Апозиопезис

Варшава, 13 (25) ноября 1871 г., 19:00 вечера

Главный зал «Ресурсы Обывательскей»[51] сиял свечением газовых бра и висящих под потолком сотен «миллеровок», очень ярких и практически не дающих дыма стеариновых свечей, заткнутых пучками в люстры. Но даже если бы свечи были из воска, на их дым и так никто не обратил бы внимания. Воздух был заполнен потрясающей мешаниной запахов дешевых и дорогих духов, мужского одеколона, сигарного и папиросного дыма. Помещение заполнялось с каждой минутой, непробиваемая толпа теснилась у входа и толкалась довольно-таки грубо. Хотя хватало и дам в кринолинах и узорных шляпках, достойно перемещавшихся в компании джентльменов во фраках, в большинстве своем зрители принадлежали к низшим слоям общества. Иногда общий гомон перебивался громким смехом студентов и подмастерьев, и даже ссоры и ругань. Это было знаком, что билеты на концерт стоили сущие копейки, так что их могли себе позволить даже не очень-то богатые любители музыки.

В узеньком входе начался скандал, быстро перешедший в драку. Кто-то вопил пьяным голосом, но швейцары быстро вывели его силой. Публика даже не обратила внимания на инцидент, все толкались, чтобы найти себе место как можно ближе к возвышению, на котором выставлялся оркестр.

— Прошу вон туда, фроляйн фон Кирххайм, мои люди держат места во втором ряду, — указал полковник Кусов дорогу Генриетте. — Нам нужно сесть чуточку сбоку, чтобы за всем следить. Прошу вас внимательно приглядывать за публикой, быть может, вы заметите что-то вас беспокоящее. Как жаль, что мы здесь не для того, чтобы развлекаться.

— Долг прежде всего, полковник.

Геня сумела подавить смех, но губы ее превратились в тоненькую линию.

Кусов приехал за ней на экипаже, на сей раз на нем был элегантный, но традиционный фрак и цилиндр. Единственным украшением его костюма была серебряная звезда ордена св. Владимира, закрепленная на левой стороне груди. Как и обычно, офицер демонстрировал аристократичные манеры, хотя и позволил себе несколько шуток и улыбок. Гене показалось, что Кусов глядит на нее с характерным огоньком в глазах, огоньком желания, как будто желая сорвать с нее платье. Ей даже жарко сделалось. Мужчины крайне редко глядели на нее подобным образом. Как правило, ее побаивались или проявляли к ней холодное уважение, как, например, Данил Довнар. А ведь каждая женщина любит чувствовать себя желаемой, даже если роман не имеет шансов на успех. Так что подобный взгляд соответствующего джентльмена был словно комплимент.

Полковник внимательно выслушал рассказ об инциденте с шарманщиком, даже вынул из внутреннего кармана небольшую книжечку и ручку со стальным пером и чего-то в ней записал. Потом признался, что в течение дня было заявлено три случая появления демона. И всякий раз это как-то было связано с музицированием. К счастью, нигде трагедий не случилось. Упырь появлялся, сеял испуг и ужас, а потом исчезал.

— А что мы сделаем, если он вторгнется в зал, переполненный людьми? Ведь вновь кто-то может погибнуть, — сказала Генриетта, незаметно поправляя пистолеты, спрятанные в платье.

— К этому мы готовы, — усмехнулся Кусов. — Вопрос расправы с этим существом оставьте мне. Сейчас я покажу вам своих агентов, которые и осуществят арест демона. Вы же сконцентрируйтесь на публике. Мы ищем возможных жертв и террористов. Ведь кто-то может сотрудничать с бестией или даже напрямую ею управлять: демонолог, некромант, спиритист. Тут ничего не известно. Показания наиболее подозрительного заключенного из Цитадели меня, к сожалению, разочаровали, а что хуже всего, ничего не разъяснили. Либо сукин сын что-то мутит, либо же он и вправду ничего не знает. Так что будьте бдительны, мы обязаны быть готовыми ко всему, что угодно.

На последних словах он положил руку на ее ладонь. Генриетте сделалось приятно, блаженно, совершенно инстинктивно она опустила взгляд. Девушка почувствовала теплую волну, расходящуюся румянцем по щекам. Черт! Еще примет ее за какую-то провинциальную забитую девицу. Какой стыд!

