Апокрифы древних христиан

Фрагменты Евангелия евреев

И произошло так, когда Господь выходил из воды, дух святой сошел и наполнил Его, и покоился в Нем, и сказал Ему: Мой Сын, из всех пророков я ждал Тебя, что Ты должен прийти и я могу покоиться в Тебе {18}, ибо Ты мой покой, Мой сын первородный, и Ты будешь править вечно (Иероним. Комментарии к Пророкам. Комментарии к Новому завету (Commentarii in sexdecim prophetas. Commentarii in Novum Testamentum). Com in Is. 11.2. Далее: Com. in...).

Так сделала Моя мать, Дух святой {19}, взяла Меня за волос и перенесла на гору Табор {20} (Ориген. Комментарии к Евангелию от Иоанна (Commentarii in Joannem). 11.12. Далее: Com. in In.).

(Написано в Евангелии евреев): Тот, кто удивляется, будет царствовать, и тот, кто царствует, обретет покой {21} (Климент Александрийский. Strom. II.IX.25).

И никогда не будьте радостны, только если отнесетесь к брату своему с любовью (Иероним. Com. in Ephes. 3.4).

И когда Господь отдал пелены слуге жреца {22}, Он пошел к Иакову и явился ему. Ибо Иаков поклялся, что не будет есть хлеб с того часа, как он выпил чашу Господа, до тех пор, пока не увидит его восставшим. И после того Господь сказал: Принеси стол и хлеб (И сразу же добавлено): Он взял хлеб и благословил его, и преломил, и дал Иакову Праведному, и сказал: Брат Мой, ешь свой хлеб, ибо Сын человеческий восстал среди спящих (Иероним. О знаменитых мужах (De viris illustribus). 2. Далее: De vir. ill.).

Из Египта призвал я Сына Моего, и посему Он должен называться назореем (Ibid. 3).

Мать и братья Господа сказали ему: Иоанн Креститель крестит в отпущении грехов, пойдем и крестимся. Но Он сказал им: Какой грех Я совершил, что Я должен креститься от него? Разве только Мои слова есть грех по неведению {23} (Иероним. Adversus Pelagium).

Хлеб наш завтрашний дай нам днесь {24} (Иероним Com. in Math. 6.11).

Если брат твой согрешил словом и раскаялся, прости его семь раз на дню. Симон, Его ученик, сказал Ему: Семь раз на дню? Господь ответил ему: Да, говорю тебе, семижды семьдесят раз. Ибо пророков, после того как Дух святой помазал их, было найдено слово греха (Неронам. Adversus Pelagium. III.2).

Другой из двух богачей сказал: Учитель, что доброго мне совершить, чтобы обрести жизнь вечную? Он сказал ему: Человек, исполняй Закон и пророков. Ответил Ему: исполняю. Тогда сказал ему: Пойди и продай все, что имеешь, и раздай нищим, и тогда приходи и следуй за Мной. Но богач стал скрести себе голову, и слова эти не понравились ему. И Господь сказал: Как можешь ты говорить, что исполнил Закон? Ибо написано в Законе: люби ближнего, как самого себя {25}. И смотри, много братьев твоих, сыновей Авраамовых, запачканы грязью и умирают с голоду, твой же дом полон добра, и ничего из того не переходит к ним? И Он повернулся к Симону, ученику своему, который сидел рядом с Ним, и сказал: Симон, сын Ионы, легче верблюду войти в игольные уши, чем богатому в царство небесное {26} (Ориген. Com. in Matth. XV).

...в евангелии, написанном евреями, которое попало к нам в руки, угроза направлена не против того, кто спрятал талант, а против того, кто жил распутно, ибо он (господин) имел трех слуг, того, кто растратил состояние с блудницами и флейтистками, того, кто умножил полученное, и того, кто спрятал талант; и одного господин принял с радостью, другого только укорил, а третьего отправил в темницу... {27} (Евсевий. In Mattheum, 25.14).

И когда Он подошел к Петру и тем, кто был с Петром, Он сказал им: Смотри, коснитесь Меня и убедитесь, что Я не дух {28} бестелесный. И они коснулись Его и уверовали (Иероним. De viris ill. 16) 29. (В евангелии, которым пользуются эбиониты и назареи, и которое мы недавно перевели с еврейского на греческий, и которое многими почитается подлинным (евангелием) Матфея, человек с высохшей рукой назван каменщиком, который обратился с мольбой о помощи такими словами): Я был каменщиком и зарабатывал на жизнь своими руками, я прошу Тебя, Иисусе, возврати мне здоровье, чтобы я не просил с позором милостыни (Иероним. Com. in Matth. 12.13).

Папий рассказывает также историю о женщине, которую за многие преступления обвинили перед Господом, о чем написано и в Евангелии евреев (Евсевий. НЕ. 111.39) {30}.

В евангелии, написанном еврейскими письменами, сказано, что не завеса храма разорвалась {31}, но архитрав огромного размера обрушился (Иероним. Com. in Matth. 27.51).

В евангелии, которым пользуются назареи, вместо "сына Варрахии" написано "сына Иойады" {32} (Filii Jojadae.- Ibid. 23.35).

"Варрава" объясняется в евангелии, называемом "От евреев", как "сын их учителя" {33} (Ibid. 27.16).

Я избрал тех, кто наиболее достоин, наиболее достойны те, кого Отец мой на небесах дал мне {34} (Епифаний. Com. in Matth. 10.3-8).

Комментарии

Иудео-христианские евангелия

1 По-видимому, евангелие было написано от имени кого-либо из учеников Иисуса (или, может быть, от имени двенадцати: известны упоминания Евангелия двенадцати апостолов).

2 Капернаум - небольшой город у озера Галилейского; в новозаветном Евангелии от Марка также говорится, что первая проповедь Иисуса произошла в Капернауме (Мк. 1.21).

3 О посещении Иисусом дома Симона (Петра) говорится в евангелиях от Марка (1.29) и Луки (4.38), но в этих евангелиях в доме Симона происходит исцеление его тещи, а не избрание учеников. Возможно, эпизод с излечением тещи у эбионитов совсем отсутствовал, так как они проповедовали аскетизм и не признавали, что почитаемый ими апостол Петр был женат.

4 В данном случае имеется в виду Иаков, брат Иоанна, а не брат Иисуса; Иаков Зеведеев упоминается в новозаветных евангелиях (Мк. 1.19; Мф. 4.20). Оба они были рыбаками.

5 Зелоты - радикальная религиозно-политическая группировка в Иудее, выступавшая против римского владычества, их основателем был Иуда Галилеянин (I в. н. э.); зелоты были активными участниками I иудейского восстания против Рима.

6 Двенадцать - священное число у иудеев, соответствующее двенадцати коленам (племенам) израилевым, которые расселились, согласно Библии, по Палестине.

7 Характерно, что в этом евангелии проповедь должна быть обращена только к Израилю, т. е. только к иудеям, а не к язычникам.

8 В новозаветных евангелиях одежда Иоанна описана точно так же (Мф 3.4; Мк 1.6), но о пище сказано, что он питался акридами (саранчой) и диким медом Дикий мед, имевший вкус манны, был, по-видимому, не медом пчелиным, а каким-то древесным соком Характерно, что эбиониты сравнивают этот сок с манной - пищей, которую, согласно библейской легенде, бог послал с неба "сынам израилсвым", когда они скитались по пустыне (Исход 16 15), и с медовыми лепешками. В греческом языке слова "саранча" и "лепешки" имеют похожее звучание - ' (акриды) и (еккриды - лепешки) Возможно, мы имеем здесь дело с передачей устных рассказов, когда похожие на слух слова были записаны по-разному Есть точка зрения, что эбиониты заменили слово "акриды" на "лепешки", потому что они выступали против мясной пищи (Danielou J Op. cit. P. 70) Однако такое толкование не кажется убедительным: вряд ли саранча могла восприниматься как мясная пища. Сопоставление пищи Иоанна Крестителя с лепешками, изготовленными на меду и масле (таково точное значение слова "еккрида"), у эбионитов - парафраз соответствующего места из Септуагинты, где в 16-й главе "Исхода" (31) сказано, что манна (небесная) напоминала вкусом еккриды. Этот вариант представляется более ранним, чем новозаветный - грекоязычные проповедники уже не ссылались на библейскую манну, а грекоязычные слушатели восприняли "лепешки" как более соответствующую аскетическому образу жизни Иоанна Крестителя саранчу.

9 Речь идет об Ироде Антипе, правителе (тетрархе - "четверовластнике") Галилеи

10 Происхождение Иоанна Крестителя описывается только в Евангелии от Луки (1.5), где сказано, что Захария был родом из "Авиевой череды" (т. е. принадлежал к одной из 24 священнических групп, которая в очередь с другими исполняла обязанности в храме); Елизавета происходила из первосвященнического рода Аарона; эбиониты упоминают только род матери, который для них имел более важное значение

11 Из греческого текста неясно, кто увидел голубя - Иисус или Иоанн. Такая же неясность в греческом тексте Нового завета. У Матфея (3.16) сказано: "...и вот раскрылись небеса (в некоторых рукописях - "перед ним"), и увидел Духа святого..." В синодальном переводе вставлено "и увидел Иоанн". Однако, поскольку в этом стихе все местоимения третьего лица и все остальные действия относятся к Иисусу, кажется более вероятным, что и в евангелии эбионитов, и в Евангелии от Матфея нисходящего Духа святого увидел Иисус, а не Иоанн. Вставка "Иоанн" при переводе сделана из теологических соображений, чтобы показать, что знамение предназначено Иоанну

12 Ср.: Псалом 2.7 - "Возвещу определение - Господь сказал мне: Ты сын Мой; ныне Я родил Тебя" Эбиониты использовали не только прямые цитаты но и отдельные образы и выражения Ветхого завета, относящиеся к мессии, включая их в рассказ об Иисусе.

13 Ср.: Мф. 3.17; дословно: в котором я изъявил благоволение.

14 Ср.: Мф. 3.14; в каноническом тексте порядок изложения крещения иной: сначала Иоанн пытается удержать Иисуса (т. е. сразу признает его мессией), а затем уже получает знамение, в то время как в апокрифическом евангелии Иоанн признает Иисуса мессией после знамения и голоса с неба, обращенного прямо к нему (по учению эбионитов, как говорилось выше, Иисус стал мессией лишь после сошествия на него Духа святого).

15 Ср.: Мф. 12.47 - там этот эпизод излагается так же; Иисус говорит, показывая на учеников: "Вот матерь Моя и братья Мои". По-видимому, эта фраза, вошедшая в раннюю традицию, толковалась разными христианскими группами по-разному, однако нет оснований думать, что в первоначальных писаниях эбионитов она имела смысл отличный от того, который вложен в нее в Евангелии от Матфея (главное родство - не телесное, а родство по вере)

16 Ср. выступления кумранитов против жертвоприношений (Амусин И Д Указ. соч. С. 135-138), в Новом завете осуждение жертвоприношений встречается в наиболее категорической форме в Послании к Евреям, где сказано: "Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе" (10.6 и в целом ряде других мест этого Послания)

17 По поводу этого места Епифаний пишет, что эбиониты "переворачивают" речения: ср. в Евангелии от Матфея, где ученики задают Иисусу тот же вопрос, а Иисус в ответ дает им указания, где "совершить" пасху (26.17-18), у Луки Иисус говорит ученикам: "Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания" (22.25), по всей вероятности, слова о "перевертывании" речения относятся именно к Евангелию от Луки. В ответе Иисуса у эбионитов отразилось их неприятие мясной пищи.

Фрагменты Евангелия евреев

18 Понятие "покоя" часто встречается в произведениях гностиков; о нем будет сказано ниже при разборе гностических сочинений. Но глагол "покоить" встречается в Ветхом завете (Псалт. 22.2: "Он (Господь) покоит меня на злачных пожитях" и 22.5: "Твой жезл и твой посох, они успокаивают меня" - в последней фразе речь идет о покое посмертном), возможно, это понятие было взято иудео-христианами именно из Псалтыря.

В греческом тексте - то ''JeoVбксйдетегксйдет

(святой дух) среднего рода, приведенная фраза, по-видимому, явилась переводом с арамейского.

20 О том, что Дух перенес Иисуса после крещения, рассказывается и в канонических евангелиях (ср. Мф 4.1 только там его переносят в пустыню и "дух" не назван матерью) Повидимому, на горе, как в пустыне, Иисуса искушал дьявол: еще один знак восприятия его человеком, а не богом (это была как бы своеобразная проверка его)

21 В другом месте Климент (Strom V XIV 96) приводит более развернутый вариант речения, но уже без ссылки на Евангелие евреев. "Тот кто ищет не остановится, пока не найдет, и тот, кто найдет поразится, и тот кто будет поражен, будет править, и тот что будет править, обретет покой" Параллель к этому речению содержится в оксиринхских логиях (Рар Ох 654 I 5а) и соответственно в коптском тексте Евангелия от Фомы; в логии: "Пусть не остановится ищущий... нашел, и, когда он нашел, он удивился... удивился, он будет править... найдет покой"; у Фомы: "Иисус сказал: Пусть тот, кто ищет, не перестает искать до тех пор, пока не найдет, и, когда он найдет, он будет потрясен, и, если он потрясен, он будет удивлен, и он будет царствовать над всем" (2). Совпадение этих отрывков позволяет сделать предположение, что отрывок, цитированный Климентом, взят им не из Евангелия евреев, а из греческого варианта Евангелия Фомы, отраженного в оксиринхских логиях. Однако не исключено совпадение отдельных речений в гностических евангелиях и в Евангелии евреев, несмотря на разницу в жанре. Тема "покоя" встречается в отрывке из того же евангелия, хотя и в другом контексте.

