У меня есть мечта. Правда, в отличие от мечты Мартина Лютера Кинга, она никак не связана с межрасовым братанием. Я всегда мечтал иметь собственную планету.
Сейчас, когда Земная Цивилизационная Лига объединяет на правах ассоциированных членов, по меньшей мере, двенадцать тысяч планетарных сообществ, примерно ещё столько же планет-колоний всячески избегают союза с праматерью цивилизации. Делают они это всеми правдами и неправдами (преимущественно, конечно, неправдами). Понятно, почему внуки и правнуки Земли тяготятся объятиями постылой родины: собственно, ведь для того, чтобы избежать этих самых объятий, они и рванули в далёкий космос.
Если в планетарном сообществе люди вынуждены жить сообща, создавая некие структуры власти и правовые инструменты регулирования отношений между собой, то единоличное владение планетой делает человека неограниченно свободным… Ну, или почти.
Покупая планету на Космической Бирже, человек получает в своё распоряжение целый мир. Он строит его сообразно своим представлениям о гармонии; ограничением служит лишь возможность оплаты задуманного. Десант строительных роботов-терраформеров способен не только возвести многокилометровые дворцы, но даже изменить планетарный рельеф, ландшафт и газовый состав атмосферы. Холодные планеты можно обогреть и осветить подвешенными на стационарных орбитах зеркалами, полярные шапки (где таковые есть) — растопить термоядерными реакторами, а плотность разрежённой атмосферы — многократно повысить газовыми синтезаторами.
Кто-то относится к своей планете как к инструменту зарабатывания денег, и тогда над редкостными по красоте внеземными пейзажами поднимаются стеклянные стены отелей и казино для космических туристов, лоботрясов и плейбоев. Кто-то же просто ищет уединения, ставит на поверхность простейший жилой модуль и официально запрещает кому бы то ни было посадку.
Отшельники четвёртого тысячелетия… Их совсем даже немало. Во всяком случае, люди уже раскупили более трёх миллионов планет — это самый ходовой товар, и цена на него не падает.
Опорные башмаки, оторванные при старте с Голубого Пепедука, сами по себе были деталями маловажными. Но до тех лишь пор, пока не возникала необходимость посадки на неподготовленную площадку. Поскольку я планировал садиться не только на космодромах, но также в горах, пустынях, грязях, в районах оползней, селей и сейсмической активности, то для меня эти башмаки жизненно необходимы. Иначе как я буду горизонтировать корабль?
Пока «Фунт изюма» разгонялся до околосветовой скорости, у меня оставалось время подумать о направлении дальнейшего полёта. И времени очень даже немало — пять часов!
Конечной моей целью являлась Донская Степь — огромное шаровое скопление из трёхсот тысяч сравнительно молодых фиолетовых карликов. Это место было абсолютно свободно от влияния Цивилизационной Лиги. Исторически сложилось так, что Донскую Степь населяли герои под стать мне — беженцы из других миров. Их, то есть нас, именовали за глаза «казаками» или «донцами». Впрочем, в глаза нас называли точно также. Обитателей Донской Степи многочисленные полиции и спецслужбы Земной Цивилизационной Лиги считали самой устойчивой преступной группировкой за всю историю человечества и гнали отовсюду, где только могли отыскать. Мы, понятное дело, не гнались.
Выдачи из Донской Степи не существовало. При попытке каких-либо полицейских властей забраться внутрь скопления их встречал флот из десятка тысяч мелких частных кораблей, разумеется, вооружённых и, разумеется, очень злобных. При подаче сигнала общей тревоги этот флот возникал из ниоткуда и мог стереть в порошок кого угодно.
Звёзды, образовавшие скопление Донская Степь, были очень молоды, и потому планетных систем там существовало сравнительно немного. Но мне посчастливилось приобрести — совершенно случайно и абсолютно анонимно! — замечательную планетку селенитного типа (без атмосферы, но с твёрдой корой), которую я, не раздумывая долго, назвал Компрадор.
У меня есть мечта (собственно, я с этого начал). Так вот, у меня есть мечта: я хочу жить на Компрадоре. И желаю заняться для этого кое-каким планетарным переустройством.
Однако лететь прямиком в Донскую Степь на моём месте крайне неосмотрительно. Служба Экономической Безопасности Земной Цивилизационной Лиги, вне всякого сомнения, пожелает получше узнать историю Влади Чпикагурика, легко и быстро разорившего замечательную планету Голубой Пепедук, одну из богатейших среди планет Внешнего Радиуса Золотого Кольца галактики Аль-Дагор. Оставить им координаты точки входа в подпространство и интерференционный след хронотипического двигателя на сверхсветовой скорости значило выдать спецслужбе мой маршрут. С таким же успехом я мог вовсе не покидать Голубой Пепедук, а позволить поймать себя прямо там.
Так что на Компрадор мне, конечно же, суждено будет отправиться, но только никак не через пять часов. Кроме того, оторваны опорные башмаки… Вот ими и следовало заняться покуда. Или? Вариантов несколько. Для нас, донских казаков, изгоев цивилизованного мира, это уже роскошь.
Можно отправиться на роботизированную планету Вошь — этакий межзвёздный супермаркет — и угнать оттуда новый корабль. То есть поступить по-мужски грубо, прямолинейно и цинично. Технология таких угонов отнюдь не столь сложна, как это кажется создателям и владельцам Воши. Этот вариант имел некоторые плюсы, но минусы мне показались весомее. Главный из них в том, что я лишался «Фунта изюма», построенного по эксклюзивному проекту, оттюнингованного и проапгрейденного, получал же взамен абсолютно стандартную лоханку, напрочь лишённую тех милых моему сердцу изысков, что превращали корабль в разумного (и любимого) члена семьи.
