Но были среди стражников и придурки. С одним из таких у меня началась настоящая война: сколько говнюк не получал, все ему было мало!
В первую нашу встречу он с дружками уселся за мой стол в столовой и начал распинаться о том, как он соскучился по боям на арене. Он вспоминал, сколько денег ему приносили ставки, называл имена бойцов, которых я знала с детства... Что ж, если этот ушлепок так соскучился по арене, подумала я, надо его порадовать!
Я избила его прямо в столовой, все было по правилам! Он упал два раза подряд, а на третий я решила пощадить его и только лишь сломать ему руку... Тогда меня остановил Гора. Он подошел ко мне сзади, положил мне на плечо свою тяжелую руку и сказал, чтобы я этого не делала. Сказал, оно того не стоит. Впоследствии я была ему за это благодарна.
В следующий раз ушлепок подкараулил меня со своими друзьями на пути из женской бани. Они думали, я не раскидаю их шестерых!... Там Горы не было, и потом я получила жесткий выговор от начальства. Меня велели работать десять смен без выходных вместо тех четырех, кому я переломала кости.
В третий раз гад ждал меня уже на Остове, а не в казармах. Из последней драки он сбежал, так что ему почти не досталось. Издевательства он начал с того, что подошел ко мне сзади и сказал, что хотел бы познакомиться со мной, похвалил мое платье и назвал меня красивой... Я не узнала его голос и повернулась, улыбаясь, а он зашелся таким мерзким хохотом! Он смеялся на всю улицу, показывая на меня пальцем, и я не могла этого стерпеть!
Я бросилась на него, он попробовал убежать, но я все равно его догнала. Я схватила его за шиворот и вмазала ему в челюсть. Его слюни, сопли и кровь забрызгали все вокруг, но этот ушлепок не унимался! Он начал кричать, чтобы люди вокруг спасли его от монстра, что если они не позовут стражу и не разберутся со мной, я, озверевшая тварь, наброшусь на их жен и детей!
Пришлось кинуть его на землю и уйти: перепугавшиеся люди действительно стали звать стражников.
Мое платье разошлось по швам, пока я за ним бежала, красивую вышивку забрызгала его кровь... Пока я добиралась до казарм, люди расходились от меня в стороны, пялились мне в спину и шептались, думая, что я не слышу или, может, не понимаю языка.
В итоге меня все-таки догнала стража и отвела к начальству яруса для разбирательств. К счастью, этим начальством оказался Гора. Не задавая никаких вопросов, он привел меня к себе домой, где дал умыться и переодеться в свою одежду: его огромная рубаха оказалась мне вместо короткого платья.
Приведя себя в порядок, я решила дождаться, пока Гора вернется с дежурства, и осталась в его пещере.
Я давно подозревала, что с этим парнем не все просто. Он был старшим патрульным на одном из самых хороших ярусов, ему разрешалось не ночевать в казарме, у него было лучшее оружие и лучшая броня. Его берлога пополняла список того, что у него было лучше, чем у других. В нескольких комнатах стояли вещи из дерева и металла, тут была своя кухня и даже парная с отхожим местом. Тут можно было жить, выходя наружу только за едой!
Пока я осматривала комнаты и вещи, в пещеру зашли, и это был не Гора.
- А, я его брат, зови меня Серый, - ответил пришедший.
Не стесняясь меня, он продолжил раздеваться, снимая форму стражника.
Его кожа еще хранила загар, который он получил на Огузке. Гибкое длинное тело, обросшее бугристыми мышцами, не смогло заживить страшные шрамы от ожогов.
Это был один из тех, кому удалось спастись во время шторма.
- Я наслышан о тебе, но никак не ожидал, что встречу тебя в собственном доме в рубашке брата!
- Так это твой дом? - спросила я, чувствуя, что готова разочароваться в Горе.
- Это наш дом, - поправил он, уводя меня на кухню. - Мой, Горы и нашей матери.
- Я не видела тебя в казармах, - заметила я, усаживаясь за стол. Серый уже заваривал в котелке какую-то местную траву.
- Я патрульный, потому почти там не бываю, - объяснил он. - Раньше я командовал стражей на острове синих, а теперь начальствую над разведкой. Ты даже не представляешь, что вытворяют на Огузке!
- Удиви меня, - фыркнула я. О том, что они построили там целый город, я уже слышала от других стражников.
- Они снова разбились по стаям, сидят на своих бывших островах и занимаются тем же, что делали до землетрясения. Они даже восстановили несколько затопленных шахты. Как они это сделали без оборудования - не понятно!
- Они много чего сделают, если вы и дальше будете только следить за ними, - заметила я, принимая из рук Серого чашку с вкусно пахнущей жидкостью.
- А что? Пусть порадуются жизни, заодно обустроят нам этот остров как следует. Это будет не лишним, у Остова нет ресурсов на то, чтобы все там восстанавливать после того, что устроили синие!
- Синие?
- А, так ты не знаешь? - он посмотрел на меня с удивлением и вместе с тем с удовольствием. Похоже, ему хотелось поговорить об этом. - Они пробили в шахтах ходы к подземному огню, потом затопили их, и в итоге начались взрывы, которые вызвали землетрясение. Частью это моя вина: я должен был расколоть того белокожего упрямца раньше! Мне бы хоть еще день, и я бы узнал про шахты, про храм и про все остальное... Я нутром чуял, что этот парень все знает! И если бы ты не наплела моей матери про храм, и она не велела бы пригнать его на Остов, ничего бы этого вообще не случилось!
- Твоей матери?... - мысли спутались, я почувствовала, что теряю нить разговора.
О чем он пытается сказать?
- Хочешь сказать, твоя мать - командующая? - я с недоверием оглядела его.
Не похож.
- Да, для тебе она госпожа командующая, - кивнул он. - И что, ты ничего не скажешь?
- А что ты хочешь услышать?
Меня начинал раздражать его тон. Серый, казалось, был не в себе, он говорил порывисто, как в истерике, да и движения у него были какие-то нервные. Тонкие длинные руки, бескровное лицо, дрожащие губы... не нравился мне он. Шторм явно забрал у него больше, чем пару лоскутов кожи.
- Ну, например, хочу услышать, что у тебя было с тем белым плавуном! Как его там звали?... Белый Дельфин, точно! Такое красивое имя такому жалкому человечишке... Ты знаешь, пока стены ямы высасывали из него рассудок, он не переставая бормотал имена, - добрый малый здорово облегчил мне работу! Я записал все, что он говорил, да только вот проверить всех не успел. И знаешь, чем дольше он сидел в яме, тем короче был список этих имен, - он их попросту забывал, как и все остальное. Как думаешь, какое из них прожило в его памяти дольше всех?
- Думаю, ты мне это сейчас скажешь, - ответила я, наливая себе еще той ароматной жидкости.
Чашка в моих руках не тряслась, я все еще держала себя, но сердце билось так, что я боялась, как бы Серый его не услышал.
- Яшма! Он постоянно называл какую-то Яшму! - воскликнул он, торжествуя. Меня словно огнем обдало от его слов. - Представь мое удивление, когда однажды я прихожу сюда, на эту самую кухню, и моя мать рассказывает мне про Яшму, а потом и мой брат тоже начинает о ней говорить! И вот, теперь я сам на своей кухне сижу вместе с Яшмой! Какие удивительные совпадения иногда случаются в жизни, не находишь?
- Разве я не заслуживаю, чтобы обо мне говорили? - я растянула на лице усмешку и откинулась на спинку стула, прихлебывая напиток.
- Люди шепчут твое имя перед смертью, уж наверняка это неспроста! Но я вот на тебя смотрю, и знаешь, что я вижу? - он выдержал паузу, расплываясь в противной улыбке. - Да, определенно, я вижу самую обыкновенную предательницу и шпионку! Представляю, как бы удивился этот белый, если бы знал, кто виновен в его смерти! Что, думаешь, не ты?... Если бы не твоя просьба, он бы не вышел из ям в форме стражника, синие бы не посчитали, что их сдали, и не взорвали бы свои шахты! Вот, как все было! А теперь ты сидишь тут и пьешь чай со мной, тем, кто посадил бедолагу в те ямы... К чему я все это? Ах, да! Я хочу понять, что ты чувствуешь сейчас, когда узнала всю правду? Какого это, предать того, кто тебя так любил, и выпивать с его врагом?
В какой-то момент я как будто исчезла, а внутри меня все превратилось в сплошной камень. Вместо меня в теле ожил кто-то другой, кто-то, кто мог все это вынести.
- Хочешь правдивый ответ? - спросил кто-то вместо меня.
- Очень! - кивнул Серый, не сводя с меня горящего безумием взгляда.
- Мне нравится это, - я подняла чашку. - Вкусная штука. Где это продают?
- Ты бесподобна! - промурчал он.
- Иначе я не сидела бы здесь, в рубашке твоего брата, и обо мне не говорила бы командующая.
Тот, как занял мое место и сумел ответить Серому, быстро испарялся, мне необходимо было сбежать подальше от этого гнилого человека... но нужно было сделать это осторожно.
- Думаю, я достаточно ждала Гору. Пойду домой.
Я добралась до казарм, до своей комнаты, и просидела там до тех пор, пока кто-то не постучался в дверь. Я ждала, что это будет толпа стражи, которая поведет меня в темницу... или куда здесь ведут шпионок?
Но за дверью оказался только лекаришка.
- Все хорошо? Ты сидишь тут уже два дня!... Тебе пора на патруль... да и есть что-то надо!
- Как раз собиралась выходить, - ответила я.
- Да?... Но ты же в одной рубашке!
- Ты прав.
Одевшись в форму, я отправилась на патрулирование. На мою долю выпало две драки и одна кража, пришлось побегать за этими ублюдками... Впрочем, я была им благодарна: погони здорово меня ободрили.
Вернувшись в казармы, я поела и пошла в зал для тренировок, где провела всю ночь, а также две следующие.
Похоже, арестовывать меня за сговор с опасным бунтарем никто не собирался, но от этого мне было не легче. После того, что сказал Серый, мне даже хотелось, чтобы за мной пришли.
С Горой я не виделась, мне удавалось избегать его все эти дни. Мне не хотела обсуждать с ним свое прошлое, о котором брат ему уже наверняка рассказал. Что я могла сказать ему, если бы он вдруг спросил? Соврать, что я была подругой одного из главных бунтарей, а про восстание не знала? Или сказать правду и признаться, что скрыла всю важную информацию от командующей, и в итоге погибло больше половины гарнизона стражи? Нет, врать тут было бесполезно, а сказать правду - все равно, что добровольно перерезать себе горло. Все, что мне оставалось, это избегать разговора и ждать, пока меня не вызовут на ковер к командующей.
Но эти прятки не могли продолжаться вечно: когда-нибудь мы с Горой должны были столкнуться в коридоре или встретиться в столовой. И это действительно случилось, в третью ночь мы оказались в зале вместе.
- Я все знаю, - сказал он, только войдя. - Почему ты не сказала мне?
- О чем? - спросила я, не прекращая бить качающуюся мишень.
- О том, что он тебе говорил!
- Зачем?
- Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Он схватил меня за плечо и развернул к себе лицом.
- За тем, что он подонок! У него нет никаких доказательств, он не имел права так с тобой разговаривать!
- Он разведчик и сын командующей, - ответила я, с удивлением рассматривая его ожесточившееся лицо. - Он имеет право арестовать меня за то, что я вообще знала Дельфина.
- Он не имеет никаких прав! - сказал Гора, не сводя с меня пристального взгляда. - Он с позором провалил свое задание, и если бы не ты, у нас не было бы ни единого шанса предотвратить смерть тех, кто погиб в волнах! У него под носом подорвали шахты, и он готов обвинить в этом кого угодно, чтобы не признавать своей вины!
Я не могла поверить в то, что слышала! Неужели, Серый просто играл со мной, а не знал наверняка!? Этот мерзавец издевался надо мной, надеясь, что я разозлюсь и подтвержу все его догадки, и он сможет хоть как-то оправдать свой провал, обвинив во всем меня! Стоило мне себя выдать, он бы мог смело сказать, что мое заявление о храме было всего лишь отвлекающим маневром для прикрытия шахт, что я шпионка, пробравшаяся во вражеский лагерь и на меня вся вина за случившееся!
Гора дал мне время осознать услышанное. Когда я снова взглянула на него, он закрыл глаза и выдохнул, успокаиваясь. Его огромная грудь опустилась, как меха в кузне, у меня по коже пробежал ветер его дыхания.
- Если кто-то еще хоть слово тебе скажет, не махай кулаками и не запирайся в комнате, как дура, а иди ко мне, ты поняла меня? - сказал он, смягчив свой суровый тон. - Ты здесь не одна.
Он полез во внутренний карман своей куртки и достал оттуда что-то блестящее.
- Держи, - он взял мою руку и сунул в нее маленький предмет. - Я купил его, пока ты сидела у меня дома с этим ублюдком, потому и опоздал. Этот камень называется яшма. Носи, если понравится. Где меня найти, ты знаешь.
После этих слов он развернулся и вышел из зала, оставив меня одну.
Я посмотрела на предмет в своей руке, это оказалось кольцо из желтого металла. В этот тонкий обруч был вделан ровный круглый камень, цвет которого был очень похож на мою кожу.
Следующие несколько дней я патрулировала улицы, отрабатывая свой самовольный прогул дежурства. Когда же, наконец, мне выпал первый выходной, я решила отправиться в дом к Горе и поговорить с ним.
Я надела одно из своих любимых платьев, а к нему то кольцо, которое он подарил. Волосы мне показалось разумным убрать, как это делали все местные женщины.
В этот раз, смотрясь в зеркало у выхода, я себя совсем не узнала. Спрятанные в косу волосы, бежевое платье... если бы не кожа, я могла бы сойти за одну из тех счастливых женщин, которые расхаживают на верхних ярусах!
Ощущая внутри приятное волнение, я поднималась вверх по ярусам, думая, что буду говорить и делать, когда встречусь с Горой. На самом деле я понятия не имела, о чем вообще люди разговаривают в таких случаях, но все равно представляла себе эту встречу снова и снова.
Я шла, не замечая ничего вокруг, но тут кое-что отвлекло меня от неуемных мечтаний: рядом закричал ребенок. Это был не просто крик, это был вопль ужаса!
Осмотревшись, я поняла, что крик идет из пещеры, и тут же поспешила туда. Но не сделала я и двух шагов, оттуда выбежал человек и понесся прочь. Он что-то сжимал в руке, а на его одежде я заметила кровь.
