Гасан Хоттабович Абдурахманов! Или просто Хоттабыч — вот оно, то самое имя, которое я никак не мог вспомнить. Вот он, этот героический старик-Силовик, ста двух лет от роду, уничтоживший не только сам Вековечный Рейх, но и всех Магов-эсэсовцев одним разом, как это было написано в газете!
Сам я этого не застал, по причине моей полной отключки по ранению в сорок третьем, но отчего-то чувствовал, что так оно и есть! Именно этот мощный старикан и стер с лица земли фашистов, не оставив им даже единого шанса! Да ему за такое и памятник из чистого золота поставить — и того мало будет, чтобы выразить благодарность… — Все! Дальше бег моих мыслей прервался — я вновь потерял сознание.
Возвращение к реальности на этот раз проходило не так гладко — голова продолжала болеть, не так сильно, но все-таки… Открыв глаза, я увидел Лазаря Елизаровича, с весьма уставшим видом сидевшего на стульчике рядом с диваном. Заметив, что я пришел в себя, главврач укоризненно покачал головой:
— Ну, что же вы, голубчик, предписания мои нарушаете? Прочитали-таки статью?
Странно, но изо рта Медика вырвались клубы морозного пара, словно в кабинете напрочь отсутствовало отопление. Поначалу я этого не заметил, но сейчас реально почувствовал, как неслабый такой морозец немилосердно щиплет нос, уши и щеки.
— Прочитал, доктор… — Юлить смысла никакого не было. — А что случилось, Лазарь Елизарович? Почему так холодно? — Я передернул плечами, потер нос и уши, а после этого подышал на озябшие руки.
— Вы у меня случились, молодой человек! — Добродушно усмехнулся Медик.
— В смысле? — Не понял я его веселой «иронии».
— А в прямом, — продолжая улыбаться, заявил главврач, — вы, милейший, сейчас нам тут такой выброс сырой Силы устроили, что хоть ложкой её собирай! Все наши Силовики успели свои Резервы до отказа заполнить, да еще и в кристаллы-Накопители под шумок слить! — Едва ли не сияя от радости, произнес Лазарь Елизарович. Никогда бы не подумал, что такое бывает! Вам обязательно надо проверить величину вашего Резерва, Мамонт Иванович! Я вам настоятельно советую это сделать! И, как можно быстрее! То количество Энергии, что нам удалось собрать, не считая, сколько «растворилось» в пространстве и будет поглощено иными Силовиками Марьиной рощи, тянет на такой крепкий «наркомовский» размер Резерва. Я даже боюсь предполагать, насколько он у вас велик!
— Вы сейчас серьезно, доктор? — засунув озябшие руки под мышки, спросил я. — Прямо-таки «наркомовский» уровень?
— Возможно, что я и переоцениваю величину вашего Резерва, — ответил Медик, постукивая ногами по заиндевевшему полу — ботиночки у него на ногах были весьма «легкими» для такого мороза, — но то, что он весьма внушительный — бесспорно! Видите же, как здесь все промерзло? Хорошо, что в момент этого выплеска меня в кабинете не было — превратился бы в натуральную ледяшку!
— А это здесь причем? — удивился я.
— Таковы физические законы, — ответил Рыжов. — При любом Силовом воздействии поглощается энное количество тепла, прямо пропорциональное количеству выделенной Силовиком Энергии для достижения необходимого эффекта…
— Погодите, доктор, — остановил я главврача, — а если я, допустим, Огнем жахну? Тоже похолодает?
— Несомненно! — Кивнул врач. — Однако, понижение температуры в какой-то степени компенсируется выделением тепла от самого Огня. Но этими расчетами, наверное, в Академии Наук занимаются. А нам, сами понимаете, недосуг. Небольшие воздействия, как, например, при моем целительском воздействии, практически неощутимы. А сейчас, давайте, мы с вами переместимся, куда потеплее… — подстукивая зубами от холода, предложил Лазарь Елизарович.
— Давайте попробуем… — с сомнением произнес я, стараясь привести тело в вертикальное положение.
Доктор ухватил меня под локоть, ненавязчиво помогая мне усесться на диване. К слову сказать, мои движения после Целительского воздействия, стали куда «ловчее», чем до попадания в госпиталь. Даже левая рука худо-бедно начала двигаться. До нормальной реакции здоровой руки, конечно, еще далеко, но и это уже настоящее достижение!
