Интерлюдия 11.

Второе мая тысяча восемьсот девятого года. Гавана. Британская провинция Куба.

Первый раз с момента британской оккупации Кубы и Флориды в бывший дворец губернатора собралось такое количество народа. И первый раз за всё время существования дворца, собравшиеся так сильно отличались друг от друга. Кого тут только не было.

Большинство составляли британцы, совсем скоро они будут тут полновластными хозяевами. Их красные мундиры доминировали над остальными. Также много было офицеров теперь независимой Мексики в сине-красных мундирах. Настоящими белыми воронами смотрелись испанцы из вице-королевства Перу.

Но наибольшее внимание, несмотря на абсолютное меньшинство, привлекали флоридские семинолы во главе с их вождем Ахайей. Они прибыли на эти переговоры в своих национальных костюмах, с небольшими, но красноречивыми для знающих людей изменениями.

Текумсе привёз Ахайе не только оружие, с помощью которого семинолы и получили право находится здесь. Кроме него теперь уже зять Ахайи привёз гавайский жемчуг и золотые звездочки, при виде которых контр-адмирал Горн болезненно морщился.

Точно такие же звездочки он, еще, будучи капитаном, видел на погонах офицеров калифорнийской армии. Той самой, которая как следует накостыляла англичанам, причём дважды, сначала в заливе Сан-Франциско, а потом под Монтерреем. Со стороны Ахайи это был подчеркнуто вызывающий жест: "Смотрите мол, господа красномундирники, Калифорния далеко, но для нас она рядом и по-прежнему помогает".

По всей, теперь уже бывшей Новой Испании прекратили стрелять уже давно, практически месяц назад. В первых числах апреля повстанцы взяли Мехико и принудили вице-короля подписать капитуляцию. Отныне бывшая испанская колония будет носить название Мексиканское королевство.

Пока что власть там принадлежала так называемому "правительству трёх падре". Три католических священника, три революционных вожака и генерала новой мексиканской армии составили этот триумвират.

Первым, и пока еще главным был сеньор Мигель Идальго и Кастилия. Главный моральный авторитет и первый предводитель патриотов, герой нации и бессменный предводитель восстания, который поднял знамя свободы еще в Акапулько.

То, что на самом деле произошло в этом портовом городе, уже обросло легендами, и революционеры предпочитали не вспоминать о том, с чего всё началось.

Еще год-полтора назад все в Мексике знали и говорили об истинной причине восстания в Акапулько и роли Гамильтона и его людей в этом, то сейчас имя этого человека старались лишний раз не произносить.

Как только восставшие поняли, что побеждают, Гамильтон тут же из друга и союзника превратился в алчного хищника, который пользуясь тёмными временами, отхватил жемчужину мексиканских владений, Калифорнию. Эти настроения еще более усилились, когда до Мексики дошли слухи о том, что бывший вице-король обосновался там.

О его роли вообще старались молчать и не упоминать даже те, кто знал, что произошло на самом деле.

Вторым из триумвирата стал Мариано Матаморас, блестящий теолог и оратор, герой трехмесячной обороны Вальядолида, что в провинции Мичоакан. Когда его тяжелораненого захватили в плен роялисты, то Мигель Идальго предложил обменять героя на целую тысячу пленных. По легенде, когда Матаморас узнал об этом предложении, то сказал: "Я отказываюсь от этого обмена. Пусть тысяча проклятых псов останутся на цепи и не будут больше стрелять в мой народ. Пусть будет так, даже ценой моей смерти".

Роялисты не стали его расстреливать или вешать. Получив приказ казнить Матамораса, комендант тюрьмы, где содержался герой, сделал вид что не получил такого приказа, понадеявшись на снисходительность победителей.

Победители её проявили. Убили всего лишь его и всех его людей с женами, пощадив детей. Сейчас целый флейт с этими несчастными направлялся в Калифорнию. Гамильтон хоть и вероломное чудовище, но хорошо заплатит за почти пять десятков мальчиков и девочек.

Ну а третьим был Ангел независимости, Хосе Мария Морелос. Еще один уроженец Вальядолида, имевший африканские индейские и испанские корни. Несмотря на свой сан священника Морелос до революции открыто жил с женщиной и имел от неё трех детей.

Злые языки говорили, что это и послужило причиной, почему этот отец семейства присоединился к революции. Правда, сейчас все эти языки были уже вырваны, причем буквально.

Из всех троих именно Морелос обладал настоящим военным талантом. Он командовал третьим и последним штурмом Мехико, который завершился успехом и закончил, наконец, эту войну.

