Атаман Альтаира

10

Говорят, Христофор Колумб почти полторы тысячи лет назад загнал в тупик членов королевского совета незатейливой головоломкой. Он предложил им поставить на попа сырое куриное яйцо. Королевские советчики по всякому изощрялись, но, в конце концов, заявили, что ни при каких условиях яйцо невозможно заставить стоять на остром носике. Тогда Колумб закрутил яйцо двумя пальцами, заставив его вращаться наподобие волчка, и произнёс бессмертные слова: «Хочешь стоять — крутись!»

В общем, если чуть перефразировать Колумба… Если не видишь того, что должно находиться у тебя под носом — оглянись! Именно так звучит первое правило поведения в чрезвычайной ситуации, которое нам вбивали в голову в монастырской школе тюремного типа.

«Фунт изюма» стоял за моей спиной. Правда, на соседнем «лепестке», метрах в четырёхстах. С присущей мне бодростью, в хорошем темпе я припустил в нужном направлении.

Я покрыл отделявшее меня от «Фунта изюма» расстояние минуты за полторы. За спиной надрывались сирены. В громкоговорители неслась разноязыкая речь. Но я не оглядывался.

Уже в лифте, поднимавшем меня в пост управления, я стал отдавать первые команды. Но бортовой компьютер голосом ненавистного Витаса прервал меня:

— Шеф, сначала сядьте в командирское кресло! Иначе я не активирую протокол взлёта, вы же знаете!

Чёрт! Я потерял несколько драгоценных секунд и не без трепета ожидал, как произойдёт взлёт. Обидно снова потерять опорные башмаки, лишь недавно установленные!

Но по неизвестной мне причине диспетчерская служба космопорта не остановила вылеты. И «Фунт изюма» на удивление спокойно поднялся в небо. Признаюсь честно, я даже не сразу поверил в такую везуху!

Космический Кодекс разрешает входить и выходить из «схлопов» на расстояниях не менее ста миллионов километров от заселённых планет. Это требование связано с угрозой целого ряда возмущений, которые способны вызывать в биосферах планет работающие хронотипические двигатели. Но и сто миллионов — это минимально допустимое расстояние. Обычно капитаны кораблей выбирают точку формирования «схлопа» гораздо дальше от планеты: сто пятьдесят — двести миллионов условно-земных километров. Сейчас же я решил не тянуть с прыжком и задал координаты точки входа в «схлоп» на ближайшем допустимом расстоянии.

Прыжок к двойной звёздной системе Лабаха-Кляузман прошёл вполне удачно. Моя пиратская лоция не подвела. «Фунт изюма» не врезался в кипящие недра планеты и не размазал на субсветовой скорости пару сотен астероидов. Он вышел из «схлопа» окружённый чёрным вакуумом глубокого космоса далеко за орбитой пятой из четырнадцати планет этой системы. Где-то здесь, вдали от заселённых потомками латиноамериканцев планет Звёздный Акапулько и Титикака, я назначил рандеву своим друзьям.

К моменту моего появления в систему Лабаха-Кляузман прибыли уже двое «казаков». Позывные их радиомаяков я поймал сразу же. Антон Радаев — Шерстяной, и Константин Головач — Костяная Голова прибыли каждый на своём корабле. Вот радость-то! Чем больше наша флотилия, тем больший манёвр мы сможем осуществить в последующем.

Примерно шесть часов ушло у нас на обоюдное сближение. В течение этого времени мы поддерживали связь в режиме «конференция» и обменивались краткими репликами, но от обстоятельного разговора воздерживались. Казаки знают, что все важные разговоры должны проводиться только внутри космического корабля.

Шерстяной прилетел на своём «Туареге», более похожим на исследовательскую лабораторию, нежели на боевой корабль. Переделанный из космической яхты, «Туарег» не имел вооружения и бронирования, зато стараниями хозяина был напичкан самой современной биомедицинской техникой. На модернизацию этого оборудования и закупку его новых образцов наша казачья курия постоянно выделяла Шерстяному немалые средства.

Головач, напротив, прибыл на мощном боевом корабле, хорошо известном мне как «Наварин». Сделанный по индивидуальному проекту, этот внушительный летучий мастодонт имел четыре обитаемые каюты — всё остальное пространство занимала разнообразная техника для стрельбы, устрашения и поспешного бегства в случае неудачного устрашения.

«Фунт изюма», «Туарег» и «Наварин» сошлись на двести метров и зависли в полумиллионе километров от оранжево-зелёной планеты-гиганта Кордова.

Облачившись в скафандры, Костяная Голова и Шерстяной прибыли на борт моего корабля. Когда визитёры явились в пост управления, грохоча магнитными ботинками и посмеиваясь над каким-то анекдотом, я с чувством обнял обоих.

— Мы, кажется, не виделись месяцев восемь, — заметил Костяная Голова. — Вы, господин Разорвирубаха, безответственно относитесь к своим обязанностям нашего наказного атамана.