22 По-видимому, он отдает пелены (льняные одежды), чтобы слуга засвидетельствовал жрецу его воскресение; интересно отметить, что во фрагменте неизвестного евангелия (см. выше, с. 48), в рассказе об исцелении прокаженного, Иисус говорит, чтобы исцеленный показался жрецам: т е., согласно ранней традиции, Иисус пытался убедить иудейское жречество в своем мессионизме.

23 Ср. Лев. 5.1-4, где речь идет о том, что, если человек совершил грех (прикоснулся к нечистому животному, поклялся всуе) по незнанию, но потом узнал об этом, он виновен и должен очиститься.

24 Иероним приводит речение в переводе на латинский язык - panem nostrum crastinum da nobis hodie. См.: Лев. 19.18: Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего как на самого себя. Из контекста видно, что под ближними подразумеваются только единоплеменники; такое же значение это слово имеет и в данном отрывке.

26 Петр здесь назван сыном Ионы, как и в Евангелии от Матфея (16.17), в то время как в Евангелии от Иоанна он - сын Иоанна (Ин. 1.42); последнее речение совпадает с каноническим - оно, по-видимому, восходит к древнейшей устной христианской традиции: "игольные уши" называлась маленькая дверь в Иерусалимском храме, но грекоязычные христиане могли на слух воспринимать это речение иначе, так как по-гречески одинаково звучали слова "верблюд" и "канат", а в написании они отличались только одной буквой.

27 Приводя эту притчу из Евангелия евреев, Евсевий далее замечает, что, может быть, и в евангелии от Матфея последние слова притчи "а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю" (25.30) направлены против расточителя. Евсевий ощущал большую внутреннюю логичность построения притчи в Евангелии евреев.

28 В греческом тексте - "демон".

29 Иероним ссылается на письмо Игнатия, епископа антиохийского, к Поликарпу (II в.), где приведена эта фраза, и указывает, что она содержалась в Евангелии от евреев. В действительности этот отрывок приводится в Послании Игнатия к Смирнийцам, но без ссылки на источник, откуда он взят Возможно, это близкий к тексту пересказ описания явления Иисуса Петру, о котором упоминается в ряде христианских текстов (см. ниже, в главе, посвященной апокрифическому Евангелию Петра)

30 Аналогичная история о грешнице есть в Новом завете, но, по-видимому, у Папия и в Евангелии евреев она была изложена иначе.

31 В Евангелии от Матфея сказано, что в момент смерти Иисуса завеса в храме разодралась надвое (27.51)

32 В Евангелии от Матфея Иисус говорит своим противникам (книжникам и фарисеям): "Да приидет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником" (23.35). О ком идет речь в этом отрывке неясно; во Второй книге Паралипоменон говорится о гибели жреца Захарии, сына Иодая, которого побили камнями во дворе храма (24.20), возможно, в Евангелии евреев речь шла именно об этом Захарии, а Иероним неточно транскрибировал латинскими буквами имя, написанное по-арамейски.

Варрава - узник, которого освободил Пилат по требованию иудеев (Мф. 27.16). Объяснение кажется странным, вряд ли оно могло содержаться в евангелии, написанном иудеями: в имени "Варрава" нет местоимения "их" (возможно, оно толковалось как "сын учителя", а "их" было прибавлено Иеронимом, чтобы не путать "учителя" Иисуса с другим - иудейским учителем).

34 Это речение не имеет прямых параллелей в канонических евангелиях; об избранничестве учеников несколько раз говорится в Евангелии от Иоанна ("Не вы Меня, а Я вас избрал...". - 15.16; 13.18). Интересно, что ученики оказываются данными Иисусу Богом. В каноне есть слова о том, что "все предано Мне Отцом Моим" (Мф. 11.27); "все, что дает мне Отец, ко Мне придет" (Ин. 6.37), тем самым уверовавшие в Иисуса становятся избранниками самого бога (психология избранничества неизбежно сопутствовала существованию небольших, гонимых и презираемых большинством окружающего населения групп).

Евангелие от Петра

Среди апокрифов новозаветной традиции особое место занимает фрагмент Евангелия от Петра. Он был обнаружен в Египте в 1886 г. в могиле средневекового монаха; там же находились Апокалипсис Петра и Книга Еноха. Сама рукопись на пергаменте относится, по всей вероятности, к VIII-IX вв., но текст был создан гораздо раньше; язык и стиль фрагмента Евангелия и Апокалипсиса Петра связаны с кругом раннехристианской литературы. По-видимому, эти тексты были положены в могилу монаха как своеобразные амулеты, а, может быть, обладатель и почитатель драгоценных для него текстов, запрещенных ортодоксальной церковью, не пожелал расстаться с ними и после смерти...

Отрывок из Евангелия от Петра начинается с полуслова и обрывается также на полуслове. Однако переписчик не знал больше того, что сохранилось, перед началом и после конца отрывка нарисован орнамент из сплетенных лент и крестов. Отождествление найденного фрагмента с Евангелием от Петра сделано на основании того, что текст написан от первого лица и автор называет себя "Симон Петр".

Чтобы правильно оценить место апокрифических писаний, связанных с именем Петра, в общей массе раннехристианской литературы, следует несколько слов сказать о том, каким рисуется Петр в разных сочинениях христиан.

Петр (греч. - камень, арамейск. - Кифа) играет существенную роль в христианских писаниях и легендах. Согласно новозаветным евангелиям, он со своим братом Андреем были первыми призваны Иисусом в число его учеников {1}. Перечень двенадцати апостолов в канонических евангелиях начинается с имени Петра (Мк. 3.16-19; Мф. 10.2-4; Лк. 6.1416). Петр был, согласно евангелиям, рыбаком, и именно ему с братом при призвании Иисус сказал: "Идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков" (Мк. 1.17).

В Евангелии от Матфея имеется фраза, которая возвеличивает Петра среди всех учеников:

"...ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах" (16.18-19). Фразы этой нет в других евангелиях {2}, да и в Евангелии от Матфея она выступает из контекста; следующий стих (20): "Тогда (Иисус) запретил ученикам своим, чтобы никому не сказывали, что он есть Иисус Хрисстос" - должен примыкать скорее к стиху 16 или 17, чем к 19-му. Поэтому не исключено, что сентенция о Петре вошла в текст Евангелия от Матфея при очередной переписке его во II в. и явилась отзвуком борьбы вокруг приоритета традиции (устной и письменной), связанной с именем Петра и служившей основой для притязаний на главенство руководителей римской христианской общины, основателем которой по легенде считался Петр {3}. Однако и в Евангелии от Иоанна, в котором в качестве "любимого ученика" представлен сам Иоанн, сохранена традиция особого положения Петра. Так, Иисус, явившийся ученикам после воскресения, трижды говорит именно Петру: "...паси овец моих" (21.15-17). В "Деяниях апостолов" Петр наряду с Иаковом, братом Иисуса, выступает как глава иерусалимской христианской общины; в этом произведении рассказывается о проповедях Петра и о многих чудесах, совершенных Петром (в том числе и о воскрешении умершей девушки - мотив заимствованный из рассказов о чудесах, совершенных Иисусом).

Отражение устной традиции можно увидеть в упоминаниях о том, что Иисус после воскресения первым явился Петру. "...Господь истинно воскрес и явился Симону" (Лк. 24.34); "И что явился Кифе, потом двенадцати" (1 Кор. 15.5).

Особое положение Петра в иерусалимской общине создало представление о том, что он был призван проповедовать христианство среди иудеев. На этом настаивает Павел в Послании к Галатам: "Ибо содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных, содействовал и мне у язычников". Итак, Петр вырисовывается одним из самых почитаемых среди ранних христиан апостолов.

Однако можно проследить и иное отношение к образу Петра. В новозаветных евангелиях содержится рассказ о том, как Петр трижды отрекся от своего учителя после ареста последнего. Согласно этому рассказу, Петр пошел за Иисусом и находился во дворе во время допроса. Одна из служанок узнала в нем спутника Иисуса, но Петр заявил, что не знает, о ком та говорит. Другие, находившиеся там же, по акценту признали в нем жителя Галилеи, но и тогда Петр отрекся от Иисуса (Мк. 14.15; Мф. 26.69-74). Описание этого эпизода изобилует реалистическими деталями: Петр, греющийся у костра во дворе, люди, узнавшие галилейское произношение, страх и раскаяние Петра. Правда, в Евангелии от Иоанна, в котором гораздо больше, чем в остальных евангелиях Нового завета, придается значения сакральному смыслу событий, это тройное отречение как бы снимается тройным вопросом воскресшего Иисуса к Петру: "Любишь ли ты меня?" - и тройным "да" Петра (21.15-17). И все-таки Петр оказывается единственным учеником Иисуса, отрекшимся от учителя (в Евангелии от Иоанна вместе с Петром во двор к первосвященнику идет и другой ученик, но о его поведении ничего не рассказывается).

Сложно отношение к Петру апостола Павла. Павел признавал особую роль Петра, но находился в оппозиции к нему и явно старался уменьшить его почитание. В Послании к Галатам Павел прямо пишет, что противостоял Петру, который "подвергся нареканию"; Павел обвиняет Петра в лицемерии, ибо тот ел и пил вместе с язычниками, а когда прибыли некоторые христиане от Иакова (из Иерусалима), "стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных".

Косвенно конфликт между сторонниками Петра и Павла отразился в каноническом Втором послании Петра. Оно написано относительно поздно - не раньше начала II в., так как в нем видно знакомство с евангелиями и содержится прямая ссылка на послания Павла. Упоминание Павла появляется в контексте несколько неожиданно: "И долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости написал вам. Как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания" (2 Петр. 3.15-16). Итак, с одной стороны, Павел - "возлюбленный брат", а с другой - в его посланиях есть нечто "неудобовразумительное", что дает основания превратно толковать христианское учение. Сущность этих расхождений из Второго послания Петра неясна, но вполне возможно, что она касалась отношения к иудаизму (иудео-христиане, как указывалось, не признавали Павла).

Снижен образ Петра и в Евангелии от Фомы из Наг-Хаммади, в котором, естественно, самым близким учеником является Фома. Так, согласно этому евангелию, Иисус спросил учеников, кому он подобен. В ответ Петр сравнивает его с ангелом, Матфей - с философом {4}, и только Фома говорит: "Мои уста никак не примут сказать, на кого Ты похож" (14). Интересно, что в Евангелии от Матфея на аналогичный вопрос именно Петр отвечает: "Ты, Христос, Сын Бога живого" (16.15-16); в Евангелии же Фомы Петр не понимает истинной природы Иисуса. Там же Петр требует, чтобы Мария Магдалина покинула их: "Ибо женщины недостойны жизни" (118); в ответ на это Иисус произносит слова о том, что Мария станет духом живым, подобно мужчинам: "Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в царствие небесное". Эта сентенция отражает чисто гностическое представление о преодолении и соединении противоположностей в "царствии Отца", однако вряд ли случайно, что требование изгнать Марию, обличающее непонимание сущности гносиса, вложено в уста Петра. Против Марии Магдалины Петр выступает и в Евангелии Марии из Наг-Хаммади: гностики, по-видимому, не признавали традиции, возвеличивающей его роль в распространении христианства.

Однако в результате деятельности проповедников римской общины в более поздней апокрифической литературе - в "Деяниях Петра", в легендах, связанных с пребыванием Петра в Риме, - развивалась в основном апологетическая традиция {5}, смягчались противоречия между Павлом и Петром.

Почитание, которым пользовался Петр в среде первых последователей христианства, естественно, должно было привести к появлению книг, передающих традицию, связанную с его именем. Между тем в Новый завет включены только два послания, авторство которых приписано Петру и в которых не содержится рассказов о его участии в проповеди учения Иисуса. По христианским преданиям, евангелист Марк являлся учеником Петра. Тем самым предполагается, что Марк передал рассказы Петра. Но для такой фигуры, как Петр, этого явно недостаточно. И действительно, еще до находок в Египте было известно о существовании не признанных церковью книг, написанных непосредственно от имени апостола Петра.

Упоминания Евангелия от Петра имеются у Оригена {6} и в "Церковной истории" Евсевия Кесарийского. Ориген, обсуждая проблему упомянутых в евангелиях братьев Иисуса (Мк. 6.3; Мф. 13.55), говорит, что представление об этих братьях как о сыновьях Иосифа от первой жены восходит к евангелию, написанному от Петра, и Книге Иакова 7. Ориген поддерживает эту версию, не отвергая тем самым и Евангелие от Петра. Более подробно об этом евангелии рассказывает Евсевий. Он говорит о Серапионе (ок. 200 г.), епископе в Рососе (Киликия), который руководил также христианскими общинами Сирии. Согласно Евсевию, Серапион обнаружил, что его паства пользуется Евангелием от Петра. Сначала он это разрешил, но затем, ознакомившись с содержанием, направил верующим по поводу этого евангелия специальное послание. Серапион указал, что этим евангелием пользовались докеты, "преемники тех, от кого оно ведет начало". Далее епископ пишет, что многое в нем "согласно с истинным учением Спасителя, некоторые же заповеди прибавлены, что мы и отмечаем для вас" (НЕ. VI. 12). Еще в двух местах "Церковной истории" Евсевий упоминает Евангелие от Петра в числе подложных писаний (111.3,25).

Итак, согласно этой версии, Евангелие от Петра было создано какими-то предшественниками секты докетов, чье учение было распространено в Сирии во II в. Название этой секты происходит от греческого слова - казаться; согласно докетам, пребывание Христа на земле было лишь кажущимся, нереальным, они отрицали человеческую природу Иисуса.

Однако христианские писатели связывали Евангелие от Петра не только с докетами, но и с иудеохристианами. Так, Феодорит (IV-V вв.) писал: "Назореи являются иудеями, чтящими Христа как справедливого человека и пользующимися так называемым Евангелием от Петра" {8}. Версия Феодорита противоречит учению докетов и отражает одно из самых ранних иудео-христианских представлений о Христе, о котором говорилось выше. Может ли анализ содержания дошедшего до нас фрагмента объяснить эти противоречивые сведения христианских писателей? В известной мере может, но, к сожалению, отрывок невелик и не дает полного представления о содержании всего евангелия.

