Арктические плавания Виллема Баренца 1594-1597 гг.

ИЮЛЬ 1594 г.

(22 июля 1594 г., вторник) ...Так дошли до следующего мыса, находящегося примерно в пяти милях к SO от вышеназванного залива. У этого мыса видны 4 или 5 островов, расположенных недалеко от материка[483]. Впрочем, мы не были уверены, отделены ли они от берега или соединяются с ним. Затем увидели несколько больших утесов, находящихся на некотором расстоянии от берега, как здесь часто бывает: некоторые утесы или скалы находятся довольно далеко в воде, но достаточно хорошо видны и различимы. У мыса, на одном из этих, как нам представлялось, островов, стояло еще два деревянных креста такой же формы, как мы видели раньше. Отсюда мы поплыли дальше до того времени, когда солнце было приблизительно на севере, и подошли к открытому проходу шириной около мили, посередине которого, как нам показалось, был остров[484]. Этот вытянулся параллельно берегу, так что виднелось два прохода: тот, что с южной стороны, выглядел шире и больше, чем тот, что с северной. К тому же берег вдоль южного прохода шел в направлении SSO, насколько хватало глаз, и был плоским, почти без возвышенностей, таким же, как тот, мимо которого мы плыли до сих пор. Расстояние от мыса с островами, на которых стояли последние кресты, до этого открытого прохода с островом в устье было окаю трех миль, а берег шел в направлении SO. Этот открытый проход и был, по моим соображениям, проливом между островом Вайгач и материком, по той причине, что сведения, которые мы получили о направлении берега и о расстояниях на Вагаче и о широте местности и о глубинах, — все эти сведения сходились с тем, что указано на глобусе и на каргах. /.../

(23 июля, суббота) /.../ В полдень опять измерили широту и определили ее в 69°30', и чтобы лучше понять обстановку, подошли на яхте к берегу. Здесь было очень мелко, совсем как у Светоноса, и побережье здесь такое низкое, что мы не могли выйти на берег, не замочив ног. Пляж состоит из коричневатого песка, с примесью глины и мелкой гальки. Мы нашли там маленькую пересохшую речку, в которой было чуть-чуть воды. Мы поднялись по ней, и поскольку был отлив, можно было идти, почти не намочив ног. Очень скоро мы нашли признаки того, что здесь недавно было несколько людей, так как мы обнаружили место, где еще недавно разводили огонь и для этого рубили дрова, и еще другие несомненные признаки. Мы пошли дальше по сухому руслу вглубь суши и вдоль других длинных лощин, где тек ручей, и нашли целый киль большой лодьи, длиной около 40 футов, с пришитыми к нему досками; другие доски от боков лодьи лежали поблизости, так что похоже, что она прямо здесь и развалилась, хотя это очень далеко от берега моря. Здесь лежало также много плавника, по виду также принесенного морем, что представляется очень странным, как и откуда все это могло сюда забросить. /.../ Вдали на материке мы заметили поднимающийся к небу дым, так что там должны жить люди. Однако со стороны моря не видели совсем никаких людей и ничего, похожего на дома.

(25 июля 1594 понедельник)... Северная сторона, которая, по нашим представлениям, является островом Вайгач, выглядит более крутой / обрывистой, но сверху там также плоская поверхность; со стороны же воды много серых утесов, в некоторых местах скальные обломки, между ними серый галечный пляж, точно такой же, какой мы видели на острове Вайгач, когда были там первый раз. На самом первом, самом выдающемся мысе[485] видели много деревянных крестов, по поводу которых можно предположить с достаточной долей уверенности, что тут часто бывают русские, хотя мы не заметили поблизости ни домов, ни людей. Оба берега извилистые, с бухтами и мысами, особенно с северной стороны. /.../

Этим признакам все были очень рады, так как почти полностью убедились, что это настоящий пролив, выводящий с другой стороны в открытое море. (Наши люди на яхте) Подплыли также к берегу с северной стороны, который мы считали островом Вайгач, в чем уже не сомневались. Нашли там снова деревянный крест и свежее кострище с наколотыми дровами, в земле было сделано много ловушек, видимо, чтобы ловить песцов и соболей. Нашли также большое количество рогов косуль и северных оленей, некоторые прямо с головами, обглоданными до кости, что, вероятно сделали волки и медведи, которых они видели, как им показалось, издали. Других признаков людей или человеческого жилья они больше не заметили, а поскольку темнота, град и снег усилились, они вернулись на борт, ожидая улучшения погоды, чтобы продолжить путь.

Здесь мы измерили широту и определили ее в 69 градусов 43 минуты, находясь на расстоянии выстрела от пролива близ Вайгача, которому мы дали название Нассау. Эта каменистая суша, близ которой мы находились, является, по-видимому, островом[486] /.../, хотя точно увидеть это мы не смогли.

(С. 75) Когда мы первый раз шли мимо этого берега и пролива на юг, эта земля казалась издали несомненным островом, лежащим посередине устья и оставлявшим с двух сторон проход, как описано выше. Но когда мы приблизились и вошли в проливчик, ведущий в бухту, то стало видно, что коса, казавшаяся островом, соединяется с северным побережьем и образует выдающийся мыс, на котором, как мы думали, стояли кресты и где адмирал поставил створный знак. Эта коса простирается на SO и NW на расстояние около полумили /.../

27 июля, в среду, была такая же погода и тот же ветер, но к полудню начало проясняться, показалось солнце, хотя ветер оставался прежним и таким же сильным. Когда прояснилось, мы поплыли к земле прямо напротив нас, туда, где был, как мы считали, остров, направляясь к тому месту, где суша образует единственный наклонный песчаный пляж среди отвесных каменистых берегов, и глубина была, соответственно: 8, 7, 6, 5, 4 сажени, естественным образом уменьшаясь, пока мы не оказались на расстоянии брошенного камня от пляжика, где легко могла причалить наша яхта, так что нам удалось посуху выйти на берег. Этот наклонный пляж состоит из мелкой серой гальки, перемешанной, как кажется на первый взгляд, с серым песком; но если взять это в руку, то отчетливо видно, что все это тоже камушки, которые, по-видимому, таким образом растут, так как они похожи на зернышки песка.

Мы обнаружили, что у этого острова с восточной стороны есть неподвижный закрытый водоем[487], который почти совсем отделяет его от остальной суши, так что только с южной стороны и с северной стороны между морем и этим внутренним водоемом есть узенькие песчаные перемычки, которые во время высокого прилива уходят под воду, так что это вполне можно назвать островом в силу его вышеописанной отделенности, а также потому, что на нем есть собственная возвышенность. На крайней оконечности, на южной стороне острова, стоит две или три сотни деревянных идолов, как малых, так и больших, вырезанных из дерева, плохо и неумело обработанного; нетрудно заметить, что они изображают человеческие фигуры; они стоят наклонно, прислоненные к опоре, и повернуты лицом к востоку, а вокруг них множество рогов северных оленей, которые там, как представляется, были принесены в жертву. Эти рога и идолы издали показались нам крестами, вроде тех, что мы раньше находили тут и там на разных мысах, о чем говорилось выше. Но теперь мы обнаружили, что это идолы лапландцев или финнов или других местных жителей, придерживающихся языческих верований, что вполне ясно по этим знакам. Я вижу только одно объяснение тому, что здесь столько фигур идолов, составленных в одном месте: думаю, что всякий раз, когда кто-то умирает, сюда, на этот жертвенный холм, привозят еще одну деревянную фигуру. Это подтверждается и тем, что мы нашли здесь фигуры, совсем сгнившие и истлевшие от времени, а также несколько совершенно новых, сделанных недавно. Некоторые из них изображали мужчин, другие женщин, а отдельные детей, некоторые мужчину и женщину вместе, подобным же образом на некоторых было вырезано по четыре, пять, а то и семь, восемь и еще больше лиц, одно под другим, словно изображения целых семей. Возможно, в какое-то время года они совершают сюда паломничество, и тогда каждый оставляет здесь фигуру со своим изображением. Видели здесь также подобие носилок с вертикальными столбиками, на которых также вырезаны лица; можно предположить, что на таких носилках они несут деревянные изображения во время своих процессий. Сначала мы подумали, что это кладбище с местами захоронений, но не обнаружили никаких признаков могил и никаких других костей, кроме вышеуказанных оленьих рогов, которые лежали кучами. Других признаков домов или людей мы здесь больше не нашли, хотя порядком походили по земле в разных направлениях. Но по этим деревянным фигурам-идолам достаточно очевидно, что здесь обитают люди. Однако где именно они живут — этого мы обнаружить не смогли.

/.../ На этой земле очень много озер или замкнутых водоемов с неподвижной водой, которая великолепно чиста и свежа, и как ни странно, на самом верху Острова с идолами, недалеко от мыса, на котором стоят сами идолы, есть круглое озеро с пресной водой.

(С. 79) Вечером мы разговаривали с людьми Адмирала, которые рассказали нам, что накануне были на южной земле, вдевятером или вдесятером, имея при себе лишь одну или две пики. Поскольку с северной стороны они никогда не встречали людей, то и здесь не думали встретить кого-нибудь с враждебными намерениями. Сойдя на берег, они приблизились к избушке, около которой снова нашли уйму идолов, которые были аккуратнее выполнены, чем идолы на северной стороне, и отполированы. Моряки рассказывали, что у этих идолов глаза и соски на груди были сделаны из олова. Постояв там недолгое время, они увидели приближающегося к ним на санях человека, а сани были запряжены тремя оленями. Увидев его, наши товарищи пошли ему навстречу, чтобы попытаться поговорить с ним или как-нибудь еще узнать от него что-либо. У него был с собой лук со стрелами. Увидев, что у наших в руках только одна пика, он прицелился из лука, а также взял в руку пику, которая у него тоже имелась; этим он хотел показать, что не собирается признавать наше преимущество. Но поскольку наши моряки все вместе на него наступали, он подпрыгнул и издал клич, после чего из долины выскочило около тридцати человек, все на санях, запряженных двумя или тремя оленями. Они в один миг почти окружили моряков и заняли сторону побережья перед яхтой, так что моряки оказались в очень тяжелом положении. Но потом набрались мужества и пробились сквозь них, да и местные отступили, опасаясь, что вдруг наши еще сидят где-то в укрытии и могут напасть на них сзади, а иначе местные могли легко захватить наших, хотя возможно, что они и не хотели причинять никому вреда. Как только наши взошли на яхту, они тотчас отчалили от берега и поставили парус, и после этого на берег пришло еще пятеро из всей толпы и некоторые стали стрелять в наших стрелами, но не нанесли ущерба, так как яхта была уже вне пределов досягаемости. Они рассказали, что местные жители были крупного сложения, но об их облике и одежде ничего сообщить не могли, так как испуг не позволил им ничего рассмотреть. После этого их сообщения нам захотелось выяснить, если представится случай, нельзя ли у местных жителей получить какие-нибудь сведения, применив хитрость и изобразив дружелюбие, чтобы узнать побольше об этих местах, хотя мы не очень понимали, как сможем понять их язык. /.../

(С. 80) В последний день июля, в воскресенье, на рассвете, увидев, что погода безветренная и ясная, снарядили яхту чтобы основательно изучить выход из этою пролива. Прошли вдоль северного берега примерно две мили до мыса, на котором стоит русский крест, за что мы его и назвали «Крестовым мысом»[488] /.../

(С. 82) Проплывая, таким образом, на яхте вдоль северного берега, как сказано выше, увидели, как на южной стороне множество народа спускается с высокого берега к воде. Это были те же люди, с которыми люди адмирала столкнулись несколько дней назад; возможно они думали, что мы снова хотим их обстрелять, но мы не стали приближаться к материку и продолжили наш путь к Крестовому мысу, где сошли на землю, так как поднялся туман, и мы хотели дождаться прояснения.

