Апокрифы древних христиан

Апокрифы древних христиан

Авторы переводов, исследовательских статей, примечаний и комментариев

доктор исторических наук И. С. Свенцицкая (часть I),

кандидат исторических наук М. К. Трофимова (часть II)

От составителей

Проблемы становления христианства, возникновения его учения, различных внутренних течений представляют интерес не только для специалистов историков и философов, но и для достаточно широкого круга читателей. Цель предлагаемой книги - хотя бы частично удовлетворить этот интерес, познакомив читателей с некоторыми сочинениями христиан, созданными в первые века существования нового вероучения. Эти сочинения не признаются церковью священными; их принято называть апокрифами (тайными, подложными, от греческого ' тайный). Однако в I - III вв. они имели хождение среди различных групп верующих и почитались не менее чем книги, включенные в Библию.

Включенные в книгу апокрифические писания ограничены временными и жанровыми рамками. В первой части представлены фрагменты и полные тексты евангелий и речения, приписываемые Иисусу (в переводе с древнегреческого). Эти тексты (III вв.) по содержанию и по жанру связаны с традицией, представленной в евангелиях Нового завета. Во вторую часть в основном вошли переведенные с коптского тексты из так называемой гностической библиотеки, обнаруженной в 1945 г. в Наг-Хаммади (Египет). Они в большинстве своем восходят ко II - IV вв. и представляют собой переводы с греческого. Подробнее о библиотеке из Наг-Хаммади и гностических учениях, отвергаемых ортодоксальным христианством как ересь, рассказано во введении ко второй части книги. Памятники, представленные во второй части, являются самостоятельными произведениями, они внутренне связаны, отражают основные установки гностических учений. Два из них - Евангелие от Фомы и Евангелие от Филиппа - уже были опубликованы на русском языке в переводе М. К. Трофимовой (см.: Трофимова М. К.. Историко-философские вопросы гностицизма. М., 1979).

Апокрифам новозаветной традиции и гностическим произведениям посвящена обширная литература, выходившая главным образом за рубежом. Для ее анализа понадобилось бы специальное историографическое исследование. Поэтому в примечаниях упоминаются только те работы, которые, по мнению составителей, отражают точки зрения, непосредственно касающиеся рассматриваемых произведений.

Каждому тексту предпослан отдельный очерк, анализирующий его. Кроме того, первую часть предваряет общее введение, где характеризуется процесс складывания раннехристианской литературы.

Книга снабжена справочным аппаратом: примечания к вступительным статьям расположены в конце каждой части, комментарии к текстам следуют сразу после них.

В переводах квадратными скобками обозначены лакуны в тексте и их восполнение, в круглых скобках даны дополнения, вносимые переводчиком для ясности, в угловых скобках - исправления ошибок, допущенных переписчиком в древнем оригинале, в фигурные скобки взяты вторично переписанные пассажи.

При цитировании приняты следующие обозначения: в текстах Нового завета первая арабская цифра указывает номер главы, вторая и последующие - номер стиха. В текстах из Наг-Хаммади (за исключением Евангелий от Фомы и от Филиппа) римской цифрой обозначен порядковый номер кодекса (книги), арабскими - номер произведения, номер страницы и строки (через точку). Евангелия от Фомы и от Филиппа цитируются с указанием номера изречений. В ссылках на сочинения античных и христианских писателей римские цифры обозначают номер книги (свитка), ирабские - номер главы и параграфа.

Автор вступительных статей, комментариев, переводов текстов и примечаний части I "Апокрифические евангелия новозаветной традиции" И. С. Свенцицкая, Автор вступительных статей, комментариев, переводов текстов и примечаний части II "Гностические апокрифы из Наг-Хаммади" М. К. Трофимова.

Часть I

Апокрифические евангелия новозаветной традиции

Возникновение раннехристианской литературы

Проблема определения времени и места возникновения древней христианской литературы, особенностей ее жанров, истоков и источников книг, как признанных, так и не признанных церковью священными, в современной науке до конца не решена {1}. В Новый завет - собрание почитаемых всеми христианами книг - входят двадцать семь произведений: четыре евангелия (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна), "Деяния апостолов", двадцать одно послание апостолов. Авторство четырнадцати из них церковь приписывает апостолу Павлу (они адресованы тем или иным христианским общинам или конкретным людям), имеются также Послание Иакова, два Послания Петра, три Послания Иоанна и Послание Иуды: их принято называть "соборными" или "католическими", т. е. адресованными всем христианам. Завершает Новый завет Откровение Иоанна Богослова. Тексты Нового завета считаются каноническими ("нормативными"), церковь провозглашает их боговдохновенными. Написаны они на греческом языке - разговорном языке многих восточных провинций Римской империи (хотя в самой Палестине, где появились первые христианские проповедники, говорили преимущественно по-арамейски).

Однако писания Нового завета были лишь незначительной частью обширной христианской литературы, создававшейся в I-III вв., т. е. до признания христианства официальной религией. Христианские писатели конца II - IV в. упоминают, цитируют, пересказывают различные евангелия: от Петра, от Андрея, от Варфоломея, два евангелия от Фомы, совершенно различные по содержанию, Евангелие от Марии. Во фрагменте письма богослова Климента Александрийского (ок. 200 г.) говорится, что имели хождение и три евангелия от Марка: каноническое (признанное), "подложное" (написанное неким проповедником по имени Карпократ) и тайное евангелие (написанное якобы самим Марком для "избранных") {2}. Некоторые евангелия названы по тем христианским группам, среди которых они почитались (хотя, возможно, в их подлинных названиях также стояло имя какого-либо апостола), например Евангелие евреев, Евангелие египтян. Епископ Лугудуна (совр. Лион) Ириней (1-я пол. II-нач. III в.) в своем сочинении "Против ересей" с возмущением пишет, что последователи Валентина (крупнейший представитель религиозно-философского течения в христианстве - гностицизма) "дошли до такой степени дерзости, что свое недавнее сочинение назвали Евангелием Истины" (III. 11) {3}.

Кроме евангелий в произведениях христианских писателей упоминаются и другие, не вошедшие в Новый завет книги, которые почитались разными христианскими группами как источники вероучения: Апокалипсис Петра, Апокалипсис Павла, деяния некоторых апостолов (Павла, Филиппа, Андрея), послания, "Пастырь" Гермы и др. Археологические раскопки конца XIX - начала XX в. открыли фрагменты и целые сочинения, не признанные церковью. Самым крупным среди этих открытий была библиотека христиан-гностиков из Наг-Хаммади (Египет). Для того чтобы понять длительный и сложный процесс разделения священных книг христиан на признанные и непризнанные (канонические и апокрифические), нужно прежде всего представить себе особенности формирования раннехристианской литературы в целом.

Первые христианские проповедники меньше всего думали о записи своего учения. Можно сказать, что и учение в точном смысле слова до конца I в. еще не сложилось. Странствующие пророки передавали то, что было известно им о спасителе, распятом в Иудее во время правления императора Тиберия (14-37), помазаннике божием Иисусе Христе, в воскресение которого они уверовали. Христианские проповедники использовали в качестве образца бытовавшие в иудейской среде притчи, поучения, рассказы об отдельных эпизодах из жизни знаменитых учителей (рабби). Так создавалась устная христианская традиция.

Само слово "евангелие" (греч. "благая весть") первоначально в представлениях последователей Иисуса означало проповедь, раскрывающую смысл новой веры. В посланиях Павла, в частности в Послании к Галатам, автор выступает против тех проповедников, которые, с его точки зрения, искажают смысл "благой вести" об Иисусе. Он предает анафеме тех, кто благовествует (в греческом тексте употреблен глагол "евангелидзо") "не то, что мы благовествовали вам", и добавляет: "Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое" (1.8, 11). Во Втором послании к Коринфянам имеется сходное словоупотребление: "Ибо, если бы кто, пришед, начал проповедывать другого Иисуса, которого мы не проповедывали... или иное благовестие (евангелие. - Сост.), которого мы не принимали, - то вы были бы очень снисходительны к тому. Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших {4} Апостолов" (11.4, 5). В Послании к Римлянам сказано: "В день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков..." (2.16). Из приведенных отрывков ясно видно, что для автора евангелие ни в коей мере не было писанием. Само слово "евангелие" в языческом окружении христиан было связано с культом императора: в надписях, прославлявших Августа (27 г. до н. э. - 14 г. н. э.), день его рождения был назван началом "многих благовестий" {5}. Восприняв подобную терминологию, христиане придавали ей принципиально иной смысл: не "благовестия" о вполне земных делах императора, а единственная "благая весть" об Иисусе - спасителе и мессии - стала содержанием христианской проповеди.

Проповедники выступали прежде всего в синагогах, существовавших в городах восточных провинций, а также в частных домах, под открытым небом, в опустевших ремесленных мастерских. Такая картина вырисовывается из "Деяний апостолов" и некоторых других произведений, в том числе и антихристианских {6}. В произведении "Дидахе" (Учение двенадцати апостолов), созданном, по всей вероятности, в начале II в., говорится о странствующих апостолах: "Всякий апостол, приходящий к вам, пусть будет принят как Господь. Пусть он не остается больше одного дня; а если будет надобность, то и другой (день); но если он пробудет три, то он лжепророк... Уходя пусть апостол ничего не возьмет, кроме хлеба до места ночлега" {7}.

Устная традиция продолжала существовать и в тот период, когда появились первые писания. Евсевий Кесарийский (IV в.) в "Церковной истории" приводит слова христианского писателя Папия (1-я пол. II в.) из Гиераполя (Малая Азия), который собирал устные предания: "...если мне случалось встретить кого-либо, общавшегося со старцами, то я заботливо расспрашивал об учении старцев, например, что говорил Андрей, что - Петр, что - Филипп, что - Фома или Иаков... Ибо я полагал, что книжные сведения не столько принесут мне пользы, сколько живой и более внедряющий голос" (Евсевий. Церковная история (Historia ecclesiastica). III. 39. Далее: НЕ).

Выявлению истоков древней христианской традиции способствовало применение научных методов, известных как "критика текста" и "критика формы" {8}. Детальнее всего они были разработаны на анализе первых трех евангелий Нового завета, которые принято из-за их сходства называть "синоптическими". Первый метод существует с конца XIX в.; "критика формы" возникла уже в XX в. Оба они ставят своей целью перейти от изложенного в евангелиях учения Иисуса к самому учению, к его аутентичному ядру. Сравнивались тексты евангелий от Матфея, Марка, Луки (с учетом рукописных вариантов), анализировалась грамматика, лексика, синтаксис евангелий. Сторонники "критики текста" предлагали обнаруженное в результате подобного сравнения общее положить в основу реконструкции первоначального текста. Однако, как ни важны были наблюдения над аналогиями и расхождениями в евангелиях, все же найти исчерпывающее объяснение их путем дробления текста на фразы и слова и конструирования архетипа оказалось невозможным. Поэтому ученые для подтверждения своих гипотез об источниках синоптических евангелий обращались к их общим характеристикам, к их связям с идейной жизнью эпохи.

Обращение к подобным параллелям с 20-х годов нынешнего века стало принципом исследования, легло в основу метода, обозначенного в немецкой литературе Formgeschichte. Сторонники этого метода искали следы устной традиции, к которой восходили евангелия. Для этого каждое из них разбивали на отдельные сюжеты, изучая их форму, а от нее шли к восстановлению мотивов и характера тех поучений, частью которых был сюжет, включенный в теологическую систему евангелиста. В евангелиях стремились выявить различные этапы формирования христианской традиции. В них видели теологически мотивированный рассказ, а не историческое повествование, считали, что в их основе лежит множество источников, что записи текста предшествовала живая устная передача. Были выделены разные блоки традиции: речения Иисуса, поучительные истории (притчи), рассказы о чудесах, сотворенных Иисусом. Составной частью традиции считались и повторяющиеся из проповеди в проповедь цитаты из иудейских священных книг, прежде всего из пророков.

Длительное господство устной традиции (несколько десятилетий после гибели проповедника Иисуса {9}) объясняется рядом причин. Первые "апостолы и пророки", последователи его учения, продолжали считать себя иудеями по вероисповеданию, для них священным писанием были книги, включенные в Ветхий завет. Для христиан священным текстом был перевод иудейской Библии на греческий язык, сделанный в Александрии Египетской в III в. до н. э. - так называемая Септуагинта {10}. Септуагинта была признана боговдохновенной иудеями, жившими вне Палестины, многие из которых уже не знали древнееврейского языка. Септуагинту использовали в своих произведениях Иосиф Флавий и Филон Александрийский. Святость "Закона и Пророков", как обычно христиане обозначали иудейские религиозные книги, доступные благодаря Септуагинте, не позволяла долгое время создавать новые священные книги.

В науке существует точка зрения, правда необщепринятая, что первыми записями, сделанными христианами, были сборники цитат из Ветхого завета, прежде всего тех, где речь шла об ожидаемом мессии (так называемые свидетельства - тестимонии) {11}. Впрочем, цитаты могли проповедниками заучиваться: со времени появления клинописной и иероглифической письменности существовала практика передачи содержания письменного памятника вслух наизусть {12}.