— Спасибо, доктор! — поблагодарил я Рыжова. — Левую руку намного лучше стал ощущать.
Доктор раскрытой ладонью, источающей мягкое белое сияние, вновь провел вдоль левой стороны моего тела. В онемевшей руке закололо, как будто я её отлежал. А после колючие «мурашки» пробежали до самых кончиков пальцев, вызывая не самые приятные ощущения. Однако рука стала двигаться еще лучше.
— А так? — поинтересовался Медик.
— Так еще лучше! — довольно ответил я, чувствуя подушечками пальцев холодную кожу дивана — до этого такие тактильные ощущения были мне не доступны.
— Отлично! — воскликнул Лазарь Елизарович, присев рядом со мной на диван и подставляя плечо. — Хватайтесь за меня, молодой человек, и попробуем встать. На раз-два — встали.
Я, обхватив плечи доктора правой рукой, попытался встать. И у меня это прекрасно получилось. И вот так, опираясь на плечо Медика, мы осторожно поползли к двери. Хоть мне и пришлось подволакивать левую ногу, двигались мы вполне бодро. Главное — не поскользнуться на образовавшейся на полу наледи. Но мы с этим справились «на ура»! Еще бы голова не трещала, так и вообще было бы расчудесно!
У закрытых дверей, обросших натуральной снеговой шубой, Лазарь Елизарович остановился. Прикасаться рукой к заиндевевшей двери он не захотел, поэтому попытался открыть её плечом. Пусть и не с первой попытки, но у него это получилось, и мы вывалились в теплый (по сравнению с промороженным кабинетом) коридор госпиталя. Так-то и в коридоре было довольно прохладно — на отоплении тоже нещадно экономили, чтобы, хоть как-то дотянуть до весны.
— В коридоре меня подхватили под руки сестренка и капитан Заварзин, видимо, ожидающие «окончания лечебных процедур».
— Ну, ты и выдал, братишка! — восторженно заявила Аленка, не переставая пялиться на покрытую толстой наледью дверь кабинета главврача.
— Хорошо еще, — произнес доктор, заметив её интерес, — что он вовремя сознание потерял! А то бы весь наш госпиталь превратил в филиал дворца Снежной Королевы!
— Скажите, Лазарь Елизарович, а больше такого не повторится? — с опаской спросил Медика Трофим Павлович. — А то, знаете ли, повторный выброс Силы может оказаться чреватым…
— Думаю, что на ближайшие несколько недель, а то и месяцев, подобное не повторится, — заверил капитана Рыжов. — Он так свой Резерв опустошил, что его восстановления долгохонько ждать придется. Свободные потоки Силы после глобального воздействия на окружающую Эфирную среду, оказанного генералом Абдурахмановым, очень редки. Энергии на всех Силовиков не хватает… Нечем ему будет Резерв заполнять.
— Спасибо вам, Лазарь Елизарович! — Капитан, крепко ухватив Медика за руку, интенсивно её встряхнул. — Не представляю, что бы мы без вас делали!
— Не стоит, Трофим Павлович, — отмахнулся главврач, — от меня в этот момент ничего не зависело. А вы, молодой человек, помните, что я вам советовал. И, на всякий случай: старайтесь не бередить сейчас ничего из ваших «несуществующих» воспоминаний. И, если что — милости прошу ко мне! Чем смогу — тем помогу! И спасибо вам — на ближайшее время Силой вы меня и наш госпиталь очень даже с лихвой обеспечили!
— Да это вам спасибо…
— Да, вот еще что, — неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу главврач, — забыл совсем, шляпа! Держите, юноша! — Он вытащил из кармана и передал мне сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку.
— Что это? — Я взял бумажку из рук врача.
— Это адрес и телефон одного моего знакомого Мозголома, — ответил Лазарь Елизарович. — Он, правда, уже в весьма солидных годах, и только поэтому его не призвали, — пояснил Медик. — Но это единственный Мозголом в нашем районе, кто может вас не только посмотреть, но, и присоветовать чего-нибудь. Очень и очень опытный специалист! Еще имперского разлива. Ведь с головой-то у вас, молодой человек, прям беда!
