Арктические плавания Виллема Баренца 1594-1597 гг.

Введение

Трудно придумать и изобрести что-либо более полезное для общественного благополучия (в особенности в нашей стране[18]), чем мореходное искусство, ибо те, кто владеет морем, могут привозить себе все полезные им товары и плоды земли для питания, ибо по морю они могут с края света доставить в свое отечество, благодаря всеобщей торговле, все, что нужно, и, наоборот, отвезти туда товары, имеющиеся у них самих в избытке, что возможно без всякого затруднения благодаря совершенствованию мореходного искусства. Между тем, оснастка кораблей улучшается с каждым днем (на удивление тем, кто видел корабли и мореплавание во время наших отцов, и даже тем, кто сравнивает наше время с недавним прошлым, которое мы сами помним), точно так же каждый день прокладываются новые морские пути, и хотя предпринятые попытки не всегда с первого, второго или третьего раза дают хорошие результаты, в конце концов путешественники достигают своей цели и пожинают плоды всех трудов. Поэтому нельзя падать духом из-за трудностей и тягот, с которыми сопряжены поиски новых путей, даже если после первого, второго и третьего путешествия цель все еще не достигнута полностью. Ибо есть ли работа более полезная и похвальная, чем та, что приносит всеобще благополучие. И пусть глупцам, насмешникам и клеветникам эти попытки поначалу кажутся напрасными и тщетными, но в конце концов от них будет прок. Ведь если бы знаменитые и славные мореплаватели Кортес, Бальбоа и Магеллан[19] и многие другие, открывшие дальние страны и царства, отказались от задуманного после первого, второго или третьего неудачного плавания, то впоследствии они не насладились бы плодами своих трудов.

Александр Македонский[20] однажды произнес, когда, завоевав из своей Греции всю Малую и Среднюю Азию, встретил большие трудности у границ Индии: «Если бы мы не попытались сделать то, что другие считают невозможным, то до сих пор оставались бы в пределах Киликии[21], в то время как теперь мы прошли по всем великим странам. Ибо нет на свете таких дел, которые можно закончить, едва успев начать». По данному поводу имеется также прекрасное высказывание Цицерона[22]: «Бог не стал давать всего одному человеку, чтобы наследникам тоже было чем заняться». Поэтому нельзя останавливаться на полдороги, когда еще можно чего-то достичь и пока еще есть надежда, ибо самые прекрасные сокровища бывает труднее всего найти.

Но не будем чересчур отклоняться от нашего главного предмета, а именно, ежедневных достижении приносящего пользу мореплавания, которых можно добиться только путем больших затрат и великих трудов. Не будем говорить о том, сколько тяжких трудов и упорной настойчивости потребовались для того, чтобы довести до счастливого завершения поиски пути в Ост- и Вест-Индию[23], Америку. Бразилию и другие страны, через Магелланов пролив и Южное море[24], с пересечением экватора, и во многие другие страны и острова. Мы обратим взгляд к Белому морю, что на севере от Московии, куда теперь существует надежный маршрут, изначально проложенный с трудом и опасностями. Благодаря чему этот путь теперь столь обычен и столь легко проходим? Разве это не тот же долгий и опасный морской путь, каким он был до того, как его полностью освоили? Да, конечно, но разработка прямого пути, который вначале надо было разведать, плавая по морю извил истыми путями от острова к острову, от берега к берегу, нынче сделала этот трудный путь простым.

Это немногое я предлагаю читателю в качестве краткого введения, потому что намереваюсь описать три плавания на север, предпринятые недавно, три года подряд, ставившие целью пройти мимо Норвегии и Московии в царства Катай и Сину, во втором и третьем из которых я участвовал сам, и которые не были доведены до конца и не дали ожидаемых плодов. Я опишу их в первую очередь в доказательство наших усердных и неутомимых стараний отыскать правильный путь, который мы, однако, так и не смогли найти вопреки желаниям и ожиданиям. Может быть мы и нашли бы его, плавая по морю туда-сюда, если бы смогли придерживаться прямого курса, но нам помешали в этом лед, нехватка времени и неблагоприятный ветер. Во-вторых, я хочу заткнуть рот тем, кто говорит про нашу попытку, что она якобы бесполезна и бесплодна, в то время как она может все же принести пользу в будущем. Ибо смеяться надо не над человеком, предпринимающим то, что кажется невозможным; а над тем, кто, наоборот, не пытается сделать того, что представляется невозможным, по собственной лености.

Мы выяснили, что единственным и главным препятствием на нашем пути было множество льда, встретившегося нам у Новой Земли, на широте 73°, 74°, 75°и 76°, которого было намного меньше в море между двумя землями, откуда следует, что главный источник холода это не близость северного полюса, а близость льда, приплывающего из Тартарского моря около Новой Земли[25]. Поскольку же не близость северного полюса была источником холода, то можно предположить, что мы нашли бы проход между льдами, если бы следовали намеченным курсом на NO, по которому мы не смогли пройти, так как попали во льды близ Новой Земли. Мы не могли знать, какова обстановка на восточном побережье Новой Земли, прежде чем побывали там сами, а попав туда, мы уже не могли изменить свой курс. Однако нам неизвестно, как бы прошло наше плавание, если бы мы следовали намеченным курсом на NO, так как мы не имели возможности попытаться им пройти.

Дело в том, что на земле, расположенной на широте 80°(которую мы считаем Гренландией[26]), растут лиственные растения и трава и живут травоядные животные, такие как косули и олени и им подобные. А на Новой Земле, напротив, не растет ни лиственных растений, ни травы, и живут только плотоядные животные, такие как медведи и песцы[27], хотя Новая Земля расположена на 4, 5 и 6 градусов дальше от полюса, чем эта вышеназванная земля. К тому же известно, что температуры к югу и северу от экватора, между обоими тропиками на широте 23,5°, равны температурам на самом экваторе. Так что нет ничего удивительного в том, что на равном количестве градусов по обе стороны от Северного Полюса может быть так же холодно, как на самом Полюсе. Не стану утверждать этого с уверенностью, поскольку о морозе по другую сторону Северного Полюсе известно намного меньше, чем о жаре на севере и на юге от экватора. Только хочу сказать, что хотя мы и не смогли проследовать намеченным курсом на NO, это не значит, что нам помешал пройти туда холод, так как не море и не близость Полюса, а лед около земли преградил нам путь, ведь едва мы отплыли от Новой Земли в море, как сразу снова почувствовали тепло, хоть мы и оказались дальше на севере[28]. В этом убеждении умер и наш штурман Виллем Баренц[29], который несмотря на ужасный и невыносимый холод, доставлявший ему такие мучения, не терял мужества и не сдавался, и даже несколько раз заключал с нами пари о том, что эту экспедицию (с Божьей помощью) он еще доведет до благополучного завершения, если возьмет курс на NO от Нордкапа.

Но оставим это и займемся описанием указанных трех путешествий, предпринятых по поручению и при поддержке их Благородия могущественных господ Генеральных Штатов Соединенных Нидерландов, его Сиятельного превосходительства Маурица, по рождению Принца Оранского, как адмирала флота, и славного торгового города Амстердама, — путешествиях, предпринятых и доведенных до тех мест, о которых будет рассказано, из коего рассказа читатель может почерпнуть то, что пойдет ему на пользу в его действиях.

Впервые в 1344 г. было снаряжено четыре корабля: два из Амстердама, один из Зеландии и один из Энкхёйзена[30], чтобы открыть удобный путь к землям и царствам Катайскому и Синскому мимо севера Норвегии, Московии и Тартарии. Кораблями из Амстердама командовал Виллем Баренц, отважный, знаменитый и опытный штурман. В день Троицы[31] он отплыл от Амстердама в направлении Тексела[32].

ИЮНЬ 1594 г.

5 июня[33] они отошли под парусами от Тексела, и весьма благополучно прибыли в Кильдин[34] в Московии 23-го числа того же месяца. Поскольку это известный морской путь, не будем описывать его в подробностях.

29 июня в четыре часа пополудни они отошли под парусом от Кильдина, и при ветре NNW прошли 13 или 14 миль[35] на NO, погода была туманная.

Затем, до четверга 30 июня, того времени, когда солнце находилось на OSO, прошли 7 миль курсом на ONO при ветре с N под двумя большими парусами без бизаней. Там они бросили лот[36] на глубину 100 саженей[37], но не достали до дна.

В тот же день 30 нюня, до солнца на S прошли пять милей курсом на OtN под двумя большими парусами без бизаней при ветре с N, там бросили лот на глубину 100 саженей, но до дна не достали. От полудня до вечера, когда солнце было на NW, прошли в направлении O и OtN 13 миль. Там бросили лот и, на глубине 120 саженей обнаружили дно, покрытое тонким черным илом.

ИЮЛЬ 1594 г.

В первый день июля, за время первой вахты прошли под парусами курсом на O и OtN 4 мили. Там бросили лот и на глубине 60 саженей обнаружили илистый мелкий песок, а было это рано утром.

Через час они снова бросили лот и на глубине 52 саженей обнаружили белый с черным песок, немного илистый. Далее прошли еще 3 мили на OtN, там глубина была 40 саженей, серый песок смешанный с черным.

Далее шли 2 мили на O, там на глубине 38 саженей было дно, состоящее из красного с черным песка. Солнце было на SOtO, ветер Северный-Северо-Восточный.

Оттуда прошли под парусами 3 мили на OtS и OSO, до полудня, и солнце было тогда на высоте 70,75°[38]. Тогда они снова бросили лот, и на глубине 39 саженей обнаружили мелкий серый песок с черными вкраплениями и обломками ракушек.

Затем прошли две мили на SO, и далее снова повернули на N при ветре ONO. С полудня до времени, когда солнце стояло на NNW, прошли 6 миль в направлении NO под ветром SO. Было очень холодно. На глубине 60 саженей оказался мелкий серый с черным илистый песок с большими пустыми раковинами.

С предыдущего вечера в течение первой вахты прошли 5 миль курсом на ONO и NOtO. Затем на протяжении пяти миль они держали тот же курс до утра 2 июля, и там глубина оказалась приблизительно 65 саженей, дно было илистое и черное.

С утра до полудня держали курс ONO и прошли 3 или 4 мили, дул очень сильный ветер с SO, так что в полдень пришлось убрать фок[39], и далее шли только под гротселем в тумане. До вечера прошли 3 или 4 мили курсом на O и OtS, тогда ветер сменил направление на SW. Около 5 часов пополудни бросили лот, и на глубине 120 саженей не было дна.

Вечером прояснилось, и они прошли с попутным ветром за три часа 5 миль курсом на ONO. Потом погода стала туманной, так что они не решились идти дальше, и бросили якорь. Опустили лог и на глубине 125 саженей обнаружили черную илистую землю, и было это в воскресенье утром 3 июля, когда солнце стояло на NO.

Оттуда прошли еще 8 миль на ONO до того времени, когда солнце стояло на SO. Там на глубине 140 саженей опять обнаружили черную илистую землю. Затем измерили высоту солнца, и она составляла 73°6', и сразу же измерили глубину, которая была 130 саженей, дно черное, илистое.

После этого прошли шесть или семь миль на ONO, пока солнце не оказалось на NW.

В воскресенье 3 июля была очень ясная погода, ветер с SW. И тогда Виллем Баренц определил точную широту следующим образом: когда солнце находилось на SO, он измерил с помощью градштока его положение и обнаружил, что оно стоит на высоте 28,5°над горизонтом. Когда солнце снова оказалось на высоте 28,5°, оно уже миновало WtN. Разница составляла 5,5 румба[40]; когда этот показатель поделили на два, то получилось 2,75 румба. Следовательно, компас сдвинулся на 2,75 румба[41]. То же самое получилось в тот же день в результате измерений, когда солнце находилось в высшей точке между SSW и SWtS, потому что при нахождении на SWtS оно еще не начало опускаться, так что было получено 73°6'.

После этого они прошли еще четыре мили до утра 4 июля на OtN и, бросив лот, на глубине 125 саженей обнаружили илистое дно. Ночью было снова туманно, и утром задул восточный ветер. Затем они прошли 4 мили в направлении SOtS до солнца на O, там бросили лот и на глубине 108 саженей обнаружили черное илистое дно. Затем повернули на N и прошли 6 миль курсом на NNO и NOtN до тех пор, как солнце оказалось на SSW, и тогда увидели Новую Землю на расстоянии 6 или 7 миль на SOtO. На глубине 105 саженей они снова обнаружили черную илистую землю.

Потом они снова повернули на S и прошли под парусом курсом на StW шесть миль, до того как солнце было на WNW. Глубина там оказалась 68 саженей, грунт илистый, как и прежде, ветер SO.

Затем они повернули на O и прошли 6 миль на OtS. В ту ночь 4 июля, когда солнце стояло в низшей точке, а именно между NNO и OtN, Виллем Баренц произвел измерения своим транспортиром[42] и установил, что солнце находится на высоте 6⅓ градуса над горизонтом. Склонение равнялось 22°55'. Когда из этого числа вычли обнаруженную высоту, получилось 16°35'. Это число отняли от 90°, так что получилась широта 73°55'. Это было в 5 или 6 милях от Новой Земли.

Они повернули на O и прошли 5 миль курсом на OtS и OSO, где приблизились к длинному выдающемуся мысу, который назвали Ланге Нас[43]. Сразу за мысом, с восточной стороны был большой залив[44]; там они спустили шлюпку и вышли на берег, но людей не встретили.

В 3 или 4 милях на ONO от Ланге Наса находился низкий мыс, а одной милей восточнее-большой залив. С восточной стороны этого залива находилась скала, не сильно возвышавшаяся над водой, а с западной стороны — небольшая остроконечная гора, которая могла служить хорошим ориентиром. В передней части залива глубина была 20 саженей, дно состояло из одних мелких черных камушков, размером с горошину. От Ланге Наса до Капо Баксо[45] расстояние 4 мили в направлении NON.

От Капо Баксо до западного мыса[46] залива Ломсбаай[47] — 5 миль[48] в направлении NOtN. Между ними расположено две бухты[49]. Ломсбаай — это большой широкий залив с хорошей гаванью с западной стороны, глубиной 6-8 саженей, с черным песком. Там они отправились на берег на яхте и соорудили там бакен[50] из старой мачты, тут же найденной. Они назвали этот залив Ломсбаай, потому что там в огромных количествах живут птицы, называемые у нас «ломами»[51].

Восточный мыс[52] Ломсбаая — плоский и неприглядный, а рядом с ним есть маленький островок[53], в направлении открытого моря, и в восточной части этого мыса есть еще одна бухточка[54]. Ломсбаай расположен на широте 74°⅓'[55].

От Ломсбаая до оконечности Адмиралтейского острова[56] они прошли под парусом 6 или 7 миль в направлении NOtN. Восточная сторона Адмиралтейского острова небезопасна из-за скал; от них следует держаться на приличном расстоянии. Дно там тоже очень неровное, при первом измерении глубина оказалась 10 саженей, при втором, сделанном почти сразу, — всего шесть, а минуту спустя опять 10, 11, 12 саженей[57], и море там так и клокочет на отмелях.

От восточной оконечности Адмиралтейского острова до Капо Негро, или Черного мыса[58], они шли 5 или 6 миль на Восток-Северо-Восток. В одной миле от этого мыса глубина была 70 саженей, а дно было илистое, как близ острова Пампус[59]. Точно на востоке от Черного мыса у бухты[60] есть две остроконечные горы[61], которые легко можно узнать.

6 июля, когда солнце было на Севере, они при хорошей погоде дошли до Черного мыса. Этот Черный мыс расположен на широте 75°20'.

От Черного мыса они прошли 7 или 8 миль на Восток-Северо-Восток до острова Виллема[62] и примерно на полпути миновали маленький островок[63].

7 июля они ушли с острова Виллема и Виллем Баренц измерил положение солнца с помощью своего большого квадранта и обнаружил, что оно находится на SWtS на высоте 53°5'; склонение равнялось 22°49'. Прибавив этот показатель к 53°5', мы получим 75°55'[64]. Это и была настоящая широта этого острова. На острове они нашли исключительно много плавника и много моржей — животных, обитающих и море. У них очень большие клыки, которые используются вместо слоновой кости. Здесь был хороший рейд, при глубине в 12 и 13 саженей, защищенный от всех ветров, кроме ветра с Запада-Юго-Запада и Запада. Там они нашли обломок русского корабля[65].

7 июля ветер задул с Востока-Северо-Востока, погода туманная.

9 июля они вошли в бухту, названную потом Медвежьей[66], близ острова Виллема, и заприметили там белого медведя. Увидев его, люди быстро спрыгнули в лодку и выстрелили медведю в туловище. Но оказалось, что белые медведи обладают поразительной силой, превосходящей силу почти всех других животных, какой нет ни у льва, ни у прочих диких зверей, — потому что несмотря на рану он встал на лапы и уплыл прочь. Люди в лодке на веслах догнали его и набросили ему на шею петлю и стали грести к кораблю; поскольку они никогда не видели таких медведей, они думали доставить его на корабль живым, а потом показать всем в Голландии. Но медведь оказался так силен и смел, что они остались рады, что сами смогли спастись от него, и в конце концов удовольствовались только его шкурой. Медведь производил ужасный шум и был так силен, что не описать. Сначала они хотели вымотать его и ослабили веревку, чтобы он мог плавать туда-сюда, таская за собой шлюпку. Потом Виллем Баренц понемножку стал подтягивать зверя, но медведь сам поплыл к лодке и полез на корму, так что Виллем Баренц сказал: ему надо немного отдохнуть, но у медведя на уме было другое: он с силой полез в лодку и уже забрался в нее половиной туловища. Моряки так испугались, что убежали на другой конец лодки и уже думали, что им конец. Но счастливая случайность спасла их, так как петля, стягивавшая медведю шею, зацепилась за руль на корме, отчего зверь не мог залезть в лодку дальше. Пока он так лежал неподвижно, одни из моряков опомнился, вернулся назад с носа лодки и вонзил в него короткое копье, так что медведь упал обратно в воду. Тогда они стали грести назад к кораблю и тащили за собой медведя, пока он совсем не лишился сил. Тут его забили насмерть, сняли с него шкуру, и отвезли шкуру в Амстердам.

10 июля они вышли под парусами из Медвежьей бухты и в то же утро достигли Острова с Крестами[67]. Они добрались до берега на яхте и увидели, что остров голый и скалистый. Там был маленький заливчик, в который они вошли на веслах. Остров имеет длину около полумили[68] и вытянут с востока на запад. С западной стороны имеется риф длиной примерно три четверти мили. С восточной стороны также есть риф. На острове стоят два больших креста. Он находится в двух с лишним милях от большой земли, а с восточной стороны есть хороший рейд, где глубина достигает 26 саженей. Ближе к галечному пляжу глубина девять метров, дно песчаное.

От острова с Крестами до мыса Нассау[69] они прошли 8 миль[70] на O и OtN. Это вытянутый и плоский мыс, которого следует остерегаться, потому что даже вдали от суши глубина была все го 7 саженей. Остров расположен на широте 76,5°.

От западной оконечности острова Виллема до Острова с Крестами 3 мили[71] на NO.

От мыса Нассау они прошли 5 миль OtS и OSO, и им показалось, что на NOtO от них они видят землю, и прошли туда 5 миль на NO, чтобы разведать эту землю, так как полагали, что это другой остров, расположенный к северу от Новой Земли, но поднялся такой сильный западный ветер, что пришлось убрать марсели, а потом ветер усилился настолько, что вскоре пришлось убрать все паруса. Море так бушевало, что они шестнадцать часов лежали в дрейфе, без паруса, и продвинулись примерно на 8 или 9 миль на ONO.

11 июля из-за высокой волны затонула гребная яхта, так что они ее лишились. Они еще долго дрейфовали без паруса, и прошли еще 5 миль OtS. Примерно в то время, когда солнце было на SO, ветер сменил направление на NW, погода стала постепенно улучшаться, хотя еще оставался сильный туман. Они опять подняли паруса и прошли четыре мили до ночи, когда солнце было на NtO. Там на глубине 60 саженей обнаружили илистое дно, и увидели несколько льдин.

12 июля они повернули на запад и при ветре NW и тумане прошли одну милю. Они вернулись на три или четыре мили в направлении WSW, двигаясь туда-сюда, в поисках гребной яхты. Затем снова пошли по ветру и прошли под парусом 4 мили курсом от SO до того времени, когда солнце было на SW. Они подошли близко к Новой Земле, так что она простиралась перед ними на OtN и WtS. Оттуда до полудня они прошли под парусом 3 мили в направлении NtW.

От полудня до времени, когда солнце было на NW, прошли под парусами 3 мили на NWtN, затем повернули на восток и прошли 4 или 5 миль курсом на NOtO.

13 июля ночью они приблизились к большой ледяной равнине, конца которой не было видно даже с верхушки марса. Они повернули на запад и прошли пол парусами 4 мили WSW до того времени, когда солнце стало на OtN, и тогда увидели вдали, на SSO от них, берег Новой Земли. Затем они снова повернули на N и до того времени, когда солнце было на OSO прошли 2 мили, так что снова оказались у ледяной поверхности. После этого прошли 3 мили на SWtS.

14 июля они опять повернули на N и прошли на двух парусах (фоком и гротом), сняв добавочные, 5 или 6 миль в направлении NtO и NNON-t-ост, до широты 77⅓°, пока опять не оказались у льда, это была ледяная равнина, конца которой не было видно. На глубине 100 саженей они не обнаружили дна, дул сильный ветер с WNW.

Оттуда они опять повернули на S и прошли под парусами 7 или 8 миль на SSW и снова при близились к суше, где увидели четыре или пять высоких горных вершины.

Затем они снова повернули на N и до вечера прошли 6 миль курсом на N, но опять попали в лед.

Оттуда они опять повернули на S и прошли 6 миль в направлении StW, пока не увидели опять лед.

Затем, 15 июля, они снова повернули на S и, пройдя 6 миль курсом на StW, и вновь увидели берег Новой Земли, когда утреннее солнце стояли приблизительно на NO.

Оттуда они снова пошли на N и преодолели расстояние в 7 миль курсом на NtO, пока не уткнулись в лед.

Потом около того времени, когда солнце было на W, они снова повернули на S и за день 16 июля прошли в направлении SSW и SWtS 8 или 9 миль.

Оттуда они повернули на N и прошли 4 мили NtON-t-ост, а потом опять на запад, и прошли 4 мили на WtS. После еще четырех миль курсом на NNW ветер сменил направление на NNO стал N-NOом. Стоял сильный мороз. Это было 17-го июля.

Затем они опять повернули на O и прошли до полудня три мили курсом на O и три мили на OtS.

Повернув оттуда вечером на север, они прошли под парусами в направлении на NtO пять миль, пока не настало утро 18 июля. Дальше они проделали путь в 4 мили в направлении на NtW и опять наткнулись на большое количество льдин, так что отсюда нам снова пришлось повернуть на S.

Рядом со льдом на глубине 150 саженей дна не было.

Далее они прошли приблизительно два часа в направлении SO и OSOт, при сильном тумане, пока не оказались у ледяной равнины, которой не было видно конца. Была ясная безветренная погода при сильном морозе. Они в течение двух часов шли вдоль края льда, но потом туман усилился настолько, что стало ничего не видно. Тогда они прошли 2 мили на SW.

В этот же день Виллем Баренц измерил своей астролябией высоту солнца над горизонтом: они оказались на широте 77¼°. Пройдя 6 миль на S, они снова увидели сушу на юге от себя.

До утра 19 июля они прошли 6 или 7 миль на WSW под ветром NW и в тумане, затем еще 7 миль на SW и SWtW. Высота солнца была 76°55'. После этого прошли еще две мили курсом на SW и приблизились к берегу Ноной Земли, недалеко от Мыса Нассау[72].

Оттуда повернули опять к N и преодолели 8 миль в направлении на N, под ветром WNW, в тумане.

До утра 20 июля прошли 3 или 4 мили курсом на NOtN, и когда солнце стояло на O снова повернули на запад и до вечера прошли 5 или 6 миль курсом на SW при тумане, а потом еще 7 миль на SWtS до утра 21 июля.

Тогда они опять повернули на N и весь день, с утра до вечера, шли на NWtW, так что преодолели 9 миль, при туманной погоде. Далее они прошли еще 3 мили курсом на NWtN, там повернули на юг и до утра 22 июня прошли 3 мили на SSW, в тумане. До вечера прошли еще 9 миль на SSW в тумане.

Затем они повернули опять на N и прошли 3 мили на NWtN и 2 мили NtW, после чего утром 23 июля ветер изменился на NW. Они опустили лот и на глубине 48 саженей обнаружили илистое дно.

Потом мы прошли 2 мили курсом на NNO и NtO, и еще две мили на NO. Глубина была 46 саженей. Далее повернули на W и прошли 6 миль WtN. Там было илистое дно на глубине 60 саженей.

Затем они повернули опять на O и до вечера 24 июля прошли 3 мили на OtN, а потом еще 9 или 10 миль на O и OtS и еще 5 или 6 миль в том же направлении. Потом прошли еще 4 мили на SOtO при ветре ONO.

Затем они снова повернули на север и до утра 25 июля прошли 4 мили на N и NtW, где на глубине 130 саженей обнаружили илистое дно. Далее плыли на N, глубина была 100 саженей, и затем они увидели на направлении NO лед. Проплыв еще 2 мили на NtW, они повернули на S, прошли милю на SO, а затем еще 6 миль на N, пока не оказались со всех сторон до такой степени окружены льдинами, что конца им не было видно даже с марса[73]. Они пытались пробиться сквозь лед, но почти не продвигались, так что вечером повернули на S и прошли вдоль границы льда сначала пять миль StW, а потом еще три мили SSO.

Ночью 25 июля измерили высоту солнца, когда оно находилось в самой нижней точке, между NNO и NOtN, и выяснили, что оно возвышалось на 6¾°над горизонтом. Отклонение составляло 19°50'. Если 6¾°отнять от 19°50', остается 13°5', которые вычитаем из 90°и получаем широту 77°без 5'[74].

26 июля все утро, до времени, когда солнце было на SW, они шли под парусами и прошли 6 миль SSO и 6 миль StO. Они приблизились к берегу Новой Земли на расстояние одной мили и тогда вновь повернули на N, прочь от берега. Прошли 5 миль NtW при восточном ветре, но вечером опять повернули на S и прошли 7 миль курсом на SSO, так что приблизились к суше.

Тогда они опять повернули на N и прошли 2 или 3 мили на NNO, и далее, повернув к S, еще 2 или 3 мили на SSO и опять подошли к земле около Мыса Утешения[75].

Затем повернули в сторону NO, прочь от земли, и в полумили от берега обнаружили отмель на глубине 4 саженей, между утесами и сушей. Дальше глубина была десять сажень, и дно состояло из мелких черных камешков. Они плыли под парусами еще некоторое время курсом на NW, пока не добрались до глубины 43 сажени с хорошим дном для якоря.

Оттуда при ветре OSO они прошли 4 мили на NO, затем взяли курс на S и на глубине 70 саженей обнаружили глинистое дно, после чего шли 4 мили на S и StO, так что дошли почти до большого залива. Еще на полторы мили дальше на глубине 18 саженей находилась банка, состоящая из глинисто-песчаного грунта. Между отмелью и берегом глубина 50-60 саженей. Берег тянется здесь, согласно обычному компасу, с востока на запад.

Вечером они снова повернули на N и прошли 3 мили на NNO. Весь день стоял туман, но ночью было ясно, так что Виллем Баренц мог измерить своим градштоком высоту солнца над горизонтом. Угол составлял 5°40'. Отклонение равнялось 19°25'. Вычтя из него высоту 5°40', полу чаем 13°45', что, будучи вычтенным из 90°, дает широту 76°31'[76].

Затем, до 28 июля, они прошли три мили на NNO и затем повернули на S и проплыли еще 6 миль на SSO. В то время они находились в трех-четырех милях от берега.

28 июля с помощью астролябии они определили высоту солнца, составлявшую 57°6'[77]. Склонение равнялось 19°18', так что сумма того и другого получалась 76°18'. Это было в четырех милях от берега Новой Земли, который белел под толстым слоем снега. Погода стояла ясная, ветер O. Когда солнце стояло приблизительно на SW, они снова взяли курс на N и прошли под парусами сначала милю на NNO, затем еще милю на SO, там опять повернули на N и прошли 4 мили на NO и NOtO.

В ту ночь солнце находилось на высоте 76°24'. Они прошли еще 3 мили NO и 4 мили NOtO, и 29 июля вновь оказались во ладу.

29 июля с помощью градштока, астролябии и квадранта снова измерили высоту солнца, которая, как установили, равнялась 32°над горизонтом. Склонение было 19°, и если его вычесть из полученной высоты, то получаем 13°, а если отнять 13°от 90°, остается 77°. В то время, когда было сделано это определение широты, самый крайний северный мыс Новой Земли, названный Ледяным[78], находился от них точно на O.

Они нашли на нем камешки, сверкавшие, как золото, которые они так и назвали: золотые камешки[79]. Там был также хороший залив с песчаным дном.

В тот же день они снова повернули на юг и прошли 2 мили StO между сушей и льдом. От Ледяного мыса они прошли 6 миль на S[80], до Оранских островов[81], лавируя между сушей и льдом при ясной безветренной погоде, и 31 июня добрались до Оранских островов, куда прибыли 31 июля.

Пристав к одному из этих островов, они нашли там около двухсот[82] моржей, лежавших на солнце в песке. Это удивительно сильные морские чудища, намного крупнее вола, и живут они в море. У них шкура, как у тюленей, с очень короткой шерстью, и морда, как у льва. Они часто лежат на льду, но убить моржа очень трудно, для этого надо сильно ударить его сбоку головы. У них по четыре ноги, но нет ушей, и родят они по одному или два детеныша. Если рыбаки вспугивают их, когда они лежат с детенышами на льдинах, то они бросают детенышей перед собой в воду, обхватывают их передними лапами[83] и остаются в воде, то погружаясь, то выплывая наверх. Если они хотят напасть на лодку или оказать сопротивление, то отбрасывают детенышей в сторону и с силой набрасываются на лодку. Из-за этого наши люди однажды оказались в весьма затруднительном положении, потому что одна самка чуть было не всадила клыки в корму лодки, чтобы перевернуть ее, но громкие крики моряков напугали ее, так что она уплыла прочь, взяв детеныша в лапы. У них по два клыка, торчащих из пасти с обеих сторон, длиной в пол-локтя[84]. Эти клыки ценятся не меньше слоновой кости или слоновьих клыков. Особенно в Московии и в Тартарии и в тех местах, где они известны, потому что они точно такие же белые и твердые, как слоновая кость.

Увидев все это множество моржей, лежащих на берегу на солнце, наши люди решили, что на суше моржи не смогут сопротивляться, и попытались напасть на них, чтобы добыть их ценные клыки, но переломали об их тела все свои топоры, кинжалы и пики, однако ни единого не смогли забить насмерть, лишь только одному моржу выбили клык и взяли его с собой. Обнаружив, что с обычным оружием животных не одолеть, люди решили вернуться на корабль за серьезным огнестрельным оружием, чтобы из него обстрел ять животных. Однако поднялся такой сильный ветер, что лед раскололся на громадные куски, и пришлось от казаться от задуманного.

В это же время они нашли огромного белого медведя, который спал, и выстрелили ему в шкуру, но он убежал и прыгнул в воду. Люди поспешили за ним в лодке на веслах, забили его вытащили на лед. Они вонзили в лед пику и привязали к ней медведя, намереваясь забрать его, когда вернутся с пушками, чтобы стрелять в моржей, по, так как ветер все более крепчал, а лед стал ломаться, из этого ничего не вышло.

Как было сказано. Виллем Баренц 5 нюня 1591 г. отплыл от Текселя и 23-го того же месяца добрался до Кильдина в Московии и, взяв оттуда курс к северному берегу Новой Земли, к 1 августа достиг, после всех описанных приключений, Оранских островов. Там ему стало ясно, что несмотря на все прилагаемые усилия они не смогут пробиться дальше и довести плавание до намеченного конца не удастся, к тому же команда начала отчаиваться и не желала идти дальше. Поэтому он счел за лучшее плыть обратно и вернуться к другим кораблям, которые совершили плавание к Вайгачу[85] и Нассаусскому проливу[86], чтобы узнать, какой проход они там нашли[87].

АВГУСТ 1594 г.

В первый день августа они отошли от Оранских островов и прошли 6 миль курсом на W и WtS, до Ледяного мыса. От Ледяного мыса до мыса Утешения они прошли 30 миль[88] и направлении W и несколько южнее. Между этими двумя точками расположены высокие горы, но сам мыс Утешения низкий и плоский, с четырьмя-пятью черными холмами, напоминающими крестьянские дома[89].

3 августа они повернули от Мыса Утешения на N и прошли под парусами 8 миль на NWtN, а после полудня повернули снова на S и плыли до вечера, и прошли 7 миль на StW и SSW. Они сошли на берег близ низкого, плоского мыса рядом с мысом Нассау.

Вечером повернули на N и прошли 2 мили NtO. Ветер стал северным, поэтому они повернули на W и одну милю они прошли на NNW, пока ветер не задул снова с O.

4 августа они прошли от утра до полудня при восточном ветре 5 или 6 миль на WtN. Далее до вечера 5 миль на SW и еще две мили на SW, пока не добрались до низкой и плоской суши, где с восточной стороны было белое пятно.

До утра 5 августа прошли 12 миль на WSW, 14 на SW, а после того, до 6 августа, и еще 3 мили на W.

6 августа прошли 2 или 3 мили на WSW, затем 4 или 5 миль на SW и SWtS. Далее 3 мили на SWtW и еще 3 мили тем же курсом. Потом 3 мили на WSW и SWtS до 7 августа.

7 августа они прошли до полудня 3 мили на WSW и 3 мили на W. Затем повернули на S и плыли до вечера, и прошли 3 мили на SO и SOtO. Потом прошли еще 2 мили на WSW и потом 3 мили на S до утра 8 августа при ветре с WSW.

8 августа прошли 10 миль на SOtS. Затем на SOtO прошли до вечера 5 миль и приблизились к низкой, плоской земле[90], простиравшейся с SWtS на NOtN, и прошли вдоль нее 5 миль. В двух милях от берега глубина была 36 саженей, дно — черный песок. Они подошли ближе к земле, и в полмили от берега на глубине 12 саженей было каменистое дно.

Береговая линия простиралась на S на протяжении 3 миль, до следующего низкого мыса, близ которого был черный утес[91]. Оттуда береговая линия шла три мили на SSO, до следующего мыса[92], рядом с которым находился маленький остров; они назвали его Черным островом[93], потому что верхняя его часть была черной. В полмили от берега глубина была 8, 9 и 10 саженей. Потом надвинулся сильный туман, так что они легли в дрейф и прошли еще 3 мили на WNW, но когда прояснилось, вернулись к земле, и когда солнце было на S, снова оказались у Черного острова при курсе на OSO.

Там Виллем Баренц определил высоту солнца как 71⅓°[94]. Там была большая бухта, и Виллем Баренц предположил, что это Костинсарх[95], место, где в свое время побывал Оливир Брунель[96].

От Черного острова они прошли 3 мили на S и StO к другому низкому мысу. Там на суше стоял крест, так что это место назвали Крестовый Мыс[97]. Здесь также была неглубокая бухта: на глубине 5, 6, 7 саженей твердое дно.

От Крестового мыса они прошли четыре мили на SSO вдоль берега[98] и достигли следующего плоского мыса, за котором находилась большая бухта[99], простиравшаяся на O[100]. Они назвали этот мыс Пятым или Мысом Святого Лаврентия[101].

Or Пятого мыса они прошли 3 мили на SSO до мыса Сханс[102]. Там близко от берега была продолговатая черная скала, а на ней сверху стоял крест. Там они снова попали в лед и из-за льда взяли курс в открытое море. Они намеревались проплыть вдоль побережья Новой Земли к Вайгачу, но поскольку им помешал лед[103], они повернули на запад и с вечера 9 августа до утра 10 числа того же месяца дня 9 августа прошли 11 миль на WtO, а потом еще 4 мили на WNW и NWtW. Ветер был северный. Пополудни они снова повернули на O и прошли до вечера 10 миль на O и OtS. Затем еще 4 мили на O и OtN, пока не увидели землю. Они подошли к большой бухте и спустились на берег на шлюпке. Они обнаружили там хорошую гавань с песчаным дном на глубине 5 саженей[104]. С северной стороны этой бухты имеется три черных мыса, а за третьим мысом имеется рейд. Однако от самого Третьего мыса надо держаться подальше, так как он скалистый. Между вторым и третьим мысом также есть хороша бухта с черным песчаным дном, эта бухта защищена от ветров NW и NO. Они назвали ее Бухтой Святого Лаврентия[105] и измерили высоту солнца, которая составляла 70¾°.

От Бухты Святого Лаврентия оставалось 2 мили на SSO до мыса Сханс[106]. На невысокой черной скале, соединяющейся с сушей, стоял крест. Они добрались на шлюпке до берега и увидели, что там только что были люди, убежавшие из-за нашего появления. Потому что они нашли там шесть мешков ржаной муки, спрятанные под горой камней у креста. Чуть дальше стоял еще один крест, а рядом с ним три деревянных дома, построенных на норвежский манер. В домах лежало много бочарных досок, из чего они заключили, что обитатели дома занимались ловлей лосося[107]. Там стояло еще 5 или 6 гробов с мертвыми костями рядом с могилами, гробы стояли на поверхности земли и были полны камней[108]. Рядом лежала рассыпавшаяся русская ладья с килем длиной 44 фута[109]. На земле не было видно ни души. Это была хорошая гавань, защищенная от всех ветров, и они назвали ее Мучной гаванью[110], потому как нашли в ней муку.

В двух милях на SSO от Черной скалы с крестом был еще маленький низкий островок, довольно далеко в море[111]. Туда они прошли девять или десять миль на SSO. Там в этот день 12 августа, когда солнце стояло на SSW, его высота была равна 70°50'[112].

От этого острова они прошли 4 мили на SOtS вдоль побережья. Там они увидели два островка, дальний из которых находился в миле от берега. Они назвали эти острова именем Святой Клары[113].

Затем они снова попали во льды, взяли курс в открытое море и до вечера прошли 4 мили WSW. Ветер дул приблизительно с NW. Вечером стало очень туманно. Глубина оказалась 80 саженей.

Далее они прошли 3 мили на SWtW и WSW. Там глубина была 70 саженей. До утра 13 августа они прошли 4 мили на SWtW. Двумя часами раньше глубина была 56 саженей, а утром на глубине 45 саженей они обнаружили илистое дно.

