ГЛАВА 14. БИТВА

Концентрация сил, энергия и твердая решимость победить или умереть со славой — вот три великих принципа военного искусства.

Наполеон.

Несмотря на плотный туман, который окутывал долины, к 6 часам утра французские солдаты и офицеры заняли исходные позиции и застыли в сомкнутых рядах батальонов и эскадронов, готовые к бою. «Вся армия была в парадной форме, — вспоминал участник сражения, офицер из корпуса Ланна. — На ногах были белые кюлотты и черные гетры. У простых пехотинцев — черные шляпы, у гренадеров и саперов — меховые шапки с красными султанами. Можно было подумать, что армия подготовилась к торжественному смотру. Земля была твердой, потому что ночью подморозило»1.

К этому времени французские войска располагались следующим образом: на левом крыле поперек Брюннского шоссе стояла дивизия Сюше (подробное расписание войск и их численность см. в приложении). Ее батальоны были построены в колонны на дистанцию развертывания. В 200 метрах позади нее в таком же порядке располагалась дивизия Кафарелли. 17-й легкий полк (выделенный из дивизии Сюше), занимал Сантон. Вся эта пехота находилась в подчинении маршала Ланна. Кавалерийские бригады Трейяра и Мильо стояли на крайнем левом фланге у деревни Бозениц. Позади пехоты Ланна перед холмом Зуран располагалась гренадерская дивизия Удино*. Позади холма стояла императорская гвардия. Еще дальше, рядом с дорогой, стояли обе дивизии Бернадотта. Кавалерия под общим командованием Мюрата (дивизии Нансути, д'Опуля, Вальтера, Буайе и Келлермана) располагалась между правым флангом корпуса Ланна и деревней Гиршковиц. Дивизии Сент-Илера и Вандамма из корпуса Сульта расположились прямо перед выходами из деревень Пунтовиц и Гиршковиц. Третья дивизия корпуса Сульта — дивизия Леграна была разбросана на широком фронте: в деревне Кобельниц находилась бригада Левассера, а в Соколь-:-зше и Тельнице — бригада Мерля. Позади Тельница и Сокольница находилась также кавалерийская бригада Маргарона. Дивизия Фриана и драгунская дивизия Бурсье располагались у аббатства Райгерн. В общей сложности с учетом штабов, резервной артиллерии и артиллерийских обозов, Великая Армия насчитывала в своих рядах в этот день примерно 72,5—73 тыс. человек при 140 орудиях.

Что касается союзников, их главные силы строились в четыре огромные колонны на Праценском плато (1-я колонна — Дохтуров, 2-я колонна — Ланжерон, 3-я колонна — Пржибышевский, 4-я колонна — Коловрат). Позади них, также на плато, собиралась 5-я колонна (конница) под командованием Лихтенштейна. Впереди в районе Ауэзда находился авангардный отряд под командованием генерала Кинмайера. Между Голубицем и Коваловицем занял позицию отряд Багратиона. Наконец, русская гвардия выстроила боевые порядки чуть западнее Аустерлица (подробное расписание см. в приложении, а размещение войск — на плане). В общей сложности союзная армия насчитывала в этот день около 80 тыс. человек, располагая приблизительно 300 орудий.


* Надо отметить, что вследствие ранения при Голлабрунне 16 ноября 1805 года, Удино :ът заменен на посту командующего Дюроком; накануне 2 декабря Удино вернулся на свое место, чтобы принять участие в бою. По указанию Императора он командовал бригадами Лапланш-Мортьера и Рюфена, а Дюрок сохранил командование бригадой Дюпа.


Если в рядах Великой Армии все безукоризненно знали свою задачу, в рядах союзников было много неразберихи. Русские генералы получили диспозицию только около б часов утра, ибо ночью детище Вейротера переводилось с немецкого на русский и переписывалось. Многие из начальников плохо уяснили свои маршруты и боевые задачи.

Часть кавалерии Лихтенштейна (полки генерал-лейтенанта Шепелева), не получив вовремя диспозицию, двинулась в юго-западном направлении вместо того, чтобы идти на северо-восток. В результате длинная колонна всадников вынырнула из тумана прямо перед войсками Ланжерона. «Я предупредил ее генералов (о неправильном направлении), но генерал-лейтенант Шепелев сказал, что князь Лихтенштейн прислал ему приказ двигаться именно в этом направлении. Я его уверял, что это ошибка, но он стоял на своем и сказал мне, что если он окажется не там, где должен быть, он переменит место на рассвете, но в темноте он не знал, куда идти»2, — рассказывает Ланжерон.


ТЕЛЬНИЦ И ШКОЛЬНИЦ, 7.30-10.30.

Основная масса союзных войск начала движение с рассветом, т.е. около 7 часов утра. В 7.30 утра отряд Кинмайера, опережавший остальные колонны примерно на 2 км, приблизился к деревне Тельниц, перед которой на небольшом холме стояли 2 батальона 3-го линейного полка. В тумане затрещали ружейные выстрелы. Это были первые выстрелы великого сражения.

Кинмайер двинул в наступление один батальон 1-го Шеклерского полка. Французы отразили атаку ружейным огнем. Тогда австрийский генерал послал вперед 2-й батальон Шеклерского полка. За высоту перед Тельницем завязался упорный бой. Несколько раз австрийцы бросались в атаку, ружейная пальба чередовалась с короткими штыковыми схватками. Французы отразили два штурма, но во главе третьего встал лично генерал Штуттерхайм, и французская пехота откатилась в деревню.

Австрийцы попытались с ходу штурмовать Тельниц. Окруженная виноградниками, живыми и каменными оградами, деревня представляла из себя серьезное препятствие. Генерал Штуттерхайм вспоминал: «Природа создала естественные укрепления вокруг деревни.

Виноградники были окружены широким рвом, который французы использовали для обороны»3. Храбрых австрийских пехотинцев встретил убийственный огонь из-за всех изгородей и из всех домов — Шеклерский полк в беспорядке отхлынул назад.

Тогда генерал Карневиль, командовавший пехотой австрийского авангарда, ввел в бой оставшиеся у него 3 батальона. Загремела беспрестанная ружейная пальба. Атаки следовали одна за другой, «Шеклерский полк дрался отчаянно, две трети его было убито или ранено»4, — писал Штуттерхайм. Но французы стояли насмерть. Третий линейный сражался за каждую улочку и за каждый дом.

Все же примерно после получасового боя французские батальоны подались под натиском превосходящих сил неприятеля. Австрийцам удалось ворваться в деревню, но торжество их было недолгим. В дело вступил последний резервный батальон 3-го линейного полка. Его атака была стремительной. Австрийцы в беспорядке ретировались.

Потрепанные батальоны Карневиля вынуждены были приводить себя в порядок у подножия захваченной высотки. Они дрались уже около часа, но 1-й колонны — колонны Дохтурова так и не было.

Действительно, наступление обходящих колонн было организовано в том же стиле, что и предыдущие маневры союзников. Совершив бесцельную прогулку в несколько километров, генерал-майор Шепелев получил, наконец, приказ от своего непосредственного начальника и, развернув кавалерию, пошел в обратном направлении. Длинная вереница его конницы перерезала дорогу пехотным соединениям. Ланжерон утверждает, что блуждание генерала Шепелева задержало 2-ю колонну на целый час. Быть может, генерал и преувеличивал немного, но нет сомнений, что в этот момент ожидание казалось ему бесконечным. Терпение Ланжерона лопнуло, и он отдал приказ проложить себе дорогу. Пехота пошла вперед и, прорезав колонну кавалерии, заставила на этот раз подождать всадников, остаток которых вынужден был пропустить перед своим носом нескончаемый поток пехотных батальонов...

Была задержана ошибочными маршами и пехота Дохтурова. Она показалась из Ауэзда только где-то около 8.30. Русский генерал, стараясь как можно быстрее оказать помощь австрийцам, отделил от колонны 1-й батальон 7-го егерского полка, Новоингерманландский и Ярославский полки. В дело вступили также первые подошедшие русские пушки.

У французов от 3-го линейного полка к этому моменту осталось в лучшем случае около 1 200 человек. Несмотря на все свое мужество, они не могли удержаться перед натиском значительно превосходящих сил. Русские и австрийцы ворвались в деревню, а Новоингерманландский полк развернулся у северного выхода из Тельница. Таким образом, к 9 часам утра проход через ручей Гольдбах был занят войсками Дохтурова.

В то время когда кипел этот бой, вторая колонна Ланжерона подошла к деревне Сокольниц. Это было в начале девятого утра. Деревню и соседствующий с ней Замок защищали только три батальона 26-го легкого полка. Несмотря на огромную разницу в силах, Ланжерон, не видя справа от себя колонну Пржибышевского, не спешил. Он развернул перед деревней свои батареи. Пока артиллерия грохотала, засыпая Сокольниц ядрами и гранатами, головные части Ланжерона развернулись в боевой порядок, а батальон 8-го егерского полка рассыпался цепью справа от основной массы войск.

Наконец, подошла голова колонны Пржибышевского, и также стала разворачиваться для атаки.

Часть русских пушек била по Замку — большой усадьбе рядом с деревней, занимаемой горсткой французской пехоты. Канонада продолжалась довольно долго, но орудия были расположены неудачно, и больших результатов, если не считать десятка сожженных домов, обстрел не дал. Несмотря на это русские войска приготовились к атаке. В то время как два батальона 7-го егерского полка с бригадой Штрика (6 пехотных батальонов) были назначены для атаки Замка, 8-й егерский (3 батальона) из колонны Ланжерона должен был атаковать Сокольниц. Под непрестанный грохот орудий темно-зеленые линии русской пехоты с барабанным боем и распущенными знаменами двинулись на штурм неприятельских позиций. 26-й легкий не мог устоять под давлением столь превосходящих сил. Его стрелки были выбиты из Замка. В это время 8-й егерский ворвался в деревню. 1-й батальон 26-го легкого был рассечен надвое. Одна половина отошла на запад, другая откатилась к югу в сторону Тельница. Генерал Миллер в этой атаке был тяжело ранен. Его место занял генерал Штрик.

В результате в начале десятого часа колонны союзников овладели теми проходами через ручей Гольдбах, через которые предписывалось двигаться согласно диспозиции. Казалось бы, теперь они могли беспрепятственно продолжить свое обходное движение. Однако в этот момент произошло непредвиденное. Из тумана показались новые французские полки, шедшие прямо на Тельниц и Сокольниц. Это были части генерала Фриана, вместе с которыми следовала драгунская дивизия Бурсье.

Генерал Фриан выступил около 6 часов из Райгерна и двинулся по направлению на Турасский лес, как было предписано первоначальной диспозицией. Уважаемые историки, и в частности Колен, указывают, что Фриану еще ночью был отдан приказ об изменении направления движения. Этот приказ в письменном виде неизвестен. И совершенно определенно, что, даже если он и существовал, дивизия не получила его ни в 6, ни в 7 утра. Об этом совершенно однозначно говорит опубликованный рапорт Даву и неопубликованный рапорт Фриана, хранящийся в архиве исторической службы французской армии. «Она (дивизия), построившись поэшелонно, направлялась на Турас, — докладывал после битвы генерал Фриан своему непосредственному начальнику, — когда, дойдя до деревни Ребешовиц, мы получили приказ двинуться на Сокольниц»5.

Этот приказ был отдан самим маршалом Даву. Действительно, двигаясь на Турас, Даву, Фриан и их солдаты с беспокойством вслушивались в грохот пушек и беспрестанные перекаты ружейной пальбы, доносившиеся справа. Внезапно показался кавалерист, мчавшийся во весь опор в их сторону. Это был адъютант, который доложил ситуацию в районе Тельница и Сокольница и передал, что Легран просит помощи. Нужно отдать должное маршалу Даву. Он ни секунды не колебался и, взяв на себя ответственность за самостоятельное решение, приказал идти на гром канонады.

Прошедшие за двое суток 115 км, чтобы прибыть к полю боя, солдаты Фриана уже не шли, а почти бежали на помощь своим товарищам по оружию. Бригада Геделе — 108-й линейный полк и две роты вольтижеров 15-го легкого — всего около 800 человек* была направлена на Тельниц, а бригады генералов Кистера и Лоше — на Сокольниц. Понимая, что дело решают минуты, Даву приказал 1-му драгунскому полку, который также находился в его оперативном подчинении, галопом скакать к Тельницу. Именно этот небольшой кавалерийский отряд • вместе с конными егерями Маргарона на какое-то время задержал развертывание русских и австрийских войск по выходе из деревни Тельниц.

Бригада Геделе обрушилась на Тельниц, внезапно вынырнув из тумана. Для союзников этот удар был как снег на голову. С криком «Да здравствует Император!» 108-й линейный ринулся в стремительную штыковую атаку. Новоингерманландский полк от неожиданности смешался и в панике бросился назад, увлекая за собой всех остальных русских и австрийских солдат. В несколько минут деревня была отбита французами, которые захватили 5 пушек и два знамени.

Разумеется, этот успех был результатом внезапности, а паника союзников — кратковременной. Пока русская и австрийская пехота врассыпную бежала из деревни, два эскадрона Гессе-Гомбургских гусар решительно контратаковали солдат Геделе. Французские пехотинцы вынуждены были перейти к обороне, и в этот момент солдаты 26-го легкого оказали им «медвежью услугу». Необходимо вспомнить, что половина батальона 26-го легкого, выбитая из Сокольница, откатилась как раз в этом направлении. Деморализованные неудачным боем, солдаты, появившиеся позади Тельница, не разобрав, где свои, где чужие, открыли огонь по всему, что двигалось перед ними. Теперь на 108-й линейный также подействовал эффект внезапности. Изумленные, что по ним стреляют с тыла, пехотинцы Геделе в беспорядке бросились вон из Тельница.


* Не следует удивляться столь малой численности бригады. Вследствие изнурительного форсированного марша из 7 тыс. солдат Фриана только 3 800 дошли до поля сражения, а остальные остались по дороге. Таким образом, в среднем в каждом полку было около 700 человек. Соответственно, в одной роте не было и 50 человек.


Однако для первой колонны союзников ситуация осложнилась. Непонятно, какие еще французские части могли появиться из тумана. Генерал Буксгевден, находившийся при колонне, отныне стал действовать осторожно. Пока его пехота собиралась и строилась для новой атаки, артиллерия открыла огонь из нескольких десятков орудий. Пушки засыпали Тельниц ядрами и гранатами. А время все шло и шло... Наконец, после мощной артподготовки 12 русских и австрийских батальонов двинулись вперед. За ними в качестве резерва двигались еще 12 батальонов. С фланга и с тыла их наступление поддерживали почти 3 тыс. кавалеристов. У союзников здесь было почти в четыре раза больше войск!

£ Французские пехотинцы подпустили колонны неприятеля на дистанцию ружейного выстрела и дали смертоносный залп. Однако поток солдат в зеленых и коричневых мундирах не остановили огромные потери. Русская и австрийская пехота ворвалась в пылающую деревню, прошла ее насквозь, сметая все на своем пути. Но едва только батальоны союзников, пришедшие в беспорядок при проходе через деревню, попытались развернуться на ее западной стороне, как их смутила новая неожиданность.

К месту действия подошла драгунская дивизия Бурсье. «Видя, как наша пехота отступает, — докладывал генерал в своем рапорте, — я приказал атаку моей первой линии, состоящей из 13го, 17-го и 27-го полков. Эта атака была выполнена в идеальном порядке и с образцовым хладнокровием... Результатом ее было то, что противник был отброшен за ров, находившийся позади него... Это дало времени нашей пехоте перестроиться и снова принять участие в бою»6.

