Антология советского детектива-1

I

На улице шел снег. Крупные снежинки медленно опускались на землю. Ветра не было. О таком снеге Миллер всегда мечтала в детстве. Ей тогда хотелось, чтобы на Новый год была именно такая погода. Эльза стояла и смотрела на чарующую картину за окном. Она слышала, как за ее спиной хлопнула дверь — это секретарь вошел в кабинет Штольца, слышала, как он вышел из кабинета, но не оборачивалась. Секретарь приблизился к ней:

— Какая чудесная погода, фрау гауптман!

— Невозможно глаз оторвать! — Эльза встряхнула волосами. — Что сказал штандартенфюрер?

— Просил вас зайти к нему.

— Если начальство просит, а не приказывает — это не к добру.

— Он всегда вежлив с теми, кто уходит за границу.

Эльза вошла к Штольцу. Он ходил по кабинету, что–то обдумывая. Увидев Миллер, сел в кресло и предложил ей тоже сесть. Затем заговорил:

— Я хочу, чтобы операция прошла успешно, поэтому меня волнует то, как складывается ситуация с Брижеком. Ты уверена, что он потребуется тебе?

— Точно сказать не могу.

— В этом все дело. Если Брижек будет воевать в словацком корпусе, нет гарантии, что он никому не расскажет о том, как был освобожден из лагеря. Ты понимаешь, о чем идет речь?

— Да, о моей безопасности.

— Вот именно. Поэтому хорошенько подумай, стоит ли оставлять чеха в живых.

Но, с другой стороны, при вербовке Бедуина Брижек может оказаться козырным тузом.

— Я понимаю. А вдруг он попадет к русским в плен?

— Это не скоро случится, к тому же в корпусе должны быть наши люди.

— Они там есть.

— Требуется совсем немного: отдать соответствующий приказ — и чех будет живым и невредимым.

— Значит, ты настаиваешь на отправке Брижека в словацкий корпус?

— Я не настаиваю ни на чем, это ваша идея, и мне она нравится. Без страховки идти к Бедуину не стоит. Брижек нам необходим.

— Хорошо, я сам займусь его отправкой в словацкий корпус. А теперь о твоей поездке. Вопросы ко мне есть?

— Когда будут готовы документы?

— Документы получишь завтра. При малейшей неуверенности связывайся со мной через того, с кем будешь поддерживать связь.

— Спасибо.

Из кабинета штандартенфюрера Миллер направилась в пансион. Сначала она хотела взять дежурный автомобиль, но потом раздумала, решила пройтись пешком. На улице было очень хорошо. Весело скрипел под ногами снег. Эльза с удовольствием вдыхала освежающий, бодрящий воздух.

По дороге ей встретился официант, всегда обслуживающий ее, и они, болтая о разных мелочах, вместе дошли до пансиона. У себя в комнате Миллер быстро переоделась в гражданскую одежду, положила документы во внутренний карман пальто, вальтер — в боковой карман, осмотрела себя в зеркало и вышла из комнаты.

В пансионе людей было мало, обед закончился давно, а до ужина оставалось еще более двух часов. Не встретив никого из знакомых в пансионе, Миллер вышла на улицу. Где находится парикмахерская «Драгун», она не знала, но решила никого не спрашивать. Подъехав трамваем на улицу Бисмарка, огляделась. Не торопясь, внимательно осматривая улицу, Эльза пошла по тротуару.

На парикмахерскую она наткнулась неожиданно. Старинная вывеска с бравым подстриженным и побритым драгуном бросалась в глаза. Почти во всех парикмахерских Берлина на рабочем столе каждого мастера стояла табличка с фамилией парикмахера. Именно на это надеялась Эльза. В зале работали четыре мастера — один женский и три мужских. По счастливому совпадению табличка с надписью «Отто Шальц» была на столе женского мастера. Сам он сидел в кресле и читал газету. Увидев Эльзу, поспешил ей навстречу.

— Добрый день, фрау. Разрешите поухаживать за вами?

— Добрый день. Благодарю вас.

— Садитесь, — предложил мастер, когда Миллер сняла шубу и шапку. — Какую прическу предпочитаете?

— А что вы можете предложить?

— Мне кажется, вам подошла бы «Аристократка». Это очень оригинальная прическа и только для таких красивых женщин, как вы. Разрешите я попробую?

— Да, конечно, но если она мне не понравится…

— Разве фрау не прочитала, кто ее обслуживает? Отто Шальц! Еще ни одна клиентка не ушла отсюда недовольной.

Мастер разложил инструмент на столе и уверенно приступил к работе.

— Прическа для службы или для торжества?

— Для службы.

— Если не секрет, где вы работаете?

— В министерстве иностранных дел.

— О! Очень серьезная работа. Я всегда стараюсь побольше узнать о своих клиентах, чтобы было легче ориентироваться в их вкусах.

— Я это заметила.

— Вы не только очень красивая женщина, но к тому же и очень умная.

— С первого взгляда вы определяете, что собой представляет человек?

— Когда столько лет работаешь с людьми, это не так трудно. Глаз наметан, как говорят коммерсанты. — Отто Шальц самодовольно улыбнулся. — Кроме того, вы много читаете.

— Это правда, — уцепилась за ниточку разговора Эльза. — Читаю я очень много. Вот совсем недавно прочитала книгу… — Она сделала вид, что пытается припомнить название. — Может, и вы знаете. Сейчас… есть там такая фраза…

Эльза внимательно посмотрела на Шальца.

— Какая же?

— «Змея ползет к водопаду».

На какой–то миг ножницы застыли в воздухе. Эльза поняла, что пароль мастеру известен.

— Да, да, припоминаю. Там еще есть слова: «Переплыть водопад может только уж».

— Именно об этой книге я и веду речь.

— Уважаемая фрау, вам придется пройти в другой зал я помою вам голову. Следуйте за мной.

Эльза прошла за парикмахером в другой зал. Здесь никого не было. Шальц вежливо усадил Эльзу в кресло.

— Вы резидент или связная?

— Почему вас это интересует?

— Моя группа давно не получает денег.

— Платить есть за что?

— Да. Информация первосортная.

— Сколько человек в вашей группе?

— Шесть. Но меня беспокоит, кто будет нам платить?

— Я.

— Какой валютой?

— Бриллиантами.

— О! Это самая стойкая валюта, — удовлетворенно хмыкнул Шальц.

— Мне нужна информация. Сейчас. Немедленно.

Парикмахер ушел и вскоре вернулся с маленьким свертком.

— Здесь микропленка.

— Материал зашифрован?

— Нет. Записи на немецком языке.

— Только записи?

— Восемьдесят процентов — фотокопии документов. Как видите, мы зря времени не теряли.

— Я заплачу вам намного больше, чем стоит ваша работа, чтобы вы не испытывали финансовых затруднений. Запомните новый пароль: «Вам привет от Радомира». Отзыв: «Рад, что не забыл меня».

Парикмахер повторил слова пароля.

— С сегодняшнего дня смените все старые явки, пароли, места встреч. Контр–пароль вступил в действие… А теперь сделайте мне прическу получше.

— Будете довольны, фрау…

— Ирма, — подсказала ему Эльза.

— Фрау Ирма, если мне срочно потребуется встретиться с вами, где вас искать?

— Это ни к чему, Отто. Спустя несколько месяцев с вами свяжутся. На старые пароли не отвечать. Вам понятно?

— Да, фрау Ирма.

Миллер протянула ему драгоценные камни.

— Благодарю, фрау Ирма. Это целое состояние.

— Надеюсь, вы сумеете распорядиться этим состоянием.

— Да. С сегодняшнего дня я подчиняюсь только вам или тому, кто придет с паролем?

— И мне, и тому, кто придет с паролем. Место работы не меняйте, но на всякий случай дайте еще один адрес. Встречаться с вами мы будем редко, поэтому мне нужен адрес вашего самого надежного агента, который знает всех ваших людей. Есть такой?

— Да. Запомните…

Шальц наклонился к Эльзе и тихо назвал адрес, фамилию и место работы агента, который сможет заменить его в случае провала.

Больше они: о деле не говорили. Мастер шутил, смеялся, дружелюбно поглядывал на Миллер. А когда прическа была готова, он улыбнулся Эльзе:

— Фрау Ирма, я очень рад, что моей клиенткой сегодня были именно вы.

Когда Эльза подошла к вешалке, Шальц предупредительно забежал вперед, снял ее шубу. Миллер заметила, как он ловкими пальцами прошелся по меху в том месте, где были карманы. Видимо, нащупал пистолет, заулыбался.

— Разрешите поухаживать за вами.

Эльза протянула мастеру десять марок.

— Возьмите. Спасибо.

— Приходите, я всегда к вашим услугам.

Угодливо раскланиваясь, Шальц провел ее на крыльцо. Эльза поняла, что он хочет что–то сказать. Остановилась.

— Прошу прощения, на кого мы теперь работаем? — Шальц пристально смотрел на нее.

— На тех, кто борется с фашизмом, — последовал краткий ответ.

II

В кабинете Штольца находились начальник управления и Лейне.

— Садитесь, гауптман, — сказал шеф, указывая Эльзе на кресло. — Мы вызвали вас, чтобы сообщить неприятную новость. Брижек повесился.

— Не может быть!

— И все–таки… Лейне, расскажите, как это случилось.

— Вчера вечером Брижек попросил вина. За ужином ему поставили бутылочку рейнского, и он всю ее выпил. После ужина удалился в свою комнату, разделся и лег в постель. В смежной комнате всю ночь находились два человека охраны. Ничего подозрительного они не слышали. Утром один из них заглянул в комнату и увидел, что Брижек висит на крюке, на который подвешивается абажур. Вместо веревки он использовал простыню, скрученную в виде жгута. Врач установил, что чех повесился в два часа ночи.

— Он не оставил посмертной записки? — поинтересовалась Эльза.

— Нет, фрау гауптман.

— Как ты думаешь, почему он это сделал? — спросил Штольц у Эльзы.

— Не знаю.

— Как он вел себя вчера?

— Нормально. Чех поверил мне, что в концлагерь не вернется.

— Ты сказала, что на днях его отправят в словацкий корпус?

— Да. И он был очень рад этому. Ничего не понимаю.

— Ну что же, теперь будем исходить из того, что Брижека нет в живых. Особенно не огорчайся. Ты кое–что узнала о Бедуине, в какой–то мере чех оказался полезным. Может быть, то, что случилось, и к лучшему…

Штольц помолчал и добавил:

— Ведь он был свидетелем твоей подготовки к встрече с Бедуином.

— Господин штандартенфюрер, я не пала духом. Задание есть задание. И я выполню его с честью…

— Похвально, Эльза.

А Миллер продолжала:

— И если чех ликвидирован по вашему приказу, значит, я чего–то не уразумела.

Штольц удивленно посмотрел на Эльзу:

— Ты допускаешь, что Брижек был умерщвлен по моему приказу?

— Да.

— Зачем же тогда мы разыграли комедию с самоубийством?

— Чтобы не огорчать меня перед поездкой в Швейцарию.

— Штандартенфюрер, ее рассуждения не лишены логики, — улыбнулся начальник управления.

Но Штольц не сдавался:

— Брижек покончил жизнь самоубийством.

— Брижек мертв, и нет смысла говорить о нем. Мои документы готовы? — спросила Миллер, давая понять, что неприятный разговор о майоре закончен.

— Да. С завтрашнего дня ты — Людмила Грановская. Подбери одежду и все необходимое для поездки.

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер.

— Наши люди передают из Швейцарии, что Бедуин ведет пассивный образ жизни, ни с кем не встречается. Иногда по целым дням не выходит из биллиардной курорта.

— Мне кажется, что разведчик его класса должен вести именно такой образ жизни. На какие средства он живет?

— Есть ли у него деньги в Швейцарском банке, мне неизвестно, но, по словам обслуживающего персонала курорта «Лозанна», он богат.

— С кем из обитателей курорта он дружит?

— Список с характеристиками этих людей у нас имеется, возьмешь копию с собой.

— Хорошо. Может случиться так, что выйти на Марека мне будет легче через кого–нибудь из его знакомых.

— Это решишь на месте.

— Когда выезжает Гардекопф?

— Он уже выехал в шесть часов утра. У вас все вопросы согласованы?

— Да.

— Чем он будет заниматься до вашей встречи?

— Изучать контакты Марека. Возможно, он заметит то, что пройдет незамеченным для меня. Разрешите идти?

— Иди, готовься к отъезду.

Эльзе не давала покоя мысль о самоубийстве Брижека. Было ли это самоубийство или его умертвил Лейне, получив приказ от начальства? Когда она расставалась с майором, он не был похож на человека, решившего покончить жизнь самоубийством, скорее наоборот, он был полон надежд. Так в чем же дело? Запоздалое раскаивание в том, что выдал агентуру немцам? Не похоже. У Брижека было время подумать, прежде чем назвать ей контр–пароль и адрес парикмахерской. Нет, в его гибели много непонятного.

Миллер остановилась, рассматривая витрины магазинов, стараясь отогнать назойливые мысли. Но это не удавалось.

Что же произошло? С какой целью убрали Брижека? Чтобы не было свидетеля ее подготовки к поездке в Швейцарию? Если все случилось именно так, не допрашивал ли Лейне чеха? Нет, нет. Если бы чех сказал о контр–пароле и адресе, шеф и Штольц говорили бы с ней иначе. Зная об агентуре, они обязательно поинтересовались бы, почему Миллер не доложила им о том, что ей известен резидент. Значит, все произошло неожиданно для Брижека.

Рассуждая о гибели чеха, Миллер подошла к складу одежды. Пожилой кладовщик в чине унтер–офицера, заметив Эльзу, бросил кому–то:

— Все, зайдешь позже.

Подошел к Эльзе:

— Прошу прощения, фрау гауптман, я сейчас отправлю одного клиента и займусь вами. Лейне, я занят.

Из–за стеллажей с одеждой показался Лейне.

— Одежду выбираете? — спросила его Миллер.

— Да. Для обслуживающего персонала.

— Оставайтесь, вы мне не помешаете, — сказала Эльза и обратилась к кладовщику: — Подберите мне одежду для аристократки, современной аристократки.

— Что конкретно?

— Полная экипировка.

— Вас понял, фрау гауптман.

Как только кладовщик скрылся в глубине склада, Эльза повернулась к Лейне:

— Когда вы получили приказ умертвить чеха?

— Вы уже знаете об этом, шеф рассказал вам?

— Отвечайте на мой вопрос, вас еще не вывели из моего подчинения.

— Через четыре часа после вашего ухода, — отчеканил Лейне.

— Как вы провернули это дело?

— Чех попросил вина, в бутылку рейнского я всыпал большую дозу снотворного.

— Когда Брижек уснул, вы отнесли его в спальню и повесили?

— Да, фрау гауптман.

— О чем вы говорили с ним за ужином?

— Он не был расположен к разговору. На мои вопросы или не отвечал вообще, или отвечал очень кратко.

— Когда вы сообщили о самоубийстве Брижека Штольцу?

— В 6.30.

— Как реагировал на ваше сообщение штандартенфюрер?

— Сильно ругался.

— Он приезжал к вам в «Сервис»?

— Да, вместе с криминалистами.

— Криминалисты поверили в самоубийство Брижека?

— Да. Этот вариант всегда проходит.

— Теперь слушайте меня: я только подозревала, что майор умер не своей смертью. Шеф мне ничего не рассказывал.

Лейне побледнел, на лбу выступил пот.

— Этого не может быть! Вы говорили со мной таким тоном, словно вам все известно.

— Мне необходимо было узнать правду.

— Что, теперь будет со мной?

— Ничего, держите язык за зубами. Завтра я уезжаю. Никто меня не будет спрашивать, говорила ли я с вами.

— Я буду всегда помнить об этой услуге, фрау гауптман.

— Еще бы! Идите, помогите отобрать для меня одежду.

— Слушаюсь.

Эльза не торопясь анализировала услышанное. Она не ошиблась. По приказу шефа убрали свидетеля, но почему он не поставил в известность Штольца? Ведь он мог приказать ему, и тот выполнил бы его приказ безоговорочно. Почему же он не сделал этого? Что–то Эльзу настораживало в этой истории с чехом, но что именно, она не могла понять. Может, шеф боялся Брижека? Прослушав второй допрос майора, он записал его на пленку. Что испугало его? Что заставило действовать без промедления? Надо попытаться вспомнить весь разговор с Брижеком…

Подошли Лейне и кладовщик с ворохом одежды.

Эльза тщательно осмотрела принесенное. Все было совершенно новым, с фирменными бирками. Миллер осталась довольна.

— Сложите все в саквояжи, и пусть доставят одежду в пансион.

— Будет выполнено, фрау гауптман.

Замявшись, унтер–офицер сказал:

— Я отобрал для вас еще одну вещицу, может, пригодится вам.

И кладовщик протянул Эльзе миниатюрный пистолет системы «браунинг».

— Очень красивая вещь. Но годится ли он на что–нибудь? Ведь здесь пуля, наверное, чуть толще иглы?

— Да, пуля небольшого диаметра, но покрыта специальным ядом. Эффективность очень высокая.

— Благодарю вас. Патроны к нему есть?

— Есть еще две обоймы. Возьмите.

Эльза улыбнулась:

— Сегодня, унтер–офицер, вы поработали на славу: одели, обули и вооружили меня.

— Я рад, что вы остались довольны, фрау гауптман.

На обратном пути Миллер зашла в управление за документами. Завтра в 5 утра поезд увезет ее в Швейцарию.

Весь вечер прошел в подготовке к поездке. Все сложено, упаковано. Теперь надо отдохнуть, поспать перед дорогой. Уснула, как только голова коснулась подушки.

Утром за ней заехал штандартенфюрер Штольц. Когда шофер Штольца вошел в комнату Эльзы, он ахнул от восхищения.

— Фрау гауптман, меня всегда удивляет умение женщин перевоплощаться с помощью одежды и косметики, но вы делаете это лучше всех. Если бы я встретил вас на улице, не узнал бы, честное слово!

— Неужели я так сильно изменилась?

— Поверьте старому наци, вас не узнать в этой одежде.

— Благодарю вас. Несите вещи к автомобилю.

Миллер закрыла дверь, спустилась вниз, отдала администратору ключ и вышла из пансиона. У крыльца стоял «мерседес» Штольца.

Эльза села рядом со штандартенфюрером.

— Как настроение? — поинтересовался Штольц.

Эльза не ответила на его вопрос, она рассматривала штандартенфюрера. Впервые она увидела его в гражданской одежде.

— Эльза, я спросил, как настроение?

— Простите, господин штандартенфюрер, отличное.

— Значит, все в порядке. На вокзал, — добавил Штольц, обращаясь к шоферу.

Машина помчалась утренними улицами. Времени оставалось мало. Штольц по дороге тихо давал последние наставления.

— Прошу тебя об одном, если испробуешь все варианты и не сможешь ничего добиться от Бедуина, прикажи Гардекопфу ликвидировать Марека. Затем срочно выезжай в Германию.

— Как в этом случае будет расцениваться мой поступок? Не придет ли кому–нибудь в голову, что я пошла по самому легкому пути?

— Я и шеф верим тебе.

— Благодарю. Я оправдаю ваше доверие, господин штандартенфюрер.

— Тебя ожидает блестящая карьера, Эльза. Ты обязана приложить максимум усилий при выполнении этого задания.

— Если мне станет известно, что Бедуин работает на англичан, что я должна делать в таком случае?

— Предложи ему стать двойником, то есть работать одновременно на англичан и на американцев.

— Ну а если он уже двойник?

— Предложи работать на Советский Союз.

— Бедуин не станет работать на Советский Союз.

— Почему?

— Его взгляды помешают этому.

— У того, кто становится двойником, на первом месте деньги, а не убеждения. И вообще мне эта игра в «А если…» не нравится. Задание у тебя трудное, поэтому ты должна быть готовой к любым сюрпризам.

…Когда Штольц говорил это Эльзе, он даже не подозревал, как близок к истине. Сюрприз, который Бедуин преподнесет Миллер, будет настолько неожиданным, что Эльза растеряется, не зная, где правда, а где ложь, чему верить, а чему нет. Но это случится через несколько дней, а сейчас Миллер беседовала со Штольцем, обсуждая с ним разные варианты ее действий в будущем.

Прощание было коротким, Штольц пожал ей руку и пожелал удачи.

Поезд медленно тронулся с места и, постепенно набирая скорость, отошел от берлинского вокзала. В Берне Миллер предстояла пересадка. Правда, по расчету Штольца, четыре часа времени до прихода поезда, следующего до Лозанны, должны быть использованы для встречи Эльзы с агентом, следившим за Мареком. Штандартенфюрер считал, что ей будет полезно еще до прибытия в Лозанну поговорить с человеком, который почти два месяца вел наблюдение за Бедуином. Агент должен был найти ее сам.

За окном была сплошная темнота, небольшая лампочка тускло освещала купе.

Постучал проводник:

— Фрау, не желаете отдохнуть?

— Да, принесите, пожалуйста, постель. Проводник ушел и минут через пять вернулся с постельными принадлежностями.

— Спокойного отдыха, фрау.

— Спасибо, но мой отдых будет зависеть от того, кого вы подселите ко мне в пути. Если моими попутчиками будут подвыпившие мужчины, то вряд ли я смогу отдохнуть.

— Не беспокойтесь, до Берна к вам никого не подселим. Ваше купе — броня. Кто–то из высокого начальства забронировал купе, но не сел в Берлине.

— Отлично. Спасибо.

— Не за что. Вам просто повезло.

Когда проводник ушел, Миллер закрыла дверь купе на ключ, разделась и легла в постель. Под мерный стук колес она уснула.

Впервые за много месяцев ей приснился сын. Она держала его на коленях и рассказывала сказку об Иване–царевиче и сером волке. Сын внимательно слушал сказку, заставляя повторять одно и то же по нескольку раз. Вдруг Эльза заметила, что Степка такой же маленький, каким она видела его еще до войны.

— Сынок, ты совсем не вырос.

— Вырос.

— Ты был точно таким же, когда я приезжала в прошлый раз.

— А сейчас разве ты тоже приехала?

— А ты меня не видишь?

— Нет.

— Кто же тогда рассказывал тебе сказку об Иване–Царевиче и сером волке?

— Никто. Я не слышал такой сказки.

Сын куда–то исчез. Эльза бегала по двору, всех спрашивала о нем, но никто его не видел.

— Степан! Степан! — кричала она, но он не отзывался…

Дрожа от страха за сына, она проснулась. Было светло, поезд мчался по снежной равнине. Эльза села на постели и заплакала. Ей казалось, что Степа заболел, а она ничем не может помочь.

— Сыночек, Степа, где ты сейчас? — повторяла Эльза сквозь слезы.

Она вспоминала довоенную жизнь, мать, мужа, сына. На душе было тоскливо, и больно сжималось сердце.

Сколько времени просидела так, не знает. Встала, привела себя в порядок и отправилась в ресторан.

Здесь было многолюдно. Миллер остановилась у входа, высматривая свободное место. Неожиданно для себя встретилась взглядом с кузеном Густавом Нейсом. Быстрыми шагами направилась к его столику. Рядом с ним сидело двое незнакомых мужчин. Все трое были в гражданской одежде.

Густав Нейс очень обрадовался встрече с Эльзой, предложил сесть.

— В Швейцарию направляетесь? — спросил один из мужчин. — К родственникам?

— У меня нет родственников в Швейцарии.

— Извините. Я спросил потому, что в военное время мало кто решается путешествовать без уважительной причины.

Миллер без труда поняла, что это одна компания — сослуживцы Нейса.

— Я еду лечиться в Швейцарию.

— Я неплохо знаю эту страну. Скажите, что у вас за болезнь, может быть, я смогу вам порекомендовать специалиста.

— Ранение в голову. Я буду вам признательна за рекомендацию.

— Вы такая молодая и уже успели побывать на фронте?

— Да, я была ранена в России.

— Густав, как только официант принесет вино, предлагаю выпить за твою очаровательную кузину.

— Я не возражаю, — улыбнулся Нейс Эльзе. Он не сводил с нее глаз. В гражданском платье, со сложной прической, Миллер выглядела настоящей аристократкой.

— Густав, — обратился к Нейсу сидевший напротив Эльзы мужчина, — представь же нас своей кузине.

За столом царила непринужденность.

— Густав, кем была на фронте твоя кузина? Врачом или медицинской сестрой?

— Гауптманом абвера, Ганс.

— Что ты сказал?

— Моя кузина — гауптман абвера.

— Ну и ну! Знаете, если бы меня спросили, кто сидит со мной за столом, я назвал бы тысячу профессий, но только не вашу настоящую. Вы не похожи на сотрудника абвера.

Подошел официант, принес заказ.

Эльза склонилась к Густаву:

— Как чувствует себя мама?

— Неважно, часто жалуется на головные боли.

— Отец, как всегда, бодр и полон сил?

— Старик держится.

— Я рада, что мы встретились. Но мне пора.

Тепло попрощавшись со всеми, Эльза ушла.

Проснулась Эльза от того, что кто–то теребил ее за плечо. Она открыла глаза, рядом стоял проводник.

— Прошу прощения, фрау, через десять минут Берн.

— Спасибо.

Миллер быстро оделась, сложила вещи. За окном уже виднелись дома окраин Берна. По вагону пробежал проводник, выкрикивая:

— Господа, прибываем в Берн. Господа, прибываем в Берн…

Миллер взяла саквояжи и вышла на перрон. В Берне было намного теплое, чем в Берлине, снега не было совсем. Эльза остановилась и огляделась по сторонам. Куда же идти? Где будет ее искать агент? Но тут к ней подошел мужчина выше среднего роста, крепкий, с благородными чертами лица.

— Разрешите взять ваши вещи, фрау?

— Вы носильщик?

— Нет, я тот, с кем вы должны встретиться в Берне. — Мужчина подхватил саквояжи и уже на ходу бросил Эльзе: — Прошу следовать за мной.

Когда вещи были сданы в камеру хранения, они отправились в кафе, расположенное недалеко от вокзала.

Некоторое время сидели молча. Мужчина был не из разговорчивых. Миллер не выдержала, спросила:

— Как ведет себя Бедуин?

— Знаете, создается впечатление, что кроме отдыха его ничто не интересует. В последнее время он вообще ни с кем не контачит, подолгу гуляет сам, вечерами занят игрой в биллиард. Вот список людей, с которыми Марек встречается чаще других. — Мужчина подал Эльзе лист бумаги, сложенный вчетверо.

— Кто из этих людей заслуживает особого внимания?

— Трудно сказать. Здесь люди самых разных профессий. Есть подозрительные типы. Что связывает Бедуина с ними, не могу понять, но настораживает то, что зря встречаться с Мареком они не стали бы.

— Вы давно следите за ним?

— Месяца четыре. С того времени, как двум нашим сотрудникам было приказано вступить в контакт с ним.

— Где эти сотрудники?

— Похоже, Бедуин завербовал их. Не предупредив меня, они выехали из Швейцарии в неизвестном направлении. После этого была подобрана другая пара, надежные люди.

— Что с ними?

— Их трупы выловили в Женевском озере.

— Как это случилось?

— В тот вечер оба находились в курортных палатах и не собирались никуда идти. Я связался с ними, спросил, не нужна ли им моя помощь. Ответили, что нет, дескать, они не будут до утра выходить из палаты. А утром наши сотрудники не явились к завтраку, я забил тревогу. В десять утра их трупы обнаружила полиция в Женевском озере.

— Вскрытие делали?

— Да. В крови — большая доза снотворного.

— Ясно. Их усыпили за ужином, а ночью незаметно вынесли. Скорее всего, связали и спустили через окно. Потом отвезли и бросили в озеро.

— Они были убиты металлическим предметом, наподобие свинцовой трубы. У обоих одинаковые раны на голове. Думаю, это работа тех типов, с которыми изредка встречается Марек. Будет самым правильным, если общими усилиями мы его ликвидируем. Вы будете работать одна или с напарником? Это очень важно.

— С напарником.

— Всегда старайтесь быть друг возле друга. Те парни, которых убили и бросили в озеро, жили в одной комнате, и все–таки Бедуину удалось убрать их. Я уже не один раз требовал разрешения на ликвидацию Марека, но мне запрещали это делать. Более того, поступил приказ: как только вы прибудете на место, мне покинуть Лозанну.

— Вы считаете, что мне грозит опасность со стороны Марека?

— Если он заподозрит вас, я не ручаюсь за вашу жизнь.

— Ну что же, благодарю за информацию. Кто будет держать связь со мной?

— Посмотрите, за столиком бара сидит одинокий мужчина и внимательно смотрит на нас. Запомните его. Он будет находиться в вашем подчинении.

— Хорошо.

— И еще хочу предупредить вас — никогда, ни на одну минуту не оставайтесь без оружия. Бедуин — сущий дьявол, а не человек.

— Благодарю вас за совет и предупреждение.

— Очень нелегкое задание выпало вам, — посочувствовал агент.

— Ничего, чем опаснее противник, тем приятнее победа.

— Простите за откровенность, но в данном случае у вас очень мало шансов на победу.

Эльза не стала спорить. Время покажет, кто выйдет победителем.

— Как вы думаете, Бедуин сейчас работает на какую–нибудь разведку?

— Не знаю. Первые два агента перевербованы им. Куда они скрылись — неизвестно. Мне кажется, что он работает на кого–то, но на кого именно…

Мужчина развел руками.

— Вы рассказали мне все о Бедуине?

— Все.

— Тогда мне пора, до отправления поезда осталось двадцать пять минут. Проводите меня.

— С удовольствием.

Возле вагона они попрощались.

— Желаю вам успешно выполнить задание и вернуться домой целой и невредимой. Удачи вам!

— Спасибо. До свидания.

Прибыв в Лозанну, Миллер подозвала носильщика.

— Мне нужно попасть на курорт «Лозанна».

— Я проведу вас на остановку такси. Это будет стоить пять марок.

— Хорошо.

Носильщик поставил вещи на тележку и покатил ее впереди себя. Миллер шла рядом.

— Курорт «Лозанна» далеко отсюда?

— За двадцать минут такси доставит вас туда.

Было уже поздно, и Эльза переживала, удастся ли ей сегодня устроиться. Сев в такси, обратилась к водителю с вопросом:

— Вы не подскажете, в такое позднее время принимают больных на курорте «Лозанна»?

— Когда есть свободные места, курорт принимает больных круглосуточно.

— А как сейчас с местами в «Лозанне»?

— Зима — не сезон для курортов Женевского озера, и свободных мест достаточно. Если желаете, я могу позвонить, чтобы к вашему приезду подготовили комнату.

— Буду вам очень признательна. Сейчас уже почти ночь, было бы неплохо сразу же поселиться.

Водитель притормозил около телефонного аппарата, переговорил с кем–то по телефону.

— Я заказал вам отдельный номер со всеми удобствами.

— Спасибо.

— Это еще пять марок, фрау. А всего пятьдесят пять марок.

— Хорошо.

— Не обижайтесь, фрау, что дорого. По сравнению с довоенным временем бензин подорожал в шесть раз.

— Да, война — сказывается и на тех, кто в ней не участвует.

Миллер заплатила шоферу, взяла вещи и вошла в административный корпус курорта «Лозанна». В приемном покое за небольшим столом сидела пожилая женщина. Когда Миллер назвала себя, она сказала, что комната для нее готова, пусть отдыхает, а завтра ее осмотрит врач и назначит лечение.

В комнате Эльза устало опустилась на широкую деревянную кровать. Приятные тона ситцевых обоев успокаивали. Ей здесь понравилось. Не разбирая вещи, она разделась и легла. Но сон не шел. Думала о Бедуине. Почувствовала, что ненавидит его. Что–то было в нем не от разведчика, а от гангстера. Слишком самоуверенно он действовал, отлично зная, что в Швейцарии полным–полно немецких агентов. Разведчик его класса не мог так вести себя. Что–то здесь не чисто, и она должна раскусить его.

Эльза пыталась проанализировать все, что произошло за это короткое время. Смерть майора Брижека. Почему его ликвидировал шеф? Эта мысль не давала покоя Эльзе. Почему Бедуин чувствует себя спокойно, убив двух агентов? Он должен знать, что это убийство ему не простят. И тем не менее… А может, он надеется, что погоня за агентурой, которая до оккупации Чехии работала против Германии, надежная защита, что без него абвер не сможет выйти на этих людей? Такое возможно, но рее же и в этом случае потеря четырех сотрудников — слишком большая плата. Надо не спеша разобраться во всем этом…

III

На следующий день с утра Эльза посетила профессора. Рассказала ему о своем ранении. Он назначил лечение, пообещав, что через месяц она почувствует себя совсем хорошо.

Во время обеда Эльза внимательно осматривала всех, кто находился в столовой. Первым заметила Гардекопфа. Он сидел за столом с тремя мужчинами преклонного возраста и изредка бросал взгляды куда–то в глубь зала. Миллер посмотрела туда. За одним из столиков сидел Бедуин. Она тотчас узнала его. Между фотографией и оригиналом не было различия, очень редко удается такой снимок.

За столом рядом расположились Нейс и его сослуживцы, с которыми Эльза познакомилась в поезде. Было непонятно: они специально сели рядом с Бедуином или случайно, интересует он их или нет. Эльза решила после обеда обязательно встретиться с Густавом и попытаться выяснить это.

Она ела неторопливо, ожидая, когда кузен выйдет из–за стола. Наконец все трое из СД, весело переговариваясь, пошли к выходу. Пока они получали в гардеробе пальто и шляпы, Миллер незаметно обогнала их и вышла на улицу.

Ее увидели сразу.

— Смотри, Густав, твоя кузина, — подтолкнул Нейса один из его спутников.

Все трое приблизились к Миллер.

— Здравствуйте, фрау Миллер.

— Здравствуйте. Только не называйте меня Миллер. Здесь я — русская, Людмила Грановская.

— Почему вы не сказали нам, что едете на этот курорт?

— Я вообще не собиралась сюда ехать. Но в Берне меня встретил человек и посоветовал именно этот курорт. Потому я и здесь. Густав, если ты не очень занят, давай прогуляемся. Профессор советовал мне больше бывать на свежем воздухе.

Нейс взял Эльзу под руку, и они не спеша пошли по пихтовой аллее. Некоторое время молчали. Эльза с наслаждением вдыхала воздух, пахнущий хвоей, любовалась стройными вечнозелеными пихтами. Тишина действовала успокаивающе.

— Густав, что вы делаете на этом курорте? Кто вас интересует?

— Тот, кого мы ждем, еще не появился. По данным нашей службы, сюда в скором времени должен прибыть английский разведчик. Вас не он интересует?

— Нет, вы же знаете, что я приехала лечиться. Я ведь только недавно выписалась из госпиталя.

— Да, конечно, Эльза, вам необходимо отдохнуть. Я случайно увидел здесь еще одного вашего сотрудника и решил, что мы с вами будем заниматься одним и тем же.

— Кого же из наших сотрудников вы увидели здесь? Лично я никого не заметила.

— Вы можете и не знать его. Оп — разведчик, а не работник аппарата.

— Кто это?

— В прошлом майор чехословацкой разведывательной службы, а ныне агент абвера Герман Марек по кличке «Бедуин». Вы не станете отрицать?

— Но почему вы думаете, что Марек наш агент?

— Эльза…

— Людмила Грановская.

— Прошу прощения, Людмила, я не думаю — я знаю точно.

Миллер с недоумением смотрела на кузена. А он продолжал:

— Когда мы вошли в Прагу, службы абвера и СД ринулись туда вместе с войсками. Цель у нас была одна — захватить людей и архив чехословацкой секретной службы. Многих взяли мы, не меньше повезло и абверу. Случилось так, что мы разместились — в одном здании и имели возможность наблюдать друг за другом. Я своими глазами видел, как привезли Марека, как водили его на допрос к вашему шефу.

— А не мог Марек сбежать?

— Ха–ха–ха–ха! За кого вы меня принимаете, кузина? Оттуда можно убежать лишь на тот свет.

— Значит, вы видели его своими глазами?

— А как же! И теперь специально сели рядом с ним. Все–таки личность. Одно время был известен как ярый ненавистник фашизма. После встречи с вашим шефом его взгляды изменились. Здесь, видимо, по той же причине, что и мы.

— Густав, если потребуется моя помощь, обращайся, буду рада помочь тебе.

— Спасибо, кузина. Твой опыт может пригодиться.

— Значит, договорились. А теперь расскажи мне, кого вы взяли из чехов?

— Я скажу тебе вот что: только один человек из всех заслуживал внимания. Полная противоположность Мареку. Если о Мареке говорили во многих разведках мира, то о майоре Брижеке знали единицы. Он участвовал почти во всех крупных операциях, проводимых чехословацкой секретной службой, но всегда оставался в тени. Обычно заслуги приписывались Мареку с полного согласия майора. Нам удалось захватить Брижека, но он наотрез отказался сотрудничать с нами.

— Где он сейчас?

— Думаю, что его уже нет в живых. После отказа работать на нас Мейер приказал отправить его в концлагерь. Скорее всего, чех давно погиб.

— Значит, в той операции — по захвату людей я архива чехословацкой секретной службы — абверу повезло больше, чем СД?

— Трудно сказать. И тех и других интересовала агентура, которая работала до оккупации против Германии. Абверу не повезло, он не вышел на нее. Мне кажется, не повезло и СД…

— Но ведь Бедуин согласился работать на Германию.

— Агентурой, работавшей против Германии, занимался начальник отдела, в котором были Брижек и Марек. По нашим данным, Марека он не любил, даже презирал — за самоуверенность и игру на публику. А потому он не мог передать ему агентуру, иначе тот сделал бы из этого сенсацию и погубил бы надежную, хорошо законспирированную сеть.

— А Брижеку мог начальник отдела рассказать что–либо об агентуре? Я имею в виду — в критический момент.

— Майору Брижеку — да. Но на допросах Брижек категорически отвергал это.

— Как ты думаешь, Густав, есть какая–то польза от того, что Бедуин работает на нас?

— Думаю, нет.

— Почему? Ведь он — первоклассный разведчик.

— Все это так, но Марека знают многие разведки мира, поэтому использовать его не так просто. Слишком он известен. Марек мог бы пригодиться только в том случае, если бы стал преподавателем в какой–нибудь школе разведчиков.

— Да, известность в нашем деле означает конец карьеры.

— Бедуин обречен. Пройдет немного времени, и твое начальство убедится, что оно совершило ошибку, сделав ставку на него. Марек как меченая овца, он послужит причиной провала не одного агента. Ты не согласна со мной?

— Согласна. И спасибо тебе за содержательный рассказ.

— Эльза, прости, я вынужден покинуть тебя. Меня ждут.

— Понимаю, Густав, но меня интересует еще один вопрос. Я задержу тебя ненадолго.

— Спрашивай.

— У тебя есть фотография английского разведчика? Покажи мне, может быть, я знаю этого человека.

— Эльза, фото я тебе покажу, но ты никому об этом не говори. Сама понимаешь, что мне будет за это.

— Можешь не беспокоиться.

Нейс внимательно осмотрелся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, подал Эльзе фотографию. Миллер взяла ее и долго смотрела, стараясь запомнить лицо разведчика.

— Знаешь, Густав, мне его лицо кажется удивительно знакомым, не могу вспомнить, где я видела этого человека, но уверена: мы с ним встречались. Как его фамилия?

— Джон Хатт. Сюда приедет под фамилией Сикорский.

— Фамилии мне ни о чем не говорят. Видно, я ошиблась.

— Может, ошиблась, а может, и встречалась с ним, но у него была другая фамилия. Если вспомнишь, разыщи меня обязательно. Обещаешь?

— Конечно.

— Желаю хорошо отдохнуть и подлечиться.

— Спасибо. Надеюсь, мы еще встретимся?

— Несомненно.

Густав ушел, а Эльза около часа гуляла по саду, размышляя о том, в какое положение она попала по воле начальника управления.

Перед ней вырисовывалась следующая картина: Бедуин согласился работать на абвер, но об агентуре он не знал ничего, кроме того что она существует. О ней вообще никто не знал из сотрудников чехословацкой секретной службы. Видимо, начальник отдела очень дорожил ею. И лишь в последний момент он назвал Брижеку контр–пароль и адрес одного из агентов. На допросах майор умолчал об этом. Шеф решил любой ценой разыскать агентуру чехов. Он сделал логический вывод: прошло много времени, те из сотрудников чехословацкой секретной службы, которым удалось бежать, и те, кто знал об агентуре, работавшей в Германии, должны были предложить свои услуги или англичанам, или американцам. По каким–то своим соображениям шеф считал, что они передали эти сведения англичанам. Так вот чем объясняется появление Бедуина в Швейцарии — он ищет контакта с англичанами. И скорее всего, он связался с ними, но те не верят ему. Чтобы доказать, что он не работает на немцев, Бедуин вербует двух сотрудников абвера и передает их англичанам. Но и этого оказывается недостаточно. Англичане не раскрывают своих объятий. Тогда Бедуин убивает двух других агентов. Англичане выжидают. Марек чувствует, что они готовы поверить ему. Нужен коронный номер. Шеф предлагает профессионального разведчика Эльзу Миллер и ее заместителя Гардекопфа. Бедуин соглашается — это то, что нужно.

Только сейчас Эльза поняла, что представляет собой шеф. Не зря Крамер говорил ей когда–то, что его нужно остерегаться. Надо немедленно предупредить Гардекопфа, чтобы он постоянно был настороже.

Эльза бросилась искать своего заместителя. Она ходила по коридорам, заглядывала в кабинеты врачей, но Гардекопф как сквозь землю провалился.

А он в это время сидел с бутылкой вина в зарослях на берегу Женевского озера и дрожал от злости. Гардекопф жалел, что согласился на ату поездку. Он совсем иначе представлял себе работу в Швейцарии. Что же произошло?

Когда Эльза увидела его в столовой, то решила, что Гардекопф завтракает. На самом деле он пил несладкий чай. Ему назначили рентген желудка и запретили что–либо есть до обследования. Случилось так, что врач–рентгенолог, в душе восхищавшийся Гитлером, спросил Гардекопфа:

— Вы немец?

— Да.

— Служите в армии?

— Нет.

— Почему? Такой крепкий мужчина, рейху нужны солдаты, а не слюнтяи.

Помня о том, что он антифашист, Гардекопф отчеканил:

— Я — антифашист.

У врача сразу же изменилось отношение к подопечному. Он поворачивал его холодными руками в разные стороны, толкал кулаками в живот, и Гардекопф понял, что тот не столько обследует его, сколько издевается. Большого труда стоило ему сдержаться. Усилием воли он подавил в себе желание свернуть рентгенологу шею.

— Вы здоровы, как бык, а желудок у вас болит от того, что жрете без меры, «товарищ», — ехидно проговорил врач.

Кое–как одевшись, Гардекопф выскочил из кабинета…

И вот теперь, забравшись в прибрежные кусты, он прихлебывал из горлышка вино, ругая самыми непристойными словами врача–рентгенолога.

Миллер уже отчаялась отыскать Гардекопфа и направилась к озеру. Она размышляла о том, как плохо, что в такой трудный для нее момент нет рядом никого из соратников, с кем можно было бы посоветоваться. Хотя что делать с Мареком, она уже решила. Его надо убрать, и как можно скорее, иначе она повредит себе, а рисковать собой сейчас Эльза не имела права. Во–первых, необходимо передать пленку, полученную от резидента агентурной сети Брижека, во–вторых, надо передать агентуру кому–то другому. Она еще не знала, что за люди в этой сети, но по содержанию пленки безошибочно определила, что материал очень ценный. Кто бы ни были эти патриоты, они боролись против фашизма и польза от них будет большая. Кроме того, Эльза решила попытаться спасти англичанина. Все дело в том, что со стороны СД опасность ему не грозила, а вот абвер пойдет на все, если увидит, что завербовать английского разведчика не удастся.

Ход мыслей Миллер прервал внезапно появившийся Гардекопф.

— Добрый день, фрау гауптман.

Эльза вздрогнула от неожиданности.

— Добрый день. Где вас носит? Я разыскиваю вас более часа.

— Был на рентгене.

— Вы видели Бедуина?

— Вчера даже играл с ним в биллиард.

— Вы умеете играть в биллиард?

— Да. И говорят — неплохо. Когда я работал в «Мелодии», у меня было много свободного времени. Книги я не люблю читать, и как–то мы с надзирателями за свои деньги купили биллиард. Тогда я и научился играть.

— Кто выиграл партию?

— Бедуин.

— Вы поддались ему?

— Ни в коем случае. Просто я давно не играл. Через пару дней я выиграю у него, вот увидите.

— Какое впечатление он произвел на вас?

— Нагл и высокомерен. Такие, как он, после первого допроса с пристрастием выкладывают все, что знают. Разрешите мне заняться им. Не пройдет и часа, как мы сможем уехать из Швейцарии…

— Обер–лейтенант, — перебила его Миллер, — слушайте меня внимательно. Бедуин намного опаснее, чем вы предполагаете. Какое у вас оружие?

— Парабеллум, вальтер и кастет.

— Кастет и вальтер всегда держите при себе. Если случится непредвиденное, оружие применяйте не задумываясь. Вы поняли?

— Так точно. Если появится необходимость в применении оружия, не колеблясь применять его, — повторил Гардекопф.

— Мы потеряли уже четыре человека по милости Марека, и мне совсем не хочется, чтобы мы с вами пополнили этот список.

— Я все понял, фрау гауптман, — преданно посмотрел на Эльзу Гардекопф.

— Хорошо. Идите, я еще немного погуляю.

— Фрау гауптман, здесь почти не бывает людей. Одной оставаться опасно.

— Мне лично опасность пока не грозит. Вас же могут попытаться убрать, чтобы оставить меня без помощника.

Гардекопф послушно направился к корпусам. Когда Миллер возвращалась с прогулки, на дорожке она столкнулась с Мареком.

— Прошу прощения, — галантно извинился он.

— Ничего, я тоже виновата, вовремя не заметила вас.

— Сегодня, несмотря на чудесную погоду, на берегу никого нет. Я встретил только мужчину да вот вас.

— Я просто гуляю от корпуса до причала. Я еще ни с кем не успела подружиться, а гулять одной не очень приятно. Скучно.

— Если вы не возражаете, я составлю вам компанию. Врачи советовали мне как можно больше бывать на свежем воздухе.

— Вы тоже недавно приехали сюда?

— Нет, я приехал давно, но лечение протекает очень медленно, а знакомых у меня нет потому, что старые уехали, а с новыми познакомиться не успел.

— Откуда вы приехали сюда, если не секрет?

— Какой может быть секрет на курорте? Я приехал из Голландии.

— Вы так хорошо говорите по–немецки, что я решила — вы немец.

— Нет, я чех.

— Эмигрировали в Голландию или жили там раньше?

— После оккупации чешских земель немцами я выехал в Голландию, там живут мои родственники. А вы приехали из Германии? Вы похожи на немку, но что–то есть в вас наше, славянское.

— Что именно?

— У вас доброе лицо, а это свойственно только славянским народам.

— Впервые слышу о славянской доброте. Мне кажется, что все люди добрые. Я русская, живу в Германии и не жалуюсь на немцев.

— Вы приехали подлечиться или отдохнуть?

— Подлечиться. Несколько месяцев тому была ранена в голову.

— Интересно, как это произошло?

— Мой отец до революции имел много земли в России. Сейчас он очень стар, бессилен. Войска фюрера заняли тот район, где находились его земли. Отец сам поехать туда не мог, но ему очень хотелось посмотреть, что стало с его землей. Он долго думал и наконец решился послать туда меня, но я не доехала.

— Почему?

— Поезд подорвали партизаны. Я была тяжело ранена. Два месяца пролежала в госпитале.

— Как чувствуете себя сейчас?

— В общем, нормально, но иногда бывают приступы, тогда я теряю над собой контроль. Перед самым отъездом сюда я рассердилась на дворника и выстрелила в него из охотничьего ружья.

— Он умер?

— Да. Могли быть, конечно, большие неприятности, но один знакомый отца служит в абвере. Он сумел доказать, что дворник наполовину немец, наполовину еврей, и дело замяли.

— И после этого вы решили ехать лечиться в Швейцарию?

— Да. Помог тот же знакомый отца, сотрудник абвера.

Помолчав, Бедуин сказал:

— Вам надо серьезно лечиться.

А про себя подумал: «Черт знает что! Вместо первоклассного разведчика мне подослали какую–то больную, неуравновешенную бабу».

Он решил сегодня же связаться с начальником управления и потребовать от него объяснения.

Вечером начальник управления получил радиограмму:

«Берлин. Хозяину.

Тот, кого я ожидал, прибыл. Для операции он не годится. Срочно присылайте другого.

Бедуин».

Рассвирепевший шеф, решив, что Марек тянет время умышленно, послал чеху ответную радиограмму:

«Лозанна. Бедуину.

Операция должна быть выполнена независимо от того, подходит партнер или нет. Предупреждаю последний раз.

Хозяин».

А в Берне агенты, которые осуществляли слежку за Бедуином, получили радиограмму для Эльзы.

«Лозанна. Миллер.

Внимательно следите за поведением Бедуина. Если откажется работать на вас, ликвидируйте.

Берлин. Хозяин».

IV

Миллер медленно шла к корпусу. Ей было понятно, почему Бедуин сам подошел к ней. Видимо, вот–вот должен появиться Сикорский. Время поджимало и вынуждало действовать активнее, чем хотелось бы Мареку.

Эльза заметила, какое неприятное впечатление она произвела на Бедуина. Вероятно, Марек решил, что шефу надоело посылать на верную гибель своих людей и он направил к нему полусумасшедшую, предварительно предупредив, что Грановская ничего не знает о работе Бедуина. Он не учел, что эта агрессивная девица при первой же встрече сама расскажет Мареку о том, что она собой представляет. Как должен поступить Бедуин в этом случае? Для того чтобы англичане поверили в его лояльность и надежность, он попытается ликвидировать Эльзу, сославшись на то, что она отказалась работать на английскую разведку. Другого пути у Марека нет. Не станет же Бедуин жаловаться англичанам, что ему не посылают настоящих агентов. Марек должен начать действовать незамедлительно. Надо предупредить Гардекопфа, чтобы он не ужинал сегодня в столовой. Два последних агента получили снотворное во время ужина.

Обдумывая свои действия, Миллер подошла к приемному покою. Дежурный врач сидела за столом и что–то писала. Эльза подошла к ней:

— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, не приехал еще больной по фамилии Сикорский?

— Это ваш знакомый?

— Муж моей подруги, — на ходу придумала версию Эльза.

— Только что прибыл. Тридцать вторая комната.

— Большое спасибо.

Комната находилась на втором этаже. Эльзу волновало только одно: будет ли Сикорский один в палате. А вообще с его стороны было бы неосмотрительно поселиться с кем–то. Она тихо постучала в дверь.

— Войдите, — раздался мужской голос.

Волнуясь, Эльза вошла в комнату.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Здравствуйте. Слушаю вас, — удивленно смотрел на нее высокий красивый мужчина.

— Закройте дверь на ключ.

Не спрашивая, зачем и почему, мужчина подошел к двери и закрыл ее на ключ.

Миллер говорила быстро и убедительно:

— Джон Хатт, у нас очень мало времени, поэтому слушайте меня внимательно. Герман Марек работает на немцев. Его задача — внедриться к вам и узнать что–нибудь об агентуре чехословацкой секретной службы, работавшей в Германии до оккупации Чехии. Его немецкое начальство считает, что кто–то из чехов, которым удалось спастись, отдал эту агентуру вам. Это первое. Второе — целая группа из СД находится здесь, на курорте, они ждут вас. Если кроме меня вас еще никто не видел — спасайтесь немедленно. СД предупреждено о вашем приезде, у них есть ваша фотография. Вам угрожает опасность. У меня все, — выпалила Эльза.

— Уважаемая незнакомка, я верю вашей информации. Слишком много вы знаете. Кто вы?

— Это не имеет значения. Во всяком случае, я не враг вам.

— Верю. Вы знаете в лицо тех людей, которые ждут меня, включая Бедуина?

— Да.

— Окажите мне услугу. Я сейчас загримируюсь и выйду из корпуса. Вы идите впереди меня, если встретится кто–нибудь из них — поздоровайтесь. Я буду знать, что надо быть готовым ко всему.

— Хорошо.

Сикорский ушел в ванную комнату и буквально через десять минут появился перед Эльзой в другой одежде, загримированный, совершенно непохожий на прежнего Сикорского.

Миллер улыбнулась:

— Вы очень изменились. Вас трудно узнать. Посмотрите, нет ли кого–нибудь в коридоре?

Джон Хатт приоткрыл дверь и махнул рукой, чтобы Эльза выходила. В коридоре было пусто. Не торопясь, она направилась к лестнице; шагах в двадцати следом за ней шел Сикорский. До самого выхода им никто не встретился. На крыльце Эльза остановилась. Джон Хатт, не задерживаясь, прошел мимо нее, чуть слышно шепнув:

— Спасибо вам. Прощайте.

Миллер молча проводила его взглядом. Она не знала, правильно поступила или нет, но не могла иначе. Она еще долго стояла на крыльце, задумавшись. Даже не заметила, что дежурный врач стоит рядом с ней.

— Видели Сикорского? — спросила она у Миллер.

— Постучалась, в палате никого нет, — небрежно ответила Эльза. — В принципе, он мне не нужен. Его жена просила узнать, когда он приехал, и сообщить ей.

— Ох, эти мужчины, — не унималась дежурная. — Вы знаете, я давно работаю на курортах и за это время такого насмотрелась, что в нормальные человеческие чувства не верю.

— Да, от мужчин можно ожидать чего угодно, — согласилась Миллер. — Что–то я устала. Пойду отдохну.

Эльза поднялась к себе в комнату. Сняла пальто, шляпку, теплые туфли и легла на диван. Она уже не сомневалась в том, что делать с Бедуином. После разговора с ней он наверняка сделал вывод, что Грановская не тот человек, который нужен англичанам, значит, и ее и Гардекопфа он попытается ликвидировать до приезда английского разведчика. А потому медлить нельзя. Надо опередить Марека и уничтожить его во что бы то ни стало.

Миллер беспокоило сейчас другое: если с Бедуином будет покончено, ей нет смысла оставаться в Швейцарии. А это ее не устраивало — надо было дождаться человека из Центра. Ведь там будут думать, что она все еще в Швейцарии, а Эльза будет уже в Германии. Затраты, риск, спешка с отправкой связного в Швейцарию — и все впустую.

Она думала, думала, ломала голову, как быть, но выхода из сложившегося положении не находила.

В обед спустилась в столовую. Села за стол, осмотрела зал: Гардекопф сидел на старом месте. Увидела Бедуина, он внимательно глядел по сторонам, кого–то искал.

«Ждет Сикорского», — решила Эльза.

Официантки в белых передниках разносили обед. Одна из них остановилась у стола Марека. Эльза отметила про себя, что официантка задержалась у его стола дольше, чем у других. Бедуин что–то сказал ей.

Эльзу осенило: «А ведь подсыпать снотворное двум агентам, которых нашли убитыми в озере, могла официантка».

Миллер перевела взгляд на Гардекопфа. Тот указал глазами на Марека. Видимо, обер–лейтенант услышал слова Бедуина, адресованные официантке. Эльза кивнула головой, давая понять Гардекопфу, что его сигнал принят.

Миллер интересовало, кто из официанток будет обслуживать ее стол. Если та, которая разговаривала с Мареком, то надо быть настороже. С большим подносом в руках официантка подошла к столу, за которым сидел Бедуин, ловко расставила тарелки и направилась через зал к Миллер.

— Что будете кушать?

— Не знаю, принесите что–нибудь на ваш вкус.

— Хорошо. Через несколько минут я обслужу вас.

Эльза побледнела от негодования. Бедуин, хваленый разведчик, даже не пытается маскироваться. Он, видимо, считает Эльзу не совсем нормальной, хотя она сама дала ему для этого повод. Но он должен был бы попытаться еще раз убедиться, не ошибся ли он в своем сопернике. Разведчику нельзя быть таким самоуверенным.

К столу подошла официантка, подала обед. «В каком же блюде «начинка»? Если она подсыпала снотворное, то наверняка станет расхваливать то кушанье».

— Скажите, пожалуйста, — спросила Миллер девушку, — на что мне обратить внимание? Мне совсем не хочется есть, и я боюсь оставить на столе самое вкусное.

— Все хвалят овсяную кашу. Кроме питательных и целебных свойств, она обладает высокими вкусовыми качествами.

— Большое спасибо, — поблагодарила Эльза, сделав для себя нужный вывод.

Затем подняла глаза на Марека. Он смотрел на нее. Миллер улыбнулась и приветственно помахала ему рукой. Бедуину этот жест, видимо, не понравился. Он вытер салфеткой губы и, не глядя в сторону Эльзы, вышел из зала.

Эльза усмехнулась, она поняла, что не понравилось Бедуину. Когда она махала ему рукой, многие заметили ее жест и проследили, кому он предназначался. Это совсем не устраивало Марека, свидетели его знакомства с Миллер ему были не нужны. Он сорвался, недообедав, по той же причине — Бедуин боялся, что она подойдет к его столу. Именно такой реакции и ожидала Эльза на свое приветствие, если Марек задумал убить ее.

Теперь оставалось незаметно избавиться от еды. Выбора у Эльзы не было. Справа от нее сидел здоровый, плотный мужчина. Если это соучастник Бедуина, тот будет знать, что номер не удался, а если нет, она отлично выйдет из неловкого положения.

Миллер наклонилась к соседу:

— Прошу прощения, вы не могли бы мне помочь?

— С удовольствием.

— Профессор потребовал, чтобы я хорошо питалась, а у меня сегодня совсем нет аппетита. Возьмите у меня половину каши, чтобы было видно, что я хоть что–то съела. Я боюсь, что официантка расскажет профессору, что я ничего не ем, — Миллер умоляюще смотрела на мужчину.

— Мне как–то неудобно, но если вы так настаиваете…

Когда официантка опять подошла к столу, Эльза поблагодарила ее:

— Все было очень вкусно. От такой приятной пищи меня клонит ко сну. — И Миллер сладко зевнула.

Выходя из столовой, она заметила, как поднялся из–за стола Гардекопф и двинулся следом за ней. Эльза замедлила шаг. Обер–лейтенант догнал ее у лестницы. Тихо проговорил:

— Бедуин сказал официантке: «Накормите хорошенько нашу знакомую». Та ответила: «Будет сделано».

— Хорошо, Гардекопф. Через десять минут с оружием зайдите ко мне.

— Вас понял.

Миллер закрыла дверь, подергала за ручку — дверь была закрыта хорошо.

«Значит, у Марека есть ключ или набор отмычек. Замок несложный, большого труда его открыть не представляется». Она осмотрела замок с коридора, ничего подозрительного не заметила. Захлопнула дверь и стала дожидаться Гардекопфа.

Когда он появился на пороге, приказала:

— Закройте дверь на ключ и отдыхайте часов до десяти вечера. Сегодня ночью нам спать не придется. Думаю, не позже полуночи к нам в гости пожалует Бедуин.

— Я его задушу, — зло прошипел Гардекопф.

— Только после того, как я разрешу вам это. Возможно, он будет не один…

— Я себе так представляю события, которые развернутся ночью. К вам зайдет один человек, ну два… Вас связывают и спускают вниз. Потом тихо проходят в комнату Марека, он живет на первом этаже, и через окно выпрыгивают на улицу. Уносят вас к озеру и бросают…

— Звучит правдоподобно, но они обязаны ввести в заблуждение полицию.

— Ограбление или изнасилование? Это нетрудно. После того как вы побудете в воде, ни одна экспертиза не сможет установить точно, что было, а чего не было.

— Значит, Марек знает об этом? — спросила Эльза, не без удивления отметив, что ее помощник умеет логически мыслить.

— Я осмотрел место, где произошло убийство двух наших агентов.

— И что вы там заметили?

— В этом месте берег покрыт большими валунами, и в ветреную погоду там стоит такой шум волн, что крик человека не слышен.

— Вы считаете, что их убили именно на этом месте?

— Да, я уверен. Кроме того, — продолжал Гардекопф, — мне кажется, что, прежде чем убить, их привели в чувство.

— Зачем это понадобилось Бедуину?

— Чтобы доказать жертвам, что он всемогущ, и потребовать работать на него.

— Но ведь они могли согласиться, а потом сообщить об этом шефу.

— Марек взял бы с них расписки. И в случае отказа работать на него через какое–то время отправил бы расписки не шефу, а рейхсфюреру Гиммлеру. Представляете, какой позор? Их не стал бы защищать никто. Гиммлер приказал бы повесить обоих.

— Значит, Бедуин привел в чувство агентов и предложил им работать на себя?

— Думаю, все было именно так.

— А когда агенты отказались, Марек приказал убить их?

— Да. Но это еще не все. Я предполагаю, что первые два агента были завербованы именно таким способом.

— Вполне возможно, Гардекопф. И сегодня Бедуин может пойти по такому же пути.

Лукаво взглянув на обер–лейтенанта, Эльза сказала:

— Знаете, Гардекопф, из вас мог бы получиться неплохой следователь.

— Я был им, когда служил в «Мелодии». И сейчас будет лучше, если вы прислушаетесь к моим советам.

Миллер поудобнее устроилась в кресле и кивнула головой:

— Я вся — внимание.

Ей было интересно, что же скажет Гардекопф, которого и она, и Штольц, и шеф считали туповатым солдафоном, способным только беспрекословно выполнять чужие команды.

— Вам необходимо лечь в постель и притвориться спящей. Я встану у двери. Когда дверь откроется, я не буду виден входящим. Если войдет один, я оглушу его, и наша операция на этом закончится. Если появятся двое, одного я беру на себя, другого вы подпускаете к кровати, наводите на него пистолет, и он — ваш.

— А если у них в руках будет оружие?

— Вряд ли. Марек считает вас обыкновенной женщиной. Он даже не представляет, с разведчиком какого класса имеет дело.

— Ну что же, вы меня убедили, Гардекопф. Отдохните. Я буду следить за дверью. Потом вы меня смените.

— Слушаюсь.

Он лег на диван. Спустя некоторое время Эльза услышала тихое посапывание, Гардекопф спал. Она не будила его, и он проспал почти четыре часа. И только когда он сам проснулся, легла отдохнуть она, предупредив Гардекопфа, чтобы он разбудил ее в десять вечера.

Ровно в десять обер–лейтенант слегка коснулся плеча Эльзы. Она сразу же открыла глаза. В комнате было темно.

— Тс–с–с–с, — прошептал Гардекопф, — кто–то стоит за дверью. Приготовьтесь.

Он на цыпочках отошел к двери. Миллер напрягла слух, но не уловила ни малейших звуков за дверью. Она боялась шевельнуться, чтобы не напугать столь поздних посетителей. Наконец послышалось легкое царапанье за дверью. Кто–то очень осторожно вставлял ключ в замочную скважину.

Эльза успела подумать: «Мой ключ торчит в замке, удастся ли им вытолкнуть его?» — как вдруг отчетливо услышала скрип замка, ее ключ словно сам по себе открывал дверь.

Эльза поняла, что в данном случае пользуются «слоном». Она никогда не видела этого приспособления, предназначенного для открывания замка ключом, вставленным изнутри, но что оно представляет собой, хорошо знала.

Дверь тихонько отворилась, в комнату проник свет из коридора. Гардекопф буквально вжался в стенку. Вошли два человека. Осторожно, стараясь не хлопнуть, они закрыли дверь и направились к кровати, где лежала Миллер. Эльза увидела, как тотчас от двери отделилась тень и двинулась за ними. Привыкнув к темноте, Миллер хорошо различала двух человек, приближающихся к ней. Неожиданно они остановились, прислушались. И тут же раздался звук ударяющихся друг о друга голов. «Гости» стали медленно опускаться на пол, поддерживаемые обер–лейтенантом.

Эльза вскочила с кровати, подбежала к двери и выглянула в коридор. Там никого не было. Она быстро закрыла дверь и повернула ключ. Гардекопф осветил фонариком лежавших на полу. Один из них был Бедуин, другого Эльза раньше не встречала.

Гардекопф вынул из кармана шелковый шнур и туго связал обоим за спиной руки. Затем склонился и обыскал их. Миллер подняла два пистолета, два больших складных ножа, большой моток шелкового шнура. Все это она сложила на стол. А тем временем Гардекопф профессионально связал непрошеным гостям ноги, пообрывал у обоих рубахи и позатыкал рты.

— Выгляните в окно, нет ли у них сообщников, — приказала Эльза.

Обер–лейтенант внимательно осмотрел двор:

— Никого нет.

— Теперь задерните штору и включите настольную лампу.

V

Первым открыл глаза Бедуин. Он ничего не понимал. Только переводил взгляд с Миллер на Гардекопфа и хмурился.

Гардекопф вынул у него изо рта кляп, приставил к горлу Бедуина нож и сказал:

— Тихо, не шуметь, не то перережу горло. Понял?