Я погналась за ним, но засранец прыгнул вниз с веревочного моста. Он был достаточно легкий, чтобы веревки выдержали его вес, но я не могла за ним последовать: я бы просто оборвала всю сеть, если бы прыгнула с такой высоты.
К счастью, к тому моменту уже подоспели стражники, и я указала им на скрывающегося среди мостов беглеца. Они взяли его на себя.
Я решила отправиться к пещере, откуда он выбежал, и узнать, что там произошло.
Когда я вошла внутрь, я увидела крошечную девочку. Она сидела возле трупа матери, из шеи которой торчал нож.
- А ну-ка иди сюда!
Я подхватила рыдающего от ужаса ребенка на руки, чтобы он не вздумал смотреть на труп.
- Где твой отец?... Ты знаешь, где живут твои родственники?...
Девочка молчала, ее всю трясло. Говорить осмысленно она была не в состоянии, лишь повторяла, "Мама! Мама!".
Я вынесла ее из пещеры и постучалась в ближайшую дверь. Наверняка соседи смогут приютить бедняжку, пока все не выяснится.
Мне открыла женщина лет сорока, она выглядела совершенно измученной.
- Что такое? - спросила она. - Я слышала крики.
- К ним забрался вор и... - подумав, я решила не напоминать девочке о случившемся своими словами. - Вы не могли бы забрать ребенка к себе, пока не отыщутся ее родные? Ей нельзя там находиться.
- Конечно, проходите!
Она открыла дверь, пропуская меня внутрь.
- Я расстелю ей кровать, а ты положи ее туда. Семга часто у меня ночует, когда мать на работе задерживается... у меня от сына комната осталась.
Я прошла через темную прихожую и зашла в комнату, где женщина зажгла грибной светильник.
- Вот, сюда!
Она сняла покрывала с лежанки, и я положила туда девочку.
- Посидишь с ней, пока я сделаю успокаивающий отвар?
- Посижу.
Женщина ушла, оставив меня одну с ребенком. Бедная девочка смотрела вокруг глазами, совершенно бешеными от ужаса.
- Где мама? - спросила она, глядя на меня так, словно от моего ответа зависела ее жизнь.
- Она умерла.
- Нет!...
- Да.
Семга залилась слезами, а потом начала кричать, словно умалишенная. Она попыталась вылезти из кровати и убежать домой, но я удержала ее и прижала к себе.
- Тише, - я гладила ее волосы, прижимая к своему плечу. - Тише, не кричи... тише... все пройдет, слышишь?... все пройдет!...
Я вспомнила, что творилось со мной, когда погибли мои родители. Они умерли у меня на глазах, на арене, когда у каждого за спиной было по два поражения. Они вонзили друг в друга копья: слишком любили друг друга, чтобы жить поодиночке. Меня они, видимо, любили меньше, потому что не подумали о том, каково мне, пятнадцатилетней, будет смотреть на них.
Вне себя от боли и ярости, я бросилась на судью, хотела свернуть шею ему, а потом все стражникам, которые следили за поединком и не остановили это. Меня поймали еще до того, как я добралась до судьи, и посадили в клетку, где держали несколько дней. Сколько клятв я тогда дала! Обещала себе когда-нибудь перебить столько стражников, чтобы их трупами можно было заполнить мусорную яму арены!... Что ж, и где сейчас все эти клятвы?
Все проходит.
- Все проходит, - шепнула я девочке, чувствуя, что она слишком ослабела и больше не сопротивляется. Я уложила ее обратно в кровать и укрыла одеялом.
Когда женщина пришла со своим отваром, Семга уже спала.
- Думаю, тебе это тоже не помешает, - она протянула мне чашку.
Я поднялась с лежанки и приняла напиток. Не то чтобы его свойства могли подействовать на меня, но в горле было слишком сухо после всего.
Я осмотрела комнату, в которой находилась.
Первое, что привлекло мое внимание, был огромный письменный стол. Сколько на нем было листов и свитков!
- Ваш сын ученый? - спросила я тихо. Столько бумаги я не видела даже в кабинете командующей.
- Он был поэтом, - ответила женщина, улыбаясь странной улыбкой, грустной, но в то же время гордой. - Он обожал писать, пока его не забрали на Огузок из-за какой-то дурацкой песни.
Внутри меня зародилось нехорошее предчувствие. Чтобы немедленно покончить с ним, я подошла к столу и взяла первый попавшийся лист. Пробежав глазами какой-то нелепый стишок про потоп, я остановила взгляд на подписи.
Я медленно опустила лист на место, а чашку поставила на стол, чтобы не расплескать все на бумаги.
- Я знала вашего сына на Огузке, - прошептала я, чувствуя, что готова сойти с ума.
- Что!?... - изумленно прошептала женщина. Ее лицо исказилось, чашка выпала из ее рук.
Я отвела ее на кухню и усадила напротив себя.
- Если хотите, я все вам расскажу, - сказала я. - Если нет, то я уйду, и вы сможете дальше думать, что захотите.
- Расскажи мне все!... - попросила она едва слышно. Ее душили слезы.
Вспоминая рассказы Дельфина, я пересказала ей все, что знала, до самой последней мелочи. Слова давались мне с трудом, я запиналась и временами думала, что просто не смогу говорить дальше. Но я заставляла себя продолжать: эта женщина имела право знать, каким невероятным упрямцем был ее сын! Она имела право гордиться им, а не тем жалким поэтишкой, которого она помнила.
За все время женщина ни разу не перебила меня, не задала ни одного вопроса. Она слушала молча и внимательно, а когда я закончила, вдруг улыбнулась.
- Все это время я чувствовала, что он жив, - едва слышно произнесла она. - Я боялась надеяться, называла себя дурой... но я оказалась права. Мой мальчик все-таки выжил!
Я покачала головой, слезы застилали мне глаза.
- Он погиб во время землетрясения.
- Я бы знала, если бы он погиб! - решительно возразила женщина. - Он жив, я чувствую это!
Я закрыла лицо руками и выдохнула, пытаясь успокоиться. Разумеется, для нее он жив! И всегда будет где-то там, под небом, которого она никогда не видела...
- Ты можешь считать, что я глупая старуха, но я говорю правду, - снова сказала она. - Можешь поверить мне, а можешь дальше думать, что захочешь! Только вот, что я скажу: раз у тебя хватило сил и мужества попасть сюда ради него, то хватит и на то, чтобы выбраться отсюда, найти его и быть рядом с ним! Как мать, я не могу желать для него более верной спутницы, чем ты.
Она встала, ушла в соседнюю комнату, а когда вернулась, в руках у нее была цепочка. На этой цепочке висел медальон с камнем, похожим на тот, что был в моем кольце.
- Возьми, - она положила медальон мне в руку. - Я желаю, чтобы он был у тебя, захочешь ты вернуться наружу или остаться тут. Я знаю, стражники не дают тебе покоя, следят за каждым твоим шагом, проверяют на верность... что ж, скажи, что купила это украшение к своему кольцу!
Я взяла медальон, попрощалась с женщиной, чьего имени так и не узнала, и вышла. Находиться возле нее дальше я просто не могла: она была слишком на него похожа, такая же уверенная в себе и упрямая!
Все, что до этого нес Серый, что говорил Гора, что я сама думала в глубине души... все перемешалось, меня разрывало на части! Этот медальон и кольцо, они жгли мне кожу, но я не могла заставить себя снять ни то, ни другое!
Когда я добралась до казарм, сперва хотела пойти в комнату, но потом решила, что лучше зайти к лекаришке. Он еще ни разу не отказался поделиться со мной своей огненной водой, а сейчас она была как нельзя кстати.
Но не успела я дойти до лекаря, как из трубы, приделанной к стене, вдруг прозвучал сигнал. Это был сигнал тревоги, все стражники немедленно должны были собраться в самом большом зале для тренировок.
Когда я попала в зал, там уже было полно народу, все толкались и изумленно переговаривались, пытаясь выяснить, зачем нас собрали. Наконец, сигнал умолк, на площадке вверху появилась командующая, одетая в легкие доспехи.
- До многих из вас уже дошли слухи: новобранцы успешно прошли все испытания, и теперь пришло время людям вернуть себе Огузок! Вы отправитесь туда завтра, надев все свое снаряжение, и подчините себе остров. Ваши капитаны поведут вас в согласии с моим планом, и каждый из вас покажет, чего стоит его клятва верности!
4. Красная буря
*Белый Дельфин*
Я схватил Нору за руку, мы со всех ног побежали к стаям.
Оглушительный грохот, - сигнал дозорных, - был слышен в каждом уголке острова. Когда мы добрались до голубых, там уже шли приготовления.
- Вот все и началось! - крикнул мне пробегающий мимо вор. - Идешь к желтым за оружием?
- Да, я сейчас, - я кивнул ему и повернулся к Норе.
Она смотрела на меня огромными, как у испуганного ребенка, зелеными глазами и чуть не плакала.
- Их там так много! - тихо сказала она. - Что если?...
- Мы готовились к этому с самого первого дня, - я покачал головой. - Иди к своим, готовьте лазарет для раненых.
- Я буду молиться за тебя! - прошептала Нора, сделав шаг ко мне и неуверенно поцеловав в губы.
Я положил руку ей на плечо, обнимая и вместе с тем мягко отталкивая.
- Лучше помолись за стражников: сегодня многие из них увидят твоего бога! - сказал я.
Будоражащее кровь предвкушение уже разливалось по моему телу, превращая в кого-то другого. Оно выравнивало дыхание, разгоняло кровь, делало мышцы сильнее, а дух крепче.
Отправив Нору в лазарет, я зашел к себе в хижину, чтобы переодеться. Я перекрасил свою форму стражника в синий, теперь это были мои доспехи. Уже давно они ждали своего часа!
На острове желтых люди растянулись в длинную ровную очередь. Здесь я знал почти всех, больше половины из них я впервые встретил на Кулаке.
Каждый человек в очереди уже знал, что будет делать дальше. Все были разделены на группы со своими командующим, у каждой группы была своя инструкция, свое место и свое оружие.
Я был в группе Буревестника, всего нас было двенадцать. Четверо крепких синих, пять голубых и знаменитая троица желтых. Мы должны были держать оборону на пляже, куда собирались высадиться стражники. Прячась на холмах, мы должны были помогать желтым работать с пушками и водными заслонами, а затем, когда стражники все-таки прорвутся сквозь линию обстрела, я и остальные воины будем отбиваться от них в ближнем бою.
Остров был отлично подготовлен для обороны. На всех пляжах мы прорыли каналы с водой, построили стены, где это было возможно, расставили дозорных. Все было подстроено так, чтобы даже разведчики на одной лодке не могли пройти на остров незамеченными, а большая армия могла высадиться только на Кулаке, единственном пляже, который мы не стали перерывать.
С таким количеством людей стражникам было выгодно драться на открытой местности, лицом к лицу, а не блуждать в песчаных лабиринтах по колено в воде, пытаясь найти вход на остров. Для наступления им было не найти места лучше, чем Кулак, но этот пляж окружали холмы, когда-то бывшие островом красных. В этих холмах мы вырыли канал с водой, сделали укрепления, где можно было спрятать пушки и арбалеты. Пока враги будут до нас добираться, большую их часть мы расстреляем, а те, кто пройдет, намочат доспехи и получат убойную дозу пыли из морских камней, так что в ближнем бою ничего не будут стоить.
Мы должны были биться с ними на своей территории, которую хорошо знали и отлично подготовили. Но помимо этого у нас было еще одно преимущество - оружие!
Разведчики, в которых мы посылали стрелы из костей и сухих кустовых веток, наверняка рассчитывали на костяные ножи и кривые луки из чьих-нибудь ребер и сухожилий. Но на деле мы встречали их пушками, огромными костяными арбалетами, саблями и гарпунами из древнего металла. Помимо огромных запасов с тайного склада у нас было оружие из мариния, которое желтые успели сделать за четыре месяца. Да, оно пока было несовершенно, ковать небесный металл никто не умел, но даже то, что получалось, было острее и крепче, а значит и лучше, чем кость.
Сами же стражники на своих хлипких лодках могли привезти разве что самих себя с гарпунами и мечами. Их наскоро склеенные после шторма посудины не могли выдержать веса пушек или других больших орудий.
Итак, каждый из наших воинов, спрятавшийся за арбалетом на холмах, имел при себе отличное оружие и понимание того, что от него требуется. Мы действительно были готовы к обороне.
- Ох, сейчас они попляшут! - хихикал Борода, потирая ладони.
Мы засели на одном из холмов и внимательно следили за тем, что происходило на пляже. Первые лодки уже побросали якоря, стражники в своих новых доспехах спустились в воду и шли к земле.
- Думаешь, вода подействует так быстро? - спросил я, улыбаясь. Кузнец выглядел счастливым, как ребенок.
- Ну, пока у них в воде только ноги, ничего не будет, конечно, - объяснил он, приняв серьезный вид. - Но когда вода польется на них сверху, вот тогда подействует наверняка! Минут пятнадцать-двадцать они буду нормальные, а потом будут с ума сходить от чесотки!
- Ты сам не боишься намокнуть? - спросил Буревестник, скептически осматривая мой доспех, пропитанный краской из морских камней.
- Мое тело само как морской камень, - я указал на глаза.
- Он хотел сказать, вещества впитались в один из белков соединительных тканей, - спокойно объяснил Вадик. - Это делает его тело более гибким и подвижным, а пыль из морских камней работает, как хорошая тренировка.
- Разве доспехи с этой пылью не сделают их сильнее со временем? - задумчиво спросил Буревестник, глядя на подбирающихся к берегу черных. Они пока были слишком далеко, потому мы не стреляли. Над пляжем было так тихо, словно вовсе не здесь через несколько минут начнется кровавая бойня.
- Кого-то, может, и сделают, - кивнул Вадик. - Но двое из пяти ослепнут, покроются нарывами или умрут.
- А как же вы остались здоровыми, пока работали над доспехами? - удивился Буревестник.
- Настойка, - Шляпа поднял свою флягу и сделал большой глоток. - На нас ничего не действует.
- Разве стражники не смогут ее сделать для своих?
- Тогда они не смогут сражаться, - объяснил Вадик. - Настойка действует, как крепкий самогон, и далеко не каждый может после нее делать хоть что-то.
- Требуются десятки лет беспробудного пьянства, чтобы оставаться в такой трезвости, - я подмигнул Буревестнику и кивнул на Вадика. Уж кто-кто, а этот химик выглядел трезвее самого Солнца, который с рождения капли в рот не взял.
- А что у вас, синих? - спросил Борода, поднимая первый болт и вкладывая его в арбалет. С помощью одного из синих он закрутил рычаг и поставил блок.
