщение о готовящейся карательной акции в деревне Родники. Что предпримут партизаны? Успеют ли вывести жителей из деревни? Ей все труднее становилось совмещать функции «глубокой» разведка с задачами оперативными, никак ей в прямую обязанность не вмененными, но требующими ее личного, быстрого и точного вмешательства. Ее не обязывал к этому Центр. Напротив, там были крайне озабочены, что опасность «засветки» при решении тактических задач возрастает. Но иначе поступить Эльза уже не могла. Это понимал Верг. Понимали и в Центре. Впрочем, сам характер небывалой войны, условия работы Эльзы все чаще размывали границы между «чистой» разведкой и делами подполья.
В приемной к Гейнцу подбежал ожидающий его шарфюрер:
— Докладывай! — резко бросил Гейнц.
— У деревни мы напоролись на засаду партизан. Половина штрафной роты уничтожена! Партизаны отступили в лес. Штрафники отказались их преследовать. В деревне никого не оказалось. Все ушли и увели с собой скот. Штрафники стали жечь деревню. На обратном пути завернули в хутор, что в пяти километрах от Родников. Там солдаты раздобыли самогон, перепились, затеяли драку… Венкель послал меня к вам! Нужно срочно разоружить их!
Гейнц посмотрел на Эльзу.
— Пахнет бунтом! Это и по вашей части, фрау…
В кабинете Гардекопфа Эльза застала Фосса и Гартмана. Они с прикомандированным штурмфюрером аз СД только что вернулись из поездки, но Миллер все же приказала:
— Взять автоматы! По две запасные обоймы! Поедем помогать Гейнцу! Гардекопф, на сборы пять минут. Возьмите и мой автомат!
Когда Эльза и Гейнц вышли во двор, все уже были готовы.
Гейнц подал знак, и автомобиль с эсэсовцами выехал со двора. За ним следовали «опель» и «мерседес» с командой Миллер.
— Вы даже не представляете, Эльза, — сказал: Гейнц, — на какую прогулку мы едем! Если штрафники не сдадутся, нам придется несладко. У нас ведь людей вдвое меньше! Я уже не говорю о возможной и совсем ненужной огласке…
На подъезде к хутору остановились. Подбежал шарфюрер:
— Приехали, господин оберштурмбанфюрер! Нужно выяснить обстановку!
— Выясните и доложите!
Шарфюрер огородами метнулся к хутору. Минут через пятнадцать он вернулся, ведя с собой тоненького лейтенанта.
— Господин оберштурмбанфюрер! Я командовал штрафниками, — доложил лейтенант; — Они взбунтовались… Венкель разоружен и связан. Мне удалось бежать. Судьба остальных офицеров неизвестна…
— Где сейчас штрафники?
— Через два дома. Пьют самогон. Огородами можно пройти…
— Ведите нас туда.
Гейнц обратился к эсэсовцам:
— Слушать внимательно! Цепью с оружием наготове всем идти за лейтенантом. Без приказа не стрелять! Фрау Миллер, вы е нами?
— Я приехала сюда не на прогулку! Гардекопф, всем нашим приготовить оружие! Следовать к хутору рядом со мной!
Эльза взяла у Фосса свой автомат, поставила его на боевой взвод и пошла впереди остальных.
Миновали первый двор, второй… Из третьего доносился пьяный гогот, выкрики. Гейнц приказал окружить двор, но штрафникам на глаза не попадаться. Миллер твердо сказала:
— На переговоры пойду я с Гардекопфом! Если выстрелю — атакуйте!
В душе Эльзы все кипело от гнева, Эти набранные из тюрем и концлагерей уголовники решили развлечься! Они с удовольствием собрались расстреливать мирных жителей, но как только столкнулись с партизанами, их пыл сразу улегся! Вместо увеселительной прогулки многие из них нашли здесь смерть!
Эльза с Гардекопфом, не таясь, пошли во двор. Картина была неприглядная. Повсюду валялось оружие, пьяные штрафники сидели вокруг стола, уставленного бутылками с самогоном. Миллер и Гардекопфа заметили. Из–за стола вышел здоровенный верзила и направился к ним навстречу. Он остановился перед Эльзой, пьяно улыбаясь и раскачиваясь со стороны в сторону.
— Эй! — осклабился, обращаясь к Гардекопфу. — Ты почему привел только одну фрау? Нас, видишь, сколько! — развел он руками.
Вокруг пьяно захохотали.
Эльза спокойно смотрела на наглеца:
— Он еще приведет! Но сначала я хочу поговорить с вашим старшим. Есть среди вас такой?
— Я — старший! Говори! Только быстро! Мне невтерпеж…
Гардекопф побагровел от негодования. Эльза, невозмутимо глядя на кривляющегося подонка, нажала на спусковой крючок. Коротко прострекотала автоматная очередь, и детина рухнул на колени, прижимая руки к животу.
Остальные, не ожидавшие такого, опешили. И побежали. В атаку, стреляя по удирающим штрафникам, ринулись эсэсовцы. Еще минута–другая, и от штрафной роты ничего не осталось.
Гейнц подошел к Эльзе Миллер.
— Ваша отвага немыслима! Перед пьяными штрафниками спокойно расстреливать их вожака! Простите, но это безрассудно!.. Ведь они могли…
— Не надо читать мне проповедей! — Эльза гневно вспыхнула и продолжала: — Вы сами видите: партизан развелось уже столько, что скоро они установят для нас комендантский час! А что мы?! Ведь мы против них пока ничего…
— Фрау Миллер! Вы меня партизанами не попрекайте. Ведь вам известно, что командование дивизий требует данные о дислокации партизан! Кто может сообщить нам эти данные?!
— Я этим вопросом не занималась, — надменно ответила Эльза.
— А я занимался! Но точных сведений дать не могу! Я не уверен, что партизаны и сейчас там, где их видели вчера!
— Но какой–то выход должен быть? Ведь можно…
— Можно, — подхватил Гейнц, — разделить лес в нашем районе на несколько участков и отдать под контроль воинским частям. Перекрыть все подходы к лесу. Партизаны сами обнаружат себя. Им нужна связь с подпольем, нужны медикаменты, хлеб, короче — выход к городу!..
— Если вы так хорошо знаете, что нужно партизанам, почему не блокируете их?
— Это вопрос времени! А дивизии вот–вот уйдут на фронт!
— Зачем вы рассказали мне все это? — удивилась Эльза.
— Чтоб вы поняли, в каком бедственном положении я нахожусь!
— Я–то вас, может, и пойму, но поймет ли вас рейхсфюрер СС Гиммлер? В вашей докладной описана такая страшная картина, что в Берлине непременно обратят на это внимание! К вам пришлют инспекцию, проверят, какие меры вы приняли…
— Вы думаете, такое возможно?!
— Штандартенфюрер Верг постарается!..
Гейнц заволновался:
— И так — виноват, и так — виноват!!! Эльза! Согласие командования должно быть со дня на день, а точных разведданых, без которых генералы и пальцем не пошевельнут, мы не получим и через неделю. Только ваше обаяние может спасти дело… И меня.
Эльза для видимости поколебалась.
— Хорошо. Завтра утром я съезжу в одну из дивизий. Но учтите, без согласия из Берлина она не выступит против партизан.
— О, фрау! Сделайте что–нибудь!..
По возвращении домой Эльза сразу заметила, что у нее побывала связная. Скатерть со стола была снята и сложена. Это означало, что девушка придет еще раз и что ей срочно необходимо видеть Эльзу.
Миллер очень устала. Не давала покоя мысль, правильно ли она поступила, согласившись принять участие и акции против штрафников? Гейнц попытался бы разоружить их, а затем снова использовать против партизан. Теперь штрафной роты не существует. Конечно, если бы здесь был Верг, он бы ни за что не позволил ей ввязываться в такое дело. Но самой Эльзе необходима была подобная разрядка. Свидетель гибели многих советских людей, она все больше ненавидела своих «соратников по борьбе», и сегодняшняя акция была ее местью врагам…
Как всегда в минуты волнения, Эльза принялась чистить «вальтер». Чистила долго, тщательно, протирая и смазывая каждую деталь.
Связная не появлялась… Миллер наполнила водой чайник, включила в сеть, стала ждать, пока закипит. И тут тихонько постучали. Девушка, войдя, плотно прикрыла за собой дверь.
— Для вас утром пришло сообщение. — Она вытащила из потайного кармана платья сложенную вчетверо тонкую папиросную бумажку, испещренную мелкими цифрами.
Эльза занялась расшифровкой.
Миловану.
Оберст генерального штаба прибудет к вам через день. Максимум внимания в операции по изъятию документов.
В случае неудачи по явке, переданной вам Фрицем, сообщите партизанам о перемещениях оберста. Прямого участия в операции не принимайте. Поздравляем с повышением в звании и награждением орденом Красного Знамени.
Центр. Радомир.
Миллер сожгла записку в пепельнице. Повернулась к связной.
— Послезавтра — работа. Мне кажется, самое удобное время для операции — обед. Не думаю, что оберст понесет портфель с документами в ресторан. Завтра вы почаще заглядывайте ко мне… Могут возникнуть неожиданные варианты…
Наступил вечер, но спать Эльзе не хотелось. Посла встречи с Иваном она не переставала думать о нем. Переживала, что он считает ее изменницей. После завершения операции надо будет связаться с Центром, пусть сообщат капитану о том, кто она на самом деле…
Одна мысль сменяла другую.
Верг уже в Берлине… Он добьется ее перевода в рейх. Если Фриц настаивает на ее переезде, значит она ему там необходима…
Так… Еще… Завтра предстоит встреча с генералом. Если ей повезет, Гейнц потом будет кричать во всеуслышание, что даже регулярные части не смогли совладать с партизанами! А что мог сделать он?! Ведь у него так мало солдат!..
В восемь утра у подъезда гостиницы стоял сверкающий «мерседес». Увидев на пороге Эльзу, Фосс выскочил из автомашины, распахнул переднюю дверцу и вытянулся по стойке «смирно».
— Сяду сзади, — небрежно бросила Эльза.
Фосс обиженно захлопнул дверцу, сел за руль.
Мотопехотная дивизия стояла километрах в двадцати от города. Часть дороги туда проходила лесом. Был и объезд, но это длиннее. Решили пренебречь возможной опасностью. В перелеске Фосс остановил машину, открыл багажник, достал автоматы, один протянул Эльзе, другой положил справа подле себя на сиденье. Когда въехали в чащу, он переложил автомат на колени, внимательно посматривая по сторонам.
Эльза почти всю дорогу ехала с закрытыми глазами, обдумывая предстоящий разговор с командиром мотопехотной дивизии.
В расположение части добрались без приключений. У штаба курил дежурный офицер, искоса поглядывая на подъехавшую машину. Эльза обратилась к нему.
— Здравствуйте. Мне нужно встретиться с командиром дивизии.
— Он ждет вас? Вы предупреждали генерала о своем приезде?
— Нет.
Лицо гауптмана выразило разочарование.
— Генерал вряд ли сможет принять вас.
Миллер показала удостоверение. Офицер внимательно и с любопытством изучил его.
— Ну что же — попробуем. Я провожу вас.
Штаб помещался в бывшем сельсовете. В коридоре на стене висели довоенные плакаты. Видимо, немцы находили это пикантным.
Ждать в приемной пришлось недолго.
Генерал оказался человеком деловым и, несмотря на то, что первая их встреча с Эльзой была не из самых приятных, принял Миллер любезно, хотя и несколько настороженно.
— Что вас привело к нам?
— Дела, господин генерал, — напрямую ответила Эльза. — Поверьте, сколь бы ни была резкой наша первая встреча, ваши заслуги и ваш талант воина всегда вызывали у меня уважение. И потому некоторые обстоятельства заставили меня, бросив все, выехать к вам. Помните, во время визита ко мне вы говорили, что один ваш штабной офицер, майор–выскочка, стряпает на вас доносы? Так вот, эти доносы поступили ко мне. И материал настолько важный, что не отправить его в Берлин я не имею права. Конечно, я понимаю всю несерьезность повода, позволившего раздуть слова человека, привыкшего рубить сплеча, до размеров измены, но… Только в том случав, если ваш майор будет изрядно вывалян в дерьме, я сумею оставить его «опус» у себя.
— Что ж он такого насочинял?
— Вот — посмотрите! — Эльза подала генералу листки, отпечатанные на машинке.
Генерал читал, и на лице его проступали багровые пятна. Прочитав, он сказал Миллер, внимательно наблюдавшей за ним:
— Каков подлец! Если эту мазню начальство примет к сведению, вы правы, отмываться мне придется долго.
— Генерал, отмываться — это не то слово, — жестко уточнила Эльза. — Ведь вы реалист. Именно вера в ваш трезвый ум, столь нужный сейчас фатерланду…
— Оставьте! — махнул рукой генерал. — Я не знаю, почему вы хотите мне помочь, меня это сейчас не волнует. Вы пришли помочь — это главное. Что я должен сделать?,
— Вас просило руководство СД о помощи в борьбе с партизанами?
— Да. Разрешение использовать часть войск под мою ответственность получено. Но где искать партизан?
— Никого искать не нужно. Выделите людей и технику и поручите это дело майору.
— О!.. — злобно улыбнулся генерал. — Сегодня же майор пойдет в атаку на лесных бандитов!
— Пожелаем ему удачи, господин генерал! Недели три у вас есть. Думаю, этого достаточно.
Генерал прищурился:
— У кого талант стратега, так это у вас, фрау. Да, я лишь догадываюсь о причинах, побудивших вас… Но — спасибо. И… — он сделал паузу, — привет нашим доблестным работникам из СД. Я сочувствуй им — ваше ведомство идет на корпус впереди.
…Возвращались той же дорогой. Фосс, успокоенный тишиной, положил автомат на свободное переднее сиденье. Эльза, довольная результатом поездки, дремала.
Проехали большую часть лесной дороги. Вдруг ударила автоматная очередь, и машину понесло на деревья. Эльза от неожиданности вздрогнула, сон как рукой сняло. Она увидела, что Фосс валится на руль, ветровое стекло пробито, машина уже на обочине и вот–вот врежется в дерево…
Удар развернул машину, и она замерла. Кровь заливала мундир раненного в голову и лежавшего без сознания Фосса. Из чащи бежали партизаны. Они, видимо, полагали, что в «мерседесе» один шофер. Открыли переднюю дверцу. Эльзу в полутьме не сразу заметили.
Осмотрели Фосса.
— Вроде готов. Обольем машину бензином и подожжем!
— Товарищи!.. — громко произнесла Эльза по–русски.
Партизаны только теперь увидели молодую женщину в форме немецкого офицера. Впрочем, замешательство их было недолгим.
— А ну выходи, посмотрим, какой ты нам товарищ! — закричало сразу несколько голосов. Один из партизан толкнул дулом автомата Эльзу:
— Давай–давай, сучка немецкая!
Эльзе пришлось выйти, и тут же она попала под прицел хмурых и недоверчивых глаз. Ситуация была критической.
— Где ваш командир? — спросила Эльза твердо. — Мне нужно его видеть. Немедленно. У меня к нему дело.
— Ври больше, — бросил кто–то с недоверием. — Было бы дело, если б мы не остановили, как же! Шлепнем тебя — и все дела. Не зря отряд наш, фрау, называется «Смерть фашизму». Слыхала, небось, про такой?
Эльза обрадованно встрепенулась. Надежда обретала реальность! Выделив по виду старшего группы, она обратилась уже непосредственно к нему:
— Если командира нельзя, тогда представителя госбезопасности. Я знаю, что такой в отряде есть. — Она посмотрела в глава партизану и еще раз подчеркнуто, по слогам, повторила: — Госбезопасности… Вы понимаете? Остальное я скажу только ему.
Партизан недоверчиво слушал ее.
— Потеряем время — будет поздно, — не отступала Эльза.
Помедлив, тот произнес:
— Пойдешь с нами.
— Нет, — покачала головой Эльза. — Я не имею права появляться в отряде — там слишком много глаз…
Партизан поколебался еще секунду:
— Петро, Иван! За командиром! А вы… не знаю уж, как вас… Оружие сдайте!
Эльза подала автомат и «вальтер».
Партизаны дружно навалились на автомашину, и через несколько минут «мерседес» был надежно укрыт в чаще орешника. Эльза и бойцы тоже отошли в чащу, но так, чтоб видеть «мерседес». Эльза пыталась заговорить со своими охранниками, но те вначале отмалчивались, а потом старший резко произнес:
— Молчи. Поговорим, когда проверим, что ты за птица…
Минут через сорок на тропинке показались люди. Впереди шел один из тех, кого отправили в лагерь за командиром. А следом… Эльза ахнула от неожиданности. За партизаном шагал бывший директор школы Ляшенко. Он подался вперед, обнял ее. Тихо, вполголоса сказал:
— Отойдем в сторонку, с тобой хотят потолковать.
Эльза узнала майора по описанию товарищей: это он, тот самый командир группы чекистов, прикомандированных к партизанскому отряду.
— Я — Милован!
— Я узнал вас. Что будем делать? Ребята, конечно, молодцы, но это провал…
— Не думаю, хотя приятного во всей этой ситуации мало. Можно устроить на дороге завал, обстрелять какую–нибудь машину с немцами. Выкручусь, тем более, что мой шофер погиб…
— Ну что же, рискнем…
Эльза замялась. Майор кивнул: говорите, не стесняйтесь.
— Я хочу видеть своего мужа — Ивана Петренко. Понимаю, что нельзя, но другого случая у меня может не быть, товарищ майор!
В глазах у Эльзы была такая мольба, что чекист уступил.
— Тут неподалеку есть землянка, — неуверенно молвил он. — Подождите там. Я постараюсь найти Петренко.
Ляшенко взял Лизу под руку, провел к землянке. Обычно в ней укрывались от непогоды партизаны, охранявшие на дальних подступах лагерь. Сейчас там никого не было. Ляшенко первым шагнул в темноту, на ощупь отыскал светильник, чиркнул зажигалкой.
Лиза впервые за время работы в оккупированном районе была среди партизан, и ее все интересовало. Ляшенко наблюдал за ней с не меньшим интересом. Ему хотелось расспросить ее о том, где она была все эти годы? Она очень изменилась… Лицо стало жестким. Суровым. Непривычная одежда.
Лиза понимала состояние Ляшенко. Повернулась к нему:
— Вы хотите о чем–то спросить?
— Да, Лиза…
— Я так рада встрече с вами, дорогой мой директор школы. Так приятно встретить товарища по работе, бывшего моего учителя. Извините, что тогда, на реке все так произошло.
— Нет… Я все понимаю… Знаешь, не верится даже… О том, что ты появилась в городе, я узнал в тот же день. Но поначалу Милован для меня был очень большой загадкой.
