Аромат роз

ГЛАВА 20

К ее удивлению, Зак открыл обе двери — в дом и в комнату, — не спуская ее с рук. Запертая с ним в полумраке второй спальни, Кэйт чувствовала себя, как щепка в море, плывущая по воле ветра и волн. Его тело было напряжено от желания. Сердце Зака сильно стучало, он отрывисто дышал. Все это явно было тем, что он с волнением предвкушал, и, очевидно, не хотел мешкать.

Он бережно поставил ее на ноги. И все же Кэйт не могла преодолеть охватившую ее робость. Едва она услышала, как щелкнул дверной замок, нервы ее затрепетали. Она прижала ладони к бедрам и бросила взгляд на постель. Зак подошел к окну и отдернул шторы. Комнату залил свет полной луны. Кэйт стала торопливо расстегивать свой жакетик.

— Знаешь, Зак, я не подумала об этом, но здесь нет моего ночного халата… — Она двинулась к двери. — Я поднимусь наверх и переоденусь. Это всего лишь мгновение…

— И думать не смей! — сказал он со смешком. — Ты разбудишь Мэнди.

Мягко ступая по плетеному коврику, он двинулся к ней. В лице его появилась непреклонность. Глаза Кэйт привыкли к темноте, и в свете луны она хорошо видела его лицо. Она понимала, что и он видит ее так же отчетливо. Ей ясно представилось, что он увидит, если она не наденет халата.

— Я пойду тихо, как мышка, — пролепетала она, — но мне нужно надеть халат.

Он приблизился и положил свои теплые руки ей на шею.

— Ты боишься простудить горлышко?

— При чем тут горлышко? — отозвалась она. Он провел пальцем по изгибам ее рта.

— Должно быть, халат нужен для того, чтобы согреть твою шейку.

Она взяла его руки.

— Как это так?

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты закрываешься, когда я хочу любить тебя, — шепотом сказал он. — Ты застегиваешь халат под самым подбородком. Вот как!

С легким смешком она возразила:

— Зак, ты слишком предусмотрителен! — Она попыталась двинуться. — Я сбегаю за ним.

Он держал ее руками за плечи.

— Ты не пойдешь никуда!

— Никуда?

— Нет, мэм, вы не пойдете. — Ласково и нежно он гладил ее напряженные мышцы. — Расслабься. Об этом халате ты не пожалеешь, я тебе обещаю.

— Не пожалею?

— Нет, мэм!

— А почему ты вдруг стал обращаться ко мне на «вы»?

— Я же обещал тебе, что буду вежлив, — сказал он, расплываясь в улыбке.

Кэйт закрыла глаза.

— Пожалуйста, не смейся надо мной. Он поймал губами мочку ее уха.

— Кэти, любовь моя, я поддразниваю тебя. Очень трудно от этого удержаться. Не надо нервничать.

Она положила ладони на его грудь. Жар его тела, казалось, обжигал ее ладони.

— Ну, хорошо… Я думаю, действительно не надо.

— Ты думаешь, Бог, сотворив наши тела, потратил столько фантазии и изобретательности, чтобы мы занимались этим так же скучно и мерзко, как Джозеф? — Его дыхание касалось ее волос и возбуждало Кэйт. — Или ты полагаешь, что Господь придумал это в качестве тяжкого испытания для женщин?

— Бог — мужчина. Он фыркнул.

— Возможно. А может, и нет. Пройдя через это вместе со мной, ты усомнишься в этом. — Он посмотрел ей в глаза. — Скажи честно: тебе страшно? Если мы еще ничего не достигли, состоя в браке, то по крайней мере стали друзьями. Между нами не должно быть никаких тайн. Даже если я не прогоню полностью твои тревоги, мы по крайней мере все обсудим. И это поможет.

Кэйт ощущала неловкость оттого, что он так глубоко проникает в ее мысли. Она с трудом проглотила комок в горле.

— Я не хочу обсуждать Джозефа.

— Иногда нельзя выбросить вещи из головы, не поговорив о них. Вспомни, какую суматоху я поднял из-за моих шрамов. Если бы я заговорил о них неделю назад, мы избежали бы многих ненужных объяснений и волнений сегодня.

Она чувствовала на своем лице его взгляд, упорный и настойчивый.