Судя по замечанию Оригена, в Евангелии от Петра описывалось рождение Иисуса, поскольку в нем речь шла о сыновьях Иосифа от первого брака. Проповедь Иисуса не дошла совсем, но, если верить словам Серапиона, в ней многое совпадало с писаниями, принятыми ортодоксальными епископами. В сохранившемся отрывке описывается суд над Иисусом, его казнь, воскресение и поведение учеников, иудейских старейшин, Пилата, народа. Омовение рук Пилатом, глумление над Иисусом перед казнью, обращение к нему как царю, распятие между двумя разбойниками, деление одежд по жребию - все эти детали можно найти и в канонических евангелиях. Иначе, чем там, у Петра описан суд над Иисусом: он происходит не перед народом, а, вероятно, в претории (или во дворце Ирода). Главную роль в осуждении Иисуса играет Ирод Антипа {9}. О том, что версия об участии Ирода в суде над Иисусом была распространена в христианской традиции, свидетельствуют слова из "Деяний апостолов" (4.27). В Евангелии от Луки есть рассказ о том, как Пилат, узнав, что Иисус галилеянин, отправил его к находившемуся в то время в Иерусалиме правителю (тетрарху) Галилеи Ироду Антипе. Ирод подверг Иисуса допросу, но тот хранил молчание. Тогда "...Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату" (Лк. 23.11). Затем следует соответствующий другим каноническим евангелиям рассказ о том, как Пилат хотел отпустить Иисуса (у Луки в уста Пилата вложена фраза о том, что и Ирод не нашел его "достойным" смерти), но народ потребовал его казни. Создается впечатление, что у Луки произошло дублирование эпизодов суда и объединение разных традиций - той, которая отражена в других новозаветных евангелиях, и той, которая нашла отражение в Евангелии от Петра, а также в упоминании Ирода среди судей в "Деяниях апостолов".

Насколько появление Ирода в числе судей связано с реальной исторической ситуацией казни проповедника Иисуса, сказать сейчас трудно; привлечение Ирода к суду Пилатом, который, возможно, не хотел ввязываться в очередной религиозный конфликт, кажется вероятным, поскольку Иисус происходил из области, находившейся под управлением Ирода. Еще более вероятным представляется, что об участии Ирода в осуждении Иисуса говорилось уже в ранней иудео-христианской традиции. Его отец - царь Ирод вызвал острую ненависть многих слоев иудейского общества своей проримской политикой, жестокими преследованиями всех недовольных. Ненависть к Ироду разделяли и первые христиане; ее отражением явилось новозаветное предание о том, что Ирод приказал перебить всех младенцев мужского пола, узнав, что в Вифлееме родился будущий царь иудейский. Его сын также обрисован в Новом завете черными красками: Ирод Антипа приказал бросить в темницу Иоанна Крестителя {10}, но из страха перед народом не решался казнить его. Тогда на пиру дочь его жены (и сестры) Иродиады попросила у Ирода голову Иоанна - и тетрарх приказал казнить его (Мф. 14.3-11). Таким образом, виновность Ирода, казнившего Иоанна Предтечу, в гибели Иисуса должна была казаться первым христианам очевидной; рассказ об Ироде в Евангелии от Петра, с нашей точки зрения, отражает достаточно рано возникшую традицию.

В описании мучений, которым подвергли Иисуса после осуждения, имеются отдельные детали, которые расходятся с новозаветными рассказами, хотя в целом автор апокрифа следует общей с ними линии повествования. Расхождение заключается в том, например, что в Евангелии от Петра Иисуса сажают на судейское место и обращаются к нему со словами: "Суди праведно, царь Израильский"; в новозаветных евангелиях Иисуса приветствуют как царя иудейского, но о том, что Иисуса посадили на судейское место, не указано (у Иоанна также употребляется слово - судейское место, но на него садится Пилат, а не Иисус. - 19.13). Деталь эта важна для нас, потому что ее упоминает Юстин в своей "Апологии" (1.35). Фразеология Юстина близка к фразеологии апокрифа: по-видимому, он знал и почитал Евангелие от Петра.

В новозаветных евангелиях над Иисусом глумятся воины, в то время как у Петра это делают неопределенные "они", под которыми, судя по контексту, подразумеваются и иудеи-враги Иисуса, и римские воины. Стилистика евангелия такова, что автор не разделяет иудеев и римлян: только из их действий можно определить, о ком, собственно, идет речь - приказали не перебивать голеней разбойнику, естественно, начальники римской стражи, напоили Иисуса уксусом с желчью также стражники; "они", которые беспокоились, не наступил ли день субботний, "они", побежавшие к Пилату, - иудеи.

В то же время при этом обобщенном образе "они - враги" в Евангелии от Петра ясно видно противопоставление народа и верхушки иудеев - старейшины, жрецы, книжники, фарисеи выведены как главные противники Иисуса. Иногда они названы общим термином "иудеи", однако из контекста явствует, что "иудеи" это не весь народ (он обозначен греческим словом бгйхнрнехмбдпкЭщвЮмб ), а собирательное название для иудейских врагов Иисуса (см., например: 12.50). После смерти Иисуса народ начинает роптать и бить себя в грудь, уверовав в праведность казненного. Старейшины, книжники и фарисеи просят Пилата дать охрану для могилы, чтобы ученики не украли тела, и народ не поверил бы, что он воскрес (8.28.29). Наконец, убедившись, что Иисус действительно воскрес, они умоляют Пилата приказать воинам молчать об увиденном (11.48). Такое противопоставление народа иудейским старейшинам вписывается в контекст отрывка - ведь народ не принимал участия в осуждении Иисуса; его известность среди народа подчеркнута и тем, что после его погребения из Иерусалима и окрестностей к запечатанной гробнице стекается толпа. Нельзя сказать, что такая трактовка целиком принадлежит автору Евангелия от Петра: и в Евангелии от Матфея иудейские старейшины просят Пилата: "Итак, прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: "воскрес из мертвых"; и будет последний обман хуже первого" (27.64). Здесь, как и в Евангелии Петра, приводится версия, которая распространялась ортодоксальными иудеями, о том, что ученики украли тело Иисуса {11}. В скрытой форме присутствует и страх перед народом, который может поверить в воскресение Иисуса: "последний обман" (т. е. обман народа) хуже первого (т. е. кражи тела); хотя в данном случае опасение старейшин не вполне вяжется с активным требованием казни Иисуса именно со стороны иудейского народа ("И отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших". - Мф. 27.25). Но в Евангелии от Матфея нет столь ярко выраженного вторичного заявления старейшин, которые, уже будучи свидетелями воскресения, все-таки предпочитают обмануть народ и совершить "величайший грех", но не быть побитыми камнями народом, который (подразумевается) сочтет их главными виновниками содеянного.

В Евангелии от Луки также говорится о горе и раскаянии народа. Там рассказывается, что за Иисусом, когда его вели на казнь, шло "великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем" (23.27). После же казни, согласно этому евангелию, весь народ "возвращался, бия себя в грудь" (23.48). В одном из ранних латинских переводов Евангелия от Луки в рассказе о раскаянии народа есть слова о грядущем возмездии Иерусалиму {12}, что соответствует описанию Евангелия от Петра. Описание раскаяния народа со словами: "О, горе Иерусалиму" - знал (возможно, именно по Евангелию от Петра или по более развернутой версии Евангелия от Луки) Татиан, поскольку аналогичный рассказ приведен в его Диатессароне.

Такое противопоставление народа и жречества могло восходить к иудео-христианам и даже к более ранним иудейским сектантским группам, например кумранитам, которые резко отрицательно относились к иудейским первосвященникам и к самому Иерусалимскому храму {13}. В этой связи следует сказать, что точка зрения, высказывавшаяся в научной литературе {14} об антииудейской тенденции Евангелия от Петра, представляется необоснованной: обвинение ненавистного Ирода и иудейской верхушки, а не всего народа скорее отражает острые споры внутри иудаизма, чем противопоставление иудеев и христиан.

Специфической особенностью Евангелия от Петра представляется описание жизни и воскресения Иисуса. Иисус на кресте не испытывает страданий; единственная произнесенная им фраза - "Сила моя, сила, ты оставила меня!". После этого восклицания он "вознесся" (умер). В новозаветных евангелиях последние слова Иисуса передаются по-разному: в Евангелии от Луки он говорит: "Отче! В руки Твои передаю дух Мой" (23.46), в Евангелии от Иоанна Иисус после разговора с учеником, которому поручал мать свою, говорит: "Жажду" (евангелист прибавляет: "да сбудется Писание") - и затем произносит последнее слово: "Совершилось" (19.28-30). Евангелии от Марка и от Матфея приводят по-арамейски цитату из ветхозаветного псалма, которую и произнес Иисус перед смертью: "Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил?" (Мф. 27.46; Мк. 15.34),- драматический эпизод, который восходит, по всей вероятности, к древнейшей арамейской традиции о казни Иисуса. Фрагмент Евангелия от Петра дает своеобразную перефразировку, восходящую к ранней традиции, отраженной у Марка и Матфея; автор Евангелия от Петра заменил Бога "силой", что явилось, как и совсем иные редакции последних слов Иисуса у Луки и Иоанна, следствием сакрализации его образа.

Итак, согласно Евангелию от Петра, пока некая сила находилась у Иисуса, он не испытывал страданий, но, как только она его оставила, он умер. Это восклицание не имеет того горького смысла, какой могло иметь обращение к оставившему его (т. е. как бы забывшему о нем) Богу: божественная сила покидает тело, и он перестает жить земной жизнью. Понятие о божественной силе существовало в гностических учениях (см., например, Апокриф Иоанна, где говорится о силе незримого духа, которую он дает зонам). Однако вряд ли на этом основании "силу" Евангелия от Петра следует отождествлять с гностическим понятием. Климент Александрийский писал о силе, вошедшей в Христа при крещении (Excerpta ex Thedot. Opera. 61), что соответствовало учению иудео-христиан о том, что дух вошел в проповедника Иисуса при крещении. В "Деяниях апостолов" Петр говорит, что Бог помазал Иисуса "духом святым и силою" (10.38). Не исключено, что слова о силе вложены в уста Петра автором "Деяний апостолов" неслучайно, такая проповедь связывалась в христианской традиции (может быть, уже записанной) именно с его именем.

Текст фрагмента также не дает оснований говорить о прямом влиянии докетов, которые, по словам Серапиона, почитали это евангелие, хотя и не они писали его. Докеты, как и ряд гностических авторов, считали пребывание Иисуса на земле кажущимся (в гностическом Евангелии Истины о Христе сказано, что он пришел в "подобии тела"); но отсутствие страданий означало не кажущееся телесное существование, а лишь присутствие в теле божественной силы, которая от этих страданий избавляла. Реальность тела подчеркнута в Евангелии от Петра хотя бы тем, что, когда его сняли с креста и положили на землю, земля содрогнулась. Характерно также, что и к умершему Иисусу автор продолжает применять слово "Господь" ("И тогда вытащили гвозди из рук Господа и положили его на землю". - 6.21).

Совсем фантастично в Евангелии от Петра выглядит описание воскресения Иисуса. В новозаветных евангелиях сам момент воскресения совершается втайне: ученики видят пустую могилу, ангелов (ангела), возвещающих о воскресении, а затем им является уже воскресший Иисус. У Петра описаны все детали воскресения, и происходит оно на глазах многих свидетелей: сначала небеса раскрылись, и оттуда спустились два ангела (мужа), которые вошли в гробницу и вывели оттуда третьего, но не в прежнем, человеческом, а в фантастическом облике (голова его была "выше неба"). За ними шествует крест, причем с креста раздается ответ на вопрос, прозвучавший с неба: "Проповедовал ли Ты усопшим?" Описание воскресения не имеет параллелей в других известных нам евангелиях (не исключено, что какой-либо подобный рассказ входил и в другие не дошедшие до нас апокрифы). Но сама идея воскресения тела в преображенном виде не была чужда христианским группам. В Апокалипсисе Иоанна, наиболее близком к иудео-христианству произведении Нового завета, Христос также имеет фантастический облик. Он предстает в виде агнца "как бы закланного, имеющего семь рогов и семь очей" (5.6), которые символизировали семь духов божиих, т. е. воскресший Христос мог являться уже в любом виде, который не столько раскрывал, сколько намекал на истинную, непостижимую сущность его. В гностическом Евангелии от Филиппа телесное воскресение трактуется особым образом: "Ни плоть, ни кровь не могут наследовать царства божия". Согласно этому речению, плоть Иисуса - Логос, а его кровь - Дух святой (23).

Все описание воскресения Иисуса близко к апокалиптической литературе. Живой крест в этом рассказе - не просто фантастическая деталь. Крест сопровождает Иисуса на небо и в Апокалипсисе Петра, приобретая тем самым смысл сакрального символа {15}. Позорное орудие казни, столь часто употреблявшееся в реальной действительности, тоже преображается, становится "древом" жизни вечной {16}.

В самом конце фрагмента начинается рассказ о явлении воскресшего Иисуса его ученикам (или только одному Петру). Явление на Тибериадском море (озере) описано в ЕвангеЛии от Иоанна (21.1), но там оно не первое. У Луки подробно описывается явление Иисуса ученикам по дороге в селение Эммаус (24.13-15; ср.: Мк. 16.12), но, когда эти ученики вернулись и рассказали остальным, те в свою очередь сказали, что "Господь истинно воскрес и явился Симону" (24.34). Создается впечатление, что в этом случае в Евангелии от Луки, как и в описании суда над Иисусом, произошло объединение традиции, восходящей к самому раннему из синоптических евангелий (от Марка), и традиции, которая использовалась в Евангелии от Петра.

