Арабская авантюра

Глава 4. «НО ЭТО ПРОСТО УЖАСНО!»

— Сахиб, — начал свой рассказ Нарайян Сингх. — Как ты и приказал, я направился на Христианскую улицу и в указанном тобой месте нашел Юсуфа Дакмара. Он пил кофе в обществе этих людей и еще других. Поначалу они меня не заметили, ибо я вошел в дверь дома, расположенного в трижды двадцати пяти шагах дальше по улице, прошел по крыше, спустился на каменную галерею, что выстроена над кофейней с одной ее стороны, и укрылся там среди скверно пахнущих мешков.

Они беседовали по-арабски. Вдруг вошли еще какие-то люди, имена которых я расслышал и записал на этом листке бумаги. Тогда Юсуф Дакмар запер наружную дверь, сначала на цепочку, а потом на большой ключ, дважды повернув его в замке. Затем он встал спиной к двери, которую запер, на красный табурет с четырьмя короткими ножками и заговорил, сильно размахивая руками, как человек, который хочет воодушевить толпу. Главным образом он говорил о том, что Иерусалим — святой город, а Палестина — святая земля, что обещания тем более святы, если даны в связи с делами веры. Собравшиеся бурно аплодировали. Однако чуть погодя он позволил себе насмехаться над всеми религиями, и они опять хлопали. Он сказал, что союзники, согласившись с доводами англичан, заключили договор с эмиром Фейсалом, по которому он возглавил арабские войска, и они сражались вместе с союзниками против турок и немцев, потеряв при этом сто тысяч своих людей и много денег.

Так, сахиб. Затем он спросил их, много ли из обещанного союзниками эмиру Фейсалу, как вождю арабов, было исполнено или может быть исполнено. И они ответили в один голос: «Ничего!». На что он кивнул, как учитель, когда ученики хорошо отвечают урок. И продолжал, как гуру, обличающий грешников: «Обещание женщины мало значит: кто верит ему? Когда оно нарушено, мужчины дружно смеются. Обещание, вырванное угрозой пытки, ни к чему не обязывает, поскольку тот, кто его давал, не был свободен и не может отвечать за свои дела. Таков закон.

— Обещание, данное в ходе сделки, — продолжал он, — это соглашение вынужденное и может стать поводом для тяжбы. Но обещание, данное в дни войны от имени государства, — это закон, написанный кровью. Любой, кто нарушит его, нарушит долг крови; любой, кто не убьет святотатца, станет изменником, выступившим против Аллаха!» Все с воодушевлением аплодировали этой речи, сахиб, а, когда они умолкли, он велел им хорошенько подумать и самим решить, кто попрал священную клятву. «Арабам!» — отвечали они. «А кому отдали эту страну?» — снова спросил он, возвысив голос. «Евреям!» — прогремел ответ.

И тогда он ненадолго умолк, как учитель, который услышал лишь половину ответа на заданный им вопрос и ждет, когда ученики закончат. Но все молчали. И тут один взревел: «Смерть евреям, во имя Аллаха!», и остальные подхватили его крик. Юсуф Дакмар был доволен и улыбнулся, однако сам этих слов не повторил. Вскоре он продолжал: «Мы, собравшиеся здесь — люди просвещенные. Пусть праздные мечтатели гадают о прошлом и будущем. Настоящее принадлежит нам. И для нас не имеет значения, принадлежит ли Фейсал к потомкам пророка Мухаммеда. Если разобраться, это такое же глупое суеверие, как те, которым предаются христиане, да и не только они. Но есть ли кто, подобный Фейсалу, кто может объединить арабов под своими знаменами?» Они ответили, что Фейсал — единственный из живущих, кому это под силу, и сказали много слов, восхвалявших Фейсала. И каждый раз Юсуф Дакмар кивал. «И все же, — продолжал он, когда они закончили, — Фейсал небезупречен. Порой он ведет себя как глупец, и прежде всего, вот в чем: он требует держать слово даже с теми, кто сам слова не держит». И все собравшиеся послушно, точно ученики, отвечающие урок, повторили, что это поведение безумца.

«Итак, — снова заговорил Юсуф Дакмар, — теперь мы поняли главное. Мы не альтруисты, не одержимые верой, не рабы. Мы люди, обладающие здравым смыслом. И нам предстоит важное дело. Ибо не мы слуги Фейсала, но он наш слуга. Мы используем его, а не он нас. Если он избрал неверный путь, наша святая обязанность — наставить его на путь истинный. Дни самовластного правления миновали. Пробил час для тех, кто радеет о чаяниях народа и станет действовать ему на благо! А поскольку они еще не получили это право, то должны это право завоевать. И именно мы, собравшиеся здесь, представляем истинные заботы и надежды арабов. Потому наш долг — любыми способами заставить Фейсала принять нашу сторону».