Сейчас, пока все еще не началось, пустые разговоры были единственным средством успокоиться.
- Никогда не слышал о том, что с вами не так.
- Никогда об этом не задумывался, - сказал Буревестник. Впрочем, кто ему поверил?
- Они привыкают к маринию настолько, что он становится для них все равно, что частью тела, - сказал я. Для синих их маниакальная привязанность к безделушкам из этого металла была чем-то постыдным, потому они сами никогда об этом не говорили. Я этого не понимал, мне казалось, что это достойно восхищения: все равно, что отрастить себе третью руку или третий глаз. - Он для них как усы у сомов, например. Они могут улавливать часть информации об окружающем мире через этот камень.
- Ты говорил, что так и не вспомнил про свою жизнь у нас, - недовольно сказал Буревестник.
- Так и есть, - я кивнул. - Но Погодник помог мне вспомнить, как работать с маринием, так что я могу вас понять. Мне самому он необходим, чтобы справляться с собой.
Я убрал волосы и показал Буревестнику серьгу из мариния в ухе. Я сделал ее себе спустя несколько дней после того, как вышел из шатра Норы. Тогда ночью меня снова стала бить дрожь. Со временем она прекращалась, но по-настоящему отступала только после того, как я пил настойки. В итоге Погодник предложил мне научиться контролировать свое тело силой духа, а не "сомнительным пойлом", за которым постоянно приходилось ходить к оранжевым.
- Так ты?...
- Ямы не прошли для меня бесследно, - я кивнул. - Но это маленькое кольцо, как ни странно, помогает мне останавливать припадки.
- Глядите-ка, кажется, начинается! - воскликнул один из голубых.
Черные, их было уже около трех сотен, высадились на берег. Они не шли дальше, пока их не набралось достаточно много. Теперь они закрылись щитами и стали двигаться к холмам.
- Рано пока в них из пушки стрелять: остальные могут испугаться и уплыть, - заметил Шляпа. - Думаю, сейчас будет сигнал для арбалетчиков.
- Он будет, когда они подберутся поближе, до камня, - предположил я.
- Ставлю свою флягу на то, что не раньше, чем они дойдут до той коряги! - крикнул Шляпа, обернувшись к воинам. - Ну, кто со мной!?
- Ставлю на корягу!
- А я на камень!
- Коряга!
Голубые, охочие до настойки, явно приободрились. Они и синие сильно волновались, так что до сих пор даже не говорили с нами.
В отличие от них я не чувствовал себя взволнованным: мы ведь готовились к этому, нас несколько сотен, мы каждый день ждали, что стражники высадятся на берег... Все шло по плану, и это не было страшно.
Страшно было в ямах. Страшно было, когда земля уходила из-под ног, а гигантские волны разрушали острова.
Я всмотрелся в отряд стражников. Они двигались медленно и осторожно, их не обманывала кажущаяся безмятежность пляжа. Они не могли знать наверняка, но они догадывались, что мы сидим за холмами, готовые прибить их, как только они подойдут поближе.
Однако, они не могли знать, что нам есть, чем стрелять.
Вдруг над пляжем пролетела жирная белая чайка с черными полосами на крыльях: это был сигнал. Она летела, и с холмов, мимо которых она проносилась, с громким щелчком вылетали тяжелые болты. Это было похоже на стрекот гигантских ночных насекомых.
Первые три болта пробили щиты, каждый насадил на себя сразу нескольких стражников, будто рыбу для костра. Черные ряды смешались, раздались крики, но уже через миг щиты снова закрыли их со всех сторон.
Прозвучала команда, черные пошли быстрее, крича что-то. Теперь они наверняка знали, что мы за холмами, и пытались добраться туда побыстрее, чтобы потерять меньше людей.
Затрубил рог, это был сигнал для пушек.
Пушек у нас было всего шесть, ядра для них были сделаны из мариния, но, по словам желтых, один снаряд, попав в гущу отряда, мог разнести на куски больше двадцати человек.
Громоподобные выстрелы раздались с разных холмов, через миг они взорвались в толпе, черные фигуры смешались в дыму и красных брызгах.
Смятение, крики, оставшиеся в живых воины не знали, что делать дальше: их было слишком мало, чтобы идти к холмам. Несколько наших стрел убедили их вернуться в гущу высадившихся на берегу товарищей.
Следующие сотни, уже высадившиеся на берег, замерли. Среди них началась суета, волнение ходило по рядам.
О чем думали их командиры? Гадали, сколько еще у нас сюрпризов? Готовы ли они были послать людей на смерть, надеясь прорваться сквозь обстрел?
У них не было выбора. За их спиной была лишь вода.
Следующий отряд, значительно крупнее предыдущего, направился к нам по пляжу. С лодок сходили все новые люди, их количество росло с каждой минутой. Пора было начинать настоящую стрельбу.
Взрывы теперь не умолкали, я едва успевал подавать новые болты к арбалету. Мы поливали черных снарядами, словно дождем, их плотные ряды быстро таяли. Белый песок пляжа становился красным.
Зазвучала труба, ее звук охватил три последовательных ноты.
Борода и Вадик, хитро переглядываясь, направились к котловине перед нашим холмом. Благодаря туннелям, которые стражники сами вырыли много лет назад, на Огузке осталось много каналов, по которым свободно гуляла морская вода. Один такой канал, оказавшийся на разорванном берегу - того, что осталось от красного острова, - мы перекрыли и сделали дамбы, которые удерживали воду. Со стороны стражников дамбы выглядели, как обычные песчаные насыпи, но стоило нам подорвать взрывчатку, спрятанную в водонепроницаемую пленку, верхний край насыпи разрушится, и получится бесконечный водопад, пополняемый океаном. Морская вода умоет любого, кто рискнет забраться на насыпь, и обратит его доспехи против него самого.
По второму переливу трубы пляж потонул в ряде взрывов. Холмы скрылись под облаками песка и пыли, сквозь которые по очередь вырывались водопады морской воды.
Первые, самые сильные волны высвободившейся стихии накрыли ближайшие ряды стражников, сбив их с ног, затем хлынула к остальным. Но до всех наша волна достать не смогла. С помощью простых катапульт мы стали закидывать стражников бурдюками с водой.
Можно себе представить, как они удивились! Зачем только эти дикари поливают их водой, когда можно использовать огонь? Что за идиотизм?
Черные были уже слишком близко, и вода, хотя должна была сделать их неуклюжими, пока не останавливала их. Я взял лук и встал на колено, чтобы удобнее было целиться. Возле меня сели синие и двое голубых. Не глядя друг на друга, мы одновременно спустили стрелы. Три из шести попали в цели.
Обстрел продолжался пару часов, стражники все наступали, но пока до холмов добирались только ничего не стоящие единицы, которые тут же гибли от мечей. Морская вода водопадом лилась с насыпей, если кто-то из черных и доходил до нашего укрытия, он был насквозь мокрым.
Пятерых добравшихся, которых я и лучники не успели застрелить, уложил Буревестник. Ребята из голубых, трясущиеся от ужаса, смогли только скинуть одного из стражников в канал, где его нашла моя стрела.
Я не видел лиц тех, в кого стреляю, но лицо этого я все-таки увидел. Он испугался воды: наверняка не умел плавать. Что ж, я подарил ему легкую смерть.
Задумываться о том, что происходит, о том, что я делаю, было просто нельзя.
- Ты раньше был на войне? - спросил у меня один из голубых. Парень с круглыми от ужаса глазами и побелевшим лицом пытался целиться, но страх мешал ему.
Я покачал головой.
- Они убьют тебя, если ты не перестанешь мазать! - крикнул ему Буревестник.
Я знал, что он был одним из участников небольшой войны, которая случилась еще до моего рождения. Буревестник был среди нескольких сотен людей, которые решили занять участок поверхности Остова и жить там, свободными от правительства. Разумеется, им этого не позволили, но прошло несколько месяцев, прежде чем стражникам удалось пробиться на их территорию и отправить всех до единого на Огузок. Они позаботились, чтобы из всех восставших выжили только самые сильные, способные хорошо работать.
Из всех нас только Буревестник и еще несколько выживших после тех событий синих имели хоть какое-то представление о том, как следует проводить оборону. Именно они придумали, как устроить этот пляж.
Я выстрелил еще в одного, затем вдруг прозвучал сигнал. Это был не наш рог.
Черные стали отступать, они бежали к самой воде, спотыкаясь о трупы. В их спины летели стрелы, я успел сбить еще четырех, прежде чем они ушли достаточно далеко.
Похоже, это был перерыв.
- Воды их забери, сколько их там вообще!? - возмутился Борода. - Они все еще прибывают!
- Они не смогут вечно сидеть на берегу, - сказал Вадик.
- Нам не хватит снарядов и стрел! - воскликнул парень из голубых. - У меня осталось только пятьдесят три, а было две сотни!
- Сабли и гарпуны у нас не кончатся, - заметил я.
Парень в ужасе отвернулся от меня.
Перерыв был недолгим, а новое наступление было сильнее, мощнее предыдущего. Стражников было больше, и мы не успевали перебить всех. До холмов добирались десятки, я присоединился к Буревестнику, выхватив свою саблю.
Мы оставили у арбалета желтых с одним синим и голубым, а сами отправились к краю насыпи, где собрались десятки таких же воинов.
Долгое время нам оставалось только скидывать добравшихся стражников в воду канала, но нескольким удалось перебросить через него лодки, которые тут же застряли. Теперь стражники не прыгали, а переходили на нашу сторону.
Я знал, что не должен никого пускать к арбалетам и пушкам. Я скидывал стражников воду канала, где они тонули, если не успевали выбраться из течения. Один оказался проворнее, он сумел пробраться сквозь защиту и бросился с мечом к арбалету.
Я нагнал его, когда он уже занес меч над машиной и стрелком, и вонзил саблю ему в бок. Вытащив оружие, я вернулся к обороне насыпи. Голову заволокло туманом: я не видел и не думал, что делаю. Я просто делал.
Темнело, стражники не прекращали наступать. Болты в арбалетах стали заканчиваться, у стрелков давно не было стрел. Пушки стреляли реже.
Десятки черных уже были на насыпях, наши с трудом защищали от них машины: в бою обученный стражник, который мог терпеть зуд от доспехов около получаса, стоил троих наших. Но как только действовал яд, боец становился слабее морского котенка, и его мог прикончить даже мальчишка.
Я, Буревестник и оставшиеся в живых парни откидывали черных, сколько могли, но все чаще случалось так, что на каждого из нас приходилось по двое-трое противников, и соседнему холму приходилось нам помогать. В итоге мы объединились с соседями и по очереди отбивали каждый из холмов, пока левый окончательно не захватили. После этого все резко изменилось.
Стражники прибывали, мы не успевали их отбрасывать. Желтые в спешке увозили машины вниз с холмов. Мы понимали, что начинаем сдавать позиции: врагов было больше с самого начала, и сейчас, когда у нас кончились снаряды, черных все еще было больше, чем нас. Похоже, Остов бросил сюда все свои силы, наверняка среди наступавших были даже простые патрульные.
Когда солнце должно было вот-вот зайти, стало ясно, что мы проиграем, если бой пойдет прежними темпами. Нас было мало, наши бойцы были обучены гораздо хуже, большинство из них беспомощно тряслось от страха.
Пришло ужасное понимание: нас могло спасти только чудо.
Людей становилось все меньше, они кричали, выли от боли, а черные в бешеной ярости терзали их тела гарпунами, мстя за погибших товарищей. С каждой минутой черных становилось все больше, некоторые уже завладели арбалетами...
Ставки на голубую болезнь были проиграны. Большинство стражников озверели от адреналина и не чувствовали зуда, ими двигало только одно желание: перебить побольше врагов.
Островитяне в страхе отступали, а те, кто сражался, быстро проигрывали.
На моих глазах пляж чернел от доспехов стражи.
Когда каждый из наших, окруженный черными, уже решил для себя, о чем будет думать перед смертью, чудо все же случилось.
Закатное солнце окрасило небо с севера оранжевые и розовые цвета, но с юга оно было темно-синим, как морская глубь. Сверкающая молниями туча, огромная, словно предвестник конца света, надвигалась на остров. Это был шторм.
- Продержимся еще час, и все закончится! - кричали командиры групп. - Они не смогут вернуться на Остов, если шторм унесет их лодки! Они отступят!
Наши люди ободрились, теперь появилась надежда на то, что мы не только выживем, что победа еще возможна. Вернемся мы сегодня к домам, или нас приведут туда связанными, - это еще не было решено!
Мы с Буревестником остались вдвоем из всего отряда. Прикрывая друг другу спины, мы отбивались от окружающих нас черных и помогали отбиться встречающимся в толпе своим.
У меня было несколько незначительных ран: доспех хорошо меня защищал. Буревестник дрался увереннее, он был сильнее и выносливее меня, но из брони у него был только плетеный из водорослей жилет. Он истекал кровью и становился все слабее.
В суматохе битвы, размахивая саблей во все стороны, несколько раз я чуть не упустил его из вида, но каждый раз я все-таки находил его и снова становился за его спиной.
Когда выдалась лишняя секунда, я снова обернулся и увидел, что Буревестника не было рядом. Искать его не было времени, на меня набросился один из черных. Яд голубых камней действовал на него, он еле двигался от боли. Стоило покончить с этим, на его место встал другой.
- Вестник! - крикнул я, отбиваясь в одиночку уже от двоих. - Вестник!
Мне никто не ответил.
Я продолжил сражаться в одиночку, пока не увидел вдалеке еще одного нашего бойца. Это был один из синих ребят, которого я уже считал погибшим. Я поспешил к нему на помощь.
Небо было черным, и дело было не только в наступающей ночи. Дождь шел уже около получаса и усиливался с каждой минутой, сильный ветер пронизывал до костей, оглушительный гром, словно пушечный выстрел, заставлял черных вздрагивать.
Наконец, словно глас с неба, прозвучал сигнал. Рог черных звал их обратно в лодки.
Мы даже не стали гнаться за ними: люди были измотаны до крайности.
Собравшись на холмах, мы смотрели на пляж, по которому бежали черные. Они неуклюже прыгали в воду, пытались забраться в качающиеся на волнах лодки, некоторые из которых уже унесло далеко от острова.
Сколько из них доберется до Остова прежде, чем шторм унесет их в открытое море? Сколько они будут зализывать раны после этой битвы?