(С. 84) Приблизившись к берегу, мы увидели наверху двух или трех человек, идущих с некоторым количеством северных оленей. Мы тотчас направились к ним, чтобы посмотреть, не получится ли у нас завоевать их доверие и поговорить с ними. Как только мы подплыли к берегу, двое и трое из них подошли к краю скалы, чтобы нас лучше увидеть. Мы крикнули им, что хотим с ними поговорить, на что они поначалу ничего не ответили, как будто не поняли нас, но когда мы стали показывать, что хотим сойти на берег, они закричали и побежали прочь. Тогда мы сказали нашему русскому по имени Михаил (которого мы, чтобы у нас был русский переводчик, взяли с собой из Голландии, а именно Энкхёйзена, где он жил и был женат) и еще одному человеку, чтобы они спрыгнули на берег без оружия, а остальные остались на борту и вели себя тихо, чтобы не напугать местных жителей. Русский, сойдя на берег, стал кричать им, чтобы они остановились и поговорили по-дружески. Те, увиден, что на берег сошло только двое и без оружия, понемногу подошли к нашим, но все еще держа наготове луки со стрелами и оглядываясь по сторонам чтобы убедиться, что нет засады; трое или четверо встали со стороны воды и с натянутой тетивой следили за нами на яхте. Мы послали им хлеба и сыра, которые они с аппетитом съели и с удовольствием приняли, так что к прежней небольшой группе присоединилось еще человек четырнадцать-пятнадцать молодых и старых. Тогда и наши сошли на берег, человек пять или шесть, и они выказывали нам большое расположение, кивая и кланяясь. Мы осмотрели их луки, но стрелы они не захотели дать нам подержать. Их сани стояли наготове, все вместе, в каждые было запряжено по два или три северных оленя, чтобы, если вдруг возникнет опасность, можно было тотчас уехать. Мы расспросили их о расположении этого пролива и земли, и они ответили нам, как нам перевел наш толмач (который, как нам стало ясно по другим вопросам, не очень-то хорошо понимал, что они говорили), что это маленькое море, но если пройти дальше, то там будет большое и просторное море. Мы спросили их также, подчиняются ли они Русскому царю, они ответили, что нет, что они его не знают, а также ничего не могли сказать о таких местах как Печора Пицано или Вайгач. Вайгач они называли другим именем, так что похоже, что они зовут его как-то иначе, да и русские тоже зовут его иначе, как мы уже поняли раньше. Нам рассказали, что на Вайгаче людей не живет, за исключением нескольких охотников из местных / их числа, которые находятся здесь и там по одному или по двое. Они рассказали о русских лодьях, с которыми они, как мы поняли, в течение части года ведут торговлю и потому говорят на ломаном русском; о том, что здесь плавают русские, мы еще раньше заключили по увиденным на мысу крестам. Нам рассказали, что у них в деревне много шкур таких зверей как песцы, соболя и тому подобное. Короче говоря, если поставить перед собой такую цель, то с ними можно наладить дружбу и хорошие отношения, однако торговля с ними (если бы мы прибыли сюда только ради этого) не покрыла бы издержек и на четверть, так как это бедный, жалкий и забитый народ. Мы расспросили их также о ледовой обстановке и о летнем времени; они ответили, что через десять-двенадцать дней льда уже не будет и что потом еще шесть недель не будет мороза, но когда этот срок пройдет, то опять все начнет леденеть. Что же касается самих этих людей и их одежды, то большинство из них маленького или среднего роста, с плоским и сильно деформированным лицом, маленькими глазками и совершенно без бород, так как бороды они, как нам объяснили, выщипывают для красоты. У них черные, как смоль, прилизанные волосы, закрывающие уши, и очень темный и некрасивый цвет лица, как у испанских мулатов, но под чернотой в глубине скрывается розоватый цвет, что получается, я думаю, в основном оттого, что они зимой сидят в своих конурах в дыму. Одежда их сделана из шкур мехом внутрь и гладкой стороной наружу, рукавицы у них соединены с рукавами, но они умеют их очень быстро снимать и надевать, то же самое и с капюшонами на голове, прикрепленными к верхнему платью; штаны похожи на те, что носят некоторые крестьяне в Голландии: суживающиеся книзу и длинные, доходящие до обуви, только у здешних жителей штаны и обувь скреплены вместе. У некоторых на головах были пестрые капоры, вроде тех, какие у нас носят женщины из Эмдена, некоторые напоминали обезьян и чудовищ, и у всех были луки и стрелы наподобие персидских, я видел похожие в Индии. Все они — ловкие люди, умеющие поразительно легко прыгать, они обнаружили смелость и физическую ловкость, они прыгают, как молодые необъезженные жеребцы; они все время остаются настороже и оглядываются, так что кажутся вояками. Что же касается бега, то среди наших не найдется никого, кто смог бы их догнать. Сани у них совсем другие, чем те, что мы вплели у лапландцев и русских на Кильдине, потому что здесь они даже похожи на телеги: они довольно высокие, сверху и снизу к ним крепится по раме на столбиках, они открытые и легкие; насколько мы поняли, эти сани служат им также летом для перевозки того-сего. Этот народ, похоже, совсем не занимается рыбной ловлей и не плавает по морю, они живут только охотой на диких животных, мы это поняли, потому что нигде поблизости не было никаких признаков лодок на море, а также домов или других строений на берегу моря. Поскольку мы их плохо понимали, а нашим людям в яхте трудно было оставаться на месте, мы попрощались и вернулись на яхту и, подняв якорь, напоследок протрубили в трубу, чего они сначала испугались и хотели убежать, но потом, поняв, что это дружеское прощание, высыпали на берег, снимая с голов головные уборы, кланяясь и отвешивая поклоны, крича и размахивая руками в знак прощания. После этого мы повернули обратно, и у нас было чувство, что полученные от них сведения, а также все то, что мы увидели и испытали, достаточны для продолжения на шей экспедиции, так что около полуночи мы радостно вернулись на борт, принеся с собой хорошие новости и добрые известия.

АВГУСТ 1594 г.

(2 августа) ... (С. 91) Проплывая через лед, мы видели лежащих на льдинах моржей или морских лошадей, и люди адмирала стреляли в них из ружей /.../. Эти животные по внешнему виду похожи на наших тюленей или морских собак, только намного большего размера, потому что когда они лежат на льдине, то кажется, что это огромные мешки шерсти, еще крупнее, чем большая фризская лошадь. У них по два больших клыка, торчащих из пасти вниз, чрезвычайно похожих на слоновую кость, так что их скорее можно назвать «морскими слонами», а не «моржами» или «морскими лошадьми». Эти животные в данной местности водятся в изобилии, особенно близ побережья Новой Земли, как мы поняли от русских, у которых очень ценятся их клыки, даже выше, чем слоновые бивни, поэтому их добывают в большом количестве.

(4 авг. С. 94) 4-го августа, в четверг, весь день была та же туманная, сумрачная и влажная погода, с северным ветром. После полудня отправились на материк, сошли у песчаного залива, но не увидели там никаких признаков домов или людей, обнаружили только двух деревянных идолов, повернутых лицом на восток, рядом с которым лежали двое-трое оленьих рогов, оставшихся здесь, судя по всему, после жертвоприношения. Там и сям валялись наколотые дрова, некоторые обожженные, виднелись следы от саней. Из всего этого ясно следовало, что здесь иногда бывают люди, возможно, для того, чтобы собирать дрова, которые лежат здесь, на берегу песчаного залива, в больших количествах: целые деревья с корнями и ветками, хотя мы не видели здесь ни одного растущего дерева или куста: здесь лишь в некоторых местах растут трава и полевые растения, так что кажется совершенно непонятным, откуда взялось такое множество плавника. /.../ Я взял одного из деревянных идолов[489]) с собой на корабль в качестве образца. Нашли здесь также на скалах несколько камушков горного хрусталя, похожих на алмазы, но не очень много, и здесь они не крепились к скалам, как на Острове Штатов. /.../

8 августа в понедельник некоторое время была более ясная погода, чем в предыдущие дни, но с утра стоял туман, а потом небо затянули тучи и задул благоприятный западный ветер. Сходили на остров Штатов, чтобы посмотреть, какова ледовая обстановка и что видно на море. Увидели много дрейфующих льдин, здесь и там, не вплотную друг к другу, но открытой воды между ними было слишком мало, так что картина эта могла вызвать только страх и ужас. Благодаря этой ясной погоде (какой до сих пор еще ни разу не было) увидели также, что в полумили к востоку береговая линия прерывается, словно там впадает река, как нам показалось издали. Чтобы в этом убедиться и более не сомневаться, отправились туда на яхте под парусами. Добравшись до места, обнаружили, что это всего лишь песчаный залив, в который впадает ручей, сейчас пересохший. В другое время в нем, вероятно, есть вода, вероятно, когда тает снег, так что по нему могут плавать лодыг и другие лодки, потому что мы обнаружили здесь, у впадения ручья в море, высокую гору из сложенных вместе камней в качестве створного знака, несомненно сделанную человеческими руками, которую при хорошей погоде видно с моря с большого расстояния, так что следует думать, что здесь плавают по морю, но откуда и как — мы не могли понять, так как не нашли больше никаких признаков мореплавания и никаких домов или люден.

10 августа. Мы решили первую вахту простоять на отдалении от берега, а потом снова приблизиться к нему, чтобы удостовериться в направлении береговой линии и узнать все наверняка. Мы решили, что мы как раз миновали устье реки Оби, которое, как ото изображено на карте, образует большой залив или губу. Поскольку именно такую тубу мы как раз и миновали, после того как первый раз увидели, что береговая линия делает большой поворот, а потом, идя тем же курсом, снова увидели землю с другой стороны от губы, с береговой линией в направлении NO, то не остается сомнений, что это то побережье, которое после устья Оби идет дальше, на север, к мысу Тобин[490].

11 августа. В эту последнюю речку, как нам показалось, могли бы зайти корабли, если рас следовать фарватер и если будет в этом надобность, потому что с северной стороны берег высокий на большом протяжении реки, так что можно предположить, что вдоль этого высокого берега и глубина должна быть достаточно хорошей, чтобы здесь могли встать корабли. Мы назвали эту реку и ту, которую открыли накануне, в честь наших кораблей, а именно Меркурий и Зваан («Лебедь»), ведь мы самые первые доплыли до них[491]. Рассмотрев все эти особенности и видя, что нам больше нечего исследовать, ни на море, ни на суше, в том смысле, что уже не оставалось никаких сомнений, что дальше перед нами простирается открытое море и свободный проход, где уже не должно быть никаких препятствий (с точки зрения человеческого разума) и что этот берег так и идет дальше в северо-восточном направлении до мыса Табин, а там заворачивает в сторону Сины, а также в силу того, что дул постоянный ветер с NO и N, противоположный тому, что благоприятствовал бы нашему дальнейшему продвижению вперед, а также потому, что лето приближалось к концу и ночи становились темнее, и мы к тому же не знали, какие сюрпризы нас могут ожидать на обратном пути, потому как не имели опыта плавания в этих краях, мы все вместе сошлись на том, что надо взять курс домой, чтобы там (если Бог пошлет нам благополучное возвращение) рассказать о нашем удачном плавании, в надежде, что это послужит на благо и процветание нашего общего Отечества. И благодарим Господа Бога, что ему было угодно позволить нам доплыть до этого места, и молимся Ему, чтобы он позволил нам довести начатое дело до конца во славу его Святого имени, и да будет воля его ныне и присно и вовеки веков.

15 августа. На этом (самом северном) острове стоял большой деревянный крест /.../. Плывя так, чтобы пройти между средним и северным островом, постоянно лавируя, постоянно промеряя глубину, находясь в доброй мили от северного и столько же от южного и в четверти мили от среднего, при глубине восемь, семь, шесть, пять саженей, обнаружили большую поперечную балку, а над ней стоячие волны, так что мы снова повернули обратно, боясь сесть на мель. Пока мы таким образом лавировали, мы увидели сверху, поверх среднего острова, приближающиеся к нам два паруса. При первом взгляде мы подумали, что это две русские лодьи, но приблизившись заметили, что у них есть верхние паруса топсели, так что сразу поняли, что это Виллем Баренц и его яхта, что и оказалось правдой, чему мы все очень обрадовались. Они, узнав нас, направились в нашу сторону, думая, что мы знаем, какие здесь глубины, и поэтому спокойно шли нам навстречу. Мы же, напротив, видя, что они идут к нам, решили, что они знают глубины. И поэтому шли смело, ничего не опасаясь, однако убрав часть парусов, и на месте балки со стоячими волнами обнаружили глубины пять, четыре и три сажени. Пройдя балку, вышли на ровную светлую поверхность воды, где глубина было три и два с половиной сажени на протяжении четверти мили, пока глубина опять не увеличилась до 7, 8, 9, 10 и 12 саженей. Таким образом, мы чуть было не обманули друг друга, и случилось бы несчастье, если бы господь Бог не уберег нас, как он совершенно явно берег нас на протяжении всего нашего путешествия, точно ведя нас за руку и показывая нам путь. /.../ Потом наш адмирал спустил на воду шлюпку и послал за Виллемом Баренцем, и когда тот взошел на наш корабль, мы радостно встретились и рассказали друг другу об удивительных событиях наших экспедиций. Баренц рассказал, как они были у Новой Земли, как добрались до широты 78 градусов, но из-за льда не смогли найти проход дальше, а также о множестве других вещей, выпавших на их долю, как будет показано в описании самого Виллема Баренца, на которое я теперь и сошлюсь, и как они, потерпев неудачу с поиском прохода на восток, вернулись обратно, чтобы заново попытаться выяснить, нельзя ли пройти на восток с юга от Вайгача, по пути, который мы с Божьей помощью уже открыли.

17 авг. 1594 Нашли на мысах при входе в эти заливы несколько больших русских крестов с надписями русскими буквами, среди которых был один, сделанный так мастерски и так занятно, с такими красивыми резными буквами, что и в Нидерландах не смогли бы сделать лучше. Поэтому мне очень захотелось зарисовать его, вместе со всеми буквами, чтобы показать его по возвращении в любимое отечество как великую диковину.

Вдоль береговой линии здесь также все завалено плавником, который в некоторых местах лежит на таких высоких местах и так далеко от воды, что диву даешься, как эти бревна сюда попали; это наводит на мысль о том, что здесь бывают сильнейшие бури и штормы, так как в противном случае совершенно не придумать причины, но которой плавник бы так раскидало. Среди плавника нашли две-три боковых доски от русских лодей длиной более тридцати восьми футов, в них были отверстия, в которых еще торчали веревки, которыми эти доски были прикреплены к другим, потому что доски, из которых делаются русские лодьи, сшиваются друг с другом веревками в качестве соединения; так что эта ладья была здесь потеряна или оставлена. Русские приплывают сюда, как мы предполагаем, чтобы ловить рыбу, потому что иначе непонятно, ради чего сюда можно приплывать. Мы нашли также несколько хребтов трески и камбалы, так что можно сказать почти наверняка, что здесь занимаются рыбной ловлей. /.../ Этот остров мы назвали в честь Его Превосходительства островом Мауриция, а другой (средний) — островом Оранского, в память о его досточтимом отце, принце Оранском, третий, самый южный, о котором мы не знаем, остров это или материк, назвали Новая земля Валхерен[492] в память о Зеландии, ведь именно зеландцы были нашими товарищами и помощниками в нынешней экспедиции; подобно тому, как землю за проливом Нассау до места впадения Оби назвали Новая Голландия, а землю за местом впадения Оби, ту, которую мы открыли в самом конце нашего путешествия, назвали Новая Западная Фрисландия. И, наконец, остров Вайгач мы назвали Энкхёйзенским островом.

