Апокалипсис в учении древнего христианства

Приложение II. Архимандрит Константин (Зайцев). Православие и инославие пред лицем антихриста

Что мир уходит от Христа и по этому признаку объединяется, обнимая и все то, что покрыто было Церковью, во всех ее проявлениях, вплоть до Православия, которое оставалось преемственно верным Церкви Христовой изначальной, это уже, в какой–то мере, становится доступным пониманию христианского человечества. И это вызывает уже некие действия самозащиты со стороны тех, кто хотят остаться со Христом. Кое что, в этом направлении содеваемое, более или менее случайно доходит до сведения широкой общественности. Но сознание обусловленного этими явлениями единства, опрокидывающего все перегородки, до «экуменического» периода истории Церкви, ныне переживаемого, воспринимавшиеся как абсолютно непереходимые, и это по признаку именно верности Христу истинному, пусть очень субъективно понимаемой, такое сознание единства еще никак не самоопределилось. Но это неотвратимо должно стать незамедлительно на повестку церковного дня, почему на этой теме следует остановиться на рубеже нового года.

О наличии подобного единства однажды высказался Христос совершенно недвусмысленно. Тут перед нами стоят два положения, совершенно разной окраски. «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30), вот одно: кто не являет активной солидарности со Христом, тот не просто не Христов, тот есть сила, уже враждебная Христу! Но поскольку речь идет об учениках, следующих за Христом, то Господь на сообщение ими Христу, что они, увидев человека именем Христа изгоняющего бесов, но с ними общения не имеющего, запретили ему, дал им совершенно иное разъяснение «Не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня Ибо кто не против вас, тот за вас» (Мк. 9, 38-40). Это повторено в Евангелии от Луки, 5, 50. Вот второе положение, согласно которому служение Христу никак формально не ограничено; оно может в любом образе быть принято Христом – Им, так сказать, благодатно освоено и облачено, в той или иной мере, в Его силу. Эти оба изречения Господа не могут не иметь длящегося значения, и, может быть, именно сейчас они должны будут проявить себя в полной мерю – в условиях, когда, пусть с обратным знаком, но возникает атмосфера родственная первохристианству.

Те, кто активно не солидарны с Христом Истинным – те оказываются, силой вещей, против Него: это являет себя сейчас с разительной отчетливостью, все более массовый характер обретающей. Что же касается форм общения со Христом, то они все больше теряют характер организованной преемственности: общение со Христом, в силе совершенно новой и все более растущей, способно рождаться наново, на любой почве! И так образуется то массовое явление, свойственное концу мира, которое естественно встретит противодействие самое решительное со стороны антихриста – столь губительное, что, как поведал нам Господь, готов Он будет ускорить Свой приход для предотвращения этой гибели…

При всей разобщенности подобных явлений, окончательно имеющих оформиться в короткое время уже господства антихриста, нельзя не учитывать уже сейчас всю естественность взаимного тяготения их, поскольку они обозначаются заранее, в наше время. Так возникает некая контрастная аналогия антихристову экуменизму–в смысле духовной родственности всех обнаружений верности Христу, где бы они ни наблюдались, будь то в самых далеких от полноты Истины проявлениях инославия. Пусть то будет громада католицизма, пусть то будет какое–нибудь крошечное церковное тело на самой далекой переферии инославия, но если возникнет реакция против антихристова экуменизма в форме стояния за то, пусть самое малое, что оставалось в этом церковном тельце от Христа подлинного, это не может не вызывать сочувствия со стороны всех верных, независимо оттого, в какой мере они «православны». И тут, конечно, не исключено и то или иное оформление единства в верности Христу, причем, если это единство обнимает всех верных независимо от полноты верности, то не естественно ли возникнуть устремлению к общему обладанию всей ее полноты?

И вот тут привлекает нарочитое внимание одно высказывание Христа, которое до настоящего времени оставалось не раскрытым в своем конкретном содержании. Как часто слышим мы в Церкви следующие слова Спасителя: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить пойдет. (…) Я есмь пастырь добрый. (…) Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. (…) Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин. 10, 9-16).

Не раскрывается ли смысл здесь возвещаемого именно в том, что естественно должно возникать в настоящее время в условиях повального перерождения, в направлении антихристовом, всех церковных «деноминаций» – вплоть до Православия? Сближаются все те, кто, каждый в своей деноминации, мужественно остаются со Христом, разобщаясь тем самым со своей деноминацией, в ее целом примыкающей к антихристу. Но не перерождается ли естественно их взаимное сближение в готовность общую подняться до уровня полноты Православия? А, тем самым, не окажется ли осуществленным именно то, что высказано Христом о имеющем возникнуть едином стаде, объединяющемся вокруг единого Пастыря?