Когда последний стоящий на ногах черный скрылся в лодке, мы разошлись по пляжу и холмам. Необходимо было найти раненных и привезти их в лазарет, также нужно было собрать трупы стражников, снять с них оружие и форму. Тела мертвых нужно было сжечь, чтобы их не разнесло штормовыми волнами вокруг всего Огузка.
К трем часам ночи, когда шторм бушевал уже в полную силу, работа была закончена. Раненые были в лазарете, мертвые сложены в ямы и готовы к сожжению, собранное оружие - в лагере желтых. Воины наконец-то могли вернуться домой и отдохнуть.
Совет предводителей, на котором мне следовало присутствовать, должен был начаться на рассвете, до тех пор необходимо было посчитать людей и оставшееся оружие.
Отметившись перед Луной, - он подсчитывал выживших голубых, - я отправился к оранжевым, чтобы узнать, как идут дела в лазарете и поговорить с Норой.
По дороге мне встретился Кит. Живой почти невредимый. Он выглядел взбудораженным, хотя, как и я, с ног валился от усталости.
- Что случилось? - спросил я, подойдя к приятелю. - С Нерпой все в порядке?
- Она в лазарете работает, - кивнул он, не сводя с меня ошалелого взгляда. - Ты не поверишь...
- Что случилось? Выглядишь так, как будто только что воочию увидел Бога Солнца! - я позволил себе улыбнуться. Получилось вымученно, но это было хоть что-то.
- Я увидел кое-что похуже, - ответил он.
Кит взял меня за руку и повел в сторону оранжевых.
- Да скажи ты, что случилось!
- В лазарете... - он помотал головой, приходя в себя. - В лазарет принесли умирающего черного. Те, кто это сделал, говорят, он убил столько своих, что гора из их трупов перекрыла канал!...
- Что!? Черный, убивающий своих!?
- Я не уверен, там столько ран... Но похоже, что это Яшма. Ты должен опознать ее.
Меня словно молнией поразило: я не мог поверить в то, что услышал это на самом деле!
- Где она?
- Она там, - он указал в сторону одного из больших шатров для раненых.
Я поспешил туда, огибая снующих туда-сюда жриц и лекарок, мужиков с носилками: народу вокруг было столько, как будто все задались целью помешать мне попасть в шатер!
Внутри все койки были заняты ранеными, какие-то были обмотаны тряпками с отварами, какие-то только ждали помощи. У одной из коек столпилось человек десять, среди них были Солнце, Капуша и Василий.
Увидев меня, они замолкли и расступились.
Койка, залитая кровью, была пуста.
- Что случилось? - спросил я, непонимающе смотря на собравшихся.
- Она сбежала! - воскликнула молодая лекарка. - Одна из жриц пыталась смазать ее раны, а она вскочила, ударила жрицу, оттолкнула меня и убежала!
- Она уже одним глазом видела Бога, как она могла сбежать!? - возмущенно крикнула на нее лекарка постарше.
- Я не знаю! - чуть не плача ответила лекарка. - Это было ужасно!...
- Нужно найти ее, пока она не убила кого-нибудь, - сказал Солнце. - Скажите своим людям, чтобы обыскали остров. Мы не можем оставить убийцу на свободе!
- Она прикончила больше стражников, чем любой из нас: благодаря ей я и вся моя группа живы, - заметил стоящий рядом воин. Он весь был мокрый и в чужой крови. Похоже, это он принес ее сюда. - Вряд ли она сделала это, чтобы потом убивать наших.
- Мы не знаем, что у нее в голове. Нужно ее найти, - решительно казал Солнце. Потом он повернулся ко мне. - Отправляйся к желтым, скажи, чтобы искали у себя. Скорее всего, она пойдет к ним.
Я кивнул и вышел из шатра.
Когда я добрался до желтых, они уже все знали и начали искать. Я стал искать с ними.
Шторм не унимался, ветер гудел, так что не было слышно голосов людей, дождь поливал, как из ведра. Увидеть хоть что-то можно было только тогда, когда сверкали молнии. Я обошел участок с машинами, потом вышел на берег, где мы с ней частенько сидели, но не нашел никаких следов.
Почему она здесь? Зачем убивала своих? Зачем сбежала из лазарета?
Вопросы разрывали голову, я не чувствовал дождя и не слышал грома: все, чего я хотел, это найти ее и получить ответы. Я слишком устал, чтобы думать о том, что может понести за собой эта встреча.
Очередная молния осветила остров, я жадно всмотрелся в местность и вдруг заметил странное темное пятно на земле, которое уже размыло дождем.
Подойдя к нему и дождавшись новой молнии, я понял, что передо мной пятно крови. Его мог оставить кто угодно: раненых было много. Но я ни секунды не сомневался, что это был след Яшмы. Чуть дальше я нашел еще одно, затем снова... густые пятна крови размывало дождем, и они кончились прежде, чем я успел понять, куда они ведут.
Но, осмотревшись, я узнал местность: недалеко отсюда был склад с оружием.
Быстро найдя металлическую дверцу, я поднял ее и заглянул вниз. Легкая щекотка пробежала по моей шее, я инстинктивно отскочил от хода на склад. В тот же миг воздух рассек гарпун... он застыл перед моим лицом, а потом ушел обратно в темноту склада.
Изнутри раздалось приглушенное рычание. В искаженном, охрипшем голосе невозможно было узнать человеческую речь, но по интонации я узнал Яшму.
- Яшма? Опусти копье, тебя не тронут! - крикнул я. - Это я, Дельфин!
Рычание затихло, раздался страшный кашель. Не теряя времени, я спустился в темноту склада и, на ощупь найдя копье, рванул его на себя.
Яшма снова зарычала, потянув копье к себе, но тут же снова закашлялась, и я смог вырвать у нее оружие.
- Не ядом, так копьем, да!?- расслышал я сквозь ее хрип. - Давай, копье мне больше по душе!...
Засверкали молнии, пролив свет в лаз, и я смог увидеть Яшму.
Она стояла, опираясь рукой о стену. Сперва я даже засомневался, она ли это: ее лицо, руки, тело, все покрывали страшные кровоточащие раны, искажающие черты до неузнаваемости. Белые волосы, собранные в косу, свалялись и потемнели от крови. Одна ее рука висела веревкой, нога неестественно изгибалась в ступне.
Увидев меня, Яшма хотела что-то сказать, но тут же зажмурилась и согнулась пополам от кашля, прижимая здоровую руку к груди. Потеряв равновесие, Яшма наступила на больную ногу и начала падать. Я попробовал удержать ее, но не успел, и она повалилась на камень с глухим звуком.
Когда опустился возле Яшмы, она уже была без сознания. Прижав палец к ее шее, я с облегчением отметил, что она еще была жива... Впрочем, с ее ранами это будет длиться недолго.
Прежде, чем звать желтых, я решил попробовать остановить кровотечение из глубокой раны на ее груди. Я снял свои доспехи и разорвал рубашку на лоскуты, затем принялся за перевязку.
Первым делом я обмотал тканью ее плечо, и тогда случайно взглянул на ее шею. Сквозь кровь я отчетливо разглядел золотистую цепочку. Я потянул за нее, и из-под грудной повязки Яшмы медленно выполз медальон с драгоценным камнем.
Сначала я не поверил своим глазам: этого просто не могло быть! Но, когда спустя пару секунд медальон не исчез, мне пришлось признать, что он существует.
Я снял его с шеи Яшмы, нажал по очереди на края, чтобы он раскрылся. Внутри лежал крошечный листок бумаги, на котором я без труда узнал почерк своей матери.
Читать было некогда.
Что это могло значить? Откуда у Яшмы семейная драгоценность, хранившаяся у моей матери? К чему это письмо?
Я помотал головой, отгоняя прочь мысли. Вопросов итак было слишком много. Сейчас нужно было делать, а не думать.
Я убрал медальон и записку к себе в карман и занялся перевязкой.
Когда я попробовал приподнять Яшму, чтобы обмотать лоскут вокруг туловища, она вдруг взвыла от боли, очнувшись.
Не соображая, что происходит, она попробовала оттолкнуть меня, но сил ей не хватало.
- Успокойся, это я, Дельфин! - крикнул я, удерживая ее руку в своей.
Яшма открыла глаза, я понадеялся, что она пришла в себя и сможет что-то сказать... но по ее мутному взгляду я понял, что она ничего не видит. Через секунду она снова закрыла глаза. Ее тело обмякло, но ее пальцы так крепко вцепились мне в руку, что я с трудом смог оторвать их от себя.
Тут я услышал шаги сверху: кто-то подходил к складу.
- Эй, тут кто есть? - вниз просунулась голова Бороды.
- Да, тут я и Яшма! - ответил я. - Спускайся, помоги мне вытащить ее отсюда!
Борода спустился и зачем-то закрыл за собой люк.
- Ты нашел ее! - воскликнул он, подходя ближе. - Бедная девочка...
- Она умрет, если не отнести ее в лазарет.
- Если отнести ее к оранжевым, она умрет быстрее, - заметил он. - Солнце рвет и мечет, он и остальные хотят мести. Ее обвиняют в смерти двух сотен человек, забыл?
- Но мы не можем оставить ее тут!
- Мы не должны отдавать ее оранжевым, это все равно, что убить ее сейчас самим, - возразил Борода. - Нужно спрятать ее, пока она не поправится и не сможет говорить.
Я снова взглянул на Яшму. Она дышала тяжело и редко, с опасным присвистом в груди. Ее разгорячившаяся кожа покрылась липким слоем пота, смешавшегося с кровью и грязью.
У меня было столько вопросов... Я не мог рисковать, она нужна была мне живой.
- Нужно отнести ее ко мне, - сказал я. - Я попрошу Погодника, он осмотрит ее раны и посоветует что-нибудь.
- Уверен, что готов пойти на это? - спросил Борода. В его голосе звучало сомнение, грозившее перейти и на меня. - Ты станешь для оранжевых человеком, укрывающего преступницу...
- Перед тем, как потерять сознание, она говорила что-то про яд. Похоже, они пытались добить ее, а не вылечить, - сказал я, вздыхая. Я едва ли осознавал, что делаю. - У меня дома ее искать не станут, а вот остров желтых обыщут до последнего камня.
- Я помогу тебе, пронесем ее по берегу, нас никто и не заметит.
Борода ушел и через какое-то время вернулся с носилками и двумя своими друзьями. Пока их не было, я окончательно дорвал свою рубашку и перевязал самые крупные раны Яшмы: на все мне просто не хватило бы ткани.
Осторожно погрузив ее на носилки, мы стали выбираться из склада. Это было нелегко, но и дальше легче не стало. Нам пришлось идти по самому берегу, по колено в воде, чтобы с острова нас не заметили.
К счастью, свой дом я решил построить на отвесном берегу, так что трудностей с незаметностью у нас не было. Мы быстро внесли носилки внутрь и оставили их на моей лежанке.
- Найдите Погодника, я останусь тут, - сказал я, сбрасывая доспех, казавшийся мне каменным.
Лашуня, почуяв знакомый запах, выползла из-под гамака. Принюхавшись, она узнала в полуживом окровавленном теле свою хозяйку и бросилась к ней.
- Фу! Лашуня, фу!
Я поспешил отодрать крысу от груди Яшмы, которая и так едва дышала.
- Сторожить, Лашуня! Живо! - я кивнул крысе на дверь. Та посмотрела на меня, как на изверга, но послушно пошла к выходу и улеглась у занавески, которая была мне вместо двери.
Сняв доспех, я налил в кувшин пресной воды, хранившейся у меня про запас, взял первый попавшийся кусок ткани и стал промывать раны.
Я не знал точно, что следует делать, но мне показалось, что будет лучше сделать хоть что-то, чем сидеть и прислушиваться, дышит она или уже нет.
Наконец, Лашуня пискнула, давая знать, что к нам пришли.
Я поспешно вышел наружу и увидел Нору.
- Слаба Богу, ты жив! - воскликнула она, кидаясь мне на шею и обнимая. - Почему ты не пришел ко мне!? Я так боялась!
- Я слышал, вам принесли Яшму, меня отправили ее искать, - сказал я, морщась: Нора случайно задела свежую рану.
Девушка отдернула руку и внимательно осмотрела порез на моем плече.
- Почему ты не пришел лечиться!? А если туда что-то попадет?
- И что ты посоветуешь мне сделать?
- Я принесу тебе мазь, она поможет!
- Отлично.
- Я скоро приду!
- Буду ждать тебя здесь.
Она ушла, а я вернулся к себе. Лашуня снова бросилась к Яшме, пыталась вылизать ее руку. Я отогнал крысу: мало ли, что бывало в ее пасти?
Вскоре Нора вернулась, крыса снова запищала.
- Пойдем, я наложу ее на раны.
- Я сам! - я остановил девушку, собравшуюся зайти внутрь. Она недоуменно на меня посмотрела. - Я очень устал, - объяснил я, вздыхая. Меньше всего мне сейчас хотелось этих трудностей. - Давай я сам все сделаю, а к тебе приду, как только получится, хорошо?
- Как скажешь, - произнесла она растерянно. - Ты странно себя ведешь.
- Я убил много людей сегодня. Мне нужно побыть одному.
Больше вопросов не было, Нора ушла, а я смог вернуться внутрь.
Мази, которую принесла жрица, не хватило даже на самые крупные раны Яшмы: у бедняги ребра торчали из-под стесанной кожи, а руки были исполосованы, как точильная палка. Но даже эта помощь была лучше, чем ничего.
Когда вернулись трое желтых, солнце уже потихоньку белило небо. Вскоре мне нужно было идти на совет.
- Где Погодник? - спросил я, замечая, что с желтыми его нет.
- Он сейчас сам не лучше Яшмы, - объяснил Шляпа. - Фиолетовые говорят, это он вызвал шторм, и теперь валяется в горячке.
- Плохо дело, - вздохнул я. - Посидите с ней? Если кто-то придет, молчите: Лашуня не пустит никого внутрь.
Желтые переглянулись и согласились. Я велел крысе сторожить, а сам пошел на совет.
Там собрались все, кроме Погодника и Солнца.
- Я боялся, ты не пережил битвы, - сказал я Буревестнику. Он, перевязанный и облитый снадобьями оранжевых жриц, выглядел больным, но вполне живым.
- Я жив, - он кивнул. - Ты отлично сражался для новичка.
Я не стал отвечать: было бы, с кем сражаться. Почти все стражники, которые мне доставались, находились под действием яда. Самых сильных черных, которые были достаточно выносливы, чтобы терпеть яд, кидали в центр холмов, а я был с краю.
- Как Пог... Жемчуг? - я повернулся к Луне.
- Жрицы говорят, он должен отдыхать, но через несколько дней будет здоров, - ответил старик.