Предисловие

В конце XX века от этого дома осталось совсем немногое: здесь можно было увидеть четыре бревна, лежавшие на земле прямоугольником и никак не соединенные друге другом, а вокруг них случайным образом разбросанные деревянные фрагменты. В 1993 и 1995 гг. здесь побывали две совместные русско-нидерландские экспедиции, организованные Морской арктической комплексной экспедицией (МАО Фонда полярных исследований и Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва (Москва), Амстердамским археологическим центром при Амстердамском университете и Институтом археологии Российской академии наук (Floore 1996, Gawronski 1996, Gawronski & Boyarsky 1997, Zeeberg & Floore 1997)[494]). Благодаря произведенным во время этих экспедиций раскопкам были бережно сохранены последние следы из тех, что в свое время оставили здесь голландские зимовщики.

Ареал Behouden Huys является уникальным культурно-историческим наследием. Остатки постройки и предметы, пролежавшие там несколько веков, представляют собой как бы моментальный снимок событий зимы 1596 г. В этом месте застыло время, сохранив для нас материальные свидетельства той зимовки. Во всей истории изучения Арктики данный эпизод до сих пор остается уникальным, особенно если учесть, что у Баренца и товарищей не было никакой специальной экипировки для выживания при температурах от -20°до -44°.

В результате последних раскопок были получены наиболее достоверные сведения о конструкции, расположении, размерах и устройстве Behouden Huys.

Археологические находки имеют историческую ценность, выходящую за пределы только данного исторического эпизода. Следует помнить, что зимовка была вынужденной непредусмотренной ситуацией, что голландцам пришлось решиться на зимовку из-за неблагоприятных природных условий. Дрейфующий лед преградил им дальнейший путь. Главная цель их плавания состояла в том, чтобы найти путь в Азию по северным морям мимо побережья Сибири. Behouden Huys и все находившиеся в нем предметы являются частью материальной культуры корабельного снаряжения и перевозимых кораблями грузов самого раннего периода нидерландских торгово-исследовательских экспедиций.

Археологические находки 1993 и 1995 гг., вместе с документальным журналом Де Вейра и находками предшествующих археологических экспедиций, подобно деталям головоломки «пазл» складываются в единую картину и рассказывают убедительную историю о подготовке и организации плавания, о повседневной жизни в импровизированном зимнем жилище и о процессе приспособления семнадцати голландских путешественников к тяжелейшим условиям арктической зимы 1596 года на Новой Земле.

Дальнейшая история Behouden Huys

Хотя место, где стоял Behouden Huys, находится весьма далеко от обитаемой части мира, дальнейшая его история вполне богата событиями. Вначале строение долгое время оставалось в неприкосновенности. После того как 13 июня 1597 г. голландские зимовщики закрыли за собой дверь, здесь на протяжении почти трех веков не ступала нога человека. По всей видимости, стены дома покрылись изнутри толстым слоем льда, благодаря чему оставленные моряками предметы не подвергались эрозии и не пострадали от зубов животных. Но после обнаружения этого места норвежским китобоем Эллингом Карлсеном в ноябре 1871 г. ситуация быстро изменилась. Оказавшись здесь случайно, Карлсен извлек изо льда около 90 предметов, которые намеревался продать как старинные диковины. При этом он раскопал земляной пол внутри дома и вскрыл матросские сундуки, все еще аккуратно стоявшие рядом с лежанками. Его находками стали инструменты и прочая утварь. В некоторых сундуках он обнаружил, например, такие предметы: семь напильников, молоток, рукоятку от дрели, долото, несколько циркулей, конопатки, навигационные приборы, деревянную флейту, предметы одежды, три книги на нидерландском языке и флаг. В одном сундуке оказались два рукописных перевода описания полярного плавания, предпринятого англичанами Артуром Пегом и Чарльзом Джэкмэном и 1580 г. Особую серию находок составили остатки тех товаров, которые были взяты на корабль в качестве груза. Оловянные художественные плакетки, оловянные подсвечники и кубки, венецианское стекло, пачки гравюр голландских художников, таких как Якоб де Гейн и Хендрик Гольциус, старинные готические часы — предметы, достаточно неожиданные на месте зимовки моряков. Карлсен перечислил все находки в своем вахтенном журнале, но он не был археологом и не придавал значения точному месту обнаружения той или иной вещи. Впрочем, в 1872 г. по просьбе норвежского профессора Мона и немецкого географа Петерманна он дал более детальное описание и нарисовал схему постройки. Эта схема оказалась потом очень ценной при реконструкции Behouden Huys.

Находки Карлсена были далеко не единственными. В 1875 г. капитан Гундерсен, работавший в той же судоходной компании, что и Карлсен, нашел на развалинах дома рукопись и две карты. Последним, кто посетил Behouden Huys в XIX веке, был Чарльз Гардинер, побывавший здесь в 1876 г. Этот англичанин был охотником и прибыл сюда, чтобы забрать с собой последнее, что еще можно было забрать. Он перевернул вверх дном весь дом и нашел 160 предметов, но почти не делал записей о том, что в каком месте он обнаружил. 20 находок попали в музей г. Трёмсё. Остальное, не показавшееся ему интересным, он подарил Нидерландскому государству. В настоящее время эти предметы, вместе с находками Карлсона, являются частью коллекции Рейксмузеума в Амстердаме. Найденная Гундерсеном рукопись попала в Морской музей в Роттердаме. По мнению Гардинера, место зимовки Баренца было обшарено уже полностью, так что искать здесь было уже нечего.

Такое же впечатление сложилось и у первого русского исследователя, посетившего это место, геолога Б. В. Милорадовича, наткнувшегося на развалины дома в 1933 г. во время геологической экспедиции. Он описал увиденное как кучу досок и бревен, в расположении которых прослеживалась некая планировка. Лед между тем полностью растаял. Позади дома Милорадович обнаружил большую мусорную кучу с черепками, в частности, горлышками от глиняных горшков. Здесь был также осколок от горшка, который использовался в качестве масляного светильника, валялись остатки от шерстяных рубах и штанов и множество железных гвоздей. Возможно, эта куча образовалась в результате деятельности Карлсена и Гардинера, выбросивших туда все обнаруженные ими битые, ломаные и рваные предметы. На самом берегу Б. В. Милорадович также нашел предметы, принадлежавшие голландцам. Всего он забрал с собой несколько десятков находок, которые теперь хранятся в Музее Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге. Аналогично тому, как открытие Карлсена пробудило интерес к исторической зимовке на Новой Земле у голландцев, экспедиция Б. В. Милорадовича вызвала всплеск внимания к Баренцу в России. Однако первые археологические экспедиции к Behouden Huys были снаряжены лишь в конце 1970-х годов. Начиная с 1977 г. русский археолог Дмитрий Кравченко совершил несколько поездок в Ледяную Гавань, но только в 1979, 1980 и 1982 погодные условия были достаточно благоприятны, чтобы можно было проводить исследования на месте. Его деятельность ограничилась находками, лежавшими на поверхности земли, среди которых оказалось множество целых и наполовину целых предметов. Хотя Д. Кравченко и не занимался раскопками в буквальном смысле слова, он систематично вел записи с указанием места обнаружения того или иного предмета. Им было сделано около 600 находок, которые сейчас хранятся в Архангельском музее. От самой постройки к тому времени осталось только несколько бревен из основания дома, засыпанных разрозненными деревянными фрагментами.

Новая фаза исследования Behouden Huys началась в 1992 году, когда за дело взялся П. В. Боярский и его Морская арктическая комплексная экспедиция (МАКЭ). Результатом первой разведки стало обнаружение приблизительно 730 предметов, лежавших на поверхности земли, в том числе большого фрагмента корпуса исторического деревянного корабля, который по данным Кравченко находился на берегу. В то же лето в Ледяной Гавани провели разведку также исследователи из Арктического центра Гронингенского университета под руководством Лауренса Хакеборда. И русские, и нидерландские исследователи сошлись во мнении, что необходимо срочно осуществить тщательное исследование, т. к. сохранившиеся фрагменты Behouden Huys были крайне нестабильны и подвержены эрозии под влиянием изменяющихся климатических условий, а также арктического туризма. Требовалось безотлагательно задокументировать имеющиеся остатки постройки. Несмотря на историческую информацию в журнале Херрита де Вейра, на различные музейные коллекции и наблюдения предшествующих экспедиций, неясными оставались такие элементарные вопросы как точное расположение, устройство и размеры деревянного дома. Только детальные археологические раскопки могли дать ответы.

Поэтому в 1993 и 1995 гг. Морской арктической комплексной экспедицией (МАКЭ Фонда полярных исследований и Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва) и Амстердамским археологическим центром при Амстердамском университете, Археологическим институтом Российской Академии наук были организованы две исследовательские экспедиции. Программа этих экспедиций имела широкий междисциплинарный характер и ставила целью геологические, климатологические и биологические исследования, а также инвентаризацию культурно-исторических памятников в регионе Новой Земли. Археологические исследования касались дома, корабля и могилы Виллема Баренца и Клааса Андрисса Хоутлейка, умерших 20 июня 1597 г. на пути домой. На песчаном побережье Спорого Наволока было найдено и задокументировано большое количество разрозненных деревянных элементов корабля. Корабль Баренца, севший на лед и оставленный здесь после зимовки, по-видимому, затонул у берега. По расположению корабельных обломков и обнаруженного ранее большого фрагмента корпуса можно заключить, что остов корабля находится совсем близко от береговой линии.

Для обнаружения могил была проведена операция в заливе Иванова на западном побережье. Эта попытка найти могилы была продолжена в 1998 г. Морской арктической комплексной экспедицией (МАКЭ), но в результате было выяснено, что никаких могил там нет (Zeeberg e. a. 2002). Вполне возможно, что Баренц и его спутник были похоронены на льду, так что их могилы в итоге не сохранились.

Главным пунктом программы экспедиции были системные раскопки места, где стоял Behouden Huys, и археологическое исследование следов на всем ареале. Во время раскопок 1993 г. в центре внимания оставалась внутренняя часть дома, а в 1995 на карту были нанесены точные места всех находок вокруг лома. В результате, несмотря на эрозию и ущерб, нанесенный охотниками за сувенирами, была собрана богатейшая информация. Находки 1993 и 1995 гг. — это не только существенное дополнение к имеющимся музейным экспонатам. Еще более важно то, что в совокупности с обнаруженными следами на всем ареале и остатками строения они проливают новый свет на конструкцию Behouden Huys и деятельность его обитателей в 1596 г.

Планировка история Behouden Huys

Строение расположено приблизительно в 45 метрах от края обширного плато на берегу Ледовой Гавани на восточной стороне Новой Земли. Пляж находится примерно четырьмя метрами ниже и имеет в этом месте ширину около 120 метров. От первоначальной постройки теперь осталось только четыре не скрепленных друг с другом бревна, лежащих прямоугольником, ориентированным с севера на юг, размерами приблизительно 8,5*5,9 м. Бревна представляют собой грубо обработанные и частично оставшиеся круглыми стволы деревьев диаметром от 20 до 40 см. Анализ древесины показал, что это сибирская лиственница (Larix gemelinii). Это те стволы, о которых Х. де Вейр сообщает, что для строительства дома их доставили с берега Ледяной Гавани.

Хотя есть все основания считать, что это остатки постройки XVI века, нельзя быть уверенными, что тот прямоугольник, который мы видим сейчас, совпадает с изначальным расположением дома. Кроме того, исследования прошедших лет дают разные результаты измерений дома. В 1933 г. русский геолог Б. В. Милорадович говорит о прямоугольнике 9*6 м (Милорадович 1934), Кравченко зафиксировал в 1982 г. величину дома 8,6*6,2 м (Кравченко 1983 а, б), Хакеборд указывает внутренние размеры 7,8*5,5 м (Hacquebord 1996,1996), а Боярский во время своей экспедиции 1992 г. записал цифры 8*6,9 м (Боярский 1994). Не исключено, что за время, проходившее от одного измерения до другого, бревна меняли свое положение. Ситуация, описанная Карлсеном, была ближе всего к первоначальной. В своем письме 1872 г. он упоминает о нижней части дома, состоящей из нескольких стволов деревьев, соединенных между собой по типу сруба. Это описание согласуется с замечанием Де Вейра о том, что они строили дом «норвежским способом». Согласно Карлсену, прямоугольник имел размеры 10,5*6,28 и нижняя его часть состояла из четырех бревен (80 см), положенных одно на другое (Bonke & Floore 1995. Hacquebord 1995,1996. Нопогё Naber 1917). Бревна, которые сегодня находятся на восточной и западной стороне, имеют длину лишь 5,32 и 5,56 м, т. е. они короче, чем указанная Карлсеном длина дома, в то время как от сильно обветренного северного бревна осталось только 5,8 м. У южного бревна сохранились неповрежденные концы с замковыми вырезами. Его длина 6,24 м соответствует ширине дома, указанной Карлсеном. Пятое бревно длиной 6,2 м, лежавшее в стороне от прямоугольника и служившее, видимо, элементом конструкции крыши, также указывает на такую ширину.