Разумеется, и эта блистательная контратака французов могла иметь лишь временный успех. Союзники подвели свои конные части (бригады Мориса Лихтенштейна и Штуттенхайма), и они прикрыли развертывание пехоты. В результате русские и австрийские батальоны прошли, наконец, через Тельниц и выстроились в боевом порядке на западном берегу ручья. Французы отошли, но не расстроили свои ряды. Буксгевден не осмелился продолжить наступление. Он ожидал тот момент, когда идущие справа от него колонны овладеют Сокольницем.

Бой у Сокольница развернулся по сценарию, очень похожему на то, что происходило в Тельнице. Когда русские войска 2-й и 3-й колонн уже, казалось бы, овладели деревней, с запада появились части Фриана. Тотчас в атаку бросился 48-й линейный, ведомый генералом Лоше. Наступление 48-го было неожиданным, и он с ходу выбил русские батальоны из Сокольница. Однако, оправившись от неожиданности, на него со всех сторон обрушились удары русских пехотинцев. Густые цепи стрелков охватили 48-й с флангов. Тогда Фриан бросил в наступление следующий полк. Это был 111-й линейный. Нужно отметить, что этот полк почти целиком был набран из уроженцев Пьемонта, и до этого еще не участвовал в бою. Фриан написал в своем рапорте:« 111-й полк состоит из военнослужащих, которые еще не имели чести сражаться в наших рядах. Все они ждали момента, когда смогут заслужить себе лавры под французскими орлами. И вот долгожданный момент наступил 11 фримера. Полк в этот день заслужил своей отвагой вечную славу, достойную старых французских полков. Офицеры, унтер-офицеры и солдаты — все сражались с исключительной доблестью»7.

Сокольниц был почти полностью отбит французами, но с русской стороны введены в дело новые подкрепления, и части Фриана были выбиты из деревни. Тогда маршал Даву бросил в наступление свой последний резерв — бригаду Кистера (15-й легкий и 33-й линейный полки). Снова деревня и Замок были заняты французской пехотой. «15-й и 33-й едва только прибыли к месту действия, как, построенные в боевой порядок, двинулись на врага. Ничто не могло остановить их бурный натиск, — докладывал Фриан. — Неприятель, который стоял на пути, был уничтожен штыками»8.

Бой за Сокольниц принял необычайно ожесточенный характер. Сражались за каждый дом и за каждую улицу. Объятая пламенем деревня была завалена грудами трупов русских и французов. Сам 47-летний генерал Луи Фриан показал себя героем. В разодранном мундире, забрызганном кровью, со шпагой в руке он дрался в первых рядах. Он появлялся там, где опасность была наиболее велика. «А ну, выше голову! Покажите-ка свои усы!» — кричал он гренадерам, ведя их в очередную атаку. В ходе отчаянного боя под ним было убито четыре коня! Позже, чтобы наградить его за проявленную в Аустерлицком сражении беспримерную отвагу, император прикажет поместить в его гербе четыре конские головы.

Вместо беспрепятственного прохода по мостам в деревнях Тельниц и Сокольниц союзники наткнулись на противника, оказавшего упорнейшую оборону. И хотя после кровопролитного боя Сокольниц был занят русскими войсками, командование 2-й и 3-й колонн не осмелилось продолжить движение вперед. Почему-то не подходила 4-я колонна, а сзади послышался гул пушек. Наконец, генералу Ланжерону сообщили, что в тылу наступающей группировки союзников идет бой. «Мне стало трудно понять то, что происходило, что могло сделаться с четвертой колонной и каким образом неприятель очутился позади нас. В этот момент я находился в деревне Сокольниц; я поручил генералу Олсуфьеву продолжать атаку, а сам поехал к бригаде Каменского»9.

В результате к 10 часам утра, хотя деревни Тельниц и Сокольниц были в руках союзников, 1я, 2-я и 3-я колонны остановились в ожидании дальнейшего выяснения ситуации. Таким образом, маршал Даву, генералы Фриан, Легран, Бурсье, Маргарон и их солдаты сделали почти что невозможное, по крайней мере, большее, чем от них могли ожидать. Девять тысяч французских солдат сковали на этом участке поля сражения почти 40 тыс. русских и австрийцев* (!), создав тем самым Наполеону идеальные условия для нанесения решающего удара.


ПРАЦЕНСКОЕ ПЛАТО, 7.30-11.30

Четвертая колонна союзников, действительно, не двигалась с места. Кутузов, не осмелившись открыто перечить молодому царю, «тихо» саботировал исполнение диспозиции Вейротера. Он понимал, что Праценские высоты — это ключ к позиции, и оставлять их крайне опасно. Поэтому, находясь, согласно предписанию, с войсками 4-й колонны, он не торопился, тем более что нарастающие звуки стрельбы со стороны Тельница и Сокольница никак | не вписывались в прописанный Вейротером сценарий.

«В 9-м часу прибыли на поле сражения Императоры Александр и Франц, — пишет Михайловский-Данилевский. — Государя сопровождали генералы Сухтелен и граф Аракчеев, генерал-адъютанты граф Ливен, Винцингероде и князь Гагарин, тайные советники князь Чарторыжский, граф Строганов и Новосильцов. Подъехав к Кутузову и видя, что ружья стояли в козлах, император Александр спросил его: «Михайло Ларионович! Почему не идете вы вперед?» «Я поджидаю, — отвечал Кутузов, — чтобы все войска колонны пособрались». Император сказал: «Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки». «Государь! — отвечал Кутузов. — Потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете!»10


* Здесь нет противоречия со сказанным в 11 -й главе о невозможности противостоять многократно превосходящему неприятелю. Фриан и Легран не разбили 40 тыс. русских и даже не остановили их атаку, они именно сковали их боем. Русские генералы, озадаченные упорным сопротивлением, не осмелились бросить в бой все свои силы. Если бы они это сделали, они, разумеется, разбили бы Фриана и Леграна. Однако искусство французских командиров дивизий состояло именно в том, что своей отвагой и инициативными действиями они настолько озадачили Буксгевдена, что тот не посмел перейти в решительное наступление.


Приказ был отдан, и войска 4-й колонны двинулись в предписанном диспозицией направлении. С холма Зуран, где находился Наполеон, это движение можно было хорошо рассмотреть в подзорную трубу. Здесь, в штабе императора, все рвались быстрее начать настоящую битву.

Уже в 7.30, как и было назначено, к походному шалашу Наполеона явились маршалы. Император был весел, он уже заканчивал свой утренний туалет. Поприветствовав своих соратников, он с улыбкой сказал им: «Ну что ж, господа, теперь пойдем начинать великий день!»

Настроение у всех было приподнятое. Маршалы и император, оседлав коней, выехали на вершину холма. Перед их взглядами открылось огромное поле, затянутое молочно-белой пеленой, из которой, словно острова в белесом море, торчали верхушки высот. Было еще тихо... Но вот издали, со стороны правого фланга послышалась канонада. Это было начало боя за Тельниц и Сокольниц. Наконец, в восемь с небольшим утра стало заметно движение союзников в районе Працена. В этот момент, разрезав туман, брызнули яркие лучи солнца, поднявшегося над горизонтом. Это знаменитое солнце — «солнце Аустерлица», о котором так часто будет впоследствии вспоминать Наполеон, словно специально ждало, чтобы осветить победное наступление Великой Армии.

«В этот торжественный миг маршалы создавали вокруг императора самый прекрасный ансамбль, который может представить себе воображение, — рассказывает Сегюр, — Чудесное зрелище! Сколько славы, собранной вместе! Сколько полководцев, справедливо и самым разным образом известных, окружают величайшего из воителей всех времен! Мне кажется, я сейчас вижу, как они, получая от него вдохновение, разлетаются, словно унося с собой молнии, чтобы разгромить силы двух Империй»11.

Увидев движение союзников на Праценском плато, маршал Сульт сгорал от нетерпения броситься к своим войскам и дать им сигнал атаки. Но Наполеон, считая, что нужно позволить противнику спокойно завершить ошибочное движение, удержал маршала и, показав на Праценское плато, спросил: «Сколько вам нужно времени, чтобы занять эти высоты вашими дивизиями?» «Двадцать минут», — ответил маршал. «В этом случае, подождем еще четверть часа»12.

Через несколько минут туман почти полностью рассеялся, и Наполеон отдал приказ наступать. Во все стороны полетели адъютанты. Маршал Сульт прискакал галопом к своим войскам, и дивизии Сент-Илера и Вандамма двинулись вперед. Полки Сент-Илера выбрали в качестве ориентира гору Працберг, а дивизия Вандамма двинулась на Стары-Винохрады. Однако, несмотря на предусмотрительность французского полководца, в момент начала атаки Праценское плато вовсе не было свободным. Вся 4-я колонна еще находилась на высотах, а бригада генерала Каменского из 2-й колонны была поблизости от них.

В авангарде 4-й колонны шел генерал Милорадович. У него было два мушкетерских батальона Новгородского полка и гренадерский батальон Апшеронского полка с небольшим отрядом конницы. За ними следовали остальные батальоны Новгородского и Апшеронского полков, затем — Малороссийский гренадерский и Смоленский полки. «Едва Милорадович миновал с авангардом селение Працен, — писал Михайловский-Данилевский, — и начал входить в открытые места, как увидел грозное наступление французов»13. В рядах русских от неожиданности произошло минутное замешательство. Однако Милорадович успел построить на западной стороне деревни за оврагом, отделяющим его от французов, авангардные батальоны в развернутые линии.




Битва при Аустерлице, Ситуация на 10 часов утра


Рапорт Милорадовича и рассказ генерала Тьебо, командующего 2-й бригадой дивизии Сент-Илера, отличаясь в ряде деталей, хорошо сходятся в этом пункте — в момент атаки часть русских войск уже была построена. Русские батальоны встретили бригаду Тьебо дружным залпом. 1-й батальон 14-го линейного полка от неожиданности рассыпался и побежал. «У меня не было времени на упреки (командиру полка), — вспоминал генерал Тьебо. — Я поскакал вперед и закричал, обращаясь к Маза, чтобы он собирал свой батальон, а затем, спрыгнув с коня, я встал во главе 36-го, и мы двинулись на деревню. Солдаты пошли в атаку с криком «Да здравствует Император!», а 2-й батальон 14-го линейного бегом развернулся в линию. Я повел их в атаку через овраг, куда мой конь не мог бы спуститься. Мы бросились на русских в штыки, и они обратились в бегство...»14

«...Два батальона мушкетерские не держались нимало, а обратившись в бегство, привели всю колонну в робость и замешательство»15, — гласит реляция Кутузова*. Новгородцы смешались с апшеронцами и смоленцами. Паника и беспорядок охватили весь авангард. Толкая и давя друг друга, бросая полковые пушки, мушкетеры и гренадеры 4-й колонны покатились с высот. Генералы растерялись. Кутузов был задет пулей в щеку, никто не знал, что делать.

Милорадовичу невероятными усилиями удалось собрать часть бегущих. Едва построив несколько батальонов, он повел их в атаку. Граф Тизенгаузен, любимец Кутузова, его зять и адъютант, схватил знамя и увлек за собой еще один батальон. С криком «Ура!» русские полки устремились в штыки. Генерал Сент-Плер моментально развернул шесть батальонов своей дивизии и медленным шагом повел их навстречу неприятелю. Примерно в ста шагах от лавины русской пехоты строй дивизии Сент-Илера остановился, и по команде генерала французские войска дали убийственный залп.

Ряды русских полков смешались. От нового залпа упали сотни убитых и раненых, храбрый граф Тизенгаузен также пал, сраженный свинцом. Тогда пехота Сент-Илера, столь же уверенно, как она вела огонь, взяла штыки наперевес и бросилась в атаку.

Перепутавшиеся полки не выдержали стремительной атаки. Напрасно генералы показывали примеры доблести и отваги, все опять смешалось и покатилось к подножию высот, было брошено еще несколько пушек.

В это время в бой вступили передовые части Вандамма — бригада Фере (46-й и 57-й линейные полки). «Молния не могла бы ударить более стремительно, — писал в своем рапорте Сульт, — таков был порыв, с которым двинулась в атаку 2-я дивизия. Русская линия, которая стала на ее пути, была сразу опрокинута, а ее пушки захвачены»16. Теперь французские части укрепились на обеих возвышенностях Праценского плато — горе Працберг и горе Стары-Винохрады.

К этому моменту на помощь русским подоспели австрийские части. 16 батальонов генералов Юрчека и Роттермунда под общим командованием генерала Коловрата двинулись в контратаку. Под их прикрытием русские полки получили возможность собраться и снова вступить в бой.


* В Российском военно-историческом архиве хранится целая подшивка бумаг, посвященных разбору обстоятельств, при которых произошло бегство Новгородского полка («Дело о бесславном поведении солдат и офицеров Новгородского мушкетерского полка». РГВИА. Ф. 1. Оп.1. № 984). В наказание за малодушие, проявленное на поле битвы, офицеры этого полка были лишены права носить темляки на шпагах, а нижние чины лишились своих тесаков.


Сент-Илер также получил небольшое подкрепление — шесть 12-фунтовых пушек. Тьебо соединил свои три пушки с подъехавшими шестью в одну батарею и приказал ее командиру Фонтене начать стрелять только по команде и делать каждый выстрел ядром и картечью вместе. Артиллерийский офицер пытался возражать — пушки могли разорваться, но генерал был неумолим: «Пусть они выдержат хотя бы десять минут, этого хватит!» Тьебо рассказывал также: «Я проверил наводку орудий, так чтобы они стреляли в 15—20 туазах*. Я приказал положить рядом с каждой пушкой по 10 зарядов картечью и по 10 зарядов ядром, чтобы стрелять как можно быстрее. Я снова и снова повторил пехотинцам указание перед стрельбой тщательно целиться, наводя оружие на средину корпуса человека и на средину взводов, чтобы ни одна пуля не пропала»17.

Когда австрийская пехота подошла на расстояние, на которое были наведены пушки, французские солдаты внезапно открыли замаскированные жерла орудий, и артиллерия начала смертоносный огонь. Двойные залпы батареи Фонтене производили ужасное опустошение во вражеских полках. Было видно, как каждое попадание ядра с сопровождавшей его картечью вырывало из белых линий австрийской пехоты целые груды убитых и раненых. Пули косили первые шеренги. Не ожидавшие такого отпора австрийцы бросились врассыпную.

Нужно сказать, что здесь, так же как и в столкновении с пехотой Милорадо-вича, успех французских войск не был довершен, так как у Сент-Илера и Ван-дамма не было ни одного эскадрона конницы, чтобы преследовать бегущих.

Едва только австрийская атака была отбита, как над дивизией Сент-Илера нависла новая угроза. К месту боя подоспела бригада Каменского 1-го из колонны Ланжерона. Эта бригада, отставшая от передовых полков 2-й колонны, была направлена на Праценское плато Ланжероном, и он лично повел ее в атаку. Одновременно Милорадовичу удалось собрать часть рассеянных полков, которые он снова двинул в наступление, на этот раз против дивизии Вандамма.

Особо критическим стало положение дивизии Сент-Илера. Командир 2-й бригады этой дивизии генерал Тьебо так вспоминал этот момент: «Стоя на самой высшей точке Праценского плато, мы видели равнину до самого горизонта. Далеко на левом фланге были заметны войска маршала Ланна, которые вели бой с полками князя Багратиона. Между ним и нами... 1-я дивизия Бернадотта сражалась с резервом Великого князя Константина... Позади или где-то поблизости от нас не было ни одного французского отряда. Реляция императора говорит о том, что бригада Левассера была у нас в резерве, но никто из нас понятия о ней не имел... Перед нами и вокруг нас мы видели раз в пять больше врагов, чем у нас было бойцов... Когда мы встречались с Мораном, мы всегда вспоминали об этом моменте. «Я много воевал, — говорил он, — Я имел честь сражаться в Египте и во всех великих битвах, данных императором, но я не видел ничего подобного...» Сент- Илер позвал меня и Морана и сказал нам: «Господа, это становится немыслимым. Я предлагаю вам занять позицию позади, где мы могли бы обороняться». Едва он произнес последние слова, как полковник Пузе, командир 10-го легкого... буквально бросился на коне между нами... и, не дав ни Морану, ни мне времени открыть рот, воскликнул: «Мой генерал, отступать?! Если мы сделаем хоть шаг назад, мы погибли! У нас есть только один способ выйти отсюда с честью — это броситься очертя голову на врага и, главное, не дать им нас пересчитать»18.