На Вошь я решил не лететь. Кстати, Вошь, если кто ещё не понял — это искусственная планета Джордж Вашингтон. Потомки белокожих американских братьев торгуют там новыми кораблями, а потомки чернокожих — ремонтируют и обслуживают старые. Не брезгуют и ворованной техникой. Нормальный, по чернокожим понятиям, бизнес. Что ж, это мечта Мартина Лютера Кинга в своём наиболее выразительном воплощении.
Итак, помимо Воши у меня в запасе оставалось ещё с полдюжины реальных адресов, куда можно обратиться для нужного мне ремонта. Если по порядку, то…
У меня хорошие знакомые на Дивклептосе… Скажем прямо, интимные. Изумительная планета Дивклептос не входит в число членов Земной Цивилизационной Лиги, из-за чего, между прочим, пережила две довольно напряжённые войны. Хреновы демократы с Земли стирали Дивклептос термоядерными планетарными бомбардировками буквально «под ноль», да только ничего у них не вышло: планетка отстроилась и власть паршивцев так и не признала. На Дивклептосе разрешено клонирование людей, отдельных органов и животных; кроме того, там законодательно разрешены каннибализм и инцест. Люди там живут совершенно сумасшедшие, выросшие на синтетических наркотиках и раннем сексе.
Вам стало интересно? Тогда я продолжу…
На этой весёлой планете, чья атмосфера уже бесповоротно загажена выбросами металлургических комбинатов, восстанавливающих редкоземельные металлы из космического мусора и астероидов, я имел довольно близкое знакомство с Кэти Кузи. Ха-ха, если вы уже насторожились, то можете тогда понять мои чувства. Я не просто был близко знаком с этой бандиткой — я её обворовал. Да-да, украл шестьдесят килограммов платинированного золота. Тогда для меня это были чрезвычайно большие деньги. Конечно, уместно спросить, как же это я умудрился? Да очень просто: взвалил на плечо и унёс. Унёс бы и сто двадцать, и даже сто восемьдесят, да только у Кэти было всего шестьдесят.
М-да… Я любил Кэти, и она была готова полюбить меня. Теперь, полагаю, она мечтает распилить моё бренное тело плазменным резаком без анестезии. А мой пенис, полагаю, она готова распилить дважды. Или трижды. Впрочем, я слишком хорошо о ней думаю. Скорее всего, для меня у неё припасено что-нибудь похуже плазменного резака. Поэтому, при всём моем искреннем интересе к планете Дивклептос, я никак не мог туда лететь.
Так что же там далее по списку? Мне всегда рады на Зухрияре. А уж как мне рады на анархичном Эрциподе!
Когда-то, помнится, я пригрозил депутату зухриярского парламента преждевременной смертью. Этот дурачок рассмеялся — и умер через двадцать восемь зухриярских суток. Заметьте, это случилось безо всякой связи с моими словами. Я тогда вообще сидел в тюрьме на Нероне, так что был, можно сказать, не при делах. Однако, знаете ли, осадок остался. Сынок депутата сказал, что распилит меня плазменным резаком, а пенис мой распилит дважды (смотрите выше)… В общем, наговорил разных глупостей.
Эрципод — очень хорошая планета. Кроме шуток, мне там нравится. Кто летал по Вселенной, тот меня поймёт… Да только у Эрципода договор с Зухрияром о взаимной выдаче преступников. Воистину, встретились дуроплясы, договорились танцевать… Я не преступник, но договор-то никто ради меня не отменит. Даже за два миллиарда УРОДов. Да и жалко платить два миллиарда за посадочные башмаки. Я не сквалыга, но просто жалко!
Стало быть, ни на Зухрияр, ни на Эрципод…
Что же остаётся? Кишащий бандитами Тунис и радиоактивный Нерон? Хорошие самодостаточные планеты с мощными индустриальными базами и — главное! — не члены Земной Цивилизационной Лиги! Там мне запросто поставят новые башмаки и не спросят, где же я потерял старые. Но когда идущая по моему следу Служба Экономической Безопасности начнёт наводить справки, никто меня там не покроет. Просто потому, что никто не захочет из-за обычного «донца» (или необычного, что даже хуже) ссориться с могущественными бойцами невидимого фронта.
Что ж, получается, я не лечу ни на Дивклептос, ни на Зухрияр, ни на Тунис…
Когда пришло время давать целеуказание Навигатору, я уверенно ткнул пальцем в противоположную оконечность галактики Аль-Дагор. Там, на самом кончике спирали, среди редких старых остывших красных звёзд двигался по хаотической траектории Авиценна, громадная искусственная планета, более известная как Корабль дураков. Название сие надлежит понимать буквально: три столетия назад планету эту собрали в межзвёздном космосе именно с целью отселить туда бионегативный контингент цивилизованного сообщества. Отселить-то отселили — тысяч шестьдесят поэтов, гениев, харизматических лидеров, революционеров, копрофилов и прочих олигофренов там, говорят, накопилось. Но через десяток-другой условных земных лет какие-то конспирологи-революционеры сумели провести в среде истериков и шизофреников организационную работу и заварили нехилый бунт. Короче, тамошние герои упразднили охрану, обслугу и начальство. Не знаю даже, просто убили или всё же съели, но власть в дурдоме оказалась в руках самих же сумасшедших. И вот тут-то, надо думать, началась потеха.