Другие указания на расположение и размеры дома были скрыты в земле. Жизненный ареал зимовщиков оказался обозначен кругообразной концентрацией мхов и прочей арктической вегетации с прямоугольником в середине. Органические остатки и фосфаты в человеческих фекалиях, оставшиеся на почве после десяти месяцев пребывания здесь голландцев, стали плодородной почвой для растений в крайне бедной на органику полярной пустыне. Территория распределения археологических находок в земле шла полукругом к югу от прямоугольника на расстояние примерно в 3 метра от восточного бревна и в 5 метров от южного. Эта территория была ограничена канавкой глубиной 15-20 см, заполненной органическим материалом и археологическими находками. Данная канавка являлась элементом природной топографии и не была специально вырублена зимовщиками.

Кроме того, были обнаружены три примечательные полукруглые концентрации камней на том уровне, где была поверхность земли в XVI веке, рядом с восточным и западным бревнами, соответственно у северо-восточного, юго-восточного и юго-западного угла. Это природные скопления камней, возникшие в результате геологических процессов под влиянием вечной мерзлоты и промерзания почвы. Однако они несут на себе следы вмешательства рук человеческих. Структура камней здесь более мелкая, чем обычно, и они имеют форму полукруга с одной ров ной стороной, так как другая половина круга была удалена при закладке дома, чтобы получить ровную площадку. Бревна, составлявшие нижний венец, были затем уложены прямоугольником вдоль наполовину удаленных кругообразных скоплений камней. Это — первое конкретное указание на первоначальное расположение прямоугольника из бревен.

Восточное бревно сейчас лежит вдоль срезов двух из этих маленьких плато и вплотную к ним, однако западное бревно изначально должно было лежать чуть западнее. Если провести прямые линии вдоль этих срезов, то западное и восточное бревна оказываются сориентированными точно на север и лежащими под прямым углом к северному бревну, которое заглублено в землю и потому, по всей видимости, лежит на своем первоначальном месте.

Совершенно очевидно, что ось дома, ориентированная с севера на юг, была определена не по компасу, а по звездам. Отсюда напрашивается вывод о сознательном подходе к делу голландских строителей, которые хоть и оказались в тяжелейшей ситуации, но и не думали терять рассудок, когда закладывали дом среди ледяной пустыни мыса Спорый Наволок. Важно и то, что следы в виде «подрезанных» скоплений камней являются доказательством точных размеров дома. Расстояние между прямыми сторонами юго-восточного и юго-западного скопления составляет 6,2 м. Это число сходится с шириной дома, указанной Карлсеном и выводимой из размеров нынешнего южного бревна и крышной балки. Данный археологический факт подтверждает ту мысль, что Карлсен аккуратно зафиксировал первоначальное состояние. Это значит, что дом имел длину скорее 10 м, чем 8,5 м, и что нынешнее южное бревно вовсе не лежит на месте южной стены. Дальнейшие уточнения точного расположения и размеров Behouden Huys выводятся из схемы распределения найденных предметов.

Раскопки не выявили никаких крупных строительных элементов из дерева. В глинистой почве с запада и севера от дома нашлось лишь несколько выветренных обломков досок и небольших бревен. Примечательная находка — прямоугольный деревянный брусок с железным гвоздем примерно в метре от восточного конца северного бревна, обнаруженный на глубине 20-25 см относительно уровня земли XVI в. и напоминающий какую-то подставку для вертикальной опоры. Хотя такая подставка, найденная в некотором удалении от дома, не имеет прямого отношения к конструкции дома, эта находка говорит о том, что морякам удавалось рыть отверстия в глинистой части строительной площадки. Это противоречит тому, что писал Де Вейр о тщетных попытках отогреть смерзшуюся почву, чтобы копать ее лопатами. Яма с обгоревшим дном у западного конца северной балки также связана с этими попытками моряков.

Находки и их распределение по ареалу

Behouden Huys расположен очень далеко от ближайшего людского жилья, однако вследствие всех предшествующих посещений и обследований его никак нельзя назвать неприкосновенным археологическим объектом. И тем не менее список находок, сделанных при раскопках 1993 и 1995 гг., включает 1370 номеров, которым соответствует около 9000 единиц. Большинство находок представляют собой всевозможные фрагменты, такие как керамические и фаянсовые черенки, осколки стекла, куски кожи, тканей, канатов, древесины, меди, олова, свинца и железа. Среди более-менее целых предметов были башмаки, одежда, бочки, железные инструменты, навесные замки, оружие, гири, свинцовые пули и соответствующие мерки для пуль, свинцовые пломбы для сукна, монеты, печатки, книжные замочки, пуговицы, оловянные тарелки и кружки, железные гвозди, детали навигационных приборов и механических инструментов. Весьма примечательными были пять свинцовых миниатюр с изображением символических и мифологических фигур — олицетворений Веры, Надежды и Любви, а также скифского всадника и Венеры.

Большое внимание мы уделили собиранию пищевых остатков, таких как кости животных и косточки от фруктов, поскольку предшествующие экспедиции сведениями такого рода не интересовались. Всего было собрано 114 образцов (71 инвентарный номер) для последующего проведения анализов древесины, семечек, дерна, насекомых и прочих экологических исследований. Такой результат противоречит представлению о том, что данный археологический объект после налетов в XIX веке был уже полностью опустошен. Прежние визитеры, по-видимому, отбирали подходящие для музеев целые объекты. Нынешние находки хоть и представляли собой в основанном фрагменты, но оказались куда более многочисленными, чем можно было ожидать, и в своей совокупности, благодаря неслучайному распределению по исследуемой территории, сообщали ценную информацию о расположении и устройстве дома.

Эпицентром территории их выявления является южная часть дома. Это связано в первую очередь с процессом разрушения дома. Под воздействием преобладающих северо-восточных ветров деревянная конструкция, по всей видимости, наклонилась и обрушилась в сторону юга. Об этом убедительно говорит ареал распространения многочисленных железных гвоздей: внутри прямоугольника, а также широкой полосой до 4-х-6-и метров к западу, югу и востоку от него. Во-вторых, следы на поверхности и схема расположения находок отражают различные виды деятельности зимовщиков внутри дома и вокруг него.

Археологические находки 1993 и 1993 гг. связаны в первую очередь с отходами зимовщиков, с тем, что зимовщики выбрасывали, пока здесь жили. Анализируя эти материальные остатки их жизнедеятельности, можно проверить наблюдения предшествующих исследователей и реконструировать жизненное пространство Behouden Huys.

Явно узнаваемый след посередине ограниченного сохранившимися бревнами прямоугольника 6*8,5 м оставил очаг. Очаг представлял собой подставку, на которой разводился огонь, толщиной 20 см, сложенную из гальки. Эти камушки были специально принесены с берега у самой воды. Мы можем догадываться, зачем моряки оборудовали очаг таким образом. С точки зрения пожарной безопасности этого не требовалось, так как поверхность земли внутри дома посыпана очень мелкими камешками, на которых прекрасно можно было разводить огонь. Скорее всего эта подставка имела какой-то практический смысл, так как при анализе слоев подставки стало ясно, что ее два раза наращивали. Возможно, здесь сказалась привычка зимовщиков, делавших все, как у себя дома в Голландии.

В голландских крестьянских домах огонь всегда разводился на подставке. Подобная подсыпка из камней под огнем в любом случае давала то преимущество, что благодаря ей тепловое излучение происходило выше. Вокруг очага, чтобы отделить его от остального пространства, была сложена полукруглая стеночка высотой в два камня, разомкнутая с северной стороны. С этой стороны нагрев должен был быть максимальным. Очаг был также оборудован как кухня, о чем говорят железная решетка на ножках и стоявшие на ней два больших медных котла с железными ручками-дугами, обнаруженные здесь Карлсеном.

Неподалеку лежала вырезанная из свинцовой мушкетной пули фигурка белого медведя. Ее сделал один из моряков, сидя у огня, чтобы согреться. Вдоль края очага лежали остатки пищи в виде костей от трески, свинины, говядины и песца. Мелкие кусочки каменного угля, также раскиданные у очага, были остатками топлива. Как-то раз моряки, испугавшись страшного холода, закрыли дымоход, когда топили каменным углем, что чуть не приведи к отравлению угарным газом. В журнале Херрита де Вейра можно прочитать о том, что этот печальный опыт научил их не закрывать дымоход во время топки, а при открытой трубе можно было топить и каменным углем вместо дров, так как уголь давал больше тепла.

По всей поверхности земли внутри дома лежали осколки фаянсовой посуды, свинцовые нули и кусочки свинца, обрезки кожи и тканей, большей частью на своих первоначальных местах. На глиняном полу с южной стороны от очага находилось дно от керамической сковороды, разбившееся на десятки кусочков. Рядом с ним лежала обглоданная лапка песца, на которой все фаланги пальцев были на месте. Вдоль восточной стены полоса в полтора метра шириной была наиболее бедна на находки. Здесь располагались лежанки моряков, не оставившие никаких следов, но указанные на рисунке Карлсена. Их расположение согласуется с иллюстрацией к книге Х. де Вейра.

Местом самой большой концентрации находок, где нашлось больше всего обрезков кожи и кусочков тканей от одежды, был участок в северо-восточном углу дома, прямо рядом с очагом. Именно здесь моряки сидели рядом друг с другом, греясь у огня, и занимались такими делами как починка одежды и обуви и приготовление пищи. Примечательным было полное отсутствие каких-либо находок совсем рядом с прямоугольником, в полутораметровой полосе к югу от южного бревна. Поскольку длина Behouden Huys, согласно реконструкции, составляла 10 м, эта полоса была внутри дома. Исходя из того, что все запасы с корабля были сложены в доме, а пространство внутри нынешнего прямоугольника служило для жизни и работы, следует предположить, что данная полутораметровая полоса использовалась под склад.

Сени, двери и Золотое сечение

Другие неоспоримые доказательства, необходимые для реконструкции дома, были обнаружены в следах помойки, задокументированной вне прямоугольника. Де Вейр описывает, какие усилия прилагали моряки, чтобы поддерживать чистоту в доме (Honore Naber 1917. Roeper & Wildeman 1996). Об этих усилиях напоминают три концентрации находок в пределах канавообразного следа с юго-восточной, южной и юго-западной стороны от прямоугольника. Здесь обнаружено большое количество костей и каменного угля. Эти два вида материалов непосредственно связаны с отбросами, возникающими при приготовлении и потреблении пищи. Они встречаются, как указывалось, у очага, а также на трех перечисленных местах. Кости происходят в основном от кусков свинины и говядины. Такие куски размером около 20 см моряки брали с собой в плавание в соленом виде в бочках. Спутники Баренца питались этими корабельными запасами мяса почти всю зиму. Диету разнообразили песцами, куда более вкусными; их пробитые черепа и обглоданные косточки также встретились в перечисленных трех местах.

Согласно сведениям в журнале Де Вейра, за зиму было поймано по меньшей мере 25 песцов. Благодаря мясу этих животных моряки все же получали то минимальное количество витамина C, которое было им необходимо, чтобы пережить зиму без серьезной цинги. О песцах известно, что они следуют за белыми медведями и питаются остатками их пищи и фекалиями. Возможно, их привлекли отбросы, лежавшие вокруг дома; там же были расставлены ловушки. Впрочем, от ловушек не было найдено никаких следов.

В мусорных кучах были обнаружены, кроме того, битая керамическая и фаянсовая посуда, стекло, фрагменты оловянных и свинцовых предметов, древесина, истлевшие куски тканей, мех, состриженные человеческие волосы, конопляные канаты, гвозди и обрывки бумаги. Очень информативной для наших представлении о том, насколько богаты на выдумку были голландские зимовщики в своей борьбе за жизнь, была находка фетровой стельки, вырезанной из полей черной шляпы. На стельку было нанесено вещество, содержавшее, как выяснилось при исследовании под микроскопом, остатки испанской мушки (Lytta vesicatora). Из-за содержащегося в организме испанской мушки вещества кантаридин эти насекомые использовались как лекарственное средство при проблемах с почками и ревматизме. Данное лекарство оказывало также согревающее воздействие: его-то и пытались использовать моряки, у которых постоянно мерзли ноги.

Куски ткани таили в себе другой сюрприз. В некоторых из них были обнаружены засохшие блохи и вши. Люди жили в тесноте. Они лежали по три человека в одной койке и, несмотря на холод, не могли избавиться от паразитов. Эти найденные при археологических раскопках насекомые служат, вероятно, объяснением тому факту, что зимовщики тратили столько сил на то, чтобы стирать свое белье.

Местонахождение трех пятен повышенного скопления находок бросает новый свет на последний вопрос относительно конструкции и расположения Behouden Huys, а именно, на вопрос о том, где находился вход. Согласно Х. де Вейру, у дома имелись сени с тремя дверьми: одна из них была посередине и две по сторонам. Согласно Карлсену, сени были пристроены к десятиметровому срубу, а на основе наблюдений и интерпретаций текста Х. де Вейра различными исследователями было принято считать, что сени находились с северной стороны. Распределение археологических находок отчетливо указывает на то, что двери были с южной стороны, из этих дверей зимовщики и выкидывали свои отбросы. В особенности между южной концентрацией находок и средней дверью наблюдается явная связь. Во-первых, эта мусорная куча находится на центральной оси прямоугольника и, во-вторых, именно в ней налицо самая высокая концентрация и самое большое разнообразие находок. Характерно присутствие здесь сотен мелких кусочков олова — остатков нарядной оловянной посуды, которая из-за страшного холода стала хрупкой и разбилась. Не вызывает сомнения, что это место использовалось в качестве мусорной кучи в течение более длительного времени.

