Атаман Альтаира

6

Справедливо говорят: кто курил не ту траву и не те шишки, тому ангелов сегодня вечером не видеть. В моей жизни всё уже пошло наперекосяк. Только я, расставаясь с Натс в космопорте Звёздного Акапулько, ничего пока что об этом не знал.

Я направил «Фунт изюма» в галактику Игмейриш, где вокруг звезды Кавендиш-Два вращалась любопытная планетка под названием Нерон. Она славилась прекрасными достижениями в области машиностроения и нанотехнологий. Именно там я и решил подкупить с дюжину роботов-терраформеров для начала работ на Компрадоре. Их вполне хватит, чтобы отстроить вполне приличный взлётно-посадочный комплекс.

Я бы назвал Нерон миром вечных оппозиционеров. Заселённый почти пятьсот лет тому назад немцами из первой волны миграции, он дал убежище тем, кто был крайне недоволен интеграцией Европы и связанным с этим строительством военных блоков. Тогдашние поселенцы своим духом сильно напоминали современных донских казаков — плевались при словах «демократия» и «толерантность», не желали видеть рядом с собой представителей иных рас и вероисповеданий, а при неуважительном отзыве о германском народе или истории начинали стрелять по ногам. Не берусь судить хорошо это или плохо — скорее, первое, нежели второе! — но им удалось сравнительно быстро построить индустриально мощное сообщество, поставившее себя в непримиримую оппозицию Земной Цивилизационной Лиге.

Нерон оказался довольно радиоактивным местом. Практически на всей поверхности планеты суммарный фон колебался около ста двадцати микрорентген в час. То есть примерно в десять раз выше радиоактивного фона земной поверхности. Жители Нерона, однако, игнорировали связанные с этим угрозы. Они довольно успешно размножались и, хотя процент дефективных детей оказался здесь достаточно высок, численность жителей всё же росла непрерывно. К концу пятого столетия освоения количество жителей уже превысило пятьдесят миллионов. Потомки немцев создали мощный космический флот и построили одну из самых эффективных разведывательных организаций, воровавшую научные достижения и технологические секреты по всей Вселенной.

До Кавендиш-Два мне необходимо было совершить два прыжка в восемь и девять мегапарсек. Хронотипический двигатель «Фунта изюма» не позволял осуществлять прыжок более чем на десять миллионов парсек. При необходимости преодолеть большее расстояние, требовалось разбивать его на ряд отрезков. Свободное время, имевшееся в моём распоряжении, я решил провести с толком, то есть, общаясь с пленником в клетке на палубе «Три-А».

Я расковал его. Лориварди Гнук дул на почерневшие руки и плакал, уверяя, что у него непременно начнётся гангрена. Я же честно пообещал квалифицированную медицинскую помощь, которая выразится в ампутации предплечий. Правда, до ампутации дело не дошло. Кровоснабжение довольно скоро восстановилось. Я снабдил Лориварди пластиковой коробкой с плотно подогнанной крышкой, которую он мог использовать в качестве параши, а также просунул в клетку бутыль с водой. На этом бытовое обустройство бесповоротно окончено. Кормить пообещал раз в сутки, душ предоставлять — не чаще раза в неделю. Предложил организовать трансляцию текста Нового Завета прямо в клетку — мой бортовой компьютер с огромным удовольствием зачитал бы Лориварди кое-что из священного Писания и святоотеческой литературы! Лориварди отказался. Ещё бы! Это ж какие нервы надо иметь, чтобы слушать Евангелие от Иоанна в исполнении Витаса. Нет, всё-таки надо изменить моему компьютеру голосовые установки. Летать по Вселенной с компьютером, говорящим голосом мифического певца, значит не уважать мужчину в самом себе.

Подведя к клетке электрическое напряжение, кстати, от того самого разрядника, которым Лориварди намеревался вывести из строя компьютер, я пару раз дал пленнику почувствовать, что такое сто тридцать вольт на собственной шкуре.

— Не мучайте меня, господин Сэмми! Лучше выслушайте! — взмолился он. — У меня есть информация, которая может вас заинтересовать…

— Не нужна мне твоя информация. Меня интересует кое-что другое. Например, каким количеством космических кораблей ты завладел, отравив их хозяев, и где теперь эти корабли находятся?

— Вы были первый!

— Ответ расцениваю как недостоверный! — Я в третий раз подключил к клетке электрический ток. Напряжение увеличил до ста восьмидесяти вольт.

Лориварди ойкнул и подпрыгнул. Из клетки как-то совсем уж скверно завоняло.