Итак, анализ содержания дошедшего фрагмента Евангелия от Петра указывает на то, что в основе его лежала древняя христианская традиция, использованная и в Новом завете; однако можно говорить и о существовании особой традиции, которая была связана именно с апостолом Петром и которая в канонических писаниях отражена только в отдельных упоминаниях. Автор Евангелия от Петра мог быть знаком с новозаветными писаниями, но мог пользоваться и какими-то другими источниками, какими пользовался и автор неизвестного евангелия, дошедшего во фрагментах на папирусе (см. выше). Однако эта древняя традиция была переработана в Евангелии от Петра в определенных вероучительных целях.

Если не пытаться разбивать дошедший до нас отрывок на составные части и не выяснять, какая фраза отражает какую традицию, то он производит впечатление цельного рассказа, развивающего две основные темы - тему манифестации чуда, манифестации божественности Христа, и тему вины тех, кто отдал его на мучения и не признал его, невзирая на эту манифестацию. В сохранившемся тексте нет темы спасения и искупления, столь важных в других христианских книгах; нет здесь и ссылок на пророчества, которые исполняются в судьбе Иисуса; единственная ветхозаветная ссылка, и то не вполне точная, относится к предписанию иудейского закона, который должны соблюдать иудеи. Божественность

Иисуса раскрывается через чудеса и знамения, а не через осуществление пророчеств, что принципиально отличает Евангелие от Петра - при всем сходстве использованных фактических деталей - от произведений Нового завета. Так, в Евангелии от Марка после слов о том, что Иисуса распяли между разбойниками, дано пояснение: "и сбылось слово Писания: "и к злодеям причтен"" (15.28); в Евангелии от Иоанна и деление одежд Иисуса по жребию, и слова его "жажду" связаны с исполнением Писания (19.24,29). А в "Деяниях апостолов" Петр, говоря об Иисусе, подчеркивает, что "о нем все пророки свидетельствуют, что всякий верующий в него получит прощение грехов именем Его" (10.43). "Подлинность" чудес в Евангелии от Петра подчеркивается и тем, что повествование ведется от первого лица, что не свойственно авторам канонических евангелий {17}. Характерно, что на всем протяжении сохранившегося текста автор нигде не употребляет имя Иисуса, но только "Господь", и даже мертвое тело - это тело "Господа"; тем самым текст сакрализуется, читающие и слушающие этот текст должны были осознавать, что, каким бы мукам и унижениям ни подвергли Иисуса, он все время - Господь; и противопоставление описания издевательств толпы и стражников настойчиво повторяемому слову "Господь" создает ощущение напряженности и грядущего возмездия. Этой же цели служит и то, что первый день недели - день воскресения - назван "днем господним", как его стали впоследствии называть христиане - еще до рассказа о воскресении. Поверивший в Иисуса злодей называет его спасителем людей, хотя акт спасения - искупительная смерть Христа - еще не произошел {18}. Но истинно верующие познали это своей верой, в то время как виновники его смерти не желают верить, даже когда само воскресение происходит на их глазах.

Это противопоставление подводит нас ко второй теме, тесно переплетенной с первой, - теме вины. Может быть, отказ от ссылок на Писание определен не только нежеланием связывать христианское учение с иудейским, как полагают те, кто видят в отрывке антииудейскую направленность, но прежде всего стремлением выдвинуть на первый план идею вины и наказания. "Довершили грехи свои" - вот главный лейтмотив описания действий, направленных против Иисуса. Проблема вины фактически не стояла перед первыми сторонниками христианского учения. Для них его смерть и воскресение были знаком искупления и спасения: они ждали второго пришествия, установления царства божиего на земле и уничтожения не столько его личных врагов, сколько вообще всех носителей зла; как сказано в Апокалипсисе Иоанна, возмездие получат все те, кто не раскаялся в поклонении идолам, "в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем" (9.20-21). Но затем, после разрушения Иерусалимского храма в результате разгрома I иудейского восстания и в еще большей степени после подавления II иудейского восстания (131 -134 гг.) под предводительством Бар-Кохбы, которые возбуждали надежды на скорый конец света, встал вопрос о причинах этих бедствий, о вине и возмездии. Отзвуки гибели Иерусалима имеются в Евангелии от Луки, в котором, как уже указывалось, использована традиция, общая с Евангелием от Петра: во время крестного пути Иисус говорит плачущим женщинам: "Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: "блаженны неплодные и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!"" (23. 28-29). Но у Луки нет столь ярко подчеркнутой вины и возмездия за эту вину, как в рассматриваемом апокрифе. Вина иудейских старейшин особенно страшна, потому что они были свидетелями воскресения, поняли, что они отправили на смерть мессию, но из трусости пошли на обман, уговорив Пилата ничего не рассказывать о воскресении.

Остроту постановки вопроса о вине можно связать не только со стремлением дать религиозное объяснение бедствиям, обрушившимся на Иудею, но и с позицией палестинских христиан в период обоих антиримских восстаний. Согласно христианской традиции, эбиониты, по-видимому, сначала примкнули к первому восстанию, но затем отошли от него и переселились за Иордан. Не исключено и участие христиан в восстании Бар-Кохбы, но они не могли признать Бар-Кохбу мессией; сотрудничество их с повстанцами вряд ли могло продолжаться долго {19}.

После трагического исхода II иудейского восстания, когда на месте Иерусалима была основана римская колония Элия Капиталина, а император Адриан (117-138 гг.) запретил иудеям исполнять свои обряды по всей империи, отмежевание от иудейства стало для христиан проблемой их выживания. Возможно, именно после разгрома восстания Бар-Кохбы в Первом послании к Фессалоникийцам появилась фраза, содержащая резкое осуждение иудеев, "которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся" (2.15). Эта фраза не вяжется с общим контекстом тех посланий Павла, которые считаются подлинными; хотя Павел выступал против соблюдения требования Закона, он призывал верующих быть истинными иудеями, т. е. иудеями по духу, как об этом прямо сказано в Послании к Римлянам: "Но тот иудей, кто внутренне таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве..." (2.28-29). Проклятия в адрес иудеев из Первого послания к Фессалоникийцам, по-видимому, не были известны Маркиону, обрабатывавшему послания Павла и занимавшему резко антииудейскую позицию. В дальнейшем это резко отрицательное отношение к иудеям вообще стало свойственно большинству произведений раннехристианской литературы. Так, Иероним, комментируя библейские пророчества, связывал многие из них с разгромом восстания Бар-Кохбы (в одном из комментариев Иерусалим был назван "кровавым городом" и "городом неправедности") {20}. Однако Евангелие от Петра от этих высказываний отличает осуждение лишь верхушки иудеев - Ирода Антипы, жрецов, книжников, старейшин. Они объединены вместе с римскими воинами в одну группу виновников распятия.

В этой связи встает вопрос: в какой среде и когда могло быть создано Евангелие от Петра? Автор дошедшего до нас рассказа не был иудеем: на это указывают слова о том, что "закон предписывает им" (т. е. иудеям), а также его стремление доказать сверхъестественность Иисуса не ссылками на пророчества, а рассказами о чудесах, явленных перед свидетелями. В то же время, как мы старались показать всем предшествующим разбором текста, в нем прослеживается древняя традиция, во многом общая с традицией, лежащей в основе канонических евангелий, а также иудео-христианских писаний. Поэтому представляется наиболее вероятным, что дошедший до нас отрывок был частью переработанного иудео-христианского евангелия {21}, возможно так же называвшегося Евангелием от Петра, - естественно, что имя апостола, призванного проповедовать среди иудеев, должно было освятить именно иудео-христианскую версию проповеди, смерти и воскресения Иисуса. Этот первый вариант евангелия, по всей вероятности, имел в виду Феодорит.

Евангелие от Петра было достаточно хорошо известно христианским писателям II в. Его знал Юстин: описывая издевательства над Иисусом, он говорит о том, что Иисуса посадили на судейское место (бему), причем фразеологически этот отрывок перекликается с соответствующим отрывком из Евангелия от Петра (Apologia. I. 35). Юстин не ссылается на евангелие, но говорит о "воспоминаниях апостолов", такое название больше всего подходит к Евангелию от Петра, поскольку оно написано от первого лица.

Можно думать, что традицию, восходящую к Евангелию от Петра, знал яростный критик христианства Цельс. Согласно Оригену, полемизировавшему с ним, у Цельса было сказано, что, по словам христиан, "иудеи, казнив Иисуса и напоив его желчью (курсив наш. - Сост.), навлекли на себя гнев божий" {22}. Такая трактовка отсутствует в канонических евангелиях, только у Матфея говорится, что Иисусу дали выпить уксус, смешанный с желчью (27.34), в остальных трех евангелиях Иисусу дают уксус (Ин. 19.29; Лк. 23.16; Мк. 15.30. Ср.: Мф. 27.48, где речь также идет только об уксусе). У Петра желчь поставлена на первое место: именно дав Иисусу желчь с уксусом, "они" довершили свои грехи (слово "желчь" по-гречески обозначает и отраву). Таким образом, версия Петра была столь популярна среди христиан, что попала и в сочинение их противника. Все эти косвенные данные позволяют думать, что первоначальный вариант евангелия был создан примерно в одно время с каноническими евангелиями (возможно, Лука пользовался этим текстом), после гибели Иерусалима в 70 г. среди иудео-христиан Малой Азии, где пользовались этим евангелием вплоть до рубежа II-III вв., или в соседней Сирии. Особенности этого евангелия, столь остро ставившего проблему вины и возмездия, позволили переработать его уже после 134 г. (конец восстания Бар-Кохбы), когда для христиан империи вопрос о разрыве с иудаизмом стал вопросом не только вероучения, но и самосохранения. Сакрализация и спиритуализация образа Иисуса, характерная для апокрифа, отсутствие страданий на кресте, воскресение в фантастическом облике могли привлечь к нему внимание докетов, которые толковали его в духе своего учения (а может быть, не только толковали, но и перерабатывали при переписке). На мысль о возможной переработке наводит и реакция Серапиона. Характерно, что Серапион, осуждая это евангелие, писал о прибавлении некоторых заповедей. Впоследствии Евангелие от Петра было признано подложным. В числе подложных его называет Евсевий (НЕ. III. 25).

Евангелие от Петра представляет интерес для историков христианства, потому что оно было создано в тот период, когда, по словам А. Гарнака, евангельский материал находился еще в неоформленном виде, канона не существовало и материал этот свободно переделывался {23}. Сами споры вокруг направленности этого евангелия, которые вели ученые нового времени, говорят о том, что перед нами не теологический трактат, а произведение, отражавшее христианское учение в его противоречивом развитии и становлении, с одной стороны, сохранявшее наиболее почитаемую древнюю традицию об Иисусе, а с другой - отвечавшее потребности верующих того времени, когда оно создавалось, - потребности в чуде, в справедливом возмездии виновникам гибели Иисуса, потребности убедить неверующих язычников манифестацией божественной природы их спасителя с помощью рассказов не менее фантастических, чем те, которые содержались в многочисленных произведениях литературы I-II вв., посвященных чудесным знамениям, предсказателям, колдунам, таинственным превращениям и т. п. Интересно это евангелие и тем, что в нем отразились такие детали ранней традиции, на которые в Новом завете содержатся только беглые указания (как, например, участие Ирода в суде над Иисусом). Евангелие от Петра как бы находится между иудео-христианской и новозаветной традицией, с одной стороны, и гностическими учениями (о которых речь пойдет дальше) - с другой. Может быть, именно поэтому оно не было признано церковью: образ не испытывавшего страданий Христа ассоциировался с осужденным гностическим учением, прямое противопоставление иудейского народа жречеству и старейшинам связывало его с также осужденными иудео-христианскими писаниями, а фантастические детали расходились с описанными в признанных священными книгах. Но, как показывает находка в Ахмиме, евангелие это (во всяком случае отрывки из него) продолжало переписываться и почитаться среди отдельных групп восточных христиан {24}.

Евангелие от Петра {1}

1.1. ...Из иудеев же никто не умыл рук, ни Ирод, ни кто-либо из судей Его {2}. И когда никто не захотел омыться, поднялся Пилат. 2. Тогда Ирод-царь приказывает взять Господа, говоря им: "Что я приказал вам сделать с Ним, сделайте" {3}.

2. 3. Был там Иосиф, друг Пилата и Господа {4}, и, видя, что они намереваются распять Его, пошел к Пилату и попросил тело Господа для погребения. 4. И Пилат послал к Ироду просить о теле. 5. Ирод же сказал: "Брат Пилат {5}, даже если никто и не попросил бы, мы бы погребли Его, так как суббота настает {6}, ибо написано в Законе: солнце не должно заходить над умерщвленным {7}" - и передал Его толпе перед первым днем праздника опресноков.

3.6. И они, взяв Его, гнали и бежали, толкая Его, и говорили: "Гоним Сына Божия, получив власть над Ним". 7. И облачили Его в порфиру и посадили Его на судейское место, говоря: "Суди праведно, царь Израиля" {8}. 8. И кто-то из них, принеся терновый венец, возложил его на голову Господа. 9. А одни, стоящие (рядом) плевали Ему в глаза, другие били Его по щекам, иные тыкали в Него тростниковой палкой, а некоторые бичевали Его, приговаривая: "Вот какой почестью почтим мы Сына Божия".

4.10. И привели двух злодеев и распяли Господа между ними в середине: Он же молчал, как будто не испытывал никакой боли. 11. И когда они подняли крест, они написали (на нем): "Это царь Израильский". 12. И, положив одежды Его перед Ним, делили их и бросали жребий между собой {9}. 13. Но один из злодеев упрекал их, говоря: "Мы из-за зла, которое совершили, так страдаем, Он же, явившийся Спасителем людей, что дурного Он сделал вам?" 14. И, вознегодовавши на него, приказали не перебивать ему голеней, чтобы он умер в мучениях.