Затем они прошли до полудня 6 миль на SW. На глубине 24 сажени обнаружили на дне черный песок, через час на глубине 22 сажени красно-бурый песок. Прошли еще 6 миль на SW и обнаружили на глубине 15 саженей красный песок. Через 2 мили на глубине 15 саженей также был красный песок. Мы увидели землю[114] и пошли дальше на SW, пока к вечеру не оказались в полумиле от земли, где на глубине семи саженей обнаружили песчаное дно. Земля состояла из низких плоских дюн и простиралась с O на W. Затем они пошли прочь от земли и прошли 4 мили на N и NtO. Потом они опять вернулись к земле и прошли до 14 августа 5 или 6 миль на SW и подошли близко к земле, которая, по их предположению, была островом Кол гой[115] Они прошли прочь от этой земли 4 мили на O и 3 мили на O и на OtS. Затем стало туманно, так что земля скрылась из виду. Глубина была всего 7 или 8 саженей, так что они убрали марсели и легли в дрейф до тех пор, пока не улучшится видимость. Когда солнце было на SSW, земли все еще не было видно, а глубина составляла сто метров, дно песчаное. Они прошли еще 7 миль на O и 2 мили на OSO и SOtO. До утра 15 августа они прошли 9 миль OSO. От утра до полудня прошли 4 мили OSO и миновали в том числе мелководье с песчаным дном на глубине 9 или 10 саженей, но земли видно не было. Приблизительно за час до полудня глубина была 12 и 13 саженей, и они прошли 3 мили на OSO до того, как солнце было на SW.

В этот день, когда солнце было на SW, Виллем Баренц измерил высоту солнца, стоявшего под углом 35°над горизонтом. Отклонение составляло 14¼°, к чему надо прибавить 55, чтобы получилось 90. В сумме это дает 69°15', что и является широтой. Ветер дул с NW.

Они прошли еще две мили ост и приблизились к островам Матфлу[116] и Делгой[117]. Там они встретили утром корабли из Зеландии и Энкхёйзена[118], которые в тот день пришли из Вайгача[119]. Они рассказали друг другу, где побывали и что открыли.

Люди из Энкхёйзена прошли через Вайгач и рассказали, что после пролива Вайгач обнаружили за ним открытое море, по которому они и прошли 50-60 миль на O. Так что они, по-видимому, дошли приблизительно до долготы реки Обь[120], которая протекает по Тартарии[121]. Берег Тартарии простирался оттуда на NO, так что они полагают, что были недалеко от мыса Табин[122], крайней оконечности Тартарии, где берег поворачивает на SO и затем на S, к царству Катай[123]. Поскольку они решили, что узнали уже достаточно, а лето стало близиться к концу, они постановили вернуться, ведь их задачей было выяснить, существует ли здесь проход по морю, и возвратиться домой до наступления зимы. На обратном пути к проливу Вайгач они высадились на остров размером около 5 миль, расположенный на SO от Вайгача, со стороны Тартарии, который они назвали Остров Штатов[124]. Там они нашли много камушков, это был горный хрусталь, нечто вроде алмазов.

Когда другие суда, как было сказано, приблизились к нам, они подали знаки радости, произведя салют из орудий, и ликовали, думая, что Виллем Баренц обошел вокруг Новой Земли и вернулся через пролив Вайгач.

Рассказав друг другу обо всем и отпраздновав встречу, они взяли курс на родину.

16 августа они бросили якорь на рейде у островов Матфлу и Делгоя, так как ветер был NW, и пробыли там до 18-го.

18 августа они подняли паруса и прошли 12 миль на WNW и WtN, а потом еще 6 миль на WtS. Там была отмель глубиной менее 5 саженей, ветер с NW. Вечером они повернули на N и прошли 7 или 8 миль на ONO при ветре с N, затем повернули на W и прошли до утра 19 августа 2 мили на W. Затем еще 2 мили на SW и 2 мили на SO. Оттуда повернули на W и шли до самого вечера при штиле. Затем задул ветер с O, и они прошли 6 или 7 миль на WNW и NWtN. Глубина была 12 саженей. До утра 20 августа прошли 7 миль на WNW и NWtW при ветре с O, после этого еще 7 миль тем же курсом. Еще через 4 мили на WNW они до вечера легли и дрейф из-за безветрия. Затем прошли опять 7 миль на WNW и NWtW и ночью приблизились к мели, где глубина была всего три сажени. Это было близко от земли, и они пошли вдоль берега и прошли сначала милю на N. а затем три мили NNW. На земле были песчаные горы и крутые скалы. Они шли при глубине 9 или 10 саженей вдоль берега до полудня 21 августа, и проделав 5 миль на NW, они увидели западный мыс земли, называемой Канди Нас[125], лежавший в 4 милях от них на WNW. Оттуда они прошли 4 мили на NNW и 4 мили на NWtN. Затем 3 мили на NW и NWtN и 4 мили на NW до утра

22 августа. Утром 22 августа прошли 7 миль на NW и далее до самого вечера 15 миль на WNW и NWtW при ветре с N. Затем еще восемь миль на WNW. Затем прошли до полудня 23 августа 11 миль на WNW. В этот полдень солнце стояло на высоте 31⅓°над горизонтом. Его склонение равнялось 11⅔°. Поскольку солнце стояло на высоте 31⅓°, то до 90°не доставало 58⅔°, так что широта была 70⅓°[126]. Они прошли до вечера еще 8 миль курсом на NW и NWtW, затем 5 миль на NWtW и WNW. Потом прошли до утра 24 августа 6 миль NWtW, потом 3 мили на W и WSW. Затем встали на рейд близ острова Вархёйзена[127].

Поскольку путь от Вархёйзена хорошо известен, писать о нем нечего, кроме того что они шли в сторону дома все вместе, и не расставались до самого Текселя. Там зеландский корабль пошел дальше, не останавливаясь, а Виллем Баренц на своей яхте вернулся 16 го сентября, в ярмарочный день, в Амстердам, а Энкхёйзенские корабли — в Энкхёйзен, откуда и были в свое время отправлены. Спутники Виллема Барнца привезли в Амстердам моржа — удивительную рыбу[128], которую еще на севере поймали на льдине и убили.

Конец первого плавания

Введение

Когда осенью 1594 года вышеупомянутые четыре корабля вернулись домой, все верили, что задуманное плавание вполне можно совершить через пролив Вайгач, причем это представление сложилось главным образом на основе сообщении кораблей из Зеландии и Энкхёйзена, на которых находился торговый комиссар Ян Хёйген ван Линсхотен[129]. Он описал проделанный им путь весьма благоприятно, так что их Высокомогущества господа Генеральные Штаты, а также Его Превосходительство Принц Оранский[130] надумали снарядить весной еще несколько кораблей с целью не только разведать и проложить морской путь[131], но и отправить туда кое-какие товары на продажу. Купцам разрешили загрузить на корабли такой товар, какой им было угодно, и послать с ним несколько торговых комиссаров для продажи его там, куда дойдут корабли, причем все это без пошлины и налога. Петрус Плансиус[132], знаменитый географ, был большим приверженцем и сторонником этого плавания; он разработал основные маршруты и определил направление береговой линии Тартарии, Катая и Сины[133]: но насколько это было правильным, пока еще не выяснено и не известно, так как хотя в том направлении было совершено уже три плавания, ни одно из них не достигло желаемой цели, оттого что морякам не удалось проследовать точно по предписанному Планциусом маршруту по причине неудобств, которые моряки не смогли исправить в связи с недостатком времени.

Сейчас некоторые мрачно настроенные люди утверждают, что это невозможно, цитируя при этом нескольких античных авторов, говоривших, что море в 305 милях и более по обе стороны от северного полюса непроходимо для кораблей. Однако это не так, ведь по Белому морю и намного севернее его в наше время ходят корабли, а также ловят рыбу, хотя древние писали и думали, что это невозможно. Да, куда только не совершаются в наше время плавания, даже в такие места, о которых древние и не подозревали! Так что было бы неудивительно, как я уже говорил во вступлении к описанию первого плавания, если бы по обе стороны от Северного Полюса до 23-го градуса было везде одинаково холодно, хотя это еще не обследовано в полной мере. Впрочем, кто бы мог подумать, что в Пиренеях и в Альпах, протянувшихся через Испанию, Италию, Германию и Францию, так холодно, что там никогда не тает снег, хотя эти страны расположены намного ближе к солнцу, чем омываемые Северным морем Нидерланды? Откуда берется такой холод в этих горах? Это происходит из-за глубоких долин, где снег лежит таким толстым слоем, что солнце не может нагреть землю, и из-за высоких гор, не пропускающих солнечный свет в долины[134].

Точно так же (по моему суждению) обстоит дело и со льдом в Тартарском море, называемом иногда Ледовитым морем, близ Новой Земли, где не может растаять лед с рек, впадающих в это море из Тартарии и Катая, из-за того, что его очень много, а солнце там никогда не поднимается высоко и, следовательно, дает слишком мало тепла, чтобы растопить лед[135]. Потому лед и остается лежать в тех местах, подобно снегу в вышеназванных горах в Испании, так что там намного холоднее, чем ближе к полюсу в открытом море. Но из-за того, что все это еще не изучено, ничего нельзя говорить с такой же уверенностью, как если бы это уже было исследовано. Я высказал данное соображение pro memorie, но теперь начнем рассказ о второй экспедиции или плавании по Северному пути.

И 1595 году по указанию Генеральных Штатов наших Нидерландов и Его Превосходительства Принца Оранского как Главнокомандующего флотом было снаряжено семь судов, чтобы через пролив Вайгач, или Нассауский, пройти под парусами в царства Катай и Сина. Два корабля шли из Амстердама, два из Зеландии, два из Энкхёйзена и один из Роттердама. Первые шесть кораблей были нагружены различными товарами и деньгами, на борту находились торговые комиссары для ведения торговли, а седьмым кораблем был фрегат, которому был дан приказ вернуться назад, как только корабли минуют Мыс Табин (находящийся у самой крайней оконечности Тартарии) и смогут плыть в южном направлении, не подвергаясь более опасности попасть во льды; фрегату надлежало доставить это сообщение в Голландию.

Поскольку я сам находился на корабле старшего штурмана Виллема Баренца и старшего торгового комиссара Якоба ван Хеймекерка[136], буду описывать наше плавание, курсы и направления по порядку, точно так же, как первое плавание Баренца.

Нанявшись на корабль близ Амстердама и принеся, как положено, присягу, мы направились 18 июня на о. Тексель[137], чтобы вместе с другими кораблями, прибывшими туда в назначенный день, начать наше плавание, положась на волю Божию.

ИЮЛЬ 1595 г.

2 июля мы с рассветом отчалили от Текселя и прошли шесть миль на NWtW.

Затем до утра 3 июля прошли около 18 на NNW и оказались, по приблизительным оценкам, на широте 55°. Далее при спокойной погоде и ветре NW и NNW прошли до утра 4 июля приблизительно 4 мили на W и WtS. Затем при ветре NNW, придерживаясь курса на N, прошли до утра 5 июля около пятнадцати миль, а потом до того времени, когда солнце было на W, еще около 8 миль.

Потом сменили курс и до утра 6 июля прошли на NO приблизительно 10 миль; далее до 7 июля, времени, когда солнце было на S, прошли 24 мили тем же курсом, и до полуночи еще восемь миль.

Затем сменили курс и до утра 9 июля прошли 14 миль на WSW. Потом снова сменили курс и до вечера прошли 10 миль на NO.

Далее до вечера 10 июля прошли на NtO приблизительно 18 миль. Затем сменили курс и прошли 8 миль на SW до 11 июля, до времени, когда солнце было на SO.

Затем сменили курс на N и NtO и прошли до времени, когда солнце было на S, 12 июля 16 миль. Затем 10 миль на NtW.

13 июля снова сменили курс на SW и WSW и до трех часов дня прошли 10 миль, затем сменили курс на NNO и до 14 июля при солнце на SSO прошли примерно 10 миль, затем около 18 миль на NtO и NNO до утра 15 июля. Затем до вечера около 12 миль на NtO. Тогда мы увидели Норвегию и направились NtO и до вечера 16 июля, при солнце на NW, прошли около 18 миль, далее до 17 июля шли на NO и NOtN и до времени, когда солнце было на W, прошли приблизительно 24 мили.

Затем прошли примерно 20 миль на NtO до 18 числа, когда солнце было на NW. Оттуда 18 миль на NWtN до 19-го июня, когда солнце было на W.

Далее повернули на NOtN и NO и шли до 20 июля до шестой склянки первой вахты[138]. Потом дожидались нашего фрегата, который из-за сильного ветра отставал от нас. По окончании вахты увидели остальные корабли нашего флота, стоявшие неподвижно, чтобы дожидаться нас. Приблизившись к ним, пошли тем же курсом, что и прежде, и шли до вечера 20 июля и проделали 30 миль.

Затем мы проплыли на SOtO до вечера 21 нюня примерно 26 миль и далее тем же курсом до 22 числа, до времени, когда солнце было на SSO, прошли около 10 миль. После полудня при солнце на SSW мы увидели прямо впереди по курсу большого кита, который спал, но от шума мчащегося под парусами корабля и криков людей проснулся и уплыл прочь, а то мы наскочили бы на него; и так мы прошли до солнца на NNW 8 миль.

23 июля проплыли в направлении SOtO до солнца на SSW примерно 15 миль и увидели землю примерно в 4 милях от нас. Тогда отвернули от земли при солнце на SSW и прошли до 24 июля, времени, когда солнце было на NW, около 24 миль.

Затем, взяв курс на N, прошли до полудня 25 июля 10 миль, и еще в направлении NNW прошли до полуночи 8 миль. Тогда снова сменили курс и прошли на OSO и SOtS до 26 июля, времени, когда солнце было на юге, и находились мы, как показало измерение, на широте 71¼°[139].

Примерно при солнце на SSW опять сменили курс и шли в направлении NOtN до 27 июля, времени, когда солнце было на юге, и находились мы, как показало измерение, на широте 72⅓°[140].

Затем плыли точно на NtO до 28 июля, до времени, когда солнце было на O, и прошли, по нашим оценкам, 16 миль. Затем снова повернули на StO и шли примерно до времени, когда солнце было на NW, и прошли около 8 миль. Затем еще на SOtS до полночи 29 июля прошли около 18 миль.

Затем снова повернули на OtN и прошли до 30 июля до времени, когда солнце было на N, около 8 миль. Потом повернули на SSO, при тихой погоде, и шли до 31 июля, до времени, когда солнце было на WNW, и прошли около 6 миль.

АВГУСТ 1595 г.

Оттуда курсом на O до полуночи 1 августа прошли около 8 миль. Далее плыли при тихой и ясной погоде, и увидели Тромпсонт (Трёмсё)[141] на SO от нас, когда солнце было на примерно на N, в 10 милях от земли, и прошли до времени, когда солнце было на O, с легким ветерком с ONO, а затем до солнца на NW прошли девять с половиной миль курсом на SO.

Потом снова сменили курс, находясь в полмили от земли, и прошли на OtN до 3 августа, до времени, когда солнце было на SW, примерно 3 мили, вдоль берега около 5 миль.

Затем мы снова сменили курс из-за утеса или рифа, протянувшеюся примерно в полутора мили от земли; корабль вице-адмирала Исбрандта[142] наскочил на него и сильно ударился, но поскольку погода была хорошая и благоприятная, он снова сошел с этого рифа. Он плыл немного впереди нас, и когда мы услышали крики и увидели, что корабль вице-адмирала находится в беспомощном положении, мы тотчас повернули: ветер был NOtO, и мы шли на SO до 4-го августа, до того времени, когда солнце было на S, и мы прошли вдоль суши 5 миль, всего приблизительно 6 миль.

Тогда была измерена широта, которая составила 71¼°, в дальнейшем было безветрие до полуночи, затем задул южный ветер, и мы пошли курсом на OtN до 5 августа, до того времени, когда солнце было на SO, и Нордкап[143] был примерно в двух милях к O от нас, а когда солнце было NW, то Мать с Дочерьми[144] находилась приблизительно к S от нас в 4-х милях, и прошли мы к тому времени 14 миль.

Далее шли на ONO до 6 августа до того времени, когда солнце было на WNW, тогда мы столкнулись с кораблем вице-адмирала Исбрандта и сильно друг друга повредили, и прошли около 10 миль.

Потом мы спустили паруса до того времени, когда солнце было на NW, и потом подняли их снова при ветре O и ONO, и пошли строго на StW до 7 августа, до того времени, когда солнце было на SO, и потом к нам присоединился Энкхёйзенский корабль, шедший из Белого моря, и мы прошли приблизительно 8 миль.

Когда солнце было примерно на S, Нордкап находился на SWtS от нас приблизительно в полутора милях, а Мать с Дочерьми приблизительно в 3 милях. Тогда мы повернули при ветре OtN на NtO и прошли в этом направлении до 8 августа, до того времени, когда солнце было на SW, около 14 миль. Затем повернули StO и шли до 9 августа, до того времени, когда солнце было на S, и тогда увидели высокий мыс на SO от нас, и еще другой высокий мыс приблизительно в 4 милях на SW, и прошли около 14 миль. Затем опять повернули NOtN и до 10 августа, до того времени, когда солнце было на O, прошли около 8 миль. Затем опять повернули на S и шли до того времени, когда солнце было на NW, и прошли приблизительно 10 миль. Потом опять повернули, когда Нордкап находился от нас на WtS в 9 милях, Нордкин[145] на StW в трех милях, и прошли курсом на NNO при сильном тумане, до того времени, когда солнце было на S, приблизительно 10 миль.

Оттуда снова повернули при ветре ONO, и прошли SOtS до 12 августа, до того времени, когда солнце было на SW, около 8 миль. При этом Нордкин оказался от нас примерно в 8 милях на SWtS, и мы дрейфовали при безветрии до 13 августа, до того времени, когда солнце было на SSW, и прошли за это время около 4 миль.

Затем мы шли курсом на SOtO примерно четыре склянки, и корабль «Железная свинья»[146] с ему подобными, которые все были торговыми судами, взяли курс на юг[147], а мы прошли до 14 августа, до того времени, когда солнце было на S, около 18 миль, и далее шли в основном по тому же курсу до 15 августа, до того времени, когда солнце было на O. Там мы бросили лот на глубине 70 саженей, и прошли дальше до того времени, когда солнце было на S, 38 миль.

Когда солнце было на S, была измерена широта: 70°47'. После этого ночью бросили лот, глубина была 40 саженей, дно песчаное, это была банка. При солнце на NW опять бросили лот, теперь глубина была 64 сажени, далее шли курсом на OSO до 16 августа, до того времени, когда солнце было на NO. Бросили лот на всю длину линя — 80 саженей, но дна не обнаружили, после этого пошли на O и OtS, часто бросая лот и обнаруживая дно на глубине то 60, то 70 саженей, почти без отклонений, и таким образом прошли до того времени, когда солнце было на S, при мерно 36 миль.

Далее пошли на O и придерживались этого курса до 17 августа, когда солнце было на O, и бросив лот, обнаружили на глубине 60 саженей глинистое дно. Была определена широта, когда солнце было на SWtS, составлявшая 69°54'[148]. Там мы увидели чрезвычайно много льда вдоль побережья Новой Земли, бросили лот: глинистое дно на глубине 75 саженей. Прошли 24 мили.

Далее из-за льда мы на протяжении восемнадцати миль шли разными курсами, то в направлении на SOtO, то на SSO, до 18 августа, до того времени, когда солнце было на O. На глубине 30 саженей опять обнаружили твердое дно, а два часа спустя на глубине 25 саженей красный песок с многочисленными точками. Через три склянки дно было на глубине 20 саженей, красный песок с черными точками, как и до того. И тут мы увидели два острова, которым энкхёйзенцы дали названия в честь Его Превосходительства Принца Оранского и его брата[149]. Острова находились на SO от нас примерно в 3-х милях, это плоская суша. До солнца на S мы прошли 8 миль.

Затем пошли на O и, время от времени бросая лот, находили дно на глубине 20, 19, 18 и 17 сажень, в основном твердое, с черными вкраплениями. При солнце на W увидели Вайгач[150], расположенный от нас на ONO примерно в 5 милях, и проплыли тогда около 8 миль.

Далее мы прошли от 70°до Вайгача, в основном через битый лед. Приближаясь к Вайгачу, бросали лот и обнаруживали глубину от 13 до 14 саженей, твердое дно с мелкими черными вкраплениями. Через некоторое время мы снова бросили лот и обнаружили глубину 10 саженей, ветер был с N, мы не останавливаясь шли через лед примерно до полуночи. Тогда пришлось повернуть на N, так как несколько скал близ южного Вайгача[151] оказались прямо перед нами в полутора милях при глубине 10 саженей. Затем сменили курс, и 4 склянки шли на WNW. Затем опять повернули на O и OtS и стали приближаться к Вайгачу, бросая лот, и глубина было все время 7 саженей, до 19 августа, и тогда, при солнце на SO, подошли к рейду перед Вайгачом[152]. Ветер был северный.

Прямой проход между Мысом Идолов[153] и землей самнитов[154] был забит льдом, так что не возможно было его миновать, поэтому встали на рейде, который мы назвали Заливом Ворвани[155], потому что мы обнаружили там много ворвани[156]. Это хороший залив для того, чтобы спасаться от льда; он укрыт почти от всех ветров, в нем можно плавать под парусами, сколько угодно, на глубине 5, 4 и 3-х саженей здесь хорошее глинистое дно для якоря. У восточного берега залив глубже всего[157].

20 августа измерили высоту солнца с помощью градштока при солнце на SWtS, когда оно в самой высокой точке, или только-только начало опускаться, и обнаружили, что находимся на широте 69°21'[158].

21 августа мы, 54 человека, сошли на Остров Вайгач, чтобы выяснить обстановку на нем. Пройдя около двух миль вглубь острова, мы нашли там несколько мест, где находились шкуры и ворвань и подобные товары, а также следы людей и оленей, из чего мы заключили, что где-то тут живут или занимаются промыслом люди. Мы еще более удостоверились в этом, увидев множество изваянных идолов[159], таких же, каких обнаружили позднее на Мысе Идолов[160], о котором мы многое узнали через десять дней от саммитов и русских, когда разговаривали с ними, о чем расскажу ниже.

Когда мы потом прошли еще дальше вглубь острова, мы надеялись найти дома и людей, которые могли бы нас научить, как в тех краях можно плавать по морю. Позднее мы узнали от саммитов, что на Вайгаче живет несколько человек[161], а на Новой Земле еще больше[162], но тогда мы не могли найти ни людей, ни домов, ничего, так что часть нас, чтобы осмотреть большую территорию, пошла дальше на SO к берегу моря. Пока мы шли, мы нашли проложенную людьми дорогу через мох и болото, на глубине середины голени, потому что наши ноги, погрузившись на такую глубину, почувствовали твердую почву. В самом мелком месте мох был по щиколотку. Когда мы, двигаясь далее, дошли до берега, мы обрадовались, так как думали, что увидели проход среди льдов, через который корабль мог продвинуться дальше. Вернувшись вечером на корабль, мы сообщили это как новость. Еще раньше наш шкипер[163] послал гребную лодку посмотреть, открыто ли Тартарское море[164], но они не смогли пройти в море из-за льда, они проплыли до Крестового мыса[165] и оставили там лодку и прошли пешком до мыса Разногласия[166] и увидели, что лед из Тартарского моря полностью забил пролив между русским побережьем и Вайгачем.

23 августа мы встретили лодью из Печоры, прошитую лыком[167], которая возвращалась с севера, куда ходила на добычу моржовых бивней, ворвани и гусей, чтобы погрузить их на парусные корабли, которые придут из России через Вайгач, как они нам объяснили, когда мы с ними заговорили. Эти корабли пойдут в Тартарское море, мимо реки Обь, до места, называющегося Уголита[168] в Тартарии, чтобы там перезимовать, как они это делают уже много лет. Они сказали, что пролив покроется льдом через 9 или 10 недель, а уж когда начнутся морозы, то он покроется льдом окончательно, и по льду можно будет перейти море до самой Тартарии, а море это они называют Мермаре[169].

24-го числа, рано утром мы подплыли к борту лодьи, чтобы побольше узнать о море с восточной стороны от Вайгача, и узнали многое, как уже описано выше.

25 августа мы опять сплавали к лодье и разговаривали с ними очень дружелюбно, и они были к нам приветливы и первыми дали нам восемь жирных гусей, которых у них было очень много в трюме их лодьи. Мы предложили им, чтобы кто-то один или двое из них отправились с нами на наш корабль, и они с радостью поплыли с нами всемером. Взойдя на наш корабль, они очень удивились тому, какой он большой и как хорошо оборудован. После того, как они осмотрели корабль от носа до кормы, мы предложили им поесть нашей еды: мяса, масла и сыра. Но они отказались, сказав, что у них постный день, но когда увидели соленую сельдь, то съели ее всю вместе целиком, с головой и хвостом, откусывая сверху. После того, как они поели, мы по дарили им бочонок селедки, за что они нас очень благодарили, говорили, что не знают, что они могут сделать для нас в ответ, и мы на нашей лодке отвезли их в Залив Ворвани.

После полудня мы подняли якорь при ветре WNW. Направление или курс Вайгача такой: сначала на O до Крестового мыса, затем на NO до мыса Разногласия, и дальше опять на O. Остров Вайгач простирается на NNO и NtO, затем N, и чуть-чуть к W. Мы прошли курсом на NO и чуть-чуть на O две мили мимо мыса Разногласия, но вынуждены были вернуться из-за большого количества льда, и взяли курс на вышеописанный рейд. На обратном пути мы нашли у Крестового мыса хорошее место для того, чтобы бросить якорь[170].

Утром 26 августа подняли якорь и поставили фоксель[171], и вернулись на наш старый рейд, чтобы дождаться там более подходящих условий[172].

28, 29 и 30 августа и до 31-го дул преимущественно ветер SW, и наш капитан Виллем Баренц отправился на южную сторону пролива Вайгач, на материк, где они нашли несколько очень диких людей (называющихся саминтам/самоедами), но не совсем диких, потому что они в количестве 20 человек разговаривали с нашими девятерыми. Это было примерно в миле от берега, когда мы совсем не ожидали увидеть людей (поскольку до того на Вайгаче мы побывали на суше и совсем не нашли там людей). Мы увидели их при туманной погоде, стоящими двумя группками, в два ряда по пять человек, и мы были очень близко от них, прежде чем их заметили. Тогда наш переводчик пошел вперед, чтобы с ними разговаривать; когда они это увидели, то тоже послали вперед одного человека. Подойдя к нашему переводчику, саммит вынул стрелу из своего колчана, намереваясь стрелять, из-за чего наш человек, не имевший при себе ружья, испугался и закричал по-русски: не стреляй, мы друзья. Услышав это, другой бросил на землю стрелу и лук, показывая тем самым, что хочет разговаривать с нашим переводчиком. Увидев это, наш еще раз крикнул «мы друзья», после чего другой сказал «добро пожаловать», и они поприветствовали друг друга, оба поклонились до земли, по русскому обычаю. По такому случаю наш задал вопрос о расположении суши и моря к востоку от Вайгача, на что получил хорошее описание. Они нам сообщили, что если миновать мыс, то примерно через пять дней пути — они показывали на NO — там будет большое море в сторону SO[173]. Они сказали, что совершенно точно это знают, так как один из них был там по приказу Царя с группой людей, из которых он был старшим.

Их платье выглядит так же, как у нас изображают платье дикарей, но они не дикари, так как у них есть здравый смысл. Они с головы до пят одеты в оленьи шкуры, за исключением знатных особ, которые (и мужчины и женщины) одеты так же, как остальные, но только головные уборы сделаны из цветного сукна с подкладкой из ценного меха, в то время как все прочие носят шапки из оленьих шкур, мехом наружу, плотно прилегающие к голове[174]. У них длинные волосы, заплетенные в косички, которые сзади висят поверх одежды, лица широкие и плоские, глаза маленькие, ноги короткие, колени смотрят наружу, они очень проворно бегают и прыгают. Незнакомым нациям они не доверяют, потому что как мы ни доказывали им нашу дружбу, они все равно нам не верили. Это проявилось в том, что когда мы 1-го сентября снова высадились на землю и один из наших попросил осмотреть их лук, то они отказали в этом, и подали знак, что не хотят этого позволять. У того, кого они называют своим царем, есть часовой, который постоянно следил за всем, что происходит, и что продается и покупается. В конце концов один из нас приблизился к нему, чтобы заключить с ним дружбу, и оказал ему знак внимания способом, который у них не принят, дал ему печенье. Тот взял его с большим почтением и тотчас же съел, и пока ел (как и до того, и после), внимательно следил за всем, что происходит вокруг. Их сани все время стояли наготове, запряженные одним или двумя оленями, которые, если в них сидит лишь один или два человека, могут мчаться с такой скоростью, что никакая лошадь их не догонит. Один из наших выстрелил из мушкета в сторону моря, отчего они так испугались, что стали бегать и прыгать как сумасшедшие, но все же сами успокоились, увидев, что это было сделано без злого умысла. Мы передали им через нашего переводчика, что мы используем это оружие вместо луков, чему они очень удивились, из-за большого грохота и шума, произведенного мушкетом. И чтобы показать, насколько это сильное оружие, одни из наших положил плоский камень, размером с пол-ладони, на гору на большом расстоянии от себя. Они, видя, что мы хотим что-то показать, встали кругом человек 50 или 60. Тогда тот же, у которого был мушкет, выстрелил в камень, попал и него и расколол его на части. От этого они удивились еще больше, чем прежде[175]. Потом мы попрощались друг с другом с большой почтительностью с обеих сторон. И когда мы были уже в нашей лодке, мы все снова сняли шляпы и почтительно склонили головы и протрубили в трубы, точно так же и они оказали нам на свои манер всевозможные почести, а потом разом пошли к саням.

После того, как они таким образом попрощались с нами и умчались вглубь суши, одни из них выехал на берег верхом, чтобы забрать грубо вырезанное деревянное изображение[176], которое наши взяли с собой с берега и положили в нашу лодку. Взойдя на нашу лодку и увидев его там, он подал нам знак, что мы совершили большое зло тем, что взяли это изображение. Поняв это, мы отдали его ему, и когда изображение снова оказалось у него, он поставил его на гору, рядом с берегом, и не забрал с собой, а прислал за ним сани, и на санях его увезли. Судя по тому, что мы видели, они почитают такие изображения как своих богов. Потому что напротив Вайгача на мысу, который мы назвали «Мысом Идолов»[177], мы нашли несколько сотен подобных вырезанных голов, очень грубых, сверху круглых[178], посередине с выпуклостью, изображающей нос, выше которого две зарубки в качестве глаз, а внизу еще одна зарубка в качестве рта. Перед этими изображениями мы нашли пепел и кости оленей, из чего можно догадаться, что здесь совершалось жертвоприношение[179].

Распрощавшись с саминтами, когда солнце было приблизительно на S, наш капитан Виллем Баренц снова предложил адмиралу поднять паруса, чтобы продолжить путь, однако был не так многословен, как днем раньше. Адмирал и вице-адмирал выслушали его, и адмирал сказал, к радости капитана: «Виллем Баренц, что ты считаешь нужным сделать?» и Виллем Баренц ответил на это: «Мне кажется самым правильным поднять паруса и продолжить путь», на что адмирал снова сказал: «Виллем Баренц, делай, как считаешь нужным». Это произошло, когда солнце было примерно на NW.

СЕНТЯБРЬ 1595 г.

2-го сентября незадолго до восхода солнца мы подняли якорь, чтобы отправиться в путь, так как благоприятный для нас ветер дул с SSW, и была подходящая погода для того, чтобы двигаться дальше, и неподходящая для того, чтобы стоять на месте, так как мы были у низкого берега. Увидев это, адмирал и вице-адмирал также решили сняться с якоря и поднять паруса на своем корабле.

Солнце было на OtS, когда мы поставили наш фоксель[180] и пошли к Крестовому мысу, где бросили якорь и стали дожидаться фрегата вице адмирала, который из-за долгого стояния с большим трудом высвободился изо льда, несколько раз забрасывая свой верп-анкер[181] и подтягиваясь.

После того как он[182] к вечеру догнал нас, мы утром подняли паруса часа за два до восхода солнца, и к восходу прошли около мили, обогнув мыс Разногласия и оказавшись с востока от него, а за тем пошли на север, и проделали около шести миль до того времени, когда солнце было на S. Тогда нам пришлось сменить курс из-за большого количества льда и из-за тумана. К тому же ветер стал непостоянным по направлению, так что нам пришлось менять курс непрерывно, то из за льда, то из-за ветра, а также из-за тумана; от этого мы сбились с пути и думали, что прошли на юг к земле саммитов, и потому взяли курс на SW, пока Малая Медведица, которую моряки называют Стражами, не оказалась на NW, тогда мы добрались до восточной стороны острова Штатов[183] и встали примерно на расстоянии мушкетного выстрела от земли, при глубине 13 саженей.

4 сентября утром мы из-за льда снялись с якоря и прошли между материком и Островом Штатов. Рядом с Островом Штатов, где глубина была четыре-пять саженей, мы прикрепились канатом к земле и таком месте, где были защищены от движущегося льда. Время от времени мы ходили на берег стрелять зайцев, которых там было очень много.

6-го сентября утром несколько моряком сошли на материк, чтобы поискать похожие на алмазы камушки[184], которых на Острове Штатов также было очень много. Во время поисков камушков случилось так, что когда два товарища лежали рядом друг с другом, к ним незаметно подкрался тощий белый медведь и схватил одного из двоих сзади за шею; тот, не зная, кто это, закричал: «Кто схватил меня сзади?» Его товарищ, находившийся рядом с ним в яме, поднял голову посмотреть, и увидел, что это полярный медведь, и с криком «Ох, друг, это медведь» вскочил и убежал прочь.

Медведь тотчас перекусил первому моряку голову и выпил из нее кровь. Остальные моряки, которые были неподалеку на суше, прибежали на место происшествия, все 20 человек, чтобы спасти товарища или хотя бы отобрать у зверя мертвое тело. Когда они взяли свои ружья и пики наперевес и приблизились к медведю, который пожирал мертвое тело, тот жестоко и бесстрашно бросился им навстречу и схватил еще одного человека и разорвал его, что было ужасным зрелищем, из-за которого остальные все вместе бросились наутек.

Когда мы из корабля и с фрегата увидели, что наши люди бегут обратно к побережью, мы поспешно прыгнули в шлюпки и изо всех сил стали грести к земле, чтобы спасти товарищей. Приплыв на сушу, мы увидели ужасную картину того, как двоих из них разорвал и убил страшный медведь, и мы стали подбадривать друг друга, предлагая всем вместе напасть на медведя с ружьями, кортиками и пиками. Но не все соглашались с этим, некоторые говорили, что наши товарищи все равно погибли, а убить медведя мы успеем и потом, сейчас же подвергаться опасности не стоит. Если бы мы могли спасти наших товарищей, то надо было бы поторапливаться, а теперь, как ни спеши, этого не сделаешь. А на медведя надо идти наверняка, всем вместе, ведь мы имеем дело с жестоким, бесстрашным и прожорливым зверем. Потом трое моряков пошли вперед, а медведь продолжал поедать тела свои жертв, не обращая внимания на нашу толпу, хотя нас было человек 30. Эти трое, выступившие вперед, были Корнелис Якобс, шкипер Виллема Баренца, Биллем Хейзен, штурман с фрегата, и Ханс ван Нюффелен, писарь Виллема Баренца. И после того, как вышеназванные шкипер и штурман три раза выстрелили в медведя, но ничего не произошло, вышеназванный писарь подошел еще ближе, и когда медведь оказался на расстоянии выстрела, прицелился и прострелил зверю голову, попав между глаз, но медведь по-прежнему не выпускал из пасти поедаемого тела и только приподнял голову, вместе с добычей и всем прочим, но немного зашатался. Тогда писарь и один шотландец стали тыкать ему в шкуру своими кортиками, так что шкура вся изодралась в куски, но зверь так и не выпускал свою жертву из пасти. В конце концов Виллем Хейзен подошел к нему и изо всех сил ударил ему по морде прикладом ружья: медведь теперь только упал на землю с большим шумом, и Виллем Хейзен подбежал к нему вплотную и перерезал ему глотку.

После этого 7 сентября тела товарищей похоронили на Острове Штатов[185], а медведя освежевали и привезли шкуру в Амстердам.

9 сентября мы под парусами отошли от берега Острова Штатов, но льда было так много, что мы не могли через него пробиться, так что вечером опять вернулись к Острову Штатов. Ветер был западным. Адмирал на роттердамском фрегате, идя под парусами, сел на подводные скалы[186], но сумел сойти с них без особых повреждений.

10 сентября мы снова пошли прочь от Острова Штатов к Вайгачу, и послали вперед две шлюпки чтобы выяснить ледовую обстановку, и вечером одновременно пришли в Вайгач[187] и встали у мыса Разногласия.

11 сентября утром мы снова вышли в Тартарское море, но опять уткнулись в большое количество льда, так что снова вернулись к Вайгачу и встали у Крестового мыса. Около полуночи увидели русскую лодью, шедшую под парусами от мыса Идолов[188] к земле саммитов.

13 сентября, когда солнце было примерно на юге, поднялся штормовой ветер с WSW, налетел туман, моросящий дождь со снегом. Шторм становился все сильнее, так что мы легли в дрейф.

14 сентября погода стала лучше, ветер перешел на NW, стало заметным устойчивое течение из Тартарского моря. До вечера погода была ясная. Вечером ветер подул с NO. В тот день наши люди на лодке отправились на другую сторону пролива Вайгач, к материку, чтобы измерить глубину пролива. Прошли в самом изгибе, позади Острова с хвостом[189]. Там был деревянный домишко и большое устье[190]. В то же утро мы подняли якорь и поставили паруса, намереваясь продолжить экспедицию, но так как адмирал придерживался другого мнения, мы остались на месте до 15 сентября. В тот день утром Вайгач снова заполнился дрейфующим льдом, пришедшим с восточной стороны, так что пришлось сняться с якорей и в тот же день выйти из Вайгача в западном направлении и всем флотом отправиться домой. В тот же день прошли мимо островов Матфлу[191] и Делгой[192]. Всю ночь плыли на NWtW и до утра субботы прошли 12 миль; ночью ветер перешел на NO и повалил снег.

16 сентября с утра до вечера прошли 18 миль на WNW, глубина 42 сажени. Густой снег и сильный ветер с NO. В первую вахту глубина 40 саженей; утром не было видно ни одного корабля нашего флота.

Потом шли всю ночь до утра 17 сентября, под двумя парусами, гротом[193] и фоком[194], и проделали путь в 10 миль курсом на NWtW и WNW. В тот же день во вторую вахту глубина была 50 саженей, а утром 38 саженей, песчаное дно с черными точками.

В воскресенье утром ветер перешел на N и NNW и очень усилился. К нам приблизился фрегат адмирала и шел рядом с нами весь день с утра до вечера. Мы плыли под одним парусом курсом на SSW и SWtS и проделали 6 миль. Затем увидели на SO мыс Канди Нас[195], глубина была 27 саженей, красный песок с черными точками.

В воскресенье вечером снова подняли парус на фок-мачте[196] и взяли курс на север и прошли за ночь, до утра понедельника, 7 или 8 миль на NO и NOtO.

18 сентября утром мы потеряли из виду фрегат, шедший за нами, и искали его до полудня, но не могли найти, и пока были в дрейфе, нас отнесло на 3 мили к востоку. С полудня до вечера прошли 4 мили на NtO.

С вечера понедельника до утра вторника прошли 7 миль NOtN, и с утра до полудня тем же курсом еще 4 мили. От полудня до вечера 5 или 6 миль NtO, глубина 53 саженей.

Вечером взяли курс на юг и шли им до утра.