В устах Кости сказанное следовало расценивать как образное выражение радости от встречи.

— Садитесь, братанги, — я указал на диван для гостей. — У нас будет длинный разговор.

Начал я, разумеется, с главного — с инъекции в шею. Радаев внимательно выслушал меня, не мешкая, взял из разных частей тела образцы крови. Обещал подумать, как можно мне помочь.

— Да, Антоша, будь любезен, помоги, — попросил я. — Хотелось бы, знаешь, ещё пожить, поделать добрые дела и прочую чухню, ну и, разумеется, организовать ответную встречу с теми милыми людьми, что устроили мне это… развлечение.

— Я подумаю, — авторитетно заверил Шерстяной. — Посмотрю на этих нанороботов, попытаюсь расколоть код их дезактивации. Если же не получится дезактивировать, подумаю, как уничтожить…

— А чучхэ у тебя хватит? — Константин, как всякий настоящий воин, признавал силу и прямое действие, испытывая глубокие сомнения в реальной пользе науки и любого абстрактного знания вообще. — У тебя ведь все животные в лаборатории подыхают! Ни одна тварь не выживает! А тут ведь не морская свинья! Тут сам наказной атаман в спасении нуждается. Он ведь у тебя тоже сдохнет, как морской свин!

— Чучхэ хватит! Я перед сном каждый раз геном человека повторяю. И сверху вниз, и снизу вверх. Ну, а если не получится избавиться от нанороботов, то мы его мозг пересадим. Только тело надо будет найти.

— Гы! — обрадовался Константин. — В женское тело засунем! — Он повернулся ко мне: — А кто же, Пётр Никодимыч, так грязно над вами надругался?

— Это уже вторая часть моего повествования…

И я принялся рассказывать о своём посещении Корабля дураков и череде событий, последовавших далее. С присущим мне лаконизмом, я уместил всё в двадцать два предложения. Ну, может, в двадцать три… Когда я употребил словосочетание «машина времени», мои слушатели тревожно переглянулись. А когда я объяснил, что именно я планирую предпринять в ближайшее время, Костяная Голова заёрзал на диване:

— Прежде чем сказать, какой ты муд…, в смысле, странный человек, я хотел бы попросить налить мне двадцать капель!

— Валидола?

— «Укуса болиголова»!

— Это мне валидол нужен! — простонал Шерстяной. — После той ахинеи, что сейчас тут услышал.

— Вам обоим не понравился моя байка…

— Горько видеть человека, которого купили на рассказ для прыщавого подростка! — кивнул Головач.

— Как будто ты не изучал физику и не ходил в монастырскую школу подрывной подготовки тюремного типа, — поддакнул Шерстяной. — Я всё, конечно, понимаю! И что ты учился в спецклассе для детей с отягощённой наследственностью! И что физику вам читал Сигизмунд Голодный по прозвищу «Глаза в стакане»! И даже что работа твоего мозга нарушена внедрением разного рода имплантатов! Но… — Антон поднял вверх палец. — Но нельзя же вести себя совсем как идиот!

— Что, собственно, мои братихи, вам не понравилось в моём рассказе? Может, я скупо жестикулировал?

— С жестикуляцией порядок! — отмахнулся Головач. — А не понравилось то, что, во-первых, машины времени не может существовать в принципе, как не может существовать вечного двигателя. А во-вторых…

— А во-вторых, то, что твоя новая подруга, это самое «зеленоглазое такси», смахивает на банальную «подставу» Службы Политической Безопасности, — дополнил Антон. — Ты что, Пётр Никодимыч, не соображаешь, с кем имеешь дело?! Её тебе подвели! Это же спецагент!

Я раздал всем по фляге «Укуса болиголова». Перед собой, как полагается, поставил сразу две. Мои гости глотнули напитка и на минутку погрузились в созерцание собственного внутреннего мира. От этого необычного хлёбова внутренний мир меняется очень быстро и всегда непредсказуемо.

— Молодец, Шерстяной! Хорошо сказал! — похвалил после паузы своего друга Константин. — Настоящий паллиатив получился!

— А что это такое? — не понял Антон.

— Как тебе сказать… Толком и сам не знаю, но слово очень уж нравится… Я лишь хочу сказать, что нашему драгоценному наказному атаману подгрузили красивую тётку-спецагента, и он с потрохами купился! А у этой зеленоглазой красы была одна задача — стать любовницей атамана и раскрыть весь наш курень. А потом «спецы» нас повяжут по одному! Под шуршание юбок.

— Я вовсе не был её любовником! И весь наш курень не собирался ей раскрывать!

— Это что же получается?! Ты её вытащил из Корабля дураков, а интимным другом так и не стал?! — ужаснулся Антон.

— Вот именно!

— Никодимыч, ты только никому об этом не говори, — попросил Константин. — Не позорь казацкую породу, а? И мы тоже никому не скажем.

Я даже сплюнул от негодования:

— Эх! Не понять вам духовных отношений между представителями разных полов!