— Я не могу! — прошептала она. — Не проси меня говорить об этом. Мне даже думать об этом так унизительно, что…

Он погрозил ей пальцем и, опустив голову, прижался к ее лицу. Тишина воцарилась в спальне, и Кэйт поняла, что Зак больше не будет говорить с ней о прошлом. Кэйт почувствовала себя виноватой. Ведь он хотел, чтобы между ними не было тайн! И она понимала почему.

Закрыв глаза, она с трудом произнесла:

— Но если это действительно так важно для тебя, тогда я...

— Кэти! — прервал он ее. — Для меня важна ты, только ты. И то, как ты себя чувствуешь. И если тебе страшно из-за того, что Джозеф с тобой проделывал, не станем об этом вспоминать. Я хочу, чтобы эта ночь была для тебя прекрасной. Я не способен унизить тебя.

Слезы подступили к ее глазам, и она теснее прижалась к Заку, желая все объяснить ему.

— Помнишь, как ты поддержал меня, когда Райан загнал меня в угол в сарае?

— Да, но что…

Она теснее прижалась к нему, наслаждаясь его силой.

— Когда твои руки обхватили меня, я хотела раствориться в тебе, перестать существовать. Не было больше ни Кэйт, ни кошмаров, которых она не могла бы преодолеть. Ни страха. Я хотела остаться в твоих объятиях, стать частью тебя. — Трепет пробежал по ее телу. — Я почувствовала себя в безопасности.

Он прижался лицом к ее шее.

— Ах, Кэти! Ты и была в безопасности.

— Я знала это! — взволнованно шепнула она, — так же, как знаю это сейчас! Только на этот раз, Зак, я не оттолкну тебя! Я хочу, чтобы у меня, как и у Мэнди, сбылось волшебное желание!

На его губах заиграла нежная улыбка.

— Какое же это желание?

— Слиться с тобой и перестать существовать. Нет больше Кэйт. Нет Джозефа. Нет плохих воспоминаний. Покинув прежний мир, я хочу войти в твой, где все сияет добром, лаской и красотой. Где все начнется сначала! — Ее голос прерывался, она едва дышала. — Пять долгих лет он искоренял из моей жизни все доброе и хорошее и безжалостно это топтал. Не жалел даже Миранду. Теперь я свободна, понимаешь? Пожалуйста, не пускай его в эту ночь, не позволяй ему разрушить ее. Может, я трусиха. Может, ты прав, и единственный способ отделаться от прошлого— это рассказать тебе о нем… Но я…

Он прижал ее лицо к своему плечу, мягко, но настойчиво запретив ей продолжать. Это было убедительнее слов. Она почувствовала огромное облегчение, так как знала теперь, что он все понимает.

— О, Закария… — выдохнула она.

Они стояли неподвижно и молча, так тесно прижавшись друг к другу, что казалось, будто слились воедино. Наконец он стал медленно вынимать шпильки из ее волос. Они волной упали ей на плечи.

— Помнишь ту ночь, когда ты сказала мне о чувствах, которые приходят к тебе на рассвете? — спросил он.

Борясь со слезами, Кэйт улыбнулась.

— Как если бы я родилась заново? Он нежно сжал руками ее лицо.

— То же самое чувствую я, когда вижу тебя. И хочу, чтобы ты испытала это, когда мы будем заниматься любовью.

Кэйт зажмурилась: его голос выдавал страстное желание.

— Мы можем отвернуться от прошлого, — шептал он. — Что до меня, то обещаю больше не говорить о Джозефе, но выполни мою просьбу. Обещай мне сказать, если то, что я буду делать, напугает тебя. Договорились?

— Да… Но… — она подняла ресницы и поглядела ему в глаза, — Зак, я не боюсь. Просто мне надо еще кое-что понять, вот й все. Я хочу узнать, чего мне ждать от тебя?

— Восторга! — ответил он сдавленным голосом.

Очень нежно он прислонил ее к стене и, отодвинувшись, стал расстегивать пуговицы ее платья. Кэйт пыталась сопротивляться, отстраняя его руки, но дюйм за дюймом верхняя часть ее одежды распахнулась и упала вниз. Теперь ее грудь прикрывала лишь нижняя сорочка. Затем он расстегнул пояс ее юбки. Кэйт закрыла глаза, когда его теплые' руки освободили ее от застежек и стянули вниз рукава. Одежда с тихим шелестом упала на пол. Ее сердце стучало так громко, что казалось, его удары слышны во всем доме.