20 сентября прошли 7 или 8 миль на StW и SSW. Глубина 80 саженей, черный ил.

От утра до полудня прошли под обоими марселями[197] 5 миль курсом на SWtW. И еще от полудня до вечера прошли 5 миль на WtS.

21 сентября от вечера до утра четверга шли в течение одной вахты курсом на W и затем до середины дня в том же направлении, прошли 7 миль, глубина 64 сажени, дно илистое.

От утра до полудня шли на SW и проделали 5 миль, глубина 65 саженей, дно илистое. После полудня снова взяли курс на север и за три часа прошли 2 мили на NO. Затем мы опять сменили курс и пошли на запад; до ночи, до середины второй вахты, прошли под двумя главными парусами[198], без добавочных[199], курсом на SSW и SWtS 6 миль.

Затем во вторую вахту мы снова взяли курс на север и прошли до утра пятницы 22 сентября на NtO и NNO 4 мили. С утра до конца дня прошли 4 мили NO.

Затем снова повернули на запад и прошли NWtW и NW 80 миль. Потом после первой вахты на NWtW 5 миль. За вторую вахту на WtN 4 мили. Далее до утра субботы 23 сентября на WSW и SWtW 4 мили. С утра субботы до вечера прошли под двумя главными парусами на SW и SWtW 7 или 8 миль. Ветер с NNW.

Вечером повернули на север и прошли до утра воскресенья 24 сентября приблизительно на O под двумя главными парусами при сильном ветре с NNW 8 миль, с утра до полудня на OtS 3 мили, ветер северный.

Затем повернули на запад и прошли до вечера 3 мили на WSW.

Плыли всю ночь до утра понедельника 25 сентября и проделали 6 миль на WtS при север ном ветре.

Утром ветер перешел на NO и мы проплыли с утра до вечера 10 миль на W и WtN. Глубина 63 сажени, песчаное дно.

С вечера до утра вторника 26 сентября прошли 10 миль на W. Затем утром оказались близко от земли, примерно в 3 милях к востоку от острова Кильдин[200]. Затем утром повернули прочь от берега и шли примерно в течение 3-х часов. Затем снова повернули к земле и думали, что идем на Кильдин, но пришли с подветренной стороны[201], так что после полудня опять повернули прочь от земли и прошли до вечера ONO 5 миль.

С вечера до 2 часов до утра среды 27 сентября прошли еще 6 миль на O. Затем повернули на запад и прошли до вечера 8 миль на WtN, и оказались вечером близ Кильдина. Там повернули прочь от берега и прошли за две вахты 6 миль NOtO и ONO. Затем к утру пятницы 28 сентября снова сменили курс и шли под меняющимся ветром, то в одном, то в другом направлении до вечера. Тогда предположили, что Кильдин находится от нас примерно в 4 милях на запад, и когда задул ветер ONO, пошли на NNW и NWtN и проделали к утру субботы 12 или 13 миль.

29 сентября мы прошли 4 мили на NWtW, дальше весь день до вечера была ясная погода, штиль, солнце. Вечером пошли на WSW и были примерно в 6 милях от земли, и проделали до утра воскресенья 30 сентября 8 миль на NNW. Затем повернули к земле и в тот же день пришли к Вархёйсу (Вардехузу)[202], и простояли там до 10 октября. 1 октября вышли из Вархёйса и 18 ноября вошли в Маас[203], и путь от Вархёйса до Голландии решил не описывать, так как это не нужно, ибо это повседневный маршрут.

Конец второго плавания

Введение

После того как семь кораблей вернулись из северного плавания, о чем рассказано выше, не с тем результатом, на который надеялись, Их Высокомогущество Господа Штаты, изучив как следует все обстоятельства, стали обсуждать, надо ли в третий раз снаряжать за государственный счет корабли, чтобы довести задуманное путешествие до благоприятного конца, если это возможно. После долгих расследований и совещаний Штаты приняли следующее решение. Если кто-либо, будь то какой-то город или какие-то купцы, пожелает еще раз предпринять это плавание за свой счет и если по окончании плавания выяснится, что этим новым морским путем действительно можно пройти, то им будем дано от государства богатое вознаграждение, причем была названа значительная сумма. Тогда Досточтимый Совет славного города Амстердама снарядил в начале года в третий раз два корабля и нанял на них моряков на двух условиях, а именно, указав, сколько они получат, если вернутся, не осуществив предприятия, и, наоборот, сколько им будет дано, если путешествие будет успешно завершено; при этом им обещали хорошую награду, если плавание будет удачным. Тем самым стремились подстегнуть мужество моряков, которых по возможности выбирали из холостых, чтобы они не скучали по жене и детям и чтобы это не мешало им работать и не отвлекало во время плавания. На этих условиях в начале мая два корабля были подготовлены к отплытию. На одном из них шкипером и представителем купцов, отвечающим за товары, был Якоб Хеймскерк Хейндрикс[204], а старшим штурманом — Виллем Баренц. На другом — Ян Корнелис Рейп[205], который был шкипером и попечителем товаров, нагруженных купцами на корабль.

5 мая 1596 г. был произведен смотр морякам на обоих кораблях, и 10-го они отплыли под парусами из Амстердама, а 13-го пришли во Вли[206].

МАЙ 1596 г.

16-го вышли под парусами из Вли, однако оттого что прилив прекратился, а ветер сменился на NO, пришлось вернуться. Корабль Яна Корнелиса сел на мель, но снова сошел с нее, и мы снова бросили якорь к востоку от острот Влиланд[207].

18 мая мы снова отошли от Вли при ветре NO и взяли курс на NNW.

22 мая в поле зрения показались острова Хитлад[208] и Фейерил[209], ветер NO.

24 мая задул благоприятный ветер, мы пошли курсом на NO и шли до 29 мая. Тогда ветер сменился, задул слабый ветер с NO.

30 мая ветер снова стал благоприятным и мы пошли курсом на NO. С помощью градштока мы измерили высоту солнца над горизонтом и установили, что она составляет 47°42'[210]. Склонение составляло 21°42', следовательно, мы были на широте 69°24'.

ИЮНЬ 1596 г.

В 1-й день июня у нас не было ночи, а 2-го числа снова поднялся встречный вечер, но 4-го задул благоприятный ветер с WNW, так что мы взяли курс на NO.

Когда солнце было примерно на SSO, мы увидели удивительный знак на небе, с обеих сторон от солнца светило по солнцу, и через все три солнца проходили две радуги, а потом еще две радуги, одна, широкая, вокруг солнца, а другая перпендикулярно к широкой, причем нижний край широкой радуги находился на высоте 28°над горизонтом[211]. В полдень, когда солнце находилось в наивысшей точке, с помощью астролябии было измерено, что оно стояло над горизонтом на высоте 48°43'[212], склонение составляло 22°47', следовательно, мы были на 71°северной широты.

Корабль Яна Корнелиса шел с наветренной стороны от нас и держался на расстоянии. Тогда мы повернули к нему на один румб, а именно на NO. Нам представлялось, что мы чересчур уклоняемся к W, как потом и оказалось, и считали нужным идти более на O. Но когда мы вече ром соединились с ними и сказали им об этом, их штурман отвечал, что он не хочет попасть к Вайгачу. Они шли курсом NOtN, мы находились по меньшей мере в 60 милях от суши, так что после появления в поле зрения Нордкапа[213] надо было идти курсом на ONO, а не NNO, ведь неблагоприятным ветром нас отнесло на запад, и это надо было исправить. Мы объясняли им это и говорили, что надо идти более на O, но что бы мы ни говорили и ни советовали, они все равно хотели идти только на NNO, так как считали, что если плыть восточнее, то мы уткнемся в Вайгач. И поскольку мы не могли переубедить их никакими резкими словами, мы пошли на одни румб ближе к ним, а именно на NOtN, а иначе пошли бы на NO, а то и еще восточнее.

5 июня мы увидели первый лед, которому очень удивились, так как сначала подумали, что это белые лебеди. Один из нашей команды вышел пройтись по палубе и вдруг принялся кричать громким голосом, что по морю плывут белые лебеди. Услышав это, мы, находившиеся внизу, то же поднялись на палубу и увидели, что это льдины, оторвавшиеся от большого скопления льда, и они действительно были похожи на лебедей, а дело было ближе к вечеру. В полночь мы прошли через эти льдины; солнце было на севере, примерно под углом в один градус к горизонту.

6 июня около четырех часов вечера мы снова попали в окружение льда, и льда было так много, что мы не смогли его преодолеть, взяли курс на SWtN и шли по нему в течение восьми склянок. После этого опять пошли нашим курсом NNO и обогнули лед.

7 июня мы измеряли положение солнца и обнаружили, что оно стоит на высоте 38°38'[214] нал горизонтом. Склонение составляло 22°38', а если эти 22°38' отнять от полученной в результате измерения высоты, то получится, что мы находились на 74°[215] северной широты. Здесь мы обнаружили такое огромное количество льда, что даже не описать. Мы прошли между льдами, как будто с обеих сторон от нас были две суши. Вода там была зеленая[216], как трава, и мы предположили, что находимся близ Гренландии. Лед становился чем дальше, тем толще.

8 июня мы приблизились к такому гигантскому скоплению льдов, что не могли пройти через него из-за его толщины, поэтому мы повернули на SWtW и шли в течение двух склянок, а потом еще три склянки шли на SSW, а потом еще три — на S, чтобы приблизиться к увиденному нами острову, а также чтобы рассмотреть лед.

9-го июня мы подошли к острову[217], лежащему на широте 74°30', и по нашим оценкам длина его составляла около пяти миль.

10 июня мы спустили на воду наш шкоут и восемь человек отправилось на сушу. Когда мы проходили мимо корабля Яна Корнелиса, в наш шкоут село еще восемь человек, в том числе их штурман. Тогда наш штурман Виллем Баренц спросил у него, не слишком ли мы удалились на запад, но тот не захотел этого признавать. Они долго спорили, потому что Виллем Баренц старался доказать свою правоту.

11 июня, когда мы сошли на землю, мы обнаружили множество чаячьих яиц. Мы оказались в смертельной опасности, так как поднялись по крутой снежной горе, а когда пришло время спускаться, оказалось, что мы можем сломать шею, такой крутой была эта гора, но мы сели на снег, и, скользя по нему задами, стали спускаться вниз, что было ужасным зрелищем, потому что мы неизбежно должны были сломать руки и ноги, поскольку внизу было множество острых скал, на которые мы должны были упасть, но с Божьей помощью мы достигли низа горы без повреждений. Тем временем Виллем Баренц находился и шкоуте и видел, как мы съезжаем с горы, и напугался еще больше нашего от этого зрелища.

На этом же острове мы обнаружили отклонение магнитной стрелки, составлявшее 13°, то есть более одного румба. Потом мы на веслах добрались до корабля Яна Корнелиса и съели там яйца.

12 июня утром мы увидели белого медведя, и поплыли к нему на нашем шкоуте, намереваясь накинуть ему на голову веревку с петлей. Но когда мы к нему приблизились, он оказался таким диким и сильным, что мы не решились набросить петлю, и потому поплыли обратно к кораблю и взяли с собой больше людей и больше оружия, и вернулись с мушкетами, ружьями, алебардами и топорами, а люди с корабля Яна Корнелиса подоспели к нам на помощь, приплыв на своем плоскодонном бокс.

Получив подкрепление людьми и оружием, мы поплыли на обеих шлюпках к медведю; борьба с ним заняла четыре склянки, так как наше огнестрельное оружие его почти не ранило. Среди прочего его ударили по спине большим топором, и хотя топор застрял в его теле, он уплыл прямо вместе с ним, но мы на веслах догнали его, и в конце концов раскололи ему топором на части голову, после чего он умер. Мы доставили его на корабль Яна Корнелиса и содрали с него шкуру, которая имела длину около 12 футов[218], и поели его мяса, но оно нам не понравилось. Этот остров мы назвали Медвежьим островом[219].

13 нюня мы отошли от острова и направились на N и немного восточнее, ветер дул с W и SW, мы плыли быстро, так что к тому времени, когда солнце было на N, мы удалились от острова, по нашим оценкам, на 16 миль.

14 июня, при солнце на N, мы бросили лот, и на глубине 113 саженей не обнаружили дна. Далее мы плыли на N и NtO до 15 июня, до времени, когда солнце было на SO, при туманной погоде. К вечеру туман немного рассеялся, и мы увидели на поверхности воды что-то большое и подумали, что это корабль, но приблизившись увидели, что это мертвый кит, на котором сидело множество чаек, причем труп сильно вонял. В тот день прошли двадцать миль.

16 июня, продолжая двигаться тем же курсом на NtO при туманной погоде, мы услышали лед прежде, чем его увидели. Но когда туман рассеялся и мы лед увидели, то повернули в противоположную сторону. Прошли, по нашим оценкам, 30 миль.

17-го и 18-го мы снова увидели огромное количество льда и пошли вдоль него, пока не дошли до угла льда, который уже не смогли обойти, т. к. ветер SO дул нам прямо навстречу, а угол льда находился на юге от нас. Какое то время мы попытались лавировать, чтобы обойти его, но ничего не вышло.

19-го мы снова увидели землю[220]. Потом мы измерили положение солнца и обнаружили, что оно находилось на высоте 33°37' над горизонтом. Склонение составляло 23°26', если отнять это от полученной высоты солнца, то получим, что мы находились на 80°11' северной широты[221].

Эта земля[222] очень большая, и мы шли вдоль нее до 79°с половиной, где нашли хороший рейд, но не могли подойти ближе к берегу, так как дул сильный NO, прямо с берега, а залив[223] вытянут прямо с севера на юг.

21 нюня мы бросили якорь в 18 саженях от земли и вместе с командой Яна Корнелиса направились к западному побережью, чтобы взять балласт. Когда мы с балластом вернулись на борт, мы снова увидели белого медведя, плывущего к нашему кораблю. Так что мы прекратили свою работу и быстро спустились в лодку, как и люди Яна Корнелиса, и обе лодки направились к медведю и преградили ему путь и отогнали его от земли. Он поплыл в море, мы на веслах за ним, но наш бок шел слишком медленно, так что мы спустили на воду также шкоут[224], чтобы преследовать медведя было легче. Он проплыл целую милю в открытое море, а мы, на трех лодках, за ним — большая часть команды с обоих кораблей. Мы приложили очень много сил к тому, чтобы его бить, колоть и рубить, но наше оружие пострадало больше, чем медведь. Один раз он так ударил лапой по нашему шкоуту, что на дереве остались царапины, это было у форштевня[225], но если бы он так набросился на шкоут посередине, судно бы наверное перевернулось, такие у них сильные когтистые лапы. В конце концов, после того, как мы его долго зажимали между тремя лодками и тем самым измотали, нам удалось, наконец одолеть его и убить. Мы привезли его на наш корабль и сняли с него шкуру: его шкура была размером в 13 футов.

После этого мы прошли на нашем шкоуте по заливу примерно милю вглубь суши, где обнаружили хорошую гавань с годящимся для якоря дном, а с восточной стороны дно было песчаное. Мы несколько раз бросили лот: глубина составляла 16 саженей, потом 10, потом 12. Двигаясь на веслах дальше, мы обнаружили, что с восточной стороны от нас было два острова, простиравшихся в море на восток. С западной стороны был большой залив, и вдали, как нам показалось, еще остров. Мы пошли на веслах к острову посередине и нашли там много яиц чёрных казарок. Мы увидели сидящих на гнездах казарок, согнали их с мест, а они кричали «рот-рот-рот», а одного гуся убили брошенным камнем. Мы его сварили и съели, как и 60 яиц, которые принесли на корабль, а вернулись мы на борт 22 июня.

Это были настоящие чёрные казарки, такие же, какие каждый год в больших количествах прилетают в Голландию и селятся близ Вирингена, где их ловят. До сих пор никто не знал, где эти гуси откладывают и высиживают яйца. Некоторые авторы не постыдились написать, что яйца вырастают в Шотландии на деревьях, и если ветки свешиваются над водой и плоды падают в воду, то из них появляются гусята, которые тут же уплывают, а плоды, которые падают на землю, разбиваются на мелкие части и из них никто не вылупляется. Теперь выяснилось, что это вовсе не так. Но ничуть не удивительно, что до сих пор никто не знал, где гуси-казарки откладывают яйца, ведь до сих пор никто[226], насколько известно, не бывал на 80 градусах северной широты, и было неизвестно, что здесь есть земля, и тем более, что здесь высиживают своих гусят черные казарки.

Следует также заметить, что хотя этот остров, который мы считаем Гренландией[227], лежит на 80°северной широты и еще севернее, на нем растут лиственные растения и трава, и водятся травоядные животные вроде косулей[228], в то время как на Новой Земле, расположенной лишь на 76°, не растет лиственных растений и травы и нет травоядных животных[229], но только плотоядные, такие как медведи и лисы-песцы, хотя Новая Земля находится на 4 градуса дальше от Северного Полюса, чем Гренландии.

23 июня мы снова подняли якорь и пошли в открытое море курсом NW, но далеко не продвинулись, так как увидели лед, так что вернулись на то же место, где до сих спор стояли, и бросили якорь в 18 саженях. Ночью, когда мы стояли на якоре, а солнце было на NO, мы измерили его положение: его высота над горизонтом была 13°10', склонение составляло 23°28'. Если одно вычесть из другого, то получится 10°18', а если это вычесть из 90°, то получится 79°42' северной широты[230].

Затем мы снова подняли якорь и пошли вдоль западного берега, и наши люди сошли на берег, чтобы измерить, насколько отклоняется стрелка компаса. Тем временем к кораблю подплыл белый медведь. Он забрался бы на него, если бы мы не подняли шум: мы стреляли в него из ружья, так что он поплыл прочь от корабля на остров, где находились наши люди. Когда мы это увидели, мы сразу поплыли на корабле к острову и стали так громко кричать, что наши люди подумали, будто корабль наскочил на скалу, отчего очень испугались, но и медведя мы тоже напугали, и он поплыл снова прочь от берега и не тронул наших люден, чему мы очень обрадовались, потому что у них не было с собой оружия.

Что же касается отклонения стрелки компаса — ради чего наши люди отправились на берег, чтобы измерить это отклонение точно, — то оно, как они обнаружили, составляло 16°[231].

24 июня дул SW, и мы не могли обойти остров, поэтому мы вернулись, и нашли гавань в 4 милях от нашей гавани, к западу от большой, и бросили там якорь на глубине 12 саженей. На веслах мы прошли большое расстояние прочь от открытого моря, и там высадились на сушу и нашли два моржовых клыка общим весом 6 фунтов[232]. Мы нашли там еще несколько моржовых клыков поменьше и вернулись на корабль.

25 июня мы снова подняли якорь и пошли вдоль берега в направлении S и SSW при ветре NNO до 79°. Там обнаружили огромный залив[233], зайдя в него, прошли по нему миль десять на S, но поняли, что с другой стороны выхода из него нет. Время от времени мы бросали лот, и он погружался на 10 саженей. Поэтому мы вынуждены были лавировать, чтобы вернуться, так как ветер был с N, а плыть нам также надо было на N. Кроме того мы увидели, что залив упирается в сушу, чего мы сначала не могли увидеть, так как земля была плоской, потому-то мы и подплыли к ней так близко, что не видели этого. И потому пришлось лавировать в обратном направлении, и мы выбрались из залива только 27-го.

28 июня мы миновали мыс[234], лежавший с западной стороны залива, где было столько птиц, что они по глупости ударялись о наши паруса, и мы прошли примерно 10 миль на S, а затем на W, чтобы не попасть во льды.

29 июня мы шли на SO вдоль берега, а также на O, пока недошли до 76°50', так как нам пришлось отойти подальше от земли из-за льда.

30 нюня мы шли на S и немного на O, затем измерили положение солнца и обнаружили, что оно стояло на высоте 38°20' над горизонтом, его склонение составлял 23°20', на основании чего было вычислено, что мы находились на широте 75°.

ИЮЛЬ 1596 г.

1 июля в нашем поле зрения снова показался Медвежий остров. Тогда к нам на борт поднялся Ян Корнелис со своими офицерами. Они пытались нас уговорить изменить наш курс, но поскольку мы придерживались другого мнения, было решено, что мы пойдем своим курсом, а они своим, а именно, они собирались снова пойти на широту 80°, так как воображали, что легко смогут там пройти с восточной стороны от земли на 80°[235]. И на таких условиях мы расстались. Они пошли на N, а мы из-за льда на S[236]. Ветер был OSO.

2 июля мы пошли на O и оказались на широте 74°; ветер был NNW. И мы сменили направление при ветре ONO и пошли на N. Вечером, когда солнце было на NWtN, мы снова повернули из-за льдов и восточного ветра и пошли на SSO и приблизительно при солнце на OSO мы опять сменили курс из-за льда. Когда солнце было на SSW, мы снова повернули и пошли на NO.

3 июля мы находились на широте 74°, ветер был SOtO, и мы шли на NOtN. Затем мы повернули при южном ветре и пошли на OSO, пока солнце не оказалось на NW, а ветер начал крепчать.

4 июля мы шли на OtN и не обнаружили льда, что удивило нас, ведь мы были уже далеко на севере. Но при солнце на S нам снова пришлось сменить направление из-за льда, и мы пошли на W при ветре N, а когда солнце было на N, мы сменили курс на OSO под ветром NO.

5 июля мы шли на NNO до солнца на S. Затем повернули и пошли на OSO при ветре NO. Тогда измерили высоту солнца и обнаружили, что оно стоит над горизонтом под углом 39°27', и его склонение составляло 22°53', что означало, что мы были на 73°20' северной широты.

7 июля мы бросили лот на всю длину линя, но дна не достали, и пошли на OtS при ветре NOtO, и находились на широте 72°12'.

8 июля был благоприятный ветер NtW мы шли на OtN, и при умеренном ветре дошли до 72°15' северной широты.

9 июля мы шли на OtN при ветре W. 10-го при солнце на SSW бросили лот, глубина была 160 саженей, ветер NOtN, и мы шли на OtS на широте 72°.

11-го глубина была 70 саженей, льда не наблюдалось. Мы тогда предположили, что находимся точно на N от Дандинаса[237], восточного мыса у входа в Белое море, которое лежало к S от нас[238]. Грунт здесь был песчаный, и песчаная банка простиралась в море на N, так что мы не сомневались, что находимся на банке Белою моря, потому что на протяжении всего побережья нам нигде не попадалось песчаного дна, кроме указанной банки. Ветер дул с OtS, и мы плыли на S и StO на широте 72°. Затем подул ветер с SSO, мы легли на NO, чтобы обогнуть банку[239].

Утром мы дрейфовали при штиле и определили, что находимся на широте 72°; когда солнце было на SW, задул ветер OSO, и мы пошли на NO. Мы бросили лот и на глубине 150 саженей обнаружили глинистый грунт. Значит, мы уже миновали банку, которая была очень узка, ведь мы шли в течение всего 14 склянок, и оказались с другой стороны от нее, когда солнце было на NNO.

12 июля, при ветре O, мы шли на NtO. Ночью, когда солнце было на NNO, мы сменили курс, так как ветер подул с NNO, и пошли на OtS, пока не окончилась первая вахта.

13 июля мы взяли курс на O при ветре NNO и измерили высоту солнца над горизонтом[240], которая составляла 54°38', а склонение было 21°54'; если последнюю величину сложить с найденной высотой, то получим 73°северной широты. Мы снова обнаружили лед, но не очень много, и мы предположили, что находимся около Земли Виллоуби[241].

14 июля мы взяли курс на NO при ветре NNW, и целые сутки шли через лед. Посреди льда мы бросили лот и определили глубину в 90 саженей; во вторую вахту мы снова бросили лот, и глубина оказалась в 100 саженей. И мы зашли в лед так далеко, что уже не могли продвигаться ни в каком направлении, и вообще нигде не видели открытой воды. С большим трудом, лавируя, мы выбрались изо льда, ветер был W, и мы тогда находились на широте 74°10'.

15 июля мы дрейфовали при штиле среди льда; бросили лот, который показал глубину в 110 саженей. Затем подул восточный ветер, и мы пошли на SW.

16 июля мы вышли изо льда и увидели на льдине огромного медведя. Заметив нас, он спустился в воду, мы на нашем корабле поплыли за ним, но он опять вышел на лед; и мы один раз выстрелили в него. Затем мы пошли на OSO, не встречая льда, и считали, что находимся недалеко от берега Новой Земли, поскольку видели медведя[242] на льдине. Мы бросили лот, глубина была 100 саженей.

17 июля мы измерили высоту солнца, оказавшуюся 37°55' над горизонтом; склонение его составляло 21°15'; если это пересчитать с измеренной высотой, то получаем 74°40' северной широты. Когда солнце было на S, мы заметили берег Новой Земли около залива Ломсбей[243]. Я был первым, кто увидел землю. Тогда мы изменили курс и пошли на NOtN и убрали все паруса кроме формарселя и бизани[244].

18 июля мы снова увидели землю, когда были на широте 75°и шли на NOtN при ветре NW. Мы обогнули мыс острова Адмиралтейства[245] и направились на ONO при западном ветре, земля же вытянута в сторону NOtN.

19 июля мы дошли до Крестового острова[246] и не могли двигаться дальше из-за льда, потому что лед там вплотную примыкал к берегу, а ветер дул западный, прямо на землю. Это было на 76°20' северной широты[247]. На острове стоят два креста, по которым он и назван.

20 июля мы бросили якорь близ острова, так как из-за льда не могли идти дальше. Спустили шкоут и ввосьмером добрались на веслах до берега и подошли к одному кресту, у которого немного отдохнули, чтобы потом пойти к другому кресту. Когда мы уже двинулись в путь, мы увидели у второго креста двух медведей, а у нас не было с собой никакого оружия[248]. Медведи поднялись у креста на задние лапы, чтобы лучше рассмотреть нас, так как у них обоняние намного острее, чем зрение[249], а поскольку они нас почуяли, то и встали на задние лапы и пошли на нас. Мы так испугались, что нам стало не до шуток, и отправились назад к нашей лодке, то и дело в страхе оглядываясь, не преследуют ли нас медведи. Мы хотели пуститься бегом, но шкипер остановил нас, сказав: «Кто первый побежит, в того я воткну этот багор (который у него был), потому что лучше оставаться вместе и попытаться запугать зверей криками». Так что мы послушно и не торопясь вернулись к лодке и таким образом спаслись, радуясь, что избежали этой дьявольщины и что теперь все можно рассказать другим.

21 июля мы измерили высоту солнца над горизонтом; получилось 35°15'; склонение было 21°; отняв его от найденной высоты, получаем 14°, а вычтя их из 90°, находим 76°15'[250] северной широты. Затем мы определили, что стрелка компаса отклонилась на целых 26°[251].

В этот же день двое из наших опять пошли к кресту, и у них не было никаких неприятностей из-за медведей. Мы последовали за ними на всякий случай с оружием, и, добравшись до второго креста, нашли следы двух медведей, накануне преследовавших нас. Оказалось, что медведи прошли за нами приблизительно 100 шагов.

22 июля, в понедельник, мы поставили там еще крест, на котором сделали наши пометки. У Крестового острова мы оставались до 4 августа; выстирали на берегу и выбелили наши рубашки.

30 числа, когда солнце было на N, к кораблю подошел медведь так близко, что в него можно было бросить камень, мы прострелили ему ногу, так что он ушел, хромая.

31 июля, когда солнце было на ONO, мы всемером убили медведя; сняли с него шкуру, а тушу бросили в море. В полдень мы определили с помощью наших приборов, что отклонение магнитной иглы было 17°[252].

АВГУСТ 1596 г.

1 августа мы опять заметили белого медведя, но он от нас ушел.

4 августа мы с помощью канатов вытащили корабль изо льда и перевели его на другую сторону острова, где стали на якорь. Здесь мы доставили с берега полную лодку камней, затратив много труда и усилии.

5 августа мы снова пошли под парусами к Ледяному мысу[253] при ветре O. Мы держали курена SSO и на NNO, и не видели льда около берега, вдоль которого лавировали.

6 августа мы обогнули мыс Нассау[254] и пошли на O и OtS вдоль берега.

7 августа ветер дул с WSW, мы шли вдоль побережья в направлении на SO и SOtO и, встречая мало льда, достигли мыса Утешения[255], к чему давно стремились. К вечеру подул восточный ветер и налетел туман, так что пришлось пришвартовать корабль к льдине, которая сидела в воде почти на 36 саженей и торчала из воды приблизительно на 16 саженей; общая толщина льда была, следовательно, 52 сажени, так как льдина сидела на дне, а глубина около нее была 36 саженей.

8 августа утром дул восточный ветер, и по-прежнему было туманно.

9 августа, когда мы стояли, закрепившись у огромной льдины, пошел густой снег при сильном тумане. Около времени, когда солнце было на S, мы поднялись наверх, так как кто-то постоянно нес вахту. Когда шкипер обходил весь корабль по палубе, он услышал пыхтение какого-то животного и, выглянув за борт, увидел большого медведя у самого корабля. Он громко закричал: «Медведь! Медведь!». Мы все выбежали на палубу и увидели, что медведь стоит у нашего шкоута и пытается передними лапами влезть в него. Но мы подняли громкие крики и испугали его, так что он отплыл на некоторое расстояние, но тотчас вернулся и подплыл с противоположной стороны к той большой льдине, к которой мы были пришвартованы, забрался на нее и бесстрашно пошел на нас, намереваясь влезть на корабль с носа. Но мы растянули в носовой части парус со шкоута и с четырьмя ружьями устроились у кабестана[256]; мы выстрелили в медведя, так что он ушел, но валил настолько густой снег, то мы не видели, куда он скрылся, но думаем, что он улегся за одним из высоких торосов, которых на льдине было много.

10 августа, в субботу, лед пришел в сильное движение, и только тут мы впервые заметили, что та огромная льдина, к которой мы пришвартовались, сидит на дне, так как весь остальной лед шел мимо нас. Мы испугались, как бы нас не раздавило льдом, и потому приложили много усердия, трудов и стараний, чтобы выйти оттуда, так как находились в большой опасности. Когда мы поставили паруса, корабль понесло на лед с такой силой, что вокруг нас все затрещало, и мы подплыли к другой большой льдине, у которой и пришвартовались, забросив на нее якорь, и оставались там до вечера. Но вечером, когда мы поужинали, в первую вахту, эта самая льдина неожиданно стала ломаться и крошиться, так ужасно, что и сказать нельзя, потому что она раскололась со страшным грохотом больше чем на 400 частей. Мы были пришвартованы к льдине носом, и когда она начала крошиться, мы отпустили канат и освободились от нее. Эта льдина сидела в воде на 10 саженей и нижней частью лежала на дне, а над водой она поднималась на две сажени; ломаясь на части, она издавала страшный грохот как под водой, так и над водой, и раскаты разносились во все стороны и отдавались громом со всех направлений. После того как мы, подвергаясь великой опасности, отошли отсюда подальше, мы оказались у другой огромной глыбы льда, сидевшей в воде на шесть саженей; к обеим ее сторонам мы прикрепили по канату. Затем мы увидели еще огромную льдину, стоявшую неподвижно в море на некотором расстоянии от нас, с очень высокой и острой верхней частью, словно шпиль у башни; мы приблизились к ней и с помощью лота измерили, что она сидела на дне на глубине 20 саженей, выдаваясь над водой саженей на 12.

11 августа, в воскресенье, мы подошли на веслах к еще одной льдине: бросив лот, мы определили, что она лежит на дне на глубине 18 саженей, и выдается над водой на 10 саженей.

12 августа мы подошли под парусом ближе к земле, чтобы не быть раздавленными льдом; так как самые большие дрейфующие льдины имели очень большую подводную часть, толщиной во много саженей, то вблизи от берега, на глубине в 4 или 5 саженей, мы были в безопасности от них. Там с гор стекал большой ручей. Мы снова пришвартовали корабль к льдине и назвали этот мыс Малых» Ледяным мысом[257].

13 августа утром с восточного мыса близко к кораблю подошел медведь; один из наших выстрелил в него и раздробил ему лапу; но медведь, ковыляя на трех лапах, поднялся на гору. Мы отправились за ним следом, убили, сняли с него шкуру и принесли ее на корабль. Затем мы пошли пол парусом при небольшом ветре и были вынуждены лавировать, но потом задул более благоприятный ветер с S и SSO.

15 августа мы приблизились к острову Оранскому[258], где у большой льдины нас со всех сторон окружил лед, так что возникла опасность, что мы потеряем корабль. Все же с большим трудом мы добрались до самого острова, но так как ветер дул с SO, пришлось перевести корабль в другое место. Занимаясь этим, мы громко кричали, так что разбудили медведя, который там спал; и он подошел к кораблю, так что нам пришлось бросить работу и защищаться от медведя. Мы прострелили ему тело, и он убежал на другую сторону острова, бросился в воду, а потом забрался на льдину, где и улегся. Когда же он заметил, что мы гребем к нему на лодке, он опять прыгнул в воду и поплыл к земле, но мы перерезали ему путь и ударили топором по голове. Но всякий раз, как мы замахивались топором, чтобы ударить его, он сейчас же нырял, так что нам стоило больших усилий убить его. Вытащив медведя на землю, мы сняли с него шкуру и вернулись с ней на корабль. Потом мы подвели корабль к огромной льдине и пришвартовались к ней.

16 августа десять человек из команды отправились на веслах к берегу Новой Земли, втащили лодку на лед и взошли на высокую гору[259], чтобы посмотреть, в каком направлении вытянута земля. Мы обнаружили, что она простирается от нас на SO и SSO, а затем на S; то, что земля уходит далеко на юг, навело нас на грустные мысли. Однако когда мы заметили на SO и OSO чистую воду, мы опять обрадовались, полагая, что задача нашего плавания[260] уже выполнена. Мы думали только о том, как бы поскорей вернуться на корабль и сообщить это Виллему Баренцу.

18 августа мы приготовили все к отплытию, но наш труд был напрасен, и мы чуть не лишились нашего верпа и двух новых толстых канатов, и после многих напрасных трудов и усилий мы вернулись на то место, откуда отчалили. Дело в том, что вдруг пошло мощное течение, и лед с огромной силой несло на канаты по сторонам от корабля; поэтому мы думали, что потеряем все канаты, находившиеся за бортом, а их было почти 200 саженей. Но с Божьей помощью все устроилось, так что в конце концов мы опять добрались туда, откуда вышли.

19 августа погода была неплохая, ветер SW, лед продолжало нести; мы поставили паруса и при благоприятном ветре пришли к мысу Желания[261], где опять воспряли духом. Обогнув мыс, мы прошли в море курсом на SO четыре мили, но снова попали во льды, так что опять повернули и пошли на NW, пока вновь не подошли к земле, которая простиралась на шесть миль от мыса Желания до мыса Головного[262] в направлении на StW. От Головного мыса до мыса Флиссингенского[263] земля простирается на StW на три мили. От Флиссингенского мыса она тянется сперва в море на OSO, а затем на протяжении трех миль на SWtS и SW до Островного мыса[264]; от Островного мыса до мыса Ледяной гавани[265] в направлении на WSW на четыре мили. От мыса же Ледяной гавани до залива Течений[266] и низкой земли в направлении с WtS на OtN на протяжении семи миль. Далее земля тянется с востока на запад.

21 августа мы прошли большое расстояние до Ледяной гавани и там переночевали. На следующее утро, когда течение неслось с большой скоростью на восток, мы снова вышли из Ледяной гавани и направились к Островному мысу; но так как погода стала туманной, мы пришвартовались к льдине, к тому же начался сильный ветер с SW и SSW.

Мы взобрались на лед и не могли достаточно надивиться на него: до такой степени странно он выглядел. Поверхность его была покрыта землей, и на ней мы нашли штук 40 яиц. Этот лед не был похож на другой, он имел лазурно-голубой цвет, как чистое небо. Поэтому среди нас возникли различные мнения: одни утверждали, что это лед, другие — что это смерзшаяся земля; потому что льдина очень высоко поднималась над водой, на глубине 18 саженей она сидела на дне и возвышалась над морем на 10 саженей[267]. Мы оставались рядом с ней на протяжении всего шторма, при ветре с SWtW.

23 августа мы отошли под парусом от льдины и направились в море курсом на SO, но тотчас вновь наткнулись на лед и повернули к Ледяной гавани.

На следующий день, при порывистом ветре с NNW и сильном движении льда, нас обуял великий страх; ветер все крепчал и крепчал, а лед напирал все больше и больше, так что перо руля[268] и сам руль разломались на куски, а также между кораблем и льдом раздавило спущенную лодку, и мы не сомневались, что и сам корабль будет раздавлен.

25 августа погода начала улучшаться; мы приложили много сил и труда, чтобы оттолкнуть лед, который нас настолько сковал, что все наши усилия были напрасны. Когда солнце было на SW, лед начало выносить течением, и мы решили направиться к югу, чтобы, обогнув Новую Землю с юга, пройти на запад через пролив Вайгач. Поскольку мы не нашли прохода на восток, хоть и обогнули Новую Землю[269] мы отчаялись добраться до цели и решили вернуться домой. Однако, дойдя до залива Течений, мы должны были повернуть обратно из-за льда, который стоял там очень крепко; в эту ночь море стало замерзать, так что нам следовало поспешать, хотя ветер был слабый и дул с севера.

26 августа ветер усилился, и поэтому мы рассчитывали вернуться к мысу Желания и оттуда начать плавание домой, раз уж мы не смогли пробиться к проливу Вайгач. Но когда мы миновали Ледяную гавань, лед начал так сильно напирать, что сковал нас со всех сторон. Как мы ни старались продвинуться вперед, весь труд был напрасен. Мы чуть было не потеряли трех человек, которые спустились на лед, чтобы проделать проход для корабля, мы потеряли бы их, если бы лед продолжал двигаться в том же направлении. Но поскольку нас понесло обратно, как и их льдину, а у них были очень ловкие и сильные руки, то, когда их льдина оказалась около корабля, они схватились один — за канат, которым крепится большой парус, другой — за канат, прикрепленный к мачте, третий — за канат, свешивавшийся с кормы, и таким образом счастливо и ловко взобрались на корабль, за что от души благодарили Бога, потому что казалось, что их унесет на льдине. Но Господь Бог и сила их рук спасли их из смертельно опасного положения, смотреть на которое было ужасно: ведь не ухватись они руками, как сказано, они несомненно погибли бы.

В тот же день под вечер мы добрались до западной стороны Ледяной гавани[270], где нам суждено было провести всю холодную зиму в великой нужде, в страданиях и тоске; ветер был ONO.

27 августа лед дрейфовал со всех сторон от корабля, погода была хорошая, и мы отправились на землю. Когда мы отошли от берега на порядочное расстояние, задул крепкий ветер SO, который погнал лед на наш корабль со стороны носа с такой силой, что нос поднялся вверх почти на четыре фута[271], так что корма опустилась, как будто села задом на дно[272], и казалось, что с кораблем уже все кончено. Поэтому находящиеся на корабле немедленно спустили на воду бок, чтобы спасти свою жизнь, и распустили флаг по ветру, подавая нам сигнал вернуться на корабль. Увидев развевающийся флаг и то, как поднялся корабль, мы поспешили изо всех сил к кораблю, полагая, что он уже треснул. Но когда мы пришли туда, то нашли все в более благоприятном состоянии, чем опасались.