— Не понять! — кротко согласились оба. Я поднялся и скомандовал:

— Кур-р-рень, равняйсь!

Шерстяной и Костяная Голова живо подскочили с диванчика, спрятав недопитые фляги с «Укусом болиголова» за спины.

— Смир-р-на! Прения считаю законченными!.. Теперь скажу, как будет. Шерстяной остаётся на борту «Туарега» и приступает к исследованиям взятой у меня крови. Кроме того, в его обязанности входит охрана «Наварина». Костяная Голова остаётся на борту «Фунта изюма» и вместе со мной направляется в Звёздный Акапулько. Там я забираю Наталью Тихомирову и возвращаюсь с ней на корабль. Костяная Голова осуществляет моё прикрытие. Вопросы, предложения и пожелания будут?

— Ещё по фляге «болиголова»! — синхронно гаркнули казаки.

Мы рванули к Звёздному Акапулько. За время перелёта я обсудил с Костяной Головой особенности предстоящей операции. Она не казалась особенно сложной, но требовала определённой готовности к возможным неожиданностям. Константин заявил, что ему совершенно необходимо изучить географию планеты и попросил предоставить для этого отсек с мини-баром, столом для стриптиза и льдоделательной машиной. Я отправил его в одну из гостевых кают палубой ниже.

В новую идентификационную матрицу корабля я ввёл реквизиты звездолёта и владельца. «Фунт изюма» превратился в «Паолей Циом», а сам я сделался Мордехаем Шлагбаумом, специалистом по невербальной психолингвистике сексуальных девиаций. Последние события вынудили меня стать крайне недоверчивым к окружающему миру. И перед выходом из корабля я не поленился должным образом экипироваться.

Я надел бронированные трусы из нанохитина, укрепив на талии сталинитовыми подтяжками. Сверху навесил абляционную подложку на основе прорезиненного керамина. Поверх подложки я закутался в своё неизменное селенитовое сари. Нацепил на голову защитный шлем с золотыми рогами и фрагментами активной брони. Островерхую шапку из мохнатой чешуи персефонского сома решил пока не надевать — в жарком климате Звёздного Акапулько подобный головной убор неуместен.

Разумеется, собрал я и рундук в дорогу. В платиновый чемоданчик с толстыми стенками сложил «походный набор казака» — носогубный фильтр для защиты от отравляющих веществ; компенсаторные очки-хамелеоны, позволяющие не ослепнуть при использовании лазеров и световых гранат. Да! И, само собой, многоразовый всеразмерный боевой презерватив повышенной прочности с обсадными колечками, усиками и шипами! При выходе из строя носогубного фильтра и очков его можно натянуть на голову и использовать вместо них, хотя это вовсе не главное предназначение презерватива. Ещё он мог пригодиться в качестве перчатки при анатомировании высокотоксичных трупов или сапога, для передвижения в экологически неблагоприятном районе. Кроме того, данное резинотехническое изделие вполне можно использовать и по прямому назначению. Как говорил в монастырской школе тюремного типа наш фельдфебель-урядник: «Любовь приходит и уходит, а сифилитическая гангренозная саркома остаётся до следующего медосмотра!»

В потайное отделение рундука я спрятал «чекумашу» и двадцать патронов к ней. В принципе, должно хватить для того, чтобы перед смертью испортить настроение любому жизнерадостному дебилу.

После благополучной посадки в космопорте Звёздного Акапулько я пригласил Константина Головача в пост управления и в последний раз его проинструктировал:

— Ты постоянно поддерживаешь со мною связь по закрытому радиоканалу. Если только связь пропадает, ты в течение пяти минут пытаешься связаться со мной по резервной частоте. Если сделать этого не удаётся, ты цинично стартуешь с космодрома и совершаешь перелёт на триста километров к югу, на побережье Саут-Оушен. Твоя задача — сесть на территории поместья и дождаться, когда я поднимусь на борт вместе с Наташей Тихомировой.

— Сделаем, господин наказной атаман! — Костяная Голова обдал мои обонятельные рецепторы мощным выхлопом «Слезы новобранца». — Координаты виллы «Покахонтас» в бортовой компьютер уже введены, так что сядем прямо на задний двор! Я же пилот-экстремал! Надеюсь, опорные башмаки у тебя, батяня-комбат, установлены, и мы не опрокинемся?

— Не опрокинетесь. Если ты сам его не опрокинешь!

— Я не опрокину! У меня же есть чувство горизонта круглой планеты!

На том и разошлись.

Электрокар домчал меня до здания космопорта. В чистом небе высоко над головою висели два светила — привычная глазу жёлтая звезда и багровый карлик, который, правда, вовсе не казался карликом. Их свет щедро проливался на окружавший меня мир и мою собственную спину. Несмотря на ветерок, создаваемый движением электрокара, во время езды по бетонной сковородке посадочного стола пришлось изрядно вспотеть.