Эльза торопливо перевела разговор на другое:
— Я тоже не люблю загадок. Как там мой Иван?! Чем занимается?
Ляшенко ожидал этого вопроса. Он сопереживал Эльзе и рад был сообщить ей добрые вести.
— Петренко… Обучает ребят военному делу. В плен попал, прикрывая отход своих солдат. Твой муж, Лиза, бесстрашный человек… Бойцы конного отряда, выходившие из окружения, просят отпустить капитана Петренко к ним. Командиром… Но начальство пока против. Это связано, сама знаешь, с чем…
В землянку спустился чекист. Эльза вопросительно посмотрела на него.
— Сейчас будет…
Она взволнованно и вместе с тем растерянно поправила волосы, достав миниатюрное зеркальце.
— Я предупредил капитана, — продолжал майор, — что его ждет один наш товарищ, что он в немецкой форме. На свидание даем вам полчаса, не больше…
Эльза осталась одна. Она вся напряглась. Радость предстоящей встречи смешивалась с каким–то страхом, Потому, наверное, она не сразу заметила, как, заслоняя проем землянки, появился Иван. Она хотела подняться навстречу и не могла. Замерла на ящике из–под снарядов и неотрывно смотрела на мужа. Плакала, радуясь встрече, тому, что теперь Иван будет знать правду о ней, плакала от обиды, что так мало у них времени, плакала потому, что не знала, когда встретятся снова, и встретятся ли вообще…
Иван бросился к Лизе, подхватил, обнял. Уткнулся в жесткий мундир. Он теперь лишь осознал смысл сказанного майором: «Тебя ждет один наш товарищ, он в немецкой форме…»
Между тем партизаны готовили завал. Майор топтался у землянки и уже жалел, что расщедрился на целых полчаса. Волновался. Нужно было торопиться. Наконец дверь отворилась, Лиза виновато улыбнулась:
— Простите, майор…
Майор отвел глаза в сторону:
— Простите и вы меня. Я понимаю, и жизни мало, не то что получаса. Может быть, позже устроим вам свидание. А сейчас — пора.
Не оглядываясь, Лиза быстро зашагала туда, где был укрыт «мерседес». Фосса, залитого кровью, впихнули на сиденье водителя. Партизаны дружно налегли и покатили автомобиль к дороге. Завал был готов. Теперь оставалось ждать, пока появится какая–нибудь машина с гитлеровцами.
Вскоре из–за поворота донеслись выстрелы. Сначала одиночные. Потом разгорелся настоящий бой. Трещали — судя по звуку — в основном немецкие автоматы.
— Надо спешить?.. — обеспокоенно спросила Эльза невозмутимого майора.
— Вы забыли, у партизан тоже немецкое оружие. Не переживайте, мы продержимся, сколько потребуется. Усаживайтесь в свой «мерседес».
— Нет. Лучше сделаем по–другому… — Эльза оглянулась. — Давайте выкатим его на ту сторону дороги и чуть развернем, чтобы сразу бросился в глаза.
Машину передвинули.
— Всем в лес! — приказал чекист и подошел к Миллер. — Берегите себя, Лиза. Ваше оружие — в машине.
Пересек дорогу и скрылся в чаще.
Миллер спряталась за колесом и короткими очередями стала стрелять вверх, сшибая с ветвей шишки. С натужным гулом из–за поворота вывернула колонна пятнистых грузовиков. Эльза вышла на дорогу, вскинула руку с автоматом. Передняя машина резко затормозила, с подножки соскочил молоденький обер–лейтенант вермахта:
— Что у вас, фрау?
— Партизанская банда! Обстреляли. Ранили шофера.
— Вам еще повезло! Вы, похоже, наткнулись на их арьергард. А нам довелось выдержать чуть ли не сражение, пока пробились через завал. Машину потеряли. Как полыхнуло! Как теперь отчитываться…
Обер–лейтенант подал знак. Несколько солдат вытащили из «мерседеса» обмякшее тело Фосса и понесли к грузовику. Из–за деревьев по ним ударили автоматы. Засвистели пули.
— Партизаны! — послышались крики.
— Черт, опять! — выругался, не стесняясь присутствия женщины, обер–лейтенант.
Не давая ему опомниться, она приказала:
— В город! Нужна помощь. Иначе…
Обер–лейтенант заорал, отдавая команду. Потом вскочил на место Фосса за руль рядом с Эльзой, стреляющей сквозь разбитое стекло.
…«Мерседес» несся к городу. Миллер думала об Иване, о том, что он знает теперь всю правду о ней. Обер–лейтенант молчание спутницы воспринимал по–своему: полагал, что она расстроена случившимся.
Вскоре ему, однако, надоело молчать и, тряся белесой челкой, он бубнил о своих подвигах на снабженческом фронте, делал неуклюжие намеки. Проехали контрольно–пропускной пост и вскоре подкатили к СД. Эльза сухо поблагодарила обер–лейтенанта и попросила подняться с ней вместе к начальнику СД и самому поведать Гейнцу, как их обстреляли партизаны.
Обер–лейтенант подробно изложил именно ту версию, какая была угодна Эльзе. Гейнц пообещал, что будет ходатайствовать о его награждении. А фрау Эльзу Миллер попросил впредь без охраны по лесным дорогам не ездить. Когда обер–лейтенант, обрадованный посулом, покинул кабинет, Гейнц наконец задал вопрос, который волновал его куда больше, чем жизнь и смерть какого–то там Фосса.
— Чем закончился визит к генералу?
— С вас причитается. Два батальона мотопехотной дивизии начинают действовать против партизан.
— Уф! Вот это работа! Первая посылка из Парижа — вам… А генерал не просил кого–нибудь из наших для согласования района действий?
Это был для Гейнца второй по важности вопрос.
— Нет, он намерен своими силами расправиться с партизанами.
— Прекрасно! — сказал Гейнц, с восторгом и опаской отмечая для себя необыкновенную удачливость абверовской валькирии.
Убедившись, что все сотрудники в сборе, Миллер сделала небольшую паузу, а затем произнесла:
— Господа офицеры, до сих пор нашей маленькой группе удавалось выполнять свои обязанности без потерь. Сегодня среди нас нет Фосса. На лесной дороге нас обстреляли партизаны. Я уцелела чудом. Поэтому прошу помнить, в какой стране мы работаем, и сделать соответствующие выводы…
Когда Эльза закончила, Венкель сообщил, что завтра самолетом из Берлина прибудет офицер генерального штаба. Его охраной занимается СД.
Позже, повстречав Эльзу в коридоре, Венкель доверительно уточнил:
— Оберштурмбанфюреру звонили трижды — и все из высших инстанций. Работы невпроворот, а в Берлине думают, что мы здесь на курорте! Кстати… — Венкель бросил быстрый взгляд на Эльзу, — помните, вы у себя в кабинете прихлопнули одного типа? Гейнц не находил себе места, пока не узнал о покойнике все… Даже то, что о покойниках не говорят.
— Что же он вынюхал?
— Зайдем к вам, — оборвал сам себя Венкель, заметив приближающегося офицера.
В кабинете Эльзы разговор возобновился.
— …С этим типом работали вы и Крегер. Как только Крегер погиб, вы, не желая делиться с нами какой–либо информацией, пристрелили Карлинского. Гейнц был очень недоволен, что его обошли. Почему, мол, скрываете сведения, если информатор больше наш, чем ваш. Даже звонил куда–то, но ему ответили, что вмешиваться в это может только рейхсфюрер и посоветовали Гейнцу обратиться прямо к нему…
— Не знала я, что Гейнц так злопамятен! — почти безразлично ответила Миллер.
Но Венкель не мог успокоиться, утверждая, что Гейнцу не правится то, что здесь, в этом городе, есть человек, не зависящий от него и к тому же способный в любой момент наделать ему неприятностей.
— Рейнеке–лис, его похвалы опасней яда! Вчера вечером созвал всех офицеров и ставил им вас в пример. Правда, не обошлось без шпильки… Рассказал о штрафникам и заметил вскользь, что вы помешаны на стрельбе. Вам безразлично, мол, в кого стрелять, лишь бы валялись трупы. Но за это «безразличие» я так вам благодарен…
— Главное, Венкель, что вы живы! А болтовня Гейнца меня мало волнует. Я могла бы поставить его на место, но не хочу ссылаться на вас. Вы мне видитесь в другой… — Эльза помедлила, — роли. Поэтому до поры до времени подержим эти сведения при себе. Но ближе к делу. Сегодня мотопехотная дивизия начнет действовать против партизан. Пусть Гейнц попробует уговорить других командиров. Без меня на сей раз.
— Если мотопехотная дивизия пошла на партизан, остальных Гейнц уломает. Не сомневайтесь! — заключил Венкель.
— Вы так думаете?
— Дух соперничества!
— Венкель! Вы — умница. А я, как всегда, ваш верный союзник.
— Благодарю вас, фрау! Я ждал от вас этих слов. Сам я не справлюсь с Гейнцем… Но против нас двоих он не устоит. Все, что будет касаться его, будет непременно поступать к вам. Найдете способ переправить эти материалы в Берлин?
Разговор у них шел уже в открытую — они имели время и возможность присмотреться и понять друг друга. Во всяком случае, так казалось Венкелю.
— Найду… Только вы не пренебрегайте даже малым: чем больше данных, тем сильнее мы будем! А сейчас прошу извинить меня — я очень устала. Пойду к себе… Хочу отдохнуть…
Моросил дождь. Эльза шла, закутавшись в плащ–реглан. Сегодняшний день был полон событиями, и только постоянный самоконтроль, умение владеть собой, отработанный непроницаемо–спокойный взгляд скрывали от окружающих истинные чувства Эльзы.
Она поднялась к себе в номер. Повесила на вешалку влажный плащ. Сняла мундир и решила немного полежать, а потом уже идти в ресторан. С утра у нее во рту ничего не было… Вообще–то Эльза старалась прилежно следовать советам врача высшей школы абвера: «Можете забывать о чем угодно, но не о еде… Организму разведчика приходится переносить такие нагрузки, о которых обычный человек и не подозревает. Поэтому важно всегда иметь определенный запас энергии, а ее может дать только калорийная свежая пища».
Не разбирая постели, прилегла, закрыла глаза, заставляя себя расслабиться. Но напряжение не уходило. Пережитое за день давало о себе знать… Сейчас, когда и партизанский отряд, и чекисты, и разведчики получили одинаковые задания — задержать дивизии, находящиеся на переформировке, ей стало предельно ясно, насколько тяжело положение на фронтах. Эльза видела и то, что операция «огонь на себя», которую начали проводить партизаны, и операция с похищением бумаг оберста из генерального штаба взаимосвязаны. Так или иначе, но в итоге они преследовали одну цель — не дать доукомплектованным новой техникой, отдохнувшим дивизиям вермахта перевесить чашу весов стратегического противостояния.
Завтрашний день обещал быть не легче. По всей видимости, в портфеле оберста находились секретнейшие документы, касающиеся основных моментов предстоящей деятельности трех дивизий. Ценнейшая информация! Упустить ее было нельзя. Проваливаясь, наконец, в долгожданный сон, Эльза твердо решила сделать все, чтобы документы попали к партизанам…
Ночью она спала неспокойно. Проснулась засветло. Тревожное предчувствие не покидало ее. Но действовала Эльза четко. Привела себя в порядок, проверила оружие. Положила в карман реглана второй пистолет. На всякий случай.
В восемь утра пришла связная.
Эльза уже несколько дней наблюдала за девушкой, И ее все больше беспокоила робость горничной. Справится ли она с задачей? Не раз Эльза замечала, как дрожат руки, перестилающие скатерть, как кровь приливает к бледным щекам. Эльзе даже казалось в такие минуты, что она слышит толчки испуганного сердца своей юной помощницы. С каждым днем Эльза все отчетливее сознавала, что придется изымать не столько важные документы оберста, сколько его самого…
— Как настроение? — спокойно и дружелюбно спросила Эльза.
— Волнуюсь… Не за себя, конечно, а за то, чтобы все получилось.
«Сорвется», — вдруг подумала Эльза. А вслух сказала:
— Главное, не теряй присутствия духа. Как твое настоящее имя?
— Светлана…
— Запомни, Света, я буду рядом. Я уверена в успехе. Но если даже случится худшее, товарищи обязательно выручат. Здесь уже — никаких сомнений. Да тебе ведь известно, как отработан план ухода!
Девушка с благодарностью слушала уверенную речь Миллер. Наконец та решила, что равновесие духа ее подопечной восстановлено, и поинтересовалась:
— Пистолет?
— Я отказалась, как вы советовали.
— Правильно, он тебе ни к чему. Сейчас я поеду на аэродром встречать оберста. Ты жди здесь. Пол протри, ну, сама знаешь, что и как…
— Поняла, фрау…
Светлана ушла. Минуту спустя вышла из комнаты и Эльза. На улице по–прежнему моросил нескончаемый дождь. Было зябко.
У здания СД она заметила черный «хорьх» Гейнца. Шофер сидел за рулем.
— Господин оберштурмбанфюрер у себя?
— Так точно. Приказал не отлучаться, сейчас отправимся на аэродром»
Навстречу уже бежал Гардекопф:
— Фрау Миллер! На проводе Штольц!
Эльза торопливо вошла в кабинет помощника. Трубка телефонного аппарата лежала на столе.
— Добрый день, Эльза! К вам прилетает важная птица. Ты в курсе дела?
— Да. Гейнц сообщил мне.
— Срочно подключись к охране. Это приказ шефа. Генеральный штаб просит продублировать охрану Гейнца нашими силами.
— Будет исполнено, — голос Эльзы звучал бесстрастно.
— Понимаю, что свалился как снег на голову, — говорил тем временем Штольц, — но приказ есть приказ. Что–то они вдруг засуетились. Кстати, тебе поклон от Верга! Поговаривают, что тебе пора возвращаться в Берлин. Как ты? Не против? Я так и думал. Есть важное дело. Я еще позвоню тебе.
Эльза положила трубку, приказала Гардекопфу:
— Собирайте наших! На аэродром! — она быстро дала необходимые инструкции.
— Слушаюсь! — Он сорвал с вешалки плащ и фуражку, исчез за дверью.
…На лестничной клетке Эльза столкнулась о Гейнцем.
— Фрау Миллер? — улыбнулся тот. — Вы со мной?
— Если позволите…
— Конечно, прошу.
Шофер развернул «хорьх», выехал на улицу. Спустя некоторое время Эльза заметила то, что ускользнуло от внимания слишком погруженного в мысли о предстоящей встрече Гейнца — их обошла машина с людьми Гардекопфа…
У аэродрома стояла вереница машин и броневичок. Пулеметы на мотоциклетных колясках были расчехлены. За ограждением расстилалось летное поле с посадочной полосой и проплешинами не занятых сейчас стоянок. Низкая облачность и морось не мешали уже заходящему на посадку самолету.
«Юнкерс» подрулил к зданию аэровокзала и, вздрагивая хвостом, остановился. Открылась дверца, тотчас на бетонную полосу выдвинули лестницу. Со ступенек соскочил молодой гауптман и подал руку появившемуся в проеме плотному оберсту. Тот, улыбаясь, обошел встречающих, по очереди пожал каждому руку. Возле Эльзы задержался:
— Фрау Миллер?
— Так точно, господин оберст.
— Примите добрые пожелания от генерала Нейса.
— О! Дядя уже генерал?!
— Четыре дня назад сам фюрер поздравил его с повышением в звании и должности. Кроме того, вас приветствует штандартенфюрер Штольц. Он звонил вам?
— Да, господин оберст, я в курсе.
— Превосходно. Недаром я столь наслышан о вас…
Поравнявшись с командиром мотопехотной дивизии, радостно провозгласил:
— Рад видеть покорителя Франции!
Генерал улыбнулся:
— Да, дружище, мы с вами славно поработали перед французской кампанией. Помнится, были тогда в одном звании? А сейчас я уже дослужился до чина… Что ж в генеральном штабе чины под замком держат?
Оба рассмеялись. Видно было, что намек ничуть не обидел гостя. Он отшутился:
— У нас, господин генерал, быстро не продвинешься. Зато мы такой же дорогой выдержки, как доброе рейнское вино…
Подошел Гейнц:
— Господин оберст! Прошу вас в мою машину!
Оберст, Гейнц и Эльза заняли места в «хорьхе».
Беседа была самой общей. Эльза участвовала в ней почти машинально, внимательно вслушиваясь скорее в интонацию уставшего после нелегкого полета гостя из Берлина.
Подъехали к СД. Гейнц пригласил в свой кабинет, где уже собрались офицеры. После нескольких вступительных слов посланец генерального штаба перешел к положению на фронтах. И Эльзе стало ясно, насколько важно для советского командования задержать хотя бы на какое–то время эти проклятые дивизии… Когда оберст умолк, ему дружно зааплодировали. Он поднял руку, прося тишины.
— Господа! От того, как войска фюрера проведут кампанию, зависит все. Но их готовность к подвигу зависит во многом и от нас. Мы должны внести и свой вклад в общую победу!.. Спасибо, и до встречи,
Все разошлись. Остались только Гейнц, Эльза Миллер, оберст и трое офицеров, которых Гейнц представил:
— Ваша личная охрана, господин оберст.
— Хорошо. Но у меня просьба: пусть они охраняют меня незаметно, на расстоянии. Не надо привлекать внимания русских! Я прав, фрау Миллер?
— Мне трудно об этом судить, господин оберст. Не знаю, как конкретно организована система охраны, но в какой–то мере вы, конечно, правы.
— Господин оберст, охранять вас поручено мне, — вмешался Гейнц. — Я в ответе за вашу жизнь и за содержимое вашего портфеля! Охрана на расстоянии не надежна!
— Оберштурмбанфюрер! Если излишняя опека привлечет внимание врага, вас ожидают большие неприятности! Учтите это…
— О том, что меня ожидает, я предупрежден моим начальством! Прошу вас… Я отобрал лучших офицеров, по так как вы настаиваете на своем варианте, добавлю еще нескольких!
Оберст примирительно махнул рукой — ладно, ладно.,
— Номер в гостинице готов? Для меня и моего адъютанта?
— Так точно, господин оберст.
— Спасибо, оберштурмбанфюрер. Я благодарен вам. Пока у меня нет к вам вопросов. В гостиницу меня проводит фрау Миллер. До свидания.
В коридоре оберст, взяв Эльзу под локоть, спросил:
— Не хотите показать мне свои служебные апартаменты?..
— С удовольствием.
— Неплохо, — оценил он через несколько минут, оглядев кабинет Эльзы.
— Рада, что вам нравится, господин оберст.
— Ваш помощник станет нас подслушивать?
— О нет. Он абсолютно надежен.
— Мне по душе ваша убежденность. А я, увы, разучился верить своим подчиненным. Возраст… Или?..
