В игре Рената Гласк говорит: "Я люблю Заун, но спалила бы его дотла, если бы это помогло уничтожить Пилтовер".
Когда Рената погибает в игре, она говорит: "Обещаю, о моей ошибке все забудут".
Рената была в ярости, когда миротворцы вломились на ее фабрику с ордером на изъятие всей продукции. Это не была ошибка или недоразумение, наружу всплыло огромное расследование со свидетелями, доказательствами и экспертизами, ищейки отыскали даже архивы с исследованиями ее родителей, создавших формулу. Они нашли заключение о том, что вещество опасно и нестабильно и не может быть применено на людях, и под этим заключением стояла подпись ее отца. Гласк могла бы опровергнуть любую экспертизу, но не могла пойти против собственной фамилии: это был удар в самое сердце ее репутации.
Империя, которую Гласк строила десятилетиями, пошатнулась, но Рената знала, что ошибки победителей быстро забываются. И о ее ошибке тоже все забудут. Скандал отбросит ее на несколько лет назад, но она устоит и еще добьется своего.
Готовился суд, — в Пилтовере любят выставить на показ свою так называемую честность, — и Рената делала ставки на то, что сумеет обернуть все недоразумением и вернуть имени Гласк былой блеск. До тех пор дела будут идти хуже некуда, инвесторы растворятся в воздухе и придется хорошенько протрясти всех должников. Этого ресурса у нее накопилось даже больше, чем стоило.
В первую очередь Рената начала уничтожать любые следы своих планов. Тонны веществ выливались в залив или сжигались; несколько фабрик пришлось спалить целиком. Когда миротворцы приходили на уцелевшие заводы или в цеха, там все было вылизано, как в лаборатории Пилтоверского университета, а мальчики-лаборанты с сияющими глазами умоляли законников не отбирать лекарства у нуждающихся.
Пока горели ее здания, Рената искала предателя, из-за которого в Пилтовере узнали о ее планах. Лилась кровь, люди пропадали десятками без всяких следов. Все, кто раньше похвалялся дружбой с Гласк, теперь стали первыми ее мишенями: она не успокоится, пока не выловит всех крыс. Любая попытка обезопасить себя и тем более бегство приравнивались к признанию в предательстве, таких всегда ловили, и они заканчивали жизнь в мучениях. Оставаться и продолжать работать с ней означало жить в страхе попасть под подозрение.
В Пилтовере хорошо подготовились, да, жителям наверху тоже было непросто, но они получали выплаты, больницы увеличили штат, новые лавки с товарами традиционной ионийской медицины открывались каждую неделю — конечно, их лекарства больше походили на бабкины припарки, но это было хоть что-то. Если сушеную траву тебе продает вастайи, она всегда кажется волшебной.
Кейтлин Кираманн ликовала, ее расследование сплотило совет против общего врага и теперь они действовали сообща, стремясь защитить благополучие города. Джейс Талис представил несколько новых удивительных прототипов протезов из хексматерии, его последнее выступление вдохновило толпу и над Пилтовером вновь забрезжил свет великого будущего.
Маятник истории снова набрал ход. Когда Заун горит, Пилтовер начинает сверкать ярче, и для многих в такие периоды жизнь становится как хождение по раскаленным камням.
Вай задыхалась. Она попыталась вернуться к своей жизни в Пилтовере, даже переехала к Лорису на первое время, потому что там могла укрыться от нависшей над ней необходимости принять решение. Лучше от этого ей не становилось.
Когда Вай пришла к Кейт, та спросила, удалось ли ей узнать что-то о поджигателях.
— Ничего, Кейт, — сказала Вай, ее взгляд завис в пространстве. Это была ее первая ложь в жизни.
Они сидели на диване в кабинете Кираманн, сегодня Кейт выглядела значительно лучше, расследование по делу Гласк, полыхающее в ее руках, обостряло чутье, на лицо девушки вернулся здоровый цвет и ум работал быстро. Ей хватило мгновения, чтобы понять, в чем тут дело.
— Они уже не дети, которых ты должна опекать, Вай, — сказала она, внимательно глядя на подругу. — Ты пытаешься защищать убийц. Ты понимаешь это?
Она потянулась, изогнувшись всем телом, и взяла со своего стола утреннюю газету. На главной полосе статья с расследованием о последнем налете поджигателей, в котором погибли четверо охранников. Эти смерти не были несчастным случаем или вроде того — служащих застрелили, когда они попытались сопротивляться. Их не стали обезврежить или связывать, как раньше, а убили, просто чтобы не возиться и не тратить время.
Кейт положила газету на колени Вай, но та не стала смотреть. На самом деле она уже это прочла утром, после чего прорыдалась на плече у Лориса: до нее дошло, что семьи, которую она себе придумала, у нее на самом деле никогда не было. Джинкс не исправилась, а Экко не был наивным мальчиком-спасателем. Эти двое стоили друг друга.