У первых христиан не было потребности в записи своих проповедей еще и потому, что они ждали скорого прихода воскресшего Иисуса "во время сие", как сказано в Евангелии от Марка (10. 30). Главным для них было проповедовать новое учение, готовясь к установлению царства божия на земле. В античном мире роль устного слова была исключительно велика: политические ораторы выступали на народных собраниях, поэты читали свои стихи на площадях, пророки и предсказатели произносили речи на ступенях храмов. Устное слово оказывало большее воздействие на верующих, чем писаное, недаром первые христианские тексты были предназначены для чтения вслух в собрании верующих. Как отмечает С. С. Аверинцев, "литературное слово евангельских текстов, тоже очень простое и необработанное, есть по своей внутренней установке обрядовое слово, словесное "действо", "таинство". Оно предполагает скорее заучивание наизусть, ритмическое и распевное произнесение и замедленное вникание в отдельные единицы текста, чем обычное для нас читательское восприятие" {13}.

Между устными проповедями различных проповедников существовали расхождения. Как пишет английский исследователь П. Джонсон, раннее христианство с самого начала представляло собой множество вариантов, часто имевших мало общего, хотя все они концентрировались вокруг веры в воскресение спасителя; каждая группа имела свою "историю Иисуса" {14}. Наиболее явным и резким стало расхождение между палестинскими христианами, а также теми христианами вне Палестины, которые соблюдали иудейскую обрядность, и христианами из язычников, против этой обрядности выступавших.

В условиях, когда пророчества о конце этого мира и наступлении царства божия на земле оказывали на верующих огромное эмоциональное воздействие, когда все надежды на спасение, на уничтожение зла и несправедливости были связаны именно со вторым пришествием, кажется естественным появление так называемых откровений, т. е. описаний видений, возвещающих конец мира, действующих на воображение причудливыми образами и символами, ставших одним из первых жанров христианской литературы. Вероятно, самым ранним из записанных пророчеств явилось Откровение Иоанна. Оно начинается как наставление, в котором порицаются одни христиане, одобряются другие, но затем автор переходит к описанию видений Страшного суда, переполненному символами, аллегориями, устрашающими образами того, "чему надлежит быть после сего" (4.1). Автор Откровения Иоанна широко использует образы пророчеств, знакомые христианам из иудеев (а именно им адресовано это писание). Так, в книге пророка Даниила сказано: "И слышал я, как муж в льняной одежде, находившийся над водами реки, подняв правую и левую руку к небу, клялся Живущим во веки, что к концу времени и времен и полувремени и по совершенном низложении силы народа святого все это совершится" (12.7); а в Апокалипсисе: "И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу И клялся Живущим во веки веков... что времени уже не будет" (10. 5-6). Подобные примеры можно привести и из других пророческих книг {15}.

Откровение Иоанна написано в 68-69 гг. {16} Возможно, что оно было отредактировано переписчиками в середине 90-х годов, уже после падения Иерусалима в 70 г. в результате поражения I иудейского восстания против римлян. Эта дата приведена у Евсевия Кесарийского со ссылкой на Иринея (НЕ. III. 18).

В дальнейшем появились и другие откровения: Апокалипсис Петра, описывающий видение рая и ада, "Пастырь" Гермы (название свое это произведение получило по описываемым автором видениям, где действует человек в одежде пастыря), в нем приводятся притчи и наставления, носившие этический характер.

Апокалиптическая литература была предназначена для чтения вслух. В нее нужно было "входить" эмоционально: интонационная выразительность чтеца должна была усиливать воздействие страшных, таинственных описаний, и само это "вхождение" представлялось мистическим действом.

Христианским проповедникам приходилось не только произносить устные проповеди, но и писать послания, разъясняя учение, которое они считали истинным, переубеждая, давая конкретные советы, хваля или, наоборот, порицая. Послания эти адресовались тем христианским группам, к которым проповедник не мог прийти; они должны были читаться на собраниях верующих (Колос. 4.16).

К самым ранним относятся послания, связанные с именем Павла, сыгравшего весьма заметную роль в становлении христианского учения. Павел (Савл) был родом из Тарса, происходил он из семьи переселившихся иудеев, получивших римское гражданство, был воспитан в духе фарисейства и первоначально принадлежал к гонителям христиан, а затем стал фанатичным сторонником нового учения. Из 14 посланий, автором которых церковь считает Павла, 9 адресовано конкретным христианским общинам, 4 - отдельным лицам; особняком стоит Послание к Евреям, последнее по месту расположения среди Павловых посланий; кроме того, существовало Послание к Лаодикийцам, не признанное церковью. Не все новозаветные послания признаются современной наукой написанными самим Павлом, сравнительный анализ текста посланий позволил выделить в качестве подлинных лишь несколько {17}. Безусловно, не принадлежат самому Павлу Послание к Эфесянам, которое, по мнению большинства ученых, создано уже после смерти Павла его Последователями (стилистически оно существенно отличается от ранних посланий), и Послание к Евреям, в авторстве которого сомневались уже христианские писатели II-IV вв. (Ориген, Тертуллиан).

Послания Павла связаны с жанром поучений, издавна существовавшим в ближневосточной литературе; оказала на него влияние и античная форма философских рассуждений, написанных в форме посланий, адресованных какому-либо лицу (например, "Письма к Луцилию" философа Сенеки). Но в отличие от поучений и трактатов послания Павла - действительно письма, направленные конкретным группам христиан с упоминанием конкретных лиц и событий. Это придает им особую живость, острую полемичность.

Послания Павла, когда они писались, не были "священными книгами", хотя и почитались в отдельных христианских общинах. Во Втором послании Петра, созданном во II в. (возможно, это самое позднее из произведений Нового завета), по поводу писаний Павла сказано, что в них "есть нечто неудобовразумительное" (3.16). Христиане, не рвавшие с иудаизмом, очень резко выступали против Павла, считая его отступником от Закона; не исключено, что именно для полемики с ними, для отстаивания авторитета Павла его послания были собраны и отредактированы на рубеже I-II вв.

В посланиях Павла встречаются ссылки на слова, произнесенные Иисусом, которые, как и цитаты из пророков, были для христиан священными. В настоящее время принято считать, что именно речения Иисуса (логии) стали первой записью устной традиции. Вероятно, было сделано несколько записей в разных общинах. Папий посвятил логиям специальное сочинение "Изъяснение Господних изречений"; он же говорит о том, что Матфей записал изречения Господни на еврейском языке, а переводил их кто как мог {18-19}.

Вопрос об источниках новозаветных евангелий весьма сложен; первые три евангелия излагают историю и учение Иисуса близко друг к другу. Евангелие от Марка, самое краткое, вероятно, легло в основу евангелий от Матфея и от Луки; то, что выходит за рамки содержания второго евангелия, взято, по мнению многих исследователей, из какого-то не дошедшего до нас источника (он так и называется в научной литературе - Q, от латинского Quelle - источник), состоявшего из отдельных речений {20}. Кроме того, вероятно, существовали записи речений, которыми пользовался автор Евангелия от Марка, не знавший Q.

В 1897 г. в Оксиринхе (Египет) были найдены на папирусе восемь изречений на греческом языке, каждое из которых начиналось словами: "Говорит Иисус". В 1904 г. обнаружили еще шесть изречений. Многие из речений, которые удалось прочесть, совпадают с найденным позже (уже после второй мировой войны) среди библиотеки египетских гностиков Евангелием от Фомы, сохранившимся на коптском языке; это евангелие первоначально (нач. II в.) было написано на греческом, а затем переведено на коптский. Не исключено, что логии из Оксиринха представляют собой фрагменты этого евангелия (или его варианта). Некоторые речения в Евангелии от Фомы близки к речениям новозаветных евангелий и тоже, по мнению американского исследователя Эдвардса, восходят к Q. Когда были записаны речения, сказать с точностью трудно, возможно, перед I иудейским восстанием, во всяком случае до создания евангельских рассказов, которые были записаны уже после разгрома Иерусалима. Первые записи, поскольку они фиксировали слова Иисуса, по всей вероятности, были анонимны. Как и цитаты из ветхозаветных книг, эти речения вставлялись в устные проповеди в разный контекст и в разных вариантах.

Вероятно, к самым ранним логиям восходят знаменитые речения из Нагорной проповеди Евангелия от Матфея: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся" (5.3-6). Они имеют аналогии в Евангелии от Луки и в Евангелии от Фомы (в последнем они приведены в виде отдельных, не связанных друг с другом речений). Сопоставление этих трех евангелий позволяет ясно представить себе, как использовались речения различными авторами: "...блаженны нищие {21}, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь" (Лк. 6.20-21). "Иисус сказал: Блаженны бедные, ибо ваше царствие небесное; Иисус сказал: Блаженны вы, когда вас ненавидят (и) вас преследуют. И не найдут места там, где вас преследовали; Иисус сказал: Блаженны те, которых преследовали в их сердце; это те, которые познали Отца в истине. Блаженны голодные, потому что чрево того, кто желает, будет насыщено" (Фома. 59, 72, 73).

В основе всех этих эсхатологических обещаний лежит возглашение блаженства нищим (бедным), голодным, преследуемым. Выражение Матфея "нищие духом" соответствует аналогичному выражению из кумранской рукописи (возможный вариант чтения - кроткие духом) {22}. Одно из объяснений этого выражения - "нищие по духу" (т. е. добровольно) {23}. Речение "блаженны кроткие..." восходит к ветхозаветному псалму: "А кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира" (36.11), которому в христианском писании придан эсхатологический смысл (имеется в виду: наследуют землю после Страшного суда). Оба этих речения приведены у Матфея, по всей вероятности, в наиболее ранней версии, восходящей к иудео христианским записям. В Евангелии от Луки в соответствии с его общей тенденцией сочувствия к беднякам {24}, выделения темы сострадания - речения упрощены: блаженны просто голодные и жаждущие; нет цитаты из ветхозаветного псалма {25}. У Фомы в речение о преследуемых (оно у него продублировано) вставлены слова "те, которые познали Отца в истине" (т. е. речь идет не о преследуемых вообще, а о тех, кто познал "истину"). Кроме того, в Евангелии от Фомы прибавлено обещание блаженства "избранным" (в духе гностических учений): "Блаженны единственные и избранные, ибо вы найдете царствие. Ибо вы От него, (и) вы снова туда возвратитесь" (54). Характерно, что это речение помещено в тексте раньше речения о блаженстве бедным: оно как бы дает направление для толкования тех речений, текст которых остался без особых изменений (не просто бедные, но такие, которые "избраны").

Примеры подобного использования речений в разных контекстах будут приведены дальше в связи с разбором конкретных апокрифов. Они показывают, что сама по себе запись не воспринималась как священный текст, священными были слова, приписанные Иисусу. Эти слова можно было толковать, открывать их истинный, с точки зрения данного проповедника, смысл. Порядок записи не имел значения, речения даже иногда разделялись {26}. Такое использование речений неизбежно вело к расхождению традиции, которое особенно должно было усилиться после поражения I иудейского восстания, разрушения храма, уничтожения и рассеяния иерусалимской христианской общины, которая, если судить по посланиям Павла, претендовала на обладание наибольшим авторитетом в вопросах вероучения.

Разброд среди христиан после разгрома восстания послужил причиной усиления расхождений в содержании проповедей. Кроме того, все меньше оставалось людей, которые могли сказать, что они слышали слова самого Иисуса или по крайней мере слова его учеников. В этих условиях все более насущной становится потребность свести воедино отдельные элементы традиции, создать писаное "благовестив", фиксирующее учение Иисуса. Появляется новый жанр, которого не знала ни библейская, ни античная литература, - развернутое повествование, "ядром" которого было христианское учение об искупительной смерти и воскресении Иисуса; вокруг "ядра" группировались речения Иисуса и притчи, библейские пророчества о мессии, эпизоды из жизни Иисуса, соответствующие этим пророчествам ("да сбудется реченное..."), рассказы о чудесах, им совершенных. Складывается своеобразное сочетание поучения и рассказа, характерное для евангелий, вошедших в Новый завет, и для ряда евангелий, в него не включенных, в частности для евангелий иудео-христиан.

В христианских общинах существовали люди, записывавшие поучения, рассказы и объединявшие отдельные блоки традиции в единое повествование. В Послании к Эфесянам сказано, что одних Христос поставил апостолами, других пророками, иных - евангелистами, иных - пастырями и учителями (4.11). Интересно появление в этом послании "евангелистов". В Первом послании к Коринфянам при перечислении призваний христиан упомянуты пророки, апостолы, учители, но "евангелистов" нет, так как в то время господствовала устная передача "благой вести" пророками и апостолами. В Послании к Ефесянам апостолы и евангелисты уже разные люди. Вероятно, это и были те христиане, которые производили записи традиции и ее обработку; записи эти должны были заменить авторитет устного предания. Сопоставление евангельских текстов - и признанных и непризнанных церковью - ясно показывает авторское творчество (композиция, отбор эпизодов и речений, стиль изложения), но реальные евангелисты не считали себя авторами. Новозаветные евангелия в греческом подлиннике называются "по Матфею" (в значении - согласно Матфею), "по Марку" и т. д. Имя непосредственного

ученика Иисуса (или другое авторитетное имя) "освящало" писаный текст. Люди, записавшие евангелия, искренне верили, что излагают учение, переданное теми, кто слышали проповеди Иисуса, а сами оставались анонимными {27}.