28 августа лед немного отступил, и корабль стал опять выравниваться, но прежде чем он совсем выровнялся, Виллем Баренц вместе с другим штурманом подошли по льду к бугшприту[273] посмотреть, в каком состоянии корабль и насколько он приподнят. Когда они, стоя на четвереньках, производили измерения, корабль треснул с таким громким звуком, что они подумали, будто пробил их последний час, и не знали, куда спрятаться.

29 августа, когда корабль вернулся в обычное положение, мы приготовили много орудий, железных фомок и других инструментов, чтобы ломать льдины, которые налезли одна на другую; но труд был напрасен, так что нам оставалось надеяться только на Бога, потому что лед не уходил, а только это помогло бы нам.

30 августа ледяные глыбы стали еще сильнее прежнего нагромождаться одна на другую у самого корабля, при мощнейшем ветре StW и густом снеге. Корабль был полностью окружен и сжат льдом, так что все стало трещать и раскалываться, и показалось, что он разламывается на сто частей; это было страшно и видеть и слышать; волосы вставали дыбом при таком пугающем зрелище. В эту опасную минуту (когда лед, до тех пор крепко сжимавший корабль с обеих сторон, прошел под его днище) корабль вытолкнуло вверх, как будто его подняло домкратом[274].

31 августа дел опять понесло с огромной силой, и форштевень оказался торчащим надо льдом на 4 или 5[275] футов, а корма находилась в трещине между льдинами. Поэтому мы думали, что руль не пострадает от движения льда, но льдины напирали с такой силой, что и руль тоже разломался на части, вместе с пером. Если бы лед начал напирать со стороны кормы, то вся носовая часть целиком поднялась бы на лед или, возможно, уткнулась бы, наоборот, в дно, чего мы чрезвычайно боялись. Поэтому мы заранее спустили на лед наши шкоут и бок, чтобы спастись в случае беды. Но приблизительно четыре часа спустя лед сам собой ушел прочь, чему мы весьма обрадовались, как будто мы вернулись к жизни, оттого что корабль был снова на плаву. Потом, починив руль и его перо[276], мы привесили их таким образом, чтобы в случае следующего сжатия во льду они были бы свободны.

СЕНТЯБРЬ 1596 г.

1 сентября, и воскресенье, во время нашей молитвы, лед начал снова напирать, так что корабль всем корпусом поднялся вверх на два фута, оставаясь, однако, целым. После полудня лед продолжал двигаться, и глыбы налезали одна на другую, так что мы приготовили все к тому, чтобы перетащить лодки по льду на берег; ветер дул с SO.

2 сентября валил густой снег при ветре с NO, корабль опять пришел в движение из-за движения льда, и он трещал так сильно, что мы сочли благоразумным, несмотря на непогоду, перетащить на берег шкоут с тринадцатью бочками хлеба и двумя бочонками вина, чтобы иметь пропитание в случае беды.

3 сентября ветер, дувший с NNO, оставался таким же сильным, но снег шел не так густо. Лед, к которому был прижат корабль, снова стал напирать и толкать, так что оторвал основание кормы от ахтерштевня, но доски, которыми был обшит корабль, еще удерживали эту корму, так что она продолжала висеть на досках. Под страшным напором льда сломалась в щепки также якорная балка с новым канатом, которым мы были привязаны ко льду; но канат все равно остался на месте, так как полностью вмерз в лед. То, что корабль все еще оставался целым, было удивительно, поскольку лед напирал со страшной силой, по морю двигались настоящие горы льда размером с Соляные горы в Испании[277] они шли на расстоянии всего лишь ружейного выстрела от корабля, и нас в таком окружении охватил великий страх.

4 сентября ветер начал утихать, опять показалось солнце, но все еще было холодно, ветер дул с NO и нам пришлось оставаться на месте.

5 сентября солнце светило ярко, погода была тихая. После ужина лед опять стал напирать, и так мощно нас сжал, что корабль начал сильно ложиться на один бок и при этом основательно пострадал, но по милости Божьей он все еще оставался целым. Мы очень боялись, что корабль погибнет — такой страшной опасности он подвергался. В таком ужасном положении мы сочли благоразумным отнести на землю наш старый парус с фок-мачты[278] с порохом, свинцом, ружьями, мушкетами и другим оружием и соорудить около нашего шкоута, который мы уже раньше стащили на землю, палатку. Мы взяли также хлеб, вино и плотничьи инструменты, чтобы починить наш бок, если он в нашем тяжелом положении нам понадобится.

6 сентября погода опять была неплохая и тихая, солнце светило ярко, ветер дул западный, так что мы несколько ободрились, надеясь, что лед уйдет и мы выберемся.

7 сентября погода была неплохая, но мы нигде не видели открытой воды и оставались так крепко зажатыми во льду, что рядом с кораблем невозможно было бы зачерпнуть даже ведро воды.

В тот же день пятеро из нашей команды отправились на сушу, но двое вернулись, а остальные трое пошли дальше. Они прошли несколько миль прочь от берета и нашли там реку[279] с пресной водой, а около нее много дерева, принесенного туда по морю[280] (плавника). Они заметили также следы оленей и лосей, как они полагали, так как следы были от раздвоенных копыт, одни больше других; потому они так и решили.

8 сентября дул сильный ветер с ONO — т. е. точно противоположный тому, который был бы для нас благоприятным и мог бы угнать лед; так что льда вокруг нас становилось чем дальше тем больше, что крайне огорчало нас.

9 сентября опять дул ужасный ветер с NO с легким снегом, и наш корабль был полностью задавлен льдом: ветер с бешеной силой гнал лед на корабль, так что вокруг образовалась стена льда в три или четыре фута высотой. Кормовая надстройка, оторвавшаяся от ахтерштевня, ломалась все больше и больше; да и весь корабль начал мало-помалу расшатываться, но все же большой беды еще не было.

Ночью очень близко к кораблю подошли два медведя, но мы дули в трубы и стреляли в них из ружей (мы не попали в них, так как было темно), и этим напугали их, и они ушли.

10 сентября погода немного улучшилась, так как немного ослаб ветер, дувший с того же направления.

И сентября стояла тихая погода, и восемь человек из нас отправились на берег, хорошо вооруженные, чтобы проверить, правильно ли сообщили те трое, что у реки лежит много дерева. Дело в том, что после столь долгих и разнообразных блужданий, когда мы то попадали в лед, то выбирались из него, постоянно меняя курс, мы видели теперь, что не можем выйти изо льда и крепко засели в нем, и уже не высвободимся, как бывало раньше, а между тем осень и зима были уже близко; поэтому настоятельная нужда заставила нас искать выход, как лучше всего поступить в данных обстоятельствах, чтобы провести здесь зиму, ожидая, какие еще приключения уготовит нам Господь Бог. Мы пришли к заключению, что для защиты от холода и диких зверей надо построить дом и жить в нем с возможными удобствами, а в остальном положиться на волю Божью. Для этого мы и отправились посмотреть, какие в этой местности имеются возможности, и поискать удобное место для постройки дома; строительного материала у нас было очень немного, так как на этой земле не росло деревьев или других растений, пригодных для постройки. Но так как крайняя нужда заставляла что-то делать, некоторые из наших ушли вглубь суши, прочь от берега моря, поискать место, удобное для дома, и вообще посмотреть, не подвернется ли им что-нибудь полезное. Нас ждала неожиданная и счастливая случайность: на морском берегу мы нашли несколько лежащих деревьев с корнями, о которых нам уже раньше рассказывали наши трое товарищей. Эти деревья занесло сюда морем из Тартарии или из Московии, или еще откуда-нибудь из какой-либо другой страны, потому что там, где мы были, не растет никаких деревьев. Этой счастливой случайности (словно посланной нам Богом) мы чрезвычайно обрадовались, надеясь, что Бог и в дальнейшем будет даровать нам свою милость. Деревья послужили нам не только для постройки дома, но и как топливо, которым мы обогревались в течение всей той зимы; иначе без сомнения нам всем суждено было бы погибнуть из-за сильнейшего холода.

12 сентября погода была тихая, и наши люди отправились в другую сторону поискать деревьев где-нибудь поближе, но нашли совсем немного.

13 сентября погода была тихая, но очень туманная, и мы не могли ничего делать, так как при тумане было очень опасно идти на землю из-за медведей, которых мы не сможем вовремя увидеть, а они нас учуют, потому что обоняние у них сильнее зрения.

14 сентября день был ясный и солнечный, но очень холодный. Мы отправились на сушу и сложили деревья в большую кучу, чтобы их не занесло снегом и чтобы мы потом смогли доставить их на то место, где собирались строить дом.

15 сентября, в воскресенье, на рассвете, когда один из нас стоял на вахте, он увидел приближающихся трех медведей; один из них лег за ледяной глыбой, два другие направились к кораблю, и мы приготовились стрелять. На льду стоял чан с мясом[281], выставленный, чтобы мясо вы мочилось (так как рядом с кораблем не было воды), и один медведь сунул голову в кадку, чтобы вытащить кусок мяса, но — не воруй собака колбасу! — ему прострелили голову, и он упал замертво и больше не шевельнулся. Тут мы увидели удивительное зрелище: второй медведь остановился и долго смотрел на своего товарища, словно удивляясь, почему тот лежит неподвижно, он обнюхал его, и когда увидел, что тот лежит мертвый, то в конце концов ушел. Но мы продолжали следить за ним, не вернется ли он, и держали наготове оружие — алебарды и ружья. В конце концов медведь направился к нам, так что мы встали наизготовку, и когда медведь поднялся на задние лапы для нападения и стоял, вытянувшись, один из наших выстрелил ему в живот, так что он снова упал на четвереньки и убежал с громким ревом. Убитому медведю мы вспороли живот и выпотрошили, а затем поставили на четыре лапы и заморозили, чтобы отвезти его в Голландию, если удастся высвободить корабль. Поставив медведя на лапы, мы начали делать сани, чтобы возить лес на то место, где собирались строить дом. В это время соленая вода в море замерзла почти на два пальца толщиной; было очень холодно, дул ветер NO.

16 сентября светило яркое солнце, но под вечер стало туманно; ветер O. В этот день мы в первый раз поехали за лесом и перевезли четыре бревна на санях по льду, а дальше по снегу на расстояние около одной мили[282]. В ту ночь вода[283] снова замерзла на два пальца толщиной.

17 сентября мы в количестве тринадцати[284] человек отправились возить лес на двух санях; десятеро, по пять человек, тянули сани, а трое оставались у деревьев, чтобы обрубить все лишнее со стволов, потому что тогда будет легче везти. Обычно мы за день делали две поездки и сваливали лес в кучу в том месте, где собирались строить дом.

18 сентября дул западный истер, но шел густой снег, и мы опять отправились на обычную работу по перевозке леса к дому. После полудня светило солнце и было тихо.

19 сентября было снова тихо и ярко светило солнце; мы возили на двух санях лес на расстояние в шесть тысяч шагов, по две возки в день.

20 сентября мы также сделали две поездки на санях; было туманно и тихо.

21 сентября было туманно, но после полудня прояснилось; лед по морю все еще несло, хотя уже не так сильно, как раньше. Стало страшно холодно, так что мы перенести наш камбуз в нижнюю часть корабля, в трюм, так как наверху все замерзало.

12 сентября стояла солнечная погода и было тихо, но очень холодно, ветер W.

23 сентября мы возили лес для постройки дома, за день сделали две ездки. Было туманно и тихо, ветер O и ONO. В этот день, когда мы после работы вернулись на борт корабля, скончался наш плотник; он был родом из Пурмеренда[285].

24 сентября мы похоронили его под камнями в расщелине горы около реки, так как не могли раскопать землю из-за сильного мороза и холода[286]. В этот день мы сделали на наших санях две ездки за лесом.

25 сентября погода была темная, ветер дул с W, WSW и SW; море стало немного открываться, и лед начало относить, но это продолжалось недолго: продвинувшись на расстояние артиллерийского выстрела, лед остановился и сел на грунт на глубине трех саженей; там, где стоял наш корабль, лед не двигался[287], и корабль оставался окружен льдом. Если бы мы стояли в открытом море, то могли бы поднять паруса и уплыть, хотя время года было очень позднее.

В этот день мы сколотили остов нашего дома, и работали изо всех сил. Если бы наш корабль освободился изо льдов, мы оставили бы постройку и починили бы ахтерштевень, чтобы быть готовыми к отплытию при первой же возможности. Уж очень нас тяготила та мысль, что здесь придется провести зиму, которая, как мы хорошо знали, будет очень тяжелой, но поскольку никакой надежды не оставалось, надо было, как говорится, не падать духом в беде, и покорно ожидать, какой выход нам пошлет Бог.

26 сентября ветер дул W, море было чисто, но наш корабль тем не менее оставался скованным льдом. Это доставляло нам больше горя, чем радости, но такова было Божья поля, с которой надо было смириться, и мы начали обшивать дом. Часть наших люден подвозила дрова, другая часть была занята постройкой. Нас оставалось еще 16 человек, так как наш плотник умер, но и из этих шестнадцати один все время болел.

27 сентября подул резкий ветер с NO и был такой мороз, что когда мы держали во рту гвоздь (как это принято у плотников), он примерзал к губам, и когда вынимали его изо рта, то шла кровь. В этот же день к нам приблизилась старая медведица с детенышем, и когда мы все вместе направлялись к нашей стройке (ходить в одиночку мы боялись), то пошли было на нее, чтобы выстрелить, но она убежала. Лед опять начал наступать, день был ясный и солнечный, но такой холодный, так что мы с большим трудом могли заниматься нашей работой, и только крайняя необходимость заставляла нас продолжать.

28 сентября день был ясный и солнечный, ветер дул западный и несильный, в море видно было открытую воду, но наш корабль прочно сидел во льду. В этот день к кораблю подошел медведь, но, увидев нас, убежал, а мы продолжали строить дом.

29 сентября утром был западный ветер, а после полудня восточный. Между кораблем и домом появились три медведя: старый и два молодых[288]. Мы тащили вещи от корабля к стройке и собирались пройти мимо медведей, но они все шли на нас, а мы не хотели из-за них сворачивать с дороги и принялись громко кричать, чтобы их напугать, но они не отступили и шли все так же прямо на нас. Тогда мы и те, кто был занят постройкой лома, подняли сильный шум, и медведи, услышав его, пустились наутек, о чем мы нисколько не жалели.

30 сентября ветер был с OSO, всю ночь и весь день шел густой снег, так что наши люди не могли возить лес — так густо он валил с неба и таким толстым слоем лежал на земле. Мы разложили около дома большой костер, чтобы земля под ним растаяла, потому что хотели обложить ею низ дома, чтобы не было щелей. Но наш труд оказался напрасен; земля оказалась такой твердой и так глубоко промерзла, что никак не оттаивала, либо надо было бы потратить слишком много дров. Поэтому мы отказались от нашей затеи.

ОКТЯБРЬ 1596 г.

1 октября дул очень сильный ветер с NO, а после полудня с N, потом поднялся шторм и началась метель, так что идти против ветра было очень трудно, трудно было даже дышать; снег так сыпал в лицо, что ничего не было видно на расстоянии, равном длине двух или трех кораблей.

2 октября до полудня светило солнце, а после полудня небо стало опять пасмурным и пошел снег, но погода была тихая; сперва дул ветер N, потом S. Мы закончили постройку каркаса для дома и поставили на нем майское дерево[289], сделанное из заледеневшего снега.

3 октября до полудня было тихо и ясно, но нестерпимо холодно. С полудня подул сильный ветер W, принесший такую стужу, что, если бы она продолжалась, пришлось бы прекратить работу.

4 октября дул ветер W, а с полудня сильный N, принесший густой снег, что опять помешало нам работать. В это время мы зацепили еще один якорь о лед, чтобы лучше закрепить корабль, так как он находился уже всего на расстоянии выстрела излука от открытой воды, так сильно отступил лед.

5 октября дул сильный ветер NW, и море было все свободно от льда, насколько хватало глаз, но наш корабль оставался все так же намертво вмерзшим, как и раньше. Он сидел во льду, возвышавшимся на 2 или 3 фута, и единственное, что мы могли предположить, — это то, что под нами все промерзло до самого дна, а глубина здесь была 4½ фута[290].

В тог же день мы разобрали нижний настил в передней части корабля, и этими досками обшили дом; крышу сделали в середине повыше для стока воды, и в этот же день почти закончили работу. Холод был все такой же лютый.

6 октября все еще дул сильный ветер W и SW, но к вечеру он сменился на WNW с сильной метелью, так что никто не решался высунуть голову за дверь из-за страшного холода.

7 октября погода была довольно хорошая, но очень холодная, и мы конопатили и заделывали стены, и разобрали настил в задней части корабля, чтобы полностью обшить дом. Ветер в этот день все время менял направление.

8 октября. В предшествующую ночь и весь этот день был такой сильный ветер и шел такой снег, что казалось, будто задохнешься, если выйдешь наружу; никто не смог бы лаже пройти расстояние, равное длине корабля, даже если бы от этого зависела его жизнь; находиться вне корабля или вне дома было невыносимо.

9 октября дул сильнейший ветер N с таким же густым снегом, как и накануне; дул он с суши, и мы из-за такой резкой погоды весь день оставались в корабле.

10 октября утром погода стала мягче, к ветер, дувший с SW и WSW, начал успокаиваться. Вода поднялась почти на два фута выше обычного, что, по нашему мнению, было вызвано сильным северным ветром, который недавно здесь дул.

В этот же день погода стала еще лучше, так что мы рискнули сойти с корабля. И случилось так, что когда один из наших вышел, ему навстречу вдруг попался медведь, с которым он чуть было не столкнулся раньше, чем его заметил. Наш товарищ тотчас побежал назад к кораблю, а медведь за ним, и преследовал его до того самого места, где мы несколько недель назад убили медведя, которого мы тогда поставили на лапы и заморозили; его потом занесло снегом, но одна лапа торчала из сугроба. Подойдя к этому месту, преследовавший медведь остановился. Благодаря этому наш товарищ добрался до корабля и стал кричать в страхе: «Медведь, медведь!» Услышав его крик, мы вышли на палубу, чтобы стрелять в медведя, но наши глаза почти ничего не видели из-за постоянного дыма, который мы все то время вынуждены были выносить, заключенные в корабле из-за суровой погоды; этот дым невозможно было бы вытерпеть ни за какие деньги, но сильный мороз и метель заставили нас; иначе мы бы не остались в живых, потому что на палубе несомненно умерли бы от стужи. Медведь недолго оставался на месте и неожиданно ушел. Ветер был NO.

В тот же день под вечер погода стала хорошая; мы вышли с корабля и отправились к дому, и отнесли туда уже большую часть нашего хлеба.

11 октября был штиль, ветер дул с S, стало довольно тепло. Мы снесли на берег вино и прочие запасы. Но пока мы были заняты выгрузкой вина, медведь, который лежал за льдиной (может быть, его разбудили наши крики), подошел к кораблю. Мы, правда, видели, как он лежал, но приняли его за льдину. Когда он стал приближаться к нам, мы выстрелили в него, но он ушел, и мы продолжали свою работу.

12 октября ветер был N и временами W. Половина наших отправилась в дом и там впервые провели ночь, но они страдали при этом от сильного холода, так как еще не были сделаны койки и не хватало одеял. Кроме того, невозможно было долго топить, потому что еще не оборудовали дымоход, из-за чего дым страшно ел глаза.

13 октября опять поднялся сильнейший ветер с N и NW. Мы втроем отправились на корабль и погрузили на сани пиво. Однако, когда мы его уже погрузили и хотели везти к дому, неожиданно поднялся такой сильный и холодный ветер, что нам пришлось вернуться на корабль, так как оставаться под открытым небом было невыносимо, но не могли и перенести пиво обратно в корабль, и потому бросили его на санях. На корабле нам было страшно холодно из-за нехватки одеял.

14 октября, сойдя с корабля, мы нашли бочку пива, оставленную на санях (а это была гигантская бочка), с лопнувшим от мороза дном. Но пиво, которое вытекло, замерзло и так крепко пристало ко дну бочонка, как будто его приклеили прочным клеем. Мы привезли эту бочку пива к дому и поставили стоймя, и прежде чем пить, растопили пиво, так как незамерзшего пива в бочонке было совсем мало, и в этой влаге собралась вся сила напитка, так что из-за крепости его нельзя было пить; а то, что замерзло, оказалось безвкусным, как вода, и когда замерзшая часть растаяла, мы смешали одно с другим и так пили, но напиток получился очень слабый и безвкусный.

15 октября ветер дул с N, а также с O и OSO, погода была тихая. В этот день мы подготовили место для устройства сеней, убрав снег лопатами.

16 октября ветер дул с SO и S, погода была ясная и тихая. Накануне ночью на корабль забрался медведь, но с рассветом ушел, заметив людей. В этот день мы разобрали каюту, чтобы использовать доски для сеней, которые начали строить.

17 октября ветер дул с S и SO, было тихо, но очень холодно; в этот день мы также строили сени.

18 октября дул крепкий ветер с O и SO. Мы достали из шкоута, вытащенного на берег в начале сентября, хлеб, а также вино; оно не очень замерзло, хотя и пролежало здесь шесть недель, причем мороз часто бывал очень силен.

В этот день мы опять видели медведя. Море полностью замерзло, так что нигде не видно было открытой воды.

19 октября ветер дул с NO. На корабле находились всего двое взрослых мужчин и один юноша. В это время появился медведь, который хотел силой забраться на корабль, хотя мужчины кидали в него поленьями, тем не менее, он устрашающе наступал на них, так что они чрезвычайно испугались и бросились спасать свою жизнь, кто как мог: двое спрыгнули в трюм, а мальчик залез на ванты фок-мачты[291]. Тем временем некоторые из наших товарищей пошли от дома к кораблю, и медведь, увидев это, хотел наброситься и на них, но они выстрелили в него из мушкета, после чего он ушел прочь.

20 октября, при тихой и солнечной погоде, мы опять заметили в море открытую воду. В это время мы пришли на корабль взять остальное пиво и обнаружили, что несколько бочек лопнули от мороза, и даже железные обручи на гигантских бочках с иопенским пивом также лопнули от мороза.

21 октября стояла тихая погода и светило солнце. Большую часть нашей провизии мы уже перенесли с корабля в дом.

22 октября, при сильном ветре с NO, снег шел такой густой, что за порогом дома было невыносимо.

23 октября была тихая погода, ветер с NO. Мы отправились на корабль узнать, не захотят ли другие наши товарищи перебраться с корабля в дом; но они боялись, что снова поднимется сильный ветер, и не рискнули пуститься в путь с больным и еще на день остались там, так как больной был очень хил и слаб.

24 октября все остальные члены команды числом восемь человек перешли в дом, перевезя больного на санях. Мы с большим трудом перетащили к дому также плоскодонный бок с нашего корабля и перевернули его вверх дном, чтобы в будущем (если с Божьей помощью переживем зиму) воспользоваться им для обратного пути. Затем видя, что корабль по-прежнему прочно сидит во льду, и нет оснований ожидать, что море вскроется, мы подняли на корабль якорь, чтобы не потерять его под снегом, так как он еще мог нам пригодиться летом; мы все еще надеялись на Бога, что Он поможет нам каким-нибудь способом вернуться летом домой.

Поскольку солнце (самое высокое и прекрасное, что мы здесь видели) светило все меньше и меньше, мы прилежно каждый день перевозили на санях в дом разное добро, как еду и питье, так и необходимые вещи. Ветер был N.

25 октября мы отправились на корабль забрать все снасти, которые могли понадобиться для наших шкоута и бока. Когда мы уже нагрузили последние сани и впряглись в них, чтобы тащить их к дому, наш шкипер обернулся еще раз и увидел, что из-за корабля к нам идут три медведя. Он тотчас стал очень громко и страшно кричать, чтобы испугать их, а мы немедленно скинули с себя веревки (из-за этой неожиданной опасности, надвигавшейся на нас), чтобы защищаться как можно лучше. К счастью, на санях лежало две алебарды, одну из них взял шкипер, вторую я, чтобы дать посильный отпор; остальные же со всех ног бросились к кораблю. При этом бегстве один из них упал в трещину во льду; это было страшное зрелище, так как мы думали, что медведи кинутся к нему и сожрут его. Но Бог послал счастье, и медведи устремились к кораблю, за теми, кто убежал на корабль. Между тем мы воспользовались случаем и вместе с упавшим в трещину обошли корабль со стороны носа и безопасно взошли на него. Медведи, увидев, что мы трое от них ускользнули, в великой ярости подошли к кораблю; а у нас не было другого оружия, кроме двух упомянутых алебард, и так как мы на них не очень полагались, то пытались отбиться от медведей, бросая в них дрова и другие предметы, после чего они всякий раз снова возвращались к кораблю, как собаки, в которых бросают камнями. Между тем мы послали одного из наших в трюм, чтобы в камбузе высечь огонь, а другого за пиками, спрятанными под палубой; но высечь огонь не удалось, так что мы не могли стрелять. Поскольку медведи вновь и вновь бесстрашно нападали на нас, мы бросили алебарду одному в морду, так что он отошел от корабля, чувствуя, что ранен, и медленно двинулся прочь. Увидев это, ушли и другие двое, которые были меньше него размером; мы же поблагодарили Бога за то, что таким образом избавились от них, и спокойно повезли сани к дому и рассказали там, что с нами было.

26 октября ветер дул с N и NNW, погода была неплохая; мы видели открытую воду очень близко к берегу, но около корабля лед лежал по-прежнему крепкий.

27 октября, при ветре NO, шел такой густой снег, что на улице невозможно было работать. В тот день наши люди застрелили белого песца; сняв с него шкуру, мы поджарили и съели его мясо и нашли, что по вкусу он напоминает кролика. В тот же день мы наладили наши настенные часы, так что они стали бить. Мы заправили также светильник жиром, чтобы он нам светил ночью; для этого мы взяли растопленное медвежье сало и налили его в светильник.

28 октября, при ветре с NO, наши вышли за дровами, но поднялась такая сильная буря с пургой, что они вынуждены были вернуться. Под вечер погода стала лучше, и трое из наших отправились к медведю, которого в свое время поставили на лапы и заморозили, они хотели вырвать его зубы, но медведь оказался полностью засыпан снегом, притом внезапно опять поднялись такая метель и буря, что люди вынуждены были поспешно вернуться домой; добрались они с трудом, потому что почти ничего не было видно, вследствие чего они едва не сбились с дороги, проложенной нами, еще чуть-чуть и им пришлось бы провести всю ночь под отрытым небом на морозе.

29 октября дул ветер с NO. Мы привезли с берега на санях мелкие камни и засыпали ими парус, который лежал поверх дома, чтобы сделать крышу более плотной и лучше утеплить жилище, так как доски на крыше не были как следует пригнаны, поскольку плохая погода помешала нам пригнать их.

30 октября все еще дул NO, и солнце совершало свой путь очень близко к земле, чуть выше горизонта.

31 октября продолжался тот же ветер с метелью, так что мы не рисковали высунуть нос из дома.

НОЯБРЬ 1596 г.

1 ноября ветер дул с NO, и когда начинало темнеть, мы видели, как на востоке восходит луна, а солнце немного поднялось еще над горизонтом, так что мы могли бы его увидеть, но в тот день мы его не видели из-за пасмурной погоды и сильного снегопада. Холод был жестокий, так что в этот день мы ничего не могли делать вне дома.

2 ноября дул ветер W с отклонением к S, а вечером N, чередующийся со штилем. В этот день мы увидели, как солнце взошло на SSO и зашло на SSW. Оно взошло не полным диском, но прошло вдоль земли у горизонта. В этот день мы убили песца, бросив в него топор, сняли с него шкуру, зажарили и съели. До сих пор мы не видели ни одного песца: они появились только теперь, когда начало исчезать солнце, и вместе с ним ушли прочь медведи.

3 ноября ветер дул NW, погода была тихая, солнце взошло на StO (даже несколько южнее) и зашло на StW (тоже немного южнее); над горизонтом недолго была видна только верхняя его часть, хотя место, на котором мы стояли, когда измеряли положение солнца, было на такой же высоте, как марс нашего корабля[292]. И солнце было тогда в 11°48' Скорпиона[293], а склонение его было 15°24' к югу отлипни небесного экватора.

4 ноября погода была тихая. Солнца уже не было видно, так как оно больше не поднималось над горизонтом[294]. Наш лекарь велел устроить из винной бочки ванну для согреванья в теплой воде, мы все садились в нее по очереди и чувствовали, что это очень содействует укреплению нашего здоровья, В тот же лень мы поймали белого песца, песцы начали постепенно появляться, хотя раньше их не было, но поскольку медведи с исчезновением солнца ушли от нас и не возвращались до самого появления солнца, во время их отсутствия пришло много полярных лис.

5 ноября ветер был N, несколько отклонявшийся к W. Мы видели в море много открытой воды, но наш корабль оставался прочно зажатым льдом; и когда солнце нас покинуло, мы видели луну, не заходившую ни днем, ни ночью[295], так как она была в своем наивысшем подъеме.

6 ноября ветер дул с NW, погода была тихая. Наши люди привезли сани с дровами, но, так как солнце исчезло, было очень темно.

7 ноября стояла пасмурная и тихая погода, ветер W. Было трудно отличить день от ночи, тем более, что в это время остановились наши часы, и поэтому мы думали, что день еще не наступил, когда на самом деле он уже начался. Наши люди вставали в этот день из своих коек только для того, чтобы опорожнить мочевой пузырь, а потому не знали, видят ли они дневной свет или свет луны. Так что мнения разделились: одни утверждали, что это свет дневной, другие — что ночной. Но когда мы разобрались, то оказалось, что уже середина дня.

8 ноября была тихая погода, ветер S и SW. Наши люди опять привезли сани дров, а потом мы поймали песца и видели в море много открытой воды. В этот день мы разделили на всех хлеб: каждый получил на восемь дней 4 фунта 10 унций[296]. Таким образом, каждый бочонок хлеба мы стали растягивать на восемь дней, тогда как раньше его хватало на 5 или 6 дней. Делить же мясо и рыбу еще не было необходимости. Напитков не хватало, поэтому их пришлось собрать вместе и разделить между всеми. Пиво, которое у нас еще осталось, все промерзло и утратило силу, так что стало совсем слабым и безвкусным, к тому же значительная его часть и вовсе пропала.

9 ноября ветер дул NO, с отклонением к N. Дневного света было совсем немного, так что было очень темно.

10 ноября погода стояла тихая, ветер NW. Наши люди отправились на корабль посмотреть, как там дела, и обнаружили, что в корабль попало много волы, которая стояла поверх балласта; но так как вода замерзла, ее невозможно было выкачать помпой.

11 ноября погода была неплохая, ветер NW. В этот день мы сделали ловушку для песцов из обруча с надетой на него сетью, сплетенной из нитей каната, и установили ее так, чтобы она падала на песца, который под ней окажется. В этот день мы поймали одного песца.

12 ноября дул восточный ветер, небо было облачное. В этот день мы начали распределять и вино, в день по два стаканчика на человека, а помимо вина приходилось пить воду, мы топили снег, принесенный с улицы.

13 ноября была очень плохая погода и сильная метель, ветер O.

14 ноября была хорошая ясная погода, небо оставалось чистым, со множеством звезд; ветер O.

15 ноября было темно, ветер NO, небо закрыто тучами.

16 ноября была тихая погода, небо слегка затянуто облаками, ветер O.

17 ноября было темно, небо закрыто тучами; ветер O.

18 ноября погода была плохая, ветер SO. Шкипер разрезал тюк грубой шерстяной материн и раздал всем, кому сколько нужно, для защиты от холода.

19 ноября погода была бурная, ветер O. Мы открыли сундук с полотном, и разделили его между членами команды на рубашки, потому что время было такое, что следовало использовать все средства для поддержания тепла.

20 ноября стояла хорошая и тихая погода, ветер O. Мы постирали наши рубашки; но был такой холод, что когда мы их выстирали и отжали, то они сразу замерзли и стали как деревянные, а когда мы положили их у большого огня, они оттаивали только с одной стороны, а с другой, не обращенной к огню, оставались замерзшим. Они бы сломались, если бы мы начали их разнимать, и мы бросили их снова в кипящую воду, чтобы они оттаяли, такой сильный был холод.

21 ноября погода была неплохая, ветер NO. Тогда было принято решение, что все поочередно будут колоть дрова, чтобы освободить от этой работы кока, который и без того был достаточно занят приготовлением пищи дважды в день и растапливанием снега для питья; от этой работы были освобождены только шкипер и штурман[297].

22 ноября ветер дул с SO при ясной погоде. У нас оставалось еще 17 кругов сыра из коровьего молока, один из них мы съели за общим столом, а остальные раздали каждому человеку по одному кругу, чтобы каждый сам решал, как его растянуть.

23 ноября погода была довольно хорошая, ветер с SO. Так как песцов стало появляться больше, чем прежде, мы воспользовались этим и сделали ловушки из толстых досок: на доски мы положили камни, а по краям глубоко вбили еловые стволы, чтобы песцы не могли прокопать себе проход снизу. В эти ловушки мы сразу поймали несколько песцов.

24 ноября была скверная резкая погода, ветер NW. Мы опять все приготовили для приема горячей ванны, так как некоторые очень ослабли. Четверо из нас приняли ванну, а когда мы вышли, то лекарь дал нам слабительного, которое нам чрезвычайно помогло. В этот день мы поймали четырех песцов.

25 ноября стояла хорошая ясная погода, ветер W. В этот день в одну из устроенных нами ловушек попалось два песца.

26 ноября погода была суровая, при штормовом ветре SW; бушевала буря и страшная пурга, дом почти полностью засыпало снегом, так что невозможно было выйти, и мочиться и испражняться приходилось в доме.

27 ноября день был ясный, ветер SW. Мы сделали еще несколько ловушек для песцов, так как эту возможность надо было использовать в полной мере, песцы нам очень пригождались в пищу, их словно Бог послал нам в нашем тяжелом положении, потому что еды у нас оставалось немного.

28 ноября опять была ненастная погода с сильной бурей с N и страшной метелью, так что мы снова оказались совершенно заперты в доме и не могли выйти, так как все двери были завалены снегом.

29 ноября день был ясный и небо светлое, ветер N. Мы разгребли лопатами снег у двери и смогли ее свободно открыть. Выйдя на улицу, мы обнаружили, что все установленные нами ловушки завалены снегом. Мы выкопали их и опять установили для ловли песцов, причем одного поймали в тот же день; он пригодился нам не только для еды, из его шкуры мы сделали шапки, хорошо закрывавшие голову и защищавшие нас от сурового мороза.

30 ноября погода стояла хорошая и ясная, ветер дул с W. Когда Стражи (две звезды Малой Медведицы) находились на SW, что по нашим оценкам было приблизительно в полдень, мы отправились вшестером, хорошо вооружившись, к кораблю, чтобы посмотреть, как обстоят с ним дела; придя на корабль, мы поймали под палубой живого песца.

ДЕКАБРЬ 1596 г.

1 декабря погода была скверная, ветер SW и сильная метель, так что дом снова оказался совершенно завален снегом, из-за чего дым не уходил в дымоход и ел нам глаза, Мы перестали топить и большую часть дня пролежали в койках, но потом кок все же развел огонь, чтобы приготовить еду.

2 декабря погода была такой же скверной, и мы по-прежнему оставались дома. Мы не могли сидеть у огня, потому что дым от него был нестерпим, так что большей частью по-прежнему лежали в койках. Потом мы разогрели несколько камней и положили их другим, остававшимся в койках, чтобы согреть им ноги; холод и дым были невыносимы.

3 декабря оставалась такая же скверная погода. Лежа в койках, мы слышали страшный треск льда на море, находившемся от нас приблизительно в полумили. Грохот был ужасающий, и мы решили, что это передвигаются и сталкиваются огромные ледяные горы, которые, как мы видели летом, были толщиной во много саженей. Так как в те два или три дня мы топили меньше, чем раньше, из-за едкого дыма, то в дом проник такой резкий холод, что потолок и стены покрылись льдом в два пальца толщиной: почти то же было и с койками, в которых мы лежали. В эти три дня, когда мы из-за непогоды не могли выходить на улицу, мы пустили в ход песочные часы[298] на двенадцать часов: как только весь песок пересыпался, мы их переворачивали и внимательно следили за этим, чтобы не сбиться в счете времени. Холод был настолько силен, что стенные часы также замерзли и остановились, хотя мы привесили к ним груз больше обычного.

4 декабря было ясно и дул ветер с N. Мы начали поочередно откидывать снег, который завалил дверь. Поскольку мы видели, что нам придется очень часто заниматься этим делом, то постановили делать это но очереди, не исключая никого, кроме шкипера и штурмана.

5 декабря погода опять была ясная и хорошая, дул ветер с O. Мы снова очистили от снега ловушки для песцов.

6 декабря снова скверная погода, при ветре O и таком сильном холоде, что его было почти невозможно вынести. Мы горестно смотрели друг на друга, опасаясь, что если мороз будет еще усиливаться, то мы погибнем от холода, так как, хотя мы и развели сильный огонь, но все же не могли согреться; даже херес, который всегда бывает очень крепок, совершенно замерз от холода, так что его приходилось растапливать на огне в дни раздачи, когда каждый из нас получал свою порцию; она выдавалась нам раз в два дня, мерным стаканчиком объемом в полпинты[299]. Этим количеством мы и должны были поддерживать себя долгое время; а кроме того пили воду, не очень полезную при таком сильном холоде, ее надо было не остужать снегом или льдом[300], а, наоборот, вытапливать из снега.

7 декабря скверная погода продолжалась, свирепствовал ураган и ветер NO, который принес сильнейший холод; мы не знали, что предпринять, чтобы защититься от него. Когда мы совещались, что делать, один из нас предложил использовать каменный уголь, который мы перенесли с корабля в дом, и развести им огонь, так как этот уголь дает сильный и продолжительный жар. Поэтому вечером мы развели при помощи упомянутого каменного угля прекрасный огонь, давший много тепла, но не убереглись при этом от большой беды. Поскольку тепло заметно прибавило нам сил, мы стали совещаться, как бы подольше удержать его. Мы решили закрыть дверь и дымоход, чтобы не выпускать это чудесное тепло; после этого мы пошли спать, каждый на свою койку, радуясь, что согрелись. Мы долго разговаривали между собой, но в конце концов у нас началось сильное головокружение, у одних сильнее, у других слабее. Первым мы заметили головокружение у того из нас, который был болен и потому хуже его переносил, а за тем и все почувствовали недомогание, что сильно испугало нас. Те, кто был посильнее, встали с коек и прежде всего открыли дымоход, а потом дверь, но тот, кто отворял дверь, потерял при этом сознание и с громким стоном упал на снег. Я, чья койка была ближе всего к двери, услышал стон и пошел посмотреть. Увидев его лежащим в обмороке, я сейчас же принес уксус и натер ему лицо, от чего он пришел в себя. При открытой двери нас освежил и оживил тот же самый холод, который раньше был для нас ярым врагом, но теперь спас нас, так как иначе мы все без сомнения погибли бы, не возвращаясь в сознание. Затем, когда мы пришли в себя, шкипер дал каждому немного вина для укрепления сердца.