— Так уж получилось… — Я виновато пожал плечами, громко шмыгнул носом и поежился. — Как бы, не простыть…
— Так мы сейчас тебя в баньке попарим! — пообещал мне Заварзин. — Никакая болячка не прицепится!
И он не соврал: баня, стопка водки с перцем, тарелка не слишком наваристого, но вполне сытного борща и горячий чай не дали мне разболеться. А последовавший за этим глубокий и спокойный сон под толстым ватным одеялом в натопленном помещении оказали прямо-таки целительное действие на мой истерзанный организм. Так что, проспав практически двенадцать часов к ряду, проснулся я на следующее утро по-настоящему бодрым, отдохнувшим и набравшимся сил.
Сестренки в комнате уже не было, хотя спать мы ложились вместе — кроватей было две и даже отгороженных друг от друга такой же занавеской, как и у меня дома. На спинке стула обнаружилась выстиранная и отглаженная военная форма, которую я натянул на себя с превеликим удовольствием.
После войны в Союзе мужчины, вернувшиеся с фронта, в основном ходили в форме, но уже без погон. И никто по этому поводу не возмущался — главное, было бы что одеть. Мелодично звякнув медалями, я взглянул на себя в зеркало, висевшее на стене в простой деревянной раме.
А что? Красавчик! — Оценил я свое отражение — ведь увидел я себя после «болезни» впервые. А как я выглядел раньше — шут его знает? Увиденное меня вполне устроило, немного портила впечатление излишняя худоба и впалые щеки, но они лишь прибавляли мужественности.
Лицо — правильное, подбородок — мужественный, нос — прямой, узкий, с небольшой горбинкой, глаза — «стальные»! Рост около двух метров — настоящий богатырь! Только немного отъесться, да нарастить потерянную мышцу̀, совсем сдувшуюся за время «паралича». Ну, ничего — были бы кости целы, а мясо нарастет!
В общем, никакого отторжения мой внешний вид у меня не вызвал. Я себе даже нравился, а уж молодым девчонкам, думаю, тоже придусь по душе. Надо будет попросить сестричку, чтобы познакомила меня с кем-нибудь. А то у меня перед глазами нет-нет, да и встанет её обнаженная фигурка с торчащими сосками, бархатной кожей и нежным светлым пушком в промежности…
— Черт! Черт! Черт! — тихо выругался я, сквозь сжатые зубы, почувствовав, как тяжелеет что-то в штанах, натягивая ткань форменных офицерских галифе.
Нет, так дальше дело не пойдет! Нужно срочно решать эту проблему! И чем скорее, тем лучше! Не дело это, когда сестренка голышом перед глазами стоит! Так-то девка она видная — все при ней…
Все, стоп! Думай о чем-нибудь другом, только не об этом! Но вы же знаете, как это бывает, когда стараешься не думать о чем-нибудь конкретном? Вот именно!
Кое-как, но мне удалось привести свои мысли в порядок и урезонить не к добру разгулявшееся воображение. Понять-то я себя тоже могу: здоровый мужик, долгое время не знавший женской ласки — это страшное дело! Хотя, я так и не вспомнил, занимался я когда-нибудь любовью или нет? Но что-то мне подсказывало, что с этим делом у меня все было в порядке.
Из-за «душевных терзаний, я даже не сразу обратил внимание, что мои покалеченные конечности шевелятся куда бодрее. Не совсем, конечно, как здоровые, но и особых проблем не вызывали. Как говорится — терпеть можно. И даже ходить, немного 'припечатывая шаг» и подволакивая ногу. Одним словом я теперь — «джаз нога» или рубль двадцать[1].
На кухне, куда я доковылял, чтобы хлебнуть кипяточка (на большее я и не рассчитывал, и так уже вчера обожрал товарища капитана), обнаружился Трофим Павлович собственной персоной.
— А! — Добродушно улыбаясь, капитан протянул мне руку. — Проснулся уже, герой? А сестричка твоя, неуемная, уже на работу спозаранок умотала. Даже слушать меня не стала — стыдно говорит, людям будет в глаза смотреть…
— А вы сами, Трофим Павлович, отчего не на службе? — поинтересовался я.