Гомон в зале постепенно стихал, потому что на сцене появился упитанный господин с громадными усищами, в то время как музыканты рассаживались по своим местам. Раздалось тренькание проверяемых струн и шорох передвигаемых стульев.

— От всего сердца приветствую всех вас от имени Музыкального Общества, которое и организовало сегодняшний концерт, — загремел усач. — Сегодня мы выслушаем мотивы из опер Станислава Монюшко, но, прежде всего, в полном виде оперу «Король Манфред». Дирижировать будет сам ее композитор, наш сегодняшний особый гость, директор лейпцигского оркестра, профессор консерватории в Кёльне, Карл Рейнеке[52]. Давайте поприветствуем нашего дорогого гостя бурными аплодисментами!

Раздался настоящий ураган аплодисментов, во время которого на сцену вступил худощавый господин среднего возраста, на котором был приличествующий месту фрак. Его лицо украшали импозантный бакенбарды, гораздо более густые, чем реденькие волосы на голове. Он согнулся в поясном поклоне, повернулся к оркестру и постучал дирижерской палочкой по пюпитру. Воцарилась абсолютная тишина. Генриетта задержала дыхание. Она чувствовала его, упырь находился где-то близко. И выжидал.

— Дирижер — немец, — шепнул ей на ухо Кусов. От тепла его дыхания у Генриетты по шее пробежали приятные мурашки. — Надеюсь, что это не он станет жертвой. Если террорист его прикончит, ситуация между тремя державами значительно ухудшится, да что там, сделается до крайности напряженной. Сначала чрезвычайный посол Австрии, затем один из лучших музыкантов Германского Рейха… все это может закончиться просто фатально.

— Я буду следить. Если же демон проявит себя, я вновь попробую развеять чары, — сказала Генриетта.

— Нет, а вот этого прошу не делать, поскольку упырь сбежит в мир иной.

— А разве это не хорошо? Или вы хотите подвергнуть его экзорцизмам?

— Наша задача заключается в том, чтобы его схватить, — холодно усмехнулся Кусов. — Разве что, если у нас не останется никакой иной возможности, как только его уничтожить.

Генриетта кивнула в знак того, что план поняла, а потом попыталась сконцентрироваться на музыке. Вот только соседство офицера-красавчика этому ну никак не способствовало, опять же, юнкер-девица как-то еще старалась поглядывать на зрительный зал в поисках возможных злоумышленников. Но плотную и разнородную толпу невозможно было тщательно просмотреть, к тому же каждую секунду кто-нибудь вставал или садился, пробирался на место под аккомпанемент шипений и недовольных бурчаний. Население Варшавы, казалось, чрезвычайно жаждало развлечений, и неважно — выступала ли в их качестве музыка или появление демона, слухи о котором давно уже разошлись по всему городу. И все знали, что он может появиться, когда играет оркестр.

Первая часть концерта прошла без каких-либо помех, хотя Генриетта и чувствовала нарастающее беспокойство. Она поглядывала на полковника и его людей — двух агентов, стоявших за сценой, и еще двух, сидевших в зале. Но переодетые жандармы вели себя спокойно, никто их них не проявлял ни страха, ни волнения.

Музыка сотрясала всем зданием, германский дирижер энергично размахивал своей палочкой, позволяя подхватить себя своей же композиции. Ноты полетели на пол, трепеща листами и рассыпаясь будто карточная колода. Литавры и трубы гремели басом в честь короля Манфреда, близилась кульминация первого акта оперы. Генриетта стиснула пальцами рукоятку револьвера. В барабане находилось шесть патронов с пулями, отлитыми из свинца, взятого из водосточных труб Черного Монастыря в Виттенберге, в котором жил сам Мартин Лютер. Боеприпасы настолько пропитались духом реформации, что при попадании лютеранской пули любой демон должен был вспыхнуть ярким пламенем. Во втором револьвере были заряжены пули обычные, на людей. Самое главное, чтобы в случае чего их не перепутать!

И вдруг повеяло холодом. Свет существенно пригас, как будто бы часть свечей выгорела, а в газовые бра кто-то прикрутил подачу газа. Темнота начала сочиться из углов, в одно мгновение тени сделались глубже и разлились вширь. Оркестр оглушающе визжал, музыка заполнила пространство, выпирая из него всякие иные звуки. До Генриетты дошло, что она сдерживает дыхание в ожидании кульминации, главного раската музыки с последующим ее ожиданием… Кусов поднял руку, сигнализируя готовность своим агентам. Темнота ползла по полу и стекала по стенам, окутывала сидящих, врывалась в их мысли и полностью парализовала. И вот тогда-то скрипки заиграли тройное стаккато, а литавры забарабанили в последний раз, и дирижер застыл в недвижимости.