Возможно, первые записи, хотя и передавали "благовестив", не носили названия евангелий: так, писатель Юстин (сер. II в.) упоминает речения Иисуса и "воспоминания апостолов". Последние, по-видимому, означали евангелия (Апология. 1.14-15). Но постепенно за подобными писаниями закрепилось наименование "евангелие" - писаная "благая весть". Наряду с евангелиями новозаветного типа существовали и такие, где не было единой канвы повествования; они содержали поучения, религиозно-философские рассуждения, речения Иисуса, связанные определенной внутренней идеей. Примером таких евангелий могут служить Евангелие от Фомы и Евангелие от Филиппа, переводы которых приведены во второй части книги.

Один из важных вопросов, стоящих перед исследователями истории возникновения христианской литературы, - это вопрос об абсолютной и относительной хронологии дошедших до нас писаний первых христиан, и прежде всего евангелий. Наиболее детально изучен вопрос о датировке канонических евангелий, хотя точных сведений установить не удалось. Поскольку в этих евангелиях содержатся пророчества о страшной гибели Иерусалима {28}, можно с уверенностью сказать, что написаны они были после его разрушения, т. е. после 70 г. Ряд исследователей связывает сам факт записи евангелий с этим событием: один из них писал, что Евангелие от Марка было создано для того, чтобы "возродить надежду" {29}.

Евангелие от Марка единодушно считается в науке самым ранним из канонических евангелий, хотя церковная традиция ставит его на второе место. Предполагается, что автор третьего евангелия, начиная его словами "Как уже многие начали составлять повествование о совершенно известных между нами событиях..." (Лк. 1.1), имел в виду Евангелие от Марка, которое он хорошо знал. Согласно традиции, сохраненной у Евсевия, Марк с точностью записал то, что запомнил со слов Петра, чьим переводчиком он был (НЕ. III. 39).

Время создания и относительная хронология двух других синоптических евангелий неясны. Можно с определенностью говорить лишь о том, что они созданы в разной этнической среде: автор Евангелия от Луки, по-видимому, образованный грек (Евсевий Кесарийский называет его врачом из Антиохии. НЕ. III. 4); Евангелие от Матфея выявляет более тесные связи с иудейскими традициями. Среди христианских писателей II-IV вв. бытовало мнение, что Матфей написал свое евангелие по-арамейски; этим евангелием, по словам Иринея, пользовались эбиониты - древнейшая группа иудео-христиан. Иероним, переводчик Ветхого завета на латинский язык, специально занимавшийся изысканием рукописей в Палестине и Сирии, утверждал, что он перевел с еврейского (он имел в виду арамейский язык) на греческий евангелие, которое многими считается подлинным Евангелием от Матфея. Однако дошедший канонический текст, по мнению исследователей, не может быть переводом с арамейского, хотя в нем и вставлены фразы на арамейском языке - последние слова Иисуса на кресте: "Или, Или! лама савахфани?" ("Боже Мой, Боже Мой! для чего ты меня оставил?") (27.46), но эти же слова есть и в Евангелии от Марка (15.34). Евангелие от Матфея написано по-гречески, ветхозаветные цитаты приведены по Септуагинте.

Сложен вопрос об относительной хронологии канонического Евангелия от Иоанна. Оно существенно отличается по содержанию и по проповеди Иисуса от синоптических писаний. Согласно церковной традиции, по времени написания Евангелие от Иоанна было последним из четырех. Евсевий Кесарийский говорит, что Иоанна проповедовал устно, а после появления трех евангелий вознамерился их "восполнить" (тем самым автор "Церковной истории" как бы объясняет расхождения между четвертым и остальными евангелиями). Само начало евангелия, где Христос назван Словом ("И Слово стало плотию и обитало с нами..."), придает особый религиозно-философский смысл всему дальнейшему повествованию. Автор этого евангелия знал первые три евангелия (или традицию, лежащую в их основе), но использовал их незначительно: в нем нет описания рождения, крещения, искушения Иисуса, нет его молений в Гефсиманском саду. В этом евангелии Иисус произносит богословские поучения, большая часть которых отсутствует в других евангелиях. Однако есть точка зрения, что оно создано одним из первых, поскольку в нем встречаются совпадения (в том числе и фразеологические) с кумранскими рукописями {31}. Вероятнее всего, что Евангелие от Иоанна было написано в среде образованных христиан, стремившихся к созданию более развитой - по сравнению с синоптическими писаниями - теологии и христологии. Четвертое евангелие не было известно Поликарпу, автору Послания к Филиппийцам, хотя, по преданию, он был учеником апостола Иоанна. Незнание это может быть объяснено не только поздней датой написания Евангелия от Иоанна, но и недостаточно широким его распространением (христианская традиция по-разному определяет место возникновения этого евангелия - Эфес, Сирия, о-в Патмос). Имеются косвенные указания на примерное время его создания. Дело в том, что в Египте был найден небольшой папирусный фрагмент (18 глав) Евангелия от Иоанна, который папирологи датируют ок. 125-130 гг. К этому же времени относится папирусный фрагмент неизвестного евангелия (он приведен и разобран ниже), в котором использована традиция, сохраненная в синоптических писаниях, а также в Евангелии от Иоанна. Следовательно, в первой четверти II в. существовали тексты различных евангелий, которые уже переписывались в Египте; созданы они должны быть до этого времени. Таким образом, принято считать, что евангельское творчество относится к концу I в. В этот период записываются не только евангелия, вошедшие впоследствии в Новый завет, но и большинство не признанных церковью евангелий, самыми ранними из которых были евангелия иудео-христиан, говоривших как по-гречески, так и по-арамейски. Существование арамеоязычной христианской традиции подтверждается наличием в евангелиях, в том числе и канонических, так называемых семитизмов - слов и оборотов, восходящих к арамейскому языку. Эти обороты были заимствованы из первых записей, сделанных в Палестине, или, как предполагает С. С. Аверинцев, из устной традиции вытверженных на память афоризмов и рассказов {32}.

Распространение христианства в разной этнической и социальной среде, влияние нехристианских верований и философских систем, знакомство с которыми шло через новообращенных, неизбежно усиливали расхождения между отдельными группами христиан и их писаниями. К прежним расхождениям в устной традиции добавились расхождения между устной и писаной традицией и между различными писаниями. Как некогда первые христианские проповедники в Палестине полемизировали с кумранитами, так теперь в сочинениях христиан появляется полемика, направленная против единоверцев. Характерно в этом отношении одно из первых речений в коптском Евангелии от Фомы: "Иисус сказал: "Если те, которые ведут вас, говорят вам: смотрите, царствие в небе! - тогда птицы небесные опередят вас. Если они говорят вам, что оно - в море, тогда рыбы опередят вас. Но царствие внутри вас и вне вас"" (2). Это речение одновременно полемизирует с идеей установления материального царства божия на земле и со складывающимся учением о "царстве небесном" (выражение это появляется уже у Матфея, заменяя в отдельных речениях словосочетание "царство Божие") {33}. В Евангелии от Филиппа содержится полемика с защитниками учения о непорочном зачатии (17).

Постепенно выявляются наиболее почитаемые среди отдельных групп общин сочинения: прежде всего это относится к евангелиям. Из канонических евангелий на рубеже I-II вв. таковыми были евангелия от Марка и от Матфея (в греческой и арамейской версиях), а также Евангелие от Луки. Евангелие от Иоанна признавалрсь далеко не всеми группами, есть свидетельства, что оно было известно гностикам. Юстин использовал Евангелие от Петра, Папий ссылался на Евангелие евреев, которое, как и евангелие эбионитов, почиталось иудео-христианами Палестины и Сирии. Египетские христиане особо почитали Евангелие от Фомы и Евангелие от Филиппа, первоначально написанные по-гречески и позже переведенные на коптский.

Множество вариантов "благой вести", постоянные споры между проповедниками поставили перед христианами задачу отбора из всей литературы тех книг, которые почитались бы основными источниками христианского вероучения. Эту проблему попытался решить Татиан (2-я пол. II в.), ученик христианского писателя Юстина. Он создал своеобразный пересказ четырех новозаветных евангелий в одном сочинении - Диатессарон (По четырем), добавив некоторые места, совпадающие с фрагментами Евангелия евреев. Возможно, он воспринимал это евангелие как версию Евангелия от Матфея. В Диатессароне нет родословной Иисуса (не было ее и в арамейском Евангелии от Матфея, как о том свидетельствует христианский писатель Епифаний), нет упоминаний о его детских годах. Татиан, вероятно, написал свое сочинение на греческом, но затем оно было переведено на сирийский язык (Татиан происходил из Сирии). Сирийские христиане долгое время почитали Диатессарон как основную священную книгу. При раскопках древней крепости Дура-Европос на берегу Евфрата был обнаружен фрагмент Диатессарона, относящийся к III в. {34} Диатессарон был переведен в раннем средневековье на армянский и арабский языки. Существовал перевод и на латинский язык, но среди западных христиан сводное евангелие Татиана не получило признания.

Еще до Татиана была сделана попытка отобрать несколько писаний и установить их авторитетный текст. Эта попытка связана с именем Маркиона, богатого судовладельца, внесшего большой вклад в казну римской общины христиан. Он прибыл в Рим из Малой Азии около 140 г. Целью его было сплотить христиан вокруг своего учения, добиться полного разрыва с иудаизмом. Маркион утверждал, что тексты, передающие учение Иисуса, были искажены. Он написал сочинение "Антитезы", в котором излагал свое учение и обосновывал проделанный им отбор христианских писаний. Из всех евангелий Маркион отобрал только Евангелие от Луки и десять посланий Павла. Из Евангелия от Луки он убрал ветхозаветные цитаты, которые, по его словам, были вставлены туда защитниками иудаизма. В Маркионовом варианте

отсутствовали легенды о рождении Иисуса и Иоанна Крестителя. Иисус Маркиона сошел с небес в пятнадцатый год правления Тиберия и явился в Капернауме. Ириней говорил о Маркионе: "Он бесстыдным образом богохульствует против проповеданного Законом и пророками бога, говоря, что он - виновник зла, жаждет войны, непостоянен в своих намерениях и сам себе противоречит. Иисус же происходил от того отца, который выше бога, творца мира..." (Против ересей. I. 27, 2). Маркион учил, что абсолютное божество не имеет никакой связи с людьми: они полностью ему чужды. Христос выкупил людей своей кровью, а выкупить, по рассуждению Маркиона, можно только то, что тебе не принадлежит. В соответствии со своими рассуждениями он отредактировал послания Павла {35}. Однако ни учение Маркиона, ни список отобранных им книг не были приняты большинством христианских общин, а сам Маркион был изгнан из римской общины. Попытка Маркиона отобрать из всей массы христианских сочинений "истинные" должна была подтолкнуть христианских деятелей к тому, чтобы выработать и согласовать список священных книг, определить возможности их использования как источника вероучения, т. е. как канонические, рекомендовать для публичных чтений во время молений или только для домашнего чтения.

Понятие "канон", как и слово "евангелие", пришло к христианам из окружающего их языческого мира. Слово "канон" употреблялось в значении стандарта, нормы, правила, образца. Так, знаменитый греческий скульптор V в. до н. э. Поликлет написал сочинение "Канон", где он пытался обосновать идеальные пропорции при изображении человеческого тела. В ранних христианских писаниях слово "канон" встречается в значении "правило". В Послании к Галатам сказано: "Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь (творение. - Сост.). Тем, которые поступают по сему правилу (в греческом тексте - канону. - Сост.), мир им и милость..." (6.15-16). Только после длительного процесса отбора священных книг, когда сложились представления о существовании подлинных, истинных текстов и текстов подложных, искаженных, слово "канон" начало употребляться по отношению к собранию священных христианских книг, ставших образцами, с которыми нужно было сверять все высказывания, проповеди и даже поступки верующих. Такое словоупотребление распространяется с середины IV в., но начало создания канона или, точнее, канонов (ибо у разных групп каноны отличались друг от друга) относится к более раннему времени.

Вопрос о "подлинных" и "подложных" писаниях поставил в сочинении "Против ересей" Ириней. Он подверг критике множество существовавших в конце II в. учений внутри и около христианства, которые считал "еретическими". Слово "ересь" в греческом языке имело широкий диапазон значений. Применялось оно и для обозначения философской школы, учения. В христианских писаниях, в частности в "Деяниях апостолов", этим словом называют религиозные секты, например секту саддукеев (5.17); иудеи назвали христианство сектой (ересью) назореев (24.5), причем это слово не имело специфически отрицательного значения. Затем параллельно с отбором священных текстов и развитием христианской теологии слово "ересь" приобретает негативный смысл, означая учение, расходящееся с истинным.

Главным объектом критики Иринея были многочисленные гностические учения (ереси), которые особенно широко распространились во II в. (им близко учение Маркиона). В противовес их писаниям Ириней выдвигает в качестве единственно истинных четыре евангелия. Он особенно активно защищал подлинность четвертого евангелия, тем самым косвенно свидетельствуя, что оно не было признано повсеместно и вызывало споры: "Четыре есть евангелия, не больше и не меньше, и только пустые, неученые и наглые люди, извращая форму евангелия, вводят их больше или меньше" (111.11). В противовес этим истинным евангелиям Ириней упоминает "несказанное множество апокрифических и подложных писаний" (1.20). Употребленное им слово "апокрифические" впоследствии было распространено на все не признанные церковью христианские книги. Появление этого термина связано с религиозно-философским течением гностицизма (о гностицизме подробнее см. во II части книги). Гностики сами называли свои писания тайными (они даже применяли криптограммы), предназначенными только для "избранных".