Когда пришел Солнце, совет начался.
Наши потери оказались не так велики, как мы думали: две седьмых от общего числа жителей, две пятых от воинов. Многие были в лазарете и пока не собирались расставаться с жизнью. Оружия у нас прибавилось, как и металла: то, что осталось на стражниках, отлично подходило для переплавки.
- У нас есть раненые черные, - сказал Солнце. - Нужно решать, что с ними делать.
- Отправлять их на Остов - нельзя, а убивать... - Буревестник замолчал. - Нужно дать им выбор. Пусть решают, чего хотят: умереть за своих или сражаться за нас. Люди нам нужны.
- Дать им шанс перерезать нам глотки, пока мы спим? - Солнце нахмурился. - Они убьют наших людей при первой возможности.
- Они не идиоты: их семнадцать, а нас несколько тысяч! - заметил Василий. - Среди стражников не больше благородных, чем среди нас. Никто не хочет умирать.
- Пусть гребут миналию: моей стае нужны люди, - вставил Карпуша.
- Идея с миналией хороша, - согласился Василий. - Пусть так и будет!
- Тогда и лечиться они будут в стае зеленых, - решил Солнце. - Жрицы не могут тратить лекарства на тех, кто скоро умрет.
- Многие оранжевые тоже скоро умрут: от ран. Однако на них лекарства тратятся, - заметил Буревестник. - Нам нужны люди. Любые здоровые люди. Если мы поможем пленникам выжить, они охотнее будут с нами работать.
- Хорошо, - вздохнул Солнце. - Мы дадим некоторые лекарства, но жить и лечиться они будут у зеленых. Ответственность за их поступки тоже будет на зеленых.
- Пятнадцать человек должны справиться с семнадцатью? - уточнил Луна. - Что ж, раз так, мои ребята приютят десятерых. Пусть живут у голубых, а работают, где захотят.
- Решено, - кивнул Солнце, явно не желающий больше говорить о пленных. - Яшму так и не нашли?
Все покачали головами.
- Ты ничего не слышал о ней? - он повернулся ко мне.
- Я поискал у желтых и отправился к себе, - ответил я.
- Если мы не найдем ее, она умрет от ран. Жрица, лечившая ее, говорит, что и с мазями ее было не спасти.
- Можно подумать, найдись она, вы бы вылечили ее и дали бы спокойно жить, - хмыкнул Василий, недовольно смотря на Солнце. Старик уже знал, что Яшму пытались отравить.
- Вылечили бы, а потом судили, - сказал Солнце. - Она виновата в смерти моих людей, но никто не стал бы ее убивать: один Бог нам всем судья. Он бы и вынес ей приговор.
- Много я бы отдал, чтобы посмотреть, как обрушатся гром и молнии на того, на кого покажет твой палец, - съехидничал Буревестник. - Отправить, что ли, людей на поиски?
- Даст Бог, она сама придет к нам, - Солнце опустил глаза, чтобы скрыть свой гнев.
На этом совет закончился: все слишком устали, чтобы обсуждать менее важные вопросы. Предводители вернулись к стаям, а я отправился к себе в дом.
Борода спал в гамаке, Шляпа прикорнул на крысином месте, а Вадик сидел возле Яшмы.
Он снял с нее лоскуты, оставшиеся от черной формы, тело прикрывала только повязка на грудь и нижние штаны. Смачивая тряпку в жидкости, по цвету напоминавшую настойку, Вадик протирал ее тело от крови и грязи.
- Как она? - спросил я, садясь рядом.
- Пока непонятно, - он покачал головой. - Дышит тяжело, жар усиливается. Если доживет до вечера, может, и выкарабкается. Ногу я вправил, но, судя по всему, этого мало. Должно быть, сломано два или три ребра, и что-то с рукой.
- Ты умеешь вправлять ноги? - я удивился, насколько хватило сил.
- Я учился на лекаря, когда был на Остове, - кивнул Вадик.
- И за что же тебя сюда отправили?
- Лечил бунтарей, крал для них разные химикаты из лабораторий.
Я кивнул, туман застилал мне глаза.
- Ложись, я разбужу тебя, когда захочу спать, - сказал Вадик. - Тебе отдых нужнее.
- Я не хочу спать.
Я всмотрелся в лицо Яшмы. Теперь, когда с него смыли грязь, оно было почти прежним: две раны на скуле и подбородке выглядели, как новые полосы. Как ни странно, даже спустя столько времени я отлично помнил, сколько темных полос было у нее на лбу, сколько на щеках, сколько на носу и подбородке.
- Нужно накрыть ее чем-то, тут холодно, - сказал я, подходя к сундуку с вещами: там их было немного. Среди них я нашел свой водорослевый плащ. Сейчас это было единственное, что могло заменить одеяло.
Укрыв Яшму, я снова сел рядом.
Потянулись долгие часы ожидания.
5. Черная жрица
Когда Яшма очнулась, первым делом она попросила еды и воды. Ее взгляд плавал, вряд ли она понимала, где находится, но она не позволила себе потерять сознание, пока не съела все до крошки.
В следующий раз она проснулась утром. Тогда Борода и Шляпа уже ушли, силой оттащив от больной Вадика: их отсутствие в лагере желтых могло вызвать подозрения.
Увидев меня, Яшма долго смотрела мне в лицо, при этом ее собственно не выражало ровным счетом ничего.
- Ты на Огузке. Сильно ранена. Тебя ищут и хотят убить оранжевые, - коротко объяснил я. - Ты можешь говорить? Ты должна рассказать мне, что произошло!
Она закрыла глаза, отвернулась от меня и снова провалилась в сон.
Раздосадованный, я сам уснул: сил больше не было стеречь ее. Мне самому нужен был хороший отдых.
Когда я проснулся, Яшмы на месте не было.
Вскочив с кровати, я бросился было к выходу, но столкнулся с ней у лестницы. Яшма была вся мокрая, моя новая рубашка липла к ее телу. Видимо, она ходила мыться в море.
- Я хочу есть, - сказала она, проходя мимо меня и садясь за стол.
Опешив, я стал заниматься завтраком.
- Меня видели. Те, кто меня ищет, скоро найдут, - сказала она отрывисто.
- Зачем ты вышла, если слышала, что я сказал об оранжевых?
- Не могла больше лежать в этой грязи.
В дом вбежала мокрая Лашуня. В ее зубах было несколько свежих рыбин, она покорно отдала их мне, а затем улеглась у ног хозяйки.
- Спасибо, что сберег ее, - сказала Яшма.
Я молчал.
Сердце билось так сильно, дыхание сбивалось от напирающих вопросов, которые мучили меня многие месяцы... я уже давно не верил, что снова увижу ее, а вот теперь она сидит тут, как ни в чем не бывало. Как будто не убила двести двадцать человек: двести оранжевых и двадцать черных.
Что твориться у нее в голове?
Я метался, не в силах совладать со своими чувствами. Я не знал, что должен чувствовать к ней. Не знал, как выразить бурю, которая бушевала в моей голове.
- Почему ты здесь? - наконец, выдавил я, грохнув перед ней миску с водорослями и рыбой. - Почему ты здесь!?
Яшма подняла на меня глаза, и в них я прочел одно лишь стальное упрямство.
- Захотела умереть. - произнесла она холодно. - Не вышло.
Убедившись, что я больше ничего не спрошу, она взялась за еду.
Она запихивала водоросли в рот чуть ли не пальцами, видно было, что еда в нее не лезет. Но эта еда нужна была ее телу, чтобы залечить раны, и она ела через силу, едва не давясь.
Поев, она захотела уйти. Просто встала и пошла к выходу, стараясь, чтобы я не видел, как она хромает, как шатается и теряет равновесие из-за безжизненно повисшей руки.
- Я хочу к желтым, - сказала она, когда я окликнул ее.
- Ты не дойдешь до них, посмотри на себя!
Я вскочил из-за стола и преградил ей выход. Идиотка не понимала, как опасно ей было попадаться оранжевым!
- Дойду! - она сжала кулак здоровой руки, прищурила глаза.
Уж не драться ли она собралась?
- Оранжевые порвут тебя на части, и сейчас мой дом - единственное безопасное место! Пока ты со мной, тебе никто не причинит вреда.
- С каких это пор тебя тут слушаются!? Ты же просто... просто тупая почтовая чайка Солнца! - яростно выговорила она. - Хотят меня растерзать, так пускай попробуют! Ты их не остановишь!...
Я выдохнул. Незачем было злиться на нее. Ее чудовищное упрямство никуда не делось... любое ее смятение всегда находило выход в агрессии. В этом была вся она.
- Многое изменилось здесь. Я расскажу тебе, только...
Я подошел к ней вплотную и взял за плечи, чтобы подтолкнуть подальше от выхода, к кровати, но коснувшись ее, я сам замер.
Она действительно была тут. Живая, хотя и искалеченная. Ее кожа, волосы, лицо, - тот образ, который я гнал от себя вся эти месяцы, обратился в человека.
Та Яшма, которая грелась со мной на солнце в последний день нашей встречи, стояла передо мной снова. Тот раз все же не был последним.
Я как будто снова вернулся в тот день, мы будто снова оказались на том пляже, и она все так же злилась на меня... Я почувствовал, как сильно заболели глаза, как стало паршиво в желудке, совсем рядом с сердцем. Возникло и крепло чувство, что ничего не изменилось с тех.
Лицо Яшмы преобразилось, глаза широко распахнулись, раскрылись губы. Я понял, она испытывает то же. Она помнила не меньше, чем я. И скучала не меньше.
Я шагнул ближе, она бросилась мне грудь, и мы вцепились друг в друга, словно утопающие. Я жался к ее голове, зарываясь в волосы, а она обвила мою шею здоровой рукой.
Говорить что-либо стало бессмысленно. Мне уже было не важно, почем она пошла к страже. Мне было все равно, что было с ней эти месяцы. Я знал, что никому не дам ее в обиду, что она должна жить здесь, на Огузке, и я, как и всегда, должен сделать так, чтобы ничто больше ей не угрожало.
Вместе с тем, как во мне крепла уверенность, я чувствовал, будто жизнь снова вливается в мои жилы, а пелена спадает с глаз.
Эти полгода, которые я прожил после землетрясения, обратились в короткий сон, который, наконец, кончился.
Мы сидели на кровати, не отпуская руки друг друга. Я заговорил. Без умолку трепался, рассказывая ей, как у нас все изменилось, а она внимательно слушала, ловя каждое мое слово. Лицо у нее при этом было такое, как будто до сих пор она не видела говорящих людей.
- Ты постарел лет на двадцать, - сказала она, когда мне уже было нечего ей рассказать. - Совсем не узнаю тебя. Только по глазам... Где твои кудри? Где нежная белая кожа? Где голос? Ты был таким красавцем, и так пел...
Я опешил от ее слов.
- Я могу ходить под солнцем почти как ты, - оправдался я. - Это не прошло бы бесследно.
- Лучше уж покрылся бы полосами, зачем было так стареть? - она весело сморщила нос.
Я обиженно пихнул ее в здоровое плечо.
Я ходил на рыбалку, а когда пришел, возле моего дома стояли голубые и оранжевые. Лашуня не пускала их внутрь.
Завидев их, я крикнул, чтобы шли прочь от моего дома.
- Передайте Солнцу и остальным предводителям, что Яшма у меня. Я созываю совет завтра в полдень. Сообщите об этом всем! А сейчас уходите.
- Зачем ты прячешь ее? Разве она не должна быть в лазарете? - ехидно спросил один голубой.
- Ты прячешь преступницу! Это неслыханно! - вторил оранжевый.
- С вопросами подойдешь к своему предводителю после завтрашнего совета! - отрезал я. - А теперь убирайтесь от моего дома! Вы не имеете права вламываться сюда толпой!
Люди недовольно переглянулись, но все же ушли.
Я вздохнул с облегчением.
Не хотелось бы подвергать Яшму лишней опасности, пока она не поправится. Я приготовил для нас рыбу, затем обработал раны Яшмы. Все это время она молчала, а потом легла спать. Я тоже лег в гамак, но уснуть не мог.
Со мной творилось что-то ужасное! Словно заведенный, я шагал по комнате, затем принялся кружить вокруг Яшмы, сетуя на тяжелые раны и на то, как мало у меня ткани на перевязки... Мне хотелось бы обернуть ее лучшими перинами с остова, дать лучшие лекарства и кормить бульоном из молоденьких цыплят, а не держать здесь, в опасности, на тощей грязной койке.
Она поежилась во сне, попробовала укутаться водорослевым плащом, но разве он мог дать ей хоть какое-то тепло?
Я не выдержал и лег рядом, обняв как можно аккуратнее израненную фигуру, зарывшись носом в мягкие волосы. В тот момент не было ничего естественнее, чем это.
Утром я почувствовал себя неловко под ее изумленным взглядом, но Яшма ничего не сказала. Мы поели, а затем я отправился на совет, строго велев Лашуне никого не пускать.
На совете все шло предсказуемо. Я выдвинул обвинение против жриц Солнца, которые пытались отравить свою больную. Солнце все отрицал. Тогда я стал настаивать на суде, но человеческом, а не божественном.
Я описал перед предводителями все достоинства Яшмы и убедил большинство, что она незаменима, как член нашего нового общества. Определенно, у нее были мотивы, по которым она вернулась на Огузок, зарезав двадцать черных.
Василий поддержал меня, Луна тоже решил, что в суде ничего плохого нет. Погодник все еще не оправился после сражения, и не смог голосовать. Карпуша горячо поддерживал Солнце, а Буревестник упрямо шел наперекор жрецу, и в итоге по числу голосов все вышло в мою пользу. Было решено судить Яшму сразу после того, как она поправится.
После совета я кинулся домой, чтобы сообщить ей новости, но в хижине меня встретила не только Яшма.
Вадик, Шляпа и Борода были там.
Я рассказал им новость, и они одобрили мои действия.
- Яшме повезло, что ты член совета. Иначе не было бы ни шанса, - вздохнул Шляпа.
- Я сделаю все, что в моих силах, - уверенно сказал я.
- Однако, среди оранжевых у тебя невеста, - заметил Вадик как бы между прочим. - Это, наверное, осложняет тебе дело.
Я заметил, как при этих словах поморщилась Яшма.
Что этот мерзавец наговорил ей?...
- Я пойду к желтым, - заявила Яшма, смотря на меня с нескрываемой злобой. - У них мне будет легче. Обо мне будут заботиться. Ты вчера много мне рассказал, но умолчал, что ты, оказывается, занятой судья, да еще почти женатый... Нехорошо будет, если Нора захочет провести с тобой время, а кровать занята.