Бедуин молча кивнул головой.

— Что вам нужно было здесь в столь поздний час?

— Понравилась фрау Грановская, — без намека на страх ответил Бедуин. — Что еще нужно не старым мужчинам?

— Я спрашиваю вас серьезно и прошу так же серьезно отвечать мне. Иначе у вас нет шансов на спасение.

— Вы не можете нас убить, — самоуверенно произнес Марек. — Мы не сделали ничего плохого.

— Если не считать, что ворвались в комнату к женщине с неопределенными намерениями.

— Наши намерения я вам объяснил. И повторяю еще раз: мы не собирались сделать ничего плохого.

— Но при обыске у вас обнаружены пистолеты и шелковый шнур. Ответьте, зачем вы взяли с собой это?

— Они постоянно при нас, — невозмутимо отвечал на вопросы Гардекопфа Марек.

— Фрау Грановская, — обратился Гардекопф к Эльзе, — выходит, вы зря испугались?

— Возможно, но мне хотелось бы знать, зачем господин Марек приказал официантке подсыпать в овсяную кашу снотворное?

Марек бросил быстрый ненавидящий взгляд на Миллер.

— Я никакой официантке не приказывал это делать.

— Тогда разговор окончен. Поступайте с ними так, как они того заслужили.

— Фрау Грановская, если вы не возражаете, я сделаю с ними то, что они сделали с нашими агентами не так давно. Вы помните?

— Это когда Бедуин убил двух наших парней и бросил в Женевское озеро? Убийство было совершено профессионально. Как ни старалась полиция, она не смогла найти преступников. Думаю, что и сейчас ей не удастся найти виновных.

— Послушайте, — Бедуин увидел, что все ото серьезно, — если вы убьете нас, вам придется ответить за это перед начальником управления. Он не простит вам этого.

— А убийство двух наших агентов он простил вам?

— Это был тактический ход в большой игре.

— У нас тоже будет тактический ход в большой игре.

— Что вы хотите этим сказать, фрау Грановская?

В разговор вмешался Гардекопф:

— То, что по вашей милости абвер потерял четырех агентов, а сегодня, не прими я меры предосторожности, абвер лишился бы стратегического разведчика, каким является Людмила Грановская, то есть Эльза Миллер.

— Людмила Грановская — стратегический разведчик? Тогда это меняет дело. Я считал, что она не представляет ни для кого ценности. Фрау Миллер, приношу вам свои извинения.

Эльза больше не сдерживала гнев:

— Ваших извинений я не принимаю. Вы не разведчик, а мерзкий предатель и убийца! — Ее слова, казалось, хлестали Марека по лицу. — Ваш коллега майор Брижек отказался работать в крематории, зная, что за это его ожидает смерть. А вы навязываете себя англичанам дешевыми приемами. Они никогда не поверят вам, им известно, что вы работаете на немцев.

— Этого не может быть, — побледнел Бедуин.

— Может, — злорадствуя, усмехнулась Миллер. — Сегодня об этом мне сказал Джон Хатт.

— Вы видели его?

— Да, у меня с ним была длительная беседа.

— Начальник управления знает, что вы встречались с Сикорским?

— Да, — продолжала игру Эльза. — Он послал меня на эту встречу, разуверившись в ваших способностях.

— Почему вы не открыли мне свое истинное лицо? Вы ведь знали, чем я занимаюсь здесь?

— Очень хорошо знала, но я не верила, что англичане клюнут на вас.

— Почему?

— Да потому, что англичанам известно: Герман Марек никогда не был тем разведчиком, каким его считают немцы.

— Как понимать ваши слова?

— Герман Марек, будучи сотрудником чехословацкой секретной службы, умело подстраивался к операциям, в которых практически участия не принимал. Чужим трудом создал себе имя. В погоне за сенсацией он сам расшифровал себя. Расшифровал тем, что стал известен как супершпион разведкам многих стран мира. В то время как истинные исполнители операций всегда оставались в тени. Вашему начальству нужен был такой человек. Вы были как бы громоотводом для настоящих разведчиков, каких в чехословацкой секретной службе было немало.

— Вы твердо решили убить нас? — хмуро спросил Бедуин.

— Да. Ваша карта бита.

— Ошибаетесь. У меня есть козырный туз.

— Интересно.

— Шеф заставлял меня входить в доверие к англичанам для того, чтобы я выведал что–нибудь о чехословацкой агентуре, работавшей в Германии до оккупации моей родины.

— Я знаю это.

— Но вы не знаете, что мне известен контр–пароль и адрес резидента. Если бы я сказал, об этом шефу, меня давно бы ликвидировали.

— Назовите пароль.

— А вы гарантируете мне жизнь?

— Я знаю контр–пароль. Назовите три отзыва, из которых один будет настоящим. Если вы назовете отзыв правильно, я сохраню вам жизнь.

Эльза наклонилась к связанному Бедуину. Тот прошептал ей три предложения. Ни одно из них не имело ничего общего с отзывом. Миллер поняла, что Бедуин цепляется за жизнь. Ему ничего неизвестно, она не ошиблась. И хватит с ним канителиться. Пора кончать.

— У меня к вам просьба, — помолчав, произнес Бедуин. — Разрешите принять яд. В правом манжете рубаха зашиты две ампулы, достаньте их.

Миллер повернулась к обер–лейтенанту:

— Выполните его просьбу.

Тот перевернул Марека, ощупал правый рукав, сделал надрез ножом на манжете, вынул две ампулы с ядом И положил их на стол.

Эльза отошла к окну. Не могла смотреть на то, как умирают эти негодяи. Она знала, что Марек не пощадил бы ее, но на душе все равно было тяжело. Подошел Гардекопф и тихо сказал:

— Все кончено, фрау гауптман. Не переживайте, у нас не было другого выхода.

— Ничего, Гардекопф, пройдет…

Обер–лейтенант переминался с ноги на ногу. Эльза вопросительно посмотрела на него.

— Как вы думаете, — заговорил он, — Марек правду сказал о том, что работал на нас?

— Да.

— Почему же шеф не предупредил его, что мы сотрудники абвера?

— Бедуин знал об этом. Наше убийство было бы тактическим ходом в большой игре.

— Мне трудно поверить в это. Если бы не ваш опыт и не ваша проницательность, наша поездка окончилась бы на здешнем кладбище…

«Вот и все, — Думала Эльза, оставшись одна. — Теперь, когда операция завершилась, им надо возвращаться в Берлин…»

Она лежала в темноте с открытыми глазами. Хотя напряжение минувших суток спало, ей не стало от этого легче. То, что произошло, сводило на нет все ее планы. Как только она сообщит: «Бедуин ликвидирован» — ее отзовут. А ей так необходимо дождаться связного из Центра.

Она никак не могла сосредоточиться, мысль ускользала от нее. «А может, — вдруг осенило ее, — попытаться убедить Штольца, что Марек уже давно работал на англичан, и ей надо еще некоторое время побыть в Лозанне, проследить за людьми, с которыми Бедуин контактировал в последнее время? На это сообщение он должен клюнуть, но по возвращении в Берлин она не сможет ничего представить в качестве доказательства своей деятельности в Лозанне после ликвидации Марека. Что же делать?..»

С этой мыслью Эльза уснула. Разбудил ее настойчивый стук в дверь. Когда она выглянула в коридор, там стояло несколько человек — врачи и официантка, которая обслуживала ее вчера.

— Слушаю вас, господа.

— Скажите, пожалуйста, который сейчас час?

Миллер посмотрела на ручные часы — без восьми минут десять.

— Почему вы не завтракали?

— Я очень крепко спала, если бы вы не разбудили меня, то не знаю, когда проснулась бы.

— Голова не болит?

— Немного, но это обычное явление, если переспишь. Прошу прощения, я сейчас приведу себя в порядок и спущусь в столовую, но мне непонятно, почему из–за того, что кто–то не явился к завтраку, столько волнений?

— Совсем недавно два наших пациента не явились к завтраку, а через несколько дней их нашли убитыми в озере. За каждого мы несем ответственность перед полицией, ведь большинство находящихся здесь на лечении — иностранцы.

— Понимаю. Я сейчас приду.

Когда Миллер спустилась в столовую, официантка уже ждала ее у накрытого стола.

— Приятного аппетита, фрау.

— Спасибо. — Прищурив глаза, Эльза внимательно смотрела на нее. — Овсяной каши сегодня нет?

— Нет, но вы можете ее заказать, если она вам нравится.

Неожиданно Миллер спросила:

— Куда сегодня вы подмешали снотворное?

Официантка испуганно отпрянула от стола.

— Какое снотворное?

— То, что вы подсыпали мне вчера в овсяную кашу.

Официантка стояла бледная, опустив голову.

— Это неправда. Я ничего не подсыпала.

— У меня есть доказательства. Если вы не расскажете мне всю правду и не будете выполнять мои распоряжения, придется рассказать обо всем полиции.

— Кто вам сказал о снотворном?

— Тот, кто приказал вам подсыпать его мне.

— Этого не может быть!

Эльза молчала.

— Какой подлец! — прошептала официантка.

— Марек платил вам?

— Разве это плата, фрау? Дарил разные мелочишки, но обещал, что в скором будущем я буду очень богата.

— Я была пятая, кому вы подмешивали в еду снотворное?

Девушка молча кивнула.

— Марек ждал кого–нибудь?

— Да, поляка по фамилии Сикорский.

— Он говорил вам что–нибудь о нем?

— Говорил, что поляк поможет нам выбраться отсюда.

— Он обещал забрать вас с собой?

— Да, он обещал жениться на мне…

— А теперь слушайте меня внимательно. Марен больше не появится здесь. Запомните, кто бы ни спрашивал, вы никогда не знали Бедуина, это псевдоним Марека.

— Вы уверены, что он не вернется сюда?

— С того света не возвращаются.

Официантка вздрогнула:

— Марека убили?

— С ним свели счеты за тех четырех, кому вы подсыпали снотворное.

— Меня они не убьют?

— Если будете выполнять то, что я скажу, — нет.

— Я поняла, фрау. Какие будут приказания?

— Будете рассказывать мне о каждом новом человеке, который появится на курорте. Вы свободны.

Эльза быстро доела и направилась искать Гардекопфа, чтобы расспросить его, как он избавился от трупов. То, что на курорте придают большое значение пропуску обедов и ужинов, ее не на шутку обеспокоило.

Гардекопфа нигде не было. Эльза решила погулять в парке, а потом пойти к озеру. Неожиданно услышала за спиной торопливые шаги. Кто–то догонял ее. Опустила руку в карман и сжала ладонью рукоятку вальтера, наощупь большим пальцем спустила предохранитель. Чуть замедлив шаг, резко остановилась и оглянулась. По прогулочной дорожке шел высокий, стройный мужчина, правую руку он держал в кармане. Эльза сломала ветку и рассматривала ее. Мужчина подошел вплотную к Миллер и спросил:

— Почки набухают?

— Да, скоро весна.

Она пристально посмотрела на мужчину. Где–то она видела его раньше, но где?

Мужчина тоже разглядывал ее.

Эльза не знала, как быть дальше. Повернуться и уйти? А если он пойдет следом? Ведь неспроста шел за ней.

Решила повернуть обратно, но не успела сделать и нескольких шагов, как мужчина окликнул ее:

— Извините, вы не смогли бы уделить мне минуту внимания?

— Слушаю вас, — остановилась Эльза.

— Вам привет от Радомира.

Чего угодно могла ожидать Эльза, только не этого. Она так растерялась, что не смогла сразу ответить на пароль. Стояла и широко открытыми глазами смотрела на незнакомца. А тот напряженно всматривался в лицо Эльзы.

Наконец она произнесла:

— Повторите, что вы сейчас сказали.

— Вам привет от Радомира.

— Рада, что не забыл меня, — быстро ответила Эльза.

Мужчина облегченно вздохнул.

— Почему задержались с отзывом? Я уже подумал, что ошибся.

— Не ожидала услышать от вас пароль. Хотя ваше лицо показалось мне знакомым. Мне кажется, я вас где–то видела, а где — не могу вспомнить.

— Вы видели меня в кабинете Радомира…

— Ах, да! Вспомнила! Но это было так давно…

В это время на дорожке показался Гардекопф.

— Это мой помощник. Я скажу ему, чтобы он находился недалеко от нас. — И Миллер пошла навстречу обер–лейтенанту.

— Гардекопф, мне необходимо поговорить с этим человеком, — при вас он будет остерегаться говорить со мной откровенно. Будьте поблизости, но не попадайтесь нам на глаза.

— Вас понял, фрау гауптман, я буду рядом.

Эльза вернулась к чекисту.

— Радомир просил передать вам, что Бедуин работает на абвер.

— Я знаю об этом. Сегодня ночью мой помощник ликвидировал его.

— Это не опасно для вас?

— Я имела на это разрешение своего начальства.

— Долго пробудете в Лозанне?

— Практически мне здесь делать нечего. Я собиралась задержаться, дождаться связника, но…

— Да, да, я тот человек, кого вы ждали. Встречу с вами поручили мне. Радомир просил передать, что Андрей добрался благополучно. Благодарят вас за работу.

— Приятное известие. У меня с собой пленка, на ней очень ценная информация. Пленку надо доставить а Центр, и как можно быстрее.

Эльза расстегнула пальто, вынула небольшой сверток из внутреннего кармана и подала его связнику.

— Очень неосторожно с вашей стороны — носить такие вещи с собой, — заметил чекист.

— Оставлять в палате — еще опаснее.

— Может быть. В Берлине с вами свяжутся. Пароль: «Вы не скажете, где можно купить белые мимозы?» Отзыв: «На Вильгельмштрассе есть цветочный магазин, но он на ремонте». У человека, который свяжется с вами, есть радиосвязь с Центром, кроме того, в случае необходимости он может воспользоваться окружной почтовой связью.

— Все понятно.

— У вас вопросы ко мне есть?

— Из Центра не сообщали, где находятся мои мать и сын? Я давно просила узнать об этом.

— Такие сведения мне не передавали. Сейчас приходится вести передачу короткими сеансами, немцы продали Швейцарии несколько десятков пеленгаторов. Возможно, по этой причине не сообщили о ваших близких.

Эльза вздохнула:

— И последнее. Совершенно случайно я вышла на агентуру, которая до оккупации Чехии немцами работала на чехословацкую секретную службу. Теперь эти люди работают на меня. Документы, которые содержатся на пленке, — их работа. Передайте Радомиру, что агентура — серьезная и есть смысл принять их услуги.

— Агентура платная?

— В какой–то степени — да, но кто работает бесплатно? Мы с вами тоже нуждаемся в материальной поддержке. Нередко наша работа требует больших материальных затрат.

— Это точно.

— Меня не заинтересовали бы эти люди, но СД и абвер ищут их много лет, а мое начальство пустяками не занимается.

— До встречи с нашими людьми в Берлине не вступайте в контакт с агентурой чехов.

— Хорошо.

— Из Центра передали, чтобы при встрече с вами я от имени руководства поблагодарил вас за операцию «Индейка» и одновременно по–отечески пожурил вас за нарушение приказа: «Непосредственного участия в операции Миловану не принимать».

— Я не нарушила приказ, просто обстоятельства сложились так, что я не могла не поехать с оберстом генерального штаба.

— Ранение было тяжелым? Наши люди, находящиеся в том районе, считают вас погибшей.

— Мой муж тоже так считает? — чувствуя, как сжалось от боли сердце, спросила Эльза.

— Да. Он видел вас лежавшей на земле без признаков жизни. Центр спрашивает: рассказать ему, что вы живы или пока воздержаться от этого? Он сильно переживал.

— Ему очень трудно будет поверить в то, что я жива Для него будет лучше, если все останется так, как есть. Не надо сообщать, что я жива.

— Но… это жестоко.

— А разве не жестоко преподносить любимому человеку такие сюрпризы? Сначала он считал, что я утонула в реке, потом — что я предатель, теперь он уверен, что меня нет среди живых, он был свидетелем моей гибели, а я оказалась жива. Не слишком ли много потрясений для одного человека?

— Может, вы и правы, — развел руками чекист. — Я передам ваше пожелание в Центр. Что еще?

Миллер помедлила, затем сказала:

— Не знаю, правильно ли я поступила, но я предупредила английского разведчика Джона Хатта, прибывшего сюда, о грозящей ему опасности.

— Этот человек знает, кто вы?

— Нет.

— Очень неосторожно с вашей стороны. Мы не имеем права так поступать.

— Дело в том, что появление Джона Хатта могло помешать операции по ликвидации Бедуина.

— Какая связь между ними?

— Через Джона Хатта Бедуин надеялся уехать за океан.

— Они были связаны между собой?

— Англичанин не знал, что Бедуин работает на абвер.

— От кого же ему грозила опасность?

— Здесь целая группа из СД. Приехали в Лозанну ради Джона Хатта.

— Все понял. И все, услышанное от вас, передам в Центр. А теперь, — чекист взял Эльзу за руку, — прощайте.

— До свидания. Может, еще встретимся?

— Возможно…

Он повернулся и размашисто зашагал по аллее к выходу.

Эльза замерла на месте и смотрела ему вслед. Ей казалось, что она вот–вот расплачется. Ей так было хорошо, а теперь она снова остается одна…

Из–за кустов появился Гардекопф.

— Ничего подозрительного во время вашего разговора не заметил.

— Отлично. Как у вас дела?

— Все нормально. Наши «друзья» лежат на дне Женевского озера.

— Вас никто не видел?

— Нет. Сработано чисто.

— Где вы были утром?

— Я проспал.

— То же самое произошло и со мной. Вас разбудили служащие курорта?

— Да.

— Завтра мы с вами выезжаем. Свяжитесь с аэропортом и закажите билеты.

На аллее показались трое из СД. Эльза улыбнулась Гардекопфу:

— Возьмите меня под руку.

Гардекопф неловко выполнил приказ. Все трое подошли к ним.

— Милая кузина, вы, я вижу, время зря не теряете. Где вы нашли такого богатыря?

— Знакомьтесь, друзья, наш соотечественник, антифашист.

— У вас очень интересные знакомства, фрау гауптман.

— Вы считаете, что я не имею права знакомиться, с кем захочу?

— Очень неосмотрительно заводить подобные знакомства, даже за границей. Могли бы посоветоваться со мной, все–таки я ваш родственник, — с обидой заметил Нейс.

— Ах, извините, кузен. Человек, стоящий рядом со мной, по документам антифашист, но при слове «коммунист» у него такое выражение лица, словно речь идет не о его единомышленниках, а о злейших врагах.

— Кто же этот человек?

— Спросите у него сами.

— Кто вы на самом деле? — спросил один из сотрудников СД у Гардекопфа.

— Мне не хотелось бы говорить на эту тему, но моя командировка окончена, я уезжаю в Германию, и бояться мне нечего. Всегда к вашим услугам — обер–лейтенант абвера Гардекопф.

Все трое были изумлены услышанным.

— Фрау, вы всегда нас разыгрываете. Чем это вызвано?

— Я хочу вас проучить, господа офицеры. Вы считаете, что только в СД способны заниматься разведкой.

— А разве есть в рейхе другой такой специалист в деле разведки, как наш Шелленберг?

— Он может быть гением, но без хороших помощников он мало чего стоит.

— Это камень в наш огород?

— Да. Я совершенно случайно услышала ваш разговор о Сикорском. Вы не умеете работать.

— Вас интересовал Сикорский?

— Нет, я здесь на отдыхе.

— Что же вам не понравилось в нашей работе?

— Вы не учли того, что Сикорский не станет дожидаться, пока вы найдете его. Он приезжал сюда.

— Вы видели его?

Офицеры были поражены.

— Да, — ответила Эльза. — Видела, как вас сейчас.

— Но как вы узнали англичанина?

— Очень просто. Я пошла в приемный покой и попросила врача сообщить мне, когда приедет Сикорский. Сказала, что он муж моей подруги. Жена подозревает его в измене и умоляла меня известить ее о приезде мужа.

— Отлично придумано. И что же дальше?

— Когда я узнала, что Сикорский прибыл, поспешила сказать вам, но никого из вас не встретила, а Сикорский через полчаса уехал.

— Может, он еще вернется сюда?

— Вот об этом я его не спросила, — с иронией в голосе ответила Эльза.

— Ничего. Об этом мы узнаем у швейцарской службы безопасности.

— Вы думаете, они задержали Сикорского?

— Нет, они этого не сделают, но сообщить, когда и куда выехал Сикорский, они обязаны.

— Даже так?

— Наши службы в некоторых случаях обмениваются определенной информацией.

— Это большой успех СД.

— Ах, кузина, — нахмурился Нейс, — не прибедняйтесь, абвер делает точно так же. Если бы Швейцария не шла на некоторые уступки, мы не были бы столь либеральны по отношению друг к другу. Благодарим за попытку помочь нам.

— Желаю удачи, господа офицеры.

Эльза была уверена, что Густав Нейс обязательно попытается связаться с ней. Во время разговора он смотрел на нее такими глазами, что ей даже жаль его стало. Он, видимо, считает, что она воспользовалась его откровенностью в своих целях. Портить с кузеном отношения не входило в ее планы. Если она останется в Берлине, таким Ценным источником информации, каким была семья Нейсов, пренебрегать нельзя. Надо убедить его в том, что ее интерес к Сикорскому был вызван только одним — желанием помочь Густаву.

Эльза не ошиблась. Не успела она пройти и половины аллеи, как ее догнал Нейс.

— Густав, я вижу, вы расстроены провалом операции?

— Не совсем. За эту операцию несу ответственность не я, вся вина ляжет на руководителя группы.

— Но вы все же чем–то расстроены.

Нейс вздохнул, но промолчал.

— Я догадываюсь, чем вы огорчены, кузен. Вы решили, что вашу откровенность я хотела использовать в своих целях? Не так ли?

— Да, кузина.

— Мне это совершенно ни к чему, поверьте. Мне не нужен ваш Сикорский, узнать время его прибытия я хотела из желания помочь лично вам. Ни я, ни вы не виноваты, что англичанин так мало времени пробыл на курорте. Если бы он задержался здесь, возможно, я помогла бы вам выполнить операцию.

— Каким образом?

— Никто из вас не знает английского языка. Сикорский мог клюнуть на это. Других шансов ни у вас, ни у меня не было.

— Может быть. Я порядком испугался, когда услышал от вас о Сикорском. Сейчас мои сослуживцы ругают друг друга за болтливость. Они так часто говорили об англичанине, что не могут вспомнить, когда же вы могли это услышать.

— Подозрение на вас не падает?

— Нет. Даже наоборот, они послали меня, чтобы я выведал у вас, когда вы слышали разговор о Сикорском. Дорогая кузина, я вам подскажу ответ: в первый же день, как приехали сюда. Два моих сослуживца сидели на скамейке у входа и так увлеченно спорили о каком–то англичанине Сикорском, что даже не заметили вас.

— Не волнуйтесь, кузен. Если меня спросят, я отвечу именно так. Надеюсь, теперь вы поняли, что я не собиралась преподносить вам неприятный сюрприз. Мне кажется, что родственные чувства должны быть сильнее чувства соперничества, так свойственного нашим службам.

— Да, милая Эльза.

— Завтра я улетаю в Германию.

— Ну что же — до встречи в Берлине. Чаще заходите к нам.

— Если позволят дела, буду заходить чаще. До встречи.

До обеда Эльза не выходила из своей комнаты, ждала Гардекопфа. Но тот не появлялся.

Эльза все время думала о встрече со своим коллегой. Она радовалась, что Андрей благополучно добрался до Москвы, связь с Центром будет налажена. Все идет отлично.

Если бы Эльза знала, что Андрея уже нет в живых, она, наверное, постаралась бы вспомнить его лицо, речь, походку, но она была уверена в том, что Андрей сейчас находится в кругу друзей и родных.

…Андрею не повезло с самого начала: он попал в эсэсовскую дивизию, которая шла во втором эшелоне. До линии фронта от места расположения дивизии было всего двадцать километров, но, чтобы добраться до передовой, нужен был предлог.

С первого дня Андрей думал о переходе, но прошла неделя, а он ничего не смог предпринять. Отчаявшись и не надеясь на счастливый случай, он решился на такой шаг: познакомился с водителем бронетранспортера и предложил ему съездить куда–нибудь за шнапсом. Идея эсэсовцу понравилась. Он доложил командиру роты, что бронетранспортер после ремонта необходимо опробовать. Командир разрешил выехать за пределы гарнизона.

Как только они отъехали несколько километров, Андрей ударом кинжала убил водителя и помчался к линии фронта. До передовой он доехал без приключений. В двух километрах от немецких окопов, в небольшой роще замаскировал бронетранспортер и стал дожидаться ночи. Затем, не включая свет, приблизился к самым окопам и на предельной скорости помчался в сторону русских.

Немцы осветили ракетами передний край и изо всех видов оружия стали бить по бронетранспортеру. Андрей был тяжело ранен, но все же дотянул до своих и тут потерял сознание. Придя в себя, потребовал, чтобы его срочно связали с Москвой.

В тот же день из Москвы на передовую вылетел подполковник, посланный Центром. Он застал чекиста в полном сознании. Андрей рассказал ему о Миловане, о гибели Верга, передал шифровку от Эльзы.

В Москву подполковник улетел вместе с Андреем. А через четыре часа чекист умер…

Обо всем этом Миллер ничего не знала, она радовалась, что будет связь с Центром, радовалась, что Андрей после стольких лет снова оказался на родной земле.

Весело напевая что–то, Эльза собиралась в обратный путь.

VI

Гауптман Миллер и обер–лейтенант Гардекопф ожидали вызова в приемной шефа. Штольц, который пришел сюда вместе с ними, уже сорок минут находился в кабинете шефа, а их все не вызывали. Гардекопф заметно волновался. Эльза сидела в кресле у окна и смотрела во двор. Ей тоже было не по себе от этой неприятной процедуры ожидания, но она старалась не подавать вида.

Наконец на столе секретаря загудел зуммер. Гауптман снял трубку с телефонного аппарата, соединяющего его о начальником управления.

— Слушаю вас.

— Миллер и Гардекопфа ко мне.

Эльза и обер–лейтенант молча расстегнули кобуры пистолетов, доложили оружие на стол перед секретарем и вошли в кабинет начальника управления.

Шеф сразу приступил к делу:

— Рассказывайте о поездке в Швейцарию.

И Эльза стала излагать все по порядку:

— По прибытии в Лозанну, согласно вашему указанию, я решила сначала осмотреться, а уже потом приступать к операции по вербовке Бедуина. Но он опередил меня. Уже на следующий день он стал искать встречи со мной. Меня это насторожило. Было похоже, что кто–то предупредил его о моем приезде. Зная судьбу четырех сотрудников, посланных к Мареку до меня, я решила не делать попыток познакомиться, пока не докопаюсь, зачем я ему нужна. Я не искала встреч с ним, жила, как и все те, кто приехал в Лозанну лечиться…

Эльза рассказывала, а начальник управления все больше хмурился.

— Обер–лейтенант, прибывший раньше меня на курорт, уже имел представление о Бедуине. Встретившись на берегу Женевского озера, мы поделились своими наблюдениями. Когда я возвращалась в корпус, ко мне подошел Бедуин.

— Как он начал разговор с тобой?

— Обычное заигрывание. Я видела, что он знает, кто я. Чтобы сбить с него спесь, я притворилась немного ненормальной.

— Это что–то новое. Такого варианта я не предвидел. Ты считаешь, что женщина, хоть чуть–чуть не в себе, может понравиться мужчине?

— Нет, я так не считаю. Убедить его в том, что это был лишь розыгрыш, я легко смогла бы немного позже, но он клюнул на приманку и начал действовать.

— Что же он предпринял?

— Поручил своей подручной — официантке из столовой — подсыпать мне снотворное в обед. Но из этого, увы, ничего не получилось. Бедуин проиграл. А я поняла, что наших агентов таким же образом Бедуин уничтожил.

— Ты считаешь, что не они начали вербовку Бедуина, а он их пытался завербовать? В таком случае напрашивается вывод: Марек знал о том, что мы подсылаем к нему своих агентов.

— К этому я и веду.

— Но откуда такая осведомленность?

— Перед тем как ликвидировать Марека, я провела допрос.

— Что он сказал? — начальник управления уже не скрывал волнения.

— Что с момента оккупации Чехии работает на абвер.

— Какой подлец! — вырвалось у шефа. — Ты поверила ему?

— Нет. В противном случае я не осмелилась бы ликвидировать его.

— Как вел себя Марек во время допроса?

— Я бы сказала — нагловато, но струсил. Сказал, что знает контр–пароль и адрес резидента агентуры, которая находится в Германии. Но это неправда. Он просто тянул время.

— Почему ты так решила?

— Если бы он знал что–нибудь об этой агентуре, англичане давно начали бы сотрудничать с ним. Но они не приняли предложение Марека работать на них.

— Почему?

— Марек известен многим разведкам мира. Он был не столько разведчик, сколько артист с авантюристическим уклоном, — язвительно ответила Миллер.

— Мне он известен как очень продуктивный разведчик чехов.

— Марек с молчаливого согласия начальства и истинных разведчиков присваивал себе заслуги других.

— Выходит, Бедуин фактически не был Бедуином?

— Выходит, так.

— Ты уверена, что Марек знал о том, кто ты? Какие основания?

— Первое: он сам искал встречи со мной.

— Ты могла понравиться ему как женщина, довольно интересная женщина.

— Возможно, но при первой встрече он вел себя не как кандидат в любовники, а как будущий резидент. Теперь второе. Я узнала, что Марек ждет прибытия английского разведчика Сикорского, Джона Хатта.

— Эльза, ты — сущий дьявол в юбке.

— Я ваша ученица, — скромно ответила Эльза и улыбнулась.

Штольц и начальник управления рассмеялись.

— Сикорский приезжал в Лозанну?

— Да.

— Он встречался с Мареком?

— Нет.

— Как ты думаешь, почему?

— Кто–то из подручных Бедуина работает на англичан. Сикорского предупредили, что Бедуин ничего нового ему не скажет. Он пробыл в Лозанне всего полчаса.

— Кто из подручных Марека работает на англичан?

— Точно не знаю, но предполагаю, что это может быть официантка, которая подсыпала мне снотворное в овсяную кашу. Я говорила с этой женщиной. Она жаловалась, что Марек расплачивается с ней мелкими подарками, но обещал жениться на ней. О Сикорском он говорил, что от него зависит их отъезд за океан.

— Официантку передадите нашим людям, работающим в Швейцарии. Как я понял вас, вы завербовали ее?

— Да.

— Штандартенфюрер, — обратился начальник управления к Штольцу, — как оценим работу гауптмана Эльзы Миллер в Лозанне?

— Я считаю, она заслуживает оценки «отлично».

— Я тоже так считаю. Что вы предлагаете в качестве награды за отлично выполненное задание?

— По этому вопросу мне необходимо посоветоваться с вами наедине.

— Хорошо. Миллер, просьбы имеются?

— Да. Все время здесь говорили только обо мне. Обер–лейтенант Гардекопф выполнил самую сложную часть операции и вправе рассчитывать на награду, равную моей.

— Гардекопф не будет забыт. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Вы свободны. Подождите штандартенфюрера Штольца в его приемной.

— Кажется, мы справились с заданием, фрау гауптман, — весело сказал Гардекопф в коридоре.

— Разве могло быть иначе, Гардекопф?

— Мы сделали все, что смогли. Но мне не дает покоя то, что Бедуин сказал: он работает на нас…

— Если не хотите неприятностей, — оборвала его Эльза, — никогда больше не вспоминайте об этом.

— Вы полагаете, что Марек сказал правду?

— Не знаю, но говорить об этом не следует, могут быть неприятности.

— Слушаюсь, фрау гауптман.

В приемной Штольца секретарь сказал:

— Фрау гауптман, вчера заходил в управление один ваш знакомый.

— Кто именно?

— Штурмбанфюрер Венкель.

— Он в Берлине? Как его здоровье?

— Не жаловался. Очень переживал за вас. Привез вам из России от офицеров СД и гестапо подарки. Просил, как только вы появитесь, позвонить ему. Вот номер его телефона, — протянул секретарь лист бумаги. — Да, я совсем забыл, обер–лейтенант, штурмбанфюрер Венкель спрашивал и о вас тоже. Говорил, что в гестапо помнят непревзойденного мастера допросов.

Гардекопф заулыбался.

На пороге приемной появился штандартенфюрер Штольц:

— Миллер, зайдите ко мне. Вы, Гардекопф, подождите здесь.

У себя в кабинете Штольц задал Эльзе несколько вопросов.

— Как ты считаешь, два первых агента, которых мы послали к Бедуину, живы?

— Вряд ли. Официантка сказала мне, что, после того как она подсыпала им в еду снотворное, они больше не появлялись.

— Марек мог переправить их к англичанам. Возможен такой вариант?

— Такой вариант возможен только в том случае, если англичанам они были нужны, в чем я сомневаюсь.

— Ты считаешь, что англичанам не нужны люди, которые работают в абвере?

— У Бедуина не было контакта с англичанами. Они не доверяли ему полностью.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Как ты отнеслась к его словам, когда он заявил, что работает на абвер?

— На этот вопрос мне не хотелось бы отвечать.

— Почему?

— После этого мне нелегко было дать команду Гардекопфу на его ликвидацию, и только приказ помог мне. Я до сих пор сомневаюсь, правильно поступила или нет. Он работал на абвер? — внимательно смотрела на Штольца Эльза.

— Не знаю. Мне об этом ничего не известно. В любом случае ты поступила правильно.

— Но мне непонятно: если он был нашим агентом, зачем разыграли всю эту комедию?

— Значит, у шефа были свои соображения.

— Четыре наших агента погибли бессмысленно.

— Во всем, что делает шеф, всегда есть смысл.

Эльза вздохнула:

— Мне кажется, на эту тему лучше не говорить.

— Ты права. Вчера у меня был штурмбанфюрер Венкель. Жаловался, что твои подчиненные в последнее время занимаются не столько службой, сколько пьянкой. Тебе придется поехать в Россию. Не возражаешь?

— Нет. Сколько я пробуду там?

— Месяц, два — не больше. Твое постоянное место работы будет здесь, в Берлине.

— Меня устраивает такая служба.

— В твоем подчинении будут еще две группы.

— Они тоже находятся в России?

— Нет. Одна в Польше, другая во Франции.

— О! Так мне придется разъезжать по всей Европе.

— Разве это плохо?

— Трудно сказать. В мирное время о таких поездках можно было только мечтать, а в военное время они небезопасны.

— После ранения ты боишься нападения? — пошутил Штольц.

— Я не боюсь ничего. У меня здесь, в Берлине, будет свой штат?

— Да. Гардекопф — при тебе всегда и везде, двух остальных будешь посылать с инспекционными поездками.

— Хорошо. Мне начинает нравиться новая служба.

— В принципе, она старая, хотя у нее есть одно преимущество.

— Какое?

— На этой должности должен быть майор. Я думаю, через годик ты получишь этот чин.

— Благодарю вас, господин штандартенфюрер. Эльза собралась уходить.

— Да, — вспомнила она, — штурмбанфюрер Венкель оставил для меня номер своего телефона. Как вы считаете, есть смысл встречаться с ним?

— Конечно. Он будет твоими глазами в России. Я уже говорил с ним.

— Когда мне и Гардекопфу выезжать?

— Отдохни несколько дней.

— Я не устала.

— Не храбрись. Я вижу, что устала, и очень. Приказываю тебе и обер–лейтенанту неделю не появляться в управлении.

— Слушаюсь.

Гардекопф поджидал Эльзу в приемной штандартенфюрера.

— Гардекопф, вам и мне приказано неделю не появляться в управлении.

— Домашний арест, фрау гауптман?

— Заслуженный отдых, обер–лейтенант. Давайте позвоним штурмбанфюреру Венкелю и встретимся с ним.

— С удовольствием!

Венкель очень обрадовался звонку Миллер. Крикнул в трубку:

— Ждите меня. Я сейчас подъеду к управлению на такси.

— Хорошо, — Миллер положила трубку.

Неожиданно Гардекопф спросил:

— Фрау гауптман, чем мы будем заниматься теперь, после возвращения из Швейцарии?

— А чем бы вы хотели заниматься?

— Разведчик из меня не получится, я с большим удовольствием вернулся бы в Россию, к своим прежним обязанностям.

— Даже без меня?

— Вам от меня будет мало пользы в разведывательной работе. Боюсь, что могу только навредить вам, фрау гауптман.

— Дезертируете, обер–лейтенант?

— Ни в коем случае. Просто разведчик из меня не по лучится.

— А на любой другой службе вы согласны быть моим подчиненным?

— Да, — с готовностью ответил Гардекопф. — Что бы ни случилось, я всегда буду помнить о том, что вы сделали для меня.

— В таком случае, я беру вас с собой. Служба та же, что была в России, только теперь зона нашей деятельности увеличена.

— Вам будет подчинено несколько групп в России?

— Мы с вами будем руководить группами в России, Польше, Франции.

— Я никогда не был ни в Польше, ни во Франции.

— Теперь побываете и там, и там, — засмеялась Эльза. Венкеля долго ждать не пришлось.

— Фрау гауптман, вы отлично выглядите! — сказал он, восторженно глядя на Миллер.

— Вы тоже!

— Автомобиль ждет нас. Едем ко мне.

Эльзе не терпелось узнать, как там, на Родине. Ее интересовало положение партизан и подпольщиков. Дорогой говорили в основном о погоде в Германии, не касаясь вопросов службы.

Автомобиль остановился у двухэтажного дома. Венкель расплатился с шофером и повел гостей к себе. Дверь открыла жена штурмбанфюрера. Венкель познакомил ее с Миллер и Гардекопфом и сказал:

— Берта, займись столом, а мы тем временем поговорим о делах.

— У вас неплохая квартира. Собственная? — спросила Эльза.

— Да, подарок отца к свадьбе.

— Здесь довольно уютно, у вашей жены хороший вкус.

— Скажу вам, друзья, по секрету, что я отвык от всего этого. — Венкель обвел руками комнату и добавил: — Отвык от роскоши и уюта.

— Как там мои подчиненные? — поинтересовалась Эльза.

— В общем — нормально.

— Штольц сказал мне, что они увлекаются спиртным. Это правда?

— Да. Но сейчас все в России пьют. Морозы, партизаны, подпольщики развеяли у наших солдат иллюзии о быстрой победе. Единственная радость у офицеров — вино.

— Через неделю мы съездим туда. Как обер–лейтенант смотрит на это?

— Положительно, фрау гауптман.

— Я тоже через неделю возвращаюсь на службу. Если не возражаете, поедем вместе.

— Конечно. Что нового в России?

— Все то же, вот только партизан стало больше.

— Кто начальник вашего СД?

— Временно исполняю обязанности я.

— Так вас можно поздравить с повышением и в чине и в должности?

— Точно не знаю. Приказа на мое назначение нет. Что–то тянет Берлин.

— Не расстраивайтесь, будет. Сейчас не начало войны, когда не знали, куда девать офицеров. Я рада за вас. Моя помощь тогда была для вас своего рода трамплином, не так ли, штурмбанфюрер, — напомнила Венкелю Миллер.

— Так точно, фрау гауптман, я благодарен Вам.

— Так вы говорите, что партизан стало больше? — перевела Эльза разговор в интересующее ее русло.

— Судите сами, если раньше в нашем районе действовало два партизанских отряда, то сейчас я затрудняюсь сказать точно, сколько их.

— Но ведь перед моим ранением дивизии, расположенные на отдыхе, двинулись на партизан. Неужели эти закаленные в боях части не справились с кучкой партизан?

— Партизаны ушли в глубь леса. Там преследовать их бесполезно. В течение двух недель дивизии блокировали лес, а потом были отправлены на фронт. Спустя некоторое время партизаны вернулись.

— Значит, отряд «Смерть фашизму» уничтожить не удалось? — стараясь скрыть волнение, спросила Эльза.

— К сожалению, нет. Но этот отряд — не самая большая неприятность. В моем районе появился конный партизанский отряд, которым командует капитан Петренко. Вот это — истинное несчастье.

— Почему?

— Петренко — опытный командир. В отряде железная дисциплина. Появляется он всегда там, где его совсем не ждут. Пленных не берут, полицаев и старост расстреливают на месте. Даже самые ярые враги Советской власти боятся идти в полицию. А нам, как всегда, оставляют очень мало солдат. Всех отправляют на фронт.

— Я не поняла, штурмбанфюрер, чем отличается этот партизанский отряд от других?

— Я же вам сказал — это не просто партизанский отряд, это — конный отряд. Помните, мы искали пропавший вороной табун?

— Не помню.

— Когда мы заняли город, нам сообщили, что на местном конном заводе до войны выращивались лошади редкой окраски, кроме того, они обладали высокими физическими качествами. Табун с этими лошадьми перед войной был на дальнем выгуле и на завод не вернулся. Наши поиски были безрезультатны. Табун исчез. И вот теперь он появился, партизаны капитана Петренко воюют с нами верхом на вороных лошадях.

— А кто такой этот капитан Петренко?

— Никто толком ничего не лает, до сих пор не удалось схватить ни одного человека из его отряда.

— А заслать своих агентов к нему вы не пробовали?

— Пробовали. Он не берет в свой отряд посторонних.

— Как же так? Он что, не несет потерь?

— Несет, но пополняется отряд проверенными людьми из других партизанских соединений.

— Да, трудно вам приходится.

— Трудно — не то слово. К примеру, агентура доносит, что отряд Петренко находится там–то, а ночью капитан объявляется в сорока километрах от этого места.

— На город партизаны не нападают?

— До этого еще не дошло, а вот на железнодорожный вокзал уже было два налета. Еле отбили.

— Действительно, положение трудное. Но хоть одна хорошая новость у вас есть для меня?

— Есть, фрау гауптман. Поймали горничную из офицерской гостиницы. Помните, она пыталась похитить портфель оберста?

— Она что–то рассказала?

— Она оказалась крепким орешком, — потупил взгляд Венкель.

— Она жива?

— Нет, не выдержала допроса с пристрастием.

— Жаль, я бы с ней поработала. Гардекопф сумел бы развязать ей язык.

— Меня тогда не было, а парни озверели. Что ни делали с ней, молчит. С русскими трудно…

— Старая истина гласит: чем опаснее противник, тем приятнее победа над ним.

— Может быть, но в нашем положении радоваться не приходится. Наша обязанность — обеспечить безопасные тылы, а сделать это мы не в силах.

— Неужели такое положение на всей оккупированной территории?

— Кое–где и хуже. Мы считаемся хозяевами, победителями только условно, а фактически боимся партизан, подпольщиков. Возможно, позже, когда мы разобьем Красную Армию, положение улучшится, у нас будет достаточно сил, чтобы справиться с непокорными.

— Неприятно слушать такое от офицера СД. Если бы я вас не знала, то решила бы, что со мной говорит враг рейха.

— От вас я не могу скрывать правду, так как вы будете в нашем городе. Притупить бдительность — преступление в наше время. Многих офицеров СД вы не застанете в живых.

— Не повезло вам, штурмбанфюрер, с местом службы.

— Я так не считаю. На фронте труднее.

— А много воинских частей на отдыхе и докомплектации в вашем районе?

— Много.

— Почему же вы не привлекаете их к борьбе с партизанами?

— Потому что они не желают этим заниматься. Наше дело, говорят, воевать с Красной Армией, а не губить своих солдат в тылу.

— Разве партизаны их не беспокоят?

— Очень редко. Их главная цель — диверсии в тылу.

В это время в комнату вошла жена Венкеля. Разговор прервался.

— Господа, прошу вас перейти в столовую. Обед готов.

— С удовольствием, милая Берта, — Эльза поднялась с кресла. — По таинственному виду хозяйки я чувствую, что обед будет превосходен.

— Хочется угодить вам. Мне так много рассказывал о вас муж. Как бы я хотела быть на вашем месте. Я завидую вам, фрау гауптман.

— У вас не менее почетная миссия, Берта, вы — жена солдата, а это ко многому обязывает.

Миллер и Гардекопф пробыли у Венкеля довольно Долго. Разговоры велись на самые разные темы. Все были предельно откровенны, и к вечеру Эльза узнала много такого, о чем даже представления не имела.

VII

Когда Эльза возвратилась в пансион, было совсем темно. Она взяла ключ от комнаты и пошла к лестнице. Неожиданно за спиной услышала оклик:

— Фрау гауптман!

Миллер остановилась и оглянулась. К ней шел мужчина. Эльза узнала его тотчас. Это был ее старый знакомый, чекист, бывший хозяин ресторана «Викинг».

— Добрый вечер, фрау гауптман, — сказал он, подойдя вплотную.

— Добрый вечер, — Эльза не могла скрыть радости. — Вы знаете, я даже не подозревала, что встречусь с вами здесь, в Берлине.

— Честно признаться, я тоже не подозревал об этом, — засмеялся чекист.

— Что же мы стоим, пошли ко мне, — пригласила Эльза.

Они поднялись на второй этаж, вошли в ее комнату.

— Снимайте пальто, у меня тепло.

Когда они сели за стол друг против друга, Эльза тихо сказала:

— Рассказывайте.

Чекист показал на свои уши, спрашивая, не установлена ли подслушивающая аппаратура. Эльза отрицательно покачала головой.

— Для начала я хочу вас спросить: «Вы не скажете, где можно купить мимозу?»

— На Вильгельмштрассе есть цветочный магазин, но он на ремонте.

— Теперь все в порядке.

— Я рада, что моим начальником будете снова вы.

— Я не буду вашим начальником, вы будете работать самостоятельно. Я не имею права вам приказывать. Могу только советовать. Через меня будет осуществляться связь с Центром. Вы будете пользоваться своим старым кодом, который мне неизвестен. В особенных случаях вам разрешается передавать мне материал открытым текстом. Я его сам зашифрую и отправлю от вашего имени. Вот так, дорогая Эльза.

— Я все поняла. Чем вы занимаетесь в Берлине?

— Вы слышали о генерале Власове? Я внедрен к нему штаб под видом майора Красной Армии, добровольно сдавшегося немцам.

— Вы хорошо устроились.

— Да, можно считать, что мне повезло.

— Как часто мы будем встречаться с вами?

— Только в экстренных случаях.

— Как будет осуществляться связь со мной?

— Через парикмахерскую «Драгун».

— О, вы уже добрались до нее? Что собой представляет члены группы?

— Настоящие антифашисты.

— Они знают, на кого будут работать? Как реагировали на это?

— Можно сказать, с энтузиазмом. Считают Советский Союз реальной силой для борьбы с фашизмом.

— Если об этой агентуре узнают англичане или американцы?

— Я говорил на эту тему с резидентом. Он сказал, что будет все в порядке.

— Я не согласна на эту связь.

— Ничего другого предложить не могу. А что предлагаете вы?

— Прямой контакт с вами. Штольц знает, что я передала вас СД. Он не будет возражать против наших встреч. Мы с вами старые друзья.

— Но как посмотрит на это СД?

— Думаю, положительно. Лишняя информация о делах в абвере им не помешает.

— Вообще, это выход. Назначайте дни, когда мы встречаемся.

— Вы знаете, где я живу. Можете приходить в любое время. Я знаю, где вы служите. Адрес местожительства назовете. Через неделю я уезжаю на Родину, в тот город, где мы с вами вместе начинали работать. Свяжитесь с Центром и узнайте, сохранились ли старые явки. Мне может потребоваться там связь.

— Хорошо… Эльза, что было после моего отъезда?

— Светлана провалилась. Ее удалось отбить, но при этом погибли два наших чекиста. Мне было вменено в обязанность сообщить партизанам о маршруте и времени выезда оберста.

— Значит, вы остались практически главным лицом в этой операции?

— Выходит, так.

— Что же произошло потом?

— Я убедила оберста ехать лесной дорогой, но в последний момент он потребовал, чтобы я ехала с ним Я пыталась отказаться от поездки, но у меня ничего и вышло. В то время единственным правильным решение было — ехать в мотопехотную дивизию с оберстом генерального штаба.

— Он подозревал вас?

— Не думаю, оберст пригласил меня в эту поезду потому, что с ним не мог поехать начальник СД.

— Когда вы заметили партизан, надо было попытаться выскочить из автомобиля.

— Раньше партизан я увидела гранаты, которые полетели на дорогу из–за кустов. Что–либо предпринимать было бессмысленно.

— И что же дальше?

— Не помню, сознание вернулось ко мне уже в Берлине.

— Как отнеслось ваше начальство к гибели оберста генерального штаба?

— Свалило вину на СД. Меня заподозрить они не могли, так как я сама чудом осталась живой…

Некоторое время они сидели молча. Затем чекист сказал:

— Мне поручили подробно разузнать, в чем заключалось ваше задание в Швейцарии?

— На этот вопрос мне трудно ответить.

— Почему? — удивился он.

— Я до сих пор определенно не могу сказать, зачем меня посылали в Швейцарию.

— Перед вами была поставлена конкретная задача?

— Да. Она заключалась в попытке завербовать бывшего майора чехословацкой секретной службы Германа Марека. Если же он откажется от сотрудничества — ликвидировать его.

— Что же здесь неясно?

— То, что вербовать Марека было не нужно. Он давно уже работал на абвер.

— Что?

— Майор Герман Марек по кличке Бедуин работал на абвер с того времени, как была оккупирована немцами Чехия.

— Но чего же в таком случае хотело от вас ваше начальство?

— Мне кажется, шеф решил свести нас, чтобы определить, кто из нас более квалифицированный разведчик.

И Эльза подробно изложила все события, произошедшие в Швейцарии на курорте «Лозанна».

Бывший хозяин «Викинга» внимательно слушал ее, не перебивая и не переставая удивляться выдержке и хладнокровию этой необыкновенной женщины.

Когда Эльза закончила свой рассказ, он спросил:

— Как отозвался начальник управления о вашей работе в Швейцарии?

— Оценка «отлично».

— Ну и негодяй он все–таки.

— Вы ищете в абвере порядочных людей? — с иронией произнесла Эльза.

— Нет, просто я представил, как неимоверно трудно вам работать.

— Но ведь и вам не легче.

— Лиза, — неожиданно назвал он ее настоящим именем, — простите меня за неуверенность в вас там, в России. Вы же чувствовали, что я не совсем уверен в вас?

— Да. Но вы были совершенно правы. В России я допустила не одну ошибку…

— Я очень боялся за вас.

— Без прямых улик меня взять нельзя. Слишком надежная крыша.

— И все же работали вы на Родине очень рискованно.

— Возможно. У меня нет большой практики… Кстати, вы помните Верга?

— Как же не помнить! Матерый фашист. Он здесь?

— Это — наш коллега. Разведчик. Погиб как герой…

— Провалился?

— Он не провалился. Немцы не считают его нашим разведчиком.

— Я даже не подозревал об этом в России.

— Верг был настоящий чекист. Умный, бесстрашный, беззаветно любящий свою Родину. У него было чему поучиться.

Миллер поднялась, подошла к окну.

— Эльза, скажите, почему вы отвергли Отто Шальца как связного? Ведь он не первый день борется с фашизмом, мне кажется, что он абсолютно надежен.

Эльза улыбнулась:

— Я отвергла кандидатуру Отто Шальца потому, что была уверена — вы не собирались делать из него моего связного, это не нужно ни ему, ни мне. У меня не может быть связного, не проверенного Центром. Вы задали мне маленькую задачку, назвав моим связным парикмахера, Я правильно решила ее? — лукаво спросила Эльза.

— Отлично ответили, Лиза, — смущенно произнес чекист. — Прошу простить меня, но я не удержался от соблазна проверить вашу реакцию на предложение не подходящего вам связного.

— Я не обижаюсь.

— Ну а теперь самое главное. — Чекист вынул из кармана лист бумаги, сложенный вчетверо. — Здесь все, что вам нужно. Адрес, пароль, тайник. Выучите и уничтожьте. Послезавтра я приду к вам в это же время.

— Я обследую тайник и выскажу вам о нем свое мнение.

— Хорошо. Я попросил бы вас познакомиться со связным, не называя пароль, и тоже высказать о нем свое мнение.

— Не откажусь посмотреть на своего будущего связного. Да, не забудьте послезавтра принести мне явки и адреса в России.

— Постараюсь. Думаю, представитель Центра сочтет нужным лично встретиться с вами.

— Это было бы чудесно. Мне давно надо поговорить с кем–нибудь из начальства о моем сыне. С начала войны у меня нет о нем никаких известий, — горестно промолвила Эльза.

— Сына найдут, не переживайте. О родственниках разведчиков заботятся, о них не забывают.

— Я знаю, но только находиться в неведении… Кстати, я недосказала вам о Светлане… Ее нет в живых.

— Откуда вам известно о ее гибели?

— Мне сообщил об этом штурмбанфюрер Венкель.

— Припоминаю. Заместитель начальника СД?

— Сейчас он исполняет обязанности начальника СД и в скором времени его утвердят в этой должности.

— Если партизаны не помешают, — съязвил чекист.

— Да, если партизаны не помешают… Так вот, Венкель и рассказал мне о последних днях девушки. Она не выдержала допроса с пристрастием.

— Светлана назвала кого–нибудь?

— Венкель говорит — нет.

— Обязательно проверьте, когда будете в России.

— Вы не верите Светлане?

— Верю, но я знаю, что такое допрос с пристрастием. Надо запросить Центр, там должны знать подробности.

Когда чекист ушел, Эльза стала внимательно изучать написанное на листе бумаги, который оставил бывший хозяин ресторана «Викинг». Через несколько минут скомкала лист, положила его в пепельницу и сожгла. Пепел завернула в газету и выбросила в коридоре в урну.

На следующий день Миллер отправилась к Нейсам. Было воскресенье. Стояла по–весеннему теплая погода. Таял на крышах снег, весело чирикали воробьи, вокруг царило оживление, необычное для военного времени.

Нейсы все были дома. Эльзу встретили приветливо. Тетя хотела увести ее с собой, но Арнольд Нейс не разрешил.

— Неужели ты думаешь, что гауптману абвера, пусть даже он в юбке, интересны твои разговоры о тряпках и кухне? Оставайся лучше с нами, услышишь немало занятного.

— Знаешь, Эльза, — пожаловалась тетя, — только вхожу в комнату, отец и сын, если они говорят о войне, тотчас замолкают и ждут, пока я уйду. Ну как можно так относиться к жене и матери? Хоть ты повлияй на них, а то…

— Эльза, — перебил жену Арнольд Нейс, — расскажи своей тете, как одного заслуженного генерала отправили в штрафной батальон, а его супругу — в концлагерь.

— Я об этом не слышала. Расскажите!

— Ну что же, слушайте. Очень поучительная история. Один армейский генерал готовил сверхсекретную операцию и обо всем этом рассказывал своей жене. Та, будучи женщиной болтливой, делилась услышанным с очаровательной соседкой, которая оказалась английской шпионкой. Операция, естественно, провалилась. Учитывая старые заслуги генерала перед Германией, его пожалели, и он еще легко отделался.

Все рассмеялись.

— Ты знаешь о положении на фронтах? — вдруг серьезно спросил Арнольд Нейс.

— Только из газет.

— Наши дела не так блестящи, как преподносит их Геббельс.

— Русские отчаянно сопротивляются, чувствуя свой конец?

— Если так будет продолжаться дальше, то очень скоро мы почувствуем свой конец…

— В генеральном штабе начинается паника?

— Нет, фронтовые части требуют новых и новых пополнений людьми, докомплектации техникой и боеприпасами, резервы исчерпываются, а исхода не видно. Что прикажешь делать генеральному штабу?

— Искать новые резервы.

— То же самое говорит и фюрер. Меры, которые принимаются нашими штабами, очень решительные, но результаты далеко не те, на какие рассчитывал Гитлер. Посуди сама. В первый день войны с Россией в состав группы армий «Север» входили 16–я и 18–я армии, 4–я танковая группа и 1–й воздушный флот. Группа была оснащена новейшим оружием, укомплектована обученными солдатами, но она не добилась окружения и уничтожения советских воинских частей, а достигла лишь фронтального продвижения. Командующему Леебу не удалось ликвидировать войска противника, действовавшие в Прибалтике. Сейчас от группы армий «Север» осталось одно название, — тяжело вздохнув, произнес Нейс. Минуту помолчав, продолжал: — В группах армий «Центр» и «Юг» положение не лучше. Сейчас, после Сталинградского сражения, когда двадцать два генерала, в том числе один генерал–фельдмаршал, находятся в плену у русских, настроение в вермахте настолько упадническое, что я не удивлюсь, если начнется массовое дезертирство.

— Мне кажется, дядя, вы сгущаете краски, — заметила осторожно Эльза.

— Нет, я говорю тебе правду, потому что ты моя родственница.

— А как же наше новое сверхмощное оружие?

— Генеральный штаб сведениями о готовом сверхмощном оружии не располагает.

— Я не верю, что вам ничего не известно об этом оружии.

— Я знаю только то, что над новым видом оружия работают немецкие ученые, но когда оно появится, увы… — развел руками генерал.

— Но если оно появится в ближайшее время, положение на фронтах изменится в нашу пользу, не так ли?

— Я сомневаюсь, что оно скоро появится…

— Да, положение не из лучших. Но что же делать? Где искать выход?

— Спасти Германию может только случай. Если все останется, как прежде, мы обречены.

— Вы имеете в виду помощь американцев или англичан?

— Именно. И верю, что в этом направлении уже зондируют почву.

— Пусть зондируют. Мы — солдаты, наше дело — выполнять приказы.

— И думать о завтрашнем дне, — генерал посмотрел внимательно на Эльзу. — Я знаю, чем ты занимаешься в России. Тебе пора думать не только о казне рейха, но и о себе тоже, — многозначительно закончил он.

— У меня есть немного денег.

— В случае поражения Германии в этой войне твои деньги превратятся в никому не нужные бумажки.

— Вы советуете мне не сдавать ценности в казну рейха, а присваивать их? — прищурила глаза Эльза.

— Ну зачем так грубо? — скривился генерал. — Никто не заставляет тебя не сдавать ценности. Утаи немного, чтобы после войны вы с Густавом могли на что–то жить.

— С Густавом? — удивилась Эльза. — Почему именно с Густавом? А где будете вы?

— О нас сейчас не стоит говорить. Мы свое отжили, для нас конец Германии — и наш конец. А вот вы будете нужны друг другу, если мы проиграем войну.

— Дядя, мне очень не нравится ваше настроение. Ведь ничего страшного еще не произошло.

— Когда произойдет — будет поздно.

— Эльза, отец прав, — вмешался в разговор молчавший до сих пор Густав.

— Что же нам делать?

— Каждому по мере своих возможностей готовиться к поражению.

— Вы знаете, мне не верится в то, о чем мы сейчас говорим.

— Ты хочешь доказательств? Идем ко мне в кабинет. Я покажу тебе такое, что все твои сомнения рассеются.

Миллер и Арнольд Нейс отсутствовали почти два часа. Когда они вернулись, Эльза была бледна и взволнованна. Заметив ее состояние, Густав спросил:

— Милая кузина, вы испугались?

— Нет, Густав, просто я не ожидала такого быстрого конца.

— Начиная войну, надо быть готовым к любому ее исходу.

— Вы правы, но все же я и не подозревала, что на фронте так худо обстоят дела.

— Эльза, ты — профессиональный разведчик, и тебя не должно так сильно волновать поражение Германии. Наши соотечественники совсем неплохо живут в Африке Азии, Америке, — попытался успокоить Эльзу Нейс–старший.

— Эти люди не имеют родины, — отрезала Эльза.

— Ты большую часть жизни прожила в России и тем не менее выглядишь очень неплохо.

— Я все понимаю, дядя.

— Вот и отлично.

Жена генерала не выдержала и вмешалась в разговор:

— Хватит! У меня уже голова кругом идет. Давайте лучше к столу. Обед остынет.

Все с облегчением поднялись и перешли в столовую.

— Женщины, садитесь за стол, и больше о войне не говорим, — потирая руки, сказал Арнольд Нейс. — Обед сегодня чудесный, надеюсь, у всех поднимется настроение.

Возвращаясь от Нейсов, Эльза думала о том, что надо срочно составить шифровку для Центра. Завтра у нее встреча с бывшим хозяином ресторана «Викинг», через него она и передаст то, что узнала от Арнольда Нейса. Германия собирает силы для решающего удара по советским войскам, но даже генерал генерального штаба в победу уже не верит, хотя сам занимался разработкой этого плана. В пансионе Эльза подошла к дежурному администратору.

— Меня никто не спрашивал?

— Нет, фрау гауптман.

Миллер поднялась к себе в комнату, вынула из чемодана книгу Адольфа Гитлера «Моя борьба» и начала составлять шифровку. Почти два часа она сидела над текстом, стараясь как можно подробнее изложить то, что узнала у Нейсов. Материал был очень серьезный, сведения ценные, и Эльза радовалась, что все это уйдет завтра в Центр…

VIII

Поезд шел на восток. В купе находились трое: гауптман Миллер штурмбанфюрер Венкель и обер–лейтенант Гардекопф Венкель разложил на столике еду, которую собрала ему в дорогу жена, Эльза вынула офицерский паек, выданный ей в управлении абвера, а Гардекопф выставил бутылку шнапса.

— Фрау гауптман, я знаю, после ранения вы шнапс не пьете, поэтому я прихватил для вас в дорогу бутылочку рейнского. Налить рюмочку?

— Венкель, мы уже переехали границу рейха, и мне очень не хотелось бы, чтобы в случае нападения партизан вы были пьяны. Понимаете меня?

— Да, фрау гауптман.

— Вы посмотрите, что творится в вагоне, — с негодованием продолжала Эльза. — С трудом найдете человек десять, которые в состоянии держать оружие.

— Я говорил вам, что наши солдаты и офицеры в России очень много пьют сейчас. Неудачи на фронте сказываются на психике солдат и офицеров.

— Мы еще разберемся с этим. А теперь мне хотелось бы без приключений доехать до места. Потому разрешаю выпить вам только пива.

— Благодарим, фрау гауптман.

Вечер провели вместе, а наутро прибыли в город.

Встречать Эльзу пришли все ее подчиненные. Они бесцеремонно расталкивали пассажиров, прокладывая дорогу своему начальству. Гартман нес вещи Миллер и оживленно рассказывал ей последние новости, Замерн шел рядом — сияющий и веселый. Офицеры СД, прикомандированные к группе Миллер, шагали сзади, окружив Гардекопфа и Венкеля.

Все надеялись, что с приездом Миллер их положение изменится. Ведь раньше, когда она находилась в городе, достаточно было назвать ее фамилию, и самые спесивые становились вежливыми и заискивающими, а сейчас от офицеров группы отмахивались, как от надоедливых мух.

— Фрау гауптман, прошу вас садиться в машину, — пригласил Гартман, открывая дверцу мерседеса.

Эльза села рядом с шофером. Замерн и Гартман расположились на заднем сиденье. Следом за ними ехал весь легковой парк.

Оглянувшись, Эльза засмеялась:

— Замерн и Гартман, я не удивлюсь, если по пути в СД на нас нападут партизаны. Увидев такое количество легковых автомобилей, они могут подумать, что город посетил фюрер.

— Не беспокойтесь, фрау гауптман, партизаны в городе не появятся. Штурмбанфюрер Венкель неплохо поработал здесь, пока вы лежали в госпитале. Подполья не существует, и партизанам в городе делать нечего, — гордо заявил Гартман.

— Венкель ликвидировал подполье?

— Не совсем так. Он просто заставил подпольщиков покинуть город.

— Как это удалось ему?

— Среди пленных, которых освободили агенты СД, был один человек, который согласился работать на СД. Об этом ни вы, ни Гейнц не знали.

— Когда же Венкель успел завербовать его?

— Понятия не имею.

— И кто этот человек, вам тоже неизвестно?

— Нет. Знаю только одно: его кличка «Дятел».

Некоторое время ехали молча. Затем Эльза спросила:

— Как идут ваши дела? Я имею в виду службу.

— Особенно похвастаться нечем, — ответил Гартман. — Неудачи на фронтах сделали нашу работу почти бессмысленной.

— Как это понять?

— Старшие офицеры вермахта смотрят на нас как на людей, которые только мешают им заниматься делом.

— Вы объяснили этим офицерам, что Германия несет большие расходы в войне, и именно сейчас каждая марка нужна фюреру?

— Я пробовал говорить на эту тему, но у меня разговора с командирами частей вермахта не получилось.

— Ничего, получится. Моя комната в гостинице для офицеров свободна?

— Да, фрау гауптман.

— Скажите, штурмбанфюрер Венкель говорил вам о том, что собирается посетить Штольца?

— Нет. Разве он был у него?

— Да. И всей вашей группе дал нелестную оценку.

— Что же он сказал?

— Что мало занимаетесь делом, много пьете. Это правда?

— Это не так. Наши люди постоянно работают, каждый в своем районе… — Гартман замолчал. Виновато посмотрел на Эльзу и добавил: — Что касается пьянок — здесь доля правды есть. Наши офицеры зачастили в ресторан «Викинг», но в свободное от службы время.