Оберст опустился в рабочее кресло Эльзы. Она стояла перед гостем, точно школьница перед учителем. Он закурил сигарету.
— Фрау Миллер, перед вылетом сюда я беседовал с вашим непосредственным начальником. Штольц заверил меня, что подключит вас к моей охране. Вы, конечно, понимаете, что дело не во мне лично? Уже было несколько случаев исчезновения полномочных курьеров. Вместе с секретной документацией! Так–то… Поэтому генштаб вынужден требовать от всех инстанций серьезного отношения к охране полномочных курьеров и документов, находящихся при них.
— Вы можете быть спокойны! Прошу лишь об одном: не возить с собой большой охраны и согласовывать заранее маршруты, по которым нам с вами придется ездить. Понимаю, что это сковывает свободу передвижения, но…
— Безопасность стоит того. Согласен. Но я хочу, чтобы в СД не знали о том, что вы их дублируете.
— Не в моих интересах говорить об этом Гейнцу: если он узнает о дополнительной охране, то в силу своего дрянного характера может наделать глупостей.
— Ну что ж, тогда в отель.
— Я провожу вас. Гардекопф! — позвала Эльза громко.
На пороге возник обер–лейтенант.
— Мой помощник, господин оберст. Он составит нам компанию.
Они вышли из здания. Трое в штатском сопровождали их на расстоянии.
То, что оберега поселили на третьем этаже, не понравилось Эльзе. Здесь, в основном, жили эсэсовцы, но что–либо изменить она уже не могла, так как об этом было бы доложено Гейнцу и тот несомненно взял бы на заметку ее заинтересованность жильем важного гостя.
Администратор гостиницы открыл два номера, расположенные в середине коридора, В один из них провел гауптмана, в другой вежливо пригласил оберста. Осмотревшись, тот остался доволен.
— Что ж, комната уютная. И, кажется, здесь спокойно. Заносите вещи. В четыре часа я должен ехать в мотопехотную дивизию, — сказал он. — К тому времени объясните шоферу маршрут.
— Будет исполнено, господин оберст. Когда решите пообедать, мой заместитель проводит вас в ресторан «Викинг». Гардекопф живет в шестьдесят шестом номере на втором этаже.
Вернувшись в номер, Эльза горничной в нем не застала. Это насторожило ее. На столе и на тумбочке никаких следов записки или условных знаков не обнаружила. Почему Светлана исчезла, не предупредив? Через кого теперь передать данные о времени выезда оберста? Она решила немного подождать: как знать, может быть, через несколько минут все выяснится. Но время шло, Эльза успела привести в порядок прическу, просмотреть свежие газеты, а горничная все не появлялась.
Эльза растерялась, она не знала, как быть. Становилось все очевидней, что установленная в самый последний момент двойная система охраны оберста и его номера в офицерской гостинице, и без того хорошо охраняемой, заранее обрекала акцию на провал, а связную — на арест. Провал ставил под удар и ее, Эльзу Миллер. Что делать? Предупредить связную, отменить операцию — это был бы, наверное, самый простой выход. Эльзе сейчас казалось, что операция с самого начала плохо продумана, план грешил схематизмом, в нужной мере не предусматривал возможность изменений обстановки. Она была уверена также, что смогла бы как–то (как именно — это определила бы сама ситуация) найти доступ к документам и без помощи горничной. Эльза опять и опять возвращалась к одной мысли: разумнее всего отменить операцию. Но каким образом? Выходить на «Кустаря» — связного Вер–га — было поздно. Горничная по не объяснимым пока причинам исчезла. Двойная система охраны связывала Эльзу по рукам и ногам. В крайнем случае она смогла бы нейтрализовать охрану Гейнца. Но теперь возникла проблема с Гардекопфом и его, то есть ее, Эльзы, людьми.
Присела на край кровати. «Ты боишься, что провал связной «засветит» тебя? — спросила она у себя. — Да, боюсь. Слишком велика цена каждого шага, приведшего сюда, в абвер, слишком многое поставлено на карту. Куда больше, чем собственная жизнь. Подожди. А жизнь связной? Ее жизнь, пусть не имеющая такой «стратегической», как шутил Верг, ценности, но жизнь юная, полная надежд на будущее?. Все так, — убеждала она себя. — Но главное — бессмысленность подобного исхода: задача все равно останется нерешенной, кто–то должен будет опять, рискуя жизнью, пройти путь, который не сумела пройти она, Эльза Миллер… Но почему не сумела? Еще не все потеряно, еще есть время для действий».
Эльза решительно поднялась, вышла в коридор, как всегда беззвучно, плавным движением повернула ключ. Комната кастелянши была недалеко, у входа на лестничную площадку. К счастью, толстая, с узкими, вечно поджатыми губами ее хозяйка, гордящаяся своей принадлежностью к фольксдойчам, оказалась на месте.
— Где горничная? — резко и раздраженно спросила Эльза. — Я приказала ей убрать в номере. Но до сих пор ничего не сделано.
Кастелянша, хоть и никогда не видела Эльзу гневной, давно побаивалась строгой фрау из абвера, инстинктивно чувствуя за сдержанностью манер железную волю. Растерявшись, она не стала выдумывать благовидных причин для того, чтобы выгородить себя (выгораживать горничную — славянское отродье! — такое ей и в голову не могло прийти), и сказала правду:
— Фрау, я послала ее убирать номер на третьем этаже. Приехал какой–то важный господин из Берлина, при проверке белье показалось сырым, вот я и…
Эти слова прозвучали для Эльзы как приговор, подтверждающий ее самые худшие опасения. Сколько раз продумывался план проникновения в номер оберста, сколько вариантов — пусть и не самых лучших — было проиграно, сколько людей было задействовано для того, чтобы горничная могла изъять документы и передать их подполью, а сейчас все это оказалось несущественным, даже ненужным: все решил случай. Медлить было нельзя.
— Меня не интересует, кто убирает мой номер — вы или ваши подчиненные, — надменно оборвала она извинения кастелянши. — Меня интересует мое здоровье. Потрудитесь навести порядок. — И уже на лестничной клетке прошептала сквозь зубы, но так, чтоб кастелянша слышала: — Эти свиньи понятия не имеют о гигиене…
Эльза спустилась вниз. На улице, метрах в десяти, где парковались автомобили, стоял знакомый «мерседес» с уже «залеченными» ранами. Шофера в кабине не было, он околачивался у крайней машины, хвастаясь под хохот коллег своими успехами у девочек из кабаре. Чуть дальше, метрах в тридцати, под деревом, стоял автофургон, в кузове сидело несколько солдат. Шофер возился у открытого капота. Рядом разминал ноги незнакомый обер–лейтенант. Эльза окликнула любителя саморекламы:
— Ганс!
Водитель извинился перед приятелями, подбежал.
— Да. Фрау…
— Я вижу, у тебя веселое настроение… — произнесла Эльза с легкой иронией в голосе.
— Так точно, фрау Эльза. А что? Фрау занята, день сегодня жаркий, почему бы не поболтать о вечере?..
— Да, день сегодня жаркий, — согласилась Эльза. — Даже слишком… — Она сняла с головы пилотку, зафиксировав свое движение так, чтобы наблюдавшие за ней товарищи из группы «Кустаря» смогли прочитать сигнал. — Но рассчитывать на вечернюю прохладу еще рано. Смотайся в ресторан — надо на всякий случай заказать продукты в дорогу: колбасу, сыр, да ты сам знаешь — как обычно… После этого возвращайся — ты мне будешь нужен…
— Слушаюсь, — водитель открыл дверцу.
— Да, вот еще, — спохватилась Эльза, — чуть не забыла. Заедешь на рынок, к сапожнику, передашь обувь — пусть поставит набойки. Скажешь: фрау рассчитается, как всегда, щедро. И пусть поторопится, понял? — она протянула пакет.
Записка, спрятанная под стелькой, гласила: «Кустарю. Светлячок срывается. Подготовьте дубль: сегодня в 16,00 курьер поедет в мотопехотную дивизию. Маршрут — лесное шоссе. Конвой минимальный. Времени у вас — пять минут, навстречу пойдет дивизионный патруль. Милован».
Эльза медленно поднялась на третий этаж. Войдя в номер оберста, она похолодела. В комнате находились два младших офицера СД, Светлана и Венкель. Девушка стояла посреди комнаты, перед ней с портфелем в руках сидел на стуле Венкель.
Эльза презрительным взглядом окинула всех присутствующих.
— Гауптштурмфюрер! Развлекаетесь? А охраной оберста я буду вместо вас заниматься?!
— Фрау Миллер, мы не развлекаемся, а работаем! Вы неправильно поняли ситуацию!
— Я–то поняла! Втроем «работаете» с одной девчонкой. И кого же из вас она выбрала в процессе этой работы?
— Господина оберста! Эта особа зашла в комнату оберста якобы сменить скатерть, а завернула в нее портфель!
«Засуетилась, стала пороть горячку, не смогла открыть», — механически отметила Эльза. И подумала вдруг: «Все это, однако, смахивает на мышеловку». Но вид Венкеля, перепуганного и торжествующего одновременно, свидетельствовал об обратном.
— Она пыталась скрыться! Но мы наблюдали за номером! И ей не удалось похитить документы! Сейчас мы выясняем, кто ее сообщники. Она у нас заговорит. Кстати, фрау Миллер, поручите допросить это невинное создание Гардекопфу!
— Поручу! — ответила Эльза и спокойно спросила у связной: — Где был портфель, когда вы его взяли?
— Там! — связная указала на кровать.
— Положите его так, как он лежал!
Светлана положила портфель на кровать, прикрыла краем одеяла.
— Он лежал именно так.
— Хорошо, застелите стол!
Девушка выполнила приказание. Эльза внимательно огляделась. Вроде бы все на месте. Оберст не должен заподозрить, что здесь были посторонние.
— Хорошо, — она повернулась к офицерам СД: — Господа, попрошу покараулить эту бандитку в своем номере. Я правильно говорю, гауптштурмфюрер?
Венкель насторожился еще больше и, как загипнотизированный, послушно кивнул головой.
— Гауптштурмфюрер! — продолжила Эльза, когда дверь за уходящими закрылась. — Нельзя допустить, чтобы наш гость узнал о случившемся. За то, что вы ее поймали, Гейнц вас благодарить не станет. Наоборот, за то, что воровка оказалась в офицерской гостинице, уйдете рядовым на фронт.
— П–пожалуй… — растерялся Венкель. — Но горничная была вне подозрений! Ее не раз проверяли!
— Прикажите всем держать язык за зубами. Горничную доставьте в СД, но так, чтобы никто пока не заподозрил, что она арестована! Для гостиничного начальства мы придумаем версию. За эту ниточку, конечно, стоит потянуть. Но — без вашего обожаемого начальника. Господин оберст сейчас в ресторане. И, как сообщил мне по телефону Гардекопф, — они случайно там встретились — скоро будет здесь. Действуйте.
— До встречи, фрау Миллер! — грустно ухмыльнулся Венкель. — Приглашаю вас на допрос этой симпатичной воровки.
…Эльза остановилась у окна. Ей хорошо была видна улица, автофургон с переодетыми в немецкую форму партизанами. Спустя минуту на улице показалась Светлана и два офицера, которые вели ее под руки. Венкель шагал следом. Эльза не заметила, когда и кто подал команду. Без единого выстрела, пронзенные финками, эсэсовцы повалились на землю. Светлане помогли вскочить в грузовик. Секунда — взревел мотор, и фургон исчез.
Эльза облегченно вздохнула, но радоваться было преждевременно. Кто–то вышел из гостиницы, увидел на дороге истекающих кровью офицеров и Венкеля… Венкель, должно быть, что–то сказал. Фигура метнулась обратно — за помощью. Выбежали автоматчики. Загремели запоздалые выстрелы. Через несколько минут примчался грузовик с солдатами. В кузов забралось еще несколько немцев. И в это время откуда–то, похоже из подъезда напротив, ударили очереди. Били по скатам грузовика. Он рванулся, но тотчас резко остановился. Солдат с машины как ветром сдуло. Прячась за автомобилем, они открыли ответный огонь. Гауптман, руководивший боем, петляя и припадая к земле, кинулся к дому. Солдаты последовали его примеру. Многие из них не добежали, но те, кому удалось это, не обращая внимания на крики и стоны раненых, уже подбирались к подъезду, где спрятался подпольщик, прикрывавший отход партизан. Ухнула немецкая граната. Автомат умолк.
Эльза стиснула зубы: а жизнь этого человека — какова ей цена на весах стратегии и тактики? Чувство ненависти и чувство неискупимой вины переполняли ее душу, когда она вместе с другими постояльцами, услышавшими перестрелку, спускалась вниз. Буквально за несколько минут все вокруг изменилось. Пахло гарью. Слышались стоны раненых фашистских солдат. Их укладывали на носилки, перевязывали.
К месту происшествия отовсюду бежали привлеченные стрельбой военные. Миллер подошла к солдатам, сгрудившимся вокруг убитого партизана. Увидев женщину в офицерской форме, они молча расступились. Миллер придвинулась поближе. Он лежал ничком — обычный парень лет тридцати, широкоплечий, мускулистый…
Среди раненых, которым уже была оказана первая помощь, Эльза заметила Венкеля. Она наклонилась к нему. Венкель был ранен в грудь. Увидев Эльзу, превозмогая боль, криво улыбнулся:
— Теперь я понимаю, почему вы так рьяно взялись за подключение дивизий вермахта к борьбе с партизанами!
— Почему?
— Потому что вы лучше всех нас знаете, что такое партизаны…
— Вам нельзя говорить, Венкель! Лежите тихо. Быстрее к врачу! — приказала Миллер солдатам.
Откуда–то появился Гейнц, а вслед за ним и оберст с Гардекопфом. Увидев Миллер живой и невредимой, Гардекопф бросился к ней, позабыв на миг о своем подопечном. Оберст оттеснил его и спросил Эльзу:
— Что здесь происходит?
— Партизаны! Налетчики были переодеты в форму солдат вермахта.
Оберст повернулся к Гейнцу:
— Странно. Возле гостиницы, где живут немецкие офицеры, — партизаны! Средь бела дня… Партизаны!..
— Такого у нас еще не случалось, — хмуро ответил Гейнц.
— Я сейчас же должен позвонить в Берлин. Фрау Миллер, проводите меня в гостиницу.
— Слушаюсь, господин оберст!
— Кстати, Гейнц, как там моя охрана — готовы в дорогу? Я выезжаю, как и запланировал, — в шестнадцать.
— Господин оберст, может, завтра… В связи со случившимся…
— Нет, господин Гейнц. Сегодня. Я не меняю своих планов.
— Господин оберст, но сейчас без пяти пятнадцать, а мы еще не обсудили маршрут.
— Приходите минут через десять — обсудим.
Оберст, мрачный и злой, в сопровождении Эльзы направился к гостинице Разведчица понимала, что посланец генерального штаба весьма опасается и за собственную жизнь, и за содержимое портфеля. Только у себя в комнате, проверив, все ли документы на месте, он немного успокоился.
— Этот Гейнц явно взялся не за свое дело! Чтобы партизаны убивали средь бела дня! В самом центре города! Что вы скажете, фрау, в его оправдание?
— Господин оберст! Партизаны в этом районе очень сильны. В этом нет вины Гейнца. Он недавно переведен сюда. Он старается, но ликвидировать партизан очень трудно. Нужны большие силы, а у него их нет. Правда, сейчас к борьбе подключились отдельные части вермахта и появилась реальная возможность уничтожить бандитов…
— Что?! Вместо отдыха после кровопролитных боев наши солдаты должны рыскать по лесам и болотам? Фрау, я поражен. Здесь у вас творится что–то непонятное. Войскам отправляться на фронт, а они воюют с бандитами! О!
— Господин оберст, вы недооцениваете партизан. Предшественник Гейнца тоже считал их уголовниками и поплатился за это. Его вместе с заместителем нашли в постелях зарезанными…
— О, мой бог!.. Но солдаты прежде всего должны воевать с регулярной армией большевиков!
— Ваше счастье, что вы подошли десятью минутами позже, не то с вами было бы то же, что с Венкелем и этими двумя несчастными…
— Они набросились бы на меня?
— Партизаны хорошо разбираются в воинских званиях армии и СС. Понятно: оберст ценнее гауптштурмфюрера!
— Да, вы заставили меня пожалеть о том, что я решил провести инструктаж на месте. Вызвать генералов сюда? Но я не из трусливого десятка. Кстати, маршрут, по которому я буду ехать в мотопехотную дивизию, выбрали вы?
— Да. Туда есть две дороги. Одна — в объезд. Другая — прямая, но через лес.
— Я поеду по объездной?
— Нет, по прямой. Она под контролем у мотопехотной дивизии. Там патрулируют бронетранспортеры с солдатами. После того как партизаны обстреляли мой «мерседес», дивизия взялась за партизан серьезно. Объездная же дорога не охраняется. Решайте сами… Сегодняшний случай убеждает, что партизаны нападают там, где их не ждут.
— Хорошо, поедем по прямой. Охрану брать слишком большую, повторяю, не следует. Вы согласны со мной?
— Да. Шесть мотоколясок с пулеметами…
— Да, — кивнул оберст. — Но где же Гейнц?
Тотчас появился запыхавшийся Гейнц, будто ждал этих слов за дверью.
— Прошу простить, господин оберст, очень неприятная история.
— Ничего… У вас еще будет время разобраться в ней. Вы хотели решить вопрос о моей охране? Шесть мотоколясок с автоматчиками, я думаю, достаточно.
На этот раз Гейнц не спорил.
— Будет выполнено. В пятнадцать пятьдесят мой «хорьх» с шофером и двумя офицерами подъедет к гостинице. Шесть мотоколясок будут сопровождать вас…
Гейнц вышел. Эльза поднялась с кресла:
— Я могу идти, господин оберст?
— Да, вы свободны, фрау. Прошу вас к шестнадцати часам ко мне!
Все складывалось благополучно. До отъезда оберста еще оставалось время. Эльза поднялась к себе, отдохнула, проанализировала ситуацию. Она осталась без связной, но была довольна, что Светлану удалось спасти. Волновало другое: успел ли «Кустарь»? О многом передумала Эльза в эти недолгие минуты, но о том, что ее ожидает, и не догадывалась.
В точно назначенное время она постучалась к оберсту.
Он уже ждал ее с портфелем в руке.
— Как видите, я готов. А вы?
— Что я? — удивилась Эльза.
— Разве я не сказал вам, что вы едете со мной? — в свою очередь удивился оберст. — У Гейнца неприятности, сопровождать меня он не может. С вами мне будет спокойнее и приятнее… Людей своих не трогайте. Или вы боитесь партизан? — пошутил он.
— Я никого не боюсь, господин оберст! Но вам следовало предупредить меня. Я должна переодеться.