Теперь Корабль дураков известен во всех концах обитаемой Вселенной как место самого радикального релакса и экстремального отдыха. Там можно купить женщину, ребёнка или мужчину для сексуальных надругательств, в пищу или для разборки на органы. Область современной медицины, именуемая «компонентным модифицированием тела», ныне запрещена в большинстве обитаемых и более-менее цивилизованных миров. Однако продолжает оставаться чрезвычайно популярным среди, так сказать, индивидуальных пользователей. «Распилить» человека на органы много проще, дешевле и быстрее, нежели клонировать себя самого, поэтому толстосумы и негодяи со всех концов обитаемого мира валом валят на Корабль дураков.
Я там бывал и, возможно, кто-то из тамошних обитателей меня даже помнит. Это мне могло пойти на пользу — я был уверен, что спецслужбы цивилизаторов не осмелятся залезть в такой гадюшник. Что ж, значит, мне туда дорога!..
Послушный команде Навигатора хронотипический двигатель выбросил «Фунт изюма» всего в ста пятидесяти миллионах километров от красного гиганта Уцуропед С-112. Это был тихий, безрадостный, пустой мир. В ходе своей эволюции раздувшийся красный гигант поглотил собственную же планетную систему, оставшись в гордом одиночестве на расстоянии в добрых три десятка парсек во все стороны. О существовании планетной системы вокруг Уцуропеда С-112 напоминал лишь реденький пояс астероидов, имевший громадный эксцентриситет, из-за чего подлетавшие к звезде слишком близко обломки самой дальней планеты, разрушенной приливными силами с десяток миллионов лет назад, с завидной регулярностью врезались в фотосферу красного гиганта.
Именно здесь и висел Корабль дураков. Впрочем, висел — слишком почтительно сказано. Он хаотично вращался, ибо его система ориентации уже давным-давно не функционировала. Это создавало известные сложности для причаливавших кораблей, самих же обитателей сумасшедшего дома данное обстоятельство волновало мало. Если быть совсем точным, они просто не подозревали об оном.
Человеку с буйной фантазией, чтобы представить себе Корабль дураков, надлежит сначала вообразить дырку от бублика, а вокруг неё — сам бублик. Человеку же, лишённому дара пространственного моделирования, достаточно вообразить один только бублик — именно такова форма космического дурдома. Сделанный из пенобетона тор диаметром полтора километра делился на бесчисленное количество секций и отсеков. В каждом из них главенствовал местный бандит, самый сильный и наглый придурок, насиловавший, убивавший и поедавший проживавших на его территории немощных идиотов, кретинов, олигофренов и просто несчастных людей. Над рядовыми бандитами главенствовали подонки посильнее — они носили почётные прозвища капо да тутти капо и капо капитале. Влиятельность этих ублюдков объяснялась не только их физической силой, но и тем, что каждый из них контролировал в своём секторе какой-либо важный ресурс — воду, воздух, электроэнергию. На особом положении находились капо капитале, управлявшие каким-либо причальным терминалом станции. Всего на Корабле дураков таких терминалов существовало четыре, располагались они диаметрально противоположно. К каждому могли швартоваться до трёх кораблей одновременно. Нетрудно догадаться, что владевшие терминалами бандиты фактически держали в своих руках все связи с внешним миром.
В течение пяти часов, неуклонно сбрасывая субсветовую скорость, я подводил «Фунт изюма» к терминалу с литерой «С». Мне уже не раз доводилось бывать на станции, и хозяина этого терминала я знал достаточно хорошо. Он всегда просил называть его Юпсом и, будучи осведомлённым о моих русских корнях, утверждал, будто Юпс — аббревиатура от «Юрий Петрович Савельев». Признаюсь, я не очень-то верил в принадлежность Юпса к русской нации потому, что тот, во-первых, не был православным, а во-вторых, являлся негром.
Пока я причаливал, от Корабля дураков одна за другой отвалили две громадные посудины. Судя по изощрённой конструкции и длинным прозрачным галереям, это были трансгалактические яхты. Однако отсутствие огней, даже габаритных, а также глухое молчание систем автоматического опознавания наводили на мысль, что обе красавицы-яхты принадлежали пиратам. Последних в этом секторе галактики Аль-Дагор хватало всегда.
Причалил я, как и положено донскому казаку, резво и жёстко, боднув шток тормозного буфера на скорости, заметно превышавшей допустимую. Даже испугался, не сломал ли часом причальный тормоз. Испуг, впрочем, быстро прошёл; оказалось, что тормоз был сломан задолго до меня, лет эдак за сто пятьдесят.
Перед выходом из корабля я некоторое время потратил на соответствующий визиту туалет. На Корабле дураков приезжих жаловали и почти не обижали — всем местным дуроплясам было ясно, что залётные гости являются становым хребтом местной экономики. Тем не менее, никогда не следовало исключать возможность случайных эксцессов. По личному опыту, когда существует возможность развития событий в негативном направлении, такая возможность обязательно реализуется. Даже когда такой возможности нет, всё равно события имеют тенденцию к развитию с наихудшим вектором. Данный постулат можно считать законом равномерного распределения вероятности.
Я облачился в селенитовое сари — чрезвычайно прочное на разрыв. Лучшей защиты от колюще-режущего оружия во всей Вселенной просто не существовало. В широких рукавах сари я спрятал термокинетический пистолет и фризер. Первый выстреливал низкоскоростной пулей, разогревавшейся в полёте до полутора тысяч градусов по Кельвину; второй — поражал цель струёй летучей жидкости, которая, попадая на любую поверхность, мгновенно испарялась, приводя к стремительному охлаждению объекта. Скорость охлаждения — шестьсот градусов в секунду. Керамические доспехи после использования фризера трещали и рассыпались на куски, а любая органика мертвела моментально и безвозвратно. Оба вида оружия идеально подходили для применения в ограниченном пространстве космической станции, где использование огнестрельного или лучевого оружия с высокими кинетическими и энергетическими характеристиками просто невозможно.