Так обозначаются два встречных процесса, имеющих раскрываться все явственнее и явственнее в процессе развития апостасии возникновение в составе всех христианских деноминаций некоего ядрышка верных, готовых все претерпеть в своей верности своей деноминации, в ее исходном содержании, не растленном влиянием антихристовым – с одной стороны, и, тут же, возникновение совершенно естественное, в силу сближения по признаку верности Христу истинному, сочувственного интереса к содержанию Веры всех сближающихся деноминаций, переходящего, столь же естественно, в осознание отчужденности всех инославных деноминаций от полноты Христианства, сохраненной в одном только Православии…

Таким образом два новых явления обрисовываются в атмосфере сгущающейся апостасии: взаимный сочувственный интерес и тяготение к сближению со стороны всех обнаружений верности Христу истинному во всех христианских деноминациях, и тут же, как результат взаимного доверия в атмосфере верности Христу истинному всех исторически отошедших от истинной полноты Христианства деноминаций, общее тяготение к приобщению к этой полноте.

Если пожелать уточнить установку сознания Православия применительно к этому процессу сгущения апостасии, то можно так сказать: все, в глазах Православия, «свои», раз они проявляют верность хотя бы лишь тому, пусть самому малому, что они приемлют в своей деноминации от Христианства; но к таким инославным Православие должно быть неизмеримо больше, чем когда–либо обращено рвением миссионерским во имя образования пред лицом антихриста единого стада, следующего за единым Пастырем.

Все выше изложенное есть картина мира, какой она открывается православному взору, не затуманенному апосгасийной современностью. Доступнее всего сохранение всецелой трезвости правосланого сознания русскому человеку, сохранившемуся в своей православной русскости. Ведь свержение Русской Монархии, связанное с сияющим в подвиге длящегося мученичества личностями нашего последнего Царя и его Семьи, и есть оформление катастрофы устранения Удерживающего из жизни мира. Западный мир инославный легко скидывает со счетов самую проблему Удерживающего и безумно погружается в апостасийную тьму, воспринимая «царизм» как нечто худшее даже коммунизма – оправдание известное поучающего в том, что являло оно, по заданию, некое «освобождение» Русского Народа от исторического гнета, в «царизме» воплощаемого. Поддается в значительной мере такой кощунственной стилизации всего нашего исторического бытия и русская эмиграция, ассимилирующаяся своему окружению. Яркий пример такой «идеологии», развязно–поучительно вещаемой, являют собою «Несколько мыслей по поводу „Скорбного Послания“ митрополита Филарета», помещенные прот. А. Шмеманом в «Русско–Американском Православном вестнике», ноябрьском.

«Апостазия» (взятая в кавычки) извергается из сознания в том ее смысле, какой придается этому понятию апостолом Павлом во Втором Послании к Солунянам, Между «антихристом», упоминаемом на заре Христианства, в его общей, совершенно безличной сущности, и тем персональным антихристом, которого имел в виду апостол Павел, внушая первохристианам, что нельзя ждать этого персонального антихриста до некоего нарочитого, в далеком будущем предстоящего, великого события, имеющего ознаменовать готовность мира к приятию антихриста, долженствующего осуществить конец мира – проведен знак равенства!

Другими словами, прот. А. Шмеман упраздняет то катастрофическое изменение самой природы церковного обрамления христианского мира, какое вытекает из факта апостасии, чем определяется и вся установка его сознания. Он все то, что вытекает из природы Божией Церкви, механически распространяет и на все возникающее в церковных явлениях апостасийных, протекающих уже под знаком антихриста! И выходит так, что обнаружения в эпоху апостасийную верности Христу, в разрез с действиями церковности апостасийной, им укладываются в практику апостасийную, на которую оказывается, таким образом, распространенной вся сила благодати, свойственная церковности истинной!

Когда жертвой такой логики падает инославный мир, утративший сознание полноты Христианской истинности, не малое что может быть сказано, если не в оправдание, то в объяснение этой трагедии. Но когда это исходит из уст православного «русского» протоиерея, уста смыкаются – в ужасе пред таким восыновлением апостасии, являемым свободным сыном той именно России, которая призвана выполнять высочайшую миссию: свидетельствовать Истину от имени Православной Русскости инославному, свободному еще, миру, изнемогающему в тисках апостасии лжи.