8 декабря была та же скверная погода, ветер оставался таким же сильным и холодным, но мы все-таки боялись жечь уголь, как накануне, потому что несчастье научило нас, что избегая одной беды, легко можно попасть в другую, еще худшую.

9 декабря погода была хорошая и ясная, на небе сияло множество звезд. Поэтому мы опять совершенно расчистили от снега дверь. Мы также насторожили ловушки для ловли песцов.

10 декабря погода была ясная и звездная, ветер NW. Мы поймали двух песцов, которые пришлись очень кстати, так как продовольственные запасы заметно убывали, а холод все возрастал, так что и песцовые шкуры очень пригодились.

11 декабря лень был также ясный, с безоблачным небом, но неимоверно холодный, так что не испытавший этого с трудом мог бы поверить. Даже сапоги на наших ногах стали от мороза твердые, как рог, и изнутри были все в белом инее, так что мы не могли больше носить сапог, а сделали себе широкие и просторные башмаки, внешняя часть которых была из овчины, так что мы могли надевать по три или четыре пары носков, чтобы ноги не мерзли.

12 декабря погода была светлая и ясная, с безоблачным небом и ветром с NW, но настолько холодная, что потолок, стены и наши койки покрылись льдом почти в палец толщиной. Даже одежда на нас самих побелела от инея. Хотя некоторые предлагали опять жечь уголь, чтобы согреться, но не закрывать дымоход, мы все же не отважились на это, наученные горьким опытом, сильно нас напугавшим.

13 декабря погода была опять ясная, ветер O. Мы поймали песца и потратили много труда на то, чтобы снова наставить ловушки, так как едва мы чуть подольше оставались вне дома, как от холода на лице и на ушах делались пузыри.

14 декабря погода была хорошая к радостная, ветер NO, на небе множество звезд. Мы измерили высоту правого плеча созвездия Ориона[301], когда оно было на SSW и немного западнее (он находился тогда в самой высокой точке, по нашему компасу). Высота звезды над горизонтом составляла 20°18'; ее склонение было 6°18', северное. Если это склонение отнять от найденной высоты, остается 14°; вычитая это число из 90°, получаем северную широту 76°[302].

15 декабря погода была опять ясная, ветер с O. В этот день мы поймали двух песцов и видели восход луны на OSO, когда возраст ее составлял 26 дней, и она находилась в знаке Скорпиона.

16 декабря небо оставалось ясным, ветер NO. В это время у нас в доме не осталось больше дров, так как все были сожжены. Но около дома лежала куча дров, занесенная снегом. Нам пришлось отрывать их с большими трудностями и муками при помощи лопат, чтобы перенести в дом. Мы делали это по очереди, работая парами, и очень поспешно, так как вне дома нельзя было оставаться подолгу из-за невыносимого холода, хотя на головах у нас были песцовые шкуры и мы носили двойной слой одежды.

17 декабря ветер был по-прежнему NO и небо оставалось ясным, но мороз был такой сильный, что мы обсуждали друг с другом, что если выставить за дверь огромную бочку из-под иопенского пива[303], наполненную водой, то к утру она промерзла бы до дна.

18 декабря ветер был все еще NO, небо ясное. Мы всемером отправились на корабль посмотреть, как там обстоят дела, и, спустившись под палубу, рассчитывали поймать там песца; для этого мы заткнули все отверстия, но не видели ни одного. Когда же мы пришли в трюм и развели там огонь, чтобы осмотреть состояние корабля и определить, не прибыло ли воды, мы обнаружили там песца, которого принесли домой и съели. Мы заметили, что за те 18 дней, что мы не были на корабле, вода поднялась на дюйм, хотя это была не вода, а лед: как только вода попадала на воздух, она тотчас же замерзала; бочки с водой, привезенной из Голландии, тоже промерзли до дна.

19 декабря была хорошая ясная погода, ветер S, мы утешали друг друга тем, что солнце прошло уже половину своего пути, чтобы опять показаться нам, о чем мы очень мечтали, так как тяжело жить без солнца — самого прекрасного творения Божьего, наполняющего радостью весь мир.

20 декабря до полудня погода была ясная, и мы поймали песца. Но к вечеру поднялась жестокая буря с SW с такой сильной метелью, что дом со всех сторон занесло снегом.

21 декабря была ясная погода, ветер NO. Мы привели все в порядок, прокопали проход от двери и, выйдя наружу, наставили капканы для песцов, что было очень кстати, так как мы сразу же одного и поймали, он казался нам таким же вкусным, как дичь.

22 декабря опять была скверная погода, с сильной метелью и ветром SW. Дверь дома совсем занесло, так что пришлось снова откапываться; это надо было делать почти каждый день.

23 декабря продолжалась скверная погода, ветер SW, сильно мело, но мы утешали себя тем, что солнце неуклонно приближается к нам, так как, по нашим подсчетам, оно в тот день должно было быть в тропике Козерога[304], а это крайняя граница, у которой солнце проходит с южной стороны экватора, и оттуда оно опять возвращается на север. Этот тропик Козерога лежит на 23°28' к югу от экватора.

24 декабря, в Рождественский сочельник, погода была хорошая. Мы прорыли дорогу из дома и, посмотрев на море, увидели много открытой воды. Мы еще раньше слышали треск движущегося льда, и хотя не было дневного света, мы все же могли видеть достаточно далеко. К вечеру поднялся жестокий ветер NO и сильная метель, так что проход, который мы прокопали, снова занесло снегом.

25 декабря, в Рождество, погода была скверная, ветер дул с NW. Несмотря на ветер, мы слышали, как песцы бегают по крыше нашего дома. Кто-то из нас сказал, что это дурная примета, и другие спросили: почему это дурная примета? На что был дан ответ: потому что они не в горшке и не на вертеле, — вот тогда это была бы хорошая примета.

26 декабря продолжалась та же плохая погода, ветер NW. Мороз был такой невероятно сильный, что мы не могли согреться, хотя принимали все меры: разводил большой огонь, накрывались множеством одеял, клали себе к койки горячие камни и ядра[305] к ногам и к телу, но несмотря ни на что на следующий день утром все койки были белые от льда или инея, так что мы часто с грустью смотрели друг на друга, но все же мы утешали себя, как только могли, тем, что находимся уже на спуске с горы, т. е. что солнце опять возвращается к нам. И хотя мы сочли справедливой пословицу «солнце на лето, зима на мороз», надежда помогала нам выносить мучения.

27 декабря погода оставалась плохой при том же ветре NW, так что мы целых три дня не выходили из дому и боялись даже высунуть голову; внутри дома стояла такая стужа, что даже когда мы сидели у большого огня и чуть не обжигали себе голени, то спины у нас замерзали и покрывались инеем. Так выглядят крестьяне в Голландии, когда, проведя ночь в пути, они утром входят в городские ворота.

28 декабря была та же скверная погода и дул ветер W; к вечеру погода стала немного улучшаться, так что один из нас, сделав отверстие в двери, выбрался через него из дома посмотреть, как обстоят дела: но, пробыв снаружи совсем недолго, сообщил нам, что снегопад был такой сильный, что снег лежит выше нашего дома, и что если бы он оставался вне дома чуть дольше, то без сомнения отморозил бы уши.

29 декабря стояла тихая погода, небо было затянуто тучами, ветер S. Тот, чья очередь была копать снег в тот день, открыл дверь и под снегом проделал проход со ступеньками, по которому можно было выйти из дома как из подвала; ступенек было 7 или 8, каждая высотою в фут. Мы опять привели в порядок капканы для песцов, которых не ловили уже несколько дней. Один из наших, очищая ловушку от снега, нашел в ней мертвого песца, ставшего от мороза твердым, как камень. Мы принесли песца в дом, и когда он оттаял у огня, сняли с него шкуру; некоторые из нас съели его мясо.

30 декабря опять была очень скверная погода со штормовым ветром W и сильной метелью. Так что напрасным оказался весь труд, приложенный нами накануне, по устройству ступеней для выхода из дома и настраиванию ловушек, — все опять занесло снегом, даже более глубоким, чем раньше.

31 декабря продолжалась та же скверная погода с бурей с NW. Мы были полностью заперты в доме, как в тюрьме, и стужа держалась такая, что огонь едва грел: вытягивая ноги к огню, мы сжигали себе чулки раньше, чем ощущали тепло, так что нам беспрестанно приходилось ставить на них заплаты; можно сказать, если бы запах горелого не доходил до нас прежде, чем мы чувствовали, что у нас горят ноги, то мы бы их полностью сожгли, ничего не заметив.

ЯНВАРЬ 1597 г.

1 января. Дожив таким образом до конца года в холоде, опасностях и неудобствах, мы вступили в год 1597 от рождества Христова, начало которого ничем не отличалось от конца 1596 года. Погода оставалась по-прежнему скверной и холодной, свирепствовали сильные метели, так что первого января нам пришлось сидеть дома взаперти; ветер дул западный. С этого дня вино стали раздавать по маленькой мерке, раз в два дня. И так как мы опасались, что еще нескоро сдвинемся с этого места (что нас сильно тревожило), то некоторые из нас сберегали свою порцию вина как можно дольше, чтобы иметь какой-то запас, если наше приключение окажется еще очень долгим.

2 января западный ветер продолжал дуть так же сильно, со снежной бурей и большим морозом. Поэтому мы четыре или пять дней не смели даже высунуть голову, и из-за холода израсходовали все дрова, которые были в доме; тем не менее, мы боялись выйти из дома, потому что мороз был настолько жестокий, что находиться вне дома было невыносимо. Хорошенько поискав, мы обнаружили, что на стенах сеней нашего дома есть несколько лишних досок, без которых можно обойтись, и отломали их, а также раскололи на дрова чурбак, на котором до сих пор колотили вяленую рыбу, и благодаря этому как-то продержались.

3 января продолжалась та же суровая погода, с пургой и ветром NW, было так ужасно холодно, что мы по-прежнему не могли выйти из дома, хотя у нас было мало дров.

4 января погода было такая же, с сильнейшей метелью и холодом, ветер SW. Мы все еще оставались запертыми в доме. Чтобы знать, откуда дует ветер, мы высунули из дымохода половину пики с привязанным к ней куском ткани или флажком: но смотреть, в какую сторону его сносит, надо было сразу же, потому что едва ткань оказалась на воздухе, она тотчас стала твердой, как дерево, и не могла ни развеваться, ни поворачиваться. И мы сказали друг другу: как там должно быть холодно.

5 января буря немного притихла. Мы опять откопали дверь, так что можно было выйти, вынесли все нечистоты и грязь, которые накопились, пока мы были заперты, и все прибрали. Мы принесли дров и накололи их, и занимались этим весь день, стараясь заготовить как можно больше дров, так как боялись, что опять будем заперты в ломе. Так как у нас в сенях было три выхода с тремя дверьми, а дом был полностью погребен под снегом, то мы сняли среднюю дверь и вырыли в снегу рядом с ней снаружи дома большую пещеру или нору, вроде свода или погреба, чтобы там можно было справлять нужду и бросать туда прочие нечистоты. Проработав весь день, мы вспомнили, что сегодня сочельник праздника Трех Волхвов, и попросили шкипера позволить нам среди стольких бедствий немного повеселиться. Мы слили вместе все сбереженное нами вино из того, которое нам выдавалось раз в два дня, и очень взбодрились и устроили настоящий праздник. Мы взяли два фунта муки, изначально предназначавшейся для проклейки пороховых патронов для корабельных пушек, нажарили блинов на масле, и получили по белому бисквиту, который макали в вино. Мы так развеселились, что представили себе, будто находимся на родине, среди друзей, и еда наша была такой вкусной, словно мы ели дома прекрасный ужин. Мы тянули записочки, кому быть королем, и наш пушкарь стал королем Новой Земли, которая тянется в длину на двести миль[306] и расположена между двумя морями.

6 января погода была ясная, ветер NO. Мы вышли из дома и установили ловушки для песцов, которые служили нам дичью. Мы также сделали большой подкоп в снегу, которым были за валены наши дрова, а сверху снег не трогали, так что получилось что-то вроде погреба; так мы и брали отсюда дрова, когда было нужно.

7 января погода сильно испортилась; ветер дул с NW, мела метель, а холод был жесточайший. Мы очень испугались, что придется опять сидеть взаперти.

8 января небо было опять ясное, ветер дул с N. Мы вновь подготовили канканы, чтобы ловить нашу дичь, в которой очень нуждались. Мы стали уже замечать, что дни становятся все светлее и светлее, а это значило, что солнце возвращается к нам, и эта мысль доставляла нам немалую радость.

9 января опять была скверная погода, ветер дул с NW, но не так сильно, как в предыдущие дни, и мы могли пробыть некоторое время вне дома, чтобы расчистить капканы. Тем не менее, нас не пришлось уговаривать поскорее вернуться домой — холод сам сказал свое веское слово о том, что нельзя долго оставаться вне дома, потому что жары там не наблюдалось.

10 января погода была ясная, ветер дул с N. Семеро из нас, хорошенько вооружившись, отравились на корабль. Придя туда, мы нашли его в прежнем состоянии; мы заметили также много медвежьих следов, больших и малых, по которым было видно, что их здесь побывало не один и не два. Спустившись в нижнюю часть корабля, мы развели огонь, зажгли свечу и нашли, что вода в корабле прибыла почти на фут.

11 января был ясный день, ветер дул с NW. Мороз несколько спал, так что мы все свободнее стали выходить из дома. Мы сходили на гору, приблизительно за четверть мили, чтобы набрать камней: мы клали их у огня, а потом согревались ими в койках.

12 января продолжалась хорошая погода, ветер дул с W. К вечеру стало совсем ясно, и небосвод засиял яркими звездами. Тогда мы измерили высоту Глаза Вола[307], яркой и хорошо известной звезды. Она возвышалась над горизонтом на 29°54', ее склонение было 15°54' северное. Если отнять это от найденной высоты, остается 13°54'; вычитая это из 90°, получаем 76°. Таким образом, измерение положения этой звезды, как и нескольких других, дало тот же результат, что и наблюдение над солнцем, а именно, что мы находимся на широте 76°, скорее чуть выше, чем ниже[308].

13 января погода была ясная и тихая, ветер W, и мы смогли заметить, что дневной свет начал прибывать. Мы вышли из дома и стали метать шар[309], для чего использовали навершие флагштока, чего раньше не могли делать из-за темноты, так как не видно было, куда укатился шар.

14 января погода была тихая, но пасмурная, ветер дул с W. В этот день мы поймали двух песцов.

15 января погода была ясная, ветер с W. Мы вшестером отправились на корабль. Придя туда, мы нашли на снегу теплый бушлат[310], которым в прошлый раз заткнули отверстие палубы, чтобы поймать песцов; теперь он лежал на большом расстоянии от корабля, вытащенный и разорванный медведями, как мы поняли но следам.

16 января была ясная погода, ветер N. Мы вышли из дома и, чтобы набраться сил, гуляли, метали шар и бегали, а в полдень мы видели на небе красноватый отблеск (это был предвестник возвращающегося солнца).

17 января погода была ясная, ветер N. Мы замечали все больше и больше, что солнце приближается к нам, от него днем становилось чуть теплее; когда же в доме горел хороший огонь, то со стен и с потолка время от времени падали большие куски льда, и в наших койках таял иней и капал водой на пол. До сих пор такого не бывало, какой бы сильный огонь мы ни разводили. Однако ночью мороз оставался все таким же сильным.

18 января погода была хорошая и ясная, ветер дул с SO. Запас дров стал заметно убывать, и мы обсудили, что надо опять топить каменным углем, но не закрывать дымоход, чтобы не угореть. Так мы и поступили, и плохо себя не почувствовали; тем не менее мы решили, что правильнее будет приберечь уголь и более расчетливо жечь дрова, так как уголь может еще больше пригодиться в будущем, когда мы будем возвращаться домой в открытых лодках.

19 января была ясная погода, ветер с N. Запасы хлеба стали быстро сокращаться, так как не все бочки оказались полновесными. Поэтому пришлось убавить ежедневную порцию, так что большинство стали подъедать и собственные запасы, то, что прежде сберегли из своего пайка. Некоторые из наших в ясную погоду иногда отправлялись на корабль, где было еще полбочки хлеба, который мы рассчитывали сохранить как неприкосновенный запас, и тайком брали один-два сухаря.

20 января небо было закрыто облаками, погода стояла тихая, ветер дул с SW. Мы оставались дома и кололи дрова, кроме того разбили на доски несколько пустых бочек, а железные обручи бросили на крышу[311].

21 января погода была ясная, при ветре с W. Ловля песцов стала уменьшаться, что являлось предвестником того, что скоро вернутся медведи, в чем мы впоследствии убедились. Песцы приходили, пока не было медведей, и их стало намного меньше к тому времени, как появились медведи.

22 января погода была ясная, ветер дул с W. Мы снова вышли излома поиграть в шар и увидели, что дневного света становится больше, так что некоторые из нас сказали, что скоро появится солнце; но Виллем Баренц ответил, что оно появится не раньше, чем через две недели.

23 января стояла ясная и тихая погода, при ветре SW. Мы вчетвером отправились на корабль, ободряя друг друга и благодаря Бога, что самая суровая часть зимы уже прошла, и надеясь, что останемся в живых и вернемся на родину, где обо всем расскажем. Взойдя на корабль, мы обнаружили, что воды здесь прибыло; потом взяли по одному или но два сухаря и отправились домой.

24 января погода была ясная, ветер дул с W. И тогда я, вместе с Якобом Хеймскерком и еще третьим человеком, пошли к берегу моря, на южную сторону Новой Земли[312], где, сами того не ожидая, увидели — причем я самым первым — край солнца. Мы немедленно вернулись домой сообщить эту радостную весть Виллему Баренцу и остальным товарищам. Биллем Баренц, мудрый и опытный штурман, ни за что не хотел верить нашему сообщению, говоря, что солнце на этой широте может появиться только через 14 дней. Мы упорно утверждали, что видели солнце. По этому вопросу было заключено несколько пари[313].

25 и 26 января погода была туманная и темная, так что ничего не было видно. Поэтому те, кто бился с нами об заклад, считали, что выиграли спор; но 27 числа, когда погода улучшилась, мы все увидели над горизонтом полный диск солнца. Тут уже никто не мог сомневаться, что мы видели его и 24 числа.

По данному поводу впоследствии были высказаны различные мнения: что это, дескать, противоречит всем древним и новым писателям, а также самому ходу природы и шарообразности земли и неба. А некоторые говорят, что поскольку так долго не было дневного света, то мы, вероятно, просто слишком долго спали, хотя мы убеждены, что это не так. Но какой бы ни была причина, это дело рук Божьих, и пусть другие спорят сколько угодно. Но дабы никто не заподозрил, будто мы обходим вопрос молчанием, мы хотим обосновать, почему мы убеждены в правильности наших наблюдений и подсчетов.

Да будет вам известно, что когда мы увидели солнце впервые, оно было в 5°25' Водолея, а согласно нашему первому вычислению должно было появиться только в 16°27' Водолея, при широте 76°, где мы находились.

Нас чрезвычайно удивляло это противоречие[314], и мы спрашивали друг друга, не ошиблись ли мы в счете времени, что казалось нам невероятным, так как каждый день, не пропуская ни одного, мы делали записи обо всем, что происходило, и всегда пользовались нашими стенными часами, а когда они замерзали, то песочными, рассчитанными на двенадцать часов. Кроме того, мы искали разные другие способы правильно определить время. Обращая внимание на все, на что можно было обращать внимание, мы решили, что стоит почитать в «Эфемеридах» Иосифа Скалигера[315], напечатанных в Венеции, охватывающие 1589-1600 годы. Мы нашли в этой книге, что 24 января (когда у нас впервые появилось солнце) в Венеции в час ночи было соединение луны с Юпитером. Поэтому мы постарались внимательно проследить, когда это соединение произойдет у нас, около дома, в котором мы находились. Мы установили тщательнейшее наблюдение и увидели, что того же 24 января, когда в Венеции произошло вышеназванное соединение в 1 час ночи, у нас оно было утром, около того времени, когда солнце находилось на востоке. Постоянно наблюдая за двумя указанными планетами, мы видели, как они постепенно сближались, пока, наконец, не стали прямо одна над другой, обе в созвездии Вола, и это было утром в шесть часов. Когда Луна и Юпитер были над нашим домом в соединении, они, согласно компасу, находились на NtO, а юг компаса был на самом деле SSW[316]. Луне было уже восемь дней. Отсюда видно, что луна и солнце отстояли друг от друга на восемь румбов[317]. Было это около шести часов утра; от того места, где мы находились, до Венеции пять часов долготы, из чего можно вычислить, насколько восточнее Венеции мы находились: на пять часов, каждый час равен 15°, выходит, что мы были на 75°восточнее, чем Венеция[318]. Из всею этого можно сделать тот вывод, что мы в своем расчете не допустили ошибки и даже определили нашу истинную долготу на основании наблюдения над двумя вышеупомянутыми планетами. Ведь Венеция расположена на долготе 37°25'[319], а склонение[320] ее составляет 46°5'; отсюда следует, что место на Новой Земле, где мы находились, имело долготу 112°25', при 76°Северной широты. Вот правильные долгота и широта[321].

Разница долгот между самой крайней восточной оконечностью Новой Земли и мысом Табин[322] — крайней оконечностью Тартарии, откуда берег поворачивает к югу, составляет 60°[323], но не надо забывать, что градусы здесь не так велики, как на экваторе. Ведь у самого экватора градус равен 15 милям[324], но по мере удаления к северу или югу длина градуса уменьшается, так что чем ближе человек к северному или южному полюсу, тем градус становится короче. Таким образом: на 76°северной широты, где мы зимовали, градус равен всего лишь 3⅔ мили[325]. Отсюда легко рассчитать, что раз до мыса Табин оставалось всего 60°, то нам надо проплыть до этого мыса 220[326] миль, если, как принято считать, долгота этою мыса 172°. Обогнув его, мы, надо думать, попадем в пролив Аниан[327], откуда с легким сердцем можно плыть к югу, вдоль берега. Впрочем, сейчас важно, чтобы из вышесказанного стало ясно, на упомянутой широте 76°солнце исчезло 4 ноября и появилось вновь 24 января, а дальнейшими дискуссиями пусть занимаются те, кто специалист в этом деле. Для нас достаточно, что мы доказали, что не ошиблись в счете времени.

25 января небо покрылось тучами, и было темно, ветер дул с W, так что опять возникли сомнения в том, что мы накануне видели солнце; по этому поводу с нами заключили еще несколько пари, и мы все время выходили посмотреть, не покажется ли солнце. В этот день мы увидели медведя, приближавшегося к нашему дому с SW, — а ведь все то время, что не было солнца, медведи не показывались. Но мы подняли крик, и он не стал к нам приближаться, а ушел.

26 января погода была ясная, но над горизонтом висело темное облако, из-за которою мы не могли увидеть солнце. Поэтому наши товарищи считали, что и 24 числа мы плохо смотрели и на самом деле солнце не показывалось. Они смеялись над нами, но мы упорно твердили, что видели солнце, хотя и не полный диск. Вечером наш больной, который лежал в тяжелом состоянии уже очень долго, стал очень слаб и почувствовал себя совсем плохо. Мы все утешали его, как могли, говорили ему слова из Библии, и вскоре после полуночи он умер[328].

27 января погода была ясная при ветре с SW. Утром мы выкопали в снегу рядом сломом яму, но мороз был такой сильный, что мы не могли оставаться на улице подолгу и копали по очереди, каждый понемногу, потом быстро бежали к огню, а на его место шел другой, пока, наконец, не вырыли яму глубиной семь футов[329], и которой могли похоронить умершего. После этого мы устроили своего рода панихиду, с чтением Библии и пением псалмов, и все вместе отнесли тело к могиле и похоронили, а затем, вернувшись домой, стали обедать. Мы разговаривали о снеге, который шел каждый день, о том, что если дом опять занесет, го мы и любом случае сможем вылезти через дымоход. Тут наш шкипер решил залезть в дымоход, чтобы выбраться наружу, а один из нас выбежал из дому посмотреть, удастся ли капитану пролезть через дымоход. Поднявшись на снег, он увидел солнце и позвал нас всех на улицу. Мы тотчас поспешно вышли на улицу и все разом увидели полный диск солнца немного выше горизонта. Тут же отпали все сомнения насчет того, правда ли мы видели солнце 24 января. Мы все очень обрадовались и возблагодарили Бога за его милость, что он вернул нам это дивный сияющий свет.

28 января погода была ясная, ветер с W. Мы начали выходить из дома и упражняться в ходьбе, беге и бросании шара (теперь его было видно), чтобы размять тело, так как долго сидели без движения и ослабли, к тому же многие страдали цингой[330].

29 января была опять скверная погода с сильной метелью и ветром с NW, так что дом снова совсем завалило снегом.

30 января было пасмурно, ветер дул с O. Мы опять начали прокапывать выход на улицу, но продвинулись не дальше сеней, так как едва мы увидели, какая погода, у нас пропало всякое желание выходить.

31 января погода была тихая и ясная, ветер дул с O. Мы очистили сени от снега, бросая его на крышу дома, и вышли на улицу, где увидели сияющее солнце, что очень обрадовало нас. Между тем мы заметили, что прямо к дому идет медведь. Мы тихонько вернулись в дом и стали ждать, а когда он подошел к нам, выстрелили в него у самой двери, но он все же убежал.

ФЕВРАЛЬ 1597 г.

1 февраля в канун праздника Сретения[331], погода была чрезвычайно скверная, неистовствовала буря с метелью, так что дом опять со всех сторон занесло снегом, и мы были в нем заперты, ветер был NW.

2 февраля продолжалась та же скверная погода: нас приводило в отчаяние то, что солнце не прогнало ненастья, так как, надеясь на улучшение погоды, мы не запаслись таким же количеством дров, как прежде.

3 февраля небо расчистилось, при восточном ветре, но стоял сильный туман, из-за которого мы не видели солнца. Мы не очень-то радовались тому, что туманы по сравнению с зимой участились. Раскопав снег у дверей, мы внесли лежавшие у входа дрова, которые пришлось доставать из-под снега с большими трудом.

4 февраля погода снова была плохая, с очень сильной снежной вьюгой и ветром с SW. Нас опять засыпало снегом, но мы не стали тратить много сил на то, чтобы каждый раз откапывать двери, а когда нужда заставляла выходить наружу, то вылезали через дымоход и, сделав, что нужно, возвращались назад тем же путем.

5 февраля погода оставалась такой же скверной, при ветре с O и сильной метели. Дом занесло, и единственный выход из него был через дымоход: те, кто не мог через него вылезти, справляли свои дела, как могли, прямо в доме.

6 февраля продолжалась та же скверная погода с бурей и снежной вьюгой. Мы больше не утруждали себя раскапыванием снега у дверей, так как мы уже привыкли лазать через дымоход, что некоторые из нас считали совершенно легким делом.

7 февраля продолжалась скверная погода при ветре с SW и метели. Мы опять были вынуждены сидеть дома, что огорчало нас еще больше, чем раньше, когда не было солнца; теперь же, когда мы его увидели и ощутили даруемую им радость, было жалко, что мы по-прежнему были ее лишены.

8 февраля погода начала улучшаться, небо расчистилось, ветер дул с SW. Мы увидели, как солнце восходит на SSO и заходит на SSW, согласно компасу[332] в нашем доме, который мы сделали из свинца и установили по истинному меридиану; показания обычных компасов отличались от этого на два с лишним румба[333].

9 февраля погода была хорошая и ясная, ветер SW; тем не менее мы не могли видеть солнца, так как на юге, где оно должно было взойти, небо заволокло дымкой.

10 февраля была хорошая, ясная погода и такой штиль, что мы не могли определить на правлении ветра; мы понемногу начали ощущать тепло от солнца, но вечером подул ветер W.

11 февраля погода была хорошая, ясная, ветер S. Около полудня к дому подошел медведь, мы его поджидали, вооружившись мушкетами, но он не подошел достаточно близко, чтобы в него можно было выстрелить. Ночью мы опять слышали лай песцов, которых стали видеть редко с тех пор, как начали появляться медведи.

12 февраля погода была ясная и тихая; ветер SW. Мы опять очистили ловушки и капканы. Между тем к дому подошел огромный медведь, так что мы поспешили в дом и приготовились стрелять в него через дверь из ружей и мушкетов. Когда медведь подошел прямо к двери, мы выстрелили ему прямо в грудь, так что пуля прошла через все его тело и вышла у хвоста; эта свинцовая пуля была совсем плоская, точно медный грош, расплющенный молотком. Медведь, почувствовав ранение, сделал прыжок назад, отошел от дома на 20 или 30 шагов и упал. Тогда все быстро выбежали из дома и бросились к медведю: он был еще жив, так как поднял голову и повернул ее к нам, будто хотел посмотреть, кто в него стрелял. Мы же, зная его силу по прошлому опыту, на всякий случай еще раз выстрелили в него из двух мушкетов, и тогда он подох. Мы вспороли ему живот, выпотрошили и перетащили к дому, где сняли шкуру и собрали с нее почти сто фунтов жира, который растопили и заправили в светильники. Это было нам очень кстати, потому что мы могли теперь стать менее бережливыми и оставлять огонь в светильниках на всю ночь, тогда как раньше не позволяли себе этого из-за недостатка масла. Теперь каждый из нас держал свой собственный светильник у своей койки зажженным столько, сколько ему хотелось. Шкура была 9 футов в длину и 7 в ширину[334].

13 февраля погода была ясная, но дул сильный ветер W. Благодаря горящим светильникам в доме стало теперь так светло, что за чтением[335] и тому подобными занятиями мы могли проводить время гораздо приятнее, чем раньше, когда из-за темноты мы с трудом отличали ночь ото дня и светильники горели только часть времени.

14 февраля погода была ясная, при сильном ветре W; но после полудня стало тихо, и мы впятером отправились к кораблю посмотреть, как там обстоят дела. Воды в корабле прибыло, но не очень сильно.

15 февраля погода была скверная, бушевал шторм с SW, сопровождавшийся обильным снегопадом, весь дом снова оказался занесен. Ночью к туше медведя, лежавшей рядом с домом, подошли песцы. Мы испугались, что сюда придут все медведи, бродившие поблизости. Поэтому мы решили зарыть тушу поглубже в снег, как только можно будет выйти из дома.

16 февраля продолжалась скверная погода с метелью при том же ветре с SW. Это был день Масленицы[336], так что мы немного повеселились среди наших тягот и горестей: каждый внес свой вклад в виде сбереженной порции вина, чтобы выпить за то, что зима идет на убыль и приближается более веселое время.

17 февраля погода была тихая, но небо было пасмурное, ветер дул с S. Мы открыли дверь нашего дома, убрали снег и бросили медвежью тушу в яму, оставшуюся после дров; мы зарыли ее, чтобы не приманивать к себе медведей. Потом опять установили песцовые ловушки. В этот день пятеро из нас снова пошли на корабль посмотреть, как там дела, и нашли, что там все по-прежнему; в корабле было видно много медвежьих следов, как будто они в наше отсутствие стали хозяевами корабля.

18 февраля погода была скверная, ветер SW, со снежной вьюгой и страшным холодом. Ночью, когда горели наши светильники и некоторые из нас не спали допоздна, мы слышали на крыше топот каких-то животных, показавшийся более громким, чем он был на самом деле: это так громко скрипел снег, что мы подумали, будто это медведи. Когда же рассвело, мы нашли только следы песцов. Ночь, сама по себе темная и страшная, сделала страшное еще страшнее.

19 февраля погода была тихая и ясная, ветер SW. В этот день мы измерили высоту солнца, которую уже долгое время не могли определить, оттого что горизонт был закрыт облаками, а также оттого что солнце не поднималось высоко и не давало такой тени, какая нам требовалась для астролябии. Мы устроили собственный астрономический инструмент в форме полукруга, на одной половине прорисовали 90°, а посередине привесили к нему нитку с кусочком свинца, как у ватерпаса[337]. Этим прибором мы измерили высоту солнца, когда оно было в высшей точке, и обнаружили, что оно поднимается над горизонтом на 3°, а склонение его было 11°16'. Если сложить это с высотой солнца, получается 14°16', а отняв это число от 90°, получаем высоту полюса 75°44'. Но так как упомянутая высота в 3°была взята от самого нижнего края солнца, то к высоте полюса следует прибавить 16'[338]. В этом случае получается ровно 76°, как мы и определяли при всех предшествующих измерениях[339].

20 февраля погода была скверная, при ветре с SW и сильной метели, так что мы снова оказались заперты в доме, как часто бывало и раньше.

21 февраля погода стояла такая же скверная, с жестокой метелью и сильным ветром с NW. Это огорчало нас еще больше, чем прежде, так как у нас совсем не было дров, приходилось то там, то сям отламывать доски и собирать то, что лежало под ногами и на что мы раньше, когда у нас было достаточно дров, не обращали внимания. Мы провели тот день и ночь, как могли.

22 февраля погода была ясная и тихая, при ветре SW. Мы приготовили все к тому, чтобы привезти сани дров, нужда заставляла нас это сделать, как гласит пословица, «голод выгоняет волка из лесу». Итак, хорошо вооружившись, мы отправились в путь в количестве 11 человек. Придя на место, где мы рассчитывали найти дрова[340], мы ничем на смогли поживиться, так как плавник был очень глубоко засыпан снегом. Пришлось идти намного дальше, где мы с большим трудом кое-что раздобыли. Обратная дорога была настолько тяжелой, что мы были близки к отчаянию; из-за долгого холода и лишений мы настолько ослабли, что у нас почти не осталось сил, мы даже испугались, что у нас в будущем не хватит сил ходить за дровами, так что мы погибнем от холода. Но нынешняя острая нужда и надежда на лучшее прибавили сил, и потому мы делали больше, чем позволяли силы. Придя к дому, мы увидели в море много открытой воды, чего не было уже долгое время. Это также ободрило нас и внушило надежду на лучшее будущее.

23 февраля погода была тихая, но облачная, ветер SW. Мы поймали двух песцов, которые были нам очень кстати как дичь.

24 февраля погода была такая же, как и накануне, ветер SW. Наши ловушки для песцов были постоянно наготове, но тем не менее мы ничего не поймали.

25 февраля опять была скверная погода с вьюгой и ветром N; нас так занесло снегом, что не могли выйти.

26 февраля погода стояла пасмурная, ветер SW, но несильный. Мы открыли дверь и вышли наружу и упражнялись в ходьбе и беге, чтобы размять конечности, совершенно закоченевшие.

27 февраля погода стояла тихая, ветер S, но было очень холодно. Наш запас дров заметно уменьшался, что нас крайне беспокоило, так как мы помнили, как тяжело нам далась последняя поездка, а между тем надо было повторить ее, чтобы не погибнуть от холода.

28 февраля продолжалась тихая погода при ветре с SW. Мы вдесятером привезли в тот день сани дров, причем с не меньшим трудом, чем в прошлый раз, так как один из нас не мог с нами работать, оттого что у него была отморожена первая фаланга большого пальца на ноге.

МАРТ 1597 г.

1 марта погода была ясная и тихая, при ветре W, но холод оставался таким же сильным и резким. Дрова мы жгли очень бережливо, так как ходить за ними было слишком тяжко, и днем мы, насколько могли, согревались ходьбой и бегом, а тем, кто лежал в койках, давали горячие камин для согревания, и только ближе к ночи разводили хороший огонь.

2 марта погода была холодная и ясная, ветер W. В этот день мы измерили высоту солнца, когда оно было в высшей точке, и определили, что оно стояло в 6°48' над горизонтом, а склонение было 7°12': в сумме это дает 14°: если это число отнять от 90°, то получается широта 76°.

3 марта погода была ясная и тихая, ветер SW. Нашим больным стало полегче, и они могли сидеть у себя на койках и чем-то заниматься, чтобы скоротать время. От этого, им, впрочем, потом снова стало хуже, так как они поднялись раньше времени.

4 марта погода была тихая, ветер W. В этот день к дому опять подошел медведь, а мы, как и в прошлый раз, поджидали его с ружьями, выстрелили в него и ранили, но тем не менее он убежал. Потом мы впятером отправились на корабль и увидели, что медведи там основательно похозяйничали, проломили люк от камбуза, хотя он был завален глубоким снегом, (вероятно, надеялись там чем-нибудь поживиться), и утащили большой кусок люка с корабля на лед, где мы его потом и нашли.

5 марта погода была опять суровая, ветер SW. Под вечер немного распогодилось, так что мы прокопали проход в снегу, вышли из дома и увидели много открытой воды, гораздо больше, чем когда-либо раньше. Это обрадовало нас и вселило надежду, что мы рано или поздно выберемся отсюда.

6 марта была скверная погода с сильнейшим штормовым ветром с SW и мощной метелью. В этот день несколько человек вылезли наверх через дымоход и увидели в море и около земли много открытой воды, но корабль все еще оставался крепко скованным льдом.

7 марта продолжалась та же скверная погода с сильным ветром, так что мы были полностью заперты в доме. Тем, кто хотел выйти на улицу, приходилось вылезать через дымоход, к чему мы уже совершенно привыкли. Мы видели все больше и больше открытой воды в море и у берега и боялись, что при таких бурях и передвижках льда корабль окажется наплаву и его унесет, в то время как мы, сидя взаперти в доме, не сможем спасти его.

8 марта продолжалась плохая погода, при штормовом ветре SW и снежной вьюге.

На море в направлении NO вообще не было видно льда, так что мы предположили, что к северо-востоку от нас море свободно.

9 марта была плохая погода, но все же менее суровая, чем в последние два дня; ослабла и метель, так что мы могли видеть намного дальше, чем прежде. На NO от нас вода была открытая, но в направлении от нас к Тартарии, то есть к S, дело обстояло иначе: там, на Тартарском[341] море, иначе называемом Ледовитым морем, мы видели лед. Поэтому мы предположили, что оно не очень велико. Да и раньше в ясную погоду нам часто казалось, что мы видим землю, мы показывали друг другу на S и SSO от нашего дома, где словно бы смутно виднелась горная местность, как обычно выглядит земля, когда смотришь издали[342].

10 марта погода была ясная, ветер дул с N. Мы убрались в доме и, раскопав проход, вышли наружу. Мы увидели полностью открытое море, так что сказали друг другу: если бы корабль был свободен ото льда, мы могли бы начать наше плавание, но на открытых шкоуте и боке этого делать не следует из-за сильного холода, который все еще не прекращался. Под вечер мы вдевятером пошли с санями на корабль, чтобы привезти оттуда дрова, так как прежний запас уже сожгли, и увидели, что корабль по-прежнему крепко сидит во льду.

11 марта погода была холодная, но солнечная, ветер дул с NO. Мы измерили высоту солнца астролябией и обнаружили, что оно стоит над горизонтом под углом 10°19', склонение его было 3°41'; в сумме с высотой это дает, как и при предыдущем измерении, 14°. Если последнее число отнять от 90°, то широта по-прежнему получается 76°. Затем мы в составе двенадцати человек отправились с санями за дровами туда же, где их добывали обычно, по это стоило нам раз от разу все большего труда, потому что мы день ото дня слабели. Вернувшись домой с санями дров, мы чувствовали себя полностью измученными и попросили у шкипера, чтобы он выдал каждому его порцию вина, что и было сделано. Это нас подбодрило и подкрепило, и мы стали более способны к работе, которая была бы невыносима, если бы острая необходимость не придавала нам сил. Мы часто говорили друг другу: если бы дрова можно было купить за деньги, то мы бы охотно отдали за них все наше жалованье.