5.15. Был уже полдень, и мрак окутал всю Иудею. И они стали беспокоиться и бояться, не село ли солнце, а Он еще был жив. Ибо предписано им {10}, чтобы солнце не заходило над умерщвленным. 16. Тогда кто-то из них сказал: "Напоите Его желчью с уксусом", и, смешав, напоили. 17. И исполнили все и довершили грехи над головами своими. 18. Многие же ходили со светильниками и, полагая, что ночь наступила, отправились на покой. 19. И Господь возопил: "Сила моя, сила, ты оставила меня!" И, сказав это, он вознесся {11}. 20. И в тот же самый час разорвалась завеса в храме Иерусалима надвое.

6.21. И тогда вытащили гвозди из рук Господа {12} и положили Его на землю. И земля вся сотряслась, и начался великий страх. 22. Тогда солнце засветило, и стало ясно, что час еще девятый {13}. 23. Обрадовались иудеи и отдали Иосифу тело Его, чтобы он похоронил тело, ибо видел, сколько благого содеял (Он). 24. Взял же он Господа, обмыл и обернул пеленой {14} и отнес в свою собственную гробницу {15}, называемую садом Иосифа {16}.

7.25. Тогда иудеи, и старейшины, и жрецы, поняв, какое зло они сами себе причинили, начали бить себя в грудь и говорить: "Увы, грехи наши! грядет суд и конец Иерусалима". 26. Я же с товарищами моими печалился, и, сокрушенные духом, мы спрятались, ибо нас разыскивали как злодеев и тех, кто хотел сжечь храм {17}. 27. Из-за этого всего мы постились и сидели, горюя и плача ночь и день до субботы.

8.28. Собравшиеся книжники, и фарисеи, и старейшины услышали, что народ весь ропщет и бьет себя в грудь, говоря: "Если при смерти Его такие великие знамения явились, то видите, сколь Он праведен". 29. Испугались они и пошли к Пилату, прося его и говоря: 30. "Дай нам воинов, чтобы мы могли сторожить Его могилу три дня, чтобы Его ученики не пришли и не украли бы Его и народ не решил, что Он восстал из мертвых и не сделал бы нам зла". 31. Пилат же дал им Петрония-центуриона, чтобы охранять гробницу. И с ними пошли старейшины и книжники к гробнице. 32. И, прикатив большой камень, вместе с центурионом и воинами привалили к входу в гробницу. 33. И, запечатав семью печатями, расположили палатку и стали стеречь.

9.34. Рано же утром, когда начался субботний рассвет, пришла толпа из Иерусалима и его округи, чтобы посмотреть гробницу опечатанную. 35. И в ту же ночь, когда рассветал день Господнен {18},- сторожили же воины по двое каждую стражу - громкий голос раздался в небе. 36. И увидели, как небеса раскрылись и двух мужей, сошедших оттуда, излучавших сияние и приблизившихся к гробнице. 37. Камень же тот, что был привален к двери, отвалившись сам собой, отодвинулся, и гробница открылась, и оба юноши вошли.

10.38. И когда воины увидели это, они разбудили центуриона и старейшин, ибо и они находились там, охраняя (гробницу). 39. И когда они рассказывали, что видели, снова увидели выходящих из гробницы трех человек, двоих, поддерживающих одного, и крест, следующий за ними. 40. И головы двоих достигали неба, а у Того, кого вели за руку, голова была выше неба. 41. И они услышали голос с небес: "Возвестил ли Ты усопшим?" 42. И был ответ с креста: "Да" {19}.

11.43. А те обсуждали друг с другом, чтобы пойти и сообщить Пилату. 44. И пока они раздумывали, снова разверзлись небеса, и некий человек сошел и вошел в гробницу. 45. Увидавшие это вместе с центурионом поспешили к Пилату {20}, оставив гробницу, которую охраняли, и возвестили обо всем, что видели, в сильном замешательстве и волнении, говоря: "Истинно, Сын был Божий". 46. Отвечая же, Пилат сказал: "Я чист от крови Сына Божия, вы же так решили". 47. Тогда все просили его приказать центуриону и воинам никому не рассказывать о виденном. 48. Ибо лучше, говорили они, нам быть виноватыми в величайшем грехе перед Богом, но не попасть в руки народу иудейскому и не быть побитыми камнями. 49. И приказал тогда Пилат центуриону и воинам ничего не рассказывать.

12.50. Рано утром дня Господня Мария Магдалина, ученица Господа, опасаясь иудеев {21}, охваченных гневом, не свершила у гробницы Господа (того), что обычно свершают женщины над близкими умершими. 51. Взяв с собой подруг, пошла к гробнице, куда был положен. 52. И боялись они, как бы не увидели их иудеи, и говорили: "Если и не могли мы в тот день, когда был распят, рыдать и стенать, то теперь у гробницы Его сделаем это. 53. Кто же откатит для нас камень, закрывающий вход в гробницу, чтобы, войдя, мы сели около Него и совершили положенное? {22} 54. Ибо камень был велик, и мы боимся, как бы кто-нибудь не увидел нас. И если мы не сможем, положим у входа, что принесли в память Его, будем плакать и бить себя в грудь вплоть до нашего дома".

13.55. И они пошли, и увидели гробницу открытой, и, подойдя, склонились туда, и увидели там некоего юношу, сидящего посреди гробницы, прекрасного и одетого в сияющие одежды, который сказал им: 56. Кого ищете? Не Того ли, Кто был распят? Восстал Он и ушел. Если же не верите, наклонитесь и посмотрите на место, где Он лежал, Его нет там. Ибо восстал и ушел, откуда был послан. 57. Тогда женщины, объятые ужасом, убежали.

14.58. Был же последний день праздника опресноков, и многие расходились, возвращаясь по домам своим, так как праздник кончался. 59. Мы же, двенадцать {23} учеников Господа, плакали и горевали, и каждый, удрученный совершившимся, пошел в дом свой. 60. Я же, Симон Петр, и Андрей, брат мой, взяв сети, отправились к морю. И был с нами Левий, сын Алфеев {24}, которого Господь... {25}

Комментарии

Евангелие от Петра

1 Название дано издателями на основании последней фразы сохранившегося отрывка - "Я же Симон Петр...". Деление на главы и стихи условно, оно сделано учеными нового времени (Robinson J A., James М. К. The Gospel according to Peter and Revelation of Peter L., 1892; Harnack A. var. Bruchsstucke des Evangeliens und Apocalyps des Petrus. Leipzig, 1893).

2 В предшествующей фразе речь шла, по всей вероятности, о том, что Пилат умыл руки (ср.: "Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки пред народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы". - Мф. 27.24) В отличие от новозаветных евангелий суд происходит не перед народом, а в претории - доме римского провинциального наместника, в данном случае Пилата, или во дворце Ирода.

3 Ирод Антипа, правитель Галилеи, упоминается в числе судей в "Деяниях апостолов": "Ибо поистине собрались в городе сем (т е. Иерусалиме) на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским..." (4.27 Ср.. Лк. 23. 6-11)

4 Иосиф из Ариматеи, который просил выдать ему тело Иисуса, упоминается в новозаветных евангелиях (Мф. 27.57, Мк. 15.43; Лк. 23.50; Ин. 19.38) Там он назван членом синедриона (судебного органа иудеев), не участвовавшим, однако, в суде над Иисусом; но о дружбе его с Пилатом в новозаветных евангелиях ничего не говорится (у Марка сказано, что Иосиф "осмелился" прийти к Пилату). По-видимому, используя общую с каноническими евангелиями традицию, автор Евангелия от Петра, следуя своему отрицательному отношению к иудейской верхушке, опустил упоминание о том, что Иосиф был членом синедриона.

5 Обращение "брат Пилат" должно свидетельствовать о дружеских отношениях Ирода и Пилата; в Евангелии от Луки сказано, что Пилат и Ирод "сделались друзьями" во время суда над Иисусом, хотя раньше были во вражде (23.12). В обоих случаях отражена традиция, объединявшая Ирода и Пилата как главных действующих лиц суда над Иисусом. "Брат" было обычным обращением эллинистических царей друг к другу; однако мало вероятно, чтобы так мог обратиться правитель Галилеи к римскому прокуратору: автор, по-видимому, был далек от официального языка, употреблявшегося в системе управления. Вводя прямую речь для оживления своего повествования, он использовал известную в восточных провинциях эллинистическую традицию. Такое обращение, употребленное в евангелии, возможно, указывает на то, что автор отрывка использовал устные рассказы христианских проповедников.

6 На самом деле, если исходить из логики повествования, речь должна была идти о наступлении пятницы. Вообще, создается впечатление, что эта глава должна была находиться в другом месте евангелия (до фразы: "и передал Его толпе перед первым днем праздника опресноков", которая скорее связана с концом предшествующей главы) Возможно, этот кусок был вставлен сюда средневековым переписчиком, тем более что, как указывалось, переписчик не знал полного текста евангелия, если в его распоряжении были фрагменты, он мог их скомпоновать по своему разумению.

7 Имеется в виду предписание ветхозаветной книги "Второзаконие": "Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день" (21.22-23): это единственная, весьма приблизительная ссылка на Ветхий завет в дошедшем отрывке.

8 В новозаветных евангелиях в рассказе об издевательствах над Иисусом его "приветствуют" как "царя Иудейского" (см., например: Мк. 15.18), совершают издевательства воины, а не толпа.

9 Это место также имеет аналогии в новозаветных евангелиях; из контекста рассказа Петра неясно, кто делил одежду и кто приказал не перебивать голеней. Однако сделать это могли только римские воины и стражники (что казни совершались только под контролем римских провинциальных властей, не мог не знать житель любой провинции) Но для автора в данном случае это несущественно, он употребляет и в отношении иудеев, издевавшихся над Иисусом, и в отношении воинов одно и то же местоимение "они" - т е. все те, кто противостоял Иисусу, кто был повинен в его смерти.

10 Здесь под "ними" подразумеваются иудеи: эта фраза показывает, что сам автор вряд ли происходил из иудеев, во всяком случае он отделяет себя от них; повторное упоминание предписания позволяет думать, что и аудитория, которой предназначалось евангелие, нуждалась в разъяснениях по поводу норм иудейского Закона.

11 Употребление этого слова может означать, что Иисус сразу же вознесся на небо, но может быть воспринято как торжественный синоним для "умер" (ср. русское "отошел").

12 Это одно из немногих упоминаний пригвождения как способа распятия. Из новозаветных евангелий гвозди упоминаются только в Евангелии от Иоанна (Фома говорит там о ранах от гвоздей. - 20.25) В "Деяниях апостолов" сказано, что Иисуса "убили, повесивши на древе" (10.39; другой возможный перевод - "на столбе") Таким образом, в ранней христианской традиции существовали расхождения по поводу способа казни Иисуса.

13 "...час еще девятый..." - третий час после полудня.

14 В подлиннике употреблено слово, означающее тонкую ткань типа кисеи; в русском переводе употребляется слово "плащаница" (Мк. 15.46)

15 В древности было распространено приготовление при жизни места для захоронения, гробницы, склепа. Как правило, такие гробницы были семейными; в отдельных случаях в них по желанию собственника могилы могли быть захоронены и друзья. В Евангелии от Петра для обозначения гробницы употреблены разные греческие слова ("тафос", "мнемейон"), как и в новозаветных евангелиях (например: Мф. 27.62; Мк. 15.4, и др.). Наиболее близко к значению этих слов русское слово "гробница", а не "гроб", как дано в синодальном переводе новозаветных евангелий.

16 "Сад Иосифа" - название не гробницы, а места, где она находилась, перенесенное затем и на саму гробницу (ср.: "...в саду гроб новый". - Ин. 19.21). В дальнейшем в христианстве происходит сакрализация образа сада. Особенно это видно в гностическом Евангелии от Филиппа; здесь Иосиф из Ариматеи, образ которого не нес никакого сакрального смысла, был заменен Иосифом, отцом Иисуса. В этом евангелии сказано, что Иосиф-плотник посадил сад, ибо он нуждался в деревьях для своего ремесла. Это он создал крест из деревьев, которые посадил, и семя его было подвешено к тому, что он посадил... (91).

17 В обвинениях, выдвинутых против Иисуса, было, согласно каноническим евангелиям, и обвинение в намерении разрушить Иерусалимский храм (Мф. 27.40; Мк. 15.29), вероятно, такое же обвинение было упомянуто и в Евангелии от Петра, только в нем оно конкретизировано и перенесено также на учеников (единственно возможный реальный способ уничтожить храм - поджечь его).

18 "День господнен" - воскресенье.

19 Этот вопрос и ответ предполагают, что в промежуток между распятием и воскресением Иисус находился в загробном мире. Апокриф, таким образом, отражает начавшую складываться легенду о нисхождении Христа в ад, о котором затем будет рассказано в более позднем Евангелии от Никодима, созданном не ранее III в. и дошедшем в латинском переводе. В последней части Евангелия от Никодима рисуется совершенно фантастическая картина путешествия Иисуса в ад, где он хватает Сатану и приказывает заковать его в цепи. В Евангелии от Петра есть лишь намек на то, что Христос проповедовал не только живым, но и умершим (вероятно, по мысли автора, чтобы спасти и их)

20 Похожий рассказ содержится в Евангелии от Матфея, только в нем иудейские старейшины обращаются к Пилату один раз - чтобы он дал стражу к гробнице; второй раз, узнав о воскресении, они просят не Пилата, а воинов, чтобы они не рассказывали о чудесах, но распустили бы слух, что ученики украли тело (Мф. 28.12-14).

21 Здесь, как и в некоторых других местах, иудеи означают не весь народ, а верхушку (старейшины, жрецы, фарисеи).

22 Автор, по-видимому, не вполне ясно представляет, что именно должны были сделать иудейские женщины у могилы умершего. Для него самое главное то, что они должны были его оплакать.