Я вошёл в здание космопорта, распространяя бодрящий аромат мужских феромонов. Пословицу, предписывавшую настоящим казакам быть всегда «злыми и вонючими», следовало в ту минуту понимать буквально. Таким вот злым и вонючим я предстал перед офицером таможенной службы. Обычно они не интересовались поклажей прибывших на планету лиц, но тут таможенник вдруг пережил вспышку любопытства. Должно быть, его смутил мой платиновый рундук.

— Откройте, пожалуйста, ваш багаж.

Я, разумеется, открыл.

Офицер с немалым изумлением извлёк оттуда портрет Зигмунда Фрейда:

— Что с лицом этого человека?

— Саркома, рак кожи. Короче, гнил заживо…

— Вонял, наверное?

— Не знаю, не нюхал. Это было давно, в двадцатом веке.

— Да что вы говорите? А чем же он знаменит?

— Разработал теорию, которой объяснял, почему нравственные уроды являются уродами. И попытался доказать, что нормальные люди тоже должны быть нравственными уродами.

— Как же он смог до такого додуматься?

— Так он же сам являлся уродом! Посмотрите на его рожу! Списал своё учение с самого себя и своей родни.

— Чрезвычайно интересно. А почему вы возите с собою этот портрет?

— Я специалист по психоанализу.

— Потрясающе! — восхитился офицер. — А про что это наука?

— Наука о вашем поведении. Я могу в два счёта доказать, что вы моральный, нравственный и психологический урод, вырожденец и девиант. И предложить способ излечения ото всего этого. Разумеется, за ваши деньги!

Таможенник тупо смотрел мне в глаза. Спросил всё же:

— А от этого можно излечиться?

— Нет, конечно. Можно просто лечиться.

— А смысл?

— А смысл в том, чтобы клиенты платили мне деньги.

— Здорово!

Он заглянул ещё раз в мой рундук, вынул наушники, набор элементов памяти с записанными на них трудами Фрейда. Затем откровенно зевнул и махнул рукой. Валяйте, дескать!

На обширной площадке, заполненной сотнями роботизированных такси, я уселся в экипаж и дал команду двигать в сторону Саут-Оушен, на виллу «Покахонтас».

Периодически выходил на связь Константин Головач — в наушниках, спрятанных под шлемом с рогами, я слышал его вибрирующий от возбуждения голос: «Шеф! Ответь, сколько будет дважды два!»

Я прибыл к воротам поместья «Покахонтас». Робота-такси отпускать не стал, поскольку планировал скоро отправиться на нём назад. Вилла выглядела в точности как на проспекте, который Натс рассматривала в офисе риэлтерской компании «Тихуана-Пердольпек». Вернее, забор выглядел также. Гипсово-белая бетонная стена с металлическим ограждением поверху, прекрасные чешуйчатые ворота, переговорное устройство подле. Самой виллы я видеть из-за забора не мог. Оттуда же, из-за забора, доносился ровный гул океанского прибоя. Пахло морской солью, ещё чем-то экзотичным. Захотелось на пляж, желательно нагишом и желательно под бочок Натс…

С присущей мне предусмотрительностью я огляделся. Вилла «Покахонтас» располагалась в ряду прочих построек аналогичного назначения и класса. Справа и слева — бетонные стены, закрывавшие доступ к другим виллам. Дорога, по которой подъехал робот-такси, тянулась вдоль этих стен чёрным удавом. На противоположной стороне построек не было. Только громадные кактусы, покрытые большими, с тарелку размером, цветами. Я не поленился перейти дорогу и отломил от мясистых колючих стеблей три огромных цветка.

Костяная Голова, услыхав в переговорном устройстве моё сопение, встревожился:

— Господин наказной атаман, вы чего там делаете? С вами всё в порядке?

Я объяснил, что рву цветы.

Спрятав цветы за спину, я нажал кнопку переговорного устройства. Долго никто не отвечал. Наконец, из динамиков донёсся хорошо знакомый голос:

— Сэмми, я вас вижу! Вы вернулись!

Интересно, как бы она могла меня видеть, если бы я не вернулся?

Щёлкнул замок. Створки чешуйчатых ворот свернулись, подобно пергаментному свитку.

Я шагнул на территорию резиденции. На переднем дворе ласково шумел фонтан, вокруг которого располагался чудный садик с диковинными растениями и громадными глыбами песчаника и гранита, нарочито поставленными под невероятными углами. Сама вилла тоже радовала глаз — мраморный цоколь, большие проёмы голубых кристаллиновых окон, часть кровли прозрачна. Красотища!

Входная дверь оказалась открытой. Холл имел стеклянную крышу, его опоясывала галерея, по которой при моём появлении застучали невидимые подошвы. И через пару секунд мне навстречу спустилась Натс.

— Сэмми! Всё-таки вернулся! Космический дророман отыскал дорогу назад!

Я поставил на пол платиновый рундук и выпростал из-за спины руку с цветами:

— Вот, наломал пару кактусов… Здравствуй, что ли!