* Туаз — около 2 м


Конечно, рассказ генерала Тьебо, приведенный им в мемуарах, нельзя воспринимать буквально, особенно его утверждение насчет того, что союзники имели пятикратное численное превосходство. Уже только из фактов, представленных в этой книге, можно понять, насколько мало доверия заслуживают подобные легенды. Однако несомненно, что чувство опасности, которое он ощутил в этот момент, сохранилось в памяти генерала до самой смерти. Если в деталях он не точен, то общая ситуация, судя по всему, обрисована очень верно. Трудно сказать, сколько точно войск участвовало в решающем столкновении на Пра-ценском плато. Ряд русских и австрийских батальонов были приведены в такой беспорядок, что уже не участвовали в новых контратаках. Вероятно, союзники, хотя и не имели значительного численного превосходства, располагали количественным перевесом на 2— 3 тыс. человек.

Подобный факт был бы совершенно немыслим, если бы у Наполеона с самого начала действительно существовал «классический» план прорыва центра союзников. Большинство историков не обращают внимания на ситуацию, сложившуюся на Праценском плато около десяти утра. В то время как на левом крыле французов были сосредоточены огромные конные массы, в то время как корпус Бернадотта совершал длинное движение в юго-восточном направлении, на направлении главного удара остались только две пехотные дивизии (из 10 находившихся на поле сражения) и ни одной кавалерийской.

В то время как бригада Каменского 1-го атаковала правый фланг дивизии Сент-Илера, на ее левое крыло наступали австрийские войска генерала Юрче-ка. Против дивизии Вандамма двинулись в бой австрийские батальоны Роттермунда, а также русская бригада генерал-майора Берга.

Берг уже водил свою бригаду в контратаку. Храбрый генерал, схватив знамя одного из полков, прямо не слезая с коня, бросался в пекло боя, увлекая солдат личным примером. Однако перед началом новой контратаки он был контужен картечью в ногу, его лошадь также была задета пулей, взбрыкнула и, скинув седока на землю, ускакала. «В таком положении не мог я сначала ступить на ногу, — рассказывал генерал Берг в документе, написанном вскоре после сражения, — так что некоторые из господ офицеров и унтер-офицеров, взявши меня на руки, хотели меня понести прочь, но я, увидевши, что полк отступал, сколько мог укрепился, взял двух унтер-офицеров, которые меня поддержали, и тут людей построил и привел их на гору... причем несли меня с одного фланга до другого, чтобы ободрять людей...»19.

Если верить документу, составленному Бергом, его бригаде удалось отбить «гору», иначе говоря, сбросить Вандамма с возвышенности Стары-Винохрады. Скорее всего, ему удалось лишь несколько потеснить французские полки. Под смертоносным градом пуль и картечи наступление союзников захлебнулось. «Пыл этой атаки вскоре охладел, — вспоминал Штуттерхайм. — Превосходные силы неприятеля, его стойкость превратили наше стремительное наступление в медленный марш, сопровождаемый беспорядочным ружейным огнем»20.

Несмотря на град пуль и картечи, пример нескольких генералов заставил солдат снова двинуться вперед, но сраженные шквалом огня храбрецы упали на землю. Были ранены генерал Юрчек и генерал Репнинский, пораженный сразу тремя пулями.

Генерал Берг вспоминал: «Вдруг весь фронт бросился назад. Увидев сие, я думал употребить последний способ, чтобы их удержать и потому я велел себя нести перед фронтом и, несмотря на то, что сзади и спереди по мне стреляли, я людям закричал, чтоб остановились и что я намерен тут прежде умереть, а назад не пойду. Через сие многие остановились и начали строиться...»21

В то время когда генерал Берг пытался увлечь свои войска в атаку на батальоны Вандамма, бригада Каменского 1-го наступала против дивизии Сент-Илера. Генерал Ланжерон в своем рапорте царю так рассказывал о действиях этой бригады: «Французские колонны, остановленные бригадой графа Каменского, развернулись в 300 шагах от нее под картечным огнем и построились на два фаса: один — против этой бригады, а другой — против австрийцев; последние... стреляли снизу вверх и с малою действительностью. Французы находились значительно выше них и немного выше русских; как только они развернулись, они открыли огонь... Чтобы воодушевить наших солдат... я решил идти вперед. Команда была исполнена, как на учении. Французы отступили; первый батальон Фанагорий- ского полка, под начальством отличного офицера, майора Брандта, раненого, подошел так близко к французам, что взял два орудия, брошенных ими; но французские генералы и офицеры вернули своих солдат и поддержали их второй линией, которую мы только тогда увидали и наши батальоны, в свою очередь, отступили и заняли свою прежнюю позицию; взятые два орудия были брошены. Легкость, с которой наши шесть батальонов, построенные в одну линию, оттеснили французов... доказывает мне, что если бы мы имели некоторые войска из тех, которые бесполезно стояли в полутора верстах, мы отбросили бы французов до Пунтовица и отбили бы Праценские высоты»22.

Факты, изложенные Ланжероном, хорошо подтверждают мысль, высказанную генералом Тьебо — успех боя на Праценском плато буквально висел на волоске. С обеих сторон войска сражались с доблестью и упорством, но солдаты Сент-Илера превосходили своего противника выучкой и боевым опытом, что и предопределило их успех.

«... Французские линии открыли очень сильный и убийственный ружейный и картечный огонь по бригаде Каменского, которая сразу потеряла много людей выбывшими из строя, — вспоминал в своих записках Ланжерон. — Она отвечала менее интенсивным и плохо направляемым огнем; большая часть наших солдат стреляла в воздух*; ради облегчения они побросали ранцы, но я должен сказать, что, несмотря на критическое положение, в котором они находились, на численное превосходство противника, на слабую привычку к войне и на впечатление, которое должна была на них произвести неожиданная атака в тыл и гром орудий, который большинство слышало в первый раз, они держались превосходно в продолжение почти двух часов, и в это время было убито наповал более половины людей двух полков»23.

, Генерал Милорадович не щадил себя, чтобы собрать расстроенные батальоны и снова повести их вперед. Он постоянно был в огне. Не без злой иронии об этом писал Ланжерон: «Он чувствовал свою ошибку и делал все, чтобы показать себя перед императором. Так как у него был прекрасный очень быстрый английский конь, он носился на нем галопом вдоль фронта под ядрами и пулями. Он кричал, проклинал, ругался на солдат, все время оказываясь между ними и врагом. Император был убежден, что никто не вел себя так героически, как он»24.

В критической ситуации отличился и дежурный генерал граф Волконский. Он схватил знамя Фанагорийского полка и бросился в самое пекло боя, увлекая за собой солдат. Тысячи голосов подхватили раскатистое «Ура!», и вся линия русских батальонов ринулась навстречу французским пулям. Вместе с русскими бросились вперед и австрийцы.


* Это было не по их вине; наших солдат учили всему, за исключением того, что нужно было знать. Они не умели стрелять; им великодушно отпускали по три пули в год для стрельбы в цель, а для этого и трехсот не было бы много. Некоторые полковые командиры проводили учения, используя пули из глины, но последние портили ружейные стволы Вообще, если наши солдаты дурно стреляли, зато безукоризненно делали ружейные приемы. (Прим. авт.).


Линии синих мундиров снова извергли пламя и грохот ружейного залпа, и французские солдаты, взяв штыки на руку, с мрачной решимостью двинулись навстречу волне русского натиска. Через минуту все потонуло в лязге штыков, ожесточенных криках, треске прикладов. Русские и французы не уступали друг другу ни в храбрости, ни в упорстве. Громоздя груды окровавленных тел, они почти 20 минут сражались с диким остервенением, практически не сходя с места. Австрийцы также соперничали в доблести со своими союзниками: Зальцбургский полк и батальон Ауэрсперга вели себя как герои, отмечал генерал Штуттерхайм.

«Что касается наших войск, — вспоминал генерал Тьебо, — невозможно найти таких похвал, которые были бы достойны их поведения. Они были несравненны в своем пыле, энергии и энтузиазме... Но как можно рассказать о храбрости наших солдат, не отметив доблести, с которой сражались русские? В этом отчаянном столкновении целые русские батальоны погибали на месте, и солдаты устилали своими телами землю так, что их трупы лежали, отмечая места, где стояли батальоны... До того момента, пока не наступили последние часы битвы, мы не брали пленных, кроме тех, кто сдавались сами... Впрочем, повсюду, кроме тех моментов, когда подобная беспощадность была вынужденной, наши солдаты с готовностью проявляли великодушие по отношению к русским, храбростью которых они восхищались»25.

Пока войска Сент-Илера отчаянно оборонялись, дивизия Вандамма перешла в решительное наступление. Ее стремительный удар опрокинул те русские батальоны, которые сражались к северо-востоку от Працена. «Унтер-офицер Никитин, который меня поддерживал под правую руку, был убит, — вспоминал генерал Берг, — и как он упал, он и меня потащил с собою на землю. Замучен до крайности, не мог я скоро подняться, и солдаты думали, что я убит, и вдруг меня все оставили, и поднявшись, увидел я, что четыре неприятельских солдата меня окружили... и потащили к французскому маршалу Сульту* »26.

Наступление Вандамма, приближение бригады Левассера окончательно решили дело. Русская линия заколебалась и бросилась бежать. «Напрасно Кутузов со своей свитой, император Александр и его адъютанты делали все, что могли, чтобы исправить столь ужасное поражение, которое, в сущности, было непоправимо, и восстановить порядок в войсках; им не удалось этого достичь. Император кричал солдатам: «Я с вами, я подвергаюсь той же опасности, стой!» — все было бесполезно: неожиданность и панический страх, бывший ее результатом, заставили всех потерять головы» 27.

Впрочем, Александр недолго пытался остановить бегущих солдат. Огромная толпа охваченных паникой русских и австрийцев хлынула вниз по склону. Штаб был увлечен этим потоком, и скоро вся свита Александра разбежалась в разные стороны. Даже верноподданнический Михаил овский-Данилевский вынужден был отметить: «Вообще, когда совершалось поражение четвертой колонны, смятение было так велико, что находившиеся при государе лица потеряли его из вида, сбились с дороги и присоединились к нему уже ночью, а иные через день, даже через два»28.


* Свидетельство Берга очень интересно. Оно опровергает едкие выпады по отношению к маршалу Сульту со стороны его подчиненного генерала Тьебо. «Маршал Сульт не исполнил во время битвы при Аустерлице никаких функций, соответствующих его званию, не разделил ни одну опасность с солдатами 4-го корпуса... Он появился перед дивизией Вандамма только в два часа пополудни, когда все основные бои уже закончились» (Thiebault D.P.C.H. Op. cit. t. 3, p. 507 — 508). Как видно, в момент решающего столкновения на Праценском плато, маршал Сульт находился в рядах дивизии Вандамма.


Отныне исход битвы был предрешен. Войска 4-й колонны в беспорядке покатились в сторону Аустерлица. Генерал Милорадович, быть может, совершал ошибки в командовании войсками, зато прекрасно умел составлять рапорты. Вот как он мотивировал и описал бегство союзных войск: «Австрийцы, кои было заняли позицию сзади, оставили оную и отступили назад. Столь гибельное положение, а сверх того, усталость людей, недостаток патронов, трудное местоположение и со всех сторон сильный неприятельский огонь привел до сего упорно сражавшихся солдат в беспорядок при отступлении оных. Я... собрал всех людей, кои проворно собрались, несмотря на пушечные выстрелы... повел я колонну в местечко Аустерлиц, дабы, взяв там патроны, примкнуть к действующему против неприятеля какому-либо полку»29.

Разумеется, ни к какому полку толпы беглецов у Аустерлица не примкнули. В 11.30 для солдат 4-й колонны битва закончилась...


ОТ САНТОНА ДО БЛАЗОВИЦА, 7.30-10.30

В то время когда бой уже вовсю кипел на южном крыле и когда начиналась атака Сульта на Праценское плато, на северной стороне поля сражения пушки еще молчали. Между 7 и 8 часами утра части, подчиненные маршалу Ланну, и кавалерия Мюрата стали выдвигаться и строить боевой порядок на уровне холма Сантон. Непосредственно левым крылом к Сантону встала в две линии дивизия Сюше. Позади Сюше продолжала располагаться дивизия Кафарелли. Рядом с пехотой Мюрат развернул всю свою кавалерию*. Интересно, что дивизия Келлермана, построенная в две колонны, расположилась впереди дивизии Сюше. «Дивизия легкой кавалерии, облаченная в парадную форму, с принцем Мюра-том во главе проскакала мимо нас и развернулась впереди наших полков около 8 часов утра», — вспоминал д'Эральд, офицер из дивизии Сюше30.

С другой стороны поля боя разворачивались войска князя Багратиона. Поскольку князь имел приказ не атаковать до успеха союзников на южном крыле, его войска, развернувшись в боевой порядок, не спешили начинать бой. Пехота под командованием генерал-адъютанта князя Долгорукого развернулась в две линии к северу от Брюннского шоссе. Кавалерия под командованием Уварова — к югу от шоссе. 6-й егерский полк занял деревни Голубиц и Круг.

С обеих сторон батальоны и эскадроны двигались в образцовом порядке. «Мы развернули каждый батальон в линию, держа ружья «под курок». Батальоны встали поэшелонно на дистанцию двести шагов в две линии так, чтобы батальоны первой линии не закрывали тех, которые стояли во второй»31, — рассказывал д'Эральд, а офицер артиллерии написал: «Наши 150 орудий двинулись вперед и, пройдя через интервалы батальонов трех первых линий, развернулись в боевой порядок в 50—100 шагах от пехоты. Так как я командовал конной артиллерией, я поставил свои пушки немного впереди остальных батарей... Все наши движения были выполнены в таком же порядке и с такой же точностью, как если бы мы были на Марсовом поле. Мы стояли недалеко от неприятеля, однако огонь еще не был открыт...»32 Одновременно с развертыванием дивизии Сюше она подалась «облическим»** шагом влево, а дивизия Кафарелли, стоявшая позади нее — вправо. Таким образом, обе дивизии оказались на одном уровне.


* Драгунская дивизия Вальтера — позади пехоты Кафарелли. Каждая бригада построилась в одну колонну, один эскадрон в затылок другому. Дивизия Буайе — правее в районе Гиршковица. Обе кирасирские дивизии — позади Вальтера в развернутом строю. Нансути справа, д'Опуль слева.

** Облический — косой шаг. При облическом шаге влево правой ногой шагали вперед, а левой — в сторону. Получалось так, что фронт смещался влево, сохраняя ориентацию по отношению к неприятелю. При облическом шаге вправо происходило то же самое, но в правую сторону.



Маршал Ланн не спешил начинать бой, потому что войска Бернадотта явно запаздывали. Только около 10 часов утра его дивизии форсировали ручей Гольдбах между Пунтовицем и Гиршковицем и стали медленно продвигаться вперед в пространство между центром и правым крылом союзников. Велит гвардии Баррес вспоминал: «Первый корпус, который стоял позади нас, двинулся вперед, обойдя справа и слева холм (Зг/ран). Солдаты и офицеры кричали «Да здравствует Император!», подняв свои шляпы на шпагах, саблях и штыках. Маршал Бернадотт во главе своих войск также приветствовал императора подобным образом, и все это под грохот барабанов, под звуки военной музыки, под гул орудий и треск ружейной пальбы»33.