Он потянул шнурок, и нижняя юбка отправилась следом за верхней. Кэйт почувствовала, как ее рейтузы сползают с бедер и, скользнув по икрам, опускаются к ступням. Встав на колени, Зак освободил ее ноги от туфель и чулок. Поднявшись, он стал распускать завязки ее нижней сорочки.

У Кэйт пересохло во рту, она едва дышала, пока он раздевал ее. Она никогда еще не стояла голой перед мужчиной. Он раздевал ее так медленно, а легкие прикосновения его пальцев казались ей электрическими разрядами.

— Как ты прекрасна, Кэти! — прошептал он.

Кэйт, глубоко вздохнув, прижалась к нему так, чтобы он не мог разглядывать ее.

— Не надо так, не смотри на меня, Зак! — пролепетала она. —Я к этому не готова.

— Это придет… Позволь мне начать с этого… Она удивленно сказала:

— Я думала, мы уже начали…

Хмыкнув, он кончиками пальцев, как бы играя, пробежал по ее телу, медленно поднялся от ее ладоней к чувствительным точкам на суставах и плечах. Его смех замер так же внезапно, как и пришел к нему. Он походил на молящегося в священном экстазе. Он прикасался к ней так, словно лепил ее, его пальцы будто нашептывали ей что-то, пробегая по углублениям и выпуклостям ее тела, опускаясь и вновь поднимаясь. Ощущения эти были столь остры и так мучительны, что Кэйт почти потеряла сознание. Он ласкал ее грудь и шею, и она не могла найти слова, чтобы остановить его.

Когда он прижал подушечки больших пальцев к ее подбородку и поднял ее лицо, ее дыхание стало отрывистым. В ее сознании мелькало что-то, сливающееся в странное мерцание. Перед ее закрытыми глазами кружились тени, и какие-то вихри рассыпались на точки. Она почувствовала, как его губы нежно коснулись ее лица.

— О, Кэти, какая ты сладость! Отныне, когда бы мы ни занимались любовью, я буду коленопреклоненно благодарить Бога за то, что он послал мне такого ангела!

Чуть отвернувшись от нее, он продолжал ласкать ее шею, охватывая ее пальцами, как воротником. Потом пальцы его скользнули ниже, и Кэйт затаила дыхание, страстно желая чувствовать его ласки. Медленно, так медленно. Ее кровь, казалось, стала густой, как мед. Она билась в ее жилах, пульсировала, и этот ритм гипнотизировал ее.

Его ласки рождали музыку в ее душе. Эта мелодия походила на ту, что играла ей в детстве мать. Временами Кэйт казалось, что она сложит чудесную симфонию. Зак вернул ей какие-то полузабытые чувства; казалось, все более и более яркий свет проникает в ее душу. Она знала, что эти чувства будут расти и усиливаться. Дыхание ее стало ровнее. Потом исчезла комната и все вокруг, остался только Зак и его нежные умелые руки. Кэйт трепетала. Ее соски набухли и затвердели от его поцелуев и ласк. Он продолжал трогать и гладить их, доставляя ей наслаждение, которого она ждала.

Кэйт всхлипнула и, поймав его руки, направила их вниз. Такие изумительные, чудесные руки! Они ласкали ее, пробуждая в ней желание, делая ее тело слабым и податливым.

Она склонилась к нему, забыв о приличиях и правилах поведения. Правила устанавливает общество, а ее единственным обществом был Зак. Какую радость давали ей прикосновения его больших теплых рук, когда они трогали ее ребра, сжимали талию, ласкали живот. Как восхитительно он поднимал ее, прижимаясь губами к ее губам.

Она застонала, ощутив страстное нетерпение. Когда он двинулся вместе с ней, прижимая ее к груди, ей показалось, что они закружились в каком-то дивном вальсе.

Желание! Настойчивое желание, тоска по чему-то острому и мучительному. Она почти растворилась в этом. Кэйт прижалась к нему. Когда он тронул языком ее губы, она раскрыла рот, наслаждаясь этой близостью, потому что он хотел ее.

Смутно сознавая, что он несет ее на постель, она чувствовала, как вздулись мышцы на его груди и руках. Потом он сорвал с себя рубашку, даже не расстегнув ее. Бриджи упали на пол, со звоном разлетелась мелочь, выпавшая из карманов. И, наконец, их тела соприкоснулись. Кэйт почти потеряла сознание, впившись ногтями в его плечи.