— Выслушайте меня, господин Сэмми! Я всё объясню, только не включайте больше ток! Я вовсе не занимался ограблением кораблей! И планета Баунти вовсе не была для них ловушкой! Это было всего лишь разовое поручение. Мне было необходимо раздобыть всего один корабль, но именно такой, как ваш…

Я вспомнил, что во время беседы с Гнуком в стеклянном здании тот живо интересовался техническими характеристиками «Фунта изюма» и довольно точно назвал некоторые параметры маршевого двигателя.

— Ну-ну, продолжай, чем же это тебе приглянулся мой корабль?

— Видите ли, мне… то есть не мне, а тому, кто дал мне поручение… нужен был корабль с хорошими разгонными характеристиками и при этом хорошо бронированный. На самом деле это большая редкость. Я говорю о сочетании брони и скорости, — поспешил объяснить Гнук. — Обычные путешественники ставят хорошие двигатели, но им совсем не нужна броня. Перевозчики ценных грузов поступают наоборот — у них хорошо защищённые корабли, но на двигателях они обычно экономят.

— Дело говоришь, — согласился я. — Таких кораблей, как мой, действительно не так уж и много. На нём, правда, нет оружия для сражения в космосе, зато есть вот эта замаскированная палуба и клетка для тебя… А на что тебе нужен был корабль?

— Я выполнял приказ Циклописа Хренакиса. Это руководитель бригады «колумбариев».

Общим термином «колумбарий» принято было называть людей, занимавшихся сбором и исследованием космического мусора. В отличие от классических мусорщиков, отыскивавших среди бесчисленных миллиардов астероидов и комет те, что содержат ценное для переработки сырьё, «колумбарии» традиционно игнорировали мусор естественного происхождения. Разумеется, если они случайно натыкались на астероид из чистого натрия или золота, то такую находку арканили и тащили на продажу. Но целенаправленных розысков полезных ископаемых они никогда не вели. Их интересовало кое-что другое, а именно — остатки объектов, брошенных в космосе людьми. В древние времена, когда человечество ещё было приковано к Земле, аналогами нынешних «колумбариев» являлись, видимо, грабители могил.

Существовали чётко разграниченные виды деятельности. Одни «колумбарии» вели розыск обломков космических кораблей, потерянных или разрушенных в космосе; другие — занимались тем же, но только на поверхности планет и астероидов; третьи — специализировались на захватах или похищениях космической техники, исправно работавшей в автоматическом режиме. Украсть новейший исследовательский зонд, какой-нибудь гамма-детектор или станцию-транслятор, а затем продать за полцены какому-нибудь правительству, не признающему власть Земной Цивилизационной Лиги — идеальный бизнес в понимании «колумбариев» последней разновидности. Конечно, сие выглядело несколько аморально, но на фоне повсеместного официально разрешаемого клонирования, торговли рабами и разделки людей на органы такой промысел выглядел почти респектабельно. Надо сказать, что деятельность «колумбариев»-воров зачастую пересекалась с пиратской, поэтому первых нередко ставили на одну доску с космическими «каперами», отчего и те, и другие всячески открещивались в силу обоюдного презрения.

Традиционно все бригады «колумбариев» имели хорошие отношения со спецслужбами тех планет, на которых базировались. Следовало признать, что простым обывателям, а также бизнесменам и промышленникам их промысел был совсем неинтересен. Заинтересованными потребителями того товара, что предлагали «колумбарии», традиционно выступали только две инстанции — разного рода научные центры и спецслужбы. Причём последние оплачивали заинтересовавшие их находки куда щедрее. Можно сказать, что обе стороны оказывались заинтересованы в поддержании и развитии отношений, представлявших немалый обоюдный интерес. Это вовсе не означало, что тайные полиции содержат анархичные и безрассудные бригады «космических гробокопателей», но довольно часто обе стороны — спецслужбы и «колумбарии» — действовали согласованно.

Поэтому, услыхав о некоем Циклописе Хренакисе, признаюсь, совершенно мне незнакомом, я не мог не насторожиться.

— А что, этот самый бригадир «космических гробокопателей» не имеет своего корабля? — я задал глупейший вопрос, дабы подтолкнуть Гнука к более полному объяснению.

