Апологетика. Лекции

хорошо и что есть плохо. Если их знание не бесконечно, то я могу совершить ошибку. Когда я имею

дело с бесконечным Богом, тогда этот Бог правилен, этот Бог прав в той морали, которую Он преподает.

И также я уверен в том, что Его обетование будет исполняться. Нет никакой силы, которая может

преодолеть эти обещания.

Последний пункт. Он действенен только для тех людей, которые уже принимают эту предпосылку. Есть

множество антропологических и исторических свидетельств в пользу того, что люди по природе своей

хотят поклоняться чему бы то ни было. Это была бы очень странная культура, в которой нет никакого

поклонения. Это аномальная культура. Обычно в такой культуре требуется огромное государственное

подавление, не дающее людям поклоняться. Люди по природе своей поклоняются. Но когда я начинаю

поклоняться, допустим, Ваалу, богу кукурузы (богу, который делает кукурузные поля плодородными, заставляя расти кукурузные початки), то я не верю в то, что он всемогущ. Я просто верю, что он

достаточно могуществен для того, чтобы заставлять расти кукурузу. Могу ли я сделать его центром

своего поклонения, когда сам могу вообразить себе нечто большее? Если я, допустим, захочу

поклониться Зевсу – Громовержцу, метающему гром и молнии. Могу ли я ему поклоняться, если могу

помыслить нечто большее, зная что его сила ограничена? Или богу Рудре, богу гор в Индии? Могу ли я

поклоняться ему спокойно, если знаю, что могу помыслить нечто большее, чем Рудра или Шива или

Вишна? На самом деле, поклоняющиеся этим существам, в сущности, поклоняются им, как чему-то, что

является всемогущим, всеведущим, всезнающим. Человеческий разум по природе привлекается к идее

того, что если это существо достойно моего поклонения, то оно обладает бесконечными

характеристиками. Любое существо, меньшее чем это, недостойно поклонения. Во многих системах это

создает логические противоречия. То есть я пытаюсь поверить в то, что есть несколько богов, но в то же

время я верю, что это бог, который всеведущ и всемогущ. Невозможно как-то разрешить эти

противоречия. Но я хочу сказать, что человеческий разум к этому привлекается. И есть несколько

причин для того, чтобы сказать, что идея простоты Бога укладывается в наше сознание и она очень

удовлетворительна для людей, для их разума.

На самом деле, сто лет назад это была стандартная предпосылка для всех натуралистов. Они

утверждали, что бесконечность существует. Бесконечность приписывалась природе. Если бы сто лет

назад вы спросили натуралиста, сколько существовал мир, то он ответил бы, что бесконечное число лет.

И насколько велика Вселенная? – бесконечно велика. Это решало для них все проблемы. Если бы вы ему

сказали: «Ну, посмотрите, жизнь – она невероятная. Практически невозможно помыслить, что жизнь

возникла случайным образом, в результате ненаправленного процесса». Как бы ответил натуралист? Он

бы сказал: «Да, но Вселенная бесконечна во времени и пространстве. Поэтому рано или поздно в этой

бесконечности неизвестно как, но это должно было произойти. То есть этот шанс должен был

осуществиться». И это был очень распространенный ответ.

Но проблема здесь, конечно, заключается в том, что в ХХ веке физики установили, что на самом деле

больше свидетельств против бесконечности Вселенной. Сейчас нет особых свидетельств того, что

Вселенная бесконечна в пространстве. И, по крайней мере, нет свидетельств того, что Вселенная

бесконечна во времени. С этим связана идея Большого Взрыва. И это всё путает. То есть если вы

натуралист, то получается, что всего 14 млрд. лет есть у вас для того, чтобы создалась Вселенная. Это

создает очень серьезные проблемы. Ответ состоит в том, что христиане всегда утверждали, что Иисус и

есть бесконечный Бог, Который намеренно себя уничижил, спустившись на Землю для того, чтобы стать

посредником между Богом и нами.

То есть, может быть, человек этого не принимает, но единственный аргумент, который я высказал, состоит в том, что всё это свидетельства антропологии и истории, и что человеческий разум склонен к

этому. Несомненно, есть люди, которые поклоняются каким-то ограниченным божествам, но есть

достаточно четкое свидетельство в пользу того, что если ты достаточно долго чему-то поклоняешься, то

уже считаешь это чем-то бесконечным. И можно проследить, скажем, поклонение Зевсу, которое затем

стало уже поклонением панктократору, вседержителю. Хотя, несомненно, миф о Зевсе показывает, что

изначально он не воспринимался, как всемогущий. Вишну тоже изначально появился просто как некое

местное божество. Но затем он тоже стал считаться всеведущим, всемогущим и всезнающим. И я

думаю, что это тот процесс, который мы видим в истории постоянно. Я не думаю, что люди по природе

к этому склонны. Но человеческий разум к этому склонен.

Кстати, этот аргумент можно приложить и к Иисусу, сказав что это был какой-то местный иудей,

которого потом возвели в ранг божества. И такой аргумент люди часто высказывают. Проблема состоит

в том, что если обратиться к данным Нового Завета и подойти к этому ответственно, то мы не сможем

защитить это утверждение. Конечно, доктрина Зевса от Гомера до Вергилия, скажем, развивалась 700

лет. Но когда мы видим документы Нового Завета, то они были составлены в течение всего 60 лет.

Давайте теперь поговорим о некоторых проблемах, которые возникают, если серьезно принять учение

натурализма. Натурализм желает утвердить следующее: «Даже если у вас очень простой Бог, даже если

Бог, которого вы описываете, бесконечный и простой, то все равно картина с Богом получается более

усложненной. Картина с природой, которая сама по себе, элегантная. В ней природа сама собой

осуществляет всё, что ей необходимо».

Есть несколько способов критики подобного взгляда. Первое, что мы можем сказать, что натуралисты, по сути своей, имеют противоречия в своем научном методе, в своей методологии. Какую задачу мы

ставим перед наукой? За что мы платим деньги ученым? Что делает науку достойной того, чтобы из

налогов оплачивать лаборатории, научные работы, учреждать всевозможные гранты? Мы делаем это для

того, чтобы наука могла давать нам способность предсказывать на основании каких-то закономерностей.

Мы хотим с помощью науки получать описания Вселенной, понимать природу и границы для того,

чтобы выявлять некие закономерности, позволяющие предсказывать определенное будущее. Если,

например, ученый составляет великую теорию и говорит: «А на седьмом этапе этого последнего

процесса произошло чудо», – то мы понимаем тогда, что не сможем на основании этой теории

построить какую-то мощную машину или какую-то технологию, чтобы улучшить нашу способность

контролировать мир, или даже просто понимать этот мир. Потому что то, что делает Бог, превосходит

границы нашего понимания, – делает ли Он это прямо и непосредственно, вместо законов природы, или

же нет. Задача, которую ставят перед собой ученые, это объяснить всё, не прибегая к гипотезе Бога, не

прибегая к самому понятию Бога.

И поэтому натуралисты говорят: «Да, у нас есть природа. Она объясняет всё сама по себе без отсылки на

Бога». На самом деле, это не вполне верно, потому что большая часть Вселенной еще не исследована и

не объяснена. Они даже еще не знают как действует человеческое тело, как действует большая часть

природных вещей. Это всё еще должно быть объяснено. Всё, что они говорят, это то, что: «Если наука

будет продвигаться таким же образом, прогрессировать таким же образом, и исполнять те задачи,

которые мы ставим перед ней, тогда в конечном итоге любая научная теория не будет включать в себя

Бога. Если всё это будет происходить таким образом, то устранит необходимость понятия Бога». С

одной стороны, да. Но! Есть большое «но» и многие натуралисты слишком впечатлены научными

достижениями. Они считают, что никаких проблем нет, просто дайте нам достаточно денег и времени, и

мы всё объясним, что еще не объяснено. И Бог для этого совершенно не нужен. Я намного более

скептически к этому отношусь. Это один из способов критики. Мы можем указать на чрезмерный

оптимизм в отношении науки.

Но еще один момент, к которому мы можем прибегнуть, это указать на вещи, которые до сих пор не

могут быть объяснены наукой. Например, давайте поговорим о понятии свободы человеческой воли. Эта

тема, которая изучалась и в греческой культуре, и в индийской. Философский разум указывал на то, что

мы не можем редуцировать человеческую волю к материи, потому что человеческая воля делает его

способным совершать выбор.

Позвольте, я опишу вам свободную волю. Тот факт, что люди могут принимать решения и делать выбор, не полностью обусловлено или детерминировано физическими факторами. Это большая и спорная тема.

Особенно в рамках спора между этими двумя мировоззрениями. Религиозный взгляд полностью

вписывается в понимание свободной человеческой воли. А в натурализме возникают трудности с ее

пониманием. Здесь жесткое предопределение.

У нас есть несколько аргументов, которые мы можем привести по поводу того, что люди могут

принимать свободные решения. Самый, наверное, наглядный, состоит в том, что нам кажется (по

крайней мере, мы регулярно видим это на собственном опыте), что мы выбираем что-то, принимаем

решения и склоняемся в пользу того или иного варианта. Есть еще несколько аргументов. Например, способность к предсказанию. Предположим гипотетически, что однажды наука достигнет полного

понимания того, как действует человеческий разум. Поэтому при наличии достаточного количества

информации наука будет в состоянии предопределять полностью и в точности, в деталях, как вы будете

себя вести в течение следующего часа. Поэтому ученые говорят: «В следующие пять минут Оксана

споет песню». Всё это на основании полученной информации о том, как действует ее разум. И вот, мы

предсказываем, что через пять минут Оксана встает и начинает петь песню. И если мы скажем Оксане, что вот так работает ее мозг, и что она уже готова к тому, чтобы спеть песню, то как она поступит?

Скорее всего, она сделает что-то совсем другое. Что-то, что докажет ее самобытность.

Я думаю, что люди по природе склонны противиться тому, что им советуют. И я скажу вам, что

студенты еще в большей степени, чем другие люди, противятся предложениям и советам. Это проблема, которая возникает у нас в связи с предсказаниями. Если бы это было так, то не имело бы значения, говорю я Оксане или не говорю, что она сделает в будущем. Если эта картина верна, и я могу сказать ей, что произойдет в точности, то она в точности это сделает. Но для нас это кажется смехотворным и

невероятным. Это одна из проблем.

И еще одна проблема возникает, если считать, что люди несвободны. Эту проблему можно назвать

проблемой рациональной аргументации. Был такой философ Эпикур, за 280 лет до Христа он написал:

«Человек, который считает, что всё происходит с необходимостью, не может критиковать того, кто

говорит, что всё происходит не с необходимостью, потому что он понимает, что этот второй человек

тоже утверждает это с необходимостью». То есть человек, который говорит, что всё детерминировано и

происходит с необходимостью, не может злиться, не может осуждать человека, который считает, что это

не так, потому что по его взглядам этот человек тоже говорит с необходимостью. То есть если у нас есть

рациональный спор на уровне рациональных аргументов, и вы пытаетесь меня убедить в том, что в

вопросах свободы воли вы более правы, то это странно и противоречиво само по себе. Я спорю и

говорю: «Я понимаю, что тебе кажется, что у тебя есть свободная воля. Но на самом-то деле у тебя ее

нет. Ты разве не можешь преодолеть свое заблуждение в отношении свободной воли, открыть свой

разум и понять, что никакой свободной воли у тебя нет?» Но что я прошу тебя сделать? Я прошу тебя

сделать свободный выбор в пользу воззрения, в соответствии с которым никакого выбора у тебя нет. То

есть все рациональные аргументы, вся аргументация подобного рода, все рациональные обсуждения и

дискуссии всегда отталкиваются от предположения, что у человека есть способность выбирать более

правильные, логические развернутые и последовательные взгляды, чем просто основанные на каких-то

недоказуемых предпосылках.

Обратите внимание на этот момент. Всякий раз, когда я привожу рациональный аргумент в пользу

какого-то варианта, то прошу вас сделать выбор, указывая на то, что вам надо быть более

рациональными, то есть я предполагаю, что у вас есть свободная воля. Я слышал дебаты, где один

атеист, философ, очень убедительно спорил об американской судебной исправительной системе, о

тюрьмах. Это была очень страстная и эмоциональная речь, но главный тезис, который он пытался

донести, состоял в том, что доктрина свободной воли привела к доктрине личной ответственности

человека. А из-за доктрины о личной ответственности американцы обнаруживают вину людей и сажают

их за это в тюрьмы. И там ужасные условия у заключенных, люди там страдают и в результате еще

больше портятся, становясь закоренелыми преступниками. Он описал эти условия в тюрьмах и сказал:

«Разве вы не видите, как ужасно иметь эту концепцию свободной воли? Вы должны понять, как важно

отказаться от представления о свободной воли и согласиться со мной в том, что никакой свободной воли

у нас нет».