Натс бросилась мне на шею и поцеловала в щёку. Тут я заподозрил, что она действительно рада меня видеть.

— Чудесные цветы. Сейчас я их поставлю в вазу, и мы пойдём, искупаемся в океане…

— Ты купаешься в океане?! Ты уверена, что там нет никаких опасных рарапынгов и чапчериц?!

— Нет, опасных рарапынгов и чапчериц там точно нет! Все местные купаются в океане. Я уже познакомилась с соседями слева и справа.

Она умчалась по коридору. А я неспешно прошёлся по холлу, присел на большой изогнутый диван перед прозрачным столиком. Диван тут же чуть-чуть откинул спинку и подкачал воздух в подушку под поясницей.

В наушниках прорезался голос Константина:

— Шеф, слышу ваши разговоры! У неё… м-м… красивый голосок. Может, возьмём её в хор казачек нашей расстрельно-пулемётной команды?

— Отстань, образина!

Опять послышались лёгкие шаги, и через пару мгновений Натс поставила на столик высокую вазу с принесёнными мною цветами. Села напротив, заглядывая мне в глаза.

Я почувствовал, что краснею. Ого! Я, оказывается, ещё и романтик! Хорошо хоть, что латентный!

— Я действительно очень рада, что ты приехал, — сказала Натс. Очень трогательно это прозвучало.

— Мы одни? — на всякий случай уточнил я.

— А ты думал, я сразу притащу кого-нибудь в свой дом?

— Что за манера отвечать вопросом на вопрос! Русские люди так не разговаривают!

— Хорошо, я учту, — она улыбнулась. — Мы одни. Здесь никого нет.

— Меня зовут не Сэмми, — сказал я. — Моим друзьям и единомышленникам я известен под именами Иван Караваев, Иван Объедалов и Пётр Разорвирубаха. Друзья меня иногда называют Иваном, а иногда Петром.

В наушниках заверещал Константин:

— Что ты делаешь?! Как ты можешь себя расшифровывать?! Ты же с потрохами себя сливаешь! Старый пень!

Натс на секунду задумалась:

— Наверное, это большой секрет?

— В общем-то, да.

— А меня тоже зовут не Натс…

— Давай попробую догадаться. Тебя зовут Наталья Александровна Тихомирова…

— Откуда ты узнал?!

— Да за последние дни много чего случилось. Отыскались люди, готовые пойти на всё что угодно, чтобы заполучить тебя в свои руки.

Она молчала, напряжённо глядя на меня.

— Можно задать вопрос? — полюбопытствовал я. — Ты, в самом деле, жила в двадцатом веке?

Она ответила долгим взглядом. Затем, аккуратно подбирая слова, ответила:

— Странно слышать такой вопрос от тебя. Сэмми! Ты, правда, ничего не помнишь?

— А… мы были знакомы?

— Вообще-то да.

— А… мы были близко знакомы?

— Можно считать, что близко.

— И… насколько близко?

— Сексом мы не занимались, если ты об этом.

— А-а… — я сглотнул. — И где же мы познакомились?

— В Санкт-Петербурге. На Арьергардной улице. Летом две тысячи шестого года!

— Это невозможно!

— Неужто? А как ты думаешь, почему я здесь вообще оказалась?

Я заподозрил, что слишком многого не знаю о своей жизни. Но засёк и кое-что ещё — из эфира исчез голос Костяной Головы. В наушниках — ровный белый шум. Мысленным усилием я переключил симплексор на резервную частоту. Там — тоже белый шум. Это могло означать только одно — какой-то умник поставил широкочастотную помеху, прервав мою связь с «Фунтом изюма».

Подняв глаза вверх, я увидел сквозь остекление крыши небольшой белый шар с выкрашенным серебрянкой контейнером и похожей на ленту верёвкой. Любой «донской казак» сказал бы, не задумываясь, что верёвка под шаром — всенаправленная антенна, а контейнер — мощный широкополосный постановщик помех с ядерной батареей внутри. Именно этот невинный с виду шарик и перекрыл радиоканал моей связи с «Фунтом изюма». Ну-ну, ребятки, не надо было вам так со мною поступать…

Наташенька, превратно истолковав мой остановившийся взгляд, поплотнее запахнула кимоно и со смехом спросила:

— Куда это ты смотришь?

В принципе, она была права. Я смотрел именно туда, куда она подумала. Но у меня перед глазами стояла совсем другая картинка. Куда менее живописная и куда более кровавая. Я рыскнул взглядом по помещению и увидел в стене большой камин:

— Он действует? Или это муляж?

— Действует. Тут, говорят, бывает несколько холодных ночей в году…

— Быстро полезай в камин! Встань там и подними лицо вверх!

— Зачем?!!

— Через минуту тут будет шумно и очень опасно. От взрывов световых гранат ты можешь ослепнуть, от взрывов шумовых — оглохнуть, а от взрывов газовых — задохнуться.