Гностики, о которых писал Ириней, пользовались сложной символикой образов, придавали магическое значение числовым сочетаниям, которые тоже могут быть постигнуты только "избранными" и останутся тайной для непосвященных. Именно такой подход и дал основание Иринею назвать сочинения гностиков апокрифами, а так как он полемизировал с гностиками, стремясь доказать, что они искажают подлинное учение Христа, то для него их сочинения, также написанные от имени апостолов, были не только тайными, но и подложными. Такое же словоупотребление (тайные - подложные) встречается у Тертуллиана, христианского философа рубежа II и III вв. В конце II в. встречается выражение "Новый завет" как название собрания признанных священными книг. Евсевий Кесарийский упоминает о сочинении неизвестного автора, направленном против одной из радикальных христианских групп монтанистов; в этом сочинении слова "Новый завет" употреблены применительно к писаному тексту, хотя само понятие существовало значительно раньше. Слово "завет" восходит к идее союза народа с богом, выраженной в библейских книгах; "Новым союзом" назвали себя кумранские сектанты, считая, что старый ("ветхий") союз бога с иудеями потерял силу из-за искажения первосвященниками, фарисеями, вероотступниками истинного смысла божественных установлений, и они заключили с богом "Новый союз". В Септуагинте слово "союз" передано словом - завет, завещание (исходящее от бога). В смысле нового союза с богом это словосочетание встречается и в Евангелии от Луки: "...сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается" (22.20). Когда источником вероучения стали почитаться определенные отобранные писания, то на них было перенесено название "Новый завет".

Процесс отбора христианских книг, которые должны образовать этот "новый" (по сравнению с Ветхим) завет, был процессом сложным не только потому, что отдельные группы общин почитали разные писания, но и потому, что наряду с резко расходившимися по вероучению текстами были писания, восходившие к общей традиции, но отличавшиеся передачей отдельных эпизодов и интерпретацией отдельных речений Иисуса. Кроме того, когда сложились основные евангелия, ставшие хорошо известными верующим, и их переработка (или, вернее, редактирование при переписке) могла сводиться только к изменениям отдельных деталей, стали создаваться самостоятельные произведения, как бы дополняющие древнюю традицию: описания детства Иисуса, жизнеописание его матери, описания деяний отдельных апостолов, упомянутых в евангелиях, - Петра, Павла, Филиппа, Андрея и др. Последние были особенно многочисленны в связи с тем, что во II в. наиболее значительные христианские общины начинают связывать свое происхождение с деятельностью непосредственных учеников Иисуса: община Рима якобы ведет свою родословную от Петра, община Эфеса - от Иоанна. Отношение к подобным произведениям было различным. Некоторые христианские теологи и апологеты христианства рубежа II-III вв., принимавшие в качестве основных источников вероучения четыре канонических евангелия, ссылались как на авторитет и на другие священные книги. Так, Ориген использовал Евангелие от Петра и "Книгу Иакова", содержащую историю детства и замужества Марии (оба этих произведения приведены ниже), цитировал Евангелие евреев и "Деяния Павла", только с оговоркой, что их нельзя ставить в ряд с четырьмя евангелиями. Встречаются цитаты из неканонических произведений и у Климента Александрийского. В то же время продолжали вызывать сомнения у ряда богословов те произведения, которые вошли впоследствии в Новый завет, прежде всего Апокалипсис Иоанна и анонимное Послание к Евреям, которое сам автор назвал "словом утешения" (или "увещевания". - 13.22). Тертуллиан не упоминал среди священных книг Второе послание Иоанна; Ириней - Послание Иуды.

Таким образом, христиане, особо почитавшие четыре новозаветных евангелия, были знакомы и с такой литературой, апостольское авторство которой или верность в передаче вероучения хотя и не отвергались совсем, но вызывали некоторые сомнения. У Оригена встречаются три группы писаний: "согласные" (), "ложные" и те, которые находятся "под сомнением". Вопрос о возможности пользоваться теми или иными писаниями решался во II-III вв. руководителями христианских общин. В этот период в большинстве христианских групп складывается аппарат управления, главой которого были епископы, первоначально "надзиратели" за порядком и финансами, затем - духовные пастыри рядовых верующих. Им приходилось высказываться по вопросам вероучения, ссылаться на авторитетные писания. В Письме к Филадельфийцам, приписанном христианской традицией перу антиохийского епископа Игнатия (II в.), автор пишет о том, что некоторые христиане говорят ему: "Если я не найду этого в древности, я не поверю в евангелие", а, когда я говорю, что это действительно написано в наших древних писаниях, они отвечают: "Это нужно доказать". Судя по словам Игнатия, вопрос об авторитетности писаний стоял очень остро, причем особо почиталась сама древность традиции, лежащей в их основе.

Самым первым известным списком почитаемых книг является фрагмент, составленный в Риме около 200 г. и обнаруженный в 1740 г. По имени нашедшего его исследователя он назван "Каноном Муратори". В этом фрагменте нет начала, но ясно, что в первых строках речь шла о возглавлявших список четырех евангелиях. Составитель списка указывает, что они "согласны между собой". Эта оговорка знаменательна: по-видимому, и в самом конце II в. вопрос о расхождениях между каноническими евангелиями (прежде всего - между синоптическими евангелиями и Евангелием от Иоанна) волновал умы верующих. Канон включает "Деяния всех апостолов в одной книге" - имеются в виду новозаветные "Деяния апостолов" {36}; автор списка подчеркивает, что эти деяния писаны в одной книге. Включены в "Канон Муратори" и тринадцать посланий Павла - без Послания к Евреям; из канонических соборных посланий отсутствуют послания Петра, Послание Иакова, Третье послание Иоанна. Любопытно, что в "Каноне Муратори" упомянута ветхозаветная книга "Премудрость

Соломона", которая относится к так называемым ветхозаветным апокрифам {37}, т. е. книгам, не включенным в иудейский канон Библии. "Премудрость Соломона" входит в Септуагинту: по-видимому, вокруг этого произведения шли споры между христианами и иудеями (или иудео-христианами), говорившими по-арамейски и не пользовавшимися Септуагинтой, поэтому составитель списка особо отметил эту книгу.

По поводу апокалипсисов составитель пишет: "Из откровений мы признаем только Иоанна и Петра, которое некоторые из наших не хотят читать в церкви. Но Герма написал "Пастыря" уже в наши дни в Риме, когда епископом был его брат Пий. Поэтому его нужно читать, но не публично в церкви, ни среди (писаний) апостолов, ни среди пророков". Отсюда следует, что при отборе священных книг играло роль не только содержание, но и давность, авторитетность сочинения, которое читалось в собрании верующих (в тексте канона под церковью понимается не помещение, а собрание верующих, экклесия). Герма не мог считаться ни пророком, ни апостолом, хотя был, вероятно, весьма уважаемым среди христиан человеком; записанное в "наши дни" не могло идти в сравнение с древней традицией. При чтении писания, освященного такой традицией, действовал не только смысл читаемого, а сам образ слова, некогда произнесенного Иисусом и записанного его учениками: для верующих от такого слова исходила святость.

Не случайно отсутствие в каноне Послания к Евреям (о его спорности говорилось выше) и Послания Иакова. Это последнее некоторые современные ученые считают наименее "христианским" и наиболее "загадочным" из новозаветной литературы {38}. Оно было создано, по всей вероятности, в среде иудеохристиан и адресуется "двенадцати коленам в рассеянии" (1.1). В нем содержатся резкие выпады против богатства, защищается требование соблюдения иудейского Закона ("дел"); в частности, там есть прямая полемика с Павлом, считавшим, что христианин спасется не делами Закона, а верой: "Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе" (2.17). Собрание христиан в этом послании названо синагогой (в синодальном переводе дано слово "Собрание". 2.1).

Иудео-христианская направленность этого послания и привела к тому, что в "Каноне Муратори" его нет {38}. С некоторой осторожностью относится составитель канона ко Второму посланию к Коринфянам и Второму посланию к Фессалоникийцам, в списке оговаривается, что эти послания - повторные (т. е., возможно, являются повторением первых посланий); послания к Тимофею, Послание к Титу и Послание к Филимону включены, как там сказано, из любви к Павлу, таким образом, можно думать, что составитель (составители?) "Канона Муратори" происходил из среды ортодоксальных христиан, почитателей Павла, но даже при той любви к нему, о которой упомянуто в списке, он с колебанием относился ко многим посланиям как источникам вероучения.

В III в. появились и другие списки священных книг. Существовал список в Риме, несколько сокращенный по сравнению с "Каноном Муратори"; в нем отсутствовал, в частности, Апокалипсис Петра. Другой канон, александрийский, был значительно шире римского. В него вошли кроме основных произведений Нового завета Учение двенадцати апостолов ("Дидахе"), "Пастырь" Гермы, Апокалипсис Петра, Послания Варнавы (по христианскому преданию, спутника Павла) и Климента Римского {40}.

Евсевий Кесарийский много внимания уделял вопросу о подлинности священных книг, но и у него наряду с "подложными" упомянуты те, которые можно назвать "сомнительными". Он не признавал "Дидахе", Апокалипсиса Петра, Послания Варнавы, а также, "если кому это покажется (правильным)", Откровение Иоанна {41} и Евангелие евреев. В древнейших дошедших до нашего времени рукописных сводах Нового завета IV в., Синайском и Ватиканском, содержатся Ветхий и Новый заветы: в Синайском - с прибавлением "Пастыря" Гермы и Послания Варнавы, в Ватиканском - за исключением посланий к Титу, Тимофею и Филимону {42}.

Принятие канона господствующей церковью было ускорено признанием христианства римским государством при императоре Константине (307-337 гг.). Чтобы разобраться в расхождениях христиан (а в этот период шла ожесточенная борьба между ортодоксальным течением и арианством - учением, отрицающим догмат о троице), Константин потребовал, чтобы епископы предоставили ему копии священных книг. После длительных консультаций, уже после смерти Константина, на соборе в Лаодикее в 363 г. было принято решение разослать по всем христианским церквам списки канонических произведений. Согласно Лаодикейскому канону, в состав Нового завета вошли 26 писаний - все, кроме Апокалипсиса Иоанна. В 367 г. в письме епископа Афанасия были названы уже все 27 писаний Нового завета. Но этот список не был признан повсеместно: христиане многих сирийских общин не признали Откровения Иоанна; другие сирийские христиане остались верны почитанию Диатессарона; египетские (коптские) христиане совсем не приняли ортодоксального учения {43}: у них были свои священные книги; вплоть до X в. палестино-сирийские христиане, как об этом будет сказано дальше, пользовались своим списком книг, который исключал все писания, связанные с именем Павла.

Окончательно список новозаветных книг был утвержден ортодоксальной церковью на Карфагенском соборе в 419 г. Но борьба вокруг проблемы подлинности Апокалипсиса Иоанна шла еще долго: обязательность его включения в состав Нового завета была подтверждена на Константинопольском соборе в VII в.

В связи с утверждением списка канонических книг встал вопрос о судьбе тех писаний, которые считались спорными или подложными. В V в. исчезает понятие сомнительности отдельных христианских книг. Все писания, не вошедшие в Новый завет, стали называться апокрифическими. Но отношения к этим писаниям различались в зависимости от их содержания: были книги, которые церковь разрешала читать верующим и которые оказали существенное влияние на догматику и обрядность ортодоксальной церкви. К ним относились созданные после утверждения евангельской традиции повествования, ее дополняющие. Таковы писания, посвященные матери Иисуса: "История Иакова о рождении Марии", сочинение анонимного автора "Об успении Марии", Евангелие от Никодима (прежде всего та его часть, где рассказывалось о сошествии Христа в ад); к апокрифам относится и многочисленная раннесредневековая литература о христианских мучениках, создававшаяся по образцу деяний отдельных апостолов (некоторые из них продолжали читаться на протяжении всего средневековья, в том числе и на Руси {44}, например "Деяния Павла и Феклы"). Все эти писания наполнены чудесами, в них используются традиционные (особенно для восточных областей) сказочные мотивы, прослеживается связь с фольклором. Как правило, они не имели догматических расхождений с церковным учением, но из-за позднего происхождения и явной фантастичности не были признаны церковью источниками вероучения. Те же книги, чье содержание существенно отличалось от канонических писаний, читать строго запрещалось. Эти книги считались не только апокрифическими, но и запрещенными, "отрешенными". Первый список "отрешенных" книг был составлен в V в. в Восточной Римской империи. Вошедшие в него писания подлежали уничтожению как еретические; в течение последующих веков такие списки возобновлялись, что показывает на тайное (теперь уже действительно тайное!) существование подобных писаний. Прежде всего в список "отрешенных" книг были внесены иудео-христианские, гностические и близкие им писания.

Борьба церкви против этих писаний привела к тому, что большинство списков "отрешенных" книг было уничтожено, однако сохранились цитаты из них в произведениях самих же защитников ортодоксальной церкви. Благодаря успехам археологии конца XIX-XX в. стали известны многие "отрешенные" апокрифы. Что же касается не признанных священными, но разрешенных для домашнего чтения сочинений, то они дошли до нас в средневековых рукописях как на языке подлинника, так и в переводах на латинский, сирийский, арабский, армянский, грузинский и славянские языки.