Вы видите иронию? Когда он обращался с этими словами, то не видел иронии в том, что он говорит. Он

умоляет нас сделать выбор в то, чтобы мы поверили, что никакого выбора у нас нет. На самом деле, вы

обнаружите, что это происходит постоянно, всегда, вновь и вновь. И это, скорее всего, ведет к большой

проблеме непоследовательности взглядов. Потому что на самом деле никто не верит в то, что свободы у

человека нет. У меня есть постоянные переживания реальности своей свободы. Я постоянно переживаю

на опыте свою способность принимать решения, способность выбирать то или иное. Хотя я не вижу

физических факторов, которые бы предопределяли мое решение. Если бы я находился в условиях

жестких физических законов, то был бы жестко предопределен именно к этому решению, именно к

этому варианту. Но я постоянно переживаю свободу своего выбора. Это фундаментальная истина

современной психологии. Мы постоянно что-то выбираем, и для нас невозможно даже представить себя

вне ситуации свободного выбора.

На что была бы похожа жизнь, если бы мы были совершенно, абсолютно несвободными? Представьте

себе, что вы согласились с этой истиной и сказали: «Да, я правда несвободен, я действительно

совершенно несвободен. Я просто очень сложная машина, очень сложный робот». Тогда всё, что я

делаю, например, принимаю решение готовиться к экзамену, или ехать мне на машине или на метро, петь или не петь, – все эти выборы не могут быть мне приписаны. Они могут быть приписаны только

физическим законам, по которым работает мой мозг, моя нервная система. Представьте себе, что вы

согласились с таким воззрением в отношении самого себя. Вы понимаете, что тогда? Насколько

странной будет представляться такая концепция? Очень немногие люди по-настоящему верят в нее. На

самом деле, есть хорошее основание не принимать подобное воззрение. Я называю это «принципом

когнитивной уверенности». Может быть, вам этот принцип не понравится изначально, но я уверен в его

достоверности. Вот в чем суть этого принципа: я должен верить в то, что мне кажется истинным, если у

меня нет достаточных оснований не считать это истинным.

Этот принцип важен вот почему. Представьте себе противоположную ситуацию, то есть когда вы

говорите: «Нет, я лучше буду отвергать всё, что мне кажется истинным, пока не получу достаточно

доказательств, что это так. Буду исповедовать тотальный скептицизм и буду скептиком по отношению ко

всему и ко всем, пока меня не убедят очевидными аргументами». Например, мне может казаться, что

Женя тут сидит, и глаза мои мне говорят, что Женя тут сидит, но я не буду соглашаться с этим мнением, пока у меня не будет достаточно оснований и аргументов. Какие основания будут достаточными, чтобы

я поверил, что Женя здесь? Я могу не только видеть ее, но и потрогать, да еще и какой-то другой

человек мне может сказать, что она здесь. Целых три способа это доказать. А еще она сама может об

этом сказать, то есть уже четыре причины поверить. Но я не буду торопиться с выводами. Не могу я это

принять, пока у меня не будет достаточных оснований, ведь всё это может мне только лишь казаться.

Видите проблему? Если я начну отталкиваться от точки зрения универсального скептицизма, я никогда

не смогу выйти за его пределы, никогда не смогу достигнуть достоверного познания. Я могу

остановиться и сказать: «Ну хорошо, ладно. Начну экспериментально доверять своим чувствам, словам

Игоря и Жени, то есть начну верить в это. Буду верующим». А позже я узнаю, что глаза меня

обманывали и что чувства осязания обманывали меня тоже. Хорошо, я подстроюсь как-нибудь. Но начну

я с того, что я поверю. Начало это всегда вера. Начать можно только с определенной степени доверия и

уже оттуда отталкиваться. Позже можно это исправить, если это заблуждения, но отталкиваться нужно

от этого, иначе никуда не продвинуться. Если я воспринимаю этот принцип, то во что я буду верить? Я

принимаю этот принцип, потому что верю, что я свободен. Я на опыте переживаю свою свободу и у

меня нет достаточных оснований верить в то, что я несвободен. Самая лучшая причина, которая может

быть приведена в пользу того, что я несвободен, это какие-то научные объяснения отсутствия свободы.

Натуралисты часто говорят: «Если ты несвободен, тогда ученые упрутся в тупик, потому что

человеческий разум станет непредсказуемым. Получится, что разум человека не действует всецело и

полностью по законам природы».

О какой теории человеческого разума вы говорите? Нет никакого полноценного взгляда на человеческий

разум, который предложила бы наука. В этой области пока нет хорошего прогресса и нет полноценной

достоверной теории человеческого разума. Мы даже не приблизились к ответу на этот вопрос. Физика

на него не отвечает. Разработки в этой области не продвигаются. Какие-то минимальные подвижки есть, но ничего серьезного.

Итак, у нас нет больше причин сомневаться в том, что нам кажется справедливым и правильным. В

частности, в том, что мы свободны. Так, если люди свободны, на самом деле свободны, то тогда эта

картина уже не столь проста. Даже если наука могла бы объяснить всё, кроме человека, даже если бы

это было так, то сколько всего людей существует? Семь миллиардов. Нам нужно семь миллиардов

человек, и это усложняет вот эту замечательную аккуратненькую картину природы. И не только семь

миллиардов человек, но и все те свободные решения, которые эти люди на протяжении всей своей

жизни принимают. И до того простая картина природы теперь уже заполняется тайными загадками,

которые невозможно объяснить. И поэтому натурализм оказывается вовсе не таким уж простым, каким

он казался изначально.

С другой стороны, теизм начинает отталкиваться от свободного существа. И теория теизма говорит о

том, что Бог создает существа уже менее свободные, чем Он сам. То есть нас. И эта свобода не является

такой же проблемой для теизма, как для натурализма. Это гораздо меньшая проблема.

Итак, какие еще возражения иногда выдвигаются против этого аргумента? Основное и самое важное

возражение состоит в новом определении свободы, которое дают натуралисты. Они переопределяют

свободу. Обычно натуралист говорит, что свобода выбора неопределенными физическими причинами –

это неправильное определение. Скорее, свобода – это отсутствие внешних ограничений того, что я

делаю. Это то, что происходит внутри меня. В чем разница между свободно текущей рекой и рекой, текущей несвободно? Свободно текущая река по-прежнему полностью действует согласно законам

физики. Она течет под уклон, находится в своих берегах, действует согласно законам природы. И

физики могут дать вам полное описание всех тех процессов, которые при этом происходят. Если люди

не вмешиваются в ее поток, то она, согласно законам природы, течет свободно, предсказуемо.

Натуралисты говорят, что вы свободны только в тех случаях, когда на вас нет наручников и когда к

вашему виску не приставлен пистолет. То есть когда вас не заставляют делать то, чего вы не хотите

делать. Вы свободны тогда, когда то, что вы делаете, происходит благодаря вашим внутренним

причинам, а не внешним, не причинам вне вас самих.

Способность следовать своей природе – это так называемый компатибилизм. Трудность компатибилизма

состоит в следующем. Что значит, призвать кого-либо к ответственности за свои действия? Если учитель

дает вам оценку или судья выносит вам приговор в суде, то что это значит для компатибилизма? Наше

чувство свободы и чувство ответственности, учитывая наше нормальное представление о свободе,

говорит: «Вы совершаете свой выбор. Вы ответственны за свой выбор. Вы заслуживаете либо наград, либо наказаний, в зависимости от того выбора, который совершаете». Но, согласно компатибилизму, к

чему здесь всё сводится? Физические процессы нашего мозга побуждают нас действовать так, а не

иначе. И физические процессы мозга побуждают нас либо любить это поведение, либо не любить, либо

награждать, либо наказывать. Понятно это?

Большинство натуралистов не любят представлять эту картину во всей сложности, и наша задача

состоит в том, чтобы показать им, что они говорят на самом деле и задуматься о том, что они говорят.

Пусть они произнесут все слова, которые должны произнести. Натуралисты любят обходить проблемы, которые связаны с отрицанием свободы воли, и как можно скорее переходят к обычному выбору, к

обычной морали, к обычной нравственности и к обычному правосудию. И наша задача состоит в том, чтобы показать им, что они восприняли взгляд, который превращает людей в компьютеров, в роботов.

Вся наша система наказания и вознаграждения, вся наша система правосудия сводится тогда, в общем-

то, к системе автомеханики или ремонта компьютеров. Если я помещаю преступника в тюрьму, то это я

как бы микросхему у него меняю и всё. То есть, как бы это жестоко и страшно не выглядело, это одна из

самых главных трудностей, связанных с теорией компатибилизма.

Еще один вопрос: «Если Бог знает будущее, значит ли это, что я несвободен?» И еще есть отдельный

вопрос: «Если Бог всемогущ, то как вообще какую-то силу и власть я могу иметь отдельно от Него?»

Давайте сначала разберемся с первым вопросом. Если Бог всеведущ, то знает ли Он, что я скажу,

скажем, в предстоящие две минуты? Знал ли Он это в вечности еще до сотворения мира? Есть люди, которые считают, что, может быть, Он не знает. Но я считаю, что Он знает. Я думаю, что Он всегда

знает, что я скажу в предстоящие две минуты. А может ли Бог ошибаться? Может ли Бог совершить

ошибку? Бог не может ошибаться в том, что Он знает. Он знает, что я скажу в предстоящие две минуты, и Он не может ошибаться. Итак, могу ли я сказать что-то еще, что Он уже знает помимо моей речи в

предстоящие две минуты? Могу ли я отклониться буквально на полмиллиметра от Его знания, которым

Он обладал еще до сотворения мира о том, что я скажу в предстоящие две минуты? Иногда люди

утверждают: «Конечно же, нет. Вы ничего такого не можете сказать».

На некоторых дебатах рассматривался вопрос о том, что Бог знает как бы альтернативы, то есть Бог

знает ваши слова в зависимости от обстоятельств. Но на самом деле эта проблема возникает даже если

принять, что Бога нет. Это просто такая чисто логическая проблема. Ее поставил еще Аристотель и

назвал «проблемой морского боя». Попробую привести более современный пример. Всё, что я скажу в

предстоящие две минуты, я действительно это произнесу, – именно это, а не иное. Если кто-то записал

бы эти слова и спустя 500 лет в будущем сказал бы, что вот в Санкт-Петербурге Джим Бэрд 500 лет

назад сказал то-то и то-то, – тогда то, что эти люди скажут в будущем, тоже будет истинным. Но если бы

кто-то записал это 500 лет назад, то и это тоже было бы истинным. Правильно? То есть это всегда

истина. То есть еще до сотворения мира то, что я сказал, что именно это и в этот конкретный момент

времени я сказал, – это всегда было истиной. А могу ли я сделать истинное ложным? Нет.

То есть здесь я тоже попадаю в некую ловушку, если отталкиваться от природы истины, как и в случае, когда мы говорили о природе Бога и если эта логика вообще работает. Но я как раз не думаю, что она

работает. На самом деле, истина или знание – это не то же самое, что и побуждение или принуждение.

То есть ничто из того, что я сказал, ничто из этого не сказано мной вынужденно. Вы знаете, что делали

сегодня утром. Вы знаете, когда вы встали и какие обычные утренние действия совершили перед тем, как сюда прийти. Если бы вы могли вспомнить ваше поведение 2-3 часа назад, то вы могли бы в

точности об этом рассказать. И иногда мы любим рассказывать истории о различных событиях. Но если

вы способны вернуться в свое прошлое, тот факт, что вы его знаете, никоим образом не связан с тем, почему вы сделали именно то, а не другое. Знание не являются принуждением. Я думаю, что это

справедливо в отношении моего знания, и я думаю, что это справедливо в отношении Божьего знания.

Бог может узнать, что я сделаю. И Бог знает, что я сделаю. Но это полностью отделено от того, почему я

делаю то, а не другое.

Но есть еще отдельный вопрос относительно того, оставляет ли мне всемогущество Бога место для

совершения чего бы то ни было. Если Бог всемогущ, то могу ли я иметь хоть какую-то власть над своим

поведением? Божья слава как раз и состоит в том, что Он дает нам эту власть – власть совершать

свободный выбор. Вся свободная воля, которой мы обладаем, она находится в Его власти. Он как бы

наделяет нас милостью, этой свободной волей. И у нас не было бы никакого выбора, если бы Он не

хотел, чтобы у нас его не было.