Сделанное наблюдение согласуется с указанием в журнале Де Вейра, что 5 января 1597 г. зимовщики убрали среднюю дверь. В снегу у дома они вырыли свод, «чтобы там можно было справлять нужду и бросать туда прочие нечистоты». Исходя из того, что южная мусорная куча находится там, где был выход из средней двери, данный археологический факт подтверждает также установленную нами длину дома 10 м. Эта мусорная куча скорее всего примыкала непосредственно к южной стене дома. Тогда зона, в которой совсем не было сделано находок, находящаяся между сегодняшним местоположением южного бревна и мусорной кучен, можно интерпретировать как сени, сооруженные внутри десяти метровой постройки, а не пристроенные к дому снаружи, как уверял Карлсен.

Размеры дома, выведенные из исторических наблюдений и археологических фактов, подтверждаются реконструкцией на основе старинных мер длины и традиционных пропорций. Если размеры дома 10 м * 6,2 м перевести из метрической системы в ту, что была принята в Голландии в XVI в., где единицами были эли (т. е. аршины, 1 el = 68 см) и треды (т. е. шаги, 1 treed = 70 см), то получим цифры 15 элей или тредов (10,2 м или 10,5 м) на 9 элей или тредов (6,12 м или 6,3 м) (Staring 1885). Из этого ясно, что пропорции дома соответствовали математическому соотношению 3:5. Такие размеры согласуются с геометрическим принципом «золотого сечения», по которому пространственные отношения представлялись в виде рядов связанных друг с другом прямоугольников (Coecke van Aelst 1553, Wells 1993). Средневековая идея золотого сечения считалась в Европе эпохи Ренессанса важнейшим принципом упорядочивания строительных работ. На основе выясненной в результате археологического исследования (обнаружения переложенных камней) ширины дома 6,2 м можно вычислить длину, умножив это число на соответствующий золотому сечению коэффициент 1,618. При этом получаем размер 10,05 м.

Археологические факты показывают, что плотник и строители Behouden Huys при закладке дома использовали соотношение 3:5. Сочетание этого исторического принципа и выявленного распределения археологических находок еще раз подтверждают тот вывод, что сени были внутри сруба длиной 10 м. Расположение этих встроенных сеней можно идентифицировать с полутораметровой (т. е. шириной в 2 эля или треда) полосой с минимальной плотностью археологических находок между сохранившимся южным бревном и краем скопления мусора; эти сени служили для хранения запасов и для отсечения холодного воздуха, проникавшего через уличные двери. Стеночка у очага также расположена так, чтобы защищать огонь от ветра со стороны сеней.

Итоги реконструкции

Следы на поверхности земли и распределение археологических находок, выявленные во время недавних раскопок, в сочетании с данными Карлсена, увидевшею в 1871 г. дом практически в первоначальном состоянии, позволяют взглянуть на проблему по-новому и критически осмыслить размеры и устройство Behouden Huys. В результате о нем было составлено следующее представление: ото был дом размерами 10*6,2 м, с глухой северной стеной и дверьми в южной части. Основанием служил сруб высотой минимум 4 бревна. Нижний венец лежал на выровненной площадке, с которой были убраны лишние камни, мешавшие положить бревна ровным прямоугольником задуманного размера 10*6,2 м.

Сооружение срубов не характерно для нидерландской строительной традиции. Образцы такой конструкции моряки, вероятно, видели по пути своего следования мимо северной Скандинавии и России. Такое решение задачи — пример их успешной импровизации и умения приспособиться к условиям. Применение техники сруба избавило строителей от необходимости вбивать или закапывать в промерзшую землю вертикальные столбы, что потребовалось бы при традиционной нидерландской строительной технике, подразумевающей сооружение деревянного каркаса. Нидерландская традиция проявилась в пропорциях дома и в ориентации на традиционные меры длины: а именно, в использовании пропорции золотого сечения 5:3 (15 на 9 элов).

Как принято в рубленых избах, сени находились внутри прямоугольника и служили для отсечения холодного воздуха. Из рассказа Херрита де Вейра о строительстве (с 25 сентября по 17 августа) ясно, что сени строились тогда, когда сам дом был уже возведен. Де Вейр сообщает, что начало строительства сеней отчасти совпало с перенесением в дом запасов вина и пива. Поскольку огромные бочки, вероятно, не проходили в двери, не исключено, что полностью построены были только северная, восточная и западная стены, а с южной стороны пока еще была сооружена только внутренняя перегородка. После того, как зимовщики поместили запасы в не предназначенную для жилья полосу внутри сруба, было завершено строительство южной стены, а тем самым и сеней.

В сени вело три опиравшиеся на сруб двери, одна посередине и две по углам. Пространство перед средней дверью использовалось как отхожее место и помойка. Через другие две двери также выбрасывали мусор. Сени были 1,4 м шириной и служили для хранения запасов продовольствия, так что жилое помещение имело длину приблизительно 8,6 м. В этой жилой части дома площадью около 50 кв.м и провели девять долгих зимних месяцев семнадцать, а потом, когда двое умерли, пятнадцать голландских моряков.

Здесь стояло пять лежанок, на которых спали минимум по трое. Хотя Карлсен говорит о четырех лежанках вдоль восточной стороны и одной вдоль южной, представляется более правдоподобным, что все пять стояли вдоль восточной стены, как это и показано на гравюре в книге Херрига де Вейра. Каждая из пяти лежанок, расположенных вдоль стены длиной 8,6 м, имела, соответственно, длину 1,7 м, что является более реалистичным для того времени, чем размер 2 метра, указанный Карлсеном. Открытый очаг находился в южной половине жилого помещения, а северная часть служила для производства всевозможных работ, как это следует из найденного там разнообразного мусора.

С севера от дома, по-видимому, стояла шлюпка, перевернутая дном вверх. Возможно, для лучшей ее защиты над ней был сооружен навес, частью которого служил врытый в землю столб. На гравюрах этот навес изображен в виде ряда стоящих торчком бревен, прислоненных к дому.

Такая реконструкция, основанная на археологических исследованиях, дает представление не только о внешнем виде и устройстве Behouden Huys, но и об образе мыслей его строителей и обитателей. Ориентация дома строго по оси север-юг, четкость размеров в элях, использование золотого сечения и конструкция очага свидетельствуют о том, что даже в экстремальных условиях, в борьбе за собственную жизнь голландские моряки подходили к делу рационально и продолжали следовать своим культурным и профессиональным принципам. Применение этих правил говорит об известной образованности и интеллектуальном уровне. В этом смысле примечательно запись Херрита де Вейра от 13 февраля 1597 г. о том, что у них появилось достаточно жира для светильников, так что они смогли читать книги.

И, наконец, этот археологический ареал является редчайшим источником знаний о технических и культурных основах нидерландских полярных экспедиций XVI века, ставивших целью открыть северо-восточный морской путь в Азию. Зимовка на Новой Земле означала провал экспедиции, но благодаря ей мы имеем множество сведений о мотивации, подготовке и осуществлении межконтинентальных плаваний на парусных судах, к которым приступили Нидерланды в конце XVI в.

Список литературы

Bonke, H. & P. Floore, 1995. 'Het Behouden Huys. Hollandse boerenschuur op Nova Zembla'. Spiegel Historiael 30.7/8, 296-301.

Боярский П. В. (ред.), 1993. Новая Земля. Труды морской арктической комплексной экспедиции 1992, Ч. 1, кн. 2. Москва.

Боярский П. В. (ред.), 1993. Новая Земля. Труды морской арктической комплексной экспедиции 1993, Ч. 3. Москва.

Боярский П. В., 1996. Исследования Морской арктической комплексной экспедиции (МАКЭ) памятных мест на Новой Земле, связанных с экспедицией и зимовкой голландского мореплавателя Виллема Баренца / Виллем Баренц на Новой Земле. Находки и исследования 1996. Москва.

Coecke van Aelst, P., 1553. Den eersten-(tweeden) boeck van Architecturen Sebastiani Serlii...duer Mayken verhulst, weduwe des selven Peelers voers. Antwerpen.

Floore, P. M., 1996, 'Een ijselijk huishouden. Reconstructie van het Behouden Huys', in: Gevangen in het Ijs, special Spiegel Historiael jrg. 31.10, 396-401.

Gawronski, J. H. G.; P. V. Boyarsky (et al.), 1997, Northbound with Barents, Russian Dutch Integrated Archaeological Research on the Archipelago Novaya Zemlya, Amsterdam, (на английском и русском языках).

Gawronski, J. H. G., 1996, 'Gevangen in hout en ijs, Nieuwe informatie over het Behouden Huys', in: Gevangen in het Ijs, special Spiegel Historiael jrg. 31.10, 390-395.

Hacquebord, L., 1995. 'In search of Het Behouden Huys: A survey of the Remains of the House of Willem Barents/ on Novaya Zemlya', Arctic 48.3, 248-256.

Hacquebord, L., 1996. 'Het Behouden Huys. Recent onderzoek naar de overwintering van Willem Barentsz op Nova Zembla', Mens en Wetenschap (maart), 122-127.

Honore Naber, S. P. l’, 1917, Reizen van Willem Barents, Jacob van Heemkerck, Jan Cornelisz Rijp en anderen naar het noorden (1594-1597). De Linschoten Vereeniging XIV, XV (2 vols). 's Gravenhage.

Кравченко Д. Ф., 1983a. Отчет об арктической комплексной исторической экспедиции (АКИЭ) 1979. Москва (машинописный текст на русском языке).

Кравченко Д. Ф., 1983b. Отчет об арктической комплексной исторической экспедиции (АКИЭ) 1982. Москва (машинописный текст на русском языке).

Милорадович Б. В., 1934. Посещение зимовки Баренца в Ледяной гавани на Новой Земле. Арктика, № 2. С. 187-190 (на русском языке).

Roeper, V. & D. Wildeman, 1996, Om de Noord. De tochten van Willem Barentsz en Jacob van Heemskerck en de overwintering op Nova Zembla, zoals opgetekend door Gerrit de Veer. Nijmegen.

Staring, W. C. H., 1885. Lijst van alle Binnenen Buitenlandsche Maten, Gewichten en Munten. Schoonhoven.

Wells, D., 1993. Woordenboek van merkwaardige en interessante meetkunde. Amsterdam.

Zeeberg, J. J. & P. M. Floore, 1997, Nova Zembla, Rijswijk.

Zeeberg, Jaapjan J., Pieter M. Floore, George J. R. Maat, and Jerzy H. Gawronski, 'Search for Barents: Evaluation of Possible Burial Sites on North Novaya Zemlya, Russia', Arctic 55.4 (December 2002): 329-338.

Поиск могилы Баренца и Андриса

В 1988 году МАКЭ приступила к проведению экспериментальных плаваний и поиску могилы Виллема Баренца и Клааса Андриса на архипелаге Новая Земля. Ниже, рассказывая о наших экспериментах и исследованиях мы будем цитировать издание дневников Херрнта де Вейра на русском языке 1936 года, так как именно на основе этого издания проводились все указанные работы вплоть до 2011 года, когда был осуществлен новый полный перевод со староголландского профессором Ириной Михайловной Михайловой.

В 1988 году нам удалось на двух штатных судовых спасательных шлюпках ЗСШР2-М (закрытые стеклопластиковые корпуса и дизельный двигатель мощностью 20 л.с.) пройти маршрут от залива Иванова до мыса Константина.

Сопоставление масштабов расстоянии от мыса Желания до Оранских островов и от последних на юго-запад побережья с масштабами, приведенными Херритом де Вейром в описаниях плаваний Баренца (1594,1596-1597 годы), указывает не только на неправильность названий на современных картах мысов Большой и Малый Ледяной, замеченную еще В. Ю. Визе (1, примечание к с. 61). Но это, а также экспериментальные данные МАКЭ, дают возможность выдвижения гипотезы, что мысы Большой и Малый Ледяной, названные так Баренцем, являются мысами, ограничивающими современный залив Иванова. Указывает это и на просчет Баренца, заключающийся в том, что мыс Ледяной является крайним северным мысом Новой Земли (I, с. 61-62, 66); и на ошибку Ю. В. Визе, считавшего, что Баренц правильно определил северную оконечность Новой Земли, обозначенную как мыс Карлсена на современных картах (1, с. 61, сноска 67).

Подтверждением нашей гипотезы служат следующие доводы. Определение широты, сделанное Баренцем, хотя и совпадает с современным мысом Карлсена, но было проделано, когда судно находилось во льду, а сам мыс «находился от них как раз к востоку» (1, с. 61). Залив Иванова действительно «красивый залив с песчаным дном» (1, с. 61-62). В книге Херрита де Вейра приводятся следующие масштабы расстояний от Оранских островов: до Ледяного мыса — 5 миль, до мыса Желания — 8 миль. Эти масштабы указывают на западный мыс залива Иванова, а не на мыс Карлсена, находящийся в непосредственной близости от Оранских островов.

Весь небывало теплый август 1988 г. оба мыса залива Иванова оставались покрытыми снегом и частично льдом. Линия побережья от залива Иванова до мыса Карлсена с мотоботов кажется почти ровной береговой линией, идущей на восток. При плавании мимо мысов залива Иванова создастся зрительная иллюзия, что именно отсюда начинается крутое изменение направления побережья на юго-запад. Видимо, этим объясняется желание тяжело больного Баренца, возвращавшегося в одной из лодок после зимовки на северо-восточном побережье Новой Земли, взглянуть на Ледяной мыс (1, с. 243). Более того, ни северо-западные небольшие заливчики у мыса Карлсена, ни находящийся южнее залива Иванова залив Красивый, ограниченный с юга мысом с современным названием Большой Ледяной, не были бы частично защищены от движущихся под воздействием западного ветра льдов, как это следует из описания Херрита де Вейра (1, с. 243-245).