Вай взяла газету, не глядя скомкала ее и бросила на пол, потом посмотрела на Кираманн. Та поняла, что, если продолжит давить, Вай уйдет и больше она ее не увидит. Кейт никогда больше не говорила с ней о поджигателях или о Джинкс.
Через пару дней после этого они съездили вместе на Золотой остров, чтобы отдохнуть, но от этой поездки стало только хуже. Вай знала, что поступает не так, как должен поступать миротворец, и не так, как должна поступать сестра, она не могла выбрать, кем ей быть, и это трусливое состояние сжирало ее до костей.
Если опыт и научил Вай чему-то, так это тому, что семья остается семьей, даже если живет не так, как ты хочешь. Она могла сберечь свою семью, держась от них подальше.
Тем не менее мысли о происходящем тянули ее назад в полыхающий Заун. Каждый раз, когда шла по линиям мимо обугленных зданий, она невольно гадала, какое из них — работа Джинкс.
В этот раз она пришла к «Последней капле» и остановилась у памятника Вандеру, разглядывая бар. Разбитые двери, выбитые окна, стены обуглены, на них видны свежие следы пуль — подростки упражнялись.
Вздохнув, Вай пошла внутрь.
Она переступила через раму с выбитым витражом и оказалась в разваленном зале. Все, что отсюда могли забрать после смерти Силко, уже давным-давно забрали, а со времен, как баром владел Вандер, и вовсе ни одной вещи не осталось. Но тем не менее для Вай это место всегда ощущалось домом — какая семья, такой и дом.
Достав из кармана ключ, она спустилась в подвал и вставила его в скважину тяжелой железной дверцы, единственной уцелевшей во всем здании. Ключ все никак не поворачивался и со злости Вай толкнула дверь — та вдруг распахнулась. Похоже, в прошлый раз забыла запереть. Бывает.
Щелкнул выключатель и мутный свет единственной лампочки осветил потрепанный диван, стол и коллекцию пустых бутылок, которую Лорису видеть не стоило. Эта коллекция и была причиной ее появления здесь. Какой смысл иметь свой бар и не иметь возможности напиваться в нем?
— Ты жалкая, — сказала она себе, падая на жесткие подушки и шаря рукой по полу в поисках полной бутылки. Вай точно помнила, что их оставалось еще две.
Она закрыла глаза, представляя, как проведет следующие часы, пялясь в потолок и жалея себя, а ее рука все шарила по грязному полу. Да где же?…
Раздраженно зарычав, она рывком поднялась с дивана и стала искать потерявшиеся бутылки. Пустая, пустая… нашла?… показалось, эта тоже пустая…
Вай опустилась на колени и заглянула под диван, — может, закатилась? — и тут сверху бухнуло что-то тяжелое. Не поняв, что это, Вай сжалась на полу, закрыв голову руками, но на нее упала только осыпавшаяся сверху штукатурка. Потом грохот раздался снова, за ним скрежет, словно кто-то сносил второй этаж здания. Где-то сверху заиграла музыка.
Широко раскрыв глаза, Вай поднялась и, вытерев руки о черные штаны, поискала глазами что-нибудь поувесистее. Она купила «Каплю» не для того, чтобы заунская шпана тут все разносила! Предчувствие потасовки ее приободрило, Вай рывком выдернула из расшатанного стеллажа обломок доски и, обмотав его попавшейся под руку тряпкой, двинулась наверх.
Она шла тихо, внимательно прислушиваясь, чтобы заранее понять, сколько их там, но из-за музыки даже голосов было не разобрать. Со второго этажа снова раздался грохот.
Вай поднялась по лестнице и пошла к комнате, откуда доносилась музыка. Она почти дошла до прохода, когда оттуда выстрелили, так что пуля врезалась в стену у лестницы и снесла добрую часть штукатурки.
Вай замерла, выстрел застал ее врасплох. Сквозь музыку она услышала ругательства, потом звук, как будто кто-то ударил по металлу гаечным ключом. Она поняла, кто в комнате.
Постояв немного в тени, Вай взмахнула палкой и поставила ее у стены, а потом развернулась и пошла вниз, стараясь шагать тихо.
Когда она уже спустилась, раздался еще один выстрел, он отрекошетил от стены в свисающий с потолка светильник и тот полетел ей на голову.
— Да какого!?… — выругалась Вай, отпрыгивая в сторону. Поняв, что выдала себя этим криком, она быстро скользнула на лестницу в подвал, чтобы остаться незамеченной.
— Вай? — Джинкс вылетела в проход так быстро, как позволяло ей бьющееся в крови сияние. Ее взгляд метался по всем темным углам зала в поисках хотя бы тени, но там никого не оказалось. Только упавшая на пол трухлявая люстра.
Вздохнув, Джинкс побрела обратно в кабинет Силко. Она выкрутила громкость старого граммофона на максимум и, закрыв глаза, опустилась на грязное одеяло под столом, где чинила Пау-Пау.