Относительно состояния животных мы в точности не знаем. Я не знаю, следует ли христианам

придерживаться какого-то конкретного мнения относительно них. Я думаю, что на самом деле

христианство может принимать различные версии объяснения поведения животных и вполне

согласовываться с ними. То есть, может быть, они роботы, а может быть, нет. Я не знаю ответа на этот

вопрос.

И я думаю, что Бог может на самом деле сказать, что есть определенные вещи, в которые Он решает не

вмешиваться. То есть такое впечатление может возникать. Если я предположу, что Бог, скажем, желает, чтобы я не страдал от определенных вещей, от которых я страдаю, то мы можем предположить, что Бог

действительно себя ограничивает. Он ограничивает свои действия в мире, чтобы позволить происходить

каким-то определенным страданиям. Я думаю, что да, скорее всего, Бог решил, что дозволяет этому

миру развиваться согласно свободной человеческой воле.

Я думаю, что простой ответ состоит в том, что у Бога есть власть совершать всё, что угодно. А мы уже

сказали, что у Бога нет ограничений на Его власть. И тот факт, что существует бесконечный числовой

ряд, не останавливает нас в использовании любых цифр, какие мы захотим использовать. Я думаю, что

это справедливо и в отношении Бога. Если Он хочет делать те или иные вещи, или все вещи в любом

диапазоне, то я думаю, что мы можем принять эту идею.

Лекция 4

Давайте поговорим о других аргументах в пользу бытия Бога. Прежде всего, о так называемых

аргументах научного типа и аргументах, основанных на природе.

Натурализм – это учение, которое утверждает, что в конечном итоге всё можно подвергнуть научному

объяснению. Если вы общаетесь с человеком, придерживающимся подобного взгляда, он говорит: «Я в

Бога не верю, я верю в науку». Так что для нас очень важно будет узнать о том, что такое наука вообще.

Многие люди, которые говорят подобные слова, сами, скорее всего, не очень хорошо понимают, что

такое наука. И даже может быть не задумываются, как связаны наука и природа.

Я хочу дать вам один из способов рассмотрения этой темы. Как наука объясняет то, что она способна

объяснить? Каким образом она объясняет? На самом деле, методология науки утверждена и не

подвергается особым сомнениям. Научное объяснение следует следующему образцу. Начинается всё с

утверждения, которое зиждется на каких-то общих законах природы, – на одном законе или на

нескольких или на целом ряде. Если я ставлю перед собой задачу объяснить какой-то феномен или

какое-то явление, то в дополнение к законам природы, на которые я ссылаюсь, я также прибегаю к

физическим условиям, в контексте которых действуют эти законы. Обычно мы называем их

первоначальными условиями. Это может быть одно условие или целый ряд каких-то условий, которые

мне необходимы для того, чтобы выработать должное объяснение. В полном научном объяснении я

утверждаю законы, которые являются необходимыми. Если эти условия соблюдаются и законы

действуют, то феномен получает свое объяснение в результате логически последовательного объяснения

результата, выведенного из целого ряда причин.

Например, если я хочу объяснить, почему Солнце встало сегодня в Санкт-Петербурге в 07:02, то какие

условия и законы я должен указать для этого? Широта, долгота, сезон (время года), – всё это дает нам

понимание того, где мы находимся в нашем вращении вокруг Солнца. Также это дает нам указание на

угол, под которым находится по отношению к Солнцу та часть земли, где мы наблюдаем восход. Также

учитывается скорость вращения Земли. Какие законы нужны, чтобы дать объяснение данному явлению?

Закон гравитации, закон движения планет по орбитам. В основном, это ньютоновские законы,

объясняющие движение, гравитацию и вращение планет. Также законы оптические, то есть Земля здесь, Солнце здесь, спектр продвигается вот таким образом и падает на Землю под таким углом и так далее.

Итак, если перечислить должным образом все законы и условия, тогда мы увидим, что Солнце взойдет в

7:02. Вот так работает научное объяснение.

Если вы решите сказать: «Ну, в 10:30 или в 7:02 – да, может, и в полдень взойдет». Вы понимаете, что

если даются такие размытые ответы, то значит где-то недостает данных, либо не все законы были

учтены. Именно так работает наука, это научное объяснение. Это методология. Большинство людей, когда они думают о научных объяснениях, то думают именно об этом механизме. Мы его используем не

только для того, чтобы объяснять отдельно взятые индивидуальные феномены. Например, почему

Солнце встает, или почему происходят затмения, или почему происходят определенные химические

реакции. Мы его используем также и для того, чтобы в принципе обосновывать все наши теории.

Например, Галилей. Во времена Ньютона Галилей выработал целую серию законов, необходимых для

объяснения движения объектов по поверхности Земли. Он не говорил о притяжении и гравитации, но

это было очень близко и похоже. То есть если вы бросаете шар со здания или катите его вниз или

качаете маятник, то что вы используете для объяснения? Галилей вывел так называемый закон «О

падении предметов».

А если вы хотите, например, взять законы Галилея и объяснить их как некий феномен? То есть вам надо

в результате получить законы Галилея и их объяснить. В течение долгого времени эти законы

действовали, и у нас не было оснований в них сомневаться. Одна из причин, по которой Исаак Ньютон

оказался настолько известным, была в том, что он сказал, что если вы дадите мне мои законы, законы

Ньютона, и также дадите граничные условия, то исходя из них можно вывести законы Галилея.

Приятный сюрприз. Но он пошел дальше. А если мы захотим объяснить законы Кеплера? Иоганн

Кеплер был первым человеком, который дал точные математические описания движения планет по

орбитам. Он был одним из первых людей, который указал на точные параметры с величайшей степенью

достоверности. Это касалось параметров орбиты не только Марса, но и других планет. Он был первым

человеком, который объяснил движение планет как эллиптическое, а не круговое. Кеплер говорил: «Бог

так сотворил всё». Как он объяснял это? Ньютон известен тем, что сказал: «Возьмите те же самые мои

законы. Все, что вам надо сделать, – это поменять одну вещь в этой формуле. Вместо условия

приближения к земной поверхности можно ввести условие внешнего пространства, то есть расстояния

от поверхности». Если вы используете эти самые законы Ньютона, но изменяете условия, то вы уже не

на Земле, а в космическом пространстве, то есть удалены от поверхности Земли. Эти законы обретают

новые условия, и появляется кеплеровский закон.

Сегодня это очень трудно понять людям, которые всё воспринимают как само собой разумеющееся. Им

очень тяжело поместить себя на место людей, которые впервые прочитали, например, о работе Кеплера.

Но в то время это было буквально как удар молнии. Потому что законы Галилея казались очень

сложными. И законы Кеплера тоже были достаточно сложными. А Ньютон имел всего три закона плюс

принцип гравитации. К сожалению, он выработал эти ужасные математические вещи, которые нужно

учить в школе, но с помощью трех законов и принципа гравитации он смог объяснить практически всё.

И люди говорили: «Если он может объяснять такие вещи, то, наверное, он всё может объяснить». И мы

думаем и говорим о так называемой научной революции и считаем, что она как раз возникла в этот

период времени. Именно таким образом наука находит для всего объяснения.

А что, если мы захотим объяснить Законы Ньютона? В течение долгого времени им не было

объяснений. Просто считалось, что вот это так, это доказано и не надо задавать вопросов, на которые

наука не может дать ответы, – она просто не знает. Но в начале ХХ века Эйнштейн ввел специальную и

общую теории относительности. Общая теория относительности Эйнштейна указывает на то, что если

вы поменяете условия таким образом, чтобы они не были слишком большими и слишком быстрыми, и

если у нас нет сильного гравитационного поля, или если нет скоростей выше, чем скорость света, то

тогда законы Ньютона будут в точности истинными. Если мы возьмем законы Эйнштейна плюс новые

условия, то законы Ньютона будут точными.

А что, если мы захотим дать объяснения законам Эйнштейна, то как мы это сделаем? Как объяснить

законы Эйнштейна? На самом деле, эти законы и есть наиболее фундаментальные характеристики

пространства и времени. У нас более глубокой теории пока просто нет. А если мы хотим дать лучшее

объяснение, то что нам необходимо ввести? Нам необходимо иметь более общую теорию. Та теория,

которую люди ищут, это великая унификационная теория или Теория Всего. У нас такой теории пока не

имеется, хотя ученые пытаются ее найти. В настоящее время теория гравитационного поля принимает

очень странную форму, потому что ведет себя странно в соотношении с силой и электромагнитным

полем. Поэтому люди говорят, что если взять теорию гравитации плюс три существующие силы, то у

нас появится теория, объясняющая всё. Для этого нужен целый ряд условий. Мы не знаем, каковы они, потому что не знаем, что это за теория. И тогда законы Эйнштейна могут быть выведены из соединения

законов теории, которые нам пока неизвестны, и условий, которые нам пока тоже неизвестны.

Но мы не знаем, что это за теория, – Теория Всего, – потому что она нам пока неизвестна. Но если бы

она у нас была, то встала бы задача объяснить ее. Как? Что можно поместить на место законов и что на

место условий? Должно быть что-то, что нельзя объяснить, и что-то, что не должно быть объяснено. Это

Бог – Кто-то или Что-то как Источник Всего. С научной точки зрения, могу ли я выйти за пределы

теории, ныне пока неизвестной? Единственная возможность выйти за пределы – это иметь такую

теорию, которая превосходила бы данную. А могу ли я иметь теорию, которая превосходила бы Теорию

Всего?

Итак, с научной точки зрения, это тупик, даже если эта теория будет найдена. Вот в этот момент я

должен буду признать, что это предел научного объяснения вещей. Мы говорим: «Такова Вселенная, больше вопросов не задавать». Потому что ученые дальше идти не могут, им просто некуда идти. Но

мы-то знаем, почему это так. Конечно, это будет не очень удовлетворительным ответом. Потому что нам

хотелось бы получить больше объяснений, если это возможно. И вот тогда действительно мы сможем

сказать, есть ли Кто-то, Кто не относится к сфере науки, Кто превосходит ее пределы. И вот здесь нам

нужен какой-то личный ответ, который связан с понятием Бога. В итоге, мы говорим о бесконечном

Боге. Потому что если мы говорим, что нам вообще нужен Бог, и если мы можем говорить хоть о каком-

то Боге, то Бог должен быть бесконечным и беспредельным.

Еще несколько пояснений. Единственное, что может объяснить теорию, это теория более высокого

уровня. Но практически по определению невозможно найти теорию более высокого уровня, чем Теория

Всего. То есть нельзя найти теорию больше, чем «всего». Поэтому я сомневаюсь, что мы когда-либо

получим Теорию Всего, но даже если мы ее получим, то она останется необъяснимым научным фактом.

И на самом деле, это встроено в фундаментальную логику науки, в само функционирование науки, это

неизбежно. Природа науки не любит просто необъясненные факты. Действительно, наука есть функция

человеческого любопытства. И любопытство противится вопросам, которые остаются без ответа. Я,

несомненно, согласен с этим. Да, наука, в сущности, здесь попадает в определенный тупик. Но давайте

просто напомним себе очень важный момент, что нет гарантий того, что Бог сотворил Вселенную

именно для целей науки, именно ради блага науки. Иногда люди рассуждают так, как если бы всё в мире

должно было встраиваться в научные методы, в методы научного познания, и всё во Вселенной должно

быть сформировано так, чтобы это было удобно для научного исследования. Но нет гарантий, что это

именно так. И вот это один из примеров, подтверждающих данный пункт. Очень большой пример, очень

серьезный.

Позвольте мне теперь перейти к другому аргументу и после этого мы вернемся к рассмотрению этого.

Мы еще о нем поговорим. Это один из многих аргументов, касающихся замысла. И тот аргумент,

который я приведу, он стал сюрпризом для всякого, кто изучает физику. В сущности, никто до 60-х годов

ХХ столетия не знал, что этот аргумент может появиться. Ни христиане об этом не знали, ни атеисты.

Это стало шоком. И, по сути, натуралисты по-прежнему не знают, что на это ответить. По-прежнему они

пытаются как-то осмыслить этот факт. Что же произошло?

Теория Большого Взрыва была принята лишь в середине XX века, как гипотеза о возникновении

Вселенной. И по мере разработки квантовой механики появлялись всё более глубокие теории,

касающиеся структуры атома. К 60-70-м годам XX века возник целый ряд противоречий, основная суть

которых состоит в следующем. Если вы верите в Теорию Большого Взрыва и считаете, что всё возникло

в результате большого взрыва, то вынуждены признать, что практически невозможно (я имею ввиду

вероятность с математической точки зрения), чтобы большой взрыв произвел Вселенную, пригодную

для жизни. Это просто крайне маловероятно. Обычным результатом Большого Взрыва, – по крайней

мере, с точки зрения математической вероятности, – является мертвая Вселенная. То есть Большой

Взрыв по идее должен был произвести безжизненную мертвую Вселенную. Практически все большие

взрывы, которые мы можем себе помыслить и которые можем объяснить теоретически, должны были

произвести Вселенные, которые совершенно лишены всякой жизни.

Некоторые утверждают, что есть 10-20 фундаментальных констант и других факторов для законов

Вселенной, в результате которых Большой Взрыв мог бы эволюционировать во Вселенную. Такие как, например, сила электромагнитного поля, слабые поля, сильные поля, вес нейтрона, вес протона, – все

эти вещи как-то могут зависеть от других факторов. Вот почему есть вариации в различных теориях, но

смысл в том, что в 60-70-е годы было обнаружено, что если только все эти константы (сколько бы их ни

было) не попадут в очень узкий диапазон, то результатом Большого Взрыва была бы лишенная всякой

жизни Вселенная. Только в крошечном диапазоне значений этих констант Большой Взрыв может

произвести Вселенную, где существует жизнь. Если вы не верите в Теорию Большого Взрыва, то для вас

это неважно. Но поскольку натуралисты верят в нее, то вот этот факт составляет серьезную проблему.

Сейчас я кратко опишу вам этот аргумент. Есть три окна, через которые нужно взглянуть на данный

вопрос. То есть, чтобы перейти от Большого взрыва к Вселенной, пригодной для жизни, нужно пройти

как бы через три окошка, если пользоваться метафорами. Во-первых, практически все варианты

происхождения Большого Взрыва приводят к неправильному соотношению расширения Вселенной. Со

времени появления Общей Теории Относительности Эйнштейна было принято, что Вселенная должна

либо расширяться, либо сжиматься. Но, на самом деле, Эйнштейн это отрицал. Это стало очевидным

уже после Эйнштейна благодаря прямым наблюдениям. При Большом Взрыве Вселенная расширяется,

но диапазон расширения зависит от множества различных факторов, таких как гравитация и

космологические константы – это два основных фактора. Утверждается, что они должны колебаться в

очень малом диапазоне, то есть где-то 10 минут 100-й степени. Вот таков диапазон. Иначе получается, что при Большом Взрыве Вселенная расширится и вновь сожмется до бесконечно малого пространства в

течение одной секунды. То есть она немедленно распадется по всем математическим моделям. Есть

разные классы больших взрывов, где диапазон и скорость расширения настолько велики и

космологическая константа настолько больше, чем константа гравитации, что само пространство

разрывает на части любую возможную материю, которая может возникнуть. Иными словами, если бы вы

находились в такой Вселенной, то к тому моменту, как я закончил бы вот это предложение, разные части

вашего тела разлетелись бы друг от друга на расстоянии дальше, чем края галактики. Это, конечно, неприятная вещь. Итак, скорость расширения, – это первая проблема. Очень немногие Вселенные

проходят через этот барьер.

Второе игольное ушко, через которое нужно пройти при описании теории Большого Взрыва, это

затухающие звезды. На самом деле, они представляют собой очень трудную проблему.

У нас сегодня замечательный солнечный день. И мне сказали, что это достаточно редко для Санкт-

Петербурга. Только что у нас было чаепитие, я съел вкусное яблочко, очень красивое. И сладость этого

яблока она как бы совместилась в моем сознании с солнечным светом, а сладость возникла благодаря

фруктозе, модификации с глюкозой. Благодаря чему возникло всё это в яблоке? Благодаря солнечному

свету. Каждый кусок яблока, съеденный мной в этой жизни, получал питание от солнечного света. Если

бы не было солнечного света, то есть звездного света, горения этой звезды, то ни меня, ни вас здесь бы

не было. Это одно из необходимых условий для жизни на Земле.

Но очень трудно образовать Вселенную вот с такими медленно затухающими звездами. То есть очень

легко получить здесь ошибку. И один из способов ошибок – это если слегка изменить вес нейтронов и

протонов. Если мы меняем вес протона и нейтрона в очень малой степени, то подобного слияния не

происходит, а это слияние необходимо для появления жизни. Люди, которые об этом рассуждали,

говорили, что вместо этого мы можем получить гораздо более быстрое слияние. И в этом случае Солнце

в течение всего лишь нескольких тысяч лет отдало бы полностью всю свою энергию и любая планета, настолько близкая к своему солнцу, как Земля, была бы полностью уничтожена, испепелена радиацией

солнечного излучения.

Есть и другие способы того, как может не получиться возникновение медленно затухающих звезд.

Практически все математические модели Большого Взрыва дают нам в результате Вселенную,

лишенную стабильного источника энергии, такого как наше с вами Солнце.

Но есть и третья проблема. Представим, что мы прошли и через первое игольное ушко, и через второе.

Еще есть сложность химического состава – ее достаточно трудно получить, даже при соблюдении всех

этих условий. Большинство возникших Вселенных должны состоять целиком из водорода. Некоторые из

них состоят только из гелия или из гелия и водорода. Это наиболее распространенный результат. Но

очень трудно получить Вселенную, имеющую сложный химический состав. В нашем теле много разных

химических элементов. Нам нужен углерод и множество других элементов. И было бы очень трудно для

нас существовать, если бы мы не обладали таким сложным химическим строением, какое у нас есть.

Если силу притяжения нейтронов уменьшить всего лишь на 10%, то на 10% обедняется химический

состав. Здесь прямое соотношение. Но есть еще более сложные соотношения. Также есть большая

проблема, связанная с синтезом углерода. Атомы гелия, в общем-то, не любят соединяться друг с

другом, и это является их исключительной характеристикой. А углерод формируется благодаря слиянию

трех атомов. Фридрих Коэл впервые описал данный феномен, где утверждал, что для того чтобы

получить то количество углерода, которое существует во Вселенной, необходимо иметь весьма

специфические условия. Фридрих Коэл, на самом деле, атеист, но в результате своей работы он пришел

к тому, что кто-то манипулирует законами физики для того, чтобы объяснить данную теорию. Углерод

нам очень нужен. Те из вас, кто изучал химию, знают, что каждая молекула, из которой состоит наше

тело, имеет в своей основе атом углерода. Углерод – это клей, который соединяет все остальные

элементы, из которых состоят молекулы нашего тела.

Итак, смысл состоит в том, что очень трудно пройти через эти три окна. Шансы этого невероятно малы.

На самом деле, точно неизвестно, какова вероятность возникновения Вселенной, пригодной для жизни.

Ранее один человек подсчитал, что может быть 10 в минус 512-й степени – вот такова эта вероятность.

Если всю Россию, допустим, покрыть слоем пятирублевых монеток вот такой высоты и одну из них

отметить. То какова вероятность того, что человек с повязкой на глазах, который случайно высадится в

каком-то месте России, найдет эту монету? Такое вообще возможно? Вы бы поспорили на тотализаторе, что сможете это сделать? Как вы думаете, каковы шансы, что такое событие произойдет, какова

вероятность? 10 в минус 19-й степени. Как достичь такой вероятности? Если посчитать все атомы, все

протоны, нейтроны и электроны во всей видимой Вселенной, то есть в нашей галактике и во всех

остальных галактиках, то получается, что есть только 10 в 80-й степени частиц. То есть если всю

Вселенную превратить в пятирублевые монетки, то шанс того, что в ней кто-то с завязанными глазами

найдет отмеченную пятирублевую монетку, будет где-то 10 в минус 80 степени. Я просто отмечаю,

насколько мала эта вероятность, – она просто исчезающе мала. И, опять же, большинство людей,

которые рассматривали эти данные, понимали, что это не может быть результатом случайного события.

То есть должно быть какое-то иное объяснение. И мы поговорим об альтернативных объяснениях этого

феномена.

Большой Взрыв – это сингулярность, которая нарушает все законы природы. То есть всё и вся исчезает в

бесконечности. Все законы природы – и время, и пространство – сжимаются в единую точку

сингулярности. И поэтому нет смысла в вопросах типа: «А что же было до Большого Взрыва и что

именно взорвалось?» Поэтому с научной точки зрения Большой Взрыв – это большая тайна, и всё что

можно сказать, это ничто, потому что наука не может ответить на этот вопрос. Натуралисты склонны к

такому подходу, – если наука на что-то не может ответить, а вы задаете этот вопрос, то с вами не всё в

порядке. Вы либо мракобес какой-то, либо суеверный человек. В общем, любой вопрос, который

человек может задать и на который наука не может ответить, считается негативным вопросом,

указывающим на вашу неадекватность.

Есть более популярные модели Большого Взрыва, которые утверждают, что возможно было нечто до

Большого Взрыва, но мы не можем знать, что именно, и не имеем возможности это узнать. Это, скорее

всего, стандартный и довольно популярный вопрос.

Где произошел Большой Взрыв? Корректным ответом будет – «везде». Всюду, всё пространство,

существовавшее в то время, было спрессовано в одну бесконечно малую точку. Общая Теория

Относительности говорит о том, что пространство может сворачиваться. И вот в то время пространство

было свернуто в бесконечную точку. Проблема возникает из-за того, что в момент сингулярности нет

законов, нет даже понятия закона. Мы можем проследить законы в ретроспективе вплоть до очень

близкого времени к моменту Большого Взрыва. Мы можем сказать, что вот в это время, в самом начале, именно с этого момента начинаются действия каких-то законов, а до этого ничего нет. И всё это

слишком спекулятивно, особенно в свете квантовой механики, потому что чем больше развития будет

получать квантовая механика, тем большие изменения будет претерпевать вот эта теория Большого

Взрыва, и вы это еще увидите.

Таким образом, бессмысленно задаваться вопросом, что было до. И не только натуралисты на самом

деле могут так говорить, но и христиане тоже. Августин говорил так, – это христианский мыслитель в

Северной Африке живший когда-то. Люди задавали ему вопрос: «А чем занимался Бог до сотворения

мира?» Он отвечал: «Бог творил ад специально для людей, которые задают подобные вопросы». Нет, на

самом деле, он отвечал: «Ответ в том, что Бог сотворил время именно для нашей Вселенной, для нашего

универсума». И до того, как Он сотворил физические законы, до того, как Он сотворил вещи,

принадлежащие нашей Вселенной, не было времени. Потому что время это есть некая мера изменений, которые происходят с физическими объектами. Поэтому Августин тоже был заключен в эти категории, которыми мы мыслим, – категории времени и пространства. На самом деле, когда появилась теория

Большого Взрыва, многие люди стали вспоминать о том, что у Августина в его теологических

построениях уже присутствовало очень много подобных представлений.

Давайте теперь поговорим про так называемый «слабый антропный принцип». Фрэнс Беллер и Джон

Тейплер – они были первыми людьми, которые описали эту трудность. Они были натуралистами и не

собирались говорить, что это значит, что есть Бог. Они просто сказали: «Посмотрите, вот объяснение.

Мы знаем, что есть такая вероятность, и что эта вероятность может показаться нам очень загадочной и

странной, но нас не должно удивлять то, что Вселенная настроена именно таким образом, чтобы мы

могли пребывать здесь. Потому что, в конечном итоге, Вселенная сотворена для того, чтобы нам здесь

существовать. И если бы этого не было, то не было бы и того, кто мог бы удивляться этому

невероятному множеству совпадений». Это слабый антропный принцип. Как вы думаете, является ли

это решением трудности, которая возникает при рассмотрении тонкой настойки Вселенной?

Я думаю, что у любого человека, который внимательно посмотрит на все эти удивительные вещи,

первая мысль, которая у него возникнет, будет такая: «Боже мой, – наверное, Бог есть». Это сделает его

либо счастливым, либо перепуганным до смерти. Или же нужно будет искать какие-то альтернативные

объяснения. Но принцип слабой антропности утверждает, что, конечно, Вселенная настроена и заточена

под наше существование, а иначе нас бы здесь не было, то есть не было бы тех, кто удивлялся и

восхищался.

Но я дам вам некую похожую ситуацию. Я знаю, что вы часто ездите на поездах. Представьте себе, что

была страшная авария на железной дороге. Все погибли, кроме вас. Нет оснований утверждать, почему

вы остались живы. Допустим, вы очнулись спустя 12 часов и задали вопрос: «Почему все люди погибли

в этой аварии, а я жив?». И полиция говорит тебе: «Глупый вопрос ты задаешь. Если бы тебя здесь не

было, если бы ты не выжил, то кто бы тогда задавал этот вопрос, кто бы удивлялся?» Это что,

адекватный ответ, удовлетворительный? Конечно, нет. Но вы хотите настоящего объяснения? Вы хотите

узнать, почему? Бейлер и Тейплер указали на это, и их книга, так скажем, инициировала данную

дискуссию. Но удовлетворительных ответов они не дали. И люди как раз от их утверждений стали

отталкиваться как от начального пункта.

Вот два наиболее распространенных и приемлемых ответа. Первый: «Посмотрите, говорят люди, вот это

мы назвали Вселенной, подходящей для жизни. Это правда. То есть мы должны пройти через все эти

окна, для того чтобы наша Вселенная была действительно Вселенной, пригодной для жизни. А, может

быть, у нас не единственная жизнь и, может быть, вот здесь тоже есть какая-то жизнь, которая не

доступна нашему познанию, удивительная и неизвестная? Может быть, эта жизнь даже без солнца, без

энергии, без всего. Может, ей это всё не нужно. У нас же маленький разум, он ограничен, и мы не знаем

всего спектра возможностей, которые могут позволять различным видам жизни существовать». Это

один ответ, который часто можно услышать. И вы часто будете с ним встречаться, если будете

интересоваться подобными темами. Я не знаю, что можно ответить на этот аргумент. Люди утешают

себя, успокаивают себя этим. Мне кажется, что, честно говоря, такая аргументация не очень помогает

им найти ответ на вопрос, а скорее просто успокаивает их.

Есть множество вещей, которые мы можем представить себе. Например, я могу вообразить единорогов, могу вообразить Дедушку Мороза, могу вообразить себе фею, которая обитает на донышке моей чашки.

В общем, много чего я могу навоображать. Но главный вопрос это: «Что является правдоподобным и

достоверным на основании доступной информации?» А на основании всей доступной нам информации

нам известна лишь такая форма жизни. Мы знаем, что она уже является весьма сложной, весьма

высокоорганизованной. Требуется огромная сложная химическая структура, чтобы существовали люди, живущие на планете Земля. Поэтому я не сказал бы, что этот аргумент действительно помогает в

решении этого вопроса. Некоторых людей он удовлетворяет, но мне кажется, что для многих он не

является удовлетворительным.

Сейчас вы будете встречать всё больше и больше людей, которые будут утверждать, что на самом деле

было много-много-много взрывов во Вселенной. Поэтому даже если какая-то вероятность будет очень

малой, то в конечном итоге одна из множества образовавшихся Вселенных точно будет соответствовать

этим требованиям, и поэтому больших проблем нет. В какой Вселенной мы окажемся? Мы не будем на

той, где жизнь не может существовать. Мы точно не сможем появиться там, где жизнь не может

существовать. Итак, эта гипотеза, допускающая бесконечное множество вселенных, является в

последнее время, наверное, самой популярной среди атеистов.

Еще есть идея пульсирующего расширения и сжатия Вселенной. В течение какого-то времени люди

придерживались подобной теории, но сегодня она не обладает такой популярностью как раньше.

Возникло слишком много противоречий теоретического плана. Я не буду утверждать, что понимаю, в

чем именно состоят эти трудности. Но на самом деле, очень трудно сжать Вселенную до правильного, так сказать, состояния, чтобы затем вновь произошел Большой Взрыв, а потом еще и опять повторить

это. Так что этот взгляд теряет своих последователей. Самая же популярная гипотеза основана на

допущении бесконечного множество миров, бесконечного множества Вселенных.

Нынешняя теория утверждает, что законы науки не описывают состояние Большого Взрыва, то есть

говорит, что в момент Большого Взрыва все законы не действовали. Все константы были бесконечными

и никакие законы не действовали в тот момент. То есть, в каком-то смысле, время останавливается в

данной ситуации. И, в общем-то, нет никакого смысла утверждать, что что-то происходило до Большого

Взрыва. Такова проблема.

Позвольте мне сказать еще несколько слов о гипотезе мультивселенных. Потому что сейчас она

получила достаточно большое распространение.

Я могу задать вам вопрос? Если неверующий натуралист вынужден благодаря этим свидетельствам

предположить существование не одной Вселенной, а большого количества вселенных, то насколько

проста эта картина? Простота, которую он ранее утверждал, исчезает. Когда-нибудь вы говорили с

неверующим, который утверждал следующее: «Я не верю в Бога, потому что не могу Его увидеть. Бог

не наблюдаем. Я не могу верить в то, чего я не могу наблюдать»? Но можем ли мы наблюдать хотя бы

одну из этого бесконечного множества других вселенных. И ответ таков: всё, что мы можем наблюдать, является частью этой Вселенной. Здесь есть свет, гравитация, любые воздействия, – все они являются

частью этой Вселенной. Поэтому существование иной Вселенной находится вне нашей способности к

наблюдению. И поэтому мы получаем такое невероятное количество ненаблюдаемых вселенных,

которые где-то вовне, и о которых мы можем только лишь строить догадки. Я могу сказать, что

натуралист попадает в очень серьезную ситуацию, если он вынужден говорить о множестве иных

вселенных. И я думаю, что ситуация даже еще хуже для него. Вот почему я сказал, что не думаю, что

натуралисты осмыслили эту теорию. Это достаточно новая проблема, и люди еще просто не поняли, что

она означает.

И да, мы говорим обо всех этих разнообразных вселенных с разнообразными законами, и о том, как же

нам прийти к тому, что случайно какая-то Вселенная оказывается пригодной для жизни. Это означает, что существует много вселенных, которые имеют очень короткий срок жизни, и вселенные, где нет звезд

или есть законы природы, которые работают не очень хорошо или совершенно отличны от наших. То

есть имеется совершенно произвольный порядок природных законов, и где-то всё это существует, в

какой-то иной Вселенной. Достаточно интересно об этом подумать, да? То есть, есть ли какая-то

Вселенная, в которой я худой? А в которой я тощий? Есть ли такая Вселенная?

Но это, конечно, является проблемой. Позвольте мне проиллюстрировать ее так. Аргентинский писатель

Хорхе Луис Борхес описывает бесконечно большую библиотеку, наполненную книгами. И все эти книги

бессмысленны. То есть во всех книгах сплошная бессмыслица. Все книги отличаются друг от друга и

похоже, что в библиотеке в каждой книге содержится любая возможная комбинация букв, которую

только можно добиться на 100 или 250 страницах. Что же в этой библиотеке? Где-то там есть любая из

написанных книг, – любая из книг, которые вообще будут написаны. То есть, конечно, очень редки такие

книги, а по большей части там полная бессмыслица. Но время от времени попадается книга,

действительно имеющая смысл. И, в сущности, все возможные книги там есть, и Библия там есть, и

Коран. Абсолютно все книги, ваша биография, история жизни каждого человека и так далее. На самом

деле, сколько версий вашей биографий будет там? Да все возможные версии вашего жизнеописания там

будут. Ваше жизнеописание, которое совершенно верно. И ваше жизнеописание, верное до

определенного момента, а потом превращающееся в полное безумие или в историю жизни другого

человека. Любые возможные версии жизнеописания всех людей.

И представьте, что вы нашли какую-то книгу, вы ее читаете и понимаете, что здесь говорится всё о вас, –

вся ваша история жизни там излагается. И вы читаете ее вплоть до сегодняшнего дня. Что же вы

захотите сделать дальше? Искушение какое у вас возникнет? Да, вы хотите заглянуть в конец, –

посмотреть что там в конце будет. Но почему? Чтобы узнать что? Чтобы узнать, что будет концом всего

этого. Что со мной произойдет, как я умру, прославлюсь ли я к концу жизни, разбогатею ли? Что со мной

вообще будет? Я хочу знать это. Итак, я читаю до конца, читаю последнюю страницу и узнаю, как я

умру или там что-то другое. А насколько больше я узнал того, чего не знал раньше? Да ни насколько. Я

не узнал ничего нового из того, чего не знал бы раньше.

Если мы действительно считаем, что существует множество различных вселенных, то в некоторых

местах законы природы одни, в других другие, и что в каких-то вселенных законы ведут себя идеально, а в каких-то вселенных они полностью искажаются, превращаются в полное безумие. Мы можем быть

достаточно уверены в том, что мы находимся во Вселенной, где законы природы ведут себя нормально.

Но маловероятно, что законы природы поведут себя в будущем так же, как они вели себя в прошлом. То

есть порядок всегда менее вероятен, чем хаос. Мы ожидали бы на самом деле, что вероятность была бы

10 в минут бесконечной степени. То есть мы ожидали бы, что никакие наши научные предсказания не

сбылись бы в данной ситуации. А всё, на что я мог бы надеяться, что обнаружу в будущем, я бы во всем

ошибся, если бы действительно считал, что живу в ситуации множества различных вселенных. И вот

поэтому я думаю, что люди не осмыслили до конца теорию существования множественных вселенных.

Что касается возраста Земли, то я не думаю, что Земля действительно столь молода. Но есть разные

способы понимания книги Бытия. То есть вопрос, в сущности, связан с тем, как понимать книгу Бытия, а есть разные способы понимания того, что там написано. Я лично не воспринимаю эту книгу как книгу, где конкретно указывается возраст Земли. Если вы утверждаете, что в книге Бытия говорится о столь

молодой Земле, то тогда нужно верить, что Бог действительно создал Вселенную полностью готовую в

том виде, в каком она существует сейчас. Я думаю, что вопрос, связанный с возрастом Земли, важный.

Но я хочу вас предостеречь вот от чего. Иногда люди, с которыми вы общаетесь, с удовольствием

выведут вас на эту тему. Потому что если они побудят вас говорить на эту тему, и если вы начнете о ней

говорить, то перестанете говорить о них самих, – об их душе и необходимости прийти к Иисусу Христу.

То есть я, конечно, счастлив об этом поговорить, но я хочу вас предостеречь. Это очень

распространенная тактика людей, чтобы просто перевести разговор на совершенно другую,

отвлеченную тему.

Автор книги Бытие тратит 11 глав на всю историю Вселенной, всю историю человеческого рода и всего

остального. И затем, начиная с 12-й главы до 50-й главы, он рассказывает всего о четырех людях. О

четырех хороших парнях. Как же так получилось, что всей истории Вселенной посвящено всего 11 глав, а четырем парням посвящена вся остальная книга? Как же так получилось? Библия говорит о теологии, а не о космологии. Это, конечно, так. Но почему столько времени потрачено на Авраама, Исаака, Иакова

и Иосифа? Я думаю, дело вот в чем. Автора книги Бытие интересуют Авраам, Исаак, Иаков и Иосиф, потому что это начало Божьего Завета. И это начало Божьего народа, связанного с Заветом. Я уверен, что

он решил, что у меня время ограничено и пространство ограничено, и важнее адекватно описать

историю Авраама, Иакова, Исаака и Иосифа, вместо того, чтобы тратить множество времени на историю

происхождения мира и всего остального. Честно говоря, всё то, что мы имеем в первых 11 главах, – это, на самом деле, огромнейшее, огромнейшее, огромнейшее сокращение. То есть там опущена масса

материала.

И я думаю, что поскольку он столько пропускает, то нам трудно догадаться, о каком же именно возрасте

Земли идет речь. Посмотрите, что в самом тексте говорится. В 1-й главе шесть дней творения. Ну, представим, что это были буквальные шесть дней, – шесть суток по 24 часа. В этом случае, когда были

сотворены Адам и Ева? На шестой день. А в какое время дня приблизительно они были созданы? Мы не

знаем. Но что Он сотворил, прежде чем сотворил их в шестой день? Он сотворил всех животных на

Земле, всех морских животных. Допустим, он сотворил их в 11 часов утра. Может быть, всех животных

на суше Он уже до этого времени сотворил. Может, Он рано встал, сотворил всех животных Земли, а

затем Адама и Еву в 11 утра.

Откроем теперь 2-ю главу. Вторая глава, по нашему пониманию, как бы больше рассказывает нам, –

более подробно рассказывает о сотворении Адама и Евы. Что нам говорит глава 2, стих 18? Бог

помещает человека в сад и говорит, что нехорошо ему быть одному и что надо дать ему помощника. То

есть на этот момент Еву Он еще не создал. Ну, допустим, он создал Адама в 11 утра, а Еву еще не

создал. Что же Ему можно делать в этом промежутке времени? Итак, Он всех животных приводит к

Адаму. А что делает Адам? Называет их всех. Сколько времени для этого потребовалось? Разве сказано, что у него были супер-способности? То есть, может быть, столько животных получилось благодаря

эволюции. Хотя я не думаю, что там об этом говорится. На самом деле, если воспринимать текст именно

так, то есть просто воспринимать его таким, какой он есть, то мы поймем, что и так знаем. Что многое

опускается автором и в 1-й главе, и во 2-й главе. Что он постоянно как бы подчеркивает, – я делаю такой

лишь краткий набросок, описываю лишь основные моменты, как всё происходило. А на самом деле в

истории было гораздо больше всего. Но я просто хочу вам общую идею передать. По крайней мере, я

так это понимаю.

Если бы у нас не было никаких внешних свидетельств о возрасте Земли, то я, скорее всего, считал бы, что ей шесть тысяч лет или что-то подобное. Но поскольку у нас есть другие свидетельства, и поскольку

я думаю, что текст четко не указывает именно на возраст Земли, то я не выдвигаю это в качестве

большой проблемы. Потому что на самом деле это уводит разговор в ложную сторону. И, как я уже

сказал, неверующие часто используют эти вопросы, чтобы избежать разговора на важные темы, которые

относятся к тому, а вообще верить мне в Бога или не верить?

Лекция 5

Одним из создателей теории квантовой механики был Эрвин Шрёдингер. Он написал следующее:

«Научная картина мира вокруг меня весьма неполноценна. Она дает очень много фактической

информации и помещает весь наш опыт в великолепную последовательность, но сохраняет молчание

относительно значительных вещей, которые близки нашему сердцу и имеют значение для нас. Она не

может сказать ни слова о красном и синем, сладком и горьком, боли и физическом наслаждении. Наука

ничего не знает о красивом и уродливом, добром и злом, Боге и вечности. Наука иногда претендует на

ответы в этих областях, но очень часто эти ответы звучат смехотворно, и мы не в состоянии даже

относиться к ним серьезно». Шрёдингер написал это в 60-х годах XX века. На самом деле, он

высказывается достаточно ясно, говоря о методологии науки. Каковы характеристики, встроенные в

науку? Наука абстрагируется от человеческой совести, от человеческого опыта, она абстрагирует

материал и предметы следования от человеческой жизни, облегчая для нас задачу познания. Это,

конечно, хорошо для научного познания, но для нашего личного жизненного опыта это не очень хорошо.

И это дает основания для следующего набора аргументов, о котором я собираюсь вам рассказать.

Из-за этой характеристики науки осознание того факта, что я веду сознательную жизнь вместо

бессознательной, не может быть объяснено с научной точки зрения. Сознание необъяснимо. На самом

деле, для науки не имеет значения, сознательная жизнь ведется или бессознательная. На основании даже

самых лучших доступных теорий, объясняющих функции нервной системы, моя совесть не связана с

событиями, происходящими в моем разуме, или же необязательно связана с ними. Стандартная картина, которую нейрофизиология представляет в отношении сознания, указывает на то, что вся внутренняя

психологическая работа происходит на уровне нейрофизиологии. Нейрофизиология говорит о

гормональном фоне, о действии нейронов, о химии и биологии. Однако нейрофизиология ничего не

говорит о сознательности, о мыслях и возникновении различных идей. Научные теории не используют

сам феномен сознания. Нейрофизиология, если она будет продолжать свою работу и закончит ее, будет

полной завершенной наукой, причем совершенно не ссылающейся на наше сознание. Я слышал

описания нейрофизиологов, которые говорят, что сознание возникает в результате деятельности мозга, но влияния на сам мозг не оказывает.

Итак, я думаю о своих сознательных переживаниях, что всё это предопределено и детерминировано

деятельностью нервной системой и мозга. Но ничто из моих мыслей не возникает в результате этой

деятельности и не оказывает влияния на эту деятельность. Я могу рекомендовать некоторые книги, но не

думаю, что они помогут вам обрести общую и целостную картину действия мозга. Две мои самые

любимые книги на эту тему критикуют вообще возможность целостной науки о функциях деятельности

человеческого мозга. Роджер Пенроуз написал книгу, которая называется «Новый ум короля». Эта книга

была опубликована на русском и это одна из лучших книг, которые были написаны на эту тему.

Роджер Пенроуз – это физик, который критикует идею создания искусственного интеллекта, но он не

специалист в сфере нейрофизиологии. Самый лучший эксперт в области нейрофизиологии – это Экклс.

Я не помню как его имя, но фамилия его Экклс.

Та картина, которую дает наука о действии человеческого разума, указывает на то, что мой разум уже

пребывает в сознательном состоянии. Вот, я фиксирую, что нахожусь в этой комнате, осознаю что

слышу голос Дениса, что он тоже находится в этой комнате, вижу как Светлана очень тщательно ведет

свои записи, и так далее. Это осознаваемая мной жизнь, акты сознания. И традиционный взгляд на

сознание подразумевает связь между этими событиями. Но мысли не влияют друг на друга. Одна мысль

рождает другую, и возникающая цепь мыслей влияет на мои мысли. Если я принимаю решение пойти и

выпить чашку кофе, то я иду и выпиваю кофе.

Картина, которую дает нейрофизиология, движется совершенно в другом направлении. Она говорит, что

вся деятельность связана со стимулами, поступающими по нервной системе через нейроны. Некоторые

гормоны высвобождаются и благодаря этому они передают разные типы последовательных связей. И

вот именно таким образом происходит подлинная деятельность. Один из побочных продуктов – это

возникновение вот таких импульсов, побуждающих меня к питанию. И также они говорят, что есть еще

один побочный эффект этого действия, – возникновение неких внутренних идей. На самом деле, они не

имеют никакого значения. Мы такое воззрение называем «эпифеноменология». Мои мысли

эпифеноменологичны, то есть они возникают как иллюзия, но действительного влияния на мой мозг не

оказывают.

Почему я уделяю этому так много времени? Потому что сегодня это основная базовая гипотеза

нейрофизиологов. И если будет завершен проект нейрофизиологии, то, скорее всего, он будет

базироваться именно на этом взгляде. Есть, конечно, люди, которые не согласны, но это стандартный

взгляд. И есть достаточные основания говорить о том, что, на самом деле, феномен сознательности

человека – это тайна, очень трудная для объяснения с научной точки зрения. Нам очень трудно понять, почему различные состояния мозга вызывают сознательные акты. Если вы будете читать литературу

нейрофизиологического характера, посвященную проекту создания искусственного интеллекта, то

увидите, что очень много чернил было потрачено, чтобы дать определение тому, чему подобна

сознательность. Но интересно, что ответы, которые люди давали в 20-е годы ХХ века, и ответы, которые

люди пытаются дать на эти вопросы сейчас, почти ничем не отличаются.

На самом деле, большого прогресса в этой области не наблюдается, потому что сознание человека такое

загадочное и странное. Оно абсолютно отличается от физических процессов. Например, мы имеем

огромный прогресс в исследовании функций мозга. А вот в понимании того, как связано сознание с

деятельностью мозга, нет практически никакого прогресса. Это два совершенно разных предмета. И

насколько я понимаю, возникает две основных проблемы в отношении принятия этой картины и

принятия картины, которую рисует перед нами натурализм.

Первая проблема, как мне кажется, состоит в том, что это совершенно противоположные картины. Что

состояние моего сознания оказывает влияние на мой разум, то есть мне кажется, что я контролирую

ситуацию и руководствуюсь принципом когнитивного правдоподобия. Мы вчера говорили о нем, – он

состоит в том, что я должен верить в то, что мне кажется истинным, если только не будет какой-то

достаточной причины, чтобы опровергнуть это. И вот такая картина в соответствии с этим принципом

является неадекватной, если мы принимаем принцип когнитивной достоверности.

Но есть даже еще худшая проблема, которую я называю проблемой №2. Она представляется еще более

затруднительной в решении. Если сознание не оказывает влияния на мое тело, если оно не оказывает

влияния на мой мозг и нервную систему, то предполагается, что я должен поверить в то, что это всего

лишь некий вторичный продукт, который является побочным эффектом действий и функций моего тела.

Почему же тогда я должен верить, что эта деятельность вообще соприкасается с реальностью? Этот

аргумент поднял философ в американском университете Нотердам – Алвин Плантинга. Он голландец по

происхождению, несмотря на американское гражданство. Он указал, что если бы эта картина была

истинной, тогда имело бы значение какое-то состояние сознания. Если мозг сам выполняет всю работу, то он помогает вам выживать, и если вести картину эволюции и объяснять с помощью эволюции

деятельность мозга и нервной системы, то какая разница и какое значение имеют акты сознания? Если

сознание не имеет обратной связи с деятельностью нервной системы и мозга, то какое значение имеют

эти акты сознания? Если сознание имеет влияние, тогда я должен правильно мыслить, а иначе я не

выживу. И если я умру, тогда, конечно, сознание имеет значение. Но если сознание не способно менять

что-то на физическом уровне, тогда всё, что имеет значение, это лишь подсознательное

функционирование, не осознаваемое функционирование нервной системы и мозга. Мы можем быть в

совершенно другом мире, – совершенно не в таком мире, в котором живут наши тела. То есть я

физически могу находиться в болоте, сражаться с аллигаторами, но у себя в уме я преподаватель, сижу в

классе со студентами и преподаю философию. И если вот такой разрыв существует между актами

сознания и функциями нервной системы и мозга, тогда действительно эта картина допустима. И с

эволюционной точки зрения это загадка. Она непонятна совершенно, ее никак не объяснить. И эта

теория соответственно становится намного менее правдоподобной.

Итак, вот по этим причинам у нас здесь возникает трудность. То есть, если вы натуралист, вы должны

воспринимать акты своего сознания как некую иллюзию. Однако, если вы верите в Бога и

воспринимаете сознание именно так, как вы его воспринимаете естественно, – то да, мой мозг

производит изменения, и мои мысли и акты сознания производят изменения. Но с другой стороны, мы

видим людей, на которых влияет состояние мыслей в их сознании, когда они принимают определенные

решения. Это аргумент №1, который, как я думаю, является проблемой для натурализма.

Приведу в этой же области второй аргумент. Он относится к понятиям объективной красоты. На самом

деле, я никогда не слышал песни, которую вы сегодня пели, но это была замечательная, прекрасная

песня. Как нам мыслить о подобном опыте? Когда мы слышим прекрасную музыку, когда видим нечто

прекрасное в мире, то в чем именно состоит красота? В чем она заключается? В чем она заложена?

Опять же, какова наша естественная реакция? Что мы склонны думать? Я думаю, что наша естественная

реакция состоит в том, чтобы сказать: «Песня красива. И закат красив. И горы прекрасны». Нас нужно

учить, чтобы мы говорили иначе, – то есть, чтобы мы говорили: «Нет, красота она заложена во взоре

смотрящего, красота заложена в моем разуме, но не во внешнем мире». Я думаю, что естественное

побуждение состоит в том, чтобы сказать: «Красота вот она, вовне, передо мной. И если бы не было

красоты, то не было бы и людей, которые могли бы ее увидеть». Красота объективна, – я думаю, что это

естественный способ понимания прекрасного.

Итак, как же нам разобраться с понятием прекрасного? Если я натуралист, то в общем-то не могу

признать, что есть такая вещь как объективная красота. Также я не могу признать объективного

существования сознания. Потому что если я натуралист, то из чего я могу извлечь понятие красоты, если

всё существующее – это физические объекты, подчиняющиеся законам природы? На чем я могу

основать понятие прекрасного? Что для меня будет красотой?

Философы пытались прийти к определенным способам выражения того, как мы можем переводить с

языка эстетики на язык науки. Такие проекты предпринимались различным образом в течение 300 лет, и

в современной философии, и ранее. И результаты, в общем-то, были безуспешными. Ни к какому успеху

они не привели. Мы склонны думать, что это просто невозможно и вот почему. Может быть, кто-то

придет к замечательному способу подобного изложения, но сейчас мы считаем, что не можем

осмыслить идею о том, что красота является физическим свойством чего-либо. Если есть такая вещь, как объективная красота, то она нечто большее, чем просто что-то физическое. Если вы натуралист, для

которого не существует ничего, кроме физического, то что же тогда можно сказать о красоте?

Приходится сказать, что красота это иллюзия, индуцированная в нас эволюцией. Почему я воспринимаю

закат красивым, почему я воспринимаю определенные песни красивыми? Почему это вызывает во мне

ощущение прекрасного? Это побочный продукт эволюции моего мозга. Это единственный способ

осмысления мной этого вопроса. Я эволюционировал и мой мозг эволюционировал за миллионы лет. И

где-то в процессе этой эволюции в попытке быть более эффективной репродуктивной машиной мой

мозг воспринял вот эту случайную черту восприятия определенных вещей как прекрасных, а других как

безобразных. Есть разные теории, объясняющие что это за черта и почему люди ее приобрели. Но во

всех этих теориях общим является то, что сама красота – это просто случайная иллюзия, и нет такой

вещи как «прекрасное», в этом мире. Прекрасное – это лишь пробочный продукт происходящего в

нашем разуме. Как же это использовать в христианских диалогах с людьми? Я думаю, что пару вещей

здесь можно сказать.

Первое. Многие люди, независимо от того, христиане они или нет, найдут подобное заявление

невероятным. Возможно, у вас был подобный опыт. Многие люди, если они по какой-то причине

оставили Бога, чувствуют какую-то потребность в божественном, потребность поклоняться чему-то

иному. Отчасти люди заполняют этот пробел искусством или каким-то эстетическим восприятием. И

можем видеть людей, которые всю свою энергию, все свои силы вкладывают, например, в увлечение

музыкой или искусством или чем-то еще. Кьеркегор говорит об эстете как не просто о том, кто

стремится к удовольствиям, а о том, кто серьезно ищет красоту. И мы встречаем подобных людей,

которые достигают художественного совершенства. Очень трудно человеку, живущему в подобном

режиме, обратиться и сказать: «То, за чем я гонюсь, за чем я следую, это просто какой-то странный

продукт в моем мозгу. Ничего этого в мире нет». Иногда это очень полезно, и я думаю, что многие люди

находят это заявление невероятным. Это проблема для натурализма.

С другой стороны, христиане имеют достаточно естественное и понятное определение красоты.

Прекрасное есть в мире объективно, потому что Бог Художник и Он ценит красоту. Он вложил ее в мир,

– не важно, видят ее люди или нет. Я думаю, что есть замечательные созвездия во Вселенной, которых

мы никогда не увидим. И прекрасные коралловые рифы существуют в образовавшихся развалинах,

которые прекрасны, но никто из людей их не видел. Просто Богу они понравились, все эти

замечательные закаты, – и их миллионы просто для удовольствия самого Бога, кто есть Художник. И

если Бог ценит красоту в самом себе, то и в нас Он заложил способность к оценке прекрасного. И это

придает смысл самому феномену прекрасного, которого нет в натурализме.

И третьим в этой категории является понятие морали или нравственности, то есть объяснение того

факта, что какие-то вещи объективно хороши или объективно плохи. Натурализм здесь снова попадает в

тупик, пытаясь объяснить, почему нам внутренне присуще чувство нравственности. Оно очень похоже

на присущее нам чувство прекрасного. Первым нашим побуждением является сказать, что убийство –

это плохо. И не важно, если даже всё общество согласно с убийствами, всё равно убийство – это плохо, это всё равно ужасное зло. Нравственность не зависит от людей и от людского восприятия. Люди

зачастую заблуждаются относительно каких-то нравственных фактов, но это не меняет сути самих этих

фактов. Здесь проявляется наша естественная первоначальная склонность. Я думаю, что наши

размышления зависят от подобных идей. Нравственность должна противостоять нашим суждениям,

если она вообще должна функционировать. Это изначальная гипотеза. Нас нужно специально учить

тому, что: «Нет, нет, нет, нравственность это нечто меньшее, нравственность просто возникает через

человеческий опыт, нравственность это консенсус какой-то группы или долгосрочный консенсус всего

общества или нечто подобное природе».

Нравственность является проблемой для натурализма по нескольким причинам. Во-первых, точно так

же, как и красоту, мы не можем перевести язык нравственности на язык науки. Нет ничего в физическом

мире, из чего я мог бы вывести нравственные ценности. Если бы я, скажем, взял ружье и застрелил

Игоря (одного из Игорей, у нас масса Игорей здесь, но одного бы из них я застрелил), – то с точки

зрения науки мы, конечно, могли бы описать данную ситуацию. Мы могли бы описать физические

процессы того, как порох взрывается, как газ расширяется в стволе, как пуля вылетает из ствола ружья, как пуля набирает скорость и затем ударяет в мозг. Все эти вещи можно описать с научной точки зрения.

Но если вы составите полное научное описание этого события, то обнаружите ли где-нибудь в нем то, что всё это плохо и неправильно? И ответ, конечно, нет. Наука может вам всё рассказать о том, что

происходит, но ничего, буквально ни слова, о том, что делать хорошо и что плохо. Это просто

невозможно. Это совершенно другой проект, над которым философы бились гораздо дольше, пытаясь

прояснить, как же нам получить то, что должно происходить, просто из описания физического

устройства. И мы можем быть уверены в том, что сделать это невозможно.

Итак, если я натуралист, то придерживаюсь взгляда, что всё существующее на самом деле имеет

физическую природу. И, следовательно, я должен прийти к пониманию того, что нравственность на

самом деле иллюзорна. Но откуда же она берется? Современный натуралист, приверженец эволюции как

источника большинства феноменов нашего мозга, обратится к теории эволюции и скажет, что наш

взгляд на нравственность возник каким-то образом в процессе эволюции нашего мозга. В самом деле, Майкл Рус и Эдвард Уилсон – два американских эволюциониста, один философ, другой биолог, –

несколько лет назад написали статью, которая называется «Подход к социобиологии», где говорится

следующее: «Нравственность или, строго говоря, наша вера в нравственность есть лишь адаптация, служащая целям нашей репродукции».

В каком-то важном смысле, этика – это иллюзия, заложенная в наших генах и заставляющая нас

сотрудничать друг с другом. Я думаю, что они понимают то, о чем заявляют. Итак, это заявление, которое они делают, состоит в том, что мы ощущаем, что убийство это плохо и что эгоизм это плохо, и

что если я, скажем, легко могу помочь своему ближнему, то я должен это сделать, потому что это

правильно и хорошо. Или что я не должен красть и не должен лгать. У всех нас есть подобные понятия, которые являются объективно правильными. Но Рус и Уилсон говорят, что они не могут быть

реальными. Это всего лишь убеждения, которые заложены в наш разум, потому что тысячи лет назад, возможно где-то на равнинах Африки, были соревнующиеся группы человекообразных, которые

убивали, крали друг у друга, лгали друг другу. И были другие группы человекообразных, которые

проявляли большую степень сотрудничества и доброты. И вот группы человекообразных, которые

убивали, крали и лгали, они достигали меньшего успеха и вымерли. А группы человекообразных,

которые сотрудничали друг с другом, заботились друг о друге, – они, на самом деле, и являются нашими

предками. И за сотни тысяч лет это уже заложено в наш разум, запрограммировано, как будто мы

считаем, что это голос Божий, говорящий нам, что я должен вести себя правильно. Но на самом деле, это иллюзия, индуцированная эволюцией.

Можно ли объяснить принципы морали как некий механизм самозащиты? Я думаю, что, по крайней

мере, первоначальный наш отклик и наша реакция – они не такие. Нам надо поработать, чтобы

согласиться с этим. То есть это надо себя заставить подумать, что этика – это некая программа, которая

включает в себя иллюзию, заставляющую меня верить, что убийство это плохо и что ложь это плохо. Но

убийство это плохо, верю я в это или не верю. Это неправильно, – точно так же, как и ложь. И для людей

это некая начальная точка, так что бремя доказательств лежит на человеке, который как раз говорит, что

это не так в любом обществе. Потому что именно так мы и переживаем проявления этических

воззрений, – по крайней мере, это соответствует принципам когнитивной достоверности. Именно

человеку, который утверждает, что мораль и нравственность не являются объективными реалиями,

нужно доказывать свою правоту, а не нам.

Вот, представьте себе нравственного человека, который при этом считает, что мораль и нравственность

это всего лишь иллюзия. Как вы можете продолжать быть нравственным человеком? Может быть, вы

будете нравственными, когда от вас не требуется большого напряжения, не требуется делать моральный

выбор. Но если вы вступите в период серьезного морального кризиса, – например, когда вы должны

будете дать отчет перед правительством или что-то еще, то вы скажете: «Ну, в принципе вот чувства

моей нравственности, вот тут какая-то группа угнетает других людей, и если я вступлюсь за них, то

потеряю работу, карьеру и так далее. А ведь это всё иллюзия, это просто действия моего генома для

защиты. Ну, и зачем я тогда буду защищать их? Нет, я не буду». То есть я сам буду подрывать основы

нравственного поведения, если буду принимать такой взгляд. И вот натуралисты говорят: «Теперь мы

знаем природу нравственности, но мы принимаем решение продолжать быть нравственными людьми»,

Я думаю, что ничего не получится у них, потому что они подрывают сами основы нравственности и

морали. По крайней мере, вот таково мое возражение на подобные утверждения.

Ну, и еще я хотел бы провести противопоставление этого набора принципов другому набору принципов.

Вы можете использовать это в своей работе. Давайте поговорим об еще одном ряде доказательств. Сама

природа науки помогает нам найти этот набор свидетельств. Многие люди, особенно многие христиане, часто видят науку и религию в качестве непримиримых врагов, воюющих друг с другом. Наука и

религия якобы постоянно должны сражаться друг с другом, они антагонистичны по отношению друг к

другу. Но вы должны понимать, что наука и религия не всегда были врагами, а на самом деле, даже и не

были врагами, кроме некоторых отдельных моментов. Есть люди, которые преувеличивают значение

науки. Например, натуралисты преувеличивают возможности науки. Они пытаются поставить науку на

место Бога. И именно из-за этого, я думаю, они находятся в состоянии войны с религией. Но сама наука

в целом не находится в состоянии этой войны. На самом деле, мы можем заявить даже, что наука

нуждается в религии.

Научная революция и изобретение современной научной методологии – это конкретный исторический

эпизод, как и любой другой эпизод в истории. Например, как возникновение демократии, или

рабовладельческого строя, или как Французская революция, – всё это звенья в цепи исторических

событий. И в отношении любого исторического эпизода вы можете задать вопрос: «Почему это

произошло и чем обусловлены эти события?» То же самое вы можете спросить и в отношении научной

революции. Что обусловило начало научной революции и развития науки? Во-первых, она возникла в

Западной Европе. А почему наука возникла в Европе? Что такого интересного было в Европе?

Представьте себе все цивилизации, все культуры, которые существовали на Земле до того. Почему в

этих цивилизациях не возникли наука и научный метод? Например, Древний Египет. Они были очень

известны развитием геометрии, в обществе была элита, был развит досуг, но наука там не привилась. В

Месопотамии, Сирии и Вавилоне развивали математику, вели учет изменениям небесных тел, развивали

астрономию. И мы думаем: «Ну, вот они, вроде бы, очень близко подошли к тому, чтобы начать науку».

Но нет, наука там не появилась. Греки унаследовали математику у египтян и у месопотамцев, они

синтезировали ее и продвинули дальше, появилась геометрия, они трудились усердно, изыскивая законы

логики и наблюдая за природой. И был момент, когда они были очень близки, – например, Аристотель со

своими последователями. Они были очень близки к появлению науки. Но, опять же, вроде бы

появляющаяся картина науки куда-то растворилась. Арабский мир, высшая точка развития исламской

цивилизации, золотой век, это IX, X и XI века – появились алгебра и разные инструменты, очень важные

для современной методологии науки. Они тоже были у самого края появления науки. Или Древний

Китай – там была система образования, которая избирала самых талантливых людей империи и давала

им лучшее образование, системы исследования ресурсов, интеллектуальные усилия были огромными.

Многие элементы, которые входят в научную систему, присутствовали в Китае в течение многих лет и

даже веков. Китай был лидером в области технологических изобретений. Они всегда были первыми,

всегда были в авангарде. Но почему китайская культура не стала культурой, в которой появилась

современная наука? Загадка.

Наука не является естественным продуктом развития человеческой культуры. На самом деле, наука

требует определенных условий для того, чтобы появиться на свет. Должны присутствовать

определенные мировоззренческие элементы, без которых наука просто не может появиться. Уилсон, тот

же самый человек, которого я цитировал вам ранее, говорил о представлении нравственности. Он

написал книгу, которая называется «Совпадение». В ней он говорит о Китае и о том, что Китай не мог

быть культурой, в которой могла появиться наука. Первоначальный текст изречений Конфуция

монотеистичен по своей природе, он говорит о существовании Абсолютного Бога. Классический период

конфуцианства отпадает от монотеизма, и Бога уже начинают истолковывать в красках пантеистического

мировоззрения. В классическом конфуцианстве Бога начинают воспринимать уже в тождестве с миром.

Этот автор указывает, что несмотря на то, что китайцы вели более точные наблюдения за явлениями

природного мира по сравнению с другими культурами и цивилизациями, и даже имели лучшие

технологии, чем другие культуры и цивилизации, но все-таки в их мировоззрении не было оснований и

причин, чтобы попытаться выйти за пределы этого мира. Порядок, который был в этом мире, был для

них достаточным. У них не было оснований искать более глубоко, чего-то запредельного, потому что

всё, что они находили, было на поверхности и удовлетворяло их потребностям. У них не было мыслей о

Боге и не было никаких законов, которые побуждали бы их пытаться выйти за пределы или углубиться.

И он указывает на то, что если ты не веришь, что реальность проистекает из источника единого Бога, тогда нет причин искать рационального порядка под поверхностью явлений. А наука как раз и есть

поиск скрытого порядка, заложенного в мире Кем-то. Если вы не верите, что в мире существует

рациональное устройство, скрытое под поверхностью явлений, то у вас нет причин искать это

устройство.

Давайте теперь поговорим о четырех мировоззренческих элементах, которые обязательно должны

присутствовать для того, чтобы наука могла появиться и функционировать должным образом. И мне

кажется (я не могу доказать это с абсолютной точностью, но мне кажется, что есть достаточно

свидетельств в пользу этой теории), что каждый из этих элементов подтверждается историческими

свидетельствами. И еще мне кажется, что каждый из этих элементов появился на свет именно благодаря

христианству.

Первый вопрос, который звучит в таком мировоззрении, это почему в мире существует порядок, то есть

почему есть миропорядок, глубоко укорененный в естестве вещей. Помните, что сама наука не может

найти в самом мире достаточных оснований для объяснения существующего порядка. Что же может

убедить нас внутри самой науки, что мир упорядочен? Представители науки могут сказать: «Да, мы же

видим, всё упорядочено. Мы видим порядок, и у нас очень много опытов поставлено, доказывающих

существования порядка в этом мире. И, конечно, все наши наблюдения говорят о том, что мир

упорядочен». В чем проблема такого рода логики? Только указание на то, что Вселенная упорядочена, дает нам возможность быть уверенными в том, что наши наблюдения в прошлом являются достаточным

руководством для того чтобы предполагать, что случится в будущем. В какой Вселенной мы можем

ожидать такого порядка событий? В сотворенном мире. Да, только в упорядоченном мире мы можем

ожидать наличие закономерностей и можем рассчитывать на них. В хаосе мы не можем рассчитывать на

то, что наблюдения прошлого могут дать нам основания для предположений о будущем. Только в

упорядоченном мире наши наблюдения в прошлом дадут нам достаточные основания для

предположений в отношении будущего. И, конечно, лучший способ объяснения упорядоченности мира –

это сотворенный мир. Я действительно так считаю. И я думаю, что это является сердцевиной данной

конкретной проблемы. Наука должна предполагать существование порядка для того, чтобы ей

функционировать, но поскольку она должна предполагать существование порядка, то это является

аксиомой, то есть наука не может этого доказать.

Альберт Эйнштейн написал в своем эссе «Наука и религия»: «Цель науки состоит в том, чтобы найти

общие правила, которые устанавливают связь между объектами и событиями. Ибо для этих правил

требуется абсолютная достоверность. Но сама она никогда не может быть доказываема, – она

недоказуема». Здесь Эйнштейн говорит нечто очень глубокое. У науки нет возможности доказать законы

природы. Что на самом деле требовалось бы для того, чтобы доказать какой-то закон природы? Даже

закон, в котором мы настолько уверены, как, скажем, закон притяжения? Что требуется для того, чтобы

доказать его? Закон гравитации говорит о том, что в любом месте во всей Вселенной во все времена в

прошлом, настоящем и будущем, все предметы испытывают взаимное притяжение согласно

конкретному уравнению Общей Теории Относительности. А что потребовалось бы для того, чтобы это

доказать? Было бы неплохо знать будущее. А сколько экспериментов необходимо было бы произвести?

Множество. На самом деле, честно говоря, если вы утверждаете, что хотите это доказать, то вы должны

произвести все возможные эксперименты во все времена и в каждой точке Вселенной. Но, конечно,

никто этого не может сделать. В науке мы предполагаем изначально, что если я провожу несколько

экспериментов и нахожу какой-то порядок, то предполагаю, что этот принцип действует и в остальных

местах, если у меня нет весомых причин в этом усомниться. Это фундаментальная суть науки, – мы

предполагаем существование порядка, но не можем его доказать. Потому что ни у кого не будет столько

денег, чтобы произвести все эксперименты. Мы изначально это предполагаем.

А исторически изначально откуда взялась предпосылка о существовании порядка при возникновении

науки в Европе? Она возникла из христианского богословия. Мы сотворены Богом и поэтому верим в то, что Вселенная упорядочена. Хорошей иллюстрацией данного факта является сама фигура Иоганна

Кеплера. Кеплер – это человек, который первым озвучил существование эллиптических орбит, по

которым движутся планеты. Это, на самом деле, было огромным интеллектуальным прорывом, потому

что в течение более тысячи лет каждый образованный человек, который размышлял об астрономии, был

уверен относительно того, как движутся небесные тела, как движется Солнце, как движется Луна, как

движутся звезды – всё, что он видел на небе. Как они движутся? Да, очевидно, каждый день всё на небе

движется, и всё на небе движется по кругу. На самом деле, в аристотелевой физике небесные вещи

сотворены из особой материи, – так называемого пятого элемента, квинтэссенции, который по природе

своей движется по круговой орбите. Кеплер был наследником этого глубоко укоренившегося взгляда, что всё на небе движется по круговым орбитам. Он также был помощником Тихо Браге, который

произвел наиболее точные наблюдения для своего времени, – в частности, наиболее точные наблюдения

за орбитой Марса. Но Тихо Браге не был теоретиком, поэтому он с этими наблюдениями ничего не мог

поделать, а Иоганн Кеплер смог их проанализировать. Он работал пять лет, убежденный в том, что

орбита Марса должна быть круговой, потому что всё на небе движется по кругу. И в итоге он смог все

эти наблюдения за движением планеты Марс поместить в некую круговую схему, когда Марс движется

вокруг Солнца, и вот эта его круговая картина движения Марса была достоверна с точностью до двух

десятитысячных процента. Не знаю как вы, но если бы я смог достичь такого результата, если бы я пять

лет работал и пришел к столь точному результату, то был бы счастлив. Я бы сказал: «Отлично,

опубликую и всё, готово дело!» Проблема была в том, что он помогал осуществлять наблюдения и на

самом деле знал, что наблюдения Тихо Браге были, по крайней мере, вот настолько достоверными, то

есть ошибка не превышала этого диапазона. Итак, как же ему было объяснить эту разницу в две

десятитысячных процента?

Опять же, я не математик и я вообще не слишком хорошо знаю математику, но меня бы это, наверное, не

обеспокоило. Кеплер же не мог успокоиться, видя эту ошибку в две десятитысячных процента. И он

выбросил свой пятилетний труд, сказав что не может вписать такую погрешность в теорию кругового

движения по орбитам. И в результате, исходя из полученных данных, он был вынужден описать орбиту

Марса как эллипс. Очень близкий к кругу, но все-таки эллипс. В итоге он создал картину того, как Марс

движется по небу по своей орбите. И на самом деле, эта модель работает до сих пор для четырех планет

за исключением Меркурия. Замечательный был прорыв. Но я должен добавить, что ему потребовалось

еще три года, чтобы это сделать. Почему же Кеплер был готов считать, что это ошибка в две

десятитысячных процента имела значение?

Я не хочу проявлять неуважение, но если человек придерживается мировоззрения, состоящего в том, что

мы живем в физической Вселенной, которая по большей части всё равно иллюзорна (вселенной Майя, например, – это индуистское представление о физической Вселенной), или если у него есть некий иной

взгляд, который делает физическую реальность в чем-то менее значимой, то нет никакой причины,

почему ему следует вообще задумываться о поиске ответа. Он не станет тратить несколько лет на поиск

ответа. Кеплер говорил одному из своих друзей, что Творец ничего случайно не делает. В другом месте, он написал: «Одно время я надеялся стать священником, но теперь обнаруживаю, что в своем труде

тоже являюсь священником Бога, воздающим Ему хвалу на небесах». Кеплер был очень религиозным

человеком, очень преданным в своих мыслях Богу. И он был убежден в том, что у Бога есть замысел в

отношении небес и это как раз и двигало им в поиске и обнаружении порядка во Вселенной.

Отмечу небольшой истерический факт. Старейшее научное общество – это Королевское Английское

общество. 70% членов королевского общества были не просто христианами, а пуританами. То есть

такими христианскими радикалами, можно сказать. В Британии того времени это были христиане,

которые говорили, что не хотят быть просто номинальными христианами, которых крестят и они больше

никогда не появляются в церкви. Они были серьезны в отношении своей веры и действительно хотели

понять, в чем же суть христианства, что оно говорит и что в нем заложено. Этот факт история развития

науки зачастую умалчивает, но он совершенно истинен.

Итак, почему же существует порядок? Вторая загадка, которую зачастую многих сбивает с толку,

состоит в том, почему порядок относительно прост? То есть достаточно прост для того, чтобы люди

могли его уяснить в сравнении с различными иными типами порядка. Тот миропорядок, который мы

видим в нашем мире, судя по всему, устроен так, чтобы мы смогли его уяснить. Мы можем представить

себе ситуацию, когда порядок в нашей Вселенной мог быть слишком сложным или слишком скрытым от

нас, чтобы мы когда-нибудь смогли добиться какого-то прогресса. Наука тратит огромные усилия и у нее

есть огромная уверенность в том, что ответы есть и их надо только найти. Ученые приходят в свои

лаборатории каждый день, не зная как действовать дальше, не зная, каким будет следующий ответ. И на

самом деле, они совершают прыжок веры в надежде, что если они сделают то-то и то-то, то обнаружат

следующие ответы, пока еще неизвестные.

Вновь и вновь Вселенная раскрывает себя нам. Это удивительно. Альберт Эйнштейн как-то высказался

так: «Единственная непостижимая вещь относительно Вселенной состоит в том, что она настолько

постижима». И он прав. Это действительно является для нас загадкой. Вселенная, похоже, даже хочет, чтобы ее тайны раскрывали. И естественно большой загадкой для натуралиста, который считает, что всё

возникло через слепые процессы в результате хаоса, является то, что Вселенная буквально раскрывает

себя перед нами, буквально призывает нас: «Приди, раскрой меня, обнаружь меня». Для теистов и то, и

другое имеет совершенно другой смысл. Бог действительно устроил свой мир, для того чтобы мы могли

его постичь, для того чтобы мы могли его исследовать и понять.

Поговорим теперь о математике, о математических способностях человека. Почему способность

человека к математике находится в таком внутреннем согласии, в такой настроенности на глубокие

тайны природы?

Одна из загадок, которая перед нами стоит, – особенно актуальной она стала в XIX-XX веках, – состоит

в том, что математическое прозрение человека, судя по всему, идеально настроено на то, чтобы

раскрывать самые глубинные аспекты физической реальности. Атеист, который работает в университете

города Остин, штат Техас, Стивен Вайнберг является одним из ключевых теоретиков в исследовании

электромагнетизма и слабых ядерных полей, и за это он получил Нобелевскую премию. Он отмечает

следующее: «Вновь и вновь перед нами появляются примеры того, как математики просто играют в

некие игры с математикой. Они проводят какие-то мыслительные эксперименты с математикой и

приходят к неким математическим структурам и идеям, просто радуясь самому процессу. А позднее мы

узнаем, что эти математические идеи и прозрения становятся абсолютно необходимыми для того, чтобы

помогать нам понимать какие-то физические аспекты реальности». Он приводит несколько таких

примеров в своей книге «Мечты об окончательной теории».

Позволю привести вам всего лишь один пример, – может быть, самый знаменитый из всех примеров. В

середине XIX века большинство людей считало геометрию законченной завершенной наукой.

Геометрию все знают, многие из вас изучали ее в школе. И вы знаете, что в геометрии Евклида пять

постулатов, и большинство теорем отталкиваются от этих пяти аксиом. Математики в XIX столетии

представили некую загадку, некую игру, – они как бы заявили: «Ну-ка, давайте сейчас знаете, что

сделаем? Как вы думаете, возможно ли прийти к геометрии, которая является неевклидовой? Которая не

такая, как геометрия Евклида. Мы знаем пять аксиом Евклида, а можно ли прийти к неевклидовой