— Ты хотела, — шепнул он отрывисто, — раствориться во мне и перестать существовать. Мы почти достигли этого, Кэти, девочка! Занимаясь любовью, мы соединяемся в одно целое. Нет больше ни Кэйт, ни Зака. Мы растворяемся друг в друге, теряемся друг в друге, когда это происходит. Это магия…

Кэйт почувствовала, что он опустил ее на подушку. Она сжалась, поняв, что происходит, но Зак был рядом, и скованность ушла. Его рука гладила ее, и она не думала больше ни о чем. — Я люблю тебя, Кэти, девочка! — шептал он. — Я хочу запомнить каждый дюйм твоего тела. Каждый драгоценный дюйм! Чтобы вспоминать об этом, когда тебя не будет со мной.

Говоря это, он продолжал целовать и ласкать ее. Кэйт полностью подчинялась ему. Не было места, которого он не поцеловал. Он прошел языком по каждой линии на ее ладонях, обвел уши, изгибы бровей. Когда он целовал ее грудь, она напряглась, выгибаясь, как лук. Он провел рукой между ее бедер, и она приподняла таз навстречу ему.

Закария! Это имя звучало как музыка для нее. От любви к нему у нее сжималось сердце. Когда его пальцы коснулись самого сокровенного места, острое наслаждение пронизало ее. Когда же его мужская плоть вошла в нее, наслаждение усилилось, и Кэйт наконец поняла, что любит Зака страстно и глубоко. Единство, чувство завершенности всего! Это было так прекрасно, что она заплакала.

— С тобой все в порядке, Кэти? — проговорил он. — Ты такая маленькая… Я боюсь повредить тебе.

Глядя на него сквозь слезы, Кэйт обняла его широкие плечи и притянула Зака к себе. Когда ее робкие, ищущие пальцы коснулись основания его мужской плоти, не полностью вошедшей в нее, он застонал, выдохнув ее имя.

— Не надо! — прошептал он. —Я и так еле сдерживаюсь.

Инстинктивно Кэйт обхватила ногами его бедра. Этот инстинкт был таким же древним, как женственность.

— Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Я отдалась тебе вся. Отдайся и ты мне.

— Я боюсь причинить тебе боль… Вцепившись в его плечи, Кэйт приподняла бедра и приняла его в себя целиком.

— У меня ребенок, Зак. Ты не можешь мне повредить! Уверяю тебя!

Невольная дрожь прошла по его телу.

— А ты уверена, что не нашла дитя под капустным листом?

Она неожиданно усмехнулась. Он улыбнулся ей в ответ. Он осторожно двинулся в нее, войдя целиком.

Ее смех сменился всхлипыванием. Пальцы впились в него.

— С тобой все в порядке?

С протяжным стоном она выгнулась, двигаясь навстречу ему. Ощутив ее страстное желание, он включился в предложенный ею ритм. Темнота и лунный свет, сплетение тел, жар огня. Почувствовав его в себе, она вспомнила, о чем мечтала однажды. Великолепно! Не было ничего и никого, кроме него. Зак дарил ей блаженство. Конвульсии сотрясали ее тело.

Потом Кэйт почувствовала такой упадок сил, что не могла даже двинуться. На ней лежало трепещущее тело Зака. Ее обдавало жаром. Его бакенбарды щекотали ее щеки, его плечо упиралось ей в подбородок, большие руки сжимали ее запястья. Его мужская плоть все еще покоилась в ней.

«Как животные в загоне», — неведомо почему вдруг подумала она, и от радости, охватившей ее при этой мысли, она весело рассмеялась.

— Ты что? — спросил он, хватая губами ее ухо. —Я сделал что-то смешное?

Приступ дикого смеха вдруг овладел ею. Она пыталась сдержаться, но не могла.

— Что такое? — В его голосе она расслышала уязвленное самолюбие. — Господи, Кэйт… Уж не хочешь ли ты посмеяться над тем, как я…

— Мое достоинство! — сквозь смех проговорила она. — Ты же обещал не задеть его. Где же оно? Может быть, под кроватью?

Его губы расплылись в улыбке.

— Я засунул его под подушку, — шепнул он хрипло. — Хочешь я верну его тебе?

— Нет. Ведь оно лежит там вместе с твоими носками…

Он расхохотался и повернулся на бок, продолжая держать ее в объятиях. Натянув на них простыню, он улыбнулся, блеснув зубами.