Отстаивание наших мотоботов у юго-западного берега залива Иванова при сильном западном ветре доказывает относительную защищенность залива от западного ветра и от движущегося под его воздействием льда. Здесь, у залива Иванова, в 1597 г. умер Виллем Баренц и другой участник экспедиции Клаас Андрис. К такому выводу мы пришли на основе сличения дневников экспедиции Баренца с экспериментальными плаваниями в этом регионе мотоботов МАКЭ, во время которых визуально фиксировались все характеристики местности, и исследовались «впечатления» от основного направления береговой линии.

Херрит де Вейр в предисловии к первому изданию своих дневников указывает на причину смерти Баренца. Он пишет: «...сразу же, как только мы покинули сушу (после зимовки в Ледяной гавани, находившейся на северо-восточном побережье Новой Земли — П. Б.) и вышли в море, мы тотчас почувствовали теплоту, хотя и стали ближе к полюсу. От этой внезапной перемены погиб наш штурман Виллем сын Баренца (Виллем Баренц — П. Б.)» (1, с. 39). Это соответствует и нашим наблюдениям: такое возможно у северной оконечности Новой земли, побережье которой огибает течение Гольфстрим.

Со смертью Баренца в районе Ледяного мыса связана еще одна загадочная страница истории голландской экспедиции. 20 нюня 1597 г. Баренц умирает. В этот же день умирает Клаас Андрис. Странно, но в дневниках Херрита де Вейра ни слова не говорится, как и где были погребены их тела (на побережье или в морской пучине). Хотя место погребения корабельного плотника, умершего в Ледяной гавани 22 сентября 1596 г. и похороненного на третий день (24 сентября) описано достаточно подробно: «Мы его похоронили в песке, под морским тростником, в расщелине горы около водопада, так как не могли раскопать землю из-за сильного мороза и холода» (1, с. 160).

В день смерти Баренца участники экспедиции находились в районе Ледяного мыса (залив Иванова) на двух лодках, затертых льдом. На следующий день под воздействием сильного юго-западного ветра «море несколько очистилось». На третий день «лодки с большими тягостями» и трудностями перетаскивались по льду до открытой воды. В тяжелой ледовой обстановке было начато плавание к мысу Утешения, который был достигнут на четвертый день смерти Баренца и Андриса. В этом районе лодки снова были затерты льдом и нет указаний о высадке на берег. Впервые они высадились на берег 24 июня у восточной стороны мыса Нассау. Вряд ли все эти дни тяжелого перехода во льдах и перетаскивания лодок по льдинам тела умерших были с ними. А до этого, 18 июня у Ледяного мыса несколько человек по льду постарались выйти на берег «поискать яиц, которых просили больные». Но неизвестно достигли ли они берега: «Однако они не могли ничего найти, а принесли четырех птиц, пойманных с опасностью для жизни между льдом и берегом, причем лед иногда ломался под ногами» (1, с. 244).

МАКЭ были обнаружены в 1988 г. две каменные кладки, напоминающие могилы, в заливе Иванова: одна — в средней, низменной части берега, и вторая на высокой гряде, находящейся рядом с линией побережья в юго-западной части залива, недалеко от предполагаемого нами Ледяного мыса. Если тела Баренца и Андриса были только завалены камнями, то за четыреста лет от них могло ничего не сохраниться. На Новой Земле мы наблюдали разрушения подобных могил менее чем столетней давности: песцы умудрились сдвинуть большие плоские камни, сложенные поверх тела при захоронении, и растащить часть костей и предметов одежды. Мощные ветры и летние потоки тающего снега могли ничего не оставить под разрушенной кладкой камней. Приведенный пример свидетельствует об особой необходимости проведения экспериментальных исторических исследований, моделирующих условия мореплавания и обстановку деятельности полярных экспедиций в различные исторические эпохи освоения Арктики. Их составной частью должны быть и исследования по исторической психологии, входящие в комплекс исторических медико-биологических экспериментов. Не только тщательное изучение региона, в котором происходили события, но и моделирование самого маршрута передвижения, психологического состояния членов коллектива, особенностей функционирования их организмов в экстремальных условиях (выявленных экспериментально на основе сохранившихся дневниковых записей о рационе питания) — могут на действительно научной основе дать объективную картину происходивших событий, связанных со смертью В. Баренца.

МАКЭ совместно с Фондом полярных исследований предложили в 1995 году организовать в ближайшие годы исторический эксперимент, посвященный зимовке голландской экспедиции в 1596-1597 годах в Ледяной Гавани. Необходимо здесь отметить, что с 1992 года МАКЭ начала действовать под эгидой Фонда полярных исследований и Российского научно-исследовательского института имени Д. С. Лихачева. Указанный эксперимент должен проводиться в те же сроки, что и зимовка голландцев 400 лет тому назад (с середины августа до середины июня следующего года). А затем на маломерных судах может быть осуществлен переход по маршруту голландцев от Ледяной Гавани до Мурманска.

Основой анализа во время зимовки современных исследователей (международного экипажа) и перехода должен стать дневник Херрита де Вейра. Сравнение его различных данных и наблюдений (метеорологических, биологических, гидрографических и т. д.) поможет реконструкции природной среды Новой Земли в конце XVI века, даст исходный материал для анализа различных изменений за прошедшие 400 лет, включая фауну архипелага. Такой исторический эксперимент даст материал не только дли мониторинговых исследований, но и для детализации и реконструкции тех событий зимовки Виллема Баренца и его спутников, которые вскользь затронуты или вовсе остались вне фиксации Херритом де Вейром.

В 1998 году МАКЭ были продолжены поиски могилы Баренца и Андриса. Работа в этом направлении явилась продолжением исследований Российско-голландской экспедиции 1995 году на базе МАКЭ (3). Тогда поиск могилы проводился на побережье залива Иванова в северо-западной части Новой Земли. Район этот был выбран после тщательного анализа дневников Херрита де Вейра (Де-Фер, 1936 год), участвовавшего в экспедициях (4, с. 17-19). Кроме того, мы исходили из предположения, что Баренц и Андрис были похоронены в общей могиле на побережье. В своих дневниках Херрит де Вейр не указывает где, когда и как было осуществлено захоронение. В день их смерти 20 июня 1597 года голландцы, оставившие место своей вынужденной зимовки на мысе Спорый Наволок и покинувшие судно, на двух лодках, затертых льдом, стояли неподалеку от побережья залива Иванова. 21 июня они все еще продолжали стоять во льду в указанном районе. 22 июня «пришлось с большими тягостями и трудностями перетаскивать лодки во льду. Сперва лодки с бывшим в них имуществом надо было перетянуть через льдину на расстояние приблизительно в 50 шагов, спустить в воду, а затем втащить их на другую льдину и опять волочь по ней почти на 300 шагов» (1, с. 245-246). Вряд ли во время этого опасного передвижения по льду «до открытой воды, где и смогли поставить парус», голландцы перетаскивали тела Баренца и Андриса. Но если это предположить, то следующее место, где могли быть захоронены два голландца — мыс Утешения, до которого лодки добрались 23 нюня. На современных картах так назван восточный мыс залива Русская Гавань.

Экспериментально мы установили в 1988 году, что мыс Большой Ледяной, названный так голландцами в 1594 году, находился в северо-западной части залива Иванова. Херрит де Вейр в своем дневнике так описывает побережье от мыса Ледяного до мыса Утешения и сам мыс: «Между этими мысами берег очень высок, но мыс Утешения — низкий; на западной стороне его имеются четыре или пять черных холмов, напоминающих хижины крестьян» (1, с. 66). В примечании к этому отрывку В. Ю. Визе написал: «Проверка этой любопытной приметы на месте могла бы выяснить, действительно ли мыс Утешения Де-Фера есть одноименный мыс современных карт» (1, с. 66). В 1998 году с научно-исследовательского судна «Иван Петров» мы провели визуальные наблюдения за характером побережья и его восприятия с моря от Оранских островов до Русской Гавани. Эти исследования показали, что действительно современное побережье от залива Иностранцева на юг до мыса Утешения современных карт тянется высокой, зачастую неприступной обрывистой полосой. Но и современный мыс Утешения не выглядит низким и на нем нет «холмов, напоминающих хижины крестьян». Единственное место не только напоминающее, но и совпадающее с описанием Херрита де Вейра — острова Гольфстрим, расположенные значительно севернее современного мыса Утешения.

Острова Гольфстрим находятся северо-западнее выводных ледников Броунова, Воейкова, Мака и Велькена. Вполне допустимо, что четыреста лет назад эти ледники значительно дальше распространялись на северо-запад, но вряд ли перекрывали расстояние в 10 километров, которое существует сейчас между островами и ближайшими мысами побережья (например, мысом Обручена). Но, с другой стороны, между мысом Обручева и мысом Сахарова отступающее на юго-восток побережье создает условия для формирования в определенных условиях многолетнего припая, кромка которого могла достигать островов Гольфстрим. Торошенный береговой припай вместе с включениями земли и камней, нагромождение обломков айсбергов и самих айсбергов — все это могло создать впечатление того, что острова Гольфстрим являются мысом. В районе мыса Утешения голландцы впервые побывали 26 июля 1594 года, когда во время первой своей экспедиции Баренц попытался в поисках северо-восточного прохода «в Китай» обойти с севера Новую Землю. Еще 13 июля «ночью они наткнулись на большое количество льда. С марса казалось, будто все море покрыто сплошным ледяным полем». Они отошли от архипелага на север, но 14 июля «снова наткнулись на лед, занимавший такое широкое пространство, какое может охватить глаз» (1, с. 56).

Постепенно продвигаясь на север, голландские мореплаватели то обходили скопления льда, то безуспешно пытались его преодолеть (25 июля). Наконец, 26 июля они «снова подошли к Новой Земле у мыса Утешения. После того, повернув от берега и пройдя около полумили на NO, они попали на мели глубиною в 4 сажени, между утесами и сушей» (1, с. 60). Действительно, северо-восточнее островов Гольфстрим расположены камни Зубцы и между этими «утесами» и сушей голландцы вполне могли идти «иод парусами на NO». Далее «они пришли к большому заливу» (1, с. 60). Этот большой залив существует и называется заливом Иностранцева.

Достигнув только Оранских островов на севере Новой Земли, голландцы повернули назад и первого или второго августа вновь были в районе мыса Утешения. В этом месте дневника Херит де Вейр и дает описание, приведенное выше, четырех или пяти черных холмов, «напоминающих хижины крестьян».

В начале сентября 1998 года мы дважды (в дневное и вечернее время) на расстоянии восьми кабельтовых прошли мимо островов Гольфстрим. И при хорошей видимости и в ночное время (включая освещение островов прожектора с судна, т. е. при абсолютно различных визуальных условиях) четко и рельефно над ровной поверхностью острова на высоту до пяти метров возвышаются «четыре или пять черных холмов, напоминающих хижины крестьян». Пятый «холм» под одним углом наблюдения напоминает хижину, а при изменении точки его обозрения «теряет» указанные очертания, приобретая вид обычной возвышенности, сложенной коренными породами. Видимо поэтому у X. де Вейра речь и идет о «четырех или пяти» черных холмах-хижинах. Таких характерных «холмов-хижин» мы больше нигде не встречали на западном побережье Северного острова Новой Земли.

Во время третьего плавания голландцы побывали у мыса Утешения на судне 7 августа 1596 года. С 5 августа они шли на север Новой Земли, «не находя льда около земли, у берега которой мы лавировали» (1, с. 140). «Встречая только немного льда, достигли мыса Утешения, чего мы уже давно желали. Под вечер подул восточный ветер и налег туман, вследствие чего мы были вынуждены пришвартовать корабль к льдине, которая сидела в воде почти на 36 саженей и выдавалась из воды приблизительно на 16 саженей; общая толщина льда была следовательно 52 сажени, и льдина сидела на дне, так как глубина около нее была 36 саженей» (1, с. 141). Следующие два дня стоял «сильный туман». 10 августа «лед пришел в сильное движение», которое продолжалось вплоть до 15 августа, когда голландцы подошли к Оранским островам. Таким образом, на этот раз туман не благоприятствовал оценке островов Гольфстрим именно как островов, а не мыса. Более того, начавшийся напор льда с востока подтверждает наличие его больших масс между мнимым мысом (островами) и берегом.

Последний раз голландцы побывали у мыса Утешения 23 июня 1597 года, на третий день после смерти Баренца Андриса. Все эти дни им приходилось пробиваться сквозь льды. Был ясный солнечный день. Херрит де Вейр записал: «Дальше мы не могли продвинуться, так как льды там были очень сплочены; погода стояла ясная» (1, с. 246). О высадке на берег не упоминается. Сплоченный лед располагается у мыса Утешения. Если здесь и были захоронены тела, то или на побережье островов Гольфстрим, или во льду, принимаемом за часть суши.

Через две недели после смерти Баренца, 5 июля, скончался Ян Франц из Гарлема (двоюродный брат Андриса). И в этом случае не описано как и где он был захоронен. Но указано, что «шестеро из нас ушли на берег и принесли дров для варки пищи» (I, с. 260). В 1614 году современник рассматриваемых нами событий голландский историк Йоханнес Понтанус в изданном им описании города Амстердама дополнил события, изложенные в дневнике Херрита де Вейра. Понтанус рассказал, что Ян Франц был захоронен в могиле из сверкающего как мрамор льда, «точно же как мы это сделали с другими» (3; 5, с. 240).