23 На самом деле, если следовать логике евангельской легенды, учеников Иисуса в это время должно было быть одиннадцать. Однако и в отдельных местах Нового завета говорится о "двенадцати" после смерти Иисуса (Ин. 20.24: "Фома же один из двенадцати..."; в Первом послании к Коринфянам сказано, что Иисус "явился Кифе, потом двенадцати". - 15.5). Число "двенадцать" воспринималось в иудейской среде как священное, оно было связано с двенадцатью коленами Израиля: в Евангелии от Матфея сказано, что во время Страшного суда ученики Иисуса сядут "на двенадцати престолах судить двенадцать колен израилевых" (19.28). В Апокалипсисе Иоанна город Иерусалим, сходящий с неба, имеет двенадцать ворот, а на воротах написаны имена двенадцати колен сынов израилевых (21.12), в кумранской общине также были двенадцать старейшин. В "Деяниях апостолов" (1.26) говорится, что для сохранения "двенадцати" в их число по жребию был избран некий Матфий (Маттиас - по-гречески), который, однако, в дальнейших рассказах не действует. Избрание это прошло, согласно рассказу "Деяний", уже после явления Иисуса апостолам.

24 Левий Алфеев упомянут у Марка (2.14), но затем сыном Алфея (3.12) назван Иаков, как и в евангелиях от Луки и Матфея. Списки апостолов в каноне не идентичны (ср.: Лк. 6.14-16; Мф. 10.2-4; для устранения противоречий в списках апостолов церковная традиция отождествляет Фаддея с Иудой Иаковлевым)

25 По-видимому, дальше следовали слова о том, как был призван Левий (по Евангелию от Марка, он был сборщиком пошлин), а затем должно было рассказываться о явлении Иисуса ученикам во время рыбной ловли (ср.. Ин. 21.1, где говорится о явлении Иисуса при море Тибериадском, правда, это было не первое его явление); евангельская традиция расходится в описании, каким ученикам, где и когда явился Иисус (ср.: Мк. 16.14; Лк. 24.34). Вероятно, среди первых христиан бытовало много рассказов о явлении Иисуса, и каждый евангелист выбирал тот, который соответствовал наиболее почитаемой им традиции.

Протоевангелие Иакова

Во II в., когда уже были созданы основные почитаемые евангелия, появляются своеобразные произведения, примыкавшие к евангелиям и заполнявшие пробелы в рассказах о жизни основателя христианства и связанных с ним людей. Расширение состава верующих, приток в христианские общины греков, сирийцев, италиков, египтян привели к тому, что все эти люди привнесли в христианство свои традиции. Искренне отказываясь от почитания своих старых богов, они тем не менее сохраняли свои вкусы, прежнее восприятие мира, перенося привычные литературные и сказочно-философские образы на то божество, которому они стали поклоняться.

Влияние восточной сказки переплеталось в восприятии христиан II в. с влиянием массовой литературы. Это было время распространения произведений, описывающих самые невероятные чудеса, творимые богами или чародеями, превращения, колдовство. История реальных исторических лиц неузнаваемо преображалась в таких произведениях. Наиболее характерным примером может служить роман об Александре Македонском, в котором Александр выступает как сын чародея Нектанеба; одновременно Александр является воплощением своего отца. Поход Александра превращается в сказочное путешествие, во время которого происходят встречи с карликами, великанами, странными уродами и т. п. Популярность этого романа была такова, что он в дальнейшем был переведен на латинский, сирийский, армянский языки; в XIII в. попал он и на Русь. Во II в. Флегонт составил сборник "Удивительных историй", где действуют разные фантастические существа и призраки. Для подобной литературы о чудесах и сверхдоблестях (ареталогии) свойственно соединение откровенной фантастики, традиционных сказочных мотивов с элементами мистики и вульгаризованной философии. Лукиан, пародируя все эти фантастические рассказы в "Правдивой истории", описывает "Острова блаженных", куда он якобы попал со своими спутниками во время путешествия. Характерно, что пародируемые Лукианом

общие места таких рассказов можно встретить и у христиан: на островах земля пестрит цветами и покрыта тенистыми садовыми деревьями, виноград приносит плоды двенадцать раз в год... Живут там бесплотные тени, являющие собой "идею человека" (II. 12-13). Христиане, читавшие подобные истории, и в учение, созданное первыми последователями мессии Иисуса, вносили привычные для них представления.

Чудеса, совершаемые Иисусом в ранних евангелиях, - это исцеления больных, накормление голодных, т. е. помощь страждущим людям (в соответствии с этическими требованиями первых христиан). В "Деяниях апостолов" Петр говорит об Иисусе: "...Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом, потому что Бог был с Ним" (10.38). В коптском Евангелии от Фомы, наставляя учеников в их миссионерской деятельности, Иисус говорит ученикам: "Тех, которые среди них больны, лечите" (15). Но это казалось уже недостаточным: Иисус-бог в представлении массы верующих должен был совершать чудеса не менее впечатляющие, чем боги и герои языческих сказаний, беспощадно карать своих врагов.

Потребность веры в чудо (не только в чудо воскресения Иисуса, но и в возможность повседневных чудес) сочеталась со стремлением узнать малейшие подробности, бытовые детали жизни Иисуса, его матери и почитаемых проповедников. Ранние евангелия - и новозаветные, и апокрифические - больше внимания уделяли проповедям Иисуса, чем его биографии. В частности, в новозаветных произведениях нет сколько-нибудь подробных рассказов о детстве Иисуса, о его матери. Конкретные события приводятся в этих писаниях как повод для высказываний и поучений. Только "страсти" Иисуса, его гибель, явление ученикам (а в иудео-христианских апокрифах - и крещение) описаны подробно, ибо это имело первостепенное вероучительное значение.

Все эти социально-психологические предпосылки привели к появлению, повествований, в которых образы канонических евангелий подвергались, по словам С. С. Аверинцева, "безудержному расцвечиванию и грубой вульгаризации" {1}. Однако не только связь с "низовой словесностью" определяла популярность

апокрифических жизнеописаний, в них находили отражение и верования христиан, и их этические представления, для которых ранние священные книги давали недостаточную опору. Христианство начиная со второй половины II в. создает самые разнообразные произведения, дополнявшие собственно евангельские рассказы. У истоков всей этой литературы находятся два апокрифа II в. В одном из них рассказывалось о рождении и жизни Марии (вплоть до рождения Иисуса), в другом - о детстве Иисуса. Оба этих евангелия в научной литературе иногда объединяют общим названием "евангелия детства".

Мать Иисуса не занимала сколько-нибудь важного места в учении первых христиан. Эбиониты в соответствии со своим представлением о пророке Иисусе считали его мать обыкновенной женщиной, женой плотника Иосифа {2}. Гностики использовали образ Марии для своих религиозно-философских построений. Так, эпизод с благовещением толковался в одной из гностических версий как явление Марии в образе архангела Гавриила самого Христа-Логоса, который вошел в нее. Автор Евангелия от Филиппа упоминает Марию, но тоже в специфическом контексте, подчеркивая символику ее имени: "Ибо Мария - его мать, его сестра и его спутница". Здесь Филипп выражает гностическую идею о преодолении земной множественности (разделенности). Биография Марии - матери Иисуса, ее реальная жизнь гностиков не интересовала.

В новозаветном Откровении Иоанна в видениях предстает женщина, рождающая в муках дитя, но образ этот может быть и совсем не связан с матерью Иисуса: ничего земного, человеческого в нем нет. Эту женщину, "облаченную в солнце", преследует дракон, который хочет вступить в борьбу "с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божий и имеющими свидетельство Иисуса Христа" (12.1-17), дети этой жены - все верующие-христиане. Возможно, образ ее - отголосок Матери - святого духа арамейских христианских текстов (или символ истинной веры); описание ее, как и описание блудницы, сидящей на семиголовом звере (символ Рима), представляет собой аллегорию, которая нуждается в толковании, в постижении ее скрытого смысла; к реальной женщине этот образ отношения не имеет.

В Евангелии от Марка ничего не сказано о рождении Иисуса, оно начинается с описания крещения, как и иудео-христианские евангелия. Поскольку для Марка деятельность Иисуса как мессии начинается с его крещения и сошествия на него святого духа, земная мать его упоминается им вскользь.

В евангелиях от Матфея и Луки приводятся несколько отличные друг от друга родословные Иосифа: его род возводится к Давиду, поскольку, согласно иудейским верованиям, мессия должен происходить из рода Давидидов. Когда складывались легенды о происхождении Иосифа из этого рода и конструировались генеалогии, Иосиф, по всей вероятности, еще считался отцом Иисуса (хотя в арамейском варианте Евангелия от Матфея, согласно Епифанию, эта сконструированная генеалогия отсутствовала). Однако в тех же евангелиях излагается и начавшийся складываться в период их создания миф о непорочном зачатии Марией Иисуса от духа святого {3}. В связи с этим мифом, призванным подчеркнуть единую сущность Бога и Христа, в христианской традиции начинает выделяться образ Марии.

Наиболее подробен рассказ о непорочном зачатии в Евангелии от Луки. Автор его ввел описание благовещения - явления Марии ангела, возвестившего ей о чуде зачатия от святого духа. Благовещение представляет собой как бы дублирование эпизода, изложенного у Луки ранее, - возвещения ангелом престарелому Захарии о рождении у него Иоанна (будущего Иоанна Крестителя). Оба действующих лица удивлены вестью, и оба спрашивают, как это может быть. Правда, затем рассказы расходятся: Захарию наказывают за сомнение, а Мария, поверив, начинает славить Бога. Возможно, эпизод с благовещением введен автором Евангелия от Луки под влиянием рассказов об Иоанне Крестителе, с которыми он был хорошо знаком. Он вводит в повествование встречу Марии с Елизаветой, женой Захарии, у которой Мария прожила три месяца перед родами. В дальнейшем изложении у Луки мать Иисуса упоминается в эпизоде в Иерусалимском храме (об этом эпизоде будет сказано подробнее при разборе евангелия детства), но дальше практически она из евангельских рассказов исчезает (в трех канонических евангелиях Иисус отрекается от матери, своих учеников называя матерью и братьями. - Мк. 3.33-34; Мф. 12.48-50; Лк. 8.19-21). Мать Иисуса у "синоптиков" даже не названа среди присутствовавших при распятии, хотя Марк поименно перечисляет женщин, которые издали смотрели на казнь: Мария, мать Иакова-меньшого и Иосии, Мария Магдалина и Саломея (15.40); то же пишет и Матфей, только вместо Саломеи он упоминает мать сыновей Зеведеевых (27.56); у Луки просто сказано: "женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи" (23.55). Только согласно Евангелию от Иоанна, Мария, мать Иисуса, стоит около креста, и Иисус поручает ее своему любимому ученику (имеется в виду Иоанн), от имени которого написано евангелие. В "Деяниях апостолов" упоминается о том, что она пребывала в молитве после казни Иисуса вместе с апостолами и братьями его (1.14). Вот практически и все сведения о ней, содержащиеся в каноне.

Отсутствие в новозаветной традиции сколько-нибудь достоверных сведений о матери Иисуса дало возможность противникам христиан, прежде всего ортодоксальным иудеям, выдвинуть свою версию ее жизни. Эту версию изложил Цельс в "Правдивом слове". С ним полемизировал Ориген, приводивший из сочинения Цельса обширные цитаты. Цельс, ссылаясь на рассказы иудеев, писал, что Мария была пряхой (одна из наименее уважаемых женских профессий в античное время) и родила незаконного сына от римского солдата Пантеры. Аналогичная версия содержится и в Талмуде, где солдат назван Пандирой. В противовес этой легенде - у нас нет оснований видеть в ней какое-то историческое ядро - христиане II в. распространяли свои рассказы о богоматери, в которых происходило нарастание сверхъестественных элементов в соответствии с общим тяготением к чудесному и традицией почитания женских божеств, уходившей своими корнями в глубокую древность, особенно на Востоке.

Подробный рассказ о детстве и замужестве Марии содержится в так называемой "Истории Иакова о рождении Марии", или "Книге Иакова", как называл это сочинение Ориген (Com. in Matth. X. 17). В научной литературе это произведение принято называть Протоевангелием Иакова. Популярность этого произведения была такова, что, невзирая на апокрифичность его, в раннем средневековье оно было переведено на многие языки (сирийский, коптский, армянский); дошли несколько средневековых рукописей (с пространной и краткой редакцией); наиболее ранний текст Протоевангелия Иакова был обнаружен на папирусе в Египте, изданном в 1958 г. (папирус Бодмера). Там дано название: "Рождение Марии. Откровение Иакова". Папирус относится к III в., но рукопись, по-видимому, также подверглась переработке, некоторым сокращениям по сравнению с предполагаемым оригиналом. Протоевангелие Иакова, поскольку его знал Ориген, было написано примерно около 200 г., может быть - 150 г. Неопределенность датировки связана с тем, что автор хорошо знал канонические евангелия, следовательно, он писал уже после того, как сложилась письменная новозаветная традиция, в то же время там использованы какие-то иные источники или устные рассказы, в частности, согласно Протоевангелию, Иисус родился в пещере. Этот вариант легенды знал Юстин, как и версию о происхождении самой Марии из рода Давида, однако неясно, взял ли эти сведения Юстин из "Книги Иакова" или из устных рассказов, предшествовавших ее написанию. Вероятнее последнее, так как никаких других данных об использовании этой книги Юстином у нас нет. В любом случае Протоевангелие было создано во второй половине - конце II в., вероятно, в Египте.

В дошедших до нас рукописях Протоевангелия имеются вставки. Так, в момент рождения Иисуса Иосиф вдруг начинает говорить от первого лица; стилистика этого отрывка расходится с остальным текстом евангелия, он введен, по-видимому, из другого прбизведения, написанного от имени Иосифа. Относительно поздней вставкой является и молитва Саломеи. Оба этих отрывка отсутствуют в папирусе Бодмера.