Миллер покачала головой:

— Я–то думала, что Венкель наговорил на вас.

— Нет, но ведь ничего страшного не произошло.

— Если не считать, что в управлении СД вас зачислили в разряд алкоголиков.

— Не ожидал я этого от штурмбанфюрера Венкеля.

— А что вы ожидали от начальника СД, несущего ответственность за все, что происходит в его районе?

— Мы все–таки давно знаем друг друга и помогали ему не один раз.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовалась Эльза.

— Во время ликвидации подполья наши люди тоже участвовали в облавах и других операциях СД.

— И много пользы было от вас?

— Горничную офицерской гостиницы узнал на базаре Замерн. Он тут же показал ее одному из офицеров СД. Тот распорядился арестовать девушку. Но при этом совершил ошибку — не приказал солдатам обыскать ее. По дороге она выхватила пистолет, выстрелила сначала в одного конвоира, потом в другого и попыталась скрыться. Один из солдат был убит наповал, другой — ранен. Он и выпустил вслед убегающей девушке автоматную очередь. Когда к ней подбежали солдаты, она была мертва.

Возле гостиницы для офицеров Эльза приказала остановиться.

— Гартман, Замерн, отнесите мои вещи в гостиницу. Я подожду Гардекопфа и Венкеля.

— Слушаюсь, фрау гауптман, — ответил Гартман.

Подъехал автомобиль, в котором сидели Гардекопф и Венкель. Штурмбанфюрер подошел к Миллер.

— Вы решили отдохнуть с дороги?

— Да. Советую вам сделать то же самое.

— Не могу. Мне нужно ехать в СД.

— Ну что же, поступайте так, как считаете нужным. Я и Гардекопф будем в СД к концу дня. Если потребуюсь, я — в гостинице.

— Вас понял, фрау гауптман. Желаю хорошо отдохнуть.

В гостинице Миллер пригласила в комнату всех троих: Гардекопфа, Гартмана и Замерна. Когда все расселись, сказала:

— Гартман, расскажите подробно, как вы узнали о «Дятле».

— Мы с Венкелем, тогда он был еще гауптштурмфюрером, хорошо выпили. Он очень быстро опьянел и начал хвастаться, что якобы обвел вокруг пальца вас и Гейнца. Я сказал, что меня это не интересует, и перевел разговор на другую тему. Но потом, напоив его водкой, расспросил обо всем. Он ничего не помнит, думаю, и не догадывается, что, будучи пьяным, рассказал мне об агенте.

— Хорошо. Вы об этом никому ни слова. Ни один человек не должен знать о том, что у Венкеля есть в партизанском отряде агент. Поняли меня?

— Так точно.

— Штурмбанфюрера Венкеля следует проучить. Он наговорил о вас Штольцу много нехорошего. Мне и Гардекопфу не дали даже как следует отдохнуть после трудного задания.

— Мы все поняли, фрау гауптман.

— Отлично. К концу дня всем быть на службе.

После ухода подчиненных Миллер закрыла дверь на ключ, села на кровать и задумалась.

Как же получилось, что она не предусмотрела такой вариант? Венкель обвел вокруг пальца не только ее и Гейнца, но и командира партизанского отряда, командира группы чекистов, прикомандированных к партизанскому отряду. Через этого предателя СД вышло на подполье. Непонятно, почему так вел себя Венкель, когда он рассказывал ей об аресте Светланы. Зачем он врал, что Светлана была схвачена и умерла под пытками? Неужели он подозревает Миллер?

Эльза прошлась по комнате.

Что побудило Венкеля заслать своего агента в партизанский отряд тайно от начальника СД? Скорее всего, хотел доказать начальнику СД, в случае провала агентуры Гейнца, что он, Венкель, тоже кое–чего стоит. Гейнц не любил Венкеля. Придется хорошенько припугнуть штурмбанфюрера. Но это потом. В первую очередь надо срочно предупредить партизан, что у них находится агент СД. Во время последней встречи в Берлине бывший хозяин ресторана «Викинг» сообщил ей, что явка в городе не провалена, пароль прежний. Но действовать придется крайне осторожно. Ведь недалеко от этого места схватили Светлану. Венкель знал, что она связана с партизанским отрядом. Напрашивался вопрос: к кому шла бывшая горничная? Венкель мог выставить в этом районе своих агентов. И все же явкой надо попробовать воспользоваться, другого выхода нет.

В кабинете Миллер собрались все подчиненные. Гардекопф важно стоял у окна, сурово поглядывая на собравшихся. Он даже радовался тому, что дела в их группе пошли плохо. Значит, Миллер и Гардекопф нужны здесь. Возвращаться в Берлин у него не было ни малейшего желания. Он очень боялся, что за какую–нибудь провинность шеф отошлет его обратно в «Мелодию».

— Господа офицеры, — начала Эльза, — я просмотрела ваши отчеты в Берлине и была поражена, какой непроизводительной стала ваша служба. Неужели с тех пор, как я была ранена, в вермахте исчезли недовольные политикой фюрера, неужели солдаты и офицеры перестали присваивать ценности? Гартман, ответьте на мои вопрос.

— Фрау гауптман, мне нечего сказать.

— Садитесь, Гартман. Так… — обвела взглядом своих подчиненных Миллер. — Кто из присутствующих здесь может объяснить мне, что случилось?

Поднялся Замерн:

— Разрешите мне, фрау гауптман. Отношение к нам изменилось буквально на следующий день после вашего ранения. Гауптман батальона обеспечения тыла при встрече со мной заявил: «Ваша ведьма больше не вернется сюда, хвала богу, в нашем районе станет спокойнее». Я после этих слов избил его, но отношение к нам осталось скверным. Особенно мы ощутили это, когда разъехались по своим зонам. Старшие офицеры вермахта не помогали нам, а, наоборот, всячески вредили.

— Хорошо, Замерн, мне все понятно. Оправдываться вам нет смысла, командир роты, не взявший высоту, отвечает за невыполнение приказа по законам военного времени. Благодаря моей защите вы не пошли под трибунал Теперь, надеюсь, вы осознаете, что ваша безответственность могла дорого обойтись вам…

— Перед отъездом сюда шеф сказал мне, — продолжала Эльза, — что мои подчиненные ничем не занимаются, кроме пьянок. Наведите порядок, приказал оп, я разрешаю вам применять все меры воздействия, хотя ваши подчиненные больше всего заслуживают того, чтобы ил отправили в штрафные батальоны. Разбирайтесь сами, я даю вам полную свободу действий.

Эльза замолчала.

— Фрау гауптман, — первым нарушил тишину Гартман, — поверьте нам, мы старались, чтобы все шло как надо.

— Верю.

Эльза встала и, не промолвив ни слова, вышла. Поднялась на второй этаж и решительно направилась к начальнику СД. В приемной столкнулась с двумя конвоирами, которые под руки вели избитого человека. Эльза мельком взглянула на него: этого человека она видела впервые. Подошла к секретарю.

— Доложите штурмбанфюреру Венкелю, что пришла гауптман Миллер.

Секретарь зашел в кабинет начальника СД. Через минуту открыл дверь и пригласил Эльзу:

— Штурмбанфюрер Венкель ждет вас.

Венкель поднялся навстречу Эльзе:

— Как дела, фрау гауптман?

— Я провела расследование деятельности своих подчиненных и была неприятно удивлена той информацией, какую вы преподнесли Штольцу. Дела у моих подчиненных идут не так плохо, чтобы бить тревогу. Кроме того, я кое–что узнала о вашей деятельности, штурмбанфюрер. Зачем вы говорили неправду о бывшей горничной гостиницы?

— Что вы имеете в виду?

— Горничная была убита на месте, а не умерла во время допроса.

— Это для вас играет какую–нибудь роль?

— Ваша ложь наводит на размышления.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вне связи со мной ложь не имела бы смысла.

— Фрау гауптман, я все–таки начальник местного СД и имею право на догадки.

— Очень быстро вы забыли, кому обязаны тем, что сидите сейчас в этом кресле, — возмутилась Миллер. — Кроме того, вы не отличаетесь признательностью и за спасение жизни. Я имею в виду штрафников. К тому же вы, как всегда, недооцениваете меня.

— Как это понять?

— Я знаю о вас такое, что если сообщу об этом вашему начальству, вы окажетесь, в лучшем случае, в штрафной части.

— Никаких преступлений я не совершал, — недоуменно пожал плечами Венкель.

— Как поживает «Дятел»? — неожиданно спросила Миллер.

— Что?

— Я спрашиваю вас, как поживает «Дятел»? — повторила Эльза.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Может, хватит строить из себя невинного? — Миллер едва сдерживала гнев.

— Откуда вам известно о «Дятле»?

— Это не ваше дело.

— Я не вижу ничего преступного в том, что внедрил своего агента в партизанский отряд, — процедил сквозь зубы Венкель.

— Я сегодня же сообщу начальству о вашей инициативе.

— Вы думаете, меня ожидают неприятности?

— Уверена в этом. Вы умышленно провалили операцию, разработанную оберштурмбанфюрером Гейнцом.

— Это неправда! Агенты начальника СД оберштурмбанфюрера Гейнца провалились сами по себе, без моей помощи.

— Лично я в этом не уверена.

— Но какой смысл в провале агентуры Гейнца для меня?

— Выдвинуть себя на первый план.

— Но вас это все равно не касалось — ни прямо, ни косвенно.

— Я участвовала в разработке операции по внедрении, агентов СД в партизанский отряд «Смерть фашизму».

— Честное слово офицера СД, что против вас я никогда не замышлял ничего плохого.

— Факты свидетельствуют об обратном.

— Какие факты?

— Могу перечислить: наговор штандартенфюреру Штольцу на моих людей, неправильная информация об аресте горничной.

— Штандартенфюреру я сказал, что в вашем маленьком подразделении упала дисциплина и что это вызван отсутствием гауптмана Миллер.

— Даже в этом случае за своих подчиненных отвечаю я.

— Согласен, я просто не подумал об этом… Что касается горничной, то мне стыдно было признаться вам, что, арестовав девушку, мы не догадались обыскать ее на месте.

— Раньше вы не стыдились своих ошибок, а спрашивали у меня совета.

— Сейчас я — начальник СД.

— Уверена, ненадолго.

— Вы решили сообщить моему начальству о том, что я втайне от Гейнца заслал своего агента в партизанский отряд? Но если вы не извратите факт, то мне бояться нечего.

— Я тоже так думаю.

— Фрау гауптман, ведь совсем недавно мы были с вами друзьями.

— Я относилась к вам по–дружески, а вы готовили мне неприятности.

— Как убедить вас в обратном?.. Подождите минутку. Венкель нажал кнопку вызова. На пороге тотчас появился секретарь начальника СД — штурмфюрер.

— Слушаю вас, господин штурмбанфюрер.

— Позвоните оберштурмфюреру Вельцу и скажите, чтобы привели ко мне Гнатенко.

— Что за спектакль вы решили устроить, Венкель? — спросила Эльза.

— Это сюрприз. Сейчас, уважаемая фрау гауптман, вы измените свое мнение обо мне.

Дверь открылась, и на пороге появился избитый, сгорбленный человек, подталкиваемый сзади конвоиром.

— Господин штурмбанфюрер, арестованный Гнатенко доставлен.

— Подождите за дверью, — приказал Венкель конвоиру и подошел к мужчине.

— Курите, — протянул коробку сигарет.

Дрожащими от страха пальцами тот взял сигарету, зажал ее разбитыми, потрескавшимися губами и выжидающе посмотрел на начальника СД. Венкель поднес к сигарете зажигалку. Мужчина с наслаждением затянулся и выпустил через нос дым.

— Расскажите, что вы слышали от командира партизанского отряда о русском разведчике Миловане?

Эльза почувствовала, как по спине прокатилась дрожь. Этого она не ожидала. С трудом овладев собой, она с безразличным видом рассматривала арестованного. Тот, сделав несколько глубоких затяжек, заговорил:

— Мы выполняли задание. Когда эшелон взорвали, я лежал в кустах и отдыхал. Вдруг услышал голоса. Подошли двое. Присмотрелся я: командир отряда и майор–чекист. Они остановились в нескольких шагах от меня и продолжали разговор, уверенные, что вблизи никого нет. «Милован погиб нелепо, в этом есть и ваша вина», — сказал майор. «Мне до сих пор не дает покоя мысль, зачем она поехала с оберстом», — ответил командир партизанского отряда. Больше я ничего не слышал, они отошли.

— Хорошо. Достаточно и этого. Что скажете, фрау гауптман?

Венкель стоял и улыбался. Эльза подошла к арестованному:

— Кто этот Милован, о котором говорили майор и командир отряда?

— Не знаю.

— Я вам отвечу, фрау гауптман. К нам не раз поступали сведения, что в городе действует русский разведчик Милован, но кто он — мы не догадывались. Теперь я знаю: Милован — это вы!

Миллер это не смутило; она решила вести игру до конца.

— Отлично, Венкель, так вот зачем вам потребовалось мое пребывание здесь?

— Да, товарищ Милован, — ухмыльнулся штурмбанфюрер.

Эльза рывком выхватила пистолет и направила его на начальника СД.

— Руки вверх!

— Вы сошли с ума!

— Нисколько. Если я — Милован, мне не остается ничего другого, как застрелить вас.

Венкель послушно поднял руки. Миллер подошла к нему, ткнула дулом пистолета в живот, расстегнула его кобуру, вытащила оружие и спрятала в карман своего мундира. Затем сняла телефонную трубку и набрала номер кабинета Гардекопфа.

— Срочно вы, Гартман и Замерн — в кабинет начальника СД.

Положив трубку, повернулась к Венкелю.

— Если ты скажешь хоть одно слово, я застрелю тебя, подлец. Ясно?

— Ясно, но это вам не поможет. Вы обречены и должны понимать, что только чистосердечное признание может спасти вам жизнь.

— Я должна молить о пощаде?

— Не помешало бы.

— Через несколько минут о пощаде будешь молить ты, негодяй!

— Прошу не оскорблять меня.

Дверь кабинета распахнулась и в комнату влетели Гартман, Замерн и Гардекопф.

— Обер–лейтенант, передайте секретарю, что штурмбанфюрер Венкель приказал никого не пропускать к нему в кабинет, — сказала Миллер.

Гардекопф вышел из кабинета и тотчас вернулся назад.

— Ваше приказание выполнено, фрау гауптман.

— Закройте дверь на задвижку.

Эльза обвела взглядом всех присутствующих:

— Вы, я вижу, удивлены необычным видом штурмбанфюрера Венкеля. Ничего страшного не произошло, просто я разоружила его, так легче будет говорить с ним о подлостях, которые он делал нам в благодарность за хорошее к нему отношение. Чтобы вы разобрались в том, что произошло, я предоставлю ему слово. Говорите, Венкель.

— Господа офицеры, вы будете поражены тем, что услышите. Прошу вас, держите себя в руках. — Венкель сделал паузу и объявил: — Миллер — русский разведчик Милован.

— Что? — прохрипел Гардекопф и двинулся к Венкелю, сжимая кулаки.

— Фрау гауптман, прикажите ему не приближаться ко мне, я закричу, — испугался Венкель.

— Гардекопф, успокойтесь, это еще не все.

— Продолжай, Венкель, — остановился обер–лейтенант, — но если ты не сможешь подтвердить слова фактами, я задушу тебя.

— Обер–лейтенант, вы еще будете извиняться передо мной. — Штурмбанфюрер повернулся к Гнатенко. — Повтори этим офицерам то, что ты сказал мне и этой женщине.

Гнатенко послушно повторил сказанное ранее.

— Вам этого мало, Гардекопф?

— Мало. Объясните, как вы понимаете его слова.

— А что здесь непонятного? Партизаны совершили нападение на автомобиль оберста, не подозревая, что там едет русский разведчик Милован.

— Много у вас ума, господин штурмбанфюрер. Если по таким мелочам мы будем подозревать друг друга, нам нет смысла продолжать войну с русскими. Вы провалили операцию оберштурмбанфюрера Гейнца умышленно, с тем чтобы внедрить в партизанский отряд своего человека, я имею в виду «Дятла».

Гнатенко от неожиданности вздрогнул. Это не укрылось от Гардекопфа. Обер–лейтенант понял, что человек, клеветавший на Миллер, и есть «Дятел».

— Вы тоже знаете о «Дятле»? — недоумевал Венкель.

— Да. Знаю и то, что «Дятел» сидит перед нами.

Штурмбанфюрер впился взглядом в предателя.

— Откуда они знают тебя?

— Понятия не имею, господин штурмбанфюрер, — заикаясь от страха, произнес Гнатенко.

Венкель потер виски руками. Он ничего не понимал. Его агент, внедренный в партизанский отряд, известен абверу! Это похоже на мистику. Ни один человек, кроме него, Венкеля, не знал, что Гнатенко — «Дятел».

— Объясните мне, откуда вам известно, что этот человек — «Дятел» и что он вообще существует?

— Лучше ты ответь нам, — наступал Гардекопф, — видел ли ты когда–нибудь, чтобы партизаны бросали своих раненых?

— Они думали, что Милован мертв.

— Значит, наши солдаты сумели определить, что фрау гауптман жива, а партизаны не смогли?

— Им надо было уходить — подъехали наши солдаты.

— По–вашему, русские так трусливы, что как только увидели противника, бросили раненого и убежали?

— Не знаю, не знаю… — раздраженно молвил Венкель. — Попробуйте доказать мне обратное.

В разговор вмешался Гартман:

— Фрау гауптман здесь ни при чем, ведь она ехала в автомобиле с оберстом генерального штаба. Не каждый бы рискнул поехать в мотопехотную дивизию, зная, что в дороге будет совершено нападение.

— Фрау гауптман не могла отказаться, это вызвало бы подозрение, — не сдавался штурмбанфюрер.

— Впервые слышу, чтобы кто–нибудь боялся подозрений мертвеца. Если бы фрау гауптман знала, что на автомобиль будет совершено нападение, она никогда не поехала бы с оберстом. По этой дороге она запретила нам ездить после покушения на нее. Мне достоверно известно, что она была против маршрута, по которому поехал оберст. Это ваша идея — ехать кратчайшим путем, обоснована она тем, что лесная дорога патрулируется солдатами мотопехотной дивизии.

— Согласен с вашими доводами. Но как понимать слова, произнесенные командиром отряда: «Мне до сих пор не дает покоя мысль: зачем она поехала с оберстом»?

— Мне кажется, что ваш агент что–то не понял или недослышал. Видимо, речь шла уже о фрау гауптман. Партизанам не помешал бы такой «язык». Надеюсь, вы не станете отрицать, что абверу известно не меньше, чем СД. Вывод напрашивается такой: партизаны охотились за фрау гауптман и были неприятно поражены, когда увидели ее в тяжелом состоянии. Убедившись, что пользы от такого «языка» уже не будет, они оставили ее умирать.

— Все это, Гартман, похоже на правду… — Венкель задумался. Затем обратился к предателю: — Отвечай: кроме того, что ты мне рассказал, ты слышал еще что–нибудь?

— Нет, не слышал.

— После слов чекиста командир отряда ответил тотчас или спустя некоторое время?

— Минуты через три. Он, видимо, обдумывал ответ.

Штурмбанфюрер подошел к Миллер:

— Фрау гауптман, приношу свои извинения.

Эльза внимательно посмотрела на него.

Тот не выдержал ее взгляда и отвел глаза в сторону. Миллер подняла руку и сильно ударила Венкеля по лицу. Затем вынула из кармана его пистолет, положила на стол и вышла из кабинета.

Гардекопф молча приблизился к «Дятлу» и резко ударил его ногой в грудь. Гнатенко вместе со стулом повалился на пол. Несколько секунд он лежал, не понимая, что произошло, почему его ударил обер–лейтенант, потом резко вскочил на ноги и, обращаясь к Венкелю, воскликнул:

— Господин штурмбанфюрер!..

Огромный кулак Гардекопфа закрыл его лицо. От сильного удара Гнатенко перелетел кабинет и, сбив оказавшееся на пути кресло, грохнулся у стены. Гардекопф медленно двинулся к нему. «Дятел» сжался в комок, поднял к лицу дрожащие руки и попытался что–то сказать, но не смог говорить от сковавшего его страха.

Гардекопф подошел к нему вплотную:

— Кто поручил тебе очернить фрау гауптман? Отвечай, сволочь!

— Я… я… я…

Обер–лейтенант резко ударил его ногой. «Дятел» обхватил руками живот и стал кататься по полу. А Гардекопф с остервенением продолжал пинать его ногами. Минут семь он избивал предателя. Потом наклонился, поднял за волосы его окровавленную голову и повторил вопрос:

— Кто поручил тебе очернить фрау гауптман?

Гнатенко молчал.

Венкель, все это время молча наблюдавший за происходящим, подошел к Гардекопфу.

— Обер–лейтенант, прежде чем предъявить Миллер обвинение в шпионаже, мы хорошенько избили «Дятла», я не мог поверить в то, что он говорил, слишком страшный смысл заложен в его показаниях. Он слово в слово повторил то, что говорил раньше. Не проще ли будет, если мы пристрелим его без допроса?

— Нет, штурмбанфюрер, речь идет о чести моего командира, и я добьюсь признания этого негодяя–партизана.

— Вы думаете, он партизан?

— Уверен в этом. Он много пользы принес вам? Сколько партизан взяло СД после его внедрения в отряд?

— Ни одного. Первое, что он сообщил мне, это новость о вашем командире.

— Чем объяснял он свою бездеятельность?

— Тем, что не мог незамеченным уйти из отряда.

— А как только узнал о фрау гауптман, тотчас смог?

— Выходит, так.

Гардекопф склонился над «Дятлом».

— Отвечай, или я забью тебя насмерть: кто поручил тебе очернить фрау гауптман?

— Майор, чекист.

— Зачем ему это нужно?

— Не знаю.

— Кто еще заставлял тебя давать показания против Миллер?

— Штурмбанфюрер Венкель.

— Врешь, собака! — закричал Венкель.

Он схватил со стола свой пистолет и, не целясь, выстрелил в «Дятла». Тот, раненный, попытался встать, но не смог. Чувствуя конец, плюнул в сторону штурмбанфюрера.

— Венкель заставлял меня давать показания против Миллер, говорил: «Ничего не бойся, я начальник СД…».

В груди у него что–то забулькало и горлом хлынула кровь.

— Готов, — сказал Гардекопф. — Зря вы поторопились, господин штурмбанфюрер, он мог много интересного рассказать.

— Он наговорил бы на меня, как до этого наговорил на фрау гауптман.

— А может быть, о вас он сказал правду? — спросил Гартман.

— Гартман, вы забываетесь! Я штурмбанфюрер СС. Временно исполняю обязанности начальника СД.

— Вы позволили себе такое, Венкель, из–за чего, уверен, очень скоро вы будете на фронте в качестве рядового. Миллер — офицер с особыми полномочиями, а вы рискнули предъявить ей обвинение в шпионаже в пользу русских. Это вам так не пройдет, — заключил Гартман.

— Я знаю, что виноват перед Миллер, но это касается только ее и меня.

— Ошибаетесь, господин штурмбанфюрер, это касается всех членов группы абвера.

Венкель обратился к обер–лейтенанту:

— Гардекопф, мне надо поговорить с вами наедине.

Замерн и Гартман вышли. Венкель вызвал секретаря.

— Прикажите убрать эту падаль. — Он брезгливо указал на труп Гнатенко. — Обер–лейтенант, прошу вас перейти со мной в кабинет заместителя начальника СД.

Когда они остались одни, Венкель заговорил извиняющимся тоном:

— Мне очень не хотелось бы, чтобы об этом случае знали в Берлине. Попросите фрау гауптман не сообщать об этом неприятном инциденте.

— Она не послушает меня. Да и какой смысл в этом?

— Если фрау гауптман пожалуется, приедет комиссия, а от этого, я думаю, мало радости и мне и вам.

— Это так, но оставить без наказания вашу наглость Миллер не сможет. Ее подчиненные потребуют, чтобы вы были наказаны за клевету на них и попытку скомпрометировать Миллер.

— Гардекопф, я в долгу не останусь. Все–таки пока я начальник СД.

— Хорошо, я попробую поговорить с Миллер, но обещать ничего не могу.

Не прощаясь, обер–лейтенант вышел из кабинета и направился к себе. На его месте сидел Гартман, больше никого не было.

— Где остальные?

— Фрау гауптман всех отправила в их районы. А мне приказала сидеть здесь и никого не пропускать в ее кабинет.

— Она спрашивала, где я? Что вы сказали ей?

— Что вы беседуете о чем–то наедине с Венкелем. Фрау гауптман решила, что вы собираетесь перейти на службу в СД, у Венкеля сейчас нет заместителя.

— Она не говорила, чтобы я зашел к ней, как только появлюсь?

— Нет.

Гардекопф некоторое время постоял, подумал, затем решительно направился в кабинет Миллер, но Гартман остановил его.

— Прошу прощения, господин обер–лейтенант, фрау гауптман приказала никого не пропускать к ней, — повторил он.

Гардекопф остановился.

— Спроси, можно ли мне зайти к ней?

Когда обер–лейтенант вошел к Миллер, она сидела за столом и что–то писала. Подняла голову и посмотрела на своего заместителя.

— Где вы ходите, Гардекопф?

— Меня задержал штурмбанфюрер Венкель.

— О чем же вы говорили с ним?

— О вас, фрау гауптман. Венкель попросил меня переговорить с вами, чтобы вы не жаловались в Берлин. А еще он сказал, что у него для вас есть хорошая новость. Штурмбанфюрер уверен, что она вас заинтересует.

— Я не имею права прощать подобные подозрения. Надеюсь, вы понимаете, Гардекопф, насколько серьезное обвинение предъявил мне Венкель?

— Именно поэтому я решил допросить «Дятла».

— Как я поняла со слов Гартмана и Замерна, вы не столько допрашивали Гнатенко, сколько заставляли его признаться в том, что он действовал по чьему–то указанию.

— В данной ситуации другого выхода не было.

— А что вы сами думаете обо всем этом, обер–лейтенант? — поинтересовалась Миллер.

— Я больше чем уверен, что в партизанском отряде знали, кто такой «Дятел», и разговор майора с командиром партизанского отряда был подготовлен заранее. Мне не первый раз приходится допрашивать людей, и я умею отличать, когда они говорят правду, а когда врут. Гнатенко говорил правду.

— Значит, я… — начала было Миллер, но Гардекопф прервал ее.

— Нет, нет! Информация была подготовлена русскими специально, и штурмбанфюрер клюнул на нее.

— Вы сказали об этом Венкелю?

— Нет. Нам надо иметь запасной козырь.

— Зачем? — удивилась Эльза.

— Я не раз был свидетелем гибели безвинных людей. Подтасовка фактов — жестокая вещь.

— Вы полагаете, что Венкель будет продолжать строить козни против меня?

— Венкель слишком труслив для этого, но на всякий случай я бы ликвидировал его.

— Вы думаете, что говорите, Гардекопф! — воскликнула Миллер.

— Речь идет не только о вас, фрау гауптман, но и о ваших подчиненных. Если бы вы оказались русским шпионом, нетрудно представить, что ожидало бы всех нас. Именно поэтому я предлагаю ликвидировать Венкеля.

— Спасибо, Гардекопф, я понимаю вас. Но я не боюсь начальника СД. Самая большая ошибка Венкеля заключается в том, что он собственноручно убрал единственного свидетеля. Теперь с ним никто не станет говорить на эту тему, тем более что «Дятел» назвал его среди тех, кто поручил ему очернить меня.

— Фрау гауптман, я советовал бы вам узнать, о какой новости собирается вести речь Венкель.

— Я подумаю, Гардекопф.

На пороге появился Гартман.

— Что тебе? — спросила Миллер.

— Штурмбанфюрер Венкель просит принять его по очень важному делу.

— Пусть войдет.

Вид у Венкеля был встревоженный и растерянный.

— Слушаю вас, штурмбанфюрер, — сухо, официально обратилась к нему Эльза.

— Разговор предстоит долгий, и я попросил бы разрешения сесть.

— Садитесь, но на долгий разговор у меня нет времени. Я составляю донесение в Берлин.

— В вашем донесении будет упоминаться сегодняшний случай?

— Конечно.

— Фрау гауптман, я уже извинился перед вами и, если вам угодно, извинюсь еще раз. Вы должны меня понять. Ведь информация была очень серьезная. Я постараюсь сделать все, чтобы вы меня простили.

— Как будут развиваться наши отношения — увидим, а сейчас говорите, зачем вы ко мне пожаловали. По какому делу?

— Это касается вашей службы. Я знаю одного офицера вермахта, который не сдал в казну ценности на очень крупную сумму.

— Кто этот человек? — заинтересовалась Эльза.

— Командир полка самоходных орудий.

— Где базируется полк?

— В сорока километрах отсюда. Я могу поехать с вами и помочь изъять ценности. Я знаю, где он их хранит.

— Хорошо. Только не думайте, что вы делаете мне одолжение. Вы — начальник СД, и в ваши обязанности входит помогать моей группе.

— Именно это я и делаю. Вы довольны?

— Очень ценная информация. Отправляться надо не медленно. Поедет с вами Гардекопф, вы, кажется, уже нашли с ним общий язык. Он мне так расхваливал вас, что я подумала, уж не собирается ли он перейти в СД, после того как его командир скомпрометирован.

— Он помог мне убедиться в вашей невиновности.

— Венкель, запомните раз и навсегда: меня ваше мнение никогда не интересовало и сейчас не интересует.

— Фрау гауптман, не отправляйте донесение до наше го возвращения.

— Хорошо. Гардекопф, собирайтесь в дорогу.

— Слушаюсь. Сколько человек взять с собой?

— Никого не надо. Я возьму своих людей, — ответил вместо Миллер штурмбанфюрер.

Когда Венкель и Гардекопф ушли, Эльза сложила бумаги в папку и положила в стол. Она не собиралась отправлять в Берлин донесение о случившемся сегодня. В абвере этому придали бы серьезное значение, начнутся проверки, а это ей совершенно ни к чему. Все утряслось, хотя этот случай еще раз напомнил, что находится она среди врагов, коварных и безжалостных, и надо быть очень осторожной.

Миллер подошла к окну и распахнула его. Весна была в разгаре. Теплые лучи солнца ласкали лицо. Эльза зажмурилась от удовольствия, подняла голову. Небо было ослепительное, и все было прекрасно. И казалось, что нет войны, нет этой нелегкой службы, нет неприятностей…

Эльза вздохнула и вернулась к столу. Любоваться природой не было времени. Сейчас главное — установить связь с Москвой.

Перед отъездом Штольц был на редкость вежлив, советовал избегать стычек с партизанами, беречь себя. Все это показалось тогда Эльзе подозрительным, и она ожидала, чем же закончится его речь. Но Штольц тан и не сказал ничего определенного. Когда она собиралась уходить, неожиданно штандартенфюрер остановил ее:

— Погоди, Эльза.

— Слушаю вас, господин штандартенфюрер, — остановилась она в ожидании.

Штольц протянул ей пакет.

— Вскроешь в России. Желаю удачи.

— Будет исполнено, господин штандартенфюрер.

— Содержимое пакета совершенно секретно, — предупредил на прощание Штольц.

Сегодня Миллер пакет вскрыла. В нем находилось письмо Штольца, адресованное ей. Она прочитала его несколько раз.

Вот что требовал от Миллер штандартенфюрер:

1. Переписать в инвентарную ведомость все ценности, находившиеся в ее сейфе.

2. Оценить их.

3. Оставить у себя до особого распоряжения.

4. В случае прибытия сотрудника абвера, посланного Штольцем, выполнять все его распоряжения.

В конце была приписка: «Это приказ начальника управления».

Инвентарная ведомость была составлена Гартманом, к ней же прикреплена оценочная ведомость. За время ее отсутствия группа поработала неплохо. Было изъято ценностей на два миллиона семьсот сорок две тысячи двести двадцать семь марок.

Приказы надо выполнять. Ведомости были уложены в ящик с ценностями и закрыты в сейфе.

IX

Эльза шла в сторону базара, изредка приветствуя встречных военнослужащих. У базара, как всегда, было многолюдно. Миллер, не торопясь, прошла мимо ларьков, делая вид, что рассматривает нехитрые товары, выставленные для продажи. На самом деле она хотела убедиться, что нет ничего подозрительного возле сапожной мастерской.

С минуту постояв у входа, она зашла в помещение. Сапожник сидел на табурете и чинил офицерскую обувь. Увидев Миллер, он положил сапог на низкий столик и поспешил навстречу.

— Хайль Гитлер, фрау офицер!

— Вам привет от Фрица, — тихо произнесла Эльза. — Возьмите информацию для Центра.

— С вами желает встретиться представитель Центра.

— Где, когда? — обрадовалась Эльза.

— Все зависит от того, сможете ли вы незаметно для ваших сослуживцев приехать в лес.

— Когда мы должны встретиться?

— Через два дня, ночью. Вы поедете в автомобиле для перевозки продуктов. Вас надежно спрячут.

Миллер на миг задумалась, затем решительно сказала:

— Хорошо, в половине первого у госпиталя я буду ждать автомобиль.

— Договорились. Как ваше самочувствие? — неожиданно поинтересовался связной.

Эльза удивилась:

— Почему вы спрашиваете об этом?

— После захвата портфеля оберста мне было приказано разыскать вас, но вы исчезли бесследно.

— Меня отправили в Берлин на излечение.

— Понятно. Значит, все согласовано?

— Да. До свидания.

Для того чтобы незаметно исчезнуть на ночь из города, Миллер решила лечь в госпиталь. Прихватив в гостинице бутылку французского коньяка, привезенного из Германии, она отправилась к начальнику госпиталя. Вручив ему коньяк, поблагодарила за то, что он вытянут ее с того света.

— Если бы вы не доставили меня вовремя в Берлин я давно была бы снята с довольствия, и мало кто помнил бы о гауптмане по фамилии Миллер.

— Мне лестна, фрау гауптман, столь высокая оценка моих скромных трудов. Обычно раненые забывают, кому они обязаны тем, что живы и здоровы. Мне очень приятно видеть вас. Как вы себя чувствуете?

— Все было хорошо, но сегодня у меня сильно болела голова.

— После выздоровления такие боли у вас бывали часто?

— Нет. Впервые. Мне кажется, что это после дороги.

— А когда вы приехали сюда?

— Вчера.

— Вам бы следовало с недельку полежать в госпитале.

— Я согласна с вами, доктор, но служба, сами понимаете, не позволяет лечь в госпиталь.

— Когда вам станет хуже, ваше пребывание в госпитале может затянуться.

Эльза помолчала, словно раздумывая, как ей поступить, затем грациозным движением отбросила со лба локон и решительно сказала:

— Уговорили! Но с одним условием: мне ночью иногда придется исчезать из госпиталя ненадолго. Этого требуют интересы рейха.

— Если ненадолго, то не возражаю.

— При этом должна соблюдаться полная секретность.

— Понимаю. Не волнуйтесь, фрау гауптман, у меня в госпитале дисциплина, как во всяком воинском подразделении.

— В таком случае, покажите мне палату. Она должна отвечать кое–каким требованиям.

— Согласен. Прошу за мной, фрау гауптман.

Осмотрев несколько палат, Эльза выбрала комнату на первом этаже, расположенную рядом со входом в госпиталь.

— Господин майор, эта подойдет, — сказала Миллер. — Здесь есть балкон, и я смогу выйти в любое время незамеченной.

— Хорошо. Кстати, должен вам сообщить по секрету, что я тоже хотел перейти в абвер, но у нас не хватает опытных врачей, и мне отказали.

— Приятно услышать это, господин майор, значит, мы с вами почти коллеги, — мило улыбнулась Эльза.

— Да, в некоторой степени.

— Теперь я совершенно спокойна. А чтобы вы поняли всю серьезность моей службы, ознакомьтесь с моими документами.

Эльза протянула майору удостоверение, подписанное Гиммлером. В нем говорилось, что Миллер является офицером с особыми полномочиями.

Начальник госпиталя засуетился:

— Вы знаете, фрау гауптман, я с самого начала предполагал, что вы не обычный офицер.

— Какая проницательность! — засмеялась Эльза. — Итак, договорились, завтра утром я буду в госпитале. Прикажите подготовить палату…

— Все будет сделано к вашему приходу, фрау гауптман.

Из госпиталя Миллер направилась в СД. Время у нее было, и она решила пройтись пешком. Из головы не выходила предстоящая встреча с человеком из Центра. Сейчас, когда Красная Армия перешла в наступление, необходимы точные сведения о немецких воинских частях. Видимо, с ней будут говорить именно об этом.

Мимо промчался легковой автомобиль СД. На переднем сиденье, рядом с водителем, Эльза заметила Венкеля. Автомобиль резко притормозил, и начальник СД открыл дверцу.

— Фрау гауптман, вы на службу? Садитесь с нами.

Миллер разместилась на заднем сиденье, рядом с Гардекопфом.

— Как успехи? — спросила она обер–лейтенанта.

— Отлично. Оберст отдал ценности по первому требованию штурмбанфюрера Венкеля. При этом сказал: «Я давно собирался привезти их вам, да все не мог выбрать для этого время».

— Где он взял эти ценности?

— Обобрал священника.

— Венкель, как вы узнали, что они у командира полка самоходных орудий?

— По моему приказу допросили священника, он признался, что ценности у пего были, но их забрал именно этот командир полка.

— Он отдал их оберсту добровольно?

— Нет, конечно. Кто–то сообщил оберсту, что у попа есть кое–что стоящее, и командир полка приказал изъять ценности у священника.

— Что они собой представляют?

— Старинные иконы, церковная утварь с драгоценными камнями, парчевые ризы, много такого, что не имеет никакого отношения к церкви. Поп, видимо, очень любит дорогие вещи.

— Ясно. Да, кстати, завтра я ложусь в госпиталь. Пока я буду там находиться, вы останетесь вместо меня.

— Вас понял, фрау гауптман. Вы плохо себя чувствуете?

— Да, после «сюрприза» начальника СД.

Венкель виновато посмотрел на Эльзу.

— Я приношу вам еще раз свои извинения.

— Не стоит, Венкель, вы испорченный недоверием человек. Вам очень хочется удержаться на месте начальника СД, и вы решили пойти по такому подлому пути. Ведь если бы ваши подозрения подтвердились, вы твердо стали бы на ноги. Но вы не учли того, что имеете дело с сотрудником абвера, офицером с особыми полномочиями. Рейхсфюрер Гиммлер доверяет мне, а штурмбанфюрер Венкель — нет. Я имела полное право застрелить вас за оскорбление мундира офицера абвера.

— Фрау гауптман, забудьте мою глупость, а я обедаю выполнить любую вашу просьбу.

— Я не хочу иметь с вами дело, штурмбанфюрер, — брезгливо произнесла Миллер, — но если вы наконец поняли, что виноваты, я, так и быть, не отошлю донесение в Берлин.

— Благодарю вас, фрау гауптман. Я всегда чувствовал признательность к вам и, по мере своих скромных возможностей, разыскивал несданные ценности втайне от вас, — неожиданно признался Венкель.

— И вам удавалось найти их?

— Да. Сегодня я передам вам ценностей, найденных моими людьми, почти на шестьсот тысяч марок.

— Это хорошая новость, — сказала Миллер и на миг задумалась. — Что же, действительно, придется уничтожить донесение в Берлин.

Наступило 17 марта, день встречи Эльзы с человеком из Центра. Она уже вторые сутки находилась в госпитале. Через двадцать минут Эльза должна выйти из палаты, сесть в продуктовый автомобиль и ехать в лес. Все вроде бы нормально, причин для волнения нет, но что–то тревожило Миллер. Может быть, важность предстоящей встречи…

В 0.25 Эльза надела поверх мундира пальто, набросила на голову шерстяной платок, взяла пистолет и вышла через балкон во двор. Быстрыми шагами пересекла его и оказалась в небольшом саду. Здесь она уже заранее присмотрела дырку в заборе, проделанную ранеными немецкими солдатами для того, чтобы можно было незаметно для врачей бегать в город за шнапсом. Пролезла сквозь нее и очутилась на улице.

Было темно, луна спряталась за тучами, и Миллер двигалась почти наощупь. На левой стороне дороги заметила мерцающий огонек сигареты, кто–то осторожно курил. Эльза перешла дорогу и чуть не натолкнулась на автомобиль. В кабине сидел шофер и курил, прикрывая сигарету левой рукой. Миллер открыла дверцу и спросила:

— Вы не меня ждете?

— Если вы едете за продуктами, то вас. Садитесь. Эльза села в кабину. Шофер завел двигатель и тихо

отъехал от госпиталя. Метров через триста он остановил автомобиль.

— Вам придется пересесть в кузов, там среди ящиков приготовлено место.

— Хорошо.

Шофер помог Миллер подняться наверх, снял несколько ящиков и указал на образовавшийся проем.

— Располагайтесь, я закрою вас ящиками.

Путь от города занял чуть меньше часа. Как только прибыли на место, к Эльзе подошел высокий мужчина, взял под руку и повел в дом, который находился в старом лесу.

«Дом лесника», — решила Миллер.

Они вошли в большую комнату, уставленную столами и грубо сколоченными скамьями.

— Похоже, я приехала на свадьбу, — сказала Миллер.

— Вы почти угадали, товарищ Милован. У нас сегодня состоится торжество, правда, без спиртного и закусок, но торжество самое настоящее.

— Очень интересно. Меня вызвали для того, чтобы я вместе с вами повеселилась?

— Отчасти и поэтому. Разрешите представиться — майор Рябинин. — И он продолжил: — Сегодня здесь собираются командиры партизанских отрядов, получен приказ перейти к самым активным действиям, чтобы у оккупантов земля под ногами горела. Наши войска наступают на многих направлениях. Фашистам скоро конец. Я вызвал вас, чтобы вы тоже порадовались вместе с нами.

— Разрешение Москвы есть на этот вызов?

— Да. Товарищ Радомир поздравляет вас с присвоением звания майора и награждением орденом Красного Знамени.

— Служу Советскому Союзу!

— Вы спрячетесь за этой занавеской, сквозь нее все видно, а вас никто не заметит. Совещание будет длиться не более часа, потом мы с вами обсудим ваше задание.

— Не лучше ли будет, если во время совещания я побуду в другом месте? Вдруг меня кто–нибудь увидит?

— Это исключено. Все предусмотрено.

— Все предусмотреть невозможно, майор.

И Эльза рассказала о разговоре, который слышал агент гестапо.

— Вспоминаю, действительно такой разговор происходил, но рядом никого не было. Мы были уверены в этом. Кто этот агент?

— Гнатенко.

— Где этот негодяй?

— На том свете.

— Его ликвидировали вы?

— Нет, начальник СД. Мне удалось убедить его, что Гнатенко — провокатор.

Майор побледнел, даже пот выступил у него на лбу.

— Вот это история…

— Главное, что она закончилась благополучно. Начальник СД собственноручно застрелил предателя, этим он свел на нет все показания Гнатенко. К тому же перед смертью тот кричал, что давать эти показания его заставил начальник СД.

— Гнатенко пытали?

— Допрашивал мой заместитель.

— Он подозревает вас?

— Нет. Мы очень давно знаем друг друга.

— Простите, товарищ Милован, за оплошность.

— Разное случается в жизни, вот почему я не хотела бы присутствовать на совещании.

Чекист вздохнул и неожиданно с сочувствием сказал:

— В таком случае вы не увидите своего мужа, вернее, другого случая увидеть его не будет. Скоро вы расстанетесь надолго.

— Спасибо вам, майор, за участие.

Эльза отвернулась и заплакала. Чекист подошел к ней и слегка тронул за локоть:

— Сейчас начнут собираться командиры партизанских отрядов, давайте перейдем за занавеску.

Они зашли за ширму, сделанную в глубине комнаты из вылинявшего от многократной стирки цветастого ситца. Майор позвал сержанта.

— Сюда никого не пропускать. Сядьте так, чтобы закрыть собой подход к занавеске.

— Слушаюсь, товарищ майор.

В комнату стали заходить вооруженные люди. Каждого вошедшего майор тихо представлял Эльзе, сидевшей за занавеской и в щелочку наблюдавшей за прибывающими.

— …Секретарь подпольного обкома. С ним у вас будет встреча после совещания. Вы знакомы со Степаном Тарасовичем?

— Нет, слышала о нем много, но видеть не приходилось.

— От кого слышали?

— Конечно, от сотрудников СД.

Вскоре всю комнату заполнили партизаны.

— Это все командиры партизанских отрядов? — шепотом спросила Эльза у майора.

— Командиры и комиссары.

— Нетрудно представить, сколько сейчас в лесу партизан.

— Много, целая лесная армия, — не без гордости ответил чекист.

Поднялся секретарь подпольного обкома.

— Товарищи, разрешите поздравить вас с большим праздником. Красная Армия перешла в наступление почтя на всех фронтах. Ура!

— Ура! Ура! — прокричали партизанские командиры.

— Сегодня я вас всех собрал для того, чтобы ознакомить с приказом из Москвы.

Секретарь читал приказ, и лица партизан светились радостью. Москва приказывала перейти к активным наступательным боевым действиям.

Во время совещания Эльза внимательно всматривалась в лицо мужа, но ей было плохо видно. Иван сидел у самой стены, и его от Эльзы закрывали другие люди. Когда они начали расходиться, муж стал виден лучше. Вот он тоже надел шапку, поправил шашку и собрался выходить. Его окликнул секретарь обкома:

— Капитан Петренко, задержитесь.

— Слушаю вас, товарищ секретарь.

— В ближайшие дни совершите ночной налет на станцию Власовка, там сейчас собралось много немецких составов. Образовалась пробка из–за отсутствия паровозов. Учтите, станция охраняется эсэсовскими частями.

— Ничего, нам не первый раз встречаться с ними.

— Желаю удачи, капитан!

Эльза жадно ловила каждое слово мужа, вслушивалась в родной голос, неотрывно смотрела на любимое лицо, несколько постаревшее и возмужавшее за эти годы. В какой–то миг ей захотелось выйти из–за занавески, броситься к нему, прижаться и больше никогда не расставаться… Она зажала зубами носовой платок, чтобы не зарыдать: «Прости, милый, прости, что не могу раскрыться. Я не знаю, что ожидает меня впереди, пусть все остается, как прежде… Прости…»

Эльза отвернулась. Очнулась от легкого прикосновения к плечу.

— Нам пора, — сказал чекист.

К Эльзе подошел секретарь обкома.

— Здравствуйте, дорогой товарищ Милован! Наконец мы встретились. Спасибо за все. Ваша информация не раз помогала нам.

— Здравствуйте, товарищ секретарь, я тоже слышала много хорошего о вас, а вот встретиться раньше не пришлось. Но я сообщала партизанам о готовящихся против вас операциях.

— Амазонка, если бы вы не предупредили, мог немало вреда нам принести. И за Бурлуцкую спасибо, чуть не попала в руки немцам.

— Рада, что принесла хоть немного пользы подпольному обкому.

— Вы слышали приказ из Москвы?

— Да.

— Для того чтобы действия партизан были успешными, им нужна точная информация о расположении воинских частей и подразделений немцев.

— Понимаю.

— Когда сможете представить эти данные?

— Через три дня.

— Отлично! У меня все. Вопросы ко мне есть?

— Я прошу вас по своим каналам узнать, что с моими матерью и сыном. Я несколько раз запрашивала об этом Центр, но мне не отвечают.

— Хорошо. Я сообщу в Москву вашу просьбу и, как только будет ответ, передам его вам.

— В этом нет необходимости, — вмешался майор. — Я должен был сегодня сообщить Лизе о матери и сыне, но не успел.

— Вам что–то известно о них? — обрадовалась Эльза.

— Да. Матери, к сожалению, уже нет в живых…

— С кем же сын? — бросилась к нему Эльза.

— Сын в детском доме. Он сдан под расписку одной воспитательнице. Она теперь несет за него ответственность. Женщина серьезная, добрая, понимает важность порученной ей работы. За ребенка можете быть спокойны, он в надежных руках.

— Муж знает, где сын?

— Нет. Мы ничего не говорили ему, хотели посоветоваться с вами.

— Не надо пока сообщать ему об этом. Его дело сейчас — бить фашистов. Тем более, что уверен: с сыном все в порядке, ведь он с моей матерью.

— Вполне согласен с вами, — ответил майор. Миллер обратилась к секретарю обкома:

— У меня собрались ценности на сумму до трех миллионов марок. Может быть, есть смысл передать их партизанам?

— На это я ничего сказать не могу. Такие вопросы имеет право решать только ваше начальство.

— Товарищ майор, вы слышали мой вопрос?

— Да, но ответить на него я тоже не могу. Сегодня же запрошу Москву. Ответ получите завтра у Кустаря.

— Хорошо. У меня вопросов больше нет.

Секретарь обкома обнял Эльзу и по–отечески прижал к груди.

— Прощай, дочка, может, больше не увидимся. Успехов тебе в твоей работе…

К автомобилю Эльзу проводил майор.

— Принимай пассажира, Хохлов, — сказал он шоферу.

— Есть принять пассажира.

Шофер вышел из кабины, открыл дверь кузова.

— Прошу садиться.

Эльза и майор пожали друг другу руки. Миллер поднялась в кузов и забралась на свое место. Шофер опять заложил ее ящиками. Эльза услышала, как майор говорил шоферу:

— Хохлов, головой отвечаешь за нее. В случае чего — сам погибни, а она должна быть на месте. Понял?

— Так точно, товарищ майор.

Обратный путь показался Миллер намного короче. В госпиталь она решила вернуться тем же путем, что и вышла.

Было все так же темно и тихо. Без приключений Эльза прошла через сад и направилась к госпиталю. У самого здания лицом к лицу столкнулась с каким–то мужчиной. Быстро выхватила пистолет и… рассмеялась. Перед ней стоял начальник госпиталя с автоматом в руках, одетый в крестьянский тулуп.

— Вы, господин майор? — удивилась Миллер.

— Так точно, фрау гауптман.

— Вы каждую ночь охраняете госпиталь?

— Нет, сегодня я решил на всякий случай подождать вас, вдруг потребуюсь.

— Спасибо, коллега.

Майор заулыбался.

— Я знаю, вам неудобно было попросить меня об этом, но я сам понял, что могу потребоваться вам. Вот только не заметил, когда вы вышли из госпиталя.

— Ничего, майор, в следующий раз я сообщу вам, когда буду выходить, — опять рассмеялась Эльза.

— Всегда к вашим услугам, фрау гауптман. Вы ее замерзли?

— Немножко.

— Тогда пошли ко мне в кабинет, я угощу вас хорошим коньяком,

— Благодарю вас, майор, я не пью.

— А кофе?

— Кофе выпью с удовольствием.

В кабинете начальника госпиталя Эльза сняла пальто и удобно устроилась в кресле. Майор вынул из тумбочки электрический кофейник, налил в него воды и включил в розетку.

— Кофе настоящий, бразильский.

— О! Поделитесь секретом, где вы достаете его?

— Лечил одного интенданта, вот он после выздоровления в знак благодарности прислал мне кофе!

— Много больных в госпитале? — поинтересовалась Эльза.

— Раненых или больных? — уточнил майор.

— Раненых у вас немного, это я знаю. А количество больных меня интересует из–за слухов, будто в вермахте участились случаи симуляции.

Начальник госпиталя нахмурился и тяжело вздохнул.

— Это правда. Больных, настоящих больных, сотни полторы, но скоро придется выписывать всех.

— Почему?

— Мне приказано подготовить госпиталь к приему раненых. Наши войска отступают, и с фронта в другие госпитали уже прибывают раненые солдаты.

— Значит, скоро работы у вас прибавится?

— Да. Я должен принять более тысячи раненых, а коек у меня всего около пятисот.

— Как же вы выйдете из положения?

— Будем брать койки у населения, ну, и придется размещать раненых просто на полу.

— А медперсонала у вас хватит обслужить такое количество пациентов?

— Нет, будем отзывать из воинских частей.

Начальник госпиталя засыпал кофе и отнес кофейник к столу. Там поставил его на подставку и накрыл одеялом.

— Через пять минут кофе будет готов, и вы оцените мое умение готовить этот чудесный напиток, — не удержался, чтобы не похвастаться, майор.

Эльза пила горячий, обжигающий кофе маленькими глотками. Майор был прав: он оказался очень вкусным. Одновременно Миллер почувствовала необыкновенный прилив сил и бодрости.

— Майор, вы кудесник, — похвалила она. — Спасибо вам. Ну что же, пойду спать.

— Желаю вам хорошо отдохнуть, фрау гауптман!

Эльза прошла в свою палату. Не зажигая свет, разделась и легла в постель. Кофе не отогнал сон. Едва коснувшись головой подушки, Миллер почувствовала, как усталость сковала все тело, и спустя несколько минут она крепко спала.

На завтрак ее не будили, видимо, майор позаботился о том, чтобы Миллер хорошо выспалась после ночной прогулки. Когда она проснулась и взглянула на часы, было около двенадцати дня.

В палату постучали, и вошла дежурная медсестра.

— Извините, вас почти час дожидается обер–лейтенант Гардекопф. Такой обходительный офицер.

Эльза представила себе Гардекопфа в роли обходительного офицера и улыбнулась.

— Что ему нужно?

— Обер–лейтенант просил передать вам, что ему срочно надо поговорить с вами.

— Почему же вы не разбудили раньше?

— Начальник госпиталя запретил тревожить вас.

— Скажите обер–лейтенанту, что минут через пять я выйду.

Гардекопф сидел на стуле у столика дежурной медсестры. Увидев Миллер, встал и вытянулся по стойке «смирно».

— Фрау гауптман, вам из Берлина пакет. На нем надпись: «Совершенно секретно. Лично Миллер». Я решил побеспокоить вас, может, что–то срочное.

— Где пакет? Вы принесли его сюда?

— Нет, фрау гауптман, по инструкции такие документы переносить запрещено. Он в сейфе.

— Правильно, обер–лейтенант. Я иду в вами. Только на всякий случай предупрежу начальника госпиталя об отъезде.

Без стука Эльза вошла в кабинет майора. Он был один.

— Я вынуждена прервать свое лечение, — с ходу сказала Миллер. — Меня вызывают на службу.

— Понимаю. Как вы чувствуете себя?

— Мне лучше.

— Что ж, не смею задерживать вас.

— Благодарю, майор. О нашей ночной прогулке — никому ни слова. Даже СД. Вы поняли меня?

— Фрау гауптман, чем занимается абвер — я хорошо знаю. Будьте спокойны. Если нужна будет моя помощь заходите в любое время.

— Спасибо.

Они тепло попрощались, как старые добрые знакомые Миллер села с Гардекопфом в автомобиль, и они поехали в СД.

У себя в кабинете Эльза вскрыла пакет. Там был всего один лист бумаги, написанный от руки. Внизу стояла подпись штандартенфюрера Штольца.

«Эльза, приказываю активизировать действия по сбору ценностей, не сданных в казну рейха. Ценности держи у себя в сейфе. Если появится необходимость, обеспечь круглосуточную охрану сейфа сотрудниками абвера. Подчеркиваю: только сотрудниками абвера. О моем приказе никого не информировать. В конце мая — в начале июня к вам приедет майор Герфт. Он даст указание, что делать с ценностями, все его распоряжения выполнять, как мои. Мое письмо, после прочтения, уничтожить. Штольц».

Миллер прочитала письмо и задумалась. Что значит этот приказ — не сдавать ценности в казну рейха? В первом пакете Штольца, который она вскрыла по прибытии на место, говорилось об усилении активности по сбору ценностей. Сейчас он снова напоминает об этом и, кроме того, приказывает не сдавать их в оккупационный банк. Что–то здесь не так. Штольц что–то замышляет. Почему приедет Герфт — майор отдела диверсий, один из самых продуктивных офицеров этого отдела? Почему именно он? Для инсценировки ограбления? Возможно. Ясно одно: ценности пойдут не по тому пути, по которому шли раньше. Секретность переписки ее и Штольца свидетельствовала о том, что о ней не должен знать ни один человек. Ну что же, приказ повысить активность по сбору ценностей устраивал Эльзу.

Она сожгла письмо Штольца, затем вызвала к себе Гардекопфа и Гартмана.

— Гардекопф, свяжитесь с командирами всех воинских подразделений, которые находятся в нашем районе. Завтра в 10.00 они должны быть у меня.

— Вас понял. Чем обосновать вызов?

— Игнорированием приказа фюрера, касающегося сдачи ценностей в казну рейха.

— Я немедленно займусь этим вопросом.

— А вы, Гартман, подготовьте подробную справку об этих воинских частях, она нужна мне для отправки в Берлин.

— Будет исполнено, фрау гауптман.

X

На базаре была облава. Полицаи и немецкие солдаты хватали людей и заталкивали их в грузовики. Приблизившись к входу на базар, Эльза заметила двух гитлеровских солдат, которые под руки вели Хохлова — шофера, отвозившего е в отряд. Эльза, мгновенно сообразив, что делать, остановилась, ожидая, пока солдаты подойдут к ней.

Хохлов сразу узнал Миллер. Он внимательно посмотрел на нее и опустил голову, ничем не выказывая своих чувств. Когда все трое поравнялись с Эльзой, она глухо скомандовала:

— Стой!

Солдаты и Хохлов остановились.

— Кто он? — спросила Эльза у солдат.

— Подозрительный, фрау гауптман.

— Чем подозрительный?

— Увидев, что мы направляемся к нему, пытался скрыться в толпе.

— Кто ты? — на русском языке обратилась Миллер к Хохлову.

— Шофер, фрау офицер.

— Что делал на базаре?

— Я привез продукты для фольксдойче. Здесь отоваривают их карточки.

— Продукты выгружены?

— Нет. Как только я подъехал, началась облава.

— Оружие есть?

— Нет.

При этом Хохлов, вместо того чтобы отрицательно покачать головой, кивнул сверху вниз. Миллер поняла, что он вооружен.

— Этот человек — шофер, привез продукты для немцев, которые живут в этом городе, а вы, не разобравшись, уводите его от автомобиля. Русские, я имею в виду полицию, растащат продукты и виноватых не отыщешь.

— Простите, фрау гауптман, мы не знаем русского языка. А вообще у него очень подозрительное лицо.

— Может быть. И все же отпустите его.

Один из солдат повернул Хохлова лицом к базару и скомандовал:

— Шнель!

Хохлов стоял, не двигаясь, не понимая, что хочет от него немец.

— Идите по своим делам, — сказала Эльза. И когда шофер быстро зашагал обратно к автомобилю, добавила: — Проследите, чтобы его не взяли вторично.

— Будет исполнено, фрау гауптман.

Вскоре облава закончилась, на базаре восстановилась обычная жизнь. Эльза, не торопясь, прошла между рядами торговок, а затем повернула к сапожной мастерской. Кустарь сидел на своем обычном месте.

— Добрый день, — поздоровалась Эльза, — Есть для меня что–нибудь?

— Да. Передаю на словах: никаких операций с ценностями. Запрашивают, когда вы возвращаетесь в Берлин. Кроме задания подпольного обкома, вам ничего не поручается.

— В Берлин вернусь в конце мая — в начале июня. Информацию для обкома принесу послезавтра, — кратко ответила Эльза.

— Хорошо.

— Только что на базаре, во время облавы, схватили Хохлова.

— Что с ним?

— Я приказала отпустить его.

— Его не обыскивали?

— Нет.

— Ваше вмешательство не опасно для вас?

— Думаю, нет.

— Вообще подобные случаи нежелательны.

— Я знаю, но не могла допустить, чтобы Хохлова на моих глазах забрали в СД.

— Я понимаю вас, и все же на подобные чувства мы не имеем права.

— Меня неоднократно инструктировали, как поступать в таких случаях, — немного резко заговорила Эльза. — Но Хохлов вчера возил меня в партизанский отряд, к тому же я слишком хорошо знаю, что представляет собой СД. В целях своей безопасности я обязана была постудить именно так.

— Согласен с вами, — не стал больше спорить сапожник.

Он подошел к большому сундуку, стоявшему в углу мастерской, открыл его, вынул оттуда пару новеньких офицерских сапог и подал Эльзе.

— Возьмите, вы уже раз приходили сюда без обуви, это может вызвать подозрение. Сапоги хорошие, носите на здоровье.

Миллер осмотрела сапоги.

— Сколько я вам должна?

— Это подарок от меня.

— Благодарю. А деньги все равно возьмите, они вам пригодятся. Сколько стоят такие сапоги?

— Двести марок.

Эльза вынула из кармана деньги и протянула Кустарю.

— Еще раз спасибо. Послезавтра зайду, как и условились.

Из сапожной мастерской Эльза направилась к гостинице. Решила отнести домой сапоги, а потом вернуться в СД. В холле гостиницы она столкнулась с Венкелем.

— Фрау гауптман, вас можно поздравить с обновкой? Отличные сапоги! Видимо, мастер высокой квалификации.

Начальник СД взял один сапог и внимательно осмотрел его.

— Ручная работа. Где шили?

— В сапожной мастерской возле базара. Я заказала эти сапоги еще до ранения и только сегодня забрала их.

— Сапоги столько времени лежали у сапожника, и он не продал их?

— Он их продал бы давно, но они слишком малы на немецких офицеров, а русским такие сапоги не по карману.

— Можно считать, что вам повезло. Мои сапоги скоро совсем распадутся. Завтра или послезавтра отнесу их сапожнику, может, подремонтирует. Вы сейчас на службу?

— Да. Вот только оставлю обувь в комнате.

— Если вы, не возражаете, я подожду вас.

— У вас ко мне дело? — поинтересовалась Миллер.

— Можно сказать — да.

— Хорошо, я сейчас спущусь. Она отнесла сапоги и вернулась.

— Вы обедали? — спросила начальника СД.

— Нет, фрау гауптман.

— Я тоже ничего не ела с утра. Давайте пообедаем в ресторане «Викинг».

— С удовольствием, фрау гауптман.

По дороге в ресторан Эльза заметила, что Венкель не на шутку чем–то встревожен. Не выдержав, решила начать разговор сама:

— Я слушаю вас, господин штурмбанфюрер. О чем вы хотели поговорить со мной?

— Видите ли, фрау гауптман, я до сих пор не могу прийти в себя после того неприятного случая.

— Это был не случай, а умышленное обвинение меня в измене.

— Все дело в том, что я верил «Дятлу»…

— Допустим, «Дятел» намеренно ввел вас в заблуждение, а не приходило ли вам в голову, что вся группа, отобранная вами и оберштурмбанфюрером Гейнцом, провалилась, а Гнатенко почему–то остался вне подозрений.

— Я думал над этим, но «Дятел» внедрен не так, как остальные, он был в числе заключенных.

— Допустим, он остался вне подозрения. Какую пользу принес СД ваш агент?

— Почти никакой.

— Почти, если не считать, что нашел в абвере русского шпиона в лице офицера с особыми полномочиями, не так ли? Почему он не сообщал вам о всех перемещениях партизанского отряда? — распалилась Эльза.

— «Дятел» объяснял это тем, что мог легко провалиться.

— Очень «умное» объяснение. Значит, если бы он вывел СД на партизан, то провалился бы, а принеся ложные показания, остался бы партизаном, которому доверяют?

— Нет, и в этом случае он не мог вернуться в отряд.

— Значит, он остался бы здесь, чтобы информировать обо всем партизан.

— Я понимаю, что допустил ошибку, поверив «Дятлу». Я клюнул на провокацию партизан.

— Скажите, Венкель, когда вы были в Берлине, вы не говорили Штольцу об этом, почему?

— Я хотел убедиться в правдивости слов Гнатенко.

— Мне кажется, причина совсем в другом, — сделав паузу, Миллер продолжила: — Если бы вы рассказали всю историю Штольцу, штандартенфюрер приказал бы немедленно убрать вас.

— Как убрать? — остановился от неожиданности штурмбанфюрер.

— Ликвидировать.

— Этого не может быть.

— Может. Вы нанесли личное оскорбление адмиралу своим недоверием ко мне, и Штольц не стал бы церемониться с вами.

— Но мое начальство подняло бы шум!

— Ваше начальство ни о чем и не догадывалось бы.

— Вы считаете, что можно безнаказанно ликвидировать офицера СД?

— А вы считаете, что можно безнаказанно оговорить офицера абвера с особыми полномочиями? — Эльзе надоел уже этот разговор.

— Фрау гауптман, давайте раз и навсегда забудем об этом недоразумении.

— Пройдет время и все забудется, но мы с вами больше никогда не будем друзьями.

— Очень сожалею.

— Я понимаю, Венкель, что все произошло только по вашей неопытности, — снисходительно молвила Эльза. — Будь на вашем месте Гейнц, он быстро разобрался бы во всем, и я никогда не узнала бы о том, что меня пытался оговорить и обвинить в предательстве его агент.

— Но я ведь тоже разобрался в ситуации и сам застрелил «Дятла»!