— Прошу извинить. Я не подумал. Но уже нет времени. Нам пора… Мотоциклисты, шофер и офицеры ждут нас…
Произошло то, о чем Эльзе не раз говорил Манодзи: в жизни разведчика бывают моменты, когда он сам обязан принимать серьезные решения. Никто не в силах предвидеть всех неожиданностей в его сложной работе. Сегодня впервые у Эльзы сложилась подобная ситуация. Ей необходимо ехать с оберстом, даже если ее ожидает смерть.
— Я готова…
Машина тронулась. Три мотоколяски ехали впереди, еще три — сопровождали сзади.
Въехали в лес. Для Эльзы он стал памятным… Мотоциклисты перестроились, окружив машину тесным кольцом.
Эльза приблизительно знала место, где поджидают партизаны. Она понимала, что, учитывая провал связной, нападение будет подготовлено тщательно, с учетом даже самых неожиданных ситуаций. Сегодня документы должны быть захвачены. Она расстегнула кобуру и передвинула ее ближе к пряжке ремня. Офицер охраны, оттянувшись, заметил ее приготовления и положил автомат на колени.
Проехал грузовик с солдатами мотопехотной дивизии. Оберст повернулся к Эльзе.
— Фрау Миллер, вы правы, дорога охраняется. Долго нам еще?
— По лесу минут двадцать…
— Надеюсь, генерал догадается пригласить нас на ужин…
— О, господин оберст! Нам засветло надо возвращаться. Ночью эта дорога опаснее, чем днем…
Неожиданно что–то резко ударило Эльзу в голову, и она потеряла сознание. По автомобилю и мотоциклам с обеих сторон застрочили автоматы. Один из мотоциклистов буквально на одном колесе развернулся и помчался обратно, выбросив на крутом повороте мертвого пулеметчика. Вся операция длилась не больше трех–четырех минут. «Хорьх» врезался в орешник, мотоциклы лежали в кювете. Отовсюду к автомобилю бежали партизаны. Первым добежал капитан Петренко. Он рванул на себя дверцу, к его ногам повалился мертвый оберст. Капитан выдернул из его рук портфель, протянул майору.
— Обыщите машину! Надо уходить, через несколько минут мотоциклист приведет сюда патруль! — прозвучала команда.
Петренко заглянул внутрь и отпрянул: Лиза!!!
— Что?! — майор бросился к машине. На заднем сиденье полулежала Лиза Миллер–Петренко. Лицо и плечи девушки были в крови. Ее вытащили из машины. Иван припал к ее груди — сердце молчало…
— Есть пульс? — спросил майор, уже ни на что не надеясь…
— Немцы! — резко крикнул кто–то из партизан.
Четыре грузовика на полном ходу выскочили из–за поросшего березняком пригорка, тормозя, рассыпая цепи мотострелков. Иван подхватил Лизу на руки, понес. Отстреливаясь, группа захвата отходила в лес. Тело Лизы не было тяжелым, но все же сковывало движение Петренко. Иван отстал. Майор оглянулся, передал портфель кому–то из своих людей, вернулся к Ивану. Огрызнулся короткой автоматной очередью по наступающим.
— Давай помогу!..
Иван упрямо мотнул головой.
Бой странным образом переместился куда–то в сторону к вскоре затих.
— Мы отстали от наших, — майор зло сплюнул, остановился, вслушиваясь.
Слова его доходили до Ивана как сквозь вату. Осторожно положил Лизу на мягкий мох. Сел рядом, склонился над женой.
Наступила тишина, но чувство опасности не покидало майора. Он огляделся, пытаясь сориентироваться. И вдруг заметил, как шевелятся кусты. Мгновение спустя в просветах между кустарником мелькнули зеленые пятна фашистской формы. Предупреждая события, майор нажал на спусковой крючок. Фашистские пули защелкали по листьям одновременно с его очередью и тут же иссякли.
— Иван! — позвал майор, недоумевая, почему молчит автомат Петренко. Оглянулся и все понял: вражеская очередь бросила капитана на землю рядом с телом жены. Майор еще раз полоснул по кустам, кинулся к Ивану. На груди капитана гимнастерка наливалась кровью. Он был без сознания. Не колеблясь, майор взвалил его на плечи и потащил в глубь леса…
…Через несколько минут на поляну выскочили немцы. Увидев на земле мертвую женщину–гауптмана, кто–то из солдат крикнул:
— Господин лейтенант, сюда! Здесь фрау офицер!
Лейтенант сразу опознал ее — видел, когда приезжала к ним в дивизию. Красивая женщина запомнилась ему. Подозвал унтер–офицера:
— Соорудите носилки — и срочно в город! Может, удастся спасти…
Эльзу подняли и понесли к автомобилю. Унтер–офицер приказал наломать ветвей и соорудить в кузове подобие ложа, Эльзу уложили на ворох зелени. Четверо солдат разместились вокруг нее, унтер–офицер сел с шофером…
У города им встретилась колонна грузовиков с солдатами, видимо, поднятая по тревоге.
Подъехали к зданию СД. Гардекопф, Заммерн и Гартман были у себя. Весть о нападении на конвой уже дошла до них. Но никто не подозревал, что там находилась Эльза Миллер.
— Я привез фрау Миллер… Мне кажется, она еще жива…
Гардекопф выскочил на улицу, к Эльзе. У грузовика толпились сотрудники СД. Обер–лейтенант грубо растолкал всех, взобрался на кузов:
— В госпиталь! — закричал, колотя по кабине кулаком.
Автомобиль рванул с места.
Во дворе госпиталя Заммерн и Гартман подали Эльзу соскочившему на землю Гардекопфу. Он бережно взял ее, как ребенка, и на вытянутых руках, стараясь не сделать ни единого резкого движения, понес в помещение. Ударом ноги распахнул дверь в операционную!
— Врача! Срочно!
Высокий, тощий хирург в окровавленном халате зашипел:
— Немедленно уходите… Убирайтесь! Я занят. Я оперирую…
— Заммерн, заткни ему глотку! — бросил Гардекопф.
Заммерн рывком усадил хирурга на табурет. Гартман вытащил из кобуры парабеллум. Врачи и сестры в операционной испуганно шарахнулись от трех офицеров, бесцеремонно ворвавшихся в госпиталь. Гардекопф осторожно опустил Эльзу Миллер на свободный стол посреди операционной:
— Делайте все, что надо! Иначе я перестреляю вас…
После короткой паузы хирург приказал:
— Проверьте пульс!
Женщина–врач взяла Эльзу за руку, помолчала, затем сказала:
— Пульс прощупывается… Слабый… — и попросила офицеров выйти.
По коридору Бастовали люди в белых халатах. Спустя некоторое время в операционную вошла группа врачей во главе с начальником госпиталя. Еще через минуту появилась сестра. Стала спиной к двери:
— Господа, сюда входить нельзя. Операция началась.
— Мы подождем на улице.
Когда прошел час тягостного ожидания, Гардекопф не выдержал:
— Надо срочно звонить в Берлин!
В это время к госпиталю подкатила мотоколяска, водитель доложил Гардекопфу:
— Застрелился господин Гейнц!
Гардекопф остолбенел.
— Отвечать побоялся… Заммерн, срочно на берлинский провод! Или нет, лучше я сам…
Из дверей госпиталя выглянула медсестра:
— Господин обер–лейтенант, вас зовет начальник госпиталя.
— Фрау Миллер жива. Но состояние ее крайне тяжелое. Нужен самолет. Ее необходимо срочно отправить в Берлин, — сказал начальник госпиталя. — Я дам врача и сестру для сопровождения.
— Можно из вашего кабинета позвонить в столицу?
— Прошу…
Гардекопф попросил телефонистку соединить его с управлением абвер–заграница, пригласить штандартенфюрера Штольца. К счастью, тот был на месте.
— Штольц слушает!
— Господин штандартенфюрер, докладывает Гардекопф. Автомобиль оберста генштаба и фрау Миллер обстрелян партизанами. Оберст погиб. Фрау Миллер тяжело ранена. Ее надо срочно отправить в Берлин.
— Документы оберста?..
— Их захватили партизаны…
— Где Гейнц?
— Застрелился!
— Ясно… — было слышно, как Штольц что–то вполголоса приказывал адъютанту. Затем произнес: — Миллер немедленно на аэродром! Останетесь за нее.
— Позвольте мне сопровождать фрау.
Штольц помолчал, видно, раздумывая.
— Хорошо, по прибытии в Берлин позвоните мне с аэродрома, — согласился после паузы.
Во дворе на Гардекопфа вопросительно уставились Гартман и Заммерн.
— Жива, — ответил он на их немой вопрос. — Я лечу в Берлин. За старшего остается Заммерн.
Подали санитарную машину, вынесли носилки с Миллер. Эльза была забинтована до самых глаз. Сознание к ней не возвращалось. В машину поднялись врач и медицинская сестра. Осторожно машина двинулась к аэродрому.
Через полчаса Эльза Миллер и сопровождающие ее летели на запад.
На следующий день радист чекистов, прикомандированных к отряду «Смерть фашизму», принял радиограмму:
Майору.
Сегодня в городе хоронили убитых немецких офицеров и солдат. Среди похороненных женщины не было. В госпитале ее нет. Розыски продолжаю. Все три дивизии подняты по тревоге.
Кустарь.
Через несколько часов в Центр ушла радиограмма следующего содержания:
Москва. Радомиру.
Операция завершена успешно. Документы оберста генштаба находятся у нас. Срочно высылайте самолет. Три дивизии брошены на партизан. Наши потери: убит Милован. Место захоронения неизвестно. Расшифрован «Светлячок». Предлагаю отправить ее на Большую землю. Списки отличившихся передам с документами.
Майор.
В тот же день из Москвы был получен ответ:
Майору.
Благодарю за работу. Выясните обстоятельства гибели Милована. Необходимо установить место захоронения. С первым самолетом отзываю вас в Москву. На смену вам будет направлен другой. Списки отличившихся представите лично мне.
Радомир».
В три часа ночи самолет приземлился на военном аэродроме в тридцати километрах от Берлина. За время перелета в Германию Эльза Миллер в сознание не приходила. Гардекопф сидел у ее изголовья. Через час полета он спросил врача, сидевшую напротив:
— Вам не кажется, доктор, что фрау гауптман не дышит?
Врач взяла Эльзу за руну и проверила пульс. Помня поведение офицера в госпитале и чувствуя в данный момент власть над ним, она ответила Гардекопфу:
— Обер–лейтенант, фрау Миллер жива. Можете не волноваться, в берлинский госпиталь мы доставим ее живой, а что будет дальше, ни я, пи вы предсказать не можем — все в руках профессоров и провидения. Вам нечего беспокоиться, вы сделали все, что могли.
Гардекопф некоторое время молчал, зло, исподлобья посматривая на женщину, недовольно морщил лоб, о чем–то думая, затем достал из кармана шипели сигареты, но, встретившись взглядом с врачом, поспешно спрятал их. Перед отлетом в Германию начальник госпиталя запретил курить в самолете, и уже не один раз врач, сопровождающая Эльзу Миллер, напоминала ему об этом.
Как только самолет приземлился, Гардекопф, не дожидаясь, пока подведут трап, открыл дверцу и спрыгнул на бетонную полосу. Он не знал расположения этого аэродрома, раньше ему не приходилось здесь бывать. Во время разговора по телефону Штольц приказал по прибытии в Берлин сразу же сообщить ему об этом. Гардекопф рассматривал двухэтажный домик, находящийся в сотне метров от самолета, раздумывая о том, пойти ему звонить сейчас или после того, как приедет санитарный фургон. Но тут из темноты показалось несколько автомобилей. Гардекопф быстрыми шагами, почти бегом, направился к «мерседесу», ехавшему впереди. Из него вышел Штольц, Гардекопф вытянулся по стойке «смирно», вскинул руку в приветствии.
— Докладывайте, обер–лейтенант.
— Миллер жива, но в очень тяжелом состоянии, с момента ранения в сознание не приходила.
Штандартенфюрер выслушал Гардекопфа, потом махнул рукой, подзывая к себе нескольких штатских из другого автомобиля. Те быстро подошли к нему, в руках двоих из них были медицинские саквояжи.
— Миллер жива, господа профессоры. Передаю ее вам и предупреждаю, что с этого момента вы несете ответственность за ее жизнь. Вам все понятно?
— Все, господин штандартенфюрер.
— Приступайте к своим обязанностям.
Штольц повернулся к Гардекопфу:
— Садитесь в мой автомобиль.
— Слушаюсь.
В это время к самолету подъехал еще один легковой автомобиль. Из него вышел секретарь Штольца. Открыл заднюю дверцу, подал руку незнакомой женщине.
— Господин штандартенфюрер, лейтенант Штунд прибыла по вашему приказанию.
— Сейчас из самолета перегрузят в санитарный фургон тяжелораненую фрау. Вместе с ней поедете в госпиталь и будете постоянно находиться в ее палате. В данный момент она без сознания. Вам придется выполнять функции сиделки и попутно будете стенографировать все, что произнесет она в бреду. Записывать каждое слово, каждый слог. Вопросы есть?
— Кто она по национальности? На каком языке говорит?
— Немка, может говорить на русском, английском, немецком. Вы знаете русский и английский?
— Нет.
— Ничего, думаю, знание этих языков вам не понадобится, вы должны зафиксировать все, что выйдет из ее уст в беспамятстве, даже стон. Как только сознание вернется к ней, вы будете отозваны. Еще вопросы есть?
— Эта женщина — враг?
— Нет, но вас это не касается. Идите.
Штольц сел в машину.
— В управление, — приказал шоферу.
Тот развернул автомобиль и выехал на шоссе. Гардекопф ожидал расспросов начальства, но Штольц молчал. Обер–лейтенант уже жалел, что напросился сопровождать Миллер. Он больше всего боялся, что до выздоровления Эльзы Миллер его направят опять в «Мелодию», заставят снова вернуться к пыткам, которые Гардекопф возненавидел с первого дня службы. Под руководством Миллер впервые он почувствовал себя уверенно. Благодаря ей он стал обер–лейтенантом и надеялся со временем получить чин гауптмана. О большем Гардекопф не мечтал. И вот сейчас, когда Миллер находится в тяжелом состоянии, его карьера может закончиться.
Размышляя о своей судьбе, Гардекопф даже не подозревал, что Штольц внимательно наблюдает за ним. Миллер хорошо отзывалась об обер–лейтенанте, постоянно подчеркивала, что довольна им. Сейчас Штольц заметил, как изменился хозяин «Мелодии»: с лица исчезла тупость, готовность к любой работе, страх за свою судьбу. Гардекопф стал спокойнее, увереннее, было видно, что он чувствует себя солдатом, а не палачом.
Приехав в управление, поднялись в кабинет штандартенфюрера.
— Раздевайтесь, — сказал Штольц Гардекопфу, снимая свою шинель и вешая ее на вешалку.
Гардекопф тоже снял шинель, повесил фуражку, подпоясался ремнем с кобурой пистолета и стал у стола по стойке «смирно».
— Садитесь, — Штольц указал на кресло с правой стороны стола. — Расскажите, что произошло с оберстом генерального штаба и гауптманом Миллер. Вы в курсе дела?
— Только по данным СД, господин штандартенфюрер. Сам я не выезжал на место происшествия. Когда привезли фрау Миллер, я тотчас отвез ее в госпиталь и все время находился там.
— Расскажите все, что вам известно об этом деле, по порядку, начните с приезда оберста генерального штаба.
— Слушаюсь. С того момента, как оберст генерального штаба прилетел к нам, фрау гауптман приказала мне постоянно быть при нем. Из каких соображений она отдала этот приказ, я не знаю, были у нее какие–то подозрения или она не доверяла СД, об этом мне тоже ничего не известно. Следуя приказу Миллер, до самого отъезда оберста в мотопехотную дивизию я находился или при нем, или рядом с ним, дублируя СД.
— Миллер не говорила вам, что поедет с оберстом?
— Нет. Она не собиралась ехать, так как сопровождать оберста должен был оберштурмбанфюрер Гейнц. Скорее всего, что фрау Миллер уехала неожиданно даже для себя, потому что не успела предупредить мепя. При всех отлучках она уведомляла меня, что будет отсутствовать.
— Значит, вы считаете, что она уехала в мотопехотную дивизию неожиданно для нее самой?
— Не совсем так. Мне кажется, ее что–то насторожило в самый последний момент.
— Что именно?
— Точно не знаю, но, вероятно, ей не понравился маршрут, по которому собирался ехать оберст генерального штаба.
— Кто выбирал маршрут и почему он мог не понравиться Миллер? — поинтересовался Штольц.
— Маршрут для поездки оберста мог выбрать только один человек — оберштурмбанфюрер Гейнц, а не понравился он фрау Миллер по простой причине — на этой дороге не так давно на нее было совершено нападение партизан, во время которого был смертельно ранен Фосс.
— Очень интересно. А была другая дорога, менее опасная?
— Да, объездная, она оставляет лес в стороне, и вероятность нападения незначительна.
— А не могла ли сама Миллер предложить оберсту дорогу, идущую через лес?
— Нет.
— Почему?
— Даже нам она запретила ездить по этой дороге. После нападения партизан фрау собрала нас и объявила, что она слишком дорожит своими людьми, чтобы разрешить им ездить по лесной дороге. Однажды она поплатилась за это. Фосс умер от ран, а она лишь чудом осталась жива. В заключение Миллер предупредила, что если кто–нибудь нарушит ее приказ, к тому будут применены самые строгие меры взыскания. Исходя из этого, я считаю, что она не могла предложить оберсту генерального штаба эту дорогу. Один из офицеров рассказал мне, что Миллер, Гейнц и оберст перед отъездом в мотопехотную дивизию о чем–то беседовали в комнате Миллер. После этого разговора, по словам офицера, фрау была чем–то сильно расстроена.
— Следовательно, вы исключаете ее инициативу в выборе маршрута?
— Абсолютно.
— Хорошо, — кивнул Штольц, — лично вы, обер–лейтенант, довольны своей службой?
— Так точно, — ответил Гардекопф, поднимаясь с кресла.
— Сидите. А что вы можете сказать о своем командире гауптмане Миллер?
— Миллер — требовательный офицер, служить под ее командованием нелегко, но весь наш небольшой состав никого другого не желал бы. Несмотря на то что она не разрешает выпить и одной лишней рюмки, она справедлива и заботится о своих подчиненных. Прикомандированные к нам от СД говорили, что такого знающего, справедливого и бесстрашного командира, каким является фрау гауптман, встретишь нечасто.
— Отзывы о Миллер неплохие, а любовника она себе не завела? — продолжал выспрашивать Штольц.
— Ничего подобного никто из нас не замечал. Она была очень дружна со штурмбанфюрером Крегером, заместителем начальника СД, но, мне кажется, их связывало что–то другое. Ходили разговоры, что они вместе выполняли какое–то задание. После гибели Крегера ни с кем, кроме своих подчиненных, не встречалась.