— Ты так шутишь, что ли?

— Посмотри на мою седую голову! В ней железа больше, чем мозгов! Такие люди, как я, не умеют шутить!

Я подскочил к ней, сгрёб в охапку — она оказалась много легче, чем я думал — и понёс к камину. Отравляющие газы тяжелее воздуха. Если она встанет внутри камина в полный рост, сможет дышать чистым воздухом. По крайней мере, некоторое время.

Моя решительность, видимо, передалась Наташе. Едва я её выпустил, как она юркнула в зев камина. Чтобы её нижнюю часть тела сделать менее заметной, я рывком переставил одно из кресел, загораживая камин.

Что ж, пора позаботиться и о себе! Я метнулся к рундуку, вытащил носогубный фильтр, защитные очки, успел всё это надеть. Когда вытаскивал из скрытого отдела «чекумашу» с патронами, в потолке над головою затрещало стекло. И влетела первая газовая граната.

Не люблю я представителей правоохранительных органов и всевозможных спецслужб, всерьёз считающих себя самыми умными. То есть я их вообще не люблю, но когда они считают себя умнее всех, рука моя тянется к пистолету даже тогда, когда его нет. Я сам человек довольно глупый, но чужая глупость вызывает у меня понос и рвоту. Поэтому, когда в холле «Покахонтаса» загремели звучные хлопки газовых гранат, я не сдержался и мысленно выругался. Правда, тут же укорил себя за эмоциональную несдержанность.

Откатившись вместе с рундуком к стене, я извлёк «чекумашу» с десятью патронами и две запасные обоймы. В разных частях виллы слышался звон разбиваемых стёкол и шипение гранат. Я двинулся вдоль стены, стремясь занять лучшее положение. Очевидно, что непрошеные гости из Службы Политической Безопасности попробуют зайти либо со стороны океана, либо через крышу. Второй путь вероятнее первого. Поскольку именно так и должны действовать кретины, считающие себя умнее всех.

Скорее всего, они имеют акустические датчики движения и тепловизионные прицелы, позволяющие видеть сквозь всевозможные преграды. Но моя абляционная подложка не пропускает инфракрасное излучение тела. Если я не стану суетливо метаться, издавая легко опознаваемые датчиком движения звуки шагов, то умные парни сильно вспотеют, высматривая меня.

Это только в космических операх спецназ бегает по потолкам, причём во все стороны сразу…

Хлопки от разрывов всевозможных гранат утихли. В холле повисло сизое облако газа, постепенно беззвучно опадавшее вниз. Я терпеливо ждал, затаившись под лестницей.

Наконец, я услышал…

Тихие неторопливые шаги раздались у меня практически над головою, на галерее, опоясывавшей холл. Шагали двое, стараясь не шуметь. Но под ногами отчётливо хрустнуло стекло. Вот они приблизились к перилам и глянули вниз. Сизое газовое облако их успокоило, и они бесстрашно затопали по лестнице.

Я подождал, пока первый спустится, и выстрелил из «чекумаши» ему в спину. Вторую пулю я послал прямо вверх — туда, где шаркнула подошва другого умника. Шум падающих тел возвестил о должном соблюдении мною законов внешней баллистики.

Я переместился из-под лестницы в коридор первого этажа и снова затих. Ждать пришлось с минуту. Потом в холл с галереи полетели три осколочные гранаты. Мне гранаты вреда не причинили, поскольку я находился в «мёртвой зоне». А вот подстреленную мной парочку эти взрывы должны были добить. Если те, конечно, оставались ещё живы.

Итак, на втором этаже — по меньшей мере, ещё пара самых умных представителей силовых ведомств. Они убедились в том, что их коллег подстрелили, и не придумали ничего лучше, как метнуть осколочные гранаты. Ай, молодцы! Воистину, светлые головы, свободные от мысли!

Дабы должным образом встретить их, я опустился на колено, прижался спиной к стене и вытянул вперёд левую руку с «чекумашей». Как только я завалю первого умника, спустившегося по лестнице, второй кинет в коридор гранату. Ну, а я кувыркнусь через спину и откачусь за угол, обратно в холл.

Я терпеливо ждал активности противника.

Но тут случилось такое, чего я даже в самом горячечном алкогольном угаре не мог вообразить! В пустом пространстве коридора прямо передо мной — буквально в метре! — появился чёрный круг. Он имел чётко очерченные края и казался абсолютно плоским. И из этого круга, зависшего над самым полом, шагнул мне навстречу высокий человек, одетый во всё белое. Настоящий альбинос! Платинового цвета волосы. Очень светлая кожа с видимыми синими прожилками под ней. Бесцветные глаза. Черты лица тонкие. Выраженная носогубная складка делала лицо волевым и мужественным. Но вообще-то выглядел этот альбинос далеко не атлетом — узкие слабосильные ладошки, сутулая спина, девичьи плечики.