- Но в моем доме тебе безопаснее всего! - заметил я, не понимая, как так вышло, что мое единственное свидание с Норой вдруг стало препятствием.
- Я пойду к ним, - уверенно повторила Яшма.
Возразить мне больше было нечего, я лишь удивленно проводил их глазами. Лашуня утопала вслед за хозяйкой, лишь раз оглянувшись на меня.
Не успел я опомниться, ко мне зашел зеленый и сказал, что Карпуше нужна моя помощь.
- Желтые привезли целую телегу миналии! У них в пруду появилась. Трое моих еще в лазарете, нужны руки, - сказал предводитель зеленых. - Ты ведь не занят?
Весь день я греб миналию, а к вечеру кинулся к желтым, чтобы проведать Яшму.
Она обосновалась в доме Вадика, и когда я пришел, они все вчетвером собрались пить настойку за ужином. Я с радостью присоединился к их компании, и все было почти совсем, как раньше. Только вот между мной и Яшмой стояло какое-то напряжение. Она мало говорила со мной и избегала смотреть мне в глаза. Видимо, всему причиной был несносный языка Вадика... И зачем он только сказал ей про Нору?
Остаток вечера я наблюдал за тихим и спокойным химиком. Никогда я не думал о том, сколько ему лет. Всегда казалось, что он достаточно стар, и его забота о Яшме не выглядела иначе, как отеческой. Однако, вчера Яшма и меня назвала старым.
Вечером я ушел к себе, с радостью отметив, что Шляпа и Борода уснули и не оставили больную наедине с Вадиком.
Потянулись обычные рабочие дни, как будто и не было никакого сражения. Работа требовала своего, людям некогда было переживать случившееся.
Все это время я работал у зеленых. Миналии здорово прибавилось.
- Как там эта Яшма? - спросил Карпуша, вываливая на грядку полное ведро свежей миналии. Несколькими взмахами внушительных граблей он превратил склизкую траву в равномерный слой каши.
С завистью поглядев на то, с какой силой и навыком Карпуша справляется с работой, я взялся за грядку перед собой, в полной мере осознавая свою никчемность.
- Вчера она смогла взять в руку ложку, но... А почему ты спрашиваешь?
- Я слышал, на нее не действуют яды, а нам сейчас нужны сильные руки. Миналии вокруг стало столько, что ее не успевают собрать из воды! Она в прудах с ламинарией, с фукусом... Да везде! Сам понимаешь, есть ее нельзя, а если она перезреет и останется в воде, если попадет кому-то в еду...
Сделав из двух ведер две свежие грядки, мы отправились за новой порцией к кучам, куда островитяне сваливали еще не начавшую гнить миналию.
- Раньше такого ведь не было, да? - спросил я, озадаченно осматривая огромные кучи, которые нам принесли со всего Огузка. К счастью, свежая миналия была не так опасна, так что люди сами могли собрать ее и принести к зеленым, которых и на греблю-то едва хватало.
- Только один раз, лет десять назад, но и тогда, кажется, ее расплодилось меньше, - сказал Карпуша. - Она росла на нашем берегу и кое-где на Остове, стражники привозили нам ее раз в день, и дальше она никогда не шла. С какого тунца она вдруг всплыла в каждой луже - ума не приложу!
- С того, что черные побывали на острове, - предположил я.
- Ты думаешь, они рассеяли споры? - он говорил недоверчиво, но наверняка уже не раз сам об этом думал.
- А какое может быть другое объяснение? - я пожал плечами. - Когда поняли, что не возьмут Огузок, они воспользовались тем, что все наши были на берегу, и, например, взорвали мешки со спорами, а ураган раскидал их по всем водоемам. Это похоже на черных.
- Даже если и так. Уже около десятка отравившихся среди наших, все пленные стражники померли... если так пойдет дальше, от населения Огузка останется в лучшем случае седьмая часть! - прогремел Карпуша. - Короче, поднимай на ноги свою Яшму! Завтра на суде я отдам свой голос за нее, если она будет работать у зеленых.
- Какая щедрость! - я не выдержал и скривился. - Когда я поднял вопрос о суде, ты кричал о том, что ее нужно повесить, чуть ли не громче, чем Солнце!
- Все меняется, - невозмутимо сказал Карпуша, взмахивая граблями. - Я ненавижу предателей, но сейчас это не имеет значения: речь идет о выживании сотен людей. С этой водорослью надо покончить!
- Думаю, Яшма согласится нам помогать, - сказал я, подумав. - Но она еще не оправилась. Из-за яда, который оранжевые всыпали ей в рану на груди, она едва шевелит правой рукой.
- Яд святош убивает взрослого кита, а это полосатое чудовище еще живо! Ничего с ее рукой не сделается. Как только сможет держать грабли, приводи ее сюда. Я все сказал.
Больше Карпуша со мной не говорил, да и некогда было: каждые десять минут оранжевые привозили целые тачки миналии, собранной с грядок. Проклятая водоросль из одной крошечной частицы за несколько часов вырастала в трехметровую нить! Приносили ее быстрее, чем мы успевали отнести, перемешать и размазать то, что уже было. Собирать перегной мы тоже не успевали: в лучшем случае в оборот попадало три четверти, остальное валялось на территории зеленых вместо почвы.
Сражение, казалось, было уже давно. Прошло не больше суток с тех пор, как черные уплыли обратно на Остов, и тогда это началось. В прудах с водорослями и рыбой появились ростки миналии. Началась новая борьба.
С каждым днем миналия захватывала все новые участки. Несмотря на то, что зеленые гребли без устали, Огузок обрастал ей на глазах. Все надеялись, что водоросль скоро сбавит обороты, что ее соберут и она прекратит портить наш урожай. Но сегодня был уже шестой день... Становилось ясно, что это дерьмо не может просто взять и внезапно закончиться.
Когда солнце стало садиться, все зеленые сложили грабли у одной из стен и отправились по домам. В отличие от зеленых, я жил с другой стаей и мне нужно было сначала идти к Банным Гротам, чтобы смыть с себя яд, а только потом уже домой. Но в этот раз я почувствовал, что не могу шагать так далеко. Усталость, накопившаяся за эти дни, словно цепью приковала меня к этой части острова. Все, что я сделал, это нырнул в море и поплыл вдоль берега к желтым, надеясь, что соленая вода смоет хоть что-то.
Выбравшись из воды, я поспешил к дому Вадика, где все еще жила Яшма. Мы условились, что на суд пойдем вместе, так что ночевать я решил тоже у желтых.
Я был почти уверен, что Погодник завтра проголосует за невиновность Яшмы. Василий - это само собой, она же ему вроде внучки! Луна... с ним я пытался говорить, но он не выдал своей позиции. Однако, он верит сыну, и если Погодник оправдает ее, то и Луна тоже. Получается, четыре голоса против Солнца, и неизвестен только голос Буревестника. Это почти полная победа!
Я пытался подбодрить Яшму, успокоить ее, однако она не поддавалась.
За те дни, что она провела у желтых, она поняла, каким прекрасным местом стал на Огузок. И хотя она еще не была в Гротах, не знала о шахтах, о металле, и не видела чудесные разрисованные дома фиолетовых, она всей душой мечтала о той жизни, какая ей откроется на свободном острове.
Но чем быстрее она выздоравливала, тем ближе был суд, который мог бы лишить ее всего. Ее могли отправить обратно к черным, могли приговорить к смерти, или, кто знает, какую еще участь для нее может потребовать жаждущий мести Солнце.
Молчаливая, Яшма почти не слушала меня, не позволяла до себя дотрагиваться. К ночи и вовсе выгнала меня из дома Вадика, так что мы не встретились даже утром: они уши на суд без меня.
Когда я пришел на главную площадь, находившуюся вокруг шатра совета, там уже столпились жители со всего Огузка. Суд должен был быть публичным, потому сюда пришли все неравнодушные. Разумеется, площадь была заполнена оранжевыми и желтыми, но также я заметил среди них несколько голубых, синих и даже фиолетовых.
Многие на Огузке слышали историю Яшмы, и всем им хотелось посмотреть, чем же она кончится.
Из всех предводителей последним пришел Погодник. Я не виделся с ним с самого дня сражения, и теперь с досадой отметил, что выглядел он скверно. Он шагал, тяжело опираясь на свой посох, третий глаз закрывал кривой тюрбан. То ли оранжевые не слишком старались его вылечить, то ли шторм и вправду выпил из него все силы.
Когда все предводители, наконец, собрались, из шатра на площадь вынесли стол, так чтобы они могли сесть в ряд напротив толпы. Яшму посадили между людьми и судьями, лицом к последним.
Я видел ее в первые в это утро, и сразу заметил, как она преобразилась.
Исполненная решимости, готовая ко всему и уверенная в своей силе, она выглядела отнюдь не преступницей. Вряд ли она вообще была способна испытывать чувство вины.
На ней было белое платье, сделанное наскоро, но ладно. Ее волосы были убраны в чудные косы, тонкой сетью обрамляющие свободную гриву. Ни дать, ни взять, гордая дама с верхних ярусов Остова. Она выглядела куда лучше, чем оборванные жители Огузка.
Мы не сказали друг другу ни слова, но я находился возле Яшмы столько, сколько это было возможно. Перед самым началом меня отправили в первые ряды, откуда я мог только наблюдать. В самом суде мне, разумеется, участвовать запретили.
Первым заговорил Солнце - никто не мог отнять у него этого права. В конце концов, он ждал этого момента дольше всех.
Поднявшись со своего места, он обвинил Яшму в предательстве, в смерти двух сотен человек и, разумеется, в шпионаже. Пока он говорил, оранжевые за моей спиной аж подобрались, будто чайки, готовые броситься на добычу. Это был их час возмездия... по крайней мере, они на это рассчитывали.
- Из-за твоего доноса погибли две сотни человек! - воскликнул Солнце в конце своей речи. - Их непрожитые жизни на твоей совести, убийца!
Оранжевые зашумели, поддерживая своего предводителя.
У меня в подкладке куртки было спрятано два кинжала, я незаметно потянул руки к ним, чтобы в случае чего быть готовым защищать Яшму. Конечно, против почти тысячи оранжевых мы вдвоем ничего не стоим, но оставлять ее толпе я не собирался.
- Ты обвиняешь меня в смерти своих людей, но меня там даже не было! - крикнула Яшма, вставая со своего места. Ее окрепший голос вырвался в дрожащий рев, сравнялся по громкости с шумом сотен голосов, и то что, что она сказала дальше, услышали все. - Но ты там был! Что ты сделал для того, чтобы защитить своих людей!?
Голоса смолкли на пару мгновений, но затем по толпе разнесся недоуменный шепот. "Что, что она ему сказала?" - слышалось отовсюду.
Предводители стай, до сих пор неподвижно сидящие на месте, подобрались. Кто-то смотрел на Солнце, кто-то на Яшму. Жрец сжимал в руке свой посох, Яшма стояла, нерушимая, как скала, и ветер развевал ее белое платье и волосы. Они стояли друг напротив друга, словно охотник и прекрасный зверь.
- Ты ничего не сделал! - рявкнула она, а затем обернулась к стоящей позади толпе. - Никто из вас ничего не сделал, чтобы защитить их!
- Откуда тебе знать, что там было? - крикнул Солнце. - Тогда тебя уже переодели в черное!
- Стражники, которые были там, рассказали мне обо всем, - ответила Яшма. - Да, я сказала им, что храм строят. Но я не знала, где он находится! Никто из нас не знал, где он, даже Дельфин, который исходил весь ваш остров. И стражники никогда бы его не нашли, если бы кто-то из вас им его не показал!
Толпа зашумела. Обернувшись, я увидел, что все стаи косились на оранжевых, что-то им говорили.
- Ты лжешь! - крикнул Солнце, за ним взвились и оранжевые.
- Она говорит правду! - возразил Погодник, но его слабый голос был едва слышен в поднявшемся шуме.
Ситуация начала выходить из-под контроля, толпа гудела, предводители тоже стали перекрикиваться, пытаясь успокоить своих и друг друга.
Все разрешил Карпуша. Он вдруг встал и бросил на середину площади один из своих снарядов. Стоило мячу удариться о землю, он с грохотом взорвался, превратившись в облако зеленого газа.
- Тишина! - рявкнул Карпуша. Даже крик Яшмы не мог сравниться с его громоподобным басом! После такого все сразу умолкли.
- Она сказала правду! Она не говорила стражникам, где храм... Это был кто-то другой, - просипел Погодник, тут же закашлявшись.
- Тогда пусть говорит дальше! - сказал Буревестник, поворачиваясь к Солнцу. - Если храм нашли не из-за нее, то мы судим не того.
- Узнав про храм, стражники не сразу отправились взрывать остров, - продолжила Яшма, когда на площади стало достаточно тихо. - Сперва они стали отлавливать оранжевых по одному. Втайне от остальных, стражники отводили их в пустые части острова и задавали вопросы. Кое-кто из опрашиваемых рассказал про храм, не прошло и часа.
- И ты знаешь, кто это был? - мрачно спросил Солнце. Казалось, он стал еще темнее, хотя это было невозможно: его черная кожа итак поглощала весь свет, даже черт лица было не разглядеть.
- Я не знаю имени вашего предателя, - Яшма внимательно смотрела на Солнце. - Но кто-то из оранжевых был уверен, что я знаю, и пытался убить меня, когда я лежала в вашем лазарете. Сама, или по приказу, одна из жриц отравила одну из моих ран, чтобы скрыть правду, - она замолчала, переводя дыхание, потом снова взглянула на судей. - Имени я не знаю. Зато я знаю, к кому первому стражники пошли бы с вопросами. И кого бы они первым убили, найдя храм. И не могу не спросить тебя, Солнце, почему двести твоих людей казнили, а ты до сих пор жив и здоров?
После ее слов на площади стало так тихо, что были слышны крики чаек на далеком берегу. Слова Яшмы поразили всех: она обвиняла Солнце в измене собственной стае, и делала это не без оснований!
Поверить в то, что верховный жрец сам сдал храм стражникам, спасая свою жизнь, было почти невозможно... однако, то, что его не тронули, было более чем странно. И то, что жрицы, считающие Яшму уже мертвой, решили подстраховаться и прибегнуть к яду, тоже было странно. Какой смысл им был добивать ее ядом, не высказав всего, не заставив признать свою вину? Нет, это не было похоже на месть. Это было похоже на трусливую попытку избавиться от возможного свидетеля.
Эти мысли никому не приходили в голову. Даже мне.
Мучаясь догадками, все ждали, что скажет верховный жрец.