Несмотря на энтузиазм солдат 1-го корпуса, их командир, видимо, считал, что осторожность — самая лучшая черта полководца, и его дивизии явно отставали от движения французских войск в центре. Войска Бернадотта никоим образом не помогли Сульту на Праценском плато, и к 10.30 развернулись в боевой порядок южнее Блазовица между частями Кафарелли и левым флангом Вандамма.

С русской стороны навстречу Бернадотту двигались части российской императорской гвардии под командованием великого князя Константина. Гвардия переправилась через реку Литтаву у Валькмюлле и пошла в направлении на Блазовиц. Примерно в километре к западу от переправы гвардейские части построились в боевой порядок. В первой линии развернутым строем встали знаменитые Преображенский и Семеновский полки. Между ними — гвардейская артиллерийская рота. Во второй линии — Измайловский полк и гвардейский егерский батальон. По флангам боевого порядка было поставлено по две пушки. Наконец, позади флангов пехоты расположились лейб-гусары и конная гвардия. Второй отряд гвардейцев, состоявший из лейб- гренадерского полка, кавалергардов и лейб-казаков, находился в этот момент далеко позади основных сил к востоку от Раусницкого ручья.

Интересно, что великий князь Константин не догадывался, что перед ним находится неприятель. Он считал, что войска, которые были видны напротив него, были австрийскими. Ядро, прилетевшее с французской батареи и вырвавшее ряд преображенцев, вывело Константина из заблуждения. Тогда великий князь решил выдвинуть вперед авангард и занять им деревню Блазовиц. Граф де Сен-При, французский эмигрант на русской службе, возглавил это наступление. Батальон лейб-гвардии Егерского полка и батальон семеновцев быстро заняли Блазовиц, выбив оттуда французских стрелков.

Однако в этот момент маршал Ланн, видя приближение частей Бернадотта, перешел в наступление. 13-й легкий полк из дивизии Кафарелли был послан для того, чтобы отбить Блазовиц. На поддержку ему были направлены два батальона 51-го линейного. 13-й легкий* под командованием полковника Кастекса устремился в атаку. Полковник, который сражался в первых рядах, был убит, но деревня была взята. Согласно французским рапортам, в деревне было взято в плен 300 русских гвардейцев и 250 было захвачено уже при отступлении из Блазовица. Остатки потрепанных батальонов присоединились к основной массе гвардии.

В этот момент слева от русских гвардейцев появились кавалерийские полки 5-й колонны князя Лихтенштейна. Впереди шел Уланский Его Высочества Цесаревича полк (10 эскадронов), за ним 18 эскадронов австрийцев". Едва только эта конница поровнялась с гвардией, она стала развертываться в боевой порядок. «Цесаревич Константин Павлович очень обрадовался прибытию 5-й колонны, — рассказывает полковая история, — он подскакал к Уланскому имени Его полку, поздоровался с солдатами, обнял и поцеловал барона Меллера-Закомельского и, обратясь к фронту, сказал: «Ребята, помните, чье имя вы носите, не выдавай!» «Рады умереть!» — воскликнули все в один голос...»34В озбужденные речью своего покровителя, не дожидаясь австрийцев, уланы стройными рядами ринулись в атаку.


* В общей сложности полк насчитывал не более 1 380 человек и, следовательно, был примерно равен по численности двум гвардейским батальонам, занимавшим Блазовиц.

** Уже в момент выступления из лагеря от 5-й колонны были отделены 3 полка русской кавалерии под командованием генерала Уварова: Харьковский и Черниговский драгунские, Елисаветградский гусарский


Это был действительно прекрасный по своему составу полк — отборные люди на отличных конях, новенькое обмундирование и экипировка. Его численность — около 1 300 человек* — равнялась таковой в некоторых французских кавалерийских дивизиях. Тем не менее офицеры и солдаты по большей части еще ни разу не участвовали в битвах и были совершенно неопытны, а кони не обстреляны...

Полк устремился вперед в бешеном порыве. Впереди с обнаженной саблей мчался генерал- лейтенант Эссен 2-й, командир всей русской кавалерии 5-й колонны. За ним ураганом пронеслись по полю плотные линии русских кавалеристов и с громовым «Ура!» обрушились на дивизию Келлермана.

Как уже отмечалось, легкая кавалерия Келлермана стояла в колоннах побри-гадно впереди пехоты. Правая — бригада Маризи — состояла из 4-го гусарского и 5-го конно-егерского полков. Судя по всему, атака русских улан была абсолютно неожиданной, а это в кавалерийских стычках — фактор определяющий. Французские гусары не успели ни развернуться в боевой порядок, ни контратаковать. Они были буквально сметены лавиной русской конницы. В рапорте о действиях легко кавалерийской дивизии дипломатично и коротко написано: «Эта атака казаков (речь, разумеется, идет об уланах) была столь яростной... что мы были вынуждены отступить до уровня нашей пехоты» 35.

Смяв французскую кавалерию, уланы продолжили свою отчаянную атаку и влетели на французские орудия. Октав Левавассер со своими пушками опять оказался в самой гуще схватки. «Ужасающие крики раздались из дыма, который закрывал от меня правую сторону, — вспоминал он, — галоп коней, звон сабель говорили о том, что это конная атака... Вся кавалерия великого князя Константина устремилась на мои орудия. Артиллеристы бросились кто под зарядные ящики, кто под пушки, другие принялись драться банниками... Я был прижат к нашим упряжным лошадям и сошелся в рукопашной схватке с офицером, который ударом сабли отрубил мне мизинец на правой руке. Вдруг его конь упал, сраженный пулей. Офицер бросился тогда к моему стремени и сказал мне (по-французски): «Согласитесь, мы с вами оба храбрецы». Он повторил несколько раз эти слова, оставшись рядом со мной и рассматривая себя как моего пленника»36.

Пуля, сразившая коня русского офицера, была выпущена из рядов пехоты Кафарелли. Солдаты этой дивизии с таким же спокойствием, как на учениях, построились в батальонные каре, пропустили сквозь интервалы всадников Келлермана, а затем открыли убийственный огонь по русской кавалерии. Полк улан цесаревича оказался зажатым между стенами пехоты. Тысячи ружей обрушили шквал свинца на храбрых всадников. Уланы в беспорядке заметались между французскими каре. Один за другим трещали залпы в упор. Только что храбро атаковавший полк смешался в беспорядке. Безумно скакали исступленно ржущие кони, кавалеристы, не находя выхода из гибельной ловушки, десятками падали под ливнем свинца...


* Согласно строевому рапорту на 1 ноября 1805 г., в полку числилось 1386 строевых. Без сомнения, за месяц это число уменьшилось. Ориентировочно можно считать численность уланского полка 1 300 человек.


Почти в тот же миг раздался тяжелый топот мощных коней и звон оружия. Это были кирасиры и карабинеры Нансути, которые стеной обрушились на мечущихся в смятении конников. А еще через несколько мгновений оправившиеся после неудачи гусары и конные егеря Келлермана налетели с фланга и тыла на пришедший в полный беспорядок полк. Половина улан была застрелена, зарублена, заколота, взята в плен (28 офицеров и 680 рядовых были убиты или пропали без вести согласно полковым документам)37. Командир полка генерал-майор Меллер-Закомельский был ранен пулей в грудь и попал в плен. Генерал-лейтенант Эссен 2-й был смертельно ранен. Остатки еще недавно блестящего полка крупным галопом понеслись в сторону войск Багратиона, спасаясь от преследования французской конницы. Однако на русских позициях собралось всего лишь 200 улан, остальные рассеялись. Многие не смогли удержать своих горячих необстрелянных донских коней, которые, закусив удила, унесли своих наездников в разные стороны. Это был полный разгром...

В это время дивизия Риво перешла в наступление. Его батальоны, пройдя Гиршковиц, стали развертываться в боевой порядок. Но к этому времени изготовились к атаке австрийские кавалерийские полки 5-й колонны. Лихтенштейн, прекрасный командир, «родившийся для битв», как сказал о нем Меттерних, бросает вперед Лотарингских кирасир и кирасир Нассау. Но белые эскадроны австрийцев встретил плотный огонь пехоты Риво. Тщетно австрийские генералы ведут снова и снова своих кирасир навстречу тесно сомкнутым колоннам. Французская пехота действует четко и слаженно, хладнокровно подпуская вражеских всадников на близкую дистанцию, а затем открывая убийственный огонь.

Генерал Карамелли был сражен насмерть французской пулей, Ауэрсперг, командир Лотарингского полка, также падает, обливаясь кровью, перед фронтом пехоты. Лихтенштейн был вынужден отказаться от дальнейших атак и увести свои расстроенные эскадроны от полного разгрома. Он отходит в сторону Праценских высот, где он снова попытается собрать их и прикрыть отступление союзной армии...

Великий князь Константин остался без кавалеристов Лихтенштейна. Он не получил никаких приказов и не знал, что делать. Осмотревшись вокруг и не видя поблизости ничего похожего на союзные войска, он решил, что самое лучшее в данной обстановке — присоединиться к центру союзных войск*. По его приказу гвардейские полки, построившись в колонны по отделениям, двинулись влево, в сторону Праценского плато, а чтобы прикрыть с фланга движение колонн на марше, были выделены отряды стрелков.


СНОВА ПРАЦЕНСКОЕ ПЛАТО, 11.30-13.00

Около 11.30 войска Сент-Илера и Вандамма, разбив 4-ю колонну союзников, остановились на Праценского плато. Что делать дальше, генералы не знали. Никаких приказов на этот счет не было. Однако их колебания продолжались недолго. Примерно в это время во главе своей свиты с эскортом из взвода гвардейских конных егерей показался Наполеон. «Вы все храбрецы!» — воскликнул он, обратившись к своим генералам. Император был явно доволен результатами боя. Однако нужно сказать, что эти результаты были, скорее всего, не совсем такие, на которые он рассчитывал накануне. На северном фланге дела шли успешно, однако медленное продвижение Бернадотта помешало достигнуть здесь быстрого и решительного успеха. С другой стороны, дела на южном крыле обстояли даже лучше, чем рассчитывал французский полководец. Легран и Фриан сумели полностью блокировать продвижение вперед главных сил союзников. Наконец, на Праценском плато, благодаря редкой отваге и мастерству, французские полки добились блистательного успеха. В этих обстоятельствах император отдает приказ Сент-Илеру и Вандамму делать захождение левым крылом вперед, чтобы окружить и разгромить колонны союзников, топтавшиеся вокруг Тельница и Сокольница.


* Пехота гвардии к этому времени была ослаблена. Около 1O часов утра по просьбе Кутузова поддержать союзников на Праценском плато великий князь послал батальон Измайловского полка, вокруг которого соберутся остатки разбитых войск. Кроме того, понесли потери батальоны, сражавшиеся в Блазовице.


Итак, главным движением этого дня стал марш корпуса Сульта левым крылом вперед (по часовой стрелке). Стоит вспомнить, что в диспозиции было черным по белому написано: «маневром дня... должен быть марш вперед по-эшелонно правым крылом вперед». Как можно еще раз видеть, план, существовавший к 8 часам вечера 1 декабря, был изменен. Входило ли это изменение в указания, данные Сульту и другим маршалам ночью и на рассвете, сказать сложно. Ясно одно — что генеральная диспозиция на день 11 фримера подобного маневра не предполагала.

В то время когда Сент-Илер и Вандамм начали свое движение, к Праценскому плато по указанию императора уже приближались части императорской гвардии. Именно в этот момент со стороны Крженовица были замечены какие-то массы войск, движущиеся к плато. Ясно, что это могли быть только русские полки. По приказу Вандамма в эту сторону была выделена часть бригады Шиннера (1-й батальон 4-го линейного и 2-й батальон 24-го легкого полков) для того, чтобы хотя бы на некоторое время задержать неприятеля.

Неизвестными войсками была русская гвардия под командованием Константина. Едва увидев справа от себя французские отряды, гвардейцы построились в боевой порядок. Тотчас преображенцы и семеновцы с криком «Ура!» бросились в штыки и опрокинули стрелков бригады Шиннера. В этот же момент в атаку двинулись конногвардейцы и лейб-гусары. На их пути оказались сомкнутые батальоны 4-го линейного и 24-го легкого полков. Едва русские гвардейцы увидели их, как тотчас же атаковали.

Майор Бигарре, командир 4-го линейного полка, так запомнил произошедшее: «Колонна из всей кавалерии русской императорской гвардии... развернулась на расстоянии ружейного выстрела от нашего батальона. Перед нами выкатили шесть орудий конной артиллерии, которые, открыв огонь картечью, посеяли беспорядок в рядах батальона... Первая атака (русских кавалеристов) была отбита огнем нашего каре в упор. Но следующую атаку третий русский полк (речь идет об атаке поэшелонно одним и тем же полком) произвел в тот момент, когда ружья были разряжены. Он прорвал каре, и его всадники, скача взад и вперед, порубили больше 200 человек... Командир батальона Ги и 10 офицеров были убиты и ранены в этом бою. Я получил больше 25 ударов палашом по голове, по плечам и по рукам. Впрочем, раны от них были не глубокие, а то и просто это были ушибы. 24-й полк легкой пехоты, который допустил ошибку и остался в развернутом строю, был также опрокинут этой кавалерийской атакой»38.

Во время отчаянного рукопашного боя орлоносец 4-го линейного был зарублен, а знамя упало на землю. Полковая история конногвардейского полка так рассказывает о происшедшем: «3-й взвод 2-го эскадрона, под командою поручика Хмелева, сшибает с ног французского знаменосца. Правофланговый наш рядовой Гаврилов соскочил с лошади, поднял упавшее французское знамя и только успел передать его подскакавшему рядовому Омельченке, как был поражен неприятельскими штыками. Французы кинулись вперед, чтобы спасти свое знамя, но рядовые Ушаков и Лазунов подскакивают на выручку Омельченке. Завязался бой на жизнь и на смерть, но все-таки знамя остается за нами, в руках Омельченки... Омельченко, Ушаков и Лазунов сами привезли к Наследнику Цесаревичу отбитое знамя»39.

Эта версия, как кажется, соответствует действительности, хотя майор Би-гарре будет позже клясться и божиться, что ни он, ни его солдаты не заметили потери орла в дыму и пыли. Хотя не исключено, что те солдаты, которые пытались спасти знамя, были убиты или ранены*.

В тот момент, когда началась атака русской гвардии, на плато поблизости почти не было французских полков. Французская пешая гвардия была еще на подходе, и в распоряжении императора не было ничего, кроме гвардейской кавалерии. Маршал Бессьер рассказывает в своем рапорте: «Император отдал мне приказ двинуться вперед с кавалерией, чтобы поддержать 4-й полк линейной пехоты и 24-й легкой пехоты, сильно атакованные неприятелем". Я тотчас же приказал полковнику Морлану с двумя эскадронами конных егерей идти на левом крыле и атаковать вражескую пехоту... Я заметил, что противник желал обойти меня справа, и тотчас же послал генерала Орденера с тремя эскадронами конных гренадер, чтобы удержать его, а князя Боргезе еще с одним эскадроном я поставил уступом справа и позади от генерала Орденера. Это движение я приказал поддержать артиллерийской батарее командира эскадрона Догеро. Полковник Морлан бросился со своими войсками на вражескую пехоту и врубился в нее. Началась отчаянная рукопашная схватка. Конные егеря, понесшие потери от картечи и ружейного огня, на какой-то момент вынуждены были уступить перед численным превосходством, но они отступили в порядке» 40.

На самом деле атака Морлана была, без сомнения, неудачной. Русская пехота, используя естественные препятствия, и в частности виноградники, встретила французских конных егерей огнем и штыками и остановила их. Не слишком ясно, что делали в этот момент конные гренадеры. Похоже, что на этом этапе боя они либо не приняли участия в схватке, либо также были отражены, хотя и не понесли практически никаких потерь.