Полы его фрака захлопали, словно бы в музыканта подул сильный ветер, а из-за его фигуры возник могучий силуэт, весь сотканный из тьмы. Казалось, что он разрастается, как бы появляясь из тела дирижера. Увидав демона, Генриетта зашипела — одновременно от ужаса и гнева. Это он! Из спины бестии торчали черные культи, вместо ладоней — угловатые лезвия. Чудище склонило голову, как будто бы разглядываясь по залу. Наконец оно глянуло прямо на нее и с гортанным воплем ринулось в наступление. И в тот же самый миг полковник Кусов схватился с кресла, каким-то небывалым чудом сломав чары, вытащил из кармана фрака свернутый бич и достал им мчащуюся фигуру демона. Тот завопил и, вместо того, чтобы напасть на Генриетту, свечой взлетел вверх. О потолок он треснулся настолько сильно, что люстры закачались, и посыпалась штукатурка.

Темнота рассыпалась, вновь засиял свет. Дирижер без сознания рухнул на сцену, в этот же самый миг зрители схватились с мест и с криками бросились к выходу. Брякнули брошенные музыкальные инструменты, воздух пронзили вопли, ругань и вой умирающих в небывалой давке людей.

Демон припал к потолку словно громадный, черный паук. Торчащие из его спины культи поблескивали во мраке его тела, словно были сделаны из металла. Чудище проползло несколько шагов, крутя головой во все стороны. Генриетта встала с места и нацелила в него револьвер. Кусов обнял ее рукой и деликатно отодвинул в сторону, не переставая размахивать блестящим бичом. Его агенты, четверо молодых людей, натянули на глаза герметичные очки-консервы и вытащили из фраков металлические угловатые ящички. По приказу каждый из них поднял заглушку в своей коробке. Оказалось, что это фонари с закрытыми зеркалами. И вот теперь из каждого ящичка выстрелил луч необыкновенно яркого света; из кожухов начал подниматься белый дым.

Демон рыкнул от ужаса, когда сияние охватило его, и, дымя рванью темноты, скакнул вниз, прямиком на полковника Кусова. Бич щелкнул в очередной раз, но на этот раз жандарм промахнулся. Он лишь успел оттолкнуть Генриетту и в объятиях сверхъестественного существа рухнул в проходе между сидениями. Прусская воительница подскочила к дерущимся, держа револьвер в руке. Но выстрелить она не могла, чтобы не ранить полковника. Демон раз за разом рубил одной конечностью, вторая была блокирована стальным зажимом жандармского полковника. Сражающиеся перекатывались по полу, обмениваясь страшными ударами. В воздух полетели щепки от уничтожаемых кресел. Черная фигура дымила мраком, походящим на черные языки пламени.

— В сторону, баба! — крикнул один из агентов, сломя голову мчась к дерущимся.

Наконец ему удалось нацелить на бестию свой фонарь. Через мгновение после него то же самое сделали и другие жандармы, и в демона впились лучи света. Темнота с шипением загорелась на теле чудища, и в одно мгновение испарилась. Демон бросил свою жертву и выпрямился, стряхивая с себя тьму.

— Материализовался! — заорал кто-то из агентов и протер рукавом очки. — Теперь он уже полностью на этой стороне! Хватай его!

Генриетта с ужасом глядела на мужчину могучего телосложения, каким сделался демон, стряхнув с себя черную эктоплазму. Из его окровавленной спины торчали искривленные и погнутые, а к тому же вонзенные глубоко в тело органные трубы. Из культей рук торчали два узких крумхорна[53] из смятого металла. Мужчина повернулся и поглядел на девушку пустыми глазницами. Его лицо несло следы разложения, кожа местами была синей и наполовину прозрачной от гнили, местами же — трупно-бледной. Демон был почти что голым, если не считать останков брюк. Скользящие по его телу снопы ослепительно-белого света оставляли воняющие дымом ожоги.