И тогда эти трое, сахиб, сидящие ныне здесь, предложили немедленно отправиться в Дамаск и убить людей, дающих неверные советы Фейсалу. Они сказали, что если им дадут денег, они легко смогут нанять несколько дамасских клинков — сахиб, несомненно, знает изречение о жителях Дамаска и острой дамасской стали. На что Юсуф Дакмар заметил с насмешкой, что предпочитает людей достаточно храбрых, чтобы сделать такую работу самим. Разгорелся спор. Они возражали, а он издевался над ними, пока, наконец, этот человек с порезанной стеклом шеей не спросил: «Может быть, ты, Юсуф Дакмар — просто хвастун, которого пугает вид крови?» Похоже, он только и ждал, сахиб, ибо ухмыльнулся и выпятил грудь. «Я, — заявил он, — всегда учу примером, а не наставлениями. Я делаю только то, что считаю необходимым делать. И зарубите себе на носу: я попусту не хвастаю. Ибо человек, — сказал он, — который говорит о себе, вызывает на разговор других, а дела говорят сами за себя. Но я все-таки кое-что скажу вам, а вы послушайте и сделайте выводы. Фейсал отказывается нападать на французов, ибо заверил этих нарушителей обещания, что не нападет на них. Он поклялся англичанам, что защитит евреев, и, похоже, пытается сдержать клятву, хотя и англичане нарушают свое слово. Поэтому кое-кто из друзей в Дамаске, доверяющие мне, решили, что могут действовать от имени Фейсала и против тех, и против других, а Фейсалу останется лишь принять это. В армии Фейсала пятьдесят тысяч человек, и они готовы выступать. Казна Дамаска пуста, так что промедление для нас хуже смерти. Настало время действовать!»

Все слушали его рассказ, как завороженные, в том числе и наши пленники. У сикха потрясающая память. Немногие могли бы, прячась в засаде, часами слушать разговоры на чужом языке и при этом запомнить каждое слово. Но мало того: он передавал интонации и жесты каждого из участников разговора, так что мы получили полное представление о происходящем. Тем временем Мэйбл предложила ему темную бурду, в которой впору дубить кожу и которую здесь именуют «чаем», а Тикнор предложил присесть, но сикх лишь отмахнулся и продолжал, словно опасался, что стоит ему расслабиться, и картина, которая запечатлелась в его сознании, рассеется, как утренний туман.

— Они пришли в сильное волнение, когда он заговорил о подготовке к восстанию, сахиб, — продолжал он. — Один за другим они вскакивали и хвастались, как далеко они продвинулись: один следил за тем, чтобы оружие было в состоянии готовности, другой руководил людьми. А третьи распространяли слухи про евреев и клялись, что по меньшей мере десяти тысячам мусульман, проживающим в Иерусалиме, не терпится начать погромы.

«Пусть Фейсал только нанесет первый удар в Дамаске, — говорили они, — и Палестину зальет кровь».

— А мы сидим здесь и пьем чай! — воскликнула Мэйбл. — А в штаб-квартире танцуют и играют в бридж! Это просто ужасно! Мы должны…

Грим улыбнулся и покачал головой: молчи.

— Нам об этом уже известно, — произнес он. — Не беспокойся. Погромов не будет. Войска спят с оружием в обнимку, в боевую готовность приведены все наличные силы. Продолжай, Нарайян Сингх.