Оба пистолета я укрепил на предплечьях, скрыв под широкими рукавами сари. На голову набросил капюшон из металлизированной ткани с поддувом изнутри. При ударе по голове ледорубом, кайлом или бутылкой капюшон мгновенно раздувался, превращаясь в своеобразную подушку, гасившую удар.
Облачившись таким образом и моментально сделавшись похожим на переливающийся селенитовым блеском подшипник, я прихватил с собою массажёр для головы и ступил на опущенный пандус. Массажёр, если кто не понял, предназначался в подарок главному местному ублюдку.
Внизу, возле пандуса, я увидел лучшего слесаря на всём причальном терминале «С», своего давнишнего приятеля, который носил звучное погоняло Канцлер Бисмарк. Если не принимать во внимание, что Канцлер являлся выраженным истероидным психопатом и убеждённым каннибалом, то это был милейший человек, способный искренне расплакаться на плече друга перед тем, как перекусить ему гортань.
— Бисмарк, тебя ещё не съели! — радостно поприветствовал я, и восторг мой был искренен как никогда, поскольку именно ради встречи с Канцлером я и притащился сюда.
— Гы-ы! — улыбнулся слесарь. — Меня есть нельзя! Кто же будет местные гальюны пробивать, ежели меня съесть?.. А я смотрю, никак «Фунт изюма» подвалил! Ну, думаю, господин Мпепедо пожаловал!
Он назвал меня стародавним именем, придуманным мною ещё при первом посещении Корабля дураков. Было это, чтоб не соврать, лет двадцать пять тому назад…
— Канцлер, мне нужна твоя помощь. Посмотри-ка на опоры, — я широким жестом указал на прижатые к корпусу телескопические штанги; сейчас они напоминали ноги кузнечика, поджатые перед прыжком.
— Здорово! Никак башмаки потеряли! — порадовался за меня Бисмарк.
— Именно. Приварить новые можешь?
— А какие угодно?
— Да самые обычные. Метр на метр…
— Чтоб я — и не смог! Каждое утро как просыпаюсь, сразу парочку опорных башмаков варю! А потом обратно их режу!
— Да ты, как я погляжу, счастливый человек, Бисмарк! А что хочешь-то за работу?
— Мой любимый вопрос… — слесарь вздохнул. — Звучит как музыка. Спросите-ка меня ещё раз!
— Что ты хочешь за работу, Бисмарк?
— Коробку пыхадорских опилок! — набравшись наглости, выпалил слесарь.
— Договорились.
— … и сотенка УРОДов.
— Договорились.
— …за каждую опору.
— Нет вопросов.
— …и четыре часа времени.
— Хорошо, что не пять, но жаль, что не три, — вздохнул я.
— Только вы со мной расплатитесь потом, чтобы капо капитале не видел, — понизил голос Бисмарк. — Оно того… так спокойнее.
— Хорошо. А кто у вас теперь капо капитале? По-прежнему, старина Юпс?
— Не-а, Юпса съели. Он ветхий стал, бдительность потерял. Его Пожиратель и пожрал. Всё просто!
— М-да, невесело как-то.
— Это как посмотреть. По мне, так очень даже весело. Да и Пожиратель доволен.
— А Пожиратель — не тот ли дурачок, что служил у Юпса скамейкой?
— Тот самый. Только теперь об этом все позабыли. Теперь у самого Пожирателя есть скамейки.
Тут по металлической эстакаде загремели тяжёлые ботинки. Из прилегающего коридора вывалилась колоритная процессия. Пять тучных высоких мужчин с голыми торсами. Впереди важно вышагивал шестой, хромоногий, сутулый уродец в головном уборе из длинных разноцветных ленточек. Ленточки эти, судя по фактуре, были нарезаны либо из старого коврового покрытия, либо из полотенца. При ходьбе обладателю чудной шапочки приходилось постоянно забрасывать ленточки за плечи. Возня с этими элементами декора чрезвычайно забавляла его. Тот самый Пожиратель, что сменил бедолагу Юпса на ответственном посту капо капитале?.. Замыкала шествие вполне симпатичная брюнетка — также с голым торсом и отвисшей до пупа грудью. Разорванный чуть ли не до уха и грубо зашитый рот создавал ложное впечатление, что она постоянно усмехается.
Пожиратель хлопнул в ладоши. Брюнетка, забежав вперёд, стала на четвереньки. Ага! Она служит Пожирателю скамейкой, то есть выступает в той же роли, что и сам Пожиратель в свою бытность слугой Юпса.
Капо капитале церемонно опустил на её поясницу свой зад, важно отбросил за плечи ленточки и степенно провозгласил:
— Ба-а! Да у нас гости! Я, кажется, вас знаю!
— Меня зовут Мпепедо, — представился я.
— Как же, как же, помню! А вы зовите меня просто: Пожиратель Бесконечности!
— В самом деле, очень просто, — согласился я, нисколько не покривив душой. — У меня для вас подарок!
Я протянул капо капитале массажёр для головы. Тот оживился. Даже последние кретины на Корабле дураков прекрасно понимали, что халява — это всегда хорошо. За исключением пули разве что…
— Что это? Никак стимулятор простаты?
— Нет. На голову надо надеть. Сразу пройдёт головная боль, и даже зрение улучшится.
— Жаль, что не стимулятор простаты. Впрочем, голова у меня тоже имеется, так что сгодится. А ресурс какой у батареи?
— Она на изотопе цезия. Ресурс двести пятьдесят лет. Ещё и внуку послужит.