Протоевангелие написано от имени Иакова, брата Иисуса и сына Иосифа от первого брака. Создание евангелия, повествующего о чудесном рождении Марии и еще более чудесном рождении Иисуса от имени очевидца Иакова, освящало легенду о непорочном зачатии и было своего рода скрытой полемикой с теми, кто не признавал рождения Иисуса от святого духа; их учение как бы опровергал один из самых почитаемых ими христианских деятелей, руководитель, иерусалимской общины.

В целом, если не считать некоторых вставок, это произведение, написанное рукой одного автора. Скудость традиции привела к тому, что, за исключением мотива рождения в пещере, выражавшего идею света, засиявшего во тьме, и происхождения Марии от Давида, рассказы о котором должны были появиться в связи с учением о непорочном зачатии, автор Протоевангелия конструировал свой рассказ на основе различных источников, не имеющих прямого отношения к Марии, а также тех немногих сведений, которые содержатся в евангелиях от Луки и Матфея (главным образом от Луки), причем автор включал дословно в свой текст отрывки из этих евангелий.

Протоевангелие начинается с описания того, как будущие родители Марии Иоаким и Анна скорбят о своей бездетности. Начало это перекликается с историей Самуила в Ветхом завете (1 Царств., в еврейском тексте - 1 Самуила), согласно которой у жены Елкана Анны (даже имя обеих женщин совпадает) не было детей, и она скорбела об этом и молилась (молитва Анны появляется и в Протоевангелии). Анна, жена Елкана, дает обет - как и мать Марии - посвятить своего ребенка богу. Итак, общее развитие сюжета заимствовано автором истории о рождении Марии из Ветхого завета. Однако автор не был, по-видимому, иудеем и не знал как следует религиозной жизни Иудеи или, может быть, сознательно игнорировал ее: он писал в то время, когда Иерусалимского храма уже не существовало, основная масса иудеев находилась в рассеянии, писал он для христиан неиудеев, говоривших по-гречески. Несоответствия с бывшей когда-то исторической действительностью его не смущали, он писал историю по законам распространенного литературного жанра, в котором верность действительности была не нужна. А несоответствия и неточности начинаются уже с первых строк: из-за бездетности терпит поношение не только Ацна, но и Иоаким. В истории Самуила попреки направлены только против женщины (у Елкана были дети от другой жены). Характерно, что эти попреки дословно совпадают в обоих произведениях. "Господь затворил твое чрево" - эту фразу автор Протоевангелия прямо включил в свою книгу. В рассказе о родителях Марии Иоакима фактически отлучают от храма, не разрешают ему приносить жертвы, что было невероятно. Но это усиливает драматичность рассказа и противопоставляет Иоакима жестоким иудеям. Иоаким и Анна порознь получают знамение о том, что у них родится ребенок. В истории Самуила его будущей матери возвещает первосвященник. В Протоевангелии знамение непосредственно дает Бог через ангела, здесь использован упомянутый выше мотив из Евангелия от Луки, связанный с рождением Иоанна Крестителя; с точки зрения верующего христианина II в., иудейский первосвященник не мог передавать знамение, исходившее от бога. После рождения Марии Анна произносит благодарственную молитву, которая также имеет параллели с "Книгой Самуила". Наконец, когда Марии исполнилось три года, ее отводят в храм в соответствии с данным обетом. Этот обет заимствован из истории Самуила, но посвящение в храм девочки, которая при этом живет в святая святых храма, история совершенно невозможная. Значит ли это, что автор настолько не представлял себе иудейских обычаев? Ведь он достаточно хорошо знал Ветхий завет. Скорее всего мы имеем здесь сознательное пренебрежение этими обычаями, стремление подчеркнуть, что в истории Марии все было исключительно - и ее пребывание в храме тоже.

В храме Мария оставалась до двенадцати лет. Интересно отметить, что Мария питалась особой пищей, которую ей приносил ангел. Это упоминание - не просто еще одна фантастически-чудесная деталь, за ней стоит представление об "особом" теле и "особой" телесной жизни матери Христа. Автор Протоевангелия перенес на Марию те идеи, которые разрабатывались в христианстве II в. применительно к образу Христа. Уже в Евангелии от Иоанна Иисус говорит своим ученикам, отказываясь от еды: "...у меня есть пища, которой вы не знаете... Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его" (4.32-34). Правда, здесь отказ от земной пищи носит иносказательный характер, но у гностиков существовало учение об особом способе питания Иисуса, связанном с иной, нечеловеческой, телесностью. Так, один из наиболее крупных теологов-гностиков, Валентин, по данным Климента Александрийского, утверждал, что Иисус ел и пил особенным образом, не отдавая пищи (т. е. не перерабатывая ее); сила воздержания была в нем такова, что пища в нем не разлагалась, так как он сам не подлежал разложению. Отголоски этого учения переплелись в истории о рождении Марии с древними языческими верованиями: боги греков пили особый напиток - нектар и питались амброзией. Такое переплетение традиционных мифологических мотивов, мистики, вульгаризованных философских доктрин было характерно для "низовой словесности" и отражало определенные тенденции в развитии христианства.

Когда Марии исполняется двенадцать лет, рассказывается в Протоевангелии, жрецы по повелению ангела созывают старцев, чтобы вручить одному из них Марию для своего рода опеки. Так в истории Марии появляется плотник Иосиф - старец, вдовец. Образ Иосифа-старца - создание апокрифической литературы, стремившейся заполнить лакуны первоначальных евангельских повествований, в которых Иосиф после рождения Иисуса и возвращения из Египта (по Евангелию от Матфея) не фигурирует вовсе ("родители" Иисуса упомянуты только еще один раз у Луки в рассказе о посещении ими вместе с мальчиком Иисусом Иерусалимского храма. - 2.42-43). Старость Иосифа позволяла объяснить отсутствие упоминаний о нем в период деятельности Иисуса; в Евангелии от Марка жители Назарета называют Иисуса только "сыном Марии", не упоминая имя отца (6.3). По-видимому, предполагалось, что Иосиф умер к началу проповеди Иисуса. Старость Иосифа также давала возможность ввести взрослых сыновей от первого брака {4} и тем самым утвердить девственность Марии.

Иосиф был избран супругом-хранителем Марии, так как из его посоха вылетела голубка - образ, который должен был ассоциироваться в умах верующих со святым духом, сошедшим на Иисуса в виде голубя.

Даже в деталях дальнейшей жизни Марии, по концепции автора Протоевангелия, обнаруживается ее исключительность. Так, по жребию ей достается ткать самую дорогую ткань, настоящую багряницу, пурпур. Как отличен этот символ от символики первых христиан, для которых в пурпур и багряницу одевались блудницы - и главная блудница - Рим, как он изображен в Апокалипсисе Иоанна {5}. Но пурпур имел и скрытый, мистический смысл (во всяком случае так он толковался византийскими богословами): прядение пурпура как бы возвещает "прядение" тела младенца из крови матери.

Эпизод благовещения и прихода Марии к Елизавете представляет собой детализированный и драматизированный (в соответствии с жанром) пересказ Евангелия от Луки с дословным повторением отдельных фраз. Благовещение происходит в отсутствие Иосифа, который уходит на плотницкие работы. Это должно было объяснить, почему Мария отправилась к Елизавете. У Луки в соответствующем рассказе отразилось стремление объединить легенды об Иоанне Крестителе и Иисусе, существовавшие раздельно, подчеркнуть связь между обоими проповедниками с самого их рождения; бытовая достоверность не интересовала автора третьего евангелия. В Протоевангелии подробно описана реакция вернувшегося мужа и обнаружившего беременность своей подопечной (намек на реакцию Иосифа есть в Евангелии от Матфея, но там Мария выходит за него замуж, уже будучи беременной, и Иосиф хочет тайно отпустить ее. 1.18-19).

По доносу книжника Анны (автор опять вводит мотив иудея-недруга, как и в начале повествования) Иосифа и Марию вызывают в храм и заставляют пройти испытание "водою ревности". Это был древний обычай, согласно которому женщине, подозревавшейся в прелюбодеянии, давали выпить воду, смешанную с грязью {6}. Если она без последствий выпивала эту смесь, то объявлялась непорочной. В рассказе "горькую воду" пьют оба; естественно, что Иосиф и Мария безболезненно проходят через испытание "божиим судом".

Во всех эпизодах после замужества Марии неясно место действия. Подразумевается, что все происходит в Иерусалиме: вряд ли доноситель Анна бегал из Назарета к первосвященнику и обратно. Назарет здесь не фигурирует, не потому, конечно, что автор не знал о Назарете, о котором было написано в новозаветных евангелиях, а потому, что для него эта деталь шла вразрез с сюжетом, в который был введен эпизод с доносом, испытанием водою, создающий драматическое напряжение, показывающий книжника, стремившегося навредить еще матери Иисуса... Кроме того, автор не знал реального Назарета, плохо представлял себе, где именно он находится. Неопределенность места действия позволяла ему ввести псевдореалистические детали, которыми он расцвечивал повествование по собственному усмотрению.

Как и в Евангелии от Луки, Иосиф с Марией отправляются на перепись в Вифлеем (добавлена деталь - вместе с сыновьями). В повествование вставлен эпизод, выпадающий из общего бытописательного тона этого отрывка: Мария во время пути то плачет, то смеется. Когда Иосиф спрашивает ее, в чем дело, она отвечает, что видит перед глазами два народа: один рыдает, другой радуется и веселится. Здесь открыто противопоставлены иудеи (народ, который рыдает: во время создания Протоевангелия свежа была память о страшном разгроме II иудейского восстания) и христиане из язычников (народ, который радуется). Видение Марии отражает общую тенденцию Протоевангелия, но описание его выпадает из контекста (характерно, что в тексте сначала сказано, что Иосиф пошел сзади Марии, а потом - что он обернулся и увидел ее плачущей и смеющейся). Создается впечатление, что эти фразы взяты из какого-то другого произведения, хотя, возможно, это было сделано уже самим автором оригинала истории о рождении Марии.

Дальше следует описание рождения Иисуса. Иисус, согласно этому евангелию, рождается в пещере, в пустынном месте; рождение Иисуса - это рождение света, который наполняет всю пещеру. Автор использовал здесь неканоническую традицию, поскольку она имела гораздо более сильную теологическую направленность, чем рождение в доме (Евангелие от Матфея) или в яслях (Евангелие от Луки, в котором подчеркнута обстановка простоты и бедности, противопоставленная высокому предназначению младенца), пещера символ тьмы, незнания, которую озаряет Свет-Иисус. Но автор Протоевангелия не мог обойти популярную среди христиан легенду об Иисусе в яслях для скота, столь близкую первым христианам из низов общества: ясли появляются у него в связи с преследованиями Ирода; Мария прячет там младенца Иисуса.

В описание рождения Иисуса введены дополнительные персонажи по сравнению с каноническими текстами - повивальная бабка и Саломея (правда, в папирусе Бодмера эти эпизоды сокращены). Оба этих персонажа должны были засвидетельствовать божественность и чудотворные свойства Иисуса с самого рождения.

После чуда с Саломеей следует описание поклонения магов. Характерно, что из двух вариантов в канонических евангелиях: поклонения пастухов у Луки и поклонения магов у Матфея автор выбирает версию Матфея, хотя в целом он больше следует рассказу Луки (встреча Марии с Елизаветой, благовещение, перепись в Вифлееме): маги - восточные мудрецы и прорицатели, приносящие богатые дары, были ближе тенденции автора - представить Иисуса с момента рождения общемировым божеством, в которого уверовали пришедшие издалека восточные прорицатели, так же как тенденции Евангелия от Луки больше соответствовали бедные пастухи, первыми приветствовавшие рождение мессии. Весь эпизод с магами и Иродом - близкий к тексту пересказ соответствующего места у Матфея с небольшими отклонениями (Ирод представлен грозным правителем, заседающим в претории и допрашивающим первосвященников и книжников).

На преследованиях Ирода и попытке спасти от них Иисуса кончается собственно история Марии. Дальше следует совсем другой сюжет, связанный с Иоанном Крестителем и гибелью его отца Захарии. Эта история взята из сказаний об Иоанне Крестителе и не имеет отношения к истории Марии. По всей вероятности, она отсутствовала в оригинале, так как Ориген не знает версии, приведенной в Протоевангелии, об убийстве Захарии в храме, хотя ссылается на "Книгу Иакова", говоря о братьях Иисуса. Присоединена она была к первоначальному тексту еще в поздней античности (легенды о спасении Елизаветы в горе и смерти Захарии были широко распространены в средние века). В этой истории усилен чудесный, сказочный элемент: гора расступается перед Елизаветой и скрывает ее вместе с младенцем. Гибель Захарии не имеет основы в канонических текстах. Возможно, она сконструирована автором в связи со словами, сказанными Иисусом в Евангелии от Матфея (23.35), где он призывает на головы книжников и фарисеев всю кровь праведную "от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником" {7}. Кто такой Захария, сын Варахии, было неясно христианам II в. Автор истории о гибели Захарии связал эту гибель с преследованиями Ирода, требовавшего выдачи маленького Иоанна {8}. По приказанию Ирода Захария, выведенный в качестве первосвященника (хотя, согласно канонической традиции, он был жрецом, выполнявшим свои обязанности в черед с другими, "из Авиевой череды"), был убит за отказ сказать, где его сын; его кровь чудесным образом окаменела, чтобы свидетельствовать о преступлении. История Захарии связывается в конце с историей Иисуса введением первосвященника Симеона, которого избирают на место убитого Захарии. В Протоевангелии сказано, что этому Симеону было предсказано, что он не умрет, пока не увидит Христа. Здесь повествование опять использует Евангелие от Луки, где говорится о человеке по имени Симеон, которому было дано такое предсказание (автор Протоевангелия искусственно делает его первосвященником, выбранным после гибели Захарии, чтобы связать обе части повествования и иметь возможность вернуться к Иисусу).