— Вы застрелили его потому, что Гнатенко понял безвыходность своего положения и попытался оклеветать вас. Хотя это тоже было похоже на правду. Если бы он не сказал, что вы заставили его давать подобные показания, вы не застрелили бы его…

Венкель молчал.

За обедом штурмбанфюрер спросил:

— Фрау гауптман, мне сообщили, что на завтра вы вызываете командиров воинских частей, расположенных в нашем районе.

— Да. Я получила приказ из Берлина усилить активность по сбору ценностей, не сданных в казну рейха.

— Мое присутствие не обязательно?

— Желательно, но лишь в том случае, если вы не будете пассивным слушателем, а поддержите меня.

— Не сомневайтесь, фрау гауптман.

— Тогда я жду вас в 10.00. Вам больше ничего не известно о не сданных ценностях?

— Сегодня я прикажу своим офицерам заняться этим вопросом.

Пообедав, отправились в СД. Гардекопф сидел за своим столом и просматривал журнал. Увидев Миллер, поднялся со стула и отчеканил:

— Фрау гауптман, ваше задание выполнено. Завтра в 10.00 командиры воинских подразделений, которые находятся в нашем районе, прибудут сюда.

— Кто–нибудь из них говорил, что не сможет явиться?

— Нет.

— Хорошо. Меня никто не спрашивал?

— Нет, фрау гауптман.

— Идите отдыхайте, я побуду здесь до прибытия Гартмана.

— Разрешите мне остаться на службе, фрау гауптман.

— Обер–лейтенант, мне кажется, что вы не хотите уходить отсюда по каким–то причинам?

— Да, фрау гауптман.

— У вас от меня есть секреты?

— Никак нет, фрау гауптман. Когда мы уезжали из Берлина, Штольц приказал мне: «Гардекопф, если с Миллер случится что–нибудь, вы мне ответите головой».

— Ну и что же? — недоумевала Эльза.

— А то, что по глупости Венкеля я чуть не потерял вас. И вообще мне очень не нравится штурмбанфюрер. Я не уверен, что мы убедили его.

— Вы думаете, что Венкель все еще считает меня русской шпионкой?

— Да. И потому настаиваю: Венкеля необходимо убрать. Кроме меня этого не сделает никто, — твердо добавил он.

— Обер–лейтенант, я больше не желаю разговаривать с вами на эту тему. И вообще об инциденте с Венкелем никогда впредь не напоминайте мне.

— Слушаюсь, фрау гауптман.

— Вы свободны, — холодно закончила разговор Миллер.

Эльза впервые видела Гардекопфа таким взвинченным. Когда он вышел, она задумалась, не наделал бы обер–лейтенант глупостей, слишком уж близко к сердцу принял он действия Венкеля.

На следующее утро Миллер проснулась от стука в коридоре. Она подошла к двери, прислушалась. Показалось, что в коридоре взламывали какую–то дверь: Миллер быстро оделась и выглянула в коридор. У двери комнаты, где жил начальник СД, собралось человек десять сотрудников СД, Замерн, Гартман и Гардекопф. Окинув взглядом собравшихся, Эльза поняла, что с Венкелем что–то случилось. Она подошла к Гардекопфу.

— В чем дело, обер–лейтенант?

— Штурмбанфюрер Венкель закрылся в комнате и не подает признаков жизни.

— Кто–нибудь стучал в дверь?

— С семи часов стучат, уже начали ломать дверь, а оттуда — ни звука.

В это время один из офицеров СД нажал ломиком дверь, и она со скрипом открылась. Замок был закрыт ключей изнутри, в комнате был порядок. Штурмбанфюрер Венкель лежал на кровати, скрестив на груди руки и, казалось, спал. Оберштурмфюрер Вельц подошел ближе и окликнул начальника СД:

— Господин штурмбанфюрер, господин штурмбанфюрер!

Венкель не отзывался. Тогда Вельц наклонился к нему и потрогал за руку. Но тут же испуганно отпрянул.

— Срочно врача. Штурмбанфюрер мертв. Никому ни к чему не прикасаться. Надо позвать криминалистов.

Эльза стояла у порога и старалась не выдать волнения. Осмотрев внимательно комнату, она все поняла. Ничто не говорило о том, что здесь совершено убийство. Все вещи лежали там, где им положено лежать, лицо у мертвого Венкеля спокойное, впечатление такое, что штурмбанфюрер спит, но Эльза была уверена, что он убит.

Миллер подошла к двери, взяла в руку носовой платой и осторожно вынула ключ. И тут же бросила быстрый взгляд на Гардекопфа. Тот пристально следил за ее действиями. Во всем его облике чувствовалось внутреннее напряжение. Миллер посмотрела на ключ: так и есть — замок открыт при помощи «слона». А «слон» Марека остался у Гардекопфа. Все ясно: это работа обер–лейтенанта, Гартмана и Замерна, в этом Миллер не сомневалась. Сработали они чисто, как профессионалы. Никто их не сможет заподозрить.

Она вставила ключ в замок и обернулась. Гартман, Замерн и Гардекопф неотрывно смотрели на нее. Миллер махнула рукой, подзывая их к себе.

— Долго вы собираетесь здесь торчать?

Все трое недоуменно переглянулись.

— Вы забыли, что на сегодня вызваны командиры воинских подразделений, расположенных в нашем районе?

— Никак нет, фрау гауптман.

— Вы собираетесь участвовать в расследовании смерти штурмбанфюрера Венкеля?

— Никак нет, фрау гауптман.

— Тогда немедленно отправляйтесь на службу и занимайтесь своими делами.

Все трое щелкнули каблуками и вышли. Миллер вернулась к себе в номер. Подошла к тумбочке, стоявшей у кровати, посмотрела на ручные часы. Они показывали 8.37. Эльза решила после завтрака, не откладывая на завтра, отнести Кустарю данные о находящихся в районе воинских подразделениях немцев. Она взяла конверт с данными, подготовленными для подпольного обкома партии, завернула в газету сапог (Эльза не хотела пренебрегать советом Кустаря — приходить в мастерскую только по «делу»).

Обычно в это время в столовой было многолюдно, но сегодня, в связи со смертью начальника СД, она пустовала. За соседним столиком сидели два гестаповских офицера. Они о чем–то говорили. Миллер прислушалась.

— …К нам не приедет ни один уважающий себя старший офицер, — сказал один из гестаповцев.

— Ты уверен в этом?

— Это какое–то проклятое место, за два с половиной года здесь погибли три начальника СД.

— Ты подозреваешь, что штурмбанфюрер Венкель умер не своей смертью?

— Это не имеет значения. Как он умер, определят криминалисты, я не о том.

— Не понимаю.

— Ты веришь в проклятые богом места?

— Нет.

— Я тоже раньше не верил. Но как объяснить все? Зайлер был зарезан ножом вместе со своим заместителем. Гейнц покончил о собой. Венкель найден мертвым в постели. Что это значит?

— Не знаю.

— А я знаю: над нами висит какое–то проклятие… — прошептал гестаповец.

— Не болтай чепухи, рядом в нами видит гауптман Миллер, если она услышит твоя олова, нам обоим не поздоровится, — пресек его второй.

Офицеры замолчали.

Миллер позавтракала и отправилась в мастерскую. Кроме сапожника, там находился рыжий веснушчатый полицай. Увидев Миллер, вытянулся по стойке «смирно».

Не обращая на него внимания, Эльза небрежно бросила на столик перед мастером сапог. Тот стал разворачивать бумагу. Полицай продолжал стоять по стойке «смирно».

— Иди, Виктор, зайдешь позже.

— Фрау гауптман, разрешите идти?

— Идите, — махнула рукой Миллер.

Когда полицай вышел, она спросила:

— Что ему нужно здесь?

— Это наш человек.

Эльза протянула Кустарю конверт.

— Вот информация для подпольного обкома партии.

— Быстро вы справились с заданием!

— Как получилось. Сегодня ночью умер начальник СД.

— Умер или убили?

— Думаю, его убили мои подчиненные.

— Вы так спокойно говорите об этом. СД не выйдет на них?

— Вряд ли. Они отлично сработали. Абвер славится специалистами такого рода.

— Причины убийства?

— Во время моего пребывания в госпитале Венкель оклеветал моих подчиненных перед берлинским начальством. Кроме того, пытался сделать из меня русскую шпионку. Вот и поплатился за все.

— Репрессий против мирного населения не ожидается?

— Пока не знаю, но, на всякий случай, надо быть наготове.

— Понятно. Из Центра предупреждают, чтобы вы вели себя крайне осторожно. Ко мне приходить только в экстренном случае. Сапог оставьте, придете за ним, когда понадобится связь с Центрам, Радомир напоминает никакой самодеятельности с ценностями, на них можете погореть. Вопросы есть?

— Нет.

— Желаю удачи!

— Спасибо.

Из мастерской Эльза направилась в СД.

У здания стояло семь легковых автомобилей, три бронетранспортера, больше десятка мотоциклов. Миллер поняла, что съехались командиры воинских подразделений, вызванные на совещание. Она вошла к Гардекопфу. Его, Гартмана и Замерна окружили офицеры вермахта, ожидавшие ее.

— Господа офицеры, прошу ко мне. Гартман, все явились?

— Так точно, фрау гауптман.

Как только все расселись, Миллер взяла в руки приказ Гиммлера относительно повышения активности по сбору ценностей, не сданных в казну рейха, и начала свою речь:

— Господа офицеры, все вы получаете из Германии письма и знаете, что в последнее время жизнь ваших матерей, жен, детей и отцов с материальной стороны ухудшилась. Чем это вызвано? А тем, что вермахт не дает отдачи в той мере, на какую рассчитывал фюрер, когда посылал вас сюда. На войну с Россией тратятся огромные средства, и то, что в Германию отправляется большое количество хлеба, угля и материальных ценностей, уже не окупает расходы государства. Наша родина в тяжелом финансовом положении. И в это нелегкое время среди офицеров и солдат находятся такие, кто не выполняет приказ фюрера, касающийся сдачи ценностей, найденных на территории России, в казну рейха. Вы все понимаете, какое серьезное преступление совершают те, кто скрывает захваченные ценности. Мне приказано повысить активность по сбору ценностей, не сданных в казну рейха. Я собрала вас сюда для того, чтобы напомнить о необходимости сдачи ценностей и еще раз объяснить вам, какие могут быть последствия для тех, кто не выполняет приказ фюрера. Прошу вас, господа офицеры, сделайте соответствующие выводы. Все, что спрятано от государства, прошу сдать в течение двух дней. Я располагаю определенной информацией по этому вопросу. И знаю точно, что у некоторых из вас такие грехи, имеются. Отнеситесь к моим словам со всей серьезностью, у меня все. Вопросы есть?

— Да, — поднялся один из офицеров. — Я командир полка самоходных орудий. Несколько дней назад ваши люди изъяли у меня ценности на огромную сумму. Я собирался сам отдать их, да все не мог выбрать время. Как будет расцениваться это?

— У меня есть журнал, куда я записываю обстоятельства сдачи ценностей. Ваш случай зарегистрирован как добровольная сдача, но лишь потому, что все произошло до нашего разговора. В настоящее время я располагаю сведениями о том, что у. многих из сидящих здесь имеются золото, камни и другие ценности, не сданные в казну рейха. Если в течение двух дней они не сдадут их, такой поступок будет расцениваться как невыполнение приказов фюрера. Что за этим следует, вы все отлично знаете. Еще вопросы есть?

Все промолчали.

— Ну что же, господа офицеры, благодарю за внимание, до встречи через два дня.

Когда все разошлись, Миллер позвала Гардекопфа:

— Обер–лейтенант, зайдите ко мне.

Гардекопф вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.

— Слушаю вас, фрау гауптман.

— Где «слон»? Вы понимаете, о чем я спрашиваю?

— Да, фрау гауптман.

— Немедленно уничтожьте его.

— Жаль, очень хороший инструмент.

— Если кто–нибудь узнает настоящих убийц Венкеля, нам всем будет очень туго, а хуже всего мне. Вы думали об этом?

— Да. Но никто ничего не узнает. Венкель умер от перепоя — это диагноз врача СД.

— Замерн, Гартман не проговорятся?

— Нет. Они хорошо понимают, что им будет за это.

— О нашем разговоре никому ни слова.

— Я понял, фрау гауптман.

— А теперь — вы свободны, помогите СД организовать похорон их начальника.

— Слушаюсь, фрау гауптман.

Прошло два месяца после смерти Венкеля. За это время много ценностей перекочевало из потайных мест офицерских чемоданов и солдатских ранцев в сейф гауптмана Миллер, а приказа из Берлина, как действовать дальше, все еще не было.

Советские войска находились в двух сотнях километров от города. Город был наводнен немецкими солдата, ми и офицерами. Фашисты отступали.

Партизаны взрывали эшелоны, устраивали засады на дорогах. Новый начальник СД метался по своему району с карательным отрядом, разыскивая партизан, но они появлялись всегда там, где их меньше всего ждали. Среди офицеров СД ходили разговоры, что в городе есть советские разведчики и что они корректируют действия партизан.

Никто из СД не догадывался, что этим занимается офицер с особыми полномочиями — Миллер.

Было воскресенье. Эльза только что пришла из ресторана и собиралась составить шифровку в Центр, как в дверь ее комнаты постучали. Миллер держала в руках книгу Гитлера «Моя борьба». Она отложила ее и сказала:

— Войдите.

— Разрешите представиться — майор Герфт, — высокий мужчина крепкого телосложения приветствовал Миллер.

— Гауптман Эльза Миллер.

— Много хорошего слышал о вас, фрау гауптман.

— Очень приятно, мне тоже приходилось слышать о вас, Герфт. Садитесь, майор.

— Благодарю. У меня для вас письмо от Штольца.

Герфт сел на стул, снял фуражку и положил ее на колени. Миллер вскрыла конверт.

«Эльза, я уже писал тебе, что пришлю Герфта. Он расскажет тебе, что делать с ценностями. Приказываю следовать его наставлениям. До встречи в Берлине. Штольц».

Когда Миллер прочитала письмо, Герфт спросил:

— Все понятно, фрау гауптман? Или дополнительно что–то объяснить?

— Как я поняла, с этого момента вы, Герфт, должны не объяснять мне что и как, а приказывать.

— Браво! Это ответ настоящего солдата. Сожалею, что вы женщина. Будь вы мужчиной, я просил бы перевести вас в наш отдел моим помощником. Мы бы с вами…

— Прошу ближе к делу, майор, — резко прервала Миллер.

— Чем занимаются сейчас ваши люди?

— Отдыхают. Сегодня воскресенье.

— Отлично. Прикажите им завтра же отправляться в Берлин.

— А как быть с прикомандированными из СД?

— Они вам нужны? Пусть едут в Берлин вместе с вашими людьми.

— Понятно. Что дальше?

— Вы и Гардекопф освободите сейфы и на вашем автомобиле следуйте в оккупационный банк в город Н.

— Ценности сдать в банк? — этот вопрос больше всего интересовал Эльзу.

Герфт хитро прищурился:

— Там будет видно…

— К кому должны обратиться мои люди, прибыв в Берлин?

— Непосредственно к вам, — улыбнулся майор.

— Вы думаете, что я доберусь до Берлина раньше их? — искренне удивилась Эльза.

— Уверен в этом. Вы вылетите в Берлин самолетом сегодня же. Жду вас за городом через два часа.

В СД Миллер вызвала всех своих подчиненных и прикомандированных к себе в кабинет. Перед этим она встретилась с Гардекопфом. Когда он вошел к ней, Миллер закрыла дверь на ключ. Затем вынула из платяного шкафа чемодан и поставила у сейфа.

— Перекладывайте ценности, — приказала обер–лейтенанту.

Гардекопф осторожно переложил содержимое сейфа в чемодан.

— Готово, фрау гауптман.

— Хорошо. Зовите всех.

В кабинет один за другим стали заходить члены группы и прикомандированные из СД.

— Все пришли? — спросила Миллер.

— Так точно, — ответил Гартман.

— Слушайте мой приказ. Завтра всем отправляться в Берлин. Я буду ждать вас в управлении. Мои чемоданы сложены. Замерн, поручаю их вам. За вещи Гардекопфа отвечает Гартман. Его же я назначаю старшим. Все свободны. Вы, Гардекопф, останьтесь здесь.

Когда они остались вдвоем, Эльза сказала:

— Обер–лейтенант, через двадцать минут у крыльца должен стоять мой автомобиль.

— Слушаюсь, — он повернулся и быстро вышел.

Эльза открыла ящики стола, вынула оттуда все бумаги и бросила в камин. Осмотрела сейф, взяла там две папки с документами и тоже швырнула их в камин. Подождала, пока они не сгорели. Затем прошла в кабинет Гардекопфа и осмотрела его стол. Никаких бумаг там не было. Открыла своим ключом сейф Гардекопфа, забрала все папки с документами и тоже сожгла.

Гардекопф был, как всегда, точен.

— Автомобиль стоит у крыльца, — отчеканил он.

— Возьмите чемодан, Гардекопф.

Они сели в автомобиль и помчались в направлении города Н. В километрах двенадцати от города Эльза заметила на дороге черный мерседес и бронетранспортер. У мерседеса стоял Герфт и курил. Поравнявшись с ними, Миллер приказала шоферу:

— Остановитесь.

Она вышла из машины и спросила Герфта:

— Что дальше, майор?

— Одну минуту, фрау гауптман, — Герфт направился к ее автомобилю и что–то тихо сказал водителю. Тот побежал к дереву, стоявшему у дороги, метрах в сорока от того места, где они остановились.

Миллер ничего не понимала. Вдруг раздался выстрел. Шофер упал, раскинув руки. Герфт спрятал в кобуру пистолет.

— Что все это значит, майор? — воскликнула Эльзе.

— Это значит, что мертвые не говорят. Садитесь со своим заместителем в машину, фрау гауптман. Чемодан оставьте, я возьму его с собой в бронетранспортер.

— Гардекопф, с чемоданом ко мне, — сказала Эльза, вынимая из кобуры вальтер. — Ценности я передам сама. Не вздумайте повторить фокус с шофером, один из нас успеет пустить вам пулю в лоб.

— Что вы, у меня и в мыслях ничего подобного нет.

— Не знаю. Повернитесь кругом. Так. Что делать нам дальше?

— Бросьте ваши штучки и садитесь в мерседес.

— Что дальше? — в голосе Эльзы уже слышалась угроза.

— Поезжайте на аэродром, там вас ждет самолет. Я прибуду минут через десять.

— Лучше я подожду вас здесь.

Миллер стала рядом с Гардекопфом. Тот, держа кобуру расстегнутой, внимательно наблюдал за — тем, что происходит. Герфт подошел к бронетранспортеру и приказал сидевшим там солдатам в эсэсовской форме:

— Переносите в автомобиль.

Четыре солдата соскочили на землю, открыли заднюю дверь бронетранспортера и вытащили оттуда два трупа, Миллер взглянула, и ей стало жутко. Один из них был мужчина в форме обер–лейтенанта, телосложением похож на Гардекопфа, второй — женщина, гауптман.

Миллер не выдержала:

— Что это значит, майор? Что за спектакль?

— Это значит, что Гардекопф и Миллер погибли от пули партизан. Поджигайте автомобиль, — крикнул Герфт эсэсовцам.

Те облили трупы и обивку сидений бензином и подожгли автомобиль.

— Фрау, отойдите подальше, я не хочу, чтобы здесь оказалось два трупа, похожих на Миллер, — засмеялся майор. — Комедия окончена.

Через час Миллер, Гардекопф и Герфт летели самолетом в Берлин.

Приезд майора спутал все планы Эльзы, у нее не было времени даже сообщить о том, что она возвращается в Берлин. Оставленные в автомобиле трупы мужчины и женщины введут в заблуждение как СД, так и партизан.

На следующий день в Центр ушла радиограмма, посланная из партизанского отряда майором–чекистом.

Москва. Центр. Радомиру.

Сегодня в городе хоронили обер–лейтенанта Гардекопфа и гауптмана Миллер, погибших при неизвестных обстоятельствах. В двенадцати километрах от города найден сгоревший автомобиль и в нем трупы Миллер и Гардекопфа, метрах в тридцати от автомобиля лежал убитый из пистолета шофер. Что произошло, мне неизвестно. Собираю информацию о происшедшем. Как погиб Милован, постараюсь разузнать в течение недели.

Отряд «Корчагин».

Чекист так и не узнал подробности гибели Милована, не узнал и о том, что Эльза Миллер жива. Спустя неделю, участвуя в операции по освобождению города от фашистов, при попытке захватить архив СД он был смертельно ранен и, не приходя в сознание, умер.

О том, что Миллер жива, в Центре узнали через два месяца. В тот самый день, когда Миллер прилетела в Берлин, она была отправлена во Францию вместе с Гардекопфом и остальными членами ее группы.

XI

Самолет набирал высоту. Эльза посмотрела вниз, на землю. Ей были хорошо видны дома города, река, железнодорожный вокзал. С болью отметила, что не скоро увидит этот город. Советские войска через несколько дней выбьют из него немцев и, пока не окончится война, у нее не будет возможности побывать здесь.

Эльза старалась разобраться в том, что задумал Штольц. Зачем был весь этот спектакль? Ради ценностей? Возможно, но почему он не предупредил ее еще в Берлине? Почему раньше его вполне устраивала квитанция оккупационного банка о сдаче ценностей? Что–то тут не так, за всем этим кроется что–то большее, чем желание Штольца прикарманить ценности.

— Что вы думаете обо всем этом, обер–лейтенант? — наклонилась Эльза к Гардекопфу, который сидел рядом.

— Не знаю, фрау гауптман, в таких операциях я участвую впервые.

— Я тоже первый раз оказалась в таком непонятном положении. Как вы думаете, Гардекопф, что задумал Штольц? Не понесем мы с вами наказание за нарушение приказа рейхсфюрера об изъятии и сдаче ценностей?

— Фрау гауптман, я уверен только в одном, штандартенфюрер Штольц по собственной инициативе такие операции не проводит. В данном случае он выполняет приказ высшего начальства.

— Куда же пойдут эти ценности? — задумчиво произнесла Миллер.

— Думаю, за границу, иначе данная операция не имеет смысла. Добывать их таким путем лично для себя никто не рискнет.

— Ваши рассуждения не лишены смысла, Гардекопф. Я тоже не нахожу другого объяснения. Надеюсь, в Берлине что–то прояснится.

— Это в том случае, если Штольц сочтет нужным сообщить нам, куда пойдут ценности, похищенные нами у казны рейха.

— Гардекопф, вы знаете Герфта лучше меня, как вы думаете, он нам не скажет, что все это значит?

— Не скажет. И говорить с ним на эту тему опасно, он может преподнести все штандартенфюреру в ином свете.

— Что же, я согласна с вами. — Миллер положила голову на подушку сиденья, прикрепленную к спинке и закрыла глаза, давая понять Гардекопфу, что разговор закончен.

Ее волновало сейчас другое — то, что не успела сообщить в Центр о своем отбытии в Берлин. Теперь в городе пойдут разговоры о гибели Миллер и Гардекопфа. Эльзу не пугало, что немцы похоронят их и будут уверены, что они погибли при неизвестных обстоятельствах. Она боялась, что партизаны, узнав о ее гибели, передадут об этом в Центр. Надо при первой же возможности сообщить, что с ней все нормально.

Эльза открыла глаза и увидела перед собой Герфта.

— Вы не спите, фрау гауптман?

— Нет.

— Я обдумал свое поведение в городе и пришел я выводу, что поступить иначе не мог. Прошу но обижаться на меня.

— Вы приносите свои извинения?

— Нет. Я не совершил ничего такого, на что мне пришлось бы извиняться перед вами.

— А то, что вы убили моего шофера?

— Я не мог оставить его в живых по многим причинам.

— Что вы имеете в виду?

— Шофера обязательно допросили бы о том, как вы погибли, и он наверняка рассказал бы все.

— Но вы оставили в живых своих соучастников, я имею в виду солдат из бронетранспортера.

— Они скажут в гестапо, что случайно наткнулись на ваш автомобиль. Это проверенные парни, на них можно положиться.

— Почему вы не сказали мне о том, что собираетесь ликвидировать моего шофера?

— Если бы вы были на моем месте, то поступили бы точно так же. Я пощадил вас.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Этот солдат давно служил у вас?

— Да.

— Личный шофер всегда лицо доверенное. Вам было бы жаль его, не так ли? Я не хотел ставить вас в неловкое положение, но и оставлять в живых шофера не ймел права.

— Прекратим этот разговор, майор, — с раздражением произнесла Миллер. — Вы не доработали операцию и, не доставив нас в известность, чуть не сорвали ее. Вам известно, куда направляются ценности? — неожиданно решилась спросить Эльза.

— Известно.

— Я не верю в это.

— Ваши ценности, фрау гауптман, будут отправлены в Швейцарский банк и положены на имя одного сотрудника. Первоначальная цель этого банковского счета — оплата агентов по легальным каналам.

— А в дальнейшем какая цель этого банковского счета?

— Я понимаю, что вас интересует. Мне кажется перестраховкой такой дальний прицел, но я докажу вам, что мне известно абсолютно все. Если мы проиграем эту войну, деньги пойдут на борьбу патриотов великой Германии по возрождению нацизма в Европе, то есть на возрождение Германии.

— Почему эта операция проводится в строгой секретности?

— Ведомства Бормана и Риббентропа уже начали переправку золота и драгоценностей в Швейцарию. Это делается в глубочайшей тайне от всех. Мы не имеем права отставать от них, в случае неудачи хозяином положения станет тот, у кого за границей будет достаточно средств для ведения борьбы за возрождение Германии.

— Вам известно, кто будет заниматься переправкой ценностей в Швейцарию?

— Да. Доставкой ценностей в Швейцарию будет заниматься служба диверсий. Кто именно будет отвозить ценности в банк — знают только начальник управления и Штольц.

— Я все–таки никак не могу смириться с тем, что вы, зная, насколько важна операция, не отнеслись к ней со всей серьезностью.

— При разборе операции начальник управления подтвердит мою правоту. Перед отъездом мне были даны полномочия действовать на свое усмотрение, не советуясь ни с кем. Этим ни в коей мере не высказывалось недоверие к вам. Операция проводилась под руководством одного человека, чтобы не было разногласии.

— Вы знаете, Герфт, у меня и Гардекопфа возникло подозрение, что нас тоже могут ликвидировать.

— Советую вам, фрау гауптман, забыть эту историю. Нам еще придется встречаться с вами, операция только начинается, а работать вместе, не доверяя друг Другу, невозможно. Вы согласны?

— Ну что же, забудем сегодняшнее недоразумение. Надеюсь, такое больше не повторится… А теперь расскажите, Герфт, что нового в управлении?

— А что конкретно интересует вас, фрау гауптман?

— Люблю сенсационные новости, — объявила Эльза.

— Ну что же, есть для вас сенсация. Несколько дней тому назад в управлении схвачен шпион. Один из сотрудников управления работал на какую–то из разведок.

— Как его взяли?

— Во время сеанса радиосвязи. Он вел передачи из трех мест, запеленгованных уже давно. За этими районами велось круглосуточное наблюдение пеленгаторной службы. Когда радист в очередной раз вышел в эфир, его схватили черев полторы минуты после начала работы рации.

— В какой стране изготовлена рация?

— Установить пока не удалось. Рация совершенно нового типа, маленькая по размеру, но довольно мощная.

— Как вел себя шпион при аресте?

— Он тан увлекся передачей, что не услышал, как к нему подошли.

— Давно этот человек в абвере?

— Два года.

— Кто занимается им?

— Сам начальник управления, кроме Штольца никто во время допросов не допускается.

— Начальника управления ожидают большие неприятности в связи с этим?

— Не думаю. Он сумеет выжать из шпиона признание.

— Спасибо, майор, вы немного развлекли меня.

В салон вошел бортрадист.

— Господа офицеры, идем на посадку, пристегните ремни.

Как только самолет приземлился, Герфт первым спустился по трапу вниз, подождал Эльзу и сказал:

— Фрау гауптман, нас ждут, все едем в управление. Это — приказ.

Подошел Гардекопф с тяжелым чемоданом в руке, Эльза огляделась и увидела приближающихся быстрыми шагами секретаря начальника управления и шофера Штольца.

— С благополучным прибытием в Берлин, фрау гауптман, — приветствовал секретарь, улыбаясь Миллер так, словно они были старыми друзьями. От обычной надменности не осталось и следа.

— Спасибо.

На Герфта секретарь не обратил внимания, будто его и не было.

Все направились к автомобилю. Замыкал группу Герфт.

Миллер заметила, что он нахмурился, и позвала его:

— Герфт, что вы плететесь сзади в одиночестве, догоняйте нас.

Майору, видно, понравилось, что Миллер обратила на него внимание. Он догнал ее и зашагал рядом.

Эльза приказала Гардекопфу садиться впереди, а чемодан взять на колени. Она никому не доверяла его содержимое, кроме своего заместителя.

Шофер лихо развернул автомобиль и помчался к Берлину. Эльза смотрела в окно. Ничто не напоминало о том, что война продолжается, жестокая и кровопролитная. Поля, расчерченные на правильные квадраты и прямоугольники, ярко зеленели под июльским солнцем. Вдали виднелись нечеткие фигурки людей, обрабатывающих землю. Все вокруг дышало спокойствием и миром. Эльзе приятно было смотреть на эту благодать, но неожиданно все кончилось: по дороге на полевые работы гнали узников концлагеря, и вмиг померкли краски полей, унеслось романтическое настроение. Эльза плотно сжала губы: колонна пленных вернула ее к действительности.

Чем ближе подъезжали к городу, тем больше встречалось автомобилей с военными, а в одном месте, в километрах шести от Берлина, регулировщики остановили движение: дорогу пересекали танки. Минут пятнадцать все стояли и смотрели на грохочущие стальные громадины.

— Впечатляющее зрелище, фрау гауптман. Вам приходилось раньше видеть подобную картину? — спросил секретарь начальника управления.

— Я видела эти танки после боя с противником. Только выглядели они, как разбросанный по полю металлолом.

— Что за техника у русских?

— Я в этом мало смыслю, но офицеры вермахта отзываются о ней неплохо. У многих немецких офицеров я видела русские автоматы ППШ.

— Что особенного в этом оружии?

— Большой боезапас в магазине автомата.

— Это я слышу впервые. В Европе хвалили наш шмайсер.

— Они просто были не знакомы с русским оружием.

Подъехали к управлению. На крыльце стоял штандартенфюрер Штольц. Миллер улыбнулась ему приветливо.

— Рада видеть вас, господин штандартенфюрер.

— Я тоже очень рад, что ты благополучно долетела; Советы совсем обнаглели. Добираются до Берлина. Позавчера вражеские бомбардировщики сбросили бомбы в двадцати двух километрах от столицы рейха.

— Нам повезло, мы не встретили в воздухе их самолеты.

— Слава Богу.

У входа в здание управления Миллер тотчас бросилось в глаза, что вместо двух часовых, как было раньше, здесь находилось теперь четыре и два офицера сидели за столом дежурного. Штольц, шедший впереди, что–то сказал часовым, и те молча расступились, пропуская всех. У кабинета начальника управления остановились.

— Подождите меня здесь, — сказал Штольц.

Спустя несколько минут он вышел.

— Миллер и Гардекопф, вас ждет начальник управления. Когда освободитесь, зайдете ко мне.

— Хорошо, господин штандартенфюрер.

У шефа они пробыли недолго. Он попросил рассказать, как была осуществлена операция по доставке ценностей в Германию. Эльза все подробно изложила.

Выслушав Миллер, начальник управления поинтересовался:

— У вас были какие–то неувязки?

— Да так, мелочи…

— Конкретнее, фрау гауптман.

— Герфт, не посоветовавшись со мной, застрелил моего шофера.

— У него не было другого выхода.

— Я согласна, но этим он чуть не провалил операцию. Для нас такой ход событий был неожиданный, и лишь чудом Герфт остался жив. Я даже не могу сказать, что удержало меня от ответного выстрела.

— Понимаю, Герфт допустил промах, который мог стоить ему жизни.

— Меня волнует другое.

— Что именно?

— Могла провалиться операция, которой вы придаете большое значение. Я хочу, чтобы впредь, при выполнении подобных операций, во мне видели прямого соучастника, чтобы со мной и моим заместителем Гардекопфом считались, а не ставили нас перед свершившимся фактом.

— Этот вопрос я утрясу. Вам с Герфтом еще придется работать вместе, поверьте мне, больше подобных недоразумений не будет.

— Благодарю вас.

— А теперь дайте мне инвентарную ведомость ценностей.

Эльза вынула из кармана два листа бумаги, сложенные вчетверо, и протянула начальнику управления. Он просмотрел ровные ряды строк и, довольный, улыбнулся.

— Вы поработали неплохо, оберст–лейтенант Миллер.

— Гауптман Миллер, — поправила шефа Эльза.

— С этого момента — оберст–лейтенант. За отличную службу по сбору ценностей вам и Гардекопфу присвоено внеочередное звание. Приказ — у Штольца. Он же дает новое задание.

— Благодарю вас за высокую оценку моих заслуг, — скромно произнесла Эльза.

— Вы заслужили это повышение в звании.

— Еще раз благодарю вас.

— Вы с Гардекопфом никогда не подводили меня, и я не забываю тех, кто верно служит фюреру. Вам, Гардекопф, присвоено звание майора.

— Я оправдаю ваше доверие, — Гардекопф вытянулся по стойке «смирно».

— Вы свободны, майор Гардекопф. Зайдите к штандартенфюреру Штольцу, он ждет вас.

— Слушаюсь.

Новоиспеченный майор четко повернулся и вышел. Начальник управления какое–то время испытующе смотрел на Миллер, затем спросил:

— Эльза, ты не задумывалась, почему такая секретность соблюдалась во время этой операции?

— Я догадываюсь, чем это вызвано, — медленно проговорила Эльза. — Тем, что мы сделали сейчас, ведомства Бормана и Риббентропа занимаются уже определенный период времени.

— Вот это осведомленность! Откуда тебе известно?

— Со слов наших сотрудников.

— Я не спрашиваю, кто тебе сообщил эту новость, но предупреждаю: твое любопытство мне не нравится. В нашем деле каждый должен знать то, что положено ему знать по службе.

— Этот вопрос заинтересовал меня потому, что ценности, собранные моими людьми, могли уйти по нежелательным каналам.

— Объясни, что это значит.

— Занимаясь сбором ценностей, я видела многих высокопоставленных офицеров вермахта, променявших честь солдата на драгоценные камни и золото. Когда Герфт приказал мне оставить чемодан и садиться в автомобиль, я насторожилась. У вас не было повода не доверять мне и моим людям, за столько времени никто из нас ни разу не пытался обогатиться за счет собранных ценностей. Поэтому я отказалась передать ему чемодан, а в самолете вынуждена была осторожно выведать у него все, что ему известно о ценностях.

— Ты поступила правильно. Ценности останутся у меня, ими будут заниматься другие люди. А ты с Гардекопфом сегодня же вылетишь во Францию, твои подчиненные тоже будут доставлены туда самолетом.

Миллер озадачила такая спешка. Ей необходимо было связаться с бывшим хозяином ресторана «Викинг» и передать информацию для Центра. А времени у нее в обрез.

— Нам можно будет привести себя в порядок с дороги? — спросила она.

— Двух часов вам хватит?

— Думаю, хватит.

— Отлично. Передашь Штольцу, что я разрешил вам пробыть в Берлине два часа для устройства личных дел.

— Благодарю.

— Устала, девочка? — Штольц, улыбаясь, смотрел на Эльзу.

— Есть немного.

— Ничего, во Франции отдохнешь, это — не Россия.

— Мне разрешено два часа побыть дома, привести себя в порядок. Я все–таки еду во Францию, не помешало бы и прическу поправить, — кокетливо молвила Эльза.

— На аэродроме ты должна быть через четыре часа. Мой автомобиль в твоем распоряжении. Так что времени у тебя хватит и на прическу.

— Спасибо, господин штандартенфюрер.

— Как настроение у начальника управления?

— Доволен, не ожидал ценностей на такую сумму.

— Это очень хорошо, что он доволен. Я просил его дослать тебя в Швейцарию для контроля за агентами, сдающими ценности в банки. Он ответил, что добыть их намного труднее, чем сдать. С полгода тебе придется поездить по Европе, а там, будем надеяться, прочно осядешь в управлении.

— В настоящее время я должна безвыездно находиться во Франции?

— Нет, твое передвижение никто не ограничивает, но в первую очередь необходимо наладить дела во Франции. Много говорить не стану, подробные инструкции ты получишь на месте. Дело не новое, справишься, я лишь хочу немножко ознакомить тебя с положением во Франции. Только в 1942 году мы начали применять там жесткие репрессивные меры, до этого Франция возмещала оккупационные расходы. Сейчас мы вывозим оттуда к тому же промышленные товары и продукты питания. Всем этим занимаются специальные службы, и подключать к ним тебя мы не будем. Работа у них налажена. В последнее время мною хлопот доставляет движение Сопротивления. Петэн помогает нам чем может, но Сопротивление достигло таких размеров, что сам он уже не может принять какие–либо существенные меры. Мы включились в борьбу с французским Сопротивлением. В 1942 году в концлагеря было отправлено 104 эшелона с заключенными, а в 1943 году только за каких–то полгода — 242 эшелона, в том числе несколько эшелонов с женщинами и детьми. Сейчас я подхожу к самому главному. Борьба по сдаче ценностей во Франции не велась, до конца 1942 года это почти не имело смысла. Сейчас, когда в концлагеря отправляются сотни эшелонов в год, когда расстреливаются тысячи заложников, твоя служба, Эльза, нужна во Франции. В руках солдат и офицеров наших оккупационных войск сосредоточены большие ценности. От твоего умения, опыта зависит многое. Эффект может быть потрясающий! — заключил Штольц.

— Только при поддержке высшего офицерства наших войск во Франции я смогу добиться успеха. У меня должны быть приказы, касающиеся непосредственно оккупационных войск во Франции.

— Такие приказы уже туда отосланы, копии их полу, лишь у секретаря. У него подготовлены все необходимые для тебя документы.

Штольц нажал кнопку вызова. Тотчас дверь открылась, и на пороге появился секретарь.

— Слушаю вас, господин штандартенфюрер.

— Принесите документы, подготовленные для Миллер.

Спустя несколько минут Эльза держала в руках портфель, который вручил ей секретарь Штольца. Провожая ее до двери, штандартенфюрер спросил:

— Вопросы ко мне есть?

— Есть просьба. Как только мои подчиненные прибудут в Берлин, прошу переправить их во Францию. Работы там, как я поняла, много, и времени на отдых у нас сейчас нет.

— Не беспокойся, Эльза. Мы сразу же отправим их самолетом. Пусть это не волнует тебя. Что еще ты хотела бы узнать?

— Ценности во Франции будут сдаваться в оккупационный банк?

— Этим вопросом будет заниматься Герфт. Сдавать ценности не спеши.

— Понятно. Герфт будет в моем подчинении? — не удержалась от вопроса Эльза.

— Нет. Он будет получать инструкции непосредственно от начальника управления.

— Я так и думала.

— Ты не довольна?

— Нет. Мне хотелось бы, чтобы все операции, касающиеся ценностей, были проведены четко и чисто. А Герфт любит играть на публику.

— Что ты предлагаешь?

— Операции должны согласовываться со мной, и в них должен принимать участие кто–то из моих людей. Я не желаю, чтобы ошибки Герфта записывали за мной.

— Хорошо, — согласился с доводами Миллер штандартенфюрер. — Пусть будет по твоему. Герфт будет согласовывать с тобой свои действия.

— В таком случае больше вопросов нет, — улыбнулась Эльза.

XII

Эльза решила передать шифровку через Отто Шальца — резидента бывшей чехословацкой агентуры, а теперь мастера парикмахерской «Драгун».

Оформив все документы, она из управления поспешила в пансион. Машина Штольца, находившаяся в ее распоряжении, была как нельзя кстати. Ведь успеть надо было многое.

В пансионе Миллер переоделась в гражданскую одежду, зашифровала информацию и быстро сбежала вниз.

От постоянной спешки, волнения Эльза раскраснелась, волосы крупными локонами спадали ей на плечи. Стройная, подтянутая, она была прелестна. Водитель Штольца с восхищением произнес:

— Фрау оберст–лейтенант, я не встречал женщин красивее вас.

— Унтер–офицер, не говорите глупостей, везите меня на Вильгельмштрассе, — отрезала Миллер командным тоном.

Машина плавно тронулась с места и помчалась улицами Берлина. Когда до парикмахерской «Драгун» осталось не более квартала, Эльза приказала остановиться. Не торопясь, с видом женщины, которой спешить некуда, она направилась в парикмахерскую. Дорогой внимательно осматривала обе стороны улицы, пытаясь установить, нет ли слежки за домом. Ничего подозрительного не заметила.

Отто Шальц работал на старом месте, сооружая замысловатую прическу полной женщине лет пятидесяти. Эльзу он заметил, как только она вошла. По его удивленному взгляду Миллер поняла, что он ее узнал, но не ожидал здесь увидеть.

В общем–то, это была нормальная реакция на ее визит. После того как Эльза передала агентуру Отто Шальца бывшему хозяину ресторана «Викинг», приходить сюда ей не следовало бы, и только по той причине, что больше ни с кем связаться до отъезда во Францию не было возможности, Миллер решилась на этот шаг.

К мастеру была небольшая очередь, три женщины сидели за столом, перелистывая старые журналы. Эльза молча разместилась отдельно, у вешалки, и стала наблюдать, как мастер причесывает свою клиентку. Он работал ловко, с улыбкой объяснял что–то женщине. Миллер видела, как он, переходя с одной стороны кресла на другую незаметно осматривал ее. Чтобы не волновать Шальца, она сидела со спокойным, скучающим лицом.

Закончив делать прическу, Шальц провел женщину до крыльца. На обратном пути он остановился возле Миллер.

— Очень хорошо, что вы пришли, фрау. Горячая вода только появилась, и я не уверен, что она будет целый день. Идите к мойке.

Миллер направилась в комнату, где во время первой встречи у нее состоялся разговор с Шальцем.

Женщины, ждавшие своей очереди, недовольно переговаривались. Дабы избежать нежелательного конфликта Шальц нашел выход из положения:

— Прошу прощения, дамы, но эта девица весь день надоедает мне: она, видите ли, не может дома помыть голову, а у нас не было горячей воды. Она моя постоянная клиентка, и я не вправе не щадить ее время, она сегодня и так слишком много его потеряла.

Женщины любезно уступили.

— Ничего, мастер, мы подождем, такое может случиться с каждой из нас.

— Кроме того, — Шальц наклонился к своим клиенткам и прошептал: — Мне не хотелось бы иметь дело с ее любовником… — он сделал паузу, — старшим офицером гестапо.

Женщины только переглянулись.

— Мы не торопимся, делайте свое дело, — сказала одна из них.

Шальц быстрыми шагами пересек зал и вошел в комнату, где у мойки сидела Эльза.

— Что случилось, фрау Ирма? — встревоженно спросил он.

— У меня совершенно нет времени, неожиданно для себя я уезжаю за границу. Надо срочно передать шифровку от меня тому, кто приходит к вам на связь.

Шальц развел руками:

— К сожалению, срочно не получится.

— Что такое? Что случилось? — Эльза не скрывала волнения. Неужели рушатся все ее планы?

— Того, кто приходит к нам на связь, не будет в Берлине два месяца.

— Он не предложил другого варианта связи?

— Предложил. Но я отказался от тайника.

— Почему?

— Опытные разведчики стараются избегать тайников. Ими пользуются только в самом критическом случае.

— Сегодня именно такой случай! — от безысходности Эльза вскрикнула.

— Я не мог предвидеть этого, — сокрушенно покачал головой Шальц. — Но шифровку оставляйте. Возможно, связник вернется раньше.

Эльза протянула Отто Шальцу небольшой сверток. Он взял его и вышел из комнаты. Возвратившись, отвернул кран, отрегулировал температуру воды и стал мыть Эльзе голову. Затем вытер волосы насухо, и они вдвоем перешли в зал.

— Какую прическу сегодня мы выберем? — спросил учтиво мастер.

— У меня совсем нет времени, решайте сами, для меня главное, чтобы вы сделали ее быстро, — тихо ответила Эльза.

Отто Шальц разделил волосы на две части и начал накладывать на них длинные блестящие зажимы. Эльза не смотрела в зеркало, ей было совершенно безразлично, какая у нее будет прическа. То, что информация не уйдет своевременно, не давало ей покоя. Она даже не заметила, как мастер закончил работу и выжидающе смотрел на нее.

— Вам нравится? — спросил он.

— Что? — не поняла Эльза и тотчас спохватилась: — Спасибо. Отличная прическа. Сколько я вам должна?

— Шесть марок, фрау.

— Возьмите, — Миллер подала ему пятнадцать марок.

— Фрау, вы меня балуете.

— Еще раз благодарю за красивую прическу. До свидания.

— До свидания. Заходите, когда появится необходимость в моих услугах.

— Обязательно, — пообещала Миллер.

Шофер издали заметил Миллер и потихоньку поехал ей навстречу. Эльза ускорила шаг, ей не хотелось, чтобы Отто Шальц видел, как она будет садиться в этот автомобиль. По служебным номерным знакам парикмахер без труда определил бы принадлежность автомобиля к абверу. Вряд ли это принесло бы ему радость, наоборот, могло шокировать. Эльза уже пожалела, что приехала сюда на автомобиле Штольца, но деваться было некуда. Шофер, видимо, понял, что по каким–то причинам Миллер не желает, чтобы из парикмахерской ее увидели, и остановился.

Эльза открыла заднюю дверцу, села в автомобиль и сказала унтер–офицеру:

— В пансион!

— Слушаюсь, фрау оберст–лейтенант.

У пансиона Миллер отпустила шофера на час и, не прощаясь, направилась к себе в комнату.

Почти весь день она ничего не ела и сейчас ощутила сильный, неприятный, похожий на зудящую боль, голод. Эльза поинтересовалась у администратора:

— Узнайте, не смогу ли я сейчас поужинать, я уезжаю и у меня нет времени ходить по ресторанам.

— В ресторанах сейчас ничего нет. Все изменилось, фрау оберст–лейтенант. В Германии очень плохо с продуктами, даже в нашей столовой офицеры недовольны питанием, а в других местах еще хуже кормят. Подождите меня несколько минут, я узнаю, смогут вас покормить или нет.

Эльза стояла у барьера, отгораживающего от холла рабочее место администратора. Через три минуты администратор вернулся вместе с официантом, который всегда обслуживал Миллер.

— Добрый вечер, фрау оберст–лейтенант. Прошу вас в зал, что–то найдем для вас.

— Спасибо.

Эльза села на свое обычное место. Официант остановился у стола.

— Повар жарит для вас отбивную. Сейчас таких блюд у нас практически ее бывает, это только для вас. На гарнир я заказал картофель «фри». Не возражаете?

— Это мой любимый гарнир, благодарю.

Официант направился на кухню. Вскоре он вновь появился, неся перед собой поднос. Только сейчас Эльза заметила, что вид у него угнетенный, невеселый. Он поставил на стол тарелки, кофе и собрался уходить.

— Что с вами? — не выдержала Миллер. — Вы очень изменились. Постарели. Болеете?

— Болею. Но главное, что меня подкосило — это гибель сыновей.

— Как сыновей? У вас погиб один сын.

— О, фрау оберст–лейтенант, я потерял троих сыновей.

— Но я помню, младший был совсем мальчик. Разве его призвали на фронт?

— После похоронной на второго он ушел добровольцем.

— И вы его отпустили?

— Меня никто не спрашивал. Теперь у меня не осталось детей, все трое погибли в России.

— Мне очень жаль.

— Положение у меня очень тяжелое, если и меня призовут в армию, я не представляю, что будет с женой, она сильно болеет. Вы не смогли бы замолвить за меня словечко? Может быть, меня пока не призвали бы?

— Я бы рада вам помочь, но через чае улетаю. Когда вернусь, и сама не знаю.

— Простите за беспокойство, — официант печально склонил голову.

— Попросите кого–нибудь другого, ведь в пансионе живет много офицеров.

— Я просил, но мне отвечают, что моя просьба похожа на дезертирство.

— Жаль. Если до моего возвращения вас не призовут, я постараюсь помочь вам.

— Спасибо, фрау оберст–лейтенант.

Собралась Эльза быстро. Гардекопф уже ждал ее в аэропорту. Как только Миллер вышла из машины, он отрапортовал:

— Самолет готов к отлету. Кроме нас летит еще шесть пассажиров. Все уже на месте.

Он подхватил чемодан Эльзы и зашагал впереди к военному транспортному самолету, стоявшему в метрах пятидесяти от здания аэровокзала.

Миллер и Гардекопф поднялись по трапу в самолет. Заревели моторы, машина покатилась по бетонной полосе. Затем оторвалась от земли и начала быстро набирать высоту.

В самолете находились военные разных родов войск. В основном — старшие офицеры. Эльза и Гардекопф сидели в четвертом ряду.

— Как вы провели время в Берлине? — спросила Эльза.

— Был у матери.

— Как ее здоровье?

— Старушка пока держится. Она так обрадовалась, когда узнала, что я лечу во Францию.

— Почему?

— Там служит мой двоюродный брат, ее племянник, а кроме того, она говорит, что Франция — это не Россия.

— В какой–то степени она права, хотя и там сейчас нелегко.

— Мне давно хотелось побывать во Франции, я столько слышал об этой стране.

— Я, кажется, догадываюсь, что привлекает вас во Франции, — лукаво взглянула на Гардекопфа Эльза и добивала: — Женщины.

— Не угадали, — засмеялся майор. — Больше всего меня привлекают вина, фрау майор.

— Не майор, а оберст–лейтенант, — поправила Миллер.

— Простите, никак не могу привыкнуть к новым званиям. Жаль, что никому из наших ребят не повысили звание.

— В этом виноват Венкель, — нахмурилась Эльза.

— Подлец. Хвала Богу, он получил свое.

— Об этом я хотела бы поговорить с вами, Гардекопф. Мне не нравится ваша самодеятельность.

— Но Венкель заслужил наказание.

— Я ведь запретила вам предпринимать против него что–либо. Вы верите в обвинение, предъявленное мне Венкелем?

— Я верю вам, фрау оберст–лейтенант. Я могу предположить, что вы вступали в контакт с партизанами из каких–то своих соображений. Вы — разведчик, и ваши действия могли исходить из вашего опыта, но что–то не получилось в вашей операции. Вместо триумфа вы навлекли на себя подозрение.

— Значит, вы ликвидировали Венкеля, спасая меня?

— Да, только по этой причине. И потом… не ликвидируй мы Венкеля, нам всем пришлось бы очень худо. Венкель не оставил бы нас в покое. Если вы советский разведчик, то мы, все ваши подчиненные, являемся косвенными помощниками. Допросы, пытки ждали всех нас. То, что Венкель оговорил ваших подчиненных перед штандартенфюрером Штольцем, было его самой большой ошибкой. Ни один сотрудник абвера никогда не простит подобное сотруднику СД.

— Гардекопф, у вас есть основания не доверять мне, — открыто сказала Эльза.

— Они были у Венкеля, у меня их нет, — ответил майор. — Я верю в ваш опыт разведчика, верю вам как человеку. Кем бы вы не оказались в конечном счете — я с вами, фрау оберст–лейтенант. Можете рассчитывать на меня в любом случае.

— Я признательна вам, Гардекопф, за искренние слова, но чем вызвана эта преданность?

— Тем, что вы всегда видели во мне человека, а не палача, которому другие брезговали подать руку, а большая часть офицеров презирала меня за то, что я пытал людей по их же приказу.

— Мне кажется, вы преувеличиваете все.

— Нет, фрау оберст–лейтенант, я ничего не преувеличиваю, но лучше не говорить на эту тему.

— Хорошо, — согласно кивнула Эльза. — Что вы думаете о наших помощниках?

— Они неплохие ребята.

— Фюреру преданы?

— Пока да.

— Как понимать ваши слова?

— Сейчас, когда гибель Германии еще не выражена предельно ясно, когда на эту мысль только наталкивают поражения вермахта на всех фронтах, они верны фюреру. Но если все будет продолжаться без существенных изменений, лишь единицы — фанатики — будут преданы Гитлеру до конца. Основная часть офицеров будет искать выход из создавшегося положения.

— Вы рассуждаете, как политик, Гардекопф.

— Знаете, я всегда обдумывал свои поступки, после того как стал служить в «Мелодии». Через мои руки прошло столько безвинных, но недальновидных людей, что я вынужден был на досуге размышлять о жизни. Времени для этого у меня было достаточно.

— Оставим этот разговор, майор, — перебила Эльза. — Сегодня мы с вами что–то разоткровенничались. Как бы не пожалеть позже об этом…

— Думаю, что ни вам, ни мне жалеть об этом не придется.

Эльза ничего не ответила Гардекопфу. Она взглянула в иллюминатор. Внизу виднелись огни города. Судя по времени, они приближаются к Парижу. Дверь, отделяющая салон от кабины пилота, открылась.

— Господа офицеры, пристегните ремни. Идем на посадку, — объявил пилот.

Пассажиры зашевелились. Вскоре Эльза ощутила толчок, еще один… Самолет шел над самой землей, касаясь колесами взлетной полосы. Наконец он ровно покатился по бетону и остановился.

— Париж, господа офицеры, — сказал пилот. — Желаю вам хорошенько повеселиться, — пожелал он на прощание.

XIII

Миллер и Гардекопф вышли в числе первых. Их должны были встречать сотрудники парижского абвера. Оглядевшись, Эльза увидела двух офицеров в парадной форме, спешивших к самолету. Приблизившись к Миллер и Гардекопфу, они в нерешительности остановились. Один из них спросил:

— Оберст–лейтенант Миллер?

— Да, — ответила Эльза.

— С благополучным прибытием во Францию. Просим следовать за нами.

Офицеры пошли вперед, Миллер и Гардекопф — за ними. До Эльзы доносились обрывки фраз, офицеры о чем–то спорили.

— …что же нам теперь делать?

— …почему нас не предупредили?

Эльза решила выяснить, в чем дело, почему недоумевают встретившие ее и Гардекопфа офицеры. Она окликнула их и строго спросила:

— О чем спор?

Офицеры в ответ молчали.

— Вы что, не расслышали мой вопрос? Ваш спор касается нас?

— Да, фрау оберст–лейтенант. Нам сообщили, — начал объяснять один из офицеров, — что прилетают майор Гардекопф и оберст–лейтенант Миллер. Приказали встретить на высшем уровне, но не предупредили, что вы — женщина.

— А разве это что–то меняет?

— Мы решили организовать вам достойную встречу в нашем казино. Пригласили хорошеньких женщин, они всегда интересовали офицеров из Берлина. А теперь… Как нам быть?

Миллер рассмеялась:

— Стоит ли волноваться из–за пустяков? Мы с большим удовольствием поужинаем с вами. А что касается женщин, думаю, они нам не помешают. Как вы считаете, Гардекопф? — подмигнула Эльза своему помощнику.

— Я полностью согласен с вами, фрау оберст–лейтенант.

Офицеры заулыбались. А Эльза продолжала:

— Видите, господа офицеры, если женщины не интересуют меня, это вовсе не значит, что они не интересуют Гардекопфа. У вас будет сегодня достойный товарищ.

Настроение у встречающих поднялось. Все четверо сели в автомобиль и помчались по темным пустынным улицам Парижа. Миллер смотрела в боковое стекло, но рассмотреть что–либо ей не удалось. За окном была сплошная темень, только изредка встречались автомобили, идущие навстречу.

Вскоре остановились у казино. Там заметили подъехавший опель–капитан. На крыльцо вывалили несколько офицеров и с ними женщины.

Все удивленно смотрели на Миллер. Краем уха Эльза услышала, как кто–то произнес:

— Вот это женщина! Я никогда не встречал женщину в звании оберст–лейтенанта.

— Ты лучше взгляни на ее напарника. Впервые вижу такого майора, хотя в берлинском абвере я кое–кого знаю. Такое впечатление, что перед нами разыгрывается спектакль, написанный пьяным драматургом.

Офицеры засмеялись. Эльза внимательно посмотрела на всех, стараясь запомнить их лица. Впервые она столкнулась с явным непочтением к старшему офицеру.

— Ничего, вы у меня попляшете, — сказала она чуть слышно.

Затем обратилась к одному из встречающих их офицеров:

— Как быть с нашими вещами?

— Сейчас мы проводим вас в комнаты, где вы будете жить. Они расположены на втором этаже казино. Вы не возражаете?

— Не знаю. Ведите в комнаты. Посмотрим, что за жилье вы приготовили нам.

Они поднялись по лестнице на второй этаж. В коридоре им встретился высокий, худой старик в форменной одежде. Семеня мелкими шажками, он спешил навстречу. Остановившись перед офицерами, вскинул руку в нацистском приветствии.

— Господа офицеры, вот ваши комнаты, — он указал рукой на двери под номерами 21 и 22.

Старик бегом направился к двери комнаты № 21. Открыл ее и отошел в сторону.

— Фрау оберст–лейтенант, ваша комната.

Миллер осматривала комнату придирчиво, внимательно, как и подобает женщине, привыкшей к роскоши.

Старинная мебель, ковры, широкая кровать, на окнах тяжелые коричневые шторы. Посреди комнаты — стол и четыре стула, у окна кресло с резными ножками, рядом с кроватью красивый широкий шкаф.

— На первых порах комната меня устроит. Как будет дальше, я решу через несколько дней.

— Господин майор, ваша комната рядом, — сказал один из сопровождающих.

— Фрау оберст–лейтенант, я оставлю в комнате вещи и зайду к вам.

— Хорошо, Гардекопф, — сказала Эльза и обратилась к офицерам:

— Оставьте меня одну. Через десять минут я буду готова к ужину.

Эльза достала из чемодана парадную форму, быстро переоделась, поправила прическу, мастерски сделанную Отто Шальцем, и вышла в коридор. Офицеры и Гардекопф ждали ее. Все вместе спустились в казино.

В зале людей было немного. Посредине стоял празднично украшенный стол, играла легкая музыка, несколько пар танцевали. Как только Миллер и Гардекопф появились в зале, музыка смолкла, и все присутствующие захлопали в ладони. Один из офицеров поднял руку.

— Господа офицеры, прошу минуту внимания. Разрешите представить вам наших коллег из Берлина: оберст–лейтенант Миллер и майор Гардекопф.

Когда все расселись, официанты налили шампанское. Выл провозглашен первый тост за фюрера, затем выпили за здоровье Миллер.

Эльза сидела рядом с Гардекопфом и внимательно осматривала публику. В основном здесь присутствовали майоры и капитаны. По самодовольным лицам было видно, что эти люди давно не были на фронте и живется им неплохо. Женщины–француженки, их профессию определить не составляло особого труда, чувствовали себя скованно. Они с удивлением смотрели на Миллер, стараясь понять, кто эта женщина в военной одежде.

Эльза подняла бокал с шампанским и сказала:

— Господа офицеры, на таких приятных встречах хочется говорить только хорошее. Я и мой заместитель Гардекопф глубоко тронуты теплой встречей и богатым ужином, организованным нашими коллегами. Мы рады, что находимся среди вас, в маленькой Германии, где все нам знакомо и близко. Господа офицеры, я предлагаю выпить за вас!

Эльза поднесла бокал с шампанским к губам и медленно выпила. Офицеры захлопали в ладони, закричали «Хайль!». Больше всех старался высокий худой мужчина. Его Эльза заметила только сейчас, когда он, поднявшись над всеми, начал размахивать правой рукой, одновременно выкрикивая:

— Хайль фрау оберст–лейтенант, хайль фрау оберст–лейтенант!

Он выделялся среди остальных тем, что был в черном фраке. Миллер внимательно присмотрелась к нему. Она где–то видела этого человека, но где и когда — не могла припомнить. Мужчина не на шутку заинтересовал ее.

Кто же он? И вдруг она вспомнила! Ну, конечно, — Сикорский. Джон Хатт — английский разведчик, приезжавший в Швейцарию для встречи с Бедуином. Тогда Миллер предупредила его о грозящей опасности. Группа СД готовилась схватить его. Интересно, давно он во Франции?

Миллер повернулась к майору, встречавшему ее на аэродроме.

— Господин майор, здесь я вижу штатских. Кто это? — она кивнула в сторону Сикорского.

— Офицер французской тайной полиции, мы часто пользуемся его услугами.

— Но почему он здесь?

— Я пригласил его специально, чтобы вы имели возможность познакомиться с ним. Он будет полезен вам.

— Чем? — удивленно спросила Эльза.

— Этот человек сможет предоставить информацию, у кого из французов изъяты ценности. Я имею в виду французов, отправленных в концлагеря или расстрелянных.

— Вы могли бы познакомить нас в служебное время.

— Для него приглашение на сегодняшний вечер — большая честь. Капитан Ганидек будет вам полезен, — объяснил майор.

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Я не прибегаю к услугам людей, которых не знаю.

— Я ручаюсь за него.

— Это меняет дело. Вы напишите мне письменную рекомендацию на этого человека.

— С удовольствием.

— Кстати, майор, вы до сих пор не представились мне.

— Майор Нейталь. Поступаю в ваше распоряжение со своими людьми. Раньше занимался тем, чем будете теперь заниматься здесь вы.

— Вот как! Успехи есть?

— Особенно радоваться нечему. По сравнению с тем, что вывозится отсюда эшелонами, мой труд даже каплей в море не назовешь.

— Наши солдаты и офицеры не грабят французов?

— Крохи, фрау оберст–лейтенант, крохи.

— Что ж, займемся крохами. Сколько у вас людей?

— Шесть человек. Четыре офицера и два шофера. И три автомобиля в нашем распоряжении. Если потребуются, достанем еще.

— Нужны еще три автомобиля.

— Будет выполнено, завтра же.

Эльза вдруг почувствовала усталость. К тому же шампанское ударило в голову. Ей хотелось отдохнуть.

— Как вы считаете, я могу покинуть вас? — спросила она Нейталя.

— Старшие по званию делают всегда то, что им нравится, но раз вы спросили меня, то советую вам побыть здесь еще хоть полчаса. Вы произвели очень хорошее впечатление на офицеров. Им приятно ваше общество. Вы для них — героиня. Побудьте немного.

— Хорошо, — согласилась Эльза.

Утром следующего дня Эльза долго лежала в постели, обдумывая свое положение. Она не могла сосредоточиться. Мысли перескакивали с одного на другое. В Центре ее считают погибшей, связи нет, да еще кроме всего прочего появился Джон Хатт. Как вести себя с ним? Узнал англичанин ее или нет? Вчера он не проявил себя ничем. Может быть, не узнал? Ведь он видел ее в платье, с совершенно другой прической, а одежда, особенно военная и гражданская, меняет внешний облик человека. Конечно, англичанин мог не узнать ее. Но даже если он подозревает, что она та самая женщина, которая предупредила его об опасности в Швейцарии, надо не подавать вида, что она раньше встречалась с ним, это может привести к нежелательным последствиям.

…Здесь во Франции должны быть наши разведчики, но как связаться с ними? Без разрешения Центра такие шаги предпринимать нельзя. Эльза знала, что ее родной город освобожден от фашистов. Как там Иван? Наверное, с войсками регулярной Красной Армии освобождает родные города и села. Эльза была рада за мужа: что может быть лучше для солдата, чем наступление? Ивану пришлось немало пережить за эти два с половиной года. Очень скоро фашисты будут отброшены за пределы Советского Союза. Эльзе было приятно сознавать, что и она внесла вклад в победу советского народа над фашистскими захватчиками. Она в этой войне не стояла в стороне, а была на переднем крае и, кто знает, может, одно из ее сообщений приблизило победу…

В дверь постучали. Миллер соскочила на пол, одела халат, поправила руками прическу.

— Кто? — спросила, не открывая двери.

— Гардекопф. Прибыли наши парни. Хотел посоветоваться с вами по вопросу поселения их и организации службы.

— Где они сейчас?

— В казино.

— Ждите меня. Я быстро.

Ровно пятнадцать минут ушло у нее на утренний туалет. Она спустилась в казино отдохнувшая и веселая. Вся группа сидела за столиками и не торопясь завтракала. Гардекопф, увидев Миллер, скомандовал:

— Встать!

Все вскочили и повернулись к входу.

— Фрау оберст–лейтенант, вверенная вам группа офицеров абвера и гестапо прибыла из Берлина, — отрапортовал Гартман.

Эльза улыбнулась всем и подсела к столику Гардекопфа.

— Майор Нейталь был здесь? — спросила она.

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

— Где он сейчас?

— Ушел подготовить служебные кабинеты.

— Где будет размещаться наша служба?

— Недалеко отсюда. Нейталь занимал половину дома, во второй половине разместилась полевая жандармерия.

— Как решается вопрос с машинами? Я приказала ему достать еще три легковых автомобиля.

— Нейталь уже послал своих людей за ними.

