Апокриф

8

Место для размышлений — всегда в чем-то отражение того, кто размышляет. Вот, допустим, Михаил. Того можно было застать задумавшимся под тем самым деревом, где он торжественно указал своим пылающим мечом Адаму и Еве на врата Рая. На выход, разумеется. Да, Михаил следовал Его воле, но бездумным орудием никто из Семи Ангелов никогда не был. А Михаилу было над чем подумать, хотя бы потому, что главный виновник этого происшествия все время пытался выставить его в неприглядном свете, как исполнителя воли деспота, оскорбленного тем, что на его власть покусились. Это было абсурдом, люди пострадали отнюдь не за тягу к познанию, а за клятвопреступление и ложь в ответ на прямой вопрос, но… спорить со Змием? Эта тварь могла переспорить кого угодно, даже Рафаил предпочитал не связываться, а вот бедняга Первый Ангел жил от раунда до раунда. «И вечный бой, покой нам только снится», — высказался как-то на эту тему Уриил. Да, этот, кстати, мог предаваться размышлениям в любое время и в любом месте, абсолютно не отвлекаясь на окружающее.

Гавриил, если на него нападала задумчивость, затворялся в своей башне на холме, к которой вела лестница из белого мрамора. Рафаилу было популярно рассказано о том, что такое «архитектура», после чего он перестал удивляться тому, что Второй Ангел предпочитает мертвый белый камень живой гармонии деревьев, трав и цветов.

Сам же Рафаил выбрал для размышлений самое неспокойное место в Райском Саду: берег быстрой, несмолкаемо шумящей реки. Если пойти чуть дальше по течению, становился слышен гул водопада, в который она превращалась, но там, где сидел сейчас Третий Ангел, река еще только перекатывалась на камнях, образуя водовороты и воронки, бурлящая и живая. Деревья опускали ветви к самой воде, а противоположный берег был отвесной стеной известняка, кое-где поросшей кустами, скрывавшими вход в пещеры, которые Рафаил исходил вдоль и поперек в поисках места, где замирает жизнь. Жизнь была и там, примитивная, привыкшая к холоду и темноте, но была.

Третий Ангел сидел на большом плоском камне, наполовину выступавшем из воды, неподвижный как статуя, он слушал бесконечное журчание реки, и не замечал, как вместе с водой утекает время. Он был неосязаем и бесплотен, как свет, из которого и было сотворено его тело, в отличие от живых созданий земли — людей.

Но вот статуя в белом шевельнулась, Рафаил встал, окунул ладони в воду и улыбнулся, увидев, что река не сочла его тело таким уж бесплотным. Он плеснул в лицо пригоршню прохладной воды.

— Да, — прошептал он и резким движением отбросил с лица волосы, — И одним падшим ангелом стало больше.

— Не думаю, — возразил его мыслям негромкий голос.

Рафаил не склонил головы. Зачем Ему формальные знаки почтения? Он снова опустил ладони в воду и прикусил губу, сосредотачиваясь для вопроса.

— Задай свой вопрос, Рафаил.

— Люди так… беззащитны, — прошептал Третий Ангел, так и не сумев собрать воедино теснившиеся в голове образы, — Жизнь — это все, что у них есть.

— Твой долг Исцелителя — продлять и сохранять им жизнь.

— Этого недостаточно, — покачал русой головой Рафаил, — Человеческое тело прекрасно, но хрупко. Мир людей опасен…

— А человек несовершенен, — Он негромко рассмеялся, — Избитые истины. Во Вселенной нет совершенства, Рафаил. Ты впервые это узнал?

— Но это не значит, что человек к нему не стремится! Он уже стал лучше с начала времен, — упрямо вскинул голову Ангел, — И в наших силах ему помочь!

— Ты уже помогаешь. Всегда помогал.

— Этого мало! — вопрос Рафаила был слишком сложен, чтобы он мог говорить спокойно, — Товий… что будет с ним?

— Доживет до глубокой старости. У него будет шестеро детей, и Товиты станут родом, прославившим на века семейные ценности и добродетели. Теперь так будет.

— Теперь?