12 марта была скверная погода, ветер дул с NO; лед, который недавно отогнало ветром SW, теперь принесло обратно в огромном количестве, и стало так невероятно холодно, как не было за всю зиму.

13 марта погода оставалась такой же скверной, дул штормовой ветер с NO с сильнейшей метелью, лед мощно напирал с ужасающим треском, льдины сталкивались и налезали одна на другую, так что от грохота становилось страшно.

14 марта продолжалась та же скверная погода при порывистом ветре ONO; море опять полностью покрылось льдом, как зимой. Настал сильнейший холод, из-за чего нашим больным, которые при более мягкой погоде слишком рано взялись за работу, опять стало резко хуже.

15 марта стояла ясная погода, ветер дул с N. В этот день мы опять откопали двери, так что можно было выйти, но холод скорее усилился, чем ослабел, он стал даже резче, чем прежде.

16 марта, погода была ясная, но невероятно холодная, при том же ветре N. Для нас она была совершенно мучительна, потому что мы уже успели, можно считать, распрощаться с морозом, а тут он снова заявился к нам в гости.

17 марта продолжалась та же ясная, но невообразимо холодная погода, при ветре N. От этих упорных морозов мы пали духом, мы боялись подумать, что будет с нами дальше, так как холод был невыносим.

18 марта была немыслимо плохая и холодная погода с сильнейшей метелью, так что наш дом полностью замело и из него нельзя было выйти, ветер дул с NO.

19 марта оставалась та же скверная погода со жгучим морозом и ветром NO. Лед напирал все больше, льдины громоздились одна на другую все выше, при этом стоял такой треск и грохот, что мы слышали его даже из дома, но удовольствия от этого не получали.

20 марта погода была такая же скверная с тем же ядреным морозом и ветром с NO. У нас осталось совсем мало дров, и мы не знали, что делать: без дров нас ждала гибель, а силы были настолько истощены, что их едва ли хватит, чтобы привезти дров.

21 марта погода стала ясной и тихой, но холод не уменьшался, ветер был N. В этот день солнце вступило в знак Овна на линии экватора, и в полдень мы измерили его высоту над горизонтом и определили ее в 14°; так как солнце находилось на равном расстоянии от обоих тропиков[343], то оно не имело никакого склонения, ни к югу ни к северу. Вычтя высоту солнца из 90°, мы нашли, что мы находились на 76°северной широты.

В этот день мы соорудили из своих фетровых шляп башмаки: ходить в обычной обуви из-за сильного холода было невозможно, кожа наших сапог затвердевала, как рог. Мы привезли сани дров, с большим трудом и великими мучениями, на морозе, нещадно выматывавшем нас, словно март напоследок хотел показать себя. Но нас утешала мысль, что холод, даже самый жестокий, не будет длиться вечно, и рано или поздно сломает себе шею.

22 марта была ясная и тихая погода при ветре NO, однако оставалось так же холодно. Некоторые из нас снова предложили раз в день разжигать огонь из каменного угля, поскольку возить дрова было так тяжело и трудно.

23 марта погода была очень скверная и холод жесточайший, ветер дул с NO. Нам пришлось топить намного больше, чем накануне, так как холод был резче, чем когда-либо, на потолке и стенах внутри дома образовался толстый слой льда.

24 марта стояла такая же холодная и скверная погода, с сильнейшей метелью и ветром с N. Мы опять были полностью заперты в доме, и тут нам очень пригодился уголь, от которого мы и свое время отказались, поскольку неправильно им воспользовались.

25 марта стояла все та же скверная погода, ветер W, холод никак не смягчался, а оставался все таким же суровым; поэтому мы совершенно пали духом.

26 марта погода была ясная и тихая, при несильном ветре с W. Мы отрыли выход из дома и выбрались наружу, привезли тогда еще одни сани дров, так как из-за сильного холода сожгли все, что у нас было.

27 марта стояла та же ясная и тихая погода, ветер W, перемежавшийся со штилем. Лед опять начало относить, так что показалась открытая вода, но корабль оставался вмерзшим.

28 марта оставалась ясная погода, ветер SW. Лед уносило прочь с большой скоростью, и море открывалось все больше. В этот день мы вшестером пошли на корабль посмотреть, как там обстоят дела: мы нашли его в том же состоянии, но обнаружили, что медведи там похозяйничали весьма основательно.

29 марта погода была ясная, ветер дул с NNO. Лед опять начало приносить обратно. В этот день мы привезли еще одни сани дров, что становилось все труднее и труднее из-за нашей слабости.

30 марта была ясная погода, ветер дул с O, так что лед продолжал прибывать с огромной силой. После полудня приблизились два медведя, но прошли мимо дома к кораблю, а нас оставили в покое.

31 марта все еще была ясная погода, ветер с NO, так что льда прибывало все больше и больше, глыбы наползали одна на другую, образуя огромные горы.

АПРЕЛЬ 1597 г.

1 апреля дул сильный восточный ветер, погода оставалась ясная, но очень холодная, мы спасались тем, что топили углем, так как добывать дрова было слишком тяжело.

2 апреля погода была ясная, ветер NO чередовался со штилем. Мы измерили высоту солнца над горизонтом, которая была 18°40', а склонение солнца составляло 4°40'. Если отнять склонение от полученной высоты, то останется 14°, вычтя последнее число из 90°, получаем северную широту 76°.

3 апреля погода была ясная, ветер дул с NO, чередуясь с штилем. Мы сделали из дерева лапту[344], чтобы игрой в мяч размяться и поупражнять тело, для чего выдумывали всевозможные способы.

4 апреля также была ясная погода, ветер переменный. В этот день мы все вместе пошли на корабль, где вытравили канат, к которому крепился якорь, на тот случай, если корабль вдруг окажется наплаву.

5 апреля погода снова испортилась, дул сильный ветер с NO, опять нагнавший много льда. Льдины громоздились одна на другую, и корабль оказался зажат льдом еще больше, чем прежде.

6 апреля продолжалась скверная погода при сильном ветре NW. Ночью к дому подошел медведь, мы пытались выстрелить в него, но так как воздух был влажный и порох отсырел, то наши ружья дали осечку. Медведь, совершенно не боясь, спустился по ступенькам к самым дверям и попытался войти в дом, но наш шкипер закрыл перед ним дверь, но от спешки и неожиданности не мог задвинуть засов вверху двери. Видя, что дверь заперта, медведь повернулся и ушел. Часа через два тот же медведь вернулся к дому, обошел его кругом и влез на крышу, где поднял такой шум, что было страшно слышать. Затем он набросился на нашу трубу с такой силон, что казалось, будто он вот-вот свалит ее, а парусину, которой была обвязана груба, он растерзал в клочки с неистовством, от которого становилось страшно. Так как была ночь и мы ничего не видели, мы ничего не предпринимали. В конце концов он ушел прочь своей дорогой и оставил нас в покое.

7 апреля погода была скверная, ветер дул с SW. Мы приготовили свое оружие и мушкеты, думая, что медведь снова придет к дому, но он не вернулся. Тогда мы залезли на дом и увидели, что там учинил медведь и с какой силой сорвал парусину, которая была так хорошо закреплена на трубе.

8 апреля продолжалась плохая погода, ветер дул с SW. Лед опять унесло, и море открылось, так что у нас уже в который раз появилась надежда, что мы когда-нибудь выберемся из этого горестного места.

9 апреля погода была ясная, но к вечеру испортилась; ветер дул с SW, и море открывалось все больше и больше. Мы очень радовались и благодарили Бога, что он избавил нас от прежне то холода и невыносимо жестокой зимы; вместе с тем мы стали надеяться на скорый и благополучный отъезд.

10 апреля погода была скверная, штормовой ветер NO и сильнейшая метель. Лед, который недавно унесло прочь, пригнало обратно, и он покрыл все море.

11 апреля погода была ясная, но дул резкий ветер NO, от которого ледяные глыбы все более громоздились одна на другую, образуя высокие торосы.

12 апреля была ясная погода, хотя ветер NO дул с той же силой, как и в предыдущие два дня. Льдины наползали одна на другую точно горы, так что вдоль берега нагромождения льда были больше, чем зимой.

13 апреля при ветре N погода была ясная и тихая. Мы привезли сани дров, надев обувь, сделанную из наших шляп, что принесло нам большую пользу.

14 апреля была та же ясная погода, ветер W. Мы увидели вокруг корабля такие высокие ледяные горы, каких не видели никогда раньше, так что смотреть было страшно, и мы удивлялись, как он не разломался на куски.

15 числа погода была ясная и тихая, ветер N. В этот день мы всемером отправились на корабль посмотреть, в каком он положении, и нашли, что там все по-прежнему. На обратном пути встретили огромного медведя; мы приготовились дать ему отпор, но, заметив это, он ушел. Мы пошли на то место, откуда он появился, посмотреть, нет ли там какой берлоги, и увидели во льду большую яму, глубиной в рост человека, при входе узкую, а внутри очень широкую. Мы просунули туда твои пики, проверить, нет ли там еще медведя. Выяснив, что там никого нет, один из наших забрался в эту берлогу, но не слишком далеко, так как ему было страшно. Затем, проходя по берегу моря, мы увидели, что в конце марта и начале апреля льдины так высоко взгромоздились одна на другую, что было похоже на целые города с башнями и крепостными стенами.

16 апреля была скверная погода, ветер NW, так что лед опять начало относить.

17 апреля погода стала ясной, при ветре с SW. Мы всемером пошли на корабль и, дойдя до него, увидели в море открытую воду. Мы перебрались, как могли, через гигантские ледяные торосы к воде, которой не видели вблизи целых шесть или семь месяцев. Подойдя к воде, мы увидели там маленькую птичку, которая, увидев нас, нырнула. Мы сочли это признаком того, что в море теперь больше открытой воды, чем прежде, и уже приближается время, когда море освободится.

18 апреля погода была ясной, ветер с SW. Мы измерили высоту солнца и определили ее в 25°10', а склонение его было 11°12'. Если это отнять от полученной высоты, то остается 13°58', которые вычитаем из 90°и получаем северную широту 75°58'[345]. Затем мы в составе одиннадцати человек отправились за дровами и привезли домой полные сани. Ночью на наш дом опять забрался медведь, но мы, заметив его, все выскочили из дома со всевозможным оружием, и медведь, услышав шум, ушел прочь.

19 апреля была ясная погода при ветре с N. В этот день пятеро из нас приняли ванну и прогрелись, что нас сильно подбодрило и освежило.

20 апреля оставалась та же ясная погода, ветер дул с W. В этот день мы впятером отправились на место, где брали дрова, и отвезли туда на санях котел и другие принадлежности, чтобы выстирать рубашки, так как там дрова имелись в большом количестве, а их требовалось много, чтобы растопить лед, нагреть воду и затем высушить рубашки. Мы решили, что таким образом затратим меньше усилий, чем если повезем дрова домой, что давалось нам с большим трудом.

21 апреля все еще была ясная погода, ветер дул с O, такая же погода стояла и на следующий день, но к вечеру ветер сменился на N.

23 апреля погода была ясная, при чистом небе и сильном ветре с NO. На следующий день погода была такая же, при ветре с O.

25 апреля погода была ясная, ветер дул с O. В этот день к дому опять подошел медведь. Мы выстрелили в него, прямо в шкуру, но он убежал. Это увидел другой медведь, бывший неподалеку, но не подходивший близко, и тоже убежал.

26 и 27 апреля была ясная погода, но дул штормовой ветер с NO.

28 апреля погода была ясная и тихая при ветре N. Мы опять измерили высоту солнца, которая оказалась 28°8', а склонение было 14°8'; вычитая это из 90°, получаем 76°северной широты.

29 апреля была ясная погода, безветрие и легкий ветер SW. Мы играли в лапту и забивали мяч от дома до корабля и оттуда обратно до дома, чтобы размяться и натренировать руки и ноги.

30 апреля погода была ясная и тихая, небо чистое, ветер дул с SW. Ночью мы видели солнце над самым горизонтом, когда оно было в низшей точке на севере. С этого дня мы видели солнце и днем, и ночью[346].

МАЙ 1597 г.

Первый день мая был ясный, ветер дул с W. Мы сварили наше последнее мясо[347], которое очень долго берегли, и оно было в полном порядке, последний кусочек был не менее вкусным, чем первый: единственный его недостаток заключался в том, что он был последним.

2 мая погода была скверная, с сильным штормовым ветром SW. Море в основном уже освободилось ото льда, поэтому мы страстно желали выбраться отсюда, ведь мы прохозяйничали тут уже достаточно долго.

3 мая сохранялась скверная погода, при том же ветре с SW. Весь лед угнало прочь, и только вокруг корабля обстановка не изменилась. Поскольку хорошей пищи, такой как мясо, ячмень и прочее, которая придавала нам больше всего сил, у нас больше не было — а нам следовало быть сильными для выполнения работы, предстоящей при обратном пути, — то шкипер распределил между нами весь остаток шпика, засоленного в маленьком бочонке; таким образом, каждый из нас в течение трех недель получал ежедневно по две унции[348] шпика, пока и он не кончился.

4 мая погода была неплохая, ветер SW. R этот день мы впятером отправились на корабль, и нашли его окруженным льдом еще в большей мере, чем раньше; а именно, в середине марта он находился всего в 75 шагах от открытой воды, а теперь в 500 шагах, причем теперь вокруг него громоздились высоченные горы льда, так что нас охватил немалый страх при мысли о том, каким образом мы сможем протащить между ними или через них к воде наш шкоут и бок, когда мы, рано или поздно, захотим покинуть это место. Ночью к дому опять подошел медведь, но услышав производимый нами шум, быстро убежал. Это увидел один из наших, вскарабкавшийся наверх по дымоходу. Медведь улепетывал со всех ног, так что казалось, что они теперь начали бояться нас и подходили к дому уже не так бесстрашно, как раньше.

5 мая погода была хорошая и тихая, со снегом и ветром O. Вечером и ночью мы видели солнце, которое, даже находясь в своей низшей точке, стояло намного выше горизонта.

6 мая погода была ясная, дул сильный ветер SW, так что мы видели открытое море как на востоке, так и на западе. Это очень обрадовало нас, потому что мы страстно желали отправиться домой.

7 мая погода была скверная, шел густой снег и дул ветер с N. Мы опять были заперты в доме, так что наши люди пришли в уныние и стали говорить друг другу: такой погоде не будет конца, поэтому лучше всего, как только откроется море, немедленно убираться отсюда.

8 мая сохранялась скверная погода с сильным снегопадом, ветер дул с W. Некоторые из наших обсуждали между собой, как бы сказать шкиперу, что уже давно пора убираться отсюда. Никто, однако, не решался заговорить с ним об этом, так как он уже раньше заявил во всеуслышание, что хочет выждать до конца июня, т. е. до разгара лета, и посмотреть, не освободится ли к тому времени корабль.

9 мая погода была ясная, ветер умеренный NO. Желание поскорее уплыть отсюда разгоралось у членов команды все сильнее и сильнее, так что ини решили обратиться к Виллему Баренцу с просьбой убедить капитана в необходимости отъезда. Но Баренц отговорил их, произнеся убедительную речь, и успокоил их, причем все это не носило характера мятежа, так как у всех были только добрые намерения, и наши товарищи охотно согласились с его доводами.

10 мая была ясная погода, ветер NW. Ночью, когда солнце, согласно нашему обыкновенному компасу, было на NNO в самой низкой точке, мы измерили его высоту и определили ее в 3°45', склонение было 17°45'; если от этого отнять определенную высоту, остается 14°, которые мы вычитаем из 90°и получаем 76°северной широты.

11 мая погода была ясная, ветер дул с SW, так что в море вода полностью открылась. Наши люди опять убеждали Виллема Баренца обратиться к шкиперу с той же просьбой, и он пообещал это сделать при первой же возможности.

12 мая погода была скверная, дул штормовой ветер NW; в море становилось все больше и больше открытой воды, что вселило в нас добрую надежду.

13 мая погода была тихая, но шел густой снег, при ветре NW.

14 мая погода была ясная, ветер N. Мы привезли последние сани дров, и не снимали с ног сделанные из фетровых шляп башмаки, потому что они были очень удобны и полезны для нас. В этот день наши товарищи опять напомнили Виллему Баренцу, что он собирался посоветовать шкиперу поискать способ вернуться домой, и он обещал исполнить это на следующий день.

15 мая было ясно, ветер дул с W. Всем нам было приказано выйти из дома, чтобы на свежем воздухе упражняться в забивании мяча лаптой, беге, прыжках и тому подобном, с целью размять и укрепить тело. Между тем Виллем Баренц сообщил капитану о том, что команда считала правильным, и тот ответил, что он будет ждать не дольше, чем до конца этого месяца, а тогда, если все еще невозможно будет освободить корабль, то придется готовиться к отъезду на шкоуте и боке.

16 мая погода была очень ясная, ветер дул с W. Команда обрадовалась ответу капитана, но назначенный срок казался слишком поздним, так как потребуется много времени для приведение шкоута и бока в такое состояние, чтобы на них можно было совершить морской переход. Некоторые считали, что бок стоит распилить поперек и удлинить. Хотя сама по себе эта мысль была хорошая, но в то же время удлинение бока принесет нам слишком много осложнений: насколько лучше станут его мореходные качества, настолько же труднее нам будет перетащить его через лед, что нам предстояло сделать.

17 и 18 мая погода была ясная, ветер W. Мы считали дни до того времени, когда можно будет готовиться к отъезду.

19 мая погода была ясная и тихая, ветер дул с O. Четверо из нашей команды отправились на корабль и на морской берег посмотреть, каким путем в надлежащее время можно будет дотащить шлюпки до воды.

20 мая погода была скверная, ветер NO, так что опять стало нагонять много льда. После полудня мы сказали шкиперу, что пора уже начинать приготовления, если мы хотим когда-нибудь отсюда уплыть. Он ответил, что его жизнь ему так же дорога, как нам наша, и что мы можем начинать готовить для себя одежду и прочее, необходимое для путешествия, что нам следует починить свою одежду, чтобы потом не задержаться из-за этого; он сказал, что надо подождать до конца мая и тогда уже снарядить шкоут и бок и подготовить все остальное.

21 мая погода была ясная, ветер NO, так что лед продолжал прибывать. Тем не менее мы занялись кое-какими приготовлениями, подбирая для себя подходящую одежду, чтобы потом из-за этого не было задержки.

22 мая погода были ясная и тихая, при ветре с NW. Так как дров оставалось мало, мы сломали стену сеней и топили ею.

23 мая погода была ясная и тихая при ветре с O. Некоторые из нас опять пошли стирать рубашки на то место, где лежали дрова.

24 мая погода была также хорошая и ясная, при ветре SO, так что открытой воды было немного.

25 мая была хорошая ясная погода, ветер дул с O. В полдень мы измерили высоту солнца. Оно возвышалось над горизонтом на 34°46', склонение его было 20°46'; отняв склонение от высоты, получаем 14°, а вычтя это из 90°, получаем 76°северной широты.

26 мая погода была ясная, но дул мощный штормовой ветер NO, который опять нагнал чрезвычайно много льда.

27 мая погода все еще была скверная, при сильнейшем ветре с NO, который пригнал очень много льда. По настоянию команды шкипер согласился немедленно начать первые приготовления к отъезду.

28 мая утром была скверная погода при ветре NW, но после полудня она немного улучшилась. Мы всемером отправились на корабль и принесли оттуда все необходимое для оснащения шкоута и бока, а именно старый парус с фокмачты[349], чтобы сделать из него паруса для бока и шкоута, а также ванты, канаты и многое другое.

29 мая утром погода была довольно хорошая при ветре с W, и мы вдесятером отправились к шкоуту, чтобы подтащить его к лому для починки, но подойдя к нему, обнаружили, что он засыпан глубоким снегом. Мы с большим трудом откопали его. Когда мы затем вытащили его из-под снега и попытались волоком подтащить к дому, то не смогли этого сделать, так как были слишком слабы и истощены. Тут мы совсем пали духом, боясь, что нам придет конец от этой работы. Но шкипер призвал каждого из нас сделать чуть больше, чем мы могли; ведь от этого зависели наши спасение и жизнь, и если мы не сдвинем шкоут с места и не починим его, то мы останемся пожизненными гражданами Новой Земли и найдем здесь свою могилу. Желания работать у нас, впрочем, было достаточно, а вот сил не хватало; пока же пришлось прекратить работу и оставить шкоут на месте, что крайне огорчило нас и привело в большое расстройство, так как мы боялись, что не сможем сделать то, что надо.

Вернувшись после полудня домой совершенно расстроенные, мы воспряли духом после того, как перевернули бок, лежавший около дома вверх килем. Мы принялись чинить его и наращивать ему борта, чтобы улучшить его мореходные качества. Мы рассчитывали на то, что нам предстоит долгий и мучительный путь, в котором нас ждут самые неожиданные несчастья, так что для подготовки к этому морскому переходу надо использовать все средства, какие только можно придумать.

И вот, пока мы работали, к нам приблизился свирепый медведь; так что мы ушли в дом и там поджидали его с ружьями у всех трех дверей[350], а еще один из нас стоял, высунувшись из дымохода, с мушкетом. Медведь шел на нас смелее, чем все прочие, заявлявшиеся к нам до сих пор: он даже спустился но ступенькам к одной из дверей. Человек, стоявший у этой двери, не видел его, так как обернулся в этот момент к другой двери, но те, кто был в доме, заметили, что медведь совсем близко, в закричали в страшном испуге. Тогда человек обернулся, увидел медведя и в испуге тотчас выстрелил прямо в зверя, из-за чего тот ушел прочь. От этого зрелища кровь стыла в жилах: еще чуть-чуть и медведь бы набросился на нашего товарища, и если бы ружье дало осечку (как это иногда случается), то человек несомненно погиб бы, и медведь наверное вошел бы в дом. Раненый медведь отбежал от дома и упал; тогда мы все, с ружьями, мушкетами и пиками, пошли к нему, чтобы его прикончить. Вскрыв потом его желудок, мы нашли в нем куски тюленя, прямо со шкурой, которого медведь недавно разорвал и съел.

30 мая погода была неплохая, не очень холодная, но пасмурная, ветер дул с W. Все. кто умел плотничать, продолжали чинить бок, остальные трудились в доме над парусами и прочим, что потребуется для пути домой. Пока находившиеся вне дома трудились над боком, опять пришел медведь, так что они бросили работу и застрелили его. Затем мы оторвали доски от крыши дома, чтобы надставить борта. Мы работали изо всех сил и с большой охотой, потому что все давно желали взяться за дело, и делали даже больше, чем могли.

31 мая погода была ясная, но холоднее прежнего, ветер дул с SW и угонял лед. Мы продолжали сколачивать борта для бока, и когда дело наше ладилось особенно хорошо, снова появился медведь. Звери словно чуяли, что мы готовимся уехать, и хотели до того узнать, каковы мы на вкус: ведь уже третий день подряд они яростно нападали на нас. Бросив работу, мы пошли домой, а медведь за нами. Дождавшись его приближения с ружьями наперевес, мы убили его, выстрелив одновременно из трех стволов, один выстрел был сделан сверху из дымохода, а другие два из дверей, так что медведю досталось не меньше, чем собаке, позарившейся на колбасу.

Однако мертвый медведь принес нам больше вреда, чем живой: выпотрошив его, мы сварили его печень и съели. Она была очень вкусной, но нам всем от нее стало плохо, особенно троим, заболевшим так, что мы уже мысленно распрощались с ними, потому что у них со всего тела, от головы до пят, стала сходить кожа[351]. Но они все же выздоровели, за что мы благодарили Бога, так как если бы мы потеряли трех человек, то, может быть, не в силах были бы выбраться отсюда, так как по малочисленности были бы слишком слабы для того, чтобы волочить и поднимать наши шлюпки.

ИЮНЬ 1597 г.

Первого июня погода была хорошая и ясная. Большинство из нас, как уже сказано, болело после медвежьей печени, так что в тот день нельзя было заниматься починкой бока. Горшок с остатками печени все еще висел над огнем, и теперь шкипер унес его прочь из дома и выбросил содержимое, потому что этим соусом мы полакомились уже более чем достаточно. Затем четверо из нас, кто был покрепче, отправились на корабль посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь, что может пригодиться нам в предстоящем плавании. Они нашли бочонок морской щуки[352], и поделили находку между моряками, так что каждый получил по две рыбины, которые оказались очень вкусными.

2 нюня утром погода была ясная при ветре SW. Мы вшестером отправились к морю посмотреть, каким путем удобнее всего доставить к воде шкоут и бок, так как везде были такие высокие торосы, что перетащить лодки через них или между ними казалось невозможным. Мы все же решили, что лучше всего будет воспользоваться самым коротким путем прямо от корабля к открытой воде, хотя и здесь были сплошные горы льда, так что нам придется приложить огромные усилия и много труда, но поскольку этот путь был самым коротким, мы посчитали его лучшим.

3 июня был яркий солнечный день, при ветре W. Мы уже немного окрепли и поправились после болезни, так что снова могли усердно трудиться, так что привели наш бок в полный порядок, после шести дней работы.

К вечеру западный ветер заметно усилился и море полностью открылось, что вселило в нас мужество и надежду на скорое освобождение и на то, что мы наконец выберемся из этого горестного угла.

4 июня была ясная, солнечная и не очень холодная погода. Когда солнце было на SO, мы и количестве 11 человек отправились к шкоуту и перетащили его к кораблю. Теперь эта работа далась нам легче, чем в прошлый раз, когда нам пришлось прекратить попытки и уйти восвояси. Причина заключалась, по нашему мнению, в том, что снег теперь лежал плотнее, да и мы сами стали намного бодрее, оттого что видели открытую воду и верили, что скоро уедем отсюда. Трое остались у шкоута, чтобы починить и перестроить его. Поскольку первоначально это был шкоут для ловли селедки, у которых корма делается заостренная, они отпилили самый конец и сделали настоящую широкую корму, чтобы лучше было плыть но морю. Они также надстроили борта и вообще придали ему насколько возможно более удобную форму.

Остальные приготовляли все необходимое для плавания в доме, а также отвезли из дома на корабль двое саней с продовольствием и прочей утварью. Корабль находился на полпути между домом и открытой водой, так что потом, перед отплытием, нам будет ближе везти все это к воде. Любая работа казалась нам сейчас легкой, потому что мы надеялись скоро покинуть эту пустынную, дикую, суровую, горестную и холодную землю.

5 июня погода была скверная, с сильным градом и снегом; ветер дул с W и очищал море ото льда. Мы не могли ничего делать вне лома, а дома готовили к отплытию все, что было надо: паруса, весла, мачты, реи[353], руль, шварт[354] — все необходимое.

6 июня утром погода была хорошая, ветер дул с NO. Мы с плотниками отправились к кораблю для работы над шкоутом, а заодно отвезли к кораблю двое саней, нагруженных как продовольствием, так и купеческими товарами и всем прочим, что мы считали нужным взять с собой. Позднее подул очень сильный ветер SW со снегом, градом и дождем — последнего мы уже давно не видели. Плотникам пришлось прервать работу и вместе с нами пойти домой, но дома тоже невозможно было укрыться от дождя, так как доски от крыши мы взяли для починки бока и шкоута, и крышей служил только парус[355], пропускавший воду. Снег, покрывший дорогу, начал таять, так что мы сняли башмаки, сделанные из наших шляп[356], и надели прежние кожаные.

7 июня был сильный ветер с NO, из-за чего стало опять пригонять лед; но когда солнце было на SO, погода улучшилась, и плотники вновь отправились к кораблю для окончания работы над шкоутом, а мы запаковали самые лучшие и дорогие купеческие товары, которые хотели взять с собой, и завернули их в брезент, чтобы предохранить от морской воды, так как должны были везти их в открытом шкоуте.

8 июня была ясная погода, и мы отвезли на санях на корабль запакованные товары, а плотники трудились над шкоутом, чтобы вечером полностью закончить работу. В тот же день мы все вместе подтащили волоком к кораблю бок: для этого мы накинули на плечи лямки, как для перевозки саней, и руками тоже ухватились за борта, так что мы тащили бок и плечами, и руками, что было легче; но больше всего сил нам придавало веселое настроение и желание работать, так что мы делали больше, чем могли бы в другое время, так как с одной стороны бодрость духа, с другой стороны надежда увеличивали наши силы.

9 июня погода была хорошая, ветер переменный. В этот день мы выстирали наши рубашки и прочее полотняное белье, чтобы все было готово к отплытию. Плотники сколачивали мостки, чтобы положить их на дно шкоута и бока.

10 июня мы отвезли на корабль четверо саней с товарами; ветер переменный, вечером N. Дома мы занимались приготовлениями к отъезду. Оставшееся вино мы разлили по маленьким бочонкам, чтобы поделить его на обе шлюпки, а также для того, чтобы легко было переложить весь груз на лед, а потом обратно в шлюпку, если нас затрут льды (что наверняка с нами случится, это мы знали).

11 июня погода была скверная, дул сильнейший ветер с NNW, так что мы весь день не могли ничего делать и очень боялись, что шторм взломает лед у корабля и унесет его в море (что действительно могло бы случиться), и вот тогда наше несчастье будет по настоящему полным, так как все наше продовольствие и товары были на корабле; но Бог уберег нас от этого.

12 июня погода была неплохая. Мы все вместе отправились с топорами, кирками и другими орудиями прокладывать среди ледяных торосов дорогу, по которой нам предстояло волоком тащить лодки к воде. Мы работали во всю мочь, мы скалывали, откидывали, копали лопатой и разбрасывали лед и снег. И вот, в самый разгар работы, из моря вылез огромный тощий медведь и двинулся на нас. Мы решили, что он приплыл на льдине из Тартарии (потому что мы уже встречали в море медведей на расстоянии 20-30 миль от берега). Так как у нас не было мушкетов кроме того единственного, который взял с собой наш цирюльник, я поспешил на корабль, чтобы принести один-другой мушкет. Медведь увидел это и погнался за мной и, может быть, догнал бы меня, но мои товарищи, заметив происходящее, оставили работу и пустилась за ним. Заметив это, медведь повернулся и пошел на них, а меня оставил в покое. Когда медведь приблизился к людям, цирюльник выстрелил в него, медведь хотел убежать, но не смог из-за торосов, так что мы его догнали и пристрелили; мы выбили у него зубы, когда он был еще жив.

13 июня была хорошая погода. Шкипер в сопровождении плотников пошел на корабль, и они окончательно приготовили к отплытию и оснастили шкоут и бок, так что оставалось только спустить их на поду. Шкипер и бывшие с ним моряки увидели, что море открыто и с W дует благоприятный ветер, так что шкипер вернулся в дом и сообщил Виллему Баренцу (который уже давно был болен), что следует воспользоваться этим подходящим случаем для отплытия, и они решили вместе с командой, что шкоут и бок пора спустить на воду, чтобы с Божьей помощью отправиться в плавание и покинуть Новую Землю. Тогда Виллем Баренц, предварительно написавший записку, спрятал ее в мушкетный патрон и повесил в дымоходе[357]. В ней было описано, как мы прибыли из Голландии с целью плыть в Синское царство и что с нами происходило здесь, на этой земле; в ней рассказывалось и про все наши невзгоды — на тот случаи, если кто-нибудь после нас придет сюда, чтобы он знал, что с нами было и как мы поневоле построили этот дом и хозяйничали в нем десять месяцев. Поскольку нам предстояло отправиться в море на двух открытых лодках и предпринять рискованное плавание, полное опасностей и приключений, капитан тоже написал два письма (и все мы подписали их) о том, как мы долгое время жили на этой земле с большими горестями и страданиями, надеясь, что корабль освободится ото льда и мы на нем уплывем отсюда; и как этого не случилось, и как вместо этого корабль оставался крепко скованным льдом, а время уходило и продовольствия перестало хватать; как необходимость заставила нас для сохранения своей жизни покинуть корабль и начать плавание на лодках, положась на Божью волю. Одно письмо взяли с собой те, кто плыл в шкоуте, другое — те, кто плыл и боке, на случай если мы потеряем друг друга или будем разлучены штормом или непогодой, или одна из шлюпок утонет, то в другой, уцелевшей, останутся сведения о том, как мы уезжали. Проделав все это, мы стащили бок на воду и оставили на нем человека, потом сделали то же самое со шкоутом; затем подвезли 11 саней с вещами, как с продовольствием и вином, которые у нас оставались, так и с товарами купцов, причем очень старались прикрыть их как можно лучше. Здесь было 6 кип хорошего тонкого сукна, ящик полотна, две кипы бархата, два сундучка с деньгами, две бочки с вещами команды, такими как рубашки и прочим, 13 бочек с хлебом, одна бочка с сыром, один свиной бок, два бочонка растительного масла, шесть маленьких бочонков вина, два уксуса и разное имущество и одежда команды, а также много другого. Когда все было сложено в кучу, то с виду казалось, что это никак не поместится в лодки. Погрузив все в лодки, мы отправились домой и перевезли на санях к воде, где стояли лодки, Виллема Баренца, а затем Клааса Андрисона, которые оба были больны. Мы сели в шлюпки, разделившись и приняв в каждую по одному больному. Тогда шкипер велел поставить обе шлюпки рядом и дал нам подписать письмо, которое, как уже говорилось, он заранее составил и копия которого приводится ниже. После этого мы вверили себя Божьей милости и вышли в морс под парусом при ветре с WNW по сравнительно открытой воде.

14 июня утром, когда солнце было на востоке, мы, положась на милость Божью, отошли под парусами от прибрежного льда на наших боке и шкоуте, под западном ветром, и, взяв курс на ONO, прошли и тот день пять миль до Островного мыса[360], но наш первый день плавания получился не слишком удачным: мы снова застряли во льду, который был очень мощным и плотным, что немало расстроило нас и испугало. Оказавшись там, мы вчетвером сошли на землю, чтобы разведать обстановку, и поймали четырех птиц, которых сбили со скал камнями[361].

15 июня лед немного отступил, и мы пошли под парусами при южном ветре дальше: миновали Головной мыс и Флиссингенский мыс, где береговая линия дальше всего выдается в направлении NO, и затем идет на N до Мыса Желания, расположенного тринадцатью милями дальше[362], и там остались до 16 числа.

16 июня мы снова пошли под парусами и при южном ветре добрались до Оранских островов, отстоящих от мыса Желания на восемь миль[363]. Здесь мы высадились на берег с двумя бочонками и котлом, чтобы растопить снег и залить воду в бочонки, а также надеясь раздобыть птиц и яиц для больных. На берегу мы развели огонь из найденных дров и растопили снег, но птиц не обнаружили. Поэтому трое из наших отправились но льду на другой остров и поймали там трех птиц[364]. По дороге обратно шкипер (который был одним из этих троих) провалился под лед и подвергся большой опасности, так как там было сильное течение. Но с Божьей помощью его спасли, так что он пришел к нам и обсушился у огня, который мы развели. Тут же мы сварили птиц, которых потом отвезли больным в лодки, и наполнили водой наши бочонки, вмещавшие около 8 мингелов (16 пинт[365]) каждая, и с ними отправились обратно к нашим в море. Вернувшись к шкоуту, мы пошли дальше под парусом при ветре SO, при плохой погоде с моросящим дождем, так что полностью промокли, так как наши лодки были совершенно открытые и не имели никаких навесов. Мы плыли на W и WtS до самого Ледяного мыса[366]. Около Ледяного мыса, когда лодки подошли близко друг к другу, шкипер крикнул, обращаясь к Виллему Баренцу, как мол его здоровье. На это Виллем Баренц ответил: «Хорошо, я надеюсь еще встать на ноги, прежде чем мы подойдем к Вархейзену[367]» — и тут же обратился ко мне и сказал: «Херрит, когда мы будем около Ледяного мыса, приподними меня, я хочу еще раз посмотреть на этот мыс». От Оранских островов до Ледяного мыса мы прошли под парусом приблизительно пять миль[368], и когда ветер переменился на западный, мы закрепили лодки у больших льдин и немного поели. Погода становилась все хуже, моросило все сильнее, мы снова были окружены льдом, так что пришлось здесь остаться.

17 июня утром, когда мы кончили завтракать, лед снова стал двигаться на нас[369] с такой силой, что у нас волосы встали дыбом, такое это было страшное зрелище. Мы думали, что нам уже не спасти наши шкоут и бок, и полагали, что это уже и есть наше последнее плавание. Дрейфующий лед стремительно тащил нас вместе с собой, нас так крепко сдавливало льдинами, что казалось, будто шкоут и бок вот-вот разлетятся на сто частей; мы беспомощно смотрели друг на друга, не зная, что делать, и каждый миг видели перед собой смерть. Наконец, среди всеобщей растерянности и отчаяния, кто-то сказал, что если закрепить трос или канат на неподвижном береговом льду, то по этому канату можно будет подтянуть лодки и вырваться из дрейфующих льдин. План был, конечно, хороший, но сопряженный с такой опасностью, что мог стоить кому-то жизни. Если же ничего не делать, то было ясно как день, что всем нам придет конец. Никто не решался повесить колокольчик коту на шею, боясь быть съеденным[370], но бедственное положение заставляло это сделать, и жизнь многих весила больше, чем жизнь одного. В этой крайней опасности, когда жалеть об утонувшем теленке уже не было смысла, я как самый легкий из всех взялся снести канат на припай. Перебираясь с одной дрейфующей льдины на другую, я с Божьей помощью добрался до неподвижного льда[371] и прикрепил канат к высокому торосу. Тогда те, кто остался на лодках, подтянулись по канату к берегу, и таким образом один человек сумел совершить больше, чем до того могли все вместе. Причалив к припаю, мы поспешно перенесли на него больных, подстелив предварительно одеяла и другие вещи, на которых они могли лежать, а затем полностью разгрузили шкоут и бок и вы тащили их на лед. Так мы спаслись тогда от большой опасности и считали себя вырванными из пасти смерти, и это было правдой.

18 нюня мы починили наши лодки, сильно пострадавшие от напиравшего льда; в том числе пришлось законопатить все швы и кое-где укрепить их, наложив дополнительные дощечки, что мы сделали с Божьей помощью, так как Господь послал нам дрова и мы смогли растопить смолу и приготовить все, что требовалось. Затем несколько человек отправились на берег[372] поискать яиц, которых очень хотелось больным, но яиц не нашли, зато принесли четырех птиц, пойманных с риском для жизни между льдом и берегом, где лед у нас под ногами то и дело ломался, так что мы подверглись немалой опасности.

19 июня погода была неплохая; ветер NW, а с полудня W и WSW. Мы оставались окружены льдом и совсем не видели открытой воды и поэтому думали, что это наше последнее плавание и нам отсюда никогда не выбраться. Но мы все-таки утешали себя тем, что господь Вот нас уже столько раз спасал в самый неожиданный момент и что десница его не стала короче и что он сможет помочь нам, если ему будет угодно, и на это мы полагались и старались вселить друг в друга бодрость.