По информации английской разведки именно Морелос был фаворитом в предстоящем референдуме, на котором мексиканцы должны были избрать себе короля.

Со стороны англичан на переговорах присутствовали: губернатор Брок "Спаситель Канады", адмирал Кокрейн будущий губернатор будущей провинции Чили и специальный представитель Короля Георга, сэр Ричард Пэндлтон, которому и принадлежало право подписи на всех подготовленных документах.

Испанцы из вице-королевства Перу здесь тоже были не зря. Флорида оставалась под властью испанской короны, и новая администрация полуострова будет состоять именно из перуанцев.

Гаванский конгресс должен был закрепить та тектонические изменения, которые произошли в испанских колониях за последние три года.

После получения оружия из Калифорнии Ахайя активизировал свои действия, и первым шагом для него стала договоренность с племенем чокто, главным индейским союзником в недавней войне. Его нынешний вождь, Тень Пушматахи, сначала не хотел иметь ничего общего с Ахайей, которого считал предателем. Правда, потом он изменил своё решение, желание хоть чуть-чуть поквитаться с англичанами оказалось сильнее.

В начале тысяча восемьсот девятого года объединённые силы семинолов и чокто неожиданно для англичан атаковали Сент-Августин и захватили его. В плен попало больше сотни англичан.

Тень Пушматахи предлагал их всех казнить, но Ахайя решил иначе: "Нам не нужны мертвые красные мундиры. Нам нужны красные мундиры, удирающие из Флориды" — сказал он в ответ на требование своего союзника.

Вождь семинолов хорошо понимал, что если он казнит этих пленных, то англичане захотят отомстить и постараются это сделать, не смотря ни на что. Конечно, какая-то сотня солдат, пусть даже и с несколькими офицерами ничтожная цена за Флориду, но тут пришли известия из Мехико. "Патриоты" победили и вспомнили о Флориде и Кубе. К тому же на будущем острове свободы вспыхнуло восстание и англичанам стало не до Флориды.

Война в Испании требовала от британцев всё больше и больше ресурсов, и в метрополии просто не осталось лишних сил, которые можно было бы послать за океан. Где тоже ни оказалось свободных солдат и кораблей. Экспедиция Кокрейна, пусть и приведшая к захвату Рио-де-ла-Плато, обошлась Броку слишком дорого. В итоге "спаситель Канады" решил уступить, подавить восстание на Кубе, а потом попробовать снова.

Это понимали все присутствующие: и новая администрация Флориды, и мексиканцы и англичане. Понимали и строили планы.

О независимости Ахайя даже не думал, он прекрасно представлял себе что будет, если он решит провозгласить своё государство, и мексиканцы и англичане тут же накинулись бы на него, может быть даже одновременно, а так Флорида получала хоть какую-то передышку.

Для мексиканцев потеря Флориды и Кубы стали неприятными фактами, но сделать они с этим ничего не могли, поэтому для них конгресс просто закреплял статус-кво.

* * *

— До сих пор не понимаю, господин губернатор, почему вы просто не прикажете схватить этого дикаря, — улучив момент, сказал Пэндлтон, имея в виду Ахайю — если он допустил такую глупость и сунул голову в пасть британского льва, то будет правильно её откусить.

Айзек Брок презрительно посмотрел на этого крещеного еврея, представителя банкиров Сити. Для него было непонятно, почему Пэндлтон не понимает такой простой вещи.

— Господин Горн, может, вы объясните, что означают звёздочки на плечах вождя Ахайи.

— Конечно, сэр. Это напоминание что за Ахайей стоит Гамильтон.

— И что с того? Мне кажется, что вы все несколько преувеличиваете значение этого беглого американского министра.

— Однако, сэр, именно вы привезли в Йорк копию договора между Британией и Российской империей. И частью этого договора стоит признание нами Калифорнии. Кроме того именно вы привезли инструкции парламента, прямо приказывающие нам заключить с Калифорнийской Республикой соглашение о ненападении. Это тоже часть сделки с русскими.

— Всё верно, но Гамильтон в Калифорнии, а Ахайя здесь, только руку протяни, и нет его.

Брок в ответ на это тяжело вздохнул. Британия построила своё могущество на торговле, но перед ним сейчас стоял не торговец, а тупой торгаш.

"Почему этот идиот выполняет такую важную миссию" — в который раз подумал Брок, — " он совсем не понимает ничего из того, что здесь происходит".

— Господин Пэндлтон, позвольте я объясню так, чтобы вы поняли, — судя по всему, Горна тоже достал их собеседник.

— Слушаю вас.

— Ахайя дед одного из сыновей Гамильтона.

— Я что-то слышал, этот американец снюхался с какой-то индианкой, какая гадость. Как по мне это всё равно, что спать с животным.

— Скажите это Ахайе в лицо, и я не дам за вашу шкуру ни единого пенса, — не выдержал Горн. Затем он успокоился и продолжил:

— Так вот, Ахайя дед сына Гамильтона. Как только тот узнает, что мы убили его родственника, то все соглашения с русскими не будут стоить бумаги, на которых они написаны. И виновными в этом будем мы. Если вы хотите нарушить прямой приказ короля и парламента, милости прошу. Но никто вам в этом здесь помогать не станет.

— Ясно, господа. Будь по-вашему, — Пэндлтон отошёл, а Горн понизив голос, обратился к Броку.

— Господин губернатор, я думаю, об этом должны узнать в Сити.

— Я тоже так думаю, адмирал. Вы хорошо послужили короне, выбирайте. Я могу снова послать вас в Калифорнию, а могу в Лондон, решать вам.

— Пожалуй, я выберу Калифорнию. Наверняка там остались наши пленные, которых я хочу попробовать выручить…

— А еще там есть золото, — улыбаясь, сказал Брок.

— Вы не зря стали губернатором, господин генерал и сразу всё поняли, — в ответ на это Брок засмеялся и поднял бокал за успех будущего предприятия.

* * *

Пятнадцатое апреля тысяча восемьсот девятого года. Лондон, Великобритания.

— Ты знаешь, Панайотис, Плетнев был не прав. Не такой уж Лондон афедрон, — услышав ставшую знаменитой шутку времён битвы за Сан-Франциско, молодой грек засмеялся. Они прибыли в столицу Британской империи позавчера. Позади осталось путешествие вдоль угрюмых берегов Норвегии, и такое же неприветливое Северное море. Впереди калифорнийские корабли ждала неделя отдыха.

— Господа, о чём вы? — спросил Лисянский, — на фрегате я постоянно слышу сравнение Лондона с задницей, но не понимаю к чему оно.

— Эта старая шутка. Перед боем с англичанами мистер Гамильтон послал их парламентеров, а когда лейтенант Берг спросил куда, Плетнев ему ответил.

— Действительно смешно. Но меня больше интересует не солдатский юмор, которому Гамильтон не чужд, а его пушки.

— О, эти малышки достойны не просто рассказа, а целой поэмы.

— Я уже наизусть знаю всё, что вы можете о них сказать, мне не терпится увидеть это чудо своими глазами.

— Даст Бог, скоро увидите Юрий Федорович.

— Очень на это надёюсь, Николай Петрович, а теперь прошу меня извинить, пойду отдыхать, — Лисянский кивнул обоим собеседникам и вышел.

— Теперь, когда мы вдвоём, — сказал Резанов Панайотису, — ты можешь сказать, в чём заключалось поручение Гамильтона. Ты же не зря целый день пропадал в городе?

— Всё верно Николай Петрович, теперь уже можно.

— И что же это было?

— Вчера я на имя господина президента я открыл три счета в крупнейших лондонских банках. На общую сумму пятьсот тысяч гиней.

— Гиней? Что ж, это логично. Фунты или, упаси Бог, шиллинги для торговцев и простолюдинов. Президент Гамильтон помимо всего прочего еще и маркиз. Он, как и любой аристократ должен оперировать гинеями. Но откуда такая фантастическая сумма? Я что-то не заметил у тебя сундуков с золотом.

— А у меня и не было золота. Мистер Гамильтон в качестве обеспечения передал мне это, — с этими словами Панайотис достал из внутреннего кармана мешочек и высыпал из него три колумбийских изумруда, — я использовал эти камешки. Это всё что осталось.

— Ох, ты ж… откуда они?

— Мы их подняли около побережья Флориды еще в четвертом году. Как вы понимаете, нигде кроме Лондона эти изумрудны выгодно не продать.

— И много их мистера Гамильтона?

— Думаю, вам лучше спросит у него.

— И как мистер Гамильтон планирует тратить эти деньги?

— А вот этого я не знаю. Но зная нашего президента, могу догадаться что на найм учёных и инженеров для Калифорнии. Но никаких инструкций господин президент на этот счёт не давал. Думаю, этим займется наш будущий посол.

— Англичане не дураки, просто так их лучшие умы к нам не поедут.

— Поэтому и такая сумма.

— Что ж логично.

— Вы тоже говорили о каких-то планах на Лондон. Как у вас продвигается дело.

— Завтра узнаем. У меня назначена встреча. Если всё пройдет удачно, нам придётся потесниться.

— Николай Петрович, побойтесь Бога!

— Друг мой, уверяю, мистер Гамильтон будет очень доволен.

* * *

"Так, мне сюда" — Николай Петрович сверился с адресом и подошёл к двери большого старинного здания, стоящего на Уйтхолле, недалеко от площади короля Вильгельма Четвертого.

— Добрый вечер, сэр.

— Мне сказали, что здесь я могу найти свободный оркестр?

— Всё верно, сэр. Думаю, в холле тот, кто вам нужен…

— Здравствуйте, — поздоровался Резанов с мужчиной, на которого указал швейцар, — мне сказали, что здесь я могу нанять оркестр, это так?

— Да, всё верно, сэр, простите, не знаю вашего имени. Только вам нужен не я наш дирижёр и по совместительству концертмейстер, давайте я вас провожу.

К удивлению Николая Петровича, дирижёром оказалась женщина. Средних лет, с острым, даже колючим взглядом поверх новомодных очков с дужками. Ей явно было всё равно, что о ней подумают окружающие, ничем иным нельзя было объяснить, что вместо сложной прически, принятой в обществе, её ярко рыжие волосыбыли собраны в простой хвост. В руках дама держала нотную партитуру, а её шею украшало серебряное колье с несколькими алмазами.

"Да, ей самое место в свободолюбивой Калифорнии, а не здесь, в чопорном Лондоне" — подумал он, пока музыкант что-то тихо объяснял незнакомке, время, проведённое на берегах залива Сан-Франциско, научило Резанова не удивляться ничему, что может он увидеть.

— Значит, вы хотите нанять мой оркестр?

— Простите, мадам, не знаю вашего имени.

— Хлоя Сомерсет, мисс Хлоя Сомерсет.

— Прошу простить мою бестактность. Граф Николай Резанов, к вашим услугам.

— Приятно познакомится господин граф.

— Взаимно мисс Сомерсет. Да, я хочу нанять оркестр.

— Простите граф, у вас странный акцент. Вы итальянец?

— Русский.

— Даже так? Неужели в вашем Петербурге мало музыкантов.

— Уверяю, в столице Империи всё более чем хорошо с музыкой. Оркестр мне нужен для другого.

— Вы меня заинтриговали, господин граф. Не томите.

— Я хочу нанять оркестр для Калифорнии, через пять дней я отправляюсь туда. Экипажи моих кораблей сейчас отдыхают.

— Калифорния? Я что-то слышала о ней, это где-то в Азии?

— Боюсь что нет, это в Северной Америке, на тихоокеанском побережье.

— Простите граф, но это звучит смехотворно. Я немного знаю жизнь, зачем там оркестр? Наверняка ружья и пушки будутуместнее.

— Мисс Сомерсет, давайте так. Я найму ваш оркестр, вплоть до последнего скрипача, допустим на год, и не торгуясь. По истечению вашего контракта я обязуюсь доставить вас обратно в Лондон, слово дворянина. Но сначала я хочу вас услышать.

— Чёрт возьми, граф! Вы интересный человек. Будь по-вашему. Сейчас три часа по полудню. Жду вас в восемь.

Ровно в восемь часов вечера Николай Петрович вместе с Кончитой сидели на первом ряду небольшого концертного зала и слушали музыку. И она им нравилась.

— Ты хочешь нанять их? — тихонько спросила Кончита мужа.

— Да, также тихо ответил ей Резанов.

— А ты не боишься что дирижёр женщина.

— Нет, не боюсь, уверен, Гамильтону это понравится.

— Это точно, — засмеялась юная испанка.

Выступление закончилось, и Хлоя подошла к супругам.

— что скажете граф, обратилась она к Резанову, смерив Кончиту взглядом.

— Меня устраивает, назовите свою сумму.

— Не боитесь цены?

— Ничуть.

— Хорошо. Тысяча гиней и по двести шиллингов за каждое выступление.

— По рукам.

— Чёрт возьми, надо было просить больше.

— Слово не воробей. Вы наняты. Вот адрес гостиницы, где мы остановились. Капитана моего корабля зовут Панайотис Йоргис. Он уладит все детали. А теперь, мисс Сомерсет, сыграете для нас еще?

— Двести шиллингов, господин граф.

— Играйте Хлоя, играйте.

Загрузка...