— Я обещал тебе, что не сниму носки? Да? Извини! Я так старался подальше упрятать твое достоинство, что совсем про них забыл. Где уж тут помнить о правилах приличия!

Лунный свет серебрил его лицо. Кэйт уж не улыбалась. Она коснулась его щек, изрытых шрамами. Затем склонилась над Заком и поцеловала его. Он положил руку ей на голову.

— Если бы ты только знал, чего я боялась, ты очень смеялся бы, — сообщила она ему сдавленным голосом. — Каждый раз, когда я думала об этом, мне хотелось умереть от стыда и унижения. Я боялась, что мы будем совокупляться, как животные в загоне.

Он уставился на нее.

— Что же, ты думала, я буду делать с тобой? Чего ты боялась?

— Именно того, что ты делал…

Он лежал тихо и неподвижно. Вдруг она заметила, что щеки его подергиваются. Он рассмеялся, и Кэйт, прижавшись лицом к его шее, смеялась вместе с ним. В отличие от слез, смех очищал и укреплял. И в этом Кэйт видела чудо, в которое прежде отказывалась верить. Чудо, о котором она не смела и думать, свершилось. Она обрела покой, которого она так долго ждала. И все потому, что этот большой, сильный, прекрасный человек лежал рядом и смеялся вместе с нею. Кошмары, страдания, сердечная боль—все отошло в прошлое. «Прощайте навсегда», — мысленно сказала она.

— Я люблю тебя, Зак!

— Начинаю верить, что это действительно так! — прошептал он, склонившись над ней. Поцеловав ее, он спросил:

— Вы не возражаете, если ваше достоинство еще немного полежит под подушкой, миссис Мак-Говерн?

— Держи его там столько, сколько хочешь! — ответила она.

Обхватив большими руками ее талию, он потянул ее к себе так, чтобы прикоснуться губами к ее груди. Кэйт обвила руками его шею и застонала от наслаждения, когда его губы коснулись ее сосков.

— Ну! Делай свой выбор! — сказал он с озорной усмешкой. — Я—или твое достоинство. Я с ним не сочетаюсь.

Как поняла Кэйт, у нее уже не было выбора.

Он снова занялся с ней любовью и делал это так медленно, нежно, любовно, так сладко, что Кэйт уже не думала ни о чем, кроме этого.

Потом он приподнялся, опираясь на локти, поцеловал ее в кончик носа и прошептал:

— Спасибо, мэм!

Кэйт со смехом поцеловала его нижнюю губу.

— Это не было так прекрасно… Он цинично усмехнулся:

— Не могу же я отнять у тебя сразу все твое достоинство и этим шокировать тебя!

Смеяться с ним было так же восхитительно, как и заниматься любовью. Она пощекотала пальцами ноги его ступню, а он в ответ стал щекотать ее ребра, заставив громко завизжать. Он зажал ей рот и щекотал до тех пор, пока она не обессилела от смеха. Она была удовлетворена, успокоена и счастлива, как никогда в жизни.

Одна ночь. Это все, что они получили за долгое время. Кэйт ждала, что Зак до рассвета будет заниматься с ней любовью. Так оно и было. Но с самого начала она заметила его непредсказуемость: он никогда не делал того, чего она от него ждала. Овладев ею в третий раз, он надел бриджи, подал ей нижнюю юбку и, осторожно ступая, повлек ее к лестнице. Остаток ночи они провели вчетвером, с девочкой и собакой. Зак лежал, прижавшись к Кэйт, одной рукой обнимая ее, а другой поглаживая шелковистые кудряшки ее дочери. Кэйт было так уютно лежать возле него, что она поняла еще одно значение старого слова «любить». Оно означало близость, нежность и заботу. Это означало, что они будут вместе обнимать ребенка, шептать и улыбаться в темноте неизвестно почему, может быть, только потому, что у них есть свой собственный мир. Они будут без слов понимать друг друга, а в их наслаждениях будет святость и чистота. Любовь и Закария. Да ведь это одно и то же! Этой ночью он преподал ей урок, и она хорошо усвоила его.

Наступал рассвет. Кэйт переполняли чувства. Ей казалось, что она жила с ним и любила его всю жизнь. Неважно, что принесет ей грядущий день. Она никогда уже не будет обманута. Одной ночи с Заком ей достаточно. Конечно, ей хотелось большего, но если судьба скажет «довольно», это счастье останется с ней навсегда.