Первая высадка на берег после смерти Баренца зафиксирована в дневнике Херрита де Вейра 24 июня 1597 года на четвертый день после смерти. Это событие произошло на восточном побережье мыса Нассау. Лодки с людьми находились в трех милях от берега. Херрит де Вейр записал: «Тогда шестеро из наших высадились на берег и нашли немного дров» (I, с. 248). Случайно или нет, но описание этой высадки почти дословно напоминает текст, рассказывающий о высадке из лодок на берег после смерти Яна Франца. Текст Понтануса как бы усиливает аналогию событий и действий.

Для проверки различных версий захоронения и обнаружения самой могилы Баренца и Андриса мы продолжили в 1998 году совместные российско-нидерландские полевые исследования 1995 года по указанной тематике. В составе поисковой группы МАКЭ работали: В. Н. Шмилкин (замначальника МАКЭ), И. Б. Барышев (археолог МАКЭ) от России и Джордж Й. Р. Маат (профессор антрополог), Йоханнес Я. Верлаан (антрополог) от Королевства Нидерландов. Ими было обследовано все побережье от мыса Карлсена на севере Новой Земли до мыса Клавдия в заливе Иностранцева на северо-западном побережье архипелага. Залив Иванова был обследован Российско-голландской группой МАКЭ еще в 1995 году. Во всех исследованных в 1998 году частях побережья небыли замечены признаки захоронения. Провести аналогичные исследования на островах Гольфстрим не удалось в полевой сезон 1998 года.

Идентификация мест на Новой Земле, связанных с голландскими экспедициями 1596-1597 годов

Географические названия, нанесенные на карту Новой Земли экспедициями Баренца и упоминаемые в дневниках Херрита де Вейра, еще полностью не идентифицированы с реальными объектами. Кроме того более поздние исследователи архипелага зачастую произвольно использовали названия голландской экспедиции, что без критического осмысления было нанесено на современные карты. Выше, в разделе посвященном попеку могилы Баренца и Андриса, мы останавливались на проблеме идентификации мыса Утешения. На основе исследований МАКЭ в 1988 году мы убедились в том, что мысы Большой и Малый Ледяной на современных картах абсолютно не соответствуют местоположению мысов, названных так голландцами (9, с. 30).

Реконструкции состояния ледникового покрова Новой Земли в период голландских экспедиций очень приблизительны. А попытки, например, использовать карту А. Петермана для реконструкции положения ледников даже в конце XIX века не состоятельны. Эта карта была создана Петерманом на основе сведений, полученных из судовых журналов норвежских зверобоев. Карта содержит массу явных ошибок (мыс Желания слишком выдвинут на север, а очертания даже не покрытого ледниками побережья очень приблизительны). Тем более не возможно на ее основе определить границы и очертания ледникового покрова Новой Земли. Историко-географические экспериментальные работы МАКЭ у северо-восточного побережья архипелага привели к предположению, что мыс Желания в XVI веке мог быть островом, а прилегающая территория — низменным берегом. И если это было установлено голландцами, то какой мыс был назван ими мысом Желания? И почему этот «остров», остров Лошкина и острова Большой и Малый Безымянные никак не упоминаются в дневниках Херрита де Вейра и не обозначены на его карте. Из-за своих малых размеров? Но тогда почему отмечен остров Гемскерка, не больший чем они по площади? Правда, у голландцев он никак не был назван. Близлежащий мыс получил у них название Островного (современный мыс Константина).

Островной мыс упомянут у Херрита де Вейра в записях от 14 июня 1597 года. После зимовки в Ледяной Гавани, бросив судно, голландцы на двух лодках направились в обратный путь: «14 июня утром, когда солнце было на востоке, мы, имея западный ветер, отплыли на лодках. Взяв курс на О, мы прошли в тот день пять миль до Островного мыса. Начало нашего плавания вышло не очень удачным, так как мы наткнулись на густой лед, который еще держался там, и это нас сильно испугало. Когда мы застряли, то вчетвером отправились на берег разведать положение и принесли четырех птиц, сбитых нами камнями с утесов» (1, с. 240). Действительно, в 1992 и в 1998 годах мы наблюдали на острове Гемскерка птичий базар. Более того, в последний год было обнаружено МАКЭ на этом острове лежбище моржей. А неподалеку, на южном побережье бухты Мурманца — остатки промысловой избы-зимовья тридцатых годов нашего века. Зимовье было построено не только для зимних промыслов, но и для охоты на моржей. Изменение ледовой обстановки, в результате чего плавсредство нашей экспедиции начало затирать около берега, перекрывая обратный путь к базовому судну «Иван Петров», не позволило нам провести весь комплекс работ в районе мыса Константина (Островного). Были зафиксированы сотрудниками МАКЭ остатки зимовья и подъемный материал, а также возведенный неподалеку приметный знак.

Сложная ледовая обстановка в бухте соответствует описаниям Херрита де Вейра. Кон фигурация северо-восточного побережья Новой Земли, местные течения и ветры, приливно-отливные процессы — всё это значительно усложняет ледовую обстановку в заливах и бухтах исследуемого района. Но эти условия, во многом совпадающие с теми, в которых осуществлялись плавания голландцев в конце 16 века, дают редкую возможность для проведения историко-географических экспериментов для реконструкции событий прошлого и идентификации на мятных мест.

Еще одним памятным местом, связанным с экспедициями Баренца, являются Оранские острова. Впервые голландцы достигли их 31 июля 1594 года:

«Пристав к одному из этих островов, они нашли там около двухсот морских чудовищ, катавшихся на песке на солнце, которых сами они называют Walruschen, а Олай Магнус — моржами. Эти морские чудовища гораздо больше быков, живут в море, кожу имеют наподобие тюленей, с коротким волосом, пасть их подобна львиной; они держатся но большей части на льду, имеют четыре лапы и лишены ушей; убить их можно с трудом, только ударом по вискам; производят они одного или двух детенышей. Если промышленники случайно застанут их на ледяных глыбах с детенышами, то моржи бросают их в воду, потом спрыгивают в воду сами, подхватывают детенышей лапами, и, то погружаясь, то выплывая, ускользают. А если они хотят сопротивляться, то, бросив детенышей, с огромною силою плывут к лодке, как это не раз испытали наши, находясь в немалой опасности. Именно морж чуть не вонзил зубы в корму лодки, стремясь притянуть ее к себе, но наши подняли крик, и он в испуге удалился, подхватив опять своих детенышей лапами.

Моржи снабжены двумя клыками, с обеих сторон выдающимися из пасти, длиною не менее сажени; эти клыки ценятся наравне со слоновой костью, особенно в Московии, Татарии и соседних странах, где они известны; они так же белы, тверды и гладки, как слоновая кость. Моряки думали, что это стадо моржей, возившихся на песке, не может защищаться на суше, и потому напали на них, чтобы овладеть их клыками, но поломали свои тесаки, топоры и копья, не сумев убить ни одного; только у одного они выбили клык, который и унесли. Не добившись в этой борьбе никакого успеха, они решили вернуться на корабль и привезти оттуда пушки и с ними атаковать моржей, но поднялся очень сильный ветер, который стал ломать лед на большие глыбы, так что от этого намерения пришлось отказаться.

В это самое время они нашли спавшим огромного белого медведя, которого поразили пулей. Тем не менее он побежал и прыгнул в воду, но матросы, разогнав лодку на веслах, преследовали его, закололи и, протащив по льду, крепко привязали к половине копья, с силой воткнутого в лед, имея в виду увезти зверя, когда вернутся с пушками для борьбы с моржами, но, так как ветер все крепчал, а лед стал ломаться, то из этого ничего не вышло» (1 с. 62-65).

Для нас очень важен весь текст этого описания для идентификации Оранских островов. Известный русский мореплаватель и исследователь Новой Земли Ф. П. Литке (1797-1882 гг.) считал, что Оранские острова расположены не севернее мыса Карлсена (северной оконечности Новой Земли), а восточнее, у мыса Желания или Доходы, как его называли поморы. В книге «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821-1824 годах» Литке пишет: «Оранские острова, как дальнейшие к северо-востоку (относительно Ледяного мыса — П. Б.), есть без сомнения остров Максимков, русских промышленников, лежащий близ Доходов. Остров Максимков, расположенный на аделунговой карте на широте 74½ градуса и перешедший с нее на многие другие карты, в том числе и на русские, есть, по всей вероятности, не что иное, как этот Максимков остров. Витсен говорит о нем: «остров Максимко или Максимок, лежащий в виду Новой Земли, есть дальнейшее место из посещаемых россиянами для звериных промыслов». Это доказывает, что мнимый остров Максимок есть точно остров, лежащий против мыса Доходы» (15, с. 44). Здесь может быть два варианта: или поморы называли мысом Доходы современный мыс Карлсена, или Оранские острова никакого отношения к Максимкову острову не имеют и последний является островом Лошкина или островом Большой Безымянный современных карт.

Приведенное выше описание Херрита де Вейра и проведенные МАКЭ исследования позволяют утверждать, что на Оранских островах (современных карт) голландцы увидели «около двухсот морских чудовищ». В 1988 году МАКЭ были зафиксированы небольшие группы моржей в районе Оранских островов и мыса Желания. В 1995 году мы снова наблюдали здесь отдельных животных. В 1998 году мы обнаружили на Больших Оранских островах скопление моржей в том же количестве, которое указано у Херрита де Вейра.

При исследовании экологических проблем региона особо важен сам факт совпадения численности моржей в конце XVI и XX веков. Более того, относительно моржей на Оранских островах и в наши дни можно сказать, что «они катались на песке». Аналогичные условия на островах в районе мыса Желания отсутствуют. Интересен и тот факт, что на Малом Оранском острове МАКЭ нашла в 1988 году памятную плиту с надписью на голландском языке: «В память. Оранские острова открыты нидерландским мореплавателем Виллемом Баренцом 1 августа 1594». Эта плита была установлена в 1881 году голландской экспедицией на судне «Биллем Баренц». В 1933 году плиту обнаружил на острове начальник геологической экспедиции Арктического института Г. В. Горбацкий. В 1988 году МАКЭ исследовала на том же острове, что и плиту, остатки небольшой промысловой избушки. Из-подо льда в ее основании была извлечена деревянная доска с надписями 1930 и 1933 годов. Одна из них следующая: «Арктичес. инст. эксп. Горбатцкого 33 г.» Напротив, на побережье Северного острова, нами был обнаружен старый балок (экспедиции Горбацкого?) с утеплителем между дощатыми стенками из спрессованного сена. В 1988 и 1998 годах в балке жили сотрудники МАКЭ.

Возвращаясь к рассказу Херрита де Вейра об Оранских островах, необходимо отметить еще несколько моментов. Во-первых чисто потребительское отношение голландцев к природным ресурсам. Ради добычи ценных клыков они решили применить для массового убийства моржей пушки. Помешало только неблагоприятное изменение погодных условий. Во-вторых, на островах был убит белый медведь. Отсюда в тот же день 1 августа 1594 года они отправились в обратный путь, не решившись следовать дальше. Ровно через два года, 15 августа 1596 года голландское судно, на котором капитаном был Якоб Ван Гемскерк Хейндрикс, а штурманом Виллем Баренц, вновь подошло к Оранским островам. И снова здесь был убит белый медведь, разбуженный, как и в предыдущий год, командой судна. Но, и что очень существенно для нас, ни о каких моржах здесь не упоминается. В дневниках Херрита де Вейра за 1594 и 1596 годы ничего не говорится и о птичьих базарах на Оранских островах, которые сотрудники МАКЭ наблюдали в 1988 и 1998 годах. О птицах здесь упомянуто лишь в записи Херрита де Вейра от 16 июня 1597 года, когда после зимовки в Ледяной Гавани голландцы отправились на лодках в обратный путь: «16 июня мы поплыли дальше и при южном ветре добрались до Оранских островов, отстоящих на восемь миль от мыса Желания. Тут мы высадились на берег, взяв два бочонка и ко тел (чтобы растопить снег и наполнить бочонки водой), имея также в виду поискать птиц и яиц для больных. Придя туда, мы развели огонь из найденных дров и растопили снег, но никаких птиц не нашли. Однако трое из наших людей отправились по льду на другой остров и поймали трех птиц. При возвращении капитан (который был одним из трех) провалился под лед, попав в опасное для жизни положение, так как там было сильное течение. Освободившись, он пришел к нам и высушил платье на огне, который мы развели. На том же огне мы сварили птиц, которых отнесли в лодки и отдали больным, и наполнили наши бочонки, вмешавшие около 4 конгиев. Вернувшись к лодкам, мы пошли дальше при юго-восточном ветре. Погода была туманная и сырая, и мы сильно промокли, ибо наши лодки были совершенно открытые» (1, с. 240-243). Видимо, птицы были пойманы на птичьем базаре западного острова из группы Больших Оранских островов, где и в наши дни расположен самый большой птичий базар на этих островах. Намерение поискать яиц на островах также указывает на то, что голландцы знали о существовании здесь именно птичьего базара. Якоб Гемскерк (капитан) провалился под лед при переходе от восточного острова из группы Больших Оранских островов к западному. Действительно, здесь между островами и мы наблюдали сильное течение.