Воззрившись на меня сверху вниз, он сказал громко и саркастично:

— Ты глупо выглядишь, Пафнутий!

Я ойкнул. Моё настоящее имя знали только казаки моего куреня да члены Совета Атаманов. Всё! Даже в монастырской школе тюремного типа с углублённым изучением подрывной деятельности я проходил под оперативно-учётным псевдонимом Иван Объедалов. Я менял имена, фамилии, псевдонимы и клички, но нигде и никогда не именовался Пафнутием. Даже члены куреня в присутствии посторонних всегда именовали меня Петром или Иваном.

— Во-первых, ты выронил одну из двух запасных обойм к «чекумаше». Она лежит в холле под лестницей, не забудь! — продолжил альбинос. В его руках появилась обойма, и он подал её мне. — Во-вторых, если ты будешь здесь сидеть, как утка на жёрдочке, тебя цинично застрелят в спину. Здесь две лестницы наверх, они располагаются в разных концах коридора. Наверху находятся две пары спецназовцев Эс-Пе-Бэ. Они разделились и сейчас начнут спускаться вниз. Ты подстрелишь одного из тех, что спустятся тут, — альбинос указал на лестницу, в сторону которой я навёл «чекумашу», — а спустившиеся там, — последовал кивок за мою спину, — расстреляют тебя. Соображаешь?

— Ага…

Из-под носогубного фильтра мой голос прозвучал глухо и невнятно. Я сдёрнул маску, будучи уверен, что отравляющий газ, наполнявший весь первый этаж дома, не подействует на меня. В конце концов, ведь не действовал же он на альбиноса!

— Молодец, Пафнутий! — похвалил тот. — Что надо сделать, сообразишь?

— А что именно? — уточнил я на всякий случай.

— Что-то ты мало похож на наказного атамана! Тупой больно… Тебе надлежит уйти с линии огня спецназовцев. Лучше всего это сделать, переместившись в комнату за аркой.

— Но тебя же самого эти парни убьют! — воскликнул я.

— Да ты просто идиот! Как думаешь, почему я тут вообще с тобою разговариваю?

— Почему?

— Потому что время для окружающей тебя действительности свёрнуто. Оно течёт только для тебя и для меня. А для окружающего мира — нет. После моего ухода временной гистерезис замкнётся, и ты окажешься в том же мгновении, в котором находился до моего появления. Всё понял? Вопросы по тексту будут?

— Ты кто такой вообще?

— Вообще я — Ксанф!

— И откуда ты взялся?

— Из Партаглиона.

— Ты можешь путешествовать во времени?

Ксанф закатил глаза и покачал головой:

— И ведь ещё с «чекумашей» бегаешь! У вас всем дуракам оружие выдают?

— Ты можешь ответить?

— А здесь что, вечер вопросов и ответов клуба анонимных анонимов?! — вдруг вспылил альбинос. — Ты как себя ведёшь, придурок?

— Как? — Вот тут я по-настоящему перестал понимать происходившее.

— Ты гомосексуалист, что ли?!

— Я?! Нет! Лучше сразу умереть! Отрубите мне голову!

— Я не собираюсь предлагать тебе гомосекс! — успокоил Ксанф. — Я лишь хочу знать, как ты относишься к Наталье? Нравится она тебе?

— Ну… конечно, нравится. Она, думаю, всем мужикам нравится… Такая… интересная, думаю я.

— Ты меньше думай, пень! Фалес Милетский, понимаешь ли! Диоген из тридцатого века! Действуй, как мужчина!

— В смысле?

Ксанф втянул носом воздух, успокаивая себя:

— В общем, так… Я не собираюсь метаться за тобой по всей Вселенной и подносить патроны. Поэтому постарайся более их не терять. И не забудь отбежать за арку. И маску свою надень, а то газом отравишься!

Я вернул маску на лицо.

Ксанф, повернувшись, шагнул в чёрный зев, который моментально съёжился до размеров точки. Секунду-другую точка ещё висела в воздухе посреди коридора. Затем исчезла.

И кровь запульсировала у меня в висках от мощных толчков сердца. Время не ждёт!

Я, беззвучно ступая, переместился в угловую комнату по правую руку — куда вела арка. Перевёл дыхание, усилием воли стараясь унять бешеный кровоток. В голове не укладывалось только что происшедшее. Ещё секунда — и я проснусь.

Тут меня обеспокоило состояние моего дорогого ангела в каминной трубе. Я всё-таки дышал через противогаз, а она вынуждена обходиться без оного. Как бы самый ценный человек на этой планете не выдал себя неосторожным плачем!

Едва только я подумал об этом, как задрожал дом. Я решил в первую секунду, что героические парни из спецназа с присущей им отвагой неудачно взорвали очередную гранату. Но уже через мгновение я уловил специфический рёв прямоточного атмосферного двигателя — это мой драгоценный «Фунт изюма» садился на территорию поместья «Покахонтас». Ха-ха, ребятки, вы не ждали Костю Головача?! А он всегда приходит не вовремя!