— Циклописа поймали власти Рапахи и засунули на Даннемору…

— Ого! Да Циклопис просто везунчик! Есть такие люди, если падают, то непременно мордой в лужу. И окружающим потеха, и самим нескучно…

Рапаха являлась довольно известной и богатой планетой Земной Цивилизационной Лиги. Подобно прочим демократическим планетам, её власти отказались от постройки тюрем. Всех осуждённых за уголовные преступления члены Цивилизационной Лиги ссылали на так называемые планеты-тюрьмы. Всего таких планет в обжитой части Вселенной существовало три — Даннемора, Матросская Тишина и Содом. Все три принадлежали Земной Цивилизационной Лиге, поскольку только такая богатая организация могла раскошелиться на то, чтобы провести полный цикл терраформинга и отдать готовую к заселению планету во власть отбросов общества. Те планеты, что не признавали власти Цивилизационной Лиги, помещали своих преступников либо на орбитальных станциях, либо в классических тюрьмах на своей поверхности.

— Уж не то слово, — согласился со мной Гнук. — Застрял Циклопис в Даннеморе. И чтобы вытащить его оттуда, нужен корабль с хорошей бронёй, желательно керамической.

— А толку? Над всеми планетами-тюрьмами висят на стационарных орбитах вооружённые станции. Ни сесть на планету нельзя, ни взлететь. Как ты собирался своего приятеля вытаскивать?

— Не знаю. Эту часть операции разрабатывал не я. Моя задача — отыскать подходящий корабль. У нас такого не было…

— «У нас» — это у кого?

— Наша бригада называлась «кумоду»…

— А что это слово означает?

— Кусай Мамашу — Она Дурная. Сокращённо — кумоду.

— М-м, я бы иначе расшифровал: Когда Уроды Моют Душу. Ладно, «кумоду», так «кумоду»!.. И ты, стало быть, решил меня отравить.

— Циклописа отправили на Даннемору всего неделю назад… Ваш корабль был первым, кто сел на Баунти. Но не это главное…

— А что же?

— Нашего бригадира надо вытащить с Даннеморы во что бы то ни стало. Дело в том, что он знает, где находится «торпиллер», — Гнук понизил голос, словно опасаясь, что его кто-то услышит.

— Ты уже второй раз употребляешь слово «торпиллер». Объясни, что это?

Гнук напряжённо задумался и засопел:

— На самом деле никто не знает, что это такое. И вот это-то самое непонятное в истории с Циклописом.

— Так что ты мне тут впариваешь! — засмеялся я. — Хрень, о которой никто ничего не знает!

— Да послушайте же! Наша бригада — «кумоду» — традиционно занималась поисками останков погибших или брошенных кораблей. Нас интересовали и автоматические станции. Любой хлам, что болтается в космосе сто-двести-триста лет, с самого начала эпохи межзвёздной экспансии. Даже на старых кораблях, оснащённых морально устаревшей техникой, есть масса интересного для нас, жителей двадцать девятого столетия. Как «железо», то есть техника, так и информация, накопленная в ходе прерванного полёта. Понятно, что все мы — «кумоду» — прекрасно знаем историю техники. Поверьте мне, я, не разбирая агрегат, лишь одним только внешним осмотром, могу довольно точно описать его назначение, конструкцию, время и место производства…

— Ну, и к чему ты всё это говоришь? Думаешь, я скажу: «Ты классный парень!» и накормлю тебя зефиром? Да я лучше поджарю тебя в этой клетке!

— Сейчас поймёте, к чему я… Полтора месяца назад мы работали на двух кораблях в Каппе-Армаггедона. Может, слышали о таком звёздном скоплении?

— Нет, не слышал, — отмахнулся я. — Этих скоплений — миллионы. В какой группе галактик находится Каппа-Армаггедона?

— Официальное название — группа галактик Артаумова. Мы же называли её Сифилитическая Сыпь.

— У вас, похоже, с абстрактным воображением беда. Ну, да ладно, валяй дальше.

— Циклопис Хренакис отделился от нас на одном из кораблей. Как мы узнали позже, он отправился на переговоры с лидером пиратского клана. Мы вообще-то не любим пиратов, как и агентов спецслужб, но волей-неволей приходится иметь дела и с теми, и с другими. Так вот, Хренакис сбегал на встречу и вернулся совершенно невменяемый. Он купил у них «торпиллер»!

— Я третий раз слышу от тебя это слово!!!

— «Торпиллер» — совершенно необычная штука. Длиной примерно в десять метров и диаметром около метра. Разумеется, условно-земных метра, а не пертуллианских… Внутри него — небольшой отсек для сохранения человеческого тела…

— Мумии, что ли?

— Нет, живого тела. Там был такой ложемент… для одного человеческого тела… Аппаратура контроля газовой среды, поддержания температуры, система генерации воздуха для дыхания. И обычный ядерный двигатель — компактный, с тягой до ста километров в секунду. Так, сугубо для межпланетного маневрирования…

— Ясно. Спасательная капсула!