20 июня погода была неплохая, ветер W. Около того времени, когда солнце было на SO, Клаасу Андрису стало очень плохо, и было ясно, что он уже долго не протянет. Старший боцман пришел к нам в бок и рассказал, в каком положении находится Клаас Андрис, и что он проживет недолго. Тогда Виллем Баренц произнес: «Мне кажется, что и я протяну недолго». Мы не предполагали, что болезнь Виллема Баренца настолько опасна, потому что мы тогда сидели и беседовали, и он читал мою карту, которую я начертил за время нашего путешествия[373], и мы обменивались мнениями о ней. Наконец он отложил карту и обратился ко мне: «Херрит, дай мне попить». Когда я это сделал и он попил, ему стало так худо, что у него закатились глаза и он умер столь неожиданно быстро, что у нас даже не было времени позвать со шкоута шкипера. Виллем Баренц умер раньше, чем Клаас Андрис, который тоже вскоре за ним последовал. Смерть Виллема Баренца причинила нам немалое горе, ведь он был наш главный вожатый и единственный штурман, на которого мы полностью полагались[374]. Но против воли Божией мы ничего не могли но делать, так что пришлось смириться[375].

21 июня лед начало относить, и Бог послал нам очистившуюся ото льда воду при ветре SSW, а когда солнце было на NW, довольно сильно задуло с SO, и мы начали готовиться к отплытию.

22 июня утром, при довольно сильном ветре с SO, море в большой мере очистилось, но нам пришлось с большим трудом и тратя много сил перетаскивать лодки по льду. Сперва лодки с лежавшим в них грузом надо было перетащить через льдину на расстояние приблизительно в 50 шагов, спустить в воду, а затем втащить их на другую льдину и опять волочить по ней почти на 300 шагов. Только после этого мы добрались до открытой воды, где и смогли поставить паруса. Солнце в это время было приблизительно на ONO, ветер дул с S и SSO, но не сильный. Мы держали курс на W и WtS, пока солнце не оказалось на S. Затем мы опять были окружены льдом, через который не могли пробиться, и застряли. Однако немного спустя лед сам собой разошелся, словно открылся шлюз. Мы пошли дальше вдоль земли, но вскоре опять были затерты льдом; надеясь, что проход где-нибудь откроется, мы тем временем поели, потому что лед не расходился. Затем, напрягая все силы, мы стали расталкивать льдины, но старания наши были напрасны. Однако спустя некоторое время сам собой возник проход, и мы прошли через него и держали курс на WtS, вдоль побережья, при южном ветре.

23 июня мы продолжали плавание на WtS, пока солнце не перешло на SO, и добрались до мыса Утешения, отстоящего от Ледяного мыса на 25 миль[376]. Дальше мы не могли продвинуться, так как лед был слишком плотным и льдины наползали одна на другую, при том что погода стояла ясная. В этот день мы измерили высоту солнца с помощью астролябии, а также астрономического кольца, и определили ее в 37°, а склонение его было 23°30'; вычтя склонение из высоты, получаем 13°30'; а если это отнять от 90°, то широта получается 76°30'[377].

Хотя солнце светило ярко, ему не хватало сил, чтобы растопить снег, так что у нас была бы вода для питья. Потому мы взяли оловянные блюда и разные медные сосуды, какие у нас были, наполнили их снегом и выставили на солнце, и тогда солнце растопило снег. Мы также бра ли кусочки снега в рот, вместо питья, но это мало помогало, и нас мучила жажда.

24 нюня, когда солнце было на O, мы плавали на веслах туда-сюда среди льда и искали, где лучше всего можно выйти на открытую воду, но прохода нигде не видели. Когда солнце было на S, мы прошли через лед в море, за что всей душой возблагодарили Бога, который снова даровал нам выход из безнадежного положения. Дальше мы плыли под парусом под ветром с O и быстро подвигались вперед, так что думали уже обогнуть мыс Нассау, но опять наткнулись на лед, который обступил нас со всех сторон, так что пришлось встать у восточной стороны мыса Нассау, близко от берега; нам был хорошо виден сам мыс, находившийся, по нашим оценкам, примерно в трех милях от нас; ветер дул с S и SSW. Тогда шестеро из нас отправились на берег, нашли там дрова и приволокли их на борт, сколько могли унести; ни птиц, ни яиц они не обнаружили. На этих дровах мы, чтобы поесть горячего, сварили котел водянистой каши, которую назвали «матсаммора[378]». Ветер S, дул все сильнее и сильнее.

25 июня также дул сильнейший южный ветер, и поскольку припай, к которому мы прикрепились, был не слишком прочный, мы очень боялись, что он оторвется от берега и нас унесет в море. Действительно, вечером, когда солнце было на западе, от нашей льдины отломался большой кусок, и нам пришлось переменить стоянку и пришвартоваться к другой льдине.

26 июня все еще дул штормовой ветер S; он разбил в куски лед, у которого мы стояли, так что нас понесло в море, и мы не могли опять добраться до припая и поэтому подвергались тысяче опасностей и могли совсем погибнуть. Дрейфуя в море, мы изо всех сил налегали на весла, но были не в состоянии приблизиться к берегу. Так что пришлось поставить фок-сель[379], чтобы идти долее под парусом, но фок-мачта[380] сломалась в двух местах, и наше положение стало хуже некуда. Несмотря на сильный шторм мы вынуждены были поставить грот-сель[381], но ветер так сильно ударил в него, что если бы мы срочно не спустили его снова, то отправились бы прямо на дно, либо шкоут залило бы водой и затопило. Вода уже начала переливаться через борт, а мы были в море далеко от берега, и волны были такие, что даже не сказать, перед нашими глазами стояла только смерть, мы готовы были в любой момент утонуть. Но Господь Бог, уже столько раз спасавший нас от смерти, помог нам снова и неожиданно послал нам ветер NW, который все привел в порядок, и мы, хотя и с большой опасностью, могли достичь припая.

Спасшись от этой опасности и не зная, где остались наши товарищи, мы проплыли вдоль припая одну милю, но не нашли их, так что стали думать плохое, боясь, не утонули ли они; между тем налетел густой туман. Продолжая плыть вдоль берега и не находя товарищей, мы выстрелили из мушкета; они услышали и тоже сделали выстрел, но мы все равно не могли увидеть друг друга. Постепенно мы стали сближаться, да и туман немного рассеялся; так что когда и мы, и они выстрелили снова, мы увидели дым от их выстрела и наконец-то подошли к ним поближе, и тогда увидели, что их зажало между дрейфующим льдом и припаем. Оказавшись совсем рядом с ними, мы сошли на лед и направились к ним пешком и помогли им вынести на лед все из бока, а затем протащили его по льду и с большим трудом и напряжением спустили его опять в открытую воду. Пока они были зажаты льдом, им удалось найти на берегу дрова. Когда же мы все соединились, то сварили из хлеба и воды теплую кашицу, чтобы положить в желудок что-нибудь горячее, и это было очень вкусно.

27 июня мы шли под парусом при умеренном восточном ветре и обогнули мыс Нассау. Когда мы были примерно в миле от его западной стороны, задул встречный ветер, так что пришлось убрать паруса и плыть на веслах. Пока мы так шли вдоль припая, мы увидели такое множество моржей, лежавших на льду, какого раньше никогда не видали, их здесь было несчетное количество, и тут же сидело огромное количество птиц. Мы выстрелили в птиц одновременно из двух мушкетов и убили сразу двенадцать штук, которых забрали в наши лодки. Пока мы шли дальше на веслах, налетел туман, и мы опять наткнулись на плавучий лед, так что пришлось вернуться к припаю и оставаться там, пока не рассеется туман. Ветер оставался встречным, он дул с WNW.

28 июня, когда солнце было на востоке, мы выгрузили все, что было в лодках, на лед, и потом затащили туда же и сами лодки, так как льдины сильно сдавливали нас со всех сторон, а ветер дул прямо с моря. Мы боялись, что будем совершенно зажаты и потом не сможем выбраться. На льду мы устроили из парусов палатку, под которой легли отдохнуть, поставив одного вахтенного. Когда солнце было приблизительно на севере, к нашим лодкам подошли три медведя. Увидев их, вахтенный сразу же закричал: «Три медведя, три медведя!» Мы выскочили из палатки с мушкетами, заряженными дробью для стрельбы по птицам, но поскольку у нас не было времени перезарядить их, мы выстрелили в медведей дробью, и хотя мы не могли нанести им вреда, они отошли от нас на большое расстояние и дали нам достаточно времени, чтобы перезарядить мушкеты, так что одного из трех медведей мы убили. Другие, увидев это, бросились бежать, но часа через два вернулись; однако, подойдя ближе и услышав производимый нами шум, они опять ушли. Ветер дул с W и WtN, так что лед с большой силой несло на восток.

29 июня, когда солнце было на SSW, те же два медведя вернулись на место, где лежал убитый медведь, и один из двоих взялся зубами за убитого, протащил его по неровному льду на большое расстояние и начал его пожирать. Увидев это, мы выстрелили в них из мушкета, но звери, услышав выстрел, убежали, оставив тушу. Мы вчетвером подошли к ней и обнаружили, что медведи за это короткое время съели почти половину. Мы оттащили остаток туши на высокий торос, чтобы наблюдать с нашего шкоута, вернутся ли медведи, и стрелять в них. Мы подивились огромной силе медведя, который с легкостью волок мертвого сородича, словно тот ничего не весит, тогда как нам четверым было очень тяжело тащить даже половину туши. Продолжал дуть западный ветер, который по-прежнему с силой гнал лед на восток.

30 июня утром, когда солнце было на OtW и ветер W по-прежнему гнал лед на восток, мы увидели на дрейфующей льдине двух медведей, которые намеревались подобраться к нам, и ходили по льдине туда-сюда, словно хотели прыгнуть в воду и доплыть до нас, но не сделали этого. Мы решили, что это те же медведи, которые побывали здесь накануне. Когда солнце было на SSO, еще один медведь направился было по припаю прямо к нам, но, приблизившись и заслышав шум, ушел прочь. Ветер дул с WSW, и лед начал немного отступать. Но так как стоял туман, а ветер был сильный, мы не решились отправиться в плавание, ожидая более благоприятных условий.

ИЮЛЬ 1597 г.

Первого июля погода была неплохая, ветер WNW. Утром, когда солнце стояло на востоке, со стороны дрейфующего льда появился медведь, он поплыл в нашу сторону по воде и вылез на припай рядом с местом, где мы расположились, но услышав поднятый нами шум, не стал подходить близко, а убежал.

Когда солнце было на SO, дрейфующий лед начал прибывать и надвигаться на нас с такой силой, что припай, на котором мы находились с лодками и со всем нашим разложенным грузом, раскололся на много частей, и льдины полезли одна на другую. Мы оказались в крайне тяжелом положении, так как большая часть груза упала в воду. Мы приложили все силы, чтобы протащить бок по льду ближе к земле, где, как мы думали, нам будет грозить меньшая опасность со стороны движущегося и напирающего льда. Когда мы вернулись на прежнее место, чтобы забрать вещи, мы оказались, пожалуй, в самом тяжелом положении за все время плавания, потому что подвергались огромной опасности, собирая груз: пока мы вытаскивали один тюк, под другим ломался лед и он падал в воду, да и под нашими ногами лед то и дело крошился, так что мы были на грани отчаяния и совсем пали духом, не видя никакою выхода, ведь эта работа и эти усилия превосходили все прежние. Когда мы тащили бок, то лед проломился у нас под ногами, и шкоут вместе с остальным имуществом поволокло дрейфующими льдинами. Пока мы пытались спасти имущество, лед еще больше раскололся под нашими ногами, и шкоут сильно повредило движущимися льдами, особенно в той части, которую мы чинили, пострадали мачта[382], мачт-банка[383], да и вообще весь шкоут. Между тем в шкоуте лежал больной и находилась шкатулка с деньгами: и больного, и шкатулку мы вытащили с большим риском для жизни, потому что лед, на котором мы стояли, уже уходил под другие льдины, и мы чуть было не переломали себе ноги и руки, так что мы считали, что совсем уже лишились шкоута, и с сожалением смотрели друг на друга, не зная, как нам быть, ведь от этого зависела наша жизнь. Но Господь Бог сделал так, что лед начал раздвигаться. Тогда мы как можно скорее устремились к шкоуту и, как он был, вытащили его подальше на припай и поставили рядом с боком, где он оказался в большей безопасности.

Эта тяжелая и горестная работа продолжалась беспрерывно с того времени, как солнце было на SO, до того, когда оно перешло на WSW. За это время мы не отдыхали ни минуты, так что совершенно обессилили и пали духом, и произошедшее невероятно потрясло нас, это было намного страшнее, чем то, что случилось после смерти Виллема Баренца, так как мы сами чуть не утонули, и к тому же у нас в этот день ушли под воду две бочки хлеба, ящик льняного полотна, бочка с обмундированием, в которой хранилась вся лучшая одежда моряков, астрономическое кольцо[384], кипа алого сукна, бочонок масла, несколько кругов сыра и бочонок вина, у которого лед выбил дно, так что в нем ничего не осталось.

2 июля, когда солнце было близ O, к нам опять подошел медведь, но, заслышав поднятый нами шум, ушел прочь. Когда же солнце было приблизительно на WSW, погода начала проясняться. Поэтому мы немедленно стали чинить шкоут с помощью досок от настила дна. Пока мы вшестером занимались починкой шкоута, шестеро других пошли на берег поискать дров и принести камней, чтобы положить их на льду друг на друга, развести на них огонь и растопить смолу, необходимую для починки шкоута. Они собирались также поискать дерево[385], из которого можно будет сделать мачту для шкоута. Они нашли такое дерево, а также камни, и принесли все это к месту починки шкоута. Вернувшись к нам, они сообщили, что нашли несколько стволов, обработанных топором, и принесли с собой клинья для распорки колод, из чего следовало, что тут побывали люди[386]. Мы изо всех сил спешили развести огонь, растопить смолу и сделать все, что нужно для починки шкоута, чтобы он был готов к тому времени, когда солнце будет на NtO. Мы сварили также птиц, подстреленных в тот день, и полакомились ими.

3 июля утром, когда солнце было близ O, двое из нашей команды пошли к воде и нашли там два наших весла, перо руля, а также кипу алого сукна, ящик с льняным полотном и шляпу из бочки с обмундированием, из чего мы заключили, что сама бочка разбилась. Наши товарищи, увидев все это, взяли столько, сколь могли нести, вернулись к нам и сообщили, что там еще много имущества. Тогда шкипер и пятеро из наших отправились туда и перенесли все на припай, чтобы при отплытии взять с собой, но ящик и кипу сукна из-за их тяжести (они были полны воды) принести не удалось, их поставили на попа, чтобы дать воде стечь и взять потом, когда будем уезжать, как это потом и было сделано. Когда солнце было на SW, к нам опять приблизился большой медведь, но стоявший на вахте его не заметил, так что зверь напал бы на его, если бы один из моряков не увидел медведя из шкоута и не закричал вахтенному «Берегись!» Услышав этот крик, вахтенный побежал прочь; тем временем в медведя выстрелили, и он повернул восвояси. Ветер дул с ONO.

4 июля погода была настолько хорошая и ясная, какой у нас ни разу не было за все время нашей жизни на Новой Земле. Мы выстирали в чистой воде, растопленной из снега, бархат, про мокший в соленой воде, затем высушили его и опять свернули в кипу. Ветер дул с W и WSW.

5 июля днем была хорошая ясная погода; ветер WSW. В этот день умер Ян Франц из Харлема[387], двоюродный брат Клааса Андриса, умершего в один день с Виллемом Баренцем. Он испустил дух, когда солнце было примерно на NNW и лед опять стал мощно напирать на нас. Шестеро из нас снова сходили на берег[388] и принесли еще дров, чтобы сварить еду.

6 июля было туманно, но к вечеру стало проясняться, ветер сменился на SO, что нас несколько ободрило, но мы все-таки еще остались сидеть на льду.

7 июля была хорошая погода, небольшой дождь, ветер WSW, а к вечеру WtN. Мы сходили к открытой воде и подстрелили 13 птиц, подобрали их с плавучей льдины и перенесли на припай.

8 июля моросил дождь и было туманно. Мы сварили подстреленных накануне птиц, и получился чудесный обед. Вечером поднялся ветер NO, который дал нам надежду уплыть с этого места.

9 июля утром лед пришел в движение, так что около берега появилась открытая вода; припай, на котором мы находились, тоже начало отрывать, и поэтому несколько членов команды вместе со шкипером отправились за ящиком и кипой сукна, оставленными на льду, чтобы отнести их в шкоут; а мы отволокли шкоут и бок к воде на расстояние 340 шагов, что далось нам очень нелегко, потому что работа была очень тяжела, а мы сильно ослабли. Около того времени, когда солнце было на SSO, мы поставили паруса при восточном ветре. Но когда солнце было на W, нам пришлось снова подойти к берегу и припаю, потому что лед там еще не разошелся. Но ветер дул южный, т. е. от берега, и мы твердо надеялись, что лед унесет и мы сможем продолжать путь.

10 июля с того времени, как солнце было на ONO, и до того, как оно перешло на O, мы приложили все усилия и проделали огромную работу, чтобы пройти через лед, а затем налегли на весла, пока снова не оказались между двух больших ледяных полей, которые смыкались друг с другом, так что мы не могли между ними пройти; пришлось вытащить бок и шкоут на лед, выгрузив все, что в них находилось, а потом перетащить их до открытой воды у другого края, а также перенести туда груз, а расстояние было сто шагов. Эта работа далась нам крайне тяжело, но надо было двигаться дальше, и мы не позволяли себе думать об усталости. Когда мы снова были на воде, то стали грести изо всех сил и вскоре опять оказались между двумя большими ледяными полями, которые неуклонно сближались, но с Божьей помощью и благодаря нашей усиленной гребле мы проскочили раньше, чем они сомкнулись. Когда мы миновали этот лед, поднялся сильный западный ветер, прямо в лоб, так что мы стали грести изо всех сил к припайному льду у берега, куда мы едва смогли добраться. Подойдя к припаю, мы рассчитывали пройти на веслах вдоль его края к острову[389], который мы видели, но из-за сильного встречного ветра это оказалось невозможно. Поэтому нам опять пришлось вытащить на лед шкоут и бок с тем, что в них было, и ждать, какой выход нам пошлет Бог. Но мы начали падать духом из-за того, что всякий раз натыкались на лед, и боялись, что от длительной тяжелой работы, которую нам приходилось выполнять, мы лишимся сил и не выдержим.

11 июля утром мы оставались на льду, и около того времени, когда солнце было на NO, из воды вылез огромный жирный медведь и направился к нам, но мы ждали его с тремя направленными на него мушкетами. Когда он был примерно в 30 шагах от нас, все три выстрелили в него одновременно и убили наповал, так что он больше и не шелохнулся, а жир из пробитых пулями дыр в шкуре растекся по воде, точно масло. Пока туша медведя покачивалась на воде, мы на льдине подплыли к нему, набросили на шею веревку и вытащили на лед; затем выбили ему зубы и измерили его тушу, которая была 8 футов толщиной[390]. Ветер дул западный, погода стояла туманная. Когда солнце было приблизительно на юге, начало проясняться. Трое из нашей команды отправились на остров, находившийся перед нами, и придя туда, они увидели Крестовый остров[391], лежавший к западу от них, и, посовещавшись, решили сходить туда посмотреть, не побывали ли там минувшим летом какие-нибудь русские[392]; они пошли туда по припайному льду, лежавшему между двумя островами[393]. Добравшись туда, они не обнаружили никаких признаков того, чтобы кто-нибудь был там после нас. Они собрали там штук 70 яиц горных уток[394] и не знали, как их донести. Наконец один из них снял брюки и перевязал штанины снизу; двое из них понесли яйца, повесив брюки на пику, а третий нес мушкет. Так они и вернулись после 12-часового отсутствия, когда мы уже ломали голову, что с ними могло случиться. Они рассказали нам, что когда шли по льду между двумя островами, вода иногда доходила им до колена, а всего туда и обратно они проделали путь в шесть миль, так что мы удивлялись, как они решились на это, ведь мы все были такие слабые. Принесенные яйца доставили нам большое удовольствие, мы устроили себе пир, точно знатные господа, это было словно Рождество среди наших невзгод. Тогда же мы разделили на всех последнее вино, и нам досталось приблизительно по три мингеля.

12 июля утром, когда солнце было на востоке, начал дуть ветер с O и ONO; стоял туман. Вечером шестеро из нас пошли искать камешки[395] и нашли некоторое количество, но не очень хороших. На обратном пути каждый прихватил с собой дров[396], сколько мог унести.

13 июля была хорошая погода, и мы всемером пошли на материк[397] искать камешки и наш ли их некоторое количество; ветер был SO.

14 июля погода была еще хорошая; дул благоприятный южный ветер, так что лед начало относить от берега, и в нас воскресла надежда, что вода откроется. Но ветер опять переменился на W, и лед снова встал. Когда солнце было на SW, трое из нас отправились на ближайший остров, расположенный впереди, и подстрелили там горную утку[398] (пеганку). Они принесли ее к лодкам и отдали в общее пользование, так как у нас все было общее.

15 июля была туманная погода, утром дул ветер SO, но когда солнце было на западе, пошел дождь, а ветер перешел на W и WSW.

16 июля с материка к нам пришел медведь, мы подпустили его близко, так как он был белый, как снег, и мы вначале не видели, что это медведь, так он слипался со снегом, потом по его движению мы его заметили, и когда он оказался достаточно близко, выстрелили в него и ранили, после чего он сразу ушел. Ветер утром был W, а потом ONO, погода туманная.

17 июля, когда солнце было на SSO, пятеро из наших людей опять пошли на ближайший остров посмотреть, есть ли где-нибудь открытая вода, потому что нас уже начало угнетать то, что мы так долго остаемся на этом месте, а мы не видели никакого выхода, как выбраться отсюда. Примерно на полпути они нашли медведя, лежавшего за льдиной, того, которого мы рани ли накануне. Заслышав людей, он пустился бежать, но один из наших погнался за ним с багром и вонзил багор в ему шкуру. Медведь стал на задние лапы, и когда моряк снова ткнул в него багром, он сломал железную часть багра с такой силой, что человек сел на свой зад. Другие товарищи, увидев это, выстрелили в медведя, и тот побежал прочь; но человек со сломанным багром побежал за ним и время от времени тыкал им медведю в шкуру, медведь же каждый раз оборачивался и трижды прыгал на него. Между тем подошли еще двое наших и еще раз выстрелили в медведя, так что он сел задом на лед и не мог идти дальше, тогда они снова в него выстрелили, и он упал. Потом ему выбили зубы. Весь тот день дул ветер с NO и ONO.

18 июля, когда солнце было на востоке, трое из наших пошли на землю, на самое возвышенное место, чтобы посмотреть, не открылось ли море с какой-нибудь стороны. Они увидели много открытой воды, но так далеко от земли, что сердце у них сжалось, ведь это было так далеко от земли и от припая, что им казалось невозможным перетащить на такое огромное расстояние лодки и их содержимое, так как сил у нас оставалось чем дальше, тем меньше, а тягости и трудности только возрастали. Вернувшись к лодкам, они рассказали нам обо всем, и мы, черпая мужество из отчаяния, заставили себя спустить лодки и груз на воду, чтобы на веслах подойти к тому льду, через который надо было перебраться к открытому морю. Добравшись до льда, мы разгрузили лодки, вытащили на лед, по очереди проволокли их до воды, затем сделали то же самое с грузом, на расстояние примерно тысячи шагов. Это было для нас так горько и тяжко, что нам казалось, еще немного и мы не выдержим. Однако, преодолев уже столько трудностей, мы надеялись одолеть и эту, желая, чтобы она оказалась последней. Таким образом добрались мы с превеликим трудом до открытой воды около того времени, когда солнце было на SW. Затем мы шли под парусами, пока солнце не перешло на WtS, и опять наткнулись на лед, на который пришлось вытащить лодки. Отсюда был виден Крестовый остров, по нашим оценкам, приблизительно на расстоянии одной мили от нас. Ветер дул с O и ONO.

19 июля, когда мы, как сказано, сидели на льду, семеро из нас пошли утром (солнце было на O) на Крестовый остров, откуда увидели в западном направлении очень много открытой воды, чему весьма обрадовались и поспешили как можно скорее вернуться к лодкам, набрав тем не менее сотню яиц, которые они и принесли с собой. Вернувшись к лодкам, они рассказали, что видели открытую воду повсюду, насколько хватало глаз, так что они надеялись, что теперь нам придется тащить лодки по льду в последний раз и что больше такого делать не придется, и мы все стали подбадривать друг друга. Мы поспешно сварили яйца и разделили между собой, а потом немедленно, когда солнце было на SSW, взялись за работу, чтобы все приготовить и оттащить шкоут и бок к иоле. Их надо было волочить по льду на расстояние 270 шагов, но мы делали все с большим подъемом, надеясь, что это в последний раз. Спустив лодки на воду, мы с Божьей помощью и полагаясь на его волю пошли под парусами при ветре с O и ONO, попутном нам, и двигались так быстро, что к тому времени, когда солнце было на W, мы уже обогнули Крестовый остров, отстоящий от мыса Нассау на десять миль[399]. Сразу после этого лед пропал, мы полностью вышли из него, потом мы видели немного льда в море, но он не мешал нам. Мы шли курсом на WtS при постоянном ветре с O и ONO, так что по нашим оценкам в сутки мы делали приблизительно 18 миль[400], что наполняло нас радостью, и мы благодарили Бога, что он избавил и спас нас от стольких великих трудностей (в которых казалось, что мы погибнем), и полагались на его милость, что он и в дальнейшем будет нам помогать.

20 июля, так же прекрасно продвигаясь под парусом вперед, к тому времени, когда солнце было приблизительно на SO, мы прошли Черный мыс[401], отстоящий от Крестового острова на 12 миль[402], и взяли курс на WSW, а вечером, при солнце на W, мы увидели остров Адмиралтейства и прошли мимо этого острова около того времени, когда солнце было на N, а расстояние от Черного мыса до острова Адмиралтейства 8 миль[403]. Когда мы проходили этот остров, то увидели около 200 моржей, лежавших на льдине, и поплыли близко к ним, так что спугнули их, за что чуть не поплатились слишком дорого: так как эти огромные морские чудовища очень сильны, они стремительно подплыли к нам (как будто желая отомстить за то, что мы их потревожили) и со страшным шумом окружили лодки, словно собирались нас уничтожить, но мы все же ускользнули благодаря попутному ветру. Тем не менее с нашей стороны было неблагоразумно разбудить спящих собак.

21 июля около того времени, когда солнце было на ONO, мы миновали мыс Планция[404], отстоящий от острова Адмиралтейства на 8 миль[405] в направлении к WSW. Затем, продолжая плыть при попутном ветре, мы около того времени, когда солнце было на SW, прошли Лангенес[406], отстоящий от вышеупомянутого мыса Планция на 9 миль[407]; отсюда земля простирается преимущественно к SW. Дул благоприятный для нас ветер NO.

22 июля, продолжая успешное плавание под парусами, мы добрались до мыса Кант[408], где вышли на землю поискать птиц и яиц, но не нашли ничего и поплыли дальше. Затем, когда солнце было на S, мы увидели утес, усеянный птицами, подплыли к нему и, бросая камни, сбили 22 птицы и собрали 15 яиц, которые один из наших снял с утеса. Если бы мы захотели остаться здесь дольше, то могли бы добыть одну или две сотни птиц, но поскольку наш шкипер ждал нас в море, а также чтобы не упустить благоприятного ветра, мы сразу продолжали плавание вдоль земли. Около того времени, когда солнце было на SW, мы опять подошли к какому-то мысу, где добыли огромное количество птиц, штук 125, которых брали прямо руками с их гнезд, или бросали в них камни, так что птицы падали с высоты в воду. Должно быть, они никогда не видели людей и никто никогда не пытался их ловить, иначе они улетели бы от нас; они боялись только песцов и других диких животных, которые не могут забраться на высокие крутые утесы; поэтому птицы и устроили себе там гнезда и были спокойны, что никто туда не залезет. Да и мы подвергались немалой опасности сломать себе руки и ноги, особенно при спуске, потому что утес был таким крутым. У этих птиц было всего по одному яйцу у каждой, лежащему на голом утесе, без всякой соломы или другой подстилки; удивительно, как они на таком холоде могут высиживать яйца. Надо полагать, они потому-то и несут только одно яйцо, что тепло, которое они отдают при высиживании, намного сильнее, если сосредоточено на одном яйце, а не делится между несколькими яйцами одновременно. Мы нашли здесь также много яиц, но большей частью тухлых. Когда мы отплыли от этого мыса, поднялся сильный встречный ветер с NW и появилось много льда, который мы изо всех сил пытались обойти, но не могли. В конце концов, лавируя туда-сюда, мы попали в лед. Отсюда мы увидели в направлении к земле много открытой воды, к которой и направились. Шкипер, находившийся со своим шкоутом дальше от берега, увидел нас посреди льда и решил, что дела наши плохи, и поэтому держался вне льда, лавируя туда и сюда. Но, заметив наконец, что мы под парусом движемся через лед, предположил, что мы видим открытую воду, к которой и держим курс, как это и было на самом деле. Тогда он также повернул к нам и подошел к земле рядом с нами. Тут мы нашли удобную гавань[409], защищенную почти от всех ветров; шкипер пришел сюда через два часа после нас. Мы вместе высадились на берег, нашли сколько-то яиц и набрали дров для разведения костра, на котором сварили пойманных птиц. Ветер был NW, погода ненастная.

23 июля погода была мрачная и туманная; ветер N, так что нам пришлось остаться в этой гавани. Между тем некоторые из нас отправились на землю поискать птичьих яиц и, если повезет, камешков, но нашли немного; зато часть камешков были хорошие.

24 июля погода была хорошая и ясная, но ветер оставался N, так что мы решили не двигаться с места. В полдень мы измерили высоту солнца пашен астролябией и определили ее в 37°20', а склонение было 20°10'. Отнимая это от найденной высоты, имеем в остатке 17°10', а если вычесть их из 90°, то широта получается 73°10'[410]. Раз уж нам пришлось здесь оставаться, некоторые из наших часто ходили искать камешки, и находили их, причем такие хорошие, каких мы никогда раньше не находили.

25 июля погода была мрачная и туманная, ветер N. Нам пришлось оставаться на берегу, потому что слишком сильно дуло.

26 июля погода начала проясняться, чего у нас не было несколько дней; ветер оставался N. Когда солнце было приблизительно на S, мы отплыли отсюда под парусом. Но так как это был большой залив[411], нам пришлось плыть к морю почти четыре мили, прежде чем мы смогли обогнуть мыс залива[412], а ветер по большей части был встречный, поэтому была уже полночь, когда мы выбрались из залива, идя то под парусами, то на веслах. Миновав мыс, мы спустили паруса, налегли на весла и пошли вдоль побережья.

27 июля была хорошая тихая погода, так что мы целый день гребли среди расколовшегося льда вдоль земли[413]; ветер был NW. Вечером, при солнце на W, мы добрались до места, где было мощное течение. Поэтому мы предположили, что находимся около Костина Шара[414], так как видели большой залив или пролив и полагали, что он проходит до Татарского моря, а курс наш был в основном на SW. Около того времени, как солнце было на N, мы обогнули Крестовый мыс[415] и пошли на парусах между основной землей и каким-то островом[416], а затем взяли курс на SSO[417] при ветре NW, так что мы хорошо продвигались вперед. Шкипер с его шкоутом были далеко впереди нас, но, добравшись до мыса острова, он дождался нас. Придя туда, мы остановились на некоторое время у утеса, надеясь поймать каких-нибудь птиц, но не поймали ни одной. От мыса Кант, через Костин Шар и до Крестового мыса мы проделали под парусами путь 20 миль на SSO[418]. Ветер дул с NW.

28 июля была хорошая ясная погода при ветре NO. Мы шли пол парусами вдоль берега и, когда солнце было на SW, достигли залива св. Лаврентия[419] или мыса Шанц[420], пройдя 6 миль в направлении SSO. Добравшись до этого места, мы обнаружили за мысом две русские лодьи. Нас отчасти обрадовало, что наконец-то мы добрались до таких мест, где есть люди, но, с другой стороны, нас испугало, что их так много, потому что мы видели по крайней мере человек 30 и не знали, что это за люди, дикие или какие-то другие иностранцы. С большим трудом мы до брались до земли, а они, увидев нас, бросили работу и пошли в нашу сторону, но без оружия, и мы тоже сошли на землю — те из нас, кто был достаточно здоров, потому что многие очень страдали и совсем ослабли от цинги. Приближаясь друг к другу, и они, и мы выказывали обоюдно глубокое почтение, они по своему обычаю, мы по нашему. Но сойдясь поближе, мы посмотрели друг на друга с жалостью, потому что некоторые из них узнали нас, а мы их, это были те же люди, которые два года назад, когда мы проходили пролив Вайгач, поднимались к нам на корабль. Тут мы заметили, что они огорчены и расстроены нашим видом, ведь в тот раз у нас все было так хорошо, мы плыли на большом прекрасном корабле, богато оснащенном, который привел их в восхищение, а теперь мы были такие тощие и жалкие и плыли в открытых лодочках. Среди них было двое, которые дружески похлопали по плечу меня и шкипера, поскольку узнали нас по прошлой встрече (так как кроме меня и его в Вайгаче тогда не было никого), и спросили про наш crabble, как они называли наш корабль, что с ним случилось? Мы объяснили, насколько могли, (поскольку переводчика у нас не было), что наш корабль остался во льду. Тогда они спросили: «crabble pro pal?», и мы поняли это так: «Вы потеряли корабль?» И мы ответили: «crabble pro pal», то есть «да, мы потеряли корабль», но много разговаривать с ними мы не могли, так как не понимали друг друга. Правда, они показывали своими лицами, что сочувствуют нам и жалеют о том, что раньше вместе с нами плыло столько кораблей, а теперь мы находимся в столь жалком состоянии; они показали также, что тогда на нашем корабле пили вино, и спрашивали, какой теперь у нас напиток? Поэтому один из наших моряков пошел к шкоуту, набрал из бочонка воды и дал русским ее попробовать, но те покачали головой и сказали: «no dobbre», что значит «не хорошо». Тогда наш шкипер подошел к ним поближе и показал им открытии рот, чтобы объяснить, что нас мучает цинга, и спросить, не знают ли они от нее средства. Но они поняли, что мы голодны, и один из них пошел к своей ладье и принес круглый ржаной хлеб весом около 8 фунтов[421] и несколько копченых птиц. Мы приняли это с благодарностью и дали им в ответ полдюжины сухарей. Наш шкипер повел двух главных из них к своему шкоуту и налил им вина, которое у него оставалось, приблизительно один Мишель[422], вино уже почти кончилось. Пока мы там находились, мы чувствовали себя хорошими товарищами с русскими. Мы пошли на их стоянку и на их огне сварили тюрю из сухарей и воды, чтобы съесть горячего. Мы очень радовались присутствию русских, потому что в течение 13 месяцев, с тех пор, как расстались с Яном Корнелисом[423], мы ни разу не видели людей, а встречали только свирепых, диких и прожорливых медведей. Потому теперь нам и было хорошо и весело, что мы дожили до того времени, когда вернулись к людям, и мы говорили друг другу: теперь все будет благополучно, раз мы добрались до людей, и благодарили Бога, что он столь милостив и позволил нам дожить до этого часа.

29 июля погода была неплохая. Утром русские начали готовиться к отправлению, вырыли из гальки несколько бочек ворвани, которые у них там были спрятаны, и снесли их на свои корабли. Мы, не зная, куда они направляются, увидели, что они идут к Вайгачу; поэтому мы также поставили паруса и последовали за ними. Когда же они ушли вперед, а мы плыли за ними, держась берега, стало туманно и пасмурно, так что мы их потеряли из виду: подошли ли они к земле и укрылись в каком-нибудь заливе, или поплыли дальше, — мы не знали. Тем не менее мы продолжали идти под парусом на SSO при ветре NW, а затем пошли на SO между двумя островами[424], пока лед снова не окружил нас, так что не стало видно чистой воды. Мы полагали, что находимся около Вайгача, и что ветер с NW нагнал лед в этот залив. Оказавшись во льду и не видя впереди никакого прохода, мы с большим трудом поплыли обратно к двум вышеупомянутым островам. Добравшись до них около того времени, когда солнце было на NO, мы пристали к одному из островов, так как ветер становился чем дальше, тем сильнее.

30 июля, когда мы таким образом стояли у острова, а ветер с прежней силой дул с NW, пошел сильный дождь, и погода была бурная, так что мы промокали даже под парусами, растянутыми над лодками. Это было для нас необычно, потому что дождя у нас не было уже очень давно, и нам пришлось оставаться здесь весь день.

31 июля утром, около того времени, когда солнце было на NO, мы на веслах пошли к другому острову[425], на котором стояли два креста, и мы предполагали, что там могут быть какие-нибудь люди, занимающиеся промыслом, подобно тем русским несколько дней назад, но мы не нашли никого. Ветер продолжал дуть с NW, поэтому лед с прежней силой двигался к Вайгачу. Мы высадились на берег к нашему великому счастью, так как нашли там ложечную траву[426] (Cochlearia officinalis. — Прим. И. М.), которая была нам очень кстати, как будто ее послал нам Господь Бог, потому что многие из нас были больны, и большинство так сильно страдали от цинги, что едва двигались, а от этой травы им стало заметно лучше. Она помогла так явно и так быстро, что мы сами удивились и благодарили Бога, который уже сколько раз помогал нам в тяжелейшую минуту. Мы ели ее прямо руками, полными пригоршнями, так как слышали еще у себя дома об ее силе, а теперь выяснили, что ее целебная сила намного больше, чем мы думали.

АВГУСТ 1597 г.

1 августа был сильнейший ветер с NW, лед, который уже долгое время несло в пролив Вайгач, остановился, но поднялись такие огромные волны, что нам пришлось перевести наши лодки на другую сторону острова, чтобы остров защищал нас от этих валов. Стоя здесь, мы опять пошли на берег собирать ложечную траву, от которой мы чувствовали огромную пользу, наше здоровье поправлялось все больше и больше и притом так быстро, что мы сами удивлялись: некоторые сразу смогли есть сухари, чего еще только что не могли.

2 августа погода была пасмурная и туманная, дул все тот же сильный ветер NW. Наши запасы продуктов сильно уменьшались, у нас осталось только немного хлеба, а также вода, да еще совсем чуть-чуть сыра. Поэтому нам не терпелось отсюда уехать из-за голода, от которого наши слабые руки и ноги еще более лишались силы, тогда как нам приходилось выполнять тяжелую работу. Эти два обстоятельства противоречили одно другому, так как нам скорее нужен был полный желудок для восстановления сил, нежели воздержанность.