По сообщению Ф. П. Литке в 1688 году шкипер голландского китобойного судна Фламинг вторично (после своего плавания к архипелагу в 1664 году) посетил Новую Землю: «На меньшом из Оранских островов нашел он дерево толщиною в три или четыре охвата, выкинутое выше черты обыкновенной полной воды; он не мог понять, откуда столь огромное дерево взялось, потому, что на Новой Земле не растет их вовсе. Тут же нашел он шесты, поставленные голландцами около ста лет назад» (15, с. 66). На современной карте Оранские острова делятся на Большие и Малые. Последние находятся юго-восточнее Больших Оранских. «Меньшим» из Оранских островов Фламинг безусловно считает западный остров из группы Больших Оранских островов. Именно здесь разворачивалась «битва» с моржами экипажа судна Гемскерка и Баренца, сюда с восточного острова пошел Гемскерк с двумя спутниками добывать птиц. На нем и должны были стоять шесты, водруженные экспедицией Баренца. Кстати, не были ли это отметки на могилах Баренца и Класа Андриса Гаутейка? Экспедиция Баренца назвала Оранскими островами только те, которые на современных картах обозначены как Большие Оранские, ибо Малые Оранские острова в описаниях Херрита де Вейра отсутствуют.

В 1998 году сотрудники МАКЭ обнаружили на восточном из Больших Оранских островов остатки небольшой промысловой избы, а на западном — следы промысловой деятельности на птичьем базаре. Скорее всего это объекты конца XIX — первой половины XX вв. и использовались поморскими или норвежскими промышленниками. Более древних следов нами пока здесь не обнаружено.

Исследования МАКЭ 1992 года

В 1988 году МАКЭ была предпринята попытка пройти на шлюпках от мыса Желания в Ледяную Гавань, к месту зимовки голландской экспедиции (6, с. 116). Сложная ледовая обстановка не позволила нам спуститься вдоль северо-восточного побережья Новой Земли южнее мыса Константина (Островного мыса — у Херрита де Вейра). Как и голландцев 14 нюня 1597 года нас здесь встретил густой лед, который еще держался там. Именно здесь ими были сбиты камнями с утесов четыре птицы, что соответствует нахождению на острове Гемскерка зафиксированного нами птичьего базара. Более того, от Ледяной Гавани до мыса Желания в этом районе нет ни одного острова, кроме Гемскерка. Но наши наблюдения за конфигурацией побережья, свидетельствовали, что между мысом Желания и Константина четко фиксируется три приметных мыса, а не два, как указано у Херрита де Вейра. Это, а также несовпадение с современными расстояниями между мысами, привели к необходимости более подробного исследования мыса Желания. В результате этих исследовании было установлено, что мыс Желания в 16 веке мог быть островом, а прилегающая территория — низменным берегом.

К результатам внедрения комплексной методики исторического эксперимента необходимо добавить также данные исследований МАКЭ 1992 года (10, с. 138). Было доказано, что место для строительства зимовья голландской экспедиции, было выбрано оптимально. Оно определялось не только близким расположением от зимовья затертого во льдах судна. Детальное изучение местности помогло установить, что выбор места для строительства на крутом и высоком берегу был предопределен расположенным поблизости оврагом. Именно он позволил втаскивать наиболее тяжелый груз на поверхность берегового уступа (7, с. 217; 8, с. 29;).

В 1992 году МАКЭ были впервые проведены археологические исследования зимовья Баренца на основе Открытого листа. Изучение природной среды способствовало реконструкции событий и причин, связанных с пленением судна в 1596 года у мыса Спорый Наволок. Под напором льда оно было сдвинуто на отмель, часть которой в наши дни входит в зону побережья. Об этом свидетельствует и запись Херрита де Вейра от 5 октября 1596 года. На месте зимовья сохранились следы непрофессиональных раскопок, проведенных здесь за несколько лет до 1992 года: культурный слой был порезан на части и в таком виде вывернут наверх, а затем частим но вновь уложен на место. То есть нашими предшественниками под видом «подъемного материала» были варварски извлечены находки. А на побережье в раскопанном углублении лежала часть парусного судна, которая гнила, извлеченная нашими предшественниками из под слоя смерзшегося песка и камней. На зимовье мы собрали с поверхности некоторые фрагменты вещей голландской экспедиции, а с побережья вывезли указанную часть судна в Москву. После анализов оказалось, что датировка этой части совпадает со временем постройки судна В. Баренца. Сравнительный анализ описаний из дневника Херрита де Вейра помог установить место захоронения 24 сентября 1596 года судового плотника голландской экспедиции.

Международная Российско-голландская экспедиция 1995 года на базе МАКЭ

Начнем с цитаты из Введения к книге, изданной на английском и русском языках но результатам Российско-голландской экспедиции 1995 года на базе МАКЭ. Это Введение написано начальником и научным руководителем международной экспедиции П. В. Боярским и научным руководителем нидерландским отрядом экспедиции Е. Гавронским:

В 1995 году Российско-голландская экспедиция, обобщив опыт предшествующих исследований в регионе, должна была реконструировать природную среду конца XVI в. и на ее фоне восстановить объективную общую картину исторических событий голландской экспедиции. Исследовательская программа включала геоморфологическое и геологическое обследование для получения информации не только о среде, в которой голландские зимовищ к и соорудили свое зимовье, но также и о воздействии человека на прилегающую к строению территорию и на ландшафт. Особый интерес представляло изучение памятных мест, связанных с контактами голландцев и местных жителей. При этом нами использовалась историческая карта из книги Линсхотена (1601 г.), на которой изображены поморские приметные кресты. Эти кресты нанесены на карту как острова Матвеев, так и побережья пролива Югорский Шар. Сравнение старинных и современных карт с визуальной оценкой исследуемых ареалов позволяет паспортизировать места исторических событий, а также характер природных изменений за прошедшие столетия.

Все указанные работы 1995 года были выполнены на основе общей методики проведения исторического эксперимента. В их числе был и поиск древнего святилища, которое в виде идола помечено на карте в издании Левинуса Гульсиуса (1598 г.). Оно располагалось на возвышенности южного побережья пролива Югорский Шар, в двух километрах западнее устья реки Великая. Видимо именно этот идол упоминается в дневнике Херрита де Вейра от 1 сентября 1595 года. К этим работам можно отнести и исследования на острове Матвеев.

Каждый изучаемый объект или историческое событие исследовались нами в контексте пространственного и временного существования, при этом выявлялись их функциональные связи с окружающей средой. Общая методика проведения экспедиционных работ требовала комплексного подхода к изучению целостной историко-культурной и природной среды. Характер исследований каждого специалиста Российско-голландской экспедиции в той или иной степени был подчинен общему подходу и общей методике изучения и реконструкции событий и природной среды прошлого.

Национальный парк «Русская Арктика» на Новой Земле

В 1990 году П. В. Боярским была высказана и опубликована идея о создании на севере Новой Земли охраняемой территории, связанной с памятными местами пребывания Виллема Баренца в Арктике (11, с. 38; 12, с. 239). Затем в 1992 году была издана карта-схема «Особо охраняемые территории Баренцевоморья» (Проект МАКЭ. Российский НИИ культурного и природного наследия. М., 1992). Здесь памятные места были отражены нами как «Уникальные исторические территории, связанные с жизнью и деятельностью Виллема Варенца в 1594-1597 годах.

В другой работе 1992 года (подготовленной к печати в 1991 году) мной было предложено создать национальный парк на территории от залива Иванова до Ледяной Гавани для сохранения и демонстрирования объектов, связанных с именем Виллема Баренца и сохранения мест зимовки голландской экспедиции 1596-1597 годов (8, с. 245). Затем предложил создать «Международный парк Виллема Баренца» (13, с. 10-12), в который вошли бы в российской части — Север Новой Земли, юг Вайгача, острова Матвеева и Местный (Мясной), а в норвежской части — юг Шпицбергена и остров Медвежий. То есть впервые был поставлен вопрос о создании Международного парка в Арктике (13, с. 10-12). В конце концов МАКЭ был подробно описан северный филиал и вся система особо охраняемых территорий (COOT) культурного и природного наследия Новой Земли, в которой обосновано предложение об учреждении «Парка Виллема Баренца». Идею МАКЭ о создании «Парка Виллема Баренца» поддержали и финансировали Всемирный Фонд дикой природы (WWF) (грант RU 00.73.01 «Arctic Reserves» MATRA FUND/Programme International Management) и Министерство сельского хозяйства, природопользования и рыболовства Нидерландов.

В 1998 году у сотрудников МАКЭ сформировалась идея создания национального парка «Русская Арктика», состоящего из трех участков: северного — на всей территории Земли Франца Иосифа; южного — на Северном острове Новая Земля под названием «Парк Виллема Баренца»; западного — на острове Виктория. Архангельское областное собрание поддержало эту инициативу, 26 мая 1999 года приняло соответствующее постановление и назначило научными руководителями проекта «Русская Арктика» начальника МАКЭ, заместителя директора Российского НИИ культурного и природного наследия им. Д. С. Лихачева П. В. Боярского и заместителя председателя Государственною комитета по охране окружающей среды Архангельской области В. С. Кузнецова. Соруководителями Предпроектного обоснования национального парка «Русская Арктика» стали П. В. Боярский и Ю. В. Добру шин. В подготовке обоснования участвовали институт «Росгипролесхоз» и МАКЭ.

Но после различных обсуждений и согласований проект был урезан. 15 июня 2009 года премьер-министр РФ подписал Постановление о создании национальною парка «Русская Арктика» на севере Новой Земли. Создание этого парка явилось важным результатом работы МАКЭ в указанном регионе. Надеемся, что в дальнейшем будут полностью реализованы наши предложения по проекту «Русская Арктика» (включая и Землю Франца-Иосифа и остров Виктория) и южный участок этого национального парка будет назван «Парк Виллема Баренца» и входить в состав первого созданного в России национального парка «Русская Арктика» с указанным названием.

А в настоящее время МАКЭ пытается реализовать и свою давнюю идею создания национального парка «Хэбидя Я» на острове Вайгач для сохранения не только уникальных древних святилищ коренных народов Севера и объектов культуры поморских мореходов и промышленников, но и памятных мест, связанных с голландскими экспедициями 1594-1597 годов.

Поэтому мы продолжаем настойчиво реализовывать проекты МАКЭ: «Память Российской Арктики», «Земля Санникова», «Последам "Двух капитанов"», «Арктическое кольцо». Участвуем в подготовке к изданию томов серии «Острова и архипелаги Российской Арктики», в создании серии карт и книг-указателей к ним «Национальное Наследие» но природному и культурном) наследию на островах и архипелагах Российской Арктики. И проводим ежегодные исследования культурного и природного наследия Арктики на протяжении 25 лет, с 1986 года.

Мы сердечно благодарим наших голландских коллег и всех, кто помогал и помогает реализации проектов МАКЭ и нашей давней мечты об издании полной версии дневников Херрита де Вейра, переведенных со староголландского языка, на котором они впервые были опубликован в 1598 году, и с редкими цветными иллюстрациями первых изданий.

Список литературы

1. Херрит де Вейр. Плавания Баренца. 1594-1597 г. Под редакцией проф. В. Ю. Визе. Л., 1936 г.

2. Линсхотен, Ян Гюйгенс ван. Первые путешествия на корабле Яна Гюйгенса ван Линсхотена с севера через пролив Нассау к устью Оби на Вайгач в 1594 г. // Записки по гидрографии. Петроград. 1915 г. Том 39, вып. 3.

3. Gawronski J. H. G., Boyarsky P. V. (et al.) Northbound with Barents. Amsterdam, 1997.

4. Боярский П. В. Комплексное изучение историко-культурной и природной среды Крайнего Севера (постановка проблемы) // Проблемы изучения историко-культурной среды Арктики. М., 1990 г.

5. Pontanus J. Beschryvinghe der coop stadt Amsterdam. Amsterdam, 1614.

6. Боярский П. В. Введение в памятниковедение. М. 1990.

7. Новая Земля. Под общей редакцией П. В. Боярского. Том I, книга 2. М., 1993 г.

8. Новая Земля. Под общей редакцией П. В. Боярского. Том I, книга 1. М., 1993 г.

9. Виллем Баренц на Новой Земле. Коллекция находок с места зимовья голландского мореплавателя Виллема Баренца (1596-1597 гг.). Ответственный редактор Е. Дмитриева. М., 1996 г.

10. Боярский П. В. Исследования Морской Арктической комплексной экспедиции (МАКЭ) памятных мест на Новой Земле, связанных с экспедицией и зимовкой голландского мореплавателя Виллема Баренца. В кн.: Виллем Баренц на Новой Земле. Коллекция находок с места зимовья голландского мореплавателя Виллема Баренца (1596-1597 гг.). Ответственный редактор Е. Дмитриева. М., 1996 г.

11. Боярский П. В. Морская Арктическая комплексная экспедиция. Комплексные исследования историко-культурной и природной среды Арктики. М.. 1990 г.

12. Острова и архипелаги Российской Арктики. Новая Земля. Под общей редакцией П. В. Боярского. М.: Изд-во Paulsen, 2009 г.

13. Боярский П. В. Создание системы особо охраняемых природных и историко-культурных территорий Баренцевоморья. Постановка проблемы. В кн.: Новая Земля. Под общей редакцией П. В. Боярского. Том 3. М., 1994 г.

14. Захаров Ю. С. Особо охраняемые территории культурного и природного наследия Арктики: архипелаг Новая Земля // Новая Земля. Природа. История. Археология. Культура. Под общей редакцией П. В. Боярского. Книга 1. М., 1996 г.

15. Литке Ф. П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821-1824 годах. М., 1948 г.

16. Острова и архипелаги Российской Арктики. Вайгач. Остров арктических богов. Под общей редакцией П. В. Боярского. М.: Изд-во Paulsen, 2011 г.

17. Боярский П. В., Кулиев А. Н. Архипелаг Земля Франца-Иосифа. Природное и культурное наследие. Указатели к карте. Летопись Земли Франца-Иосифа. Под общей редакцией П. В. Боярского. М.: Изд-во Paulsen, 2011 г.