— Ну, внука моего не так давно на растопку пустили, кхм. В конвертер, значит. Так что ему ничего уже не достанется… Но всё равно спасибо! — Пожиратель Бесконечности натянул на голову массажёр, отрегулировал плотность прилегания датчиков и включил прибор. Некоторое время он наслаждался ощущениями, затем засмеялся: — Хорошая штука! А для чего пожаловали в наши, так сказать, конюшни?
— Маленький ремонт нужен.
— Это хорошо! Ремонт мы любим! — он подмигнул Бисмарку, давая понять, что непременно затребует с него долю малую. — Но дабы не терять времени, может, сходим в наш магазинчик? Так сказать, шоппинг перед кремацией?
А что? У меня оставалась масса свободного времени, которое вполне можно потратить на прогулку по Кораблю дураков.
В сопровождении голотелых охранников мы с Пожирателем Бесконечности поднялись на эстакаду, вошли в шлюз, через который попали из причального терминала во внутренние помещения станции. Охранники, очевидно, призваны были прокладывать нам дорогу сквозь толпу, но таковой просто не существовало. Если на глаза Пожирателю попадался обитатель станции, то он немедля падал ниц. С полдюжины одетых в лохмотья аборигенов повалились, звучно ударившись коленями и лбами о настил палубы, пока Пожиратель вёл меня в свой магазин. Все эти жалкие подобия людей — низкорослые, тщедушные, с заячьей губой и косоглазые — производили тяжкое впечатление.
Магазин Пожирателя Бесконечности представлял собою облезлый отсек с рядами металлических стеллажей и разным хламом. Никакой системы в расположении товаров! Пожиратель с восторгом жизнерадостного дебила принялся метаться между стеллажами (насколько это позволяла ему негнущаяся нога), нахваливая выставленный товар:
— Тут у меня коробка со стеклянными глазами! Их можно использовать для приготовления бус! Вы носите бусы? А вот тут у меня сухой клей! Поимел как-то коробку сухого суперцемента. Вам надо? Нет? Возьмите хоть что-нибудь!
Чтобы сделать приятное хозяину я, в конце концов, купил за пятнадцать УРОДов «пыхкалку» с термобатареей. Никогда я не был наркоманом, но среди массы бесполезных предметов, выставленных в магазине Пожирателя, «пыхкалка» являлась наименее бесполезной. Во всяком случае, она оказалась бы востребована практически на любой цивилизованной планете. В последние годы стало модно не курить лёгкие наркотики, а «пыхкать» их. Другими словами, использовать для вдыхания не продукты горения, а выделившийся в результате возгонки без доступа воздуха газ. Потому «пыхкалки» разного вида и конструкции стали весьма популярны среди публики известного сорта.
Сбагрив мне наркоманский прибор, Пожиратель Бесконечности впал в состояние, близкое к эйфории. Он и до того был энергичен, теперь же буквально светился изнутри, разве что искрами не сыпал:
— Идёмте скорее, господин Мпепедо! В соседнем секторе сейчас начнутся торги рабами! Давайте продадим вам парочку рабов?!
В чём я совершенно не нуждался, так это в рабах. Однако бывшая скамейка Юпса, а ныне великий и ужасный Пожиратель Бесконечности, гнул свою линию:
— Пойдёмте, посмотрим! Вдруг что-то интересное попадётся!
Я дал себя уговорить, и капо капитале повёл меня чередой мрачных помещений в соседний сектор. Несколько полутёмных отсеков, наполненных спёртым воздухом, в сумраке которых копошились человекоподобные твари…
Повелитель вывел меня в широкий коридор, разделявший Корабль дураков на так называемые внутренний и внешний радиусы. Коридор шёл внутри громадного тора, образовывавшего станцию, нигде не разрываясь. В стародавние времена, когда Корабль дураков являлся ещё Авиценной, сей коридор служил главной транспортной магистралью этого астроинженерного сооружения. Теперь же проложенный в нём монорельс частично оказался разобран, а многие электрические и воздушные коммуникации, проложенные вдоль стен и под потолком, безжалостно вырезаны или оборваны. Коридор служил границей между секторами. С одной его стороны находились помещения, которые контролировал Пожиратель Бесконечности, а с другой — какой-то другой придурок, имени которого я не знал.
Воздух в коридоре оказался несколько чище, но только чуть-чуть. С непривычки голова у меня закружилась. Я постарался сразу напрячь внимание, дабы ничего не пропустить: на Корабле дураков расслабляться не следовало ни на минуту. Посреди коридора стояла колоритная пара мужчин с одинаковыми татуировками на предплечьях левых рук — очевидно, члены конкурирующей банды. На поясах у них висели какие-то железки, которые я бы классифицировал как обрезки арматуры — это было оружие татуированных воинов. Завидев Пожирателя, оба осклабились и обратились к нему на каком-то неизвестном мне диалекте. Пожиратель что-то ответил недобрым молодцам, кивнул в мою сторону, видно, объяснил, что ведёт меня в соседний сектор на торги рабами, и мы беспрепятственно миновали кордон.
Миновав узкий тамбур, мы прошли в отсек, служивший некогда прогулочной галереей. Он был настолько длинен, что в нём угадывался изгиб тороидального корпуса станции. Стена напротив входа была занята тремя большими окнами, из которых открывался прекрасный вид на космос. Корпус орбитальной станции чёрной стеной выделялся на фоне рассыпанных по небу звёзд. Раньше, когда наружная подсветка Авиценны ещё работала, вид из этих окон, должно быть, поражал своим величием. Идиоты, гении и поэты, рассевшись в креслах, испытывали, видимо, немалый терапевтический эффект от его лицезрения. Теперь же, когда подсветка приказала долго жить, картинка за бортом сделалась мрачной и даже угрожающей. Чёрный борт орбитальной станции можно было с полным основанием счесть символом беды.