- Твои слова только доказывают, что ты не знаешь всего, о чем говоришь, - произнес Солнце. - Я был в храме, когда его взрывали, меня первым отвели туда и подо мной разорвался первый снаряд. Я был мертв трое суток, но потом Бог возродил меня в столпе оранжевого пламени, пролившемся с неба! Все присутствующие видели это.
- Ты это что, серьезно!?... - Василий чуть не подавился, глядя на Солнце. - Ты теперь у нас воскресший пророк!?
- Огненный столп мы видели, но поверить в то, что ты говоришь?... - Буревестник поморщился.
- Он говорит правду, - тихо сказал Погодник, с трудом подняв голову со стола. - Он был в том храме и должен был умереть. Если кто и предал свою стаю, то это был не Солнце. Он понес наказание от стражи вместе с остальными.
Погодник никогда не лгал и всегда говорил то, что было на самом деле. Если было в этом мире хоть что-то нерушимое, то это было его слово. Сейчас он не подтверждал то, что Солнце воскресил его Бог, он лишь говорил, что тот был в храме в момент взрыва и как-то спасся... Пожалуй, только эта мысль удерживала меня и многих других в толпе от того, чтобы не уверовать сию же секунду.
Убедившись, что никто больше не собирается обвинять его, Солнце продолжил.
- Ты не назвала имени предателя, и поэтому все, что ты говоришь, не снимает с тебя вины! - произнес он, крепче сжимая посох. - Люди погибли, потому что ты сдала нас страже. Доказательств обратного у тебя нет!
- Да, по моему доносу на ваш остров пришли пять сотен стражников, - ожесточенно сказала Яшма, сжимая кулаки. - Но вас две с половиной тысячи, и никто не посмел противостоять им! Ваша стая самая большая и единственная могла дать отпор страже в одиночку, но вам было легче безропотно отдать им своих соседей, чем взяться за оружие и попробовать защитить своих! Вы можете проклинать меня, можете повесить или сжечь, но в смерти тех двухсот виновата не я, а ваша трусость!
- Ты обвиняешь нас в трусости, а сама отлеживалась у стражников, пока мы отвоевывали остров! - крикнул кто-то из толпы оранжевых. - Ты не лучше нас, и не имеешь права так говорить!
Ему вторили согласные. Карпуше снова пришлось успокоить толпу, гаркнув на них как следует.
- Но зачем ты вообще пошла к стражникам!? - вдруг воскликнул Василий. - Это первое и самое главное, что нужно было выяснить! Какого тебя туда понесло, почему ты решила вернуться, искромсав полсотни людей, с которыми жила бок о бок четыре месяца!? Бог с ними, с оранжевыми, которые и вправду не стали защищать своих, хотя могли! - он искоса взглянул на Солнце. - Лично мне для решения ничего больше не нужно, только ответы на эти простые, человеческие вопросы! Зачем ты пошла к стражникам!?
Это были вопросы, которые ей никто до сих пор не решался задать. Но на самом деле это было то, о чем все мы, все ее друзья, мучительно думали все эти полгода. И хотя я не отступился бы от нее ни на шаг, даже скажи она, что просто всегда хотела быть стражницей, я замер в ожидании того, что же она все-таки ответит.
- Я... - вдруг Яшма запнулась.
Все это время она говорила уверенно, не раздумывая, как будто знала наперед каждое свое слово. Теперь же она стушевалась и умолкла.
Ее молчание заставило меня нервничать. Неужели там было что-то хуже, чем то, к чему я себя готовил?...
- Я ошиблась, - наконец, сказала она. - Я хотела пойти по стопам прабабки, но потом поняла, что не могу там жить. Но и возвращаться сюда я не собиралась. Я не рассчитывала на то, что выживу после той вылазки.
- Она врет! - вдруг сказал Погодник. Все это время он почти лежал на столе, уткнувшись лицом в сложенные руки. Сейчас он приподнялся, чтобы посмотреть на Яшму, будто хотел убедиться в верности своих ощущений. - Она не думала ни о какой прабабке!... - пробормотав это, он снова положил свою огромную голову на стол.
- Говори правду перед судом! - приказал ей Солнце, вспыхнув. - Как ты посмела лгать!?
- Хорошо, я скажу правду! - крикнула Яшма, раздраженно тряхнув головой. Пряди волос выбились из кос, упав ей на грудь. - Ты отправил Дельфина на смерть! Он погиб бы в ямах на острове синих, если бы его не вытащили, поэтому я и пошла к стражникам с условием, что его освободят и разрешат жить на Остове! Нравится вам такая правда!?
Вся толпа, все сотни, собравшиеся на площади, обернулись на меня. Я же не мог отвести глаз от Яшмы... неужели она не врет, неужели она решилась на все это только из-за меня!?
- Ты не должна была!... - только и смог сказать я.
- А что я должна была!? - сказала она так тихо, чтобы слышали только я и ближние ряды. - Сидеть, сложа руки, и молиться Солнечному Богу!?
- Я бы вернулся!
- И в каком же виде ты бы вернулся!?... - воскликнула она, отворачиваясь от меня.
- Она говорит правду? - спросил Буревестник у Погодника.
- Да! - сказал колдун, собравшись с силами ударив о стол своим посохом. Звук получился неправдоподобно громкий, словно и стол, и посох были раз в десять больше. Все болтуны сразу заткнулись. - Она пошла к стражникам, потому что это был единственный способ спасти Дельфина. Я и сам пытался его вытащить, но я бы не успел. Ее поступок спас ему если не жизнь, то рассудок. Одной загадкой для нас стало меньше. Теперь мы знаем, кто на самом деле одел его в черное и тем самым начал восстание.
- Лично мне больше ничего слышать не надо, - сказал Василий. - Я знаю Яшму с детства: она готова пойти на что угодно ради тех, кто ей дорог. У оранжевых был шанс избежать последствий ее доноса, и она наверняка подумала об этом, прежде чем заговорить со стражей. То, что они сами сдали свой храм, уже не ее вина!
- Готовность к самопожертвованию - то, чего оранжевым никогда не понять, - вдруг сказал Буревестник, глядя на Солнце. - Вы могли спасти своих, это правда. Но вы струсили, а теперь пытаетесь наказать девчонку, которая ценой своей свободы и жизни пыталась спасти близкого человека! В этом вам есть, чему у нее поучиться.
- Делаете из нее героиню, да!? - Солнце яростно взмахнул посохом. - Но ведь она предала не только нас, она смогла убить людей, с которыми ела за одним столом полгода! Ценность жизни ей не ведома, в ней нет ни чести, ни сострадания, только эгоизм, умение и желание убивать! Это ее путь, ее смысл, как у всех красных. Подумайте об этом, прежде чем дальше говорить о ее самопожертвовании! Ее поступок - не жертва, а очередное убийство для достижения цели.
После его слов никто из предводителей не решился заговорить. Всеобщее молчание продолжалось почти минуту, - целую вечность. И тогда Солнце указал на черный ящик в центре стола.
- Если сказать больше нечего, начнем голосование! Синий камень - Яшму казнят. Белый камень оставит ей жизнь.
Подняв над головой синий камень, чтобы все присутствующие его увидели, Солнце опустил его в ящик.
- За смерть моих людей.
Дальше была очередь Буревестника. Все замерли в ожидании.
Вдруг он поднял рук, и все увидели, что он держит синий камень.
- За то, что убила своих черных соратников.
Дальше был Карпуша. Он поднял белый камень.
- Она дышит миналией. Живая она пригодится нам больше, - сказал он.
За Карпушей сидел Василий. Он молча положил белый камень.
- Мне тяжело принять это решение, - сказал Луна, когда пришла его очередь. - Пусть сперва мой ясновидящий сын отдаст свой голос: я последую за ним, чтобы не обречь невиновного на смерть или не помиловать убийцу.
Все обратили внимание на Погодника. Он с трудом поднял голову со стола. По его лицу было понятно, что он готов вот-вот упасть в обморок, и изо всех сил удерживает внимание на том, что происходит.
Он поднял руку, чтобы взять один из камней, но пошатнулся и скинул их оба на землю. Затем наклонился, чтобы поднять нужный камень, но не смог усидеть на месте и упал под стол.
Луна вскочил с места и наклонился к сыну, пытаясь привести его в чувства. Солнце степенно подошел к ним сзади.
- Он держал в руке синий камень, - сказал верховный жрец, обращаясь к толпе и остальным судьям. - Можно считать, что суд окончен.
- Стойте! - вдруг раздался тонкий детский голос. - Вы не все знаете!
Люди удивленно зашептались, стоявшие к правому краю площади стали расступаться, пропуская кого-то к площади.
Наконец, из толпы вышла низкая девушка, больше всего похожая на одну из фиолетовых ведьм. Ее виски были выбриты, волосы заплетены в мелкие косы, собранные на затылке. Одета она была в шахтерскую рубаху, охваченную металлическими цепями вместо пояса.
Когда она встала перед судьями, их лица вытянулись, словно у нее, как и у колдуна, было три глаза. Когда она, криво улыбаясь, повернулась к толпе, многие женщины не сдержали слабого вскрика... Ее уши, брови, нос, губы, даже подбородок были проколоты металлическими кольцами и гвоздями. Даже сам Погодник, слывший своей любовью к ужасным украшениям и не менее ужасной одежде, выглядел не так жутко по сравнению с ней!
Я внимательно всмотрелся в девушку. Я знал всех ведьм Погодника, и она была не из них, но при этом меня не покидало чувство, что где-то ее лицо мне уже попадалось. Присмотревшись, мысленно добавив волос и убрав с лица металл, я с удивлением понял, что это Барракуда...
- Меня зовут Барракуда, я из стаи синих, - сказала она, сложив руки на груди и вызывающе оглядев всех присутствующих. - Я не хотела выходить сюда, чтобы вы все на меня пялились, но, похоже, если я не скажу свое слово, вы просто убьете беднягу: люди, непохожие на других, никогда не получают справедливости!
Она с сочувствием взглянула на Яшму.
- С чего ты решила, что можешь влезать в суд!? - спросил Солнце, намереваясь прогнать ее. Он уже поднял посох, чтобы велеть своим увести ее, но Барракуда жестом остановила его. Ее детский голос сбивал с толку, казалось, она совсем девочка... но то, как уверенно говорила, заставляло прислушиваться.
- Ты больше других хочешь услышать то, что я скажу, уж поверь! - она самоуверенно усмехнулась. Дождавшись, пока Солнце опустит посох, она продолжила. - Итак, ты сказал, что обвиняешь Яшму только потому, что она не может назвать имя оранжевого, показавшего стражникам храм, так? Если я подарю тебе это имя, ты заберешь свой камешек и дашь ей спокойно жить?
- Откуда ты можешь знать эту правду, если ты из синих? У меня нет причин слушать тебя и уж тем более нет причин верить твоим словам! - сказал Солнце, глядя на нее с нескрываемым презрением.
- Тут все просто, даже ты не подкопаешься: просто послушай! - Барракуда уже откровенно издевалась над Солнцем, повергая всех в шок своей наглостью. Как ни странно, Буревестник не останавливал ее, напротив, он прятал в бороде гордую улыбку. - Погодник мой друг, и после того боя я пришла в ваш лазарет проведать его. Он лежал там же, где и Яшма, так что я случайно видела, как ее пыталась отравить одна из твоих жриц. На этой жрице было ожерелье из мариния, так что я знала, о чем она думала, когда сыпала какой-то порошок в рану. Там была и месть, и ненависть, но главное - она боялась, что Яшма поправится и, пытаясь оправдаться перед оранжевыми, назовет имя того, кто на самом деле показал храм. Я слышала это в мыслях жрицы.
- У тебя есть доказательства, помимо слов? - сурово спросил Солнце, с видимым усилием сдерживая накатившее на него бешенство. Месть была уже в его руках, но если Барракуда сможет что-то доказать... Яшму ему придется отпустить и признать, что в смерти оранжевых виноваты сами оранжевые, причем не только своим бездействием.
- Зачем тебе мои доказательства? Мне ты никогда не поверишь, что бы я ни сделала! - заявила Барракуда. - Тебе все расскажет твоя жрица. Я просто укажу на нее пальцем, а ты у нее сам спросишь.
- Ни одна из жриц не осмелится лгать тебе, - заметил Василий. - Нужно проверить то, что говорит эта странная девочка.
- С помощью мариния можно понять, чего хочет человек, - сказал Буревестник. - Барракуда лучше всех понимает его язык. Она никогда не ошибается. Ей нужно верить.
- Ты не можешь это проигнорировать, - добавил Карпуша, пристально глядя на Солнце. Мнению других предводителей он не мог противиться, как бы ему этого ни хотелось.
- Хорошо. Пусть все жрицы выйдут на площадь! - крикнул он.
Из толпы оранжевых на площадь одна за другой стали выходить девушки и женщины. Когда все они выстроились в несколько рядов и замерли в ожидании, Солнце сделал жест, велев Барракуде указать на одну из них.
Двигаясь плавно, будто змея, девушка пошла вдоль рядов, всматриваясь в лицо каждой жрицы. При ее приближении многие жрицы начинали нервничать, переступать с ноги на ногу. Другие же, напротив, смело встречали пристальный взгляд Барракуды, всем своим видом показывая, что им нечего скрывать от говорящей с металлом.
Достигнув середины второго ряда, девушка вдруг остановилась, упершись взглядом в одну из жриц. Кто это был, я не видел: женщины из первого ряда загораживали ее лицо. Но я заметил рыжие волосы. Из всех жриц только у одной были рыжие волосы.
- Это она, - сказала Барракуда.
- Нора, иди сюда. Остальные - вернитесь, - велел Солнце.
Жрицы исполнили его приказание в точности, а Нора двинулась к столу, едва передвигая ноги от страха. Дрожа всем телом, она встала на колени перед своим предводителем, - перед всеми предводителями, - и преданно взглянула ему в глаза.
Еще когда Барракуда сказала про ожерелье из мариния, мне в голову закрались подозрения, но я до последнего убеждал себя в том, что это был кто-то другой! Как могла та Нора, которую я знал, хладнокровно отравить умирающего, да еще покрывать предателя, выдавшего храм!?... Я готов был поверить в то, что Барракуда ошиблась, но, если бы это было так, это означало бы, что Яшму ждет казнь.
Как и все присутствующие, я весь обратился в слух. Именно сейчас все должно было решиться.
- Ты отравила Яшму? - спросил Солнце, сурово глядя на девушку.
- Да, - ответила она.
- Зачем ты это сделала?