— Угу, хрен вам! — Гнук позволил себе резкость, однако. — В носовой и кормовой оконечностях «торпиллера» были установлены хронотипические ловушки, которые могли формировать гравитационные линзы бесконечной кривизны.

— Ну, это уже полная чушь. Ни один реально существующий двигатель не «прыгает» более чем на тридцать миллионов парсек. А это означает, что создаваемые в момент прыжка гравитационные линзы имеют вполне определённую — и притом не очень большую — кривизну!

— Тем не менее, господин Сэмми, я уверяю вас, что формируемый «торпиллером» «схлоп» мог быть бесконечно большим. Я основываюсь на словах Циклописа, а он, поверьте, очень толковый специалист. Но даже не это поразило его больше всего…

— Ну?

— Циклопис осмотрел компьютер «торпиллера» и некоторые из его устройств. Все они оказались не маркированы. Но это мелочи! Гораздо интереснее другое! Элементной базой бортового компьютера служил… теллур!

Тут я не выдержал. Теллур являлся основой элементной базы компьютеров лет четыреста тому назад! С тех пор человечество давным-давно позабыло об этом материале из-за его полнейшей бесперспективности, последовательно заменив его цезием, биополимерами, а затем и парными биополимерами.

— Что ты мне тут впариваешь?! Какие теллуровые компьютеры?! Ты мне ещё про гриль в пещере неандертальцев расскажи!

Лориварди Гнук испуганно поёжился:

— Это был нестарый компьютер, понимаете? Это был совсем новый компьютер…

— Хочешь сказать, что кто-то реанимировал древнюю и притом весьма убогую технологию?

— Нет, не реанимировал. Создал заново. Компьютер показался Циклопису на редкость оригинальным. Это было не наше детище, в том смысле, что не нашей цивилизации…

— Э-э, брат, ты мне врёшь! Уж я-то знаю, что в нашей Вселенной никаких инопланетян нет! Сказки про инопланетян ты можешь рассказывать незамутнённым девушкам, неполовозрелым тинэйджерам, детям-сиротам с церебральным параличом… Но не мне! Я-то по Вселенной полетал! Нет здесь инопланетян. Кроме нас, выходцев с Земли, никого нет! Для Вселенной одних таких уродов, как мы, достаточно…

— Господин Сэмми… Я вам ничего не сказал об инопланетянах. Я вам сказал, что на «торпиллере» оказался компьютер очень интересной… нетипичной архитектуры… на теллуровой элементной базе. Ещё я вам сказал, что всё оборудование «торпиллера» не имело маркировки, способной пролить свет на время и место её изготовления. Об инопланетянах я не сказал ни слова!

— Хорошо, Гнук, тогда коротко скажи мне: что такое твой «торпиллер»?

— Никто не знает. Этого не поняли пираты, которые где-то его отыскали. Они потому и пригласили Циклописа, чтобы он как специалист в области истории техники объяснил им. Но Циклопис сам толком не понял. Однако он остался в твёрдом убеждении, что перед ним некое совершенно необычное устройство, притом в рабочем состоянии и — что самое главное! — довольно новое. Он потому его и купил. Осталось только понять где, кем и с какой целью «торпиллер» изготовлен! Если мы найдём Циклописа… Вернее, если мы вытащим его из Даннеморы… мы сможем получить «торпиллер» в свои руки!

— И это всё? Это всё, что ты мне хотел рассказать о «торпиллере»?! Ты думаешь, мне это интересно? В свинцовом контейнере вон там, у меня за спиной, лежит два миллиарда… Слышишь, идиот!.. Два миллиарда УРОДов! Это мои деньги, полностью мои! И ты предлагаешь мне выцарапывать твоего друга из Даннеморы? Чтобы получить какой-то там «торпиллер», который может оказаться просто-напросто новой моделью анального расширителя для такого придурка, как ты?!

— Я не…

— Ты будешь сидеть в этой клетке, пока не сдохнешь! Ты подл, скучен и мне совсем не интересен. Еду получишь через шесть часов, после выхода из «схлопа»!

Планета Нерон встретила меня хорошо знакомым полумраком от низких смоговых облаков и хорошо видимыми с орбиты квадратами промышленных районов. При посадке «Фунт изюма» прошёл на бреющем полёте над Геббельсштадтом, столицей местной робототехники, и опустился на громадное бетонное поле космодрома «Юнкерс» подле планетарной столицы Блюхер. Если кто не понял, поясняю, что Блюхер — это вовсе не фамилия красноармейского маршала эпохи бездарного коммуниста Сталина. Потомки немцев назвали свой космодром в честь не менее бездарного прусского военачальника времён наполеоновских войн, умудрившегося не победить Бонапарта ни в одном сражении.