Тот факт, что французская кавалерия была опрокинута в начале боя между гвардиями, подтверждается воспоминаниями генерала Друэ: «Император... вызвал мою дивизию, чтобы поддержать центр. Чтобы скорее прийти на угрожаемый пункт, я пошел через болотистую местность и построил прямо на ходу мою дивизию в колонны пополубатальонно. Я атаковал русских. Их кавалерия устремилась вперед с большой решительностью и проскочила в интервалы между моей пехотой, чтобы атаковать гвардейских конных егерей, которые приводили себя в порядок после атаки позади моей дивизии»41.


*Орел 4-го линейного полка был единственным знаменем, отбитым у французов в Аустерлицкой битве. Вплоть до самой революции 1917 г. это знамя, как священная реликвия, хранилось в полковой церкви Лейб-гвардии Конного полка.

** По версии большинства русских источников, атака французских гвардейских эскадронов началась еще до разгрома 4-го линейного и 24-го легкого полков. Согласно этим источникам, атака французов была нацелена против русской пехоты. Когда она была отражена, в бой вступили лейб- гвардии конный и лейб-гвардии гусарский полки. Возможно, что поражение пехоты Шиннера и контратака Бессьера происходили примерно в одно время, поэтому участники путаются, определяя последовательность боя.


В результате буквально в двух шагах от штаба возникло замешательство, а беглецы 4-го линейного оказались прямо рядом с императором. «Они бежали почти на нас и на Наполеона, — вспоминал Сегюр. — Напрасны были усилия их остановить. Они ничего не слушали и на наши упреки в том, что они покидают поле боя и своего императора, они отвечали лишь машинальным криком «Да здравствует Император!», который они издавали и бежали дальше со всех ног. Наполеон улыбнулся с сожалением и, сделав небрежный жест, сказал нам: «Оставьте их». Он сохранял абсолютное спокойствие»42.




Битва при Аустерлице, Ситуация на 12 часов


В этот же миг император позвал своего адъютанта генерала Раппа: «Там, кажется, беспорядок. Возьмите гвардейскую кавалерию и восстановите бой». Храбрецу Раппу не надо было повторять подобный приказ дважды. Он тотчас же схватил два эскадрона конных егерей, один — конных гренадер, роту мамелюков и устремился вперед. «Я отправился галопом и скоро увидел результаты разгрома. Кавалерия была среди наших каре и рубила наших солдат. Немного позади мы видели пешие и конные массы в резерве. Противник оставил свою добычу и стал разворачиваться навстречу нам. Несколько артиллерийских орудий прилетели в галоп, и я развернул их против них. Мы двигались в сомкнутом порядке... «Смотрите, — прокричал я. — Там топчут наших друзей, наших братьев по оружию! Отомстим за них, отомстим за наши знамена!»43

С громовым «Да здравствует Император!» егеря и мамелюки рванулись в бешеный галоп. Лейб-гусары и конногвардейцы не успели сделать нескольких шагов, чтобы разогнаться для атаки, и бешеный вихрь наполеоновских «кентавров» обрушился на почти неподвижную массу русских всадников. Яростные удары сабель конных егерей, свист кривых клинков мамелюков, дикие крики и вопли сражающихся на несколько мгновений наполнили Праценское плато.

«Хотя раненый и промокший, я поднялся и закричал: «К оружию!» — рассказывал лейтенант Дюпэн из 4-го линейного, который, подобно сотням солдат, лежал на земле, чтобы избежать ударов русских палашей, — по этому крику, тысячу раз повторенному, все, кто могли, встали и бросились помогать гренадерам и мамелюкам. Невозможно вообразить, насколько отчаянной была эта схватка и эта резня»44.

Бой был яростный, но короткий, и вот уже опрокинутые, рассеянные лейб-гусары и конногвардейцы понеслись карьером, преследуемые стремительной волной французских кавалеристов. Эскадроны Раппа с ходу бросались на все, что им попадалось по пути: рубили, кололи, опрокидывали, брали в плен...

«Эта атака кавалерии императорской гвардии, — сказал Наполеон, — одна из самых прекрасных, которые когда-либо имели место, и делает честь равным образом и командиру, который ею руководил, и отборным войскам, которые ее исполнили. Какова бы ни была сила линий неприятеля, вставших на их пути, будь то кавалерия, будь то пехота, — ничто не смогло устоять под страшным ударом, все было опрокинуто»45.

Отброшенные этим ударом русские гвардейские части начали отход кто в порядке, кто в беспорядке. «С этой минуты положение гвардии сделалось крайне затруднительным, — повествует История лейб-гвардии гусарского полка. — Ровная местность нигде не представляла выгодной позиции, между тем топкий ручей и ужасная грязь препятствовали движению войск... До переправы оставалось версты полторы. Неприятельские силы, с каждою минутою возраставшие числом, не давали нам ни минуты отдыха, а напротив, немедленно бросались в атаку, лишь только замечали, что мы останавливаемся...» 46

Стрелки из дивизии Друэ поддержали атаку Раппа. Продвигаясь вслед за гвардейскими эскадронами, своим точным огнем они наносили большие потери отступавшим русским пехотным частям. Особенно сильно пострадали семенов-цы. Судя по всему, мамелюкам и конным егерям удалось врубиться в каре лейб-батальона Семеновского полка. Каре не было опрокинуто, но превратилось в бесформенную толпу, которая отчаянно отбивалась от наседающих французских всадников. В яростном бою вахмистр мамелюков Антуан Роне захватил одно из знамен батальона*.


*Скорее всего, речь идет о древке без полотнища. Взятие знамени подтверждают только французские источники.


В этот момент с противоположной стороны речки к плотине подходил второй эшелон русской гвардии. Впереди шли пять эскадронов кавалергардов и две сотни лейб-казаков. Эскадроны лучшего в России конного полка были не только в полном составе — на пять эскадронов приходилось 800 человек (!) — но и к тому же он был необычайным образом облачен в самую полную парадную форму, которая только существовала. Князь Репнин, исполнявший в этот день обязанности командира полка, вспоминал, что с утра они выступили, столь мало помышляя о битве, что «Кавалергардскому полку было приказано готовиться к инспекторскому смотру», и потому «начали чиститься, одеваться, пудриться, приделывать чепраки, вновь привезенные из Петербурга»47.

Действительно, кавалергарды нагоняли армию на марше. Утром 2 декабря полк был еще в 14 км от Аустерлица, его офицеры понятия не имели, что в этот день состоится генеральное сражение, и только по звукам канонады узнали, что впереди кипит битва. «Пройдя Аустерлиц, — рассказывал князь Репнин, — увидели мы весь горизонт, покрытый боем». Едва полк успел переправиться через Раусницкий ручей по плотине у Валькмюлле, как прискакал великий князь Константин, который прокричал, обращаясь к полку: «Выручайте пехоту!»

Кавалергарды пришпорили коней и, поднявшись из долины реки, «увидели перед собой семеновцев, окруженных кавалерией, отбивающих у нее свои знамена. Кругом ни вправо, ни влево не видно было русских частей войск, видны были лишь кучки бегущих, а общим фоном этой картины была стена французской пехоты»48.

Это был первый бой кавалергардов. Ни офицеры этого полка, элита санкт-петербургской аристократии, ни солдаты, лучшие в физическом отношении высокие рекруты, в большинстве своем никогда не нюхали пороха. Но положение обязывает. Они были первым полком российской конной гвардии, и потому, несмотря на неожиданность, несмотря на очевидное катастрофическое положение, кавалергарды с ходу развернулись к атаке. Трубы пропели короткий сигнал, и стройные эскадроны облаченных в белоснежные колеты всадников, увенчанных высокими черными касками с гребнем, сначала рысью, а потом галопом ринулись навстречу неприятелю.

Выбирать цель особенно не приходилось. Нужно было атаковать прямо перед собой. Поэтому три первых эскадрона, стоявших, как им и положено, на правом фланге полка, понеслись на французскую пехоту, а 4-й и 5-й эскадроны — прямо навстречу коннице Раппа*.

При виде атакующей русской кавалерии французские стрелки хлынули назад, «, а генерал Друэ остановил свои батальоны, стоявшие в сомкнутом строю. «Я дал приказ, — вспоминал он, — полковникам моей дивизии приготовиться, чтобы достойно ее (конницу) встретить. Когда русская кавалерия показалась в интервалах, на нее обрушился плотный огонь в упор. Она понесла большие потери и была обращена в бегство»49.

На самом деле потери трех первых эскадронов кавалергардов были не слишком велики**. Однако нет сомнения, что шквал перекрестного огня целой дивизии преодолеть было невозможно, и первые эскадроны, смешавшись, поскакали назад. Зато 4-й и 5-й врубились в ряды конных егерей и мамелюков. Завязалась отчаянная схватка. Опрокинутые конные гвардейцы и гусары воспрянули духом и снова бросились в бой. Для французской гвардейской кавалерии и лично Рап-па настал момент тяжелого испытания. Самого Раппа пытались окружить со всех сторон, его ранили в голову, а конь под ним был ранен пять раз! Но успех русских кавалеристов был недолгим. В бой устремились французские конные гренадеры на своих громадных черных конях. Как рассказывает легенда, они влетели в схватку с возгласом: «Заставим плакать санкт-петербургских дам!».


* Вместе с этими эскадронами в атаке принимал участие 1-й взвод 1-го эскадрона под командой корнета Альбрехта. Этот взвод перед началом боя отвез штандарты кавалергардского полка в Аустерлиц. А затем, нагнав полк, встал в хвост колонны и потому оказался вместе с последними эскадронами.

**Из полковых документов известно, что первые три эскадрона потеряли ранеными (все ранения огнестрельные) 19 рядовых. Разумеется, были и убитые, однако известно только общее количество убитых и пропавших без вести. Исходя из количества раненых, можно предположить, что в первых трех эскадронах было убито 5—7 человек.


На этот раз свалка была ужасной. Конные егеря, кавалергарды, конные гренадеры, конногвардейцы, мамелюки — все смешались в дикой исступленной драке. Это был тот редкий случай в быстротечных обычно кавалерийских сшибках, когда исход боя решался в упорном, кровавом рукопашном бою. В течение четверти часа не было слышно ничего, кроме остервенелых криков сражающихся, лязга стали и хрипа коней... «Эта четверть часа показалась нам вечностью, — вспоминал пеший гренадер императорской гвардии Куанье, который из рядов своего батальона с тревогой всматривался в ужасную свалку, — мы не могли ничего разобрать в дыму и пыли. Мы боялись увидеть наших товарищей разбитыми, поэтому медленно двигались вслед за ними. Если бы они были опрокинуты, то наступила бы наша очередь»50. Но очередь Куанье не наступила. Клубок всадников заколебался, дрогнул, и вдруг хлынул в сторону узкой плотины Валькмюлле... Русская конная гвардия была разбита.

Через несколько минут к Наполеону и его свите подлетел кавалерист с обломком сабли в руке. Он резко остановил взмыленного забрызганного кровью коня прямо перед императором и громко воскликнул: «Сир! Мы опрокинули, изрубили русскую гвардию. Ее артиллерия взята!» Это был Рапп, который в разодранном мундире, без шляпы, с гордо поднятой всклокоченной головой сообщил Наполеону результаты легендарной атаки. Таким он вошел в историю на легендарном полотне Франсуа Жерара...

Это произошло около часа дня. Центр союзников был окончательно рассеян, русская гвардия покинула поле сражения. Спустя некоторое время к императору подвели захваченных в плен офицеров кавалергардов, и впереди них был князь Репнин.

— Ваше имя, сударь, — обратился император к князю.

— Князь Репнин.

— Вы командуете гвардией императора Александра?

— Я полковник и командир эскадрона в полку кавалергардов.

— Ваш полк достойно исполнил свой долг.

— Это самая прекрасная награда — получить похвалу от великого человека.

— Я с удовольствием воздаю вам должное. А кто этот молодой человек рядом с вами?

— Это сын генерала Сухтелена. Он служит поручиком в моем эскадроне.

— Не слишком ли он юн для того, чтобы сражаться с нами?

— Не обязательно состариться, чтобы стать отважным, — смело ответил поручик*.

— Прекрасный ответ, молодой человек. Вы далеко пойдете, — произнес Наполеон, и добавил: — Пусть этих господ отведут на мой бивак, пусть о них хорошо позаботятся и пусть доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин»51.


* По одной из версий, Сухтелен ответил фразой из трагедии Корнеля: «Да, молод я, но для благородных сердец храбрость не ждет числа годов (Oui, je suis jeune, il est vrai, mais aux cceurs bien ne la valeur n'attends pas le nombre des annees)».


ОТ ПОЗОРЖИЦА ДО БЛАЗОВИЦА, 10.30-16.30

После атаки улан цесаревича и взятия французами Блазовица бой на северном крыле продолжался, но обе стороны ограничивались артиллерийским огнем и отдельными кавалерийскими атаками. Согласно рапорту дивизии Келлермана, легкая кавалерия этой дивизии ходила в атаку восемь раз, причем половина этих атак была произведена еще до начала решающего столкновения между пехотными линиями. Вместе с гусарами и конными егерями Келлермана в атаку ходили и драгуны Вальтера. С ними скрещивали сабли русские гусары и драгуны Чаплица, Витгенштейна и Уварова.

В частности, сразу после того как 13-й легкий захватил Блазовиц, с обеих сторон в атаку опять устремилась кавалерия. Уваров, который командовал русской конницей на этом участке поля сражения, писал в своем рапорте следующее: «Увидал я цесарскую (австрийскую) инфантерию опрокинутою неприятелем и бегущую с левого фланга на правый перед моим фронтом. Неприятельская кавалерия, воспользуясь сим беспорядком, и за бегущею цесарскою инфантериею приблизилась к Елисаветградскому гусарскому полку, который храбро употреблял все возможное, чтоб удержать неприятеля, не щадя даже цесарскую инфантерию52. Иначе говоря, русские гусары начали рубить австрийских пехотинцев!

Колен пишет: «Здесь произошло довольно странное и малоизвестное событие. Согласно многим французским реляциям среди защитников Блазовица были австрийцы, и русская кавалерия порубила их, в то время как они сдавались в плен 13-му легкому и 51-му линейному. Однако известно, что австрийской пехоты не было в Блазовице, и наши солдаты, очевидно, спутали их с русскими из-за схожести униформы. Так что, очевидно, русская кавалерия рубила свою собственную пехоту»53. Рапорт Уварова, в котором несколько раз подчеркивается, что бежали именно австрийцы, доказывает, что французские солдаты ничего не перепутали — русская кавалерия рубила именно союзников, а не русских солдат.

В истории лейб-гвардии Егерского полка, составленной на основе полковых документов, также говорится о том, что в Блазовице вместе с лейб-егерями были австрийцы, которые, «увидев французов, разбежались и кинули ружья»54. Откуда взялись австрийцы в Блазовице, действительно не очень понятно. В ряде русских источников упоминается, что сюда был направлен один из австрийских батальонов колонны Коловрата. Кроме того, вместе с русской гвардией действовала австрийская батарея Цокки. Быть может, это были солдаты из ее прикрытия. Так или иначе, этот эпизод, хотя и не имел никакого серьезного влияния на ход боя, ярко показывает отношения, которые сложились между союзниками в эту войну.

Мюрат, видя перед собой странное зрелище, вначале не поверил, что это действует русская кавалерия. Он «подумал, что это баварцы*, и приказал (своей конной артиллерии) прекратить огонь, — сообщает рапорт начальника штаба Мюрата. — Принц оказался в опасности, и офицеры его штаба и эскорт должны были решительно атаковать, чтобы защитить его. Поняв свою ошибку, принц бросил в атаку кавалерию генерала Нансути, которая, выйдя из-за правого фланга пехоты, двинулась на врага, а он, со своей стороны, двинулся на нее. И так началась великолепная и блистательная схватка конницы, — повествует далее рапорт в стиле средневековых хроник. — В течение четырех или пяти минут все смешалось, и с обеих сторон рубились саблями. Храбрые полки карабинер, поддержав свою старую репутацию, и второй полк кирасир опрокинули врага на его вторую линию. Тогда вступила в бой эта линия. С нашей стороны против нее вступила линия из кирасирских полков. Три атаки были проведены одна за другой, и повсюду враг был опрокинут, оставив много убитых на поле сражения. Эта прекрасная атака... сделала нас хозяевами высот рядом с Кругом и Голубицем так же, как и самими деревнями. Было взято также восемь артиллерийских орудий, и все неприятельские войска, стоявшие слева от дороги, были опрокинуты»55.


* Как известно, баварцы не участвовали в битве при Аустерлице, но они были недалеко, сдерживая корпус Фердинанда. Судя по всему, во французской армии многие считали, что баварцы подошли или могли подойти к полю сражения. В любом случае, как только видели какую-то непонятную форму или войска, идущие в странном направлении, сразу говорили, что это баварцы. Тем более что в описанном происшествии участвовали не только русские гусары, но и драгуны, а они, как известно, носили высокие черные каски, очень напоминавшие каски баварской армии.


Рапорт Уварова хотя, конечно, и выдержан в других тонах, но, в общем, подтверждает донесение штаба Мюрата. «Решился сам атаковать, — пишет Уваров, — и ударя неприятеля, вскакавши в его линию, продолжали рубиться с жестокостью, от чего урон с обеих сторон был весьма ощутителен. В сие ж время инфантерия и артиллерия неприятельская, подвинувшись на мои фланги, произвела такой огонь, что при всей храбрости полков, в команде моей бывших, принужденными нашлись отступить и ретироваться через речку»56.

В это время Багратион произвел попытку отвлечь внимание французов атакой на их крайний левый фланг. Между Бозеницем и Сивицем он двинул в атаку 5-й егерский полк, поддержанный казаками и мариупольскими гусарами. Эта атака была отбита 17-м легким, гусарами Трейяра и конными егерями Мильо, а также огнем артиллерии с Сантона.

Пока на флангах кипела ожесточенная кавалерийская рубка, пехота с обеих сторон оставалась недвижимой. «Мы стояли в развернутом строю, по команде барабанной дробью огонь прекратился, — писал д'Эральд, вспоминая о том, как была отражена последняя атака русской кавалерии на дивизию Сюше. — В каждом батальоне командиры приказали выйти вперед (на несколько шагов) знаменосцу и фланговому с гидоном*, а затем выдвинули батальон на эту линию. Шеренги были выровнены, и была отдана команда «под курок». Маршал (Ланн) скакал взад и вперед вдоль нашего фронта. Мы не двигались... Наши вольтижеры, обученные в ходе кампании старыми солдатами, были единственными, кто вел бой, рассыпавшись в цепи... Русские ядра врезались в сомкнутые ряды. Наши солдаты встречали смерть, недвижно стоя на месте, держа ружья в соответствии с командой. Ядра и гранаты, которые попадали в землю перед нами, отскакивали рикошетом и, перелетая через строй пехоты, поражали иногда линию кирасир, которые снова встали в 600—700 шагах позади нас. Когда ядра попадали в кирасы, раздавался такой звук, как будто били по котлу. Было примерно 11 часов дня. К счастью для наших батальонов, русская артиллерия перенесла свой огонь на наши пушки, которые менее чем в три четверти часа были выведены из строя»57. Рапорт Сюше подтверждает слова его офицера: «Пехота, развернутая в линию, выдерживала с самым большим спокойствием орудийный огонь. Вырванные ядрами ряды тут же заполнялись. Приказ Его Величества был пунктуально выполнен, и, быть может, в первый раз на войне большая часть раненых самостоятельно добиралась до госпиталей»58.

Только около полудня, после того как кирасиры Нансути окончательно отбросили кавалерию Уварова, французская пехота перешла в наступление. Дивизия Кафарелли почти что беспрепятственно заняла Круг и Голубиц. В это же время кирасиры д'Опуля, передвинувшись к левому флангу пехоты, вместе с драгунами Вальтера и легкой кавалерией атаковали русскую пехоту и казаков в районе Сивица и Коваловица.


* Речь идет о небольшом значке, который фланговые носили воткнутым в дуло ружья.


Теперь наступила очередь дивизии Сюше. По приказу маршала Ланна его дивизия сделала перемену фронта, выдвинув свой правый фланг вперед, и двинулась навстречу пехоте Багратиона, которая располагалась наискосок по отношению к главной дороге. Левый фланг русских батальонов упирался в Позоржицкую почту, а правый находился немного впереди Коваловица. Увидев приближение французов, линия войск Багратиона двинулась навстречу им.

Участник этих событий д'Эральд, вероятно, надолго запомнил произошедшее дальше и оставил очень яркое и точное описание пехотного боя между дивизией Сюше и войсками Багратиона: «Раздались звуки русских рожков. Солдаты всех их батальонов... сняли ранцы... Русская артиллерия прекратила огонь, и линии пехоты двинулись на нас под звуки музыки. Мы стояли с ружьем «под курок» в полной тишине, наши роты вольтижеров отступали перед русскими батальонами, ведя убийственный огонь. Когда до неприятеля оставалось около 200 шагов, маршал Ланн, постоянно носившийся в галоп вдоль нашей линии, подъехал к барабанщикам... приказал бить атаку и ускакал. Генерал Сюше спрыгнул с коня и встал справа от гренадер, сказав, что в этой ситуации он хочет доказать им все свое доверие. Солдаты закричали «Вперед!», и по всей линии раздался громовой клич «Да здравствует Император!», который всегда предвещал смертельную схватку. Офицеры удерживали солдат, которые хотели идти слишком быстро... Перед нами был небольшой овраг, отделявший русских от французов. Наши стрелки держались в нем некоторое время, а затем оставили его, побежав в нашу сторону. Русские устремились вперед, перешли овраг и скорым шагом двинулись на нас со штыками наперевес. Наши батальоны, держа ружья «под курок», медленно шли навстречу. В десяти шагах от нас первая линия русских остановилась и дала залп. Французские батальоны взяли штыки на руку, идя стройными рядами, как на маневрах в Булонском лагере. Они ускорили шаг. Многие русские батальоны заколебались и повернули назад, другие встретили нас стоя на месте. Они получили залп в упор и были опрокинуты с первого удара»59.

Одновременно с этим наступлением пехоты Мюрат выдвинул вперед свою кавалерию. Драгуны Вальтера и кирасиры д'Опуля вместе с легкой кавалерией Келлермана, Трейяра и Мильо поскакали в атаку слева и справа от пехоты. Все русские войска, стоявшие севернее Раусницкого ручья, были отброшены и начали отступать вдоль шоссе. В особенно трудную ситуацию попал Архангелогородский полк и его шеф генерал Каменский 2-й. «Упорно, но непродолжительно было сопротивление Каменского, — рассказывает Михаиловский-Данилевский. — Несколько раз конница окружала его, атакуя со всех сторон; в промежутки нападений французы громили его артиллериею. В один час выбыло из строя в Архангелогородском полку с лишком 1 600 человек. Полк отступил в расстройстве, и здесь едва не погиб граф Каменский... При общем смятении упал он с лошади, пробитой ядром. Батальонный адъютант Закревский... предложил ему свою лошадь, и граф Каменский спасся на ней, выводя из огня остатки полка своего. Тогда, видя несчастный оборот дел в центре, князь Багратион начал отступать, сохраняя свое обычное хладнокровие»60.

Конница Мюрата и пехота Ланна теперь двинулись вперед всем фронтом, опрокидывая все, что попадалось им на пути. «Никогда в битве не сражались с таким порывом, — гордый за своих кавалеристов, написал в рапорте Мюрат. — Никогда еще не шли вперед в таком порядке, никогда движения и эволюции не совершались с таким спокойствием и точностью, несмотря на град ядер, гранат, картечи и пуль, который сыпался на наши войска. Целые ряды выносили неприятельские снаряды, но они тотчас же смыкались, и ни один солдат не оставлял строя...»61

Наступающие батальоны и эскадроны французов опрокинули часть русского правого фланга в Раусницкий ручей. Особенно досталось кавалерии Уварова. Среди отступавших была и конная батарея под командованием Ермолова. Вот что он вспоминал об этом моменте: «Потеря наша наиболее умножилась, когда войска стеснились у канала чрезвычайно топкого, на котором мало было мостов, а иначе, как по мосту, перейти через оный было невозможно. Здесь бегущая конница наша бросилась вброд и потопила много людей и лошадей, а я, оставленный полками, при коих я находился, остановил свою батарею, предполагая своим действием оной удержать преследующую нас конницу. Первые орудия, которые я мог освободить от подавляющей их собственной кавалерии, сделав несколько выстрелов, были взяты, люди переколоты, а я достался в плен*» 62.

Самое удивительное при этом то, что генерал Багратион сумел, благодаря своей энергии и мужеству, оторваться от наседающих со всех сторон французских войск, вывести свои части из боя и отойти со своей пехотой к Раусницу, где русские полки привели себя хотя бы в относительный порядок. Части Багратиона сумели избежать разгрома еще и потому, что к ним в последний момент пришла неожиданная помощь. Со стороны Ольмюца на шоссе показалась 12- орудийная батарея. Это были австрийские пушки майора Фриренбергера. Подобно русской гвардии, они догоняли армию, и прибыли уже в самый разгар битвы. Австрийский офицер своевременно развернул свою артиллерию на удобной позиции на небольшом возвышении к северу от шоссе и при виде наступающих французских полков открыл ураганный огонь. «Стрельба велась так умело, что неприятель был вынужден отвести назад свои батареи, — отмечалось в австрийской реляции о битве, — и наступление всего французского левого крыла остановилось» 63.

Нет сомнений, что части Ланна и Мюрата были утомлены долгим отчаянным боем, и прибытие даже небольшого австрийского резерва сыграло значительную роль. Кроме того, Мюрат и Ланн слышали далеко позади себя справа грохот пушек. Они решили, что следует проявить осторожность. «Желанием Его Императорского Высочества (Мюрата) было продолжать преследование противника и захватить высоты Раусница и Аустерлица, куда он отступил, — написано в рапорте, составленном в штабе Мюрата. — Но на правом крыле все так же продолжался бой. Принц, не имея новостей... опасаясь, что Его Величеству могут потребоваться его войска, решил прекратить движение вперед, чтобы не удаляться от главных сил еще более. Было приказано остановить марш, чтобы в случае чего послать подкрепление Его Величеству»64.

Примерно в 16.30 огонь прекратился по всей линии войск Мюрата и Багратиона. Отрядам дивизии Кафарелли, которые продвинулись за Раусницкий тучей, было приказано вернуться обратно. Французские войска остановились з результате поперек шоссе примерно в 2 км впереди Позоржицкой почты. Их левый фланг стоял немного западнее Коваловица, а правый фланг располагался вдоль Раусницкого ручья перед Голубицем.

* Ермолов был освобожден полковником Елисаветградского гусарского полка, который во главе нескольких драгун Харьковского полка отбил у нападавших храброго офицера. В этой фразе нет ошибки — гусарский полковник действительно скакал с несколькими драгунами. Рядом с полковником не осталось ни одного человека из его галка, «по чему судить должно о беспорядке», замечает Ермолов.


СОКОЛЬНИЦ, АУЭЗД И ЗАЧАН, 13.30-16.30

В то время как войска Наполеона громили центр и оттесняли правый фланг союзников, южное крыло русско-австрийской армии продолжало оставаться недвижимым в районе Тельница и Сокольница. Войска не двигались ни назад, ни вперед. Генерал Буксгевден, командующий обходящей группировкой, находился на небольшом холме к юго- востоку от Сокольница, а войска первой колонны стояли еще южнее. Генерал Ланжерон язвительно написал о своем непосредственном командире: «Гордый своим небольшим успехом в Тельнице, он, надувшись от сознания своей важности, неподвижно стоял на холме и не отдавал ни одного приказа. Его лицо было малинового цвета (по причине опьянения),и было такое впечатление, что он не понимает, что происходит вокруг. Я сообщил ему то, что произошло в Працене — что нас обошли, и что мы окружены врагом. Он мне грубо ответил: «Генерал, вы везде видите врагов». Тогда я ему малопочтительно ответил: «А вы уже в таком состоянии, что их не видите нигде!»65

Факт нетрезвого состояния Буксгевдена невозможно проверить. Необходимо отметить, что между Ланжероном и Буксгевденом сложились более чем плохие отношения, и в своем рапорте главнокомандующему Буксгевден также нашел слова, чтобы ответить Ланжерону: «Граф Ланжерон известен мне был еще штаб-офицером. Я знал его весьма храбрым и здесь недостатка в отважности присвоить ему не могу. Но разность быть в сражении яко штаб-офицеру и яко генералу. Здесь, кроме личной храбрости и теории, потребны опыты, образующие нужной командующего характер и присутствие духа» 66.

Тем не менее совершенно очевидна пассивность и нерешительность командующего обходящей группировкой. Буксгевден получил от Кутузова приказ отступать в направлении Ауэзда и Гостерадека еще до полудня, однако по непонятным причинам он более двух часов простоял без дела, а главнокомандующий не проверил выполнение своего распоряжения.

В то время как войска союзников стояли в нерешительности, французские дивизии предприняли энергичное наступление. Дивизия Сент-Илера двинулась на Сокольниц и Замок в тыл Пржибышевскому и Ланжерону, а дивизия Ван-дамма начала перемещаться в сторону Ауэзда с целью отрезать путь отступления первой колонне. Едва Сент-Илер начал свой марш, как навстречу ему попался Курский полк, который Ланжерон направил на помощь бригаде Каменского. Два русских батальона оказались один на один с французскими колоннами, идущими со всех сторон, так как в это время с севера подходила бригада Левассера, а позади Сент-Илера шла драгунская дивизия Буайе. Сам Ланжерон так описал произошедшее: «Два батальона Курского полка, отправленные мною на помощь графу Каменскому, не нашли его уже на Праценских высотах и даже не успели туда дойти... в одну минуту они были окружены, рассеяны, изрублены кавалерией, расстреляны артиллерией, одну половину потеряли убитыми, а другая была взята в плен. Орудия и знамена были взяты противником»67.

После этой короткой схватки Сент-Илер продолжил свое движение на Сокольниц на помощь Фриану. Генерал Фриан со своей стороны проявил не просто мужество и стойкость в обороне, но и действовал с максимальной инициативой. Как только он понял, что противостоявшие ему войска обойдены с тыла, он тотчас, несмотря на численное превосходство неприятеля, перешел в наступление на Сокольниц и Замок. В результате колонна Пржибышевского оказалась скованной боем и не могла оторваться от наседавших французских полков. Над 3-й колонной нависла угроза полного окружения. Напрасно Пржибышевский послал адъютантов к Буксгевдену и Кутузову, чтобы сообщить им о своем положении и договориться о совместных действиях — ни один адъютант не доскакал даже до Ланжерона, не говоря уже о Кутузове.

Войска Пржибышевского занимали к этому времени оба берега Гольдбаха в районе Замка. На западном берегу стоял генерал-майор Штрик с четырьмя полками (Бутырский полк, 7-й егерский, Галицкий, два батальона Нарвского), на восточном — генерал Вимпфен с оставшимися батальонами (Азовский полк, Подольский и один батальон Нарвского). Часть русских войск укрепилась непосредственно в Замке. Кроме этого, вместе с войсками Пржибышевского оказалась отрезанной часть 2-й колонны — Пермский полк и один батальон Курского полка, стоявшие южнее Сокольница. Только 8-й егерский и Выборгский мушкетерский сумели вовремя отступить и продвигались к Ауэзду.