— Чем бы вы хотели заняться, пока Миллер будет находиться в госпитале? Вернетесь к своим обязанностям в России или возьмете небольшой отпуск?
— Я хотел бы попросить отпуск до ее выздоровления. Три года я не был в отпуске и не просил бы его сейчас, если бы не ранение фрау Миллер. Мои подчиненные справятся с поставленной перед ними задачей.
— Хорошо. Оформляйте отпуск. Мне нравится ваша преданность своему командиру. Если появится необходимость, я вас отзову. О самочувствии Миллер докладывайте мне. Вы свободны.
В приемной Гардекопф подошел к дежурному офицеру.
— Привет, Вилли.
— Хайль, господин обер–лейтенант.
— Ты не знаешь, в какой госпиталь определили Миллер?
— В госпиталь для старших офицеров, он находится на Вильгельмштрассе.
Встречный ветер распахивал полы шинели, обдавал мелким снегом. Обер–лейтенант шел, слегка наклонясь вперед, глубоко вдыхая воздух. Он был доволен разговором со штандартенфюрером, но его волновало состояние Эльзы. Гардекопф знал, что Миллер находится на привилегированном положении в управлении. Ей доверяли. Но тогда почему к ней приставили сиделку, в функции которой входило фиксировать каждое слово, произнесенное гауптманом в бреду? Неужели Штольц подозревает Миллер в чем–то? Но в чем? В гибели оберста генерального штаба она не виновата. Гардекопф в этом уверен, хотя Штольц может думать иначе… Если бы данная ситуация сложилась у любого другого сотрудника абвера, Гардекопф не удивился бы. Слежка друг за другом, проверки, доносы считались обычными вещами, по фрау Миллер тщательно проверена, в противном случае ей не поручили бы то, чем она занималась в России. Судьба Гардекопфа зависит от того, как твердо будет стоять на ногах Миллер после выздоровления.
«Нет, — решил он, — фрау Миллер ни в чем не виновата, и надо попытаться отвести от нее любые подозрения». Гардекопф остановился, закурил, несколько минут постоял, раздумывая, потом резко повернулся и быстро зашагал к госпиталю для старших офицеров.
Минут через двадцать он остановился у старинных ворот, за которыми виднелось пятиэтажное здание госпиталя. Ворота были закрыты, он постучал в окно привратницкой. Спустя несколько секунд в привратницкой зажегся свет, открылась дверь и на пороге появился заспанный пожилой солдат вермахта, в наброшенной на узкие плечи шинели.
— Чем могу быть полезен господину обер–лейтенанту?
— Недавно в госпиталь привезли раненую женщину. Тебе известно это?
— Так точно.
— Где ее поместили?
— Об этом надо спросить у дежурного врача. Вас провести к нему?
— Да, пожалуйста.
Солдат пропустил Гардекопфа через привратницкую, запер на ключ дверь и повел его по темной аллее к приемному покою. Седой майор медицинской службы (Гардекопф определил его воинское звание по шинели, висевшей на вешалке) сидел за столом в белом халате и что–то писал в толстой тетради.
— Вы ко мне?
— Да, — ответил Гардекопф, вплотную подходя к столу.
— Часа два назад в госпиталь привезли раненую женщину. Она жива?
— Вы имеете в виду гауптмана Миллер?
— Да.
— Жива. Она находится в отдельной палате в хирургическом отделении.
— Как ее самочувствие?
— Очень слаба. Потеряла много крови, ранение для жизни не опасное, по пролежит у нас долго. После серии уколов пришла в сознание, сейчас спит. Если желаете увидеть ее, я провожу вас в палату, там сейчас дежурит ваш сотрудник.
— Я знаю.
Врач молча вышел из–за стола и повел Гардекопфа в хирургическое отделение, расположенное на втором этаже. У палаты, на двери которой стоял номер 21. майор медицинской службы остановился:
— Подождите меня здесь, я принесу вам халат. Чемодан оставьте в коридоре.
— Какой чемодан? Ах, да…
Гардекопф только сейчас сообразил, что у него в руке чемодан с вещами. Он поставил его у стены и стал ждать врача.
Лейтенант Штунд, находившаяся в палате Миллер, услышала шаги и выглянула в коридор. Она видела Гардекопфа на аэродроме в автомобиле Штольца и решила, что он пришел по его приказанию. Тихо прикрыла за собой дверь.
— Господин обер–лейтенант, Миллер спит. Заходите в палату. Я отлучусь на несколько минут. Вы не возражаете?
— Не возражаю. И попрошу, пока я буду там, не входить. Поняли меня?
— Поняла. Я буду ждать вас в коридоре.
Подошел врач и подал Гардекопфу белый халат. Тот накинул его на плечи и тихо отворил дверь в палату, где лежала Эльза. Осторожно подошел к кровати. Эльза не спала, она внимательно смотрела на Гардекопфа. Он улыбнулся во весь рот. Левой рукой он сжимал несходившийся на груди халат, а правой стягивал с головы фуражку. Вид у него был очень смешной, Эльза слабо улыбнулась.
— Вы, Гардекопф? — чуть слышно спросила она. — Я, я, вместе с вами прилетел в Берлин.
— Мы в Берлине?
— Да. Вам повезло, оберст генерального штаба погиб, оберштурмбанфюрер Гейнц застрелился.
Обер–лейтенант спешил сообщить ей эти новости, боясь, что другого такого удобного случая не представится. А то, что эта информация нужна Миллер, он нисколько не сомневался. Если ее в чем–то подозревают, то зная, что свидетелей нет в живых, она сумеет оправдаться.
Миллер поняла, о чем думал Гардекопф, сообщая ей эту новость.
— Спасибо, Вольдемар… — Она впервые назвала его по имени.
Гардекопф и не догадывался, что она помнит его имя. Эльза помолчала с минуту, потом добавила:
— …что вы не оставили меня одну. Приходите.
— Я буду здесь постоянно. Быстрее поправляйтесь.
— Спасибо. Постараюсь… Вас зовут, — она глазами указала на дверь.
Он повернулся и увидел врача, приоткрывшего дверь.
— До свидания, фрау гауптман.
— До свидания.
В коридоре Гардекопф спросил у расстроенного врача.
— Что случилось?
— Ей нельзя разговаривать. Если ей станет хуже, мне голову снесут. Я думал, она спит и разрешил вам взглянуть на нее, а вы стали с ней беседовать. Где эта дура, ваша сотрудница?
— Сейчас подойдет. Извините, доктор, я не меньше вас переживаю за состояние здоровья фрау гауптман.
— У вас это от избытка эмоций, а мне приказано глаз с нее не спускать. Я предупрежден…
— Очень хорошо, — перебил врача Гардекопф. — Теперь я буду спокоен за здоровье Миллер. Такой специалист, как вы, сумеет ее выходить, — неумело попытался загладить свою вину лестью Гардекопф.
В коридоре показалась лейтенант Штунд. Гардекопф небрежно кивнул ей, давая понять, что его визит закончен. Женщина, ничего не спрашивая, скрылась в палате Миллер.
Прошло две недели. Миллер медленно выздоравливала, набиралась сил. И все было бы нормально, если б не сильные головные боли, которые донимали ее иногда по вечерам. Профессор, лечивший Эльзу, успокаивал ее:
— Фрау гауптман, головные боли — временное явление. При сотрясениях мозга они всегда сопутствуют течению болезни. Дней через десять вы забудете об этих неприятных часах.
После слов профессора ей становилось легче. Больше всего Эльза боялась, что после ранения она по состоянию здоровья не сможет заниматься разведывательной деятельностью. Это волновало ее настолько, что, возможно, в какой–то мере было причиной головных болей.
Гардекопф каждый день приходил в госпиталь. Только ему известными путями он добывал для Миллер настоящее сливочное масло, итальянскую колбасу, яблоки, цитрусовые. Задерживался он в палате ненадолго, но по полдня ходил с кем–нибудь из выздоравливающих во дворе госпиталя. Кроме него к Миллер никого не пропускали, даже ее родственников Нейсов.
Как–то во время обхода профессор сообщил, что во второй половине дня приедет Штольц. То, что ей разрешили свидание с начальством, свидетельствовало о том, что она поправляется. Чувствовать, что выздоравливаешь, очень приятно, особенно если время болезни имеет для тебя большое значение.
Эльза тщательно готовилась к приезду штандартенфюрера. Она понимала: от этой встречи будет зависеть ее дальнейшая судьба. То, что Гардекопф в первый же день, как только сознание вернулось к ней, сообщил о смерти оберста генерального штаба и оберштурмбанфюрера Гейнца, обрадовало ее и насторожило одновременно. Миллер уже давно убедилась, что ее заместитель не так глуп, как считают многие. Очевидно, у него был разговор со Штольцем о покушении партизан на автомобиль, в котором ехал оберст. Сказать о Миллер что–нибудь плохое он не мог, так как отлично понимал, что многим обязан Эльзе. Кроме того, она видела, что Гардекопфу нравится служить под ее началом.
После обеда Миллер лежала в постели и обдумывала свое нынешнее положение. Неожиданно дверь палаты открылась, и в комнату вошел Штольц. В руках он держал большой сверток. Эльза сделала попытку подняться, но штандартенфюрер, заметив ее движение, взмахом руки запретил это делать.
— Лежи, Эльза, я немного посижу у постели и пойду. Извини, совсем нет свободного времени. Несколько раз собирался проведать тебя, но каждый раз что–нибудь мешало. Как самочувствие?
— Сейчас почти хорошо. Правда, иногда сильно болит голова. Большое спасибо вам, что при чрезмерной занятости сумели выкроить немного времени для меня, — Миллер сделала вид, что растрогана.
— Ну, не вздумай плакать. Вот так бесстрашный гауптман! О ней легенды рассказывают, а она без всякой причины начинает реветь, как маменькина дочка, — грубовато прикрикнул на нее штандартенфюрер, но Эльза видела, что ему понравилась ее реакция. Она снова попыталась подняться.
— Лежи, — приказал Штольц и ласково погладил ее по плечу. — Как тебе здесь? Претензии к врачам есть?
— Есть.
— Какие?
— Считаю, что меня можно выписывать из госпиталя. Дома я поправлюсь быстрее,
— Об этом не может быть и речи. До тех пор пока профессор не решит, что ты совершенно здорова, я не желаю слышать ничего подобного. Ты поняла меня?
— Да, — вздохнула Эльза.
— Ты должна быть совершенно здоровой. В абвере калек не держат.
— Я буду лежать здесь столько, сколько потребуется для полного выздоровления.
— Отлично. Ко мне вопросы есть?
— Как дела у моих подчиненных?
— Нормально, работают неплохо. Ты сможешь ответить на несколько вопросов?
— Конечно. Я готова ответить на все ваши вопросы, господин штандартенфюрер.
— Почему вы поехали по лесной дороге и как произошло нападение на ваш автомобиль?
— Выбирая маршрут для оберста генерального штаба, начальник местного отделения СД оберштурмбанфюрер Гейнц не советовался со мной. Курьер ему всецело доверял, считая, что он лучше знает, где партизаны могут напасть, а где их ожидать не следует. Я была против этого маршрута, поскольку дорога находится под постоянным наблюдением партизан. После покушения на меня, во время которого был смертельно ранен Фосс, я запретила ездить по этой дороге своим подчиненным. О том, что Гейнц выбрал для оберста генерального штаба именно этот путь, я узнала за пятнадцать минут до отъезда оберста в мотопехотную дивизию. Я пыталась убедить его отказаться от этого маршрута, но он полностью полошился на Гейнца. Правда, видя, что я рассержена и взволнована, он потребовал от начальника СД объяснить, почему выбран именно этот маршрут. Гейнц подумал с минуту, а затем произнес, обращаясь не ко мне, а к оберсту: «Мне понятно, господин оберст, поведение Миллер. Не так давно на этой дороге на нее было совершено нападение. Но с момента покушения на фрау мотопехотная дивизия взяла дорогу под свой контроль. По ней постоянно патрулируют грузовики с солдатами мотопехотной дивизии. В данное время дорога безопасна, я так считаю. Последнее слово за вами, господин оберст». — «Я согласен с вами, оберштурмбанфюрер, поедем по лесной дороге».
Я была возмущена и заявила обоим, что остаюсь при своем мнении. А чтобы никто не смог упрекнуть меня в трусости, поеду с оберстом, но по возвращении из поездки буду звонить в Берлин. Гейнц ответил, что оберст не нуждается в моем сопровождении, лучше если я займусь своими делами и не буду мешать ему работать. Тогда я вынуждена была признаться Гейнцу, что мне тоже поручена охрана оберста генерального штаба, тот подтвердил мои полномочия и сказал, что я поеду с ним в автомобиле. Времени для переодевания у меня не было, не успела я предупредить и Гардекопфа о том, что уезжаю. Дорога действительно патрулировалась солдатами мотопехотной дивизии, но Гейнц недооценил партизан. Мы были почти на середине пути, когда на дорогу полетели гранаты… Дальше я ничего не помню. Очнулась уже здесь, в госпитале. Это все. Больше добавить мне нечего.
Помолчав, Штольц спросил:
— Гейнц не оказывал тебе знаков внимания, ухаживать за тобой не пробовал?
— Он знал мое отношение к нему и если даже питал ко мне какие–то чувства, то признаться в этом боялся.
— Оберштурмбанфюрер застрелился после того происшествия. Оставил посмертную записку, где очень высокопарно отзывается о тебе. Пишет, что любил тебя. Что ты скажешь на это?
— Скажу, что это очередной трюк старого авантюриста. Я могу согласиться с тем, что Гейнц ненавидел меня, но что любил — не поверю никогда.
— Все. Ты не устала, девочка?
— Это не имеет значения. Спрашивайте обо всем, что вас интересует, господин штандартенфюрер.
— Спасибо. У меня все. Ну что ж, поправляйся быстрее, очень много работы.
— Что ожидает меня после выздоровления?
— Путешествие за границу и очень интересная разведывательная работа…
Штольц ушел, а Миллер еще долго обдумывала свой разговор с ним. Ее рассказ выглядел правдоподобно, проверить искренность ее слов никто не сможет, так как свидетели мертвы. Судьба ее решена — она вернется к профессии разведчика. Вот только знать бы, куда пошлют ее. И еще один вопрос волновал Эльзу — известно ли Вергу о том, что она в Берлине? Эльза много думала о том, как ей связаться с Вергом, но ничего определенного не решила. Может быть, поможет случай, а пока лучше повременить.
Разговор со Штольцем не прошел для Эльзы бесследно, к вечеру разболелась голова, поднялась температура. Вызванный из дома профессор назначил ей уколы, запретил подниматься с постели и принимать посетителей. Ночью головные боли не прекращались, не помогали медикаменты, эффективные в таких случаях, не помогало снотворное. Утром об этом доложили Штольцу Он приказал своему секретарю разыскать Гардекопфа, чтобы тот постоянно находился в госпитале. Он сожалел, что навестил Эльзу, понимая, что воспоминания разволновали Миллер: по словам профессора, это вызвало осложнение болезни.
После того как секретарь доложил, что Гардекопф уже в госпитале, Штольц вызвал своего заместителя:
— Вы знаете, что Миллер стало хуже?
— Да. Я говорил с профессором. Он считает, что головные боли пройдут, но нужно временно отказаться от посетителей.
— Как вы относитесь ко всей этой истории?
— Так же, как и вы, господин штандартенфюрер. Миллер сделала все возможное. Начальник СД был большим авторитетом для оберста, чем женщина.
— Но почему Гейнц не послушал Миллер?
— Он не любил ее, а может, любил и ненавидел одновременно. Это помешало ему согласиться с Эльзой. К тому же, он знал, что лесная дорога патрулируется солдатами мотопехотной дивизии. Гейнц мог бояться не партизан, а подпольщиков, которые на объездной дороге могли заложить мину или устроить засаду. Лично я считаю, что абвер в лице Миллер сделал все для безопасности оберста генерального штаба. В служебной записке я все изложил. Кроме того, ходатайствую о награждении Эльзы Миллер.
— Не слишком ли быстро мы повышаем ее в звании и не слишком ли много она получает наград?
— Вы сами говорили, господин штандартенфюрер, что для службы, на которую была направлена Миллер в Россию, было бы неплохо иметь чин майора.
— Да, это так, но воинские звания присваиваются через определенный промежуток времени, если данный офицер достоин этого, а не тогда, когда нам захочется повысить его в звании. Вместо ходатайства приложите представление на крупную денежную премию. Деньги ей пригодятся. Я хочу, как только выздоровеет, направить ее с Гардекопфом на один швейцарский курорт, пусть восстановит здоровье.
— А как же задание, о котором вы говорили ей в госпитале?
— Это и есть то задание, о котором я говорил.
— Понимаю, отдых и работа одновременно.
— Не совсем так. Боюсь, что для отдыха времени у нее там не будет.
— Кто из обитателей этого курорта интересует вас, господин штандартенфюрер?
— Там собралась очень интересная публика. Многие из той компании интересуют меня, но Миллер будет заниматься бывшим майором чехословацкой разведывательной службы.
— Вы имеете в виду Бедуина?
— Да.
— А справится ли Эльза? Он — крепкий орешек.
— Должна справиться, хотя на нем обломали зубы неплохие агенты.
— Вы рассчитываете через Миллер выйти на агентуру Бедуина в Германии?
— Да. В том, что она существует и сейчас, я уверен. Боюсь одного, как бы он не стал работать на англичан. Поручите паспортному отделу подготовить документы на Миллер и Гардекопфа.
— Слушаюсь.
— Разработайте легенду, по которой Миллер не немка. Лучше всего — русская, из дворян, эмигрантка. Вернее, эмигранты ее родители. Ненавидит фашизм и Советскую власть в России.
— Откуда приехала в Швейцарию?
— Из какой–нибудь Скандинавской страны.
— Гардекопф — немец–антифашист?
— Да. Для выезда из Швейцарии подготовьте другие документы, с другими фамилиями. Они будут храниться на конспиративной квартире в Швейцарии. По этим документам они — немцы–коммерсанты.
— Я вас понял, господин штандартенфюрер.
— Не забудьте пароли, явки для наших людей в Швейцарии. Их помощь может потребоваться Миллер.
— Я подумаю, кого подключить к Эльзе.
— Проинформируйте людей, которых передадите Миллер, что с того момента, как она свяжется с ними, они переходят в ее распоряжение. Без ее разрешения никакой самодеятельности, а главное — никаких контактов со швейцарскими властями.
— Вы имеете в виду известных нам лиц из швейцарской секретной службы, которые сотрудничают с американскими и английскими разведками?
— Да. Они могут провалить Эльзу.