- У меня было много причин сделать это и ни одной, чтобы не сделать, - проговорила она, собравшись с силами.
- Ты знаешь, какую из причин мне нужно услышать.
Нора кивнула. Когда она заговорила снова, в ее голосе слышались подступившие к горлу слезы.
- Яшма сказала правду. Храм нашли из-за того, что один из нас рассказал про него. Это был мой дед, Рыжее Пламя. Стражники допрашивали нас вдвоем, они пригрозились изнасиловать и убить меня у него на глазах, если он не скажет им... Он не смог молчать.
Закончив, она продолжила прямо стоять на коленях, глядя на Солнце, но ее плечи дрожали, она едва удерживалась от рыданий.
- Вернись к нашим, - велел ей Солнце.
Буревестник сделал знак Барракуде, чтобы та тоже ушла.
Девушки вместе вернулись в толпу, Нора ушла к оранжевым, Барракуда молча встала возле меня. Краем глаза я видел, как край ее губ тянется вверх в кривой улыбке.
- Моим людям не пришлось бы делать этот выбор, если бы не ты, - сказал Солнце, глядя на Яшму. Он знал, что должен поступать справедливо, знал, что все присутствующие сейчас думают о словах Барракуды насчет цвета его камня.
- Мне тоже не пришлось бы делать свой, если бы не ты. Но нам нечего прощать друг другу, - спокойно ответила Яшма, дав ему оставить свое решение неизменным.
Тут по площади разнесся стук камня. Все тут же обернулись к ящику.
- Я хотел положить белый, - пояснил Погодник, убирая пустую руку. Пока все смотрели на Барракуду и жриц, он успел очнуться от обморока и вернуться за стол.
Луна тоже положил свой камень.
- Четыре против двух, с Яшмы снимаются все обвинения, - объявил Карпуша, чтобы все слышали. - Ты останешься с нами на правах жителя и защитника Огузка!
Я опустил голову, шумно выдыхая: неужели этот кошмар наконец-то закончился!?
- Сейчас ты можешь выбрать любую стаю, где останешься, - сказал Карпуша. - Но лучше иди к зеленым, там ты нужнее.
- Она пойдет к желтым, она же прирожденный кузнец! - возразил Василий.
- Я останусь в красной стае, - ответила Яшма. Она опустилась на свое место, не в силах больше стоять. Только что четыре белых камешка вернули ее с того света.
- Красные погибли во время землетрясения, - объяснил Карпуша, смотря на нее, как на дурочку. - Их больше нет.
- Я же есть. Значит, я буду за красных, - ответила она. - Погребу миналию, а дальше как пойдет.
Наконец, все было решено. Люди стали расходиться, а я мог подойти к Яшме.
- Что бы ты там ни собирался говорить, давай потом? - попросила она, встретив меня измученным взглядом. - Это было непросто.
Я покачал головой и крепко обнял ее, стараясь не задеть больные ребра. Она не сопротивлялась, но ее руки остались прямыми.
Мы простояли так несколько секунд, а потом над нами раздался рев Карпуши.
- Эй, белая глиста! Грабли в зубы и работать, и так кучу времени потратили! Ты! - он обратился к Яшме. - Идешь с нами?
- Мы только вчера наложили ей швы на рану, сегодня она ничего делать не будет! - сказал я, прежде чем она успела открыть рот.
- Куда ей работать, когда надо праздновать!? - к нам подоспел Василий. Он довольно потрепал Яшму по плечу. - Эх, и набедокурила ты, девочка! Об этом суде люди еще долго вспоминать будут.
- Выпить мне сейчас точно не помешает! - сказала она, отстраняясь от меня и вставая рядом с Василием. - Я буду у желтых.
- Встретимся вечером, - кивнул я.
- Пошли-пошли, миналия сама себя не разгребет! - не отставал Карпуша. - Молодняк, воды вас забери!...
Подрывник был неумолим, он почти силой тащил меня с площади.
Так как большинство жителей были на суде, миналию нам не приносили. Но как только оранжевые разошлись по местам и увидели, что творится в их водных грядках, телеги с водорослью повалили одна за другой.
Я старался грести за троих в тот день, чтобы Карпуша отпустил меня хоть немного пораньше. Часов до семи вечера он и слышать об этом не хотел, но потом вдруг сжалился и разрешил мне идти по делам.
В этот раз я дошел до Банных Гротов и хорошенько вымылся, затем вернулся домой, чтобы переодеться в самую приличную рубашку, которая осталась у меня после того, как часть моей одежды перекочевала в собственность к Яшме.
Когда я пришел в свой дом, отсутствие гамака и крыски сразу бросилось мне в глаза. Никак не мог я привыкнуть к тому, что теперь мой дом совсем пустой... Что ж, может, и недолго он пустовать будет.
По пути к желтым я зашел к оранжевым. Немногочисленные люди, бродившие по улицам, провожали меня внимательными взглядами, но не подходили и идти не мешали.
Я нашел Нору недалеко от одного из лазаретов. Она готовила лекарства, сидя у котла в центре своего шалаша.
Когда я зашел, она сидела, подмяв ноги под себя и склонив голову на грудь. Мерно помешивая варево, она тихо что-то напевала.
- Привет, - сказал я, обращая на себя ее внимание.
Нора вздрогнула и оглянулась. Увидев, что это я, она помрачнела и отвернулась.
- Зачем ты пришел? - спросила она.
- Нужно поговорить, - произнес я, садясь у котла напротив нее.
- Хочешь сказать мне, что нехорошо травить беззащитных убийц? - Нора смотрела на меня настороженно, как будто думала, что я мог ей что-то делать. Похоже, она решила, что я пришел, чтобы высказать ей за то, что стало известно на суде.
- Хочу спросить, как Солнце поступил с твоим дедом.
- Он ничего не сделал. Ни ему, ни мне, - она продолжала разглядывать меня, словно ожидая чего-то. - Но не все оранжевые с ним согласны. Меня и так не любили после Бивня, теперь это... Меня теперь называют Черной Жрицей, ведь я несу смерть, - она вздохнула и болезненно скривилась. - Ты пришел сказать, что теперь помолвке конец, да?
- Да, - ответил я, чувствуя себя протухшим моллюском.
Бросать ее одну сейчас - худшее, что можно было сделать на моем месте. Что бы там ни произошло, у Норы не было выбора: она защищала своего последнего оставшегося в живых родственника, а он в свое время защитил ее от толпы стражников. Никто не был виноват в том, что произошло.
- Я не собираюсь ни в чем тебя винить, ты поступала так, как я сам мог поступить на твоем месте, - сказал я. - Я не могу сдержать свое обещание по другой причине.
Я говорил спокойно, но Нора вдруг вскинулась, как будто я ударил или оскорбил ее.
- По другой причине!? - прошипела она, сверкая зелеными глазами. - Так ты отказываешься от меня не потому, что я предала свою стаю и пыталась убить, ты меняешь меня на это чудовище? Говори правду!
- Она не чудовище! - воскликнул я, пораженный такой злобой.
- Всегда я знала, что ты думаешь о ней, ты думал о ней даже после того, как она ушла к черным! Что я только не делала, чтобы ты обратил на меня внимание, но тебе было все равно! Ты и на тот пляж пошел из вежливости!... - распаляясь, Нора начинала кричать. Пламя под ее котлом разгорелось на весь шалаш, его жар стал обжигать мне кожу, но жрицу оно не трогало.
- Послушай, я пришел сюда не для того, чтобы ругаться с тобой! - я старался говорить спокойно и уверенно, хотя мне это давалось непросто. -Сейчас творится непонятно что, стражники следят за нами, стаи грызутся между собой, миналии с каждым днем становится все больше... Я хочу остаться друзьями, нам нет смысла враждовать! Мы все нужны друг другу.
- Что!? Сначала вы с ней убили Бивня, теперь растоптали меня на глазах у всей общины, и после этого ты говоришь о дружбе!? Да ты сломал мне жизнь! И пусть хранит тебя Бог от моей мести, потому что если у меня будет возможность, я разрушу все, чем ты дорожишь!!! Убирайся отсюда и не попадайся мне на глаза, а не то я выжгу твои!!!
Она кричала, огонь вот-вот готов был перекинуться на мою одежду, но я заставил себя сидеть на месте.
- Я не виноват в том, что не смог полюбить тебя! - крикнул я, с трудом овладевая страхом перед стихией, которая бушевала прямо перед моим носом. Если я убегу сейчас, как трус, то всю оставшуюся жизнь буду бояться ее! - Я бы не сделал тебя счастливой, и Бивень бы не сделал! Немедленно успокой пламя и дай мне поговорить с тобой!
Ответом на мои слова был крик и сноп искр. Я закрыл лицо руками от устремившихся ко мне языков пламени, моля всех Богов, чтобы Норе хватило ума не сжигать меня заживо прямо посреди своей стаи!
Огонь вгрызся в мою кожу, в нос ударил запах паленых волос, я как будто нырнул в кипяток или, наоборот, в ледяную подземную воду! Острая жгущая боль разрядом расползлась по телу, парализуя... Это длилось всего пару секунд, а потом пламя отступило. Я понял это только потому, что вокруг стало ощутимо темнее: места, которых коснулся огонь, продолжало жечь.
Выждав еще секунду, я убрал руки от лица, чувствуя при этом, как натягивается опаленная кожа на локтях.
Костер под котлом был крошечный, напротив меня сидела Нора с залитым слезами лицом и ужасом в глазах. Она прижала руки ко рту, увидев меня.
- Ну... я это заслужил, - сказал я, осматривая себя.
Рубашке был конец, огонь прожег рукава и плечи, на коже пузырились свежие ожоги. Боль была сумасшедшая, но... на самом деле, бывало и хуже.
- Послушай меня, - я снова обратился к всхлипывающей Норе. - Ты одна из самых талантливых жриц, у тебя удивительный дар к врачеванию. Что бы о тебе ни говорили и ни думали, гораздо важнее то, что ты делаешь, а не то, что с тобой происходит! Сейчас все ужасно, вокруг творится непонятно что, но ты справишься, потому что справлялась с вещами и похуже. Ты можешь и дальше обвинять во всем этом меня или Яшму, но мы просто люди и меньше всего мы хотели тебе навредить. Мы, как и ты, не могли изменить обстоятельств. Иногда они просто выше нас.
- Уходи!... - прошептала Нора, заходясь рыданиями. Но на этот раз это были холодные, очищающие слезы, а не яростная истерика. - Просто уходи, дай мне побыть одной...
Я встал и, стараясь особенно не двигать руками, вышел.
Совершенно случайно, как это обычно бывает у оранжевых, возле шалаша по делам собралось полстаи. Когда я показался наружу, в меня впилось не меньше сотни любопытных глаз, кое-кто тут же в горло заржал.
Не обращая на них внимания, я поплелся к желтым, надеясь, что у них есть что-нибудь от ожогов.
- Ого!... Га-га-га-га!!!... Вы это видели!?
У костра, где разместилась троица, меня встретили неуемным гоготом.
Пока ржали, они освободили мне место, дали еды и налили в стакан настойки. Потом, продолжая ржать, выпили по стакану, и только после этого почувствовали, что на время их животам хватит.
- Ты можешь даже ничего не объяснять! - сказал Шляпа, обессилено валяясь на спине согнувшейся от хихиканья Орки.
Я вздохнул и провел рукой по голове. К счастью волосы я закрыл кулаками, так что хотя бы лысины у меня не было. Зато скулы, уши, плечи и предплечья, - все, что я не мог закрыть, - были ярко-красными.
- Где Яшма? - спросил я, закончив с первой миской и наливая себе вторую. Настроение было паршивее некуда... что мне сейчас было по-настоящему нужно, так это отдых в тишине и покое. Но от этого отдыха меня отделял еще один разговор, возможно, не менее приятный, чем тот, что у меня уже был.
- Она с Барракудой куда-то пошла, - сказал Борода, довольно прихлебывая настойку. - Странная девочка сказала, что хочет побыть с нами. Сидела весь день немая, как рыба, но от настойки не отказывалась... Потом увела Яшму гулять. Их уже час нет.
- Барракуда пьет настойку?... - я хотел удивиться, но это оказалось очень больно. Чем больше проходило времени, тем сильнее начинали ощущаться ожоги на лице.
- Кто она такая, кстати? - спросил Вадик. - Она ничего про себя не рассказала, а вела себя странно... казалось, иногда она была не с нами.
- Она и правда необычная. Для нее мариний что-то вроде живого человека и воображаемого друга-помощника одновременно, - охотно объяснил я. - Я работал с ней в шахтах, но всего один день. Еще она... ну... Погодник без памяти влюблен в нее уже четыре года.
- Погодник!?... - Шляпа с Оркой покатились в новом залпе смеха.
Видимо, грибную они тут уже попробовали.
- Бедная девочка!... - Борода чуть не подавился.
- Бедный Погодник! - усмехнулся я, стараясь не особенно напрягать щеки. - Он в море готов броситься от отчаяния: она его в упор не видит. Хотя, судя по тому, что она ходила навещать его в лазарете... я давно не говорил с ним, может, что-то изменилось.
Тут из темноты к костру подошла Яшма. Она выглядела сильно озадаченной и даже не заметила меня. За ней появилась криво усмехающаяся Барракуда.
- Увидимся, - ласково сказала она Яшме и снова скрылась в темноте, видимо, пошла к своим.
Шляпа и Орка, только угомонившиеся, снова заржали в унисон.
- Что это было!? - ухмыльнулся Борода.
- А-а... - Яшма открыла рот, но потом тут же его закрыла. - В пучину все, дайте мне настойки!
Только выпив, она заметила меня. На ее лице тут же расползлась ухмылка.
- Что с тобой стряслось? - спросила она. - Тебя как будто белой краской по морде полоснули!
- Потом расскажу, - вздохнул я, разглядывая содержимое своей миски. Есть расхотелось.
- Ты по дороге в костер упал, что ли? - она посмотрела на мои плечи и руки и перестала улыбаться.
- Потом, - повторил я.
К нам прибежала Лашуня. Сначала она пошла к хозяйке, но я счел своим долгом переманить ее, предложив то, что осталось в моей миске. В итоге крыса выбрала меня, разлеглась у моих ног и дала почесать пузо, так что я мог быть доволен: зверюга не забыла, кто возился с ней все это время!
Мы вшестером посидели еще немного у костра, потом Василий принес очередную бутыль грибной настойки, и всем желтым досталось по стаканчику. К своему костру мы вернулись веселее прежнего, разговор пошел о суде, потом о каких-то пустяках. Мы смеялись, пили и ели, пока нас совсем не разморило.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги