Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

ГЛАВА 7 «СЕМЬ ПОТОКОВ»

В то время когда император и его солдаты, всматриваясь в горизонт, надеялись увидеть паруса французских эскадр, по дорогам Европы уже шагали на запад десятки тысяч солдат. На совещании в Вене, где принимали участие высшее командование австрийской армии и посланник русского царя генерал-адъютант Винцингероде, был принят план войны с Францией. Для борьбы с Наполеоном предполагалось выставить гигантские силы. Как уже упоминалось, конвенция между Австрией и Россией определяла силы этих держав, предназначенные для похода: 250 тыс. австрийцев и 180 тыс. русских. Одновременно план предполагал участие в войне на стороне коалиции 100 тыс. пруссаков, 16 тыс. шведов, 16 тыс. датчан, 35 тыс. войск различных немецких контингентов, 20 тыс. неаполитанцев и 5 тыс. англичан. Всего 622 тыс. человек. Впрочем, эти силы существовали в значительной степени гипотетически, так как ни пруссаки, ни мелкие германские государства, ни датчане к коалиции еще не присоединились. Поэтому в июльском плане речь шла о войсках, которые реально существовали на этот момент.

50-тысячная русская армия, командование которой позже будет вручено генералу Кутузову, должна была собраться на юго-западной границе России у городка Радзивиллов и двинуться в Австрию для соединения с войсками этой державы.

Примерно 90 тыс. русских солдат должны были быть собраны у прусской границы. Эти войска должны были потребовать свободного прохода через прусские земли и тем самым вынудить прусского короля вступить в коалицию. Впоследствии, после вступления на прусскую территорию, 50 тыс. из них должны были быть посланы в Богемию на помощь австрийцам, а 40 тыс. — идти на северо-запад Германии. Сюда же должны были прибыть морем и высадиться в районе Штральзунда 16 тыс. русских солдат. Они должны были объединиться с таким же количеством шведов и 40-тысячным корпусом, прошедшим через Пруссию. Русское и австрийское командование надеялось, что к ним присоединятся 60 тыс. пруссаков.

В южной Германии должны были действовать 120 тыс. австрийцев, а в северной Италии — 100-тысячная австрийская армия. Наконец, на юге Италии в районе Неаполя должны были высадиться 25 тыс. русских и 5 тыс. английских солдат и, объединившись с неаполитанцами, действовать против южного фланга французской группировки в Италии. Таким образом, предполагалось действие по четырем основным направлениям:

1. Северная Германия. Здесь должно было собраться 72 тыс. русских и шведов (ас гипотетическими пруссаками — 132 тыс.).

2. Южная Германия. 220 тыс. русских и австрийцев.

3. Северная Италия. 100 тыс. австрийцев.

4. Южная Италия. 45 тыс. русских, англичан и неаполитанцев.

Планы коалиции. 1805 г.

Общая численность союзной армии, таким образом, должна была составлять 437 тыс. человек. А с пруссаками — 497 тыс. Сверх того предполагалось, что в течение короткого времени австрийцы усилят свою армию дополнительными 100 тыс. солдат, как своих собственных войск, так и контингентами немецких князей. Таков был план, намеченный в Вене 16 июля 1805 г. и утвержденный затем царем в Петербурге.

Бряцание оружием донеслось до Наполеона, полностью поглощенного подготовкой к морскому десанту. Он не мог вести войну на два фронта и поэтому, стремясь прояснить обстановку, приказал 12 августа 1805 г. своему министру иностранных дел немедленно объясниться с австрийским послом в Париже Филиппом Кобенцелем (братом вицеканцлера). «Вы должны сказать господину Кобенцелю, что они (австрийцы) зашли уже слишком далеко. Я ожидаю ответа. Если его не будет, я введу мои войска в Швейцарию, я сниму свой лагерь на берегу океана. Я не могу больше верить словам. Я не желаю видеть их армию в Тироле. Нужно, чтобы австрийские войска вернулись в свои гарнизоны, иначе я начну войну»¹. А на следующий день император написал Камбасересу: «Дело обстоит так, что эта держава (Австрия) вооружается. Я хочу, чтобы она разоружилась. Если она этого не сделает, я отравлюсь с 200 тысячами человек, чтоб нанести ей визит, о котором она долго будет помнить»².

В этот же день император потребовал, чтобы Талейран представил Филиппу Кобенцелю все документы, которые имелись в распоряжении французского правительства, где сообщалось о вооружениях Австрии, и заявил ему следующее: «Теперь, сударь, Вы прочитали большое количество писем, я не знаю, какое они произвели впечатление на Вас, но, как Вы думаете, какое впечатление они производят на Его Величество Императора французов, когда он прочитал их в Булони, занятый подготовкой своих морских операций... Итак, император Германии уже совершил деяния в пользу англичан! Что ж. Вы получите войну через месяц; да, через месяц, говорю я Вам с горечью!.. Император не столь безумен, чтобы дать русским время прийти к Вам на помощь... Если Вы представите эти истины во всей их силе Вашему повелителю и если действительно на него только влияют, невозможно, чтобы он не увидел, что его ведут против воли к войне. Тогда все должно успокоиться. Но если напротив, Ваш властелин желает войны, что же!.. Скажите ему, что он не будет праздновать рождество в Вене...»³

Читая это послание императора, легко убедиться в том, насколько серьезной была подготовка высадки в Англию. Существует мнение, согласно которому Булонский лагерь был не чем иным, как грандиозным блефом. Якобы Наполеон с самого начала понимал невозможность десантной операции и собрал лагерь лишь для того, чтобы подготовить войну на континенте, не вызывая подозрений у европейских держав. Знаменитый австрийский дипломат Меттерних утверждал, что в 1810 г. император французов в разговоре с ним якобы заявил, что Булонский лагерь был создан лишь для того, чтобы обмануть бдительность австрийцев, и что он не был настолько сумасшедшим, чтобы попытаться произвести высадку в Англии. Эту версию позже подхватили многие историки, так как, с одной стороны, она подчеркивала коварство Наполеона, а с другой — доказывала скептический и «аналитический» ум этих исследователей, которых нельзя купить «дешевыми» демонстрациями.

Достаточно бросить взгляд на публикации документов, посвященных поистине титанической деятельности императора по организации морской операции, чтобы понять, что для демонстрации это стоило слишком дорого. Два года усиленной работы, тысячи писем и приказов, постройка более двух тысяч десантных и транспортных судов, сооружение мощных фортов, огромные работы по устройству гаваней — вот что такое Булонский лагерь. Морские операции линейных флотов также доказывают всю серьезность намерений Наполеона. Действительно, немыслимо вообразить, что ради простого отвлекающего маневра император готов был бы принести в жертву флот из 40—50 линейных кораблей, на борту которых было почти четыре тысячи пушек и десятки тысяч моряков.

Интересно рассмотреть также дислокацию французских войск в это время. Она во всех подробностях известна из документа, который называется «Силы империи на 16 термидора XIII года (3 августа 1805 г.)»⁴. Из этой интереснейшей бумаги следует, что в августе 1805 г., в то время когда более чем 160 тыс. человек стояли в лагерях на побережье и, сверх того, 30 тыс. человек охраняли западную береговую линию, на восточных границах Франции находились только относительно слабые соединения. На всем пространстве восточной границы от Меца до Безансона (на фронте около 250 км) было всего лишь около 22 тыс. солдат и офицеров, учитывая даже жандармерию и инвалидные команды. При этом общая численность сухопутных вооруженных сил Франции составляла по спискам 446 745 человек. Таким образом, в том месте, откуда должно было впоследствии начинаться наступление, сосредоточилось лишь менее 5% наличной численности армии. Это было бы абсолютно немыслимо, если бы император действительно заранее собирался атаковать Австрию.

Наконец, письма к Кобенцелю еще раз подтверждают, что намерение совершить десант было абсолютно серьезным. Если бы Наполеон готовился к континентальной войне, ему было бы абсолютно невыгодно показывать австрийцам свою осведомленность в их приготовлениях. Наоборот, самым удобным для него было бы как можно долее делать вид, что он ничего не замечает и тем самым успокоить неприятеля. Дать ему возможность совершить как можно больше самоуверенных, непродуманных действий. Но Наполеон не только не играет в наивность, но доходит до того, что раскрывает свой план на случай континентальной войны: «Император не столь безумен, чтобы дать русским время прийти к Вам на помощь...»

Все это можно оценить только однозначно — Наполеон всеми способами пытался удержать австрийцев от выступления против него. Все его мысли были направлены к одному — разгрому Англии. Сами австрийцы это хорошо понимали. Вице-канцлер Кобенцель в послании графу Стадиону от 10 августа 1804 г. писал: «Все заставляет думать, что уверения Бонапарта искренни в данный момент, и есть только одно обстоятельство, при котором он серьезно задумается о континентальной войне, это случай, когда он будет вынужден опасаться возможного нападения двух императорских дворов (Австрии и России)...»⁵

Маршал Мармон, который в 1805 г. был генералом, командующим корпусом, расквартированным на территории Голландии, не сомневался также в намерениях своего командующего. Он написал в мемуарах: «Часто спорят, действительно ли Бонапарт намеревался совершить экспедицию в Англию? Я отвечу наверняка и с уверенностью — да, экспедиция была самым страстным желанием его жизни и самой главной надеждой в течение данного отрезка времени» ⁶.