Учения, содержавшиеся в древних апокрифах, не пропали бесследно: они оказали влияние на самые разнообразные еретические движения как на Западе, так и на Востоке. Можно проследить преемственность идей от кумранских сектантов через учения иудеохристиан и гностиков к богомилам и катарам. И богомилы, проповедовавшие на Балканском полуострове (X в.), и южноевропейские катары (XI-XIII вв.) считали телесный мир созданием злых сил, отрицали церковную организацию и обрядность. Отзвуки иудеохристианских идей встречаются в средневековых мусульманских трактатах (о них будет сказано ниже) и древнерусских ересях, таких, как "жидовствующие". Писания уничтожались - идеи продолжали существовать...

Неканонические речения (аграфа) и фрагменты неизвестных евангелий

В новозаветных книгах и в произведениях христианских писателей I-IV вв. встречаются отдельные речения, которые цитируются как слова, произнесенные Иисусом. Они отсутствуют в каноническом тексте четырех евангелий, и их источники установить пока не удается. Такие речения принято называть аграфа (неписаные). К аграфа условно можно отнести также речения, сохранившиеся в рукописных вариантах новозаветных евангелий, но не вошедшие в признанный церковью текст. Аграфа встречаются в посланиях Павла и в сочинениях таких почитаемых христианами писателей, как Юстин, Ориген, Тертуллиан, Климент Александрийский. В этих произведениях можно найти трактовки образа Иисуса, отличные от канонической, и такие факты его жизнеописания, которых также нет в четырех евангелиях.

Интересно появление в "Деяниях апостолов" речения о необходимости давать, а не брать: по смыслу оно перекликается со многими поучениями, которые можно найти в евангелиях, но формулировка речения, не совпадающая с текстами евангелий, позволяет говорить об использовании устной традиции, в которой схожие по смыслу поучения варьировались отдельными проповедниками.

Можно выделить целую группу аграфа, касающихся Страшного суда и второго пришествия. В них отражено столь ясно видное в Апокалипсисе Иоанна напряженное ожидание скорого конца света, которое было свойственно первым христианам, надеявшимся, что царство божие на земле установится при их жизни. К этой группе относится описание воскресения мертвых и "восхищения живых" в Первом послании к Фессалоникийцам, речение из Послания к Эфесянам, разговор с апостолами из рукописного варианта Евангелия от Марка и рассказ Папия, приведенный Иринеем в его книге "Против ересей".

Эсхатологические чаяния особенно были распространены перед началом и во время I иудейского восстания против римлян. Ожидание решающей схватки "сынов света" с "сынами тьмы", победы над злом было характерно еще для членов кумранской общины (II в. до н. э.-I в. н. э.), оно переросло позднее в идею Страшного суда. Рассказ Папия интересен тем, что он показывает, как первые христиане представляли себе царство божие на земле. Словам Иисуса, приведенным Папием в его сочинении "Изъяснение Господних изречений", предшествовало подробное описание изобилия, которое наступит при этом царстве на земле. Это описание содержалось не только в сочинении Папия, Ириней говорит о пресвитерах (старейшинах), которые также повествовали о нем. Согласно этому рассказу, на земле будут расти целые виноградные деревья по 10 тысяч лоз каждое, и на каждой лозе по 10 тысяч прутиков, и на каждом прутике по 10 тысяч ягод, и, когда святой захочет сорвать лозу, другая будет громко просить сорвать ее, так как она лучшая. И пшеница будет по 10 тысяч зерен в колосе, и все животные будут послушны людям. Именно это изобилие увидят люди, "которые достигнут тех времен". Рассказ Папия явно основан на устной фольклорной традиции, отраженной в древних восточных сказках, где говорится о сказочной стране, полной изобилия плодов. Еще в древнеегипетской "Сказке о потерпевшем крушение" говорилось, как спасшийся после кораблекрушения египтянин попал на остров, на котором он нашел и фиги, и виноград, и всякие прекрасные овощи, и "нет такого яства, которого там бы не было". Подобные сказания связаны с давней мечтой простых людей об избавлении от изнурительного труда и недоедания, но в то же время изобилие, о котором говорится в отрывке Папия, как и описанное в древних сказках, - это изобилие сверхъестественное, не созданное руками человека. Рассказ этот - один из древнейших для христианства примеров использования фольклора, но в нем отсутствует идея духовного преображения, одна из важнейших идей раннего христианства.

Надежды на скорое второе пришествие отражены и в самом раннем каноническом тексте - в Евангелии от Марка: "...нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Меня и Евангелия И не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцев, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной" (10.29-30). В приведенном отрывке также можно видеть надежды на материальное благополучие. Но постепенно такое восприятие царства божия менялось: в речении о его приходе, содержащемся в Евангелии от Матфея, которое в целом соответствует речению у Марка, слова "ныне, во время сие, среди гонений" опущены. Вместо перечисления того, что получит последовавший за Иисусом, просто сказано: "получит во сто крат и наследует жизнь вечную" (19.29). Традиционно-фольклорный мотив получения благ, во много раз превосходящих реальную жизнь, здесь дан только в намеке; речение из Евангелия от Матфея кажется сокращенным вариантом аналогичного места у Марка или сокращением соответствующего речения, которое имело хождение в устной традиции и которое записал автор второго евангелия.

Отрывок, не включенный в канонический текст Евангелия от Марка, также связан по содержанию с ожиданием Страшного суда, который должен положить конец "веку Сатаны". Перед вторым пришествием, по словам Иисуса, должны произойти страшные события, которые явятся испытанием и для тех, за спасение кого он и принял смерть.

Неприятие существующего мира, как царства зла и неверия, которым управляет Сатана, злой дух, было характерно для первых христианских групп. В логии из Оксиринха (совпадающем с логием из Евангелия от Фомы) содержится требование отречения от мира как непременное условие достижения царства божия. В Послании к Галатам сказано, что Христос отдал себя, "чтобы избавить нас от настоящего лукавого века" (1.4). В рукописном окончании Евангелия от Марка неприятие "века Сатаны" гораздо более определенно связано со скорым наступлением конца этого века ("мера лет его исполнилась") и дает основание предполагать относительно раннюю дату исключенного из канонического текста описания явления Иисуса ученикам и не считать это описание поздней вставкой; словоупотребление в этом отрывке не противоречит остальному тексту евангелия - так, выражение "Сила Божия" встречается в гл. 12, ст. 24 {1}.

Изменение восприятия царства божия, которое все чаще мыслилось как царствие небесное, постепенное ослабление напряженного, фанатичного ожидания второго пришествия привело к тому, что сокращались, изымались, редактировались речения, рассказывающие о Страшном суде и царстве божием на земле {2}.

Среди неканонических речений встречаются такие, которые отражают свойственное первым христианам отрицательное восприятие богатства и могущества. К таким речениям относятся приводимые Оригеном слова: "Из-за слабых был слаб, из-за голодающих голодал, из-за жаждущих испытывал жажду". По смыслу это речение может быть связано с одним местом из Послания к Филиппийцам, где сказано, что Иисус "уничижил самого себя, приняв образ раба" (2.7)3. Смысловая связь указывает на древность традиции, лежащей в основе этих представлений (унижение, рабство, голод ради спасения униженных и голодающих). Своеобразно та же смысловая связь проявилась в тексте неканонического Учения двенадцати апостолов ("Дидахе"), где Иисус назван рабом (ребенком) господним (в греческом тексте употреблено слово , которое обозначает и "дитя", и в переносном значении "раб" - человек, подчиненный чьей-то власти). В последнем случае на социальное представление о рабе наложена религиозная интерпретация: Иисус - раб, но раб божий и в то же время дитя божие; тем самым презренное понятие "раб" приобретает иное значение, будучи примененным к спасителю людей; унизившись до положения раба, голодая ради голодных, он этих обездоленных людей приравнивал к "детям божиим". Вероятно, к той же традиции восходит речение из апокрифических "Деяний Филиппа", в котором выставляется требование нижнее сделать верхним, а правое левым. Но Филипп - апостол, почитавшийся гностиками (в Наг-Хаммади было найдено Евангелие от Филиппа); возможно, это речение было отредактировано в гностическом духе или взято из какого-либо евангелия гностиков (ср. приведенное в комментарии 8 параллельное место из Евангелия от Фомы).

К раннему периоду развития христианства относится речение, призывающее христиан быть опытными менялами.

По-видимому, это речение представляет собой предостережение против ложных пророков, которых нужно уметь распознавать, - мотив, часто встречающийся в ранней христианской литературе. Характерен образ, использованный в речении, - меняла, умело определяющий фальшивые монеты, но, как это свойственно христианским притчам, бытовой образ используется в другом значении, "переворачивается": нужно распознавать не материальные, а истинные духовные ценности.

Отражением особенностей иудео-христианства является рассказ, сохранившийся в одной из рукописей Евангелия от Луки. Иудео-христиане (о них см. с. 50-65) не рвали полностью с иудаизмом, выполняли ряд обрядов (обрезание) и почитали субботу {4}; однако, будучи не только иудеями, но и христианами, они выступали против формального отношения к религиозным требованиям, против внешнего их соблюдения. Отрывок из Луки отражает, по всей вероятности, именно неформальное отношение к соблюдению празднования субботы при общем признании соблюдения субботних установлений: человек, сознательно нарушающий установление и работающий в субботу в силу необходимости или для каких-то благих целей {5}, благословен, но человек, бездумно нарушающий Закон, - проклят. В последней фразе имелось в виду ветхозаветное установление (вернее, ряд установлений), согласно которому человек, по незнанию согрешивший (осквернивший себя), считался виновным и должен был очиститься (Лев. 5.1-4). Можно думать, что этот отрывок был исключен из окончательного текста Евангелия от Луки из-за того, что в гностических учениях, с которыми боролись христиане ортодоксального направления, понятия "знание" и "незнание" играли основную роль в вероучении, и речение

о человеке, работающем в субботу, могло толковаться в гностическом духе (об этих понятиях см. во II части книги).

Не вошедший в канонический текст рассказ Луки восходит к какому-то иудео-христианскому источнику, может быть к Евангелию евреев.

Вопрос об источниках неканонических речений не может быть решен однозначно: вероятно, некоторые из них восходят к сборникам речений-логиев, которые были достаточно рано записаны, а некоторые взяты из не признанных церковью евангелий. Так, Ориген (In Jeremiam homiliae. III. 3) приводит без ссылки логий: "Кто близко от меня, близко от огня, а кто далеко от меня, далеко от царства". Это речение полностью совпадает с одним из речений хенобоскионского Евангелия от Фомы (86). Игнатий Антиохийский в Послании к Смирнийцам цитирует слова Иисуса, которые по другим источникам отнесены к Евангелию евреев; Климент Александрийский цитирует речение, в значительной степени совпадающее с одним из оксиринхских логиев, называя его речением из Евангелия евреев. Возможно, какие-нибудь новые находки фрагментов евангелий позволят идентифицировать другие аграфа.

До нас дошли не только аграфа, но и более значительные отрывки из неизвестных (неидентифицированных) евангелий. К таким отрывкам относятся папирусный фрагмент из Оксиринха и так называемый папирус Еджертона (по коллекции, в которой он находится).

Оксиринхский фрагмент был обнаружен в начале XX в. (опубликован в 1908 г.) и представлял собой листок, исписанный с двух сторон мелкими буквами. Очевидно, он являлся своего рода амулетом.

В начале фрагмента Иисус, по-видимому, предостерегает учеников от коварства, которое может привести их к гибели. Основная часть сохранившегося фрагмента - рассказ о столкновении Иисуса со жрецом Леви в Иерусалимском храме. По жанру и основной направленности отрывок близок к традиции, лежащей в основе первых трех канонических евангелий, однако сам эпизод изложен совершенно самостоятельно. Этот отрывок пытались идентифицировать с разными евангелиями, о которых встречаются упоминания у христианских писателей, евангелиями евреев, египтян, назареев, Петра и т. д. {6} Интересно, что наряду с некоторыми параллелями с Новым заветом можно найти и параллель с Евангелием евреев: в обоих евангелиях символом распущенности выступают флейтистки.

Главная идея, выраженная в описании этого столкновения Иисуса со жрецом Леви, - выступление Иисуса против формальной обрядности, соблюдения которой требовали фарисеи (в отрывке указано, что жрец был фарисеем). Осуждение "книжников и фарисеев" постоянно встречается в новозаветных евангелиях (а также в отрывке из апокрифического Евангелия от Петра). В евангелиях Марка (7.1-5) и Матфея (15.1-2) фарисеи упрекают учеников Иисуса в том, что они едят хлеб немытыми руками (в Евангелии от Марка поясняется, что фарисеи, следуя преданию старцев, соблюдают омовения рук, чаш, кружек, котлов, скамей). И в папирусном фрагменте, и в новозаветных евангелиях дано противопоставление очищения внешнего, ритуального очищению духовному. Эта мысль наиболее четко выражена в Евангелии от Иоанна, где сказано, что поклоняться богу будут не в каком-либо определенном месте ("не на горе сей" {7} и не в Иерусалиме), а "в духе и истине" (4.21-23). Требование духовного очищения было сформулировано еще в учении кумранской общины и в проповедях Иоанна Крестителя: еврейский историк Иосиф Флавий (I в. н. э.) в "Иудейских древностях", рассказывая о призывах Иоанна к крещению, пишет, что омовению должно было предшествовать очищение внутреннее - отказ от грехов и покаяние в них: "душа (крестившихся) предварительно очистилась благодаря праведности" (Antiquitas. XVIII 5). Таким образом, папирус из Оксиринха отражает одну из самых важных идей раннего христианства, восходящую к учениям иудейских сектантов.