Посреди галереи вокруг высоких металлических ящиков из-под опреснительных картриджей — откуда только они здесь появились? — толпилось человек пятьдесят разношёрстного люда. Подавляющее большинство — не обитатели Корабля дураков. По ярко-оранжевым кимоно я опознал двух жителей Неосфены. Подле них — группа молодых людей с шёлковыми лавенсбрю и в разноцветных засупонках (не иначе, как граждане хорошо знакомого мне Голубого Пепедука). Обращал на себя внимание кряжистый мужик в чёрной форме «звёздного десанта» с планеты Дивклептос, а также несколько человек в приметных переливчатых комбинезонах «службы метеорной защиты» планеты Зухрияр.
Нашего появления никто не заметил. Лица присутствовавших были обращены к металлическим ящикам, на которых скакал карлик с микрофоном. Он ревел нечто нечленораздельное, хотя и… по-русски. Это оказался ведущий торгов. Как раз принялся расхваливать очередную партию выставленных на продажу людей:
— Наши друзья-молокане пригнали четырёх европеоидов. Все мужского пола, возраст толком неизвестен! Каждый по-своему хорош: белая кожа, разинутый рот, коли есть жопа, то не урод!
На ящики поднялся крупный альбинос в керамическом нагрудном доспехе. В руках он держал конец цепи, пристёгнутый к ошейникам четверых измождённых мужчин. Рабы смотрели затравленно.
— Восемь глаз, четыре печёнки, не испорченные алкоголем, количество гениталий сосчитайте сами! — Карлик прошёлся колесом по импровизированному помосту. — Наши друзья-молокане просят за этих дивных мужчин всего-то сорок тысяч УРОДов! Кто больше?!
— Какой язык они знают или понимают? — выкрикнул кто-то из толпы покупателей. — Русский? Английский? Транслит?
— Русский или английский понимают те, кто летает в космос! — Карлик сделал ещё одно колесо на месте. — А это — дети девственной планеты с непорушенной экологией! Они лечили зубную боль уринотерапией и строили жилища из слоновьих кизяков! Они говорят на псевдо-суахили, поэтому их никто не может понять!
— Разбейте их на две пары, и я возьму одну не торгуясь, — предложил татуированный красавец в женском бюстгальтере и с голыми плечами. Очевидно, один из немногих обитателей Корабля дураков. Не иначе, какой-нибудь местный капо.
— Вы же знаете, почтенный Людоед, это против правил, — вежливо отозвался карлик. — Друзья-молокане хотят задвинуть товар одним лотом. Итак, сорок тыщ УРОДов, кто больше? Шаг — пять тысяч!
— Сорок пять!
— Пятьдесят!
— Пятьдесят пять тысяч!
— Семьдесят тысяч и — ша! — перекрыл рык кряжистого мужика в чёрной форме «звёздного десанта».
Повисла тишина.
— Семьдесят — раз! Два! Кто скажет семьдесят пять?! — Карлик подрыгал ножками, вихляя задом. — Три! Про-о-одано! Почтенный господин в чёрном забирает обладателей восьми глаз и четырёх печёнок! Целое состояние, подумать только! Где-нибудь на Неосфене или Дивклептосе за них можно будет взять пол-лимона УРОДов! Ха-ха!
Человек в форме «звёздного десанта» двинулся к сцене. Альбинос спрыгнул ему навстречу. Оба отошли в сторону. Очевидно, для окончательного расчёта.
Рабов с самодельного помоста увели. Карлик продолжил торг:
— А теперь, дорогие мои братихи и братанги, наш следующий лот…
Я с трудом разбирал шепелявую речь уродца, говорившего по-русски с ужасным акцентом.
— Наши доблестные шелудивые друзья из Эскалибура представили на продажу замечательную компашку: белого мужчину и двух белых женщин! Кто из нас не любит белое женское мясо?! Даже я люблю! Встречайте! Сразу предупреждаю — лот не делится…
На помост выскочил рослый, крепкий негр в чёрном доспехе, инкрустированном серебром. Когда он наклонил стриженую голову, на его темени стала видна литера «Z» — знак принадлежности к какому-то клану. На поясе негра висело незнакомое мне оружие, что-то вроде автоматического арбалета. Штука выглядела компактной и весьма солидной. Каким же может оказаться её боекомплект?
Негр дёрнул конец цепи, который сжимал в руке, и на помост поднялись рабы, предназначенные на продажу.
Тут я сразу напрягся — это явно не были жители Корабля дураков или какой-то деградировавшей планеты. Все трое оказались облачены в одинаковые тиакриловые комбинезоны с голографической эмблемой на левой стороне груди. Некогда эта их снежно-белая одежда сейчас была пепельно-серой. Рабы выглядели как одна семья: мужчина и женщина казались гораздо старше хрупкой девицы, явно годившейся им в дочери. Все трое — белокожие, голубоглазые и насмерть перепуганные.
— Стартовая цена — сотня тысяч! — провозгласил карлик. — Можете разобрать их на органы! Можете оттрахать в самой извращённой форме! Можете использовать для получения выкупа! Делайте с ними что хотите! Только купите! Шаг торгов — десять тысяч! Играем на повышение! Поехали!
— На каких языках говорят эти рабы? — спросил кто-то из толпы.
— Хе-хе! На всех! Даже на тех, на которых не говорите вы! Посмотрите на голограммы — они граждане Цивилизационного Сообщества! Это же идеальные заложники! На выкупе вы заработаете состояние.
— Нашивки можно переставить, — не унимался привередливый покупатель. — Пусть скажут что-нибудь по-английски!