— Сегодня утром звонили из особой инспекции, требуют свидания с Миллер. Я не разрешил.
— Правильно сделали. Знаете, для чего им нужна Эльза?
— Понятия не имею. Сейчас, при ее состоянии здоровья, только особой инспекции не хватает. Так что же они хотят?
— Вы знакомы со штандартенфюрером Бергом?
— Познакомиться с ним у меня не было ни повода, ни желания, но о том, что такой штандартенфюрер в СС есть, мне очень хорошо известно. Однако при чем здесь Миллер?
— Верг застрелился при очень непонятных обстоятельствах.
— В этом замешана Миллер?
— Нет. Особая инспекция прорабатывает последние командировки Верга. Он был в России с выездной сессией трибунала, которая работала на основании донесения Мицлер. Эльза неоднократно встречалась с Вергом, вот почему она интересует особую инспекцию.
— Миллер знает, что Верг застрелился?
— Думаю, нет.
— А что он натворил?
— Натворил такое, что и в голове не укладывается.
— Интересно, вы не можете рассказать подробно, господин штандартенфюрер?
— Могу. По возвращении Верга из России Кальтенбруннер поручил ему одного русского перебежчика. Тот был инженер, из дворян, последнее время работал на ответственных руководящих должностях, связанных с секретными материалами. С начала войны с Россией он участвовал в разработке оборонных сооружений Москвы. Понимаете, что это значит?
— Ф–ии–ить, — присвистнул заместитель. — Вот это улов.
— Так вот, Верг начал с ним работать, но чтобы все стало ясно, надо знать, что представлял собой Верг. Ведь он никому не верил, половину высшего офицерства считал предателями. Через четыре дня Верг пришел к Кальтенбруннеру и заявил, что перебежчик — чекист, и он, Верг, не допустит, чтобы через излишнюю доверчивость руководства гибли немецкие солдаты. Кальтенбруннер взбесился и выгнал штандартенфюрера из кабинета. На следующий день Верг приказал привести к нему на допрос перебежчика. Когда русского доставили, отослал конвой, закрылся с ним у себя в кабинете, убил его, а потом застрелился сам. Оставил на столе записку, в которой повторил слова, сказанные им Кальтенбруннеру. Ну как?
— Силен. Настоящий герой.
— Да. Переполох он устроил немалый. Те документы, что инженер восстановил по памяти, подтвердились не полностью. Это дает право думать, что Верг был прав. Рейхсфюрер приказал особой инспекции проверить последние контакты Верга. Ясно, что парни работают впустую. Штандартенфюрер Верг был немного сумасшедшим, но он — настоящий нацист. Надо подготовить Миллер к беседе с особой инспекцией. Пусть говорит, что ничего подозрительного в Верге не заметила. Из неофициальных источников мне стало известно, что Кальтенбруннер отстаивает честь Верга перед рейхсфюрером CG. Пусть разбираются с ним сами, без нашей помощи. В то, что штандартенфюрер Верг предатель, я не верю, скорее всего, старый палач свихнулся.
На этом их беседа закончилась.
Штольц некоторое время ходил по кабинету, видимо, что–то обдумывая. Затем вызвал секретаря.
— Слушаю вас, господин штандартенфюрер.
— Принесите мне личное дело Бедуина. И еще. Вызовите ко мне начальника паспортного отдела. Позвоните в отдел кадров, чтобы принесли личные дела сотрудников управления, находящихся в Швейцарии. Пока все.
Штольц взял сигарету, прикурил. Было заметно, что он чем–то озабочен. Снял телефонную трубку:
— Соедините меня с госпиталем на Вильгельмштрассе. Жду. Алло, говорит Штольц, меня интересует самочувствие Миллер. Очень хорошо. Я рад, что она находится именно в вашем госпитале. Еще раз повторяю свою просьбу — максимум внимания Миллер. Надеюсь на вас.
Весь день штандартенфюрер потратил на подготовку легенды, документов, паролей и явок для Миллер. Ему хотелось, чтобы его ученица (а Штольц считал Эльзу своей ученицей) и на этот раз выполнила задание блестяще, для этого ее надо было тщательно подготовить. Ночью в Швейцарию были отправлены радиограммы трем агентам, находившимся в Лозанне, недалеко от курорта, где будет «отдыхать» Миллер. Всем агентам вменялось в обязанность следить за перемещениями Бедуина. Штольц хотел, чтобы к прибытию Эльзы для нее была собрана информация об образе жизни чеха и его контактах с людьми, могущими представлять для Миллер определенный интерес. Имея эту информацию, Эльзе будет легче сориентироваться, как лучше подойти к Бедуину.
На следующий день Штольц, не заезжая в управление, направился в рейхсканцелярию, чтобы встретиться со следователем особой инспекции, который занимался делом штандартенфюрера Верга.
Следователя, еще молодого оберштурмбанфюрера СС, он нашел в кабинете.
— Я штандартенфюрер Штольц, непосредственный начальник гауптмана Миллер.
— Слушаю. Что вас привело ко мне?
— Мне стало известно, что вы желаете поговорить с Миллер о штандартенфюрере Верге.
— Откуда вам известно и какое отношение лично вы имеете к Вергу?
— Послушайте, молодой человек, с вами говорит штандартенфюрер абвера Штольц. Будьте любезны выслушать меня и не задавайте глупых вопросов. Мне по роду службы должно быть известно все это… Итак, Миллер тяжело ранена. А потому до моего звонка я запрещаю вам ее беспокоить. Учтите, если ей станет хуже после вашего разговора, я имею в виду, если вы нарушите мой запрет, вы будете отвечать перед рейхсфюрером СС. Вы поняли меня?
— Понял, но вы зря беспокоитесь, без вашего разрешения я не собирался встречаться с Миллер.
Штольц вышел из канцелярии и поехал на службу.
Эльза, задумавшись, стояла у окна. Шел второй месяц 1943 года. С дня на день она ожидала выписки из госпиталя. Почти четыре месяца пролежала она здесь, чувствовала себя совершенно здоровой. О головных болях остались лишь неприятные воспоминания да небольшой шрам у левою виска напоминал о ранении. Гардекопф почти целые дни проводил в госпитале. Часто приходили Нейсы, три раза за это время ее навещал Штольц. Последний раз он был два дня назад, принес яблоки и апельсины. Уже собираясь уходить, будто между прочим сообщил о смерти Верга и сказал, что скоро ее навестит следователь особой инспекции. Миллер выслушала эту новость спокойно, но когда Штольц ушел, упала на кровать, укрылась с головой и расплакалась. Такого удара она не ожидала. Смерть Верга значила для нее больше, чем потеря соратника. Она оставалась без связи с Центром. Почему Верг так поступал, она понимала и восхищалась им, но что делать ей — не представляла. Знают ли в Москве, где сейчас она? Штольц каждый раз напоминает, что ее ждет серьезное задание. Какое именно — не говорит, но Эльза чувствовала, что оно будет сложным и важным. Если это так, ей необходимо наладить связь с Центром. Она помнила о тайнике в кинотеатре, но действует ли он? Это выяснится только тогда, когда ее выпишут из госпиталя.
В этот же день во второй половине ее посетил следователь особой инспекции. Он вошел в сопровождении дежурного врача.
— Я — следователь особой инспекции, достаточно ли вы здоровы, чтобы поговорить со мной?
— Если разговор нельзя отложить, я слушаю вас.
— Я постараюсь не очень утомлять вас, фрау гауптман. Вы хорошо знали штандартенфюрера Верга?
— По службе мне довелось один раз иметь с ним дело. А что случилось? — спросила Эльза, словно ей ничего не было известно.
Следователь коротко изложил суть дела.
— Что вы думаете о его смерти?
— Если штандартенфюрер Верг прав, красивая смерть. Он поступил, как настоящий солдат.
— Мне сейчас не до восторженных чувств по этому поводу. Охарактеризуйте кратко поведение штандартенфюрера Верга при ваших встречах.
— Жесток, не прощает ни малейших промахов. О мертвых не говорят плохо, но я не заметила в нем других настроений, кроме репрессивных. Во время приезда в Россию он был похож на высокопоставленного палача. Он, как машина, которая фиксирует факты и только факты, на них строится его отношение к людям. Так как ему пришлось иметь дело с проштрафившимися офицерами и солдатами, он требовал от трибунала самых строгих наказаний для виновных, вплоть до расстрела.
— Вы осуждаете его?
— Нет. Восхищаюсь и боюсь стать такой же.
— Почему?
— Прежде чем явиться ко мне, вы ознакомились с моим личным делом и знаете, что моя основная профессия — разведчик. То, что хорошо для штандартенфюрера Верга, не годится для разведчика.
— Вы правы, я изучил ваше личное дело и приятно польщен, что познакомился с вами. Так все–таки, какое мнение у вас о штандартенфюрере Верге?
— Высокопоставленный, самовлюбленный, привыкший к безнаказанности палач, считающий, что только он думает о будущем Германии. Он обиделся на Кальтенбруннера за то, что тот поставил его на свое место, и вот вам результат. Не задумываясь о том, что он тоже может ошибиться в оценке перебежчика, оскорбленный штандартенфюрер выносит свой приговор.
— Я согласен с вами, фрау, наверное, все было именно так. Но не кажется ли вам, что Верг был тоже разведчиком, не немецким, а какой–нибудь другой страны. К примеру, английским?
— Английским нет, русским — возможно.
— Вы думаете, что говорите?
— Да. Если перебежчик был не чекистом, а настоящим дворянином — инженером, ненавидящим Советскую власть, и искренне хотел помочь Германии в ее великой миссии, почему его застрелил штандартенфюрер Верг? Потому, что был шпионом Москвы. Разве не так?
— Но это ужасно. Да, англичанин не стал бы стрелять русского предателя даже в том случае, если бы тот принес подлинные чертежи обороны Москвы… Вы не можете добавить что–нибудь порочащее Верга?
— Нет. Более подробно о штандартенфюрере Верге могут рассказать сотрудники трибунала, которые были с ним в России.
— Благодарю за совет, с ними я уже беседовал.
— В таком случае, добавить больше ничего не могу.
— Я доволен беседой с вами. Мне не хватало вашей характеристики Бергу. О штандартенфюрере все говорят одно и то же. Желаю вам скорейшего выздоровления, фрау Миллер.
Эльза ходила по комнате, мысленно ругая себя за то, что говорила гадости о своем старшем товарище. Но сказать иначе о Верге она не имела права, даже после смерти Фриц должен называться штандартенфюрером Вергом.
Эльза подошла к окну и выглянула во двор. Перед ее окнами прогуливался Гардекопф. Она подождала, когда он посмотрит вверх и махнула ему рукой, давая понять, чтобы он поднялся к ней. Гардекопф кивнул и быстро направился к госпиталю. Через несколько минут в дверь ее палаты постучали. В наброшенном на плечи белом халате вошел обер–лейтенант.
— По вашему приказанию явился, фрау гауптман.
— Проходите, садитесь. Мне нужна ваша помощь, Гардекопф.
— Всегда к вашим услугам, фрау гауптман.
— Пойдите в пансион, по моей записке возьмите у администратора ключ от моей комнаты и принесите мне в госпиталь все, что я скажу.
— Будет сделано, фрау гауптман.
— После этого поедете в управление и передадите Штольцу, что я совершенно здорова и прошу помочь мне выписаться из госпиталя. Вы меня поняли?
— Так точно, фрау гауптман, — улыбнулся Гардекопф.
Миллер села за стол и на двух листах бумаги что–то написала. Подала один лист Гардекопфу.
— Это записка к администратору пансиона. А здесь, — она протянула второй лист, — перечень вещей, которые вы должны принести мне в госпиталь. Жду вас вечером.
В конце дня к Эльзе заглянул лечащий ее профессор. Он осторожно подошел к кровати.
— Отдыхаете? Как чувствуете себя?
— Хорошо, профессор.
— Требуете выписки?
— Да. Я не могу зря валяться в госпитале, когда моя родина воюет.
— Понимаю. Ну что же, придется удовлетворить вашу просьбу…
Вскоре появился Гардекопф с большим чемоданом.
— Спасибо, обер–лейтенант. Выйдите, я оденусь.
Эльза открыла чемодан, взяла мундир, оделась, прошлась по комнате. Только сейчас она заметила, как сильно похудела. Осмотрев себя в зеркале, осталась довольна: выглядела она хорошо, если не обращать внимания на бледность.
В коридоре ждал Гардекопф.
— Вещи в автомобиле, фрау гауптман.
— Вы задержали дежурный автомобиль?
— Это распоряжение штандартенфюрера.
— Он не просил меня заехать в управление?
— Нет. Завтра после обеда он ждет нас обоих.
Дорогой Миллер внимательно всматривалась в улицы и дома столицы Германии. Исчезло оживление, в городе военные, старики, дети, женщины, и очень редко можно увидеть гражданского мужчину. Война уже наложила свой отпечаток на столицу рейха.
Автомобиль подъехал к пансиону. Гардекопф отнес чемодан Эльзы на второй этаж.
— Спасибо, обер–лейтенант. Завтра в 14.00 встречаемся в приемной штандартенфюрера.
Оставшись одна, Эльза разделась, повесила в шкаф шинель, осмотрела свое жилье. Вокруг было чисто, видно, комната регулярно убиралась, хотя длительный период здесь никто не жил. Затем она взяла лист бумаги, ручку и села за стол. Минуту раздумывала о чем–то, потом стала составлять шифровку, предназначенную кому–нибудь из группы Фрица. Она просила объяснить, как будет осуществляться связь с Центром. Закончив работу, оделась и направилась к кинотеатру, где раньше был тайник.
На улице было много снега, погода стояла морозная и тихая. Не торопясь, Эльза подошла к кинотеатру. Предпоследний сеанс только начался, у кассы никого не было. Миллер правой рукой подала в окно деньги, а левой в углублении под доской спрятала шифровку…
На следующий день Эльза проснулась рано. Привела в порядок свою одежду, поправила прическу и спустилась в столовую, села на свое обычное место. Официант, постоянно обслуживающий Миллер, поспешил к ее столу.
— С возвращением, фрау гауптман.
— Спасибо. Чем будете кормить меня?
— Стол сейчас стал хуже, но для вас всегда найдется что–нибудь хорошее.
Эльза завтракала сосредоточенно, думая о своем. Часов в 11 она решила сходить к кинотеатру и проверить, взята ли шифровка из тайника. Правда, времени прошло немного, но ждать она не могла.
В 10.30 Эльза отправилась к кинотеатру. Она медленно шла по тротуару, изредка останавливаясь у витрин магазинов, проверяя, нет ли за ней слежки. Все было нормально, ничего подозрительного Миллер не заметила.
В кинотеатр вошла ровно в 11.00. Касса была еще закрыта. Эльза заглянула в окошко, одновременно прошлась пальцами под доской. В тайнике ее шифровки не оказалось. Миллер повернулась. Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина с палкой в руке.
— Касса еще закрыта?
— Да, — ответила Эльза и хотела уходить, но мужчина заговорил с ней:
— Прошу прошения, фрау. Мне ваше лицо кажется очень знакомым.
— Вы ошибаетесь. Лично я вас вижу впервые.
— Прошу прощения, но мне все же кажется, что я вас где–то видел. Вспомнил. Мы с вами не встречались в Италии?
Пароль Фрица для нее. Интересно. Эльза внимательно посмотрела на мужчину. Тот был совершенно спокоен, но смотрел на Миллер с интересом.
— Нет, ненавижу макароны.
— Зря, не такое уж плохое блюдо. — И тихо добавил: — Вам привет от Радомира.
— Рада, что он не забыл меня.
Эти два разных пароля убедили Эльзу, что мужчина тот человек, который ей нужен.
— Где мы можем спокойно поговорить? — спросила она.
— Здесь, в кинотеатре, у меня комната, идите за мной.
Следом за мужчиной Миллер прошла по служебному коридору, поднялась по лестнице на второй этаж. Там он открыл дверь, пропустил вперед Эльзу.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, товарищ…
— Андрей.
— …товарищ Андрей. Вам приказал Фриц встретиться со мной?
— Да, но жду я вас больше трех месяцев.
— Вы знаете, что Фриц застрелился?
— Да. Сейчас я все вам расскажу. Как–то пришел штандартенфюрер Верг ко мне, и я заметил в его поведении что–то необычное. Всегда сдержанный, спокойный, уверенный, в этот день он был какой–то рассеянный и суетливый. Я спросил, здоров ли он?
— Совершенно здоров. Большие неприятности, Андрей.
— Что случилось?
— Доставлен перебежчик, инженер из бывших, участвовал в разработке документации на оборонительные сооружения Москвы. Негодяй и предатель, но обладает феноменальной памятью. Обещает по памяти восстановить чертежи оборонительных сооружений. Выхода нет, придется ликвидировать.
— Каким образом?
— Застрелю у себя в кабинете.
— И вы надеетесь выйти из этого положения, не очернив свою репутацию?
— Нет. Сам рейхсфюрер СС придает этим документам большое значение. Готовит сюрприз для фюрера.
— Возможно, есть другой путь? Посоветуйтесь с Москвой.
— Советовался. Приказ — любой ценой ликвидировать предателя. Сделать это смогу только я.
— Может, устроим нападение на автомобиль, в котором он будет куда–то ехать?
— Нет, дорогой Андрей, тень все равно падает на меня. Я пришел к тебе не за советом, а дать последний приказ.
— Слушаю вас.
— Нашей группы больше не существует. В Берлине останешься ты один. Твоя задача — следить за тайником. Здесь должна появиться женщина, которая оставляла в твоем тайнике информацию. Ты ее знаешь в лицо. Обязательно дождись ее, она передаст тебе информацию и сведения о ее местонахождении. Как только она появится, ты явишься в призывную комиссию и потребуешь, чтобы тебя призвали в армию. На то, что ты нездоров, сейчас обращать внимания не будут. Времена изменились, к тому же добровольцу не откажут. Доставишь в Москву данные о Миловане и ее информацию, все остальное сделают без тебя. Жди ее, сколько бы времени не прошло. Это мой приказ и моя просьба. Понял?
— Я сделаю все, как вы приказали.
— Все, прощай друг.
— Прощайте.
Мы обнялись, и больше живым Фрица я не видел. На следующий день я с 12 часов находился в районе рейхсканцелярии, в 14.45 я видел, как несли в автомобиль мертвого Верга, а через некоторое время еще одного мужчину, тоже мертвого. Вот те сведения, которыми я располагаю. Вам еще что–нибудь известно?
— Нет. То же, что и вам. Значит, сейчас здесь кроме нас с вами никого нет?
— Не берусь утверждать это. Может быть, есть самостоятельная группа, может быть, несколько групп, не знаю. Я получил от Фрица приказ, и я его выполню. Когда передадите информацию?
— Дня через три, найдете здесь, в тайнике. С вами мы больше не будем встречаться. После получения информации тайник ликвидируйте.