На ее коже залегли тени от гари, которые невозможно было смыть, опаленные волосы у лица завились, потому что не так давно Джинкс задержалась у детонатора дольше, чем стоило.
За последние два месяца она извела взрывчатки больше, чем за всю свою жизнь. Она превращала в пыль буквально каждую доску, за которую Гласк хотя бы рукой держалась. Поначалу было весело, но постепенно становилось несмешно.
Самыми страшными были не пожары, а облавы. Люди Ренаты — это не миротворцы, которые внизу как слепые мышата, не пара-тройка головорезов, которым ты задолжал. Если Гласк называла тебя предателем, тебя вытаскивали из самых глубоких щелей Зауна, сначала вырезали у тебя на глазах всех, кто тебе дорог, а потом ты сам еще долго мечтал о смерти.
Джинкс знала, что Рената ей доверяет, но все равно была в ужасе. Силко убил бы любого, кто посмел бы ее тронуть, даже разбираться бы не стал, но вот Гласк будет исходить только из собственной выгоды, и Джинкс в безопасности только пока остается ей полезной.
Экко настаивал, чтобы они с Ишей перебрались к поджигателям, когда все началось, но прятаться в деревне было слишком опасно, — сбежать было все равно, что признаться Ренате в предательстве. Если бы Джинкс скрылась, она никогда больше не смогла бы вернуться в Заун. Нельзя было даже укрыть мелкую в деревне Экко, потому что исчезновение девчонки, которая, как все знали, всегда была с Джинкс, вызвало бы вопросы у Гласк. Если совесть чиста, бояться ведь нечего, так с чего бы отсылать ребенка в безопасное место? Поэтому Джинкс держала Ишу при себе и старалась жить, как обычно, но каждый раз, возвращаясь домой, чувствовала, как от дурных предчувствий кровь стынет. Они с малявкой отрепетировали шесть разных способов, как она будет убегать, если увидит подозрительных типов. Просто на всякий случай.
Джинкс запретила Экко приходить в лавку, чтобы те, кто следит за ней, думали, что они разошлись. Вряд ли это действительно спасет его от мести Гласк, если вдруг что-то пойдет не так, но по крайней мере Джинкс знала, что перехватить его им будет сложнее.
Итак, Экко оставался в деревне, Вай теперь тусовалась в Пилтовере, а сама Джинкс могла работать на Ренату ночами напролет в Зауне и никому ничего не объяснять. Каждый из них остался при своем.
Музыка орала так, что мыслей было почти не слышно, но какие-то из них все же пробивались, сбивая весь настрой — а для того, чтобы починить Пау-Пау до следующей вылазки настрой был просто необходим. Покачивая головой в такт, Джинкс потянулась за стоящей рядом бутылкой из запасов Вай и сделала большой глоток. Вкус ей не нравился, но внутри разбегалось успокаивающее тепло, от которого на какое-то время становилось легче.
— Давай, Пау-Пау, потерпи! — попросила она розовый пулемет. — Я обещаю, что куплю тебе новые пружинки, только сработай в этот раз, ладно?
Ударно-спусковые механизмы износились, подходящих запчастей как на зло не осталось и Джинкс изо всех сил пыталась приладить кое-что из запасов в лавке, но детали не вставали и держались на одной силе духа. Пау-Пау, ее верный друг, в этот раз решил ее подвести.
— Да иди ты! — вскинулась она, когда очередная пружина вылетела из пулемета ей в глаз. Джинкс скинула с себя защитные очки, отшвырнула инструменты, от которых уже ныли пальцы, и закричала: — Останешься тут, раз ни на что больше не годен! Тогда тебя найдет Вай, взбесится и разнесет на металлолом, ты же этого хочешь!?
Джинкс пнула металлический корпус и отвернулась, складывая руки на коленях и опуская на них голову. На нее накатило, но она не позволила себе размякнуть. Она справится со всем этим.
Утерев глаза рукой, Джинкс встала, собрала все детали в сумку, накинула куртку с капюшоном и, подхватив свое оружие, вышла из «Последней капли».
Часом раньше человек, стоявший в переулке за углом, видел, как Джинкс зашла в бар, а потом видел, как оттуда, вышла другая девушка с розовыми волосами. Детали ее одежды, — одежды из Пилтовера, — привлекли его внимание, поэтому он выждал время и двинулся за ней. Она дошла до пропускного пункта, человек видел, как девица вышла в Пилтовер по пропуску. Ему стало еще интереснее. Сделав вид, что идет в другую сторону, он вернулся к пропускному пункту и нагнал ее — отыскать Вай в толпе было просто. Мужчина шел за ней до самого здания Совета и, оставшись в тени кустов, видел, как она заходит внутрь.
Он поднял взгляд на погасшие окна и стал ждать. Вскоре свет загорелся в окне, которое, как он знал, принадлежало к кабинету Кираманн.
Похоже, предатель, которого искала Рената, наконец-то найден.