При посадке диспетчерская служба включила мне местный хит под названием «Ахтунг, ахтунг! Ла-фюнф ин дер люфт!» То есть что-то вроде: «Внимание, внимание! Говорит Германия! Русский Ла-Пять опять сумел подняться в воздух! Кто не спрятался сам, будет виноват во всём…»

Я накормил своего пленника холодным рисом без мяса и облачился для выхода в город. Нерон считался довольно спокойным местом, поскольку местная полиция, носившая выразительное название Служба Окончательного Успокоения, с большой любовью подходила к исполнению прямых служебных обязанностей. Тут периодически кого-то расстреливали, вешали на рояльных струнах и подвергали декапитации при помощи плазменных резаков. Поясняю, что слово «декапитация» означает вовсе не кастрацию, как могли решить наиболее пылкие умы. Оно означает отрубание головы. Всего-то!.. Но следовало всё же помнить, что эта замечательная планета не входила в число членов Земной Цивилизационной Лиги и не выдавала ей преступников. Потому-то Нерон притягивал разного рода сброд со всей Вселенной. Особенно расслабляться здесь никому не следовало. Перед выходом из корабля я облачился в сари с протоплазмидной подложкой, нацепил керамические наколенники, а гениталии спрятал в керамическую раковину скрытого ношения. Словно одевался на поединок по контактному противоборству! К предплечьям прикрепил безоткатные пистолеты-пулемёты с электромагнитным разгоном пули — прекрасный аргумент в спорах, связанных с попытками получить кредит под угрозой оружия. Как завершающий элемент — чёрные очки. Да, и робот-поводырь, извлечённый из шкафа со скафандрами. Я намеревался изображать слепого, и робот в этой ситуации мне был прямо-таки необходим. Активировав его нажатием ноги и запустив нужный алгоритм, я со спокойной совестью покинул уютный борт «Фунта изюма».

В местном космопорте, носившем звучное имя Эриха Хоннекера, шёл редкий снежок. Задувал прохладный ветер, низкие облака строили мне гнусные рожи. Поданный диспетчерской службой электрокар отвёз меня и тарелку-поводыря в зону декларирования и оплаты, где я представился Кентаврусом Пепеджаклусом с аграрной планеты Ксанка, вращавшейся вокруг звезды Киото в полутора тысячах парсеках от Кавендиш-Два. Я оплатил стоянку в течение суток и, ведомый фыркающим поводырём, отправился далее, в так называемую «представительскую» зону космопорта, где находились конторы крупнейших местных компаний. На Нероне всё хорошо продумано! Чтобы провести деловые переговоры, вовсе не нужно тащиться в столицу, достаточно заглянуть в представительство компании на космодроме. Кстати, если кто-то не понял, в честь какого такого Хоннекера назвали местный космопорт, то поспешу объяснить, что я и сам этого никогда не мог понять. Сдаётся мне, что некогда такую фамилию носил вождь немецких коммунистов, но я в этом не совсем уверен. Возможно, Хоннекер — это тот самый знаменитый зооботаник, что приучил двести лет назад генномодифицированных макак собирать метёлки конопли. Эксперимент провалился, поскольку второе поколение макак научились коноплю не только собирать и сушить, но и курить. Тем не менее, сам по себе ход мысли замечательного немецкого учёного вполне заслужил того, чтобы благодарные потомки обессмертили его в веках.

Космопорт Эриха Хоннекера — это колоссальное подземное сооружение площадью чуть ли не в сто тысяч квадратных метров. Есть где покататься как на роликовых коньках, так и на обычных!

Я не стал кататься на коньках, а сразу зашёл в представительство фирмы «Гроссбауэр», занимавшейся поставкой роботов для работ по терраформингу, то есть преобразованию поверхности планет. Ведь за этими самыми железками я и притащился на Нерон. В представительстве меня встретили с душой — немцы вообще умеют встречать платёжеспособных клиентов с душой! — и предложили модельный ряд, радующий глаз полнотой разнообразных опций. Трёхтонный «Карл Великий» мог вести работы на грунтах любой сложности, даже на выходах скальных пород. «Герман Геринг» третьего поколения мог вести взрывные работы и обеспечивал доставку самого себя в труднодоступные районы (в принципе, его можно было использовать как обычный вертолёт). Особенно меня порадовало семейство мощных «Адольф-папа» и «Адольф-мама» с дисковыми фрезами и четырьмя манипуляторами. Эти роботы предназначались для пробивки туннелей в любых грунтах. Как раз то, в чём нуждался такой заядлый холостяк, как я!