— Я все сделаю.
Они прошли до выхода тем же путем, перед дверью молча пожали друг другу руки и расстались.
Размышляя о своем положении, о гибели Фрица, об Андрее, которому предстоит нелегкий путь через линию фронта, Миллер дошла до управления. Было без пятнадцати четырнадцать.
Предъявив пропуск, Миллер поднялась на второй этаж. В приемной Штольца ее уже ожидал Гардекопф в парадной форме без шинели. Секретарь пригласил обоих в кабинет штандартенфюрера.
— Добрый день!
Штольц что–то писал на листке бумаги.
— Садитесь. — кивнул вошедшим.
Эльза и Гардекопф сели на указанные кресла.
— Как самочувствие, Миллер?
— Отличное, господин штандартенфюрер.
— Хорошо. Скажи, Эльза, что ты знаешь о Швейцарии?
— Очень немного, господин штандартенфюрер. Во время моей первой поездки для знакомства с этой страной было очень мало времени.
— Но все же ты заметила какую–нибудь особенность?
— Я не знаю, о чем вы конкретно спрашиваете, но, мне кажется, особенность заключается в том, что газеты, журналы, официальные объявления по радио производятся на чистейшем немецком языке, а разговаривают люди и а каком–то диалекте, отдаленно напоминающем немецкий язык. Я наблюдала в аэропорту такую картину: три человека читают газету на немецком языке, а обмениваются мнениями совсем на другом.
— Этот диалект называется «швицертютш». Да, именно эту особенность я имел в виду. Что ты еще скажешь о Швейцарии?
— Господин штандартенфюрер, меня увезли в Берн без подготовки, а после поездки в Швейцарию заниматься со изучением не было времени, да и никто от меня не требовал ничего подобного.
— Это нетрудно восполнить. К вам будут прикреплены на некоторое время специалисты по Швейцарии, работавшие в разных ее районах. Почему с вами будет заниматься не один, а несколько человек, сейчас объясню. В Швейцарии говорят на четырех языках. Ты была в немецкой Швейцарии и поэтому слышала немецкую речь. Сейчас поедешь во французскую, там преобладает французский, есть еще итальянская Швейцария, жители кантона Граубюнден говорят на рето–романском. Все правительственные документы пишутся одновременно на четырех языках. Кстати, курорт «Лозанна» обслуживают люди, разговаривающие на немецком языке. Гардекопф, вы поняли, что–нибудь из того, что я сказал?
— Все понял, господин штандартенфюрер.
— Хорошо. Усвоить многое о Швейцарии вы еще успеете, на подготовку вам дается целая неделя. Эльза, у тебя вопросы есть?
— Нет, господин штандартенфюрер, но меня интересует само задание, которое нам с обер–лейтенантом будет поручено.
— Ты права. Я должен был начать не с описания Швейцарии, а именно с вашего нового задания.
Штольц взял две фотографии и протянул по одной Эльзе и обер–лейтенанту.
— Посмотрите внимательно на снимок. Майор чехословацкой секретной службы Герман Марек проходит по нашей картотеке под псевдонимом Бедуин.
— Почему Бедуин?
— Выполнял какое–то поручение своего правительства в районе Сахары. Разве не похож на кочевника?
— Похож. Смугл, худощав, по всем признакам — высокого роста.
— Высок — метр восемьдесят пять сантиметров. Не человек, а сущий дьявол. В данное время находится на курорте в Лозанне. Кроме того, там собралась очень интересная публика. По нашим данным, многие из тех, с кем встречается Бедуин, — сотрудники разведок наших врагов. У Бедуина была своя агентура в Германии, об этом мы судим по секретным материалам рейха, обнаруженным при оккупации Чехословакии. Сотрудники секретной службы Чехословакии, кого мы успели взять, все как один показали, что эти документы достал майор Марек. Сам он в Германии не был, значит, документы добыты не одним человеком. Из этого следует, что у Бедуина была в Германии своя агентурная сеть. Думаю, эти люди и сейчас находятся в Германии. Переметнулся Марек к англичанам или американцам — вот вопрос, на который у нас нет ответа.
— Я должна узнать это?
— Не только. Ты должна попытаться завербовать его от имени какой–нибудь разведки.
— Какой именно?
— Той, на которую Бедуин не работает.
— Может, предложить ему крупную сумму денег в стойкой валюте за агентуру и все станет на свои места?
— Нет, Эльза. Ты не знаешь Марека. На сговор с нами он не пойдет. Он ненавидит фашизм. Сам по себе Бедуин — очень сильная личность, только это удерживает нас от похищения. Мы можем ликвидировать Марека, по останется его агентурная сеть. Понимаешь, в каком мы положении?
— Да. От меня требуется, чтобы он завербовал меня?
— Это первый этап задания. Второй — узнать все о его агентурной сети в Германии. Если это не удастся, попытаться завербовать его.
— Что входит в функции Гардекопфа?
— Он — твой телохранитель и связник между тобой и нашими людьми, которые будут тебе переданы… Теперь перейдем к Мареку. Несколько раз мы посылали к нему своих людей, но безрезультатно. Двоих он перевербовал, о двух ничего неизвестно. Будь с ним осторожна. Сейчас возьми личное дело Бедуина и просмотри его. — Штольц подал Эльзе толстую папку, на которой стоял гриф «Совершенно секретно». — Работать будете здесь, секретарь предоставит вам кабинет.
В этот же день Миллер и Гардекопф начали готовиться к новому заданию. Листок за листком просматривали они документы, касающиеся Германа Марека. К шести часам изучение личного дела Бедуина было закончено.
Устало откинувшись на стул, Эльза спросила:
— Что скажете, обер–лейтенант, о Мареке?
— Скажу одно: задание вам поручено не из легких.
— Да–а… — протянула Эльза. — Документы, собранные в этой папке, говорят о том, что Герман Марек — разведчик очень высокого класса, и вслепую, руководствуясь только данными документами, идти на встречу с ним нельзя. Мне надо найти человека, который был бы лично знаком с Бедуином. Узнайте, не работает ли на нас кто–нибудь из его бывших сослуживцев или где можно найти такого человека.
— Вас понял, фрау гауптман.
— Завтра после обеда жду вас здесь.
Обер–лейтенант вышел. Эльза задумалась. Абвер зря не затевает такие операции. Завтра утром надо передать шифровку и известить Центр о задании, указать место, где она будет находиться. Не может быть, чтобы в Швейцарии не было наших разведчиков. Кто–то придет к ней на связь. По всему видно, что Марек стоящий парень, возможно, удастся привлечь его к работе в пользу Советского Союза.
Миллер закрыла кабинет на ключ и с личным делом Бедуина отправилась к Штольцу.
— Господин штандартенфюрер, личное дело Бедуина оставить у вас?
— Да. Ознакомилась? Твое мнение?
— Надеюсь справиться с заданием. Досье на Марека не совсем полное: нет его увлечений, что любит, что ненавидит, кто он в личной жизни и много другого, что должен знать человек, начинающий с ним борьбу.
— Ты права, в личном деле этого нет. Когда выполнишь задание, мы дополним его характеристику. Марек — очень скрытный человек, о нем столько разноречивых мнений, что мы воздержались от выводов. То, что скажешь ты, вернувшись из Швейцарии, будет занесено в его личное дело.
— Я постараюсь эти данные предоставить вам еще до отъезда в Швейцарию.
Видя, как удивился Штольц, Эльза добавила:
— Я все завтра вам объясню, господин штандартенфюрер.
— Буду очень рад услышать от тебя что–нибудь новое о Бедуине.
Миллер вышла на улицу. Утром была оттепель, сейчас подморозило, и было очень скользко. Несколько ребят лет десяти, разогнавшись по обочине тротуара, становились на отполированную до ледяного блеска дорожку и с визгом неслись один за другим. Миллер минут пять стояла, наблюдая за ребятишками, потом разбежалась и прокатилась тоже. Проходившие мимо три солдата удивленно посмотрели на нее. Эльза рассмеялась и зашагала к пансиону.
В тот же вечер она составила шифровку для Центра. Почти два часа ушло у нее на это. Просмотрев ровные колонки цифр, она переписала их на папиросную бумагу и свернула лист в маленькую трубочку. Оделась и пошла к кинотеатру. У кассы было много людей, Миллер решила дождаться, пока очередь уменьшится, чтобы положить шифровку в тайник. Она так увлеклась, рассматривая в фойе портреты киноактеров, что не заметила, как к ней приблизился Андрей.
— Хайль Гитлер, фрау гауптман.
— Хайль Гитлер. Вы в кино?
— Очень много людей, пойду в другой раз.
Миллер поняла, что Андрей неспроста подошел к ней, тихо спросила:
— Что случилось?
— Вчера после вашего ухода какой–то тип очень внимательно изучал тайник, когда он ушел, я протер все вокруг спиртом, но ликвидировать тайник не стал. Очень сомнительный человек, раньше я его в кинотеатре не встречал.
— Вчера я тщательно проверила, нет ли за мной хвоста. Ничего подозрительного не заметила.
— Я не сказал, что этого человека привели вы, но лучше не рисковать. Давайте шифровку.
Миллер незаметно передала ему трубочку из папиросной бумаги.
— О гибели Фрица расскажете на словах. О нем я почти ничего не писала.
— Понял. Сегодня я ходил в призывную комиссию, приняли. Послезавтра отправляюсь на фронт.
— Желаю удачи. Прощай, Андрей…
— Прощай, Милован.
Эльза пошла к выходу. Ей было больно расставаться с товарищем, она была уверена, что больше не встретит Андрея. И снова она оставалась одна. Сейчас нужно серьезно готовиться к встрече с Мареком. С этими мыслями она подошла к пансиону. На крыльце стоял Гардекопф.
— Прошу прощения, что побеспокоил вас, но у меня есть информация, которая должна заинтересовать вас.
Они поднялись в комнату Эльзы.
— Рассказывайте, что узнали? — нетерпеливо спросила Миллер.
— Я ездил к одному офицеру, который в 1939 году находился в Чехословакии во время ее оккупации нашими войсками. На мой вопрос, у кого находятся документы службы безопасности Чехословакии, он ответил, что почти все документы теперь в СД. Люди Шелленберга оказались проворнее. Кроме того, они взяли нескольких офицеров. Один из них служил с Мареком шесть лет. Я узнал его фамилию — майор Брижек. Офицеры находятся в небольшом концлагере рядом с Берлином. Этот концлагерь в ведении имперского управления по делам концлагерей. Я уже побывал в управлении и от имени Штольца добился разрешения на допрос майора Брижека. Это разрешение послужит также пропуском на территорию лагеря. Есть еще и письмо к начальнику лагеря, где приказано сказывать нам содействие и разрешается применить к майору Брижеку допрос с пристрастием. Ну как?
— Не ожидала от вас такой прыти, вернее такой оперативности. То, что вы сегодня сделали, выше всяких похвал, но надо сообщить об этом Штольцу, так как вы действовали от его имени. Поезжайте в управление, может, застанете его там, если нет, то по служебному телефону позвоните ему домой, расскажите все и попросите на завтра на 8.00 автомобиль для поездки в концлагерь.
После ухода Гардекопфа Эльза долго думала о нем, с каждым днем он раскрывался с новой стороны. Его сообразительность очень удивила Миллер. Рассуждая, анализируя, споря с собой, она уснула.
На следующий день в 7.30 Миллер уже была готова к поездке. В 7.35 в ее комнату постучал Гардекопф.
— Прошу прощения за опоздание, фрау гауптман, за мной поздно заехал шофер Штольца.
— Он дал нам свой автомобиль?
— Да. Он тоже собирается с нами в концлагерь. Сейчас мы заскочим за ним в управление.
— Хорошо. Идите, я спущусь.
Штольц стоял на крыльце управления и отчитывал за что–то дежурного офицера. Увидев подъехавших, спустился по ступенькам к автомобилю, открыл заднюю дверцу и сел рядом с Миллер.
Шофер развернул машину и помчался по городу.
— Фрау Миллер, вы зря время не теряете. Как вам удалось разыскать этого чеха? — полюбопытствовал Штольц.
— Заслуга в этом полностью обер–лейтенанта.
— Вы надеетесь, что Брижек расскажет вам что–то ценное о Мареке?
— Даже если он не дополнит ваше досье на Бедуина новыми данными, мне необходимо побеседовать с ним — все–таки он хорошо знал Марека. У майора Брижека есть шансы остаться в живых?
— Никаких.
— Неужели его нельзя использовать, как–никак майор службы безопасности?
— На этот вопрос трудно ответить. С ним работало СД, по каким–то причинам они забраковали Брижека.
— Может, он пригодится нам?
— Не знаю, последнее время у меня нет желания брать агентов из концлагеря, ведь перед страхом смерти они согласны на все. А потом начинают вспоминать о долге, о чести и тому подобное. Словом, очень ненадежная публика.
— Господин штандартенфюрер, я полностью согласна с вами, но пока я не выполню задание, майор Брижек должен жить. Даже в том случае, если он самый ярый антифашист.
— Согласен. В выполнении задания я заинтересован не меньше тебя… Кажется, подъезжаем. Тебе не приходилось бывать в концлагере?
— Нет.
— Зрелище неприятное, держи себя в руках.
У ворот концлагеря стояли два эсэсовца, положив руки на автоматы. Один из солдат подошел к автомобилю. Шофер показал ему пропуск, эсэсовец прочитал, заглянул в автомобиль, вытянулся по стойке «смирно» и махнул рукой своему напарнику, чтобы тот поднял шлагбаум. Почти одновременно открылись ворота, и «мерседес» въехал во двор концлагеря.
Эльза внимательно смотрел? вокруг: три ряда колючей проволоки опоясывали территорию лагеря. Вероятно, по проволоке шел электрический ток, об этом свидетельствовали фарфоровые изоляторы у ворот. За вторым ярусом через каждые 80–100 метров стояли наблюдательные вышки с пулеметчиками. Между первым и вторым ярусом колючей проволоки ходили вооруженные автоматами эсэсовцы. О побеге здесь нечего было и мечтать. В глубине двора виднелись бараки, там помещались заключенные.
Остановились у двухэтажного кирпичного дома. Штольц, Эльза и Гардекопф вышли из «мерседеса», к ним навстречу направились несколько офицеров. Старший из них подошел к Штольцу.
— Начальник концлагеря штурмбанфюрер Хейхель.
— Очень приятно, штурмбанфюрер, мне приходилось слышать о вас. Штандартенфюрер Штольц.
— Прошу ко мне в кабинет.
Штольц сразу приступил к делу.
— Нас интересует майор чехословацкой службы безопасности Брижек.
Штурмбанфюрер тут же распорядился найти и привести Брижека.
— Господин штандартенфюрер, пока разыщут интересующего вас заключенного, я предлагаю позавтракать вам и сопровождающим вас офицерам.
— Спасибо, не откажусь. Хочу только представить вам своих попутчиков и уточнить кое–что, чтобы вы не были в заблуждении. Гауптман Миллер, обер–лейтенант Гардекопф. Не они меня, а я их сопровождаю. Майор Брижек интересует не меня, а их.
Штурмбанфюрер растерялся.
— Фрау гауптман, сколько человек выделить вам для допроса?
— Благодарю вас, мы справимся вдвоем.
— Я имею в виду допрос с пристрастием. Им пренебрегать не следует.
— Вполне согласна с вами, уважаемый штурмбанфюрер, но и в этом случае мы обойдемся без ваших людей. У меня — отличный заместитель, обер–лейтенант Гардекопф, в прошлом — хозяин знаменитой «Мелодии». Вам не приходилось слышать о нем?
— Вы тот самый Гардекопф, обер–лейтенант?
— Если вы имеете в виду мою службу в «Мелодии», тогда тот самый.
— Польщен. Нам не один раз ставили вас в пример. Вы — мастер своего дела. Мои люди не умеют проводить допросы, они способны убить человека, а вот провести квалифицированный допрос — им не под силу.
В кабинет начальника лагеря заглянул гауптштурмфюрер:
— Господин штурмбанфюрер, разрешите доложить?
— Слушаю вас.
— Майор Брижек, заключенный номер 4752, в данное время находится в штрафном изоляторе.
— Чем провинился Брижек?
— Отказался работать в крематории.
— Почему он до сих пор жив?
— Заключенный номер 4752 отказался работать в крематории, сославшись на плохое состояние здоровья. Капо подтвердил, что Брижек сильно кашляет, но в назидание другим поместил его в штрафной изолятор.
— Хорошо, после завтрака доставьте чеха ко мне в кабинет. А сейчас, господа офицеры, — обратился начальник концлагеря к гостям, — предлагаю пройти в столовую.
Позавтракав, Штольц и начальник концлагеря собрались осмотреть территорию, а Миллер и Гардекопф вернулись в кабинет штурмбанфюрера.
Спустя несколько минут в кабинет ввели человека в полосатой одежде заключенного.
— Арестованный доставлен.
— Спасибо.
Миллер посмотрела на Брижека. Высокий, худой чех стоял у двери, вытянувшись по стойке «смирно».
— Садитесь, майор.
Брижек удивленно посмотрел на Миллер, видимо, давно никто не напоминал ему, что когда–то он был майором.
— Вы знаете, почему я вызвала вас?
— Да. Потому что я отказался идти в крематорий.
— А почему вы так поступили?
— Я очень болен.
— Но не настолько, чтобы отказаться от других работ?
— Я не могу работать в крематории.
— Предпочитаете смерть? Чех промолчал.
— Я хочу помочь вам остаться в живых.
— Разрешите узнать причины, которые побудили вас на это?
— Просьба вашего друга.
— У меня нет друзей в Германии.
— Он в Швейцарии.
— Кто этот человек?
— Майор Герман Марек.
— Кто?.. Я не верю, что он стал вести с вами переговоры. Марек ненавидит фашизм.
— Меня он считает антифашистом.
— Марека так просто не проведете.
— И все же Бедуин попросил меня поинтересоваться вашей судьбой и, если возможно, попытаться спасти вас.
— Какой ценой?
— В разговоре Марек сообщил, что вам известен контр–пароль для агентуры, находящейся на территории Германии. Мне нужен этот контр–пароль.
— Мне известен контр–пароль, но это вам ничего не даст, поскольку мне неизвестно место нахождения агентов.
— Данный вопрос пусть вас не беспокоит, это моя забота.
— Значит Бедуин решил спасти меня ценой, не приемлемой для разведчика? Слишком высокая плата за жизнь одного человека. К тому же. вы не сможете проверить правильность коптр–пароля, а поэтому шансов на жизнь у меня почти нет.
— В процессе работы мы установим место нахождения агентуры, а спасти вас я постараюсь в любом случае. Самое трудное — вырвать вас из концлагеря.
— Вас интересует еще что–нибудь?