Битва при Аустерлице. Ситуация на 14 часов


Таким образом, вокруг Сокольница и Замка сгрудились 22 русских батальона. Это были очень значительные силы. Если бы командование осуществлялось четко, вполне можно было, прикрыв тыл небольшим отрядом, броситься навстречу полкам Сент-Илера, отбросить их и прорваться из окружения. Однако русские генералы, судя по всему, совсем потеряли голову и лишь пассивно оборонялись.

Войска Сент-Илера перешли в решительную атаку. В центре, прямо на Замок, двинулась бригада Тьебо, правее — бригада Морана, левее — бригада Варэ, с севера, отрезая последний путь к отступлению, шла бригада Левассера из дивизии Леграна. Наконец, на помощь им прибыла 3-я драгунская дивизия под командованием генерала Буайе. В тот момент, когда французская пехота обрушилась на полки Вимпфена с фронта, слева их атаку поддержали драгуны. Пржибышевский докладывал в своем рапорте: «Резервные два полка (Азовский и Подольский) были атакованы же с тылу превосходными силами и, упорно сражаясь долгое время, весьма много урону потерпели: неприятельская кавалерия в них врубилась и разбила, сам генерал- лейтенант Вимпфен ранен и захвачен в плен»68.

Разгромив полки Вимпфена, французы со всех сторон ринулись в Соколь-ниц и пошли на штурм Замка. Здесь, на подходах к Замку и в самом строении, завязалась ожесточенная кровавая схватка. «Проходы, конюшни, амбары, помещения для прислуги, основной корпус здания — все служило им (русским) укреплениями, и повсюду они сражались до последней возможности, — вспоминал генерал Тьебо. — Резня была ужасной. Приходилось побеждать человека за человеком. Я видел, как, оставшись в одиночку, они продолжали сражаться так, будто бы оставались в центре батальона. Я видел тех, которые, пораженные многими ударами, заряжали свои ружья так же спокойно, как на учебном плацу. Они нанесли нам большой урон, и штурм Замка... подтвердил мне справедливость выражения, что легче убить шесть русских солдат, чем победить одного»69.

Не менее отчаянной была схватка за Сокольниц, где действовали прежде всего солдаты Фриана. «Я понял, что наступил решающий момент и нужно нанести последний удар, — писал в своем рапорте Фриан. — Я собрал 15-й легкий и бросил его снова вперед; я собрал затем 33-й линейный, развернул его фронт и обрушил его на левый фланг неприятеля. Полк бросился в атаку с яростью, опрокинул штыками все, что встало у него на пути. Повсюду была ужасная бойня. Отовсюду барабаны били атаку, неприятель был, наконец, опрокинут»70. «По словам Пржибышевского и Селехова, — писал Михайловский-Данилевский, — «все вдруг смешались». Французы вломились в Сокольниц, отрезали путь отступления колонн и полонили раненого в начале дела, лежавшего в Сокольницком Замке генерал-майора Миллера» 71.

В бою поблизости от Сокольница был полностью разгромлен Пермский мушкетерский полк. Он потерял убитыми, ранеными и пленными 1728 человек* и лишился шести орудий!72


* Полк имел в строю по ведомости на 1 (13) октября 1805г 2209 человек. Можно предположить, что 2 декабря, с учетом потерь на марше, он насчитывал не многим более 2000 чел. Таким образом, Пермский полк потерял в битве при Аустерлице около 86 % своего состава!


Будущий генерал Лежен, тогда офицер генерального штаба, был послан императором к маршалу Даву и имел возможность увидеть Сокольниц сразу после взятия его французами. Наверняка страшная картина деревни, усыпанной трупами, загроможденной перевернутыми пушками и поломанными зарядными ящиками надолго осталась в памяти автора: «Большая улица Меница (автор так ошибочно называет деревню Сокольниц) длиной 400—500 шагов и очень широкая была полностью завалена убитыми и ранеными обеих армий, лежащими один на другом. Было почти невозможно проехать на коне среди этой груды разбитого оружия и поверженных тел» 73.

Заваленный трупами, залитый лужами крови Замок и разгромленный Сокольниц были на этот раз окончательно заняты французскими войсками. Однако Пржибышевскому удалось с частью войск вырваться из кольца окружения. Нестройные массы солдат двинулись по долине Гольдбаха на север в сторону Кобельница. Такое странное направление отступления было избрано, как утверждал генерал Пржибышевский, по совету австрийских «колонновожатых». Командир 3-й колонны надеялся присоединиться к войскам Коловрата, которые, по его предположению, все еще были где-то в районе Праценского плато. Всего из окружения вырвались две группы: одна — примерно 3 тыс. человек с самим Пржибышевским — пошла по западному берегу ручья прямо на Кобель-ниц, другая — примерно тысяча человек — по восточному. Совершенно очевидно, что, двигаясь прямо на центр бывшего расположения французской армии, они далеко уйти не могли. Тем более что император послал гренадер Удино на помощь войскам Фриана. Четыре свежих батальона* под командованием Дюрока шли с севера почти что навстречу остаткам 3-й колонны.

Меньшая группа в тысячу человек натолкнулась прямо на них и без сопротивления сдалась. Другая, основная, вместе с самим командиром колонны тоже ушла недалеко. Ее буквально по пятам преследовали 36-й и 48-й линейные полки (один из дивизии Сент-Илера, другой из дивизии Фриана). Моральные и физические силы отступавших, которых без конца осыпали пулями и картечью, были вконец сломлены, и они уже собирались сложить оружие, как вдруг откуда-то появились французские гусары, которые врубились в колонну.

Это был полковник Франчески с 8-м гусарским полком. Полк весь день шел форсированным маршем к полю боя. Гусары скакали не щадя своих коней, боясь, что битва окончится без них и они не получат своей доли славы великого дня. Полк успел уже к самому концу, и до поля сражения дошло только 80 человек, все остальные остались по дороге, так как кони вконец выбились из сил. Теперь, увидев отступающую колонну, гусары, как бешеные, бросились на нее. Генерал Пржибышевский написал в рапорте: «Неприятельская кавалерия с стороны, напав, в них (солдат колонны) врубилась, чем еще более замешаны были и, лишась средств сопротивления, попались в плен»74. Генералы Пржибышевский, Штрик и Селехов отдали свои шпаги дерзким гусарам, а 3 тыс. солдат побросали ружья.

Франчески был в восторге от своего «подвига». Иного мнения придерживались генерал Фриан и его подчиненные. Эпизод с гусарами позже стал предметом разбора и препирательств между пехотными и кавалерийскими командирами. Вот что писал генерал Лоше в своем отчете по этому поводу: «После отчаянного и кровопролитного боя, который вела дивизия с семи часов утра до двух часов дня... русские войска оказались прижатыми к озеру, которое находится недалеко от Сокольница... 48-й линейный... преследовал отступающего неприятеля. К нему присоединился 36-й линейный полк из дивизии Сент-Илера... и нам удалось прижать вражескую колонну к Сокольницкому озеру и привести ее в такое состояние, что она уже не могла сражаться... как вдруг эскадрон 8-го гусарского вскакал в ряды противника. К этому времени неприятель уже побросал свое оружие... так что этот эскадрон, если он и готов был нанести сабельный удар, не имел случая воспользоваться своим оружием. Неприятельский отряд был в этот момент в самом большом беспорядке и решил сдаться полкам, с которыми он сражался с самого утра»75.


* Напомним, что гренадеры Удино были разделены на две части. Эта часть дивизии действовала под командованием генерала Дюрока.


Так или иначе, 3-я колонна была полностью разгромлена. Ее потери были поистине катастрофические. Только убитыми и пленными пехота этого отряда потеряла 5 280 человек из 8 000! Были захвачены все пушки и в плен попали также все генералы, командовавшие отрядами этой колонны.

Пока кипел отчаянный бой вокруг Сокольница, дивизия Вандамма продвигалась левее Сент-Илера, совершая захождение по часовой стрелке в направлении между Ауэздом и Тельницем. Однако дивизия Вандамма была сильно разбросана, и поэтому ее батальоны начали собираться поблизости от часовни св. Антония на южном склоне Праценского плато, фронтом на юг. Здесь высокий склон имеет уступ примерно на половине высоты плато. Именно на этом уступе готовились к новому бою французские батальоны, здесь же они поджидали отставшую артиллерию.

Почти прямо над ними, неподалеку от часовни расположился император со своим штабом. Трудно было бы разместить командный пункт в месте, более удобном, чем окрестности часовни св. Антония. Отсюда было видно, как на ладони, все, что происходило на южном участке поля сражения. Наполеон мог рассмотреть в подзорную трубу бой вокруг Сокольница, массы союзных войск, собиравшиеся в районе Тельница и Ауэзда, драгунскую дивизию Буайе, которая, разгромив отряд Вимпфена перед Сокольницем, шла теперь в обратном направлении на помощь к Вандамму.

Примерно в это время император решил немного подкрепиться. «Ему принесли холодного мяса и кусок хлеба, — писал в своих воспоминаниях адъютант Сульта Огюст Петие. — Во время этого скромного обеда к нему привели взято-то в плен графа Ланжерона, французского эмигранта (на самом деле речь идет о генерале Вимпфене, Ланжерон не был взят в плен). —Кто командует русской армией? — спросил его Наполеон.

— Сир, это император Александр, — ответил пленный.

— Я спрашиваю у вас имя вашего главнокомандующего.

— Генерал Буксгевден*.

— А, ну тогда хорошо... Император Александр еще слишком молод.

Потом, поменяв тему разговора, Наполеон распорядился, чтобы пленному налили вина в его серебряный стакан и, протянув его генералу, сказал:

— Пейте, господин Ланжерон, это бургундское, вам станет лучше.


Публикатор мемуаров Огюста Петие, специалист по биографии маршала Сульта Николь Готери, пишет: «Генерал Ланжерон... смущенный присутствием императора французов, не понял, без сомнения, вопрос... ибо армией командовал Кутузов». Как уже отмечалось, пленным генерал был не Ланжерон, а Вимпфен. И он вовсе не смутился, а ответил как раз очень точно, что подтверждает, кстати, подлинность этого эпизода. Для Вимпфена, как и для многих других генералов, командовавших на левом фланге, реальным руководителем был генерал Буксгевден.

Он, конечно, не был главнокомандующим, но в день сражения он хоть бездарно, но направлял действия трех первых колонн. Никаких указаний от Кутузова эти войска не получали.




Сражение при Аустерлице. 2 декабря 1805 г.,

Гравюра по рисунку Карла Верне из книги «Военные походы Наполеона Великого», подаренной Наполеоном Александру при заключении Тильзитского мира.


Господин Ланжерон, бургундец по происхождению, который, будучи эмигрантом, взятым с оружием в руках, весьма переживал за свою судьбу, был полностью успокоен столь легким упреком со стороны монарха, которого он не стал называть в этот момент узурпатором. Сделав глубокий реверанс, он с глубоким чувством воскликнул:

- Ах, Сир!..»76.

В то время когда происходила эта сцена, войска 1-й колонны Дохтурова и остатки 2-й колонны Ланжерона двигались нестройными колоннами в сторону Ауэзда. Буксгевден, может быть, вследствие нетрезвого состояния, а может быть, по причине своей самоуверенности принял рискованное решение. Вместо того чтобы беспрепятственно отступить в южном направлении, он решил двигаться на запад, через Ауэзд на Аустерлиц. Для того чтобы это сделать, нужно было пройти через узкий проход между южным склоном Праценского плато и рекой Литтавой, в то время как на плато стоял сам император в окружении гвардии, дивизия Вандамма и драгуны Буайе.

«Наконец, — вспоминал Ланжерон, — граф Буксгевден со своей почетной гвардией из четырех полков, которые не сделали не одного выстрела, и с многочисленной артиллерией, двинулся назад... выставив перед собой 24 двенадцатифунтовых пушки под командование графа Сиверса»77.

Так как дивизия Вандамма еще полностью не собралась, в атаку во фланг колоннами Буксгевдена бросилась дивизия Буайе. Однако атакующие эскадроны были встречены шквальным огнем русской картечи. «Сивере и его артиллеристы покрыли себя славой в этот опасный момент. Они стреляли и маневрировали так, как будто находились на учебном полигоне в мирное время»78. Одновременно часть кавалерии союзников выдвинулась, угрожая флангу драгун. В результате дивизия остановилась и повернула назад.

«Он (Наполеон) заметил, что французская драгунская дивизия, которая имела приказ опрокинуть русский арьергард, — вспоминал Сен-Шаман, адъютант Сульта, — шла вперед слишком осторожно. Она произвела несколько атак, которые не были доведены до конца. Это рассердило императора. В этот момент ему на глаза попался офицер штаба, который прибыл от драгунской дивизии. «Возвращайтесь туда, — сказал ему император, — и передайте генералу, который ей командует, что он размазня!» Хорошенькое поручение для адъютанта!» 79.

Император послал генерала Гарданна, своего адъютанта, чтобы тот взял командование дивизией, а маршал Сульт поспешил предложить своих адъютантов, чтобы они возглавили атаку драгунских полков.

«Маршал послал меня, — вспоминал Огюст Петие, — а также моих товарищей Ламета и Сен- Шамана. Мы должны были передать генералу приказ атаковать, а если он его не исполнит, мы должны были передать приказ непосредственно полковникам... Император прокричал нам, когда мы уже посылали в галоп наших коней: дивизией, атакуйте и привезите мне русскую артиллерию!»80

Что произошло дальше, не совсем очевидно. Сен-Шаман описывает в своих мемуарах, как он с драгунами лихо опрокинул все, что стояло у них на пути. Зато другой адъютант, Петие, запомнил эту атаку несколько иначе. Если верить его воспоминаниям, драгунам, ведомым молодыми адъютантами, удалось ворваться на батарею и обратить в бегство отряд казаков. Однако, одержав первый успех, «драгуны то ли потому, что неприятельский огонь стал сильнее, то ли потому, что они были обескуражены предыдущим поведением генерала во время всего боя, вместо того чтобы использовать свой успех, повернули коней назад и ускакали галопом, несмотря на то, что мы всеми силами пытались остановить их... Генерал Гарданн ...сумел собрать дивизию и построить ее развернутым строем, но этот достойный и доблестный офицер не больше преуспел в своих действиях, чем мы. Нерешительность драгун вернула уверенность русским, их огонь стал усиливаться с каждым мгновением. Гранаты влетали в наши ряды, ядра, падая рядом, засыпали нас землей и вырывали целые ряды драгун, стоявших в бездействии»81.




План прудов Зачан и Мениц


Как ни странно, официальный рапорт начальника штаба драгунской дивизии подтверждает вторую, более прозаическую версию: «Дивизия произвела несколько атак на русскую кавалерию и казаков. Но они были прикрыты с одной стороны озером, а с другой стороны — деревней... где собралась вражеская пехота. Поэтому противник не был опрокинут до тех пор, пока не подошла пехота» 82.

Таким образом, образцовые действия батареи Сиверса оттянули на целый час «момент истины» для союзной армии. Отважные действия русских артиллеристов позволили генералу Буксгевдену с частью пехоты форсировать Литтаву в Ауэзде и выйти из-под удара. Император, очевидно, мог бы бросить в бой гвардейскую пехоту, пока части Вандамма не были еще окончательно собраны, но он предпочел сохранить этот резерв на случай непредвиденных осложнений, и ввел в бой только гвардейскую артиллерию, которая открыла огонь с Праценского плато. Однако завершение боя за Сокольниц высвободило почти полностью дивизию Сент-Илера и бригаду Левассера.