Эпизод в храме описан очень живо, ярким, образным языком; отрывок представляется частью цельного самостоятельного произведения, а не компиляцией, составленной на основе новозаветных евангелий. Противопоставление фарисея, омывшегося в стоячей воде, Иисусу и его ученикам, омывшимся в "живой воде", сделано гораздо более остро, чем в рассказах евангелий от Марка и Матфея об упреках по поводу немытых рук. В Новом завете Иисус в ответ на упреки фарисеев в свою очередь обвиняет их в нарушении Писания, здесь же расхождение гораздо более принципиально, и отрывок обрывается на грозных словах, предрекающих погибель тем, кто не примет очищения духовного, - во всяком случае таков должен по смыслу быть конец оборванной фразы.

Идентифицировать этот отрывок очень трудно; резкая полемика с фарисеями не исключает влияния иудео-христианства. Для христиан из иудеев было характерно противопоставление своего учения не иудаизму в целом, а именно наиболее ортодоксальному течению, представленному фарисеями. Возможно также, что в этом отрывке отразились споры по поводу ритуальных омовений, которые велись между фарисеями и ессеями {8}. Христиане, принимавшие священное омовение (крещение) единожды, занимали по этому вопросу крайнюю позицию: они отказывались от ритуальных омовений вообще и в этом отношении противопоставляли себя не только фарисеям, но и ессеям {9}. Поэтому представляется возможным, что отрывок на оксиринхском папирусе восходил к Евангелию евреев или Евангелию от Петра (об этих евангелиях будет сказано ниже), по своему жанру неизвестное евангелие примыкает к новозаветному типу.

Отрывок второго неизвестного евангелия также обнаружен на листочках папируса. Этот фрагмент, вернее несколько фрагментов, был найден в 1934 г и в следующем году опубликован. Рукопись сохранилась на трех листочках, последний отрывок сильно фрагментирован. Издатель новооткрытого отрывка полагал, что евангелие, к которому он относится, было написано в первой четверти II в. {10}, во всяком случае до 150 г Отрывок этот представляет значительный интерес, так как написан на основе традиции, использованной в Евангелии от Иоанна (имеется совпадение некоторых стихов в обоих евангелиях), возможно, автор папирусного фрагмента уже читал четвертое евангелие. Но он знал также традицию, использованную у Луки, и привлек какие-то другие источники, в том числе устные рассказы. Этот отрывок отражает время от начала создания разных евангелий до отбора наиболее почитаемых писаний и дает возможность проследить сам процесс создания священных книг христиан {11}.

Отрывок начинается с фрагментов, из которых явствует, что Иисуса обвиняли в нарушении установлений иудейского Закона. Затем идет рассказ о том, что Иисуса должны были как вероотступника забросать камнями, но он ускользнул из рук "правителей". Именно в этих эпизодах можно увидеть совпадения с Евангелием от Иоанна (например: "...никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его". - 7.30).

Однако следующие эпизоды связаны уже с синоптической традицией: исцеление прокаженного упомянуто в евангелиях от Марка, Матфея и Луки (см. комментарии). Отлично от Нового завета трактуется в неизвестном евангелии вопрос о подати кесарю. Прежде всего здесь вопрос касается не конкретно подати, которую наложили на иудеев римляне (как в первых трех канонических евангелиях), а отношения к государственной власти вообще: следует ли давать то, что положено властью царей? Ответ Иисуса направлен против лицемерия и коварства спрашивающих. Он не дает определенного ответа, но упрекает их в непонимании его учения, хотя спрашивающие называют его "учителем". В этом ответе ощущается то противопоставление мира реального и мира преображенного, основанного на божеских, а не человеческих законах, которое было свойственно первым христианским группам. Вопрос платить или не платить подать кесарю не был для них сколько-нибудь существенным, поскольку они ждали скорейшего конца мира со всеми кесарями, податями, деньгами и т. п. Вероятно, и в новозаветной версии акцент первоначально ставился на первой части ответа "Богу - божие" (земные дела не должно смешивать с божественным учением), и лишь впоследствии, когда для христиан стало необходимым включиться в повседневную жизнь, поскольку второе пришествие все не наступало, когда они решали вопросы допустимости или недопустимости тех или иных поступков в этом мире, ответ Иисуса в канонических текстах стал восприниматься как разрешение платить подати императору.

Цитата из пророка Исайи, приведенная в папирусном фрагменте, была призвана подчеркнуть необходимость исходить из заповедей Бога, а не человеческих установлений. Интересно, что та же самая цитата встречается в канонических евангелиях, но в другом контексте: Иисус приводит ее, чтобы показать отступление иудеев от божественных заповедей и следование вместо этого "преданию старцев"; к такому преданию он относит требование ритуального омовения рук. Использование одной и той же цитаты в разных контекстах может подтвердить гипотезу о первоначальной записи ранними христианами отдельных ветхозаветных пророчеств и других цитат, которые приводились христианскими проповедниками; возможно, однако, что цитата из Исайи попала в разные евангелия непосредственно из устной традиции. Вероятно, автор папирусного фрагмента не знал контекста, в котором цитата из Исайи использовалась в новозаветных евангелиях. - Но даже если он и читал записи евангелий, ставших впоследствии каноническими, он не воспринимал их таковыми: для него эти записи были одними из многих рассказов о жизни и поучениях мессии Иисуса.

Последний отрывок очень фрагментарен. Можно только догадываться, что в нем идет речь о какомто чуде, сотворенном Иисусом на берегу Иордана, которое раскрывает смысл вопроса, заданного Иисусом ученикам. Чудо это должно символизировать, по-видимому, истинную веру, зерна которой, будучи невидимыми, дадут обильные плоды (возможную реконструкцию этого отрывка см. в комментариях, прим. 13). Такой подход к чудесам, творимым Иисусом, характерен и для четвертого евангелия: чудо с насыщением пяти тысяч человек пятью хлебами (6.10-35) символизирует "хлеб жизни", который дает учение Христа ("Я семь хлеб жизни: приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда". - 6.35). Чудо здесь становится знамением, призванным раскрыть верующим смысл учения Иисуса. Само же описание чуда в папирусном фрагменте отличается от новозаветной традиции и восходит к другим источникам.

Мы не знаем, как были связаны между собой фрагменты неизвестного евангелия, но можно говорить о нем как о самостоятельном произведении, независимом целиком от Нового завета, с выраженной теологической концепцией духовного спасения. Неизвестное евангелие, вероятно, было создано в Египте. Относительно ранняя дата его написания говорит о том, что в первой четверти II в. христианские общины существовали в Египте; им была знакома устная и письменная раннехристианская традиция. Возможность того, что автор читал текст Евангелия от Иоанна, подтверждается находкой небольшого папирусного фрагмента, в котором записаны стихи из 19-й главы Евангелия от Иоанна (31-33; 37-38); фрагмент датируется примерно первой третью II в. н. э. (ок. 130 г.) {12}; находка этого отрывка и отрывка из неизвестного евангелия, относящихся примерно к одному и тому же времени, позволяет выделить конец I в. - начало II в. в качестве периода интенсивного евангельского творчества, когда отбор христианских книг, признаваемых священными, каждой христианской группой еще не начался. Интерес к Евангелию от Иоанна именно среди египетских христиан вряд ли был случаен: идея спасения в духе ("Если кто не родится от воды и духа, не может войти в царствие божие". - 3.5) близка гностическим учениям, которые распространялись именно в Египте.

Аграфа {1}

"Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; Потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем" {2} (1 Фес. 4.15-17).

"Посему сказано: "встань, спящий, и воскресни из мертвых, и освятит тебя Христос"" (Ефес. 5.14).

"Ибо он сам сказал: "блаженнее давать, нежели принимать"" {3} (Деян. Апост. 20.35).

"В тот же день он увидел человека, работавшего в субботу, и он сказал ему: "Человек! Если ты знаешь, что делаешь, ты благословен, но, если не знаешь, ты проклят как преступивший закон"" (Лк. 6.4. Cod. D).

"И они оправдывались, говоря: "Этот век (греч. - эон. - Сост.) неверия и беззакония Сатаны, который через нечистых духов не позволяет, чтобы истинная сила Божия была постигнута. Посему яви нам свою справедливость". И Христос ответил им: "Мера лет (царства) Сатаны исполнилась. Но грядут страшные свершения, и (для тех) за кого, грешных, я принял смерть, чтобы они могли вернуться к Истине и не грешить больше и наследовать Духу и нетленной славе чистоты в небесах"" (затем следует ст. 15 согласно каноническому тексту) (Рукописное добавление к Евангелию от Марка. 16.14. Freer logion) {4}.

"Будут вражда и раздоры" {5} (Флавий Юстин. Разговор с Трифоном иудеем (Dialogus cum Tryphono iudaeo). XXXV. Далее: Dialog).

"В чем найду я вас, в том и буду судить" (Ibid. XXXVII).

"Будьте опытными менялами" (Апеллес у Епифания.- Епифаний. Панарион, или Антедот против ересей (Epifanii librorum adversus haereses proemium). 44.12. Далее: Haeres).

"Никто не войдет в царствие небесное, кто не пройдет через искушение" {6} (Тертуллиан. De baptismo. XX. 2).

"Попроси о великом, и Бог добавит тебе малое" (Климент Александрийский. Строматы (Stromata). I. XXIV. 58. Далее: Strom.).

"Те, кто со мной, не понимают меня" {7} (Деяния Петра).

"Ради слабых был слаб, ради голодающих голодал, ради жаждущих жаждал" (Ориген (Commentarii in Mattheum). 13.2. Далее: Com. in Matth.).

"Если не сделаете среди вас нижнее верхним и правое левым, не войдете в царствие мое" {8} (Деяния Филиппа. 34).

"Когда же Иуда предатель не поверил сему {9} и спросил, каким образом сотворится подобное изобилие произрастаний, Господь сказал: "Это увидят те, кто достигнет тех времен"" (Папий у Иринея. - Ириней. Против ересей. XXXV. 33).

"Много раз желал я услышать единое из сих слов, и не было, кто бы сказал" {10} (Там же. 1.20.1).

Комментарии

Аграфа

1 Большинство речений, сохранившихся в произведениях христианских писателей, собраны в книге: Preuschen E. Antilegomena. Giszen, 1905. S. 27-30.

2 Описание второго пришествия у Павла имеет некоторую параллель с Евангелием от Матфея: "И пошлет ангелов своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их (24.31). Однако сопоставление обоих мест ясно показывает, что в Первом послании к Фессалоникийцам использована иная традиция, возможно, устная, созданная первыми христианами, ждавшими пришествия Христа при своей жизни. Эти "слова господни", как и следующее речение из Послания к Эфссянам, отражают апокалиптические рассказы, распространенные в среде иудео-христиан (ср.: Апокалипсис Иоанна).

3 Это речение, вероятно, представляет собой один из вариантов наставлений, которые у Матфея и Луки были объединены в проповедь (Нагорная проповедь), но первоначально представляли собой изолированные речения от имени Иисуса (ср.: Лк. 6.38 - "Давайте и дастся вам...").

4 Логий назван по месту хранения; он разобран подробно в книге: Helzle E. Der Schluss des Markusevangeliums (Mk. 16. 9-20) und Freer Logion (Mk.16. 14). Tubingen, 1959. Слова апостолов из этого отрывка приведены у Иеронима (Contra Pelagium. II. 15). По-видимому, здесь отражена достаточно древняя традиция, но не исключено, что последних фраз коснулась рука редактора (переписчика) - гностика (идея возвращения к Истине). Возможно, приведенный отрывок входил в один из вариантов Евангелия от Марка, о которых писал Климент Александрийский.

5 Речение имеет параллель в Евангелии от Фомы из Наг-Хаммади, в котором оно дано более развернуто: "...я пришел бросить на землю разделения, огонь, меч, войну..." (17). Это речение восходит к традиции о Страшном суде.

6 Речение связано с требованием активного преодоления испытаний и искушений. Отказ от соблазнов, преодоление искушений - таковы условия спасения, которые выдвигали первые христианские группы, требовавшие проявления особой стойкости в отношении с миром.

7 Отзвуки одиночества Иисуса даже, среди его учеников, о котором здесь идет речь, содержатся в евангельских рассказах о пребывании Иисуса с апостолами на Масличной горе, когда апостолы заснули, невзирая на его просьбы (см.: Мф. 26.38-43).

8 Речение имеет параллель в Евангелии от Фомы из Наг-Хаммади: "...когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону и внешнюю сторону как внутреннюю сторону и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним... тогда вы войдете в (царство)" (27). Вероятно, оба речения имеют один источник, но в речении из апокрифических "Деяний Филиппа" говорится о "перевертывании" духовных ценностей, а не о преодолении разделения, как в гностическом Евангелии от Фомы.