С менеджером мы прекрасно поладили. Принимая меня за слепого, он на хорошем русском читал вслух паспортные данные роботов, толково всё объяснял, не забывая предложить сигару, чашечку кофе, а то просто услужливо сдувал пылинки с моего селенитового сари. И то не было грубым подхалимажем! Он же считал меня слепым, а потому сдувал пылинки единственно из стремления к вселенской гармонии…

Я заказал по паре роботов каждого типа и попросил отгрузить на корабль не позднее завтрашнего утра. Поскольку сделка оказалась немаленькой, менеджер угостил меня «Ошибкой резидента» восьмидесятилетней выдержки.

Выпили немного, но получилось от души. Зажевав спиртное опилками пыхадорского дерева, я вырулил за двери офиса. В голове было звонко, пусто и весело. Организм требовал продолжения торжественной части.

Надо ли удивляться, что я скоро очутился в местном баре?! Вернее, в одном из многих местных баров. Местечко, расположенное на своеобразном балконе над колодцем, уходившим вглубь Нерона, оказалось очень даже ничего. Направо, налево и прямо — сквозь стеклянную стену можно было видеть исчезавшие в недрах планеты подземные уровни. Я, разумеется, постарался вести себя как слепой, который не мог видеть всех эти красот, но внутренне восхитился работой дизайнера.

Ведомый своей тарелкой-поводырём, призывавшей окружающих уступать дорогу, я прошествовал к стойке бара и, водрузив себя на стул, степенно спросил:

— Нальёт мне кто-нибудь «Дырокол для мозга»?

Робот-бармен забренчал чем-то интимным в своих недрах и выкатил мне гранёный стопарик с прозрачной, искрящейся синевой жидкостью. Русские напитки во всех уголках обитаемой Вселенной подаются в гранёной посуде — это правило является такой же мировой константой, что и «постоянная Планка» или отношение длины окружности к величине её диаметра.

Сидевший через пару стульев мужичонка в комбинезоне довольно затрапезного вида горестно вздохнул и промолвил с сильным акцентом:

— Никогда не пил этого русского напитка! «Шило» пил, «Слезу новобранца» пил. А вот «Дырокол для мозга» — нет.

— Позвольте вас угостить, — отозвался я и приказал бармену, — ещё один «Дырокол» для господина направо от меня.

Гранёный стопарик оказался в руках мужичонки. Тот расплылся в улыбке и принялся преувеличенно меня благодарить. Немцы — народ очень жадный и по-детски мелочный. Халяву они ценят не в пример русским и очень радуются возможности получить что-то ни за что. Я лишь махнул рукой:

— Да пейте уж, господин!

По левую руку от меня на высокий стул взгромоздилась совсем юная девица, закованная в мощную броню из латекса. Вся такая на пирсинге, с металлической дрянью в бровях, носу, губах и пупке. Возможно, где-то и ещё, но там мне не было видно. Род занятий дамы не мог вызвать ни малейших сомнений.

— Господин — русский? — поинтересовалась она и, не дожидаясь ответа, затараторила. — А правда, что русские делают «Дырокол для мозга» с добавлением то ли гептила, то ли гидразина? Чтобы мозг разжижался и через позвоночник сразу канализировался в кишечник…

— Первый раз слышу, — признался я. — Очередная клевета европейских демократов на русский народ. Тем более, что гептил — это и есть несимметричный диметилгидразин.

— А что такое гидразин? — тут же поинтересовался мужичонка. Ударив по мозжечку восьмидесятипятиградусной халявной выпивкой, он, очевидно, спонтанно испытал потребность в общении.

— Такое древнее ракетное топливо. Самая заря ракетной техники.

— Вредное, наверное.

— Не так чтобы очень… Самый опасный компонент в ракете — азотная кислота, но даже её некоторые мастера пьют не разбавляя.

— А ещё я слышала, будто русские своим детишкам ставят клизмы с гидразином, — живо добавила девица в латексе.

— Опять враньё! Гептилом зубы чистим — это да, это правда. От гептила зубы блестят и солнечные зайчики пускают. А клизмы нашим детям не нужны, у них здоровые кишечники.

— Но говорят, будто в вашем спиртном есть какие-то неорганические примеси, в том же самом «Дыроколе для мозга»!

— Деточка, запомни, в «Дыроколе» вообще нет спиртного, там одни только, как ты выразилась, примеси.

— Так из чего же его делают?

— Хм! Популярно объясняю для тупых и особо одарённых. Сернистую циановую соль восстанавливают мышьяковистым ангидридом до кислоты, очищают и адсорбируют на платиновых фильтрах. Затем следует сухая возгонка и растворение в родниковой воде.