Выяснив главное, Миллер расспросила своего помощника, какое настроение у ее подчиненных, прибывших из Берлина. При этом Эльза предупредила:

— Мы находимся во Франции, Гардекопф. Эта отрава всегда славилась красивыми женщинами и свободной любовью. Переговорите с нашими людьми, чтобы не очень увлекались прекрасным полом. Кроме опасности заболеть есть еще одно обстоятельство, которое должно их удерживать, — приказ фюрера. Вы знакомы с содержанием этого приказа, майор?

— Да. Офицеры должны быть крайне осторожны в вопросе, касающемся общения с гражданским населением оккупированных стран.

— Напомните нашим людям об этом.

— Слушаюсь, фрау оберст–лейтенант! — ответил Гардекопф и смущенно отвел взгляд в сторону, заметив, как в глазах Миллер блеснули лукавые огоньки.

— Вы вчера не нарушили этот приказ, Гардекопф?

— Подобное больше не повторится, — опустил голову помощник Миллер.

— Я не хочу вас ограничивать во всем, но мне хотелось бы, чтобы о ваших встречах с француженками знало как можно меньше людей, — уже серьезно закончила Эльза.

— Я понял, фрау оберст–лейтенант.

Официант принес чай и забрал со стола пустые тарелки.

— Меня интересует еще один вопрос: как произошла отправка наших офицеров из Берлина!

— На вокзале их встретил секретарь Штольца, привез всех в управление. Там с ними переговорил штандартенфюрер, и оттуда на автобусе их привезли в аэропорт.

— Штольц вел беседу со всеми вместе или вызывал по одному в кабинет?

— Он всем вместе объяснил, зачем их направляют во Францию, после того как все вышли, он вызывал к себе Гартмана. Но о чем они говорили, я не успел еще расспросить Гартмана.

— Я спрошу его сама, — подумав, сказала Миллер.

— Простите, но я не советовал бы вам делать это.

— Почему? — удивилась Эльза.

— Гартман может подумать, что вы боитесь чего–то.

— Меня совершенно не волнует то, что может подумать Гартман, — раздраженно молвила Эльза.

— Но разговор у штандартенфюрера мог идти о вас… — осторожно произнес Гардекопф.

— Что? — вскинула брови Миллер. — Послушайте, Гардекопф, не нравится мне все это. Попахивает шантажом.

— Вы неправильно поняли меня, — оправдывался майор. — Я имел в виду…

— Я знаю, что вы имели в виду, — гневно перебила его Эльза. — Вы решили, что если я скрыла историю с Венкелем, то чувствую за собой вину. Вы ошиблись, Гардекопф, я не стала поднимать шум из–за Венкеля лишь по той причине, что он оскорбил меня. Кроме того, мне не хотелось менять личный состав. Сегодня же зайдите ко мне вместе с теми, кто причастен к преступлению. Чтобы все стало на свои места, сыграем в открытую.

— Фрау оберст–лейтенант…

— Все, разговор закончен, — Эльза поднялась со стула.

Гардекопф тоже встал.

— Вы знаете дорогу к нашему месту службы?

— Нейталь оставил здесь лейтенанта, он проводит нас.

На улице со скучающим видом прохаживался молоденький лейтенант. Гардекопф подозвал его. Тот вытянулся по стойке «смирно» и громко произнес:

— Прошу следовать за мной, господа офицеры.

Затем резко повернулся кругом и зашагал по тротуару. Дом, в котором помещалась служба Нейталя, находился в метрах четырехстах от казино. На крыльце стоял часовой — солдат полевой жандармерии. Все прошли мимо него в здание и поднялись на второй этаж.

В коридоре их встретил Нейталь и любезно пригласил Миллер:

— Фрау оберст–лейтенант, прошу в ваш кабинет.

Эльза открыла дверь и очутилась в приемной. За столом сидел лейтенант. Увидев Миллер, вскочил, вскинул руку в нацистском приветствии.

— Ваш секретарь, фрау оберст–лейтенант, — отрекомендовал его Нейталь.

— Секретаря я подберу из своих людей, — ответила Миллер.

— Вас понял. Лейтенант, вы свободны.

Миллер внимательно осмотрела кабинет и осталась довольна.

— Неплохо. Садитесь, господа офицеры.

Все сели на кресла, стоящие в два ряда у стены. Эльза подошла к столу, положила на него портфель с документами.

— Господа офицеры, — начала говорить Миллер, — здесь кроме Нейталя, присутствуют все, с кем я была в России. Ваша работа в России заслужила хорошую оценку высшего начальства, и, если бы не клевета штурмбанфюрера Венкеля, вы все были бы достойно награждены. До не отчаивайтесь, здесь у вас поле деятельности шире, я заслужить награду может каждый. Сегодня я определю каждому из вас зону действия и предупреждаю, что вы должны оправдать доверие фюрера, пославшего вас не на восточный фронт, а сюда. Я не завидую тому, кто не справится с поставленной перед ним задачей. Сегодня вы свободны. Завтра в 8.00 всем быть у меня в кабинете. Вопросы есть?

— Никак нет, фрау оберст–лейтенант, — хором ответили подчиненные Миллер.

— Гардекопф, Гартман и Замерн, останьтесь. Майор Нейталь, подождите в приемной.

Когда за последним офицером закрылась дверь, Эльза заговорила:

— Сегодня майор Гардекопф намекнул о том, что якобы вы оказали мне услугу. Я хотела бы уточнить, о чем идет речь?

Все молчали, опустив головы.

— Гартман, объясните мне, что имел в виду майор?

— Я не знаю, фрау оберст–лейтенант.

— Замерн, может быть, вы внесете ясность?

— Никак нет, фрау оберст–лейтенант. Лично я никакой услуги вам не оказывал.

Миллер сурово посмотрела на Гардекопфа. Майор, побагровевший от злости, поднялся с кресла.

— Они знают, о чем идет речь.

— Они, может, и знают, но я не знаю, а как командиру мне положено знать все.

— Вам известно, фрау оберст–лейтенант, кто убил Венкеля.

— Кто его убил? — продолжала игру Эльза.

— Я, Гартман и Замерн.

— Это правда, Гартман и Замерн? — Эльза явно издевалась над своими подчиненными.

Те молчали.

— Встать! — закричала Миллер.

Офицеры вскочили, вытянулись по стойке «смирно».

— Я вас спрашиваю, майор Гардекопф сказал правду?

— Да, — тихо ответил Гартман.

— Вы знаете, что ожидает вас за убийство старшего по званию?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

— Я вызвала вас сюда, чтобы раз и навсегда договориться: вы никогда не будете мне напоминать о том, что я знала, кто убил Венкеля. Он поступил со мной, как последний негодяй. Я даже мертвого ненавижу его, но у него перед фюрером есть оправдание. Он заподозрил меня в связи с партизанами. Оскорбленные его клеветой, вы свели с ним счеты, и только потому, что сработано было чисто, я не подняла шума, хотя догадывалась, чья это работа. Теперь, пользуясь тем, что я не отдала вас под суд и таким образом косвенно являюсь соучастником преступления, вы начинаете меня шантажировать.

Гартман и Замерн с недоумением переглянулись.

— Никто из нас не пытался вас шантажировать, — ответил за двоих Гартман.

— Значит, вы, майор, занялись этим по собственной инициативе? — спросила Миллер Гардекопфа.

— Я не пытался шантажировать вас, фрау оберст–лейтенант.

— Вы сказали, что Гартмана перед отъездом вызывал штандартенфюрер Штольц и вполне возможно, что Гартман мог рассказать ему о том, что произошло в России.

— Да, я сказал именно так.

— Гартман, вы сообщили штандартенфюреру о том, как совершили убийство и по каким причинам?

— Никак нет, фрау оберст–лейтенант. Меня об этом не спрашивали.

— Зачем же вас вызывал штандартенфюрер Штольц?

— Это я смогу сказать вам только наедине.

— Хорошо. А теперь я обращаюсь к вам троим: какие выводы вы сделали из сегодняшнего разговора? Гартман, отвечайте.

— Я считаю, что мы должны просить вас о том, чтобы вы забыли об этом случае.

— А остальные?

— Мы тоже так считаем, — ответил за двоих Гардекопф.

— Ну что же, забудем об этом. Но если вы еще хоть один раз напомните мне об убийстве Венкеля, все трое Пожалеете, что вас не расстреляли на следующий день после того, как вы ликвидировали штурмбанфюрера. Все поняли?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

— Отдыхайте. Гартман, задержитесь.

— Штандартенфюрер Штольц просил меня, — начал Гартман, как только они остались вдвоем, — уделить побольше внимания переписи собранных ценностей. Один экземпляр в тайне от вас приказал он переправлять ему.

— Он что, не доверяет мне?

— Я спросил его об этом. Он сказал, что доверяет вам больше, чем себе, но сейчас вы имеете дело с ценностями, а они могут ввести в соблазн и святого.

— Ну что же, выполняйте распоряжение штандартенфюрера. Получите повышение в звании.

Гартман преданно смотрел на Миллер.

— Я буду показывать вам экземпляры, которые надо отправлять в Берлин.

— Не нужно. Я не собираюсь воровать ценности.

— Я в этом не сомневаюсь, фрау оберст–лейтенант, но не кажется ли вам, что есть смысл кое–что утаить… — осторожно произнес Гартман.

— Я не собираюсь этого делать и вам не советую. Если я узнаю, что вы решились на такой шаг, тотчас отправлю вас к штандартенфюреру. Так как вы являетесь его доверенным лицом, пусть он решает, что с вами делать.

— Я никогда не отважусь на подобное.

— Зачем же вы советуете мне?

— У вас есть возможность, а у меня ее нет.

— Все, Гартман, вы свободны, — резко прервала разговор Эльза. — Скажите Нейталю, пусть зайдет ко мне.

С майором Нейталем Миллер хотела поговорить о работе, о результатах этой работы. Ведь Нейталь занимался тем, чем теперь предстоит заниматься ей, Эльзе. Расспросив майора подробно о его службе, Миллер сказала:

— С завтрашнего дня своих подчиненных передайте Гартману. Вы будете моим заместителем по связи с командованием подразделений вермахта, находящихся здесь. Возьмите приказы рейхсфюрера СС Гиммлера, там подробно изложены наши полномочия. Держитесь с достоинством и требуйте от начальства частей вермахта содействия нам во всех мероприятиях, которые мы будем проводить.

— Вас понял, фрау оберст–лейтенант.

— И еще. Вчера на вечеринку вы пригласили французского капитана Ганидека, я хотела бы убедиться, что от него будет польза нам. Вы можете вызвать его сюда?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

Нейталь подошел к телефонному аппарату, снял трубку, набрал нужный номер.

Спустя несколько минут дверь кабинета отворилась и на пороге появился Замерн.

— Фрау оберст–лейтенант, капитан Ганидек просит разрешения войти.

— Пусть войдет.

Да, это был он, английский разведчик Джон Хатт, Эльза нисколько в этом не сомневалась.

Так вот откуда он приехал в Швейцарию. На новичка не похож. Скорее всего, из Швейцарии он выехал под другой фамилией, но кто сообщил в абвер о его прибытии в Лозанну? Если источник информации находится во Франции, дела у Джона Хатта неважные. Густав Нейс говорил ей, что информация на Сикорского поступила из Англии. Густав мог не знать всей правды.

С минуту Эльза молча рассматривала Ганидека. Затем сказала:

— Господин капитан, майор Нейталь очень хорошо отзывается о вас. Он доказывает, что вы можете быть полезны при изъятии у немецких солдат и офицеров ценностей, которые они взяли у французов и не сдали в казну рейха.

— Я не знаю, смогу ли принести большую пользу, но кое–какую информацию могу передать. Ко мне часто обращаются французы с просьбой помочь им вернуть ценности, которые забрали немецкие солдаты и офицеры при обысках и арестах близких.

— Я думаю, ваша информация может быть полезна нам. Ну а услуги ваши будут достойно оплачены, капитан. Устраивает вас такой вариант сотрудничества?

— Да, фрау оберст–лейтенант, конечно.

— Когда вы сможете предоставить мне информацию?

— Если вы не возражаете, сейчас.

— Отлично, — искренне обрадовалась Миллер.

— Прошу прощения, фрау оберст–лейтенант, но я хотел бы иметь дело с одним человеком. Сами понимаете, у меня нет ни малейшего желания заиметь врагов среди немцев. Назначьте одного офицера, через которого я буду передавать информацию.

— Вы будете передавать информацию лично мне, — Эльза повернулась к Нейталю: — Майор, вы свободны.

— Слушаюсь, фрау оберст–лейтенант. Я вам потребуюсь сегодня?

— Нет. Поезжайте в воинские подразделения. О результатах доложите завтра утром.

Как только майор Нейталь скрылся за дверью, капитан Ганидек, силясь вспомнить что–то, поинтересовался:

— Мы не могли с вами, фрау оберст–лейтенант, где–то встречаться ранее?

Миллер пожала плечами:

— Вы были в Германии? В России?

— Нет, — покачал головой капитан.

— Во Франции я впервые. Вы могли меня видеть только вчера.

— Именно вчера мне показалось, что я встречал вас раньше. В Швейцарии вы часто бываете?

— Приходилось, — неопределенно ответила Эльза.

— Фамилия Сикорский вам ни о чем не говорит?

— Кто этот человек? Род занятий?

— Простите, я не могу ответить на этот вопрос, — нахмурился Ганидек.

— Я могла забыть фамилию, в Швейцарии мне приходилось встречаться с совершенно разными людьми. Чем занимался этот Сикорский?

— Он — английский разведчик, его настоящая фамилия Джон Хатт.

— Это ваш знакомый? — Миллер пристально смотрела на капитала Ганидека.

У того на лице было написано неподдельное удивление. Некоторое время он молчал, затем медленно протянул:

— Мне казалось, что вы знакомы с ним.

— А что может быть общего у оберст–лейтенанта абвера с английским разведчиком?

— Абвер не исключает такие знакомства.

— Может быть. Этот человек здесь? Я хотела бы посмотреть на него. Познакомьте меня с ним, капитан. Для вас это будет большая удача. Абвер такие услуги оплачивает не скупясь. Вы ведь не миллионер, и деньги для вас имеют немаловажное значение.

— Вы совершенно правы, фрау оберст–лейтенант. Разрешите задать вам один вопрос? — думая о чем–то своем, спросил Ганидек. — У вас есть сестра? Или родственница, очень похожая на вас?

— Нет ни сестры, ни похожей родственницы. А почему это интересует вас?

— Меня не оставляет ощущение, что я где–то видел вас… Моя память меня еще не подводила.

— И моя — тоже. Я могу забыть фамилию, но лицо человека, с которым я когда–либо встречалась, никогда.

Ганидек, все еще хмурясь, продолжал:

— Встреча с женщиной, похожей на вас, была настолько необычной, что я ее запомнил на всю жизнь, вот почему я так уверен, что это были именно вы.

— Вы заинтриговали меня, капитан. Расскажите, что же случилось с вами? Романтическая история? Кто эта женщина? Как ее фамилия?

— Мне не известна ее фамилия.

— Ох уж эти французы! — воскликнула Эльза. — Завести роман, влюбиться и не поинтересоваться, кто она.

— Это был не роман.

— Легкий флирт?

— Это было совсем другое.

— Что же это было, черт возьми! Скажите наконец, вы же понимаете, как трудно говорить с человеком о чем–то, когда понятия не имеешь, что он имеет в виду. Я искренне хочу помочь вам найти эту женщину.

— Она спасла мне жизнь, фрау оберст–лейтенант.

— Вы даже не поинтересовались, кто она?

— У нас не было для этого времени.

— Поистине история, достойная француза.

— Вы ничего не понимаете, фрау оберст–лейтеназт.

— Вас очень трудно понять. Расскажите откровенно, что случилось с вами и зачем вам эта незнакомка, если вы не влюбились в нее, — серьезно произнесла Миллер.

— Я был в Швейцарии с одним интересным заданием, — начал капитан Ганидек. — Частного характера, — тут же добавил он, как бы предупреждая возможный вопрос Миллер. — Как только я приехал в Швейцарию, ко мне в номер зашла женщина и предупредила, что меня ожидают большие неприятности: моей жизни угрожает опасность.

— И вы ей поверили?

— У меня не было другого выхода. И потом… она привела такие доказательства, что не поверить ей я не мог.

— Что же это за доказательства?

— Она назвала мою фамилию и цель моего приезда в Швейцарию. Она спасла меня от верной гибели.

— Очень интересная история. Английский разведчик как–то связан со всем этим? — хитро прищурив глаза, спросила Эльза.

— Да, — последовал короткий ответ.

— Так вы обещаете мне сообщить о Джоне Хатте, как только он появится во Франции?

— Обещаю.

— Хорошо. Теперь давайте займемся делом, по которому я вызвала вас. Вы сказали, что готовы предоставить мне списки немецких солдат и офицеров, имеющих ценности, изъятые у французов.

— Списки со мной. Но я хотел бы продать их вам, фрау оберст–лейтенант.

В глазах Эльзы загорелись злые огоньки:

— Я покупаю только ценный материал. Пока я не буду убеждена, что ваша информация стоит того, чтобы я заплатила за нее, вы не получите ни гроша.

— В таком случае, я не отдам вам эти списки.

— Отдадите…

Эльза вышла из–за стола, приоткрыла дверь и бросила небрежно Замерну, расположившемуся на месте секретаря:

— Из моего кабинета никого не выпускать. Позовите майора Гардекопфа.

— Слушаюсь, фрау!

Миллер вернулась на прежнее место.

— Я жду списки, капитан, — растягивая слова, сказала Миллер.

— Теперь я удостоверился, что вы не та женщина, которая спасла мне жизнь.

— Я — оберст–лейтенант абвера, — жестко произнесла Эльза. — Списки — на стол.

Но Ганидек был не из тех, кто легко складывал оружие:

— Где гарантия, что я получу вознаграждение? — спросил он.

— Поверьте мне на слово.

— Придется. Возьмите списки.

Капитан Ганидек вынул из внутреннего кармана лист бумаги, сложенный пополам, и протянул Миллер. Эльза бегло просмотрела его, бросила на стол и сказала французу:

— Но здесь только фамилии и воинские звания немецких солдат и офицеров, а где данные об изъятых ценностях и о тех, у кого они были изъяты?

— Я не взял их с собой.

Эльза удивленно подняла брови.

— Как понимать вас?

— Я предвидел такой исход разговора, фрау оберст–лейтенант.

— Значит, вы не желаете сообщить мне, у кого и что именно изъято?

— Просто я хочу знать, есть ли мне смысл рисковать.

«А он — крепкий орешек», — мелькнула в голове у Эльзы мысль.

— Вы очень предусмотрительны. Но по этим данным я не смогу предъявить обвинение перечисленным в этом списке немецким солдатам и офицерам.

— О, я понимаю, фрау оберст–лейтенант, но ничем не могу помочь вам, — он нагло смотрел Миллер в глаза.

— Вы провели майора Нейталя, как мальчишку, но не учли, что со мной у вас этот номер не пройдет, — вспыхнула Эльза.

В это время в кабинет вошел Гардекопф и остановился у двери. Было видно, что он взволнован и даже испуган. Миллер знала, чем это вызвано: что ни говори, а славно повернула она дело с убийством Венкеля. Гардекопф, старавшийся помочь ей, не ожидал такой отваги от Миллер и теперь терялся в догадках, как же она относится к нему.

Майор посмотрел на француза, затем перевел взгляд на Эльзу.

— Майор, садитесь рядом с капитаном, — приказала Миллер своему помощнику.

Он быстро пересек кабинет и сел рядом с Ганидеком. Французу такой сосед явно не понравился.

— Фрау оберст–лейтенант, вы вызвали господина майора для того, чтобы он поехал со мной за второй частью информации?

— Нет, я вызвала его для того, чтобы он обыскал вас.

— Вы не имеете права! — вскочил на ноги Ганидек.

— Когда речь идет о чести немецкого офицера, я обязана поступить именно так. Если вы говорите правду, майор поедет вместе с вами, но только предварительно обыскав вас.

— Это унижает любого человека, а я — французский офицер.

— Когда вы торговались со мной, то были похожи не на офицера, а на лавочника–неудачника. Вы осмелились не поверить оберст–лейтенанту абвера на слово.

Ганидек сдался. Тяжело вздохнув, он вынул из бокового кармана лист бумаги. Миллер прочитала написанное и улыбнулась.

— Вот сейчас вы похожи на французского офицера, капитан. Мы с вами обязаны помогать друг другу.

— Да, фрау оберст–лейтенант. Я могу идти? — хмурясь, спросил Ганидек.

— Нет. Мы с вами еще не заключили контракт.

— Какой контракт? — изумился капитан.

— Вы должны написать на мое имя заявление о том, что желаете сотрудничать с абвером.

— Этот документ будет храниться у вас? — поинтересовался Ганидек.

— Нет, я перешлю его в Берлин.

— Меня не устраивает такое сотрудничество — оно по рукам и ногам свяжет меня.

— В таком случае, я не смогу платить вам большие суммы за ваши услуги.

— Мне очень не хотелось бы писать это заявление, фрау оберст–лейтенант, — настаивал капитан.

— Напишите от вымышленного лица.

— Лицо будет вымышленное, а почерк мой?

— Вы рассуждаете как криминалист или преступник.

— Просто мне не хочется попасть в неприятную историю.

— Я не понимаю вас. Мне кажется, что, став агентом абвера, вы будете, находиться под надежной защитой.

— До тех пор, пока здесь, в Париже, ее представлять будете вы. В любое время вас могут перевести в другое место, прибудет кто–то другой, для кого я — обычный агент и спрашивать с меня будут, как с обычного агента.

— За стоящую информацию хорошо платят всем агентам.

— Да, но я желаю быть свободным человеком, передавать информацию тогда, когда сочту это нужным, а не тогда, когда от меня будут требовать ее.

— Такой вариант сотрудничества не устроит ни одну службу. И вообще, вам не кажется, что у нас происходит пустой разговор. Лучше скажите, как будет осуществляться дальнейшая связь между нами?

— Если ко мне в руки попадет интересующий вас материал, я тотчас приду к вам.

— Хорошо, — кивнула Эльза. — Завтра зайдите за гонораром.

— Сколько вы заплатите мне?

— Я не знаю, как вы оцениваете свою услугу?

— Пять тысяч марок.

— Завтра получите семь тысяч. Две — в качестве аванса за последующую информацию.

— Согласен.

XIV

Оставшись в кабинете одна, Миллер подошла к окну. О сегодняшнем дне стоило хорошенько поразмыслить. Эльзе очень не понравилось то, что Ганидек догадывается, что она именно та женщина, которая спасла его в Швейцарии. Правда, он не уверен на все сто процентов, но все же…

Несколько раз Эльза прошла взад и вперед по кабинету. Что–то ее тревожило в ситуации с Ганидеком, но она не могла разобраться, что именно.

Капитан присутствовал на вечеринке, посвященной приезду подполковника Миллер. О том, что Миллер — женщина, не знал никто, даже майор Нейталь. На вечеринку были приглашены офицеры, имевшие прямое отношение к службе Нейталя. Почему капитан Ганидек оказался в их числе! Почему майор Нейталь пригласил его? Может, Нейталь работает на Ганидека? Надо присмотреться к майору.

Итак, еще не зная, что оберст–лейтенант Миллер — женщина, Ганидек пытался завязать знакомство. Списки на солдат и офицеров, уличенных в присвоении ценностей, были заготовлены у него заранее. По всему видно, что деньги не интересуют француза, торговался он лишь для того, чтобы Миллер не заподозрила, что он принес списки не ради денег, а ради чего–то другого. Ради чего он пошел на встречу с ней? Ответа на этот вопрос Эльза не находила.

Одно она твердо решила: в любых обстоятельствах необходимо доказывать Ганидеку, что она — оберст–лейтенант абвера, и никто больше…

И снова мысленно она возвращалась к вопросу, так мучившему ее сознание: «Почему Ганидек, еще не зная, кто приедет на место майора Нейталя, не теряя времени, готовил услугу этому человеку? Какую выгоду хочет извлечь из этого? Что его интересует? Что именно?..»

Миллер стояла и смотрела в окно. Она слышала, как отворилась дверь и вошел Гардекопф, но продолжала стоять спиной к двери, не обращая внимания на майора. А Гардекопф прикипел на месте, не решаясь напомнить о себе. Так длилось минуты три, пока Эльза не вернулась к столу и села в кресло.

— Присаживайтесь, Гардекопф. Осваиваетесь понемногу на новом месте? — спросила Миллер, внимательно рассматривая Гардекопфа.

— Служба налаживается, фрау оберст–лейтенант. Думаю, начальник управления будет доволен вами.

— И вами тоже, Гардекопф. Вы забыли, что за Россию спрашивали и с меня, и с вас.

— В России я был вашим заместителем, а здесь ваш заместитель — майор Нейталь.

— Мой заместитель — майор Гардекопф, — с расстановкой произнесла Миллер, — а нужен ли мне будет майор Нейталь, я решу, после того как он выполнит мое первое задание.

— Я боялся, что вы рассердились на меня и назначили своим заместителем майора Нейталя.

— Гардекопф, давайте не будем выяснять отношения, — отмахнулась Эльза. — Меня в настоящее время волнует совершенно другое. И я хочу с вами, как со своим заместителем, посоветоваться. Представьте себе, что кто–то посторонний интересуется нашей службой. Ему известна наша основная задача. Он помогает нам. Все складывается так, что от нас он не может почерпнуть ничего нового. Практически все, что знаем мы, знает и он, и все же продолжает попытку сблизиться с нами. Что нужно этому человеку от нас?

— Заинтересовать этого человека наша служба может лишь в том случае, если ему известно, что ценности, изъятые у немецких военнослужащих, поступают в швейцарские банки.

— Любопытно. Продолжайте, Гардекопф.

— Его может интересовать цель, которой будут служить ценности, превращенные в валюту.

— Получается, что из Швейцарии ему сообщают, что в банки поступают ценности из Германии, после этого Данная личность начинает уделять больше внимания майору Нейталю. А узнав, что из Берлина приезжает оберст–лейтенант Миллер, этот человек с нетерпением Ждет его прибытия и добивается встречи с Миллер. Он не ожидал, что на эту должность направлена женщина. Все остальное мне понятно… Спасибо, Гардекопф, вы помогли мне разобраться в этой путанице. А теперь я хотела бы познакомиться с начальником полевой жандармерии. Пригласите его ко мне.

Гардекопф вышел.

Эльза выложила из портфеля на стол несколько приказов. Она была в отличном настроении. Теперь ей ясно, почему Ганидек поспешил оказать ей услугу. Ну что ж, попытайтесь узнать, господин Хатт, для каких целей переправляются ценности в Швейцарию. Как бы ему хотелось, чтобы оберст–лейтенант Миллер оказалась той женщиной, которая спасла его в Лозанне. Какие же шаги предпримет он теперь? Скорее всего, будет продолжать сотрудничать с ней. Ну, ну, улыбнулась Эльза, посмотрим, чем все это закончится. Игра только начинается…

Дверь открылась, и Гардекопф доложил:

— Оберст–лейтенант Ваден прибыл.

— Отлично. Просите ко мне.

В кабинет вошел мужчина лет сорока, плотный, крепкого телосложения. Волосы были гладко зачесаны назад, форма аккуратно подогнана по фигуре.

— С приездом во Францию, фрау оберст–лейтенант, — приветствовал он Эльзу.

— Благодарю. Садитесь. Мне нужно поговорить с вами. Гардекопф, — обратилась она к майору, — передайте Замерну: никого не пропускать ко мне.

— Слушаюсь. Мое присутствие обязательно?

— Нет. Но вы можете понадобиться, поэтому никуда не отлучайтесь.

Миллер удобнее села в кресло и начала разговор.

— Господин оберст–лейтенант, штандартенфюрер Штольц сказал мне перед моим отъездом, что я могу рассчитывать на вашу помощь. Вы в курсе дела?

— Да. Несколько дней тому назад со мной говорил штандартенфюрер Штольц. Я очень рад, что сюда приехали именно вы.

Эльза удивленно подняла брови.

— Вы слышали обо мне?

— Мне рассказывал о вас ваш кузен.

— Вы знакомы с Густавом?

— Он мой двоюродный брат. Его отец и моя мать — родные брат и сестра, — объяснил Ваден.

— Выходит, мы с вами родственники? Подумать только! — Миллер весело рассмеялась. — Прошу вас, зовите меня просто Эльзой.

— А вы меня Куртом.

— Хорошо, Курт. Ну, а теперь перейдем к делу. Что вам известно о майоре Нейтале?

— Я знаком с ним более двух лет. Мой совет вам — отправьте его в Германию. Помощник из него никудышний. Да и репутация подмочена… Нейталь занимался здесь не столько службой, сколько женщинами и вином.

— Я поняла это в первый день приезда и постараюсь избавиться от него.

— Я сообщал штандартенфюреру Штольцу об образе жизни майора Нейталя. Поэтому ваше требование перевести Нейталя в другое место не будет для него новостью.

— Курт, я впервые во Франции, расскажите мне об обстановке в стране.

— Ничем порадовать вас не могу, Эльза. Растет движение Сопротивления, в горах и лесах развелось много партизан, здесь их называют «маки». Немцам тут несладко, — вздохнул Ваден. — За каждого убитого немецкого солдата и офицера мы расстреливаем заложников, но, несмотря на это, случаи нападения на немецких военнослужащих довольно часты.

— Мне потребуется ваша помощь, Курт. В России я работала в контакте с гестапо, но здесь больше подойдет ваша служба.

— Я с удовольствием сделаю все, что в моих силах.

— С Густавом вы давно встречались?

— Месяца три тому назад он был во Франции. Служба СД занималась здесь английской агентурой.

— Как успехи?

— Схватили шесть человек, но резидента обнаружить не удалось. Проблема в том, что никто из группы английских разведчиков не знал его в лицо.

— Вы так осведомлены, Курт, словно сами принимали участие в арестах и допросах английских агентов.

— Именно так оно и было. СД решило подключить к своим операциям полевую жандармерию.

Миллер задумалась, затем спросила:

— Я знакома с разведкой, и мне не верится, что никто из английской группы не знал резидента. Как же в таком случае осуществлялась связь между группой и резидентом?

— Только почтой.

— И все же, хоть один человек должен был знать резидента. А если провал — ведь тогда агентура оставалась без связи?

— У них была другая договоренность. Если резидент замолкал, то есть не давал о себе знать несколько месяцев, отправлялось письмо в Швейцарию.

— Так нет ничего проще выйти на агентуру англичан в Швейцарии.

— Так же думал и Густав. Когда взяли несколько агентов англичан, в Швейцарию направили большую группу сотрудников СД, но безрезультатно.

— Неужели ничего не получилось?

— Оказалось, что по адресу в Швейцарии проживает парализованная, выжившая из ума девяностолетняя старуха. Она не то что читать, свое имя давно забыла.

— Но все же кому–то направлялись письма, значит, кто–то из близких старухи работал на англичан.

— В СД тоже так считали, но напасть на след не удалось. Старуха была очень богата, и все родственник постоянно находились при ней в надежде на наследств Был взят также под наблюдение почтальон, работник почты, соседи. Кто–то из этого числа работал на английскую разведку, но кто именно, установить очень трудно.

— Резидент сейчас во Франции?

— Вероятнее всего, да. Поиском занимаются и СД, и гестапо, и я, кроме того, его ищут французы. Сегодня у вас был капитан Ганидек. Он тоже разыскивает английского резидента. Кстати, он понравился вам, Эльза?

Миллер снизала плечами:

— Трудно сделать определенный вывод. Неглуп, приятный мужчина, но оценить его как контрразведчика я не могу.

— Между прочим, Густав говорил, что он вполне может быть английским резидентом.

— У Густава были подозрения?

— Нет. Просто он не верит французам.

— А вы верите?

— Таким, как Ганидек, — да, — решительно произнес Ваден. — Если нам придется оставить Францию, он уйдет вместе с нами. Его здесь повесят, как работавшего на немцев.

— А скажите, Курт, кузен не допускал, что агентура, которую они взяли, — дубль?

— Он предполагал и такой вариант. Но когда взяли радиста, передатчик в Париже замолчал. Если бы эта группа была дублирующей, должен был быть еще один радист.

— Но не обязательно в Париже, — размышляла Эльза. — В других городах Франции передатчики работают?

— Да. И, к нашему стыду, не один, а десятки.

— Так почему среди них не могут быть один или несколько передатчиков резидента?

— Эльза, — улыбнулся Ваден, — вы неплохо разбираетесь в этом деле. Возьмитесь за поиск резидента, а я помогу вам.

— Нет, нет, — замахала руками Эльза. — Курт, мне только такого трудного задания не хватает здесь, вы, наверное, имеете довольно слабое представление о моей службе. Дай Бог мне справиться со своими делами.

— Нейталь особенно не утруждал себя службой, — с иронией произнес Ваден. — У него хватало свободного времени на все: женщины, кутежи с капитаном Ганидеком и прочее… Но беда еще и в том, что вся его служба занималась тем же, чем и командир.

— Ничего, я наведу порядок. Мой заместитель Гардекопф душу из них вытрясет. Ну, а с майором придется расстаться.

— И немедленно. Из–за него вы можете попасть в неприятную историю… — казалось, Ваден что–то недоговаривает. Помолчав, он добавил: — Для того чтобы вести такой образ жизни, какой Нейталь вел до вашего приезда, нужна куча денег. Возникает вопрос: где брал деньги Нейталь?

— Вы подозреваете, что он отправлял в рейх не все ценности, изъятые у солдат и офицеров? — тут же сообразила Миллер.

— Не могу утверждать этого, но…

— Вы не знаете постоянных собутыльников Нейталя?

— Кроме капитана Ганидека, постоянных у него нет.

— У меня складывается мнение, что здесь не ведется борьба с пьянством среди офицеров.

— Борьба ведется, — возразил Ваден, — но у Нейталя не было во Франции начальства, а сами понимаете, связываться с ним ни у кого особого желания не было. Все–таки майор абвера, служба у него такая, что может навести тень на любого.

— А он делал это? — осторожно поинтересовалась Миллер.

— По моим данным, да.

— Спасибо, Курт, за то, что ввели меня в курс дел.

— Всегда к вашим услугам, дорогая Эльза. Мне очень приятно, что здесь, в Париже, я встретил такую очаровательную родственницу.

— Я тоже рада, Курт. На новом месте необходим хороший друг.

— Мы отметим ваш приезд, Эльза?

— Обязательно, но немного позже.

— Согласен. Если я больше не нужен, то пойду. Вчера убили немецкого офицера в пригороде Парижа, будем брать заложников.

— Сколько за одного убитого офицера?

— Пятьдесят человек.

— Все они будут расстреляны?

— Да, если в течение суток убийца не отдаст себя в руки гестапо или полевой жандармерии.

— И часто убийцы приходят к вам?

— Был один случай, да и тот… — Ваден недовольно скривился и продолжил: — Пришел отец одного из заложников и сказал, что это он убил солдата. Но объяснить, как все произошло, не смог. Заложников отпустили, а отца с сыном расстреляли.

— Курт, вам не было жаль их? — неожиданно спросила Миллер.

— Эльза, игра не по правилам! — Ваден ошеломленно смотрел на нее.

— Почему, Курт?

— Я ведь ваш родственник и проверять меня не надо.

— Вы решили, что я вас проверяю? Не верите, что мне жаль этих французов?

— Я очень хорошо знаю, как вы расправились со штрафниками. Поэтому ваша жалость к французским заложникам настораживает.

— Но разве не должны у нас вызывать героические поступки других народов восхищение? — не сдавалась Эльза.

— Я не верю ни в жалость, ни в восхищение со стороны оберст–лейтенанта абвера.

— Наверное, вы, Курт, правы, — согласилась Миллер. — Заходи ко мне почаще, Курт, — перешла на «ты» Эльза. — Я буду рада видеть тебя.

Они тепло попрощались, довольные друг другом.

Эльза выглянула в окно. Слева виднелась площадь Де–ла–Маделен с высоким собором в центре. Туда на большой скорости подъехали два грузовика с эсэсовцами. Как только машины остановились, солдаты спрыгнули на землю и стали полукольцом у входа в собор. Два гестаповских офицера и отделение автоматчиков вошли в помещение. Богослужение было прервано.

Спустя несколько минут начали выходить люди. Четыре эсэсовца, стоявшие у входа, проверяли документы. Не обнаружив ничего подозрительного, возвращали владельцам аусвайсы.

Но вот документ протянул молодой высокий француз, одетый в вельветовую куртку и черные брюки. Солдат развернул документ и что–то резко сказал парню, тот отрицательно замотал головой. К ним приблизился офицер гестапо, взял документ из рук солдата, просмотрел его и подал команду двум эсэсовцам, находившимся рядом. Те направили на парня автоматы и отвели его в сторону.

Было очевидно, что гестаповцы кого–то ищут. Минут пятнадцать длилась проверка документов, за это время еще два француза разделили участь парня.

Вдруг на крыльце появился капитан Ганидек, он тоже предъявил офицеру документ. Тот мельком взглянул и приложил руку к козырьку фуражки, давая понять капитану, что его не задерживают. Но Ганидек не спешил отходить от гестаповца, он стал что–то доказывать немцу, указывая рукой на парня в вельветовой куртке. Офицер гестапо подозвал его к себе и снова проверил аусвайс. Что–то заметил себе в записной книжке и отпустил француза. Тот быстро пересек площадь и скрылся за поворотом.

Ганидек отдал немцу честь и не спеша отошел.

Эльза задумалась. Сейчас ей только Джона Хатта не хватало. Ваден рассказывал о резиденте английской разведывательной группы. А что если этот неуловимый резидент — капитан Ганидек? Как разведчик он известен СД, у Густава Нейса была его фотография, но почему же он не вспомнил тогда, в Швейцарии, что встречал этого человека во Франции? А может, он и не встречался с капитаном? Хотя нет, Ваден говорил, что Густав видел Ганидека. Правда, в форме капитана французской армии он не очень похож на того человека, который был на снимке. На фото Джон Хатт моложе лет на десять.

Что же делать? Один раз Нейс не узнал англичанина, но где гарантия, что и вторично все пройдет гладко? Джон Хатт должен исчезнуть в безопасное место, его провал — это в какой–то мере и провал Миллер. Надо что–то предпринимать, и немедленно. Промедление может обернуться опасностью…

Эльза почувствовала, что ей необходима помощи старшего товарища, добрый совет и опыт настоящего чекиста.

Но здесь, во Франции, она была одна, без поддержки, без связи, и решать все вопросы ей надо одной.

Еще не все потеряно, надо искать выход из сложившегося положения. У нее есть один вариант, но его надо хорошенько обдумать…

XV

В воскресенье Эльза с самого утра вместе с Гардекопфом гуляла на Елисейских полях, в саду Тюильри, в Булонском лесу. Вокруг Большого озера было необычно многолюдно. День был чудесный.

После того как майор Нейталь был отправлен в Берлин, Гардекопф, словно тень, везде следовал за Эльзой, всячески стараясь подчеркнуть свою признательность Миллер за то, что она оставила его своим заместителем, а не более опытного и самоуверенного майора Нейталя. Он и не подозревал, что майор был отправлен в Берлин совсем из других соображений.

Миллер заметила, что Нейталь присматривается к ней, часто встречается с капитаном Ганидеком. Эльза видела, что от него можно ожидать любой подлог, и на основании рапорта, написанного по ее просьбе Ваденом, составила служебную записку на имя штандартенфюрера Штольца, подтвердив ее рапортом Вадена и показаниями обслуживающего персонала офицерского казино. Миллер сообщила Штольцу о том, что майор Нейталь своим поведением, не достойным офицера, позорит абвер и мешает нормальной работе ее подчиненных.

В тот же день, как только была получена служебная записка, Штольц позвонил Эльзе и приказал срочно отправить Нейталя в Берлин. Приказ был выполнен незамедлительно.

Капитан Ганидек, оставшийся без приятеля и не имевший теперь повода появляться на службе Миллер, рьяно принялся помогать Эльзе в розыске ценностей. Он попытался также выяснить, куда исчез Нейталь.

— Его вызвали в Берлин, капитан, — неизменно отвечала Эльза.

Не узнав ничего существенного, капитан, делая вид, что задал вопрос не ради собственного интереса, а просто так, отдавая дань их дружбе, раскланивался и уходил.

Гуляя с Гардекопфом по берегу Большого озера, Эльза почему–то была уверена, что обязательно встретит здесь капитана Ганидека. С момента ее прибытия в Париж прошло уже более месяца и, за редким исключением, не проходило и дня, чтобы Ганидек не посетил ее. Конечно, его помощь была неоценимой. Подчиненные Эльзы неоднократно удивлялись, когда она, почти не бывая в воинских частях, называла фамилию офицера и ценности, которые у него имеются. Вначале Гартман и другие сотрудники сомневались в достоверности информации, но после того как шесть офицеров признались, что утаили от казны драгоценности, люди Миллер на каждого, кого она называла, набрасывались с таким остервенением, что тот отдавал все, что у него было, и даже называл нескольких офицеров, у которых, по сведениям провинившегося, также можно раздобыть драгоценности французского происхождения.

Деньги, которые Эльза платила Ганидеку за информацию, он отрабатывал честно. Миллер нередко задумывалась, что толкает Ганидека на этот шаг. Только ли попытка завоевать ее доверие?

За это время уже дважды появлялся майор Герфт. И дважды на автомобиль, в котором везли ценности, нападали неизвестные, и ценности исчезали. Гестапо и подполковник Ваден день и ночь искали преступников, но майор Герфт работал чисто. Ничто не говорило о том, что налет совершал майор абвера со своими подчиненными.

Оберст–лейтенантом Миллер в Берлине были довольны.

В воинских частях вермахта о ней ходили чуть ли не легенды. Находились даже такие, кто утверждал, что она любовница рейхсфюрера Гиммлера. Разговоры, которые велись вокруг нее, сделали свое дело. Эльзу Миллер боялись. Если кто–нибудь из ее подчиненных предупреждал, что завтра приедет оберст–лейтенант Миллер и во всем разберется, вопрос, до этого застывший на месте, решали моментально.

Эльза понимала, что своим успехом она в немалой степени обязана капитану Ганидеку, но об этом речь с ним никогда не вела. Бывало, Миллер спрашивала его:

— Господин капитан, у вас такое выражение лица когда вы получаете гонорар, что порой мне кажется — вас не устраивает сумма вознаграждения. Это так?

— Меня устраивает гонорар, фрау оберст–лейтенант, — с достоинством отвечал Ганидек. — Если будет мало, я тотчас извещу вас об этом.

— Мне нравится ваша откровенность, капитан. Скажите, вы не нашли еще ту женщину, которая спасла вам жизнь в Швейцарии?

— У меня нет для этого времени, — холодно пробормотал Ганидек.

— Вы намекаете на то, что все свободное время забираю у вас я? Вы неплохо заработали на абвере и, если вам в тягость наш договор, я расторгну его.

— Когда я не смогу быть вам полезным, я сам расторгну наш договор.

— Отлично. А вы помните наш разговор об английском шпионе? Вы так и не встретили его?

— Нет, — коротко отвечал капитан. Было видно, что ему не по душе этот разговор.

— Где же он пропадает? Раньше, по вашим словам, он часто бывал в Париже, — продолжала Эльза, не обращая внимания на недовольство капитана.

— Сейчас такое время, что ваши солдаты могли пристрелить его в каком–нибудь провинциальном городке.

— Под какими фамилиями он жил во Франции? Я могу дать запрос во все воинские части, находящиеся здесь.

— Не знаю.

— Жаль, очень жаль. Мы с вами могли бы принести большую пользу Германии.

— Мне тоже очень жаль, но я не знаю, где этот человек.

…Прогуливаясь у Большого озера, Миллер внимательно смотрела по сторонам. Капитан Ганидек нигде не появлялся. Вчера, беседуя с ним, она сказала, что все воскресенье будет работать. Эльза решила проверить, следит за ней кто–то по поручению Ганидека или нет. Если он появится здесь, значит, за ней постоянно следят. И тогда Эльзе придется избавиться от капитана. Как это сделать, чтобы не пострадал Ганидек, она уже знала.

Недавно из Берлина прибыл офицер гестапо, прикомандированный к ее группе. В первый же день Эльза приказала ему переодеться в гражданское платье и установить наблюдение за Ганидеком. Вчера офицер доловил ей, что французский капитан заметил слежку. Каково же было его удивление, когда, вместо того чтобы отчитать, Миллер похвалила его.

— Молодец, штурмфюрер!

— Вы не поняли меня, фрау оберст–лейтенант. Как я ни старался быть незамеченным, капитан засек меня. Я шел за ним по аллее, прячась за редких прохожих. Все было хорошо, но неожиданно капитан резко повернулся и пошел мне навстречу. Проходя мимо, он пристально посмотрел на меня, стараясь запомнить мое лицо.

— Вы хотите сказать, что Ганидек проверял, нет ли за ним слежки?

— Похоже.

— Не волнуйтесь, штурмфюрер. Все нормально. Именно это и нужно было мне. Переодевайтесь в мундир, пойдете к Гардекопфу и скажете, чтобы он предоставил вам полную свободу действий, то есть не посылал вас в воинские части вермахта. Вы мне можете понадобиться в любой момент.

— Слушаюсь, фрау оберст–лейтенант.

Эльза так задумалась о капитане Ганидеке, что не сразу услышала, когда к ней обратился Гардекопф. Майор, поняв, что Миллер мыслями где–то далеко, повторил:

— К нам направляется капитан Ганидек.

— Где он? — Эльза повернула голову и сразу увидела капитана. Весело насвистывая какую–то мелодию и размахивая кленовой веточкой, он легкой походкой приближался к ним.

— Добрый день, — поздоровался он. — Несмотря на то что вы не так давно в Париже, фрау оберст–лейтенант, вы правильно выбрали маршрут для воскресной прогулки.

— Вся Европа знает о Елисейских полях и Булонском лесе, ничего удивительного в том, что мы с майором решили провести свободное время в этом чудесном уголке. Кстати, капитан, мы с вами встречаемся подозрительно часто, — совершенно серьезно сказала Миллер.

— Вы считаете, что наши встречи не случайны?

— Я считаю, что вы следите за нами, — резко ответила Эльза. — Но, учтите, следить за мной и моими офицерами опасно. Вы избрали не тот путь.

— У вас есть доказательства?

— Пожалуйста. Взгляните на противоположную сторону аллеи. Узнаете своего агента?

— Здесь множество людей. Кто же из них мой агент? — ухмыльнулся капитан.

— Видите парня в вельветовой куртке и черных брюках? Это и есть ваш агент. Он нас сопровождает от Елисейских полей.

— Почему вы решили, что он мой агент?

— Не будем играть в прятки, капитан. Я говорю только то, в чем уверена.

— Но если я действительно не знаю этого человека?

— Вы слишком самонадеянны, капитан. Гардекопф, арестуйте француза и доставьте его в полевую жандармерию… Пусть посидит у них до завтра.

— Подождите, — запротестовал Ганидек. — Отмените ваш приказ — это в самом деле мой агент.

— Тогда пусть убирается отсюда, он мне порядком надоел.

Ганидек быстро пересек аллею, подошел к парню в вельветовой куртке и что–то сказал ему. Парень бросил взгляд на Миллер и Гардекопфа, сунул руку в карман и небрежно зашагал в глубь леса. Ганидек вернулся обратно.

— Больше он не будет следить за вами, фрау оберст–лейтенант.

— Я знаю.

— Почему вы так уверены в этом, я ведь мог и обмануть вас?

— Мне бояться нечего. Завтра вам будет уже не до меня, — Миллер сделала паузу и закончила: — За вами следят.

Ганидек вздрогнул от неожиданности.

— Кто?

— Гестапо. Я пользовалась вашими услугами, и мне очень не хотелось бы присутствовать при ваших допросах.

— Боитесь, что я брошу тень на вас? — съязвил капитан.

— Нет. Вам все равно не поверят. Просто вы заслужили мое покровительство.

— В чем подозревают меня, вы не знаете?

— Конкретно мне ничего не известно. За вами следили не местные сотрудники гестапо, а прибывшие из Берлина.

— Что вы посоветуете мне?

— Советчиком в данном случае может выступать только здравый смысл.

— Мне надо исчезнуть? — глядя прямо в глаза Эльзе, спросил Ганидек.

— Да. Вместе с парнем в вельветовой куртке.

— Благодарю вас, фрау оберст–лейтенант. Мы не увидимся с вами больше?

— Нет. Прощайте, капитан.

— Я говорю: до встречи, фрау оберст–лейтенант.

Ганидек зашагал по аллее. Эльза молча смотрела ему вслед. Она была уверена, что сегодня капитан Ганидек покинет Париж.

Прощаясь с Ганидеком, Эльза даже не подозревала, насколько своевременным был ее шаг. Когда они с Гардекопфом вошли в казино перекусить, им навстречу бросился Ваден.

— Эльза, у меня для вас хорошая новость. Приехал Густав Нейс.

— О, я очень рада! — воскликнула Эльза. — Где он?

— Здесь, в казино. Я предупредил его, что вы должны вот–вот появиться, и мы вместе пообедаем.

— Спасибо, Курт.

В обеденном зале Эльза сразу заметила Густава Нейса.

— Привет, скиталец! — с улыбкой приветствовала она своего кузена.

— Здравствуй, дорогая кузина! — лицо Густава просияло.

— С приездом во Францию, — присаживаясь рядом, сказала Миллер.

Ваден подозвал официанта, проходившего мимо, спросил:

— Вино хорошее есть?

— У нас все вина хорошие.

— Принесите бутылочку довоенного белого. И три обеда.

— Простите, не понял, господин оберст–лейтенант.

— Обед на троих, скотина! — взорвался Ваден.

— Будет исполнено, господин оберст–лейтенант, — и официант поспешно удалился.

Густав, слышавший разговор Вадена с французом, рассмеялся.

— Господин оберст–лейтенант, французы учат вас правилам речи? Дожились… — покачал Нейс головой.

— Официант такой же француз, как и ты, — рассердился Ваден. — Он — немец, да еще и сотрудник СД.

— Выходит, мы с ним — коллеги? Интересно. А в каком он чине?

— Не знаю. Лучше скажи, Густав, как там мои родители?

— Хорошо, не волнуйся. Просили передать тебе подарок. Он у меня в чемодане, напомнишь, когда выйдем отсюда. Я отдам его тебе.

— А как твои?

— Старик еще держится, а мать начинает сдавать. Сердце пошаливает.

— Ты откуда приехал к нам? — изменила тему разговора Эльза.

— Из генерал–губернаторства.

— Как обстоит дело с поляками?

— То же, что и здесь. Растет движение Сопротивления. Партизаны, подполье…

— Куда же смотрят абвер и гестапо? — спросил Ваден.

— Туда же, куда полевая жандармерия, — отрезал Нейс.

Эльза прервала начинавшийся спор:

— Густав, с того времени как мы встречались, в Швейцарии, я тебя не видела. Чем закончилась операция?

— Джон Хатт был в Лозанне, но мы его не смогли взять. В Швейцарию человек под фамилией Хатт не въезжал и не выезжал из нее.

— Но Джон Хатт прибыл в Швейцарию под фамилией Сикорский, ты сам мне говорил об этом.

— Фамилия Сикорский нигде не зафиксирована, кроме курорта «Лозанна».

— Значит, границу он пересек под другой фамилией?

— Выходит, так.

— А фотографию вы предъявляли?

— Это не дало результата. Думаю, Джон Хатт был загримирован при переезде границы.

— Значит, вы ничего не узнали?

— Кое–что есть. Оно должно заинтересовать тебя, Эльза.

— Любопытно.

— В озере нашли Бедуина и еще одного человека. Он оказался контрабандистом.

— Кто такое мог сделать?

— Не знаю, но есть предположение, что это работа Джона Хатта.

— Погоди, Густав, ты считаешь, что англичанин приехал в Швейцарию ликвидировать Бедуина?

— Вполне возможно.

— Основания?

— Бедуин работал на абвер, кроме того, он мог быть двойником со стажем. Ты понимаешь меня?

— Ты думаешь, что он работал одновременно и на чехов, и на англичан в прошлом? Англичане, узнав, что Марек работает в настоящее время на абвер, подослали Хатта ликвидировать его?

— Похоже на действительность.

— А я — сомневаюсь в этом. Отправлять опытного разведчика с таким заданием нет смысла. Было бы намного проще убрать Марека в другом месте.

Густав вздохнул.

— Значит, Бедуина ликвидировал кто–то другой. Но почему с ним оказался контрабандист?

— Совершенно случайно. Убрали свидетеля. Марек часто встречался с этим человеком.

— Есть еще один очень интересный момент, — продолжал Нейс — В палате, куда поселили Сикорского, мы обнаружили его личные вещи. Из этого следует, что Джон Хатт пробыл в комнате не более десяти минут. Он переоделся, сменил грим и вышел. Больше не возвращался. Напрашивается вывод, что в Лозанну Джон Хатт прибыл точно в назначенное время по сигналу или по телефонному звонку и у него была единственная цель — ликвидировать Бедуина и скрыться.

— Надеюсь, Густав, вы все же когда–то разберетесь, как произошло убийство Марека.

— Начальство требует, чтобы выяснили все сейчас. Потому я и приехал сюда.

— Есть след?

— В Швейцарию в тот день, когда в Лозанне появился Джон Хатт, приезжал француз по фамилии Ганидек.

Эльза насторожилась.

— Какая связь между ним и Бедуином?

— Никакой, но выехал Ганидек из Швейцарии на следующий день после того, как в Лозанне был убит Марек и контрабандист.

— Ты предполагаешь, что это не случайное совпадение?

— Да, в карточке таможенного осмотра перечень личных вещей Ганидека точь–в–точь сходится с перечнем пещей, оставленных в номере Сикорским.

— Это уже что–то… — многозначительно произнесла Эльза.

— …Кроме того, в Швейцарии Ганидек должен был провести около недели, а уехал на следующий день.

— Знаешь, Густав, думаю, надо немедленно арестовать Ганидека.

Ваден, молча слушавший разговор Миллер и Нейса, поднялся со стула:

— Густав, мне известен адрес Ганидека. Через час он будет в полевой жандармерии.

— Не торопись, Курт. За Ганидеком на некоторое время надо установить наблюдение. Есть подозрение, что Ганидек и резидент группы английских шпионов, которых мы взяли не так давно во Франции, — один и тот же человек.

Миллер опять настойчиво повторила:

— Ганидека надо немедленно брать. Оставлять его на свободе — слишком большой риск с твоей стороны, Густав.

— В нашей профессии без риска нельзя.

— И все–таки, если Ганидек тот человек, за которого ты его принимаешь, необходимо брать его сейчас же, не теряя ни минуты.

Но у Нейса, очевидно, были свои соображения на этот счет.

— Долго мы не собираемся следить за ним. Недельку, не больше. Может быть, удастся выйти еще на кого–нибудь, — твердо решил он.

— Мне ясно, Густав, что ты задумал, но ты никогда не был разведчиком и не знаешь, как чувствует себя резидент, если взят хотя бы один человек из его группы, а у Ганидека провалена вся агентура. Сейчас он, как затравленный волк. Один неосторожный шаг — и ты больше не увидишь его. Ганидек может заметить слежку, и ты опять останешься с носом, как в Швейцарии.

— Я уверен в удаче.

— Что ж, поступай, как знаешь, — Эльза, казалось, с сожалением посмотрела на кузена. — Давайте кушать, обед стынет, мы с вами так увлеклись, что не заметили, когда принесли еду. Приятного аппетита.

Ваден разлил в рюмки вино. Эльза подняла бокал и сказала:

— Господа, предлагаю выпить за нашего фюрера. Все молча выпили вино и стали закусывать.

— Густав, когда ты намерен начать слежку за Ганидеком, если не секрет? — спросила Эльза.

— От тебя, кузина, у меня секретов нет. Два часа тому назад за капитаном установлена слежка.

Миллер опустила глаза.

Больше часа сидели они в казино, разговаривая о положении на фронтах, о том, что ожидает Германию в будущем. Тема эта интересовала Эльзу, тем более что она слушала мнение сотрудника СД и старшего офицера полевой жандармерии.

Они сидели бы еще долго, но в казино появился человек в гражданской одежде и торопливо направился к их столу. Подойдя к Нейсу, он наклонился к нему и стал тихо говорить что–то. Густав не понял, о чем идет речь.

— Говорите так, чтобы слышали все, — приказал он. — От этих офицеров нам скрывать нечего.

— Убит первый номер.

— Что? — приподнялся со стула Нейс.

— Убит первый номер, господин штурмбанфюрер.

— Рассказывай, что произошло.

— Первый номер приказал мне дублировать его. Как только из дома с небольшим чемоданом в руке вышел капитан Ганидек, первый двинулся за ним. Я шел в тридцати метрах позади, по противоположной стороне улицы. Ганидек остановился у галантерейного магазина, несколько минут рассматривал предметы, выставленные в витрине, и двинулся дальше. По его виду легко было определить, что он не очень торопится. Мы шли за ним, соблюдая интервалы и меры предосторожности. Все было нормально. Но вдруг Ганидек резко остановился и, будто вспомнив о чем–то, повернул назад. Мы не выпускали его из поля зрения, продолжали идти следом. Сегодня воскресенье, людей много, поэтому нам довелось сократить интервал. И опять, так же неожиданно, Ганидек свернул по двор одного дома. Первый бросился за ним. Между первым и мной шел высокий парень в вельветовой куртке и черных брюках, он тоже повернул за ними. Когда я вошел во двор, у стены лежал первый с ножом в спине. Ни Ганидека, ни парня в вельветовой куртке нигде не было видно. Они исчезли, как сквозь землю провалились.

— Что вы предприняли? — от ярости Густав сжал кулаки.

— Выскочил на улицу, остановил патруль, начал расспрашивать встречных. Но никто не видел этих двоих.

Густав Нейс посмотрел на Вадена:

— Нужна ваша помощь. Звоните в СД, гестапо. Необходимо мобилизовать все службы, в противном случае на успех мало надежды.

Оберст–лейтенант быстрыми шагами направился к выходу. Густав тронул Эльзу за руку.

— Было бы неплохо, Эльза, если бы и твои люди подключились к поиску.

— Хорошо. Я сейчас же прикажу Гардекопфу собрать всех по тревоге.

Она вышла на крыльцо. На тротуаре стояли Гардекопф, Гартман и Замерн. Миллер громко объявила:

— Срочно соберите всех наших людей у полевой жандармерии. Иметь при себе оружие. Если меня будут спрашивать, я у оберст–лейтенанта Вадена.

Во дворе полевой жандармерии стояли машины с солдатами. Никого из офицеров не было видно. Эльза поинтересовалась у часового, на месте ли оберст–лейтенант. Получив утвердительный ответ, прошла по коридору и остановилась у двери, ведущей в кабинет Вадена. Несколько секунд медлила, входить ей или нет, потом решительно открыла дверь. Ваден, наклонившись над столом, на котором была разложена карта Парижа, что–то объяснял четырем офицерам.

— Разрешите присутствовать, господин оберст–лейтенант? — спросила Миллер.

— Вы тоже хотите принять участие в поиске?

— Да.

— Ну что же, прошу, — и Ваден продолжил прерванный приходом Миллер разговор:

— Итак, оберст–лейтенант, вы со своими людьми расположитесь на углу бульвара Капуцинов и площади Оперы, у магазина шляп. Вот здесь расставите людей, — он указал места на карте.

— Слушаюсь, господин оберст–лейтенант, — щелкнул каблуками обер–лейтенант и вышел.

— Гауптман, подойдите ближе к карте, — приказал начальник полевой жандармерии офицеру, стоявшему в другом конце стола. — Вам поручается особо трудный участок. Кроме патрулирования на дороге, вам надо будет проверить несколько увеселительных заведений. Вы знаете бар Рике?

— Так точно, господин оберст–лейтенант. Это на Монмартре, на улице ле Пик. Бар существует с 1889 года. Там еще стены разрисованы разными фривольными рисунками.

— Все правильно, гауптман. Бар Рике представляет собой длинный подвал. Там множество подсобных помещений, проверьте их хорошенько.

И опять Ваден указал на карте точки, где надо расставить людей.

Следующим был уже немолодой лейтенант, грузный, с крупными чертами лица, виски еле заметно тронула седина.

— Вам, лейтенант, — заговорил начальник полевой жандармерии, — я поручаю наиболее ответственный район — авеню Бретей. Она широкая, недлинная, упирается в круглую площадь с фонтаном. Посреди авеню Бретей — сквер с молодыми деревцами. Расположите людей так, чтобы ни один человек не прошел незамеченным. Я полагаюсь на ваш опыт.

И наконец Ваден обратился к своему заместителю.

— Ваш район, майор, кладбище Пер–ля–шез. На месте разберетесь, как расставить людей. Вот и все. Я буду находиться на улице Вавен, на Монпарнасе, там есть русский бар «Оазис». Я не один раз встречал там Ганидека. Возможно, он появится снова, — закончил речь Ваден.

Когда все разошлись, оберст–лейтенант повернулся к Миллер.

— Как думаете, Эльза, наша операция принесет положительные результаты?

— Трудно ответить на этот вопрос с уверенностью, — уклончиво произнесла Миллер. — Если у капитана Ганидека нет неотложных дел, то, наверняка, его бесполезно искать в Париже.

— Но если человек чувствует опасность, разве могут удержать его даже самые неотложные дела?

— Вы мыслите, Курт, не как разведчик. Ведь Ганидек постоянно рисковал жизнью ради дела, и сейчас, когда над ним сгустились тучи и он не уверен, что в ближайшее время возвратится снова в Париж, он постарается сделать то, что не успел раньше. Если Ганидек только сегодня заметил за собой слежку, ясно, что он не готовился к отъезду, а значит, кое–какие дела у него не закончены.

— Логично, Эльза, — Ваден взглянул на часы. — Пора… Поехали со мной.

— Хорошо.

Эльза и Ваден вышли из кабинета. В коридоре ждали подчиненные Миллер.

— Все собрались? — спросила Эльза.

— Так точно, фрау оберст–лейтенант, — ответил Гардекопф.

— Поезжайте на улицу Вавен, что на Монпарнасе. Я отправлюсь туда вместе с оберст–лейтенантом. Выполняйте!

Гардекопф повернулся к своим подчиненным и скомандовал:

— По машинам!

Офицеры абвера и гестапо бегом устремились к выходу.

За опель–капитаном начальника полевой жандармерии следовали шесть автомобилей Миллер. Ваден о чем–то сосредоточенно думал. Эльзу интересовал только один вопрос: успеет ли Джон Хатт выбраться из Парижа раньше, чем будут перекрыты все дороги.

Неожиданно Ваден спросил:

— Как вы расцениваете поступок Густава?

— Что вы имеете в виду? — Эльза была искренне удивлена.

— То, что выйдя на Ганидека, он не арестовал его, а начал слежку.

— Густава интересовал не только капитан Ганидек, но и его связи.

— Но вы сами сказали, что рисковать опасно.

— Да. Я не отрицаю это и сейчас. Просто у Густава больше мужества, чем у меня и у вас. Он не боится трудностей.

— Если Ганидек не будет пойман, Нейс узнает, что значит быть слишком уверенным в себе, — поморщился Ваден.

— Мы — его родственники и обязаны помочь ему.

— Верно, — согласно кивнул оберст–лейтенант. — Именно это мы и делаем сейчас, пытаясь исправить его ошибку.

— От такой ошибки никто не застрахован, Курт, — мягко промолвила Эльза.

— Ни я, ни вы не допустили бы ничего подобного, — твердо возразил Ваден.

— Вы не на шутку рассердились на него.

— Я просто не уверен, кто из нас донесет на Густава раньше, — Ваден повернулся и посмотрел Миллер прямо в глаза. — Простите меня, Эльза, но я не верю вам. Если в Берлине узнают, что вы скрыли промах своего кузена, вам придется отвечать на вопросы особой инспекции.

Миллер иронически улыбнулась.

— Во–первых, Курт, я не собираюсь доносить на Густава, уверяю вас. Во–вторых, я знакома со службой особой инспекции, и она не так страшна, как о ней рассказывают. Зря вы так близко принимаете все к сердцу… Что касается обстоятельств бегства Ганидека, то Густав сам сообщит своему начальству об этом.

— Тогда я спокоен, — отошел немного Ваден. — Я недооценил вас, Эльза.

— Зато я вас, оберст–лейтенант, переоценила, — Миллер не скрывала своего презрения. — Я считала вас сильным и волевым мужчиной. А судя по вашему беспричинному испугу — это далеко не так.

Ваден опустил голову.

— Эльза, вы должны понять, у меня за много лет впервые появилась реальная возможность переехать в Германию. Я во Франции с первых дней оккупации. Начальство обещало в ближайшем будущем перевести меня на родину.

— Ваше начальство сдержит слово.