— Итак, сахиб, когда они принялись хвастать и бахвалиться, этот Юсуф Дакмар снова влез на свой табурет и заговорил сурово, словно оглашал решение суда. «Мы должны сделать первый ход, — заявил он. — Так мы вынудим Фейсала следовать за нами, выступив от его имени». На что человек, которому сахиб Джереми сломал кулаком нос, сказал, что письмо с печатью Фейсала очень облегчит дело. «Ибо люди, — сказал он, — которым предстоит резать глотки евреям, попросят сперва доказательств наших полномочий, раз уж мы призываем их к войне с неверными». В ответ на эти слова Юсуф Дакмар от души рассмеялся. «Лучше поздно, чем никогда, — произнес он. — Лучше действовать мудро и проявить предосторожность теперь, чем вовсе о ней забыть! Но как вы глупы! Жалок заговор, который не продуман, за который берутся, не подумав обо всем заранее! Я-то думал об этом уже давно! Я отправил письмо в Дамаск, прося назвать точный срок, и такое письмо нам прислано. Фейсал, как я знаю, не подписал бы подобного письма, но бумага, которой он пользуется, лежит на столе, и я знаю людей, имеющих доступ к его печати. И поскольку моя мольба была своевременна, она встретила одобрение. Письмо, о каком я просил, было начертано на бумаге Фейсала, запечатано его печатью и отослано!» «Но есть ли под ним его подпись?» — спросил один. «Как она там может быть, если он не видел письма?» — ответил Юсуф Дакмар. «Тогда немногие последуют его призыву», — проговорил кто-то. «Возможно, глупцы, вроде тебя, так и сделают, — возразил Юсуф Дакмар. — Однако, к счастью, большинство соображают живее! Послание подписано шифром. Это цифра, равная числу колен в роду Фейсала, если считать от пророка Мухаммеда. Мы скажем людям, что это его тайная подпись, а когда они увидят его печать, неужели они не поверят? Каждый час в Иерусалиме и во всем мире люди принимают на веру вещи куда менее правдоподобные!»

Но в ответ на это, сахиб, еще один человек спросил его: откуда они могут знать, что письмо действительно из Дамаска? «Это вполне может быть подделка, изготовленная самим Юсуфом Дакмаром, — заявил он. — В случае чего, однако, можно подтолкнуть к действию множество мусульман, хотя люди в Дамаске не отреагируют на резню и не ударят по французам. А если все-таки ударят по французам, французы не обратятся к британцам за помощью. Тогда британские войска не будут заняты и смогут защитить евреев и перебить нас, и положение наше станет хуже, чем прежде». На это Юсуф Дакмар опять рассмеялся. «Если вы пойдете в сикхский госпиталь, — сказал он, — то найдете там человека, который принес письмо. Он лежит на койке, в палате наверху, с ножевой раной между лопаток. То была досадная ошибка, ему не повезло; письмо предназначалось мне, но я этого не знал. Что значит жизнь одного глупца? Он заявил, что его ранили евреи. Возможно, он и впрямь верит этому, а письмо у меня в кармане!» — и он похлопал себя в том месте, где был карман, в котором, должно быть, лежало письмо.

Оттуда, где я прятался, сахиб, все было видно. Кажется, он собирался показать им письмо, но тут ему в голову пришла новая мысль. Он наморщил лоб, точно подбирая слова. И, похоже, слушатели были готовы ждать. Но только не я, ибо теперь я знал, где письмо. Я прыгнул в самую гущу собравшихся, упал на чью-то спину, как на подушку, поэтому ударился не слишком сильно. Возможно, я сломал ему кости своим весом — не могу сказать наверняка, потому что очень торопился. Но когда парень упал, я кинулся вперед и, лягнув Юсуфа Дакмара в брюхо, навалился всем телом, а его друзья, в свой черед, на меня. Какое-то время мы извивались на полу, точно клубок змей. Так я добыл письмо.

— Молодец, — кивнул Грим.

— Жаль, меня там не было, — пробормотал Джереми.

— Получив то, за чем пришел, я выбрался из-под навалившихся на меня людей, схватил красный табурет и запустил им в лампу, так что мы очутились в полной тьме. Теперь дело было за малым: отпереть дверь и побыстрее добраться до вас. Тем не менее, я слышал, как у меня за спиной чиркают спичками, и решил, что поступлю не слишком мудро, если побегу, потому что бегущего человека легче преследовать.

Несомненно, сахиб помнит, что между домом, где расположена кофейня, и следующим строением есть каменный контрфорс. Он достаточно сильно выступает, и за ним образуется темный угол, где царят такие грязь и зловоние, что за это следовало бы наказать уличных уборщиков. Там я затаился и, пока преследователи бежали мимо меня по улице, считал их. Я не обнаружил среди них Юсуфа Дакмара и еще троих. Случилось так, что кто-то бежал по улице, и те, кто гнался за мной, приняли его за меня. Меня же интересовали только те четверо. Я подумал, что и Джимгрим-сахиб, несомненно, с удовольствием побеседовал бы с Юсуфом Дакмаром. И вот несколько мгновений спустя Юсуф Дакмар появился, и я услышал, как он говорит с теми тремя.