Однако бездарные действия Вильнева поставили крест на возможности совершить десантную операцию до нападения на Францию войск коалиции. Император вынужден был поменять всю свою стратегию...

В августе 1805 г. в Булони находился выдающийся французский математик Гаспар Монж. «Господин Монж... каждое утро приходил на прием к императору и обычно задерживался в его рабочем кабинете, а часто оставался и на обед. Дружба связала их еще во время Египетской экспедиции. Наполеон часто разговаривал с Монжем. Ясность ума и наивная простота этого доброго человека нравились императору так же, как и его обширные математические знания»⁷. 13 августа Монж, как всегда, пришел утром с визитом к своему высокому покровителю. Но Наполеон, выскочив из кабинета, изумил ученого невообразимым вопросом: «Вы знаете, где Вильнев?!» Естественно, Монж и отдаленно не мог себе вообразить, где находятся французские эскадры. «Он в ФерролеИ!» — прокричал, отвечая на свой собственный вопрос, император и в бешенстве захлопнул дверь перед носом у изумленного математика.

Спустя некоторое время Наполеон вызвал к себе генерал-интенданта Дарю и, огорошив его таким же риторическим вопросом, вдруг приказал своему помощнику сесть за стол и писать: «Склонившись над большой картой Германии и вдруг став абсолютно спокойным и уверенным, — писал позже Дарю, — он продиктовал мне весь план австрийской кампании с тем богатством идей, которые были характерны для него, когда он был в состоянии вдохновения. Он развернул перед моими глазами обширные проекты, появившиеся у него в одно мгновение. Марш «семи потоков», как назвал он движение корпусов, вышедших из Ганновера, из лагерей под Цейстом, Остенде, Кале, Амблетезом, Булонью и Монтрейем, чтобы соединиться на Дунае. После того как он диктовал пять или шесть часов, с порывом, который с трудом позволял мне следовать за его мыслью, он вдруг остановился и спросил меня: «Вы хорошо поняли?»⁸ План кампании 1805 г., которому будет суждено осуществиться день в день, минута в минуту, где были продуманы все бои, все детали маршей, вплоть до времени вступления в Вену, был готов...

Впрочем, весь этот эпизод с Дарю и Монжем приведен здесь не более чем для того, чтобы показать, как возникают легенды. Дарю написал рассказ об этом событии в 1836 г., т.е. спустя более 30 лет после императорской диктовки. Нет сомнения, что эмоциональная сцена с вопросом «Где Вильнев?» навечно отпечаталась в уме генерал-интенданта. Не вызывает особого сомнения и факт диктовки императором каких-то распоряжений, однако что и зачем приказывал Наполеон, почти 70-летний ветеран уже плохо помнил. К этому времени он прочитал книги о знаменитой войне, и в его голове воспоминания разных лет и прочитанное в книгах слилось в одну фантастическую картину.

Никаких распоряжений о марше войск, а тем более конкретного плана войны нельзя встретить ни в одном из известных документов, написанных до 23 августа 1805 г. Первым, пока еще весьма общим распоряжением, был приказ генералу Дежану, министру военной администрации, заготовить 500 тыс. сухарей в Страсбурге и 200 тыс. в Майнце. 24 августа Наполеон дает приказы о переброске на Рейн резервной кавалерии, а на следующий день определяет направление марша основной массы войск. Наконец, в приказе от 26 августа 1805 г. впервые упоминается термин Великая Армия и определяется состав войск, которые должны выступить для войны с Австрией.

Некоторые детали замысла Наполеона можно наблюдать уже в приказах, отданных 25 августа. С целью рекогносцировки театра будущих военных действий в этот день он отправляет маршала Мюрата и генерала Бертрана с разведывательной миссией в Баварию. Высокопоставленные особы должны были под вымышленными именами проехать по важным коммуникационным путям, осмотреть дороги, реки и их берега, мосты, наличие бродов, замки, укрепления, города. Подробно излагался маршрут каждого из знатных путешественников.

Из маршрута миссии Мюрата и Бертрана никак не скажешь, что император проявляет к Ульму, где произойдет решающе столкновение, особое внимание. Напротив, его больше интересует Восточная Бавария, границы с Австрией, а в наставлениях Мюрату указано, что он должен внимательно исследовать районы, приграничные с Богемией, а Ульм и Вюрцбург названы «естественным депо (!) армии», т.е. считалось, что эти города вообще не будут заняты австрийцами.

В общем и целом, все распоряжения императора в конце августа 1805 г. очень далеки от мифа, распространенного в популярной литературе. Для того чтобы составить точный план кампании, Наполеону нужно было бы знать, хотя бы где будет находиться австрийская армия в ближайшее время, но ничего подобного ему не было известно. Единственной более-менее точной информацией, которой он располагал, были сведения о том, что концентрация австрийских войск замечена в Богемии и в Тироле, а русские находятся еще где-то на границе с Пруссией. Исходя из этого и строится его чрезвычайно простой и ясный план. Войска должны как можно скорее двинуться на восток и выйти на берега Дуная в Баварии.

Почему именно в Баварии? Во-первых, потому что предварительные переговоры показали, что баварский электор готов, скорее, поддержать Наполеона, чем коалицию. Но если ему не оказать своевременной помощи, нельзя быть уверенным до конца в союзе с ним. Во-вторых, потому что из Баварии пролегает самый удобный путь на Вену по южному правому берегу Дуная. Это прямая и хорошая дорога, шедшая по широкой долине. Наступать на Вену по левому берегу Дуная было гораздо сложнее. Здесь была пересеченная местность и плохие дороги. Следует помнить, что дорожная сеть в начале XIX века была развита далеко не так, как в современную нам эпоху. Дорог было не только меньше, но и качество их было весьма различным. Наряду с широкими мощеными шоссе, по которым легко могли идти повозки и пушки в три-четыре ряда, существовало великое множество грунтовых дорог, где любое движение обозов и артиллерии представляло неимоверные трудности. Именно такие дороги проходили по левому берегу Дуная.

Поэтому план Наполеона есть не что иное, как намерение направить все собранные, готовые к войне войска по кратчайшему маршруту в Баварию. а затем на Вену. Он не знал еще, где будут находиться австрийцы, но не сомневался, что найдет их на пути к столице Габсбургской империи. Учитывая, что русские были еще далеко, Наполеон имел все шансы разгромить австрийскую армию до подхода русских войск. Вспомним фразу из письма Кобенцелю: «Император не столь безумен, чтобы дать русским время прийти к Вам на помощь...». Вот, собственно, и весь план — простой, ясный и абсолютно реальный. Все позднейшие россказни о том, как Наполеон готовился хитроумным образом окружить австрийцев, засылал в австрийский штаб суперагентов с целью заманить неприятеля в причудливую ловушку, не что иное, как полное непонимание духа и стиля наполеоновских войн, попытка рассказать великую эпическую поэму на языке, доступном мелкому обывателю.

Этот план, как очень часто было у Наполеона, постоянно изменялся и уточнялся под влиянием приходившей информации, сохраняя при всем при этом общую линию, свою простоту и последовательность. Видоизменения не были похожи на безалаберные метания из стороны в сторону, а происходили так плавно и естественно, что сторонним наблюдателям и даже первым действующим лицам казалось, что все было так и задумано с самого начала.

Первое изменение и уточнение произошло буквально в тот момент, когда войска только еще выступали из лагеря. 28 августа Наполеон несколько изменил маршруты движения корпусов. Вместо того чтобы главные силы, шедшие из Булонского лагеря, форсировали Рейн в районе Страсбурга, они должны были перейти эту водную преграду в районе от Шпейера до Мангейма, т.е. в 100—200 километрах севернее. Дело в том, что 26—27 августа Наполеон получил дополнительную информацию о сборах австрийцев и понял, что они значительно лучше готовы к началу войны, чем он предполагал. Так как император всегда считал своего противника разумным и решительным, он отныне несколько опасался за корпуса, шедшие из Ганновера и Голландии. Согласно первоначальному распоряжению, объединение всей массы войск шло просто по самому короткому и удобному пути и должно было осуществиться на Дунае. Теперь Наполеон не исключает, что австрийцы могут оказаться в Баварии раньше него. Для того чтобы исключить даже малейший шанс для неприятеля контратаковать войска на марше, он решает теперь сдвинуть маршруты корпусов из Булонского лагеря так, чтобы уже на Рейне «подать руку» идущим слева корпусам из Ганновера и Голландии.

Поэтому в этот же день, 28 августа, император посылает очередного надежного человека провести рекогносцировку уже немного другого района. Этим человеком стал верный командир элитной жандармерии генерал Савари. Ему поручено было изучить дороги от Мангейма через Хейльброн и Халл на Донауверт, а также осмотреть Штутгарт. Как покажут дальнейшие события, это и будет тот путь, по которому действительно двинется армия.

Вечером 27 августа Наполеон посылает приказ о выступлении всем командующим корпусами, и в шесть утра 28 августа застывшим в строю с оружием и походной амуницией батальонам был зачитан приказ императора о выступлении в поход. Солдаты встретили эти слова с ликованием. Армия устала уже от двухлетнего ожидания. Она была великолепно подготовлена и рвалась в бой.

Не удалось форсировать Ла-Манш — не беда. Есть другой противник, впереди ждет другая слава.

Приказом на день от 29 августа армия, выступившая в поход, официально получила название Великая Армия. С этого момента Великая Армия станет для большинства людей синонимом слова армия Наполеона. Однако это не совсем так. Великая Армия — это название войск, действующих на главном театре военных действий под личным командованием самого императора, да и то не всегда. Крупные соединения, оперировавшие на других театрах военных действий, получали название по территории, где они действовали. В 1805 г. это была так называемая Итальянская армия под командованием маршала Массена.

Приказом на день от 30 августа было объявлено о структуре и организации Великой Армии. Будет разумно, прежде чем вслед за ее полками отправиться в знаменитый поход, сказать хотя бы несколько слов о ее составе (подробное расписание см. в приложении).

1-м корпусом Великой Армии стала бывшая Ганноверская армия (название, как только что указывалось, давалось по месту действия или расположения армии) маршала Бернадотта из двух пехотных дивизий и одной кавалерийской — 14 668 человек* при 34 орудиях.

2-й корпус — бывшее отдельное крыло Армии Берегов Океана, располагавшееся в Голландии. Командующий генерал Мармон (три пехотные дивизии и одна кавалерийская — 20 037 человек, 26 орудий).

3-й корпус — бывшее правое крыло Армии Берегов Океана, лагерь в Амбле-тезе. Командующий маршал Даву (три пехотные дивизии и одна кавалерийская — 25 161 человек, 48 орудий).

4-й корпус — бывший центр Армии Берегов Океана, лагерь в Булони. Командующий маршал Сульт (четыре пехотных дивизии и одна кавалерийская — 28 793 человека, 36 орудий).

5-й корпус — бывший авангард Армии Берегов Океана, лагерь в Вимере. Командующий маршал Ланн (две пехотные дивизии и одна кавалерийская — 25 689 человек, 34 орудия)".

6-й корпус — бывшее левое крыло Армии Берегов Океана, лагерь в Этапле и Монтрейе. Командующий маршал Ней (три пехотные дивизии и одна кавалерийская бригада — 21 250 человек, 30 орудий).

7-й корпус — бывшее отдельное крыло Армии Берегов Океана, дислоцировавшееся в Бретани. Командующий маршал Ожеро (две пехотные дивизии и один полк кавалерии — 12 447 человек, 24 орудия).

Легкая кавалерия и большая часть артиллерии, как видно из расписания, были приданы этим корпусам. Тяжелая кавалерия дивизии д'Опуля и Нансу-ти, а также все драгуны (4 дивизии: Клейна, Вальтера, Бомона и Бурсье) были объединены под общим

командованием маршала Мюрата. Он же был назначен официальным заместителем императора (lieutenant de l'Empereur) на театре военных действий. Общая численность резервной кавалерии — 20 950 человек, 28 орудий. Сюда же входила дивизия спешенных драгун под командованием Бараге д'Илье — 5 505 человек.

* Численность корпусов дается на конец сентября 1805 г., в то время когда французские войска форсировали Рейн и вступили на территорию Германии.

Формально численность корпуса Ланна составляла 25 689 человек и 34 орудия. Однако 3-я дивизия этого корпуса под командованием генерала Сюше (9 154 человека и 12 орудий) была временно придана 4-му корпусу.

Дело в том, что форсировать Ла-Манш с полным штатным количеством лошадей в полках было бы просто немыслимо. Поэтому значительная часть драгун должна была сесть на транспортные суда без лошадей и добыть их уже непосредственно на территории Англии. Разумеется, что в течение нескольких дней было физически невозможно снабдить их лошадьми. Поэтому эти драгуны отправлялись в поход в пешем строю в надежде позже получить коней.

Часть артиллерии была сведена в отдельный резервный парк — 3 349 человек, 56 орудий. И наконец, главным резервом армии являлась элита из элит — императорская гвардия — 6 265 отборных пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов, 24 орудия.

Таким образом, общая численность Великой Армии к моменту начала боевых действий составляла 178 609 человек (139 189 пехоты, 25 327 кавалерии и 14 093 артиллерии) и 340 орудий. Со штабами и жандармерией в округленных цифрах можно оценить численнсть армии в 180 тыс. человек. С другой стороны, необходимо учитывать, что корпус Ожеро остался далеко позади основной массы войск и не мог принять участия в первых боевых операциях. Армия должна была также неизбежно понести маршевые потери при движении от Рейна до Дуная. Поэтому реально участие в первых боях кампании могли принять примерно 165 тыс. солдат и офицеров при 316 орудиях.

Большинство источников сходится на том, что за долгое время пребывания в лагерях армия получила прекрасную боевую подготовку. Маршал Мармон так рассказывал о занятиях с войсками своего корпуса: «...два дня в неделю занимались батальонной школой и три дня в неделю маневрами целыми дивизиями. В воскресенье весь армейский корпус, составленный из трех дивизий, маневрировал вместе, а каждые две недели были большие маневры с огневой подготовкой; специальный полигон был задействован для обучения артиллерии... так что каждый день был заполнен, и даже во время отдыха солдаты приходили посмотреть, как упражняются другие. Войска быстро достигли степени обученности, которую трудно себе вообразить. Я никогда не видел французские части достигшими в боевой подготовке столь высокой степени совершенства. Полки, получившие такую отличную подготовку, сохранили ее надолго; и даже после длительных войн в них оставались следы пребывания в этих лагерях...»⁹

«Никогда Франция не имела еще таких прекрасных войск, так хорошо подготовленных к войне, — написал адъютант маршала Сульта де Сен-Шаман. — Никогда они не были наполнены таким прекрасным боевым духом, и, видя их, можно было легко предсказать исход войны»¹⁰.

Действительно, если обратиться к составу армии, хорошо видно, насколько она была закаленной и боеспособной. Несмотря на то что начиная с 1798 г. армия пополнялась за счет призывников, в ее рядах было много опытных бойцов. Из 115 582 человек рядового и унтер-офицерского состава главных сил (о которых есть данные) 50 338 человек (43,5%) уже участвовали, по крайней мере, в одном военном походе. А почти четверть состава имела не менее десяти лет службы. Это значило, что эти солдаты были зачислены на службу в 1795 г. или ранее и за их плечами было участие в нескольких кампаниях республиканской армии, а многие воевали с самого начала революционных войн. Наконец, в каждом полку было, по крайней мере, 30 унтер-офицеров, начавших службу еще в королевской армии¹¹.

Наличие подобного количества старослужащих солдат и унтер-офицеров объясняется политикой Наполеона, стремившегося поощрить сверхсрочников. Наконец, несмотря на то что срок службы определялся законом в пять лет, в случае войны она становилась бессрочной — до окончания боевых действий. Как известно, в мае 1803 г. началась война, и те, кто не был демобилизован в 1802 г. — начале 1803 г., остался служить, в принципе, до самого конца войны.

Согласно закону, в армию брали тех, кто достиг 20-летнего возраста (необходимо заметить, что, так как потребности войск были невелики в первые годы Империи, на службу брали по жеребьевке — реально в ряды армии зачислялось в эти годы только 40% от общего числа призывников данного года). Исследования, проведенные автором данной книги на основе изучения послужных списков около 10 000 солдат наполеоновской армии 1805—1812 гг., показывают, что закон строго выполнялся. Средний возраст призывника равнялся 20,5 года, а средний возраст солдата в эти годы был примерно 23 года. Нет сомнения, что в армии 1805 г., где только чуть более половины солдат были недавними призывниками, средний возраст был несколько выше — примерно 25 лет.

Большинство офицеров прошли свой путь к эполетам, начав его с рядового. Специальная Военная школа была создана только в начале 1803 г. и потому среди пяти тысяч офицеров Великой Армии 1805 г. только около сотни были ее выпускниками. Поэтому по современным понятиям возраст младших офицеров французской армии был на редкость зрелым. Средний возраст сублейтенантов был в это время 32 года, а лейтенантов — 37 лет! При этом полковники и генералы были необычайно молоды. Средний возраст полковников был 39 лет, а генералов всего лишь 41 год¹².

Это удивительное по современным понятиям сочетание легко объясняется — почти все офицеры и генералы наполеоновской армии вышли из горнила революционных войн. Бывшие генералы королевской армии либо эмигрировали, либо были казнены революционным трибуналом, либо просто тихо оставили службу. То же самое произошло и со старшими офицерами. Поэтому в ходе революционных войн произошло гигантское обновление командных кадров. Солдаты, у которых было образование, храбрость и желание служить, быстро продвигались по ступеням военной иерархии. Особенно стремительно продвинулся тот, кто до революции был уже младшим офицером или унтер- офицером. Именно эти люди к 1805 г. стали генералами. С другой стороны, младшие офицеры — это также бывшие солдаты революционной армии, но те, у кого было меньше способностей или кому просто не повезло. Их возраст почти что не отличался от возраста их командиров.

Наконец, самое высшее командование было просто на редкость молодо. Императору только что исполнилось 36 лет, маршалу Бернадотту, командующему 1-м корпусом, было 42 года, генералу Мармону, командующему 2-м корпусом, 31 год, маршалу Даву (3-й корпус) 35 лет, маршалу Сульту (4-й корпус) 36 лет, маршалу Ланну (5-й корпус) 36 лет, маршалу Нею (6-й корпус) также 36 лет. «Старыми» по масштабу этой армии были только начальник ее генерального штаба маршал Бертье, которому был 51 год, и маршал Ожеро, командующий 7-м корпусом, которому в октябре 1805 г. исполнилось 48 лет.

Таким образом, Великая Армия обладала изумительными возрастными характеристиками. В ней было много прошедших войну солдат, ее унтер-офицеры и младшие офицеры были все опытнейшими бойцами, имевшими за плечами десять лет победоносных войн, а ее высшее командование, также прошедшее войны, походы и лишения, было столь молодо, что сохранило порыв, дерзость и энергию юности. К этому нужно добавить полную уверенность в успехе, которую дало им участие в многочисленных успешных войнах.

Наконец, блистательные победы Наполеона Бонапарта в его военных походах и гигантские успехи его внутриполитических преобразований заставили армию поверить абсолютно и непререкаемо в своего императора. Она была готова за ним в огонь и в воду. Талантливый психолог, Наполеон сумел создать такую систему поощрений и наказаний, которая стимулировала желание каждого отличиться на своем посту, показать другим, что он достоин быть в рядах этих доблестных бесстрашных войск. «Я заменил страх и кнут честью и соревнованием». -сказал Наполеон. Действительно, умело разжигая благородное соревнование поддерживая культ чести в рядах армии, он достиг действительно удивительных результатов. Один из его знаменитых офицеров легкой кавалерии де Брак, наставляя своих подчиненных, написал о том, как он понимает слово «честь «...это не значит презирать жизнь, предпочитая сохранение чести сохранению жизни. Это просто означает воздавать чести то, чего она заслуживает»¹³.

Высокое чувство чести требовало от солдат и офицеров беззаветно выполнять свой долг в бою, не отставать от товарищей, когда они идут под пули. Если солдаты часто ворчали, когда им приходилось совершать тяжелые марши, то едва только раздавались первые звуки выстрелов, превозмогая усталость, они рвались к тому месту, где кипел бой. «Почему эти люди, которые вчера так ворчали, ругались, проклинали все на свете, исполняя простейшее распоряжение, следствием которого было в самом худшем случае одно-два лье марша сверх необходимого, почему сегодня эти же люди беспрекословно идут туда, где нужно ставить жизнь на карту? — писал офицер наполеоновской армии. — Потому что ворчать, когда идешь в бой — это уже недалеко от трусости, а значит, и от бесчестья»¹⁴.

Жажда славы, высокое чувство чести, желание подняться по ступеням военной иерархии и, наконец, просто упоение борьбой ради борьбы пронизывали всю армию Наполеона от солдата до маршала. «Офицеры и солдаты были несравненны в искусстве войны, — писал в свох великолепных по точности мемуарах хирург дивизии Сюше д'Эральд. — Фанатизм славы был доведен до самого высшего предела. Все жаждали боя... На марше не было видно ни одного роскошного экипажа, ни одной кареты не ехало за этой великолепной армией. Только сталь и огонь. Здесь все были бойцами. Полковники ели из котла деревянной или костяной ложкой суп, который сварили им гренадеры первого взвода. Командиры батальонов, полковой адъютант, старший хирург и его помощник: ели и спали на биваке рядом с полковником, в шалаше, сделанном полковым;. саперами... Полковник, командир батальона или полковой адъютант могли сказать: «Когда я был гренадером...» Но дисциплина от этого не страдала, она была очень строгой и справедливой... Все офицеры носили когда-то ранец (т.е. были солдатами) и потому уважали тех, кто его носил... Наконец, все солдаты к офицеры этой прекрасной армии рвались в огонь... Одна только угроза того, что солдата могли отправить в тыл, во Францию, заставляла его трепетать»¹⁵.

Почти точно так же запомнил армию, уходившую на войну из Булонского лагеря, капитан Жерве, тогда унтер-офицер 13-го легкого полка: «Мы отправились на Рейн. Наша армия была великолепна. У самых молодых солдат за плечами было два-три года службы, они были великолепно обучены, дисциплинированны Молодые и старые — они жаждали сразиться с врагом и шли с доверием, подчиняясь приказам их высшего начальника. Все были уверены в победе»¹⁶.

В общем, в руках Наполеона оказалось поистине могучее оружие. Генерал Фуа, один из самых талантливых военачальников наполеоновских войск и человек, разносторонне образованный, так описал Великую Армию 1805 г.: «...никогда во Франции не было столь мощной армии. Хотя храбрецы, восемьсот тысяч которых в первые годы войны за свободу поднялись по призыву «Отечество в опасности!» были наделены большими добродетелями, но воины 1805 года имели больше опыта и подготовки. Каждый в своем звании знал свое дело лучше, чем в 1794 году. Императорская армия была лучше организована, лучше снабжена деньгами, одеждой, оружием и боеприпасами, чем армия республики...»¹⁷

Эта мощная армия, выполняя предначертание императора, семью потоками двигалась на Рейн и на Майн. Движение огромной массы войск было организовано образцово. В каждом корпусе были приняты свои правила для совершения марша. Так, в корпусе Даву пехота шла по сторонам дороги, оставляя посередине проезд для артиллерии и обозов. Каждый час войска делали остановку на пять минут, во время этих остановок обоз продолжал двигаться. В корпусе Нея войска шли в колоннах по отделениям* (par section), оставляя по краям дороги только небольшое пространство для проезда отдельных всадников. В среднем одна дивизия занимала примерно 4—5 км в глубину. Расстояние между дивизиями должно было быть примерно один километр.

Генерал Матье Дюма, заместитель начальника генерального штаба, предписывал: «Господа бригадные генералы должны следить за тем, чтобы барабанщики каждого батальона были разделены на три части. Одни должны идти в голове батальона, другие в центре, а третьи в хвосте. Эти группы барабанщиков должны по очереди бить походный марш — сначала начинают играть те, кто стоят в голове, потом те, кто в центре, потом в хвосте. Во время всех остановок должна играть полковая музыка» ¹⁸. Маршал Ней считал, очевидно, что музыка еще более нужна на походе, чем думали в генеральном штабе. Поэтому в наставлениях своему корпусу он предписывал: «Барабанщики и флейтисты будут находиться во время марша в голове своих батальонов, часть из них под руководством тамбурмажора или капрала-барабанщика будет исполнять днем различные марши, но только в том случае, если войска не находятся поблизости от противника, музыканты будут идти во главе полков и время от времени исполнять воинственные мелодии. Кавалеристы будут трубить в фанфары...»¹⁹В любом случае полагалось перед входом в населенные пункты остановить колонну, собрать отставших, привести в порядок строй и проходить по городу «в колоннах повзводно... и в величайшем порядке».

Нигде дивизии не перекрещивались на марше, продовольствие было заготовлено везде в достаточном количестве. Все рапорты говорят о том, что войска соблюдали образцовую дисциплину. Вот что докладывал 3 сентября (16 фрюктидора XIII года) командир 4-й дивизии корпуса Сульта генерал Сюше: «...4-я дивизия выступила из лагеря на рассвете и шла в величайшем порядке и быстро. Она вовремя пришла в Сент-Омер, где пехота была полностью размещена на ночлег по домам, кавалерия расположилась на постой поблизости... Фураж поставлен хорошего качества, так же как и продовольствие для личного состава дивизии. Нет ни одного отсутствующего, солдаты идут весело и бодро, офицеры хорошо выполняют свои обязанности...»²⁰ Командир 3-й дивизии корпуса Даву генерал Гюден доносил начальнику генерального штаба 5 сентября 1805 г.: «...дивизия прибыла вчера в Лилль, где она сегодня сделала дневку. Войска шли в самом идеальном порядке, и ни одна жалоба не поступила на их поведение с момента выступления из лагеря в Амблетезе. Солдат преисполнен самого боевого духа и, несмотря на дождь, который идет почти каждый день, он весел и доволен... Раздачи продовольствия были выполнены пунктуально» ²¹. Командир 2-й дивизии корпуса Сульта генерал Вандамм докладывал своему начальнику: «...ни одна жалоба не поступала (на дивизию), величайший порядок постоянно царит в колонне. Офицеры... выполняют свой долг с большим рвением и им легко вести солдат, которые наполнены такими же чувствами и боевым духом»²².

Впрочем, почти все рапорты отмечают не слишком любезный прием муниципалитетов на севере Франции. Особенно в этом отношении отличился Лилль, где отказались разместить 1-ю дивизию корпуса Даву, а командир 3-й дивизии Гюден докладывал следующее: «В городах мы встретили отказ разместить людей по квартирам, и приходится рассредоточивать дивизию по окрестным деревням, что изнуряет солдат»²³. Однако с приближением к восточным районам страны, где ощущалась опасность неприятельского вторжения, муниципалитеты стали куда более гостеприимнее. В общем и целом, при движении по территории Франции удалось избежать ночевок на биваках под открытым небом.

Колонна по отделениям означает колонну, составленную из отделений, идущих на расстоянии друг от друга, указанном командиром. Во фронте отделения было обычно 10— 12 человек, в глубину —три шеренги. Подробнее см. приложение «Тактика» в конце книги.

Необходимо отметить интересную особенность, которая хорошо обрисовывает своеобразный дух и понятие о дисциплине наполеоновской армии. Во время маршей, которые проходили иногда неподалеку от мест, где призывались солдаты данной части, наблюдалось явление повального «дезертирства». Солдаты убегали для того, чтобы навестить своих родственников, но в подавляющем большинстве вернулись в строй до перехода их полков через Рейн. Вот что докладывал по этому поводу генерал Дюпон, командир 1-й дивизии корпуса Нея: «32-й линейный полк, который рекрутируется в департаменте Эн (Aisne)... насчитывает много людей, отсутствующих в строю. Было невозможно помешать солдатам покинуть строй вследствие разбросанности мест постоя, но меня уверили, что эти люди, покинувшие строй с оружием и амуницией, сказали своим товарищам, что догонят полк в Ла Фере» ²⁴. В некоторых полках из полутора тысяч человек осталось в строю не более 100—150 под знаменами, остальные разбежались по домам! Но что интересно, по прибытию на Рейн почти все они вернулись в строй. Маршал Сульт, например, докладывал, что не хватало только 30—40 человек, но и то отставшие солдаты догоняли свои полки на марше уже на германской территории. Армия шла на врага, и оставить своих товарищей перед лицом грядущей опасности считалось бесчестьем.

Нужно сказать, что многие высокопоставленные офицеры поступили так же, как и их солдаты, покинув на несколько дней свои части, чтобы навестить дом. Все маршалы с разрешения и даже по приказу императора заехали на несколько дней в Париж. То же самое сделал и сам Наполеон. Он вернулся в столицу из Булонского лагеря 3 сентября и оставался там двадцать дней. Конечно, целью императора было не посещение своей жены и родственников, а необходимость решить многочисленные организационные и политические проблемы перед началом боевых действий. Находясь в центральной позиции, он мог быстро получать рапорты от всех колонн, двигавшихся в сторону Рейна, и своевременно давать необходимые указания.

12 сентября в своем загородном дворце Сен-Клу Наполеон получил две срочные депеши по оптическому телеграфу*. Одна из них была дана Мюратом. находившемся в Страсбурге, другая — префектом департамента Нижний Рейн. Депеши были очень лаконичны, они сообщали, что австрийская армия форсировала пограничную реку Инн и вступила в Баварию.

С этого момента семафоры оптического телеграфа, не зная усталости, сообщали с границы все новые и новые тревожные вести. В скором времени пришли и более подробные письменные рапорты. В частности, стало известно, что австрийские войска вступили в Баварию, но баварский электор, отказавшись присоединиться к коалиции, покинул свою столицу — Мюнхен, а вместе с ним ушли в северо-западном направлении баварские войска. Пришел рапорт и от Дюрока, посланного с дипломатической миссией в Берлин. Донесение верного

* В эпоху Великой французской революции инженером Шаппом был изобретен оптический телеграф, представляющий из себя мачты с движущимися перекладинами на конце. Мачты располагались одна от другой на таком расстоянии, что было возможно видеть в подзорную трубу сигналы, подаваемые с соседней мачты. Сигналы очень напоминали морскую семафорную азбуку.

адъютанта было весьма неутешительным. Несмотря на все выгодные предложения Наполеона, пруссаки отказывались заключить с ним военный союз, более того, Дюрок предостерегал от прохода французских войск через прусские земли. Генерал был хорошо осведомлен о движении корпусов Великой Армии. Он прекрасно знал, что на предполагаемом пути 1-го корпуса маршала Бернадотта лежал небольшой прусский анклав Анспах. Дюрок предупреждал, что нарушение прусского нейтралитета может вызвать серьезные последствия.

19 сентября Мюрат по оптическому телеграфу оперативно докладывал, что за два дня до этого австрийские войска, вступив в Мюнхен, вышли на рубеж реки Лех. На следующий день император получил донесение от посланника в Вюртемберге Дидло, который сообщал, что колонны австрийцев под командованием генерала Кленау перешли Лех 15 сентября и продолжили свое движение на запад. Стало ясно, что противник стремится захватить Баварию и, возможно, даже продвинуться далее.

План Наполеона окончательно вырисовывается под влиянием этой новой информации, а пока, прежде чем покинуть столицу, он решил выступить с торжественным обращением в Сенате для того, чтобы сообщить свое видение будущей войны французскому народу. Приветствуемый орудийными салютами и ликующей толпой, 23 сентября 1805 г. император во главе пышного кортежа торжественно приехал в Сенат.

Словам императора предшествовала речь министра иностранных дел Талейрана, который изложил официальный взгляд французского правительства на начавшуюся войну. «Дело, которое Франция защищала (в войне против Англии), было делом Европы. И потому было естественно думать, что ни интриги Англии, ни золото, которое она предлагала всем, кто служит ее честолюбию, ни ее лживые обещания не могут привлечь на ее сторону ни одну из континентальных держав... Англия увидела, что ей угрожает опасность, и решила отвести ее с помощью преступления. Убийцы были выброшены на французские берега... Император видел эти гнусные заговоры, он презирал их и, несмотря на все, предложил заключить мир на тех же условиях, что он был ранее заключен (в начале 1805 г. Наполеон вновь обратился с предложением мира к английскому королю). Это великодушие не успокоило, а как кажется, еще более разожгло ярость сент-джемского кабинета. Его ответ показал, что он будет готов заключить мир только тогда, когда зальет континент кровью и покроет его трупами... Известно, что часть сумм, выделенных английским министерством, чтобы служить его целям на континенте, дошла до назначения и держава, которая продала свой союз, не может более пощадить кровь своего народа, за которую она уже получила деньги... Отныне сила оружия — это единственный способ решить спор с честью»²⁵.

Император взял слово после министра иностранных дел: «Сенаторы! В обстоятельствах, в которых находится Европа, я чувствую необходимость быть среди Вас и выразить свои чувства.

Я покидаю мою столицу, чтобы стать во главе моей армии, оказать быструю помощь моим союзникам и защитить права моего народа.

Желание вечных врагов континента свершилось: война запылала в Германии, Австрия и Россия присоединились к Англии, и наше поколение вновь вовлечено в водоворот войны. Еще несколько дней назад я надеялся, что мир не будет нарушен. Я оставался безучастен к угрозам и оскорблениям. Но австрийская армия перешла Инн, Мюнхен захвачен, Баварский электор вынужден был бежать из своей столицы. Все мои надежды улетучились...

Сенаторы, когда, повинуясь Вашему пожеланию и гласу всего французского народа, я принял императорскую корону, я поклялся перед Вами и перед всеми гражданами сохранять ее чистой и незапятнанной. Мой народ во всех обстоятельствах давал мне заверения своего доверия и своей любви. Он пришел под знамена своего императора и своей армии, которые через несколько дней перейдут границу, чтобы сразиться с врагом...

Французы, Ваш император выполнит свой долг, солдаты выполнят свой, а Вы, я не сомневаюсь, исполните Ваш»²⁶.

В четыре часа утра 24 сентября 1805 г. Наполеон сел в свою походную карету и отправился вдогонку за войсками. 26 сентября в 17 часов он был уже в Страсбурге, где непосредственно принял командование армией.

В этот момент на огромном пространстве от Петербурга до Мюнхена и от Венеции до Штральзунда двигались колонны союзных войск. Общие силы союзников, реально приведенные в движение, были в этот момент следующими: в Южной Германии наступала австрийская армия под формальным командованием эрцгерцога Фердинанда. Эта армия насчитывала в своих рядах около 80 тыс. человек, из которых 60 тыс. шли в первом эшелоне. Император назначил командующим эрцгерцога, которому шел 25-й год, и у которого не было ни малейшего военного опыта, только для того, чтобы в случае соединения с русскими сохранить командование.

Реальное же руководство армией осуществлял генерал Карл барон Макк фон Либерих. В момент описываемых событий ему исполнилось 53 года. Макк происходил из семьи мещан и вступил в армию в 1770 г. простым солдатом. За 23 года он прошел путь до генерал-майора, а затем в 1797 г. получил звание фельдмаршала-лейтенанта*. Возможно, Макк был храбрым солдатом и, быть может, неплохим командиром младшего звена, но как генерал, а тем более как полководец он оказался совершенно неспособным. В 1798 г. он получил командование над Неаполитанской армией и был практически тотчас вдребезги разбит французским генералом Шампионне, а сам попал в плен. Несмотря на этот далеко не самый блистательный эпизод военной карьеры, в Вене почему-то считали Мак-ка необычайно мудрым полководцем. Быть может, потому, что Макк очень путано и длинно умел рассуждать на военные темы в модном тогда схоластическом стиле, распространяясь о коммуникационных линиях, операционных направлениях, стратегическом базисе и т.п.

И все же не философские рассуждения обеспечили Макку высокий пост. Дело в том, что, поддерживая популярного эрцгерцога Карла, против войны выступили многие известные австрийские генералы. Так, генерал-квартирмейстер Дука написал в своем рапорте, что при всех усилиях Австрия сможет выставить для будущей войны на 60 тыс. солдат меньше, чем это было в предыдущей кампании. За это Дука поплатился своим постом и был отправлен в провинцию Темешвар, одну из самых отдаленных, которая была в Австрийской монархии. Зато Макк браво отрапортовал, что за восемь дней он берется поставить под ружье армию той численности, которую предписывал договор с Россией. Вице-канцлер Кобенцель, который отныне взял курс на войну, был в восторге, и Макк сделал головокружительную карьеру.

«Макк заслужил хорошую репутацию в нижних чинах, эта репутация пережила даже его поражения в жалкой кампании в Неаполе и катастрофу под Капуей. Английское влияние и партия войны вывели его из безвестности и вручили ему бразды правления. Амбиции ослепили его, воображение его подвело, а неверный расчет увлек нас к погибели»²⁷, — справедливо написал известный австрийский генерал граф Нейперг.

В австрийской армии вместо привычного для большинства европейских армий звания генерал-лейтенанта существовало звание фельдмаршал-лейтенанта (FML).

Своими самоуверенными шапкозакидательскими декларациями Макк заслужил себе такой престиж, что он практически превратился в главного руководителя австрийских вооруженных сил. По его требованию в середине августа 1805 г. эрцгерцог Карл был снят с поста военного министра и заменен фельдмаршалом Коллоредо. А сам Макк был назначен на пост фактического командующего австрийской армией в Германии.

Расчеты Макка были более чем оптимистичными. Он считал, что Наполеон сможет появиться на Рейне не более чем с 70 тыс. солдат, так как из 160-тысячной армии, рассуждал Макк, французский император оставит 30—40 тыс. человек в Булонском лагере, 20 тыс. в Париже, а 20 тыс. в госпиталях. Макк также рассчитывал, что баварцы перейдут на сторону союзников и австрийцы получат в Германии еще 12—18 тыс. солдат. Таким образом, по его расчетам, у союзников будет в Южной Германии почти 100 тыс. человек, к которым, по всей видимости, присоединятся и другие немецкие контингента: баденские, гессенские, вюр-тембергские. Поэтому войска под его командованием в начале сентября, не колеблясь, двинулись вперед.

Одновременно в Тироле (южнее Баварии) начали выдвижение войска эрцгерцога Иоанна, около 30 тыс. человек. Для наступления в Италии выделялись огромные силы. Около 100 тыс. человек под командованием эрцгерцога Карла в основной группировке и в южном Тироле 20 тыс. человек под командованием генерала Гиллера.

В это время русские войска еще только начинали свое движение на помощь австрийцам. 25 августа армия Кутузова в количестве 46 405 человек выступила из местечка Радзивиллов (в 80 км к северо-востоку от Лемберга (Львова)). И 22 сентября подошла к городу Тешен, который находится в 600 км по воздушной линии от Центральной Баварии, где развернутся первые драматические события войны 1805 г.

Одновременно на северо-западных границах Российской империи также собирались войска. В районе Брест-Литовска — Волынская армия Буксгевдена (48 тыс. человек), неподалеку — Литовская армия Эссена 1-го (56 тыс. человек), а от Гродно до Таурогена — Северная армия Беннигсена (48 тыс. человек). Корпус Толстого (20 тыс. человек) готовился отправиться из Кронштадта в Северную Германию по морю, а 20-тысячный корпус Тормасова должен был прикрывать развертывание русских сил со стороны Турции. Наконец, примерно 12-тысячный русский отряд готовился к отправке из Корфу в Неаполь.

Таким образом, Россия привела в движение около 230 тыс. солдат и офицеров, австрийцы также почти 230 тыс. Вместе со шведами, англичанами и неаполитанцами силы коалиции, реально выступившие против Наполеона, составили более полумиллиона человек. В то время как французский император мог противопоставить им 180 тыс. в Германии, около 50 тыс. в Северной Италии под командованием маршала Массена и 15 тыс. в Южной Италии под командованием генерала Сен-Сира. Таким образом, в общей сложности у французов было для ведения полевой войны около 245 тыс. человек, если же считать присоединившиеся впоследствии к французам немецкие контингенты, примерно 270 тыс. человек.

Получается, что у Наполеона было почти что в два раза меньше войск, чем у союзников. Однако, как видно из сказанного, армия коалиции была разбросана на гигантском пространстве Европы. В то время как ее авангарды были уже в Баварии, остальные войска были далеко позади.

20 сентября 1805 г. император Франц прибыл в Мюнхен, а на следующий день приехал в Ландсберг (город в 50 км к западу от Мюнхена). Здесь император встретился с генералом Макком и здесь же состоялся военный совет. Макку удалось убедить императора продолжить движение войск вперед вплоть до крепости Ульм и рубежа реки Иллер (приток Дуная, впадающий в него в нескольких километрах выше Ульма). Франц также подтвердил все полномочия «генерал-квартирмейстера» Макка и обязал молодого эрцгерцога подчиняться «советам» старшего товарища. Позднее, 12 октября император подтвердит полномочия Макка письменно. Так что с этого момента он стал не только фактическим, но и формальным главнокомандующим армией.

Несмотря на то что военный опыт молодого эрцгерцога Фердинанда был. мягко говоря, невелик, он многое понял и вынес от встречи в Ландсберге тяжелое впечатление. 23 сентября Фердинанд написал: «В ходе беседы, которая продолжалась более двух часов, я убедился, насколько этот человек (Макк) ошибался с военной точки зрения, насколько он мало знал дух своей армии и армии неприятеля. Я убедился, что он не имел ни малейшего понятия, как нужно поддерживать порядок в войсках, считая мелочным и недостойным его особы заниматься подобными вопросами. Короче говоря, я увидел человека, который без всяких оснований был глубоко убежден в превосходстве своих военных талантов и который считал, что он сам по себе стоит стотысячного войска»²⁸.

То, что произошло дальше, плохо поддается пониманию. Макк с каким-то остервенелым упрямством стал гнать свою армию вперед. «Генералы и большая часть штабных офицеров загоняли почтовых, чтобы присоединиться к своим колоннам, — рассказывает австрийский офицер, — и, в конечном итоге, доскакали до Ульма, чтобы запереться там. Артиллерия тащилась день и ночь, угробив своих жалких лошадей на больших дорогах, а понтоны с трудом продвигали вперед скелеты на копытах Вимауер и К^о*»²⁹. При этом пехоту, чтобы ускорить движение, посадили на повозки, которые, также увязая в грязи, стремились в город с роковым для австрийцев названием — Ульм.

В результате этих странных усилий в самых последних числах сентября австрийская армия достигла крепости Ульм и реки Иллер. 3 октября 1805 г. она занимала позиции от берегов Боденского озера до Ульма и от Ульма вдоль по Дунаю вплоть до Инголыптадта. В общей сложности едва 80 тыс. человек были разбросаны на фронте протяженностью примерно 160 км, а в глубину растянуты на 40—50 км (расписание австрийских войск см. в приложении).

По прибытии в Страсбург Наполеон получил сведения о перемещениях австрийцев. Конечно, он не знал всех деталей, но для него стало ясно — армия Макка необъяснимо далеко выдвинулась на запад. Теперь его план окончательно созрел. Отныне в задачу Великой Армии входит не просто сокрушение австрийцев, но их полный разгром. Вечером император написал своему министру иностранных дел из Страсбурга: «Неприятель находится у входа в Шварцвальд. Дай Бог, чтобы он там остался. Я боюсь только того, что мы их сильно испугаем».

По распоряжению Наполеона начальник штаба Великой Армии написал маршалу Даву: «Неприятель находится сейчас недалеко от Ульма, где расположен его правый фланг, а левый фланг упирается в Боденское озеро, его передовые войска находятся у входа в Шварцвальд... Его Величество желает перейти Дунай между Донаувертом и Инголынтадтом раньше, чем туда сумеет подойти неприятель, который будет эвакуировать Швабию и Баварию. Задачей является атаковать его во фланг, когда он будет отходить, и как можно быстрее отвоевать Баварию».

Как очень хорошо видно из этого письма, Наполеон прекрасно предсказал действия австрийцев. На основании туманных противоречивых сведений он почти точно определил их место нахождения, ошибаясь лишь немного — он считал, что все силы Макка находятся между Ульмом и Боденским озером, в то время как здесь находился только левый фланг австрийцев. Впрочем, это было совершенно непринципиально.

* Частная компания, поставлявшая лошадей для обозов австрийской армии.

Император поставил задачу — обойти вражескую армию с севера. Он не сомневался, что австрийцы не будут подобно пням стоять на месте и, едва получив сведения о движении Великой Армии, начнут отступать. Однако благодаря скорости и четкости движения французских войск, Наполеон был уверен, что отходящего врага можно будет атаковать с фланга, а возможно, даже отрезать от пути на Вену и, прижав к Тирольским горам, разгромить. Обратим внимание, что в планы Наполеона не входила задача окружения и пленения армии Макка в Ульме. Императору и в голову не могло прийти, что незадачливый австрийский генерал будет цепляться за этот город. Для Наполеона Ульм — это всего лишь точка на карте, старая ветхая крепость, не имеющая большой самостоятельной ценности.

В отличие от плана союзников, путаного и противоречивого, план Наполеона похож на стройное классическое произведение. Здесь все просто, ясно и нет ничего лишнего. Великий полководец четко, без колебаний выбрал объект атаки и сконцентрировал против него подавляющее численное превосходство. Имея полевую армию, которая почти что в два раза уступала по численности армии коалиции, он сосредоточил на решающем стратегическом участке более чем двойное превосходство и обеспечил себе практически стопроцентный успех. Еще в молодости Бонапарт гениально сформулировал основной стратегический принцип: «В боевых действиях дело обстоит так же, как и в осаде крепостей: соединить всю силу огня против одной точки, пробить брешь и тем самым нарушить равновесие, тотчас все укрепления станут бесполезными — крепость будет захвачена»³⁰. То же самое и в Ульмском маневре. Все силы сосредоточены против решающего участка, здесь он должен выбить из строя одну из главных армий врага, тем самым будет пробита «брешь», нарушено равновесие и все «укрепления», иными словами войска неприятеля, наступающие в Тироле, Померании или Неаполе, «станут бесполезными».

В письме к Бернадотту от 2 октября 1805 г. император коротко и ясно излагает свой замысел: «Не обращайте внимания на то, что может сделать неприятель в Ганновере или в других местах... Когда мы разделаемся со 100 000 австрийцев, которые сейчас перед нами, у нас будет возможность заняться и другими делами...»³¹

Выполнение решающей части операции началось 25 сентября 1805 г. В 3 часа утра по мосту из Страсбурга в Кель загрохотали копыта сотен коней. Это были 9-й и 10-й гусарские полки бригады Трейара, за ними двинулись стройные ряды гренадерской дивизии Удино. Уже на следующий день, прибыв в Страсбург, император, стоя под проливным дождем, наблюдал за переправой своих войск через Рейн.

Почти одновременно на 160-км фронте Рейн форсировали и другие соединения Великой Армии. Маршал Даву во главе 3-го корпуса переправился через Рейн у Мангейма 26 сентября, маршал Сульт во главе 4-го корпуса в тот же день перешел реку у Шпейера, а Ней с 6-м корпусом переправился 27 сентября у Максау. Еще ранее (22 сентября) генерал Мармон со 2-м корпусом пересек Рейн у Майнца. Маршалу Бернадотту не надо было переходить Рейн, так как он шел из Ганновера. 26 сентября его войска подходили к Вюрцбургу. Общая протяженность фронта, на котором были развернуты французские корпуса, составляла примерно 200 км.

Для того чтобы еще больше ввести Макка в заблуждение, Наполеон поставил задачу небольшой части резервной кавалерии двинуться напрямую из Страсбурга на Ульм. Это движение конных масс по дорогам Шварцвальда должно было еще более приковать внимание австрийцев к западному направлению. Под прикрытием конной завесы главные силы армии должны были совершить гигантский обходной маневр.

Ульмский маневр

С этого момента больше не могло быть речи о таком же спокойном марше, как при движении по территории Франции. Полки шли сомкнутыми рядами. между дивизиями была оставлена только небольшая дистанция.

30 сентября на марше по территории Германии солдатам зачитали воззвание императора: «Солдаты! Война с Третьей коалицией началась. Австрийская армия перешла Инн, растоптала договоры, напала на нашего союзника и вторглась в его столицу...

Солдаты, ваш Император среди вас. Вы — авангард великого народа, и. если надо, он поднимется по моему призыву, чтобы разгромить новую лигу, сотканную из ненависти и золота Англии.

Солдаты, нам предстоят форсированные марши, усталость и лишения. Но какие бы препятствия ни встали на пути, мы преодолеем их и не остановимся до тех пор, пока не водрузим наших орлов на земле врага»³².

В первые же дни вступления на территорию Германии Наполеону нужно было срочно решить ряд политических вопросов. Эти вопросы были непростые, но, имея такой аргумент, как 165-тысячная армия, можно было надеяться на быстрый успех переговоров. Прибытие корпуса Бернадотта в Вюрцбург, куда убежал из своей столицы баварский электор, устранило все сомнения Максимилиана Иосифа. 28 сентября в Вюрцбурге был подписан союзный договор между Францией и Баварией, согласно которому баварцы должны были выставить 20-тысячный контингент для войны с Австрией. Первого октября, покинув Страсбург в 3 часа дня, Наполеон был принят вечером баденским электором в своей резиденции. И в тот же день Карл Фридрих Баденский подписал союзный договор с Наполеоном, согласно которому Баден должен был выставить трехтысячный контингент.

Немного сложнее дело обстояло с Вюртембергом. Вюртембергский электор отказался пропустить французские войска через город Людвигсбург, где находилась его резиденция, и закрыл перед французами ворота Штутгарта — своей столицы. Наполеон послал для переговоров своего адъютанта генерала Мутона. «Ваша миссия будет непростой, — сказал император, давая инструкции Мутону. — Электор Вас встретит гневными криками, что редко встречается — он сочетает в себе вспыльчивость и непреклонность. Так что он наделает много шума». «Не больше, наверное, чем пушка, а я к этому привык»³³, — невозмутимо ответил храбрый Мутон.

Все случилось так, как предсказывал император. Карл Фридрих излил на посланца Наполеона весь свой гнев. Но Мутон, ничуть не смутившись, ответил, что «он приехал не для того, чтобы слушать оскорбления и не для того, чтобы на них отвечать, а для того, чтобы вести переговоры, а непродуманные слова для него безразличны и бесполезны, потому что в любом случае он не сообщит их императору, и что лучше послушать предложение, тем более что маршал Ней с 30-тысячным корпусом находится у ворот его столицы». Спокойствие адъютанта Наполеона обезоружило вюртембергского электора, и тогда от угроз он перешел к условиям. Его главным желанием было увеличить свои владения и получить королевский титул. «Ну что ж, я ничего лучшего не желаю. Пусть он будет королем, если ему так хочется»³⁴, — ответил Наполеон, узнав о требованиях Карла Фридриха. Поздно вечером 2 октября император прибыл в Людвигсбург, и 5 октября был подписан «Вечный союз» между Францией и Вюртембергом. Согласно условиям этого соглашения вюртембергский электор должен был выставить 7 тысяч солдат для войны с Австрией.

Единственной неприятностью был отказ ландграфа Гессен-Дармштадтского выставить четырехтысячный контингент для содействия Великой Армии. Гессенские власти дали разрешение на проход французских войск в течение 35 дней, однако союз не заключили.

Впрочем, это уже мало что меняло: всего лишь за несколько дней было подписано три важных договора, которые давали Наполеону дополнительный 30-тысячный воинский контингент. Конечно, не следует переоценивать значимость этих войск. По качеству они значительно уступали французским, да и задействованы могли быть только спустя некоторое время. Так что при расчете сил, которыми обладал французский император во время Ульмского маневра, немецких союзников можно не учитывать. Тем не менее союзные договоры с Баварией, Баденом и Вюртембергом имели важное стратегическое и геополитическое значение. С одной стороны, они обеспечивали тылы Великой Армии, ее коммуникационную линию, с другой — окончательно вовлекали в орбиту французского влияния юго-западную Германию.

Отныне марш французских войск по территории западных германских земель не встречал никаких препятствий. Великая Армия, словно стрелка гигантских башенных часов, делала захождение всем фронтом левым крылом вперед. Каждый день из штаба разлетались во все стороны десятки приказов и сообщений всем корпусам, находившимся на марше. Император заботился о том, чтобы его маршалы не только получали четкие и ясные распоряжения, но и были информированы о том, что происходит поблизости от них. Корпуса должны были, подобно солдатам в строю, ощущать слева и справа локоть своих боевых товарищей.

В распоряжениях императора, данных в эти дни, обращает на себя внимание удивительное сочетание решительности и смелости с редкой предусмотрительностью. Например, в приказе от 2 октября Бернадотту говорилось следующее: «Если неприятель перейдет Дунай, чтобы двинуться на Вас, Вы его атакуете, поддерживая связь с командующим корпусом Даву, и в этом случае вся армия поддержит Вас своим движением» ³⁵. А на следующий день император писал Даву: «Возможно, что неприятель произведет какие-либо маневры. Он может двинуться на один из наших корпусов... Если неприятель перешел Дунай и занял Нордлинген, займите оборонительную позицию и вступите в контакт с маршалом Сультом... С помощью этого Ваши корпуса будут действовать совместно, а Ваша тяжелая кавалерия Вам пригодится на прекрасной равнине у Нордлингена»³⁶.