— Вы уверены? — с надеждой спросил Ваден. — Вам говорил обо мне кто–то из моего непосредственного начальства?

— Нет.

— Что же вы вводите меня в заблуждение? — в голосе оберст–лейтенанта послышались нотки обиды.

Эльза прищурила глаза.

— Вы знаете, что русские уже освободили большие часть своей территории?

— Да, но ведь это выравнивание линии фронта, — недоуменно пожал плечами начальник полевой жандармерии.

— Для обывателя — это выравнивание линии фронта, для солдата — отступление под натиском превосходящих сил противника.

Эльза с наслаждением ожидала, какой будет реакция Вадена на ее слова. Она заметила, как в его глазах постепенно стал появляться испуг.

— Неужели дело обстоит именно так? Я не знал этого…

— Теперь вы понимаете, почему ваше начальство сдержит слово? Вообще советую держать язык за зубами.

— Не боитесь, что я донесу на вас?

Миллер рассмеялась прямо в лицо Вадену.

— Нет. Вам не поверят. Я — офицер абвера с особыми полномочиями. Меня долго и тщательно проверяли. Я делом доказала свою преданность фюреру. Ваш донос расценят как клевету на тех, кому верит сам рейхсфюрер Гиммлер.

Эльза замолчала, затем с явным злорадством продолжила разговор:

— Хотите знать, Ваден, что было бы с вами дальше? Вы застрелились бы по неизвестным причинам или повесились бы в пьяном виде.

— Чепуха какая–то. Я не собираюсь делать ни первое, ни второе. У меня — жена и двое детей.

— У вас никто не спрашивал бы, хотите вы этого или нет.

— Вы отдаете отчет своим словам? — взорвался от гнева оберст–лейтенант.

— Вполне. Только потому, что вы мой родственник, я говорю вам это, — невозмутимо ответила Миллер.

— Но ведь донес бы я на вас из лучших побуждений!

— Когда дело касается верных солдат фюрера, побуждения во внимание не принимаются. Так что советую быть осторожнее с доносами. Можно донести не на того…

Ваден посмотрел в окно и постучал по стеклу, отделяющему шофера от салона.

— Кажется, мы подъезжаем к месту назначения, — сказал он Миллер.

Шофер подрулил к тротуару и затормозил. Остановились и автомобили, следующие за ними. Объехав легковые автомобили, впереди машины Вадена стал грузовик с солдатами полевой жандармерии. Из кабины вышел лейтенант и, осмотревшись вокруг, подал команду:

— Перекрыть все улицы, проходные дворы и переулки. Проверка документов. Всех подозрительных задерживать, особое внимание лицам, похожим на тех, о ком я говорил вам в управлении полевой жандармерии.

Построившись в две шеренги, солдаты разошлись по точкам.

— Господин оберст–лейтенант, где мы расставим моих людей? — обратилась Миллер к Вадену.

— Мы все пойдем в русский бар и для начала проверим документы посетителей.

Ваден осмотрел подчиненных Миллер. Все один в один, крепкие, рослые, в хорошо подогнанной форме, они производили приятное впечатление. Довольный осмотром, он приказал:

— Господа офицеры, всем расстегнуть кобуры пистолетов.

Офицеры молча выполнили приказ.

— Как только войдем в бар, вы, — указал Ваден на Замерна и одного из офицеров гестапо, — пройдете на кухню и проверите документы у обслуживающего персонала. Остальные будут находиться в зале. Все выходы из зала необходимо перекрыть. Итак, вперед!

XVI

Несмотря на тревожное время и на то, что продолжалась война, в зале «Оазиса» было довольно много людей. Появление немцев мгновенно привлекло к себе внимание присутствующих. Даже музыканты перестали играть. Все настороженно следили за Ваденом. Оберст–лейтенант не спеша закурил, спрятал в карман зажигалку и тяжелым взглядом окинул зал. К нему подбежал невысокий старик в черном фраке.

— Господин офицер, прошу к столу. Рад, что вы посетили мое заведение…

Ваден прервал его скороговорку:

— Объяви, чтобы приготовили документы для проверки.

Переступая с ноги на ногу, старик дрожащим голосом спросил:

— Заложников брать не будете?

Вадену льстило, что хозяин бара боится его. Он повернулся к Эльзе.

— Фрау оберст–лейтенант, заложников брать не будем или возьмем?

— Ваден, давайте заниматься делом, иначе я со своими людьми сейчас же уеду отсюда, — резко ответила Эльза.

Оберст–лейтенант, которому не очень понравился ответ Миллер, повернулся к старику:

— Скажи, чтобы все предъявили документы, только без шума. Если все пройдет нормально, я не возьму у вас заложников.

— Господа, господа, прошу всех без паники предъявить документы. Если мы будем вести себя благоразумно, господин оберст–лейтенант заложников среди нас не возьмет.

Посетители стали поспешно доставать из карманов документы и подзывать к себе офицеров, чтобы те проверили их. Подчиненные Миллер стояли с безразличным видом, не обращая внимания на протянутые документы. Ну не было команды проверять, кто есть кто.

Эльза осматривала зал. Ни Ганидека, ни парня в вельветовой куртке здесь не было. Миллер нахмурилась. Лицо мужчины в полувоенной русской форме показалось ей знакомым. Наверное, русский офицер–эмигрант, ему бы еще офицерские погоны — и настоящий белогвардеец. Но где она его видела? Мужчина наклонился, поднимая салфетку, которая упала со стола. На его лицо теперь падал свет. Он посмотрел на Эльзу, и она чуть не вскрикнула от неожиданности — это был Михаил Николаевич Тупиков, ее первый учитель и наставник. Благодаря его заботам, она получила первые уроки конспирации и разведывательной работы.

Туников спокойно и внимательно глядел на Эльзу. Она видела, как еле заметно дрогнули в улыбке его губы. Эльза впитывала в себя его взгляд, жадно всматривалась в знакомые черты. Обратила внимание на усталость в лице старшего товарища, на ранние морщинки у глаз. Казалось, Эльза забыла обо всем на свете, стояла и не сводила глаз с Туникова.

Она даже вздрогнула, услышав рядом голос Вадена:

— Увидели что–то интересное, фрау оберст–лейтенант?

— Кажется, встретила знакомого. Бывший белогвардейский офицер.

— Арестовать?

— Что вы! Этот человек заслужил совсем другое отношение к себе. Будь он немец, я пригласила бы его в ресторан, а так придется выпить по рюмке шнапса у меня в кабинете. Я вам не нужна больше? — торопливо спросила Миллер.

— Не смею задерживать, фрау оберст–лейтенант.

— Я заберу с собой Гардекопфа.

— Не возражаю. Встретимся за ужином.

— Хорошо.

Миллер кивком подозвала к себе Гардекопфа и направилась к столу, за которым сидел Туников. Она, как ни в чем не бывало, проверила документы у соседей и отпустила их.

Стараясь не выдать волнения, охватившего ее от радости неожиданной встречи, сказала:

— Документы?

Туников протянул паспорт: Павлов Степан Иванович.

— Степан Иванович, я забираю вас с собой.

Туников улыбнулся и молча поднялся из–за стола. На улице, возле автомобиля, они задержались. Два солдата полевой жандармерии пытались обыскать девушку. Та вырывалась, визжала, но солдаты продолжали свое дело. Эльза поманила лейтенанта, стоявшего невдалеке.

— Чем занимаются ваши солдаты, лейтенант? — гневно спросила Эльза.

Лейтенант повернулся в сторону, куда показала Миллер, и покраснел.

— Немедленно наведите порядок!

Офицер побежал к солдатам, все еще не отпускавшим девушку. Они были так увлечены, что не заметили подбежавшего офицера. Лейтенант, ничего не объясняя, ударил по лицу сначала одного, потом другого. Девушка вырвалась и скрылась за домом.

Миллер, Туников и Гардекопф сели в автомобиль.

— К полевой жандармерии, — сказала Миллер шоферу.

Ехали молча. Эльза не хотела заводить разговор при шофере и Гардекопфе. Михаил Николаевич мысленно одобрил ее поведение и тоже молчал. Он не ожидал таких успехов от Лизы Петренко. Когда ее, необученную, имеющую очень слабое представление о разведке, отправили в Германию, Туников очень переживал о ее дальнейшей судьбе. Он не верил, что она долго продержится, что не попадется на чем–то.

И вот, вопреки всему, она сидит рядом с ним в чине оберст–лейтенанта абвера. Он понимал, конечно, что разведчиком, в полном смысле этого слова, Лиза стала уже в Германии благодаря заботам ее соратников и учебе в высшей школе абвера, где готовили профессиональных разведчиков.

Внешне Эльза очень изменилась. Появилась уверенность в себе, но это была не самоуверенность, а чувство, соизмеримое со своими силами и возможностями.

Подъехали к зданию, в котором помещалась полевая жандармерия и служба Миллер. Эльза небрежно бросила Гардекопфу:

— Купите бутылку шнапса, несколько бутербродов и принесите ко мне в кабинет. И не забудьте прихватить рюмки.

— Слушаюсь, фрау оберст–лейтенант.

Эльза и Михаил Николаевич вошли в здание. В кабинете Эльза усадила Туникова в кресло, сама села рядом.

— Дорогой Михаил Николаевич, как я рада встрече! — в ее глазах блестели слезы.

— Я тоже очень рад, Лиза. Мы можем говорить спокойно? — Туников сделал жест рукой, давая понять Миллер, что его интересует подслушивающая аппаратура.

— Не беспокойтесь, микрофонов в моем кабинете нет. Я сама проверила каждый сантиметр комнаты.

— Как у вас дела, Лиза?

— Плохо со связью.

— Как долго вы пробудете в Париже?

— Не знаю. Когда меня отправляли сюда, предупредили, что через пару месяцев отзовут в Берлин. Два месяца почти прошли.

— Значит, в любой момент вас могут отозвать отсюда?

— Возможно. А потому мне нужна связь с Центром. У меня скопилось столько информации, что радист не передаст и за неделю. Материал срочный. Касается отправки на восточный фронт дивизий, которые находятся в европейских странах, комплектации дивизий из людей, не пригодных в мирное время к строевой службе.

— Что это за люди?

— Больные гастритами, язвами желудка и ряд других. Эти дивизии укомплектовываются врачами–специалистами но данным болезням и отравляются на фронт.

— Материал ценный.

— Это еще не все.

— Я могу запросить Центр, может быть, отправим ваш материал по моим каналам.

— Обязательно запросите. Но в начале радиограммы сообщите, что Милован жив и находится сейчас во Франции.

Туников очень удивился такому заявлению Миллер. Ничего не понимая, он озадаченно смотрел на нее.

— В Центре считают меня погибшей. Так сложились обстоятельства, что я не могла известить о том, что жива и здорова.

— Неисповедимы пути разведчика… — только и сказал Туников.

— Это не первый случай, мое личное дело, наверное, уже дважды сдавали в архив.

— Я не завидую вам.

— Каждый раз, зачисляя меня в очередной раз в число живых, начальство, бесспорно, ругало меня на чем свет стоит и жаловалось, что, дескать, этот Милован даже погибнуть без фокусов не может.

— Ха–ха–ха! — расхохотался Туников.

В это время в дверь кабинета постучали, и на пороге вырос Гардекопф с большим свертком в руках. Когда он развернул его, там оказались бутылка шнапса, колбаса, сыр, немного хлеба п три рюмки.

— Уважаю вас, майор, за догадливость.

Гардекопф смутился:

— Я третью взял на всякий случай…

— Молодец, Гардекопф. Разливайте шнапс.

Майор откупорил бутылку, разлил шнапс в рюмки и поднес Эльзе и Туникову.

— За что выпьем, Михаил Николаевич?

— За победу.

— За нашу победу, — сказала Эльза на русском языке и перевела для Гардекопфа на немецкий.

— За победу, — повторил Гардекопф и залпом выпил.

— Майор, забирайте бутылку и закуску и посидите на месте Замерна, вы все равно не понимаете по–русски, а наш гость не говорит по–немецки. Никого не впускайте сюда. Сами можете заходить без стука.

— Слушаюсь, фрау оберст–лейтенант.

Гардекопфа явно устраивал такой поворот событий. Довольный, он улыбнулся, взял бутылку, свернул закуску и вышел из кабинета.

— Вы не боитесь этого типа? — спросил Туников Эльзу, — Вид настоящего убийцы. Где вы откопали его?

— Он предан мне. Другого помощника я себе не мыслю.

— Шнапс любит?

— Не больше, чем другие.

— Вы защищаете его?

— Он единственный среди фашистов, кому я верю. За мной он готов идти в огонь и воду.

— А если бы он вдруг узнал, что вы русская разведчица, представляете, как реагировал бы на эту новость?

Миллер улыбнулась.

— Я не исключаю, что он подозревает об этом.

— Лиза, вы думаете, что говорите? — вскочил Туников.

— У меня есть основания так говорить. Начальник гестапо Венкель однажды предъявил мне обвинение в том, что я работаю на русских, и Гардекопф предложил ликвидировать Венкеля, но я запретила это делать. Тогда он, не согласовывая со мной, убил Венкеля.

— Он любит вас? — Туников пристально смотрел на Эльзу.

— Он очень предан мне.

— Но все–таки будьте осторожны с ним, он мало похож на ненавистника фашизма.

— Гардекопф намного сложнее, чем думают другие… — Эльза задумалась, а через минуту продолжила: — Так как быть с моей информацией?

— Поскольку материал ценный, надо, не откладывая, отправлять в Центр.

Миллер открыла сейф, вынула оттуда конверт и протянула Туникову. Михаил Николаевич вскрыл конверт. Там находились четыре листа бумаги. Он спросил:

— Информация зашифрована?

— Да. Шифр мой. Пусть радист так и передаст в Центр.

— Хорошо, Лиза.

— Сюда вы можете приходить, не вызывая подозрения. В случае необходимости, где я смогу найти вас?

— Позвоните по телефону 2–67. Спросите мадам Жаннет. Я буду знать, что меня вызываете вы. Лиза, я хотел спросить: вам известно что–то о ваших родных? Вашу мать в эвакуацию на Урал отправлял я. Она держалась хорошо, уезжала с верой, что скоро вернется. Сын у вас — чудесный мальчишка. Позже я звонил на Урал своим коллегам, ребята приняли их хорошо, нашли неплохую квартиру, часто навещали. Потом меня вызвали в Москву и направили сюда. Больше ничего я не знаю…

— Спасибо, Михаил Николаевич. Я долго ничего не знала о них. Только недавно мне стало известно кое–что. Мать умерла, Степа в детдоме. Его поручили воспитательнице, та заботится о мальчике, как о родном сыне. Что еще?.. Муж попал в плен. Я узнала об этом совершенно случайно, удалось освободить его. Партизанил, сейчас, наверное, сражается в Красной Армии…

Эльза опять замолчала. Туников заметил выражение душевной боли на ее красивом лице, у губ залегли горькие складочки.

— Был свидетелем моей гибели, — после паузы сказала Миллер.

Тупиков вздрогнул:

— Он считает, что вас нет в живых?

— Да.

— Это невозможно! Ему до сих пор не сообщили, что вы живы и здоровы?

— Постарайтесь меня понять. Я слишком много горя принесла ему. Когда я уходила за границу, мужу передали, что я утонула. Находясь в плену, он увидел меня в немецкой форме — считал предателем, потом узнал, что я — советская разведчица, и, наконец, у него на глазах я погибла. Вы представляете, что стоило для Ивана каждое новое сообщение? Я не могу, не имею права терзать его, ведь я люблю его… Будем живы — встретимся, когда закончится война. Если я погибну — Иван это уже перенес…

Тупиков молчал. Он не переставал удивляться силе и мужеству этой хрупкой женщины, волей судьбы попавшей в самое логово врага.

— Простите, Лиза…

Он неотрывно смотрел на нее. Хотелось сказать ей что–то хорошее, теплое, она казалась ему сейчас какой–то по–детски беззащитной. Но Туников только произнес:

— О провале не думайте. У вас все должно быть хорошо, Лиза…

Миллер покачала головой:

— Ни один разведчик не застрахован от провала. Я не боюсь смерти. Но я ненавижу их всех, всех! И если бы не дело, которому я служу, не святая обязанность перед Родиной, я не стала бы сдерживать себя, выхватила бы пистолет и стреляла бы, стреляла, стреляла…..

— Лиза, вы, наверное, очень устали?

— Да нет, Михаил Николаевич, — махнула она рукой, — есть у меня еще силы бороться. А разоткровенничалась я потому, что давно ни перед кем не открывала душу. Я так рада, что встретила вас, — мягко улыбнулась Эльза.

Туников поднялся.

— Мне пора идти, Лиза. Через несколько дней я свяжусь с вами. До свидания.

— Вас отвезти?

— Не надо.

— Тогда вас проводит Гардекопф. Сейчас все службы ищут английского разведчика. Могут быть неприятности.

— Не беспокойтесь, документы у меня в порядке.

Эльза проводила Туникова до двери и вернулась на свое место. Спустя несколько минут в дверь постучали.

— Войдите, — сказала Эльза.

Это был ее кузен Густав Нейс.

— Фрау оберст–лейтенант, мне надо поговорить с вами, — вид у Нейса был хмурый, уставший. Не ожидая приглашения, он сел в кресло. — Я пришел за советом. Мои дела очень плохи. Ганидека нигде нет, — чеканил он каждое слово.

— Не отчаивайся, — попыталась успокоить его Эльза. — Может, еще поймают. Он не мог далеко уйти.

Нейс сокрушенно покачал головой:

— Сомневаюсь. Джон Хатт — разведчик высокой квалификации, у него приличный стаж работы в разведке…

И неожиданно он умоляюще сказал:

— Как выйти мне из этого положения?

Миллер задумалась, а Густав продолжал:

— Мне не с кем посоветоваться здесь, Эльза. Тебе одной я могу довериться.

— Даже не знаю, что посоветовать тебе, Густав. То, что ты упустил Ганидека, само по себе ни о чем не говорит, это могло случиться с каждым.

— У меня нет ни единого шанса оправдаться.

— Агенты, сопровождавшие Ганидека, переданы тебе местным СД? — подумав, спросила Эльза. — Вот и сообщи своему начальству, что парижское отделение СД выделило тебе в помощь неквалифицированных агентов, в результате чего операция по поимке английского шпиона Джона Хатта провалена.

— Но с меня спросят за то, что я доверил им слежку.

— Объяснишь, что, по данным абвера, Ганидек работал не один и ты намерен был выявить его связи.

— На кого из абвера мне ссылаться? — пожал плечами Нейс.

— На оберст–лейтенанта Миллер.

— Тебя ожидают неприятности, Эльза.

— Пусть это тебя не волнует. У меня здесь другие обязанности.

— Эльза, мне очень не хочется впутывать тебя в это дело. Другого выхода нет?

— Твоему начальству нужен виновный в провале операции. Так найди его. Если ты правильно и вовремя составишь донесение по этому поводу, то и без упоминания обо мне выйдешь из создавшегося положения. Агент, шедший сзади, потерял на несколько минут первого агента, в результате чего Хатт ушел, а первый номер погиб.

— Эльза, у тебя светлая голова! Закажи мне Берлин. Я очень волнуюсь.

Эльза сняла трубку, заказала номер, названный Густавом, и собралась уходить. Удивленный Нейс спросил:

— Ты покидаешь меня?

— Я подожду, пока ты переговоришь со своим начальством, в приемной.

— Оставайся здесь, я доверяю тебе.

— Не надо, Густав. Ты уже наломал дров, и сейчас тебе надо избегать ошибок. Когда переговоришь с Берлином, позовешь меня.

— Хорошо, — с благодарностью посмотрел на Эльзу Нейс.

Миллер ожидала в приемной, когда появился Ваден.

— Почему вы не в своем кабинете? Гардекопф сказал, что вы уединились с кузеном.

— Густав звонит из моего кабинета в Берлин.

— Было бы неплохо, если бы кто–то из нас присутствовал при его разговоре.

— Мне это совершенно ни к чему. А если вам так хочется присутствовать при разговоре Нейса с Берлином, зайдите в кабинет.

— Но ведь мы с вами договаривались…

Эльза резко перебила Вадена:

— Я помню, о чем мы говорили с вами. У Густава нет ни малейшего шанса свалить бегство Ганидека на кого–нибудь другого. Я не желаю слушать, как он будет оправдываться перед начальством. Вы, Курт, лучше расскажите, какие успехи у поисковых групп?

— В двух местах, во время проверки документов, мои люди наткнулись на террористов. Завязалась перестрелка, несколько солдат ранено. Убито семь французов. А так все спокойно. — Он вздохнул. — Ганидека и его соообщника нигде нет.

— Как вели себя мои подчиненные? — поинтересовалась Миллер.

— Отличные парни, я завидую вам, фрау оберст–лейтенант.

Ваден неожиданно замялся и сказал:

— Эльза, я хотел поговорить с вами. Майор Нейталь был очень дружен с Ганидеком.

— Я знала, что вы заведете речь об этом, но ведь вы тоже не пренебрегали услугами капитана.

В глазах Вадена мелькнул испуг.

— Но я не дружил и не кутил с ним.

— Ну хорошо. И что дальше?

— А не мог Ганидек завербовать Нейталя?

— Не знаю, но почему вы задаете этот вопрос мне? — пожала плечами Миллер.

— Нейталь был несколько дней вашим подчиненным.

— И в течение нескольких лет вашим другом, — отрезала Эльза.

— Последнее время мы с ним не дружили. И потом, я ведь сам посоветовал вам убрать его отсюда.

Эльзе порядком надоела болтовня Вадена, и она решила проучить его.

— Если Нейталь был завербован Ганидеком, не исключена возможность, что им же были завербованы и вы, Курт. Джона Хатта здесь, во Франции, вполне устраивал один из вас, другой нужен был ему в Германии. Все так и получилось, и вы помогли этому.

— Эльза, это очень тяжелое подозрение. Вы забыли, что мы все–таки родственники.

— А разве Густав — не ваш родственник? Он пытался взять Ганидека, у него не вышло. Сейчас на нем лежит большая вина, но все же ей можно найти оправдание, если то, о чем мы с вами сейчас говорили, передать в Берлин. Такой информации придадут значение…

— Но это же неправда! — воскликнул Ваден.

— Возможно, это простое стечение обстоятельств, но утверждать что–либо было бы неосмотрительно с моей стороны.

Лицо у начальника полевой жандармерии стало белым, как известь, не лицо — маска.

— Значит я, оберст–лейтенант Ваден, буду обвинен в шпионаже против рейха?

— Если вы будете во всем слушать меня, я не стану сообщать в Берлин о своих подозрениях.

— Я сделаю все, что вы прикажете, фрау оберст–лейтенант. — Ваден безвольно склонил голову.

— Ну зачем так официально, Курт? Все–таки мы родственники…

Ваден молчал, вытирая носовым платком пот, обильно выступивший на лбу. Затем, глядя в сторону, тихо сказал:

— Прости меня, Эльза. Ты уничтожила меня одним ударом. Я всегда буду у тебя на крючке.

— Курт, не принимай близко к сердцу. Мы останемся не только родственниками, но и друзьями.

— Эльза, ты не обидишься, если я сделаю тебе одно замечание? — Ваден немного успокоился. — Ты на глазах у подчиненных забрала из «Оазиса» русского и повезла его сюда. Русским, находящимся во Франции, я верю не больше, чем «маки».

Миллер рассмеялась.

— Я вижу, ты решил прижать меня к стенке. Попробуй!

— Я не уверен, что не попаду в глупое положение.

— Но попытаться стоит.

— Хорошо. Объясни мне, как выглядел такой поступок в глазах твоих подчиненных?

— А никак. Они привыкли к подобным встречам. Служба у меня такая, Курт.

— Ты уверена в этом русском? Он оказывал тебе услуги?

— Он такой же русский, как ты эфиоп. Он — немец. Причем в чине чуть ли не нашем.

Не давая опомниться Вадену, Эльза продолжала:

— На этот раз я прощаю тебе твою самоуверенность, но в следующий раз я просто уничтожу тебя, — в ее глазах опять загорелись злые огоньки. — Советую впредь быть благоразумнее.

— Я приму ваши слова к сведению, фрау оберст–лейтенант, — перешел на официальный тон Ваден.

Когда Эльза и Ваден вошли в кабинет Миллер, Нейс сидел в кресле, запрокинув голову и уставившись невидящим взглядом в потолок. Состояние у него было подавленное.

— Как дела, Густав? — сочувственно спросила Эльза.

— Плохо. Обещают отправить на восточный фронт.

— Не расстраивайся, это все же лучше, чем быть заподозренным в сотрудничестве с аглийским шпионом.

— Я считаю, Густав, что тебе просто повезло. Ты легко отделался, — вмешался в разговор Ваден.

— Ты лучше посоветуй, что мне делать, — совсем сник Нейс.

— Я сам сейчас нуждаюсь в поддержке, Густав… Фрау оберст–лейтенант подозревает, что я мог быть агентом Ганидека.

— Эльза, это правда? — изумился Густав.

— Да.

— Ты собираешься сообщить о своих подозрениях в Берлин?

— Пока нет, но господин оберст–лейтенант может вынудить меня к этому.

— Что произошло между вами? — непонимающе смотрел Нейс на обоих.

Эльза ответила не сразу. Терпеливо ждала, что первым заговорит Ваден. Но тот молчал. Тогда Миллер, прищурив глаза, сказала:

— Курт пытался шантажировать меня.

— Забавно! — смешливо произнес Густав. — Послушай, Курт, если ты не желаешь сидеть в концлагере, я советовал бы тебе уважать Миллер. Можешь попасть в такую историю, что ни один человек в рейхе не рискнет замолвить за тебя доброе слово.

Ваден молчал.

— Я сегодня уезжаю в Берлин, — продолжал Нейс, — прошу вас, не ругайтесь между собой. Сейчас такое время, что только на родных можно положиться.

— Не переживай, Густав, все будет нормально. Правда, Курт? — улыбнулась Эльза.

— Конечно. Я не смогу бороться с Эльзой, даже если бы у меня появилась необходимость в этом.

Попрощавшись, Густав Нейс ушел. Миллер и Ваден остались одни.

— Курт, составь мне карту расположения воинских: частей на территории Франции. Меня интересуют все воинские части, находящиеся во Франции.

— У тебя появилось желание проверить части СС и полевой жандармерии?

— А что? Думаю, там тоже найдутся ценности, не сданные в казну рейха.

— Я приготовлю такую схему. Еще что–нибудь нужно?

— Выдели мне человек тридцать людей в помощь по изъятию ценностей.

— Но… — замялся Ваден, — мое начальство будет недовольно такой инициативой с моей стороны.

— Прочти этот приказ фюрера, — Эльза вынула из папки лист бумаги и протянула Вадену, — Здесь ясно сказано, что полевая жандармерия обязана помогать в сборе ценностей, не сданных в казну рейха. Так что бояться тебе нечего.

— Хорошо. Я выделю пятьдесят человек с офицерами и младшими командирами. Сам тоже буду подключаться к этой операции.

— Договорились, — Эльза была довольна.

Как только Ваден ушел, зазвонил телефон. Миллер подняла трубку.

— Добрый день, Эльза. Говорит штандартенфюрер Штольц.

— Добрый день, господин штандартенфюрер. Штольц был в превосходном настроении.

— Через пару дней к тебе прилетит Герфт, — сообщил он. — Подарки есть?

— Так точно.

— Много?

— На уровне последней отправки.

— Отлично. Что нового у тебя?

— К работе я подключила полевую жандармерию, надеюсь, отдача будет высокой.

— Как тебе удалось это?

— Помогли приказ фюрера и небольшой шантаж.

— Молодчина! Теперь слушай меня внимательно: Герфт привезет «родственника» Гартмана. Так же, как и в России, он привез ваших родственников, я имею в виду твоего и Гардекопфа. Ты поняла меня?

— Так точно, господин штандартенфюрер.

— Вариант операции тот же, что был в России.

— Мне все ясно.

— Не позже чем через неделю тебя и Гардекопфа я отзову в Берлин. Кого оставишь за себя во Франции?

— Думаю, наиболее подходящая кандидатура — Замерн.

— Хорошо. Жди приказ на выезд в Берлин.

Штольц положил трубку. Эльза сидела, задумавшись. Ей было о чем поразмыслить.

Значит, через два дня приезжает Герфт и снова та же история: сожженный автомобиль, труп шофера и труп еще одного человека, только уже с документами Гартмана. Нападение на автомобиль спишут на «маки». Но зачем Штольцу понадобился Гартман? Для чего его отзывают в Берлин? Какое задание ему поручат? Гартман — специалист по ценностям, значит, он будет заниматься ими. Устанавливать их номинальную стоимость? Нет, на такую работу в Берлине найдутся специалисты. Переправлять за границу? Это возможно. «Надо поговорить с Гартманом», — решила Эльза.

Она вышла из–за стола, открыла дверь. Гардекопф скучал в приемной.

— Майор, зайдите ко мне, — пригласила она его в кабинет. — Только что я разговаривала с Берлином. На днях приезжает наш общий знакомый Герфт. На этот раз «жертвой» станет Гартман.

— Гартман не вернется сюда больше?

— Нет. И мы с вами, Гардекопф, тоже через несколько дней уедем в Берлин. Но меня сейчас интересует вот что: зачем отзывают Гартмана?

— Не знаю, фрау оберст–лейтенант, но уверен, что ему известна причина вызова.

— Надо попытаться выяснить, чем будет заниматься Гартман в Берлине, — медленно, чеканя слова, произнесла Миллер. — Я не уверена, что он не проговорился о том, что произошло в России.

— Гартман — серьезный человек.

— Но все же не лишне застраховать себя. Надо еще раз переговорить с ним. И лучше будет, если это сделаете сначала вы, Гардекопф, а потом я. Причем, он не должен подозревать, что между нами существует договоренность.

— Я сегодня же напою его! — сказал Гардекопф.

Эльза нахмурилась, но тут же согласно кивнула, заметив:

— Пить за его счет, иначе он может заподозрить, что вас что–то интересует, и будет осторожен. Напоить его надо хорошенько, а затем уже постараться выведать секрет.

Эльза опять нахмурилась и продолжала:

— Путь, по которому мы идем, не совсем порядочный, но мы обязаны знать все о тех, кто участвовал в убийстве Венкеля. Что бы ни случилось, я не виновата. Я переживаю только за вас, Гардекопф. Вся беда в том, что во время ликвидации Венкеля вы были старшим по званию. Понимаете, что ждет вас, если кто–нибудь проболтается?

— Да, — вздохнул Гардекопф. — Спасибо вам за все, фрау оберст–лейтенант.

XVII

Прошло три дня. Майор Герфт не появлялся в Париже. По расчетам Миллер, он должен был прибыть еще вчера, но его почему–то не было. Сегодня утром в парке, расположенном рядом с бульваром де–ла–Меделен, она встретилась с Туликовым. Михаил Николаевич сообщил, что в Центре очень заинтересовались ее информацией. О том, что Миллер жива, там уже знают, видимо, шифровка, оставленная у Отто Шальца, передана в Москву раньше.

Туников с удовлетворением заметил, что Радомир очень доволен, что Эльза жива и здорова. С сыном все в порядке, пусть Эльза не переживает, мужу присвоено звание майора, за боевые заслуги он награжден орденами и медалями.

Особенно заинтересовал Центр тот факт, что Гиммлер переправляет ценности в Швейцарию, ее просят подробнее разузнать о целях, которые преследует рейхсфюрер, переправляя ценности в нейтральную страну. Центр интересует и то, как осуществляется вклад в Швейцарский банк — на какую–нибудь фирму или частное лицо. Товарищ Радомир просил передать, что он возлагает на Миллер большие надежды, ибо никто из разведчиков, находящихся в Германии и Швейцарии, не имеет никакого отношения к этой операции.

На прощание Туников сказал:

— Встречаться нам разрешили только в том случае, если у вас появится очень важная информация.

Они расстались. Когда Миллер вошла в приемную, Замерн говорил с кем–то по телефону. Увидев Эльзу, вытянулся по стойке «смирно».

— Фрау оберст–лейтенант, вас просит к телефону господин Ваден.

Эльза взяла телефонную трубку.

— Здравствуй, Эльза, — послышался глухой голос Вадена. Откашлявшись, он доложил: — У меня приятная новость. За три дня мои люди собрали много ценностей. Как быть с ними? Кому сдать?

— Мне под расписку, — сказала Эльза удовлетворенно и добавила: — Поздравляю тебя, Курт. Сегодня же сообщу в Берлин о твоем успехе!

— Спасибо, Эльза. Часа через два я привезу ценности. Ты будешь у себя?

— Да. Я буду ждать тебя.

Закончив разговор с Ваденом, Эльза поинтересовалась у Замерна:

— Меня никто не спрашивал?

— В вашем кабинете находятся майор Герфт и Гардекопф.

— Давно?

— Больше часа.

Эльза открыла дверь в кабинет. Герфт поднялся ей навстречу. Миллер улыбнулась.

— Герфт, вы появляетесь всегда неожиданно.

— Такая у меня профессия, фрау оберст–лейтенант, — в тон ей ответил майор.

— Гардекопф, угости майора шнапсом, он устал с дороги, ему необходимо взбодриться. Не правда ли, Герфт?

— Вы всегда правы, фрау оберст–лейтенант.

Гардекопф взял из шкафа, стоявшего у двери, бутылку шнапса и рюмки.

— За ваше здоровье, фрау оберст–лейтенант, — сказал Герфт, выпил первым и сразу же приступил к делу.

— С вами говорил Штольц? — спросил он Миллер.

Она утвердительно кивнула головой.

— Ценности приготовлены?

— Через два часа привезут еще партию. Будете ждать?

— Конечно. Гартман готов к отъезду?

— Солдат собирается быстро.

— Прикажите ему через два часа быть готовым.

— Гардекопф, выполняйте, — бросила Миллер своему помощнику.

— Слушаюсь, — и он вышел.

— Как ваши дела, Герфт? — задала вопрос Эльза. — Начальство довольно вами?

— Пока претензий мне не предъявляли, — коротко отвечал Герфт.

Некоторое время они молчали. Первым заговорил майор:

— Фрау оберст–лейтенант, через два дня вас и Гардекопфа отзовут в Берлин.

— Спасибо за новость.

— Рады?

— Не совсем. Я не знаю еще, чем буду заниматься в рейхе.

Немного подумав, Герфт не удержался:

— Могу сообщить по секрету.

— Буду очень признательна. Что же вы не пьете? Наливайте себе еще.

Герфт налил рюмку шнапса, выпил, закурил. Эльза терпеливо ждала, когда он наконец заговорит.

— Самый трудный участок переправки ценностей — это наша граница, — начал не спеша выдавать информацию Герфт — Применяются самые разнообразные варианты переправки. Штольц несколько раз предлагал вашу кандидатуру на должность человека, который раньше занимался подготовкой ценностей к переправке через нашу границу.

— Что с этим человеком? — перебила Миллер майора.

— Его нет, исчез, испарился, — усмехнулся Герфт.

— В чем же он провинился?

— Был чересчур болтлив. Обмолвился жене, чем занимается, та, в свою очередь, рассказала соседям. Наше счастье, что мы об этом узнали вовремя.

— Ликвидировали и мужа и жену?

— Да. Я лично занимался этим, — подвыпив, хвастался Герфт. — На одном банкете мой человек подсыпал супругам в вино снотворное. А ночью я проник в квартиру и включил газ.

Герфт опять, уже без приглашения, налил в рюмку и отпил. Эльза, скрывая отвращение, спросила:

— На это место не могут подобрать кого–нибудь из управления?

— Все дело в том, что каждый транзит надо организовывать в новом варианте.

— Не хватает фантазии? — ухмыльнулась Эльза.

— Штольц считает, что вы справитесь с этой задачей.

— А Гартман справится? — не удержалась Миллер.

— Обиделись, что не посоветовались с вами? — несмотря на выпитый шнапс, Герфт еще соображал. — Он будет курьером.

— Он останется в моем подчинении? — продолжала выпытывать Эльза.

— Пока этот вопрос не решен, но переправлять его через границу будете вы. На вашем месте я отказался бы от этого. У вас своих хлопот будет достаточно.

Заметив, что Миллер недоумевающе смотрит на него, майор объяснил:

— Нести ответственность за то, что случится с курьером за границей, малоприятная вещь. Уже были случаи нападения на наших курьеров в Швейцарии. Один пытался скрыться вместе с ценнностями. В конечном счета все курьеры будут уничтожены, — заключил Герфт.

— Почему? — удивилась Миллер.

— Потому что им известен шифр вклада.

— Что же, спасибо за совет. Вы настоящий друг, Герфт.

— Я всегда хорошо относился к вам, Эльза, вы просто…

Но Эльза не дала ему договорить.

— Однако ваши действия не всегда были доброжелательны…

— Вы просто не поняли меня. Штольц, отправляя меня в Россию, предупредил: «Герфт, в России ты познакомишься с Миллер, запомни ее хорошенько, вам придется в будущем не раз выполнять вместе трудные задания. Она очень сильный разведчик, и я хотел бы, чтобы вы подружились». Я не сказал вам о том, что собираюсь ликвидировать шофера лишь потому, что жалел вас. К таким вещам надо привыкнуть.

Он опять налил себе и, крякнув, выпил до дна. Миллер осторожно спросила:

— А когда будет ликвидирован Гартман?

— После четырех поездок. Майор Винк, он уже покойник, выполнил основную работу.

— Почему его убрали раньше времени?

— Винк подозревал, что, когда он выполнит задание, его убьют. Чтоб не было недоразумений, Штольц приказал ликвидировать его.

— А нам с вами не грозит подобное?

— Нет. Нам не будет известен шифр вклада. Потому нам ничего не угрожает.

— Вы не желаете с часок отдохнуть перед дорогой, пока я все подготовлю?

— Благодарю за заботу. С удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

Эльза вызвала Замерна и приказала ему отвезти майора Герфта в казино и определить в номер.

Когда оба удалились, Миллер позвонила Гардекопфу.

— Зайдите с Гартманом ко мне.

Минуты через три они вошли в кабинет. Миллер с ходу обратилась к Гартману с вопросом:

— Гартман, вы готовы к отъезду в Берлин?

— Так точно.

— Рады? — неотрывно смотрела Эльза на своего подчиненного.

— Не знаю, — как–то неуверенно ответил тот. — Я привык работать под вашим командованием. Здесь я был всем доволен, как сложится у меня служба в Берлине, неизвестно.

— Чем вы будете заниматься в Берлине? — поинтересовалась Миллер.

На какой–то миг лицо Гартмана стало каменным: видимо, он усиленно думал, как объяснить все Миллер.

— Простите, фрау оберст–лейтенант, я не уверен, имею ли право отвечать на ваш вопрос?

— Вам приказал Штольц держать от меня в секрете ваши новые обязанности? — не унималась Эльза.

— Конкретно он не приказывал, лишь напомнил, что моя новая служба совершенно секретная.

Эльза не удержалась и молвила:

— Хотите, я скажу вам, чем вы будете заниматься в Берлине?

Гартман удивленно смотрел на Миллер.

— Вы будете отвозить ценности, собранные нами, в Швейцарию.

Теперь уже Гартман завороженно смотрел на Эльзу. Такая осведомленность ошеломила его. Но он не мог понять, зачем в таком случае она затеяла эту игру.

Эльза, словно прочитав мысли Гартмана, продолжала:

— Все мы, участвовавшие в убийстве Венкеля, являемся как бы заговорщиками, тесно связанными между собой страхом перед возмездием. И все, кроме вас, Гартман, — жестко проговорила Эльза, — понимают это. Только вы возомнили, что вам поручена секретная служба за ваши личные качества, а не по протекции вашего командира. Мне очень жаль, что я ошиблась в вас.

Миллер замолчала. Гартман, казалось, вжался в кресло от смущения.

— Я не ответил на ваш вопрос потому, что боялся проверки на болтливость с вашей стороны.

Пожав плечами, Эльза заметила:

— В том, что я умею держать язык за зубами, у вас была возможность убедиться.

— Простите меня… — промычал Гартман.

— Если вы искренне чувствуете себя виноватым, я прощаю вас, Гартман, но учтите на будущее: если у вас от меня и Гардекопфа появятся тайны, вы пожалеете об этом.

— Больше никогда не повторится ничего подобного, — поспешно заверил подчиненный Миллер. — Даю вам честное слово офицера.

— В Берлине мы встретимся с вами, Гартман. Я и Гардекопф будем осуществлять вашу переправку через границу рейха. Мы с вами, как видите, будем заниматься одним и тем же делом. Для того чтобы гарантировать вам дальнейшее продвижение по службе, я попросила Штольца предоставить вам самостоятельность в данной операции, но это только для того, чтобы ваши успехи не приписывали кому–то другому. Мне очень не хотелось бы, чтобы кто–то воспользовался плодами вашего нелегкого труда. Вы возомнили о себе бог знает что. Во всем будете советоваться со мной или с Гардекопфом, но так, чтобы об этом никто не знал. Наши отношения держать в строжайшей тайне от других сотрудников СД. Особенно от Герфта.

— Я все понял, фрау оберст–лейтенант. Я всегда буду советоваться с вами.

— И еще, Гартман, хочу предупредить вас об одной ситуации, свидетелем которой вы сегодня окажетесь. Герфт, с ним вы летите в Берлин, на ваших глазах pasbi–грает небольшой спектакль. Он застрелит шофера, который повезет вас, положит в автомобиль труп человека, переодетого в форму гауптмана и с документами на имя Гартмана. Затем обольет машину бензином и подожжет. Все будут считать, что на автомобиль, в котором вы везли ценности, напали «маки».

— Но зачем убивать шофера?

— Это решает Герфт и перечить ему не стоит. Я подготовила вас к этому, чтобы вы вели себя во время «спектакля» должным образом, чтобы по приезде в Берлин Герфт не сказал Штольцу о вашем слюнтяйстве и малодушии…

— Мне просто жаль шофера. Простите, фрау оберст–лейтенант, что я не был искренен с вами.

— Ничего, Гартман, это говорит о вашей преданности фюреру и долгу, — миролюбиво усмехнулась Миллер. — Сейчас вы получите под расписку ценности, которые должны доставить в Берлин и вручить лично штандартенфюреру Штольцу. Гардекопф, принесите чемодан.

Оставшись в кабинете один на один с Гартманом, Эльза спросила:

— Вам приходилось бывать в Швейцарии раньше?

— Так точно. Еще до войны с Россией. Я почти два года колесил по Швейцарии в качестве агента абвера.

— Значит, со Швейцарией вы в какой–то мере знакомы. Это уже неплохо.

— Вам не известны варианты моей переправки? — поинтересовался офицер.

— Все варианты вашей переправки за границу будут согласовываться со штандартенфюрером Штольцем Поэтому сейчас говорить об этом нет смысла. Вы водите автомобиль?

— Да, — кивнул Гартман и добавил: — В молодости я был автогонщиком.

— Отлично. Есть неплохой вариант переправки через границу под видом автотуриста.

В кабинет вошел Гардекопф с большим чемоданом в руке и поставил его перед Эльзой.

— Гартман, откройте чемодан и сверьте ценности с их перечнем.

Спустя двадцать минут Гартман доложил:

— Все сходится, фрау оберст–лейтенант.

— А вы сомневались? — ухмыльнулась Миллер.

— Нисколько.

Он закрыл чемодан, снял его со стола на пол.

— Распишитесь, — Эльза подала ему второй экземпляр перечня.

Гартман прочитал и поставил свою подпись.

— Желаю удачи, гауптман, — пожала Эльза Гартману руку. — До встречи в Берлине.

Он повернулся уходить, но Миллер остановила.

— Гартман, вернитесь! Я совсем забыла, что сейчас должны привезти немного ценностей, собранных полевой жандармерией. Подождите в моем кабинете.

Не прошло и десяти минут, как появился Ваден с солдатским ранцем в руке.

— Принимайте ценности, фрау оберст–лейтенант, — сказал он, высыпая из ранца на стол золотые вещи, драгоценные камни, серебряные браслеты.

— Гауптман, осмотрите ценности и составьте перечень их с приблизительной стоимостью, — приказала Эльза.

Гартман пододвинул кресло ближе к столу, стал осматривать и описывать один предмет за другим. Эльза и Ваден отошли, чтобы не мешать ему. Гардекопф, совершенно не разбираясь в камнях и металле, все же подсел к Гартману и помогал ему, внимательно следя за его работой.

Ваден тихо спросил Эльзу:

— Вы довольны, фрау оберст–лейтенант?

— Еще бы! Мне остается только сожалеть, что вы ее мой подчиненный, — улыбнулась Миллер.

— Я рад, что смог помочь тебе, Эльза.

— Не мне, дорогой, а рейху.

— Согласен, ведь с тобой спорить нельзя. Я больше не нужен?

— Одну минутку, сейчас Гартман закончит опись ценностей и один экземпляр вручит вам. Этот документ пригодится вам в будущем.

— Хорошо, я подожду, — согласился Ваден.

Эльза подошла к Гардекопфу и Гартману. Перед ними лежало несколько золотых вещей. Все остальное было сложено в чемодан.

— Скоро закончите?

— Через пару минут.

Когда все было готово, Гартман отдал три экземпляра перечня Миллер. Эльза расписалась на одном из них и протянула листок Вадену:

— Получите один экземпляр.

— Этот документ надо хранить? — спросил оберст–лейтенант.

Эльза объяснила:

— Когда ваша помощь абверу будет настолько существенной, что мое начальство через рейхсфюрера Гиммлера будет ходатайствовать о награждении вас, вы сможете предъявить этот перечень в виде доказательства вашей деятельности в этой области.

Ваден ушел. За ним, взяв чемодан, вышел и Гартман. Гардекопф сидел в кабинете Миллер, ожидая указаний.

— Сейчас, Гардекопф, нас ожидает самое неприятное, — сказала Миллер.

— Вы имеете в виду имитацию нападения на автомобиль? Я уверен, что Герфт все организует так, что никто ни о чем не догадается. Герфт — не новичок в таких делах.

— Случается, что ошибки допускают и такие, как Герфт.

— Но мы же здесь ни при чем.

— Вы многого не понимаете, Гардекопф.

— Вы считаете, что неудача Герфта может коснуться нас?

— Если его постигнет неудача, нас ожидают неприятности немалые.

— Я поеду в казино и буду сопровождать Герфта до аэродрома, — решительно сказал Гардекопф.

— Вы хотите, чтобы Герфт застрелил вас вместе с шофером? — пожала плечами Миллер.

— Он не посмеет этого сделать.

— Зато в Берлине наговорит на вас такое, что наверняка очутитесь в концлагере. Нам остается одно — ждать…

Прошло более двух часов с тех пор, как Гартман вышел из кабинета Миллер, а сообщение о нападении на автомобиль не поступало. Эльза знала, в каком районе Герфт должен осуществить имитацию нападения французских партизан. Она решила посмотреть на карте, сколько километров от этого места до аэродрома.

— Гардекопф, принесите карту Парижа и его окрестностей.

Когда Гардекопф развернул карту, Миллер внимательно посмотрела на нее. От места нападения на автомобиль до аэродрома было километров двадцать.

— Они должны уже быть в воздухе, — медленно произнесла Эльза.

— Этот район патрулируется полевой жандармерией. Я схожу к оберст–лейтенанту Вадену, может, удастся что–нибудь узнать.

— Ни в коем случае, — запретила Миллер. — Ваден сразу заподозрит, что нам известно о покушении.

— Что же делать, фрау оберст–лейтенант?

— Ждать и только ждать, — решительно повторила Эльза.

Прошел еще один долгий час. Эльза уже хотела было послать Замерна под каким–нибудь предлогом на аэродром, дорогой он обязательно заметит автомобиль. Другого выхода в данной ситуации Эльза не видела, ехать самой было опасно.

По тут дверь отворилась, и на пороге вырос Замерн.

— Оберст–лейтенант Ваден и оберштурмбанфюрер Мейер просят вас принять их.

— Кто этот Мейер? — нахмурилась Миллер.

— Сотрудник СД, он приезжал в Россию и несколько раз беседовал с вами.

— Да, да, припоминаю. Пусть войдут.

Едва переступив порог кабинета Миллер, Ваден сказал:

— Фрау оберст–лейтенант, у меня к вам очень серьезный разговор, к вам лично, — он многозначительно взглянул на Гардекопфа.

— От моего заместителя у меня тайн нет, — ответила на это Миллер. — Мы делаем одно общее дело.

— Что же, не возражаю. Ответьте мне, где сейчас находится гауптман Гартман?

— Я не обязана отвечать вам, но у вас, оберст–лейтенант, очень серьезный вид, придется ответить. Гартман сейчас должен сдавать ценности в банк.

— Прямо из вашего кабинета он поехал в оккупационный банк?

— Нет. Сначала он должен был заехать в одну небольшую воинскую часть и забрать там у наших людей немного ценностей, а потом все отвезти и сдать в банк.

— Эта воинская часть находится в стороне аэродрома?

— Да. Но объясните мне наконец, в чем дело?

— На автомобиль, в котором ехал Гартман, совершено нападение. Гартман и шофер убиты, видимо, во время обстрела, загорелся автомобиль. Ценности в машине не обнаружены.

— Покажите на карте то место, где это произошло.

К столу подошел Ваден и ткнул пальцем в карту, развернутую на столе.

— Гартман жив? — спросила Эльза.

— Нет. Его даже узнать невозможно, — ответил Ваден.

— Кто первый приехал на место происшествия?

— Мой патруль. Потом вызвали меня. Почти одновременно со мной прибыл и оберштурмбанфюрер Мейер.

Миллер обратилась к Мейеру:

— Вы ехали с аэродрома?

— Да.

— Курт, — Миллер снова повернулась к Вадену, — мне послать своих людей на место происшествия?

— Не надо, трупы сейчас привезут.

— Постарайтесь, чтобы о случившемся знало как можно меньше людей.

— Все будет в порядке, Эльза, — заверил Ваден.

— Прикажите своим людям перекрыть все дороги, ведущие из Парижа.

— Это не имеет смысла. Покушение произошло за пределами города, и маловероятно, что злоумышленники, захватив ценности, отправятся в город. Они постараются уйти как можно дальше. Я сообщил всем воинским подразделениям, находящимся в том районе, о покушении. Может быть, удастся схватить бандитов.

Попрощавшись со всеми, Ваден ушел.

Мейер сказал:

— Примите мое искреннее сочувствие по поводу случившегося. Я знаю в лицо всех ваших людей, и вот что любопытно, — нахмурился вдруг Мейер, на лбу у него собрались резкие морщинки. — Этого человека я встретил на аэродроме вместе с незнакомым мне майором.

— Вы ошиблись, — уверенным тоном сказала Эльза.

— Я никогда не ошибаюсь. Еще не было случая, чтобы меня подвела моя зрительная память.

— Значит, сегодня это случилось с вами впервые. Ваден хорошо знает Гартмана, он не мог спутать. Оберст–лейтенант видел труп гауптмана.

— Или то, что осталось от него, — внимательно посмотрел на Миллер Мейер. — Гауптман так обгорел, что узнать, как выглядел раньше этот человек, невозможно.

— Вы считаете, что жертвой стал не Гартман, а кто–то другой? — медленно, почти по слогам, произнесла Миллер.

— Уверен в этом.

— Кто же тогда пострадавший?

— Вам лучше знать об этом, фрау оберст–лейтенант. Такого поворота Эльза не ожидала.

— Вы думаете, что говорите? — вспыхнула она от негодования.

— Да, — ответил оберштурмбанфюрер. — Я видел, как Гартман и майор сели в самолет и поднялись в воздух. Кроме того, — чеканил слова Мейер, — я уверен, что ценности не украдены, а летят в Берлин вместе с Гартманом.

— Мейер, ваши шутки сведут меня с ума, — сказала Эльза.

— Я не шучу.

— Если все, что вы сказали, правда, это ужасно.

— Почему же? Вы просто выполнили приказ своего начальства. Самостоятельно на такую операцию не рискнул бы пойти даже ваш Штольц.

— Как бы там ни было, меня ожидают большие неприятности, — вздохнула Миллер.

— Все в ваших руках, фрау оберст–лейтенант, — неожиданно улыбнулся Мейер. — Ведь о том, что случилось с ценностями, знаю только я один.

— Вы хотите сказать, что сохраните в тайне все это?

— При одном условии. Если вы, в свою очередь окажете мне услугу. Но об этом поговорим вечером в казино.

— Хорошо, — согласилась, не задумываясь, Эльза.

— Я был уверен, что вы не откажетесь. У вас нет выхода из создавшегося положения, фрау оберст–лейтенант, — самоуверенно произнес Мейер. — Итак, жду вас в казино в 20.00. Приходите вместе с Гардекопфом.

Он поднялся с кресла и вскинул руку в нацистском приветствии.

Как только дверь за оберст–лейтенантом закрылась, Эльза сказала Гардекопфу:

— Плохи наши дела. Что же нам делать?

— Прежде всего позвонить Штольцу и рассказать о случившемся.

— Вы правы, майор. Иногда приходится платить за ошибки других.

— Ничего страшного, — Гардекопф был абсолютно спокоен.

Миллер удивилась его хладнокровию. Она сняла трубку с телефонного аппарата и заказала Берлин, Штольца. Ждать пришлось недолго. Услышав голос Штольца, Эльза сказала:

— Те, кого вы ждете, вылетели в Берлин.

— Отлично, — прогудел штандартенфюрер на том конце провода.

— На аэродроме их видел Мейер. Он узнал Гартмана.

— Он сам сказал тебе об этом? — забеспокоился Штольц.

— Да.

— О нападении на автомобиль Мейер знает?

— Я потому и звоню вам, господин штандартенфюрер. Вечером у меня с ним состоится разговор, вернее, торг за молчание.

— Ты поступишь с ним так, как поступила в Швейцарии с Бедуином.

— Это приказ?

— Да, Эльза. Ни один человек не должен узнать правду. Через день вылетай в Берлин, вместе с Гардекопфом.

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер.

Миллер положила трубку и задумалась. Опять убийство. Несмотря на то что Мейер — враг, коварный и беспощадный, ей было неприятно участвовать в этой операции. Но ослушаться Штольца она не имеет права, а он не желает торговаться с Мейером, вообще не желает платить за молчание. Он не верит Мейеру.

Миллер вышла в приемную и приказала Замерну заняться подготовкой к похоронам Гартмана и шофера. Гардекопфу сказала зайти к ней. Сразу же, без обиняков, сообщила:

— Штандартенфюрер приказал ликвидировать Мейера.

Гардекопф серьезно ответил:

— Я не сомневался в этом. Поручите операцию мне, фрау оберст–лейтенант.

— Что вы собираетесь делать?

— Прежде всего от вашего имени отнесу Мейеру несколько бутылок хорошего вина. Выпью с ним. Мне надо, чтобы он на несколько секунд повернулся спиной. Ночью я оглушу администратора, свяжу его и вынесу Мейера из номера.

— Мне кажется, что лучше будет провести операцию после встречи в казино.

— А если он успеет рассказать кому–нибудь о своих подозрениях.

— Все же мне не нравится то, что вы собираетесь ликвидировать его сейчас. Мейер мог сообщить в местное СД о своем приезде, и к нему могут прийти гости. Вы представляете, что будет, если его обнаружат мертвым сегодня. В казино посторонние не входили, вообще в это время туда заходит мало людей. Подозрение падает на вас, а заодно и на меня, — рассуждала Миллер.

— Вы настаиваете на том, чтобы я ликвидировал его после ужина?

— Так будет безопаснее.

— Тогда придется идти по другому пути. Во время ужина Мейер ставит вам свои условия. Вы говорите, что вам надо подумать и уходите. Я остаюсь с ним. Пьем вино, потом я предлагаю ему пойти к женщинам. Отвожу подальше от казино и…

Эльза махнула рукой, давая понять, что достаточно подробностей, и так все ясно.

— Надо попытаться спрятать труп, чтобы его не нашли быстро, — напомнила Миллер Гардекопфу.

— Канализационный колодец подойдет? — сразу же сообразил тот.

— Вполне. Вы свободны, Гардекопф, встретимся вечером.

Несколько минут Миллер оставалась в кабинете, потом направилась к Вадену. Он разговаривал с кем–то до телефону.

— Я все понял. Продолжайте розыск бандитов, — ~ и Ваден положил трубку.

— Как дела, Курт?

— Плохо, — вздохнул Ваден. — Не за что уцепиться даже. Создается впечатление, что бандиты растворились в воздухе. Я прозвонил все дороги, ведущие от места нападения на автомобиль. Никто нигде ничего подозрительного не заметил.

— Партизанам просто–таки повезло.

— Ты уверена, что это партизаны?

— Кто же еще?

— Среди немецких военнослужащих немало найдется таких, кто ради денег пойдет на все.

Миллер изумленно посмотрела на Вадена.

— Ты допускаешь мысль, что на автомобиль напали наши?

— Посуди сама, Эльза. Только люди в немецкой форме могли беспрепятственно проезжать через посты на дорогах.

— Ты говоришь страшные вещи, Курт.

— Но ведь убил кто–то Гартмана и шофера. Кто знал о том, что Гартман повезет ценности?

— Я, Гардекопф и ты. Ну и, конечно, погибшие.

— Значит, или Гартман, или шофер проговорились где–то.

— Возможно, Курт, но мне не хочется бросать тень на мертвых.

— Не говори глупости, Эльза, я считал, ты крепче.

— Это на меня повлиял разговор со штандартенфюрером. Он приказал мне и Гардекопфу через два дпя быть в Берлине.

— Ф–и–и–ть, — присвистнул Ваден. — Ожидаются неприятности?

— Почему ты так думаешь?

— Каждому понятно, что ты не приняла все меры для безопасности Гартмана.

«Он снова завидует мне и радуется, что у меня могут быть неудачи, — подумала Миллер. — Ну погоди, родственничек, еще посмотрим, кому из нас повезет».

— Тебя могут разжаловать до рядового, — продолжал Ваден. — Как видишь, на этом свете все временно, даже особые полномочия. — Он старался говорить сочувственно, во глаза его, горящие, недобрые, выдавали триумф. В ответ Миллер рассмеялась.

— Ты ошибся, Курт, — зло заговорила она. — Меня вызывают в Берлин совсем по другому поводу: чтобы дать мне возможность рассказать лично рейхсфюреру СС Гиммлеру, как во Франции выполняет свои обязанности полевая жандармерия.

— Что–то я не пойму, — смутился Ваден. — При чем здесь полевая жандармерия?

— При том, что участок, где было совершено нападение на автомобиль Гартмана, патрулируется твоими людьми. Кроме того, тебе было известно, что ценности повезут в оккупационный банк.

— Допустим. Но оккупационный банк находится в противоположной стороне от места нападения.

— Совсем нетрудно на небольшом расстоянии проехать за автомобилем, который вас интересует. Ты знаешь это не хуже меня.

— Значит, все повернется против полевой жандармерии?

— Разве тебе не кажется, что здесь твоя прямая вина? — Миллер не на шутку разозлилась, щеки ее пылали, слова жестко били Вадена. — Ты всегда стараешься переложить свою вину на другого только от того, что боишься за свою собственную шкуру и радуешься, когда неприятности ожидают других. А ведь факты говорят о том, что в первую очередь виноват ты.

— Это называется подтасовкой фактов, — обиженно произнес Ваден.

— Давай разберемся спокойно во всем.

— Я уже не могу спокойно говорить на эту тему, — закричал Ваден. Лицо его покрылось пятнами, на лбу выступили капельки пота.

— Как некрасиво, Курт. Я ведь все–таки женщина.

— Ты дьявол, а не женщина! — завизжал от негодования Ваден. — У меня и в мыслях не было, что ты свою вину свалишь на меня. Твои особые полномочия дают тебе право сваливать вину на кого угодно. И все же я не согласен с тобой, — заключил он.

— Ты не согласен с тем, что дорога, ведущая в аэропорт, должна быть полностью безопасной? На аэродром приезжает начальство, привозят секретные документы, секретные грузы, и эта дорога недостаточно безопасна. Как ты думаешь, простят тебе это?

— Вот как ты все повернула… Ты своей логикой, Эльза, и евнуха сможешь убедить, что он обесчестил одну аз жен хана. Начиная разговор с тобой, я ни на минуту не сомневался, что во всем виновата ты. А теперь получается, что за все случившееся должен отвечать я.

— Солдат должен уметь признавать свои ошибки, — сказала Миллер.

— Свои, но не чужие, — отпарировал Ваден.

— Курт, ты снова начинаешь спорить. Еще не все потеряно. Есть один человек, который сможет тебе помочь.

— Кто он?

— Арнольд Нейс.

— Ему хватит забот с сыном. Он не станет хлопотать за меня.

— Если об этом попрошу я, станет. Ты ему тоже не чужой.

— Я буду тебе признателен.

Эльза вышла от Вадена, улыбаясь. Ее взбодрила перепалка с ним, отвлекла от тяжелых мыслей.

С беззаботным видом, легкой походкой шагала Миллер улицами Парижа. У казино остановилась, несколько минут постояла у крыльца, словно ожидая увидеть кого–то из знакомых, но ни с кем из прибывающих в казино так и не заговорив, медленно вошла в помещение.

В своей комнате она открыла шкаф, достала оттуда небольшой чемодан и стала выкладывать его содержимое на стол. Вынув небольшую коробку из–под духов, Эльза отложила ее в сторону и стала укладывать вещи обратно в чемодан. Затем взяла из коробки пистолет, вытерла его замшевым лоскутом и положила в боковой карман мундира.

В последнее время она очень уставала. Если раньше, даже в самые напряженные дни, она до позднего вечера не чувствовала усталости, то теперь к концу дня Эльза буквально валилась с ног. Было это результатом ранения или просто требовался хороший отдых, она не знала, но такое состояние не на шутку беспокоило ее.

Вот и сейчас, посмотрев на часы, Миллер решила прилечь, до встречи с Мейером еще оставалось, целых два часа. Уснула мгновенно.

Сколько проспала, не знает, разбудил ее стук в дверь комнаты. Она быстро вскочила с кроватп, на ходу одела мундир.

— Кто? — спросила.

— Гардекопф.

Миллер открыла двери.

— Заходите. Что, уже пора идти в казино?

— Осталось десять минут.

— Хорошо. Встречайте Мейера. Я сейчас приду.

Эльза стала готовиться к ужину. Она решила сегодня не одевать парадную форму. Ей не хотелось, чтобы Мейер подумал, будто она хочет произвести на него хорошее впечатление. Миллер почистила мундир, прошлась сапожной щеткой по сапогам, поправила прическу и чуть–чуть подкрасила губы. Взглянув на себя в зеркало, осталась довольна. Подмигнула своему отражению и вышла из комнаты.

Мейер и Гардекопф сидели у самой стены, недалеко от входа в зал. Она не торопясь приблизилась к их столику.

— Прошу садиться, фрау оберст–лейтенант, — указал Мейер на стул рядом.

— Что будете пить?

— Немного сухого вина. После ранения в России я стараюсь не пить.

— Вы были ранены в России?

— Да, в голову. Меня в бессознательном состоянии Гардекопф привез в Берлин.

— Ваш заместитель очень предан вам.

— Я довольна Гардекопфом, он вполне устраивает меня. Правда, здесь, в Париже, он ведет слишком веселый образ жизни.

— Вы ревнуете его? — усмехнулся Мейер.

— Нет, просто боюсь, как бы он не испортил себе репутацию.

— Мужчина, увлекающийся женщинами, в глазах других мужчин не выглядит развратником.

— Вы говорите так, словно поощряете майора.

— Во всяком случае, не вижу причины ругать его.

— Мы, кажется, собрались здесь по другому поводу, — неожиданно резко сменила Миллер тему разговора.

— Ну что же, приступим, — согласился Мейер. — Меня бесполезно убеждать в том, что Гартман погиб. Я видел его живым и совершенно здоровым, когда он садился в самолет. Ответьте мне: куда улетели ценности, за которыми вы так убиваетесь, и кто приказал вам инсценировать убийство Гартмана?

— Что я получу взамен информации?

— Мое молчание.

— Гарантии?

— Гарантий не будет.

— Тогда я не могу удовлетворить ваше любопытство.

— Очень жаль. Я вынужден буду сообщить о своих подозрениях Шелленбергу.

— Не торопитесь. Дайте мне время обдумать все. Сами понимаете, насколько серьезный вопрос, который вас интересует. Я дам вам ответ завтра, устраивает?

— Лучше бы сегодня, но, учитывая, что мы с вами давно знакомы, пусть будет так, как хотите вы.

Официант принес ужин и вино. Ели молча. Тосты не произносили. Эльза отпила немного вина и отставила бокал в сторону. Заметив вопросительный взгляд Мейера, раздраженно произнесла:

— Мне не хочется пить. Я не испытываю особенной радости от встречи с вами, а с горя еще не пью.

— Благодарю за откровенность.

— Сегодня нам нет смысла притворяться. И вообще, я хочу вас оставить, у меня нет аппетита.