Утро Кэйт встретила у окна, наслаждаясь первыми лучами солнца и понимая, что следующий рассвет она увидит через решетку тюремной камеры, если ее не бросят в камеру, где вообще не будет окна. Тогда она увидит рассвет лишь после того, как ее выпустят. Если, конечно, ее не признают виновной в убийстве Джозефа. Тогда она последний раз увидит солнце с эшафота. Казнят, как правило, утром, когда солнце поднимается над землей.

Хотя эти мысли тревожили Кэйт, она не чувствовала страха. С тех пор как родилась Миранда, у нее была одна цель — защищать свою дочь, пока она не станет взрослой. Теперь это сделает Зак. Если Бог решит, что она должна поплатиться жизнью за то, что сделала, — да будет так! Она могла уйти со спокойной душой, зная, что у ее девочки будет все, что нужно.

Кэйт не удивилась, когда сильные руки обняли ее сзади и привлекли к широкой теплой груди. Она улыбнулась, потому что встретить восход вместе с Заком значило завершить события этой ночи.

— Плевать на них! — шепнул он ей на ухо.

— Я просто подумала: эта ночь была так прекрасна, что мне не о чем жалеть, если даже я никогда не вернусь домой.

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Не думай так, Кэти. Ты вернешься! Хотя бы потому, что я не смогу жить без тебя.

— Придется, ведь теперь ты отвечаешь за Миранду и не имеешь права обмануть моего доверия.

Он прижался губами к ее шее.

— Я не беспокоюсь, потому что почти уверен: дело не дойдет до суда. Ты вернешься домой. И следующие пятьдесят лет я потрачу на то, чтобы прятать твое достоинство под подушку на время, пока я буду любить тебя.

Кэйт усмехнулась.

— После этой ночи меня уже ничто не удивит!

— Это тебе только кажется! — возразил он.

Кэйт обернулась и посмотрела в его светло-карие глаза. Знакомое чувство веселья охватило ее.

— Ты что-то еще придумал?

Склонясь к ее уху, он стал шептать ей о том, чего она еще не испытала. Страсть, охватившая ее, передалась ему.

— Ты не посмеешь!.. — прошептала она.

— Еще как посмею! — усмехнулся он.

Когда Кэйт представила себе это, краска залила ее лицо.

— Я никогда не допущу этого! Это возмутительно!

— Это восхитительно!

— Это цинично!

— Это даровано небесами! — возражал он.

— Я не хочу даже говорить об этом.

— И не надо. Я тоже предпочитаю делать это, а не обсуждать. Пойдем вниз, пока Мэнди не проснулась. Мы запремся там и сделаем что-нибудь такое, что нам запомнится. — Он провел языком по шее Кэйт, и острая дрожь прошла по ее телу. — Вот так-то, Кэти, милая! Тебе покажется, что ты в раю!

Она наклонилась к нему, охваченная жаром соблазна, бессильная противостоять тому, что он предлагал ей.

— Я, кажется, действительно умру от унижения.

— Со мной — никогда. Все, что я буду делать с тобой, заставит тебя испытать прекрасные чувства и нежную ласку. Запомни: все, что происходит между нами, — свято.

— Нет… Может быть, как-нибудь… Он хмыкнул и подхватил ее на руки.

— Никакая женщина не может предстать перед судом по обвинению в убийстве, если она не испытала всего, что для нее уготовано…

— Закария! — взвизгнула она. — Я не позволю тебе этого делать!

Он заставил ее замолчать поцелуями, от которых все чувства ее пришли в смятение и иссякли силы сопротивляться тому, что она считала постыдным. Они выскользнули из комнаты и спустились по лестнице. Зак внес ее в комнату, запер дверь и положил на кровать.

— Я действительно и думать не могу о том, чтобы позволить себе что-то непристойное… — вяло промолвила она.

Он вытянулся рядом с нею и пробежал рукой по ее телу. Склонив к ней голову, он ласково хватал губами мочки ее ушей, шею, рот.

— Клянусь тебе, я сделаю все как надо. И ты не будешь ни о чем думать. Кэти, девочка, только чувствуй, не думай ни о чем…

Когда все завершилось, она вновь убедилась, что он прав. В голове ее не было ни единой мысли. И не успел Зак закончить, как она почувствовала себя в раю.