— И много воды добавляется?

— По личным предпочтениям. На литровую банку порошка обычно пять-шесть капель. Кто-то добавляет семь-восемь, но я считаю это безалаберным расточительством. Ну, а чесночная отдушка, сухой свиной помёт и грязь из-под ногтей — сугубо по вкусу.

— Ой, угостите меня! Хочу попробовать! — попросила девица.

— Не слишком ли ты молода, голуба, чтобы убивать свою первую печень таким лимонадом?

— А не слишком ли ты плохо видишь, дядя, чтобы судить об этом? — съязвила она.

Что ж, языкастая! В женщинах мне нравятся два качества — умение где надо промолчать, а где надо — ответить. Всё остальное в поведении женщин — лишь вторичные половые признаки. Поэтому я дёрнул цепочку, которой мой поводырь крепился к руке, и потребовал от него:

— Проверь удостоверение девушки!

Тарелка заурчала вентиляторами, поднялась над стойкой бара и приблизилась к девице. Та без лишних разговоров извлекла из потайного кармашка закатанную в целлулоид карточку, показала её моему поводырю. Тот прочитал:

— Генриетта Табу. Возраст двадцать три года по нероновскому летоисчислению, что составляет семнадцать по земному. Род занятий — две жёлтых звезды… Шеф, да она проститутка, садо-мазо, тяжёлые извращения, цепи, плети, всё такое! Ты бы обратил на неё внимание, взял бы в оперативную разработку на возмездной основе…

Я дёрнул цепочку, подтащил железного болвана к себе:

— Сиди молча и не выступай! На Нероне все работы хороши!

— Так что, шеф, капелюшкой «Дырокола» угостите? А я вам расскажу что-нибудь интересное… Любите женские тайны?

На Нероне разрешено употребление наркотиков и спиртного без ограничений — начиная с пятнадцатилетнего возраста. Так что смешно притворяться святее римского папы.

— Эй, бармен, девушке слева от меня налейте «Дырокола для мозга» соточку! И жменю опилок пыхадорского дерева! Пусть закусит… И мне тоже стопочку.

В общем, в баре я не скучал. Научил девицу в латексе пить ядрёный «Дырокол» — очень важно не пролить ни единой капли, иначе он выжигает волосы и может использоваться как средство эпиляции. Девица искренне заинтересовалась и обещала непременно попробовать. В свою очередь, она повеселила меня. Байки её, кстати, не имели ничего общего с сексом — все они касались каких-то бытовых мелочей самого невинного содержания. После «Дырокола» я угостил её классической «Потной гориллой» — та всегда хорошо ложится поверх крепкой выпивки.

Посидев ещё немного, я с отлакированной душою отправился восвояси.

Девица увязалась за мною. Увидела во мне подходящего клиента? Начались недвусмысленные комплименты и предложения: «Пойдёмте к вам… Пойдёмте ко мне, тут недалеко…» Я хотел было ей сказать, что никогда не пользуюсь услугами проституток, но, пребывая в состоянии тихой блажи, не стал этого делать. Не хотелось никого обижать.

Мы шли по короткому коридору, из которого можно попасть в зал отбытия в зону отлёта. Там гудел человеческий поток, чувствовалось движение. Здесь же было тихо, безлюдно и даже как-то интимно.

Моя новая знакомая неожиданно остановила меня и, притиснув к стене, прижалась всем телом:

— Эй, русский, да ты никак робеешь! — прошептала она.

В её понимании, это должно быть эротично. Я отпихнул девицу и мрачно пошутил:

— Самая красивая женщина — та, которая вовремя уходит! Генриетта, вали отсюда!

Однако подруга в латексе вовсе не посчитала себя отвергнутой. Она снова подалась ко мне и сделала попытку запустить свою ладошку мне между ног. Попытка глупая! Ни один настоящий казак не позволит всяким там пьяным шалавам хватать себя за…

Я подсёк ногой обнаглевшую стерву и бросил её на пол. Отстань же, сказал!.. И пошёл дальше, как и полагается человеку с плохим зрением.

Вот тут и произошло! Девица вдруг заверещала за моей спиной:

— It he, take him!

Перевести эту гадость на великий и могучий язык Муму и Герасима можно по-всякому… Но в любом случае можно понять, что девица предлагала меня арестовать.