Из-за сцены бегом выскочило несколько жандармов, но уже в мундирах. Они тащили сети и багры. Демон, а точнее — живой труп, взбешенно рявкнул, и одним скачком добрался до ближайшего, задрапированного тяжелой тканью окна. Он не притормозил хотя бы на миг, только наскочил на полной скорости, разрывая толстый материал словно бумагу. Под звон стекла и ругань жандармов он выпал наружу.

Генриетта пару раз выстрелила ему вослед, но, скорее всего, не попала. Тогда она повернулась в сторону Кусова, ожидая увидеть лишь жестоко разорванные останки. К ее изумлению полковник как раз поднимался с помощью двух агентов в очках-консервах. Фрак на нем свисал кровавыми ошметками, сорочка тоже пропиталась кровью. Орден на груди даже вогнуло чудовищным ударом, спасая полковника от выпада прямо в сердце. Кусов только побледнел, но на сильно пострадавшего похож не был.

— Александр, с тобой все в порядке? — озабоченно глядя на мужчину, спросила пруссачка. — Ох, прошу прощения, господин полковник.

— Генриетта, прошу вас, останемся на «ты». Для меня это будет истинной честью, — усмехнулся Кусов и оттолкнул агентов. — Со мной абсолютно ничего не случилось, так, мелкие царапины…

— Надо чтобы тебя обязательно осмотрел врач, — коротко и решительно заявила Генриетта, подходя к офицеру. — Нельзя не обращать внимания на раны, заданные зомби.

— Так ты заметила? Нам удалось стащить его на нашу сторону реальности, в мир иной сбежать он уже не может. Демон превратился в банального трупохода. — Полковник глянул в окно. — Теперь это уже вопрос нескольких минут, чтобы мои люди захватили его и отправили в Цитадель. А там казенные некроманты все из него вытянут. Боюсь, что несколько задавленных в панике не слишком большая цена за захват террориста.

— Невинные жертвы всегда случаются, когда происходит что-либо нехорошее, — согласилась с ним Генриетта, подавляя неприятное чувство того, что говорит какую-то гадость. — У нас не было иного выхода, необходимо было захватить его в ловушку. А как вам удалось полностью материализовать его? Что это за оружие?

Полковник взял из рук ближайшего к нему агента фонарь с уже прикрытым зеркалом и подал девушке.

— Новейшее изобретение VI Отделения Личной Его Императорского Величества Канцелярии, то есть, сверхъестественной разведки, — с гордостью сказал он. — Пока что в состоянии испытаний, это экспериментальное оружие, но, выходит, действует. В фонаре имеется источник света реальности, сгорающего в магниевых стружках, отсюда такое резкое, белое сияние и немножко выходящего в стороны дыма. Источником являются экстрагированные и сконденсированные элементы материальности: математические теории, инженерные расчеты, научные теории и философские эссе — то есть, сама эссенция людского знания, лишенного эзотерики, основанного только лишь на логике и нерушимых физических законах. Достаточно было перевести весь этот материализм в газообразную форму в огне, и теперь пучок света, обогащенного реальностью, действует на сверхъестественные существа, срывая с них все непознаваемое и нереальное.

— Очень увлекательно, — произнесла Генриетта и осторожно взяла под руку пошатывающегося полковника.

Вроде бы это он ее вел, но на самом деле это железные девичьи мышцы не позволяли Кусову упасть. Прусская юнкер-девица спокойно провела российского офицера к выходу, через совершенно развороченный зал, заполненный поломанными стульями, утерянными предметами гардероба и потерявшими сознание или задавленными в толкучке дамами.

— Сейчас нам необходимо ехать в Цитадель и прижать этого типа, которого считают мозгом заговорщиков, — сказал полковник. — Но на самом деле он, скорее всего, всего лишь орудие в лапах турецких или французских заказчиков. Ну ничего, сегодня уж я с ним поговорю. А вот интересно, что он скажет, когда увидит своего подчиненного лишенным эктоплазмы.

— На сегодня следствия уже хватит, тебе нужно отдохнуть, Александр, — заявила Генриетта тоном, не терпящим каких-либо возражений. — Все подозреваемые под замком, из Цитадели они не сбегут. Завтра ими займешься.

— Ты так считаешь, Геня? — Полковник ковылял, держась за бок. — А может и правда пора отдохнуть… Да, душенька, ты права, никуда ведь они не убегут.

А на дворе начался дождь. Издали доносились выстрелы жандармов, гонящихся за трупоходом.