Приближение этих частей к месту описываемых событий послужило сигналом к атаке. Полки дивизии Вандамма, давно ждавшие приказа идти вперед, обрушились со склонов плато на отступающие колонны. Атака французов была яростной и неудержимой. «Солдаты уже не просто шли в атаку, они летели на врага. Их командиры вынуждены были сдерживать их пыл. Не было ни одного, кто остался бы позади, и все пылали желанием отличиться еще больше. Невозможно было отличить новобранцев от старых воинов; этот день словно дал молодым солдатам десять лет опыта» 83.

Отчаянно дрался и 4-й линейный полк, жаждавший взять реванш за потерю своего орла. «Мы устремились на русских в тот момент, когда они проходили через деревню, — вспоминал майор Бигарре, — Московский полк под командованием полковника Сулима был захвачен в плен моим 2-м батальоном, а 1-й батальон взял в плен роту гренадер из того же полка и два знамени»84.

Стремительное наступление Вандамма было началом разгрома войск левого крыла союзников. Ланжерон вспоминал: «Рядом с Ауэздом был плохой мост через канал. Граф Буксгевден прошел через него один из первых вместе со своей свитой. Вскоре после этого мост проломился под австрийской пушкой, и в то же время сильный французский отряд (это был Вандамм) ворвался в деревню Ауэзд и пробился к самому мосту. Батарея, стоявшая на высотах, била по нам при переходе через канавы»85.

Было около 15.30. Войска, которые еще некоторое время тому назад отступали, сохраняя относительный порядок, охватила паника. Беспорядочные толпы, не слушая офицеров, бросились назад в сторону Тельница. Настигнутые французами уже больше не оказывали сопротивления и толпами сдавались. «Здесь случилась паника, и 4 000 человек были взяты в плен вокруг Ауэз-да»86, — бесстрастно отметил в своем описании битвы Штуттерхайм.

Поражаемые со всех сторон ядрами и картечью, атакованные кавалерией и пехотой огромные толпы устремились в сторону пруда Зачан. Другие — к мосту через реку Литтаву между Ауэздом и Зачанским прудом. Однако под тяжестью орудий мост провалился. Совершенно обезумевшие, охваченные паническим страхом пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы со своими упряжками искали спасения в бегстве вдоль пруда. В это же время 24 орудия гвардейской конной артиллерии под командованием полковника Куэна вылетели в галоп на край плато и обрушили на беглецов град ядер и картечи. Они били с такой короткой дистанции, что ни ядра, ни картечные залпы не терялись даром, а врезались в плотную толпу. Паника еще более усилилась, толкая и давя друг друга, тысячи беглецов бросились тогда на лед Зачанского пруда.

Лежен, свидетель этой сцены, живописно рассказывал: «Некоторым удалось перейти по льду, но когда основная масса дошла до средины, лед начал трескаться под их весом, и они остановились. Задние продолжали напирать, и в скором времени целая масса более чем в шесть тысяч человек, скользя и толкаясь, скопилась на льду. Внезапно под этой толпой, нагруженной оружием и снаряжением, проломился лед, и она исчезла в две секунды, так что ни один человек не смог спастись. Только кипение волн, вызванное тем, что тысячи людей были поглощены пучиной в одно мгновение, заставило нас затрепетать от ужаса» 87.

Самое удивительное то, что... этого не было. Десятки свидетелей этой сцены оставят драматические описания о том, как пучина озера поглотила тысячи людей. Те, у кого было наиболее богатое воображение, будут говорить о десяти и даже о двадцати тысячах человек! Но дело в том, что Зачан был не озером, а огромным прудом для разведения рыбы. Его глубина была такова, что провалившиеся под лед оказались максимум по грудь в воде. Что касается артиллерийских упряжек, то они застряли в иле, и брошенные артиллеристами пушки остались в ледяной воде вместе с барахтающимися почти намертво прикрепленными к ним лошадьми. Последние, действительно, погибли, но не от того, что утонули, а от того, что замерзли, не имея возможности отцепиться от упряжек.

Рассказ Лежена приведен здесь в качестве примера того, как даже очевидцы произошедшего попадали под влияние последующих рассказов и наслоения вымыслов. Почти во всей популярной исторической литературе ярко повествуется о том, как пучина поглощала целые полки и батальоны. Однако после публикаций документов местных архивов, которые в начале XX века были осуществлены краеведом А. Словаком, а также подробного разбора обстоятельств этих событий, который произвел Колен, сомнений быть не может — эпизод с гибелью тысяч людей в озере является вымыслом.

Через несколько дней после битвы под наблюдением генерала Сюше, назначенного к этому времени губернатором Брюнна, был произведен слив воды из прудов. Вот что он докладывал в документе, датированном 16 декабря 1805 г.: «Исполняя приказ Вашего Величества, я осуществил спуск воды из пруда поблизости от Ауэзда. Эта операция заняла 5 дней... Уже в первые дни понижение уровня воды позволило извлечь 12 русских пушек, и общее количество тех, которые были найдены в пруду, составило 36. 138 конских трупов и 3 человеческих тела — вот что нам удалось обнаружить»88.

Итак, фантасмагорическая сцена потопления в озере целого корпуса относится к области легенд. Зато нет сомнения, что те, кто провалился под лед, пусть даже и по грудь, в ледяную воду, больше не были бойцами. Они бросали оружие и амуницию, и кто как мог, бежали прочь от опасности. В это время часть войск генерала Дохтурова и авангарда Кинмайера только еще выдвигалась из Тельни-ца. Увидев то, что происходит впереди, Дохтуров приказал немедленно повернуть назад оставшимся еще под своими знаменами батальонам и отступать вдоль берега Зачанского озера к Тельницу, чтобы, пройдя между озерами Мениц и Зачан, отходить в юговосточном направлении. Одновременно Дохтуров отдал распоряжение Кинмайеру с гессе-гомбургскими гусарами и русскими казаками скакать вперед, пройти по плотине, разделявшей озера, а затем развернуться на высотах к югу от Зачана. Это было сделано для того, чтобы прикрыть отступающие колонны от возможной атаки французов на южном берегу Литтавы со стороны Ауэзда. Генерал Штуттерхайм с полками Орелли Шеволеже и Шеклерским гусарским должен был встать с северной стороны плотины, чтобы прикрыть проход от французов, надвигавшихся со стороны Сокольница.

«Неподалеку от Тельница, между этой деревней и деревней Мениц, находится довольно большой холм, который соприкасается с озером. Русская пехота отошла на этот холм под прикрытием австрийской кавалерии, которая, защищая ее, была засыпана картечью. Деревня Тельниц, как уже упоминалось выше, окружена рвами, и потому это обстоятельство использовали для обороны, чтобы дать возможность остаткам колонны уйти от преследования. Полк русской пехоты под командованием генерал-майора Левиза встал за этот ров. Его атаковали, и он доблестно сражался»89.

Действительно, солдаты Дохтурова и их генерал проявили удивительную стойкость. «Невозможно в конце проигранной битвы и в положении столь отчаянном держаться столь хорошо, как генерал Дохтуров. Это позволило ему спасти последний путь к отступлению»90, — написал впоследствии об этом генерал Матье Дюма, известный историк и очевидец событий.

Несмотря на упорную оборону, Тельниц не мог держаться долго. Его атаковала дивизия Вандамма, которая прошла по северному берегу Зачанского пруда. Одновременно дивизия Фриана с драгунами Бурсье двинулась на Мениц, обходя обороняющихся слева. Русская пехота была вынуждена оставить Тельниц. Ее отступление было прикрыто поистине самоотверженными действиями полка Орелли Шеволеже и австрийской батареи полковника Дегенфельдта. Шеволежеры понесли тяжелые потери, «но ничто не помешало этому храброму полку, — написал Штуттерхайм, — бесстрашно прикрывать отступление русской армии»91. Рядом с ними так же стойко сражался гусарский Шеклерский полк, который, не колеблясь, стоял под градом картечи. Полковник гусар был тяжело ранен картечной пулей в голову. В конце концов последние группы русских пехотинцев переправились через плотину. Вслед за ними отошли гусары и ше-волежеры. Однако часть русской пехоты не смогла выйти к плотине и бросилась по льду Меницкого пруда. Здесь, так же, как и на Зачане, лед провалился, и сотни людей оказались в ледяной воде.

Было около 16.30. Вечерняя мгла спускалась на поле сражения. «Мокрый холодный снег начал падать уже примерно за час до этого, — вспоминал Ланжерон. — Местность вокруг каналов была болотистой, и мы проваливались в грязь по колено. Не было ничего, чего бы не доставало, чтобы сделать наше положение совершенно ужасным»92.

Войска обеих сторон совершенно выбились из сил, и продолжать битву уже ни у кого не было ни желания, ни возможности. Только генерал Жюно получил приказ взять дивизию драгун Буайе, два полка конных егерей, «чтобы преследовать многочисленные отряды русских, которые отступали по другую сторону озер. Он пересек деревню Ауэзд, не останавливаясь, — сообщает журнал дивизии, — затем преодолел многие препятствия, которые встретились по выходе из деревни, и наткнулся на русских около 8 часов вечера. Он преследовал их до 9 часов, и только ночь помешала ему двинуться дальше» 93.

Впрочем, действия этого кавалерийского отряда были исключением. На поле боя стало совершенно темно уже к 5 часам вечера. Люди и кони падали от усталости. Великая битва завершилась...


1 D'Heralde J.-В. Memoires d'un chirurgien de la Grand Armee. Paris, 2002, p. 87.

2 Langeron A.F. Journal des campagnes faites au service de Russie. Рукописный фондРоссийской национальной библиотеки. Ф. 73, № 276.

3 Stutterheim. La bataille d'Austerlitz. Paris, 1806. p. 65.

4 Ibid.

5 S.H.D. 2C9.

6 Цит. по: Revue d'histoire, 1907, №2 78, p. 510.

7 S.H.D. 2C9.

8 Ibid.

9 LangeronA.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73, № 276.

10 Михайловский-Данилевский А.И. Описание первой войны Императора Александра с Наполеоном в 1805 г., с. 181—182.

11 Segur. Un Aide de Camp de Napoleon. Memoires general comte de Segur., p. 255.

12 Relation de la bataille d'Austerlitz gagnee le 2 decembre 1805. Paris., 1879, p. 57.

13 Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч. с. 182.

14 Thiebault D.P.C.H. Memoires du general baron Thiebault. Paris, 1893-1895, t. 3, p. 468.

15 Кутузов М.И. Сборник документов, т. 2, с. 265.

16 Цит. по: Revue d'histoire, 1907, №2 78, p. 531.

17 Thiebault D.P.C.H. Op. cit., p. 471.

18 Ibid., p. 473-475.

19 РГВИА. Ф. 26. On. 1. Д. 304.

20 Stutterheim. Op. cit. p. 82.

21 РГВИА. Ф. 26, On. 1. Д. 304.

22 LangeronA.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73. Д. 276.

23 Там же.

24 Там же.

25 ThiebaultD.P.C.H. Op. cit., p. 477-478.

26 РГВИА. Ф. 26. On. 1. № 304.

27 LangeronA. F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73. Д. 276.

28 Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч., с. 186.

29 Документы штаба М.И. Кутузова 1805-1806, с. 226-227.

30 D'Heralde J.-B. Op. cit., p. 87.

31 Ibid., p. 88.

32 Levavasseur O. Souvenirs militaries d'Octave... p. 60—61.

33 Barres J.-B. Souvenirs d'un officier de la Grande Armee. Paris, 1923, p. 56.

34 Гавловский СИ. История Лейб-гвардии Уланского полка. СПб., 1866, ч. 2, с. 4

35 S.H.D. 2C9.

36 Levavasseur О. Op. cit., p. 61—62.

37 Гавловский СИ. Указ. соч., ч. 2, с. 6. , .

38 Bigarre A. Memoires du general Bigarre, aide de camp du roi Joseph. Paris. 1893. p. 175-176.

39 Краткий очерк истории Лейб-гвардии Конного полка. СПб., 1907, с. 3—4.

40 Цит. по: Revue d'histoire, 1907, № 80, p. 377.

41 Drouet d'Erlon J.-B. Vie militaire ecrite par lui-meme. Paris, 1844, p. 27.

42 Segur.Op. cit., p. 262.

43 Rapp J. Memoires ecrits par lui-meme et publies par sa famille. Paris. 1823, p. 49.

44 Цит. по: Castelot A. Napoleon. Paris. 1968, p. 83.

45 Цит. по: Journal des Sciences Militaires, Paris, 1827, t. 8, p. 110.

46 Манзей. История лейб-гвардии гусарского Его Величества полка 1775—1857. СПб.,1859. ч. II, с. 17-18.

47 Письмо князя Н.В. Репнина-Волконского. РГВИА, Ф. 846. Оп. 16. Д. 3115.

48 Панчулидзев С. История Кавалергардов. СПб., 1903, т. 3, с. 66.

49 Drouet d'Erlon J.-B. Op. cit., p. 27.

50 Coignet J.-R. Les cahiers du capitaine Coignet. Paris. 1883.

51 Письмо князя Н.В. Репнина-Волконского. РГВИА. Ф. 846. Ош 16. Д. 3115.

52 Документы штаба М.И. Кутузова 1805-1806, 1951, с. 222.

53 Revue d'histoire, 1907, № 78, p. 542.

54 История лейб-гвардии Егерского полка, 1796—1896. Составлена по архивным дан ным. СПб., 1996., с. 33.

55 S.H.D. 2C9.

56 Документы штаба М.И. Кутузова 1805—1806, с. 222.

57 D'Heralde J.-B. Op. cit., p. 89.

58 Цит. по: Revue d'histoire, 1907, № 78, p. 545.

59 D'Heralde J.-B. Op. cit., p. 90.

60 Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч., с. 197—198.

61 S.H.D. 2C9.

62 Ермолов А.П. Записки А.П. Ермолова 1798—1826, с. 57.

63 Цит. по: Duffy С. Austerlitz 1805. London, 1977, p. 131.

64 S.H.D. 2C9.

65 LangeronA.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73, № 276.

66 Кутузов М.И. Сборник документов., т. 2, с. 262—263.

67 LangeronA.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 3, Д. 276.

68 Там же. с. 270.

69 ThiebaultD.P.C.H. Op. cit., p. 479-480.

70 S.H.D. 2C9.

71 Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч., с. 200.

72 Там же., с. 202.

73 Lejeune L.-F. Memoires du general Lejeune, 1792-1813. Paris, 2001, p. 29.

74 Кутузов М.И. Сборник документов, т. 2, с. 270.

75 S.H.D. 2C9.

76 Petiet A. Memoires du general Auguste Petiet, hussard de l'Empire, aide de camp du marechal Soult. Paris, 1996, p. 136.

77 Langeron A.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73, Д. 276.

78 Там же.

79 Saint-Chamans A.-A.-R. de. Memoires du general comte de Saint-Chamans, ancien aide de camp du marechal Soult (1802-1823). Paris, 1896, p. 27.

80 Petiet A. Op. cit., p. 137.

81 Ibid., p. 138.

82 S.H.D. 2C9.

83 Petiet A. Op. cit., p. 137.

84 Bigarre A. Op. cit., p. 177.

85 Langeron A.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73. Д. 276.

86 Stutterheim. Op. cit., p. 95.

87 Lejeune L.-F. Op. cit., p. 30.

88 Цит. по: Alombert P.-C, Colin J. La campagne de 1805 en Allemagne. Paris, 2002, t. 5, p. 297.

89 Stutterheim. Op. cit., p. 97-98.

90 Dumas, M. Precis des evenements militaires. P., 1822, t. 14, p. 201.

91 Stutterheim. Op. cit., p. 98.

92 Langeron A.F. Journal... Рукописный фонд Российской национальной библиотеки. Ф. 73. Д. 276.

93 Цит. по: Revue d'histoire, 1907, № 80, p. 397.

Загрузка...