Архип Куинджи

Философия

Рассекретить неявный смысл куинджиевских произведений достаточно трудно. Художник нигде не оставил даже намеков на содержание и тайный замысел своих работ. Остались косвенные свидетельства, к примеру, Репина, заметившего, что Куинджи «большой философ». Склонность к философствованию отмечает Анна Комарова — биограф Шишкина, сообщившая, что оба художника обсуждали проблему искусства как религию будущего.

Ответы на вопросы, хотя и не прямые, дает философия того времени. Выйти за пределы умонастроения эпохи трудно не только художникам, но и мыслителям, тем более, что они-то и определяют эти умонастроения. Русская философия 1870–1880 годов представляла, по верному замечанию Василия Зеньковского, не только мировоззрение. Философия охватила разные стороны человеческого творчества — науку, искусство, литературу, идеологию и даже обыденное сознание — и растворилась в нем. Остаться не вовлеченным в этот поток сознания было невозможно. Художники разделяли идеи своего времени. Исследователи отмечают несколько специфических особенностей русской философии второй половины XIX века. Рядом с этической проблематикой не менее важное место заняла космология. Заряженность эпохи проблемами бытия, проблемами мира, культуры — очевидна. Нет сомнения, что повышенное внимание Куинджи к вопросам мироздания, его размышления о месте в нем человека — это своего рода реакция искусства на мировоззренческую проблематику. Космология тесно соприкасалась с религией, точнее, исходила из нее. Владимир Соловьев пытался сблизить философию и веру. Вера, по Соловьеву, есть такое же миропонимание, как и философия, но, приникая к разным источникам, они по-своему высказываются о происхождении мира, о космосе и единении с ним человека. Мысль о «всеединстве» гораздо раньше Соловьева встречается у других философов: Алексея Козлова, Федора Голубинского, Виктора Кудрявцева, Панфила Юркевича, а также у Николая Михайловского.

Советское искусствознание в анализе истории искусства упустило несомненный факт религиозности сознания XIX века. Между тем в Бога, в творца вселенной верили наиболее значительные мыслители: Петр Лавров, Михайловский, Алексей Хомяков, братья Иван и Петр Киреевские, Достоевский, Лев Толстой, Соловьев и даже материалист, почти «марксист» Николай Чернышевский. Созерцание неба окрашивалось у Куинджи теургическими мотивами. Он словно хотел проникнуться таинствами неба. Бездонный мир открывался ему непознанной тайной, загадочностью своего бытия. Однако искусство Куинджи не пыталось создать некий аналог философским утверждениям. Но связь его с умонастроениями философов XIX века очевидна. Кажется, что размышления архиепископа Никанора о том, что «природа заложила совершеннейший отпечаток космического разума в сокровенный разум человеческой души в виде смутных ощущений и предощущений неуловимых, но стимулирующих идей…»[44], прямым образом относятся к пейзажам Куинджи. Как будто художнику, а не философу свойственно «живое видение абсолютного бытия». Не менее примечательны слова другого философа-народника Николая Чайковского, словно адресованные Куинджи с его побуждениями проникнуться тайнами вселенной: «Когда душа в своем оживлении сливается с душой целой вселенной, тогда-то мы и слышим Бога — прежде всего в самих себе, потом в других, и в природе, и в небе, то есть чувствуем и мыслим космос как одно целое»[45]. Нет сомнения не только в философской тональности пейзажей Куинджи, но также в их романтическом соответствии философии его времени, с ее смутными ощущениями, жаждой тайны и ускользающей мыслью, что и составило поэтику куинджиевского романтизма, смысл его образов и особенность сотворенной им красоты.