Кончается апокриф словами Иакова, который объявляет себя автором повествования, он вернулся в Иерусалим после смерти Ирода, а до тех пор скрывался в пустыне. Неясно, почему он должен был скрываться: ведь Ирод разыскивал младенцев, чтобы уничтожить будущего царя иудейского, а не взрослых. Возможно, здесь речь идет об Ироде Антипе, а возможно, с именем Иакова связано предание о его пребывании в пустыне (может быть, реальный Иаков имел отношение к эбионитам-ессеям?), и автор Протоевангелия для достоверности ввел эту деталь.

В целом Протоевангелие Иакова представляет собой смешение различных христианских легенд, равно как и привнесенных в христианство представлений о древних античных божествах. В Протоевангелии Иакова нарративный элемент превалирует над теологическим, но и там под бытовыми деталями (или, точнее, якобы бытовыми) и сказочными чудесами прослеживается вероучительная тенденция, связанная с идеей Иисуса-божества, чьи чудесные свойства были присущи еще его матери. В этом произведении ощущается своеобразно переработанное влияние гностиков. Это было не просто занимательное чтение, оно отвечало религиозным запросам основной массы христиан, для которых были непонятны догматические споры сторонников гностицизма и ортодоксального направления: они приспосабливали учения, подчас враждебные друг другу, к своему восприятию христианства.

Протоевангелие Иакова было создано в среде, в которой знали и почитали новозаветные евангелия, однако они не воспринимались еще как "канонические": с их текстом можно было достаточно вольно обращаться, дополнять, изменять порядок повествования. Эпизод рождения Христа в пещере показывает, что наряду с новозаветной почиталась и иная традиция.

История рождения Марии пользовалась необычайной популярностью среди христиан в поздней античности и средневековье. Церковь не могла признать Протоевангелие каноническим: оно было создано слишком поздно, сказочные детали, хотя и перетолкованные богословами, контрастировали с повествованием евангелий Нового завета. Против этого сочинения резко выступил Иероним; в V в. оно было включено в список запрещенных книг. Особенно сильной была оппозиция против него в западной церкви вплоть до XVI в. Пий V исключил из латинского требника службу Иоакима, однако затем она была восстановлена. Особенно популярно было Протоевангелие на Востоке: оно читалось, толковалось, дало основание для ряда Богородичных праздников, в частности рождества богородицы, введения во храм. Но и на Востоке оно иногда упоминается в списках "отрешенных книг". На Русь "Иаковлева повесть" пришла в XII в.; еще в XIV в. эта повесть встречается в списках запрещенных книг {9}. Формирование культа богоматери способствовало популярности этого апокрифа. Почитание Марии впитало в себя элементы мистериального культа Великой матери - божества, которое объединяло образы различных языческих богинь (Исиды, Кибелы, Астарты, Артемиды и др.), воспринимавшихся как ее ипостаси. Это божество в глазах его почитателей было не только властителем всего живого, но и носителем высшей справедливости, защитником людей {10}. Эта последняя черта особенно ярко выступила затем в культе богоматери-заступницы. Протоевангелие Иакова положило начало для создания различных легенд о Марии: в конце IV в. появился анонимный апокриф "Об успении Марии", написанный в том же ключе, что и Протоевангелие. В нем рассказывалось об успении (не о смерти) и вознесении ее на небо. В апокрифе содержится описание множества чудес: сам Иисус с ангелами спустился на облаке, чтобы принять ее душу. Но душа лишь временно покинула тело богоматери (отсюда понятие "успения"), затем душа ее снова воссоединилась с телом, и Мария вознеслась на небо, обретя новую, преображенную сущность. Как и в Протоевангелии Иакова, в сказании об успении Марии отдельные реалистические детали (например, там рассказывалось, что апостол Фома опоздал на похороны Марии и захотел проститься с ней) сочетаются с религиозной символикой, использовавшей образы Нового завета. Так, о предстоящем успении Марии возвещает архангел Гавриил - тот, кто возвестил ей рождение Иисуса.

Тем самым весть о смерти становится вестью о чуде нового рождения, которое должно произойти с нею... О воскресении Марии апостолы узнают так же, как ученицы Христа узнали в евангелиях о его воскресении, - они открывают по просьбе Фомы гробницу Марии и находят ее пустой. Такой повтор был связан с тем, что автор не имел в своем распоряжении традиции о последних годах жизни Марии и создавал свое сказочно-богословское произведение, используя историю Иисуса и наполняя ее символикой, подчеркивавшей божественность Марии в отличие от остальных, даже самых праведных, святых и мучеников. Несмотря на столь позднее появление апокрифа об успении Марии, с конца V в. церковь празднует успение богоматери.

Протоевангелие Иакова и восходящие к нему сказания отражают изменения, происшедшие в верованиях христиан в течение первых веков существования их учения. В основе этих изменений лежали как влияние древних языческих культов, многие элементы которых впитало христианство, так и особенности социальной психологии самих христиан. Эти особенности еще более ярко выступают в апокрифе о детстве Иисуса, разбор которого будет представлен в следующей главе.

История Иакова о рождении Марии {1}

I. В двенадцати коленах Израиля был некто Иоаким, очень богатый человек, который приносил двойные дары Богу, говоря: Пусть будет от богатства моего всему народу, а мне в отпущение в умилостивление Господу. Наступил великий день Господнен {2}, когда сыны Израиля приносили свои дары. И выступил против него (Иоакима) Рувим, сказав: Нельзя тебе приносить дары первому, ибо ты не создал потомства Израилю. И огорчился очень Иоаким, и стал смотреть родословную двенадцати племен народа, говоря: поищу в двенадцати коленах Израиля, не я ли один не дал потомства Израилю. И исследовав, выяснил, что все праведники оставили потомство Израилю. Вспомнил он и об Аврааме, как в его последние дни Бог даровал ему сына Исаака. И столь горько стало Иоакиму, и не пошел он к жене своей, а ушел в пустыню, поставил там свою палатку и постился сорок дней и сорок ночей, говоря: не войду ни для еды, ни для питья, пока не снизойдет ко мне Господь, и будет мне едою и питьем молитва.

II. А жена его Анна плакала плачем и рыданием рыдала, говоря: оплачу мое вдовство, оплачу мою бездетность. Но вот настал великий день Господней, и сказала ей Юдифь, служанка ее: До каких пор будешь ты терзать душу свою? Ведь настал великий день Господней, и нельзя тебе плакать. Возьми головную повязку, которую мне дала госпожа за работу: не подобает мне носить ее, ибо я слуга, а повязка несет знак царственности {3}, Анна ответила: отойди от меня, не буду я этого делать: Господь унизил меня. Не соблазнитель ли внушил тебе прийти, чтобы и я совершила грех вместе с тобою? И ответила Юдифь: Зачем я буду тебя уговаривать? Господь закрыл твое лоно, чтобы у тебя не было потомства в Израиле. И огорчилась очень Анна, но сняла свои одежды, украсила свою голову, надела одежды брачные и пошла в сад, гуляя около девятого часа, и увидела лавр, и села под ним и начала молиться Господу, говоря: Бог моих отцов, благослови меня и внемли молитве моей, как благословил ты Сарру и дал ей сына Исаака.

III. И, подняв глаза к небу, увидела на дереве гнездо воробья и стала плакать, говоря: Горе мне, кто породил меня? Какое лоно произвело меня на свет? Ибо я стала проклятием у сынов Израиля, и с осмеянием меня отторгли от храма. Горе мне, кому я подобна? Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и тварям бессловесным, ибо и твари бессловесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и водам этим, ибо и воды приносят плоды у тебя, Господи. Горе мне, кому подобна я? Не подобна я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и благословляет тебя, Господи.

IV. И тогда предстал пред ней ангел Господней и сказал: Анна, Анна, Господь внял молитве твоей, ты зачнешь и родишь, и о потомстве твоем будут говорить во всем мире. И Анна сказала: Жив Господь Бог мой! Если я рожу дитя мужского или женского пола, отдам его в дар Господу моему, и оно будет служить Ему всю свою жизнь. И пришли вестника два и сказали ей: муж твой, Иоаким, идет со своими стадами: ибо ангел явился к нему и возвестил: Иоаким, Иоаким, Бог внял молитве твоей. Иди отсюда, ибо жена твоя Анна зачнет во чреве своем. И пошел Иоаким, и приказал пастухам своим, сказав: приведите десять чистых без пятен агниц, будут они для Господа Бога моего, и приведите мне двенадцать молодых телят, и будут они для жрецов и старейшин, и сто козлят для всего народа. И вот Иоаким подошел со своими стадами, и Анна, стоявшая у ворот, увидела Иоакима идущего, и, подбежав, обняла его, и сказала: Знаю теперь, что Господь благословил меня: будучи вдовою, я теперь не вдова, будучи бесплодною, я теперь зачну! И Иоаким в тот день обрел покой в своем доме.

V. Утром он понес свой дары, говоря: Если Господь смилостивился ко мне, то золотая пластина {4} жреца покажет мне. И принес Иоаким свои дары, и смотрел пристально на пластину, подошедши к жертвеннику Господню, и не увидел греха в себе. И сказал Иоаким: теперь я знаю, что Господь смилостивился ко мне и отпустил мне все грехи, и вышел из храма, оправданный, и пошел в дом свой. Между тем прошли положенные ей месяцы, и Анна в девятый месяц родила и спросила повивальную бабку: кого я родила? Ответила та: дочь. И сказала Анна: возвысилась душа моя в этот день, и положила дочь. По прошествии дней Анна поправилась, и дала грудь ребенку, и назвала ее Мария.

VI. Изо дня в день крепло дитя, и, когда ей исполнилось шесть месяцев, поставила ее мать на землю, чтобы попробовать, сможет ли она стоять, и она, пройдя семь шагов, вернулась к матери. Мать взяла ее на руки и сказала: Жив Господь Бог мой, ты не будешь ходить по этой земле, пока я не введу тебя в храм Господней. И устроили особое место в спальне дочери, и запрещено было туда вносить что-либо нечистое, и призвала (Анна) непорочных дочерей иудейских, чтобы они ухаживали за нею. Когда исполнился девочке год, Иоаким устроил большой пир и созвал жрецов, книжников и старейшин и весь народ Израильский. И принес свою дочь жрецам, и те благословили ее, сказав: Бог отцов наших, благослови это дитя и дай имя славное во всех родах {5}. И сказал народ, Да будет так! И затем поднес ее к первосвященникам {6}, и они благословили ее, сказав: Бог всевышний, снизойди к ребенку сему и дай высшее и непреходящее благословение.

И взяла ее мать в чистое (святое) место в спальне и дала ей грудь. И воспела Анна песнь Господу, говоря: Воспою песнь Господу {7}, ибо он снизошел ко мне, и избавил меня от поношений моих врагов, и даровал мне плод справедливости своей, единственный и столь многим обладающий перед глазами его {8}. Кто сообщит сынам Рувима, что Анна кормит грудью? Слушайте, слушайте, двенадцать колен Израиля, Анна кормит грудью! Когда пир кончился, гости разошлись, радуясь и вознося хвалу Богу Израиля.

VII. Шли месяцы за месяцами, и исполнилось ребенку два года. И сказал Иоаким: Отведем ее во храм Господней, чтобы исполнить обед обещанный, чтобы Господь вдруг не отверг нас и не сделался бы наш дар Ему неугоден. И сказала Анна: дождемся третьего года ее, чтобы ребенок не стал искать отца или мать. И сказал Иоаким: Дождемся. И вот исполнилось ребенку три, года, и сказал Иоаким: позовите непорочных дочерей иудейских, и пусть они возьмут светильники и будут стоять с зажженными (светильниками), чтобы дитя не воротилось назад и чтобы полюбила она в сердце своем храм Господней. И сделали так по дороге к храму Господню. И жрец принял ее и, поцеловав, дал благословение, сказав: Господь возвеличит имя твое во всех родах, ибо через тебя явит Господь в последние дни сынам Израиля искупление. И посадил ее на третьей ступени у жертвенника, и сошла на нее благодать Господня, и она прыгала от радости, и полюбил ее весь народ Израиля.

VIII. И ушли ее родители, удивляясь и вознося хвалу Господу, что дочь их не повернула назад. Находилась же Мария в храме Господнем как голубка и пищу принимала из руки ангела. Когда же ей исполнилось двенадцать лет, стали советоваться жрецы, говоря: вот исполнилось Марии двенадцать лет в храме Божием, что будем делать с нею, чтобы она каким-либо образом не осквернила святынь? И сказали первосвященнику: ты стоишь у алтаря Господа, войди и вознеси молитву о ней, и что Господь объявит тебе, то и сделаем. И первосвященник, надев додекакодон {9}, вошел в Святая святых и возносил молитву о ней, и вот явился ангел Господен и сказал: Захария, Захария, пойди и созови вдовцов из народа, и пусть они принесут посохи, и, кому Господь явит знамение, тому она станет женою (сохраняя девичество). И пошли вестники по округе Иудейской, и труба Господня возгласила, и все стали сходиться.

IX. Иосиф, оставив топор, тоже пришел на место, где собирались. И, собравшись, отправились к первосвященнику, неся посохи. Он же, собрав посохи, вошел в святилище и стал молиться. Помолившись, он взял посохи, вышел, раздал каждому его посох, но знамения не было на них. Последним посох взял Иосиф, и тут голубка вылетела из посоха и взлетела Иосифу во славу. И сказал жрец Иосифу: Ты избран, чтобы принять к себе и блюсти деву Господа. Но Иосиф возражал, говоря: у меня уже есть сыновья, и я стар, а она молода, не хочу быть посмешищем у сынов Израиля. И сказал жрец Иосифу: Побойся Бога, вспомни, как наказал Бог Датана, Абирона и Корея {10}, как земля разверзлась и они были поглощены за ослушание. И, испугавшись, Иосиф взял Марию, чтобы блюсти ее. И сказал Иосиф Марии: Я взял тебя из храма Господня, и теперь ты остаешься в моем доме, я же ухожу для плотничьих работ, а потом вернусь к тебе (когда Господу будет угодно): Бог да сохранит тебя!