— Как вам будет угодно, фрау оберст–лейтенант, — не стал настаивать Мейер. — Завтра в 9.30 я зайду к вам на службу.

— Я буду ждать вас.

Не прощаясь, Эльза вышла из–за стола и отправилась в свою комнату.

XVIII

На следующий день Миллер была на службе в 8.00. Замерн уже сидел на месте секретаря и разговаривал о чем–то с Гардекопфом.

— Зайдите ко мне, майор, — бросила она Гардекопфу и поспешно вошла в кабинет.

Как только Гардекопф прикрыл за собой дверь, Эльза нетерпеливо молвила:

— Рассказывайте.

— Все в порядке, — бодро отрапортовал заместитель Миллер. — Мейер лежит в канализационном колодце. Его не скоро удастся найти, если вообще удастся.

— Свидетелей не было?

— Нет. Я вышел из казино первый, минут через десять…

Миллер резко прервала Гардекопфа:

— Подробности меня не интересуют. Соберите людей в 14.30 мы с вами вылетаем в Берлин.

Миллер помолчала, затем тихо сказала:

— Вы молодец, Гардекопф. Думаю, Штольц наградит вас.

— Для меня главное, что я выполнил ваш приказ, фрау оберст–лейтенант.

— Спасибо. Иди.

Когда Гардекопф вышел, Миллер сняла трубку с телефонного аппарата.

— Мне нужен начальник полевой жандармерии оберст–лейтенант Ваден.

— Ваден слушает.

— Курт, это Миллер. Зайди ко мне.

— Через десять минут буду.

Эльза открыла сейф, вытащила несколько папок с бумагами и просмотрела их. Пересортировав бумаги, часть положила обратно в сейф, остальные скомкала, бросила в камин и сожгла. Затем проверила ящики столов, не осталось ли там компрометирующих ее документов. «Кажется, все», — подумала Эльза. Ее здесь ничто не держит. В общем, тут было неплохо, но информация, которая поступала к ней, почти не касалась восточного фронта, а для Центра в настоящее время важной была та информация, которая приносила пользу Родине.

В дверь постучали. Заглянул Замерн и доложил, что явился оберст–лейтенант Ваден.

— Пусть войдет.

— Доброе утро, Эльза, — приветствовал Миллер Ваден. — Зачем вызывала?

— В 14.30 я вылетаю в Берлин. Я все обдумала и постараюсь тебе помочь.

— Как именно?

— По приезде в Берлин я сразу же доложу своему начальству, что начальник полевой жандармерии Ваден пообещал возместить ущерб, который принесла его служба.

— Что–то я не улавливаю, Эльза, твоей мысли.

— Вчерашний случай доказал, что твои люди при желании могут соперничать с моей службой в розыске ценностей, не сданных в казну рейха, — объяснила терпеливо Миллер.

— Ты гений, Эльза! Как я не додумался до этого раньше.

— Ты напишешь сейчас официальное письмо на имя штандартенфюрера Штольца. Я скажу ему, что ты мой родственник, и попрошу не поднимать шум. За пару месяцев ты соберешь ценности на сумму, равную утерянной, а все будет в порядке.

— Я твой вечный должник, Эльза. Через полчаса письмо будет у тебя на столе.

Он как–то неуклюже повернулся и вышел. Эльза облегченно вздохнула. Тяжело было убедить Вадена в том, что виноват он, а не кто–то другой. Штольц обрадуется сообщению, что Ваден вернет ценности, отправленные в Швейцарию.

К Миллер заглянул Гардекопф:

— Личный состав ожидает в приемной.

— Зовите.

Когда офицеры разместились в креслах, расставленных вдоль стены, Миллер сообщила:

— Я собрала вас, чтобы поблагодарить за службу и проститься на неопределенный период времени. Меня и майора Гардекопфа вызывают в Берлин. Командиром вашего небольшого подразделения назначаю обер–лейтенанта Замерна. Гартмана и шофера похороните без нас. Родным я сообщу об их гибели. У меня все. Вы свободны, господа офицеры. Гардекопф, Замерн, останьтесь.

Миллер дала последние наставления Замерну, вручила ему ключи от сейфа. Гардекопфу приказала, чтобы в 13.00 у казино стоял автомобиль, а он сам тоже готовился к отъезду.

Ваден не заставил себя ждать. Он появился в кабинете Миллер с письмом в руках. Волнуясь, протянул его Эльзе:

— Прочти, может, здесь что–то не так.

Эльза быстро пробежала глазами написанное Ваденом и спрятала письмо в портфель.

— Все правильно, Курт. Мы с тобой нашли отличный выход из создавшегося положения.

— Но пойдет ли Штольц нам навстречу?

— Если ты вернешь ценности, так необходимые рейху, он, несомненно, будет доволен. Надеюсь, что все будет в порядке, — успокоила Миллер начальника полевой жандармерии.

— Спасибо, Эльза. Я постараюсь быть в аэропорту.

— Как знаешь. Буду рада.

Эльза не торопясь шла по коридору. Встречные офицеры вытягивались по стойке «смирно», прижимались к стене, уступая дорогу своему командиру. Их озадаченные лица свидетельствовали о том, что отъезд Миллер их не радует. Все искренне сожалели, что приходится расставаться с такой очаровательной женщиной и справедливым командиром.

На улице ярко светило солнце, легкий ветерок шелестел листвой деревьев, гонял по асфальту окурки и бумажки, обдавал прохладой. Эльза радовалась чудесному летнему дню, отъезду в Германию, где она сможет приносить больше пользы Родине.

В казино было пусто. Эльза поднялась на второй этаж, зашла к себе в номер и стала собирать вещи. Сложив чемодан, она оглядела комнату: вроде бы все, ничего не забыла. До отъезда оставалось два часа. Миллер сняла мундир и легла на кровать. Неожиданно ее охватило щемящее чувство тоски за родными. До боли в сердце захотелось увидеть сына, мужа. Когда же наступит конец этой проклятой войне и она сможет обнять Ивана, взять на руки Степку? Когда?

Миллер вышла на крыльцо, Гардекопф уже стоял у мерседеса и курил. Он бросился ей навстречу, взял из рук чемодан, портфель и положил в багажник. Затем открыл переднюю дверцу:

— Садитесь, фрау оберст–лейтенант.

Шофер запустил двигатель, и они отъехали от казино. Эльза смотрела по сторонам, стараясь запомнить великолепные пейзажи Франции. Кто знает, вернется ли она сюда когда–нибудь?

Миллер приказала шоферу ехать медленнее. Она решила обдумать свою будущую встречу со штандартенфюрером Штольцем и свое поведение во время разговора с ним. Давно, еще когда она узнала, что курьером по перевозке ценностей в Швейцарию будет Гартман, у нее родился дерзкий, но вполне осуществимый план по захвату вклада в Швейцарском банке. Правда, на эту операцию нужно разрешение Центра, но она была уверена, что получит «добро». Оставить в руках Гиммлера вклад на несколько миллионов долларов, в то время как его можно использовать для нужд Родины, было бы непростительной ошибкой. Она хорошо изучила Гартмана, знала, как дорожит он собственной жизнью, и на этом можно было построить всю операцию по похищению вклада.

Когда прибыли на аэродром, до вылета оставалось десять минут. Автомобиль подкатил прямо к самолету, стоявшему на взлетной полосе. Тут же прохаживался взволнованный Ваден. Увидев подъехавшую Миллер, он поспешил ей навстречу.

— Я уже решил было, что ты передумала лететь этим рейсом.

— До отправления самолета еще семь минут, — спокойно заметила Эльза.

— Все пассажиры, кроме тебя и твоего заместителя, на местах. Тебе пора. Передавай привет Нейсам. Если что–либо в моем письме не устроит Штольца, подключи Арнольда Нейса.

— Я это сделаю без напоминания, Курт.

— Ты не вернешься сюда?

— Думаю, что нет.

— Что же, до встречи в Берлине.

— Хайль Гитлер! — небрежно вскинула руку Миллер и, не оглядываясь, поднялась по трапу в самолет.

Едва Эльза села в кресло возле Гардекопфа, как загудели мощные двигатели. Из кабины вышел стрелок–радист и объявил:

— Господа офицеры, прошу пристегнуть ремни — идем на взлет.

Набирая скорость, машина помчалась по бетонной полосе. Вскоре внизу замелькали кварталы Парижа и его пригородов.

В Берлине моросил мелкий дождь. Миллер и Гардекопф добежали до здания аэровокзала и остановились в зале ожидания.

— Чем будем добираться до управления, майор? — спросила Миллер, — стряхивая с одежды капли Дождя.

— Может, кого–нибудь попросить, чтобы нас подвезли к управлению абвера?

— Долго искать придется, я лучше позвоню в управление, чтобы прислали автомобиль.

Эльза вышла из зала и, оглянувшись, увидела дверь с надписью «Комендатура». Постучав, она вошла в помещение. За столом сидел молодой гауптман.

— Вы комендант аэровокзала? — спросила Миллер.

— Нет. Я — заместитель.

— Мне надо позвонить в управление абвера, чтобы прислали автомобиль.

— Я сейчас собираюсь как раз в Берлин к коменданту, он болеет. Могу вас прихватить, — любезно предложил офицер.

— Спасибо, гауптман, — обрадовалась Эльза. — Со мной еще один человек, он в зале ожидания. Я его позову.

Миллер была довольна, что так быстро удастся выехать.

Вместе с гауптманом они сели в опель–капитан и отъехали от аэровокзала.

Дождь усилился, очистители стекол едва успевали сметать воду, видимость была плохая. Двигались со скоростью не более сорока километров в час.

В управление попали около пяти часов вечера. Миллер поблагодарила гауптмана за услугу и спросила дежурного:

— Штандартенфюрер Штольц у себя?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

Она жестом приказала Гардекопфу следовать за ней и направилась к лестнице.

В приемной Штольца было много людей. Секретарь узнал Эльзу и поспешил ей навстречу.

— С приездом, фрау оберст–лейтенант.

— Спасибо. Шеф у себя?

— Да. Я сейчас доложу о вашем приходе.

Через минуту он распахнул дверь кабинета Штольца и пригласил Миллер и Гардекопфа войти.

Штандартенфюрер встретил обоих очень радушно. Расспросив о самочувствии, перешел к делу:

— Как успехи, Эльза?

— Я не помню случая, чтобы мы с Гардекопфом не выполнили ваш приказ. Все в порядке, господин штандартенфюрер.

— Я рад. Жаль, что таких, как вы, мало в управлении рейха.

— Да, чтобы не забыть, господин штандартенфюрер. Разрешите вручить вам письмо от начальника полевой жандармерии оберст–лейтенанта Вадена, — Миллер протянула Штольцу конверт.

— Что ему нужно?

— Там все написано.

Штольц вскрыл конверт и стал читать. На его лице появилась улыбка. Сложив письмо, он рассмеялся:

— Ха–ха–ха–ха! Уморила ты меня, Эльза. Он что, не в своем уме?

— Никак нет, господин штандартенфюрер, — стараясь быть серьезной, — ответила Миллер. — Оберст–лейтенант Ваден хороший офицер и в полном здравии.

— По его письму этого не скажешь. Как тебе удалось заставить его написать такое?

— Пусть это останется между нами… — улыбнулась Эльза.

— Хорошо, хорошо. Я сегодня же доложу начальнику управления об этом. Он будет очень доволен. Все наши помыслы сводились к тому, чтобы нас не заподозрили в похищении ценностей. Ты же кроме всего прочего нашла прямого виновника произошедшего. Это невероятно, Эльза! Я не перестаю восхищаться тобой. Гардекопф, учитесь, как надо работать, — заключил Штольц.

— Майор выполнил самую трудную часть операции, он ликвидировал Мейера. Помощник у меня отличный, — похвалила Гардекопфа Эльза^

Выяснив подробности ликвидации Мейера, Штольц отпустил майора отдыхать. Эльза и штандартенфюрер остались вдвоем.

— Эльза, ты не очень устала? Отдых не требуется? — спросил Штольц.

— Отдых никогда не мешает, но есть ли такая возможность в данный момент? — вопрошающе посмотрела на штандартенфюрера Миллер.

Тот покачал головой:

— Если честно — нет.

— Значит, обойдусь без отдыха.

— Я рад, что ты понимаешь меня. Как считаешь, значительные поступления ценностей из Франции еще предвидятся?

— Один раз, — заметила Миллер с улыбкой. — Ваден сделает все возможное и невозможное, но найдет ценности на сумму, равную «похищенным».

— Твоим людям скоро не будет работы?

— Кое–что они найдут, но ценностей, не сданных в казну рейха, осталось очень мало. Мы произвели хорошую чистку по воинским частям.

— Надо искать другие источники, — подумав, сказал Штольц.

Эльза пожала плечами:

— Лично я не представляю, где можно взять ценности втайне от других служб. Одна небольшая ошибка — и нам не поздоровится.

— Ты забыла об оккупационных банках, где сосредоточены немалые капиталы, — осторожно напомнил Штольц.

— Кто будет заниматься этим?

— Майор Герфт. Твое дело — переправка ценностей за границу, в Цюрих.

— Через Базель?

— Это самый удобный маршрут, но советую тебе обдумать. Время есть, на подготовку даю полторы недели. Достаточно? Во время последней переправки ценностей погиб Винк. Поэтому я взял у тебя Гартмана.

— Он остается в моем подчинении?

— Во время подготовки — да, но, переправившись в Швейцарию, он уже не подчиняется тебе.

Миллер досадливо мотнула головой.

— Если с ним случится что–нибудь, кто будет нести ответственность?

— Не беспокойся, виновные всегда найдутся. Ты тут ни при чем, — заверил Штольц.

— Дай Бог. Чем занимается сейчас Гартман?

— Я дал ему неделю отдыха. Пока ты все подготовишь, он тебе не нужен. Да, Эльза, ты не интересуешься, где наш общий начальник?

— Наверное, повышен в звании, — высказала предположение Миллер. Впрочем, это ее не так уж и волновало. Ее непосредственным шефом был Штольц, и это Эльзу вполне устраивало.

— Его уже нет в живых, — услышала Эльза и вздрогнула от неожиданности, а штандартенфюрер продолжал: — Выполняя одну операцию, он не послушал рейхсфюрера Гиммлера и поступил по–своему. Операция провалилась. Утром его нашли мертвым в постели. Экспертиза установила, что он застрелился.

— Понятно, — протянула Эльза.

Штольц, как ни в чем ни бывало, перевел разговор на другую тему:

— Недавно я разговаривал с рейхсфюрером, он о тебе высокого мнения.

— Чем я заслужила такую честь?

— Рейсхфюрер не любит чистоплюев. Он считает, что офицер должен быть выше низменного чувства жалости… — заметив, что Миллер удивлена, Штольц закончил свою мысль: — Каждый человек, ликвидированный тобой, — самая лучшая аттестация.

— Но не может рейхсфюрер знать всех, к ликвидации кого я причастна, — осторожно поправила штандартенфюрера Эльза.

Он улыбнулся, снисходительно посмотрел на Миллер.

— Даже штурмбанфюрер Венкель есть в твоем личном деле.

— Откуда информация? — встрепенулась Эльза.

— От Замерна. Он — мои глаза и уши в твоем подразделении.

Миллер откинулась в кресле, прядь волос упала на ее красивый лоб, она нахмурилась.

— Значит, вы не верили мне?

— Я верю тебе, как никому другому, но я должен знать все, что происходит в моих подразделениях.

— И как вы расценили мой поступок с Венкелем?

— Его ликвидировали по моему приказу.

— Не может быть! — вырвался у Эльзы возглас.

— Правда, об этом знал только Замерн.

Тень растерянности мелькнула на лице Эльзы. Она с опаской смотрела на Штольца, затем резко спросила:

— Вам известно, какое обвинение выдвинул Венкель против меня?

Она почувствовала, как сильно забилось сердце, а кончики пальцев на руках стали холодными. «А если это — провал? — мелькнула мысль. — Что тогда?»

Словно издалека донесся голос Штольца:

— Как ты могла подумать, что я стану подозревать тебя? Если бы это было правдой, Венкель не ликвидировал бы единственного своего свидетеля. Не переживай, Эльза, не ты первая попала в такую ситуацию, и не ты последняя.

— Все дело в том, что, на первый взгляд, обвинение выглядело правдоподобно. — Эльза ощутила прилив сил, голос стал тверже и увереннее.

— Не очень. Русские — не такие дураки, чтобы бродить по лесу и болтать о своих сверхсекретных агентах. В этом месте Венкель очень грубо сработал. Да и в остальном веры нет. Основой показаний «Дятла» служил разговор между командиром отряда и майором–чекистом. Я допускал такой вариант. Чекист знал, что «Дятел» — агент СД и хотел с помощью СД ликвидировать тебя. Хотя это тоже мало похоже на правду. Венкель был у меня, но ни единым словом не обмолвился о своих подозрениях, а обязан был это сделать. Он затеял шантаж и поплатился за это жизнью. А для тебя это была еще одна проверка, которую ты с честью выдержала. Не каждый в твоем положении смог бы найти в себе силы не застрелить Венкеля на месте.

— И все же мне очень неприятно, что вы знаете об этом. Тем более что я не призналась в том, чт, о мои люди убили Венкеля.

— Не забывай, что я сам отдал приказ на ликвидацию Венкеля. Он получил по заслугам.

Штольц взглянул на часы.

— Извини, Эльза, мы с тобой заговорились. Мне надо быть у начальника управления. Завтра утром зайдешь ко мне с Гардекопфом.

Он проводил Эльзу до двери, пожал руку.

— До завтра.

— До свидания, господин штандартенфюрер.

Эльза вышла из управления и остановилась на крыльце. Дождь прекратился, тучи разошлись, и высоко–высоко виднелись голубизна и яркое солнце.

Эльза облегченно вздохнула, напряжение постепенно прошло, она успокоилась. Дежурный автомобиль уже ждал ее.

— В пансион, — приказала она.

Не доезжая метров тридцать до пансиона, решила выйти. Сначала хотела было отправиться на запасную явку, которой никогда еще не пользовалась, но потом раздумала и повернула в пансион. Через два часа бывший хозяин ресторана «Викинг» должен быть в кафе «Берта». Там она и встретится с ним.

Администратор, увидев Эльзу, оживился.

— С прибытием домой, фрау оберст–лейтенант! Разрешите, я отнесу ваш чемодан в комнату?

— Спасибо.

У себя в комнате Миллер открыла шкаф и вынула оттуда бутылку вина.

— Возьмите.

— Не могу, — смутился от такого щедрого подарка администратор. — Если хотите отблагодарить, дайте одну сигарету.

Эльза улыбнулась, взяла из ящика стола две пачки сигарет и протянула мужчине.

— Берите вино и сигареты.

— Фрау оберст–лейтенант… Мне неловко…

— Берите, берите.

— Большое спасибо. Всегда к вашим услугам.

— Меня кто–то спрашивал во время моего отсутствия? — поинтересовалась Миллер.

— Приходил два раза Штольц. Он хотел знать, не посещают ли вас кавалеры.

— И что же вы ответили ему?

— Что ничего подобного за вами не замечал.

— Хорошо, идите.

Оставшись одна, Эльза открыла чемодан, вынула парадный мундир, повесила его в шкаф, затем разложила по полкам остальные вещи и спрятала пустой чемодан под кровать. Придирчиво осмотрела себя в зеркало. Решила, что в кафе лучше идти в гражданской одежде, меньше будут обращать внимания. Еще оставалось время, и Эльза, взяв банные принадлежности, пошла в душ. Минут через двадцать вернулась в комнату раскрасневшаяся от горячей воды, свежая, помолодевшая…

Кафе «Берта» находилось в тихом переулке. Миллер, тщательно вытирая ноги о металлическую решетку, осмотрелась по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, толкнула входную дверь и вошла в кафе.

Связного она увидела сразу же. Он сидел у окна и читал газету.

Не спеша Эльза приблизилась к столику и тихо сказала:

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — ответил тот, не поднимая глаз от газеты.

— Разрешите сесть за ваш стол?

— Пожалуйста.

Он продолжал читать, совершенно не обращая внимания на Эльзу. Ни у кого из посторонних не возникло бы подозрение, что они знакомы.

Подошел официант и принял у обоих заказ.

Миллер с интересом стала рассматривать посетителей и не сразу поняла, что к ней обращаются. Мужчина за столом говорил:

— Советую почитать газету. Речь фюрера. Очень хорошо говорит о положении на фронтах. Отступление, этот мудрый тактический ход, у военных называется выравниванием линии фронта.

— С удовольствием прочитаю, — оживленно вступила в разговор Эльза.

— А сигареты у вас не найдется? — продолжал разговор сосед.

— Пожалуйста, — протянула она открытую пачку. Вместе с сигаретой чекист вынул бумажную трубочку из папиросной бумаги.

— С приездом, — тихо сказал он. — В газете — шифровка из Центра, для вас.

— Я разберусь. Информация, которую вы взяли, очень срочная. В двух словах: Гиммлер переправляет ценности в Швейцарский банк. Один из моих подчиненных — курьер по перевозке их за границу.

— В банк он будет сдавать ценности?

— Да.

— Вы предлагаете завладеть вкладом? У вас есть план?

Миллер едва заметно кивнула головой. Затем быстро заговорила, заглядывая в газету. Со стороны могло показаться, что двое обсуждают статью из газеты.

Говорили недолго, чтобы не вызвать ни у кого подозрения.

Внимательно выслушав Эльзу, связник сказал:

— Я запрошу Центр, ответ дам через четыре дня.

— Хорошо. Мне пора.

— Еще одно. По приказу Центра, с сегодняшнего дня я — Фриц. Вы подчинены мне.

— У меня ужо был командир группы с псевдонимом Фриц, — задумчиво произнесла Миллер.

— Где он теперь?

— Не знаю.

Эльза опустила глаза. Она умышленно не сказала, что Фриц погиб, так как знала, какое значение придают разведчики таким, казалось бы, мелочам. Псевдоним погибшего коллеги считается несчастливым.

Официант принес заказ. Расставил на столе приборы, кофе, пиво и молча удалился.

— Вам не известно, за что был ликвидирован ваш начальник? — спросил Фриц у Эльзы.

— Понятия не имею. Штольц говорит, что он не выполнил задание Гиммлера.

— По нашим сведениям, он вошел в контакт с англичанами.

— Я не в курсе дела.

— При возможности постарайтесь узнать правду о его гибели.

Эльза кивнула, склонившись над тарелкой. У нее тут же возникла мысль, что выведать правду о гибели начальника управления она постарается у майора Герфта. Он должен быть осведомлен об этом.

На прощание Фриц предупредил Эльзу, чтобы она была крайне осторожной, поскольку в последнее время активно стала действовать контрразведка.

— Еще вопросы есть? — спросил он.

— Нет. Мне не хочется уходить, — грустно произнесла Эльза.

— Мне тоже, — он незаметно коснулся ее руки, — но надо.

— Я все понимаю. Это я так…

Эльза не договорила. Но Фрицу и без слов было все ясно. Ему тоже хотелось бы посидеть с ней подольше, поговорить о Родине, об общих знакомых, но все вопросы были решены, и они не имели права засиживаться.

Миллер допила кофе, оставила на столе несколько марок и вышла. Официант тут же подошел к столу, забрал деньги и спросил:

— Вам принести еще что–нибудь?

— Нет, спасибо. Дайте счет.

Официант, указывая на место, где только что сидела Эльза, усмехнулся:

— Что, не договорились?

— Увы… — развел руками Фриц.

— Могу предложить товар не хуже.

— Спасибо, в другой раз.

XIX

Эльза возвращалась из кафе, взволнованная встречей с Фрицем. Ей было приятно от того, что рядом есть друг, соратник, что она здесь, далеко от Родины, среди жестоких и злых врагов, не одна.

Во время учебы в высшей школе абвера особое внимание уделялось подготовке разведчиков–одиночек. Статистика, которую приводил преподаватель в качестве примера, свидетельствовала о том, что разведчик–одиночка менее подвержен провалу, чем агентура, возглавляемая резидентом.

Миллер считала, что человек, находившийся среди врагов, должен хоть изредка встречаться со своими, это придает ему силы. Конечно, немалую роль играют и личные качества разведчика, его привычки. Этот вопрос спорный однако Эльза была уверена, что одному во сто крат труднее, чем даже двоим…

На крыльце пансиона разговаривали три офицера. Ранее Эльза не встречала их здесь. По возрасту и обветренным лицам она догадалась, что эти офицеры недавно прибыли с фронта.

Все трое жадно уставились на Миллер. Один из них бесцеремонно поинтересовался:

— Фрау, вы к кому?

Эльза даже не удостоила их взглядом.

— Может, кто–нибудь из нас заменит вашего друга? — офицер нагло усмехался, став на дороге и не пропуская Миллер. — Или вы не верите в наши силы?

Эльза хотела было обойти офицера, но тот закрыл вход в пансион и сказал:

— Фрау, наверное, не знает, что здесь проживают офицеры и посторонним сюда вход воспрещен.

Поняв, что все трое нарываются на скандал, Эльза не стала сдерживать себя и гневно изрекла:

— Вы до того привыкли безнаказанно приставать к женщинам в оккупированных странах, что думаете — это разрешено и в рейхе.

— К женщинам, которые так просто заходят в офицерские пансионы поздно вечером, приставать можно. Это не должно их оскорблять. Такая у них профессия.

— Пропустите меня, иначе у вас будут большие неприятности. Разрешите представиться: оберст–лейтенант Миллер.

— Что? — отпрянули офицеры.

— Прочь с дороги! Завтра я разберусь с вами.

Ошеломленные офицеры молча расступились. Как только Эльза скрылась на лестнице, они подошли к администратору.

— Скажите, любезный, кто эта девка, только что вошедшая в пансион?

— Это не девка, — испуганно замахал руками администратор. — Это Эльза Миллер. Советую вам осторожнее выбирать выражения. Иначе… — он не договорил.

Офицеры переглянулись.

— Ну и влипли… — сказал один.

А администратор продолжил:

— Берлин — не Россия, господа офицеры, это надо помнить. Не очень весело вам будет завтра.

— Что она может сделать нам?

— Не знаю. Несколько лет назад ей не угодила управляющая пансионом фрау Линце. Через день за Линце приехали парни Мюллера — и больше мы ее не видели. Говорят, умерла в концлагере.

— Вот это да! — присвистнул один из провинившихся. — Уйти живыми от русских, чтобы подохнуть в концлагере. Дружище, а ты не подскажешь, кто ее начальник?

— Штандартенфюрер Штольц…

— Погодите, погодите… — хлопнул себя по лбу офицер постарше. — А не к ней ли в подчинение мы идем? Когда приехала Миллер?

— Сегодня, — ответил администратор.

— Так и есть! — с отчаянием воскликнул офицер. — Вчера Штольц сказал: «Ваш командир прибудет в Берлин завтра или послезавтра». Надо любой ценой упросить Миллер не обижаться на нас.

Огорченные и поникшие офицеры вышли на улицу.

В это время, закрывшись на ключ, Миллер в своей комнате расшифровывала радиограмму, присланную из Центра.

Берлин. Миловану.

Ваша информация о переговорах шефа гиммлеровской разведки с американским разведчиком профессором Брюсом Хоппером подтверждается другими источниками. По нашим сведениям, в ближайшее время в Швеции должны встретиться личный врач и доверенное лицо Гиммлера Феликс Керстен с американским дипломатом Хьюиттом. О каждом отъезде Керстена срочно сообщайте в Москву.

Радомир.

Эльза задумалась. О переговорах Шелленберга с американцами в Швеции она узнала совершенно случайно, еще во время подготовки к поездке в Швейцарию. Секретарь Штольца, поначалу не поняв куда едет Миллер, заказал документы на имя Людмилы Грановской на въезд в Швецию. Эти документы поступили к Эльзе. Она была очень удивлена, но, не желая поднимать шум, отправилась в паспортный отдел и заявила, что произошла ошибка: она не едет в эту страну.

Начальник паспортного отдела изумленно посмотрел на нее и спросил:

— Как? Разве вы не едете в Швецию с бригадефюрером СС Шелленбергом?

Миллер пожала плечами:

— Почему вы решили, что я должна ехать с бригадефюрером СС Шелленбергом в Швецию?

— Вы знаете английский язык. И вообще, не дурачьте меня. У меня много срочных дел. Бригадефюрер СС Шелленберг несколько дней назад приказал подобрать ему сотрудника с приличным стажем разведчика, хорошо владеющего английским.

Миллер заинтересовалась информацией.

— Он будет там встречаться с англичанами?

— Вы будто бы ничего не знаете, — раздраженно молвил начальник паспортного отдела. — Американцы тоже говорят на английском языке. Не считайте нас, уважаемая фрау, тупицами.

На это Эльза ответила строго:

— Я не знаю, что вам известно о переговорах бригадефюрера СС Шелленберга с американцами, меня это не интересует. Мне нужны документы на въезд в Швейцарию, иначе я пойду к начальнику управления.

Начальник паспортного отдела не на шутку испугался до него наконец дошло, что действительно произошла ошибка. Он виновато затараторил:

— Посидите минутку, я сейчас проверю.

Набрав помер секретаря Штольца, он выяснил, куда же надо оформлять документы Миллер, после чего извинился за произошедшее недоразумение.

Эльза снисходительно сказала:

— Жаль, я бы с удовольствием съездила с бригадефюрером в Швецию. Никогда не видела американцев.

— Не расстраивайтесь, вас еще привлекут к этой миссии. У вас для этого есть все данные. Только прошу вас, о нашем разговоре никому ни слова. Переговоры ведутся в строжайшей секретности. По всему видно, фюрер о них даже не подозревает.

— Откуда же вам известно об этом?

— У меня такая служба. Работать с документами не так просто, как некоторым кажется. Помните о Moeii просьбе, я пригожусь вам.

— Договорились, майор.

Начальник паспортного отдела провел Эльзу до двери, пообещав, что ее документы будут готовы к завтрашнему дню.

Сейчас, ознакомившись с шифровкой, Эльза задумалась. Радомир требует, чтобы она о каждой отлучке Феликса Керстена сообщала в Москву. Это не так просто. С Керстеном она немного знакома, но это не значит, что он будет приходить к ней и докладывать, куда он едет. И вдруг Эльзу осенило: а что, если попытаться поговорить с начальником паспортного отдела? Опасно? Возможно. Но рискнуть стоит, тем более что он в ее руках: за разглашение тайны ему голову снимут.

Было уже поздно, но Эльзе совершенно не хотелось спать. Она вынула из кобуры вальтер, почистила его, смазала, протерла сухой фланелевой тканью, затем взяла полотенце, зубную щетку и направилась в ванную. В коридоре лицом к лицу столкнулась с офицерами, пристававшими к ней на крыльце. Они были слегка навеселе. Увидев Миллер, вытянулись по стойке «смирно» и замерли. Эльза удивленно посмотрела на них. Гауптман сделал шаг вперед:

— Фрау оберст–лейтенант, разрешите обратиться.

Эльза согласно кивнула.

— Простите нас. Мы даже не подозревали, что вы сотрудник абвера. Вы были в гражданской одежде, и это ввело нас в заблуждение. Подобное никогда не повторится, слово чести.

— Вы боитесь наказания или вам действительно стыдно за свой поступок?

— Мы вели себя недостойно, фрау оберст–лейтенант.

— Хорошо. Идите. Я прощаю вас.

Чеканя шаг, офицеры скрылись за поворотом коридора.

Утром Миллер пришла в управление в 9 часов. У Штольца шло совещание. Эльза спросила секретаря:

— Мой кабинет свободен или вы передали его кому–нибудь другому?

— По распоряжению Штольца этот кабинет записан за вами, фрау оберст–лейтенант. Возьмите ключи. — Секретарь протянул Эльзе два ключа: один был от дверного замка, другой — от сейфа.

— Вы поставили мне сейф? — удивилась Миллер.

— Так точно. Последней модели. Такой же — в кабинете штандартенфюрера.

— Спасибо. Если появится Гардекопф, передайте, что я у себя.

Эльза не узнала свой кабинет. Раньше здесь стоял стол и несколько стульев. Сейчас комната была полностью меблирована: два больших стола, кресла, вместо вешалки — платяной шкаф, на полу — ковер. Все новое, сверкающее.

Но Эльзу заинтересовал сейф. Он был почти до потолка, широкий, массивный. Обойдя его с трех сторон, Миллер вспомнила слова преподавателя радиодела в спецшколе: «Если вы находитесь в помещении, где стоит сейф, особенно неизвестной вам конструкции, внимательно осмотрите его. Более удобное место для монтажа подслушивающей и записывающей аппаратуры даже представить трудно. Микрофон обычно вмонтирован в районе замка. Если отверстие для ключа не прикрыто задвижной пластиной или кружком от пыли, считайте, что вы нашли, где вмонтирована аппаратура…»

Так и есть! Аппаратура подслушивания вмонтирована в сейф. Чья это работа? Секретарь сказал, что такой же сейф имеется и у Штольца. Значит, и ей и Штольцу установлена подслушивающая аппаратура одновременно. Неужели штандартенфюрер не подозревает о том, что у него в кабинете находится сейф — «шпион»?

Не долго думая, Миллер отправилась к Штольцу.

— Совещание не закончилось? — спросила Эльза у секретаря.

— Нет. Вам понравилась мебель? — поинтересовался тот.

— О такой мебели я и мечтать не смела. А какой шикарный сейф! Даже не представляю, что туда класть. У меня почти нет бумаг. Может, он нужнее кому–нибудь другому?

— Желающих было много, но начальник управления приказал установить один сейф в вашем кабинете, другой — в кабинете Штольца.

— Кому ранее предназначался этот кабинет?

— Винку. Но он очень мало пользовался им. Вы, наверное, не знаете, что он погиб в Швейцарии?

— Слышала об этом. А где достал эти сейфы начальник управления?

— Очень интересная история, — усмехнулся секретарь. — Их подарил бригадефюрер Вальтер Шелленберг.

— Мне говорили, что они не любили друг друга.

— Да. Было время, когда Шелленберг был в подчинении начальника управления. Но затем — блестящая карьера, и уже в тридцать лет Шелленберг стал шефом политической разведки, бригадефюрером СС, а начальник управления так и остался на своем месте.

— Со Штольцем Шелленберг в хороших отношениях?

— Да.

— Где прямой телефон к Штольцу? Мне необходимо позвонить ему. У меня очень спешное и секретное дело.

Секретарь указал на один из аппаратов и вышел.

Эльза сняла трубку прямой связи секретаря со Штольцем и сказала:

— Господин штандартенфюрер, мне надо срочно поговорить с вами, но не в вашем кабинете.

— Отложить нельзя?

— Нет, — взволнованно произнесла Миллер.

Дверь кабинета Штольца отворилась, и он появился на пороге. Было видно: он недоволен тем, что его оторвали от важных дел.

— Слушаю тебя.

— Нам лучше выйти в коридор.

Штольц недоумевающе посмотрел на Эльзу, но промолчал. В коридоре Миллер спросила тихо:

— Когда вам поставили новый сейф?

— Более двух месяцев тому назад.

— В кабинете, который выделили мне, стоит такой же сейф, и в нем вмонтирована подслушивающая аппаратура.

— Ты уверена? — Штольц был ошеломлен. — Когда ты заметила это?

— Только что. В спецшколе этому вопросу уделялось много внимания. То, что мой кабинет прослушивается, меня не пугает, там не будут вестись разговоры, недостойные оберст–лейтенанта. Но в вашем кабинете установлен точно такой же сейф.

Штольц хмыкнул и покачал головой.

— Подожди. Я скоро.

Он быстро вошел в приемную и скрылся за дверью своего кабинета. Через минуту оттуда начали выходить офицеры. Когда последний из них удалился, Штольц позвал Эльзу в кабинет.

Она сразу же осмотрела сейф. В узком проеме между ним и стеной нашла то, что ее интересовало.

Штольц выжидающе смотрел на Миллер.

— Все, как я и предполагала, — ответила она на его немой вопрос.

— Проклятый рогоносец, — выругался Штольц.

Кого он имел в виду, Эльза не поняла.

— Ты свободна. Зайдешь через час.

— Слушаюсь.

Миллер направилась в паспортный отдел. Начальник сидел у себя в кабинете и рассматривал какой–то документ.

— Садитесь, фрау, — пригласил он.

— Як вам на одну минуту. — Она сделала паузу, затем продолжила: — Вам говорит о чем–нибудь фамилия Керстен?

— Это личный врач рейхсфюрера Гиммлера.

— В последнее время вы не готовили на него документы на выезд из Германии?

— Я оформляю для него документы на выезд в Швецию, но когда он поедет за границу, мне неизвестно, вероятно, в ближайшее время. Зачем вам это?

— Секрет.

— Я надеюсь, вы не подведете меня?

— Все будет в порядке. Я вас попрошу о каждом выезде личного врача рейхсфюрера за границу сообщать мне. Информация только для меня и ни для кого другого. Можете быть спокойны, опасность вам не грозит.

— Я верю вам, фрау оберст–лейтенант.

Когда через час Миллер явилась к Штольцу, он с удовольствием показал ей пустующее место в углу кабинета. Сейф исчез.

Эльза улыбнулась:

— Быстро вы избавились от него.

— Я вызвал солдат и приказал им отнести сейф на склад, сославшись на то, что заедает замок и я не намерен каждый раз по полчаса стоять у сейфа, пытаясь открыть его.

— Проводку обнаружили?

— А как же! Протянута под плинтусом. К связистам группы С.

— Вам неприятности не грозят?

— Я никогда не говорю ничего компрометирующего даже в лесу.

— Привычка?

— Научен горьким опытом.

— Разрешите перейти к делу, господин штандартенфюрер. Мне нужен автомобиль на время, пока я буду заниматься переброской курьеров.

— Дежурный автомобиль тебя устроит?

— Мне нужен автомобиль, который будет находиться в моем подчинении постоянно, — требовательно произнесла Миллер и добавила: — С сегодняшнего дня. Прежде чем приступить к подготовке операции, мне необходимо осмотреться.

— Решила съездить к границе?

— Да, в Базель.

— Кроме Гардекопфа возьми еще нескольких офицеров.

— Никого из моих подчиненных в Берлине нет.

— Я выделил тебе трех офицеров, прибывших с фронта. Неплохие ребята. Через час они должны быть в управлении и сразу явятся к тебе с докладом. Автомобиль у тебя будет, я сейчас дам команду.

Миллер поднялась:

— Больше вопросов у меня нет, господин штандартенфюрер.

— В Базель возьми с собой удостоверение об особых полномочиях, разговор на границе начинай с его предъявления.

— Вас поняла, господин штандартенфюрер.

Эльза повернулась, чтобы уйти. Штольц остановил ее:

— Скажи секретарю, чтобы он открыл тебе другой кабинет. А в твоем я помещу одного болтливого офицера, есть тут такой. И еще. Меня сегодня во второй половине дня не будет. Познакомишься со своими новыми подчиненными, получишь автомобиль и можешь ехать в Базель. А утром расскажешь мне, что и как.

— Слушаюсь.

Новый кабинет Миллер выделили на третьем этаже. Здесь были две смежные комнаты. Одну Эльза оставила для себя, другая предназначалась для ее подчиненных.

Обе комнаты были хорошие. Массивные столы, широкие кресла, трехстворчатые платяные шкафы.

Миллер была довольна.

— Наконец, Гардекопф, у нас в Берлине есть свои кабинеты.

— И очень хорошие, фрау оберст–лейтенант. Правда, — Гардекопф оглянулся, обвел руками помещение, — великоваты, ведь нас только двое.

— Ошибаетесь, майор. У вас трое подчиненных. Они вот–вот должны подойти.

— Кто они?

— Еще не знаю. Спросите секретаря Штольца, готов ли автомобиль, выделенный нам, и где наши подчиненные.

Гардекопф вышел. Пока он все выяснит, Миллер решила проведать Герфта, его кабинет находился на этом же этаже. Эльзе не терпелось расспросить, как прошла операция по вывозу из Франции в Берлин ценностей. Кроме того, ее интересовало поведение Гартмана.

Герфт сидел за столом и курил. Приходу Миллер он искренне обрадовался. Эльза сообщила, что они теперь соседи и пригласила к себе в кабинет.

— Неплохо устроились, — сказал Герфт, опускаясь в удобное глубокое кресло.

— Что–то не нравится мне ваш вид, майор. Заболели? — спросила Миллер.

Герфт тяжело вздохнул, разминая пальцами сигарету.

— Сидеть в кабинете — это не для меня. Мне надо постоянно заниматься сложными и опасными делами. Здесь я начинаю тосковать. Правда, на днях Штольц говорил, что намечается сложная операция. Да, верно, забыл обо мне…

— Но ведь вы совсем недавно провели операцию во Франции, — напомнила майору Миллер.

— Неприятно вспоминать о ней, — нахмурился он.

— Почему?

— Во–первых, как вам известно, Мейер узнал Гартмана; во–вторых, когда Гартман увидел, что я застрелил шофера, с ним чуть истерика не случилась. Он сбил меня с ног и хотел разоружить, и только вмешательство ребят из парижского абвера помогло мне вырваться из его рук. Силен дьявол, — закончил Герфт.

— Разве вы не предупредили его, что шофер будет ликвидирован?

— Я не думал, что из–за такого пустяка он бросится на старшего по званию. Естественно, мне это не понравилось, и я обо всем доложил Штольцу. А он лишь посмеялся, дескать, из–за несогласованности действий с другими участниками операции я оставлю свою жену вдовой.

— Не надо расстраиваться, майор.

Но Герфт все больше распалялся:

— Интеллигент, белоручка, он до сих пор не понял, что такое служба в абвере!

— Я думаю, Гартман получил хороший урок, — попыталась успокоить Герфта Эльза.

— Ничего, — зло усмехнулся майор, — он курьер, а это значит — труп. Гартман будет использован только на одну поездку в Швейцарию.

— Вы считаете, что он не пригоден для дальнейшей службы в качестве курьера по перевозке ценностей через границу?

— Это будет последний вклад на счет, открытый Винком.

— Ликвидация Гартмана обязательна? — спросила Эльза.

Герфт хмыкнул.

— Кто же доверит ему тайну вклада? Там лежит очень много ценностей.

— А кому известен шифр?

— Этого я не знаю. Перед отъездом с Гартманом будет беседовать сам бригадефюрер Шелленберг.

— Где будет ликвидирован Гартман?

— В Швейцарии.

— Перед убийством курьера не смогут ли выведать шифр у него?

— Это исключено. На эту операцию направлены люди, не знакомые друг с другом. Гартман для них — просто враг рейха… Извините, фрау оберст–лейтенант, я вынужден оставить вас. Может позвонить Штольц. Если меня не окажется на месте, он решит, что я болтаюсь по управлению и отвлекаю других сотрудников от дела.

— Что же, не смею вас задерживать.

Не успел Герфт скрыться за дверью, как к Миллер вошел Гардекопф с тремя офицерами.

— Фрау оберст–лейтенант, знакомьтесь, ваши подчиненные, — доложил заместитель.

Она взглянула на офицеров.

— Мы уже знакомы. Где машина, Гардекопф?

— Возле управления.

— Отлично. А теперь, господа офицеры, разберемся о вами, — она улыбнулась, вспомнив вчерашний вечер. — Вы, гауптман, и вы, обер–лейтенант, поедете со мной, а лейтенант останется здесь. Он будет постоянно находиться в управлении. Все ясно?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

У крыльца стоял новенький мерседес с номерными знаками абвера. «Очевидно, для солидности, ведь придется иметь дело с пограничниками», — подумала Эльза, поскольку обычно номера машин были гражданскими.

По дороге Эльза расспрашивала новоявленных подчиненных о том, где они служили в России, как развиваются там события. Она слушала их рассказ, и сердце ее наполнялось радостью. «Конец, скоро конец всему», — казалось, стучало оно, и она вдруг явственно увидела перед собой маленького Степку. Он протягивал к ней ручонки и лепетал что–то на своем детском языке.

Эльза тряхнула головой, словно отгоняя от себя это видение из мирной жизни. Повернулась к шоферу:

— Скоро прибудем на место?

— Через полчаса, фрау оберст–лейтенант.

— Поезжайте прямо к контрольно–пропускному пункту.

— Слушаюсь!

Он прибавил газ, и машина устремилась вперед.

На контрольно–пропускном пункте остановились перед шлагбаумом, у которого дежурили два солдата с автоматами на груди. На расстоянии пятьдесят метров был еще один шлагбаум, там тоже находились часовые с автоматами. Между шлагбаумами на обочине стояло небольшое кирпичное здание. Солдаты у первого шлагбаума с интересом разглядывали подъехавший мерседес и не двигались с места.

Шофер дал три длинных гудка. Из здания не спеша вышел располневший гауптман и направился к машине. Приблизившись, обратился к шоферу:

— Документы.

— Документы у фрау оберст–лейтенанта, — небрежно ответил тот.

Гауптман недовольно поморщился и, обойдя автомобиль сзади, чуть наклонился к Миллер:

— Прошу ваши документы, фрау оберст–лейтенант.

Эльза открыла дверцу и вышла из автомобиля. Холодно взглянув на гауптмана, вскинула руку в нацистском приветствии.

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — ответил гауптман, от неожиданности как–то неестественно выбросив руку вперед.

— Сколько лет служите, гауптман? — спросила Миллер.

— Это имеет значение, фрау оберст–лейтенант?

— Имеет. Ваше приветствие — оскорбление фюрера. Вы бы еще додумались при словах «хайль Гитлер!» прикладывать руку к фуражке ладонью вперед, как это делается в некоторых восточных странах.

Гауптман густо покраснел.

— Вы что, не научились по номерным знакам машины определять, к какому ведомству принадлежат приехавшие к вам офицеры?

— По инструкции… — начал было гауптман, но Миллер не дала ему договорить.

— По инструкции вы должны первым отдавать честь старшим офицерам, а вы ходите вокруг автомобиля, требуя документы. Почему вы подошли к шоферу, когда рядом сидит оберст–лейтенант абвера.

— Я не заметил вас, фрау оберст–лейтенант.

— Ха–ха–ха! — рассмеялась Эльза. — А их вы тоже не заметили? — указала она на своих подчиненных.

Гауптман растерялся. А Миллер продолжала, не давая ему опомниться:

— Кто начальник контрольно–пропускного пункта?

— Я.

— Вот вы мне и нужны, гауптман.

Она протянула удостоверение офицера с особыми полномочиями. Просмотрев его, гауптман вытянулся по стойке «смирно».

— Слушаю вас, фрау оберст–лейтенант.

— Вот это другой разговор. Вы постоянно находитесь здесь?

— Вообще — да, хотя бывают редкие исключения.

— Мне необходимо, чтобы две недели этих исключений не было. По данным абвера, в течение этих двух недель очень опасный преступник попытается выехать в Швейцарию. Я со своими людьми буду встречать его здесь и считаю, что ваше присутствие в это время необходимо. Если «охота» будет удачной, у вас прибавится еще один крест.

Тут она сделала паузу, пристально посмотрела на гауптмана и наконец сказала:

— Хотя я не вижу ваших наград. Почему вы их не носите?

Гауптман опять покраснел и тихо ответил:

— У меня нет наград, фрау оберст–лейтенант. Такая у нас служба.

— Если во всем будете слушать меня, награды появятся у вас, гауптман. У меня все. Вопросы есть?

— Мне все понятно, фрау оберст–лейтенант.

Отъехав от контрольно–пропускного пункта, Эльза оглянулась: гауптман стоял на месте и носовым платком вытирал лоб.

В пути обер–лейтенант не выдержал и спросил:

— Как вам удалось убедить пограничника, что он обязан вам подчиняться? Ведь по правилам и инструкциям никто не имеет права ему приказывать, кроме его непосредственного командира.

— Как вы думаете, кто имеет право арестовать офицера–пограничника? — ответила на вопрос вопросом Эльза.

— Не знаю, — пожал плечами офицер.

— Так знайте: служба безопасности и абвер, а также гестапо.

— И все же, чтобы арестовать пограничника, необходимо иметь разрешение его начальства.

— Надо Поставить в известность его начальство, — уточнила Эльза. — Это не одно и то же. И потом, когда арестовывают пограничника, у него не спрашивают разрешения на это и не говорят ему, что начальству известно: такой–то арестован СД или гестапо. Службы приезжают, надевают на виновного или подозреваемого наручники и увозят. Вот почему гауптман подошел не ко мне, а к шоферу. Но ответ шофера напугал его, он растерялся, хотя внешне старался быть спокойным. Я это сразу поняла и своим приветствием выбила его из колеи полностью. Не давая ему опомниться, я перечисляла одну за другой все его ошибки. А в заключение, когда он осознал, что ему опасность не грозит, я заговорила о наградах. Гаупт–ману стыдно было признаться, что у него нет их, и он по–настоящему обрадовался, когда я сказала, что у него может появиться возможность получить награду.

— Фрау оберст–лейтенант, такой квалифицированной работы я еще не видел, — с восхищением признался обер–лейтенант.

Эльза в ответ лишь улыбнулась.

Утром Миллер явилась к Штольцу. Отчитавшись о поездке, заключила:

— Курьера можно провести через контрольно–пропускной пункт в Базеле.

И тут же объяснила, как она все это представляет.

— Я приеду в Базель утром и буду там до обеда. Начальника пограничного поста я предупредила, что в этом месте должен попытаться улизнуть за границу враг рейха Он вооружен и опасен. Все напряженно ждут его появления. В это время подъезжает автотурист Гартман. К нему подходят с проверкой документов, но тут же я замечаю того, кого мы ждем. Даю сигнал гауптману. В этой ситуации нам мешает Гартман. Даже не проверив как следует его документы, Гартмана пропускают через границу. А мы берем преступника.

— Где ты возьмешь этого «преступника»? — спросил Штольц.

— Им станет один из офицеров, которых вы отдали в мое распоряжение.

— Что же, вариант отличный. Правда, рассчитан он на один раз.

— Но вы не учли, господин штандартенфюрер, что у нас граница со Швейцарией не только в Базеле. Этот вариант можно использовать на всех контрольно–пропускных пунктах.

— Эльза, ты молодчина! — похвалил Штольц. — Кстати, меня вызывали сегодня в рейхсканцелярию. Там у меня состоялся разговор с Кальтенбруннером. Говорили мы и о тебе, Эльза. Господин группенфюрер доволен твоей работой. Кроме того, он сообщил, что мы переходим в прямое подчинение Вальтеру Шелленбергу. Приказано всему личному составу сменить форму одежды вермахта на форму одежды СС. Соответственно изменить воинские звания. Мне присвоено звание оберфюрера СС, это — старший полковник.

Штольц замолчал, перекладывая бумаги на своем столе. Спустя несколько минут спросил:

— Что ты собираешься предпринять для переправки Гартмана в Швейцарию?

— У меня все готово.

— Хорошо. Тогда ты свободна. Точную дату операции я сообщу через несколько дней.

XX

Прошло три дня. В скромном костюме серого цвета, строгая и подтянутая, Эльза стояла у магазина готового платья и внимательно осматривала в витринное стекло расположенную на противоположной стороне улицы парикмахерскую «Драгун» и примыкающие к ней дома. Все было спокойно, ничего подозрительного она не заметила.

Миллер шла к Отто Шальцу, чтобы выяснить, нет ли для нее информации или шифровки от Фрица.

Людей в парикмахерской было немного. Один из мастеров, увидев вошедшую женщину, воскликнул:

— Господин Шальц, к вам клиент.

Из другой комнаты показался Отто.

— Добрый день, фрау, — приветствовал он Миллер. — Голову мыть будем?

— Обязательно.

— Тогда пройдем в соседнюю комнату.

Плотно закрыв за собой дверь, мастер усадил Эльзу в кресло у мойки и спросил:

— Вы вчера не встречались с Фрицем?

— Нет.

— Сегодня он будет ждать вас в обычное время на прежнем месте.

— На словах он ничего не передавал? — поинтересовалась Миллер.

— Нет.

— Спасибо. А теперь сделайте мне прическу попроще, пожалуйста.

— Хорошо. Вы похудели, фрау. Наверное, много работаете?

— Мы все сейчас много работаем. Скоро наступит конец фашизму.

— Ах, если бы дожить до того дня, — вздохнул Шальц. — Какой будет Германия?

— Какой вы ее сделаете, — ответила Эльза. — Те, кто боролся за нее.

— Значит, и вы?

— Я — совсем другое дело. Я женщина, Шальц.

— Женщины тоже будут принимать участие в устройстве государственных дел.

— Дай Бог мне устроить свои дела, — теперь вздохнула она.

Вымыв Эльзе голову, Шальц насухо вытер волосы и пригласил в зал. Причесал он быстро. Миллер, поблагодарив за работу, расплатилась с ним и вышла из парикмахерской.

До встречи с Фрицем в кафе «Берта» оставалось еще несколько часов. В пансион идти не хотелось, и она пошла в кино. После сеанса погуляла по городу.

Взглянув на часы, про себя отметила, что ей уже пора на встречу с Фрицем.

Он сидел за столиком и читал газету.

— Простите, у вас не занято? — спросила Миллер, подсаживаясь к нему.

— Нет, — ответил связник, не поднимая глаз.

— Привет, — шепнула Эльза.

— Привет. Почему не были вчера?

— Не смогла. Допоздна находилась в управлении СД. Что решили в Центре?

— Ваш план одобрен. Но вы уверены, что курьер согласится сделать так, как вы скажете?

— Это у него единственный шанс остаться в живых.

— На всякий случай разработан запасной вариант — похищение курьера, но лучше бы до этого не дошло.

— Все будет в порядке, — уверенно сказала Миллер.

Подошел официант, она заказала себе стакан апельсинового сока и продолжила разговор:

— Надо инсценировать похищение курьера, оставить на месте его вещи.

— Об этом не беспокойтесь. Фотографию курьера вы принесли?

— Вот, возьмите, — протянула Эльза конверт.

Фриц спрятал его в карман.

— Центр интересуется, нет ли новостей от врача?

— В шифровке — материал, касающийся этого вопроса, — кратко ответила Эльза.

— Я очень переживаю за вас, Лиза. Будьте осторожны.

Она грустно улыбнулась:

— Я уверена, что все закончится благополучно. А еще я рада, что мой труд не пойдет на пользу фашистам. Ведь эти ценности я добывала у немецких солдат и офицеров. Работала с полной отдачей, иначе нельзя было. И чтобы все это досталось немцам — ни за что!

Фриц опустил голову. Возражать Миллер было бесполезно, и он понимал это.

— Когда вы переправляете курьера? — спросил он после паузы.

— Еще точно не знаю. Предположительно — двадцатого.

— Если дата изменится, немедленно известите. Возьмите газету, здесь для вас шифровка.

— Спасибо.

Захватив газету, лежавшую на краю стола, Эльза вышла из кафе. Она решила пойти к Гартману домой и поговорить с ним. Он жил с матерью, отец умер несколько лет тому назад от туберкулеза.

Прежде всего Миллер хотела установить, есть ли за домом курьера слежка. На улице, где проживал Гартман, она не спеша прошлась взад и вперед. Агента СД заметила тотчас. Он стоял под деревом и курил. Видела она его впервые, значит, он из числа агентов, в функции которых входит слежка за сотрудниками СД. Эти люди никогда не приходили в управление, а встречались с начальством на конспиративных квартирах.

Агент был один. Следовательно, Штольц поставил его больше для порядка, чем для слежки. Эльза вынула зеркало, подкрасила губы и подошла к агенту.

— Привет, милый, — развязно произнесла она.

— Проваливай отсюда, — грубо промычал в ответ тот.

— Зачем так невежливо, мальчик мой?

— Уходи отсюда по–хорошему.

— Я дорого с тебя не возьму, — игриво повела плечами Миллер.

— Где ты живешь?

— Рядом, — Эльза указала на дом, в котором жил Гартман.

— Хорошо, ступай домой и жди меня, я скоро приду. Как твоя фамилия?

— Зачем тебе? В какой подъезд я зайду, ты сам увидишь, а квартира шестьдесят вторая.

— Хорошо. — Он явно желал отцепиться от назойливой барышни.

Загадочно улыбаясь, Эльза удалилась. Поднявшись на третий этаж, она позвонила в квартиру Гартмана.

Он сам открыл дверь и, ошеломленный, застыл на пороге.

— Фрау…

— Тс–с… — приложила палец к губам Эльза, давая понять, что лишние разговоры на лестничной клетке ни к чему.

Гартман молча кивнул головой и отступил в сторону.

Эльза прошла вперед, осмотрелась. Комната была обставлена небогато, но со вкусом. Очевидно, у родителей Гартмана доходы были скромные и все, что находилось в квартире, приобреталось на протяжении долгих лет.

Миллер села на предложенный Гартманом стул.

— Как отдыхаете? К операции готовитесь? — спросила Миллер.

— Штольц предупредил, что весь инструктаж я получу от вас. Ведь вы готовите мне переход границы?

— Да.

— Я рад, что именно вы этим занимаетесь. После истории с Герфтом я никому больше не доверяю.

— Что случилось?

— Он застрелил нашего шофера, да еще и отругал меня за то, что я предъявил ему претензии.

— Но я же предупреждала вас об этом. Вас так глубоко это тронуло? На фронте каждый день гибнут тысячи солдат.

— Это на фронте, — тихо сказал Гартман. — Неужели нельзя было найти другой выход, чтобы не убивать шофера?

— Я не знаю. Герфт намного опытнее и меня и вас. И потом — необходимо было соблюдать полную секретность.

— Мне жаль шофера, — угрюмо твердил Гартман.

— Каждый из нас может оказаться на его месте, — медленно, по слогам, произнесла Миллер.

Гартман вздрогнул:

— И я тоже?

— Да. То, что будете делать вы, должно остаться тайной для всех.

— Значит, после операции меня ликвидируют?

Эльза не проронила ни слова.

— Почему вы не отвечаете на мой вопрос? — почти истерически воскликнул курьер.

— Мне неприятно говорить на эту тему.

Он все понял. И, словно сломавшись, уныло поинтересовался:

— У меня есть хотя бы один шанс из тысячи?

— Нет, — откровенно призналась Миллер.

— Вы так спокойно говорите об этом Вы, мой любимый командир, за которого я согласен отдать жизнь в любой момент…

Эльза перебила его:

— Почему вы решили, что я спокойна? Я просто умею скрывать свои чувства. А вы будьте мужественны.

— Я завтра же откажусь от участия в этой операции.

— Вам это не поможет.

— Значит, убегу.

— Глупо и бесполезно. За вами следят. Посмотрите в окно.

Гартман посмотрел на улицу сквозь щелку в шторах.

— Видите под деревом человека? Он следит за вашими окнами. Теперь вы верите мне?

Что–то болезненное появилось в глазах Гартмана, он словно не слышал вопроса Миллер. Тяжело опустившись на стул, проговорил:

— Все кончено…

— Я могу посоветовать вам кое–что, — начала осторожно Эльза, — но это только в том случае, если вы дадите слово, что выполните все мои требования и никогда, что бы ни произошло, не выдадите меня. Моя помощь вам — это мой смертный приговор.

— Клянусь, что сделаю все, как вы прикажете!

— Я обещаю, что вы будете живы и здоровы, к тому же в полной безопасности, но до конца войны не сможете вернуться в Германию.

— Я сделаю все, как вы скажете, — повторил Гартман.

— Тогда слушайте меня внимательно. Как только вы пересечете границу, за вами будут следить сотрудники СД. Они уже получили приказ ликвидировать вас. Вы должны вести себя с ними так, словно вам ничего не известно. В Цюрихе вы оставите автомобиль за квартал от банка, так как остановка автомобилей у банка запрещена. Возьмете чемодан с ценностями и отправитесь сдавать их. Перед отъездом вам сообщат шифр вклада. Сдав ценности, поменяете шифр. Ни на минуту не забывайте, что за вами следят сотрудники СД. Напротив банка есть въезд во двор в виде арки. Там вас будет ожидать человек. Увидев вас сквозь стеклянную дверь, он подаст знак грузовику с прицепом, находящемуся во дворе. Тотчас грузовик выедет со двора на тротуар и закроет вас от агентов СД. Вы сразу же, не теряя времени, выходите на улицу. К вам подойдет человек и скажет: «Эльза». Вы ответите: «Миллер». Это — пароль и отзыв. За углом вас будет ждать автомобиль. Тому, кто назовет ваш день и год рождения, вы сообщите новый шифр вклада. Эти же люди займутся вашей судьбой. Когда вам можно будет вернуться в Берлин, вас известят. Все понятно?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант. А что будет с моей матерью?

— Она получит за вас пенсию.

Гартман недоумевающе смотрел на Миллер. Она объяснила:

— У входа в банк останутся ваши вещи: шляпа, шарф, чемодан. У агентов СД сложится впечатление, что вас похитили. Для Штольца и других вы погибнете на службе. Что еще вас интересует?

— Куда пойдут ценности или деньги за них?

— Этого я не знаю.

— Зачем менять шифр?

— Для того чтобы прекратить бессмысленное уничтожение людей. Если вам удастся спастись, это не значит, что следующий курьер останется жив.

— Фрау оберст–лейтенант, вы помогаете мне потому, что хотите сохранить мне жизнь?

— Вам я помогаю именно поэтому, а ценности спрятать от Штольца я вынуждена по приказу.

— Чьему приказу?

— Не много ли вопросов, Гартман? У вас есть право выбора?

— Простите, фрау оберст–лейтенант.

— Оружие у вас есть? — спросила Миллер.

— Так точно, пистолет, записанный за мной.

— Перед отъездом в Швейцарию его у вас отберут, но оружие вам нужно иметь.

Она вынула из сумки парабеллум и протянула Гартману.

— Возьмите. Когда будете готовиться к отъезду, свой пистолет положите во внутренний карман пиджака, парабеллум — сзади за пояс. Будьте внимательны, не перепутайте. И последнее. Если вас будут одолевать сомнения и вы совершите неразумный шаг, мы оба погибли. Кроме того, не исключена возможность, что погибнет и ваша мать. Вы поняли меня?

— Так точно, фрау оберст–лейтенант.

— У вас здесь нет шансов остаться в живых, не забывайте об этом.

Миллер поднялась со стула и собралась уходить.

— Посмотрите, нет ли кого–нибудь на лестничной площадке, — сказала Гартману.

Он тихо открыл дверь, вышел на площадку, посмотрел вверх, потом вниз.

— Все спокойно.

Эльза спустилась по лестнице, вышла на улицу. Агент СД стоял на том же месте под деревом. Миллер направилась к нему:

— Ты на редкость терпелив, мальчик мой. Мне надоело тебя ждать. Заходи в другой раз.

Она перешла на противоположную сторону улицы, за первым же поворотом оглянулась. За ней никто не шел. Остановила проезжавшее мимо такси, села в него и поехала в пансион.

Дежурный администратор, увидев ее, сказал:

— Фрау оберст–лейтенант, звонил ваш родственник, генерал Нейс. Просил перезвонить ему домой.

— Спасибо.

Эльза зашла в телефонную кабину, сняла трубку, набрала номер.

— Добрый вечер, дядя.

— Добрый вечер, Эльза, — послышался в трубке голос Арнольда Нейса. — Ты совсем забыла нас, девочка.

— Нет ни минуты свободного времени.

— Нам необходимо встретиться.

— Хорошо, завтра вечером я зайду к вам.

Поднявшись к себе в комнату, Миллер закрылась на ключ, вынула из чемодана книгу Гитлера «Моя борьба» и принялась расшифровывать послание из Центра.

Берлин. Миловану.

Ваша последняя информация говорит о том, что в настоящее время даже верхушка СС не верит в победу над Россией. Поиски путей сближения с союзными правительствами наводят на мысль, что главари СС надеются на сепаратный мир без Гитлера. Все, что станет известно о контрактах главарей рейха и союзников, срочно сообщайте в Центр. Предложенная вами операция утверждена с небольшими изменениями. Поздравляем с днем рождения. Целуем.

Центр. Радомир.

Эльза прочитала шифровку и только сейчас вспомнила, что сегодня у нее день рождения.

Посмотрела на часы. Было 23.15. Идти куда–то не имело смысла, уже поздно. Миллер взяла в шкафу бутылку вина, плитку шоколада и сигареты. В последнее время она изредка курила. Остановилась перед зеркалом — молодая, красивая, а кажется, прожила все сто лет. Подошла к столу, налила в бокал вина и опять вернулась к зеркалу, несколько минут постояла молча, всматриваясь в свое отражение. Затем подняла бокал и сказала той, в зеркале:

— С днем рождения, дорогая Лиза.

Подбородок у нее задрожал, на глазах выступили слезы.

— Спасибо, фрау оберст–лейтенант.

Залпом выпила вино, отломила кусочек шоколада. Долго сидела, вспоминая дни рождения студенческих лет, в первые годы замужества. Сколько веселья было!..

Она хотела закурить, но внезапно передумала, смяла сигарету и бросила в пепельницу. Снова налила немного вина, выпила стоя за погибших. Было тепло и приятно от того, что ее поздравили товарищи, и грустно, потому что их не было рядом с ней.