Из дальнего конца коридора выскочили дядьки в чёрных кожаных мундирах и противогазах. Открылась малозаметная дверь в стене, и оттуда тоже полезли дядьки, облачённые в красивую форму полицейского спецназа и тоже в противогазах. Наконец, и за моей спиной также показались добрые молодцы, облачённые в узнаваемую форму. Все они держали в руках разного рода стреляющее, пыхкающее и отравляющее оружие. Нетрудно догадаться, что весь этот арсенал оказался направлен на меня, а вовсе не на стерву в латексе.

Я поднял руки и громко объявил:

— Прошу зафиксировать в протоколе осмотра и допроса, что сопротивления при задержании не оказывал.

Из-за спин дядек в чёрной форме и противогазах вышел здоровенный амбал. Он широко улыбнулся:

— Ещё бы, Кентаврус, ты оказал сопротивление! Мы бы из тебя дуршлаг сделали!

Немец этот хорошо знал русский язык, поскольку слово «дуршлаг» выговорил совершенно правильно.

— Может, представитесь, господин офицер?

— Чуть позже, — он приблизился и осторожно снял с моих глаз чёрные очки.

Наши взгляды встретились. Немец был несколько выше меня, примерно два метра двадцать сантиметров, поэтому смотрел сверху вниз. Во взгляде читалось искреннее любопытство. Он принялся меня ощупывать, извлекая из одежды обнаруженное оружие.

Я стоял с поднятыми руками, чувствуя, как меня заливает злоба. Это очень опасное состояние, чреватое грубыми ошибками. Сейчас следовало с максимальным вниманием относиться ко всем своим словам и действиям. Очевидно, что Генриетта в латексе являлась «подсадной полицейской уткой», и всё не более чем гнусная провокация. Но что послужило причиной провокации, и чего же хочет от меня полиция Нерона?

Совесть моя казалась мне чиста, как слеза имбецила. Я не совершил на Нероне ничего такого, что могло бы подвигнуть местную полицию на подобные костюмированные пляски вокруг моей персоны. И тем не менее!..

— Выключите, пожалуйста, своего поводыря, — чрезвычайно вежливо попросил полицейский офицер, вдруг перешедший на «вы». Похоже, мой арсенал вызвал с его стороны инстинктивное доверие.

Я повиновался. Тарелка со звоном брякнулась на мраморный пол. Один из полицейских тут же её подобрал. Точно так же он подобрал пистолеты-пулемёты, которые отстегнул от моих рук офицер, и дюжину многоцелевых газовых гранат, которые я всегда носил на поясе под селенитовым сари.

— Пройдёмте в помещение полицейского подразделения, — пригласил офицер. — Продолжим беседу там.

Он не сковал мои запястья наручниками, и это показалось в тот момент добрым знаком.

Мы прошествовали в конец коридора. Повернули в другой коридор. Уже из него вышли в короткий аппендикс, венчавшийся бронированной дверью с надписями «Полиция космопорта» на дюжине языков и диалектов.

За дверью оказался большой зал, уставленный разноформатными планшетами, на которых отображалась обстановка в разных помещениях космопорта. Перед мониторами сидели полицейские. Увидев нас, они заметно оживились.

Миновав этот зал, мы прошли в небольшую комнатку с белыми стенами, единственным стулом в центре и большим зеркалом. Расположение и размер зеркала не оставляли никаких сомнений в его назначении — через него из соседнего помещения наблюдали за всем происходящим в комнате для допросов.

— Садитесь, — приказал офицер, когда конвой удалился.

Я сел на стул, помахал самому себе в зеркале.

— Кентаврус Пепеджаклус, вы задержаны полицией планеты Нерон по подозрению в совершении ряда преступлений в зоне юрисдикции планетарного правительства.

— Я уже догадался, что задержан… Может, я и похож на идиота, но на самом деле я просто кретин, — подавив ухмылку, ответил я. — Представьтесь, пожалуйста.

— Отто Гибельхакер, штандартенфюрер СС.

— СС — это, я так понимаю, Следственная Служба полиции… — уточнил я, и он молча кивнул. — И в чём же вы меня обвиняете, господин Хакергибель?

— Гибельхакер… — поправил он.

— Да-да, разумеется. Господин Гибельхакер…

— Мы подозреваем вас в причастности к убийствам по меньшей мере восьми женщин на территории космопорта имени Эриха Хоннекера и прилегающей к нему зоне отчуждения.

Признаюсь честно, я вовсе не супермен и в своей жизни не раз испытывал психологический шок в самых разных местах и ситуациях. Но, оценивая свой богатый жизненный опыт, ответственно заявляю: пережитое мною в ту минуту по праву может считаться одним из самых ярких впечатлений, заботливо сохранённых моей памятью, начиная с момента самого первого юношеского оргазма.