— Пусть скажут! Пусть говорят! — загалдела толпа.
Карлик оглянулся на негра, владельца товара. Тот, в свою очередь, посмотрел на карлика. Тронул оружие на ремне и рявкнул:
— Вы че тут гоните, братанги?! Что вы хотите услышать?! Может, вам ещё стихи почитать? Или силовой стриптиз в пене изобразить?! Сто тыщ — стартовая цена, сказано же, поехали!
— Сто десять!.. Сто двадцать!.. Сто тридцать!.. Сто семьдесят тысяч! — посыпались ставки.
В моём мозгу включился таймер. Если до этого я наблюдал за происходившим как сторонний наблюдатель, то теперь не было в этом помещении более заинтересованного торговца, чем я. Одно дело, когда в качестве рабов используются олигофрены! И совсем другое — жители цивилизованных миров. Мимо таких случаев проходить не следует. Во всяком случае, таковы этические нормы жителей Донской Степи.
— Моня-Катерпиллер сказал, что желает получить сегодня белое мясо! Значит, так оно и будет! — провозгласил какой-то малый по левую руку от меня. — Поэтому я говорю: двести тысяч!
Тишина. Да, похоже, и Моню-Катерпиллера здесь хорошо знали.
— Двести пятьдесят тысяч! — просто уронил я.
В потайном отсеке на «Фунте изюма», который даже не был отмечен на конструкторском чертеже корабля, стоял свинцовый контейнер с двумя миллиардами наличных УРОДов. На эти деньги я мог бы купить весь Корабль дураков.
— Четверть «лимона»! — порадовался карлик. — Хорошо! Кто больше?
— Триста тысяч! — повысил голос мой конкурент. — И Моня получит-таки белое мясо.
У этого придурка был неправильный прикус и сильно выдвинутая нижняя челюсть. Удивительное сходство с человекообразной обезьяной! Принимая во внимание чёрный цвет кожи и выраженную волосатость открытых частей тела, можно было допустить, что таковой он и являлся. Сейчас, в эпоху тотального увлечения генной модификацией, я бы воспринял как должное, если бы узнал, что мой соперник прячет в штанах рудиментарный хвост.
— Пятьсот тысяч! И закончим на этом! — провозгласил я.
Обезьяныш с неправильным прикусом повернулся ко мне всем телом. То же самое сделали и две крепкие мучачес по бокам от него. Мучачес хоть и имели груди больше моих ягодиц, всё же сильно смахивали на мужчин. Я заключил, что передо мною плоды местной транссексуальной трансплантологии. Кроме того, у них на поясах висели блестящие колюще-режущие орудия весьма угрожающего вида.
Меня дёрнул за рукав Пожиратель Бесконечности:
— Господин Мпепедо, это же Кинг-Конг! — зашептал капо капитале. По-моему, в эту минуту он здорово струхнул.
— В самом деле? Я принял его за подкидного дурака! — также тихо ответил я, в надежде, что обладатель выдвинутой челюсти имеет хороший слух.
— Пятьсот десять тысяч, — раздельно проговорил потомок обезьяньего племени.
Насколько я понимал, конкурент выдохся и суммы, более названной, предложить не мог.
— Миллион УРОДов! И прекратим трепать нервы окружающим, — парировал я.
Народ ахнул. Или мне только показалось?
— Моня-Катерпиллер хотел белого мяса! И он его должен получить! Сними свою ставку! — рявкнул обезьяныш, испепеляя меня взглядом. Придурок не знал, что я тоже умею так смотреть.
— Эй-эй-эй! — оживился негр на помосте, продававший рабов. — Что значит «сними ставку»? Был назван «лимон» — значит, я получу «лимон», а не пятьсот десять тысяч!
— Повторяю для слепо-немо-тупо-глухих: даю миллион УРОДов за этих трёх человек! — раздельно и громко заявил я.
Что должно последовать дальше, тайны для меня не составляло: в нашем мире по-настоящему новое происходит вовсе не так часто, как принято думать. Можете считать это моей формулировкой гауссова распределения вероятности. Мой конкурент вдруг вытянулся в струну и стремительным движением послал мне в голову быстро вращавшийся предмет — какой именно, я не успел рассмотреть, но думаю, что это была какая-то хрень из иридия или сталиния, являвшаяся новейшей модификацией бумеранга. Обезьяныш, должно быть, считал себя малым ловким и быстрым, но всё же этого оказалось недостаточным для такого парня, как я. В конце концов, о той школе жизни, что я имел за своими плечами, он просто-напросто даже и не подозревал.
Я упал на колено, и брошенный предмет пролетел над головой. Вздёрнув обе руки перед собой, я навёл на противника спрятанное в рукавах сари оружие. «Б-д-ж-ж!» — натужно рыкнул термокинетический пистолет и выплюнул ему в рожу раскалённую пулю длиной дециметр. «Б-д-ж-ж!» — рыкнул он вторично, повинуясь моему мысленному приказу. Я никогда не являлся безоговорочным сторонником сенситивного управления ввиду возможности элементарной блокировки слабых нейротоков, но на Корабле дураков я не боялся глушилок — если эти идиоты подсветку наружного борта не могли обеспечить, то о каком подавлении сенситивного управления речь!
Кинг-Конг как стоял, так и лёг, звучно припечатав палубу затылком. Специалисты утверждают, что трицератопс, например, имел лобную кость толщиной шесть сантиметров. Врут? Не знаю. Если бы у меня была такая кость во лбу, я бы никогда не пользовался зонтиком и открывал бы сейфы кивком головы! Но даже трицератопс, получив в лоб две пули из термокинетического пистолета, брякнулся бы на палубу Корабля дураков.