9 Этому отрывку у Иринея предшествует длинный рассказ, описывающий тысячелетнее "царство Божие" на земле, который содержался у Папия и других не названных по имени старцев.

10 Ириней, приводя это речение, говорит, что гностики неправильно его толкуют. Вероятно, это речение содержалось в списках изречений Иисуса и было использовано в топических сочинениях.

Фрагменты неизвестных евангелий

Рар Ох. 840 {1}

...прежде, чем совершит зло (дурное), обдумает все коварства. Но будьте осторожны, чтобы не случилось с вами то, что с ними {2}, ибо не только среди живых совершившие зло среди людей получают воздаяние, но они должны получить наказание и муки.

И он взял их (учеников) с собой в место, предназначенное для чистых, и вошел во двор Храма {3}. И главный жрец из фарисеев по имени Леви встретился им и сказал Спасителю: Кто позволил тебе войти в это чистое место и смотреть на эти святыни без омовения, и даже твои ученики не вымыли ног своих? Нечистыми вы вошли во двор Храма, чистое место, хотя никто, кто не омылся сперва и не поменял одежды, не смеет вступить и созерцать эти святыни. И Спаситель остановился со своими учениками и спросил его: А как же ты, который находишься здесь во дворе Храма, ты чист? И он сказал Ему: Я чист, ибо я омылся в источнике Давида и спустился по одной лестнице и поднялся по другой, и надел белые чистые одежды {4}. И только тогда я вошел и созерцал эти святыни. Тогда Спаситель сказал ему: Ты омылся в стоячей воде, в которой собаки и свиньи лежат день и ночь, и ты омылся и натер снаружи свою кожу, как блудницы и флейтистки душатся, моются, натираются (благовониями) и краской, чтобы возбудить желание, а внутри они полны скорпионов и пороков. Но Я и Мои ученики, о ком ты сказал, что они нечисты, Мы омылись в живой воде {5}, которая нисходит (с небес). Но горе тем...

Pap. Egerton {6}

...к знатокам Закона... каждого, кто нарушает Закон, но не Меня... делает, что делает {7}. И повернувшись к правителям народа сказал им так: Поищите в Писаниях, через которые, вы думаете, что обретете жизнь, это они свидетельствуют обо Мне. Не думайте, что Я буду обвинять вас перед Отцом: есть вам обвинитель Моисей, на которого вы возлагаете надежду {8}. И тогда они сказали: Мы знаем, что Бог говорил с Моисеем, тебя же не знаем, кто ты такой? Иисус ответил и сказал им: Уже обвинены вы в неверии вашем...

...камни, чтобы забросать Его, и правители наложили руки свои на Него, чтобы схватить Его и выдать толпе. Но не могли схватить Его, ибо час выдачи Его еще не пришел. Но Он, Господь, уклонился от рук их и ушел от них. И затем прокаженный подошел к Нему, говоря. "Иисусе, учитель, я ходил с прокаженными и ел с ними (? - Пер.)... (в гостинице) и сам стал прокаженным. Если Ты хочешь, Ты можешь меня очистить". И тотчас Иисус сказал ему: Хочу, очистись. И проказа... сошла с него. (И Господь сказал ему) иди и покажись (жрецам. - Пер.) {9}...

...Пришли к Нему, чтобы испытать Его, говоря: Учитель Иисусе, мы знаем, что Ты пришел от Бога, ибо творишь то, что свидетельствовано обо всех пророках. Посему скажи нам, допустимо ли давать царям то, что положено их власти? Можно ли давать или нет? {10} Но Иисус понял замысел их, полный нечестия, и сказал им: Почему вы зовете Меня "учитель" устами своими, а не делаете того, что Я говорю? {11} Правильно Исайя пророчествовал о вас: Народ этот чтит меня устами своими, но их сердце далеко от меня и почитание их тщетно, они чтут заповеди человеческие {12}...

...место закрытое... оно лежит внизу невидимое, его вес неизмерим... и когда они были в недоумении от Его вопроса, Иисус на своем пути подошел к берегу реки Иордан, протянул свою правую руку и наполнил ее... и бросил... на... и тогда... вода... перед их глазами... принеся плоды... много 13...

Комментарии

Фрагменты неизвестных евангелий

1 Опубликован: Grenfell В. P., Hunt A. S. Fragment of an Uncanonical Gospel from Oxyrynchos. Oxford, 1908.

2 Ср.: "Нет, говорю я вам, если не покаетесь, все так же погибнете" (Лк. 13.5); эти слова представляют собой заключение рассказа о гибели галилеян ("которых кровь Пилат смешал с жертвами их".- Лк. 13.1) и о гибели людей, погибших при обвале башни.

3 Ср.: Евангелие от Марка, где говорится о посещении храма, но нет эпизода со жрецом (11.27). "Чистым местом" ( ) в Септуагинте называется место для жертвоприношений, храм (LXX. Lev. 4.12; 6.4; ср.: Ibid. 10. 14, где в том же контексте употреблено выражение "святое место")

4 В Ветхом завете жрецам предписывалось одеваться в льняную одежду, а после жертвоприношения надеть новые одежды (см.: Лев. 6.4).

5 Ср.: в Евангелии от Иоанна Иисус говорит, что вода, которой он напоит, "сделается в нем (в человеке) источником воды, текущей в жизнь вечную" (4.14); здесь та же идея "живой воды" веры, но выраженная в другом образе (у Иоанна эту воду пьют, во фрагменте неизвестного евангелия в ней омываются); такая вариативность образов характерна для устной традиции, которую, вероятно, использовали оба евангелиста.

6 Опубликован: Bell H. I., Sceat T. S. Fragments of Unknown GospeL L., 1935.

7 По-видимому, здесь речь идет о конфликте между Иисусом и иудейскими жрецами, знатоками Закона, которые обвиняли его в нарушении религиозных установлений. Резкие слова Иисуса послужили поводом для того, чтобы попытаться забросать его камнями.

8 В этом отрывке есть совпадения с Евангелием от Иоанна (5.30; 5.45), но одни и те же выражения включены в другой контекст. Кроме того, исключены стихи, которые есть у Иоанна между 39-м и 45-м.

9 История с прокаженным восходит к традиции, отраженной в синоптических евангелиях (Мк. 1.40-44; Мф. 8.2-3; Лк. 5.1214), но изложена она не идентично: в папирусном фрагменте подчеркнуто, что человек заразился от прокаженных, с кем он вместе ходил и ел (возможно, это был своего рода подвиг веры в результате проповеди Иисуса, который тотчас излечивает его).

10 Этот эпизод напоминает известный по каноническим евангелиям рассказ о "денарии кесаря" (Мк. 12.13-17; Мф. 22.1621; Лк. 20.20-25), когда Иисуса спросили, позволительно ли давать подать кесарю или нет, на что Иисус отвечает "...отдавайте кесарю кесарево, а Богу божие". Аналогичное место имеется и в Евангелии от Фомы, но там Иисус говорит: "Дайте Цезарю то, что принадлежит Цезарю, дайте Богу то, что принадлежит Богу, и то, что мое, дайте мне" (104).

11 Ср.: Лк. 6.46, где эти слова употреблены в ином контексте.

12 Слова пророка Исайи цитируются по тексту Септуагинты (29.13).

13 По-видимому, здесь рассказывается о каком-то чуде, сотворенном на берегу Иордана. Предположительное восстановление следующее: Иисус задает вопрос ученикам: когда хозяин спрятал семя в тайное место так, что оно стало невидимо, как могло его богатство стать неизмеримым? Когда ученики были в недоумении от этого вопроса, Иисус подошел к берегу Иордана, набрал воды в руку, разбрызгал ее по земле (или окропил ею какое-то дерево), и тотчас земля (дерево) дала множество плодов (Bell H. I. Recent Discoveries... P. 17-18).

Иудео-христианские евангелия

В произведениях христианских писателей II-IV вв. встречаются упоминания евангелий, которыми пользовались различные группы верующих, не порывавших с иудаизмом и исполнявших его обряды. В научной литературе такие группы принято называть иудео-христианами. Среди упоминаемых иудео-христианских евангелий - евангелия эбионитов, назареев, евреев, двенадцати апостолов. Некоторые авторы пересказывают отдельные эпизоды из них и приводят цитаты; особенно характерно это для произведений Иеронима и Епифания, живших на рубеже IV и V вв. и специально интересовавшихся палестино-сирийскими христианскими учениями {1}. Ссылки на иудео-христианские евангелия есть и у Оригена, и у Климента Александрийского. По всей вероятности, упоминаемые евангелия, как и новозаветные, в оригинале имели названия по апостолам, от имени которых они были написаны, но восстановить эти подлинные названия не представляется возможным, так же как и то, какой именно иудео-христианской группе принадлежало цитируемое евангелие (писатели ортодоксального направления часто называли все группы христиан, соблюдавших иудейскую обрядность, общим именем - евреи).

Достаточно определенно можно судить - главным образом по свидетельствам их противников - об учении эбионитов. Название это восходит к слову "эвйоним" (нищие), одному из самоназваний кумранитов {2}. В настоящее время связь эбионитов Кумрана с эбионитами-христианами вряд ли может вызывать сомнения. Последние жили - в Палестине; согласно церковной традиции, они во время I иудейского восстания против римлян переселились в Трансиорданию. Французский исследователь истории раннего христианства Ж. Даньелу считает эбионитов "естественным развитием группы Кумрана" {3}, хотя между обеими группами существовали и важные отличия, главное из которых - вера эбионитов-христиан в уже совершившийся приход мессии Иисуса, в то время как кумраниты ждали прихода своего мессии, по-видимому, основателя их общины Учителя праведности.

Эбионитами, вероятно, называли себя все первые ученики Иисуса (название "христиане", согласно каноническому преданию, возникло в Антиохии в Сирии в арамеоязычной среде оно возникнуть не могло). В Послании Павла к Галатам говорится: "И узнавши о благодати, данной мне, Иаков, Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным, только чтобы мы помнили нищих, что и старался я исполнить в точности" (2.9-10). В этом контексте слово "нищие" скорее всего обозначает название палестинских христиан, основной христианской группы, к которым принадлежали Иаков, Кифа и Иоанн и не забывать которых должны были проповедующие у язычников. В чем именно заключалось требование "не забывать нищих", видно из Первого послания к Коринфянам, где говорится о том, что подаяние, собранное коринфскими христианами, будет передано в Иерусалим (16.3).

Об учении эбионитов в своем сочинении "Против ересей" писал Ириней, хорошо знавший религиозные учения христиан восточных провинций. Сравнивая учение эбионитов с другими, которые он также считал еретическими, Ириней выделил основные отличительные черты этого учения: "Эбиониты, напротив {4}, соглашаются, что мир сотворен Богом, но в отношении Господа они того же мнения, что Керинф {5} и Карпократ" (т. е. что Иисус был сыном Иосифа и Марии.1.26). Дальше Ириней указывает, что эбиониты пользуются только Евангелием от Матфея, отвергают апостола Павла, считая его отступником, соблюдают обряды Закона и образ жизни иудеев, "так что поклоняются Иерусалиму, как будто бы он был домом божиим" {6}. В другой книге Ириней отмечает, что учение эбионитов - старое, древнее учения о непорочном зачатии: "Безрассудны также эбиониты, которые не принимают в свою душу веру в соединение Бога и человека, но пребывают в старой закваске рождения (плотского)" (V. 1). Тертуллиан, ошибочно полагая, что название "эбиониты" происходит от имени некоего Эвиона (которого он считал основателем этого учения), также указывал, что Эвион не признает Иисуса сыном божиим (De proscriptionibus adversus omnes haereses. 33. Далее: Praes. haeres).

В конце II в. были созданы так называемые псевдо-Клементины (они дошли в редакции IV в.) - произведение, авторство которого христиане приписывали Клименту Римскому, бывшему, по преданию, руководителем римской христианской общины в конце I в. В псевдо-Клементинах описывается путешествие апостола Петра и Климента; действует там и Иаков. Весьма отрицательно показан там Павел; его образ объединен с образом Симона-мага, противника Петра в христианских преданиях и легендах (Симон, чародей из Самарии, упомянут в "Деяниях апостолов". 8.9-24). В речах Петра, приведенных в псевдо-Клементинах, отражено учение эбионитов. Согласно этому учению, как и учению кумранитов, в мире идет постоянная борьба между силами добра и зла; для обеих сект было характерно дуалистическое восприятие мира. Они верили, что один и тот же пророк истинного (доброго) Бога появлялся в разных образах - Адам, Моисей и, наконец, последний - Иисус {7}.

В IV-V вв. церковные писатели продолжали говорить об эбионитах. Согласно Евсевию Кесарийскому, эбиониты считали Иисуса "бедным и обыкновенным человеком, который только за совершенство нрава признан праведным и который родился от соединения мужа с Марией" (III. 27). Правда, Евсевий отмечает, что есть и другие, того же названия, которые признают, что Иисус родился "от соединения святого духа с Марией, но не допускают предвечности его бытия и не соглашаются исповедовать его Словом (логосом) и Премудростью божией" (ср. в каноническом Евангелии от Иоанна: "И Слово стало плотию и обитало с нами".- 1.14; такого восприятия изначально существовавшего логоса, воплотившегося в Иисусе, ни одна группа эбионитов, согласно Евсевию, не разделяла).