— Так я всю ночь промотался… — Нахмурился Заварзин, тяжело навалившись локтями на стол. — На шестом проезде опять разбой с мокрухой, да с тяжкими телесными… Только вот такого, как ты, среди потерпевших не нашлось… Совсем твари человеческий облик потеряли! — Он с хрустом сжал кулаки. — Ничего не боятся! Знают, суки, что мы за всем поспеть не можем — людей мало… Ладно, что мы все о скорбном? Ты это, Мамонт, давай, садись к столу — позавтракаем, — щедро предложил капитан. — У меня даже чай с сахаром имеется, да и хлеба немного найдется!
— Неудобно как-то, Трофим Павлович… — Попытался отказаться я от угощения. — Я просто кипяточка…
— Неудобно штаны через голову одевать! — Буркнул капитан. — Садись, говорю — не обеднеем!
— Спасибо, товарищ капитан, — произнес я, падая на табуретку. Левая нога немного «подклинивала», но я потихоньку приспосабливался.
— Не за что, Мамонт! — ответил Заварзин, наливая мне кипяток в граненый стакан. — Это я тебе, и таким же ребятам и мужикам, кто за нас на фронте жизней не жалел, спасибо сказать должен!
— Так и у вас служба не мед, Трофим Павлович, — возразил я ему. — Эта мразь бандитская подчас куда опаснее немца будет! И ваших парней сколько на службе гибнет? Нет, товарищ капитан, одно мы с вами дело делаем — Родину от всякой нечисти, да погани защищаем! А внешний это враг, или внутренний — нету никакой разницы!
— Согласен, младшой! — согласился Заварзин. — Ты, давай, чай-то пей! И с сахаром, с сахаром наяривай! Тебе такому здоровому в кондицию нужно приходить! Ешь, не стесняйся! — И он подвинул ко мне вазочку с колотым желтым кристаллическим сахаром и небольшой горбушкой хлеба, лежащей сверху. — И никаких возражений не принимается!
Ну, что ж, пришлось мне расправиться с этой горбушкой, как бы не ныла моя душа, что я бессовестно обжираю такого замечательного человека. Конечно, насытить мой организм таким количеством пищи было проблематично, но хотя бы острые голодные позывы удалось заглушить.
Да и душистый чаек с сахарком вприкуску пришелся как нельзя кстати.
— Чай у меня отменный! — похвалился Заварзин. — Не то, что морковный, или там травяной какой из иван-чая. Самый настоящий — мне друзья из Узбекистана недавно прислали. Так что наслаждайся, боец! И восстанавливайся поскорее! А то, может быть, понадобится твоя сила для новых подвигов. И не только физическая, — намекнул он мне про Магический Дар. — Нам бы хоть одного Силовика в отдел… — мечтательно произнес он.
— Трофим Павлович, если восстановлюсь хоть немного — обязательно к вам приду, — заверил я его. — А сейчас на кой вам в милиции инвалид, да еще и без памяти? Я ведь и как Силой пользоваться, совсем не помню. Натворить всякого по незнанию могу…
— Вот то-то и оно, — печально вздохнул Заварзин. — Парень-то ты хороший, боевой. Таких нам во как, — он чиркнул себя большим пальцем по горлу, — не хватает! Ты сахар-то грызи! Он тоже узбекский, из Коканда. Самый натуральный нават[2]!
— Так, а сами чего же не грызете, Трофим Павлович? — зная (только откуда?), насколько ценным является в голодные годы подобный продукт, спросил я капитана.
— Э-э-э, — протянул Заварзин, — старый я уже для таких сладостей. — Да и зубов особо не осталось! Ты не стесняйся — наяривай!
— Родным, детям отдайте, в конце концов! — Продолжал я сопротивляться, хотя сладенького мой истощенный организм требовал с неимоверной силой.
— Отставить пререкания со старшими по званию, товарищ младший лейтенант! — шуточно скомандовал Трофим Павлович. — Тебе сейчас нужнее — а то, прямо натуральный шкилет, ни дать, ни взять!
[1] Походка хромого человека напоминает ритм фразы «рубль двадцать».
[2] Нават (новот, новвот, набат, или кинва-шакери) — среднеазиатская и иранская сладость, местная традиционная разновидность леденцового сахара. Нават представляет собой кристаллический сахар в виде крупных кристаллов, который готовят из сахарного сиропа и виноградного сока. Нават может быть разных цветов: от белого до коричневого.