Крепкотелые девицы, стоявшие с боков подстреленного обезьяныша, синхронно прыгнули в стороны. Должно быть, испугались. В одну я пустил третью пулю, а в другую — струю хладогена из фризера. Оба выстрела оказались удачны, транссексуалы взвыли.
Толпа, зачарованно наблюдавшая за происходившим, вдруг заволновалась. Люди подались в разные стороны, возмущённо закричали, кто-то кого-то толкнул, моментально возникла сумятица, раздались выстрелы. Многие посетители рабского рынка проигнорировали запрет на ношение огнестрельного оружия на борту Корабля дураков. К счастью, стреляли не в меня — палили друг в дружку, развлекаясь сообразно своим представлениям о весёлом досуге.
Я вскочил с колена и помчался к помосту с рабами.
Негр отбивался от двух энергичных молодых людей, явно пытавшихся завладеть только что купленным мною товаром. Грозный обладатель литеры «Z» на темени удачно завалил одного из них, всадив в колено пару коротких оперённых дротиков, однако с другим справиться не смог — у того под одеждой оказался какой-то доспех. От его груди и предплечья отскочили четыре дротика.
Я пустил в спину «неуязвимого» струю хладогена. Получив от стремительной заморозки одежды и тела термический удар, он пискнул и без чувств упал навзничь. В лучшем случае — уже мёртв, в худшем — переживал коллапс, и его ждало в высшей степени мучительное пробуждение.
Подскочив к помосту, я рявкнул скованным цепью людям:
— За мной! Быстро!
Но они не шелохнулись, пребывая в ступоре. Вполне обычная, кстати, реакция для вполне обычных людей. Дотянувшись до цепи, я рванул её на себя, заставив рабов прыгнуть вниз.
— За мной! Не отставать! — я поволок всю семейку прочь, к причальному терминалу.
И самое время! Загремели разрывы дымовых, газовых и ослепляющих гранат. Если бы я не имел навыка действий в условиях их применения, то непременно бы потерял ориентацию в пространстве, ослеп, оглох и отравился бы перечным газом. Но всякий донской казак проходит интенсивный курс подготовки к террористической деятельности, захвата заложников и противодействия силовым действиям спецслужб. Так что я остался жив, относительно невредим и успешно выволок в коридор освобождённых мною рабов.
Все в слезах, соплях, хрипящие от едкого газа, они выглядели сейчас довольно жалко. Однако сильно порадовало то, что вся троица могла передвигаться на своих ногах. Стало быть, на руках тащить никого не придётся.
В коридоре меня встретил Пожиратель Бесконечности, благоразумно сбежавший в самом начале устроенной мною стрельбы.
— Что ты наделал! — заорал хромоногий капо капитале. — Ты знаешь, кого подстрелил?! Кинг-Конга! Это самый ужасный палач на всём северном радиусе! Он на службе у Мони-Катерпиллера! Моня пригонит сюда полста убийц, и здесь будет месиво!
— Не бойся ты Кинг-Конга, он теперь очень сильно мёртвый, — успокоил я Пожирателя.
— Улетай отсюда скорее! Я тебя покрывать не стану! Сам огребешь от Мони! Моня тебя плазменным резаком распилит!
— Да знаю я всё про плазменный резак, угомонись! Освободи дорогу…
Я и сам понимал, что с Корабля дураков надо улетать. И чем быстрее, тем живее останусь. Я прошёл к причалу. Канцлер Бисмарк, сидевший за пультом управления электрокаром, деловито подводил манипулятором башмак к одной из опор, пытаясь придать ему положение, нужное для осуществления сварки. Я постучал по остеклению кабины:
— Канцлер, я улетаю! Башмаки привесишь в следующий раз! Вот, возьми, спасибо за труд, извини, что так получилось… — Я протянул ему пластиковую полупрозрачную карточку с голограммой достоинством в сотню УРОДов и «пыхкалку», купленную в магазине капо капитале.
Бисмарк смахнул с глаз что-то похожее на слезу:
— Перечным газом чегой-то в нос шибает. Аж глаза слезятся.
— Это от волос, — я показал на непокрытые головы освобождённых рабов.
— Гм. У меня есть коробка сухого собачьего шампуня. Хотите купить? — поинтересовался Бисмарк.
— У меня нет собаки.
— Неважно. Им можно мыть голову.
Я похлопал Бисмарка по плечу и направился к подъёмному пандусу родного «Фунта изюма». За мной потянулась вся новоприобретённая троица. Лифт поднял нас на первую жилую палубу. Только теперь, очутившись с ними лицом к лицу, я получил возможность как следует их рассмотреть. Меня интересовали нагрудные эмблемы их комбинезонов. Если верить надписям на них, все трое когда-то являлись членами экипажа космического корабля «Энтерпрайзс».
Я провозгласил:
— Третья дверь налево — помещение биологического обслуживания. Там можете умыться, оправиться и даже помассировать мизинцы ног особым массажёром. На всё про всё у вас две минуты. Через три — отлёт, и я приступаю к стартовому маневрированию. К этому моменту всем надлежит занять места в ложементах — дверь прямо перед вами. Кто не успеет — я не виноват!
Я откатил дверцу шкафа со скафандрами и извлёк из него кусачки с атомарным усилителем, вещь, совершенно необходимую для работ в открытом космосе. Перекусил цепь, соединявшую ошейники бывших рабов:
— Отныне вы все свободные люди. Можете считать, что в настоящее время являетесь гостями на борту моей космической яхты… М-м… скажем, «Титаник»… Нет, неудачное название! Скажем, «Краса Крыжополя». Да, именно так! Вперёд, время пошло!