По словам Евсевия, эбиониты называли апостола Павла отступником; пользовались они Евангелием евреев. Характеристика Евсевия восходит к тому, что писал об эбионитах Ириней, однако не совпадает полностью: кроме произведений Иринея в распоряжении Евсевия были и другие источники, в частности

Гегесипп (III в.). Евсевий пишет, что он (Гегесипп) цитирует Евангелие евреев (НЕ. IV. 22,8).

Совокупность данных - Иринея, Тертуллиана, Евсевия показывает, что основная масса эбионитов отрицала божественную природу Иисуса. Поэтому трудно предположить, что они пользовались Евангелием от Матфея в том виде, в котором оно вошло в Новый завет: в евангелии, почитаемом эбионитами, должно было отсутствовать описание чудесного рождения Иисуса. Епифаний, цитируя отрывок из евангелия, которым пользовались эбиониты, говорит, что оно начинается с описания появления Иоанна Крестителя. Возможно, у Иринея речь идет об арамейской версии Евангелия от Матфея, о которой писал Иероним и которую, по его словам, он видел в библиотеке в Кесарии. Однако слишком мало данных, чтобы с уверенностью отождествить арамейское Евангелие от Матфея с евангелием эбионитов.

Иероним указывает, что евангелием, почитаемым эбионитами, пользовались также и назореи. В Комментариях к книге пророка Исайи он говорит, что евангелием, написанным по-еврейски, пользуются назореи. Епифаний в своем произведении "Панарион" пишет, что назореи отличаются от христиан тем, что соблюдают субботу, но из-за веры в Христа они отличаются и от иудеев. Они пользуются Евангелием от Матфея, написанным по-еврейски (имея в виду арамейский язык.- Haeres. I. 29.7, 9). Из этих свидетельств не вытекает существование каких-либо вероучительных отличий между назореями и эбионитами. Назореи, по словам Епифания, жили в Палестине до Христа и пользовались священными книгами "оссеев" (искаженное - "ессеев"). Ортодоксальные иудеи называли назореями всех христиан, а их учение назорейской ересью (Деян. апост. 24.5); апостола Павла обвиняли в) и употребление в начале фраз частицы "же" () - типа "Он же сказал". Повторение это создавало своеобразную ритмичность, выделяя новые предложения, что особенно было заметно при чтении вслух.

Наиболее близким к новозаветным евангелиям было Евангелие евреев, которое еще во времена Евсевия и Иеронима почиталось "некоторыми" подлинным. Между этим евангелием и Евангелием от Матфея встречаются дословные совпадения, например в разговоре Иисуса с богачом, в описании крещения. В иудео-христианских писаниях были те же самые эпизоды, что и в каноне (например, эпизод с грешницей, подробности которого, к сожалению, неизвестны). Следует отметить, что одни и те же речения в разных евангелиях трактовались различно, как об этом можно судить по словам Епифания о восприятии эбионитами слов Иисуса о матери и братьях. Это позволяет думать, что создатели и канонических и апокрифических евангелий пользовались изустно передаваемыми (или уже записанными) речениями Иисуса, составлявшими отдельный "блок" в христианской традиции.

Как и в Новом завете, в иудео-христианских апокрифах большую роль, по-видимому, играли притчи - форма, восходящая к иудейской назидательной литературе. Как правило, притча сочетала в себе аллегорию и поучение. В большинстве христианских притч за реальной жизненной ситуацией скрывался религиозно-духовный смысл, проникновение в который было сакральным актом, приобщением к истинной духовной реальности, в то время как обыденная реальность становилась иллюзорной. В притчах рабы людей символизировали рабов божиих, сокровища мирские - сокровища веры. Сюжеты притч в разных евангелиях совпадали, но детали варьировались, придавая притче разную смысловую направленность, как было в случае с притчей о талантах. То же самое можно увидеть и при сопоставлении притчи о человеке, позвавшем гостей на пир, из Евангелия от Луки (14.16-24) с аналогичной притчей из хенобоскионского Евангелия Фомы, которая содержит больше конкретных живых деталей и кончается грозным предостережением: "Покупатели и торговцы не войдут в дом моего Отца!", отсутствующим в каноническом тексте. Притчи, как и речения, передавались из уст в уста и включались в разный религиозно-этический контекст в зависимости от вероучительной позиции проповедника, затем - создателя письменного текста евангелий.

Точно определить время и место создания разбираемых апокрифов достаточно сложно. Сложность эта связана и с незначительным числом дошедших отрывков, и с тем, что цитируют их писатели, жившие значительно позже того периода, когда были созданы эти евангелия; они пользовались рукописями, уже, возможно, переработанными, или пересказывали содержание апокрифов по памяти, или брали цитаты из вторых рук. Климент Александрийский, например, цитирует логий, который вошел в гностическое Евангелие Фомы; в одном месте Климент указывает, что этот логий содержится в Евангелии евреев; в другом, где он дает развернутый его вариант, он вообще не указывает источника. Ошибся ли Климент, или в Евангелие Фомы было включено то же самое речение, какое содержалось в Евангелии евреев, с уверенностью сказать трудно (как и то, было ли заимствовано речение в Евангелии от Фомы из Евангелия евреев или взято из независимого источника).

Источниковедческие трудности приводят к тому, что можно говорить лишь о примерном времени возникновения иудео-христианских писаний: они складывались одновременно или даже несколько раньше канонических евангелий (в частности, арамейский текст Евангелия евреев был, по-видимому, оригиналом Евангелия от Матфея) и оказали влияние на произведения Нового завета. Так, возможно, отражением дуалистической концепции эбионитов явилось словоупотребление во Втором послании к Коринфянам, где говорится о неверующих, у которых "бог века сего" ослепил умы, "чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа", который есть "образ Бога невидимого" (4.4). В данном отрывке "бог века сего" и есть злая сила, борющаяся с "Богом невидимым", открывающим свет. В обоих случаях употреблено одно и то же греческое слово брькснцптдйбJЮкзьмплпгпэменбрбйтфьлпткбхбфьткбйде - бог; в других местах канона олицетворение злой силы названо "духом" (1 Кор. 2.12), "архонтом мира сего" (Ин. 12.31).

Евангелие эбионитов было создано в Палестине и продолжало почитаться на протяжении последующих веков остававшимися там христианами {22}, а также христианами, бежавшими после подавления I иудейского восстания против римлян в Сирию и Египет. Возможно, там же (в Палестине или Сирии) в конце I в. было написано и Евангелие евреев, во всяком случае первоначальный его текст {23}. Оно было распространено у сирийских христиан из иудеев: его использовал Татиан при составлении Диатессарона (вероятно, он воспринимал это евангелие как арамейскую версию Евангелия от Матфея).

Христианские апологеты начали активно выступать против иудео-христиан, прежде всего против эбионитов, с конца II в., после того, как сложилось учение о непорочном зачатии и произошел разрыв с иудаизмом. Однако эти группы продолжали существовать и оказывать влияние на различные течения внутри христианства. Малоазийские христиане, например, следуя иудео-христианской традиции, еще в конце II в. продолжали праздновать пасху по иудейскому лунному календарю 14 нисана (в то время как в Риме пасха праздновалась в первое воскресение после первого полнолуния после весеннего равноденствия). Попытки осудить их за этот обычай, предпринятые римским епископом Виктором, не увенчались успехом. Вплоть до начала V в. писания эбионитов почитались христианами Сирии. Эбиониты не могли принять ортодоксального догмата о троице; их учение оказало влияние на проповедь сирийского епископа Павла из Самосаты, чьи взгляды на человеческую природу Иисуса существенно отличались от принятых церковью. Последователем Павла был Арий (конец III - начало IV в.), выступивший против догмата о триединстве бога. Он утверждал, что Христос не извечен, а сотворен (ср. слова Евсевия об эбионитах, отрицавших предвечное существование Христа).

Известия об иудео-христианах на Востоке сохранились и в средневековых текстах. Интересные свидетельства о длительном существовании иудео-христиан в Сирии обнаружены в средневековом мусульманском трактате, направленном против христиан {24}. Анализ этой рукописи показал, что автор трактата пользовался иудео-христианскими источниками, стремясь доказать, что Иисус не был сыном божиим и даже что был распят не он, а человек, выданный Иудой вместо него. В трактате содержится много цитат и пересказов отдельных эпизодов из канона и апокрифов, включая переведенные с сирийского; из него явствует, что первое евангелие было написано на еврейском языке; затем "истинное" христианство было заменено греческим. В трактате содержится осуждение отказа христиан от еврейского (арамейского?) языка, что явно отражает позицию эбионитов и назореев (вряд ли арабский автор стал защищать еврейский язык). Возможно, к одному из иудео-христианских евангелий восходит арабский текст евангелия, переведенный затем на итальянский. Этому евангелию посвятил специальное исследование английский философ конца XVII - начала XVIII в. Д. Толанд {25}. Толанд считал, что это Евангелие Варнавы. С. Пинес не исключает того, что в основе этого текста лежало какое-то евангелие, так или иначе связанное с эбионитами {26}.

Несколько особняком среди свидетельств об учении эбионитов стоят слова Епифания о том, что они (эбиониты) отрицают, что он (Христос) - человек. В том же сочинении Епифаний пишет, что они считают Христа архангелом, правившим всеми ангелами, а не порождением Отца. Возможно, здесь отражено какое-то еретическое учение, близкое иудео-христианству, в котором Христос отделялся от Иисуса, как это делал проповедник Керинф, считавший (согласно Иринею), что на Иисуса при крещении сошел Христос, а при распятии покинул его (это учение ха рактеризуется Иринеем сразу перед рассказом об эбионитах). При оценке этого свидетельства следует также иметь в виду, что ко времени Епифания существовало множество самых различных неортодоксальных христианских групп, которые, пользуясь одними и теми же понятиями (истина, свет, Христос, покой и т. д.), по-разному их переосмысливали, и их представления не всегда можно четко разграничить друг от друга (тем более что Епифаний ставил своей целью опровержение ересей, а не их исследование).

Запрещение победившей церковью писаний иудео-христиан не может вызвать удивления. Не только евангелие эбионитов, неприемлемое для ортодоксов своей трактовкой образа Иисуса, но и Евангелие евреев с его резкими выпадами против богатых, ожиданием скорейшего конца света не могло быть принято епископами, составлявшими окончательные списки священных книг. Но взгляды, отраженные в запрещенных евангелиях, были когда-то свойственны всем первым почитателям мессии Иисуса. Именно эти взгляды находились у истоков христианской мировой религии.

Фрагменты Евангелия эбионитов

Явился человек по имени Иисус лет тридцати от роду, который избрал нас {1}. И когда Он пришел в Капернаум {2}, Он вошел в дом Симона {3}, чье прозвище было Петр, и открыл свои уста и сказал: когда Я проходил мимо озера Тивериадского, Я выбрал Иоанна и Иакова {4}, сыновей Зеведеевых, и Симона, и Андрея, и Фаддея, и Симона зелота {5}, и Иуду Искариота, и тебя, Матфей, Я призвал, когда ты сидел, собирая пошлину, и ты последовал за Мною. Посему Я хочу, чтобы вы были двенадцатью {6} апостолами для свидетельства Израилю {7} (Епифаний. Haeres. 30).

И случилось так, что Иоанн крестил и пришли к нему фарисеи и крестились, и весь Иерусалим. И Иоанн имел на себе одежду из верблюжьего волоса и перепоясан был кожаным поясом на чреслах, и пища его была (как сказано) дикий мед, вкус которого был подобен вкусу манны и медовым лепешкам в масле {8} (Ibidem).

И произошло во дни Ирода, царя Иудеи {9}, что пришел Иоанн и крестил крещением, дабы покаялись, в реке Иордан. О нем сказано, что он был из рода Ааронова, сын Захарии и Елизаветы {10}, и все пришли к нему (Ibid. 30.3).

Когда народ принял крещение, Иисус тоже пришел и был крещен Иоанном. И когда Он выходил из воды, небеса раскрылись, и увидел {11} духа святого, сходившего как голубь, и он ниспустился на Него. И раздался голос с неба: Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе Мое благоволение. И снова: в сей день Я породил Тебя {12}. И тотчас свет великий осветил все вокруг. Когда Иоанн увидел это, он сказал Ему: Кто Ты, Господи? И снова голос с неба возвестил ему: Это Сын Мой возлюбленный, в Нем Мое благоволение {13}. И тогда Иоанн пал ниц перед Ним и сказал: Молю Тебя, Господи, крести Ты меня. Но Иисус удержал его, говоря: все, что надлежит, должно быть исполнено {14} (Ibidem).

Более того, они отрицают, что Он человек, на основании того, что, в ответ на слова "Вот мать Твоя и братья Твои стоят рядом", Он сказал: "Кто мать Моя и кто братья Мои? И, протянув руку к ученикам, сказал: Вот братья Мои и мать и сестры, кто следует воле Моего Отца" (Ibid. 30.14) {15}.

(Они говорят... что он пришел и сказал, как сказано в их евангелии, которое называется согласно евреям:) Я пришел отменить жертвоприношения, если вы не оставите жертвоприношений, гнев Божий не оставит вас {16} (Ibid. 30.10).

Что Ты хочешь, чтобы мы приготовили Тебе для пасхального ужина? Думаете ли вы, что Я хочу есть тело вместе с вами как Пасху? {17} (Ibid. 22.4).