— Расскажите мне все, что вы знаете о Мареке,
— Что именно?
— Его увлечения, убеждения, слабости.
— Ваш вопрос наводит на мысль, что вы не знакомы с Бедуином.
— Марек очень скрытен по натуре, это качество усиливается еще и его профессией. Полностью доверять мне он не может, но так как жизнь его друга находится в опасности, Бедуин пошел на пробный контакт.
— Вы заблуждаетесь, я никогда не был его другом, Марек видел во мне только соперника. Он никогда не любил меня.
— Чем же вызвана забота о вас?
— Мне самому непонятно. Наверняка, Бедуин пытается ликвидировать меня вашими руками.
— Марек знает, что вам неизвестно место нахождения агентуры?
— Нет.
— Как это понимать?
— Перед самой оккупацией Чехословакии немецкими войсками я сменил контр–пароль. Все старые явки hj законам конспирации ликвидировались автоматически. Тот, кто повез агентам новый контр–пароль, не вернулся назад. Новые явки мне не известны. У Марека дело обстоит еще хуже — он не знает нового контр–пароля.
— Вы говорите мне правду? Я не верю, что вы не можете назвать хотя бы одну фамилию агента, под которой он живет в Германии и где искать этого человека,
В ответ — молчание.
— Гардекопф, погуляйте по лагерю.
— Слушаюсь, фрау гауптман, — обрадовался обер–лейтенант, которому порядком надоело стоять без дела.
— Кто вы? — спросил майор Брижек, как только Гардекопф скрылся за дверью.
— Гауптман Эльза Миллер. Место службы — абвер.
— Мне не знакомо ваше лицо.
— Вы знаете сотрудников абвера?
— Да. Многих. В том числе и вашего помощника Гардекопфа. Он служил в «Мелодии».
— Вы хорошо информированы. Кажется, я вас недооцениваю. Почему вы не сработались с Мареком?
— У нас разные взгляды на многие вещи. Бедуин почти коммунист, а я ненавижу и фашизм и коммунизм.
— С вами работало СД, почему они не использовали вас?
— Я работал только против Германии. СД интересуют те, кто работал против России и других стран.
— Может, вы и правы.
— Вас интересует Марек из тех же побуждений?
— В какой–то мере.
— Он может быть полезен вам. Сейчас, когда он за границей, Бедуин будет искать контакты с разведками Англии, Америки, России.
— Вы считаете, что Бедуин может работать на коммунистов?
— Да. Он может работать на любую страну, которая воюет с Германией.
— А вы?
— У меня нет выбора. Чтобы сохранить жизнь, буду работать на вас.
— Прежде чем забрать вас отсюда, я должна знать: контр–пароль, адрес и фамилию одного агента.
— Я сообщу вам это в тот день, когда покину концлагерь.
— Хорошо. На сегодня разговор окончен. Надеюсь, завтра мы побеседуем в другом месте.
Миллер открыла дверь.
— Уведите заключенного.
Брижек заложил руки за спину и, не глядя на Эльзу, вышел из кабинета. Миллер сняла с аппарата телефонную трубку, набрала номер.
— Алло. Господин майор? С вами говорит Миллер. Я звоню вам из концлагеря. Нашла одного типа, который знал Бедуина. Надо забрать его отсюда.
— Фамилия чеха?
— Брижек. Номер 4752.
— Записал. Сегодня будет в Берлине. Где поместить его — в тюрьме или на конспиративной квартире?
— Думаю, будет лучше, если сегодня поместить в тюрьму, а завтра перевести на конспиративную квартиру. Это вселит в него надежду.
— Хорошо.
Эльза положила трубку и вышла из кабинета. На крыльце ее уже ожидали Гардекопф и Штольц.
Все трое попрощались с начальником лагеря и направились к «мерседесу».
В автомобиле Штольц спросил:
— Что–то узнали от чеха?
— Пока немного. Брижек — разведчик и, не получив гарантий, ничего конкретного не скажет.
— Надеешься, что от него будет польза?
— Уверена в этом.
— Что же, желаю удачи!
До самого Берлина больше не говорили. Эльза думала о Брижеке и Бедуине, Штольц — о чем–то своем. Гардекопф сидел на переднем сидении, смотрел по сторонам и размышлял о том, что фрау гауптман не все сказала Штольцу, и был полностью согласен с ней. Их работа будет оцениваться по результатам операции после возвращения из Швейцарии.
После завтрака Эльза собиралась на службу. Сегодня она снова встретится с майором Брижеком. В том, что майор сегодня скажет контр–пароль и назовет координаты одного из агентов, она не сомневалась, но ей необходимо было услышать все это без свидетелей. Поэтому она решила не проводить допрос в управлении, а, заручившись поддержкой Штольца, перевезти чеха на конспиративную квартиру. Миллер уже оделась и собиралась выходить из комнаты, когда в дверь постучали.
— Войдите.
На пороге появился администратор.
— Прошу прощения, фрау гауптман, только что в пансион забежал солдат, отправляющийся на фронт, и попросил передать вам письмо. Я не мог ему отказать. Три моих сына воюют в России. Он сказал, что вы будете рады его прощальному письму.
— Спасибо. Вы курите?
— Когда есть сигареты.
Эльза открыла шкаф, взяла три пачки сигарет и протянула администратору.
— Это вам.
— Большое спасибо, фрау гауптман. По нашим временам — очень дорогой подарок.
Администратор вышел. Миллер вскрыла конверт. Она догадалась, что письмо от Андрея.
«Уважаемая фрау гауптман, благодаря милости великого фюрера я уезжаю сегодня на Восточный фронт. Если встречу кого–нибудь из знакомых, передам от вас привет.
С глубоким уважением к вам
Фриц».
Все. Андрей уехал. Как быстро удастся ему добраться до Москвы? Эльза понимала, что это будет нелегко, но почему–то была уверена, что Андрей обязательно доберется…
На улице было не очень холодно, мороз небольшой, но ветер пронизывал насквозь. Эльза сильно замерзла. В управлении дежурный офицер предложил:
— Погрейтесь у электрокамина, фрау гауптман, вы вся дрожите.
— Благодарю. Ужасный холод!
Эльза подошла к электрокамину и протянула руки к малиновым спиралям.
— В России, говорят, еще холоднее, — попытался продолжить разговор дежурный.
— Там сейчас очень жарко, лейтенант. Морозы еще можно перенести, а вот воевать без надежных тылов — очень трудно.
— Я согласен с вами, фрау, но мы захватили почти половину России.
— Захватили — еще не значит, что покорили… Немного согревшись, Эльза поднялась на второй этаж.
У приемной Штольца ее ожидал Гардекопф.
— Фрау гауптман, штандартенфюрер уже два раза спрашивал о вас.
— Иду к нему.
Увидев Эльзу, Штольц взволнованно заговорил:
— Заварила ты кашу. Чех в тюрьме, но начальство требует забрать его оттуда и поместить на конспиративной квартире.
— Это очень хорошо.
— Что хорошо?
— Что начальство идет нам навстречу. Разрешает использовать для работы с Брижеком конспиративную квартиру.
— Все правильно, но знаешь ли ты, что о работе с чехом придется составлять отчет?
— Составим.
— Если от него не будет пользы, с нас с тобой спросят за охрану, за продукты, которыми мы кормили Брижека, за время, потраченное на него. Лично я не верю, что мы узнаем от него что–нибудь новое о Бедуине.
— Что вы намерены делать с Брижеком, когда он станет не нужен нам?
— Отправим его в Чехию, там сейчас из чехов формируется корпус, который будет воевать на нашей стороне.
— Вот я и пообещаю ему это, если он расскажет все.
— Эльза, с ним работало СД, они сочли его бесполезным. На что надеешься ты?
— СД не интересовалось положительными и отрицательными качествами Марека, лично меня интересует только это.
— Скажи моему секретарю, чтобы вызвал из тюрьмы чеха, когда надумаешь везти его на конспиративную квартиру, возьми мой автомобиль. Честно говоря, мне не нравится, что ты занялась Брижеком, вместо того чтобы изучать Швейцарию.
— Господин штандартенфюрер, мне много знать о Лозанне ре полагается, совершенно случайно могу выдать свою осведомленность.
— С документами ознакомилась?
— Да. У Гардекопфа — нормально, а мои документы не годятся.
— В чем дело?
— По документам я должна жить в Германии.
— Что это даст?
— Если у Бедуина имеется здесь агентура, он не устоит перед соблазном завербовать меня.
— А не вызовет ли у него подозрение твоя поездка в Швейцарию?
— Нет, я расскажу ему, какие ужасы творятся в рейхе.
— Он может спросить, что тебя держит в Германии?
— Состоятельные, но больные и очень старые родители.
— По правилам, разведчик, если ему не нравится легенда, по которой он будет идти за границу, вправе предложить свой вариант. Ведь провал грозит в первую очередь ему, а не начальству.
— Я согласна с вами, господин штандартенфюрер, но провал разведчика для него самого может кончиться смертью, а худшее, что ожидает начальство, это — конец карьере.
— Я заинтересован в удачном завершении операции не меньше тебя.
— Именно поэтому я прошу еще раз продумать мою легенду.
— Хорошо. А сейчас давай обсудим твои действия в Лозанне. Как ты собираешься выйти на Бедуина?
— К моему приезду наши люди должны подготовить для меня информацию о перемещениях и встречах Марека. Кроме того, к приезду в Швейцарию я буду иметь представление о его вкусах, привычках, слабостях… На информации агентов и собственных наблюдениях будут основываться мои действия. Сейчас все предусмотреть невозможно. Если Бедуина завербовать не удастся, что я должна делать?
— Ты должна будешь ликвидировать его. Другого выхода нет. Мы и так слишком долго возимся с ним. Но, запомни, это лишь в том случае, если на его перевербовку не останется никакой надежды.
— Поняла.
Автомобиль подъехал к высокому забору, из–за которого в глубине двора виднелся дом. Шофер посигналил. Ворота открылись, и «мерседес» въехал во двор. К автомобилю подошел высокий седой мужчина.
— Добрый день, — поздоровался он с Эльзой.
— Хайль Гитлер, — ответила Миллер и внимательно посмотрела на мужчину. Тот стоял, вытянувшись по стойке «смирно».
— Жильца привезли? — спросила Эльза.
— Нет. Он в пути, мне позвонил обер–лейтенант Гардекопф, что вместе с клиентом выезжает из тюрьмы. С минуты на минуту они должны быть здесь.
— Сколько человек обслуживает «Сервис»?
— Восемь. Охрана падежная, можете быть спокойны, клиент не убежит.
— Хорошо. Кто вы?
— Густав Лейне, фрау гауптман. Считаюсь хозяином этого дома. Весь персонал находится в моем подчинении. В том числе и охрана.
— Микрофоны установлены во всех комнатах?
— Нет, только в зале, он служит комнатой для допросов и бесед.
— Если здесь нет записывающих устройств, какой толк в микрофонах?
— Слышать то, о чем идет речь в зале, можно из моей комнаты.
— Заберите вещи и переселитесь в другую комнату, ключи от своей передайте мне.
— Вас понял, фрау гауптман.
В это время по ту сторону ворот засигналил автомобиль. Во двор въехал «опель–капитан» черного цвета. Из машины вышли обер–лейтенант Гардекопф и майор Брижек.
— Добрый день, фрау гауптман.
— Хайль Гитлер, Брижек. Вы довольны?
— Вообще, да.
— А в частности?
— Я еще не знаю, чем закончится мое путешествие.
— Все будет зависеть только от вас.
Миллер повернулась к Лейне, молча стоявшему рядом с ней.
— Прикажите приготовить ванну и одежду для этого господина.
— Будет исполнено.
— А мы, майор, пока погуляем.
Некоторое время молчали. Затем Эльза сказала:
— Я слушаю вас…
Майор больше не сопротивлялся:
— Контр–пароль: «Змея ползет к водопаду». Отзыв: «Переплыть водопад может только уж».
— Адреса?
— Я знаю один парикмахерская «Драгун», она находится на улице Бисмарка. Мастер Отто Шальц. Запомнили?
— Еще что–нибудь добавите?
— Нет. Что меня ожидает?
— Чехословацкий корпус, который будет воевать на стороне Германии. Довольны?
— Очень.
— Сейчас вы примете ванну, переоденетесь, а потом поговорим о Мареке.
Расставшись на время с Брижеком, Миллер решила осмотреть дом. Одну за другой она прошла все комнаты, включая кухню и ванну. На удивление, не заметила ни одного человека из обслуги и охраны. Закончив осмотр, Миллер вернулась в прихожую. Там уже ожидали ее шар–фюрер Лейне и изменившийся до неузнаваемости Брижек.
Эльза спросила Лейне:
— Где ваши люди, я обошла все комнаты, но нигде никого не заметила.
— Все здесь, фрау гауптман. Вы не обратили внимания, что в этом доме все комнаты проходные, когда вы заходили в одну, мои подчиненные переходили в другую. Потому вы и не встретили никого. Желаете познакомиться с ними?
— Да.
— Все ко мне, — немного громче, чем разговаривал с Миллер, произнес Лейне.
Одновременно открылись несколько дверей, и в прихожую вошли восемь мужчин. Эльза осмотрела их и сказала:
— Все свободны.
Когда восьмерка удалилась, Эльза добавила:
— Приятно удивлена.
Лейне довольно заулыбался:
— Это мой коронный номер. Даже штандартенфюрер всегда удивляется. Люди специально обучены: все видеть, все слышать и оставаться незамеченными.
— Теперь я вижу, что мой клиент в надежных руках. Распорядитесь об обеде для майора, я тем временем переговорю с ним в столовой.
— Слушаюсь, фрау гауптман.
Эльза и майор прошли в столовую. Расположились в креслах друг против друга.
— Расскажите, что представляет собой Герман Марек?
— Прежде всего, это очень обаятельный человек, любимец женщин.
— Своих любовниц превращает в агентов?
— Нет. В женщин–разведчиц Марек не верит. По его словам, женщина не способна к разведывательной работе. Как разведчик он зарекомендовал себя после одного деликатного поручения правительства, которое выполнял на Ближнем Востоке. Оттуда и кличка — Бедуин.
— Какое поручение выполнял Марек на Ближнем Востоке?
— Мне это неизвестно. Знаю только одно: он оставил с носом английскую разведку.
— Деньги он любит?
— Да, но ему не безразлично, каким путем они достаются.
— Если бы я решила его завербовать, как это лучше сделать?
— С вами он не станет сотрудничать.
— Почему?
— Бедуин ненавидит фашизм.
— Представьте себе, я — разведчик страны, которая воюет с Германией.
— Не убедившись в этом, он не даст вам никакого ответа.
— С американцами он может сотрудничать?
— Да.
— С англичанами?
— Да.
— С русскими?
— Не знаю. Скорее всего — нет. Государственный строй ему не по душе.
— И все же, с какой стороны к нему удобнее подступиться?
Подумав немного, майор ответил:
— В отношениях с Бедуином главное не переиграть — он тотчас почувствует фальшь. Поэтому с ним надо вести себя очень осторожно, быть постоянно естественной, как можно меньше контактировать с людьми, которые могут вызвать у него подозрение. Сейчас, находясь в чужой стране, Марек еще осторожнее.
— Если бы от вашего имени к нему пришел человек, Бедуин поверил бы ему?
— Нет.
— Да, по этой информации взять Марека будет нелегко.
— На то он знаменитый Бедуин.
Миллер смотрела на Брижека и молчала. Затем взяла лист бумаги и написала: «Если вы хотите остаться живым, никогда никому не говорите ни единого слова о контр–пароле и об адресе, который дали мне».
— Вам все понятно в вашем положении? — спросила Миллер, когда Брижек прочитал написанное и кивнул головой в знак согласия.
— Меня интересует, когда я отправлюсь в чехословацкий корпус?
— Думаю, на днях.
— Я хотел бы добавить о Мареке.
— Слушаю вас.
— Он хорошо разбирается в живописи, знает музыку, любит литературу.
— Это уже кое–что. Любимые писатели?
— Чехов.
— Русский язык знает?
— Да, почти в совершенстве.
— Какими еще иностранными языками владеет?
— Немецким и английским.
— Как случилось, что вас взяли, а Бедуин ушел?
— Нам было приказано всем оставаться на месте, мол, немцев бояться нечего. Мы остались, а Бедуин не стал ожидать, пока его схватят немцы.
— Кого, кроме Марека, не взяли наши?
— Трех человек.
— Они были связаны с Бедуином?
— Все до единого были в хороших отношениях с ним.
— Напишите мне фамилии этих людей, их звания и чем они занимались в последнее время.
Брижек взял лист бумаги и начал писать. Когда он закончил, Эльза прочитала и молвила:
— С этого надо было начинать рассказ о Бедуине. Оказывается, вся тройка работала против англичан и американцев. Значит, они лучше Марека знали, что представляют собой разведки этих стран. Бедуин неспроста взял их с собой.
— Вы не допускаете мысли, что они скрылись самостоятельно?
— Кто–то из троих мог связаться с какой–нибудь из разведок и договориться о сотрудничестве.
— Это Мареку не подошло бы. Он не из тех, кто так необдуманно станет связываться с разведкой другой страны.
— Вы считаете, что Бедуин бежал в Швейцарию, предварительно не договорившись с разведкой другой страны?
— Я уверен в этом.
— Бежать от немцев в Швейцарию, не заручившись чьей–то поддержкой, рискованно.
— Бедуин не из тех, кто нуждается в поддержке.
— Хорошо. Разберемся. Живите, отдыхайте. В данное время вы мне не нужны, но, кто знает, может случиться так, что вы мне еще понадобитесь.
Как только Эльза появилась в управлении, секретарь Штольца объявил:
— Вас вызывает к себе штандартенфюрер.
В кабинете находились Штольц и Гардекопф.
— Садитесь, гауптман. Как ваши дела? Что скажете о Брижеке?
— Он может пригодиться. Что касается Бедуина — очень сложная личность, но зацепка есть.
— Какая?
— Я хорошо знаю произведения Чехова. А в общем–то, на месте ознакомившись с обстановкой, мне будет легче решить, как поступать.
— Документы будут готовы завтра. Ехать вам придется отдельно. Увидитесь в Лозанне, совершенно случайно. Часто с Гардекопфом не встречайтесь. Явки для встречи с нашими агентами в Швейцарии получишь завтра…
Дав подчиненным последние наставления, Штольц пожелал им удачи.
Попрощавшись со штандартенфюрером, Миллер и Гардекопф в последний раз уточнили детали.
— Мое новое имя — Людмила Грановская. С сегодняшнего дня гауптмана Миллер не существует, так же как и обер–лейтенанта Гардекопфа. Отныне вы — Курт Зельман. Итак, до встречи в Швейцарии, Курт…
— До встречи в Лозанне, Людмила Грановская…
Конец первой книги