Одна. Горько, тягостно было на душе у Лизы Петренко.

XXI

В 9.00 Эльза, Гардекопф и два офицера, прибывших с восточного фронта, в гражданской одежде, вместе с начальником контрольно–пропускного пункта на швейцарской границе у города Базель ожидали появления особо опасного преступника. Вернее, преступника ожидал один гауптман, Миллер и остальных интересовал Гартман.

Уже прошло время обеда, а ни Гартман, ни преступник не появлялись. Гартман и молодой лейтенант, выступавший в роли преступника, должны были ехать друг за другом с интервалом в полкилометра.

Эльза нервничала, нетерпеливо посматривая на часы. С минуты на минуту должен появиться Гартман.

Мерседес серого цвета показался на дороге неожиданно. Миллер и гауптман говорили как раз о шерстяных свитерах, которыми славятся скандинавы.

Первым заметил курьера Гардекопф. Он подошел к Миллер и сказал:

— Фрау оберштурмбанфюрер, посмотрите на дорогу.

К контрольно–пропускному пункту приближался мерседес.

— Это не он, — небрежно ответила Миллер. — По моим сведениям, преступник должен ехать на черном автомобиле, но на всякий случай проверим. Гауптман, вы хорошо изучили фото преступника?

— Так точно, фрау оберштурмбанфюрер. Он мне снится ночами.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке, только не спешите и слушайтесь во всем меня.

В это время Гартман подъехал прямо к шлагбауму. Он приоткрыл дверцу и посигналил. Когда гауптман подошел к нему, протянул документы. Пограничник взял их, внимательно посмотрел на Гартмана и повернулся к Эльзе.

— Фрау оберштурмбанфюрер, это не он.

Миллер молча положила руку на кобуру и смотрела на дорогу. На большой скорости к ним мчался опель черного цвета. Подъехав вплотную к мерседесу, он резко затормозил.

— Гауптман, гоните мерседес на ту сторону границы! — приказала Миллер.

— А таможенный осмотр? — растерянно произнес начальник контрольно–пропускного пункта.

— Какой к черту осмотр! — разозлилась Эльза. — Преступник нужен нам живым.

— Вас понял, фрау оберштурмбанфюрер.

Он вернул документы водителю мерседеса и отдал команду солдатам пропустить машину Гартмана.

Дальше события развивались стремительно. Машина курьера рванула с места и проехала под открытым шлагбаумом. Не теряя ни секунды, начальник контрольно–пропускного пункта проверил документы «преступника» и сказал, как было договорено с Миллер ранее:

— Откройте багажник.

«Преступник» вышел из машины и направился к багажнику. Когда он поравнялся с Гардекопфом, тот резким движением сбил его с ног и ловко завел руки за спину. Подбежавшие тотчас офицеры одели наручники и обыскали молодого человека. Один из них подал гауптману три пистолета разных систем.

— Поздравляю вас, гауптман, — улыбнулась Миллер.

— Это я вас поздравляю, фрау оберштурмбанфюрер.

К Эльзе подошел Гардекопф.

— Фрау оберштурмбанфюрер, операция прошла без потерь с нашей стороны.

— Вижу. Давайте его в автомобиль. Пусть кто–нибудь из офицеров сядет за руль. Вы, Гардекопф, поедете со мной.

— Фрау оберштурмбанфюрер, — обратился к Миллер начальник контрольно–пропускного пункта, — может, выделить вам несколько солдат в помощь?

— Что вы, гауптман! Мы справимся сами. Спасибо за помощь. Ожидайте награды.

— Благодарю вас. Мне очень приятно, что я познакомился с вами.

— Мне тоже.

Миллер села в машину, и все тронулись в путь. Операция по переброске курьера за границу завершилась успешно. Эльза была довольна. Остальное будет зависеть от чекистов, находящихся в Цюрихе. Если, конечно, Гартман не отступит от намеченного плана.

Отъехав километров двадцать от Базеля, Эльза приказала остановиться. Все вышли из автомобиля. Миллер взглянула на офицера, выполнявшего роль преступника, и рассмеялась:

— Снимите с него наручники! Гардекопф, несите бутылку шнапса.

Офицеры окружили автомобиль, разложили на капоте закуску. Миллер взяла рюмку со шнапсом:

— Господа офицеры, выпьем за нашу сегодняшнюю операцию. Это — наша первая совместная операция, и я рада, что она прошла успешно. Поздравляю вас.

Ранним утром вернулись в Берлин. Когда Миллер зашла к Штольцу в кабинет, оберфюрер сидел за столом, зажав голову руками. Миллер щелкнула каблуками.

— Хайль Гитлер!

Штольц резко поднял голову, сдержанно улыбнулся.

— Это ты… Как ты вошла? Кто тебя пропустил ко мне?

— В приемной никого не было, господин оберфюрер.

Он поднялся, походил по кабинету, легко забросив руки за спину. Затем остановился и выжидающе посмотрел на Эльзу.

— Разрешите доложить… — начала было Миллер, но он устало прервал ее:

— Я все знаю. Операция провалилась.

— Не может этого быть! Гартман удачно переехал границу, господин оберфюрер. Я своими глазами видела, как за ним пристроился автомобиль с охраной. Что могло помешать гауптштурмфюреру благополучно добраться до Цюриха?

— Все правильно, но все же операция провалилась… Исчез Гартман.

— Как исчез?

— Вместе с ценностями.

— Куда же смотрела охрана?

— Все намного сложнее, Эльза. — Штольц тяжело опустился в кресло и — после паузы — произнес: — Гартман похищен.

— До сдачи ценностей или после? — спросила Миллер.

— Я еще сам толком не знаю, но получается, что он похищен после сдачи ценностей.

— Господин оберфюрер, стоит ли расстраиваться из–за одного, пусть даже способного офицера, все мы здесь находимся ради дела, которому служим.

— Утешила, — хмыкнул Штольц. — Ты думаешь, я убиваюсь из–за Гартмана? Мне наплевать на него. Исчезли ценности на астрономическую сумму! — оберфюрер не скрывал раздражения.

— Но ведь Гартман сдал ценности в банк.

— Сдал ценности и тотчас сменил шифр вклада.

— Ну и ну!

— Такого ЧП со мной не случалось за все время моей службы.

— Если я правильно поняла, ценности, которые я с таким трудом добывала, исчезли навсегда?

— Я не могу найти выход из сложившегося положения, — удрученно сказал Штольц.

— Вам грозят неприятности? Но ведь есть прямые виновники случившегося. Те, кому была поручена охрана ценностей и курьера.

— По приказу рейхсфюрера арестованы все участники операции.

— Меня и моих подчиненных арестуют тоже? — заволновалась Миллер.

— Нет. Свою часть операции вы провели неплохо. Он подумал немного и спросил:

— Эльза, как вел себя Гартман на границе?

— Держался хорошо. Ничего подозрительного я не заметила.

— А во время подготовки операции он не интересовался своей дальнейшей судьбой?

— Нет. Вы же обещали ему повышение по службе?

— Ничего я не обещал. Его должны были ликвидировать сразу же после сдачи ценностей.

— Возможно, Гартман догадывался о чем–то… — предположила Эльза.

— Так, как развивались события в Швейцарии, свидег тельствует, что операция была тщательно продумана и подготовлена.

— Вы считаете, что Гартман был завербован какой–то разведкой?

— Я уверен — это дело рук немцев. И тянется все от Мейера, которого ты ликвидировала во Франции. Он знал, что мы для каких–то целей организовываем вклады в швейцарских банках.

— Но он вряд ли успел передать в Берлин то, о чем ему стало известно.

— Ты плохо его знаешь, Эльза, — многозначительно произнес Штольц. — За Гартманом и Герфтом, видимо следили с момента их прибытия в Берлин.

— Я не верю в это, — решительно возразила Миллер.

Но Штольц вел дальше:

— Когда исчез Мейер, его начальство догадалось, кто это сделал, и решило рассчитаться с нами. Получилось великолепно, — вздохнул он.

Эльза не пыталась успокаивать оберфюрера, понимала, что он в очень затруднительном положении. Для него это был сильный удар.

Несколько минут сидели молча. Первым нарушил молчание Штольц:

— Я допустил оплошность в этом деле и сейчас искренне сожалею.

Он опять поднялся, походил по кабинету, как–то сосредоточенно посмотрел на Эльзу:

— Мне надо было поручить тебе всю операцию — от начала до конца.

— И я была бы в ответе за все случившееся, не так ли, господин оберфюрер?

— Но я был бы уверен, что оберштурмбанфюрер СС Миллер сделала все, что в ее силах.

Эльза удивленно подняла брови:

— Разве те, кто осуществлял охрану курьера, сделали не все возможное?

Штольц зло ответил:

— Они все сидели в машине, возле банка никого не было.

И Штольц кратко изложил Миллер, как все произошло. Эльза жадно слушала его, и в ее воображении вырисовывалась картина «похищения» курьера чекистами. Все шло по плану, Гартман не подвел, и ее коллеги работали четко и слаженно.

В приемной Штольца Миллер ждали ее подчиненные. Не останавливаясь, она сказала:

— Следуйте за мной.

Все поднялись на третий этаж. Эльза открыла кабинет, в котором обычно находились Гардекопф и остальные.

— Всем сегодня отдыхать, — объявила она. — С завтрашнего дня вы все подключаетесь к оперативному дежурству. Когда потребуетесь, я заберу вас оттуда. Вопросы есть?

— Фрау оберштурмбанфюрер, нельзя ли договориться, чтобы мы дежурили все вместе, а не по одному в разных оперативных группах? — спросил Гардекопф.

— Попробую позвонить начальнику оперативной службы, — Эльза сняла трубку с телефонного аппарата.

Услышала ровный, хоть хрипловатый голос:

— Оберштурмбанфюрер Хайс слушает.

— Говорит оберштурмбанфюрер Миллер. По приказу оберфюрера Штольца я направляю в ваше распоряжение четырех своих офицеров.

— Отлично.

— Но у меня к вам просьба. Мне хотелось бы, чтобы вы направили моих людей в одну группу.

— Для вас это имеет значение?

— Да. Когда они мне понадобятся, я смогу подождать, пока они все вместе отдежурят, чтобы не срывать вам операцию. А по окончании дежурства они со спокойной совестью вернутся к своим обязанностям.

— Хорошо. Согласен. Эльза положила трубку.

— Вы свободны, господа офицеры.

Отпустив подчиненных, Миллер отправилась к начальнику паспортного отдела. Без стука открыла дверь и вошла в комнату. Без церемоний сразу же приступила к делу:

— Есть для меня новости?

Штурмбанфюрер любезно улыбнулся Эльзе и произнес:

— Тот, кто вас интересует, вчера снова отбыл в прежнем направлении.

— Вальтер? — Миллер назвала лишь имя, имея в виду Шелленберга.

— Его тоже нет сейчас в рейхе. Он находится в Швейцарии, но документы готовы и на выезд в Швецию.

— Кто еще собирается в путешествие?

— Два человека через десять дней отбывают в Испанию.

— Кто они?

— Не знаю.

— Это все?

— Заготовлены документы и на вас, фрау оберштурмбанфюрер.

— Куда и под каким грифом? — спросила Миллер.

— Швеция. До особого затребования, — лаконично отвечал на вопросы Эльзы начальник паспортного отдела.

Миллер поблагодарила за информацию и вышла. У крыльца ее ждал автомобиль, на котором она ездила в Базель. Шофер учтиво открыл переднюю дверцу.

— Прошу садиться, фрау оберштурмбанфюрер. Ему, видимо, никто не сказал, что or выходит из подчинения Миллер, и она решила тоже промолчать.

Шофер включил зажигание, мотор мощно заурчал, и машина отъехала.

Эльза устало откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. Вчерашнее напряжение на швейцарской границе, ночь в дороге давали о себе знать.

В пансионе она поднялась к себе в комнату и легла отдохнуть. Вечером ей предстояла встреча с Фрицем в кафе «Берта».

Когда Эльза проснулась, стрелки маленького будильника показывали 19.15. Времени до встречи со связником оставалось немного. Она быстро умылась, оделась и вышла на улицу. Простояв несколько минут на автобусной остановке, решила взять такси. Ровно в 20.00 она была в кафе.

Не успела сесть за столик, как к ней подошел официант, обслуживавший ее и Фрица несколько раз.

— Уважаемая фрау, ваш знакомый просил подождать его. Он через несколько минут придет.

— Спасибо.

— Что вам принести? — спросил официант.

Эльза заказала чашечку кофе. Хоть она и поспала, но в висках шумело, побаливала голова.

Официант был очень любезен, видимо, Фриц дал ему несколько марок. Мидлер осмотрела зал. В дальнем углу ее внимание привлек мужчина, читавший газету. Он держал ее перед собой, закрывшись от посетителей. Но от Эльзы не ускользнуло то, что мужчина за кем–то следит. В газете была проделана небольшая дырочка, через которую этот тип наблюдал за кем–то. За кем? Кто он?

Когда официант принес кофе, Эльза мило улыбнулась ему и спросила:

— Вы не скажете, кто тот мужчина, что сидит, закрывшись газетой?

И тут же добавила:

— Знакомое лицо, но кто он, не могу вспомнить.

Официант взглянул на человека с газетой и ответил:

— Этот тип здесь впервые. Скорее всего, это — сыщик. Что ему нужно в порядочном заведении, ума не приложу.

— Если он сыщик, значит, за кем–то следит. Интересно, за кем?

Официант осмотрелся и, пожав плечами, сделал вывод:

— Наверное, за теми парнями в углу. Он пришел вслед за ними.

— А кто те парни?

— Переодетые эсэсовцы из охраны концлагеря.

— Надо предупредить их. Я напишу записку, а вы отнесете. Надеюсь, они вас отблагодарят.

— Пишите, только мне ее содержание неизвестно.

— Само собой разумеется.

Эльза вынула записную книжку, вырвала оттуда листок и написала карандашом: «За вами следит «овчарка» — с газетой за столом в углу».

Официант прошелся по залу, взял заказ у нового посетителя и только тогда направился к переодетым эсэсовцам. Эльза видела, как он протянул одному из них записку. Тот прочитал и передал остальным.

Спустя несколько минут двое из эсэсовцев приблизились к человеку с газетой. Один вырвал у мужчины газету, а другой схватил его за шиворот и потащил к выходу. Миллер услышала крик и звон разбитого стекла. Шпика выбросили на улицу, видимо, не открывая дверей. Смеясь и переговариваясь, эсэсовцы вошли в зал.

Один из них подошел к Эльзе и учтиво поблагодарил за предупреждение. На ее вопрос, кто же этот тип, ответил:

— Из наших, следит за нами, а потом доносит начальству.

Эльза пила кофе маленькими глотками и поглядывала на входную дверь, ожидая Фрица. Он появился на пороге кафе, дружелюбно улыбаясь ей.

— Поскольку вы опоздали, угощаете меня сегодня ужином, — чуть кокетливо произнесла Эльза.

— С удовольствием!

Фриц подозвал официанта и сказал:

— Вино и хороший ужин на двоих.

— Это будет очень дорого стоить, господин.

— Ничего! — махнул рукой связник. — Неси.

Как только официант ушел, он наклонился к Миллер и прошептал:

— Все в порядке. Вклад наш. Центр благодарит вас. — И после паузы добавил: — Приказано больше подобные операции не проводить.

Эльза возразила:

— Если будет удобный случай, думаю, Центр даст согласие.

— Радомир приказал в дальнейшем и не помышлять о подобных операциях. Сейчас идет счет не ценностям, а человеческим жизням. Так что, — в его голосе послышались жесткие нотки, — раз и навсегда выбросьте из головы подобные мысли. А сейчас разрешите поздравить вас, товарищ Милован, с успешным выполнением операции.

— Спасибо, Фриц.

— Центр интересуется «туристами». Есть новости?

— Да. Запомните: врач вчера отбыл в Швецию, Шелленберг сейчас находится в Швейцарии, скоро поедет в Швецию, документы уже готовы. Два человека направляются в Испанию. Заготовлены документы и на меня.

— Куда?

— В Швецию. Гриф — до особого затребования.

— Сегодня же передам в Центр. Вы встречались о оберфюрером после переправки курьера?

— Да, сегодня утром.

— Он уже знает о том, что изменен шифр вклада?

— Знает и считает, что это работа начальства Мейера.

— Отлично. На такую удачу мы даже не надеялись. Вас Штольц не подозревает в причастности к похищению вклада?

— Нет, — покачала головой Эльза. — Во всяком случае, не похоже на это. /

— Чем будете заниматься теперь? По всей видимости, от переправки курьеров с ценностями вас отстранят.

— Это — наверняка. Вопрос о том, как меня использовать, в настоящее время–не решен. Еще вчера я была уверена, что буду продолжать заниматься переправкой курьеров, но сегодня во время разговора Штольц приказал передать моих подчиненных для оперативного дежурства по управлению, а мне пока отдыхать.

— Очевидно, для вас готовится задание, где ваши подчиненные не потребуются, — высказал предположение Фриц.

— Через два–три дня все прояснится.

— Советую вам время отдыха использовать для визитов к родственникам.

— Вы имеете в виду Нейсов?

— Да. Ваш дядя — на редкость информированный человек, — усмехнулся Фриц.

— Что интересует Центр? — спросила Эльза.

— Переброска войск из Европы, отношения между Японией и Германией, положение в Италии и Испании, — лаконично перечислял связник.

К столику подошел офицер–власовец:

— Привет, Николай.

— Здравствуй, Борис.

— Представь меня своей даме, — ухмыляясь, сказал он.

— Ярый ненавистник Советской власти майор РОА Климов.

— Очень приятно, — сказала Эльза на русском языке, пожимая руку предателю.

— Вы — русская? — удивился тот.

— Нет, немка. Оберштурмбанфюрер СС Эльза Миллер.

Власовец от неожиданности отпрянул в сторону. Знакомиться ему перехотелось.

— Простите, — только и смог сказать он. — Разрешите идти? — И, повернувшись, он спешно удалился.

Нахмурившись, Эльза посмотрела на своего товарища.

— Вам приходится иметь дело с этой публикой… — она брезгливо поморщилась.

— А разве вам легче?

— Все–таки я имею дело с немцами. Враги, но не предатели. Мне эти власовцы омерзительны.

Миллер задумалась. Фриц тоже молчал. Каждый думал о своем…

XXII

Минул 1944 год. В начале 1945–го Эльза Миллер ездила в Швецию вместе со своим старым знакомым — промышленником Максом. Как и в предыдущую поездку в Швейцарию, в 1941 году, они отправились за границу как отец и дочь Хейгели.

В Швецию плыли на пароходе. Во время поездки Макс расспрашивал Эльзу о ее жизни, занятиях, службе. Эльза отвечала на его вопросы, рассказывала забавные истории, смеялась и шутила.

Несмотря на то что фашистская Германия трещала по швам, Макс не был похож на человека, встревоженного своим будущим. Он выглядел намного спокойнее и увереннее, чем в первую поездку. Тогда Макс много нервничал. А сейчас он вел себя так, словно ехал в Швецию не для серьезного и важного разговора, а просто поразвлечься.

Отправляя Миллер в дорогу, Штольц наставлял ее:

— Как только прибудете в Копенгаген и Макс увидится с нужными людьми, тотчас возвращайся в Германию. Он обратно не вернется. Там есть люди, которые позаботятся о нем…

В Копенгагене Миллер и Макса встретили на пристани два высоких, широкоплечих блондина.

— Курт и Хильда Хейгели? — спросил один из них. — С прибытием на землю Швеции.

— Спасибо, — сдержанно сказал Макс.

Мужчины взяли у Эльзы и ее спутника вещи, и все вместе направились к автомобилю, стоявшему недалеко от пристани. Миллер и Макс сели сзади. Один из встречающих поехал с ними, второй остался.

Ехали долго. Несмотря на то что перед отъездом в Швецию Эльза тщательно изучила карту Копенгаена, она не смогла определить, куда их везут.

Наконец остановились в небольшой роще, покрытой белоснежным покровом, на фоне которого резко выделялись стройные зеленые ели. Дорогу преградили ворота. Забора не было, густо посаженные деревья делали рощу труднопроходимой, ворота висели на двух столбах, вкопанных прямо в ряду елей.

Шофер посигналил. Ворота в тот же миг открылись, и они въехали на большой, ровный двор, похожий на казарменный плац. В глубине двора стоял двухэтажный дом. Машина подкатила к парадному входу.

Миллер насторожило то, что никто не вышел их встречать. Она незаметно коснулась руки Макса и сжала ее. Он чуть кивнул головой: мол, понял, надо быть начеку. Шофер и сидевший рядом с ним мужчина вышли из автомобиля и встали по обе стороны машины.

— Выходите! — приказал мужчина, открыв заднюю дверцу.

По его тону Эльза поняла: что–то произошло и на теплый прием рассчитывать нечего.

От ворот приблизился еще один мужчина. Водитель сказал, указывая на Макса:

— Джон, вытягивай этот мешок с костями, а я попрошу выйти из автомобиля его дочь. Она очень засиделась.

И он громко рассмеялся.

Миллер взглянула на Макса. Тот побледнел и сжал кулаки. Эльза покачала головой, давая понять, чтобы он не смел выходить из машины.

Макс решительно произнес:

— Поворачивайте обратно.

Мужчина в ответ опять рассмеялся.

— Если ты, старая обезьяна, не выйдешь сию минуту, я отвезу тебя на свалку. Понял?

— Я не выйду, — твердо повторил Макс.

Тогда шофер наклонился, резко схватил за руку Миллер и потянул в дом. Эльза делала вид, что упирается, а сама послушно следовала за ним. Тот, довольный, гоготал на весь двор. Его напарник оставил на время в покое Макса и наблюдал за ними.

Вот шофер открыл дверь и втащил Эльзу в помещение. В прихожей никого не было. Миллер заупрямилась, шофер недоуменно посмотрел на нее, затем с силой дернул за руку. Чуть пригнувшись, Эльза по инерции полетела на него. Он снова захохотал и вдруг почувствовал, что какая–то сила поднимает его в воздух — Эльза применила один из самых сложных приемов дзюдо, которому с таким упорством обучал ее Манодзи. Мужчина перелетел через нее и со всего маху ударился спиной и головой о цементный пол.

Тогда Миллер быстро перевернула его, выдернула брючный ремень, завела руки за спину и ловко, словно занималась этим всю жизнь, связала руки насильнику. Обыскала свою жертву. Документы и пистолет забрала. Вынула из внутреннего кармана вальтер. И только после этого выглянула на улицу.

У машины шел самый настоящий бой. Макс, стараясь затянуть время, изо всех сил сопротивлялся. Он цеплялся за автомобиль, падал на землю, поднимался и опять хватался за дверцу. Наконец его удалось схватить за ноги, и двое мужчин потащили его к дому. Уже на ступеньках Макс вырвался и бросился бежать. Верзила–блондин сбил его с ног. Второй направился в дом.

Эльза прижалась спиной к стене за дверью. Мужчина вошел в прихожую и остановился. И тут же Миллер рукояткой пистолета нанесла ему удар по голове. Он качнулся и тяжело повалился на пол. Миллер проделала с ним то же, что и с первым. Затем опять посмотрела, что творится во дворе.

Блондин пытался затащить Макса на крыльцо. В два прыжка она оказалась рядом с ним и ударила по голове рукояткой пистолета. Он тотчас выпустил Макса. Тот вцепился своему мучителю в горло и свалил его на землю. Потом неожиданно отпустил и бросил небрежно:

— Он мертв.

Вдвоем они занесли его в дом. Макс взглянул на двух связанных мужчин и сказал Эльзе, с трудом переводя дыхание:

— Иоганн не зря выбрал тебя. Спасибо, девочка.

Эльза молча обыскала мертвого. Вынула из кармана кольт, записную книжку и связку ключей. Кольт протянула Максу.

— Стрелять умеете?

— Конечно.

— Если случится что–нибудь непредвиденное, стреляйте. Я осмотрю дом.

Она взяла вальтер и быстро зашагала по коридору. За десять минут обследовала все комнаты. Никого не обнаружив, возвратилась в прихожую. Макс беседовал с шофером.

— Кто сообщил вам о нашем прибытии? Где те люди, которые должны были нас встретить?

В ответ — молчание.

— Хильда, он не хочет отвечать, — пожаловался Макс.

— Ничего, ответит.

— Будете говорить или пристрелить вас, чтобы не тратить зря времени? — грозно наступал промышленник.

Шофер продолжал молчать.

— Отец, оставлять их в живых нельзя, мы даже не внаем, кто эти негодяи.

— Если я все расскажу, вы не убьете нас? — наконец заговорил шофер.

— Посмотрим.

— Среди ваших людей был человек, который, поняв, что Германии — конец, согласился сотрудничать с нами.

— Кто он?

— Радист. Все переговоры с Берлином поступали ко мне, и я решил встретить вас.

— Наши люди не знают о нашем приезде?

— Им неизвестно, когда именно вы должны быть. Последнюю радиограмму радист не передал по назначению.

Миллер задумалась, как поступить дальше. Спросила, есть ли телефон здесь. Когда она уезжала из Берлина, Штольц дал ей один номер в Копенгагене, по которому следовало звонить на случай непредвиденных обстоятельств.

Получив утвердительный ответ, направилась в комнату, где стоял телефон, и набрала нужный номер.

— Я слушаю, — пробасил мужской голос.

— Говорит Хильда Хейгель. Мне нужен Цезарь.

— Это я. Что угодно, фрау? Вы прибыли вместе с отцом?

— Да. Но почему вы нас не встретили?

— Нам не сообщили, что вы отплываете. Где вы находитесь сейчас? — встревоженно спросил Цезарь.

— Не знаю. Нас перехватили какие–то неизвестные.

— Назовите номер телефона, по которому вы звоните.

— Минутку.

Эльза вернулась в прихожую и выяснила номер. Назвала его Цезарю.

Тот с облегчением вздохнул:

— Ждите, мы скоро приедем.

— Мне кажется, с этими парнями можно договориться, Хильда, — подмигнул Макс Эльзе, когда она вернулась.

— Ну тогда развяжите их.

— Нет, развязывать их мы пока не станем. Да они и не просят об этом.

— О чем же они просят?

— Чтобы мы сохранили им жизнь. Эти парни нам еще пригодятся.

— Я не уверена.

Шофер, который, как выяснилось, был за старшего, поинтересовался вдруг:

— Какой род войск вы представляете?

— СС, подразделение СД, оберштурмбанфюрер.

— Это очень высокий чин в СС, — удивился тот.

— В Германии зря чины не дают. И потом, вы считаете, что обычная женщина смогла бы справиться с такими головорезами, как вы?

Мужчина на это предложил:

— Хотите работать на нас? Ведь ни для кого не секрет, что Германии — конец. Я имею в виду фашистскую Германию. Сейчас как раз время искать выход из сложившегося положения.

— Это дело политиков. У нас свои обязанности.

— Мне очень жаль. И все же еще раз спрашиваю, не согласитесь ли вы работать с американцами?

— Почему не с русскими?

— Русские повесят вас при первом удобном случае.

— И правильно сделают. За ошибки надо расплачиваться, но до этого дело не дойдет. Мы все погибнем, защищая Берлин, — твердо сказала Миллер.

— Завидую вашей стойкости. И сожалею искренне, что сегодня здесь были именно вы. Мы взяли вас с единственной целью — заставить работать на нас. Мы не знали, кто такой господин Хейгель, но поскольку его приезду ваши коллеги придавали огромное значение, мы поняли, что это важная птица.

Эльза внимательно слушала болтовню англичанина, однако не верила ни одному его слову. Она давно заметила, что тот, кого они считали мертвым, очнулся, но продолжал лежать в прежней позе, не подавая признаков жизни. Заметила она и то, что их главарь знает об этом. Она понимала, что цель этого разговора — притупить ее бдительность.

Эльза держала пистолет в руке и была готова к тому, что, если блондин бросится на нее, она тотчас выстрелит. Пытаться сейчас связать лежащего опасно. Макс, ни о чем не подозревая, прислушивался к разговору Эльзы с шофером. Он даже вскочил от неожиданности, когда раздался резкий окрик Эльзы:

— Лежать! Или я пристрелю тебя.

У блондина напряглись мышцы, он собирался накинуться на нее, но окрик вдавил его в пол. Эльза повернула голову к шоферу и, как ни в чем не бывало, проговорила:

— Продолжайте, не обращайте на него внимания. Если он еще хоть раз шевельнется, я отправлю его на тот свет.

Шофер тихо выругался и добавил:

— Благодари Бога, что ты сумела обвести нас вокруг пальца.

— Я почему–то была убеждена, что понравилась вам, — съязвила Эльза.

— Разве сумасшедшая может понравиться? — злобно посмотрел на нее англичанин.

— Вы считаете меня сумасшедшей?

— Разве нормальная женщина может проломить голову трем мужчинам?

— Женщина, специально обученная, может.

— Над нами смеяться будут. Мы опозорены. Будь я проклят, что решился на эту операцию.

— Не надо заниматься самобичеванием, это никогда не приносит удовлетворения, — издевалась Миллер.

Во дворе послышался шум. Открылась дверь, и в дом вбежали четыре человека с пистолетами в руках. Широкоплечий мужчина бросился к Максу.

— Господин Хейгель, вы живы? Слава Богу. Фрау оберштурмбанфюрер, я — Цезарь, — представился он. — Как вы справились с ними? — он указал на связанных англичан.

— С помощью господина Хейгеля, — улыбнулась Эльза.

— Какое счастье, что с вами все в порядке! Этих — во двор и ликвидировать! — приказал немец своим помощникам.

— Стойте! — крикнул Хейгель.

Немцы остановились и выжидающе смотрели на Макса.

— Эти парни нам нужны. Фрау оберштурмбанфюрер, что вы скажете?

— Если вы решили оставить их в живых, не помешает взять с них расписку о том, что они согласны сотрудничать с СД, причем по собственной воле и без принуждения.

— Сотрудничать или работать на вас? — уточнил шофер.

— Сотрудничать, — повторила Миллер.

Переглянувшись, англичане кивнули в знак согласия.

— Цезарь, займитесь ими, — приказала Эльза.

Проверив документы англичан, Цезарь уверенно произнес:

— Это липа.

— Вы надеетесь, что они сообщат вам свои настоящие фамилии?

— Если вы разрешите действовать на наше усмотрение, они все расскажут, — Цезарь повернулся к своим подчиненным и отдал команду: — Разведите их по комнатам. С каждым в отдельности говорить легче…

— Вы хотите провести допрос? — поняла ход мыслей Цезаря Эльза.

— Конечно. Небольшой допрос с пристрастием не помешает, — ухмыльнулся немец.

— Никаких допросов с пристрастием! — возразила Эльза Миллер.

Ее тут же поддержал и Макс:

— Я не желаю, чтобы их допрашивали таким способом. Не сегодня — завтра мы с англичанами и американцами найдем общий язык, и этот допрос нам потом припомнят.

— Господин Хейгель, мертвые не говорят, — процедил сквозь зубы Цезарь.

— Я хочу, чтобы они остались в живых, — настаивал в\ своем Макс. И, повернувшись к англичанам, спросил: — Вы ведь тоже хотите этого?

— Да, господин Хейгель. Мы согласны сотрудничать. Сотрудничество — это не предательство…

Пока Цезарь выяснял настоящие фамилии англичан, пока те писали расписки, Миллер и Макс вышли во двор.

— Операция закончена. Согласно приказу вы должны вернуться в Германию. Я хочу поговорить с вами о вашей дальнейшей судьбе.

Он помолчал, взял Эльзу за локоть и продолжил:

— Рейха уже нет, не лучше ли будет, если я позвоню оберфюреру Штольцу и скажу, что вы мне нужны. Он не рискнет отказать мне. Решайте, Эльза, лично мне очень хочется, чтобы вы остались здесь. В Берлине вы со своей преданностью призрачному фюреру погибнете.

Миллер не ожидала такого предложения от Макса и была искренне тронута его заботой. Но ответила она следующее:

— Я благодарна вам за добрые слова, однако я должна вернуться в Берлин. Там мои друзья и соратники, и если мне суждено погибнуть, я буду рядом с ними.

Макс смотрел на Миллер и удивлялся, откуда в этой женщине столько мужества, самоотверженности, преданности своему делу. Он не стал больше уговаривать ее и молча протянул конверт.

— Что это? — удивилась Миллер.

— Чековая книжка на предъявителя. Пятьдесят тысяч долларов в Швейцарском банке. На первое время вам хватит. Если останетесь живы, попытайтесь обязательно найти меня. Я обеспечу ваше будущее. Не подумайте только, что я преследую какие–то цели. Для любовника я очень стар. Просто у меня не осталось в живых никого из родственников, три месяца назад прямое попадание авиабомбы в мой дом сделало меня одиноким…

— Где вас искать, господин Макс? — тихо спросила Эльза.

— В Канаде. Вот моя визитная карточка.

— Спасибо. Я постараюсь найти вас, господин Макс.

И она крепко пожала ему руку.

Они вернулись в дом. По раскрасневшимся лицам и англичан и немцев сразу поняли, что не обошлось без применения физической силы.

— Написали? — спросил Макс.

— Да, но требуют, чтобы мы отпустили их.

Миллер строго посмотрела на всех и приказала:

— Свяжите их покрепче, обрежьте телефонную связь, выведите из строя автомобиль. Дверь закройте на ключ.

— Слушаюсь, фрау оберштурмбанфюрер.

Миллер повернулась к Максу:

— Я думаю, нам здесь делать нечего, мы с вами отклонились от маршрута и потеряли много времени.

— Я согласен с тобой, Хильда, — кивнул Макс. — Нам пора.

Они направились к воротам, за которыми стояли два автомобиля. Шофер одного из них, когда Макс и Эльза приблизились, учтиво открыл дверцу:

— Прошу садиться, господа.

Через несколько минут появился Цезарь и небрежно бросил шоферу:

— Домой!

Автомобиль резко, почти на месте развернувшись, помчался к Копенгагену.

Некоторое время ехали молча. Первым заговорил Цезарь. Он поинтересовался, как себя чувствуют гости из Берлина. Затем, вспомнив что–то, рассмеялся весело:

— Англичане не поймут, как вы с ними справились. Говорят, что вам помогала нечистая сила. Да я сам, если бы мне рассказали, что одна женщина справилась с тремя профессиональными разведчиками, не поверил бы ни за что.

Неожиданно он нахмурился и произнес:

— Я хотел просить вас, чтобы вы не рассказывали всего, что произошло.

Цезарь замолчал. Эльза переглянулась с Максом, но не проронила ни слова.

— Я вас прошу, скажите, что вас захватили англичане, но мы спасли вас.

Миллер снисходительно улыбнулась:

— Хорошо.

Но Макс не поддержал ее.

— Ничем не смогу помочь вам, Цезарь. Я расскажу все, что произошло с нами.

— Но нас ждут большие неприятности, — растерянно проговорил немец.

— Не волнуйтесь, ничто вам не грозит. Сейчас не то время. Меня волнует другое: документы для меня готовы? — спросил Макс.

— Да. Даже билеты на пароход до Канады куплены.

— Кто меня будет сопровождать в поездке?

— Три отлично подготовленных агента.

Макс грустно посмотрел на Эльзу:

— Я с удовольствием променял бы их на фрау оберштурмбанфюрера.

— Охотно верю вам, господин Хейгель, но изменить я ничего не могу.

— Я тоже, — вздохнул Макс.

Он нежно взял Миллер за руку и сказал:

— Единственное утешение — это то, что я верю в нашу встречу. Она будет зависеть от вас.

— Нет, — покачала головой Эльза. — Не от меня, а от обстоятельств. Они сильнее нас…

— И все же, если бы вы согласились на мое предложение!.. Это гарантировало бы вам жизнь.

— Жизнь не самое важное…

— Что может быть важнее жизни? — удивился Макс.

— Родина и честь солдата, — лаконично ответила Эльза.

Подъехали к гостинице. Цезарь повернулся к Максу и сообщил:

— Господин Хейгель, вы прибыли. Фрау оберштурмбанфюрер ожидает самолет. Она отправится обратно в Берлин.

Макс пожал Эльзе на прощанье руку.

— Мне очень жаль, что мы расстаемся в такое время.

Он вышел из автомобиля и, не оборачиваясь, зашагал к гостинице.

…Спустя полчаса Миллер вместе с пилотом поднялась в транспортный самолет. Летела Эльза одна. На полу лежало несколько тюков и ящиков с неизвестным ей грузом.

Схватка с англичанами сильно вымотала Эльзу. И, откинувшись на сиденье, она дремала.

Пилот разбудил ее, когда подлетали к Берлину. Эльза отстегнула ремни, взяла свой небольшой чемоданчик и приготовилась к выходу.

Прилетели поздним вечером. На аэродроме не было ни одного огонька. Здесь строго соблюдалась светомаскировка.

Миллер спрыгнула на землю и направилась к аэровокзалу. В помещение тускло горела одна–единственная лампочка. Эльза без стука вошла в комнату коменданта. За столом сидел майор с покрасневшими от недосыпания глазами. Он устало взглянул на Миллер:

— Слушаю вас, фрау.

— Оберштурмбанфюрер Миллер, — представилась Эльза.

— Майор Куфт, — лениво, не поднимаясь, ответил комендант.

— Мне срочно нужен автомобиль, — решительно сказала Эльза.

— У меня только один автомобиль, да и тот постоянно нужен мне.

— Меня это не интересует, майор. Я настаиваю, проводите меня к автомобилю и прикажите отвезти в управление СД… Играете с огнем, майор, — добавила она.

Майор досадливо поморщился, вышел из–за стола и направился к двери, что–то недовольно промычав. Эльза последовала за ним. На улице он посадил ее в легковой автомобиль и приказал шоферу:

— Отвези фрау в Берлин.

— Слушаюсь, господин майор.

Было темно, хоть глаз выколи. Но шофер гнал автомобиль на предельной скорости. Изредка попадались воронки, тогда обоих подбрасывало до самого верха автомобиля. Эльза молча переносила тряску. Ей хотелось одного — быстрее добраться до управления СД. В последнее время Центр требовал четкой связи. Эльза еще не подготовила ответ на последний запрос Центра, так как ее отправили в Швецию сопровождать Макса.

Наконец подъехали к управлению СД. Дежурный офицер вышел навстречу.

— Слушаю вас, фрау.

— Оберштурмбанфюрер Миллер, — представилась Эльза.

— Вы к кому?

— Я здесь служу.

— Никогда не видел вас раньше, фрау оберштурмбанфюрер. Разрешите ваши документы?

— Я только что вернулась из–за границы. Свяжитесь с оберфюрером Штольцем или его секретарем.

— Сейчас я доложу оберфюреру о вашем прибытии.

Штольц встретил Миллер с распростертыми объятиями:

— С приездом, девочка! Ты, как всегда, на высоте. Ты блестяще выполнила задание. Я уже доложил об этом рейхсфюреру Гиммлеру и от его имени выношу тебе благодарность.

— Спасибо, — сказала Миллер, — но я не вижу повода для восторга. Я сделала то, что велит мне долг.

— Люблю тебя за скромность. Я разговаривал по телефону с Максом, он нахвалиться не может твоей выдержкой, твоей смелостью.

— Господин Макс преувеличивает…

— Он не из тех людей, кто по любому поводу восхищается, скорее — наоборот.

— Господин Макс принял все так близко к сердцу только потому, что ему грозила опасность.

— Эльза, ты слишком скромна… Скажи, как вел себя Макс, когда его схватили англичане?

— Он держался, как настоящий мужчина.

— Ладно, Бог с ним… Давай вместе поужинаем, — предложил Штольц.

Он вызвал секретаря и отдал ему распоряжение. Тот не заставил долго ждать, и спустя несколько минут на столе у оберфюрера стояла бутылка вина и всевозможные яства.

— Садись поближе, — пригласил Штольц Эльзу, наливая вино в высокие бокалы.

Миллер понимала, что ее шеф организовал этот ужин совсем не в честь ее приезда и успеха в Швеции. Здесь кроется что–то иное. И она была уверена, что за ужином он скажет ей все.

— За что будем пить, фрау оберштурмбанфюрер? — улыбнулся Штольц, вопрошающе глядя на Эльзу.

— За здоровье фюрера, господин оберфюрер.

Штольц поморщился:

— За здоровье фюрера уже столько выпито, что сегодня можно обойтись и без этого тоста.

Миллер, не задумываясь, предложила:

— Тогда — за победу…

Оберфюрер нахмурился, поднялся с кресла, долго расхаживал по кабинету, затем, остановившись у окна, заговорил:

— Это нереальный тост, Эльза.

— Вы не верите в победу, господин оберфюрер? — удивленно произнесла Миллер.

Штольц неожиданно жестко ответил:

— Верю. Но в победу русских, а за это пить не желаю.

Эльза помолчала, оценивая сказанное шефом. Пытаясь поднять его настроение, сказала:

— В таком случае, выпьем за ваше здоровье, господин оберфюрер.

— Тост хороший, но преждевременный. Давай лучше выпьем с тобой за то, чтобы мы выжили в этом аду.

Они молча выпили по бокалу вина. Ужин по тем временам был королевским. Буженина, баночка красной икры, копченая колбаса, масло, апельсины и печенье. Белый хлеб был нарезан тоненькими ломтиками. Эльза намазала один ломтик маслом, сверху — слой икры, взяла буженину. Она почувствовала, как вино ударило ей в голову, и решила хорошенько закусить, чтобы не опьянеть.

Штольц, глядя на нее, улыбался.

— Обычно ты мало ела, еще меньше пила.

— Времена меняются, господин оберфюрер, меняются в привычки людей, их возможности. Трудно сказать, когда мне еще представится случай воспользоваться столь щедрым угощением. В нашей офицерской столовой выбора почти нет, что ни закажешь, более чем на час голод не утолишь.

Они мирно, дружески разговаривали, не касаясь вопросов службы. Наконец Эльза вытерла салфеткой губы и серьезно произнесла:

— Как я понимаю, господин оберфюрер, вы организовали этот ужин не потому, что я вам нравлюсь. Очевидно, мне предстоит новое задание…

Штольц был поражен таким неожиданным поворотом. Откашлявшись, молвил:

— Молодец, Эльза, тебя не проведешь! Еще вина?

— Нет. Благодарю. Я устала, и мне не хотелось бы опьянеть.

— Как тебе угодно, а я выпью еще.

Он налил себе вина и залпом выпил. Взял кусочек буженины, пожевал, словно нехотя, достал сигарету, закурил и начал разговор.

— Ни для кого не секрет, что война с Россией проиграна. Ты согласна со мной?

Миллер молча кивнула и выжидающе смотрела на оберфюрера. А он ровным, спокойным голосом, хотя в нем я чувствовалась страшная усталость, продолжал:

— Мы обязаны думать о реванше уже теперь. Надо подготовить почву. Сейчас сам дьявол — наш союзник против коммунистов.

— Я полностью согласна с вами, господин оберфюрер, но мне непонятно, какое я имею отношение к этому?

— Терпение, девочка. Завтра с тобой будет говорить рейхсфюрер Гиммлер. Тебе поручается секретная и почетная миссия… Некоторые документы государственной важности необходимо вывезти из Германии, они не должны попасть в руки противника.

— Я готова выполнить любое поручение рейхсфюрера, — с готовностью ответила Миллер.

— Я не сомневался в этом. Кандидатуру подбирали очень тщательно. Было несколько претендентов. Твоя поездка в Швецию решила спор. Рейхсфюрер приказал готовить тебя.

— Я оправдаю доверие. Когда мне отправляться в путешествие?

— Послезавтра полетишь самолетом.

— В какую страну? — тут же поинтересовалась Эльза.

Штольц поднялся, опять прошелся по кабинету. Наконец сказал:

— Прости, Эльза, но все это настолько серьезно, что рейхсфюрер приказал до вылета не говорить ни одному человеку, какой груз в самолете и куда он отправляется.

— Это мне не нравится, господин оберфюрер. Я не хочу каких–либо сюрпризов, — резко сказала Миллер.

Штольц подошел к ней, положил руку на плечо:

— Ты все узнаешь в самолете.

— Ах так! — воскликнула Эльза. — Значит, пилоту больше доверяют, чем мне!

Оберфюрер вздохнул:

— О том, куда вы летите, пилоту станет известно лишь в воздухе. Ему будет выдана карта только на половину пути. Карту с указанием конечного пункта вашего маршрута вручат тебе, Эльза, перед посадкой в самолет. Спустя час ты отдашь ее пилоту.

— Понятно, — кивнула Миллер. — Я одна буду сопровождать груз?

— Еще два человека. Кандидатуры подбери сама.

— Гардекопф и штурмфюрер Фишер, — тут же назвала Эльза наиболее преданных ей людей.

— С кандидатурой Гардекопфа я согласен, но почему Фишер, а не Замерн? — удивился оберфюрер.

— Я слишком долго была их командиром и знаю, кто на что способен. Фишер умрет по приказу, а Замерн подумает, выполнять его или посоветоваться с оберфюрером Штольцем, — пошутила Эльза.

— Ты упрекаешь меня в том, что я приставил к тебе шпика?

— Нет, ведь на этом основана вся служба.

— Значит, ты считаешь, что Замерн не подходит?

— Мне нужны люди преданные и бесстрашные, твердо ответила Миллер. — Приказывайте, и я возьму Замерна, но предупреждаю, если случится что–то и он струсит, я собственноручно застрелю его.

— Приказывать тебе я не имею права, да и не желаю, тем более что кандидатуры ты назвала достойные. С завтрашнего дня Гардекопф и Фишер поступают в твое распоряжение.

— Мы не вернемся в Германию? — поинтересовалась Миллер.

— Нет. Полетите в гражданской одежде. Пилот тоже останется в твоем подчинении. Самолет спрячете. Как и где — вам подскажут на месте. Что касается финансового вопроса, то завтра получишь несколько драгоценных камней, их хватит надолго.

— Какие будут указания относительно дальнейшей нашей деятельности?

— Груз передашь по паролю. И ждите моего прибытия. Завтра на 10.00 нас с тобой вызывает рейхсфюрер Гиммлер. Я пришлю за тобой автомобиль.

Получив инструктаж Штольца, Миллер собралась уходить. Оберфюрер проводил ее до двери и неожиданно сказал:

— Ты, Эльза, не обижайся из–за Замерна. Он ведь мой племянник.

— Тем более, держите лучше его при себе. Наша поездка, как я понимаю, далеко не увеселительное путешествие, и мне будет очень жаль, если с Замерном что–то случится — вы не простите мне этого.

— Возможно, ты и права. До завтра, Эльза.

— До свидания, господин оберфюрер.

У Эльзы оставалось очень мало времени, а сделать предстояло многое. В первую очередь, конечно, встреча с Фрицем. Это — главное.

От Штольца она поехала в пансион.

Увидев Миллер, дежурный администратор вежливо поздоровался. Она кивнула в ответ, поднялась вверх по лестнице. В комнате бросила на кровать чемодан, остановившись на миг у зеркала, поправила волосы и быстро сбежала вниз. Поймать такси она не надеялась, так как почти все автомобили были отданы в распоряжение воинских частей; автобусы не ходили из–за отсутствия бензина. Потому Эльза торопливо зашагала к кафе «Берта».

Стрелки на циферблате часов показывали 20.00, когда она приблизилась к месту встречи со связником. Окна кафе были плотно зашторены, ни один луч света не пробивался на улицу, и только легкая музыка, доносившаяся изнутри, свидетельствовала о том, что кафе работает.

Фриц сидел на своем обычном месте и не торопясь пил пиво. Эльза подошла к нему:

— Добрый вечер. Сесть за ваш стол можно?

— Пожалуйста, фрау.

— Что нового из Центра? — тихо спросила Эльза.

— Благодарят за информацию и просят уделить как можно больше внимания бегству высшего офицерства за границу. Многие из них — военные преступники, и очень важно, чтобы никто не ушел от расплаты.

— К сожалению, ничем не смогу помочь.

И тут же объяснила:

— Послезавтра меня отправляют за границу сопровождать груз.

— Куда именно?

— Мне ничего не известно. Завтра вместе с оберфюрером Штольцем я иду на инструктаж к Гиммлеру.

Фриц присвистнул от удивления.

— Если Гиммлер сейчас сумел выкроить время, чтобы принять вас, то задание предстоит очень серьезное.

— Похоже, что так. А потому надо срочно связаться с Центром.

— Да. Времени у нас очень мало, — забеспокоился связник.

— Нам необходимо встретиться завтра утром, до того как я побываю в управлении. Боюсь, что после встречи с Гиммлером за мной будет установлена слежка.

Фриц закурил, попросил появившегося официанта принести что–нибудь на ужин, затем тихо, почти шепотом, заговорил:

— Самый лучший вариант — встреча в парикмахерской «Драгун».

— Опасно, — покачала головой Эльза. — Если за мной установят слежку с утра, тот, кто будет вести наблюдение, обязательно зайдет в парикмахерскую. Увидев нас вдвоем, тотчас сообщит Штольцу. Рисковать нам сейчас не следует

Миллер на миг задумалась, потом сказала:

— Давайте договоримся так: вы зайдете утром к Шальцу и передадите ему на словах все для меня.

— Хорошо, Эльза, — согласился Фриц. — Не будем задерживаться. Я подвезу вас в пансион.

— Это очень кстати, — обрадовалась Миллер. — Штольц может позвонить, чтобы убедиться в том, что я у себя.

Они вышли из кафе, сели в старенький БМВ, на котором приехал Фриц. Не доезжая двух кварталов до пансиона, Эльза вышла из машины и дальше отправилась пешком. Они не сказали друг другу прощальных слов, просто пожали руки и расстались. Расстались, чтобы больше никогда не встретиться…

Миллер зашла в пансион. Администратор дремал, сидя на стуле и свесив голову на грудь. Он не заметил, откуда появилась Эльза: спустилась по лестнице или вошла с улицы. В то время, когда она выходила из пансиона, его в холле не было.

Миллер остановилась у стойки и весело сказала:

— Мне бы ваше здоровье, Ганс!

Администратор поднял голову:

— Прошу прощения, фрау оберштурмбанфюрер, задремал.

— А я никак не могу уснуть. В комнате одной скучно, вот я и решила спуститься к вам поговорить. Но вижу, вы устали, лучше я не буду вам мешать. Пойду попробую тоже уснуть.

— Спокойного сна, фрау оберштурмбанфюрер.

Эльза повернулась уходить, но в это время зазвонил телефон. Администратор поднял трубку.

— Дежурный по пансиону слушает… Повторите, плохо вас слышу.

Он помахал Эльзе рукой. Она поняла, что спрашивают ее. Приложив руку к щеке и наклонив голову, дала понять администратору, что уже спит.

Тот послушно проговорил в трубку:

— Оберштурмбанфюрер Миллер спит у себя в комнате.

Как только он положил трубку, Эльза поинтересовалась:

— Кто меня спрашивал?

— Оберфюрер Штольц.

— Спасибо, что выручили, иначе мне пришлось бы ехать на службу.

— Рад, что угодил вам, фрау оберштурмбанфюрер. Спокойной ночи!

Эльза проснулась рано. Сладко потянулась, зевнула, подумала о том, что у нее сегодня очень трудный и насыщенный день. Решила принять ванну. Пустила чуть теплую воду и несколько минут блаженствовала. После ванны докрасна растерлась жестким полотенцем, оделась и собралась идти в парикмахерскую «Драгун».

Сегодня впервые она шла на встречу с Шальцем в форме оберштурмбанфюрера СС. До 9.00 ей надо вернуться в пансион, так как оберфюрер Штольц обещал прислать автомобиль, чтобы вместе ехать к рейхсфюреру.

Неожиданно, остановившись у витрины магазина, она заметила хвост. За ней шел высокий худой мужчина в старом, поношенном пальто. Не доходя метров сто до парикмахерской, Эльза остановилась. Когда мужчина поравнялся с Миллер, она приказала:

— Стой! Документы!

Агент растерялся, видимо, он не ожидал такого поворота событий.

— Документы, — повторила Миллер, расстегивая кобуру пистолета.

Он торопливо отогнул ворот пальто и показал Эльзе жетон сотрудника службы безопасности.

— Я требую не жетон, а документы. Кто приказал тебе следить за мной?

— Оберфюрер Штольц, — покорно ответил агент.

— Я иду в парикмахерскую «Драгун». Жди меня у входа, потом вместе пойдем к оберфюреру.

— Слушаюсь, фрау оберштурмбанфюрер! — отчеканил тот, но как только Миллер скрылась за дверью парикмахерской, он убрался восвояси.

Эльза и Шальц уединились в отдельной комнате.

— Я слушаю вас, — нетерпеливо произнесла Миллер.

— Центр не может приказать вам лететь с грузом, но этот вариант желателен. Гиммлер не станет уделять столько внимания пустяковому заданию. Центр оставляет решение этого вопроса за вами. Если вы полетите с грузом, вот вам адрес. По прибытии отправите письмо, написанное специальными чернилами, по этому адресу. Обратный адрес — вымышленный. К вам направят связника. Он сам разыщет вас. Пароль для связи: «Вам привет от Радомира». Отзыв: «Рада, что не забыл меня».

Миллер внимательно выслушала указания Центра в сказала:

— Передайте: я вылетаю с грузом. Если в воздухе случится что–то непредвиденное, я застрелю пилота.

— Что может случиться в пути?

— Кто–то может сообщить кому–то, что самолет с таким–то грузом вылетел в таком–то направлении, — объяснила она, думая о своем.

— Понимаю.

— Ну а теперь — прощайте. Большой привет Фрицу. И скажите ему, чтобы он позаботился о моем сыне…

Фриц не смог выполнить просьбу Эльзы, он погиб за два дня до победного салюта. Закончилась война, прошли десятилетия, а Радомира до сих пор мучает вопрос: «Когда погиб Милован?..»

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В курортных городах хорошо летом. С утра до вечера гуляют по улицам люди, веселые и беззаботные. И кажется, что теплые, солнечные дни слились в единый праздник.

Одно заставляет волноваться приезжих — это жилье… Гостиница, как правило, переполнена, частные квартиры заняты гостями и отдыхающими, приезжающими сюда по предварительной договоренности.

В такое время года командированным приходится туго. Но Морозову, инженеру–топографу, прибывшему в город по служебным делам, неожиданно повезло. В гостинице в центре города освободился номер на двоих. Лучшего и желать нельзя: солнечная сторона, буфет рядом в коридоре. И для работы, и для отдыха — хорошо.

Морозову и раньше приходилось бывать здесь. Он любил гулять широкими, утопающими в зелени улицами, нравилось ему сидеть на берегу реки, беседовать с отдыхающими. Нередко встречал знакомых, которые приезжали лечиться на курорт или просто отдыхать. Тогда он становился для них гидом. Вечера проходили в оживленных разговорах об истории и достопримечательностях города.

На этот раз Морозов, не спеша гуляя по городу, вышел на набережную реки. У моста трое босоногих мальчишек удили рыбу. Морозов остановился, дождался первой рыбешки, ловко выдернутой из воды, и неторопливо, довольный прогулкой, направился в гостиницу.

Поднявшись на второй этаж, он не обнаружил ключа от своего номера. Значит, в комнате кто–то поселился. Когда вошел в номер, высокий, широкоплечий блондин протянул ему руку и представился:

— Савицкий Степан Иванович, врач, через две недели уезжаю.

— Морозов Александр Иванович, инженер.

Поговорив о том, кто откуда приехал и чем занимается в городе, решили вместе поужинать в ресторане, находившемся на первом этаже. Затем снова поднялись в номер. Морозов принялся просматривать газеты, а Савицкий, достав книгу, вытащил оттуда фотографию, прислонил ее к телефонному аппарату на столике и лег на кровать.

Морозов оторвался от газет и внимательно посмотрел на снимок. На нем была молодая и очень красивая девушка лет двадцати. Светлые волосы, локонами спадающие на плечи, правильные черты лица, прямой взгляд больших серых глаз. Она словно не позировала фотографу, а приготовилась к серьезному и длительному разговору.

Лицо девушки показалось Александру Ивановичу знакомым. Он неотрывно смотрел на фотографию, пытаясь вспомнить, где ее видел.

— Простите за нескромный вопрос, — обратился он к Савицкому. — Кто эта девушка — ваша жена, родственница? Я спрашиваю потому, что ее лицо знакомо мне.

Савицкий поднял голову и тихо ответил:

— Это — моя мать. Встречаться вы с ней не могли, так как она погибла еще до войны.

Он замолчал. Видно, ему нелегко было говорить об этом.

— Где и когда это произошло, я не знаю, — продолжил он после паузы, — я был очень маленьким. Бабушка умерла в эвакуации, мне тогда было всего четыре года. Кроме этой фотографии и посмертного письма бабушки к лечившему ее врачу, у меня ничего не осталось. Я не знаю, кто мои родители. Мне ничего не известно о моих родственниках, я не уверен, что моя настоящая фамилия Савицкий.

Пораженный услышанным, Морозов отложил газету в сторону.

— Вот это история! — сказал он. — Вам надо искать родных, кто–то ведь остался в живых.

Морозов внимательно посмотрел на Савицкого: очень симпатичное лицо, открытое, сильное, а глаза печальные. Степан Иванович нахмурился и ответил:

— Двадцать лет ищу, но все безуспешно. После смерти бабушки я попал в детдом, поколесил по всему Советскому Союзу. В личном деле осталась только эта фотография и письмо к врачу, которого тоже уже нет в живых. На обратной стороне фотографии написано: «Дочь Лиза — мать Степана». Ниже приписка: «Погибла перед войной». — Савицкий горестно вздохнул. — Возможно, в моем деле были еще какие–то документы, да затерялись. А данных, которыми я располагаю, для розыска родственников мало. Правда, посмертное письмо бабушки подписано «С.Миллер». Но это мне также ничего не дало. На все мои запросы приходили одинаковые ответы: «Для розыска ваших родителей и родственников данных недостаточно…»

Он опустил голову и опять замолчал. Но вдруг с надеждой посмотрел на Морозова и сказал:

— Я всегда держу фотографию при себе и всем показываю. И вот я впервые встретил человека, который говорит, что лицо моей матери ему знакомо. Я умоляю вас, постарайтесь вспомнить, где вы видели кого–либо похожего на нее, может, окажется родственницей.

— Степан Иванович, ваша история потрясла меня, но я сейчас ничего не вспомню. Извините.

Морозов закурил, оделся и вышел на улицу. Около часа он бродил по городу. Услышанное не давало покоя. Где он видел эту женщину? Где?..

Когда Александр Иванович вернулся в гостиницу, Савицкий уже спал. Морозов тихонько разделся и лег в кровать. Утром, проснувшись, увидел, что его соседа нет, куда–то ушел.

Морозов отправился позавтракать в столовую автовокзала. К его столику подошел пожилой мужчина с кружкой пенистого пива в руке.

— Товарищ, — обратился он, — не слышали, на Гавриловку на 10.15 еще не объявляли посадку?

— Нет, не объявляли. А вы сами из Гавриловки?

— Да, оттуда. Бывали у нас?

— Приходилось. Чудесные у вас места. А какая рыбалка! Спиридона Никитовича Макаренко знаете?

— А как же, почти сосед, вместе партизанили. Хороший мужик.

— Я жил у него на квартире. Передайте ему привет от Морозова.

— Обязательно передам.

— Что нового в селе?

— Да все то же, — махнул рукой старик. — Правда, музей переехал в новое здание, а там сейчас сельсовет.

— Достроили наконец…

И вдруг Морозов вспомнил… Конечно, именно там, в Гавриловском музее, он видел две картины местного художника! На одной…

Александр Иванович закрыл глаза и ясно увидел картину…

— Ты что? Нехорошо тебе? — испугался дед.

Но Морозов ничего не ответил. Он быстро выбежал из столовой на улицу. Скорее, скорее в гостиницу!

Дверь номера была приоткрыта. Едва переступив порог, Морозов, еще тяжело дыша от быстрой ходьбы, закричал:

— Вспомнил, вспомнил! Степан Иванович, вспомнил!

Савицкий замер на месте.

— Ну… — выдохнул он.

— В прошлом году, осенью, я производил съемку берега реки в селе Гавриловка. Это в шестидесяти километрах отсюда. Там, в музее, я обратил внимание на две картины, написанные местным художником, майором–отставником. На одной — колонна пленных красноармейцев движется по пыльной дороге в сопровождении эсэсовцев с собаками. Изможденные, окровавленные и оборванные солдаты. Среди них выделяется лицо одного бойца с забинтованной головой. Плотно сжатые губы, горящий ненавистью взгляд обращен в сторону проезжающей мимо открытой легковой автомашины. В ней — два немецких офицера: мужчина и женщина.

На другой — эта же женщина лежит на армейской плащ–палатке, а вокруг нее стоят с обнаженными головами партизаны. На заднем плане — горящая фашистская машина. Рядом, на дороге, два трупа офицеров СС. Женщина на картинах и у вас на фото — одна и та же.

Морозов вытер лоб платком и посмотрел на Савицкого. Тот, бледный, сидел на кровати и молчал. Александр Иванович налил в стакан воды и поднес ему.

— Не надо. Едем в Гавриловку, — хрипло произнес Савицкий.

На автовокзале оказалось, что автобуса на Гавриловку в этот день больше не будет.

— Что делать? — спросил Морозов.

— Возьмем такси, — решительно сказал Степан Иванович.

И вот они в Гавриловке, у здания музея. В его новом помещении Морозов еще не был. Зал, посвященный Великой Отечественной войне, нашел не сразу. Боялся, не напутал ли чего. Но как только они вошли в зал, Александр Иванович сразу же увидел нужные картины.

— Вот! — повернулся он к Савицкому.

Степан Иванович держал в руке фотографию матери и переводил взгляд с картин на фотографию, с фотографии на картины. В глазах его появился радостный блеск.

— Поразительное сходство! Надо найти художника.

Морозов подошел к пожилой женщине, сотруднику музея, и сказал:

— Нам очень понравились картины майора в отставке Петренко. Не подскажете нам его адрес?

— Вы не первые, кто интересуется Петренко. Он проживает по улице Гоголя, 187.

— Большое спасибо.

Спустя десять минут Морозов и Савицкий остановились у небольшого одноэтажного дома. Дверь была открыта настежь, легкий ветерок раскачивал занавеску, которой был завешен проем. Из дома не доносилось ни звука.

Морозов постучал. Послышался голос:

— Входите.

Слегка отодвинув занавеску, Морозов и Савицкий вошли в помещение. Все говорило о том, что здесь живет художник. На стенах — картины, эскизы, а на столе и подоконниках — кисти, краски, бумага, холсты.

Из–за стола поднялся высокий седой мужчина. В ответ на приветствие он протянул руку и сказал:

— Садитесь, гостям всегда рад. Кто вы? Откуда? По какому вопросу?

— Я из Херсона, — ответил Морозов.

— А я из Киева, — медленно проговорил Савицкий, всматриваясь в лицо хозяина.

Морозов подошел к стене, на которой между окнами висел портрет женщины.

— Мы хотели бы услышать от вас, кто эта женщина и жива ли сейчас?

— С этим вопросом, — сказал художник, — ко мне обращаются очень часто. Не вы первые… Это — моя жена, трагически погибшая во время войны. Мне не хочется обо всем этом говорить, я чувствую себя в какой–то мере виновным в ее гибели, хотя вмешиваться не имел права. Таков был приказ. В войну я потерял жену и ребенка. Воспоминания — это единственное, что у меня осталось. Я не хочу вдаваться в подробности, думаю, вы меня поймете.

Он нахмурился и виновато посмотрел на обоих.

— Мне трудно говорить об этом, извините, — добавил он.

Савицкий стоял бледный и растерянный, рука, сжимавшая конверт с фотографией, заметно дрожала.

Если бы Петренко не был сам так расстроен нахлынувшими воспоминаниями, он бы заметил, что с одним из его посетителей творится неладное.

Морозову поневоле передалось волнение обоих, и он решился: взял у Савицкого конверт с фотографией и протянул хозяину.

— Посмотрите, пожалуйста, на фото. Знали вы эту женщину?

Петренко вздрогнул.

— Откуда это у вас? Это — моя жена, Елизавета Карловна Петренко, урожденная Миллер. На картинах, зарисовках и вот здесь, на снимке, — это все она. Откуда это у вас? — повторил он.

Степан Иванович испуганно смотрел на Петренко. На лбу у него выступили капельки пота. Лицо сделалось восковым.

Видя, что он не в состоянии вымолвить ни слова, Морозов шагнул вперед:

— Это его мать…

Петренко медленно опустился на стул, что–то попытался сказать, но спазмы сжали ему горло, и он только не отрываясь смотрел на Савицкого.

— Отец! — Степан Иванович протянул к Петренко руки.

Они прильнули друг к другу, слезы лились по их щекам.

Петренко, еще с войны начавший собирать материалы, поведал сыну героическую историю короткой жизни его матери…