3 августа около того времени, когда солнце было на N, погода немного улучшилась, и мы приняли решение покинуть Новую Землю и плыть в Россию. С Божьей помощью мы вышли под парусами при ветре NW и шли на SSW, пока солнце не оказалось на O. Тогда мы опять наткнулись на лед, что очень испугало нас, так как мы уже перебирались через лед и простились с ним, и не ожидали, что он так скоро опять устроит нам засаду. Итак, мы очутились среди льда при безветрии, и поскольку от парусов было мало прока, мы их сняли и опять принялись грести, и гребли через лед с большим трудом и с горечью в душе. Около того времени, когда солнце было на SW, мы миновали лед и добрались до открытого моря, где льда вовсе не было видно. Всего под парусами и на веслах мы проделали путь в двадцать миль[427]. Идя далее под парусами, нам казалось, что мы уже видим русский берег; но около того времени, когда солнце было на NW, мы опять попали в лед, причем сильно похолодало, что нас крайне огорчило, и мы уже стали думать, что никогда не выберемся изо льда. Оттого что мы на нашем боке шли не очень быстро и не смогли обойти лед, нам пришлось войти прямо в него, так как мы видели, что за льдом опять открывается чистая вода. Но оказалось крайне трудно пробиться через край льда, так как льдины дрейфовали очень плотно друг к другу; но в конце концов мы нашли возможность прорваться. Когда мы вошли в лед, то нам стало немного легче и, приложив большие усилия, мы добрались до открытой воды. Наш шкипер, который находился в шкоуте, где паруса были лучше, обошел лед стороной и боялся за нас, что нас зажало льдом. Но по милости Божьей мы прошли через лед как раз к тому же времени, когда шкипер обогнул его, так что мы опять встретились.

4 августа, около того времени, когда солнце было на SO, а мы освободились изо льда, мы вмести шли под парусами при ветре с NW, преимущественно курсом на юг, и около полудня, когда солнце было приблизительно на S, увидели русский впереди берег, что очень нас обрадовало. Приблизившись, мы спустили паруса и на веслах пошли к земле и увидели, что она очень низменная: песчаный берег, который легко может залить водой[428]. Мы оставались там до тех пор, когда солнце перешло на SW, но видя, что ничего хорошего мы здесь не дождемся, при том что от мыса Новой Земли прошли досюда около 30 миль, мы пошли дальше под парусами вдоль русского берега и шли с неплохой скоростью. Когда солнце было на N, мы опять увидели небольшой русский корабль (йол)[429], к которому и направились, чтобы поговорить с этими людьми. Когда мы приблизились, они все поднялись наверх своего йола, а когда мы закричали: «Candi Nas, Candi Nas[430]», желая этим спросить у них, не находимся ли мы у Канина Носа, они ответили: «Pitzora, Pitzora», подразумевая, что мы находимся около Печоры[431]. Когда мы плыли вдоль самого берега, где было очень мелко[432], и думали, что плывем на WtN, чтобы обогнуть мыс Канди Нас[433], наш компас, закрепленный на сундуке с железной окантовкой, обманул нас на два румба[434], и поэтому мы оказались намного южнее, чем думали, и намного восточнее, так как полагали, что находимся вблизи Канди Наса, а на самом деле были в трех днях пути под парусом от него, как узнали впоследствии. Обнаружив свое заблуждение, мы остановились и стали дожидаться дня.

5 августа, пока мы там стояли, один из наших товарищей пошел на берег и обнаружил, что там есть зелень и низкорослые деревья. Стоя на берегу, он крикнул нам, чтобы мы шли к нему с ружьями, так как можно было стрелять дичь, чему мы очень обрадовались, ведь наш запас еды почти закончился, у нас осталось только немного заплесневелого хлеба. От этого мы были в таком отчаянии, что некоторые предлагали бросить лодки и пойти вглубь земли, говоря, что иначе все мы умрем от голода. Нам уже несколько дней нечего было есть, и голод был точно острый меч, и мы не могли терпеть его дольше.

6 августа погода начала улучшаться, так что мы взяли себя в руки и поплыли дальше на веслах, ведь чтобы выйти из залива[435], надо было двигаться против ветра, дувшего с OSO. Пройдя на веслах три мили, мы не могли плыть дальше, так как и ветер был точно встречный, и мы были измучены и обессилены; кроме того оказалось, что берег простирался к NO гораздо дальше, чем мы думали. Поэтому мы с жалостью смотрели друг на друга, близкие к отчаянию. Мы не знали, сколько нам еще плыть, прежде чем мы достигнем избавления, и продовольствие у нас почти кончилось.

7 числа ветер задул с WNW, что позволило нам выбраться из залива. Мы шли на парусах на OtN, пока не вышли из залива в том месте и у того мыса материка[436], где уже были раньше. Тут мы опять остановились, так как ветер с NW дул нам в лоб. Наши люди совсем упали духом, так как было совершенно непонятно, как мы отсюда сможем выйти. Болезни, голод и беспросветность положения истощали наши плоть и кровь, если бы отчаяние могло помочь, нам было бы намного лучше.

8 августа погода не улучшилась, дул тот же сильный встречный ветер, и мы стояли довольно далеко друг от друга, так как каждый выбрал себе место поудобнее. На нашем боке уныние было особенно сильным, потому что некоторые уже потеряли голову от голода, они не могли больше так голодать и хотели умереть.

9 августа погода оставалась прежней, ветер дул точно навстречу, мы не двигались с места, так как плыть вперед не могли, и наше отчаяние росло с каждым часом. Наконец из шкоута, где был шкипер, высадилось два человека, увидев это, из нашего бока двое тоже сошли на землю. Они вместе прошли около одной мили вдоль берега и увидели бакен напротив устья реки. Они решили, что здесь проходит путь, которым пользуются русские между Канди Насом и русским материком. На обратном пути они нашли дохлого тюленя, который сильно вонял; они притащили к его к нашему боку и думали, что это хорошая дичь, которую можно съесть, так ужасно их мучил голод, по мы их отговорили, сказав, что от этой еды наверняка умрем. Лучше еще немного пострадать от голода, ведь Господь Бог, уже столько раз спасавший нас в неисповедимую минуту, все еще жив, и надо надеяться, что он и теперь не покинет нас, а поможет.

10 августа продолжался тот же ветер NW при туманной и мрачной погоде, так что нам приходилось по-прежнему стоять на том же месте. О том, каково было наше душенное состояние, гадать не приходилось, так как это было видно по нашим лицам.

11 августа утром погода была хорошая и тихая; около того времени, когда солнце было на NO, шкипер послал к нам человека сказать, чтобы мы готовились к отплытию, но мы уже были готовы и плыли на веслах к нему. Так как я очень ослаб и не мог больше грести, и наш бок шел на веслах намного тяжелее шкоута, то меня поместили в шкоут и посадили к рулю, а на мое место отправили другого, более сильного, чтобы двигаться наравне. Таким образом мы плыли на веслах до полудня. Затем подул попутный ветер с S, мы сложили весла и пошли на парусах с хорошей скоростью, однако вечером ветер настолько усилился, что пришлось убрать паруса и на веслах подойти к земле, где мы встали у самого берега и отправились на поиски пресной воды, но не нашли ее. Так как мы не могли двигаться дальше, то устроили из парусов палатки, чтобы спрятаться в них, и начался самый сильный дождь, какой только может быть; в полночь ударили страшные гром и молния, а дождь исшил еще сильнее. Все это окончательно лишило нас присутствия духа, так как мы не видели впереди спасения, и нас ждали только страдания и горести.

12 августа была ясная погода, и когда солнце было на O, мы увидели русскую лодью, идущую в нашу сторону на всех парусах, что нас немало обрадовало. Увидев ее с берега, на котором мы стояли с нашими лодками, мы убедили шкипера пойти навстречу лодье, поговорить с русскими и купить у них какого-нибудь продовольствия. Поэтому мы как можно скорее спустили лодки на воду и пошли на парусах к лодье. Доплыв до нее, шкипер поднялся на борт лодьи и спросил, далеко ли мы от Канди Наса[437], но мы не могли понять ответа, так как мы говорили на разных языках. Они показывали нам пять пальцев, но нам все равно было неясно, о чем они; впоследствии мы догадались, что они имели в виду пять крестов, которые стоят на мысу[438]. Они принесли наверх также свой компас[439] и стали показывать, что Канди Нас находится к NW от нас, что показывал и наш компас, и мы рассчитали это точно так же. Поскольку мы больше ничего не могли понять из их ответов, наш шкипер прошел дальше на их корабль, указал на стоявшую там бочку с рыбой и спросил знаками, не хотят ли они нам ее продать, и вынул при этом монету в 8 реалов[440]. Они поняли и дали нам сто две рыбы с несколькими хлебцами, которые они приготовили из муки, пока варили рыбу. Когда солнце стояло приблизительно на S, мы расстались с ними, радуясь, что добыли продовольствия, так как давно уже не ели ничего, кроме четырех унций[441] хлеба вдень, и запивали водой. Эти рыбы были поделены на всех поровну, причем самый низший и самый высший получили одинаково. Расставшись с русскими, мы пошли дальше нашим курсом на WtN при ветре с S и StO, и около того времени, когда солнце было на WSW, ударил опять сильный гром и полил дождь, но продолжалось это недолго, и вскоре погода опять стала хорошей. Продолжая путь под парусами, мы видели, как солнце садится на NtW[442] по нашему обычному компасу.

13 августа ветер опять был встречный, с WSW, а наш курс был WtN; поэтому нам опять пришлось пристать к земле. Пока мы гам стояли, двое из наших отправились на берег выяснить, какова там обстановка и что за мыс выдается впереди нас в море, не есть ли это Канди Нас, так как нам казалось, что мы уже неподалеку от него. Вернувшись, они рассказали, что обнаружили на суше дом, но без людей, и что скорее всего увиденный нами мыс и есть Канди Нас. Это вселило в нас мужество, мы сели в лодки и стали грести вдоль берега. Надежда прибавляла нам сил, и мы делали больше, чем сделали бы, если бы от этого не зависело спасение нашей жизни. Плывя так вдоль берега, мы увидели русский корабль, выброшенный на берег и разбитый, и прошли мимо него. Вскоре после этого мы заметили на берегу домик, несколько человек из нас отправились к нему, но людей там не было, а была только печь. Они вернулись к лодке и принесли с собой ложечной травы. Когда мы плыли дальше на веслах вдоль мыса, опять поднялся благоприятный ветер с O, так что мы подняли паруса и пошли дальше под парусами. После полудня, когда солнце было на SW, мы заметили, что за увиденным нами мысом береговая линия уходит на юг. Поэтому мы были уверены, что это Канди Нас[443], откуда мы можем перейти под парусом через вход в Белое море. Поэтому мы поставили лодки борт к борту и передали друг другу свечи и все, чем могли поделиться друг с другом и что могло пригодиться во время этого перехода. И так мы пошли прочь от берега, как мы думали, через вход в Белое море к России[444]. Так мы и шли под парусами при попутном ветре, но около полуночи налетела сильная буря с N, так что мы убавили паруса, убрав один или два рифа. Но наши товарищи, чей бок шел под пару сами устойчивее нашего шкоута, не зная, что мы сократили свои паруса, продолжали путь, так что мы потеряли друг друга, тем более, что уже стемнело.

14 августа утром погода была неплохая, при ветре SW мы держали курс на WNW. Начало проясняться, и мы какое-то время могли видеть наших товарищей на боке; мы прилагали все усилия, чтобы догнать их, но не смогли, так как все заволокло туманом, и мы сказали друг другу: «Пойдем дальше нашим курсом, мы непременно догоним их у северного берега Белого моря[445]». Мы шли на NW, при ветре с SWtW, но около того времени, когда солнце было на SW, мы не смогли идти дальше из-за встречного ветра, так что пришлось спустить паруса и взяться за весла. Так мы гребли, пока солнце не перешло на W; в это время задул благоприятный ветер с O, и мы опять поставили паруса, по все равно продолжали грести и двумя веслами. Когда солнце было на NNW, ветер с O и OSO усилился, поэтому мы убрали весла и пошли дальше на парусах, держа курс на WNW.

15 августа мы видели, как солнце встает на ONO, так что мы решили, что наш компас, по видимому, довольно сильно отклонился[446]. Когда солнце было приблизительно на O, настал штиль; нам пришлось убрать паруса и снова взяться за весла. Но штиль простоял недолго, и поднялся ветер с SO, так что мы опять поставили паруса и пошли на WtS. Идя с попутным ветром, мы около полудня увидели землю и подумали, что уже достигли западного берега Белого моря, много западнее мыса Канди Нас[447]. Но когда приблизились к берегу, то увидели шесть русских лодей, мы подошли к ним под парусами и спросили, далеко ли до Кильдина[448]. Хотя они нас не совсем поняли, но все же объяснили, что дотуда еще далеко, и что мы еще находимся с восточной стороны от Канди Наса. Они широко развели руки, желая показать, что нам надо сначала пройти через Белое море, что наши лодки слишком малы, и что слишком опасно плыть на таких маленьких лодках через это море, и что Канди Нас лежит от нас на NW. Между тем мы попросили у них хлеба; они нам дали один, и мы от голода съели его всухомятку, не переставая грести. Мы не верили им, что мы находимся все еще но восточную сторону Канди Наса, так как были убеждены, что уже прошли Белое море. Расставшись с русскими, мы пошли на веслах вдоль берега; ветер дул с N. Когда солнце было на NW, опять задул благоприятный для нас ветер с SO, так что дальше мы пошли вдоль берега под парусами, и увидели по правому борту большую русскую лодью на приколе, и решили, что она пришла из Белого моря.

16 августа утром, продолжая идти под парусами курсом на NW, мы обнаружили, что вошли в какой-то залив[449], и решили приблизиться к русской лодье, которую видели накануне по правому борту, и добрались до нее с большим трудом. Подойдя к русским, когда солнце было на SO, при сильном ветре, мы спросили, где Зембла Кольская[450] (или Кильдин), но они покачали головами, и объяснили, что это Зембла Канди Нас[451], однако мы им не поверили. Мы попросили у них какой-нибудь пищи, и они дали нам партию камбалы, за что шкипер заплатил им деньги. Мы отошли от них и поставили паруса, чтобы пойти через пролив, против которого они стояли, но они заметили, что мы идем неправильным курсом и что прилив уже кончается, и послали к нам в маленькой лодочке двух своих людей с большим хлебом, который они нам преподнесли и объяснили, что нам лучше вернуться на их корабль, так они хотели подробнее поговорить с нами и объяснить путь. Желая отблагодарить их, мы дали им серебряную монету и кусок полотна, но они оставались рядом с нами, а люди на большой ладье поднимали вверх соленую свинину и масло, приманивая нас, чтобы мы вернулись к ним, что мы и сделали. Когда мы подошли к ним вплотную, они объяснили, что мы находимся только еще у восточной стороны Канди Наса, но мы достали нашу карту и показали им, и по ней они разъяснили нам, что мы действительно находимся с восточной стороны от Белого моря и Канди Наса. Когда мы поняли это, нас охватил страх, что нам предстоит проделать такой длинный путь и пройти Белое море, но больше всего мы волновались о наших других товарищах, которые шли на боке; нас пугало также, что, проплыв двадцать две мили по морю, мы продвинулись так мало, и что нам еще предстоит пересечь устье Белого моря с таким малым запасом продовольствия. Поэтому шкипер купил у русских три мешка муки, два с половиной свиных бока, горшок русского сливочного масла и бочонок меда, в качестве продовольствия для нас и наших товарищей, когда мы с ними снова встретимся. Между тем прилив кончился, и мы, поставив паруса, пошли с отливным течение через тот же пролив, через который к нам пришла маленькая русская лодья, в море; при попутном ветре с SO мы держали курс на NNW и увидели вдали выдающийся мыс[452], который приняли было за Канди Нас, но двигаясь дальше, увидели, что за ним берег идет на NW. Под вечер, когда солнце было на NW, мы заметили, что двигаемся на веслах очень медленно и что течение почти прекратилось. Поэтому мы остановились и сварили горшок каши из муки и воды, которая показалась нам очень вкусной, потому что мы добавили в нее немного свинины и меда, так что нам почудилось, будто мы празднуем Рождество. Но мы очень беспокоились о своих товарищах, о которых не знали, где они находятся.

17 августа, стоя на якоре, мы на самой заре увидели русскую лодью, выплывающую под парусом из Белого моря. Увидев ее, мы пошли к ней на веслах, чтобы получить какие-нибудь сведения, и когда мы приблизились к русским, они тотчас дали нам хлеб, хотя мы не просили, и как могли, объяснили знаками, что разговаривали с другими нашими товарищами и что их было в лодке семь человек. Поскольку мы с трудом понимали и не могли поверить этому, они объяснили нам то же самое еще более понятно, подняв семь пальцев и указывая на нашу лодку, чем хотели дать понять, что это было такое же открытое суденышко, и что они продали нашим хлеба, мяса, рыбы и так далее. Так как мы все еще стояли вплотную к их лодье, мы увидели маленький компас, который тотчас узнали, это был компас нашего старшего боцмана, что они и подтвердили. Правильно все поняв, мы спросили их, как давно это было и где они видели наших товарищей. Они показали знаками, что это было накануне, и выказали нам большое расположение, за что мы их очень благодарили, и расстались с ними, радуясь известию о наших товарищах, и особенно тому, что у них теперь есть продовольствие. Об этом мы больше всего беспокоились, зная, как мал был их запас. Мы гребли изо всех сил, чтобы их догнать, так как боялись, что они получили от русских мало продовольствия, и хотели поделиться с ними нашим. После того как мы изо всех сил целый день гребли вдоль берега, около полуночи мы нашли ручеек с пресной водой. Мы вышли здесь на сушу, запаслись свежей водой и набрали ложечной травы. Однако, когда мы собрались плыть дальше, оказалось, что нам придется тут остаться, так как благоприятное для нас течение прекратилось. Мы пристально вглядывались вдаль, не виден ли там Канди Нас с пятью крестами, о которых нам говорили русские, но не высмотрели ничего.

18 августа утром, когда солнце было приблизительно на востоке, мы, чтобы выиграть время, подняли наш камень, служивший нам якорем, и пошли затем на веслах вдоль земли до того времени, как солнце перешло на S. Тогда мы увидели выдающийся мыс, а на нем смутно виднелось несколько крестов, которые мы увидели совершенно четко, подойдя ближе. Около того времени, когда солнце было на W, мы убедились, что за мысом берег уходит на W и SW; по этим признакам мы точно определили, что это мыс Канди Нас, лежащий у устья Белого моря, которое нам предстояло пересечь, и к которому мы так давно стремились. Этот мыс легко узнать по стоящим на нем пяти крестам[453], а также по тому, что очень ясно видно, что стороны его сходятся под острым углом: одна обращена к SO, а другая к SW. Когда мы собирались уже плыть отсюда к западной стороне Белого моря, к норвежскому берегу, то обнаружили, что из нашего единственного бочонка для пресной воды почти все вытекло. Так как нам предстояло пройти по морю сорок миль, прежде чем мы доберемся до пресной воды, то мы хотели сначала подойти на веслах к земле и запастись водой, однако прибой был такой сильный, что мы побоялись сделать это, а поскольку ветер дул с NO и был нам попутным, чем нельзя пренебрегать, мы и отправились в путь, полилась на милость Божию, и отошли от берега около того времени, когда солнце было на NW. Мы шли под парусами всю ночь и следующий день с хорошей скоростью, так что за все это время нам пришлось грести только на протяжении трех склянок, а в следующую ночь плавание также проходило успешно, и утром, когда солнце было на ONO, мы увидели землю с западной стороны Белого моря, которую заметили по шуму прибоя, прежде чем увидели глазами. И увидев потом, что это совсем другая земля, с множеством скал, не такая, как с восточной стороны Белого моря, которая была плоской, песчаной, и почти без гор, мы убедились, что находимся у западной стороны Белого моря, у берегов Лапландии, и благодарили Бога за то, что он помог нам перейти через Белое море всего часов за 30, а прошли мы около сорока миль[454], двигаясь курсом на W, при благоприятном ветре с NO.

20 августа, когда мы были близко от земли, ветер с NO прекратился, и сильно задуло с NW. Увидев, что, плывя вперед, мы все равно далеко не подвинемся, мы решили войти в залив между скалами. Приблизившись к берегу, мы увидели несколько крестов и изображенные на них створные знаки, по которым поняли, что тут удобный рейд для кораблей; сюда мы и зашли. Едва войдя, мы увидели стоявшую там большую русскую лодью, к которой и стали грести изо всех сил; а также увидели там несколько домов, в которых были люди. Подойдя к лодье, мы поставили наш шкоут на якорь и накрыли его парусом, так как пошел сильный дождь. Затем мы сошли на берег и отправились к стоявшим там домам, где нас встретили очень приветливо: нас отвели в комнаты с печками, высушили нашу мокрую одежду, сварили для нас рыбы и дружески предложили поесть ее. В этих маленьких домах жило 13 человек, и они каждое утро выходили на двух лодках ловить рыбу, двое из них стояли во главе остальных. Они жили очень скудно и ели только рыбу с рыбой. Вечером, когда мы собрались вернуться на наш шкоут, они предложили шкиперу и мне остаться у них в избушке. Шкипер поблагодарил их и вернулся на шкоут, а я провел ночь у них. Кроме упомянутых 13 человек там были еще два лапландца с тремя женщинами и ребенком, которые жили совсем бедно и питались остатками, получаемыми от русских, то кусочком рыбы, то несколькими рыбьими головами, — все, что русские выбрасывали, они подбирали с большой благодарностью, так что их бедность поразила нас, и хотя наше собственное положение тоже было достаточно жалкое, но было похоже, что они так жили постоянно. Нам пришлось остаться там, потому что ветер дул с NW и был нам встречным.

21 августа почти весь день шел дождь, но после полудня он стал слабее. Наш шкипер купил свежей рыбы; мы сварили ее и наелись досыта, чего уже давно не было. Мы приготовили также кашу из муки и воды, вместо хлеба, и пришли в самое веселое настроение. После полудня, когда дождь немного стих, мы пошли погулять вглубь суши, чтобы поискать ложечной травы, и увидели по дороге на горе двух человек. Мы сказали друг другу: «Наверное, в этих местах живут еще люди». Эти два человека пошли в нашу сторону, но мы не обратили на них внимания и вернулись к нашей лодке и к хижинам. А двое мужчин, стоявших на горе (они потом оказались нашими товарищами с другой лодки), увидев русскую лодью, спустились с горы, чтобы купить у русских еды; но поскольку они попали туда непредвиденно и не взяли с собой денег, то собирались снять пару брюк (так как они носили их по две или по три пары одну поверх другой) и обменять их на еду. Но когда они спустились с горы и подошли ближе, то заметили рядом с русским кораблем наш шкоут, а мы увидели, как они идут, и все узнали друг друга. И мы, и они очень обрадовались и принялись рассказывать друг другу о своих злоключениях, о том, как мы странствовали по морю в великой нужде и страдая от голода, в то время как они перенесли еще большие тяготы, чем мы, и все благодарили Бога за то, что он не оставил нас, а спас нам жизнь и снова свел нас вместе. Мы вместе поели и выпили по стаканчику, а в стаканчике был тот же прозрачный напиток, который течет в Рейне мимо Кёльна[455]. Мы договорились, что они на боке подойдут к нам, чтобы дальше плыть вместе.

22 августа наши товарищи приплыли к нам на боке около того времени, когда солнце было на OSO, чему мы все очень обрадовались, и мы уговорили русского повара испечь нам из мешка муки хлеба, за что обещали заплатить ему; он согласился. Между тем с моря вернулись рыбаки, и наш шкипер купил у них четыре большие трески, которые мы зажарили на огне и съели. Пока мы ели, к нам пришел главный из русских и, увидев, что у нас маловато хлеба, сходил за хлебом и отдал его нам. Хотя мы приглашали их поесть вместе с нами, они не поддавались уговорам, потому что у них был пост, а мы смазали нашу рыбу некоторым количеством растопленного масла или жира. Мы даже не могли убедить их выпить вместе с нами, оттого что немного жира попало на нашу кружку, настолько суеверно блюдут они свою религию и пост. Они также не захотели дать нам своих чарок для питья: боялись, что мы запачкаем их жиром. Ветер дул постоянно с NW.

23 августа повар пустил в дело нашу муку и испек из нее хлеба. Когда хлеб был готов, погода и ветер стали более благоприятными, так что мы стали готовиться к отъезду. Наш шкипер дал старшему из русских, когда они вернулись с моря, много денег на водку за все то, что они для нас сделали, а также заплатил и повару, и они очень благодарили нас. Старший из русских еще раньше попросил у шкипера дать ему немного пороху, что тот теперь и сделал; за это он также очень благодарил. Закончив приготовления к отплытию, мы перенесли мешок муки из шкоута к нашим товарищам в бок, чтобы у них было пропитание, если мы опять потеряем друг друга. Вечером, когда солнце было на W, мы поставили паруса и по высокой воде под ветром с NO пошли вдоль берега курсом на NW.

24 августа ветер дул с O, и когда солнце было на O, мы дошли до Семи островов[456], где ветре тили много рыбаков, которые на вопрос о Коле и Кильдине показали нам на запад, что совпадало с нашими представлениями. Они всячески выказывали нам свое расположение и бросили нам в шкоут треску, но поскольку мы быстро шли с попутным ветром, заплатить за нее мы не могли и только поблагодарили их, удивляясь их вежливости. Идя таким образом на всех парусах, мы к тому времени, когда солнце было на SW, миновали Семь островов и встретили у берега рыбаков, которые подошли к нам на веслах и спросили, где наш «crabble », т. е. корабль. Мы, используя все наше знание русского, ответили: «Crabble pro pal», т. е. что мы бросили наш корабль. Поняв это, они закричали: «Cool Brabanse crabble[457]», из чего мы поняли, что в Коле есть какие-то нидерландские корабли, но не придали этому большого значения, так как собирались идти на Вархейзен[458], боясь, что русские или их Великий князь на границе могут задержать нас.

25 августа, идя под парусами вдоль берега при ветре с SO, мы увидели Кильдин[459], когда солнце стояло на S, и взяли курс на NW. Мы прошли между Кильдином и материком, и когда солнце было на SSW, добрались до западной оконечности Кильдина. Тут мы стали внимательно всматриваться, нет ли на берегу домов или людей, и увидели лодьи, вытащенные на берег, около которых мы нашли удобное место для стоянки наших лодок. Чтобы узнать, есть ли здесь люди, наш шкипер сошел на сушу и направился вглубь острова, где обнаружил пять или шесть хижин — жилище лапландцев. Он спросил у них, Кильдин ли это, и те ответили, что это действительно Кильдин, и что в Коле находятся брабантские корабли, два из которых в этот день готовятся выйти в море. Мы, получив такой ответ, собирались все равно идти в Вардехуз, и отплыли отсюда, когда солнце было на WSW при ветре с SO. Но пока мы шли под парусами, этот ветер так усилился, что мы не рискнули оставаться ночью в море, поскольку волны вставали настолько высокие, что нам всякий раз казалось, будто следующая волна обязательно отправит наши лодки на дно. Поэтому мы прошли между двумя скалами к берегу. Миновав скалы, мы увидели маленькую хижину, в которой были три человека с большой собакой. Они приняли нас приветливо и спросили о нашем положении и о том, как мы сюда попали. Мы сообщили, что остались без нашего корабля и пришли сюда, чтобы найти корабль, на котором сможем добраться до Голландии. Они сообщили нам то же самое, что мы раньше слышали от других русских, а именно, что там находятся три корабля, из которых два готовятся выйти в море в тот же день. Тогда мы спросили их, не проводят ли они одного из нас пешком в Колу к кораблям, которые смогут доставить нас в Голландию, и обещали заплатить за это. Они извинились и сказали, что не могут уйти отсюда так далеко, но предложили перевести нас через гору, где мы найдем лапландцев, которые, вероятно, проводят нас дальше. Так все и произошло: шкипер вместе с одним из наших товарищей перешел с русскими через гору, где нашлись лапландцы, одного из которых удалось убедить, предложив в награду две монеты по 8 реалов, пойти с нашим товарищем дальше. Лапландец взял с собой ружье, наш товарищ багор, и они вдвоем отправились в тот же день, на ночь глядя. Ветер дул с O и ONO.

26 августа была ясная погода, ветер SO. Мы выволокли обе наши лодки на берег и достали из них груз, чтобы проветрить, сами же пошли к русским погреться и сварить ту пищу, которая у нас была. Мы опять стали питаться дважды в день, так как видели, что теперь с каждым днем будем встречать все больше и больше людей. Мы выпили русского напитка, который они называют quas[460], приготовленный из кусочков плесневелого хлеба, и он показался нам вкусным, ведь мы давно не пили ничего кроме воды. Некоторые из нас пошли вглубь материка, где нашли синие ягоды и ежевику[461], мы их собирали и ели, и они были нам очень кстати, потому что мы явственно чувствовали, что они лечат нас от цинги. Ветер по-прежнему дул с SO.

27 августа погода была очень плохая, сильно штормило при ветре N и NNW. Поскольку мы стояли на низком берегу, нам пришлось (тем более что шел сизигийный прилив[462]) подтащить шкоут и бок выше на сушу. Опасаясь высокой воды, мы поставили их намного дальше от моря и намного выше, чем первоначально, и пошли к русским, чтобы погреться у их огня и сварить себе нашу еду. Между тем шкипер послал одною из наших товарищей на берег к лодкам развести огонь в дровяной плите, чтобы, когда мы туда придем за ним следом, там уже горел огонь, а дымить бы уже перестало. И когда этот человек был там, а остальные вскоре должны были подойти, вода поднялась так высоко, что обе лодки снесло в море, и им грозила большая опасность, так как на шкоуте было только два человека, а на боке трое; с огромным трудом им удавалось отталкиваться от берега, чтобы лодки не разбились о него. Увидев это, мы страшно испугались, но не могли им помочь, и только благодарили Бога за то, что он дал нам доплыть до этого места, откуда мы сможем двигаться дальше, даже если лишимся лодок, — а казалось, что именно так и будет. В этот день и следующую ночь шел сильный дождь, от которого мы очень страдали, так как мы совершенно промокли и не могли от него ни защититься, ни спрягаться. Однако тем, кто находился в лодках, было тяжелее всех, потому что в такую погоду, под дождем, должны были оставаться у берега.

28 августа погода была неплохая, и мы снова вытащили лодки на берег, чтобы выгрузить из них оставшиеся там товары и избежать повторения той опасности, которой они подверглись накануне, так как всеете дул сильный ветер с N и NNW. Вытащив лодки, мы растянули над ними паруса, чтобы спрятаться под ними, потому что было по-прежнему туманно и дождливо. Нам не терпелось узнать новости от нашего товарища, ушедшего с лапландцем к Коле выяснить на счет кораблей, на которых мы могли бы вернуться в Голландию. Пока же, находясь тут, мы каждый день ходили собирать синие ягоды и ежевику[463], которые мы ели и которые приносили нам большую пользу.

29 августа погода была неплохая, мы терпеливо ждали хороших известий из Колы и каждый день смотрели на горы вокруг — не увидим ли лапландца с нашим товарищем. Но в этот день, оставив дела, мы опять пошли к русским сварить себе пищу на их огне, чтобы потом вернуться ночевать на лодки. Но на обратном пути мы увидели лапландца, спускающегося с горы без нашего товарища, что удивило нас и встревожило; однако, подойдя к нам, лапландец показал нам письмо, адресованное шкиперу, который вскрыл его в нашем присутствии. В письме говорилось, что написавший его очень удивлен нашим прибытием, так как уже долгое время думал и боялся, что мы погибли; поэтому он несказанно радуется нашему приезду и немедленно привезет нам необходимый запас еды и питья для нашего подкрепления. Мы недоумевали, кто бы это мог быть и почему он выказывает нам такое расположения и дружбу, и не могли сообразить, кто он, ведь из письма было ясно, что мы с ним знакомы. И хотя письмо было подписано именем «Ян Корнелис Рейп», мы все равно не догадались, что это тот самый Ян Корнелис — шкипер корабля, который в прошлом году отправился в плавание в одной флотилии с нами и с которым мы расстались около Медвежьего острова. Получив это радостное известие, мы отдали лапландцу обещанные деньги, а также одежду: чулки, штаны и прочее, так что он был одет совершенно, как голландец, ведь мы чувствовали себя уже в безопасной гавани, а потому могли повеселиться, после чего пошли спать. Здесь следует рассказать о том, как быстро умел ходить это лапландец. По словам нашего товарища, на дорогу от нас до Колы, притом быстрым шагом, им потребовалось два дня и две ночи, а обратный путь лапландец прошел всего за одни сутки, что было настоящим чудом, ведь это вдвое быстрее. И мы говорили друг другу, что лапландец, наверное, умеет колдовать[464]. Он принес нам также куропатку, которую подстрелил по дороге.

30 августа погода была неплохая; мы все еще недоумевали, кто такой этот Ян Корнелис, приславший нам письмо. В одном из разговоров на сей счет кто-то предположил, что не наш ли это Ян Корнелис, отправившийся в плавание вместе с нами в прошлом году, но мы отвергли эту догадку, потому что точно так же не чаяли увидеть его живым, как и он нас, так как полагали, что ему выпала еще худшая доля, чем нам, и что он уже давно погиб. В конце концов шкипер сказал: «Я посмотрю в моих письмах, там у меня есть его почерк, это разрешит наши сомнения». Просмотрев письма, мы обнаружили, что это тот самый Ян Корнелис, и точно так же обрадовались его спасению, как он нашему. Пока мы об этом разговаривали, и некоторые из наших все еще не верили, что это тот самый Ян Корнелис, к нам подошла гребная лодка, в которой сидел сам Ян Корнелис вместе с нашим товарищем, отправленным в Колу с лапландцем. Они вышли на берег, и мы приветствовали друг друга с огромной радостью, словно и те и другие вернулись с того света, ведь он считал нас уже давно погибшими, а мы то же самое думали про него. Он привез нам бочонок роствикского пива[465], вина, водки, хлеба, мяса, свинины, семги, сахара и много другого, что нас очень порадовало и подкрепило. Мы вместе радовались столь неожиданному спасению и благополучной встрече, и благодарили Бога за его милость.

31 августа была та же неплохая погода, ветер O, но к вечеру задул с суши. Поэтому мы приготовились к отплытию в Колу, предварительно от души поблагодарив русских за приют и заплатив им деньги. Ночью, во время прилива, когда солнце было на N, мы отплыли оттуда под парусом.

Так что всего мы проделали в двух открытых лодках местами среди льдов, местами волоком по льду, и наконец по морю, путь в 381 милю.

СЕНТЯБРЬ 1597 г.

1 сентября на рассвете, когда солнце было на O, мы добрались до западной стороны реки Колы[467] и, войдя в нее под парусами, шли дальше на веслах, пока не кончился прилив. Тогда, бросив на дно камни, служившие нам якорями, мы встали у одного мыса, и простояли там, пока не начался новый прилив[468]. Тогда, при солнце приблизительно на S, мы с приливом продолжали путь под парусами и на веслах и плыли до полуночи; затем снова встали на якорь до утра.

2 сентября утром мы пошли на веслах дальше вверх по реке[469] и заметили на берегу несколько деревьев, что обрадовало нас настолько, будто мы только теперь попали в какой-то новый мир, ведь с тех пор как мы отправились в наше долгое плавание, мы вообще не видели деревьев. Добравшись до солеварен[470], находящихся приблизительно в трех милях[471] ниже по течению, чем Кола, мы остановились передохнуть, а затем двинулись дальше и около того времени, когда солнце было на WNW, доплыли до корабля Яна Корнелиса; мы взошли на корабль и выпили. Тут началось новое веселье, точно на ярмарке, с теми, кто в прошлом году плавал с Яном Корнелисом и сейчас был на корабле. Затем мы отправились дальше и к ночи прибыли в Колу[472]. Здесь некоторые из нас сошли на берег, другие же остались в лодках охранять груз. Им принесли еды, молока и прочего. Мы все очень радовались, что Бог по своей милости спас нас вопреки стольким опасностям и трудностям и привел сюда; теперь мы чувствовали себя уже в достаточно надежном положении, и если раньше эти места представлялись нам далекими и совершенно незнакомыми, почти за пределами мира, то теперь нам казалось, что мы здесь почти дома.

3 сентября мы выгрузили все наше имущество и отдохнули от трудностей пути, голода и пережитых нами бедствий, чтобы опять запастись здоровьем и силами. 11 числа мы с разрешения боярина, губернатора Великого Князя[473], перетащили наши шкоут и бок в гостиный двор[474] и оставили их там на память о долгом и далеком, до тех пор небывалом плавании, проделанном нами в открытых лодках на протяжении почти четырехсот миль по морю и вдоль его берегов до Колы, чему дивились и не могли надивиться жители этого города.

15 сентября вся наша команда вместе с грузом спустились на русской лодье вниз по реке[475] до корабля Яна Корнелиса, стоявшего приблизительно в полумиле от города, а в полдень уже на этом корабле прошли под парусом вниз по реке приблизительно полпути до устья, и миновав самую узкую часть, встали в ожидании Яна Корнелиса и нашего шкипера, обещавших догнать нас на следующий день.

17 сентября вечером прибыли Ян Корнелис и наш шкипер, а на следующий день, около того времени, когда солнце было на востоке, мы вышли под парусом из реки Колы[476] в море, чтобы плыть домой. Выйдя из реки, мы взяли курс вдоль побережья на NWtN, ветер дул с S.

19 сентября около полудня мы прибыли в Вардехуз, где стали на якорь и сошли на берег, так как Ян Корнелис хотел принять на корабль еще товаров, и оставались тут до 6 октября. В это время дули сильные ветры с N и NW. Пока мы здесь стояли, мы еще больше окрепли и посвежели; нам надо было выздороветь от наших болезней и набраться сил, но для этого требовалось время, так как мы были слишком истощены.

6 октября под вечер, когда солнце было на SW, мы, положась на милость Божию, отправились под парусом из Вардехуза домой. Так как этот путь общеизвестен, то я не могу сообщить о нем ничего особенного, скажу только, что 29 октября при ветре с ONO мы вошли в Маас[477], на следующий день утром высадились в Мааслантслёйсе[478] и через Дельфт[479], Гаагу[480] и Харлем[481] прибыли 1 ноября около полудня в Амстердам, одетые так же, как ходили на Новой Земле, и в песцовых шапках, и пошли в дом Питера Хасселара, одного из правителей города Амстердама, в свое время занимавшегося снаряжением двух кораблей, а именно корабля Яна Корнелиса и нашего. Когда мы туда пришли, многие невероятно удивились нашему возвращению, так как считали нас давно уже погибшими. Слух распространился по городу, и известие о нашем прибытии дошло даже до Дворца Принца, где в то время за обеденным столом сидел канцлер и посол его величества короля Дании, Норвегии, Готов и Вендов. Поэтому их превосходительства схаут и двое бургомистров пригласили нас туда, и тут, в присутствии упомянутого господина посла и двух бургомистров, мы рассказали о нашем плавании и наших злоключениях, после чего те из нас, кто жил в Амстердаме, разошлись по домам, а остальных поселили на несколько дней в трактире, пока нам не заплатили наши деньги, и затем каждый отправился своей дорогой. Вот имена тех, кто вернулся из этого плавания: Якоб Хеймскерк — представитель купцов и шкипер, Питер Питерс Вос, Херрит де Вейр, магистр Ханс Вос — цирюльник-врач, Якоб Янс Стерренбург, Ленарт Хендрикс, Лауренс Виллемс, Ян Хиллебрандс, Якоб Янс Хохвауд, Питер Корнелис, Ян ван Бёйзен, Якоб Эвертс.

Конец