— Если бы не ты, он бы погиб. Или от руки разбойников, возвращаясь к отцу с деньгами или… впрочем, нет. Рыба была твоим испытанием, не его. Ты изменил его судьбу. Своей любовью.

— Я… — Рафаил умолк, задохнувшись. Мысли спутались, он не ожидал, что все окажется так… просто? Нет. Со своими чувствами он разберется потом. Сначала — главное. — Но это — только одна жизнь и одна судьба! А сколько их, таких? Миллионы! И они достойны любви и заботы.

— Они любят и заботятся друг о друге.

— А когда человек один перед своей судьбой? Перед случаем? Почему Ты не защитишь его? Ты — любовь! Почему Товий должен был умереть, если бы не мои фантазии и любопытство?

— Чего ты просишь, Рафаил?

— Должен быть шанс. Последний шанс отвратить судьбу. Сделать так, чтобы камень упал рядом, не задев; топор соскользнул со ствола дерева, но не ранил; лодка перевернулась, но течение вынесло на берег невредимым! А… губы сложились для лжи, но сказали правду! Ты можешь это, верно? Почему ты молчишь?

— Рафаил… — над рекой раздался негромкий вздох, — Потому, что ты сам можешь это.

— Я?

— Ты. Подумай. Ты — создание света, твои силы почти безграничны, а любовь достаточно сильна, чтобы это сделать. Просто закрой глаза и представь.

Волна тепла прокатилась по телу, он закрыл глаза, и в глубине сознания вспыхнули миллионы огоньков — жизни. Хрупкие, мерцающие на границе темноты и света, беззащитные перед судьбой. Или? Он открыл сознание, потянулся к ним, как к воде сомкнутыми ладонями. Защитить…

— И будет имя этому — Ангел-Хранитель, — прозвучали во внезапной тишине Его слова.

— Почему я? — прошептал Рафаил в ответ.

— Кто же? Кто, если не ты?

Рафаил неожиданно обнаружил, что сидит, обхватив руками колени и сжавшись в жалкий комочек. Он медленно распрямился, встал на ноги и поднял голову. Тело наполнилось новой, неведомой ранее силой.

— Я… справлюсь, — прошептал он.

— Не сомневаюсь. Ну, а что касается практической реализации… Ангел-хранитель будет у каждой души. И ангел, например, убийцы или предателя будет страдать. И ты вместе с ним, ведь он — часть тебя. От боли, к сожалению, ты теперь никуда не денешься…

— Пусть, — кивнул Рафаил и улыбнулся, — Я вынесу боль. Ради любви.

— О, мое самое романтичное творение! Кстати, о любви. Я благодарен тебе за то, что ты научил Уриила чувствовать красоту в окружающем его мире, а не только в словах.

— О… — Третий Ангел впервые с начала разговора опустил глаза.

— Правда, ты выбрал очень оригинальный способ, — Он, казалось, улыбается.

— Уриил, — Ангел запнулся, слова давались с трудом, — Он был прав, говоря о грехе?

— Законы имеют под собой незыблемое основание — целесообразность. Они направлены на то, чтобы люди не причиняли вреда друг другу, пока сами не осознают, на что способны. В мире есть зло, и от него тоже никуда не деться.

— Но любовь…

— Свободна. И человек свободен в любви, как, кстати, ты и он.

— Это означает…

— Что любовь допустима и… прекрасна. И будет лучше, если ты сейчас найдешь Уриила и поговоришь с ним. Он виртуозно владеет Словом, как и предписывает ему его Долг, но, боюсь, что сейчас его огонь… м-м… направлен на то, чтобы выразить словами красоту, воплощенную в одном немного неосторожном Ангеле. Если не ошибаюсь… «а в глазах твоих — неба синь»…

— Прости меня, — Рафаил почувствовал, что краснеет. Реакция, достойная человека, не Ангела.

— За что? Вы созданы прекрасными. Я горжусь вами. Каждым из вас. И люблю вас.

Вот и все. Рафаил бросил последний взгляд на беспокойно шумящую реку и ступил на тропинку. Он ещё вернется сюда. А сейчас он шел к тем, кого любил. Сейчас — и всегда.