Таким образом, несмотря на значительное численное, моральное и техническое превосходство своих войск, Наполеон не исключает возможности контратаки неприятеля. Практически всегда он смотрит на вражеского полководца так. как если бы он был человеком, близким ему по стилю командования. Поэтому с учетом широкого фронта, на котором двигались французские войска, император вполне допускал, что противник может перейти во внезапное контрнаступление на одном из участков. Разумеется, подобная вероятность была невелика, и вокруг этой опасности не создавалось ненужной паники. Тем не менее активные действия австрийцев полагались возможными и к ним были готовы.

В этот день, 2 октября 1805 г., Великая Армия была развернута от Штутгарта до Вюрцбурга на фронте, протяженностью приблизительно 120 км. При этом корпуса сконцентрировались в три большие группировки: на левом фланге Бернадотт и Мармон, в центре Даву и Сульт, на правом фланге Ланн, Ней. резервная кавалерия и гвардия.

В этот момент войска левофланговой группировки находились уже в нескольких километрах от прусского анклава Анспах, простиравшегося на 85 км с запада на восток и на 65 км с севера на юг. Прусская территория находилась прямо на пути 1-го и 2-го корпусов Великой Армии. Конечно, было возможно обойти прусские земли справа или слева, но при этом произошла бы значительная за-.' держка на марше. Дороги, особенно с запада от Анспаха, были буквально забиты войсками и обозами. Кроме того, обход пришлось бы совершать по проселкам. В результате корпуса Мармона и Бернадотта могли отстать от главных сил на несколько дней марша. Наполеон, конечно, помнил информацию, сообщенную ему Дюроком. Но «дипломатические» успехи поселили надежду, что с Пруссией можно будет решить вопрос так же, как с Баденом и Вюртембергом. Император видел, что Пруссия колеблется, но он считал, что под давлением обстоятельств пруссаки примут сторону Франции. Поэтому, не смущаясь, он отдал приказ войскам Бернадотта и Мармона идти напрямик и пересечь прусскую территорию, соблюдая строгий порядок и дисциплину.

3 октября войска Бернадотта были на границе Анспаха. В голове колонны 1-го корпуса шла дивизия Друэ. «Подойдя к границе княжества Анспах, — рассказывает Друэ, — я увидел два эскадрона прусских гусар, которые хотели не дать пройти моей дивизии, сообщив мне постановление прусского короля. Я пытался объяснить их командиру, что генерал Дюрок был послан в Берлин императором, чтобы устранить все проблемы. Прусский офицер не желал ничего слушать, повторяя о своих инструкциях. Напрасно я говорил ему, что я получил приказ следовать этой дорогой и что я не могу изменить направление — офицер продолжал настаивать на своем. Нужно было что-то делать. И я сказал твердым тоном: «У вас два эскадрона, а у меня десять тысяч солдат, так что ваше сопротивление будет бесполезным». Прусский офицер заявил, что он протестует... Я ответил ему, что он может делать все, что пожелает, и приказал дивизии двинуться вперед» ³⁷.

Прусские гусары не посмели вступить в бой с многочисленной колонной и пропустили ее, следуя по пятам за французами. Тем не менее ситуация оставалась напряженной в течение всего марша французов по территории Анспаха. «Мое движение по прусской территории вызвало тысячи осложнений, — докладывал Бернадотт начальнику генерального штаба. — Сегодня на подходе к городу Анспах ко мне прибыл генерал- комендант этой провинции со всем своим штабом... Он объявил мне, что получил от короля... самый строгий приказ не давать прохода никаким иностранным войскам. Только после долгого разговора и многочисленных выражений дружбы с моей стороны генерал согласился разрешить нам продолжить наше движение... Я делаю все, что зависит от меня, чтобы сделать проход наших войск как можно менее накладным для провинции. Я располагаю войска на бивак на полях, где собран урожай, я плачу золотом за все, что нам поставляют, наконец, я не пренебрегаю ничем — деньгами, лестью и дружественными заверениями, чтобы как можно менее настроить против нас подданных Его Величества прусского короля. Кажется, я в этом неплохо преуспел, и я не получил ни одной жалобы на войска» ³⁸.

Чтобы как можно меньше сердить пруссаков, Бернадотт постарался сделать так, чтобы его корпус быстро пересек нейтральную территорию, а саму «столицу» анклава — город Анспах — он приказал обойти стороной. Несмотря на все предосторожности, этот, казалось бы, малозначимый инцидент сыграл гигантскую роль в европейской политике. Последствия его оказались совершенно не такими, как представлял себе французский император. За несколько сэкономленных дней марша была заплачена чудовищно дорогая цена (см. главу 9).

Вечером б октября Великая Армия вышла к берегам Дуная позади правого фланга основных сил австрийцев. Предначертания императора были точно выполнены. Фронт 165-тысячной армии сократился до 90 км. Ее главные силы были в 20 км от реки, а авангарды уже поили лошадей в Дунае. Грандиозный стратегический охват удался.

«Маленький капрал, кажется, избрал новый способ ведения войны, — шутили солдаты, — он воюет нашими ногами, а не штыками».

В этот день на Нордлингеской равнине драгуны Клейна скрестили свои клинки с передовыми постами австрийских гусар и отбросили их к Дунаю.

Пришло время и для штыков...

¹ Correspondance de Napoleon I^er, t. 11, p. 78.

² Ibid., p. 79.

³ Ibid., p. 81-82.

⁴ Alombert P.-C, Colin J., Op. cit., t. 1, partie 2, p. 3-38.

⁵ Цит. по: Alombert P.-C, Colin J. Op. cit., t. 1.

⁶ Marmont A.-F.-L., due de Raguse. Memoires de 1792 a 1841 imprimes sur le manuscript original de Tauteur avec plans. Paris, 1856—1857, t. 2, p. 129.

⁷ Цит. по: Alombert P.-C, Colin J. Op. cit., t. 1, p. 327.

⁸ Ibid., p. 328.

⁹ Marmont A.-F.-L., due de Raguse. Op. cit., t. 2, p. 140-141.

¹⁰ Saint-Chamans A.-A.-R. Memoires du general comte de Saint-Chamans, ancien aide de camp du marechal Soult (1802-1823). Paris, 1896, p. 18.

¹¹ Alombert P.-C, Colin J . Op . cit., t . 1, p . 170-172.

¹² Ibid., p. 177, 196.

¹³ Brack F. de. Avant-postes de cavalerie legere. Paris, s.d., p. 188.^u Souvenirs d'un souslieutenant(MaignalB.H.) //Histoire d'un regiment. La 32^еdemi-brigade (1775-1890), p. 189190.

¹⁵ D'Heralde J.-B. Memoires d'un chirurgien de la Grand Armee. Paris, 2002, p. 97—98.

¹⁶ Gervais. A la conquete de l'Europe. Souvenirs d'un soldat de l'Empire. Paris, 2002, p. 146.

¹⁷ Foy M.-S. Histoire de la guerre de la Peninsule. Bruxelles, 1827, t. 1, p. 91-92.

¹⁸ Цит. по : Alombert P.-C, Colin J. Op. cit., t. 1, p. 351.

¹⁹ Ney M. Memoires du marechal Ney, due d'Elchingen, prince de la Moskowa. Bruxelles,1833, t. 2, p. 386.

²⁰ S. H. D. Grande Armee, 1805. 2. С 1.

²¹ Ibid.

²² Ibid.

²³ Ibid.

²⁴ Ibid.

²⁵ Archives Nationales. AF IV 74—75.

²⁶ Ibid.

²⁷ Цит. по: Alombert P.-C, Colin J. Op. cit., t. 3, p. 118-119.

²⁸ Ibid., p. 136-137.

²⁹ Relation de la prise d'Ulm, par M. D..., capitaine d'etat-major au service d'Autriche. Journal des sciences militaires des armees de terre et de mer, 1827, t. 8.

³⁰ Цит. по: Napoleon Bonaparte, l'ceuvre et l'histoire. Sous la direction de Jean Massin. Paris, 1969, t. 4, p. 148. ^!

³¹ Correspondance... t. 11, p. 275.

³² Correspondance... t. 11, p. 263—264.

³³ Segur. Un Aide de Camp de Napoleon. Memoires du general comte de Segur. Paris, 1894, p. 165.

³⁴ Ibid., p. 166.

³⁵ Alombert P.-C, Colin J. Op. cit., t. 2, p. 51.

³⁶ Correspondance... t. 11, p. 281.

³⁷ Drouet d'Erlon J.-B. Vie militaire ecrite par lui-meme. Paris, 1844, p. 24.

³⁸ Цит. по: Alombert P.-C, Colin J. Op. cit., t. 2, p. 824.