«Что за глупцы, — сказал он. — Прямо как уличные псы, что кидаются под окно, едва услышав, что оттуда выбрасывают мусор. Но я думаю, что солдат-индус не так глуп, как они. На его месте, — продолжал Юсуф Дакмар, — я не побежал бы далеко, а вел бы себя как лиса, тем более что поблизости немало темных уголков, а до рассвета еще далеко. Подозреваю: он где-то неподалеку. Эти индусы — опасный народ. Нам очень важно не только отобрать у него письмо, но и заставить его замолчать, а это невозможно, если он от нас ускользнет. Если он где-то здесь, мы увидим его, стоит ему покинуть укрытие».

И они стали ждать, сахиб. Несколько минут спустя я немного отдышался и покинул свой угол. Они считали себя мудрыми, и я не стал их разубеждать. Все четверо крались за мной по улицам, не смея подойти близко, пока я не дойду до какого-нибудь уединенного места, а я, не спеша и соблюдая осторожность, повел их прямо к этому дому, где случилось то, о чем сахиб знает. Вот и все, что мне известно об этом деле.

Я, конечно, сейчас освобожден от службы по болезни, но боюсь, как бы у меня не было неприятностей из-за моего мундира, который сильно пострадал во время драки.

Закончив рассказ, Нарайян Сингх продолжал стоять навытяжку, похожий на деревянную скульптуру, какие обычно выставляют на улице возле табачных лавок.

Грим улыбнулся пленникам и спросил, не хотят ли они сделать чистосердечное признание. Понятно, без каких-либо законных оснований, ибо он не предупредил их об их правах и не имел полномочий судьи. Людям, пойманным с поличным при попытке убийства и взлома, по закону должны предоставить адвоката; забавно, что далеко не все честные люди могут на такое рассчитывать. Но, как я уже говорил, правдивая история, рассказанная в присутствии преступников, действует как катализатор при химической реакции. Она побуждает их придумывать все новую и новую ложь, которая быстро испаряется, открывая истину. Но, Господи, что это были за наглые лжецы! Тот, что остался после драки, более или менее цел, заливал за всех троих, а двое других кивали и шепотом подсказывали ему.

— То, что говорит индус, в целом правда. Он спрыгнул с галереи совершенно неожиданно. И это правда, что цель Юсуфа Дакмара — сделать так, чтобы арабы начали убивать евреев. Погромы должны начаться одновременно с нападением на французские войска в Сирии. Но нам троим это не по нраву. Мы не принимали участия в приготовлениях, хотя знаем все подробности. Мы честные люди, принимающие близко к сердцу общественные интересы. И мы шпионили за Юсуфом Дакмаром, чтобы разоблачить его перед властями.

Джереми что-то пробормотал себе под нос. Мэйбл хихикнула, а маленький доктор Тикнор чуть слышно выругался. Но Грим делал вид, что верит их словам и приятно удивлен тем, что услышал. Он важно кивнул.

— Но почему вы преследовали индийца и напали на него на веранде? Это как-то не вяжется с вашими словами, — заметил он, словно не сомневался, что они смогут это объяснить.

— Мы на него не нападали. Это он напал на нас. Для нас с самого начала было очевидно, что индус работает на правительство. И когда Юсуф Дакмар велел нам идти за ним и убить его, мы решили, что настало время разоблачить Юсуфа Дакмара. Мы знали наверняка, что индус понесет письмо какому-нибудь чиновнику на службе правительства. Нужно только сделать вид, будто мы преследуем его, дабы тем самым обмануть Юсуфа Дакмара. Но когда мы добрались до этого дома, Юсуф Дакмар испугался и отказался идти с нами. Он настоял на том, что будет сторожить перед воротами, пока мы подберемся поближе, перестреляем всех, кто окажется в доме, и заберем письмо. Он трус, и мы не смогли его переубедить. И тогда мы решили: прикинемся, будто подчинились, а сами заглянем внутрь через окно и шепнем людям, чтобы они вышли на улицу через задний ход и схватили его. А потом дадим показания властям. И когда мы заглядывали в окно, ища, чем привлечь ваше внимание — это была наша единственная цель, — ваши люди напали на нас, и мы сильно пострадали. Такова правда, и Аллах нам свидетель! Мы честные люди, стараемся соблюдать закон и поддерживать правительство. Поэтому требуем защитить нас. Мы готовы рассказать все, что знаем, и в том числе назвать имена тех, кто готовит заговор.