Если в доме ещё оставались какие-то стёкла, то теперь они обрушились под ударом фронта воздушной волны.

Шум двигателей всё усиливался, но затем вдруг смолк. Стало быть, корабль где-то сел.

И тут в наушниках раздался голос Костяной Головы:

— Шеф, ты где там? Тебя на котлеты ещё не разделали?

Я понял, что ударная волна двигателей разбила о грунт шар с постановщиком помех, благодаря чему связь восстановилась.

— Нет покуда, — прошептал я в ответ. — Я ж мосластый! Какие из меня котлеты!

— Ну, короче, шеф, я сел. Как закончишь свои амурные делишки — подгребай на борт. Штоф «Потной гориллы» ждёт тебя в холодильнике!

Я не ответил. Потому что наверху затопали ноги. Находчивые спецназовцы решили воспользоваться шумом работающих двигателей, чтобы незаметно переместиться со второго этажа на первый. Как всегда, они опоздали, но сочли, что для настоящих парней опоздание — пустяк.

Я подождал, пока шаги протопали по коридору мимо арки прямиком в холл, после чего спокойно вышел из своего укрытия.

Диспозиция такая… Два человека в синих строительных костюмах крались вдоль стен коридора, будучи спиной ко мне. Ещё двое двигались им навстречу с другой стороны здания. Прекрасная диспозиция! Четыре мишени в полный рост, контрастные, хорошо освещённые! Самая ближняя — на расстоянии два метра, дальняя — около семи! Ну-с, и как там у нас дела с огневой подготовкой?

Двое, обращённых ко мне лицом, успели меня увидеть. Но вот оружие поднять не успели. Падая на спину, я выпустил им в головы по одной пуле, третью я послал в голову тому, кто стоял ко мне спиной. Три пули — три головы… Как учили!

От пуль «чекумаши» головы раскалываются, как спелый арбуз. Впрочем, незрелые арбузы раскалываются точно так же.

На самом деле, далеко не худшая смерть!

Уже лёжа на полу, я переместил пистолет чуть ниже. И не успел четвёртый спецназовец обернуться, как я попал ему в правую руку. Отстрелил, на хрен! В смысле, напрочь!

Схватив подранка за подмышки, я живо уволок его из коридора в угловую комнату за аркой. Там тщательно ощупал. Под комбинезоном я нащупал бронежилет из селенита.

Пленник оставался покуда жив. Имело смысл его допросить… Я сдёрнул с его головы строительную каску и сделал два довольно любопытных открытия. Во-первых, мой пленник оказался женщиной. А во-вторых, строительная каска была муляжом, скрывавшим боевой шлем с фурнитурой закрытой связи, датчиками движения за спиной, инфракрасными бинокулярами и чем-то ещё, что я не мог даже сразу определить. Шлем этот я решил прихватить с собой, дабы хорошенько изучить на досуге. А пока же взялся оказывать пленнице первую помощь.

Отыскав аптечку в нагрудном кармане её комбинезона, я перетянул рану, из которой вовсю хлестала кровь. К тому моменту, когда я закончил накладывать давящую повязку, женщина уже потеряла сознание. Пришлось ввести ей в шею инъекцию биномоглобулина.

Через минуту она пришла в себя:

— Сдаюсь…

— Сколько вас тут?

— Было семеро.

— Где седьмой?

— Он — старший. За оградой, в машине.

— Это вы поставили радиопомехи?

— Да.

— Кто вы?

— Эс-Пэ-Бэ…

— Служба Политической Безопасности Земной Цивилизационной Лиги? — уточнил я на всякий случай.

— Именно.

— Но Звёздный Акапулько не входит в Земную Цивилизационную Лигу.

— Мы — нелегалы. Законсервированная группа… — она еле ворочала языком. — Жили тут спокойно… Поступила команда быть готовыми действовать при появлении корабля. Потом, уже сегодня, — следующая команда: корабль сел, надо выдвигаться вслед за его владельцем. Ну, мы сюда и подтянулись…

— Твой оперативный псевдоним и звание.

— Сусанна Сюита. Не убивай меня. Меня можно использовать для торга…

Что мне нравится в сотрудниках земных спецслужб — они никогда не изображают из себя героев! Если видят, что дело проиграно, с лёгкостью сдаются, идут на сотрудничество. Причём всячески набивают себе цену.

Я поднял её с пола, забросил на своё плечо и отправился в холл. Особенно не таился, был уверен, что командир диверсионной группы через ограду не полезет. Думаю, он всё про меня понял после того, как я завалил шестерых его подчинённых.

«Покахонтас» превратился в руины… Холл усыпан битым стеклом. Мебель, обожжённая взрывами, и закопчённые стены посечены осколками гранат. М-да, заехал погостить…

Оттолкнув ногой кресло перед камином, я заглянул в зев.

И тут сердце моё пропустило удар. Потому что Натс я не увидел.